Лотосы Юга

Глава 3. ХОРАДА

— Повторяю вам, что Найла Д'карт из рода Калитан пошла на это по доброй воле! — синие глаза Азасты сердито сверкали, твердый маленький подбородок был упрямо вздернут.

— Састи, мы же договорились… — укоризненно произнес Блейд.

— Ах да, конечно… Простите… то есть, прости…

Они спорили уже часа два, и ни один не собирался уступать. Речь шла о категориях морального порядка — имела ли право координатор Хорады отправлять в варварский мир агента, не способного на убийство даже ради самозащиты — пусть с полного его согласия. Найла фактически была беззащитной — как любой человек, очутившийся в странах Ксайдена, Перешейка или Кинтана и не способный выпустить кишки ближнему своему.

Блейд уже не пытался применять сильнодействующие аргументы вроде кинжала старого Асруда, но в глазах Састи изредка вспыхивал отблеск страха. Она была в открытом платье, оставлявшем полуобнаженными твердые маленькие груди, и странник подозревал, что сделано это не случайно: длинная царапина, тянувшаяся от ключицы и исчезавшая за корсажем, должна была напоминать ему о печальном событии. Он находился в Самматском центре Хорады уже третий день, и за это время царапине полагалось исчезнуть бесследно — если бы прелестный координатор заглянула на пару минут к врачу. Однако она этого не сделала, а продолжала носить отметину словно боевую награду — несомненно, желая воздействовать на совесть кровожадного пришельца с севера. Вполне в ратонском стиле, решил Блейд; за эти дни он впитал учебные ленты по истории и проникся духом местной философии. Одним из основных ее положений было непротивление злу насилием.

— Ты утверждаешь, что Найла была беззащитна, — голос Састи вновь вернул Блейда к обсуждаемому вопросу, — но мы все беззащитны перед вами! Не потому, что слабы телом или разумом, а в силу атрофировавшегося инстинкта убийства!

— Да, — согласился Блейд, — ттна оказали вам плохую услугу. Человек, не способный защитить себя, — это полчеловека.

— Ты что же, считаешь нас неполноценными? — координатор грозно нахмурилась. — Нас всех? Меня, Найду? Ты же говорил, что любил ее?

— Это запрещенный прием. Мы толкуем о вопросах философии, а ты переходишь на личности. Поверь, и ты, и Найла — очаровательные женщины, -странник с удовольствием отметил, что щеки Састи зарделись. — Готов признать, что ваши мужчины — образец мужества и силы. Но вам нечего делать в северных странах, где война и убийство являются способами выживания. -Блейд говорил с большой убежденностью; он являлся экспертом в подобных вопросах и полагал, что не перегнет палку и не выдаст своей истинной сущности. В конце концов, Рахи, сын старого Асруда, был сардаром имперской армии и прекрасно владел искусством отправлять людей на тот свет.

— Может быть, ты прав, — упрямые огоньки в глазах Састи потухли. — Я говорю не о Найле… скорее, о том, что нам действительно не стоит появляться в северных пределах. Но мы нуждаемся в информации… и, кроме того, Хорада не может оставить своих людей в беде, когда с ними случаются неприятности.

— Такие же, как с моим отцом? — спросил Блейд, и Састи окончательно сникла.

— Да, его мы тоже не смогли спасти… — наконец пробормотала она. -В империи он был один… Твой отец, Эльс, — женщина подняла глаза на Блейда, — был уникальным человеком. Таких среди нас мало… Он обладал огромными прирожденными способностями к тому, что ты называешь искусством выживания. Я думаю, — добавила она, помолчав, — что ты унаследовал этот талант.

— Не забывай, что я — особый случай, — странник усмехнулся. — По крови я только наполовину ваш. Другая половина — варварская, хайритская… И я получил воспитание в еще более варварской стране, чем Хайра — в Айдене, в гвардейских казармах Тагры… Для меня убить врага — что муху прихлопнуть.

Синие глаза уставились на него.

— Ты говоришь страшные вещи, Эльс… — голос координатора дрогнул. -Враг — тоже человек…

— Враг — всегда враг, — с философским спокойствием заметил Блейд, и вся жестокая мудрость Земли прозвучала в этой краткой сентенции.

— Врага можно превратить в друга, Эльс…

— Сказки! Врага надо либо купить, либо запугать, либо убить. Подружиться могут наши внуки — или правнуки. И я ничего не имею против, ибо к тому времени уже отбуду в царство светлого Айдена.

— Жестокая философия, — сказала Састи, помолчав.

— Жестокая, согласен, — кивнул Блейд. — Но разве ты не замечаешь, какой прекрасный выход я тебе предлагаю?

— Ты имеешь в виду себя?.. — она соображала с профессиональной быстротой, и генерал британской разведслужбы Ричард Блейд готов был поставить Азасте Райсен, координатору Хорада, высший балл.

— Да, себя и других таких же, как я. Сколько нас, полукровок, выросших в варварских странах и готовых послужить Югу?

— Не так много…

— Но и не так мало. Клянусь Семью Ветрами, у вас в каждой крупной стране сидит человек вроде моего отца… И почти наверняка у каждого есть дети. Почему бы их не использовать? Заберите их сюда… обучите, как учите меня…

Састи колебалась.

— Мы… мы никогда не делали такого… Дети наших агентов принадлежат странам, в которых они родились. Взять их к нам, обучить и отправить назад… это… это чревато утечкой информации.

— Однако, Састи, я уже здесь. Скорее всего, я вернусь в Айден и буду работать на вас. И я не собираюсь кричать на всех площадях, что знаю дорогу на Юг, где реки текут молоком и медом.

Женщина склонила голову.

— Ты — особый случай, Эльс. Я уже говорила, что ты, вероятно, унаследовал таланты старого Асруда. Однако и с тобой пришлось разбираться, когда, оседлав флаер, ты ринулся сюда.

— Понимаю, — Блейд грустно усмехнулся. — Вы не знали, что я такое, кто такой… И, в то же время, не могли бросить своего… ну, почти своего… Разбираться была послана малышка Найла, за что и заплатила жизнью. Так?

— Найла Д'карт была умной и очень смелой девушкой, — сказала Азаста. Потом она со вздохом заметила: — Для своего возраста, Эльс, ты очень проницателен… даже слишком.

Дни тянулись за днями, одинаковые, как горошины в стручке. Каждое утро Блейд являлся в белый павильон, центр управления Хорады, и всходил по белым широким ступеням. Вид здания был обманчив. Этот мраморный цилиндр с колоннами, кольцевой галереей и фронтоном, покрытым затейливой резьбой, на первый взгляд казавшийся изящным парковым украшением, на самом деле служил вестибюлем, в который выходили лифтовые кабины. Странник спускался вниз, на второй подземный уровень, в библиотеку-хранилище, занимал кресло в одном из свободных отсеков и поглощал очередную ленту. Лента в день, не больше -таково было строгое предписание врачей. Их лаборатории и клиника располагались рядом, на третьем уровне, где Блейд регулярно проходил медосмотр. Врачи Ратона ничем не отличались от докторов, занимавшихся медицинским обеспечением проекта «Измерение Икс», разве что их оборудование выглядело необычным и более сложным. Блейд терпел, благодаря Создателя за то, что фантастические приборы ратонских эскулапов не позволяют читать мысли — и, следовательно, его истинная сущность по-прежнему оставалось скрытой.

Учебной ленты хватало на час. Затем он читал обычные книги, похожие на земные, или книгофильмы, передававшие не только текст, но и звуки, запахи, картины. Спустя фар после полудня наступало время обеда. Странник мог вкушать пищу в уютной столовой при хранилище, либо отправиться в городок у канала, где насчитывалось десятка два ресторанчиков, — туда вела подземная транспортная линия, местный аналог метро. Наконец, можно было пообедать дома. А также позавтракать, поужинать, выпить аперитив или напиться в стельку — как и прочие сотрудники Хорады, гость пользовался абсолютной и неограниченной свободой. Лишь находившиеся на дежурстве подчинялись какому-то подобию расписания.

Обитатели Ратона не относились к числу вегетарианцев и убежденных трезвенников, так что первые дни Блейд с жадностью поглощал мясо во всех видах, огромное количество фруктов и сдобы, не забывая о вине. Наконец вес его восстановился и воспоминания о вкусе сырой рыбы изгладились из памяти; Фалта, врач-диетолог, посоветовала ему ограничиться в обед одним полуфунтовым бифштексом вместо двух-трех. С этой прелестной маленькой женщиной, белокожей и зеленоглазой, у странника установились отличные отношения. Она ясно дала понять, что готова заботиться о своем пациенте и днем, и ночью, чем Блейд отнюдь не пренебрег. Он сожалел о малышке Найле, он помнил о златовласой Лидор, поджидавшей его в Айдене, он любовался точеной фигуркой Састи и не отказался бы при случае затащить координатора в постель, однако воспоминания и мечты оставались только воспоминаниями и мечтами; Фалта же была приятной реальностью.

Ближе к вечеру Блейд занимался с учителем. Чаще всего в этом качестве выступала Азаста, что он приветствовал со всем возможным энтузиазмом, но нередко уроки давали другие члены координационного совета Хорады — пожилой бородатый Клевас, большой насмешник и знаток местного неписаного фольклора, или длинный тощий Сэнд, специалист по связи. Занятия проходили на первом ярусе, прямо в рабочих кабинетах учителей, и нисколько не напоминали лекции в Оксфорде или в школе «Секьюрити Сервис». По сути дела, их и занятиями трудно было бы назвать; беседы — вот более правильное определение. Блейд спрашивал, ему отвечали, подробно и без купюр. Потом задавали вопросы ему -об Айдене и Хайре, о великом походе на Юг и битве в холмах, о трогах, ютившихся на островах Зеленого Потока, о жителях Гартора. Он мог отвечать, мог отказаться — это не вызывало ни раздражения, ни попыток выведать истину. В этих кабинетах не вели допросов; в них делились мнениями, обсуждали, спорили. Спорами чаще всего заканчивались встречи Блейда с Састи и Клевасом; Сэнд, менее эмоциональный, в основном толковал с учеником о науках и искусствах.

Блейд понимал, что его готовят к определенной работе; и, скорее всего, ему предстояло стать резидентом в Айдене, унаследовав пост старого Асруда. Но Асруд был ратонцем и одним из лучших сотрудников Хорады, тогда как его сын еще не получил вотума доверия. С ним говорили, к нему приглядывались, его учили — в том числе вещам, которые он знал лучше учителей.

Главное, однако, заключалось не в уроках по географии Айдена, не в скудных сведениях о загадочных странах Кинтана и даже не в информации о ттна, миролюбивых космических альтруистах. Постепенно Блейд проникался духом Ратона, вкушал, впитывал его, словно колдовской аромат белых лотосов забвения. Пятнадцать лет он искал рай — может быть, почти неосознанно и без особых надежд на успех; теперь же райские златые врата распахнулись перед ним. Тут отсутствовали ангелы и блаженные души, не трубили в трубы херувимы, не извергали поучений апостолы, и неофитов не заставляли бренчать на арфе и славить грозного Творца Вселенной. Тем не менее, это был рай. Ни властей, ни полиции, ни армии, ни судов, ни денег, ни налогов, ни контрактов, ни международных интриг и внутренних смут, ни наркоманов, ни гангстеров, ни террористов… В мире Блейда — да и в большинстве других миров, где он побывал, — труд был проклятием. Люди жили ради работы и работали, чтобы выжить; лишь немногие преследовали иные цели и трудились ради власти, успеха или чистого знания. В Ратоне жили ради жизни. Работа была развлечением, игрой, в которой никто не пытался затоптать партнера, понимая, что играть в одиночку далеко не так интересно, как в приятной компании.

Утопия? Да! Но духовными отцами ее были не люди, не гуманоиды; возможно, поэтому она и состоялась.

На первый взгляд Ратон являл собой бесконфликтное общество, которое регулировалось не верховной властью, а общепринятыми традициями и нормами поведения, безусловно исполняемыми каждым. Эта самоуправляющаяся система функционировала без сбоев, предоставляя людям, своим крошечным элементам, тот максимум свободы, который возможен лишь в истинно цивилизованном социуме. И Блейд, уроженец несчастной, полуголодной и раздираемой противоречиями Земли, прекрасно понимал, что это значит.

Только большое богатство давало большую свободу; настолько большое, что проблемы дележа, справедливого или нет, просто не существовало. Все социальные и экономические системы Земли в конечном счете предлагали ту или иную модель этого проклятого дележа: сколько — рабочим, сколько -крестьянам, сколько — капиталистам, и сколько — гомосексуалистам. Коегде удавалось добиться относительной стабильности, но рано или поздно приходили люди с ружьями — из соседнего дома или из соседней страны — и заявляли: все — наше. Этого всего было настолько мало, что едва ли сотая часть населения Земли могла не беспокоиться о завтрашнем дне. Причем речь шла не о безопасности, а лишь о куске хлеба и крыше над головой.

Ратон же был безмерно богат. Богат знаниями, полученными некогда в дар и приумноженными за столетия. Блейд не сумел разобраться в технической стороне дела, но понял одно: здесь овладели неисчерпаемыми источниками энергии и неиссякаемыми ресурсами сырья. Где-то в горах, на севере и востоке континента, находилось то, что он счел огромными рудниками и гигантскими заводами, полностью автоматизированными и не требовавшими человеческого присмотра. Действительно ли там добывалась руда, выплавлялись сталь и алюминий, производились трубы, рельсы, прокат? Или же он мыслил привычными земными категориями, не имевшими отношения к делу? Возможно, здесь получали сырье прямо из оливинового пояса планеты; возможно, осуществляли трансмутацию элементов…

Как бы то ни было, ни в чем не ощущалось недостатка. Гдето паслись стада и зеленели плантации; где-то шумели бескрайние леса, дарившие дичь, древесину и свежий воздух; гдето бесчисленные подземные фабрики извергали потоки обуви, тканей, одежды, консервированных продуктов, бытовой техники, сборных конструкций — ровно столько, сколько нужно, и еще чуть-чуть сверх того. Это хозяйство не требовало больших забот и было отдано на откуп молодежи, подросткам, еще не созревшим для более великих свершений.

Чем же занимались остальные? Разведением роз? Художественной вышивкой? Дрессировкой кокер-спаниелей? Размышлениями о вечном?

Этого Блейд пока не знал. Но организация, в которой он сейчас пребывал — в неопределенном положении не то курсанта, не то стажера, — занималась внешней охраной страны.

— Не понимаю, — Блейд откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, -как может сочетаться столь безмерное могущество со столь позорным бессилием!

Он сидел в кабинете Клеваса, историка. Его наставник расположился по другую сторону круглого стола, на котором поблескивал серебристый экранчик для чтения книгофильмов и соблазнительно розовел графин с вином. Клевасу было под сотню лет, но выглядел он, со своей испанской бородкой и усиками шнурком, словно веселый и язвительный Мефистофель в полном расцвете сил.

— Драгоценный мой, — у историка была довольно своеобразная манера выражаться, — можете ли вы, к примеру, убить человека?

— Ну, — Блейд приподнял веки, — если какой-нибудь тип будет сильно настырничать…

— Вот-вот, вы его — как муху! — Клевас прихлопнул ладонью по ручке кресла. — А я так не могу. И никто в этой благословенной стране на сей подвиг не способен

— Но вы же охотитесь!

— Да, и получаем от этого удовольствие! Я сам, в ваши года, был не прочь пустить стрелу-другую в оленя. Ну и что?

— Значит, сама идея убийства живого существа не вызывает у вас протеста?

— Но, юноша, есть же разница между оленем и человеком!

— Из оленя вытечет куда больше крови, — буркнул Блейд.

— А из человека — мозгов, — отхлебнув вина, Клевас заговорил медленно и спокойно, словно объяснялся с ребенком. — Каждый человек -личность. Разумная личность! Он носит в себе целый мир — свои надежды, страхи, свою радость и боль, свое представление о Вселенной, неповторимое и уникальное. Убивая его, вы уничтожаете эту единственную в своем роде Вселенную. Только вдумайтесь, Эльс, — Вселенную, со всеми звездами, что горят в его душе! Как вы сможете потом жить? Сможете ли забыть тускнеющие глаза человека, у которого отняли величайшее сокровище?

— Обычно я стараюсь защитить свои сокровища от посягательств посторонних, — заметил Блейд. — Но в принципе я согласен, что убивать -дурно. — Он выпрямился и тоже пригубил вино. — Давайте же теперь, наставник, рассмотрим такой случай. Вот дикарь с Понитэка, — странник сдвинул в центр стола свой пустой бокал. — А это, — он поставил рядом бокал Клеваса, — ваша дочь… нет, внучка, — поправился он, вспомнив о возрасте собеседника. — Итак, внучка или правнучка — юная, прекрасная, чистая… Дикарь же — грязный и страшный, и никакие звезды в его душе не горят. Он хочет зверски изнасиловать вашу дорогую родственницу, а потом разделать ее на филей… или проткнуть в интересном месте вертелом — так, для развлечения… Ну, и что же вы, — Блейд постучал ногтем по графину, -будете делать?

Он сильно ошибался, полагая, что поймал историка в ловушку; воинственно выпятив треугольник бородки, тот заявил:

— Вы, мой милый, предложили ситуацию нелепую и неправдоподобную. Истинная мудрость заключается в том, чтобы избегать таких крайностей. Как ваш дикарь доберется до меня и моей… гмм… внучки?

— А если доберется?

— Тогда пустим в ход пневматический метатель с хорошим зарядом сонного газа. И никаких убийств!

— Если оный метатель окажется при вас… — пробормотал Блейд.

Они не могли понять друг друга. Клевас, несмотря на свой возраст и несомненные знания, не представлял, как одно разумное создание может лишить жизни другое. Возможно, старый историк априори считал всех двуногих и безволосых разумными, но Блейд придерживался иного мнения. Он не мог привести более веских аргументов, выходящих за пределы опыта Рахи, а потому не пытался продолжать спор. Но, беседуй они на равных, ему было бы что сказать!

Вероятно, в обществах благополучных и богатых, древний инстинкт убийства переходил в свою противоположность, в безусловный запрет на уничтожение разумного существа. Блейд трижды встречался с такими случаями в Талзане, Уренире и теперь в этом южном раю, царстве светлого Айдена. И всякий раз он чувствовал, что культура, безусловно исключающая убийство, в чем-то ущербна и зависима от внешних обстоятельств; подобный императив как бы ставил ее под удар. Теперь он был мудрее, чем двадцать и десять лет назад, и мог облечь свои неясные ощущения в слова.

Ему представлялось, что убийство, как многие другие деяния человеческие, морально и аморально одновременно. Все зависело от конкретных обстоятельств. Убийство как акт агрессии — безнравственно; убийство ради самозащиты или спасения ближнего — действие естественное и целесообразное. Это понимали и паллаты, которых он встретил в мире Талзаны, и уренирцы, обитатели сферы Дайсона. И те и другие разработали защитные механизмы, которым полагалось ограждать могучую и мудрую, но отринувшую убийство культуру от нежелательных эксцессов. Паллаты вывели расу Защитников, не то андроидов, не то бесполых клонированных существ, способных с равным бесстрастием распылить сотню-другую дикарей или весь их дикарский мир. Уренирцы поступили мудрее; часть их народа превратилась в богов, настолько всеведущих и всемогущих, что каждый, кто отдавался под их покровительство, обретал полную и абсолютную безопасность.

Так или иначе, эти две цивилизации решили свои проблемы; Ратон же, видимо, не имел других защитников, кроме Великого Болота, смертоносного экваториального солнца и непроходимой зоны саргассов. Если учесть, что варварская культура со временем достигнет зрелости и выйдет на стадию технологического развития, такая защита не внушала Блейду доверия. Минует триста или пятьсот лет, и первый же летательный аппарат, построенный а Айдене или Ксаме, отправится в южные пределы. Ну, не первый, так второй или третий…

Но Аррах бар Ригон не мог знать таких вещей, и тот, кто владел сейчас его телом, решил прекратить спор.

— Расскажите мне о ттна, наставник, — Блейд собирался перевести разговор на более нейтральные темы.

— Слишком общая постановка вопроса, мой сиятельный принц, — историк усмехнулся.

— Я не принц. Всего лишь пэр Айдена, вдобавок не утвержденный императором в правах, — странник наполнил бокалы, Клеваса и свой.

— Ну, я полагаю, при нашей поддержке у вас появляются шансы на корону… — Блейд не мог понять, шутит ли его собеседник или говорит серьезно. — За ваше сиятельное высочество, — старик поднял бокал.

Они выпили. Вино было слабым, с приятным букетом.

— Вернемся к ттна, — предложил Блейд, и Клевас согласно кивнул.

— Что вам о них известно?

— Кое-что я прочитал здесь, в хранилище… Кое-что слышал в Хайре…

— В Хайре? Это интересно, клянусь бородой! Что же именно?

— Сказку, я думаю. Балладу о подвигах героев былых времен,

Клевас заволновался и внезапно перешел на «ты».

— Помнишь ее, Эльс? — перегнувшись через столешницу, он с неожиданной силой стиснул руку Блейда. — Сможешь повторить?

— Слово в слово, мой мудрейший наставник!

— Молю о такой милости, мой принц!

— А какова будет плата, о светоч историков Ратона?

— Хмм… Еще один графинчик вина?

— Предпочитаю брать девушками, бар Клевас. Где ваша внучка, спасенная из лап понитэкских дикарей?

Клевас ухмыльнулся; видимо, эта светская болтовня доставляла ему массу удовольствия.

— Ах ты, паршивец! — заявил он, погрозив сиятельному принцу пальцем. — Тебе не хватает Фалты? — Глаза этого старца, похоже, замечали все. — Не много ли будет?

— Девушек не бывает слишком много, — убежденно заявил Блейд. -Благородные воины Айдена любят разнообразие.

— В твоем возрасте, возможно, — Клевас поднялся, подошел к своему рабочему столу и щелкнул клавишей звукозаписи. — Давай, принц-вымогатель. Я слушаю.

Полузакрыв глаза, Блейд медленным речитативом повел балладу старого Арьера. Клевас тоже опустил веки; его лицо озорного Мефистофеля стало задумчивым и чуть грустным. Минут десять в кабинете раздавались лишь мерные звуки хайритской речи, тяжелые и гулкие, как удары франа. Когда повествование завершилось, Клевас долго молчал; потом задумчиво произнес:

— Ты все знаешь о ттна, сын мой, кроме пары заключительных эпизодов. Да, так… — он покивал головой. — Все факты в этой истории истинны. Иное дело, их трактовка… Кто тебе ее поведал?

— Арьер из Дома Карот, старый воин и певец-сказитель. В Батре, своем родовом городище в горах Селгов, в Хайре.

— Да, Хайра… — Клевас все так же покачивал головой. — Нам интересно все, что происходит в Хайре. О ней практически нет информации.

— Почему?

— В Хайру невозможно заслать разведчиков. Видишь ли, в любом другом месте наш человек может выдавать себя за богатого нобиля, за путника, странствующего с торговыми целями, за певца, в конце концов… В Хайре же нет ни нобилей, ни торговцев. Певцы, судя по всему, имеются, но они также и воины! А наши люди не могут скакать на шестиногах, стрелять из хайритских арбалетов и размахивать франом. И не умеют убивать…

— Вы не разводите таротов? — Блейд был искренне удивлен.

— К сожалению. Конечно, тароты могли бы жить в ратонских степях, но размножаются они только зимой, когда выпадает снег. Наш климат слишком мягок для них.

Блейд кивнул, ожидая, когда же Клевас начнет рассказ о ттна, но взгляд историка устремился к рабочему столу. Видно, ему не терпелось прослушать запись хайритского сказания, да и время занятий истекало.

— О ттна мы побеседуем через день, мой принц, — наконец с извиняющейся улыбкой произнес старик, — Давай выпьем еще по бокалу, а потом отправляйся к Фалте и перескажи ей свою балладу. Я уверен, тебя щедро вознаградят.

Совет был мудр, и Блейд решил незамедлительно ему последовать, но в коридоре столкнулся с Азастой. Вероятно, она собиралась домой; легкая туника сменила серый комбинезон с широким поясом, обычную форму сотрудников Хоралы. Царапина над левой грудью уже превратилась в едва заметную белесую полоску. Блейд едва мог разглядеть эту боевую отметину.

Увидев его, Састи вздрогнула. Он уже привык к такой первой и непроизвольной реакции, бросавшейся в глаза при каждой их встрече. Было бы трудно ожидать иного — ведь он чуть не убил ее! И, однако, он не раскаивался в содеянном. Страх смерти, испытанный координатором Хорады, являлся лишь малым возмездием за Найлу. Пожалуй, в данном случае не стоило говорить о мести — настоящей мести, которую он намеревался осуществить. Найла, агент опытный и осторожный, добровольно взялась за свою миссию, пустив в ход весь необходимый арсенал — искусство обольщения и обмана, женскую хитрость плюс забавные сказки про остров Калитан. В привычной Блейду терминологии она была подсадной уткой, которой надлежало проверить подозрительного варвара, устремившегося в южный рай.

Но она искупила свою вину! Сначала — любовью, потом — гибелью… И той, что послала ее, стоило ощутить хоть малую частицу смертных мук Найлы и запах насилия, такой необычный для Ратона. Блейд полагал, что координатор получила хороший урок.

Сейчас он не питал к ней неприязни, скорее наоборот… Конечно, зеленоглазая Фалта была само очарование, но Блейд, как многие мужчины, меньше ценил то, что само упало в руки, чем приз, для завоевания которого требовалось приложить усилия. Фалта была мягкой, ласковой, уступчивой, его же тянуло к натурам независимым и гордым. Таким, как Азаста.

Она справилась с замешательством и вежливо склонила голову; пепельные локоны упали на грудь, прикрыв шрамик.

— Ты был у Клеваса, Эльс?

— Да.

— Что он рассказывал тебе в этот раз?

— Сегодня я сам его развлекал.

— Вот как? — Тонкая бровь приподнялась, изогнувшись дугой. — И чем же?

— Хайритскими сказаниями о ттна. Ты не хочешь их послушать?

Секунду она колебалась, потом отрицательно качнула головой.

— Нет. В другой раз, Эльс.

Лицо Блейда помрачнело.

— Все еще боишься меня? Из-за этого? — он протянул руку к ее груди, отвел в сторону пепельную прядь. Састи смущенно усмехнулась.

— Боюсь. Но с каждым днем все меньше.

— Еще немного, и я стану, как вы тут говорите, цивилизованным человеком. Выброшу фран, кинжал, арбалет и займусь резьбой по кости.

— Этого никто не требует, Эльс… Ты наш брат по крови, хотя вырос в жестокой и варварской стране. Но в том нет твоей вины… — Внезапно глаза ее блеснули. — Кажется, ты хотел научиться управлять флаером? Вскоре мы этим займемся. Ты доволен?

Она заглянула ему в лицо.

— Доволен. Очень, — сказал Блейд и направился разыскивать Фалту.

Встречи с Сэндом проходили не столь эмоционально, как с Клевасом, но не менее интересно. Сначала Блейд полагал, что этот долговязый сухопарый мужчина занимается тем, чем положено связисту — связью. Возможно, основанной не на использовании электромагнитного излучения, а на неких иных принципах, но все же достаточно традиционной. Любые способы связи в его сознании ассоциировались с приемником и передатчиком, с печатными платами, проводами и микрофоном; он не сомневался, что в Ратоне имеется какой-то эквивалент земного радио. Собственно говоря, он уже видел такие устройства — авиатор Прилл связывался в его присутствии с Азастой из кабины своего корабля, и потом — потом существовал же какой-то луч, питавший энергией его флаер!

Однако оказалось, что Сэнд понимает под связью нечто совсем иное. Слушая его, Блейд вспоминал последние минуты и последние слова Найлы. Иголочки, которые покалывали его ладонь… предсмертный всплеск сил… таинственное искусство, позволившее ей не чувствовать боли… Это не было телепатией в полном смысле слова, но, без сомнения, чем-то близким и похожим. Драгоценный талант, столь же редкий в Ратоне, как и на Земле. Все немногочисленные агенты Хорады в варварских странах обладали им.

Они не могли читать мысли, но были способны улавливать эмоциональный настрой человека — то, что спириты называли флюидами души. Их дар не позволял отправить связный рапорт, передать конкретную информацию, но самые важные сообщения доходили с абсолютной гарантией. Дела идут плохо или хорошо; и, главное — я еще жив… О смерти тоже становилось известно -когда ментальный канал захлопывался.

Сэнд привел своего ученика в просторную камеру с дверью из какого-то прозрачного материала. За ней располагалась еще одна, и там, на ложах, напоминавших больничные койки, лежали трое. Две женщины и паренек, выглядевший лет на восемнадцать. Дежурные связисты.

Они сменялись через каждые два фара и слушали, слушали, слушали… Человек, находившийся за полмира от них, мог в любой момент послать сигнал; его надо было принять и истолковать. Хорошо, когда тревожные сигналы не поступали, когда разум улавливал лишь мерное биение жизни, отзвук раздумий, неясное усилие чужой мысли, эхо радости, печали или тоски — обычной, не связанной с ужасом смертной муки. Но Блейд знал, что эти люди — или другие такие же — пережили за последний год две смерти. Как минимум две! Асруд бар Ригон был замучен в темнице Тагры, а Найла погибла с перебитым позвоночником на островах Понитэка.

Странник глядел на сосредоточенные спокойные лица дежурных; глаза их были закрыты, руки расслаблены, щеки бледны. Они слушали неслышимое, ловили неуловимое… И их стоило опасаться!

Он повернулся к Сэнду.

— Это действительно необходимо? Ведь у вас есть приборы, посылающие речь человека на огромное расстояние… от берегов Ксидумена до Саммата…

Связист сухо кивнул.

— Да, есть. Но не всегда их можно носить с собой. И нам не хотелось бы, чтобы они слишком часто попадали в чужие руки. Странные вещи, взявшиеся неведомо откуда… Улика! Стоит властям Айдена или Ксама найти нечто подобное, и наш человек обречен. Все, что он может сделать — остановить сердце, не дожидаясь пыток. Или не остановить… Ну, это тебе известно.

Он явно намекал на смерть Асруда. Блейду оставалось лишь догадываться, когда и как старший бар Ригон успел передать сыну опознаватель и что он сказал при этом. Возможно, ничего; возможно, «зажигалка» хранилась в каком-то тайнике, о котором знал Рахи. Так или иначе, она очутилась в мешке разжалованного сардара — безмолвное завещание отца, просьба или приказ дойти к своим, на Юг.

— Прибор есть прибор… — пробормотал Сэнд, разглядывая своих неподвижных сотрудников. — Прибор можно отнять, можно потерять… А голова у человека всегда при себе.

— Голову тоже можно потерять, — заметил Блейд.

— Ну, тогда мы хотя бы узнаем об этом, — взгляд Сэнда скользил по застывшим лицам.

— Они, — Блейд кивнул на дверь, — умеют залезать под череп любому? И мне тоже?

Он задал свой вопрос с некоторой опаской. Способна ли эта команда телепатов докопаться до истинной сущности Арраха Эльса бар Ригона? Найла, по-видимому, обладала такими же талантами, и ей почти удалось раскрыть его секрет… С другой стороны, они провели вместе не один день… и не одну ночь… а специалистов Сэнда он видит первый раз… Однако лучше держаться от них подальше, решил Блейд; кто знает, вдруг какой-нибудь телепатический гений способен уловить эманацию странного и чуждого этому миру разума.

Но Сэнд только усмехнулся и потрепал его по плечу.

— Не беспокойся, мы не умеем читать мысли. А если б и умели… Никого не интересует, что ты ешь, с кем спишь и когда появился на свет.

«Знал бы ты, когда! И где…» — подумал Блейд.

— Я прослушал запись раз двадцать, — сказал Клевас, задумчиво лаская пальцами тонкую ножку бокала. — Очень любопытный документ… И главное, правдивый…

Они с Блейдом опять сидели в уютном кабинете у круглого стола. Неярко тлел потолок, словно имитируя наступавшие снаружи сумерки, свежий воздух вливался в щели вверху стен, пахло цветами и недавно скошенной травой, едва увядшей под жарким южным солнцем.

— Давай поступим так, сиятельный принц: ты повторишь эту балладу, а я прокомментирую ее.

Блейд согласно кивнул. Итак, старый Арьер на северном конце мира некогда спел ему песнь; а старый Клевас из южных пределов брался объяснить ее смысл. Странник медленно произнес:

Ттна спустились с небес в пламени и громе,

В сверкающей башне, подобной дереву фран.

Запылала степь, и дохнули огнем Семь Ветров,

Затмилось солнце, и день стал ночью,

Когда башня ттна встала на землю Хайры.

— Да, корабль у них был огромный, — историк кивнул головой. — Они сели где-то в семидесятых широтах, вблизи границы вечных льдов, и я полагаю, что их звездолет до сих пор находится там. Север Хайры совсем не исследован.

Любопытно, отметил Блейд и прочитал следующие строфы:

Прошел срок, стихли пламя и ветер,

И пришельцы с небес пошли к свободным кланам.

Не походили они на людей ни обликом, ни одеждой,

Но в устах их был язык хайритов.

— На что они походили, ты, я думаю, уже знаешь. Ты ведь читал «Записки по истории Ратона»?

— Да. И видел снимки.

— Мохнатые гиганты со второй рудиментарной парой рук… Очень долговечные. Они прожили тут, с нами, больше трехсот лет. Потом умерли. Все, — старый историк вздохнул. — Их полет был путешествием без возврата.

— Почему? Разве они не собирались основать здесь колонию, которая поддерживала бы связь с материнской планетой?

— Нет. Читай дальше, я объясню.

В каждый клан, в каждый род пришли посланцы

И сказали: "Закончено наше странствие,

Пощадили нас Темная Бездна и Великий Мрак,

Вновь обрели мы землю

И готовы делить ее с Домами Хайры.

Нам — Север, ибо мы предпочитаем холод,

Вам — Юг, ибо вы возлюбили свет и тепло"

— Вновь обрели мы землю и готовы делить ее с Домами Хайры, — нараспев повторил Клевас. — Вот все, о чем они просили — две три сотни странников, исполнявших священную миссию своей расы. Они не собирались продолжать свой род на Айдене; они просили землю, подразумевая мир и сотрудничество.

— Но в чем заключалась их цель? Я читал кое-что… но не мог поверить, наставник! Разумные существа на такое не способны!

— Люди не способны, — уточнил Клевас, — а ттна не были людьми. Все, что ты читал, правда. Это была цивилизаторская миссия, мой дорогой. Они посылали корабли ради одного: найти примитивный мир и передать его обитателям свои знания. И не просто передать — прожить с ними сотни лет, убедиться, что посев взошел, и умереть. В этом они видели свое предназначение.

— Но… но это же нелепо! Люди…

— Люди! — резко прервал его историк — Возьмем, к примеру, людей. В чем их предназначение?

Блейд безмолвствовал. Ни возраст его, ни опыт не давали ответа на сей вопрос — достойного ответа. Возможно, стоило бы спросить философов из звездной империи паллатов или мудрецов Уренира, но он не встречался ни с теми, ни с другими.

— Не знаешь? — Клевас усмехнулся — И я не знаю. Кто же мы такие, чтобы взвешивать и оценивать деяния ттна? Нам ли, юной расе, не ведающей своей цели, называть нелепой Их Цель? Возможно, через миллионы лет мы займемся тем же самым, Эльс.

Блейд поднял руки, признавая свое поражение. Он неплохо представлял собственные цели, а также те, которые преследовали Ее Величество королева, кабинет министров и Британское Содружество наций, но относительно всего человечества, земного или айденского, да еще с упреждением на миллион лет, он ничего не мог сказать.

Его голос, слегка охрипший, зазвучал вновь:

Не долго думали хайриты, не приносили жертв,

Не спрашивали совета у Семи Ветров

«Земля родины не делится пополам», — Так сказали они, а потом закрутились точильные камни,

И брызнули искры из-под клинков мечей.

Клевас сделал знак остановиться.

— Да, хайриты не долго думали, — с едким сарказмом произнес он. — Но трудно их винить, мой дорогой. Тысячу лет назад в Хайре наступал бронзовый век, на южном побережье Ксидумена и в Кинтане складывались первые древние царства, однако люди были столь же злы и безжалостны, как сегодня. Я имею в виду не ратонцев, — уточнил историк — И тогда, и сейчас людьми движет одно желание — уничтожить чужака. Даже если чужак пришел к ним с миром.

С таким заключением Блейд не мог не согласиться, ибо сам, не раз выступая в подобном качестве, испытал все последствия этого на собственной шкуре.

Повелевали молниями ттна,

Но убийство было для них запретным.

Их огненные копья не ударили в Дома Хайры,

Но три дня били в землю,

Пока Дух Тверди, устрашившись, не перегородил

По их велению степь скалистой стеной,

Неприступной для человека и зверя.

Голос странника смолк; он поднял глаза на Клеваса, ожидая комментариев.

— Вот здесь имеется маленькая неточность, — заметил историк. -Насчет запретности убийства. Оно являлось для ттна не запретным, а немыслимым. Да, немыслимым!

Он сделал паузу. Блейд тоже молчал, обдумывая, как бы сформулировать очередной вопрос, не обнаруживая слишком глубоких познаний в сфере человеческой психологии. Агрессивность присуща разумным существам издревле; как иначе они могли бы обороняться от хищников, добывать пищу, отвоевывать богатые охотничьи угодья, защищать свои дома, поля и скот? В определенном смысле, агрессивность и разум идут рука об руку, рядом с тягой к сотрудничеству, осторожностью и неистребимым любопытством. Так считали специалисты на Земле, так писалось во всех учебниках, но не мог же Аррах бар Ригон, айденский нобиль, использовать подобную терминологию!

К счастью, Клевасу не были нужны наводящие вопросы.

— Видишь ли, мой драгоценный принц, ттна не знакомили нас со своей древней историей. Возможно, корни ее уходят в столь далекое прошлое, о котором они сами забыли. Но ясно одно: либо эти создания никогда не обладали агрессивным инстинктом, либо он был начисто утерян в процессе миллионнолетней эволюции… Ты понимаешь, что я говорю?

Блейд кивнул.

— Что ж, превосходно, — Клевас огладил бородку — точь в точь как земной профессор, довольный сообразительным студентом. — Некоторые особенности физиологии ттна позволяют предположить, что их отдаленным предком являлась не всеядная и хищная обезьяна, а более миролюбивое создание, что-то вроде гигантского травоядного ленивца. У ттна были сильно развиты телепатические способности — возможно, унаследованные от их доисторического предшественника… Такая особенность является мощным фактором в борьбе за выживание, сын мой. Не надо убивать хищника, если можно приказать ему убраться прочь.

— Однако вспомним, что случилось потом, — произнес Блейд и начал читать конец баллады:

Два поколения прошло.

Хайриты жили во мраке бесчестья,

Не в силах достичь Великих Северных Лесов,

Владея лишь половиной прошлых угодий.

Но не было дня, чтобы воины не искали прохода,

Тропы или тайного тоннеля в горах.

Однажды раскрылась скала,

И отряд храбрецов исчез в ее чреве.

Год, и два, и три ждали люди — никто не возвращался,

Но больше не светились сполохи в небе,

Что прежде играли ночью над горами ттна.

Тогда собрали Дома самых сильных и храбрых,

И воины стали бить скалу там, где пропали их братья.

Они рубили камень, пока не нашли ход;

Широкий и гладкий, он вел в долины, где жили ттна.

Но лишь скелеты лежали там — кости людей и пришельцев,

И хайритские клинки ржавели меж ребер ттна.

Поднялись кланы и вошли под своды тоннелей и пещер,

Поделив меж собой Высокие Долины,

Что даровала им милость Семи Ветров,

И стали те долины их зимним домом

И прибежищем в годы бедствий…

— И что же сие, по-твоему, значит? — спросил Клевас, когда отзвучала последняя строфа.

— Ттна не смогли приказать хайритам убраться прочь из их убежища и почти все погибли. Почему?

— Они не использовали свой дар, чтобы командовать разумными существами, принц. Это было столь же немыслимым, как убийство! Хайриты перебили три четверти пришельцев, а потом умерли сами — от голода, среди чудесных машин, способных приготовить пищу из камня и воздуха. Вот как это было!

— Это догадки?

— Нет. Мы знаем об этом из записей ттна — тех, что спаслись и улетели на Юг в малых аппаратах, похожих на наши флаеры. Здешний климат плохо подходил им, но они не хотели возвращаться в горы Селгов. Те места внушали им ужас… — историк наполнил бокал, выпил; потом его живые темные глаза скользнули по лицу Блейда. — Кажется, ты хочешь о чем-то спросить, сын мой?

— В прошлый раз, если не ошибаюсь, вы упоминали еще о паре заключительных эпизодов? — заметил странник.

— Ах, это… Ну, конец истории таков: ттна завершили свою миссию. Тут, на юге, в местах, недоступных для северян, была создана новая база. Затем пришельцы сотню лет перевозили сюда людей… Выбирали самых обездоленных, самых беззащитных — рабов, племена, стоявшие на грани уничтожения… но только добровольно! Дело пошло быстрее, когда набирать переселенцев стали сами южане — им верили больше, чем добродушным мохнатым чудищам. Конечно, те древние агитаторы обещали несчастным рай, царство светлого Айдена на земле, и, надо сказать, никого не обманули. Потом наступил момент, когда Юг был закрыт, а на севере остались лишь сказки о благодатных местах, где почва сама рождает плоды и реки текут вином да пивом.

— Это первый эпизод, — сказал Блейд, — А второй?

— Ттна прожили с нашими предками три столетия и передали им все, что смогли. Свои знания, свою технику, свои души… — старик помолчал. — Я имею в виду неприятие насилия и убийства… Ну, ты об этом читал в исторических записках.

Странник машинально кивнул; многое из рассказанного уже было ему известно, и комментарии Клеваса лишь сняли последние вопросы. Итак, Утопию, в которой он очутился, создали не люди. Да, на Земле светлые умы, вроде Морриса и Кампанеллы, смогли измыслить нечто подобное, но руки людские с гораздо большей охотой хватались за оружие, чем за мастерок и лопату, необходимые для строительства светлого райского чертога. Здесь его фундамент заложили пришельцы со звезд, удивительные создания, одержимые идеей бескорыстного альтруизма; они показали, как возводить стены, а с крышей и внутренней отделкой люди справились сами. И теперь на континентах Айдена обитали два человечества, разделенных непроходимой чертой Великого Потока; две эпохи, темное жестокое средневековье и век разума сосуществовали рядом, едва ли в пяти тысячах миль друг от друга.

Это было поразительно, но это было свершившимся фактом.