Ловец душ

7

Необъятность дикой природы, окружившей Дэвида, таинственность полуночного похищения ради странного обряда стали доходить до мальчика. Его тело покрылось потом, малейший порыв ветра пронизывал холодом. Ноги были мокры от росы. Сейчас уже Вождь начал пугать его. Он шел вперед с такой уверенностью, что Дэвид чувствовал, будто аккумулированное лесом знание конденсировалось в этом человеке в любой момент. Этот человек был Следопытом. Он был Непревзойденным Следопытом. Он был из тех, кто может выжить в этой глуши.

Теперь Дэвид отставал все сильнее и сильнее. Вождь уже терялся впереди, в сером тумане.

Не оборачиваясь, Катсук позвал:

– Держись ближе.

Дэвид ускорил шаг.

Справа, в деревьях, что-то проурчало «Уап-уап». Внезапно над ним скользнули дымно-серые крылья, чуть не задев голову. Дэвид попятился, потом подбежал поближе к человеку в белой набедренной повязке.

Неожиданно Катсук остановился. Дэвид чуть не налетел на него.

Катсук поглядел на Луну. Она двигалась над деревьями, ярко освещая острые камни и трещины на дальних склонах. Ноги мужчины отмерили расстояние. Это было то место.

– Почему мы остановились? – спросил Дэвид.

– Мы на месте.

– Здесь? Почему тут?

Катсук подумал: «Ну как это вечно получается у хокватов. Всегда они предпочитают языку тела язык губ».

Он проигнорировал вопрос мальчика. А что еще отвечать? Все равно этот невежественный хокват не сумеет прочесть знаки.

Катсук присел на корточки лицом к тропе, спускавшейся вниз. В течение многих веков это была лосиная тропа, связывающая соленые воды и высокогорные луга. Копыта глубоко выбили землю. Обе стороны тропы поросли папоротниками и мхом. Катсук лег на землю. Его пальцы перебирали все вокруг в поисках знака, осторожно отодвигая ветви. Есть! Это было отмеченное им место!

И он тихо запел песню на древнем языке:

– О, Хокват! Да воспримет тело твое священную стрелу. Пусть душа твоя преисполнится гордости, когда я коснусь ее острым, смертоносным наконечником. Душа твоя да обратится к небу…

Дэвид слушал непонятные слова. Ему не было видно рук мужчины из-за затенявших их папоротников, но их движения беспокоили его, он не мог понять, почему. Ему хотелось спросить, что происходит, но он чувствовал робость. Слова песни были переполнены щелкающими и рычащими звуками.

Потом мужчина замолчал, но продолжал лежать.

Катсук открыл мешочек на поясе и вынул щепоть священного белого пуха. Пальцы его тряслись. Все надо сделать правильно. Любая ошибка могла бы накликать беду.

Дэвид, у которого глаза уже привыкли к темноте, различал движения рук в папоротнике. Лунный свет отразился на чем-то белом. Мальчик присел на корточки рядом с мужчиной и кашлянул.

– Что ты делаешь?

– Я написал на земле свое имя. Я должен так сделать до того, как ты узнаешь его.

– Разве тебя зовут не Чарлз?

– Это не мое имя.

– То есть как? – Дэвид стал размышлять над услышанным. Разве его зовут не Чарлз? Потом спросил: – Ты сейчас поешь?

– Да.

– О чем ты поешь?

– Это песня для тебя – чтобы дать тебе имя.

– Но у меня уже есть имя.

– У тебя нет тайного имени, известного только нам двоим, самого сильного имени, которое только может быть у человека.

Катсук стряхнул грязь с клочка пуха. Он чувствовал Кушталюте, захороненный им язык сухопутной выдры, даже через землю. Тот в каждое мгновение управлял движениями его рук. И еще он чувствовал, как нарастает в нем сила.

Дэвид поежился от холода и сказал:

– Это уже не интересно. И все уже приготовлено…

– Очень важно, чтобы мы обменялись именами.

– А я тоже буду что-то делать?

– Да.

– Что именно?

Катсук поднялся на ноги. Он чувствовал напряженность в пальцах, которыми управлял Кушталюте. Кожу покалывала прилипшая грязь. Духовная сила мгновения пронизала его тело. «Это Кушталюте, говорю тебе…»

– Встань и обрати лицо к Луне, – сказал Катсук.

– Зачем?

– Делай, как я говорю.

– А если я не захочу?

– Ты рассердишь духов.

Что-то в словах взрослого заставило горло мальчика пересохнуть. Дэвид сказал:

– Я хочу вернуться.

– Сначала ты должен встать и повернуться лицом к Луне.

– А потом мы сможем пойти назад?

– Потом мы сможем идти.

– Ладно. Только мне кажется, что все это глупости.

Дэвид встал. Он чувствовал ветер, несший в себе предчувствие дождя. Внезапно в голову ему пришли воспоминания о детских играх, в которые он играл со своими дружками в зарослях возле дома: «Ковбои и индейцы». Интересно, а что значат эти игры для мужчины рядом?

Сознание Дэвида заполнили сценки и слова этих игр: «Бах! Бах! Ты умер! Мертвый краснокожий… Ковбой… Индеец убит!..»

А еще ему вспомнилась миссис Парма, зовущая его к ленчу. Он с друзьями убегал, и все прятались в пещере на берегу ручья, чтобы хихикать там, сидя в пыли. Потом все эти смешки, голос зовущей его миссис Пармы и все остальное смешались у него в голове – воспоминания и поход через дикий лес. Все превратилось в одно – луна, колеблемые ветром мрачные деревья, подсвеченные луной облака над дальними вершинами, бьющий от земли болотный запах…

Стоящий рядом мужчина сказал ему:

– Ты можешь слышать реку там, внизу. Рядом с нами вода. Духи всегда собираются поближе к воде. Когда-то, очень давно, мы выискивали силу духов, как ребенок ищет игрушку. Но пришли вы, хокваты, и теперь ты изменишь это. Я был взрослым человеком, пока не почувствовал в себе Таманавис.

Дэвид дрожал. Он никак не мог понять этих слов, несмотря на их необъяснимую красоту. Они были похожи на молитву. Он чувствовал тепло мужского тела за собой, его дыхание, шевелящее волосы на голове.

Теперь в голосе мужчины появилась непонятная резкость:

– Тебе известно, что мы сами все разрушили. Мы перестали верить и возненавидели один другого, вместо того, чтобы подняться против общего нашего врага. Чуждые нам идеи и слова переполнили наши головы иллюзиями, похитили у нас нашу плоть. Белый человек пришел к нам с лицом, будто золотая маска с дырами для глаз. И мы застыли перед ним. Из темноты вышли призраки. Они были частью тьмы и ее противоположности – плоть и антиплоть – а у нас не было подходящих для них обрядов. Мы ошиблись, приняв недвижность за мирные намерения, а потом испугались.

У Дэвида перехватило дыхание. Это уже не было похоже на обряд. В голосе мужчины были слышны наставления и поучения. Даже нет, в его голосе звучали обвинения.

– Ты слышишь меня? – спросил Катсук.

В какой-то миг Дэвиду показалось, будто спрашивают не его. Как будто индеец разговаривал с духами.

Катсук повысил голос:

– Ты слышишь меня?

Дэвид даже подскочил.

– Да.

– А сейчас повторяй за мной, слово в слово, все, что я скажу.

Дэвид кивнул.

Катсук начал:

– Я, Хокват…

– Что?

– Я, Хокват!..

– Я Хокват? – Дэвид не смог сдержать вопросительной интонации.

– Я – посланник от Ловца Душ… – продолжил Катсук.

Тихим голосом Дэвид повторил:

– Я – посланник от Ловца Душ.

– Сделано, – сказал Катсук. – Ты правильно повторил слова обряда. С этого мгновения тебя зовут Хокват.

– А что означает это имя? – спросил Дэвид. Он хотел было повернуться, но руки мужчины, лежащие на плечи мальчика, удержали его.

– Этим именем мой народ называл приплывшее далеко из-за моря, нечто странное, чего нельзя ни с чем сравнить. Этим именем мы называем твой народ, потому что вы пришли к нам из-за большой воды.

Дэвиду не нравились руки на его плечах, но он боялся сказать что-либо по этому поводу. Он чувствовал, что его личности, его телу нанесено оскорбление. Но его уже захватили враждебные силы. Ведь мальчик готовился лишь к тому, чтобы смотреть, наблюдать, а теперь обряд все больше начинал ему не нравиться. Он спросил:

– Это уже все?

– Нет. Теперь самое время, чтобы ты узнал и выучил мое имя.

– Но ведь ты же сказал, что мы уже пойдем.

– Скоро пойдем.

– Ладно… Так как тебя зовут?

– Катсук.

Дэвиду удалось сдержать дрожь.

– И что значит это имя?

– О, очень многое. Средоточие всего мира, Вселенной.

– Это индейское слово?

– Индейское!.. Мне не по себе, из-за того, что сам индеец, что живу с ошибкой пятисотлетней давности!

Руки на плечах Дэвида крепко схватили его и трясли с каждым сказанным словом. Мальчик не сопротивлялся. Только теперь до него дошло, какая опасность угрожает ему. «Катсук». Идиотское слово! Непонятно почему, но это имя вызвало то, что весь он покрылся холодным потом. Он прошептал:

– Ну а теперь мы уже можем уйти?

– Мемук мемалуст! Кечгитсук акат камукс…

На древнем языке Катсук обещал всем: «Я принесу этого Невинного в жертву. Я отдам его духу, который защищает меня. Я вышлю его в Нижний мир, и глаза его станут парой глаз червяка. Сердце его не застучит вновь. Губы его…»

– Что ты говоришь? – допытывался Дэвид.

Но Катсук не обращал на него внимания, доводя речь свою до конца:

– Катсук дает это обещание от имени Похитителя Душ!

Дэвид спросил:

– Что все это значит? Я не понимаю тебя.

– Ты – Невинный, – отвечал индеец. – Но я – Катсук. Я – средоточие всего сущего. Я живу везде. Я вижу тебя насквозь, Хокват. Вы живете как собаки. Вы ужасные лжецы. Вы видите Луну и называете ее Луной. И вы считаете, что именно это и делает ее Луной. Я же вижу все это своим глазом и без слова узнаю, когда вещь существует.

– Я хочу вернуться в лагерь.

Катсук отрицательно покачал головой.

– Мы все хотим вернуться, Невинный хокват. Нам хотелось бы устроиться там, где можно было бы общаться со своими откровениями, плакать и карать чувства свои бездействием. Твои слова и твой мир вызывают у меня злость. У вас есть только лишь слова, которые говорят мне о мире, что был бы у вас, если бы я пообещал вам его дать. Но я привел тебя в это место. Я дам тебе твое личное знание о Вселенной. Я сделаю так, что ты сможешь узнать и почувствовать. И тогда ты поймешь по-настоящему. И ты будешь удивлен. То, чему ты обучишься, будет тем, о чем ты только думал, что знаешь.

– Пожалуйста, может мы уже пойдем?

– Ты желаешь сбежать. Ты считаешь, что здесь не место для восприятия того, что я дам тебе. Но знание это само направится в твое сердце. Какую чушь ты уже выучил! Ты думал, что можно не обращать внимания на те вещи, которым я стану обучать. Ты думал, твои органы чувств не могут воспринимать Вселенную без компромиссов. Я обещаю тебе, Хокват: ты станешь видеть вещи прозрачными, ты узнаешь их с самого начала. Ты услышишь дикую жизнь, не имеющую названия. Ты почувствуешь цвета, формы и настроения этого мира. Ты увидишь насилие и тиранию, которые наполнят тебя трепетом и страхом.

Очень осторожно Дэвид пытался высвободиться из цепких рук, отдалиться от этих ужасных и непонятных слов. Индейцы никогда так не говорят!

Но рука больно сжала его левое плечо.

Дэвид уже не мог выдерживать весь этот ужас:

– Мне страшно!

Давление на плечо ослабело, но недостаточно, чтобы можно было освободиться.

– Мы обменялись именами, – сказал Катсук, – и ты останешься здесь.

Дэвид не мог даже пошевелиться. Он был в растерянности – как будто его побили, и теперь мышцы отказывались повиноваться. Катсук отпустил его плечо, но мальчик оставался в прежней позиции.

Преодолевая сухость в горле, Дэвид сказал:

– Ты хочешь попугать меня. Разве не так? В этом была вся суть посвящения. А другие ребята ждут, чтобы посмеяться.

Катсук не слушал его, он чувствовал, как нарастает в нем сила духов. «Это я, Таманавис, говорю тебе…» Медленным, расчетливым движением он вынул из своей сумки ремешок из лосиной кожи и охватил им Дэвида, туго прижав руки мальчика к его телу.

Теперь Дэвид начал крутиться, пытаясь вырваться.

– Эй, перестань! Ты пугаешь меня!

Катсук схватил его за руки и крепко связал их в запястьях.

Мальчик продолжал сопротивляться, но связанные руки не давали. Ремешок больно врезался в тело.

– Ну, пожалуйста, перестань, – взмолился Дэвид. – Что ты делаешь?

– Заткнись, Хокват!

Это был уже новый, дикий голос, такой же сильный, как и держащие мальчика руки.

Грудь перехватило ужасом. Дэвид затих. Он весь покрылся потом, и в тот миг, когда перестал дергаться, ветер пронизал его холодом до костей. Мальчик чувствовал, что похититель снимает с его пояса нож, резко дергая за ремень.

Катсук наклонился к мальчику – демоническое лицо в лунном свете. Голос его звенел от эмоций:

– Делай то, что я скажу, Хокват, или я тут же убью тебя.

Он замахнулся ножом.

Мальчик только кивнул, даже не осознавая, что делает, так как от страха проглотил язык. Горло обожгло поднявшейся желчью. Голова его тряслась, когда Катсук схватил его за плечи.

– Хокват, ты понимаешь меня?

С громадным трудом Дэвид протолкнул сквозь губы:

– Да.

Он подумал: «Меня похитили. Все это было только лишь хитростью.»

Все слышанные ранее ужасные истории об убитых жертвах похищений пронеслись в его памяти, тело затряслось от страха. Мальчик почувствовал, что его предали, ему было стыдно за свою глупость, с которой сам же полез в ловушку.

Катсук достал еще один ремешок, перевязал его вокруг груди мальчика, завязал на узел и взял свободный конец.

– До восхода солнца нам надо будет много пройти. Иди за мной быстро, иначе я похороню твое тело возле тропы, а дальше пойду сам.

Повернувшись, Катсук дернул за конец ремня и направился к проходу в темной стене деревьев на другой стороне поляны.

Чувствуя вонь своего страха в ноздрях, качаясь из стороны в сторону, Дэвид поплелся за ним.