Ловец Душ

Возвращение в Старгород

Дорога в Старгород показалась Сигмару томительно долгой, может сыграл свою роль нежданный обет молчания, а может и желание поскорее оказаться на месте. Северин подолгу стоял на палубе, не обращая внимания на занятую своими делами команду корабля, и глядел на плавно бегущие по воде волны, на расстелившиеся до самого горизонта поля, отчасти вытоптанные и выжженные проходящими войсками. Однако, масштабы опустошения были гораздо менее значительными, нежели предполагал увидеть солдат. Многие постройки, встречающиеся на пути были целыми, а деревеньки не разоренными, больше того, в иных местах даже собирали урожай ободренные спокойным отношением эрендальцев крестьяне. Судя по всему Флориан действительно рассматривал эти земли как свои собственные, а потому держал наступающее войско в ежовых рукавицах, не позволяя грабить и жечь безнаказанно. Видел Сигмар и вошедшие в историю Зеленые Холмы, немало подивившись рачительности эрендальцев, разобравших укрепленный лагерь Атмара до последнего колышка. Временами их окрикивали конные разъезды да пытались остановить стерегущие водный путь отряды, но черно-красный герб Эммульда быстро разрешал любые споры и они беспрепятственно мчались вперед к своей цели.

Примерно в двух днях пути от стольного града спокойный, размеренный сон Сигмара был прерван внезапным визитером. Мгновенно проснувшись от сильного толчка в грудь, Северин открыл глаза, застав прямо перед собой светящуюся, полупрозрачную фигуру в знакомой шерстяной робе. Малик, чьи глаза мерцали в темноте подобно кошачьим, начал вещать:

— А ты растешь, юноша, не знаю, право, кто твой учитель и как ты сумел от меня скрыть это… Впрочем всему свое время. В трех верстах отсюда, в укрытии, я буду вас ждать вместе с моими слугами. По правому борту ты увидишь полуобвалившийся, высокий берег, на котором растет раскидистое дерево, частью своими корнями оно повисло в воздухе, так что не перепутаешь. До назначенного места осталось совсем чуть-чуть, поэтому действуйте быстро. Буди Эйнара, перебейте всю команду и причаливайте к берегу, остальное вам объяснит Хенрик.

— Я все видел, — как оказалось Эйнар не спал, и также был свидетелем появления княжеского чародея, — десяток ратников и Эммульд, который сам и двух десятков стоит. Черт возьми, легко сказать, перебейте всех.

— Я не знаю на скольких подействует мое колдовство, пожалуй, лучше будет оставить его на виконта.

— Так, остальных же придется бить по старинке. Что ж, на нашей стороне внезапность и, здесь внизу, темнота, ты как, друже, еще можешь? — осведомился контрабандист о необычных умениях своего товарища.

— Да, тебя сейчас вижу не хуже, чем днем.

— Вот и здорово. Тогда натягивай доспехи и вперед.

— Постой, есть одна мысль, — нас же не двое, есть еще третий, томится, запертый тут же, в трюме.

— Хм, толку от него конечно мало, но хоть отвлечет на себя внимание, пока мы будем остальных успокаивать. На этом и порешим.

Товарищи споро облачились в доспехи и пригнали их по фигуре. Проверили свои оружие, легко ли достается, нет ли каких других изъянов, и вышли из своей каморы не зажигая огня. Эйнар тут же полез по скрипящей лестнице ведущей из чрева судна на палубу, а Северин направился к запертому Фурмину.

Погруженный во тьму, запыленный трюм полнился отчаянным скрипом досок, из которых был сколочен когг. Ночь и беспрестанная качка убаюкали сладко сопящего воина, который, раскрыв рот, дремал, прислонившись к стенке кубрика. Сигмар, брезгливо покосившись на свисающую изо рта незадачливого охранника нитку слюны, бесшумно обнажил отточенный до бритвенной остроты кинжал. Зайдя чуть сбоку, Северин коршуном набросился на свою жертву. Зажав воину рот, он с силой пронзил тому горло кинжалом, для верности вынув оружие и нанеся еще несколько ударов. Охранник выгнулся дугой и бестолково замахал руками в разные стороны, из поврежденной гортани, расплескивая на одежду бегущую кровь, раздался надсадный свист, растворившийся в шуме волн за бортом и скрипе досок. Через несколько мгновений все было кончено и Сигмар отпустил обмякшего противника. Оглядевшись по сторонам, солдат аккуратно отпер железный засов и открыл дверь, обнаружив жмущегося в углу Фурмина.

— Здорово, косматый, уж не чаял увидеть, а?

— Д-да, господин.

— А все-таки я пришел, обещал же тебе свободу. Ладно, об этом потом, ты, Фурмин, с кинжалом управляться умеешь?

— Доводилось, г-господин, — дрожа всем телом, отвечал пленник.

— Отлично, если правду говоришь. Тут уж сам смотри — не сумеешь выполнить, что скажу сейчас, оба-трое на корм рыбам пойдем. А делать нужно вот что…

Разгоняя пыльный, затхлый воздух кубрика, дородный воин яростно тряс над головой кубышку с игральными костями. Его лицо было усеяно мелкими капельками пота, то ли от старания, то ли от духоты, царящей в трюме, а может и от нешуточного волнения. Где ж это видано, чтобы месячное жалование на третьем кону спустить без остатка? Воин с силой хлопнул деревянной кубышкой по столу, и в ту же секунду распахнулась дверь, в которую кубарем влетел связанный Фурмин.

— Вы чего, ратники, совсем страх потеряли? — требовательно вопросил Сигмар, оглядывая троицу, сидевшую за столом, — какого лешего ваш пленник по кораблю шляется?

— Монах заговорил, — икнув, подытожил один из игроков.

— А как иначе, когда я вашего товарища с распоротой глоткой нашел…

— Что? Не может быть, — разом сорвались с места воины.

В это время Фурмин, незаметно скинул мягко скользнувшие по запястьям веревки пут и достал из рукава кинжал. Северин, увидев приготовления пленника, приготовился к бою.

— Хха, — с долгим выдохом метнул Сигмар грузик кистеня в лоб ближайшему воину.

С противным треском проломилась кость, железный шар вошел вместе с плотью внутрь черепа, отчего ратник всплеснул руками и мелко засеменил вбок, а тем временем, Северин, едва отдернув кистень назад, ловким движением ударил сбоку, прямо в висок, ошеломленному товарищу сраженного воина. Одновременно с ним кинулся в бой и Фурмин, яростно набросившийся сзади на третьего, покрыв его спину градом ударов, расцветивших красным полотняную рубаху несчастного. Еще двоих, переполошенных, ничего не соображающих после сна ратников, уложили тут же, даже не запыхавшись.

— Надо же как ловко получилось, — искренне удивился Северин, — повезло не иначе, еще бы так же ладно с Эммульдом все вышло, давай, натягивай их бронь, если найдешь и полезли наверх.

Сверкнула отполированная до блеска сталь Ярранинга, и солнечный зайчик, умело пущенный виконтом, ослепил Эйнара. Контрабандист тут же вскинул щит, и весьма вовремя, разящее орудие стукнуло по дубовым доскам, оставив глубокую вмятину. Эммульд играл с ним словно кот с мышкой, атаковал из самых немыслимых положений, бил мечом и кинжалом, кружился в вихре обманных движений и финтов, выматывая и без того едва стоящего на ногах контрабандиста.

— Что ж, мой милый друг, я не прощаю предательства, так что…

— Эрма! — раздался на палубе колдовской клич Северина.

Эйнар, не теряя ни единого мгновения, ударил мечом, что есть мочи по неприкрытой шее окаменевшего виконта. Лезвие прошило тело насквозь, быстро вынув клинок, контрабандист долбанул изо всех сил окованным железом краем щита в лоб Эммульда, от чего тот с деревянным стуком повалился на палубу.

Эйнар огляделся по сторонам и застыл в удивлении, увидев Сигмара, рисующего в воздухе таинственные символы мановением руки. С каждым жестом вокруг его кисти все ярче проступала клубящаяся темнота, чернее самой ночи.

— Алеф! — последний взмахом обрушил Сигмар чародейство на своих противников, выстроивших стену щитов, для защиты от земного врага.

Однако их усилия были тщетны, сорвавшийся с места ураган мрака поглотил воинов, обращая их в прах. Рассыпались в щепу крепчайшие дубовые щиты, железо доспехов проржавело за мгновение и развеялось под натиском пущенного чародеем смерча, следом обратились в ничто и сами воины, горстью пыли закружившись в холодном воздухе.

— Одиннадцать — ноль, — усмехнулся Северин.

Эйнар с легкой опаской подошел товарищу:

— Благодарю тебя, друже, коли не твоя помощь, праздновал бы Эммульд очередную победу. На самую малость ты его опередил…

— Да брось ты, делал как уговорились вот и все. О другом жалею, что ж я раньше эти чародейства не пробовал чинить, вот ведь как можно оказывается — парой взмахов четверых здоровых ратников пеплом по ветру развеять.

— Ох, Сигмар, не делал бы ты этого подобру-поздорову, кабы видел ты свое лицо в этот момент… Чую я, что тьма тобой овладевает, борись, друже, иначе сгинешь, — замялся Эйнар, подбирая слова.

— Ты вроде и сам святостью не блещешь, так чего это вдруг проповеди мне читать вздумал, — резко перебил его солдат.

— Ладно, ладно, не горячись, давай лучше думать как бы нам то дерево не прозевать, о котором колдун говорил, — примиряющим тоном ответил Эйнар.

— Небо сереет, сумерки спускаются, надоть причаливать, — подал голос Фурмин.

— Сейчас причалим, ты только сперва дерево высмотри, большое такое, корнями над рекой повисло.

— Так вот же оно, — удивленно выставил заскорузлый палец в сторону берега, где не дальше, чем в тридцати шагах обнажила свои уродливые переплетенные корни старая ива.

— Причаливай, причаливай, — завопил Сигмар своему товарищу.

— Ты якорь кидай скорее, чего застыл! — тут же отдал указание служке мгновенно сориентировавшийся Эйнар, — друже, ты паруса спускай живей, — обратился он затем и к Северину, а сам бросился к рулю.

Ходко бегущий по волнам когг неохотно откликнулся на их действия. Издав протяжный скрип, подобный человеческому стону, корабль постепенно стал замедляться, одновременно смещаясь в сторону берега.

— Ах ты ж черт! — выругался Сигмар, кубарем покатившись по дощатой палубе от внезапного удара — когг со всего маху воткнулся в илистое дно поросшей кустами отмели.

Солдат подобрался и аккуратно приподнялся над бортом. Мельком осмотрев берег, он заметил пять фигур в мешковатых одеяниях, степенно вышагивающих в сторону корабля.

— Эй, все живы? — послышался сдержанный окрик Эйнара.

— Да, все в порядке.

— Все хорошо, господин, — по очереди откликнулись спутники контрабандиста.

— Тогда ты, Фурмин, перекидывай мостки. Спускаемся на землю, — наказал Эйнар служке и чуть позже добавил уже Северину, — колдун кажись идет.

— Да, скорее всего, это он, — кивнул Сигмар.

— Здравы будьте, княжьи люди, — поприветствовал сноровисто сбежавших по мосткам компаньонов ожидающий их на берегу Малик.

— Здрав будь, — хором отозвались на приветствие товарищи.

— Молодцы, управились с задачей, хотя и почти безнадежное было ваше дело. Что, Эйнар, чуешь еще холодок кинжала на горле? — усмехнулся Малик, поблескивая глазами в сумерках, сгущающихся над рекой.

В это время к осторожно исподлобья оглядывающему незнакомцев Фурмину подошел один из Молчаливых. Широким жестом он указал служке на корабль, и, едва тот успел обернуться в сторону когга, с размаху ударил дубиной, увенчанной массивным железным набалдашником, по косматому затылку пленника. Фурмин ойкнув повалился наземь, а Молчаливый безэмоционально взмахнул орудием еще несколько раз, разбивая голову несчастного служки в кровавую кашу.

— За что?! — с криком рванулся в сторону разыгравшейся сцены Северин.

— За что? — недоуменно переспросил Малик, нечеловечески изменившись в лице, — ты что же это, щенок, нашел в себе силы перечить?! Эйнар, ужели ты не объяснил ему чем это грозит?

Побледневший Эйнар в ответ лишь лихорадочно кивнул, прикидывая в уме, что теперь с ними будет. На его глазах магический сапфир Малика потемнел, налившись каким-то бурлящим бордово-красным светом полыхающих углей. Колдун словно бы стал выше ростом, раскинув над ними темные крылья своей воли. Камень полыхнул искрами, отдаленно напоминающими сполохи бесчисленных молний, и в сторону Сигмара полетел сгусток нефизического, лилово-красного пламени, разбившийся в мелкие брызги о внезапно выросшую прямо перед Северином стену из переливающегося, клубящегося мрака. Огненные брызги выжгли полосу земли перед стеной, еще один отлетевший сгусток пламени угодил в грудь одного из Молчаливых. С шипением прошив тело насквозь, пламя угасло лишь пролетев еще с полсотни шагов в сторону реки.

— Простите меня, господин, — искренний крик Сигмара остановил колдуна, воздевшего руки для смертельного заклятия, древние слова которого застыли на губах Малика.

— Что ж, быть посему, — внезапно спокойным голосом отвечал колдун, — но из вашей награды я вычту тысячу талеров, вон за него, — указал он на безжизненно рухнувшего на топкую, сырую землю Молчаливого.

— Гляди, гребут без продыха, нелюди, — хрипловатым шепотом произнес закутавшийся в шерстяной плащ Эйнар, кивнув в сторону мешковатых силуэтов без устали машущих веслами.

— Киборги, — холодно отозвался уставившийся в темноту Сигмар.

— Кто-кто? Это что за слово такое? — подивился контрабандист.

— Снаружи человек, а вместо костей и потрохов железо, магией их оживляют…

— Эвон как, и бывает же… Да, а ты чего не спишь, полуночник? Я чаю рассвет скоро, а ты и глаз не сомкнул.

— Не знаю, не спится что-то, — отделался пустой фразой Сигмар, а перед глазами у него стояло искаженное ненавистью лицо княжеского колдуна, выкрикивающего смертельное проклятие.

Происшествие живо напомнило потерявшему всякую осторожность солдату о хрупкости его положения в этом мире. Колдовской дар ослепил Северина, привыкшего с некоторых пор с легкостью расправляться со своими врагами. Удар Малика заставил опуститься с небес на землю, смертельная опасность разрушила все иллюзии, а грядущие вызовы навевали тяжелые думы. Сумрачные мысли стаями проносились в разуме солдата, причиняя почти физическую боль. Не будет преувеличением сказать, что прошедшая ночь полностью преобразила Сигмара.

К вечеру следующего дня загруженный донельзя ялик оказался у назначенного места. Старенький амбар и лодку Хенрика реквизировали флорианцы, и на месте разобранного строения белел прямоугольник нетронутой солнцем земли. А прямо рядом с ним разместился на постой отряд эрендальской пехоты. Их запыленный, заляпанный комками грязи шатер расположился в полусотне шагов от реки, подобный сотням и сотням своих собратьев, широким кольцом окруживших Старгород со всех сторон. Могучие стены столицы были изъедены выстрелами катапульт и требюшетов, черепичные крыши огромных башен зияли множеством прорех. В нескольких местах крепостные рвы были полузасыпаны наступающим войском, и, судя по разбросанным у стен сотням гниющих тел, дорого заплатившим за свое продвижение. На ничейной земле и совсем рядом с массивными укреплениями возвышались обгоревшие остовы осадных башен, оставленные флорианцами после очередного неудачного приступа.

— А осада то полным ходом идет, — подметил Северин, оглядывая городские предместья.

— И точно, но выкусили пока эрендальцы, и одной бреши в стене не сумели сделать, так погрызли чуток, — с едва заметной гордостью в голосе, откликнулся Эйнар.

Спустившийся за ними колдун хмыкнул, кинув быстрый взгляд на поле битвы, и обернулся, принявшись яростно жестикулировать, отдавая приказы своим безмолвным слугам, спускающим на берег идол Жнеца.

— Совсем уже ум потерял с этой проклятой статуей, — дыхнул контрабандист жарким шепотом в самое ухо Сигмару.

— Помолчи лучше, коли беды не хочешь накликать, — также шепотом отозвался Северин, вспоминая странную реакцию колдуна, впервые увидевшего завернутое в просмоленную ткань изваяние: княжеский чародей пал ниц перед идолом, и, поцеловав проступающий сквозь прорехи темный камень, принялся бормотать таинственные фразы на незнакомом языке. Доведя себя до полного исступления, Малик кинжалом надрезал себе запястье и окропил изваяние льющейся кровью. В конце концов, колдун зарыдал в голос, обхватив подножие статуи, и провел в таком положении никак не меньше четверти часа.

Помотав головой, чтобы отогнать опасное воспоминание, Сигмар оглядел чародея. Заметив тоненький ручеек энергии, бьющий из магического кристалла, солдат попытался остановить все мысли, сфокусировал все свое внимание на невесомой струйке лилового пламени, тянущейся вверх.

— Ах ты ж, — невольно отступил солдат, когда перед его взглядом внезапно проявилась истинная картина происходящего.

Призрачный мерцающий купол, выстроенный из мириад маленьких паутинок пульсирующей энергии, раскинулся вокруг княжьих людей, скрывая их от недоброго взора. Северин, зачарованный увиденным, подошел к самой границе защитных чар. Чуть поодаль, совершенно не обращая на него внимания, занимались повседневными делами флорианцы.

— Эй, дохляк, тащи живее, не то мигом пойдешь на следующий приступ! — прикрикнул на бедолагу, согнувшегося под весом тяжеленной бадьи с водой, один из воинов, по-видимому, десятник, в добротном доспехе из вываренной кожи с нашитыми на груди и спине железными пластинами.

— Не, его нельзя вперед пускать, он же всю славу у нас отнимет, — тут же принялся зубоскалить сидящий на неширокой лавчонке воин с неприятным, обветренным лицом.

— Это почему еще? — живо заинтересовался десятник.

— Да как иначе, когда он, завидя битву, тотчас обосрется под стенами. Тут уж старгородцы учуют проказника, да и повалятся все без чувств от такого то гнусного смрада. Вот и бери их голыми руками, даже не пикнут. Да что старгородцы, я сам давеча рядом с ним ночевал, так насилу живой ушел — аж дыхание перехватило от его пердежа!

— Ха, ха, ха, — грохнули смехом на всю округу эрендальские ратники, схватившись за животы и утирая выступившие слезы.

— Так себе шуточка, — мысленно подытожил Северин и направился к контрабандисту, который ожидал его возле распахнутого лаза в подземелье. Двое Молчаливых, судя по всему уже спустились вместе со статуей в катакомбы, и на берегу остался лишь колдун с одним своим слугой.

— Спускайтесь вниз, мне нужно уладить кое-какие дела, — отдал указание компаньонам Малик.

Услышав приказ, товарищи недолго думая по очереди спрыгнули в лаз, прямо на хлюпающую, пропитанную влагой почву. За ними тут же спустился Молчаливый и вручил Сигмару небольшой факел. Держа головню на вытянутой руке, Северин повернул голову и пригляделся в катакомбы, освещаемые пламенем факелов безмолвных слуг колдуна, которые не теряли времени даром и уже ушли достаточно далеко вперед по подземному ходу.

— Вот ведь нелюди, даже не согнутся, а ведь весит ого-го, — пробормотал солдат, увидев, что хитроумной веревочной конструкцией к Молчаливым был привязан идол Жнеца, обернутый тканью.

Скрежетнув огнивом высек искру на факел слуга Малика. Терпко пахнущая смола быстро занялась огнем и вспыхнула синевато-желтым трескучим пламенем, осветив земляные стены и потолок, укрепленные добротными деревянными балками.

— Идем уже, идем, — отозвался Эйнар на повелительный жест Молчаливого, подтолкнув Сигмара в спину.

Не прошли они и сотни шагов, как гулко дрогнула почва над головой, заходили ходуном стены подземного хода.

— Что за черт, — выругался Эйнар, вычищая комья земли, щедрой мерой просыпавшиеся на головы товарищей.

— Похоже, мы и близко не представляем себе могущества Малика, — лишь вздохнул в ответ Сигмар, добавив, — пошли вперед, если не хотим его разозлить.

Извилистый путь подземных коридоров вывел княжьих людей в Старгород. У самого выхода на поверхность их ожидали всадники из личной дружины Атмара, закованные в броню, собранные и деловитые, они сдержанно поприветствовали колдуна, не обратив никакого внимания на его спутников, помогли погрузить изваяние Жнеца в телегу, накрыв его дерюгой, и, наконец, заторопились в княжеский замок.

— Держите, остановитесь в Бычьем Роге, это письмо передадите хозяину. Ждите там, и за дверь ни шагу. Не я, так храмовники вас найдут, сами решайте, что хуже. — взобравшись на коня, протянул грамоту княжеский чародей и, дождавшись утвердительного ответа компаньонов, присоединился к процессии, направлявшейся в замок Атмара.

В небольшой комнатушке, надежно укрытой от любопытных взоров постояльцев таверны «Бычий Рог», сидя на приземистой, длинной лавке, уплетали немудреный ужин Эйнар и Сигмар.

— Эх, и по сию пору поверить не могу, что сидим мы с тобой вот так, запросто, живы и здоровы, и никаких колдунов вокруг, — изрядно опустошив глиняную кружку, наполненную разбавленным красным вином, разглагольствовал контрабандист.

— И то, верно, — коротко согласился Северин, черпающий из объемистой глиняной же миски упревшую кашу с редкими прожилками мяса.

— Ведь ты подумай! Каких чудищ живьем видали, да что там, бивали кого: и тварей ночных без счета, и флорианцев, и разбойников каких-то даже зацепили.

— Точно, точно, — забормотал с набитым ртом солдат, рванув в сторону сундука, где кучей были свалены их пожитки.

Достав наружу свою поясную сумку, Сигмар облегченно выдохнул, нащупав знакомый сверток.

— Вот она — наша награда, — развернув ткань, передал Северин добытый в бою изумруд контрабандисту.

Эйнар, довольно усмехнувшись, осмотрел камень, и, приложившись к чарке, подытожил:

— С этим-то богатством нам теперь и на тысячу талеров наплевать, что колдун себе зажилить решил.

— Твоя правда, — благоговейно принял камень, Сигмар, положив его обратно в поясную сумку, и, немного поразмыслив, добавил, — Только огорчу тебя, друже, но рано нам еще праздновать. Сидим тут, без замка запертые, чуть попадемся лазутчикам Ордена тут же и крышка нам, если раньше чародей княжеский до нас не доберется. От войны мы тоже не убежали — город осажден, прорва людей под стенами стоит. Да еще и… Словом, горько, друже, думать о грядущем.

— Хах, а ты и не думай, выпей лучше — усмехнувшись, принялся разливать по кружкам кислое вино из неказистого кувшина контрабандист.

Внезапный порыв ветра растрепал огненно-рыжие пряди волос монаха, стоящего в отдалении от большого походного шатра герцога Флориана. Ярун поднял глаза и увидел, как беспросветный, сплошной вал темно-серых, почти черных туч стремительно надвигается на огромный город. Закатное солнце, скрылось за пеленой облаков, и лагерь наступающих войск погрузился в промозглые сумерки.

— Ваша Светлость, умоляю, ударьте всеми силами немедленно. Мы не можем ждать ни минуты, иначе все… Все будет потеряно! — воздел иссушенные старческой худобой руки к небу Верховный иерарх Храма Незримого.

Облаченный в бархатный камзол герцог восседал на искусно выполненном из красного дерева троне, украшенном серебряной и золотой чеканкой. В задумчивости он снял увенчивавшую его массивную золотую корону и, пригладив рукой густую копну иссиня-черных волос, водрузил ее обратно. Во взгляде его проницательных карих глаз сквозила почти осязаемая тревога. Наконец, вздохнув, герцог поднял взор на облаченную в белоснежную мантию фигуру иерарха:

— Что можешь обещать ты мне, отче?

— Не могу обещать вам хорошего, не могу посулить победу, ничего не могу сказать я, кроме одного — судьба не трона Сиртийского решается ныне, но судьба всего человечества, — распростертой рукой указал на своего спутника храмовник.

— Говори, — отрывисто произнес правитель, внимательно оглядев крепко сбитого монаха.

— Мы преследовали двух порученцев Атмара в Суравских лесах. Чародей, что служит узурпатору, давно уже ходит под надзором Благих людей. По всем землям вокруг Сирта, и дальше, в самой Алефтарии, везде сновали лазутчики этих нечестивцев, — издалека начал свой рассказ брат Виллегер.

— Это я знаю, переходи к делу, — нетерпеливо перебил монаха Флориан.

— Не раньше трех месяцев назад восьмеро из свиты были собраны, дело встало лишь за самим Жнецом. И у них удалось… — склонил виновато голову Виллегер.

— Удалось что, болезный? — начал понемногу свирепеть Флориан.

— Идол Проклятого в Старгороде! — вступил в беседу иерарх, — теперь ничто не удержит этого глупца Атмара, кроме вас. Ударьте немедленно, господин, пока Пророчество не осуществилось.

— И мрак окутает землю, и смерть будет властвовать над миром живых, — задумчиво повторил шепотом герцог и уже громко добавил, — правда ли в этом, отче? Стоят ли жизни тысяч добрых воинов твоего слова?

— То не мои слова, Ваша Светлость, но древнее знание, оберегаемое Храмом. Любая жертва не будет напрасна, ибо стоим мы не против людей, но против исконного, чистейшего Зла. И весь мир рухнет в небытие, если мы проиграем эту битву.

В воздухе повисло молчание, прерываемое лишь тяжелым дыханием храмовника.

— Реймир, — повернулся герцог в сторону незаметной фигуры, притаившейся в темном углу шатра, — передай мой приказ командующим — пусть выступают всеми силами немедленно.

Приказ был отдан и отлаженная военная машина Флориана начала свою работу. Ратники, понукаемые десятниками и старшинами, высыпали наружу из трепещущих под порывами ветра шатров и палаток. Ручейки из ежащихся от внезапно нахлынувшего морозца людей сливались в потоки и целые реки. Боевые порядки выстраивались перед выжженными дотла городскими слободами. Обслуга камнеметов кинулась к своим орудиям, заряжая их заранее запасенными громадными валунами. Пехотные отряды заняли выстроенные из бревен, щедро политых снаружи водой, высоченные осадные башни, ухватились за вязанные из длинных жердей лестницы, набились внутрь широких таранов, крыши которых были внахлест обшиты задубелыми воловьими шкурами. Закованные в доспехи бароны и виконты также заняли места подле своих людей, ожидая главного приказа.

Растворились невесомым облачком пара в холодном воздухе негромкие слова, произнесенные герцогом Флорианом:

— Вперед, на стены.

И тут же взвыли тяжким стоном, обрывающим сердце, сотни труб и рогов, возвещая о начале атаки. Засвистели каменные снаряды, обрушившиеся на могучие стены столицы, заскрежетали стянутые железными обручами, дубовые колеса, осадных машин. Многотысячная людская масса двинулась вперед, гремя сталью, скрипя дубленой кожей, выкрикивая ругательства и призывая проклятья на головы осажденных.

Битва за Старгород началась.

Жалобно поскрипывала железными петлями запертая дверь, ходившая ходуном под натиском ветра, со звериным воем проносящегося по замковым подземельям. Утробный гул заглушал все остальные звуки, и только приблизившись вплотную к двум едва заметным во мраке силуэтам, можно было услышать вкрадчивый баритон Малика:

— Мой князь, нет иного пути, дабы пробудить сокрытого в камне Владыку.

— Что ж я, по-твоему, совсем ополоумел, а, колдун? — рванув себя за ворот, словно бы задыхаясь, вопросил Атмар.

— Без тени сомнения ты отдал приказ сжечь целый город, негоже теперь колебаться в таком простом деле. Ужель резать глотки тысячам менее противно совести, чем принести всего лишь одну жертву?

Правитель оглядел скрадываемые темнотой очертания изваяний, задержавшись взглядом на самом главном-притаившийся в глубине каменного одеяния скалящийся череп, казалось, заглядывал своими пустыми глазницами в самую глубину души Атмара, отчего тревожно замирало сердце.

— Погубил ты меня, колдун, всего, без остатка, — с невыразимой горечью в голосе, наконец, ответил князь своему спутнику и отрывисто добавил — веди пленника.

Распахнулась дверь и в небольшой зал без единого окна, скупо освещаемый лишь несколькими коптящими факелами, вошел Молчаливый, тянущий за собой клацающего зубами, израненного флорианца. Повинуясь едва заметному жесту Малика, слуга рывком поставил пленника на колени перед изваянием Жнеца.

— Пора, мой князь, — протянул правителю рукоять кинжала с хищно изогнутым, тонким острием Малик.

Непонятное чувство отрешенного спокойствия, вдруг захлестнуло Атмара без остатка, едва он принял в свои руки смертельное оружие. Его тело словно бы перестало повиноваться ему. Оставаясь безмолвным наблюдателем, князь широко шагнул в сторону статуи и, ухватившись за голову, единым движением перехватил горло несчастного.

— Гаэль эсма, Саар-Хе, — едва слышно произнесли омертвевшие губы правителя.

Оттолкнув обмякшее тело в сторону изваяния, Атмар раскрыл ладонь, выпустив из рук кинжал, жалобно звякнувший от удара о каменный пол.

— Ты обманул меня, — на полуслове прервался правитель, охнув от внезапно пронзившей сердце огненной боли.

— А ты, я смотрю, уже разучился кланяться? — усмехнулся, сверкнув фиолетовой радужкой глаз, Владыка тьмы.

Прямо у его ног, распластались в земном поклоне колдун со слугой, дрожа всем телом. Охваченный ужасом Атмар не смог выдавить из себя ни слова в ответ и лишь расширившимися от страха глазами наблюдал за окутанной клубящимся мраком фигурой Жнеца.

— Зазорно передо мной, так склонись хоть перед ним, — кивнул на соткавшийся прямо из воздуха прогнивший труп в истлевших королевских одеждах.

Внезапно кроваво-красные огоньки вспыхнули в иссохших глазницах, мертвец, издав протяжный нечленораздельный вопль, дернулся в сторону окаменевшего Атмара.

— Бежать, бежать, бежать, — набатом била мысль в голове князя.

Развернувшись, он бросился наутек, зажмурив глаза от брошенной прямо в лицо горсти колючего снега. Кинув мимолетный взгляд через плечо, правитель обнаружил, что старый король скрылся во мгле бушующей метели. Но останавливаться было рано, и Атмар пошагал вперед, тяжко переступая мгновенно задубевшими от неистового мороза ногами, поминутно проваливаясь в наметенные яростной стихией сугробы. Вскоре он потерял всякое понятие времени и направления и обессиленный рухнул прямо на снег, покрывшийся крепкой ледяной коркой.

— Поделом мне, — прошептал он заиндевевшими губами, подогнув ноги под себя, и замер, ожидая скорой смерти.

— Ишь какой, разлегся, и даже не спросил разрешения у хозяина, — раздался насмешливый, громкий голос, — а ну поднимись, да посмотри назад.

Вьюга стихла мгновенно, и Атмар увидел огромную толпу разношерстных мертвецов, полусгнивших и относительно свежих, в проржавевших доспехах и грязных рубахах, больших и малых, молодых и старых. Сотни если не тысячи, злобно горящих красных огоньков, мерцали в отдалении, так ясно видимые сквозь кристально-чистый холодный воздух.

— А что поделать, задолжал ты им, крепко задолжал. Гляди, гляди! Лесорубы из Борового, да вместе с женами, давненько они тебя ожидали, — громовым голосом засмеялся Владыка тьмы, — а вон и старый король, ой как недоволен, что носишь ты чужую корону, ба, и даже недавний твой знакомец здесь, с распоротым горлом.

Жнец обернулся и обратил на князя свой тяжелый взор:

— И будут они терзать тебя тысячи лет, и всякий раз я буду оживлять тебя, снова и снова, дабы держал ты ответ за свои злодеяния. Таков Закон, и даже не моей власти его преступить, если только…

Глубокий бас Жнеца, многократно отражаясь от каменных сводов, огромной тронной залы, бил по ушам ошеломленного Атмара, причиняя почти физическую боль. Скорчившийся на полу, перед исполинами из первозданной темноты, ничтожный и сломленный, князь перестал бояться смерти, как небытия, и безмолвно взывал о ней, жаждая избавления от мук.

— Если только ты не примешь мою сторону в извечном противостоянии. Пророчество сбывается и остался лишь маленький шажок до моего пришествия в Срединный мир. Мир живущих во плоти. И если я одолею своих проклятых братьев, и получу этот мир под свою руку, то ты будешь жить вечно, будешь владеть многими землями, гораздо большими, чем владеешь сейчас. И не будет для тебя никакой расплаты, за твои деяния. Я спасу тебя, Атмар! Лишь сослужи ты мне службу, каковая уготована тебе судьбой и великим Пророчеством.

— Убивайте их на хрен, если будут мешать и ломайте дверь! — раздался гулкий голос в подземных коридорах замка, — мой князь! Враги на стенах!

Атмар очнулся от охватившего его оцепенения, недоверчиво оглянувшись по сторонам, он устало растер глаза открытой ладонью, и громко ответил:

— Стой, Никифор, все в порядке, я выхожу!

— Выходи, не бойся, дело уже сделано, флорианцы сейчас сильно удивятся, — вкрадчивый шепот проник в голову правителя, заставив вздрогнуть.

— Тяни! — в просторной башне, залитой кровью сраженных воинов, флорианцы ухватились за рукояти механизма открывающего массивные ворота. Один из выходов перегородили широкими круглыми щитами мечники в крепких доспехах. Второй выход заполонили ратники Эрендаля, подобно смывающему все на своем пути потоку лавы, хлынувшие на захваченную стену из потрепанной и обожжённой осадной туры [это Осадная башня (лат. turres ambulatorie)].

Вдруг неуловимый, быстрый удар, соткавшегося из темноты чудовища разметал мечников, охраняющих проход в укрепление. Брызнули во все стороны разломанными досками их крепкие щиты, а сами воины, пролетев по воздуху через все помещение, со звоном впечатались в стену. Тем временем, демон текучим движением приблизился к схватившимся за топоры ратникам у подъемного механизма, но не успели они сделать и движения, как чудовище, издав ужасный клокочущий звук, кинулось в атаку.

Убийственно быстрые удары когтистых лап, казалось, расплывались в воздухе, и ни крепкое железо кольчуг, ни дубовые доски щитов, ни даже стальная чешуя ламеллярных доспехов не могли остановить бешеного натиска потусторонней твари. С криком и стоном, с противным хлюпаньем и скрежетом, оставляя свои внутренности на каменных стенах башни, один за другим покидали Срединный мир ратники Эрендаля.

— Ну чего они там тянут, черти их раздери, — высморкавшись на покрытую инеем землю, выругался воин, замерший в ожидании среди нескольких сотен своих боевых товарищей.

Их начищенные шлемы поблескивали в холодной темноте, но сам ратники были надежно укутаны нахлынувшим на них мраком, и лишь непонятно откуда бьющие разряды молний высвечивали картину словно негатив.

— Эй, Оттун, ты у нас самый глазастый, видишь хоть чего-нито в этой теми? Взяли наши стену, али как? — раздался хрипловатый выкрик с другой стороны пехотного строя.

— Та ни видать ничего, слышь же, вопят, стал быть, бьются еще покуда, — тут же послышался ответ.

— А это еще что за хрен? — удивленно протянул обладатель хриплого голоса, провожая взглядом медленно бредущую сгорбленную фигуру.

Раздался короткий щелчок спущенной тетивы и свист арбалетного болта, через мгновение выругался раздосадованный промахом воин, а согбенный незнакомец продолжал идти вперед, опираясь на причудливый, украшенный человеческими черепами посох.

— Ааа! Чур меня, чур! — закричал ратник, разглядев освещенное вспышкой молнии багрово-красное лицо товарища, покрытое сочащимися зловонным гноем язвами.

Воин судорожно схватился за древко своего моргенштерна, но еще недавно крепкая рукоять оружия рассыпалась в труху, оставив в онемевших ладонях лишь полусгнившую, размякшую щепу. Внезапный приступ болезненной тошноты скрутил внутренности флорианца, отчего тот упал на колени, разбрызгивая вокруг полупереваренные остатки походного ужина, густо перемешанные с бордово-сизой слизью.

С каждым шагом демона из свиты Жнеца усиливались страдания флорианских солдат, имевших несчастье оказаться в эту ночь на его пути. Наконец, посланник тьмы миновал рассыпавшийся строй ратников, оставив за собой гниющие груды мяса в проржавленных насквозь доспехах.

— Эхей, чего сидите? Чего не празднуете?! — распахнулся полог шатра верховных вельмож Эрендаля, сгрудившихся за длинным столом, в ожидании вестей от осаждающего войска.

Веселый пузатый толстяк вкатился в помещение во главе процессии проворных слуг, нагруженных подносами с самыми изысканными яствами и питьем.

— Давайте же, поднимем кубки за нашего могучего герцога, а ну!

Настороженные взгляды советников Флориана подернулись дымкой, и они послушно воздели в воздух появившиеся в их руках прямо из ниоткуда кубки, заполненные до краев душистым розовым вином.

— Да здравствует герцог Флориан! — один за другим раздавались здравицы в честь правителя, вино лилось рекой, а вельможи все сильнее и сильнее теряли человеческий облик.

Они яростно вгрызались в печеное мясо, жадно осушали кувшины и меха с пьянящим напитком, подобно свиньям, похрюкивая, без устали набивали брюхо нескончаемыми яствами. За всей этой вакханалией наблюдал исподлобья, тихонько ухмыляясь, присевший в сторонке спутник Жнеца.

— Чего они там орут? Ты, монах, сходи, прочитай им проповедь — недовольно бросил герцог, раздосадованный бесшабашными криками своих ближников, почтительно склонившему голову Яруну.

Рыжий брат-рыцарь, коротко кивнув Виллегеру, выбрался наружу из шатра правителя. Холодный воздух окутал тело, пробравшись сквозь броню и поддоспешник, скрытые грубым монашеским одеянием.

— Иэх, рановато что-то зима пришла, — недовольно закряхтев, пробурчал храмовник.

Скорым шагом преодолев пространство между матерчатыми стенами походных строений, Ярун резко откинул полог и вошел внутрь.

— Что тут происх… — только и смог произнести брат-рыцарь, увидев совершенно потерявших разум эрендальских сановников.

Залитые кровью, с горящими глазами, чавкая и урча, они набрасывались на все что видели перед собой, заталкивая в себя без всякой меры. На большом столе навалены были кусками части тел людей и животных, залитые жидкой грязью и заляпанные конским навозом.

Онемевший Ярун тихонько подался спиной наружу и, едва выбравшись из палатки, помчался в сторону шатра герцога. Спустя несколько мгновений он уже был внутри помещения, своим появлением застав убийственную атаку ночной твари. Пронзительно закричав, чудовище мощным ударом располосовало охранника Флориана, кольчуга которого расплескалась изорванными звеньями в разные стороны. Быстро сориентировавшись, монах извлек из ножен меч, горящий светом закатного солнца, но его помощь не понадобилась — ведь едва демон сделал всего лишь шаг, как в него ударил яркий красно-оранжевый луч из посоха Иерарха, обратив чудище в невесомый прах.

— Это что еще за тварь? — не выказывая волнения, произнес побледневший Флориан.

— Поздно, уже слишком поздно, — вместо ответа почти простонал Иерарх, — Ваша светлость, трубите отступление и спасайтесь сами. Мы с воинами Ордена будем сопровождать вас до безопасного места. Смею уверить, что земное оружие бессильно против порождений тьмы.

Поморщившись от громких криков раненого охранника, герцог тяжело вздохнул и с силой провел ладонями по густым волосам, словно пытаясь выгнать из головы дурные мысли. Наконец, бросив мимолетный взгляд на острые обломки ребер торчащие из разверзнутой ударом груди стража, Флориан отдал приказ:

— Реймир, пусть трубят отступление, потом собирай всех кого можешь и уходите отсюда пока целы. Сбор в полутора днях пути вниз по реке.

— У Птичьего лога? — послышался в ответ негромкий спокойный голос.

— Именно, а теперь, — вопросительно полуобернулся правитель Эрендаля в сторону Иерарха.

— А теперь велите седлать коней, и уходим отсюда. Мы с братом Виллегером отправимся с вами, брат Земульт прикроет достопочтенного графа.

— Тогда к делу, — резко поднялся на ноги Флориан и направился в сторону выхода.

Дрянное, отдающее кислятиной вино, противным холодным комком скользнув вниз по пищеводу, тем не менее, повело себя не хуже своих старших и именитых собратьев. Плотный туман опьянения окутывал тяжелые мысли Северина, принося с собой тошноту и забытье.

Утолив голод, компаньоны разбрелись по разным углам своего временного узилища. Эйнар упал на лавку и, укрывшись темно-серым шерстяным плащом, покрытым понизу разводами высохшей грязи, разгонял наступившую тишину своим негромким сопением. Избранник темноты в свою очередь прихлебывал в задумчивости темно-красный напиток забвения из глиняного кувшина. Казалось, что откуда-то издалека слышатся надсадные крики и звон мечей. А может это всего лишь воображение играло с Сигмаром, рисуя ему наяву картины из тяжелых сновидений.

Но вдруг тяжелый удар сотряс каменное здание до самого основания, выбив из стен и потолка въевшиеся за прошедшие десятки лет сор и пыль, закружившиеся в спертом воздухе маленькой комнатки. Дремлющий Эйнар резко поднялся, откинув в сторону толстую ткань.

— На приступ пошли! Хватай пожитки и деру отсюда! — скороговоркой выпалил он и бросился в сторону тюка с их оружием и припасами.

Опьяневший Сигмар схватил лежавший неподалеку оружейный пояс и, с трудом застегнув его непослушными пальцами, кинулся наружу вслед за товарищем. Вихрем промчавшись по узким коридорам Бычьего Рога и едва не снеся дубовую дверь таверны, компаньоны оказались на улице в окружении разношерстной толпы, сгрудившейся вокруг выщербленного камня округлой формы. По всему видно было, что массивный метательный снаряд пролетев над городскими укреплениями ухнулся прямо в изогнутую стену неказистого строения, основательно промяв поросшую мхом кладку, и скатился наземь.

— Я так мыслю, — на мгновение замялся Эйнар, обратившись к своему товарищу, и, глубоко вздохнув, продолжил, — я так мыслю, что последнюю ночь мы с тобой землю топчем, друже.

— Угадал, — осклабился, растянув свои вечно синие губы в противной ухмылке, здоровяк в чешуйчатом доспехе и резким, неуловимо-быстрым движением вогнал узкий, бритвенной остроты клинок между ребер контрабандиста, угодив в самое сердце своего давнего врага.

И без того тусклый свет померк в глазах Сигмара. Оторопев, солдат смотрел, как единственный человек, связывавший его с этим миром и за столь недолгое время прошедший с ним с ним сквозь огонь и воду, безвольно стоял, вперив взгляд своих широко распахнутых в ошеломлении глаз на рукоять кинжала, торчащую из груди.

К обжигающему чувству торжества, захлестывавшему волнами самую душу Петра, внезапно примешалось острое чувство опасности, заставив старого вояку резко оттолкнуть контрабандиста и разворачиваясь обнажить на ходу свой верный меч. Закаленный в битвах ратник, не успев понять еще, что происходит, подставил плашмя широкое лезвие под летящее сверху возмездие. Два клинка столкнулись, но окутанное первозданной темнотой оружие Сигмара ничуть не замедлило свое убийственное движение. Мерцающая чернота прошла закаленную сталь легко, словно мягкое масло. Убийственный удар Северина располосовал здоровяка до самого пояса. Звякнули о вымощенную булыжниками мостовую обломки Петрова меча и скользнувшие по плечам вниз половинки разрубленного пополам шлема. Простояв пару секунд, сраженный воин обрушился на землю, заливая потертый серый камень хлещущей кровью.

Сигмар отбросил в сторону меч и кинулся в сторону сраженного друга. Упав на колени рядом с ним, солдат заглянул в мертвенно-бледное лицо Эйнара, уже переставшего дышать. Его застывший немигающий взгляд словно бы вытянул жизнь и из самого Северина, солдат отполз в сторону, закрыл голову руками, усевшись прямо на мостовую, и недвижно замер там в оцепенении.

Заскрежетав начищенной до блеска сталью латных полудоспехов, спрыгнули на землю с внушительных битюгов двое дружинников Атмара. На их суровых лицах застыла печать сомнений и растерянности. Переглянувшись с товарищем, один из дружинников подошел к Северину. Споро осмотрев его и не обнаружив ранений, воин хмыкнул и рывком поставил избранника тьмы на ноги.

— Эй, парень, ты у нас Сигмар, прозванием Северин? — требовательно посмотрел княжий человек в подернутые пеленой отрешенности глаза солдата.

— Да он это, я его сразу заприметил, — хмыкнув, протянул Хьелмир и, пройдя пару шагов, удивленно присвистнул, — а вот и Эйнар, порученец княжий.

Отдающее восковой желтизной лицо, раскинувшееся в неестественно позе безжизненное тело и, наконец, эфес торчащего прямо из груди кинжала не оставляли никаких сомнений в бесславной кончине контрабандиста.

— Так, братец, давай, подмогни через седло перекинуть, — закряхтев и похлопав крупными ладонями друг о друга, призвал Хьелмир на помощь своего соратника.

— А ну как и этот очнется, тогда что? — хрипловатым полушепотом ответил дружинник.

— Покуда ведь не встал, так с чего ему… Ах ты ж! — княжий человек от неожиданности отшатнулся в сторону, едва не впечатавшись в своего коня, тревожно всхрапывавшего и нетерпеливо бившего подкованным копытом о мостовую.

Внезапно открывший глаза Эйнар глубоко, с присвистом, вдохнул полной грудью морозный воздух и резко сел. Затем, крепко ухватившись за обтянутую темной замшей рукоять, одним движением выдернул засевшую в теле узкую полоску стали и, не глядя, метнул клинок от себя подальше.

— Аах, черт, что со мной… Как… Почему я… жив? — осипшим голосом сыпал вопросами вернувшийся с того света Эйнар, с тяжелым стоном он поднялся на ноги и подошел к одному из дружинников, — Хьелмир, ты? Откуда и что здесь делаешь?

Глядя на пересохшие, растрескавшиеся губы княжьего порученца, ратник отвязал с пояса деревянную флягу и, откупорив широкую пробку, протянул ее Эйнару.

— Спасибо, — залпом отпив не менее половины содержимого емкости — освежающего настоя трав, отдающего пряными нотками мяты, контрабандист отер губы и передал флягу обратно.

— Мы получили приказ — отыскать вас двоих и безотлагательно доставить на аудиенцию.

— Князь?

Дружинник замялся с ответом, вздохнув, он почесал переносицу и, мельком оглядевшись, показал пальцем на землю под собой, громким шепотом выпалив:

— С ним!

Не найдя, что ответить, контрабандист молча протянул свою широкую, мясистую пятерню к груди.

— Эхма, и ведь ни царапины, — присвистнул он от удивления, поворошив пальцем в покрытой запекшейся кровью узкой прорехе, разверзшейся на его полотняной рубахе прямо напротив сердца.

— Эка, невидаль, — буркнул второй дружинник, — и похуже видом мужики поднимались, вон, Мирко-большой, как рассказывают, весь утыканный стрелами, словно еж, на крепостной стене полег, да еще будто мало ему было, заехал какой то супостат кистенем в морду страдальцу. Так вот, недале как на рассвете, приперся к нам. Злой как черт! И говорит…

— Уймись уже, Острояз, времени мало, — прервал товарища Хьелмир и, обратившись к Эйнару, продолжил, — нам велели, не мешкая, вас доставить во дворец, так что прошу, господин.

Контрабандист перевел взгляд на указанное дружинником место и увидел двух оседланных лошадей, привязанных к задним лукам седел рослых битюгов замковой стражи.

— Что ж, значит в путь, — коротко согласился Эйнар и, подойдя к животным, принялся отвязывать свою лошадку.

Ошеломленный произошедшими событиями Северин, медленно, словно сомнамбула, последовал примеру своего друга. Вскарабкавшись на гнедую, Сигмар вяло толкнул ее в бока пятками, отчего кобыла, недовольно всхрапнув, с гулким цокотом зашагала по вымощенной крупными булыжниками мостовой.

— Видел я как ты отомстил за меня, молодец! Вовек тебе этого не забуду, друже, — негромко, но веско, произнес Эйнар, слегка наклонившись в сторону солдата, и, оглядев горящие нетерпением лица дружинников, добавил, — а теперь, ходу, ходу!

Низкие серые облака плоским своим основанием нависли над стольным градом, надежно укрыв его от тусклых лучей осеннего светила. Серая хмарь — то ли день, то ли ночь, залила узкие улочки Торгового квартала, стелилась туманом над причалами Речного, окутала мутной пеленой княжеский замок. В холодном недвижном воздухе повисли безвольно черно-красные знамена правителя.

Во дворе каменной твердыни, возвышавшейся в центре Старгорода, угрюмые слуги приняли лошадей, и компаньоны в сопровождении дружинников отправились скорым шагом к главным вратам замка правителя.

— Хьелмир, гляди-ка вон туда, Мирко-большой стоит, — вытаращив глаза, горячо проговорил княжий человек.

— Ну стоит, и что? — с наигранным безразличием ответил дружинник.

— Как что, пойдем, послушаем чуток, ни от кого не убудет, постоим самую малость, да дальше двинем. Соглашайся, святоша, чаю и не узнает никто, — пихнул в бок товарища Острояз.

— Эх, мы ведь уже в замке, задание исполнили, — вполголоса сам с собой спорил служака, — ладно, считай, уговорил. Но вы с нами!

Эйнар невозмутимо кивнул, и вся компания направилась в сторону стоящего в окружении толпы служивых людей высокого воина в побитом доспехе. Зияющие прорехи, пестрящие во многих местах брони разорванными кольчужными звеньями, давали весьма яркое представление о накале вечернего боя.

— Ты сочти, сочти дырья-то! — тыкая пальцами в изъязвленный бронебойными наконечниками стрел доспех, понукал распаленным голосом кого-то невидимого Мирко, — ишь чего, веры у него нет моему рассказу. Нешто живут после такого?

— Плюнь ты на малахольного! Дальше гутарь, — нетерпеливо призвали воина из толпы.

Приосанившийся Мирко, залихватски накрутив ус, продолжил речь:

— И вот уже лежу я, други, прямо на крепостной стене. Ну как лежу, спиной-то на бойницу оперся. Вокруг темь — ну совсем непроглядная. Да так холодно стало, что и боли уже не чую совсем, только руда как струится за поддоспешником. И вдруг, клянусь Незримым, пропасти мне на этом месте, надо мной засияло ярко солнышко. А по его лучам словно по дороге спускается воин. Доспех блестит, аж глазам горячо, на поясе оголовье меча виднеется в самоцветах. А сам улыбается да на ходу руку протягивает. Зовет, значит. И тут как налетят тучи черные воронов проклятых, грай подняли! Воин тот как взмахнет мечом, лишь ошметки с перьями во все стороны полетели, да где уж там, одолевать его стало темное воинство. А один, стал быть, ко мне подлетел. Сел на грудь, проклятый, да как тюкнет по темечку! Враз я на стене и очнулся. Стрелы как смог повыкорчевывал да сюда ринулся, в замок княжеский. А дале уж вы и сами знаете. Так вот!

— То верно, сам Одрир, за тобой послал, дабы принять в небесную стражу, да только заступничек княжий помешал ему, — негромко молвил едва заметный среди собравшихся воинов сухонький старичок в монашеском одеянии из грубой шерсти.

— Ты брось заливать нам, откель у колдуна столько силы, чтоб с самим Воином тягаться, — неуверенно возразили старцу из толпы.

Но седобородый, ничуть не смутясь резким словом, также негромко ответил:

— Ведомо мне, что дозвался-таки князь до другого покровителя, такого, что и поминать его честным людям противно будет. Самого Жнеца, пекло его поглоти, принял Атмар на нашей земле.

— Пекло? — раздался насмешливый голос будто бы из-под земли, — ну а может ледяные равнины, жестокие земли вечных мук. Ну а может не меня, а тебя? Куда тебе знать мою судьбу, человече, когда ты и своей угадать не можешь.