Ловцы запретных желаний

4

Он поймал на себе взгляд сидящей на другом конце стола Ольги – взгляд, в котором читалось напряженное любопытство, – улыбнулся и повернул к ней стоящую рядом бутылку, предлагая обратить внимание на этикетку. Ольга вопросительно вскинула бровь. Константин энергично кивнул в знак одобрения. Повернулся к производителю.

– Стоимость?

– Двенадцать евро за бутылку.

Переглянувшись с Игорем, Константин скорбно вздохнул.

Он догадывался, что Алина сейчас думает только о том, кто и что про них думает, но сам в глубине души был абсолютно уверен, что никто про них не думает вообще. Никто, кроме Ольги. Но с этим надо было просто смириться, как с неизбежным злом.

При посадке в машину они случайно оказались рядом на заднем сиденье «форда», а Ольгу и Ростислава – вот уж повезло так повезло! – Георгиос и Леонидас увлекли за собой в «BMW». Водитель включил радио. Греческую музыку не спутаешь ни с какой другой. Вечерами сидеть на террасе, пить Метаксу, слушать эти песни, глядя на виноградник, покрывающий южные склоны Вермиона, – и так всю жизнь, до конца дней своих, да…

Едва вереница из трех авто выехала на большую дорогу, рука Алины скользнула Константину под рубашку, и он почувствовал, как острые ноготки вонзились в кожу чуть выше поясницы. Губы сами собой растянулись в улыбке. В многозначительной улыбке заговорщика, преисполненного сознанием дерзости существующего заговора.

– У меня синяк на шее, – еле слышно выдохнула Алина.

Синяк? На шее? Ах, да. Он поцеловал ее вчера в постели, и поцелуй перешел в укус. Поэтому волосы ее сегодня распущены.

– Теперь ты решила сделать мне синяк на спине? – повернув голову, так же тихо произнес он.

Алина злорадно улыбнулась.

– Не синяк, а…

– …кровавую рану?

Притворный ужас в его глазах раззадорил ее, ногти рванули кожу. Но он был готов и не подпрыгнул до потолка, наоборот, расслабился и обмяк на сиденье, как будто собирался вздремнуть. Сидящий рядом с водителем Виктор самозабвенно упражнялся в английском, Янис слушал, глядя на дорогу, и время от времени кивал. Музыкальное сопровождение делало ситуацию еще более комичной.

– Я сейчас закричу, – прошептал Константин с блаженным видом.

– Не смей.

Ясное дело, он не посмел. Но вздохнул с нескрываемым облегчением, когда пришло время выгружаться перед воротами последнего на сегодня винного заводика и двигать вслед за греческими товарищами на дегустацию. Алина чувствовала себя великолепно и не могла, просто не могла стереть с лица ликующую улыбку, несмотря на то, что улыбка эта почти наверняка служила пищей для чужих фантазий. Зато два часа спустя, после обеда, в кафе за порцией мороженого и бокалом белого вина скромненько так смотрела в свою тарелку и лишь изредка роняла слово или два, когда к ней напрямую обращались с вопросом. Константин же, наоборот, сидел развалясь на стуле – в белой рубашке, в темных очках, элегантный до невозможности, – вел неторопливую беседу, курил…

На обратном пути они запланировали вечернюю поездку в Наусу – надо же наконец увидеть этот славный город, где, по свидетельству очевидцев, продаются замечательные сырные пироги, – но уже перед самым отелем Георгиос радостно сообщил, что через час, максимум через полтора, прибудут его друзья из Немеи с образцами своих лучших вин, и он очень надеется, что российские эксперты не откажутся от встречи, ведь люди на личном автомобиле пересекли чуть ли не всю страну.

На лице Ольги отразился неподдельный ужас. Стоящий с ней рядом Виктор явно затосковал. По-быстрому оценив обстановку, Константин повернулся к Георгиосу и не менее радостно заверил, что да, разумеется, российские эксперты будут счастливы встретиться с виноделами из Немеи, но присутствие менеджеров, наверное, не обязательно, девушки устали… можно их отпустить? Георгиос засуетился, сбегал в административный блок, вернулся с ключами устрашающих размеров и, сияя лицом, вручил их Алине. Бассейн еще закрыт, там только что закончился ремонт, но персонально для них решили сделать исключение. Дверь в конце коридора. Приятного отдыха!

– Какой же он все-таки молодец, – уже на лестнице мечтательно протянула Ольга, имея в виду не то Георгиоса, не то Константина, Алина не стала уточнять. – Ну что, переодеваемся и идем купаться?

– Да. Но сначала мыться. – Алина вздохнула. – Я чувствую себя так, будто целый день таскала мешки с цементом.

– Полчаса тебе хватит?

– Вполне.

– Тогда иди мойся, через полчаса я за тобой зайду.

Прямо пионервожатая, честное слово. Алина проводила взглядом розовый сарафанчик Ольги и, тихонько фыркнув, открыла дверь своего номера.

Стоя под струями теплой воды – получить горячую воду в Греции можно только в середине дня, когда жарит солнце, – она ожесточенно намыливается, жмурится, отплевывается, и… вспоминает. Руки Константина на ее плечах, испытующий взгляд в упор.

«Давай, скажи мне».

Жар его ладоней, скользящих по бедрам. Ей страшно, но это не тот страх, от которого цепенеешь всем телом и молишься беззвучно, чтобы происходящее оказалось сном, а тот, от которого замираешь в ожидании нового, совершенно не представляя, чем это новое обернется.

«Мне понравилось, Костя, но я не знаю, куда это нас заведет».

До чего же люди уязвимы в этом плане. Мужчинам важно знать, что они показали класс, женщинам – что они соблазнили, очаровали, пленили… Или нет? Может, он ждал совсем не этих слов? Мужчины. Радикально иное.

Расчесывая волосы перед зеркалом, она подумала, что уж теперь-то Ольга наверняка заметит синяк. Превосходный смачный лиловый синяк, образовавшийся на месте укуса. Ладно, заметит так заметит. Раньше или позже, она или не она… в такой маленькой компании все происходит у всех на виду.

Ольга заметила. Но не стала делать большие глаза. Удовлетворенно кивнула – с таким видом, словно все события развивались по заранее известному сценарию, – и спросила, ни минуты не сомневаясь в своем праве знать:

– И как он?

Алина тоже не стала делать большие глаза. Как проницательно заметил Константин, проще один раз шокировать всех любознательных и после этого уже не заботиться о конспирации, чем постоянно думать о том, не дал ли ты пять минут назад повод для подозрений. Она не сразу осознала эту здравую мудрость публичного человека, но теперь, неспеша переплыв бассейн и ухватившись мокрой рукой за бортик, повернулась к Ольге и ответила с безмятежной улыбкой:

– Вполне.

Это произвело впечатление. На усыпанном крошечными веснушками личике Ольги появилось выражение искренней благодарности, которое почти сразу сменилось выражением еще более искренней зависти. Она не ожидала, что Алина начнет откровенничать, а на более глубинном уровне, возможно, надеялась, что ей особо нечего сказать. След поцелуя на шее – это ведь свидетельство поцелуя и только.

– О! Поздравляю.

Паря в чистой прохладной воде, Алина смотрела на Ольгу и пыталась понять, чему она завидует: тому, что у нее, Алины, появился сексуальный партнер, или тому, что именно этот партнер. Вроде она никогда не претендовала на Константина. Если и засматривалась, то не особо. Как на случайного попутчика, незнакомца в вагоне метро. Значит, важен сам факт? Факт востребованности большей, чем ее собственная.

– С чем? Это же просто секс.

– Ну, – отозвалась после паузы Ольга, уже слегка напряженно, – значит, с просто сексом.

Повысить, что ли, ей самооценку.

– Виктор положил на тебя глаз или мне показалось?

– Виктор? – Ольга стыдливо потупилась, и Алина мысленно похвалила себя за удачный маневр. – Да его не поймешь. Вчера заплатил за меня в кондитерской. Сказал, что получит удовольствие, если я разрешу. Когда мы стояли на смотровой площадке, набросил мне на плечи свою куртку. И на этом все. Представляешь? Я думала, по возвращении в отель он напросится ко мне в номер под каким-нибудь предлогом… – Она дернула мокрым плечиком. – Но он даже не попытался.

– Может, подумал, что рано еще.

– Костя же не подумал, что рано.

– Мужчины очень разные, – стараясь говорить как можно более рассудительно и серьезно, заметила Алина. – Некоторые так боятся отказа, что не предпринимают никаких активных действий до тех пор, пока не начнешь в открытую их поощрять.

– Это да…

Ольга призадумалась. Воспользовавшись паузой, Алина оттолкнулась от бортика и поплыла к середине бассейна. Интересно, как отреагирует Виктор, в случае если Ольга начнет его поощрять. Бедняга. Всего лишь заплатил в кондитерской, всего лишь набросил куртку… С другой стороны, почему бы после этого не предложить ей секс? Всего лишь. Зато у Ольги появится еще одно увлекательное занятие. Помимо наблюдения за личной жизнью коллег.

Вдоволь наплававшись, они собрали вещички и мирно, как две закадычные подруги, побрели по выложенной розовой плиткой дорожке к корпусу.

– Ты спать? – добродушно спросила Ольга.

– Да вот думаю, – Алина зевнула, – надо бы спуститься посмотреть, как дела у наших мужчин.

– Ты права. К тому же интересно, что там за вино из Немеи.

– Может ли быть что доброе из Немеи… – пробормотала Алина, но Ольга не отреагировала, вероятно, не провела никаких исторических параллелей.

Двадцать минут спустя обе уже сидят на маленьком кожаном диване в холле отеля на первом этаже, вблизи от длинного стола, за которым работают дегустаторы и восседают виноделы из Немеи во главе с неутомимым Георгиосом. Виноделы оказались супружеской парой, разменявшей пятый десяток, и молодым человеком лет двадцати пяти, судя по всему, их сыном. Сын после автопробега выглядит бледновато, зато супруги держатся молодцом. Глава семьи громогласно расхваливает продукт – только Немея!.. только сорт айоргитико!.. – его жена энергично кивает, Никос переводит, нещадно кромсая монолог южанина, Георгиос улыбается, как самодовольная кинозвезда.

Подмигнув Алине, Константин, крайний справа, наливает в свой бокал красного из ближайшей бутылки и, привстав со стула, подает ей.

– Попробуй знаменитое айоргитико.

– Хм… – Она принимает бокал из его рук. – Действительно стоит попробовать?

– Почему нет? Здесь наливают бесплатно, дорогая.

Видно, что он устал, но глаза не утратили обычного блеска, и неизменная ироничная улыбка все так же растягивает уголки губ.

Из слов Никоса следует, что представленное вино есть вино богатое, полнотелое, с мягкими, укрощенными танинами, которое идеально сочетается с пиццей, пастой, гамбургером или ребрышками. Но из бокала следует совсем другое. Никакого богатства Алина, увы, не ощущает. Хваленое айоргитико, по ее мнению, – банальная кислятина. Ну, с гамбургером, может, и сочетается, никак иначе гамбургер не переварить.

Стараясь, чтобы эти крамольные мысли не отражались на лице, она возвращает Константину бокал и в ответ на его вопросительный взгляд чуть слышно вздыхает. Коротким кивком головы он подтверждает, что понял. Или что согласен? Ладно, не при греках же это обсуждать…

– Еще глоточек?

– Нет-нет! – испуганно шепчет Алина. – Сколько можно пить?

– Перед сном прогуляемся.

– Это уж обязательно!

Глядя на точеный профиль Константина, на свесившуюся до бровей прядь черных волос, на тонкое запястье и длинные пальцы, сжимающие ножку бокала, она чувствует внезапное головокружение и затем – непреодолимое, отчаянное желание прижать этого худого, долговязого мужчину к себе. Крепко, крепко… до боли. Вцепиться и не отпускать.

Опасное желание. Человек, которого держишь, всегда вырывается. При условии, что это взрослый, здоровый человек. И чем крепче ты держишь, тем решительнее он вырывается. Хотя, быть может, удовольствие определенного сорта ей удалось бы получить. Где она заточила бы своего рыцаря? В очень высокой башне или, наоборот, в очень глубоком подземелье? Оставила бы ему возможность перемещаться по камере или посадила бы на цепь? Но самое интересное, как вел бы себя он, что делал.

Позже, гуляя с ним вместе по парку Наусы, куда по окончании длинного рабочего дня отвез их Янис, она рассказала ему о своей фантазии. Янис и Ростислав отправились пить кофе и есть пироги в знакомую им забегаловку на центральной улице, так что можно было говорить без опаски на любые темы. Игорь, Виктор и Ольга остались в отеле.

– А потом я решила не думать. И просто смотреть кино. Ну… в своем воображении. Тебе интересно?

– Да.

Уже совсем стемнело. На площади горели фонари, освещая памятник неизвестно кому, лавочки, на которых расположился местный молодняк с пивом, и край смотровой площадки, откуда полагалось любоваться на раскинувшийся внизу городок. Тропинки, разбегающиеся от площади в разные стороны и петляющие среди деревьев, тонули во мраке, и Константин включил фонарик, встроенный в смартфон, чтобы видеть хотя бы куда ставишь ногу. Тем более что тропинки были дикие, камень и сухая земля.

– Ты сидишь в башне. В комнате, расположенной на верхнем ярусе башни. За высокими стрельчатыми окнами которой проплывают кудрявые облака.

– Стоп, стоп! Что значит я сижу? Ты лишила меня свободы передвижения?

– Нет, но я заперла тебя на замок. Ты сидишь взаперти.

Он сердито фыркнул, но приготовился слушать дальше.

– На окнах нет решеток, так что при желании можно подойти, распахнуть створки, подышать свежим воздухом и посмотреть вниз, на море и на город, построенный на берегу.

– И я это делаю?

– Конечно. – Смутившись, Алина быстро взглянула на него в темноте. – Разве ты не стал бы делать это, оказавшись в положении пленника?

Некоторое время Константин молчал. Было слышно, как под ногами у него хрустят мелкие камешки. Потом опять тихонько фыркнул.

– Ты выдала мне постельное белье? Если да, то я уже порвал его на лоскуты, сплел веревку и спустился по стене вниз.

– Нет! Нет! – запротестовала Алина. – Башня очень высокая. Тебе не хватит ткани, чтобы сплести веревку нужной длины. Но вот о чем я не подумала… ты не планируешь выброситься из окна?

– Нет, конечно. С чего бы?

Сжав губы, она подтолкнула его в бок.

– От безысходности.

Он остановился и при свете крошечного фонарика посмотрел на нее с таким неподдельным изумлением, что ей захотелось уже не подтолкнуть, а пнуть его хорошенько. Почти получилось. Константин ловко увернулся и со смехом посветил ей в лицо.

– Ага, ты разозлилась! Теперь тебе понятно ЧТО я делаю? Я злю, я выбешиваю своих тюремщиков, а вовсе не планирую самоубийство. Какая безысходность? Мы отлично проводим время.

Алина заморгала от света и наморщила нос.

– Вот нахал! Мысль о наказании за дерзость тебе, конечно, в голову не приходит.

Роща постепенно редела, в просветах между ветвей мерцали алмазные россыпи звезд, прямо по ходу маячила распахнутая настежь калитка. По обе стороны от нее пышно цвел густой кустарник, распространяя по всей округе аромат Hermessence Rose Ikebana от Hermès. «Внезапно», – пробормотал Константин, когда Алина поделилась с ним впечатлениями от аромата бледно розовых цветов с лиловой сердцевиной. После чего они продолжили обсуждение участи рыцаря, запертого в башне наподобие принцессы.

– Наказание… – За калиткой обнаружилось продолжение все той же центральной улицы, не слишком оживленное по причине отсутствия магазинов. С освещением однако было все в порядке, и Алина, покосившись на рыцаря, увидела глумливую улыбку, играющую на его лице. – Я все думал, когда же мы до этого доберемся. – Он шел с ней рядом, засунув руки в карманы свободных льняных брюк, и его ленивая походка в сочетании с естественной грацией выглядела невообразимо сексуальной. – Какому же наказанию меня подвергнут? А главное, за что? Подумаешь, дерзость! Заключенный старается взбесить тюремщиков, но ведь тюремщики могут и не беситься. Это и не уместно в рабочее время, кстати говоря. Им платят не за то, чтобы они бесились, а за то, чтобы предотвращали попытки к бегству.

– Тюремщики, которым платят за то, чтобы они предотвращали попытки к бегству, может, и не бесятся. Но я-то бешусь! По большому счету я тоже тюремщик.

– Ты бесишься, а меня за это наказывают. Хорошенькое дело!

– Не за это…

– А за что? С какой стати я вообще оказался в башне? В чем моя вина?

– Ни в чем, – злорадно произнесла Алина. – Или так: ты виновен лишь в том, что возбудил во мне слишком большое желание.

– Я взбесил, я возбудил… А у тебя сила воли отсутствует начисто? Что за мода всю ответственность возлагать на провоцирующего? Провоцируемый тоже участвует в процессе, ровно в той степени, в какой себе позволяет.

– Ладно, я согласна не возлагать на провоцирующего всю ответственность, но в таком случае и на провоцируемого возлагать ее всю нельзя. Ты сказал, что он тоже участвует. Тоже. Стало быть, ответственность обе стороны делят… ну, неважно в каких долях. Вот за ту часть, которая твоя, за твой личный вклад в общее дело, я тебя и наказываю.

– А кто наказывает тебя?

– Никто. Наказывает всегда тот, кто сильнее. Того, кто слабее. Если ты сидишь под замком в башне, которая принадлежит мне, это значит, что я сильнее тебя.

– Или что тебе крупно повезло. Или что я решил не противиться заточению, так как в долгосрочной перспективе это сулило либо выгоду, либо удовольствие, либо то и другое одновременно.

Сжав пальцы в кулак, Алина вознамерилась двинуть его по ребрам, но из этого ничего не вышло. Молниеносным движением Константин перехватил ее руку в полете.

– Пусти!

Но он не отпустил, наоборот, развернул ее к себе лицом, шагнул к ней и обнял. Обхватил обеими руками.

– Ничего себе! – Она дернулась раз, дернулась другой… И забилась в его руках, как пойманная птичка. Или рыбка. Или мышка. – Пусти сейчас же!

– В чем дело, моя госпожа? – с притворным удивлением вопрошал Константин. – Вы уже не хотите подвергнуть наказанию дерзкого раба? Вы передумали?

Молча, с непонятным ей самой ожесточением, она продолжала вырываться. Константин не отпускал. Его худые руки и жесткое костлявое тело под рубашкой казались железными. Она слышала, вернее, чувствовала, стук его сердца. И собственного сердца тоже. На редкость дурацкая ситуация… И что тут прикажете делать?

– Не сопротивляйся, – вдруг шепнул Константин.

Алина замерла. Несмело подняла голову. Он смотрел ей прямо в глаза, в углах губ затаилась та самая неотразимая улыбка. Которую еще нельзя было увидеть, но уже можно было угадать.

– Отдайся.

Глубоко вдохнув, она задержала дыхание… выдохнула… и расслабилась в его объятиях. Он тут же наклонился и прижал свои полураскрытые губы к ее губам.

Целовался он очень странно. Робко и как будто неумело. Но Алине все время хотелось этих поцелуев, совершенно не похожих на поцелуи других мужчин. И еще она думала, бог знает почему, что танцует он, наверное, точно так же – с пугающей и завораживающей механической грацией робота последнего поколения.

– Почему ты это сказал?

– Когда к тебе применяют силу, и ты понимаешь, что она превосходит твою, есть смысл оставить сопротивление и позволить своему телу принять или боль, или удовольствие, или чем там тебе угрожают…

– Отдаться?

– Да.

– А ты умеешь?

Он немного помолчал.

– Иногда.

Мимо проехал одинокий велосипедист. Прошла шумная компания из почти одинаковых мальчиков и девочек старшего школьного возраста в рваных джинсах и ярких, с принтами, футболках навыпуск. В свете уличных фонарей их длинные черные волосы отливали синевой. Один патлатик окинул долгим пристальным взглядом сначала Алину, потом обнимающего ее за плечи Константина, и ей на минуту стало не по себе: что если ощущение безопасности, сопровождающее все их передвижения по Македонии, окажется обманчивым? Многие юноши агрессивны, не исключено, что греческие тоже. И Константину в одиночку с ними точно не справиться. Если он вообще способен справиться с кем-то или с чем-то, кроме бутылки вина.

Тема ее захватила, и, провожая взглядом горластую молодежь, Алина рискнула задать ему вопрос:

– Костя, ты умеешь драться?

Константин хрюкнул.

– Нет, правда! Если бы эти парни начали задираться, что бы ты сделал?

– Парни, которым нужна драка, выглядят и ведут себя иначе.

– То есть ты был спокоен?

– Когда? Пять минут назад? Ну, разумеется.

– Ладно. – Она шевельнула плечом, и Константин разжал руки. – Вернемся в нашу башню. – Он хрюкнул вторично. Она сделала вид, что не услышала. – Итак, ты злишь своих тюремщиков. Но зачем? Ведь от их отношения к тебе зависит твое благополучие, элементарные удобства наконец. Зачем же их злить? Не лучше ли, наоборот, постараться завоевать их расположение?

– Если сделать предметом своей заботы в первую очередь благополучие, то да.

– А что может быть важнее?

– Достоинство. Свобода.

Он произнес это безо всякого пафоса, очень буднично, как «жаркое по-деревенски». Именно так и говорят о вещах очевидных, в которых не сомневаются.

– Значит, ты сопротивляешься не человеку, который тебя пленил, а самому факту пленения?

– Конечно.

– И даже то, что главный тюремщик, то есть я, тебе симпатичен, не меняет дела?

– Ничуть.

Ей требовалась время, чтобы это обдумать.

Впереди показались светящиеся окна заведений, где кормили и поили допоздна, но многие кафе и таверны были уже закрыты. Стало ощутимо прохладнее.

– К машине? – спросил Константин.

– Да, пора. Янис и Ростислав, наверное, заждались. Неудобно перед Янисом, он работает двадцать часов в сутки.

– Тебе известно, что он – владелец прокатной конторы и катает нас на собственной машине не для того, чтобы заработать, а для того, чтобы посмотреть вблизи на живых русских?

– Ого! – поразилась Алина. – Ты серьезно?

– Абсолютно. Он фанат России. Сам сказал.

– Обалдеть.

Янис и Ростислав курили около машины. При виде загулявших коллег они оживились, Ростислав начал бурчать про счастливых, которые часов не наблюдают, Янис радостно заулыбался. Большой нос с горбинкой, черные с проседью волосы, изучающий взгляд… Да, вот теперь Алина увидела Яниса. И самого Яниса и его к ним интерес.

– Понравился город?

Константин ответил улыбкой на улыбку.

– То, что удалось увидеть, понравилось. А вам понравились пироги?

Все засмеялись, как будто он удачно пошутил, и полезли в машину.

– Тебя сегодня ждать? – шепнула Алина, устроившись с ним рядом на заднем сиденье.

Он кивнул.

– Я злюсь. Понимаешь что это значит?

Он закатил глаза в притворном ужасе, потом кивнул еще раз.