Ловушка для бабочек (сборник)

Свет мой

В пять утра Наташа резко проснулась и села в постели, вцепившись руками в одеяло. Сердце колотилось где-то в горле: и приснится же такое! Она отдышалась, встала и босиком пошлепала на кухню. Выпила воды и подошла к окну – сначала рассеянно таращилась на привычный вид, а потом нахмурилась: еще вчера все было в снегу, а сегодня… Никакого снега – сухой асфальт! И светло не по времени. На ветках растущего под окном дерева набухли почки, а градусник и вовсе показывает что-то несусветное для начала марта: плюс семь градусов! Странно.

Она вернулась в комнату, оживила мобильник, на котором высветилось время и дата: «05:04» и… «8 апреля»!

Как – апреля? Не может быть!

Наташа включила ноутбук, который показывал то же самое. И некоторое время ошалело пялилась в экран, недоумевая: когда успело пройти столько времени? А главное – почему она этого не помнила? Куда подевался целый месяц ее жизни? Потом Наташа осознала, что «Рабочий стол» монитора тоже выглядит не как обычно: пустое голубое поле и всплывающая панель управления. А где все ее файлы и ярлыки? Где заставка с котиком? Посреди голубой пустыни монитора висит одинокий значок файла с названием «ПРОЧТИ!»

Наташа дрожащей рукой навела курсор и открыла файл: «Если ты читаешь эти строки…»

Она дочитала до конца (текст был довольно большой) и прикусила губу, глядя в пространство: значит, это был не сон… Так вот почему она не помнила прошедший месяц. Потом Наташа протянула руку, взяла мобильник, открыла фотоальбом и просмотрела несколько снимков одного и того же лица, казавшегося ей смутно знакомым. И снова принялась читать текст, теперь очень внимательно и сосредоточенно: «Если ты читаешь эти строки… Нет, не так. Если я читаю эти строки, значит – я вернулась…»

Субботним мартовским вечером в одном из баров небольшого провинциального городка сидел молодой человек – высокий, русоволосый, весьма симпатичный. Зашел он туда случайно – переждать внезапный дождь, хотя раньше мог считаться завсегдатаем: бар славился дешевой выпивкой и доступными девушками.

Как раз сейчас Егор – так звали молодого человека – с интересом рассматривал одну из девушек, что сидела у стойки бара. Одета она была скромно: тонкий серый свитерок, простые джинсы, кроссовки. Первым делом Егор оценил ноги: в отличие от приятелей, которые обращали внимание на женский зад или грудь, он считал, что порода определяется именно по ногам – икрам, щиколоткам, ступням. И по рукам – локтям, запястьям и пальцам. К тому же руки – особенно пальцы! – сразу выдают стерву. У этой и с ногами, и с руками все было в полном порядке, так что Егор мысленно поставил ей парочку плюсов. Она очень изящно сидела на неудобном круглом табурете, прямо держа спину. Ну да, осанка тоже важна. Еще плюсик. Линия бедра красивая, и грудь нормальная, небольшая – Егор терпеть не мог модные нынче силиконовые «дыни». Шея длинная, нежная, высокие скулы… Девушка сидела вполоборота, о чем-то разговаривая с барменом, и Егор все ждал, чтобы она повернула голову – надо же и лицо увидеть. Единственным минусом пока что были волосы – Егор любил длинные, а эта так коротко подстрижена! Просто перышки какие-то на голове, и цвет невразумительный.

Тут девушка наконец обернулась и посмотрела прямо на Егора, почувствовав, очевидно, его взгляд. Некоторое время она задумчиво его рассматривала, потом плавно соскользнула с высокого табурета и направилась прямо к его столику. Невысокая! Метр шестьдесят, не больше. Еще один плюс – он не любил дылд. Егора поразила замедленная грация ее движений: неспешно подплыла, кивнула: «Можно?» Егор вскочил, отодвинул ей стул и жадно вгляделся в лицо: почти без косметики, изящные брови, прямой нос, красивый рот.

– Меня зовут Наташа. А вас? – тихо произнесла девушка и улыбнулась.

Это было как удар под дых: улыбка вспыхнула маленьким солнцем, и Егор обомлел, не сразу поняв, о чем она спрашивает, а в его сознании тут же с легким шелестом осыпались все заботливо выставленные плюсы-минусы, которые на самом деле не имели никакого значения – это лишь самообман. Дело было вовсе не в ногах или длине волос – и даже не в глазах или улыбке. Но надо же как-то объяснять друзьям – да и себе самому! – почему ни одна из прежних девушек его не зацепила: подсознательно Егор мечтал о такой же силе взаимного притяжения, которая до сих пор существовала между его родителями.

Наташа ничем не напоминала Егору мать – совершенно другой тип. Другой – но какой? Что-то было в ней… загадочное. Наташа казалась то совсем девочкой, то опытной женщиной. Особенно поражали глаза: огромные, зеленовато-серые, с длинными ресницами – очень печальные, слегка растерянные. И такая ослепляющая улыбка! Егору вдруг во всех красках представилась картинка из глубоководной жизни: рыба-удильщик со светящейся приманкой на конце длинного усика и доверчивая рыбешка, послушно заглотившая приманку и плывущая прямиком в разверстую пасть. Он помотал головой, прогоняя непрошеное видение.

– Вы забыли, как вас зовут? – спросила Наташа.

– Да нет, конечно! Я Егор.

Он смотрел на нее, надеясь на новую улыбку, – Наташа действительно улыбнулась, но никакого солнца не вспыхнуло, просто чуть дернулся уголок рта. Кашлянув – что-то голос сел, – Егор спросил:

– Заказать вам что-нибудь?

– Я бы выпила кофе.

– Капучино, американо?

– Черный, пожалуйста.

– Может быть, пирожное?

– Не хочется, спасибо.

– Вы часто здесь бываете? – спросил Егор, глядя на то, как она рассеянно отпивает глоток кофе и ставит чашечку на блюдце.

– Случайно зашла. Дождь переждать. А вы?

– Бываю иногда. А чем вы занимаетесь, Наташа?

– Я занимаюсь тем, что живу. Это требует приложения массы усилий.

– Но вы работаете?

– Да. Но это скучно. Контракты, счета, договоры. Бумажки, одним словом. А вы?

– Примерно тем же самым.

– Понятно.

Егор торопливо добавил:

– Но у меня есть хобби. Я увлекаюсь скалолазанием.

– Значит, вы альпинист?

– Скалолаз. Это разные вещи. Похожие, конечно. Но у нас снаряжение проще и легче, что немаловажно.

– И где же вы… лазаете?

– Ну, я пока по подготовленным трассам. Но на естественном рельефе! В смысле, на природном. Мечтаю освоить on-sight. Это значит, что я должен пройти трассу с первой попытки, сразу, почти ничего о ней не зная: посмотрел снизу, и все.

– И вам не страшно? Это же опасно.

– Страшно, – честно признался Егор, удивившись сам себе: перед девушками он обычно изображал эдакого супермена, которому сам черт не брат. – Не все время, конечно, но иногда бывает. Поэтому пока и не могу работать solo, а уж free solo и подавно…

– Solo – значит в одиночку?

– Ну да, а free solo – без страховки.

– Нет, я бы не смогла, – подумав, сказала Наташа.

– А вы попробуйте. Недавно в городе открылся скалодром. Такая стена с выступами, можно полазить со страховкой. На Завьялова, за водокачкой – знаете?

– Примерно. Но я высоты боюсь.

Они помолчали, глядя друг на друга, потом Наташа неожиданно спросила:

– А мы с вами раньше не встречались?

– Нет, я вижу вас впервые. А что?

– Ваш голос кажется мне удивительно знакомым. Тембр, интонации…

– Даже не знаю… Может, пересекались где-нибудь – город-то маленький. Но я бы вас запомнил. Такие глаза забыть невозможно. А ваша улыбка… Она потрясающая! Волшебная. Просто сбивает с ног.

– Вы первый, кто мне это говорит.

– Не может быть. Вы знаете, у нас есть один родственник – папин двоюродный брат, очень хороший дядька. А у него жена… Такая неприятная дама. И некрасивая. Я все не понимал, почему он ее выбрал. Спросил у отца, тот ответил: «Она улыбнулась, и он пропал. А потом ему уже некуда было деваться». И я стал ждать, чтобы она улыбнулась – все понять хотел. Но так и не дождался. А теперь вот понял!

Наташа чуть усмехнулась, и Егор, продолжая удивляться собственной неожиданной откровенности, покраснел и торопливо добавил:

– Но я совсем не хотел сказать, что вы неприятная. Наоборот! Вы очень милая и красивая. Просто улыбка затмевает все.

– Я же не нарочно. Я вообще редко улыбаюсь.

Уголок ее рта снова дернулся, и Егор вдруг понял, что это вовсе не усмешка, а что-то вроде легкого тика – непроизвольная гримаска, возникающая от неловкости или смущения. Он приободрился: «О, да она тоже нервничает». Наташа взглянула в окно и сказала:

– Дождь перестал. Может, пойдем? А то здесь так шумно.

– Куда… пойдем?

– К тебе, например. Если хочешь.

– Хочу, конечно. Я поймаю такси.

За всю дорогу Егор даже пальцем к ней не притронулся, хотя обычно… Но сегодня все было не как обычно, – он робел, словно на первом свидании. Когда поднялись в квартиру, Егор вдруг вспомнил, что не обговорил условия: как правило, он делал это еще до такси. Он забормотал, краснея:

– Ты ведь понимаешь, что мы… Ну… В общем, я не поддерживаю длительных отношений, так что… Это все разовое. Пара ночей, максимум неделя…

– Я знаю. Все было понятно с самого начала: «Этот ливень переждать с тобой, гетера, я согласен, но давай-ка без торговли…»

– А?

– Это стихи Бродского.

– Бродского?

– Иосиф Бродский, «Письма римскому другу»:

Егор оторопело моргал. Он никак не ожидал. Впрочем, он и сам не знал, чего ожидал. Поломался весь привычный алгоритм, и он занервничал: может, зря пригласил ее домой? Впрочем, это ведь она его пригласила.

– Ты не знаток поэзии. Ясно, – чуть улыбнувшись, сказала Наташа. – Я могу остаться до утра?

– Да, да, конечно.

– Но ты не думай, я действительно случайно зашла в тот бар. Потом только бармен меня просветил. А ты часто снимаешь там девушек?

– Ну-у… Не так чтобы часто… Бывало пару раз.

– Ты не переживай, я все понимаю. Я то-же… один раз… так поступила.

– Сняла девушку?

– Конечно, парня. Ну что, кто первый пойдет в душ?

– Иди ты. Там есть полотенца, можешь взять мой халат.

– Спасибо.

Наташа удалилась, и Егор выдохнул: все-таки она ужасно его напрягала. Как у них вообще все получится, он не представлял. Главное, уже не пойдешь на попятный. Но тут вернулась Наташа – совершенно обнаженная, она прошествовала мимо потрясенного Егора и забралась в постель. Он закрыл рот и отправился в ванную. Увидев себя в зеркале, он поморщился: да что же это такое – щеки и даже уши горят, в глазах растерянность! Явиться нагишом Егор не посмел и стыдливо набросил халат, но, войдя в спальню, засуетился, не зная, как теперь избавиться от этого халата. Свет, что ли погасить? Но Егору хотелось как следует рассмотреть Наташу. Правда, при этом совсем не было желания, чтобы она рассматривала его самого, хотя чего стыдиться? У него сложение нормальное, хорошая мускулатура.

– Погасить свет? – спросил он.

– Если хочешь, оставь. Лишь бы в глаза не бил.

Егор погасил верхний свет, оставив ночник и, покосившись на Наташу, которая старательно смотрела в потолок, решительно скинул халат и юркнул под одеяло. Никогда в жизни он так не трусил. Некоторое время они просто лежали рядышком, словно паиньки, не прикасаясь друг к другу. Потом Наташа взяла Егора за руку, и он растаял от нежности: такие хрупкие, тонкие пальчики! И вдруг Егору представилось, что они с Наташей давно женаты – лет десять, а то и пятнадцать, и где-то в соседней комнате спит их сын, а они, устав за день, прилегли рядышком, держась за руки… И понимают друг друга без слов, и видят одинаковые сны. И вспоминают ту ночь, когда они впервые переплели пальцы своих рук. Егор даже встряхнул головой, чтобы избавиться от этого наваждения. Тут Наташа вдруг тихо спросила:

– А ты знаешь, как спят каланы? Морские выдры?

– Нет! И как?

– Прямо в море. Они лежат на воде и держатся друг за друга передними лапками. Чтобы их не унесло в разные стороны.

– Правда? – удивился Егор. – Забавно.

Он повернулся к Наташе и обнял – вид у нее был взволнованный, а глаза вопросительно смотрели на Егора.

– Знаешь, ты ужасно милая, – сказал Егор и поцеловал ее, очень нежно, а потом спросил: – Почему ты подошла ко мне? Там, в баре?

– Ты так на меня смотрел! И показался знакомым, особенно, когда заговорил.

И тут Наташа опять ослепила его своей необыкновенной улыбкой – у Егора мурашки побежали по коже. Как она это делает? Колдовство какое-то. Волшебная улыбка Наташи мгновенно развеяла все его страхи и сомнения, так что в результате все у них получилось так, как и воображал Егор.

Утром он проснулся первым и долго смотрел на спящую девушку – лицо ее было очень юным и нежным, потом Наташа внезапно открыла глаза, посмотрела прямо на Егора, улыбнулась своей солнечной улыбкой и положила голову ему на плечо, пробормотав полусонно:

– Ты такой хороший…

Егор обнял ее, стараясь не слишком сжимать хрупкое тело – его самого так скрутило от нестерпимой любви и нежности, что он почти не мог дышать. Даже слезы выступили на глазах. Да что ж с ним такое?

– Ты не уйдешь? Останься, – попросил он шепотом, и Наташа ответила:

– Хорошо, я побуду еще немного. Но второй ночи не будет.

«Это мы еще посмотрим!» – подумал Егор и отправился готовить завтрак. Наташа все не шла, и когда Егор заглянул в спальню, она стояла посреди комнаты – взъерошенная и невозможно трогательная в слишком длинном халате, полы которого шлейфом улеглись на полу вокруг ее ног. Наташа обернулась к Егору, и у него болезненно сжалось сердце: столько горького отчаяния было в ее серых глазах! Но она тут же улыбнулась – скупо, уголком рта – и, подобрав полы халата, прошествовала в ванную, а потом на кухню, где отвергла так старательно приготовленную Егором яичницу, которую он, впрочем, с большим аппетитом съел сам. Наташа выпила кофе и рассеянно сжевала парочку печений.

– Ты совсем ничего не ешь, – огорчился Егор.

– Не хочется, – рассеянно ответила Наташа.

Они провели вместе полдня. Общаясь с девушками, коих было немало, Егор никогда раньше не испытывал ничего подобного: он полностью растворился в Наташе, совершенно забыв себя. Словно она была горячим чаем, а он куском сахара. И когда «чай» вдруг весьма решительно собрался и стал прощаться, «сахар» растерялся: они мирно лежали рядышком, Егор рассказывал что-то из своих летних приключений, потихоньку настраиваясь на секс, как вдруг Наташа быстро встала и вышла – он решил, что в туалет. Но через пару минут она позвала его из коридора, и Егор изумился: Наташа была полностью одета и держала в руках сумочку. Привстав на цыпочки, она чмокнула Егора в щеку, улыбнулась и упорхнула.

Егор постоял, нахмурившись: в голове у него не было ни единой связной мысли. Потом неоновым светом засияло слово «телефон» – он же не узнал ее номер! Да и вообще ничего не узнал! Только имя… Вот идиот. Егор заметался по квартире: а вдруг она где-нибудь оставила записку с номером? Одна из его бывших однажды написала номер телефона красной губной помадой прямо на простыне, которую потом пришлось выбросить, потому что помада не отстирывалась. Но в этот раз ни на простыне, ни на зеркале – нигде! – никакого телефона не было.

Как же он теперь найдет Наташу? Почему он не договорился о новом свидании? Егор выскочил из квартиры и помчался вниз по лестнице – она не могла далеко уйти! Он обегал все окрестности, но напрасно – девушка как сквозь землю провалилась. Вечером Егор оправился в тот бар, где они встретились: Наташи там не было, да и бармен работал уже совсем другой. Всю неделю Егор ходил туда, как на работу – поговорил с субботним барменом, но тот сказал, что тогда видел Наташу впервые и ничего про нее не знает: она явно не из тех девушек, что толкутся здесь в поисках партнеров.

– Упустил, что ли? – спросил бармен, наливая Егору водку. – Вы же вроде вместе ушли?

– Да, – ответил Егор, залпом опрокинув стопку.

– Это ты зря. Хорошая девушка. Не то что здешние прошмандовки.

– Хорошая. А какая у нее потрясающая улыбка!

– Разве? Не заметил. Глаза выразительные, это да. Но грустные.

И только к следующей субботе Егора осенило, и он помчался на улицу Завьялова, ни на что особенно не надеясь. Сердце его так и оборвалось, когда он увидел в тренажерном зале знакомую хрупкую фигурку и взъерошенную голову – она здесь! Наташа снимала с себя страховку, а стоящий рядом верзила-инструктор что-то ей говорил, наклонившись.

– Привет, – сказал Егор.

Наташа оглянулась:

– Здравствуй.

Некоторое время они смотрели друг на друга, потом Наташа улыбнулась, и все вокруг словно осветилось. Егор невольно улыбнулся в ответ с волнением произнес:

– Всю неделю тебя искал. Только сегодня догадался сюда прийти.

– А я всю неделю здесь. Каждый вечер. Знаешь, а мне понравилось. Совсем не так страшно, как я думала.

– В зале проще.

– Я понимаю.

Инструктор постоял, глядя на них, потом вздохнул и отошел – ни Наташа, ни Егор не обратили на это внимания.

– Почему ты так стремительно сбежала тогда? – спросил Егор.

– Были причины.

– Я много думал все это время. О тебе. О нас. Понимаешь, оказалось, что ты мне нужна. Очень. Может, попробуем? Встречаться.

– Зачем я тебе нужна? Для секса?

– Нет! То есть – конечно! Но не только. Я имею в виду долгие отношения.

– Насколько долгие?

У Егора все внутри дрожало – он только надеялся, что это незаметно. Он сжал кулаки и глухо произнес:

– На всю жизнь.

– Почему именно я?

– Потому что… – Егор задумался, не зная, как объяснить.

– Ты что, жить без меня не можешь?

В интонации Наташи был какой-то горький вызов, и Егор нахмурился:

– Смогу, наверное… Но… Это будет совсем не та жизнь, что с тобой. Потому что ты – это ты. Потому что мне без тебя не интересно. Я понял, что вовсе не хочу быть по жизни free solo! Это неправильно. Нужно быть в связке. И со страховкой.

– А какая страховка?

– Любовь, – сказал Егор твердо.

– Ты уверен, что любишь меня? После одного раза?

– Уверен. И потом, у нас было больше, чем один раз!

Егор невольно ухмыльнулся. Он уже не так волновался, как в начале разговора, осознав: раз Наташа всю неделю ходила в тренажерный зал, значит, он ей тоже небезразличен. Наташа покачала головой:

– Но ты же меня совсем не знаешь. И я тебя.

– Вот и узнаем. Мои родители поженились, когда им было девятнадцать. И до сих пор любят друг друга – после тридцати лет брака. Я всегда хотел для себя таких же отношений. А эти девушки, с которыми я встречался… Наверное, я просто не там искал. Хотя… Нашел именно там, где уже и не рассчитывал. Я ведь тоже случайно заглянул в тот бар. Давно там не был. Наверно, это судьба.

– Судьба…

Наташа серьезно смотрела на Егора. Они так и стояли посреди тренажерного зала, не замечая, что окружающие прислушиваются к их разговору, а кое-кто даже подошел поближе. Наташа вздохнула:

– Я должна тебе кое-что рассказать. Но сейчас не готова.

– Ты что, замужем?

– Нет!

– Не замужем, но у тебя ребенок?

– Нет…

– Надеюсь, у тебя нет никакой смертельной болезни?

– Нет, насколько мне известно.

– Ну, тогда остается только одно: ты инопланетянка?

Наташа невольно рассмеялась:

– Нет, что ты! Ладно, давай поговорим. Но не здесь.

И они оправились к Наташе домой. Оказалось, она живет совсем недалеко – в пятиэтажках, так что добрались минут за десять, но Егору казалось, что более долгого пути ему преодолевать еще не приходилось. Наташа шла, опустив голову и время от времени вздыхала, а Егор чувствовал все нарастающие тревогу и беспокойство. Наконец они поднялись на второй этаж, вошли в квартиру и присели за маленький кухонный столик напротив друг друга: Егор выжидательно смотрел на Наташу, а она, бросив на него короткий взгляд, потупилась.

– Я не знаю, как об этом рассказывать… – пробормотала она. – Ладно, сначала спрошу: ты веришь в чудеса? Путешествия во времени, параллельные вселенные, всякое такое?

– Все-таки ты инопланетянка, признайся! – воскликнул Егор, но Наташа даже не улыбнулась.

– Ответь, пожалуйста.

– Ну-у… Скорее верю, чем нет. Я вообще люблю всякое фэнтези.

– Фэнтези… – Наташа усмехнулась. – Тогда слушай. Двадцать три дня назад я попала под машину. Отделалась легким испугом, но минут пятнадцать была без сознания. А когда очнулась… Когда очнулась, то не узнала ни подругу, ни улицу, по которой мы с ней шли. И оказалось, что я ничего не помню. Совсем! Даже того, как на меня машина наехала. Город казался мне совсем незнакомым, и я не понимала, как могла сюда попасть. Я ужасно испугалась этого состояния, и подруга поехала со мной в травмопункт. Там меня осмотрели, сделали рентген – никаких переломов, вывихов, следов сотрясения мозга, лишь ушибы, царапины и шишка на голове. Все реакции адекватные, только не помню ничего. Травмопункт был при больнице, и они направили меня на томографию и УЗИ сосудов, а потом вызвали психиатра. В общем, имя свое я знала, какой день недели, месяц и год помнила, но вместо домашнего адреса назвала Кленовый бульвар…

– Кленовый бульвар? Но у нас такого нет!

– Конечно, нет! Это в Москве. Понимаешь, на самом деле я все прекрасно помнила с самого раннего детства, но это оказались какие-то не те воспоминания – не соответствующие окружающей действительности. Психиатру я о своих неправильных воспоминаниях говорить не стала, а сделала вид, что память уже возвращается: не хватало еще, чтобы меня поместили в психушку. Психиатр решил, что моя кратковременная амнезия вызвана стрессом, выписал какие-то лекарства и отпустил. Подруга проводила меня домой. Оставшись одна, я первым делом стала искать документы, потом влезла в компьютер, открыла свои… или не свои… аккаунты. Там оказалось все другое – не то, что у меня. Но фотографии были мои, и вся одежда, которую я обнаружила в гардеробе, пришлась впору, хотя я никогда таких вещей не покупала. И чем больше я пыталась разобраться, тем больше все запутывалось!

Я прекрасно помнила, что я, Наташа Вéлежева, живу в Москве, на Кленовом бульваре вместе с мамой Ольгой Георгиевной – отец от нас ушел три года назад. Мама – экономист, отец – юрист, я тоже окончила юридический и работаю в нотариальной конторе. А получалось, что я, Наташа Вележева, живу в этом городе на Строительной улице! Моя здешняя мама – Ольга Георгиевна Иванова, которая никогда не была замужем за моим отцом – Вележевым Андреем Геннадиевичем! Замуж она вышла два года назад и переехала в райцентр, где открыла собственное ателье – она прекрасная портниха. А я окончила местный пед и работаю в лесной школе, а еще увлекаюсь самодеятельным театром и живописью. Фотографии родителей я тоже нашла – да, это моя мама и мой отец. Отцовская карточка здесь только одна – у нас такая тоже есть: ему там лет тридцать…

В той жизни отец женился на маме, когда узнал, что она беременна. Мама действительно родом из этого города. Отец ее никогда не любил, сейчас я это ясно понимаю. Жили они плохо, все время ругались. Я очень боялась их ссор и всегда была на папиной стороне. Мама очень любила шить, а отец заставил ее учиться, и она всю жизнь работала в каком-то скучном месте, которое ненавидела. Она все время стремилась соответствовать отцу – он известный адвокат. У нее плохо получалось, отец вечно был недоволен, а потом и вовсе ушел. И я выросла такой закомплексованной – послушная девочка, которая боится собственных желаний! А тут все по-другому.

– Так ты не инопланетянка… Ты из параллельного мира… – прошептал потрясенный Егор.

– А какой еще вывод можно сделать? Но была все-таки возможность, что я сошла с ума. Есть такое заболевание – я нашла в Интернете, называется «диссоциативная фуга»: человек внезапно забывает всю информацию о себе, вплоть до имени. Он может переехать в другой город, сочинить себе другое имя, биографию. И даже не будет знать, что болен. Причина – психическая травма. Человек уходит в фугу, чтобы сбежать от своих проблем. Я прочла и задумалась: имя-то я помнила! И вряд ли я выдумала ту мою московскую жизнь, потому что… В общем, я решила проверить и поехала в Москву. Пришла на Кленовый бульвар, поднялась к своей квартире, позвонила… И дверь открыл мой отец. Он… Он так испугался, увидев меня! Выскочил за дверь, схватил меня за руку, потащил на площадку этажом ниже: «Зачем ты приехала? Я же просил! Жена ничего не знает! Что тебе нужно? Денег?» Я посмотрела на него, развернулась и ушла. А потом поехала еще в одно место. Был человек… Он умер. Там, в другой жизни. А здесь он жив. Я увидела его во дворе, на детской площадке. Он гулял с детьми. Мальчик и девочка, совсем еще крохотные. Наверное, погодки. Я подошла – так хотелось на него посмотреть, на живого и здорового! Он мне улыбнулся, а я сказала: «Какие милые малыши. Ваши?» – «Нет, я взял их напрокат, – рассмеялся он. – Конечно, мои». Он меня не узнал. Нет, не так. Он меня не знал. Вообще. Я вернулась обратно в этот город. А куда мне было еще деваться?..

Наташа замолчала, отрешенно глядя в окно.

– Как же это могло случиться? – воскликнул Егор. Он смотрел на Наташу со смешанным чувством восторга и сострадания: девушка из параллельного мира, с ума сойти!

– Не знаю, – вздохнула Наташа. – Наверное, когда я… когда она потеряла сознание, мы каким-то образом поменялись местами. В общем, съездила в Москву, убедилась, что не сумасшедшая. И что мне делать? Одна, в чужом мире, которого не знаю! Еще хорошо, что мамы в этот момент рядом не было. Здешней мамы. Она звонила пару раз, но ничего не заподозрила, к счастью. Я была в таком ужасном состоянии. Бродила по городу, как во сне. Пошел дождь, и я спряталась в том баре, где мы встретились. А когда я увидела тебя… Ты вдруг показался мне таким знакомым, почти родным. Но я не должна была! Не должна была подходить к тебе, разговаривать, ехать к тебе домой. Спать с тобой! Но… мне так хотелось хоть немного тепла. Немного любви. Прости, прости меня. Ты можешь ничего не говорить, можешь сразу уйти – я все пойму… Я не должна была…

И Наташа заплакала, закрыв лицо руками. Егор встал, обошел стол, поднял Наташу за плечи, обнял и повел прочь из кухни.

– Куда ты меня тащишь?

– Найдем местечко поуютнее. Так… Ага, вот сюда. Давай-ка.

Он ловко уложил Наташу на кровать и сам улегся рядом.

– Что ты делаешь?

– А на что это похоже? Пытаюсь тебя утешить…

– Так ты мне веришь?

– Почему-то верю.

– Ты же не думаешь, что я сумасшедшая?

– Не похожа ты на сумасшедшую…

Егор поцеловал ее в губы – короткими нежными поцелуями, потом еще и еще. Наташа ответила, и он почувствовал, что она расслабилась: глубоко вздохнула и крепко обняла его за шею.

– Я так скучал по тебе! – прошептал он, гладя ее спину под футболкой.

– Я тоже, – ответила Наташа и решительно стянула футболку.

Они любили друг друга жадно и нетерпеливо – так изнемогающий от жажды путник припадает к роднику и пьет, не в силах оторваться. Потом долго лежали в молчании, переплетя пальцы рук.

– И что нам теперь делать? – тихо спросила Наташа – она приподнялась и заглянула Егору в лицо.

– Держаться лапками, чтобы волна не растащила, – ответил он, улыбнувшись. – Как каланы.

– Нас все равно растащит, – печально произнесла Наташа и положила голову Егору на грудь.

– Почему ты так думаешь?

– Я чувствую, что должна вернуться. Когда оказалась здесь, я сначала сильно испугалась. Потом… обрадовалась. Потому что там у меня все очень сложно. А здесь… Тихо, спокойно. Я изучила ее – мою – здешнюю жизнь… Интересно! Я всегда мечтала рисовать, а она рисует. Она свободная, сильная. Самодостаточная. Мне не хотелось возвращаться к своим проблемам, понимаешь? Но потом, после Москвы… Я металась по городу и думала, что она не заслуживает того, что сейчас там с ней происходит. Я сама во всем виновата и сама должна разобраться, раз судьба дала мне такой шанс.

– А что там сейчас с ней происходит?

– Не надо тебе этого знать.

– Но… Если ты вернешься в свою прежнюю жизнь, она ведь тоже сюда вернется, правда?

– Думаю, да… – ответила Наташа, но это прозвучало не очень уверенно.

– Ты не хочешь рассказать, что с тобой случилось в прежней жизни?

– Много разного.

– А тот человек, что здесь оказался живым? Что тебя с ним связывало?

– Мы работали вместе. И у нас был роман. Я знала, что Слава женат, но… Он так влюбился, так страдал. Говорил, жить без меня не может. Он мне нравился, но я совсем не собиралась разрушать семью. В общем, это длилось долго, несколько месяцев: я не сдавалась, он настаивал. А потом… Его жена каким-то образом узнала и пришла к нам домой, устроила скандал. Мама стала на ее сторону. Не поверила, что ничего между нами нет. После скандала Слава ушел из дому, снял квартиру. Хотел разводиться. Ну, и я сдалась. Все равно нам никто не верил, так что ж зазря страдать! Мы прожили полгода, а потом его жена попала в больницу. Операция на сердце, инвалидность. А у них сын маленький. И мы решили, что Слава должен вернуться в семью. Расстались. Это было… больно. Очень. И я представила, что он умер. Умер для меня. Решила начать новую жизнь. Пошла с подружками в кафе – день рождения у кого-то был. Выпила там лишнего, подцепила какого-то парня, поехала к нему домой. Ничего не произошло – оба были слишком пьяны. Но мне так стыдно стало! И этот стыд словно приглушил мою боль от разлуки со Славой. А спустя полгода я случайно узнала, что он действительно умер. Сгорел за три месяца от рака. А его жена жива и здорова. Относительно, конечно.

Они долго молчали, потом Егор осторожно спросил:

– И что ты сделала?

– Я не хочу об этом говорить. Но мне надо вернуться и действительно начать новую жизнь. Теперь я знаю, какой могу быть. И чувствую: что-то меня тянет, словно сильное течение! Оно поворачивает, понимаешь? Оно готово меня подхватить и вернуть обратно. Наверное, это произойдет во сне, когда сознание отключено. И еще! У меня теперь есть цель. Я хочу найти там тебя.

– Меня? Ты думаешь, я тоже там есть?

– Конечно. Подумай: персонажи обеих реальностей одни и те же, только биографии разные. И поворотный момент – мое рождение. Дальше – развилка судеб. Возможно, в моей реальности ты так тут и живешь.

Егор задумался:

– А может, и нет! Это двадцать пять лет назад было, да? Развилка судьбы? Мне тогда уже три года исполнилось. И отца позвали на работу в Москву – мама-то москвичка, ее родители там живут. Я всегда зимние каникулы проводил в Москве. Помню, как играл с фонендоскопом – дед с бабкой врачи, и мама тоже. Они, конечно, хотели, чтобы мама осталась с ними и после замужества – квартира большая, все бы уместились. Но отец уперся. И второй раз отказался. Но в той реальности – вдруг он согласился? Тогда я живу в Москве!

– Ты мне расскажешь разные подробности, чтобы я могла тебя найти?

– Ладно. Но я не хочу с тобой расставаться! Еще неизвестно, как у нас с ней сложится…

– Егор, она – это я. Ты даже не почувствуешь разницы.

– Но она же меня не знает.

– Я напишу ей письмо, все расскажу!

– А вдруг я ей вообще не понравлюсь?..

– Я влюбилась в тебя с первого взгляда. Так что – понравишься.

– Правда? С первого взгляда?

– Знаешь, давай мы просто будем жить и радоваться, любить друг друга. Держаться за лапки. А там – как получится.

– Я согласен.

По длинному коридору одной из московских клиник шел молодой мужчина в белом халате – высокий, русоволосый, симпатичный. Только что часы в ординаторской пробили пять утра – до конца дежурства оставалось еще целых три часа.

Он вполне мог немного подремать – тяжелых больных не было. Но он решил заглянуть в одну палату, где уже четвертую неделю лежала девушка в коме. На самом деле он заглядывал в эту палату так часто, как только мог, и коллеги уже посмеивались, что он влюбился в «спящую принцессу».

«Принцессу» звали Наташа Вележева – девушку перевели в их отделение, когда она стабилизировалась после тяжелейшего отравления: пыталась покончить с собой. Все показатели были в норме, она самостоятельно дышала, но просыпаться не хотела. Тоненькая, хрупкая, коротко стриженная, с огромными серыми глазами, в которых застыло страдание – так вышло, что Наташа открыла глаза как раз в тот момент, когда он был рядом. Открыла, сфокусировала взгляд, увидела стоящего рядом человека в белом халате, потом снова отключилась, а у молодого врача на пару секунд остановилось сердце. С тех пор он все время думал о Наташе, беспокоился – этот случай перестал быть просто работой, а стал… стал главным делом его жизни. Доктор приходил, садился рядом, брал Наташу за руку и рассказывал ей обо всем: о своих больных и своих увлечениях, на которые почти не оставалось времени; о Наташиной маме, которая лежала в той же клинике, только в кардиологическом отделении – она шла на поправку; об отце Наташи – он приходил почти каждый день. И о погоде – весна стремительно набирала силу: на деревьях уже набухли почки.

Он вошел в палату, привычно взглянул на показания приборов, присел рядом с Наташей, поправил простыню, подвинул стоящую на столике склянку с цветами, которые сам вчера и принес, потом перевел взгляд на свою «спящую принцессу» и чуть не подскочил: девушка смотрела на него широко открытыми глазами.

– Господи, ты очнулась! Ты так долго была без сознания.

– Я знаю.

Она вдруг улыбнулась – словно маленькое солнце вспыхнуло, озарив всю палату, и сказала:

– Наклонись ко мне! Пожалуйста…

Он наклонился – Наташа с усилием подняла руку и погладила его по щеке:

– Здравствуй, Егор. Ты же Егор?

– Да… – растерянно сказал он. – Откуда ты знаешь?

Наташа снова улыбнулась и закрыла глаза:

– Как хорошо, что ты здесь. И искать не надо. Теперь надо просто держаться лапками. Чтобы волна не растащила…

Егор ничего не понял, да и вряд ли он был способен сейчас хоть что-то понимать. Он взял Наташину слабую руку, поднес к губам и поцеловал несколько раз тонкие пальцы и теплую ладошку:

– Какое счастье, что ты очнулась.