Ловушка для девственницы

Глава 1

Я подумал, что секретарше мистера Блюма едва ли лет восемнадцать, но она всеми силами старается выглядеть хотя бы на двадцать один. Что же еще, если не юное очарование скрывает толстый слой косметики? Эти слишком уж откровенно подрисованные глаза и блестевшие от лака светлые пряди были бы к месту, допустим, на дискотеке где-нибудь после полуночи, но при ярком солнечном свете они смотрелись вульгарно.

Хорошенькое, неумело припудренное личико опиралось подбородком на сцепленные ладошки.

— Мой босс давно уже ожидает вас, мистер Холман! — она улыбнулась мне, по-детски приоткрыв губы.

«Какая прелесть! Ну просто сама невинность…» — подумал я, степенно кивнув головой и проходя в кабинет.

Джордж Блюм не попытался даже чуть-чуть приподнять задницу со стула, чтобы более-менее сносно изобразить приветствие. Он лишь лениво махнул пухлой рукой:

— Заходи, Рик. Тебя что-то задержало в пути?

— Опять эти чертовы транспортные пробки! Придется-таки прикупить подержанный танк, тогда мне все будут с радостью уступать дорогу.

— Танк с откидным сиреневым верхом? Я правильно понимаю? — он, довольный собой, расхохотался.

Возраст мистера Блюма неумолимо спешил к пенсионному рубежу. За последние сорок лет Джордж окончательно покорил Голливуд и считался сейчас одним из трех наиболее удачливых продюсеров в кинобизнесе.

Седой, внушительного вида джентльмен, отсмеявшись, достал из ящика письменного стола две фотографии и неторопливо выложил их передо мной. Трудно было представить более не стыкующиеся между собою снимки. На одном чувственно улыбалась длинноволосая брюнетка с красивой прической. Огромные, как на иконе, глаза странным образом сочетались с полными, смело очерченными губами, выдающими страстность натуры. Что-то смутно знакомое напоминала мне фотография, но, кто на ней изображен, я не угадал. На лицо женщины на второй фотографии не хотелось долго смотреть. Была она, по-видимому, значительно старше первой, и судьба ее явно не пощадила. Не столько возрастные морщинки, сколько безрадостное выражение глаз свидетельствовало, что от жизни здесь уже ничего не ждут. Космы волос растрепались, уголки губ безвольно загнулись книзу, тяжелые веки полуприкрыли глаза…

— Ту, что помоложе, я, кажется, где-то видел. А другая словно сбежала из частного пансионата закрытого типа. Я угадал?

— Это ведь Флер Фалез, — Джордж взял в руки первую фотографию, — и всего-то три года назад. А на этой — она же. Только совсем недавно.

— С ней что-то случилось? Газеты, по-видимому, промолчали…

— Промолчали бы, как же, будь у Арлин чуть меньше ума в черепушке! — сердито проворчал удачливый продюсер. — Счастье, что я в эти дни гостил на вилле Флер Фалез. Арлин тут же позвала меня, когда выяснилось, что Флер в доме нет. Мы, конечно, спасли ее, но какой-то бродяга-фотограф успел при этом отщелкать пару кадров. А может, он сам и столкнул ее. Кто теперь знает? Во всяком случае, за негатив я вынужден был выложить кругленькую сумму.

— А почему же Флер все-таки не разбилась? — поинтересовался я.

— Думаю, это и вправду счастливый случай. Там, где она, скажем так, оступилась, идет сначала отвесная каменная стена, а футах в двадцати образовался небольшой выступ. Она и застряла на нем. Будь Флер в сознании, непременно бы сорвалась. А так — пролежала, не двигаясь, пока я не организовал подъем.

— Кто это Арлин?

— Секретарша Флер — мисс Доннер, — отмахнулся Джордж Блюм, — мы с ней вместе нашли Флер в ту роковую ночь.

Он опять придвинул фотографии одна к другой:

— Подумать только, на одной из них Флер — тридцать два года. А на второй, можно подумать, все шестьдесят!

— Ну и что же, все мы меняемся, — я равнодушно пожал плечами. — На себя гляньте — не мальчик!

Блюм молча провел рукою по пробивающейся лысине, как бы убеждая меня, что ее наличие вовсе не к месту здесь. Я тем временем уточнил:

— Вы позвали меня лишь для того, чтобы сравнить фотографии?

— Давайте, я попытаюсь рассказать вам о ней, — медленно проговорил он с абсолютно невероятными интонациями в голосе. За все время своего знакомства с Блюмом я представить себе не мог, что этот заматерелый делец способен быть сентиментальным и, мало того, не намерен скрывать своих симпатий к кому-либо, кроме себя самого.

— Простите, Джордж, пока вы еще не начали, я хочу спросить: Флер Фалез — это настоящее имя? Больно уж странно звучит. Похоже на артистический псевдоним.

— Странность лишь в том, что имя свое она никогда не меняла. Представьте себе, ее в самом деле именно так и зовут! — Мистера Блюма, казалось, забавляло мое удивление. — Флер была семнадцатилетней девчонкой, когда приглянулась случайно завернувшему в Охлакому голливудскому продюсеру. Парень был сам по себе не промах и к малолеткам питал особо нежные чувства… Чтобы выдернуть смазливую куколку из охлакомской глуши, он заключил с ней какой-то контракт на третьестепенные роли. Она и от этого была в восторге, тем более, что про большой актерский талант там речь не шла. Милашка снялась в двух-трех мелодрамах, популярных в пятидесятые годы.

— Эти наивные фильмы до сих пор в моде, — задумчиво заметил я. — Приятно смотреть по телевизору кино своего детства и знать, что исполнители любимых ролей, к счастью, еще живы-здоровы.

Джордж взглянул на меня в упор, как мне показалось, с некоторой подозрительностью, но от основной темы не отошел и продолжил:

— Затем ей сказочно повезло: контракт был перекуплен, что принесло упомянутому продюсеру приличную прибыль, а Флер снялась в одной из ведущих ролей в нашумевшем фильме. Ее заметили. К тому же она безумно влюбилась в Курта Варго, партнера по фильму, и сразу же после съемок вышла за него замуж. Брак был недолгим: Курт утонул на Гавайях, когда молодожены отправились в свое свадебное путешествие. Флер была совершенно убита горем, но время лечит…

— Да-да, что-то помню об этой трагедии, — пробормотал я из вежливости.

Блюм задумался, не вслушиваясь в мои слова, потом широко улыбнулся:

— Примерно лет пять о ней ходили легенды! Имя Флер Фалез на афишах давало кинотеатрам полный аншлаг. Она бы сделала сногсшибательную карьеру, если бы не поторопилась выскочить замуж за это ничтожество — Теодора Альтмана.

— За режиссера Альтмана? — уточнил я.

Джордж молча кивнул.

— Это его в актерских кругах почему-то прозвали Истязателем? Хоть он и не Хастон[2], но как режиссер вполне уважаем.

— Его. Все, кто работал с Альтманом, страдают от его мелких придирок и невоздержанности на язык. Говорят, лучше бы бил кнутом, а не ругался — легче было бы перенести… Женившись на Флер, Тео тут же поставил фильм с молодой женой в главной роли. Но в чем-то оба они просчитались — фильм неожиданно провалился. Через год они попробовали снять еще один фильм. Результат тот же. С Флер Фалез случился сильнейший упадок сил, и ее почти на полтора года упрятали от публики в какой-то закрытый пансионат. При этом Альтман ее там ни разу не навестил. А когда она выздоровела, сразу развелся. Подонок!

Флер попыталась вернуть себе имя, выступив на Бродвее. Но сценические подмостки явно не для нее. К тому же сказалась ее неуверенность в себе после болезни. Пьесу быстро прикрыли. Больше года прошло, прежде чем она решилась еще раз проверить себя. На этот раз судьба свела мисс Фалез с итальянским режиссером, имевшим шумный успех на рубеже шестидесятых. Его фамилия — Морганти, может, слышал? Я всегда говорил, что этому выскочке варить бы спагетти, а не снимать кино! И я, как всегда, оказался прав: кто сейчас помнит этого макаронника Морганти? Фильм с Флер был закатом его карьеры. Да и ее карьеры, пожалуй, тоже. Ее имя стало чуть ли не символом невезения. А это, сам понимаешь, — полная творческая изоляция…

— Если мне память не изменяет, Джордж, светские сплетни приписывали Флер Фалез бурный роман с каким-то крупным денежным мешком.

— Ты не ошибаешься, Рик! Харви Линдерман — действительно состоятельный человек. Владелец движимости и недвижимости. И при этом — три неудачных брака. Их отношения выглядели весьма странно и напоминали короткую цепочку ярких вспышек страсти. Затем все сменилось их резким взаимным охлаждением друг к другу. Затрудняюсь назвать причину. Скорее всего, там и чувств-то особых не было. Харви, я думаю, тешил мужское самолюбие, ну а Флер самым прозаическим образом рассчитывала на его деньги.

— Прекрасно! — бодро воскликнул я. — Знакомство с вашей версией жизнеописания актрисы Фалез мне, несомненно, будет полезным, но я так и не понял главное: какое отношение ко всему, что я услышал, имеете вы и чем я могу быть вам полезен?

— Если я честно признаюсь, что будущую кинозвезду раскопал в провинции и привез в Голливуд ваш покорный слуга, вам все станет понятнее? — медленно осведомился он. Еле заметные розовые пятна проступили при этом на скулах мистера Блюма.

— Разумеется, станет, — улыбнулся я. — Как же я сразу не догадался, кто был этим шустрым проезжим продюсером! Нимфетка в вашей приемной должна была натолкнуть меня на такую мысль. Ведь ваши пристрастия не изменились, Джордж?

Он добродушно развел руками:

— В моем возрасте от устоявшихся привычек отказаться сложно: втянулся!

Я взглянул на него с искренним восхищением, но вопросы у меня оставались:

— И все-таки, Джордж, мне так и неясна моя роль. Зачем вы меня пригласили? Вашу бывшую пассию, мне кажется, надо бы показать психоаналитику по поводу снятия комплексов, а ведь я…

— Эту девушку, Рик, не так-то легко сломать. Ведь я начинал с ней работать и знаю: в натуре Флер есть крепкий, несгибаемый стержень. Не верю и никогда не поверю, что какие-то неурядицы, даже отчаянье в любви, могли ее толкнуть к пропасти. Еще меньше верю в несчастный случай. То ли кто-то намеренно довел ее до помешательства, то ли просто столкнул со скалы.

— Вам кажется, что у кого-то есть веские основания желать ее смерти? И вы хотите, чтобы я выяснил, у кого и какие именно? — наконец догадался я.

— Никогда не сомневался в вашей сообразительности, Холман! — Джордж взглянул на меня с признательностью. — Мало того, я уверен, что только вы один способны раскрутить эту историю, не привлекая чужих взглядов и не создавая лишнего шума. Я доверяю вам, Рик! С удовольствием оплачу ваши услуги, каким бы ни был присланный вами счет. Но при этом, надеюсь, вы отнесетесь к моей просьбе с дружеской искренностью. Ведь я в какой-то степени ответственен за судьбу Флер, так как именно я привез ее из провинции…

— На чем основаны ваши подозрения, что мисс Фалез хотят убить? — прервал я сентиментальные воспоминания Джорджа.

— Да я ничего и не знаю, Рик. Просто чувствую. И не только чувствую — уверен, что это возможно!

— Ваши предчувствия обойдутся вам в копеечку, будьте уверены, — хмуро пообещал я. — Но, раз вы так уверены, подскажите, с чего, по-вашему, лучше всего начать?

— Конечно же, с ее дома! — не задумываясь, выпалил он. — По-моему, это была дикая мысль поселиться на скалах, но так уж ей захотелось. У вас будет прекрасная возможность подробнее осмотреть место падения. Арлин поможет вам.

— Арлин Доннер — это личный секретарь мисс Фалез? — еще раз уточнил я.

— Вы правильно поняли. Арлин три года подряд повсюду сопровождает Флер и, мне кажется, предана ей. В доме постоянно находится дипломированная медсестра. При обострениях состояния здоровья хозяйки она неотлучно при ней. Ну а вы прибудете туда на правах гостя и сможете пробыть столько, сколько понадобится. Час назад я позвонил Арлин и попросил подготовить вам комнату. Так что никаких проблем и задержек, Рик! Можете приступать к работе. Вы ведь знаете, где найти обиталище Флер?

— Кто же на побережье не знает этого? Дом-ориентир!

— Я всякий раз хватаюсь за сердце, если, забывшись, выглядываю из окна ее гостиной. Дом, можно сказать, висит прямо над Малибу, прилепившись к краю скалы. Когда Флер приобрела его, она боялась его удаленности. Чтобы обезопасить себя от незваных гостей, велела установить электронную аппаратуру для наблюдения. Дом до сих пор нашпигован ею. В нише стены возле самых ворот вмонтировано переговорное устройство. Когда подъедете, сообщите о себе Арлин, она с помощью автоматики впустит вас. Далее двигайтесь прямо в гараж, и пусть вас там ничего не смущает. Пол в гараже сделан как поворотный круг. Нажимаете специальную кнопку — и ваша машина, когда понадобится, подвинется прямо к выходу.

— Запомню! — кивнул я. — А от гаража к крыльцу дома, как я понимаю, можно добраться только на «русских горках»?

Джордж расхохотался:

— Страшновато лишь в первый раз, Рик! Поверьте мне, вы привыкнете.

— Вернемся к предмету расследования, — обреченно проговорил я. — Если вы убеждены, что Флер пытались убить, столкнув ее со скалы, то не могли бы вы предположить, кто мог быть заинтересован в ее смерти?

— Мистер Холман, — едва различимые официальные нотки в его ответе резанули мой слух, — к сожалению, кроме собственной интуиции, мне нечем подкрепить свои подозрения. Но, если бы они уже подтвердились, будьте уверены, я не стал бы разыскивать вас, а сам бы поехал к убийце. И, поверьте, — не побоялся бы!

Он помолчал какое-то время, потом добавил:

— Возможно, вы и вовсе опровергнете мои подозрения. Но что-то мне подсказывает, что я не ошибаюсь. Пожалуйста, Рик, не пренебрегайте моим предчувствием. Обещаете?

Я кивнул. Осталось уточнить немногое:

— Как часто вы общались с ней все эти годы, Джордж?

— Она видела во мне добренького папочку, не более того. Когда ей нужен был дельный совет, либо поддержка, когда случались неприятности, она разыскивала меня. Ну а я никогда не отказывался от какой-либо помощи ей.

Он помолчал и хмыкнул:

— Действительно, как идеальный папочка!

— Вам хорошо известны подробности ее личной жизни в последние месяцы?

— Ну не совсем… Пару месяцев назад она, наконец, заметила, что для Линдермана их связь — всего только вопрос престижа. Вот тут я и понадобился в очередной раз, чтобы выяснить, как все это выглядит со стороны.

— И что вы тогда сказали ей?

— Сказал, что парень, типа Харви, — последнее, что ей в этой жизни требуется.

— А как она выглядела внешне? — меня вдруг действительно заинтересовал этот вопрос. — Как на второй фотографии или лучше?

— Пожалуй, чуть лучше, чем на второй. Она была очень усталой, что я могу объяснить напряжением, связанным с необходимостью определиться в своих отношениях с Харви.

— А вы поехали к ней, чтобы прорепетировать роль доброго Санта-Клауса к ближайшему Рождеству? — я заставил себя изобразить на лице слишком серьезную мину.

Джордж Блюм слегка запнулся.

— Меня не смутишь вашим скептицизмом, Рик. Разумеется, вся эта суета вокруг Флер, моя тревога и подозрительность показались вам весьма странными. Но так всегда было и всегда будет. Я ведь уже сказал про свою ответственность за эту молодую особу, — глаза его холодно сверкнули, уставившись на меня в упор.

— Ничего не остается, как просто-напросто поверить в ваши добрые намерения, сэр! — медленно процедил я, ожидая, что он вот-вот взорвется.

Вспышки не последовало. Впрочем, и холодок в глазах моего собеседника не таял.

— Если вы беретесь разобраться во всем этом, Рик, то я, пожалуй, позволю вам оскорблять меня, когда вы захотите. И даже разрешу заходить специально с этой целью ко мне в кабинет. Задачка ведь не из простых! Надеюсь, вы перестанете выпендриваться и займетесь ее решением. Иначе я готов сделать все возможное, чтобы надолго лишить вас привычной работы.

— Полагаю, у вас для этого руки коротки, Джордж! — выпалил я.

— Может быть, коротки, а может быть, и не так уж… — пробормотал он, поглаживая лысину. — Но, если понадобится, я попробую сделать это, не сомневайтесь!

— Что же, я рад, когда у меня с клиентами с первой встречи возникают доверительные отношения. Это настраивает на успех и многое упрощает. Вы согласны со мной, мистер Блюм?

Я поднялся, чтобы уйти. Джордж прошипел что-то невнятное, из чего я успел разобрать только три слова: «Пошел ты на…»

Оглянувшись, я увидел сгорбленную спину очень немолодого человека и великодушно проговорил, обращаясь к ней:

— Нет-нет, не трудитесь меня провожать! Я помню, где расположена дверь. И, как человек воспитанный, не упущу возможности попрощаться с вашей очаровательной внучкой, забытой вами в приемной…

«Внучка» оставалась на своем посту, вооруженная традиционной секретарской улыбкой. Девушка слегка наклонилась ко мне, что позволило мне заглянуть в соблазнительный вырез блузки, и я подумал: «Когда же она в столь юном возрасте успела накопить столь ценный профессиональный опыт?»

— Надеюсь, мистер Холман, — доверительные интонации придавали голосу куколки особый шарм, — с Флер Фалез все обойдется. Как вы думаете?

Мое немое удивление она приняла как должное и, как ни в чем не бывало, продолжала вполголоса тараторить:

— Мистер Блюм очень верит в вашу проницательность. Он мне все рассказал: все подробности этой кошмарной истории падения со скалы, — ее глаза округлились от ужаса.

Впрочем, я не стал бы давать руку на отсечение за то, что милашка-секретарша столь же наивна, как пытается это изобразить. Надо было держать ухо востро. Поэтому я постарался общаться с ней исключительно дружески.

— Рад слышать, что вы в курсе дел! — я вложил в свой голос весь мед и сахар, на которые был способен. — Одного не могу понять: какого черта он так озабочен судьбой своей бывшей пассии?

— Ну как же! Ведь столько средств уже вложено в этот фильм, — она осуждающе глянула на меня, озадаченная моей черствостью. — Неужели вам не жаль бедного мистера Блюма? Как только вспомню его проблемы, слезы готовы брызнуть!

Я подумал, что слезы сильно подпортят ее обильную косметику и поэтому девушка наверняка упомянула их лишь ради красного словца. И все же на всякий случай я поторопился обеспокоенно спросить:

— Надо ли так расстраиваться?

— Так ведь сценарий рассчитан именно на Флер Фалез! Представляете, это будет грандиозный фильм возвращения знаменитой актрисы. Задумано то, чего еще никто никогда не снимал. Приглашен режиссер, найдены партнеры. А теперь все это может сорваться из-за какой-то случайности. — Куколка картинно заморгала глазами.

— Да, старина Блюм неистощим на сюрпризы, — пробормотал я.

Она понимающе кивнула.

— Кстати, а для вас Джордж не зарезервировал роль в своем новом фильме? — продолжал я.

Ее очаровательный голосок оставался совершенно искренним, когда она мне ответила:

— Я вовсе не собираюсь сниматься в кино. В этом, по-моему, нет никакого смысла. Мне нравится быть просто любовницей мистера Блюма. Понятно? — Она была вся воплощенная детская доверчивость.

Глава 2

Часам к девяти вечера я подъехал к чугунным запертым воротам виллы в Малибу. Быстро подошел к нише, о которой рассказал Джордж Блюм, и позвонил по внутреннему телефону. Ответили мне не сразу. Женский голос осведомился, кто я.

— Рик Холман, о приезде которого вас уже предупредили.

— Рик! Ну наконец-то! Как я рада, что смогу вновь обнять тебя! — Мне показалось, что в этой истерической радости есть что-то ненормальное.

— Мисс Доннер? — осторожно уточнил я.

— Так ты узнал меня! Ну, конечно же, это я, Арлин.

— Возможно, вы знакомы с каким-то другим Риком Холманом? Ведь мы, по-моему, никогда прежде не встречались…

— Ты же не станешь по обыкновению подшучивать над своей бывшей подругой? — слишком уж откровенно расхохоталась она.

Я тут же спохватился:

— Ну, разумеется, Арлин! Как я мог так опростоволоситься? Это воздух в Малибу слишком уж разрежен, оттого и произошла короткая отключка памяти. Разумеется, я потороплюсь подшутить над старой подругой, как только мне представится подходящий случай. О’кей?

— О’кей, Рик! — проворковала она, и я скорее почувствовал, чем услышал, вздох облегчения. — Я сейчас открою ворота. Загони машину в гараж и поднимайся в дом поскорее. Слышишь?

— Разумеется, — буркнул я и заторопился к машине.

Массивные створки ворот бесшумно разъехались. Крутой бетонный въезд, круглый гараж — все соответствовало точному описанию Джорджа. На металлическом поворотном круге примостился черный «линкольн» и алый «камаро». Мой автомобиль с откидным верхом припарковался рядом.

До внутренней лестницы дома я добрался без приключений. Быстро поднялся наверх, и тут же, в холле, на меня вихрем обрушилась яркая блондинка.

Она появилась настолько внезапно, что я не успел как следует рассмотреть красотку. Но объятия были настоящие, шумные. И я, прижав девушку к груди, закружил ее по комнате.

— Рик, дорогой, — задыхаясь, говорила она, — где же ты пропадал, негодник?

— Не выходите из роли. Тут Альтман. Приехал неожиданно полчаса назад. Он не должен знать, зачем вы здесь, — успела прошептать мне блондинка, выбрав момент.

Я совсем не торопился разжимать объятия.

— Пью бурбон со льдом, если вы ненароком забыли, — сообщил я строго конфиденциально. И уже громче добавил: — Восстанавливал провалы памяти. Но, боюсь, что, увидев тебя, потеряю ее, как это случалось и прежде.

С этими словами я поставил девушку на пол и, отойдя на шаг, оглядел ее с головы до ног.

На мой вкус, здесь все было в норме. Ровный пробор разделял светлые, с медовым оттенком волосы, собранные на затылке пушистым мягким узлом. Большие умные глаза под красиво изогнутыми бровями сияли живой синевой. Губы выглядели слегка припухшими, а их упрямый изгиб, бесспорно, подтверждал умение контролировать проявление чувств.

На Арлин было нечто вроде шелкового комбинезончика с длинными рукавами и глубоким вырезом на спине. Он выгодно обрисовывал изящную фигурку, но я, как ни старался, так и не смог определить на глаз, надето ли что-нибудь у девушки под этими доспехами. Правда, соски аппетитно приподнимали плотное черное кружево на полной груди. Бедра, сужаясь, плавно переходили в длинные ноги. Ну какой же нормальный парень, давно знакомый с мисс Доннер, мог долго болтаться вдали от ее совершенств? Мне, разумеется, не хотелось в данном случае выглядеть ненормальным!

Арлин надменно глянула мне прямо в глаза и прошипела:

— Удовлетворены наружным осмотром? Тогда пройдемте в гостиную.

Я двинулся вслед за ней и, пока мы пересекали коридор, успел по достоинству оценить крой комбинезона, позволявший полюбоваться совершенством спины и ровным загаром. Туго обтянутые ягодицы чуть подпрыгивали в такт шагам. Я пожалел, что коридор такой короткий. Если архитектор, планируя этот дом, представлял, что должен чувствовать молодой нормальный мужчина, идя вслед за аппетитной девушкой в подобном наряде, то он, несомненно, был ярым борцом за всеобщую нравственность, отпетым пуританином, а то и просто садистом…

Но я не успел разгадать тайный умысел архитектора: мы пришли.

Мне молча кивнул высокий и слишком костлявый человек, облокотившийся о камин. По-видимому, это и был Теодор Альтман. На нем висел, как на вешалке, синий в белую клетку костюм. Жизнерадостный розовый цвет свитера с высоким воротником-стойкой, закрывающим шею, несколько не соответствовал выражению лица стареющего стервятника. Большой крючковатый нос дополнял сходство с хищной птицей. Высокий лоб плавно переходил в блестящую лысину. Остатки длинных, не тронутых сединою волос падали на воротник. Серые глаза мрачно следили за нами.

Мне почудился хлыст, зажатый в его правой руке. Но, когда мисс Доннер представила нас друг другу, я пригляделся внимательнее: в правой руке Альтман держал стакан.

— Не выпьешь ли с нами, Рик? — гостеприимно повернулась ко мне Арлин. И тут же продемонстрировала прекрасные способности к импровизации: — Тебе, как обычно, бурбон со льдом?

— Рад, дорогая, что ты помнишь такие милые мелочи! — я чуть заметно подмигнул прекрасной блондинке. — Мои привычки не изменились, как, впрочем, и твои: полагаю, ты по-прежнему обходишься без бюстгальтера, судя по вырезу комбинезона. А?

Ее доброжелательная улыбка на секунду застыла, и, пытаясь замять неловкость, она быстро направилась к бару в другой конец гостиной.

Альтман ухмыльнулся и произнес удивительно мягким, в противовес угловатости тела, голосом:

— Где Холман, там непристойности! Так о вас говорят в кинобизнесе, молодой человек. Вы старательно выметаете сор, накопленный отдельными деятелями в укромных уголках Голливуда. Не так ли, господин мусорщик?

Этот выпад полагалось проглотить, не реагируя, и я, хотя и с трудом, с собой справился.

Тонкие губы Альтмана растянулись в ухмылке:

— Я мог бы снять занятную короткометражку о том, как вы бегаете со своею метлой по некоторым известным домам. А уж про то, зачем вы в этой гостиной, — и подавно!

В этот момент подошедшая Арлин протянула мне стакан с бурбоном, и я понял, что слова предыдущего гостя ввергли ее в панику.

— Вы клюнули на банальный сюжет, Альтман! — спокойно сказал я, чуть пожимая плечами. — Время от времени мне нравится навещать своих старых подружек, и только. Но, если это достойно сценария, валяйте, снимайте! Ты ведь не против, Арлин?

— Ах, Рик, как мне не хватает тебя, когда ты долго отсутствуешь, — проворковала она достаточно правдоподобно. Однако следующая фраза носила налет театральности: — И никакое кино в мире не заменит мне встреч с тобой! Однажды я скучала без тебя целых пятнадцать минут.

Кубики льда предательски дребезжали, когда я принимал из ее рук стакан. Его содержимое расплескалось: девушка слишком нервничала.

Впрочем, Альтман, не глядя на нас, потягивал выпивку, рассуждая, будто бы сам с собой:

— Кажется, я слишком рано пришел на поминки. Но ничего не поделаешь — важно выполнить этот неприятный долг! А на следующей неделе я буду слишком занят…

— О чем это вы, Тео? — напряглась Арлин. Затем голос ее упал до хриплого шепота: — Флер и не собирается умирать.

— Ее время пришло! — каркнул Альтман.

Он несколько секунд помолчал, прикрывая глаза ладонью и склонив набок голову, как уснувший орел, а затем понес ахинею:

— На небесном циферблате сейчас почти полночь. Разве вы не чувствуете, как уходят мгновения жизни? Ее жизни… Только я знаю, что ей осталось всего чуть-чуть. Чувствую приближение смерти. Она бесшумно крадется сюда. Я знаю, знаю, за кем…

— Вам бы еще пару ярких перьев в хвост — и готов портрет говорящего попугая, — перебил я вещание новоявленного ясновидящего.

Он быстро вышел из транса и протянул пустой стакан взвинченной блондинке:

— Я бы с удовольствием выпил еще.

Мне показалось, что Арлин Доннер схватит стакан и тут же запустит им в голову тощего прорицателя. Но девушка все-таки взяла себя в руки и нарочито медленно пошла к бару за новой порцией.

— Удивительно преданная секретарша! — подмигнул мне Тео. — Глядя на нее рядом с Флер, я не раз задавался вопросом о том, чем они занимаются, оставаясь наедине?

— Это все, что вы хотели бы здесь разнюхать, мистер Альтман? — не выдержал я. — В таком случае, это вы — мусорщик с грязной метлой!

Он с удовольствием потянулся, усаживаясь в кресло, как человек, добившийся того, чего и хотел добиться. Я вдруг сообразил, что Тео нас просто-напросто провел: мы легко вписались в его игру, и теперь он уже не уйдет отсюда. В этот момент подошла Арлин с подносом.

Альтман пригубил коктейль и повернулся к девушке, явно забавляясь ее настороженным видом:

— Вы делаете успехи, моя дорогая! Эта порция удачнее предыдущей. Если я пробуду у вас весь вечер, к концу его вы сумеете выучить рецепт хорошего мартини. А пока все же вермута здесь, пожалуй, многовато!

— Я не собираюсь переквалифицироваться в барменшу, — отрезала Арлин. Ее голос дрогнул от возмущения, и девушка отвернулась.

— Вы знаете, Холман, — как ни в чем не бывало повернулся ко мне этот стервятник, — бедняжка Флер так и осталась посредственностью. Все знают об этом, — его глаза, минуя меня, остановились на Арлин. — Когда в самом начале ее карьеры Коган перекупил контракт с ней у моложавого старикашки Блюма, милашка Флер всего-то и умела, что вилять бедрами под рок-н-рольные ритмы. Удачи в карьере случались только тогда, когда по роли не надо было никого играть. Понимаете? Когда роль по сути своей совпадала с натурой актрисы. Когану удалось найти такой сценарий — в этом был выигрыш! Затем случайно утонул ее первый муж в их медовый месяц. Потрясающая реклама! Выходит, и после несчастья в один миг можно стать известной. Режиссеру осталось лишь подобрать подходящий сценарий, чтобы наша звезда не сыграла, а прожила свою роль. Правдивость в этом случае объясняется лишь бездарностью. Повторяю: Флер никогда не умела играть!

Я вслед за Альтманом тоже взглянул на Арлин. Щеки блондинки пылали, что, несомненно, добавило ей очарования.

— Я… я не собираюсь выслушивать этот бред, — сбивчиво заговорила она, но Теодор не позволил окончить фразу. Он решительно поднял руку ладонью вперед:

— Стыдно, моя дорогая, перебивать гостей, когда они заняты разговором! — Не обращая внимания на девушку, маститый режиссер продолжал: — Только этим и объясняется ее срыв, когда я пытался найти в ней хоть искру таланта. Врачи назвали ее состояние упадком сил. Ладно, пусть это будет упадок, но, если актер понятия не имеет, как выполнить то, что от него требуется на съемочной площадке, это в мире кино называют совсем другими словами! Немудрено ей было свихнуться, когда все выяснилось. А затем — полтора года болезни…

— Вы часто навещали ее в это время?

— Нет, ни разу. Зачем? — Тео удивленно пожал плечами. — Эта, так называемая актриса даже в здравом уме была невыносимой женой и скверной партнершей. А уж слушать бред сумасшедшей — увольте меня! Разве я похож на чокнутого?

— Ложь! Наглая ложь! — задохнулась от негодования Арлин. — При чем здесь ее талант, ее артистические способности? Вы насильно затолкали ее под надзор как психопатку лишь затем, чтобы иметь пристойный повод для развода. И только!

— Ну, разумеется, моя дорогая! — снисходительно объяснил Альтман. — Пришлось выдумать что-нибудь более-менее правдоподобное, чтобы скрыть истинное положение дел. Не умея играть, Флер Фалез всю жизнь убеждала в обратном не только окружающих, но и себя. Обман удался настолько, что она сама уверовала в свой талант. В этом и вся трагедия. Не забудьте об этом, Холман, когда начнете мести сор из избы. Хороша перспектива, а?

Его губы опять растянулись. Это должно было изображать улыбку.

— Скажу вам больше: нет ничего более жестокого и смешного, чем попытка вернуть несчастную на киноэкран. Это может непоправимо отразиться на ее здоровье. Сообщите об этом блудливому старикашке Блюму. Можно подумать, мне неизвестны его дурацкие замыслы!

Глаза Арлин, казалось, вот-вот испепелят Истязателя:

— С чего вы взяли… Это ведь наш секрет. Никто, кроме… кроме…

Смех Тео Альтмана можно было бы посчитать веселым, если бы он хотя бы подозревал, что такое веселье.

— Секрет от меня? — булькал он. — В мире кино от меня ничего невозможно скрыть. Надеюсь, вы теперь убедились в этом, моя дорогая мисс Доннер!

Он встал, чтобы откланяться. Но без дешевых эффектов обойтись-таки не захотел. Взглянув на циферблат, Тео вытянулся во весь свой высокий рост и провозгласил:

— Я вижу, что на небесных часах срок жизни Флер Фалез уже отмерен. Время, как говорится, так никого и не ждет. Поминки вам придется организовать без меня. Но цветы пришлю обязательно. Что-нибудь с особым смыслом… Допустим, алая, чуть увядшая роза на длинном колючем стебле. Как вы думаете, подойдет?

— Ис-тя-за-тель! — процедил я по слогам. — Воистину Истязатель! Вот только кого же вы так упорно стегаете хлыстом, Альтман? Здесь надо все взвесить. Того, кто рядом с вами, либо себя самого? Изощренный мазохист. Садист-одиночка, готовый выпороть сам себя… Все дело в том, что никто рядом с вами не позаботился защитить Тео Альтмана от Тео Альтмана. Разве не так?

На холодной маске его лица не дрогнул ни единый мускул.

— Детский лепет, Холман. Мне это неинтересно, — он двинулся к двери и на пороге обернулся к Арлин. — А вы пойдете со мной, моя дорогая, чтобы открыть ворота. И, пока вас не будет в комнате, этот тип, будьте уверены, обнюхает здесь все уголки.

— Дарю безвозмездно вам, Альтман, очень простое предвидение: когда часы вашей жизни пробьют полночь, никто не придет на поминки. Я в этом не сомневаюсь! — бросил я ему вслед.

Он даже не оглянулся, но, тем не менее, замедлил шаги. Возможно, моя последняя реплика попала в точку. Но я не стал думать об этом, а, поджидая Арлин, приготовил себе свежий коктейль.

Через минуту-другую блондинка вернулась. Лицо ее по-прежнему было расстроенным.

— Не ждала от себя такой несдержанности, — призналась она. — Но, если бы в тот момент, когда он плел этот бред о способностях Флер, у меня в руках оказалось что-то увесистое, будьте уверены, я бы его пришибла…

— С удовольствием помог бы утопить этого мерзавца в океане, — расхохотался я. — Но ведь ты никогда раньше не была такой агрессивной, радость моя!

— Откуда вы знаете? — пылко спросила она, полыхнув на меня голубым огнем своих глаз. И тут же осеклась. — Ах да, мы же договорились… Но теперь Тео ушел, и нет необходимости изображать слишком близких знакомых. Подружка по необходимости убедительно просит вас, Холман, не допускать больше вольностей, вроде вопроса о моем нижнем белье. Договорились?

— Посмотрим по обстоятельствам. Но по сути-то дела я все определил правильно? — с невинным видом осведомился я.

Она презрительно передернула плечами и отвернулась. Впрочем, пауза длилась недолго. Арлин поторопилась перевести разговор в деловое русло.

— Откуда же, черт возьми, этот проныра Альтман черпает информацию? — девушка выглядела искренне огорченной.

— Как давно он приехал сюда?

— Мы никого не ждали сегодня вечером. Когда просигналили у ворот, я решила, что это вы, Холман. И так ошиблась! Сначала я убеждала незваного гостя, что Флер нет дома, но он, оказалось, был в курсе всех наших дел. Тео ведь не умеет шутить: он пригрозил, что натравит на нас журналистов. Улучив момент, он попытался войти в комнату Флер. Но у нас замечательная сиделка, ее не проведешь! Она не допустила их встречи, чтобы не будоражить свою пациентку. Альтман вынужден был отказаться от притязаний. Но он остался в доме и продолжал говорить всякие гадости о мисс Фалез, пока не приехали вы.

— Как себя чувствует ваша подопечная? Надеюсь, мне удастся с нею поговорить? — осторожно спросил я.

— Не могу вам обещать ничего определенного, — сказала она. Мимолетная гримаска исказила красивое лицо. — Врачи требуют не подпускать к ней никого, кроме ее сиделки. А сиделка, как я уже говорила, очень упряма! Кроме того, Флер прописали сильное успокоительное. И, мне кажется, она длительное время остается под его воздействием. Врачи опасаются рецидива душевной болезни. Мне бы тоже не хотелось, чтобы Флер опять отвезли в закрытый пансионат.

— Вы очень дружны с ней?

— После трех лет совместной работы это неудивительно. Флер восхищает меня как женщина и как актриса. Ее проблема — искренность чувств. Это касалось ее отношений с подонками-режиссерами типа Альтмана или того же Морганти. Для них переспать с исполнительницей главной роли — самый дешевый способ добиться хорошей игры. А для Флер все казалось слишком серьезным. Поэтому конец съемки обычно оборачивался для нее личной трагедией. Она каждый раз не хотела верить, что ее оставили…

— Я, конечно, предполагал, что задание не из легких, — пробурчал я. — Только сентиментальный Блюм мог вообразить здесь нечто криминальное. Вашей Флер, конечно же, нужен квалифицированный психиатр, а я умываю руки…

— Не делайте поспешных выводов, Рик, — задумчиво проговорила блондинка. — Джордж, думаю, знает, что говорит.

— Объясняйтесь понятнее, — со злостью выдохнул я. — Терпеть не могу недомолвок.

Арлин закусила губу. Я невольно залюбовался ее ровными белыми зубами.

— Мне трудно объяснить вам все это, Холман. Я больше чувствую, чем знаю наверняка… Мы действительно дружны с ней, хорошо относимся одна к другой, но Флер, мне кажется, никогда полностью так и не раскрылась. В ней есть что-то, слишком глубоко спрятанное, не доверенное никому… Не знаю, какими словами это назвать. После мимолетного романа с Морганти на съемках в Риме она никак не могла поверить, что опять ее чувства не востребованы. Было от чего упасть духом, не так ли?

Я молча кивнул.

— Когда мы вернулись домой, в прессе пошли просто возмутительные рецензии. Все словно сговорились травить мисс Фалез. Она впала в депрессию. Фильм с треском провалился, после чего она совершенно перестала показываться на людях. Ушла в себя. Подавленность длилась достаточно долго. Но полгода назад вдруг все резко переменилось. Флер вроде бы встрепенулась. Ожила, заулыбалась. Объявила нам всем, что хочет побыть одна, и исчезла на три недели. Я сходила с ума от волнения…

— И вы не подозреваете, где она провела это время, — подсказал я.

— Не подозреваю, да, собственно, и не слишком расспрашивала. Ведь Флер вернулась совершенно другим человеком. Смена обстановки явно пошла ей на пользу. Представьте себе полную сил, оптимистичную, сияющую, уверенную в собственной неотразимости женщину! Вот такие метаморфозы…

— Но вы, мне кажется, упомянули о Джордже Блюме…

— Да! Джордж стал часто бывать у нас. Они с Флер часами обсуждали ее возвращение в кинематограф. Блюм, по ее мнению, был тем единственным человеком, на которого она могла полностью положиться. Его помощь она принимала, не рассуждая. Наш дом ожил. Все задвигалось, проснулось от мертвой спячки…

Она на минуту задумалась и вдруг улыбнулась:

— А когда мисс Фалез приказала мне разыскать ее старого парикмахера, я поняла: в жизни моей хозяйки появился новый мужчина!

Легкий стук в дверь заставил Арлин запнуться и резко вскочить. В гостиную решительно вошла сиделка. Это была женщина среднего возраста в тщательно отутюженном медицинском халате. Строгое выражение ее лица убедило меня, что к своим обязанностям она относится с профессиональной скрупулезностью.

— Мисс Доннер, — сдержанно заговорила она, — я зашла предупредить, что мисс Фалез наконец уснула. Пользуясь передышкой, я пообедаю на кухне, а затем вернусь к своей пациентке.

— Хорошо, миссис Коллинз! — нервно вскочила навстречу ей Арлин, а затем поторопилась представить меня чопорной даме. — Вы еще не встречались с мистером Холманом? Это компаньон Джорджа Блюма.

— Мистер Холман! — сиделка с безразличным видом кивнула мне головой и, выпрямив спину, выплыла из гостиной.

— Надеюсь, вы не возражаете против должности компаньона мистера Блюма? — спросила Арлин, понизив голос. — Старая мымра доверяет ему, а значит, будет и к вам благосклонна, я надеюсь.

— А это… необходимо?

— Тс-с-с! — приложила палец к губам моя собеседница. — Когда я с ней сталкиваюсь, мне почему-то все время кажется, что она сейчас пожурит меня за непристойное поведение. Я начинаю чувствовать себя школьницей со скобой на зубах.

— По-видимому, вы подавали повод? — двусмысленно улыбнулся я.

— Пока нет. Но вы-то останетесь на ночь в доме…

— Могу ли я истолковать ваш намек так, как мне очень хотелось бы?

— А почему бы и нет! Вы не хуже и не лучше других мужчин, мистер Самонадеянность. А я слишком долго оставалась в исключительно женском обществе, чтобы на что-то решиться. И все-таки сегодня вечером мы с вами забудем о том, что мы «старые друзья», Рик! Поверьте, я просто вынуждена поступить, как Наполеон…

Ее ободряющая улыбка была совершенно естественной.

— Неужели я напоминаю вам Жозефину? — комично ужаснулся я, трагически заламывая руки.

Арлин расхохоталась:

— Хороши бы вы были в ночном халате с оборками!

Но смех ее быстро угас.

— Знаете, мистер Холман, посещение Тео Альтмана вконец расстроило мои нервы. Я все время думаю, откуда он мог узнать о тайных планах Флер Фалез? Об ее, как бы это сказать… воскрешении… Эта мысль не позволяет расслабиться. Мне просто необходимо выспаться, и все будет о’кей!

— Ну что ж! — вздохнул я. — Вы знаете, чего я хочу. И я знаю, что сегодня мне надеяться нечего. В таком случае давайте поговорим об обновленной Флер. Вы сами затронули эту тему. Продолжайте, пожалуйста!

— По-моему, я недооценила вас, Рик. Еще немного — и можно будет называть вас прозвищем Тео Альтмана, — проговорила она, зевая. — Ну ладно, попробуем!.. После возвращения Флер почти два месяца кряду примерно в одиннадцать утра в доме звонил телефон. Мисс Фалез ждала звонка и старалась каждый раз сама поднять трубку. Долгие-долгие разговоры, почти по часу ежедневно, она вела только из собственной комнаты без свидетелей. Я как-то взяла трубку сама. Мужской голос, спрашивающий мою хозяйку, был мне не знаком. Не могу сказать о звонившем ничего определенного. Но на Флер после таких разговоров приятно было смотреть. Она улыбалась, подолгу задумчиво смотрела куда-то вдаль. Словом, вела себя как обычная влюбленная девушка. В доме царила атмосфера покоя. А это прекрасно!

— Звонившим был Харви Линдерман? — попытался я угадать.

Но преданная секретарша отрицательно покачала головой:

— Харви я бы назвала очередной ее слабостью после роковой неудачи. Харви возник позднее. А тогда… Таинственный воздыхатель внезапно исчез. Неделю она ломала руки у замолчавшего телефона. Потом начался запой. Казалось, она убедила себя, что будущего для нее совершенно не существует. Засыпала, лишь наглотавшись снотворного. Вы ведь знаете, чем это грозит в сочетании с алкоголем!

— Мне кажется, вы сейчас вспомните что-то, проливающее свет на эту странную историю.

— Возможно. Слушайте. В день падения со скалы телефонный поклонник неожиданно объявился спустя четыре месяца после своего исчезновения. Он позвонил поздно вечером, что-то около десяти. Блюм уже ушел спать…

— Блюм? — недоверчиво перебил я.

— Ну да, а что в этом странного? Джордж гостил у нас, случалось, и по нескольку дней. Вот и тогда он приехал, все еще надеясь убедить мисс Фалез приступить к киносъемке… Так вот: мистер Блюм уже ушел спать, когда Флер позвали к телефону. Я оставалась в гостиной, куда скоро вошла Флер, и предложила вместе с ней прогуляться на свежем воздухе. Не могла же я ей отказать, хоть на улице шел противный моросящий дождь и пришлось надеть плащ и сапоги. Когда я была почти готова, Флер неожиданно вспомнила, что забыла взять зонтик, выскочила из моей комнаты, захлопнула дверь и повернула ключ в замке. Я оказалась запертой и барабанила в стенку добрых четверть часа, пока не услышал Джордж. Мы с ним бросились искать Флер. Остальное, как я понимаю, вы знаете.

— Но мне не слишком ясны некоторые подробности. Думаю, вы сможете пролить свет…

Очередной зевок девушки можно было назвать бестактным.

— Оставим это на завтра, Рик. Мне необходимо выспаться. Лучше бы нам объясняться на свежую голову, правда?

— Ладно! — махнул я рукой.

Арлин соблазнительно потянулась. Налитые груди под черным, очень плотным кружевом выразительно приподнялись. Ну к чему мне сегодня быть Жозефиной, а?

Сонным голосом моя блондинка промурлыкала:

— Вам приготовлена комната для гостей. Это по лестнице вверх, третья дверь слева. Разыщите ее сами, пожалуйста. Я больше ничего не в состоянии сделать для вас…

— Спокойной ночи, Император! — обиженно пробубнил я.

Она вдруг остановилась у самой двери и фыркнула:

— Не забудьте смыть косметику, мадам, влезая в ночной халат.

И совсем уж почти проснулась:

— Бар в вашем распоряжении, Рик. Не скучайте.

Не скучать, так не скучать. Я тщательно смешал коктейль, выбрав напитки, затем подошел к окну и отбросил тяжелую портьеру. Из-под моих ног к далекому горизонту простиралась даль океана. Над ним плыла мертвая тишина, медленно переливаясь в комнату. Выступы скал напоминали частокол полуразрушенной древней ограды. Хотелось вообразить себя персонажем рыцарского романа, замурованным в мрачном готическом замке и размышляющим, глядя в море, в поисках выхода… Но я не поддался искушению и приготовил себе еще одну порцию напоследок.

Спать все еще не хотелось. И я медленно пошел к гаражу, чтобы достать из машины свой чемодан. Затем вернулся в дом, прошел все коридоры и лестницы и уже приближался к апартаментам, отведенным мне, как одна из дверей впереди меня распахнулась — и я остолбенел. Незнакомая женщина в длинном черном халате, пошатываясь, выскользнула в коридор. Распахнутая дверь за ее спиной казалась слепящим прямоугольником из-за яркого света в спальне. Всклоченная голова медленно повернулась ко мне, и застывший, бессмысленный взгляд лунатика, прошивая меня насквозь, казалось, сфокусировался за моей спиной. Она склонила голову набок, всматриваясь.

— О мистер! — прошелестел хриплый голос. — Пожалуйста, помогите мне! Они хотят моей смерти. Я пленница в собственном доме, спасите… — Глаза ее наконец-то нашли меня и застыли, уставившись мне в переносицу. Я попытался вложить в свои слова всю убедительность, на которую был способен!

— Вы нездоровы сейчас, мисс Фалез. Вам бы лечь…

Она замерла, вслушиваясь. На мгновение лицо исказила болезненная улыбка, и оно стало похоже на одну из фотографий, разложенных на столе Джорджа Блюма. На вторую из них.

— Я должна убежать отсюда, понимаете? Мне иначе не жить. Разве можно пить столько лекарств? Ведь это отрава…

Она, прихрамывая, приблизилась. Глаза в отчаянии искали что-то знакомое в моем лице. И вдруг она отшатнулась, как бы узнавая. Затем издали, с напряжением вглядываясь в меня, она прошептала:

— Курт! Я была уверена, что ты не погиб. И вот ты вернулся ко мне. Я знала: вернешься!

Лицо ее удивительным образом изменилось, напоминая ту, первую фотографию: морщины разгладились. Обреченное выражение сменилось умиротворением. Флер, пожалуй, была когда-то безупречной красавицей.

— Ты простил меня, Курт? Ты перестал меня ненавидеть? — допытывалась несчастная. — Я ведь была убеждена, что ты не оставишь меня в беде. Спасибо, Курт!

Я услышал торопливые шаги на лестнице и оглянулся. Строгая и худющая миссис Коллинз пронеслась мимо меня прямо к Флер. Осторожно, но сильно обняв ее за плечи, она приподняла актрису и внесла ее назад в спальню. Дверь торопливо захлопнулась, но я успел заметить небольшой прикроватный столик, уставленный невероятным количеством лекарств. И это поразило меня так сильно, что я ничего больше не успел разглядеть.

Глава 3

В шелковой белой блузе и узких брючках Арлин выглядела не хуже, чем в кружевном комбинезоне с рискованным вырезом на спине. Я с удовольствием, как и вчера, шагал вслед за ней. Но подробно разглядывать ее прелести в этот раз было слишком рискованно: тропинка время от времени приближалась к самому краю обрыва. Скалы отвесно падали вниз, и даже глядеть с обрыва было опасно — а вдруг голова закружится!

Утро в Малибу-Бич располагало к романтическому настроению. Синева неба где-то на горизонте сливалась с водой. Легкий бриз овевал лицо. Солнце золотило светлые волосы моей провожатой.

Арлин Доннер свернула с тропинки на самом гребне скалы и подошла к обрыву:

— Вот тут все и произошло!

По-видимому, я и без нее узнал бы это место, настолько точен был рассказ Джорджа Блюма. Я осторожно приблизился к Арлин и огляделся. Выступ в двадцати футах под нами действительно был очень узким. Гиблое место, если случайно оступишься…

— Расскажите еще раз, Арлин, что вы предприняли, как только Блюм взломал вашу запертую дверь?

— Схватила фонарик и бросилась прямо сюда.

— Разве мисс Фалез предупредила, куда она отправляется?

— Разумеется, нет! Но она обычно любила стоять на гребне скалы, размышляя о чем-то своем. Здесь ей никто не мешал. Вот я и подумала…

— Ясно. Что было дальше?

— Ее фонарик валялся в траве у обрыва, и я испугалась, предположив самое страшное…

— Вы вернулись за Джорджем в дом, — торопливо подсказал я. — Что потом?

— Джордж догадался захватить веревку из гаража. Один ее конец мы обмотали вокруг ствола вот этого дерева. Держась за другой, я спустилась туда, где лежала Флер. Мне удалось обвязать ее веревкой, пока Джордж светил вниз фонариком. Затем он потянул ее вверх, да и мне помог выбраться.

— Вы не испугались? — уважительно спросил я.

— Не успела. Вернее сказать, просто не подумала, что тоже могу оступиться. А если бы раньше сообразила, что подвергаюсь опасности, наверное, ни за что не рискнула бы лезть туда.

Арлин нервно расхохоталась и отошла к тропинке. Я двинулся вслед.

— Флер была, разумеется, без сознания, когда Джордж втащил ее на обрыв? — я старался как можно тщательнее разобраться в мелких деталях случившегося.

— Да, без сознания. Но она скоро пришла в себя и, не понимая, что произошло, просила нас не беспокоиться и вернуться в дом.

— А когда появился фотограф?

— Да сразу же! Как только я выбралась наверх, меня ослепила вспышка. Джордж был ближе к фотографу и отреагировал моментально. Он вцепился в камеру, а я оттащила подальше Флер.

— А как выглядел этот любитель снимать в темноте?

— Да ведь я его практически не могла рассмотреть. После вспышки в глазах застыл лишь силуэт. Мне, собственно, было не до фотографа.

— Джордж выкупил у него негатив, не так ли?

— Джордж для своего возраста — просто-таки молодец! И хватка у него что надо, и голова работает. Он повел этого мерзавца с камерой в дом. А потом, когда мы уложили мисс Фалез в постель, а я хлопотала вокруг нее и звонила врачу, Джордж догадался обезопасить Флер от возможного шантажа либо от лишних сплетен: он выкупил только что отснятые кадры. И это ему обошлось достаточно дорого.

— Знаю, — кивнул я, — и разделяю ваше восхищение Джорджем. Думаю, его держит в форме страсть к малолеткам.

Блондинка неожиданно фыркнула:

— Как-то раз мистер Блюм мне сказал совершенно серьезно, что никаких интимных отношений с ним у меня, например, быть не может. Я для него — переросток!

По дороге к дому, не сводя глаз с оранжевых брючек, я рассказал о своей вечерней встрече в коридоре верхнего этажа.

— Нет ничего удивительного в том, что она приняла вас за своего первого мужа, — медленно, словно рассуждая вслух, проговорила Арлин. — Понимаете, мисс Фалез никогда не покидает чувство вины перед Куртом Варго. Почему-то она вбила себе в голову, что виновата в том, что с ним случилось. Особенно часто этот комплекс проявляется во время ее болезни.

— В таком случае, вчера ночью комплекс виновности сочетался у нее с манией преследования, — точно так же медленно, словно рассуждая вслух, произнес я последнюю фразу.

Арлин остановилась и повернулась ко мне, изогнув удивленно брови:

— Объяснитесь, пожалуйста.

Я пересказал весь бессвязный лепет Флер о том, что ее убьют какие-то таинственные «они», если она в конце концов не сбежит из дома. Хотел бы я знать, кого она опасается?

— Бедняжка, — задумчиво протянула секретарша. — Мисс Фалез еще сильнее больна, чем я думала.

Мы молча достигли крыльца.

— Посмотрите, — повела рукой вокруг себя Арлин. — Это здание строилось в стиле рыцарского замка. Только воинов в тяжелых доспехах здесь с успехом заменяет электроника. К нам не так-то просто попасть. Вот я и надеялась, что Флер за этими стенами считает себя полностью защищенной… Выходит, что это не так!

Я объявил, что уезжаю в город, чтобы найти подтверждение новым, открывшимся мне здесь, в доме, фактам. На ночь пообещал вернуться. Арлин с помощью электроники выпустила меня за ворота. Я вздохнул с облегчением, возвращаясь в страну живых. Мне срочно понадобилось повидать Джорджа Блюма.

Наштукатуренная сверх меры милашка перед дверью известного продюсера дружески поприветствовала меня. Это хороший знак! На юной особе была надета прозрачная блузка, под которой черный бюстгальтер подчеркивал то, что, как считала его обладательница, должно быть подчеркнуто! Интересно, как эта девушка одевается на дискотеку, если ее служебный наряд выглядит стол пикантно?

Но я не успел задать свой неэтичный вопрос.

— Мне кажется, вы уже во всем разобрались, мистер Холман. Разве не так? Иначе, зачем бы вы так скоро пришли в наш офис?

— Блюм у себя? — не отвечая ей, уточнил я. — На всякий случай скажите мне, не началась ли у него вчера ночью у вас в постели тахикардия либо что-нибудь в этом роде?

— Могу честно признаться вам, мистер Холман: первой обычно устаю я! — сказала она с игривой многозначительностью. Потом деловым тоном добавила: — Пожалуйста, проходите. У босса сейчас никого нет.

Блюм вовсе не торопился радоваться моему приходу. Он долго сверлил меня взглядом из облака седого дыма, витавшего вокруг его головы, как рой материализованных мыслей, затем медленно вынул изо рта дорогую сигару, стряхнул пепел прямо на грудь стеклянной женщины, свернувшейся на его столе в виде экстравагантной пепельницы. Надо признаться, этот варварский жест не поколебал застывшего спокойствия ее венецианского лица, чему я был несказанно удивлен.

— Вы врываетесь в мой кабинет, как в первую попавшуюся забегаловку, — прорычал Блюм. — С чего бы это?

Я нагло плюхнулся на ближайший стул и тоже достал сигареты.

— Вы оказались ненадежным клиентом, Джордж. Не ожидал!

Он взглянул на меня с интересом. Я долго и тщательно раскуривал сигарету, прежде чем объяснить, что я имел в виду.

— Результаты моей работы чаще всего зависят от искренности заказчика. Вы вчера так подробно и долго говорили о своем отношении к Флер Фалез, о своей ответственности за ее судьбу, что я, пожалуй, слишком расслабился и поверил в вашу сентиментальность и бескорыстие.

— И что же здесь не так?

— Но вы ведь даже намека не сделали о фильме с ее участием, для которого уже создан сценарий, приглашены исполнители главных ролей и режиссер! Не сообщите ли вы мне заодно, сколько сотен тысяч баксов вы вбухали уже в вашу небескорыстную идею возвращения мисс Фалез на киноэкран?

— Кто вам обо всем этом доложил? — проговорил он, не сводя с меня пристального взгляда.

— Какая разница! Для меня имеет значение лишь один факт: вы утаили эту важную для расследования информацию!

— Пусть вас успокоит то, что я всего лишь хотел убедиться в ваших профессиональных качествах, Рик. И они вас не подвели. Значит, я не ошибся, доверив вам это дело. Простите старика за маленький невинный эксперимент…

Я подождал, пока неискренняя улыбка не исчезла с упитанного лица мистера Блюма.

— Вы действительно стареете, Джордж! Поэтому старательнее покопайтесь в своих мозгах: что еще вы забыли мне сообщить об этой истории? Какой еще… эксперимент у вас в запасе?

— Вам уже известно все, что знаю я сам, — раздраженно махнул сигарой Джордж. — А может, и больше моего…

— В таком случае я продолжу. Вчера вечером, когда я прибыл в дом Флер Фалез, Истязатель был уже там. Он опередил меня примерно на полчаса. Ему все известно о вашей идее снять фильм великого возвращения Флер Фалез в мир кино. Мало того, он знает подробности о том, что случилось с вашей нервной актрисой поздно вечером на обрыве. Альтман пригрозил Арлин, что сообщит газетчикам о случившемся, если она не впустит его в дом…

— Альтман? — взревел Блюм, вымещая вспыхнувшее раздражение на ни в чем не повинной сигаре. — Откуда, черт бы его побрал, он черпает сведения?!

— Я не стал это уточнять, сами понимаете, — буркнул я. — Все равно Истязатель не назвал бы стукача…

Джордж молчал, погруженный в свою досаду.

— Сегодня утром, — продолжал я, — мы с Арлин осмотрели то место, где чуть было не случилась трагедия. Секретарша Флер вами восхищена: оказывается, вы в прекрасной боевой форме! Об этом говорит не столько то, что вы помогли девушке, сколько мгновенная реакция на появление фотографа. Ведь вы схватили его, как только сработала вспышка, не так ли?

Блюму, пожалуй, польстили мои слова:

— Да что там говорить, Рик. Что в этом особенного?

— Ну… — задумчиво протянул я, — разумеется, ваш тренажер в приемной — это само совершенство!

— Давай-ка лучше о деле, Рик.

— Да я все время о деле! Никак не могу понять, как попал на вершину скалы фотограф именно в тот момент, когда Флер Фалез оступилась и вы вытащили ее из пропасти? Не предполагать же, что однажды поздним дождливым вечером в Малибу какой-то фотограф для собственного удовольствия решил прогуляться по вершине скалы с камерой наготове…

— Действительно! В тот момент мне даже в голову не пришло, что это нелепо. Я был занят лишь тем, чтобы этот дурацкий снимок не попал на страницы газет. Вот и торговался за негатив с парнем, который снимал… — Блюм оправдывался, смущенно пощипывая себя за подбородок.

— Джордж, давайте-ка вспомним все самые мелкие подробности с того момента, как вас ослепила вспышка.

— Вот меня-то как раз она и не ослепила, как Арлин. Поэтому, легко ориентируясь, я и схватил парня. И сразу же предупредил его: либо он тут же продаст мне этот снимок, либо я заберу его камеру и швырну со скалы. Он особенно не вырывался: понимал, что бессмысленно, ведь я его крепко держал! Поэтому, думаю, он легко согласился на мои условия. Я велел ему идти впереди и фонарем освещать нам дорогу, пока мы вели Флер. Затем фотограф какое-то время дожидался меня в гостиной. Я ничем не рисковал, оставляя его одного. Вы ведь знаете, что никто не ускользнет из этой начиненной электроникой мышеловки, если не знает секрета ее замков. Ну вот, мы с Арлин доставили Флер наверх и уложили в постель. Когда я вернулся в гостиную, мне было не до того, чтобы торговаться с каким-то подонком. Я просто заплатил ему то, что он потребовал, и выгнал вон. Это все!

— Тем не менее вместо того, чтобы засветить пленку и забыть, что она вообще когда-нибудь существовала, вы проявили ее и даже отпечатали фотографии. Я пытаюсь понять: зачем?

— Если скажу откровенно, что виной всему мое вечное любопытство, вы мне поверите? — Джордж вопросительно взглянул на меня и с досадой стукнул кулаком по столу. — Черт возьми, я не могу найти иного объяснения тому, почему я не выбросил вон заснятую фотопленку, которая мне обошлась в пару сотен долларов…

— Вы не помните, как звали фотографа?

— Мне даже в голову не пришло обменяться с ним визитными карточками, Холман!

Я протянул руку к соблазнительной даме-пепельнице и затушил свой окурок прямо на вогнутом животе. Стеклянная венецианка невозмутимо уставилась за окно. В ее застывшей улыбке читался намек, что я зря теряю время, сидя в кабинете у Блюма. И все-таки я еще раз попытался выяснить:

— Как он выглядел?

— Невысокий такой… — Джордж запнулся. — Кажется, я его внешность описывал в прошлый раз. Не так ли?

— Да, мы говорили об этом. Но не мешало бы повторить.

— Ему, возможно, около тридцати лет. Или чуть меньше. Волосы светлые, вьющиеся, очки без оправы и тонкий, совсем не мужской голос. Как вам моя память? — Джордж удовлетворенно хмыкнул.

— Если я откровенно скажу то, что думаю, вы ведь посчитаете себя оскорбленным, — я не склонен был играть в поддавки. — А это скучно, даже с учетом того, что вы в прошлый раз разрешили мне вас оскорблять…

Он надулся:

— Вы же понимаете, Рик, в каком я был тогда состоянии! Стресс, испуг, беготня… Не до подробностей.

— Ну ладно, — сдался я. — Тогда подскажите, где мне разыскать Харви Линдермана?

— А зачем вам Харви? — нервно дернулся мистер Блюм. — Что вам от него нужно?

— Вы ведь знаете о внезапном отъезде Флер недели на три?

— Знаю.

— И о телефонных звонках, которым она, по-видимому, придавала особое значение?

— Да, конечно.

— И о том, что они почему-то прервались месяца через два после ее возвращения?

Он молча кивнул.

— А кто ей звонил, вам известно?

— Нет, разумеется. А это, по-вашему, важно?

— У меня нет другой ниточки, чтобы продолжить расследование.

Джордж понимающе улыбнулся.

— Возможно, Линдерман что-то знает об этом не известном нам с вами ухажере, — продолжал я. — Флер встречалась с Харви после прекращения этих звонков. Возможно, он что-нибудь знал об ее секретах.

— Может быть, вы и правы, — задумчиво протянул толстяк. — Но встретиться с Харви Линдерманом будет достаточно сложно. Он ведет слишком уединенный образ жизни. Думаю, все это трюки саморекламы, не больше, но…

— Но, я думаю, такой известный в мире кино человек, как вы, мистер Блюм, знает, как подступиться к Харви, не так ли?

— Я попробую, — не слишком уверенно сказал Блюм. — Но мне потребуется какое-то время, чтобы навести необходимые справки. Перезвоните-ка мне где-нибудь часа в три после полудня. Не раньше.

— Позвоню.

— О’кей! Что еще вы хотели бы знать?

— Чем занят в настоящее время Тео Альтман?

— Только что закончил очередные съемки. Думаю, у него творческая пауза либо что-нибудь вроде того.

— Будьте добры, запишите его адрес и телефон для меня.

— Что? — взревел Джордж. — Черт бы вас побрал, Рик, у вас травма правой руки, не так ли?

— Вовсе нет. Это такая же проверка, какую вы вчера устроили мне. Хочу убедиться, что вы знаете правописание.

Мой мрачный юмор, разумеется, не привел Блюма в восторг. Он с ворчанием вырвал лист из блокнота и черканул на нем пару строк.

— Собственно говоря, я сам собирался спросить, что этот тип делал в квартире Флер? — прорычал Блюм, передавая мне собственноручно написанные координаты Альтмана.

— Он сказал, что пришел туда на поминки по бывшей известной актрисе. У него, видите ли, особое чутье и дар предвидения чужих смертей.

Джордж насторожился.

— Правда, сиделка не пустила его к мисс Фалез, — продолжал я. — Он очень к ней рвался. Так сказала Арлин. Ну, а сам он велел мне вам передать, что попытка вернуть Флер Фалез в кино — абсурдна!

— Подонок! — рявкнул Джордж Блюм и так двинул стиснутым кулаком по столу, что нагая венецианка, вздрогнув, просыпала собранный пепел. — Хотел бы я знать, как он разнюхал то, о чем знали лишь двое: мы с Арлин!

— Либо вы, либо она — вы оба могли нечаянно проболтаться, не так ли?

— В секретарше Флер я уверен, почти как в самом себе, — твердо произнес Джордж. — Она ни разу за три года не давала повода усомниться…

— Хотел бы я знать, — мрачно проворчал я, — вынырнет ли мой клиент из-под толстого слоя жира? Как пообщаться с подлинным Джорджем Блюмом?

— Уверен: вы спятили, Рик!

— А вы так неумело скрываете свою неискренность, что она то и дело прорывается на поверхность. Впрочем, скорее всего, именно такого эффекта вы и добиваетесь, Блюм.

— Позвоните мне после трех, — проворчал он, не отвечая на мой выпад. Я вынужден был уйти, понимая свой проигрыш.

Большие часы в приемной показывали четверть первого. Милашка за пишущей машинкой одарила меня кокетливым взглядом и улыбнулась. Я вернул ей улыбку и решительно облокотился об стол. Мое лицо близко наклонилось к ее мордашке.

— Мы с вами родственные души, не так ли? — интригующе проговорил я.

— В каком смысле? — спросила она, не отодвигаясь.

— Мы оба хотели бы, чтобы у мистера Блюма все сложилось «о’кей»! Не так ли?

— Разумеется, мистер Холман! — серьезно кивнула она.

— Рик! — уточнил я.

— Рик! — слегка покраснев, повторила девушка. — А меня вы можете звать просто Полин.

— Знаете, Полин, я, кажется, не в состоянии обойтись без вашей помощи. Даже какой-либо ваш совет может решить многое.

— Я готова на все, Рик, — просто сказала она.

— Для начала скажите мне — ведь вы, как никто, близки Блюму и, возможно, знаете его намерения, — с какой, собственно, целью он нанял меня?

— И это все? — она удивленно вскинула выщипанные бровки.

Я смутился.

— Разумеется, нам необходим большой разговор, и не здесь, — я значительно понизил голос. — А что если мы сегодня позавтракаем вместе?

— Принято! — кивнула она. — Я освобожусь примерно в час. Где мы встретимся?

Я лихорадочно соображал, куда бы пригласить вызывающе одетую малолетку, чтобы ее просвечивающийся черный бюстгальтер не вызывал раздражения у публики. Пожалуй, какой-либо кабачок…

— Устроит ли вас кабачок «Фраскалли»? Там достаточно мило!

— Вот и прекрасно! — хихикнула Полин. — До встречи!

— Буду ждать вас за стойкой бара! — я фривольно сделал ей ручкой и, довольный собою, ушел.

Минут десять я добирался пешком до «Фраскалли», затем занял два места в баре и заказал себе большую порцию мартини. Хотелось бы разобраться до прихода соблазнительной помощницы, сообразительная она или не слишком? Умная или тупая? Наблюдательная? Хитрая? Искренняя?

Задачка содержала множество «иксов» и «игреков». Неизвестные факторы раздражали, но я отлично понимал, что математические рамки мне не помогут ее решить. Тем более, что когда-то в школе я искренне не понимал, как в загоне у фермера может оказаться, к примеру, минус пятнадцать коров.

Полин появилась ровно через полчаса. Я порадовался, что поверх прозрачной блузки она все же догадалась набросить длинный жакет с глухой застежкой. Впрочем, миниюбка под цвет жакета была так коротка, что все мужчины в баре рисковали шеи свернуть, не отрывая взглядов от длинных великолепных ног юной любовницы мистера Блюма. Милашка, разумеется, знала свои сильные стороны. Она эффектно устроилась на табурете рядом со мной. Бармен почти что нырнул под стойку, чтобы подробнее разглядеть то, что позволяла разглядеть ее юбка.

— Не хотите ли выпить, Полин? — находчиво промямлил я, ошеломленный эффектом ее появления. — Что вам заказать?

— Мартини, конечно же! Восемь к одному с лимоном.

— В вашем возрасте… — начал я.

— Как вы считаете, сколько мне лет?

— Около восемнадцати, не так ли?

— Ошибаетесь! Уже двадцать один. Но Джордж не должен об этом знать. Вы ведь не разболтаете, Рик?

— Пусть это останется нашей маленькой тайной, — я был шокирован, поднимая бокал.

Дернув пару порций и болтая о чем-то незначительном, мы заняли столик в углу. Полин, держась, как избалованный ребенок, заказала себе паштет из гусиной печенки, фазанов и блинчики. Себе я заказал говядину, подумав, кстати, что Блюм, если ему вздумается контролировать мои расходы, заметит это несоответствие в счете, включенном в отчет. Ну и пусть контролирует!

— Я все время думала о ваших словах, Рик, — повернулась ко мне Полин, как только официант принял заказ и отошел от нас. — О родственных душах, помните? Это вы, разумеется, остроумно заметили. Но то, что вы сказали раньше, пожалуй, будет точнее.

— Что именно?

— Что мы с вами оба хотели бы Джорджу добра. Я, разумеется, больше!

Я молча кивнул.

— Вы должны уже были заметить, — уверенно продолжала она, — что скрытность — странное свойство мистера Блюма. Он отвечает уклончиво даже тогда, когда это явно вредит ему самому, и тут уж ничего не поделаешь!

— Проницательность — главное свойство женщины, стремящейся сделать головокружительную карьеру! — искренне восхитился я. — А что вы можете мне сказать о Теодоре Альтмане?

— Об Истязателе? — уточнила Полин. — Только то, что слышала от папочки Блюма. Истязателем можно пугать подростков, чтобы загнать их домой по вечерам.

— Общаются ли Альтман и Блюм хоть изредка?

— Я не знаю об этом.

Белое бургундское, которое она методично цедила рюмка за рюмкой, обошлось мне в девять долларов за бутылку! Малышка умела красиво жить…

— По-видимому, они просто-напросто ненавидят друг друга, — проговорила Полин после некоторого раздумья. — А причина этой вражды — Флер Фалез. Джордж ужасно боится, что она вдруг покончит с собой или погибнет как-нибудь иначе.

— С чего бы такая заинтересованность? — я был само внимание!

— Все просто: Альтман имеет авторские права на съемку фильма-биографии о судьбе своей бывшей жены, — в перерыве между глотками произнесла моя собеседница. — Он добился от Флер подписания такого документа, как только они поженились. Вот и выходит: если она вдруг умрет, фильм возвращения известной актрисы, с которым носится Джордж, не состоится. Тогда только Альтман будет иметь право увековечить биографию Флер на киноэкране в цветном либо черно-белом варианте — как уж ему вздумается!

— Так вот почему Джордж убежден, что бедняжку Флер пытались сбросить с обрыва… — догадался я. — Это мог сделать Альтман либо кто-то, кого Альтман нанял.

— Не думаю, что все обстоит так просто, — спокойно, словно рассуждая вслух, продолжала просвещать меня удивительная малышка. — Но, с другой стороны, это и есть причина, по которой мистеру Блюму понадобилась ваша помощь, Рик. Он считает, что вы каким-то образом сумеете доказать, что против мисс Фалез было совершено преступление и к нему причастен Тео Альтман.

Она сочувственно улыбнулась мне, отхлебнув вина, и повела меня дальше по удивительно ясным лабиринтам своих рассуждений:

— Как и у всех этих преуспевающих денежных мешков, воображающих себя воротилами кинобизнеса, у Джорджа примитивное мышление конторщика, понимаете, Рик? Такие люди почему-то уверены, что судьба не отвернется от них в нужный момент. И на роль исполнителя удобных для них велений судьбы они всегда готовы нанять подходящего парня. Вроде вас, в данном случае…

— Вы станете президентом страны лет так к двадцати пяти! — щедро пообещал я, ошарашенный тем, что обрушила на меня эта малявка.

— Ну, это уж слишком! — смешно сморщила нос Полин. — Годам к двадцати пяти, откровенно говоря, меня бы вполне устроила должность исполнительного вице-президента компании «Джордж Блюм Продакшнз, Инк». К моим двадцати пяти Джордж, разумеется, разберется, что мне уже не восемнадцать, и будет занят поисками замены. А я так много уже успела узнать об его бизнесе и узнаю еще больше, что смогу стать незаменимой на его фирме.

Чтобы осмыслить уровень прагматизма милашки, необходим был двойной бурбон, не менее того. Я выразительно подвинул свой стакан из-под белого бургундского к краю стола и жестом подозвал официанта. Он быстро выполнил мой заказ. И, лишь отпив пару хороших глотков, я решился:

— Кто-то вчера позвонил Альтману по телефону и сообщил о том, что случилось с его бывшей женой. Что-то мне подсказывает, что я догадался, кто это был.

— Ну, разумеется, я! — Девушка, облизнув губы, следила, как официант перекладывает горячие блинчики к ней на тарелку. Пользуясь паузой, я отхлебнул свой успокоительный напиток. Полин, наконец, оторвала глаза от блинчиков. — Джорджу пора перестать нервничать по поводу того, что происходит с Флер. Прошедшего не воротишь!

После такой глубокой философской мысли она коротко хихикнула, затем продолжала рассказывать:

— Идея о том, что Альтману было выгодно погубить Флер, так сильно захватила Джорджа, что я вынуждена была предложить ему нанять кого-нибудь, чтобы провести настоящее расследование обстоятельств падения. После этого он и разыскал вас, Холман. Вот я и решила: пора вмешаться. Альтман прямо-таки обалдел, когда я все ему выложила по телефону. Наверное, можно было бы после этого требовать у него любую главную роль, если бы только я назвала свое имя.

— А вы что, не представились?

— Это было бы слишком невежливо, не так ли? — глаза под наведенными ресницами, казалось, таили насмешку. — Поскольку пришлось сказать, что Флер нуждается в его помощи, я вынуждена была назваться именем ее секретарши Арлин…

— Вы совершенно сошли с ума, — внезапно пересохшим языком прошелестел я, размахивая пустым стаканом из-под бурбона так яростно, что ко мне тут же подскочил старший официант.

— Еще порцию! — прохрипел я, не в силах прийти в себя.

Полин улыбалась совершенно по-детски, с самой искренней невинностью, какую только можно было представить на ее свеженьком личике.

— В осином гнезде нет ничего любопытного, пока его не потревожить, не так ли? Надо лишь найти прутик подлиннее.

— А вы, конечно же, любопытны?

— Меня всегда занимало устройство осиных гнезд, — пробормотала она, пожимая плечами.

— Нет ли еще каких-либо мелочей, о которых мы бы могли поболтать между прочим? — поинтересовался я. — К примеру, не подскажете ли, когда и как начнется третья мировая война?

— Я подумаю, — она провела указательным пальцем по краю тарелки, обмакнув его, как бы нечаянно, в ромовый соус. — Впрочем, папочка Джордж со мною об этом не говорит. Он считает меня замечательной крошкой, не слишком умелой в постели, и, обучая, болтает о том о сем. Рассуждает сам с собой и балдеет от своего исполненного значительности голоса. А я иногда подаю нужные реплики. Вот и все.

Я быстро протянул руку навстречу подходившему официанту, и он почти автоматически вставил в мою ладонь очередной бурбон со льдом.

— Благодарю вас! — буркнул я.

— Принесите мне ирландский кофе[3], — тоном капризной куклы потребовала Полин. — Ну и… пожалуй, парочку птифур[4].

Определенно, она умела наслаждаться. Официант отошел.

— Вы иногда неплохо соображаете, Рик! — попыталась приободрить меня юное создание. — Возможно, почти так, как я. Но по-своему! Как-то уж слишком однобоко. Если бы я была такой дурочкой, какую вынуждена изображать, ваш метод расследования остался бы на высоте!

— Почему Джордж не засветил пленку, когда выкупил ее у фотографа? — поторопился я задать вопрос, чтобы уйти от неприятного разговора.

— Постарайтесь думать на эту тему так, как мог бы думать он, — с неподдельным терпением объясняла малышка. — Ведь пленка обошлась ему в две сотни. Представляете? Как же можно не взглянуть на то, за что заплачены большие деньги?

Она вдруг удивительно точно воспроизвела интонации мистера Блюма:

— Никогда ничего не выбрасывай в мусорный ящик, радость моя, если нет полной уверенности, что это «ничего» не превратится вдруг через пару месяцев в ценность!..

— Собственно говоря, он мог бы использовать снимок во время рекламной кампании, если бы снял фильм о возвращении Флер, не так ли? — предположил я.

— Примерно так, — согласилась Полин. — Ведь все эти деятели кино в сущности одинаковы: ими движет тщеславие в гораздо большей степени, чем что-либо еще. Джордж не лучше и не хуже других. Он, как и все, расстраивается, если метрдотель в ресторане, где он был завсегдатаем лет пятнадцать назад, вдруг не вспомнит его имени. Как тебе это, Рик?

— Да, мадам, — механически отозвался я.

— Ну вы совсем отключились, — расхохоталась она, смакуя ликер. — А теперь вы мне скажите, как вам Арлин Доннер?

— Привлекательная девушка! — оживился я. — Все при ней. Волосы с чудным медовым оттенком. К тому же, по-видимому, она действительно преданно служит Флер.

— Как-то я задала сама себе очень простой вопрос, — глаза Полин на какое-то время остановились на мне, — кому достанется все имущество Флер Фалез, если она действительно вдруг погибнет?

— Ну и?.. — настороженно осведомился я.

— Думаю, вам не нравится моя мысль, не так ли? Вы бы не хотели, чтобы очаровавшая вас медовая блондинка навлекла на себя хоть какое-нибудь подозрение. Я понимаю вас. Но почему бы не предположить, что иногда и самая преданная секретарша может мечтать о кончине своей хозяйки, чтобы обеспечить себе безбедное существование, если, разумеется, кое-что из наследства по завещанию должно перепасть ей.

— У вас есть какие-либо доказательства? — заволновался я.

— Ну посудите сами: за мисс Фалез присматривает какая-то слишком суровая сиделка…

— И что это доказывает?

— А вы знаете, кто нанял ее?

— Думаю, врач.

— Вы в этом уверены?

Ответ она безошибочно угадала по моему лицу. По милой мордашке пробежала надменная улыбка:

— Конечно же, вам не хотелось бы знать, что сиделку наняла ваша Арлин. Поторопитесь выяснить это, Рик! Возможно, никакая она не сиделка. Вам это не приходило в голову?

Услужливая память тут же напомнила мне про маленький столик в спальне Флер, чрезмерно заваленный лекарствами. «Была ли там игла для подкожного впрыскивания? — подумал я. — Либо это мне только показалось?»

Я мысленно увидел отекшее лицо Флер, ее странные глаза и голос, как бы пробивавшийся сквозь оковы действия успокоительных препаратов. Она ведь пыталась сказать о том, что ее убьют, если она не выберется оттуда…

— О чем это вы так задумались? — язвительно поинтересовалась моя милая истязательница.

— Возможно, вы недалеки от истины, — пробормотал я, чему Полин самодовольно улыбнулась. — Но тогда ответьте мне еще на один вопрос: что вы знаете о Харви Линдермане?

— По-видимому, ничего такого, что могло бы вас заинтересовать.

— Мы договорились, что Джордж поможет мне встретиться с этим таинственным Харви, который принимает визитеров в основном через своего поверенного.

— Да, это так.

— А где его резиденция, вы случайно не в курсе?

— Совершенно случайно в курсе. Он живет в Беверли-Хиллз. Знаете там особняк, под названием «Уиндзор Армз»?

— Знакомые места, — кивнул я.

— Два верхних этажа «Уиндзор Армз» занимает Линдерман.

— Таким образом, я сэкономил на телефонном звонке Джорджу и при этом сберег свои нервы, — заметил я.

— Вам придется предупредить о своем визите Денниса Страуберга, — не обращая внимания на мои слова, деловым тоном продолжала Полин. — Сообщите ему подробно, кто вы и с какой целью намерены посетить Харви Линдермана. Вам назначат время аудиенции, если посчитают нужным.

Удивительно осведомленная девушка тряхнула налакированными волосами и презрительно расхохоталась:

— Но вы же сказали, Полин, что ничего не знаете о Харви Линдермане. Может, я вас неправильно понял?

— Я не знаю Харви Линдермана лично. Все, что сообщила вам, помню по болтовне Джорджа — у него с Харви было несколько не слишком крупных сделок. Но, если вы рассчитываете, что мистер Блюм устроит вам встречу с Линдерманом, я переменю свою оценку ваших умственных способностей, Рик.

— Почему я не должен верить обещанию Джорджа?

По-видимому, в ее глазах я действительно выглядел недотепой.

— Вы меня почему-то плохо слушаете: так разговаривает умудренный опытом воспитатель с ребенком-несмышленышем. Я же ясно все объяснила: Джордж нанял вас лишь для того, чтобы вы предоставили ему улики против Альтмана. И он не позволит вам отвлекаться от этой цели. Вот и все!

— Если бы вы согласились стать моим компаньоном, Полин, мы бы могли поделить мой гонорар по-братски. На ваш выбор, конечно! — мрачно выпалил я.

— Поразмышляю об этом как-нибудь на досуге, — с довольным видом промурлыкала девушка. — Я бы занималась лишь мозговым штурмом, а вам бы оставила полную свободу поиска! Пожалуй, звучит заманчиво!

Я большим глотком допил свой бурбон.

— Не отшлепает ли вас босс за опоздание?

Она глянула на часы и беззаботно махнула рукой.

— Я на обратном пути куплю себе что-нибудь миленькое из нижнего белья, и папочка Джордж будет пускать по этому поводу слюни до самого вечера. Он и не заметит, что я слегка задержалась.

— Всего только двадцать один… — с сомнением протянул я, — а рассуждаете, как в восемьдесят! Когда я впервые зашел в офис Блюма, мне показалось, что его секретарше самое большое восемнадцать, но она пытается всеми силами выглядеть хотя бы на двадцать один…

— Эта ужасная косметика, Рик, — имидж малолетки и только. Джордж обожает, когда я у него на глазах неумело накладываю макияж. «Сладкая маленькая кошечка, она ничего еще не знает и не умеет», — с любовью думает он и весь прямо-таки тает от вожделения. Когда он впервые привез меня к себе в дом, он так старательно изображал деликатность, что я почти уснула, пока он меня якобы соблазнил…

Выпитый бурбон так и не снял моего потрясения.

— Наконец-то я понял Набокова, — пробормотал я сам для себя. — Его Лолита — всего лишь сорокапятилетняя травести.

Полин, впрочем, не прислушивалась.

— Можно мне кое-что узнать у вас, Рик, прежде чем я вернусь в контору?

— Ну разумеется! — кивнул я.

— Обещаете, что не поднимете меня на смех?

— Обещаю! — я чувствовал себя обязанным.

— Мне показалось, что вы занимаетесь сексом с тех пор, как пошли в первый класс, и, разумеется, все знаете по этому предмету…

— Ну?

— Подскажите мне, сколько же в точности существует этих позиций?

— Сто тридцать, — деловитым голосом отрапортовал я.

— С ума сойти! — схватилась она за голову.

— А что? — с невинным видом поинтересовался я.

— Джордж прошел со мной пока еще около восьми, и то мне уже приходится выполнять какие-то акробатические трюки. А что же дальше? — ее прямо-таки передернуло от ужаса.

— Сначала вы освоите серию «выпрыгивающие из противоположных углов комнаты». — Мне, по-видимому, удалось сохранить на лице полную серьезность. — Думаю, для вас она будет любопытной. Молодость и энергия заменят неопытность. Со временем и при особом старании приобретете, разумеется, виртуозность. Но настоящее мастерство приходит, когда начинают раскачиваться с противоположных люстр…

— С противоположных чего… — ее полуоткрытые губы сложились в хорошенькую букву «О» да так и застыли. — Но это же невозможно! — прошептала она наконец.

— Сложно — да! Но ничего невозможного здесь нет, — тон мэтра, по-видимому, удался мне, как никогда раньше. — Необходимо старательно отработать технику. И только! Само собой, имеется известный риск. Если вы допускаете ошибку, все может окончиться травмой и даже хирургическим вмешательством. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь пытался повторить раскачивание на люстрах во второй раз после подобной ошибки. Но… нет предела совершенству.

— Спа-спасибо, Рик! — заикаясь, пробормотала она. — Пожалуй, мне уже пора возвращаться.

— На обратном пути не забудьте забежать в галантерейный магазин, — напомнил я.

— Пожалуй, не стоит торопить события, — пробормотала она. — Джорджу может повредить излишнее возбуждение. Как-никак, его возраст требует передышки. Почему бы не сейчас, а?

— Ну, это ваши проблемы, дорогая моя! — проговорил я великодушно. — Кстати, про «выпрыгивающих из углов» — просто неудачная шутка. Простите меня за нее.

— Правда? — искренне обрадовалась девушка. — А про люстры тоже неудачная шутка?

— Люстры? — я напустил на себя серьезность. — О нет. Фокус с люстрами — высший пилотаж в интимных отношениях. Думаю, с вашими данными, с вашим обаянием молодости вы его быстро постигнете. Желаю успехов!

Глава 4

Нужная мне контора располагалась на одиннадцатом этаже «Уиндзор Армз» и практически ничем не напоминала деловое помещение. Это была огромная комната с книжными полками вдоль стен, дорогой кожаной мебелью и громадным пушистым ковром на полу. Я отказался от любезно предложенных хозяином сигары и виски и, устроившись в кресле, наблюдал за тем, как он смешивает выпивку себе. Покончив с приготовлениями, Денни Страуберг опустился в кресло напротив меня с сигарой в одной руке и стаканом виски в другой. Хотя на вид ему было около пятидесяти, фигура его не утратила юношеской стройности. В волосах уже вовсю господствовала седина, но усы по-прежнему оставались черными (может, Страуберг их подкрашивал?), а глаза — проницательными. На Денни Страуберге прекрасно сидел безукоризненный костюм, сшитый у отличного портного, чье ателье находилось, по меньшей мере, на Сивил Роу в Лондоне.

— Мистер Холман, — голос его звучал мягко и проникновенно, — я должен сознаться, что солгал вам, сказав, что смогу устроить встречу с мистером Линдерманом. Дело в том, что он уехал в Детройт и прибудет домой не раньше, чем через неделю.

— Думаю, что так можно было поступить, только имея на это веские основания, — произнес я не без сарказма.

— Они у меня есть, мистер Холман, — Страуберг не захотел реагировать на мою иронию. — Дело в том, что я — личный помощник мистера Линдермана на протяжении вот уже двадцати лет. К тому же еще и старинный друг Харви, поэтому посвящен во многие личные тайны. — Заметив мой скептический взгляд, он усмехнулся: — Понимаю, как высокопарно это звучит, мистер Холман, но тем не менее я хочу ввести вас в курс дела с самого начала. Мы поддерживаем тесные отношения со многими кинокомпаниями и людьми, что занимаются шоу-бизнесом, поэтому мне известно достаточно полно о вас и вашей репутации в определенных кругах. Вот я и назначил вам время встречи якобы с мистером Линдерманом, чтобы просто откровенно поговорить наедине. Думаю, это будет наиболее предпочтительным вариантом для нас обоих.

— Не уверен, но у меня, похоже, в данный момент просто нет выбора, — прокомментировал я, прикидывая, что же кроется за этой самодеятельностью Страуберга.

— Теперь, когда мы расставили акценты, не могли бы вы сказать пару слов о деле, которое привело вас к мистеру Линдерману? — вежливо осведомился Денни.

— Флер Фалез, — коротко ответил я.

Он улыбнулся.

— Так я и думал. Вы представляете ее интересы?

— Нет, мой клиент — Джордж Блюм. Что касается мисс Фалез, то пару дней назад она упала со скалы то ли по своей неосторожности, то ли была сброшена. Она осталась жива, но еще не в состоянии что-либо объяснить.

— Ваш рассказ — прямо образец полицейского рапорта, мистер Холман! — сделал мне комплимент Страуберг. — Но я не вижу здесь ничего, имеющего отношение к Линдерману.

— Возможно, это дело вообще не касается мистера Линдермана, — сознался я. — Я просто хотел выяснить, не заметил ли он в последнее время чего-нибудь подозрительного, странного, когда общался с Флер Фалез. Может быть, какая-то мелочь, сообщенная Линдерманом, поможет мне пролить свет на некоторые темные места в этом деле.

— Возможно, я сумел бы помочь вам, мистер Холман, — любезно сказал Страуберг, — особенно, если вы расскажете мне всю историю с самого начала.

Я решил, что это разумное предложение, и минут за пять изложил суть дела, назвав всех, так или иначе замешанных в нем. Пока я говорил, Денни неподвижно сидел в кресле, не обращая внимания на сигару в руке.

— Это очень интересно, — задумчиво проговорил он, когда я закончил свой рассказ. — Думаю, мне нужно пропустить еще одну рюмочку, — Страуберг поднялся и направился к бару. — А у вас, мистер Холман, горло не пересохло после такого длинного монолога? Я вам тоже налью…

— На этот раз не откажусь, — согласился я. — Виски со льдом, пожалуйста.

Страуберг вернулся со стаканами, отдал один мне и снова опустился в кресло.

— А теперь остановитесь подробнее, если можно, на темных местах, мистер Холман, — попросил он, когда мы сделали по хорошему глотку.

— Даже не знаю, с чего начать, — усмехнулся я. — Ну вот, хотя бы: не совсем понятно, почему Флер так неожиданно решила провести какое-то время вдали от дома и в одиночестве? Кто был тот неизвестный, что докучал ей звонками ежедневно в течение пары месяцев после ее возвращения? Он же позвонил мисс Фалез в тот злополучный вечер, когда она бросилась со скалы. И самое главное: как фотограф оказался на вершине в нужный момент?

— Да, картина получается весьма темной и непонятной, — согласился со мною Страуберг с таким видом, будто только что сделал великое открытие. — Скажите, мистер Холман, а что вам известно об отношениях Флер с мистером Линдерманом?

— Практически ничего, — пожал я плечами. — Есть кое-какие версии касательно того, что Линдерман воспользовался моментом, когда мисс Фалез перестал звонить таинственный абонент, и принял ее под свою опеку, — произнося эти слова, я пристально глядел в глаза Страубергу. — Но, когда Флер узнала, что для него она — лишь красивая кукла и к тому же средство достижения престижа в голливудском бомонде, она порвала с мистером Линдерманом.

На губах моего собеседника появилась многозначительная улыбка.

— Вы представляете себе, что такое ширма, мистер Холман?

— Естественно, — буркнул я. — Это такая раздвижная штуковина в спальнях тех девушек, которым мама не разрешает раздеваться при мужчинах.

Страуберг громко расхохотался.

— У вас неплохое чувство юмора, мистер Холман! Но я имел в виду ту ширму, которая в обществе скрывает от любопытных взоров то, что не хотелось бы афишировать.

— В случае с девушками тоже происходит нечто подобное, — не сдавался я. — Вдруг мужчине в комнате не надо бы знать, что на девушке надет бюстгальтер в синюю полоску.

— Вы все еще не поняли меня, мистер Холман, — снисходительно усмехнулся Страуберг. — Я говорю о ширме, в роли которой выступает человек. Например, если вдруг женатый миллионер решит посетить со своей любовницей клуб, где все его знают, он обязательно возьмет с собой кого-нибудь из друзей-холостяков, чтобы все подумали, что с ним не его девушка…

— А друг-холостяк здесь и есть та самая ширма! — перебил его я. — Вы это хотели сказать?

— Именно так! — кивнул Страуберг. — А теперь я попробую кое о чем предупредить вас. Если вы попытаетесь каким-либо образом предать огласке ту информацию, что я вам собираюсь сообщить, то, уверяю вас, я буду все отрицать! Управляющий подтвердит, что в это самое время у него была со мной деловая беседа, а портье и коридорный поклянутся, что вы и близко здесь не проходили. Понимаете меня?

— Отлично понимаю, — кивнул я. — Вижу, вы в хороших отношениях с персоналом «Уиндзор Армз».

— Не старайтесь это себе объяснить так примитивно, — ухмыльнулся Страуберг. — Просто я — владелец этого здания, и все они работают на меня. Но, полагаю, прелюдия закончилась, и я могу кое-что рассказать вам. Прежде всего примите к сведению, что мистер Линдерман служил лишь ширмой в отношениях Флер Фалез и…

— И кого? — я сгорал от нетерпения.

— …и своего сына Майка, — невозмутимо продолжал он. — Мистер Линдерман из породы отцов, слепо трясущихся над своими великовозрастными отпрысками и не замечающих ничего вокруг. Майк вырос избалованным и жестоким. После его тринадцатилетия я только и делаю, что вытаскиваю его из разного рода неприятностей. Сейчас Майку почти тридцать, а у меня в сейфе лежит толстенная папка, которая содержит свидетельства едва ли о половине всех его конфликтов с законом. Чтобы извлекать Майка из дерьма, в которое он регулярно вляпывался, мне приходилось всячески изворачиваться, давать крупные взятки, а один раз даже солгать на Библии, и сынок мистера Линдермана избежал наказания, которое он вполне заслужил. Естественно, мистер Холман, что я предпринимал такие усилия лишь ради мистера Линдермана. — Страуберг умолк и нахмурился. Потом продолжил: — Но в этот раз неблагодарный сынок впутал в дело и своего любящего папашу. Я решил, что пора прекратить помогать Майку, но считаю себя обязанным оберегать имя и честь старшего мистера Линдермана… Все это началось, когда Майк познакомился с одной блондинкой — личным секретарем известной киноактрисы. Думаю, вы уже догадались, мистер Холман, что речь идет об Арлин Доннер. Надо, кроме всего прочего, хорошо представлять себе Майка: это большой развратник! На женщин он смотрит лишь как на средство удовлетворения своих сексуальных инстинктов. При этом он очень легко нравится женщинам. Но в случае с Арлин Доннер он приложил массу старания, чтобы сблизиться с ней.

— Зачем? — коротко спросил я.

— Его заинтересовала сама мисс Фалез, кинозвезда с трагической судьбой, искавшая уединения от этого мира в одиноком особняке на Малибу. Майк добился, правда, с большим трудом, чтобы Арлин пригласила его туда в один из вечеров, когда ее хозяйка рано уходила спать и принимала снотворное. Арлин заблаговременно отослала повара и служанку по своим комнатам, чтобы без помех уединиться с Майком в гостиной. Потом он напоил девушку до бесчувствия и, когда та свалилась, отправился на поиски мисс Фалез. Это и было настоящей целью его визита. Майк нашел ее в спальне, — мистер Страуберг тяжело вздохнул. — Чтобы правильно оценить случившееся, попытайтесь полнее представить себе натуру Майка Линдермана. Он порочен до глубины души, потому и решился на такое, — Страуберг замялся. — Видите ли, мистер Холман, Майк больше всего на свете гордится своим успехом у женщин. Так что переспать с кинозвездой для него было особым шиком, что ли… Короче, в спальне он увидел, что Флер Фалез спит, отключившись под воздействием снотворного, и… изнасиловал ее. Мисс Фалез была в невменяемом состоянии и почему-то вообразила, что Майк — ее первый муж. Во всяком случае, она в бреду называла его именем погибшего мужа. На следующее утро Майк позвонил ей и, использовав все обаяние, поведал, что это он был тем мужчиной, которого предыдущей ночью актриса приняла за ожившее воспоминание, и что он, Майк, считает ее первого мужа самым счастливым человеком в мире. Мальчишка засыпал Флер комплиментами, и та не устояла, согласившись на свидание с ним. Очевидно, образ мужа заслонил ей все… Через неделю она и уехала, сказав всем, что хочет отдохнуть в одиночестве. На самом же деле…

— …она провела время с Майком Линдерманом, — нетерпеливо закончил я. — Скажите, а Арлин Доннер знала об этом?

— Полагаю, что нет, — покачал головой Страуберг. — Майк никогда больше не встречался с ней, а если Арлин поднимала трубку, когда он звонил мисс Фалез, то, скорее всего, Флер звал к телефону Шон, его дружок… Ах, да, — спохватился он, — я же совсем упустил из виду близкого приятеля и помощника Майка. Это некий Шон Монахэн. Их обоих когда-то выгнали из колледжа за непристойную оргию с двумя горничными местного отеля. С тех пор приятели стали неразлучными. У Майка и Шона вполне обеспеченные родители, не желающие замечать «проделки» своих детей. Оба имеют достаточно денег на карманные расходы, что позволяет им вести распутный образ жизни. Они ищут все новых и новых сомнительных удовольствий, все больше погрязая в разврате! — Страуберг помрачнел. — К сожалению, верховодит всем Майк, как более порочная и извращенная личность.

Все, о чем говорил мой собеседник, было неоценимой находкой для расследования. Я начал мысленно связывать в узелки ранее одиночные нити.

В моем представлении Денни Страуберг явно был человеком, родившимся не в свою эпоху. Так и подмывало представить его в конторе начала столетия, отдающего распоряжения по телеграфу. В Страуберге чувствовалось суровое пуританское воспитание, чего уже не встретишь в наши дни.

— Потом, на каникулах, — компетентный помощник Линдермана раскурил новую сигару и продолжил свой рассказ, — они поехали в Мексику втроем: Флер, Майк и Шон. Уж не знаю, каким образом Майку удалось убедить Флер в необходимости присутствия Монахэна, но факт остается фактом. Там развернулась вторая часть их гнусной затеи. На этот раз Майк надругался над ее душой, причем, весьма извращенным способом.

— Прошу прощения, мистер Страуберг, — вежливо сказал я, — но моя профессия вынуждает меня быть назойливым. Поэтому не могли бы вы рассказать об этом подробнее?

— Разумеется, мистер Холман, — поморщился Страуберг. — Майк сумел убедить Флер в том, что он единственный человек, который в состоянии ее понять. И бедняжка поверила мерзавцу, излив ему душу. Но Майку этого было мало, и он заставлял ее рассказывать самые интимные подробности о ее жизни с бывшими мужьями, причем, с массой пикантных деталей. Он выпытывал у Флер даже постельные возможности ее мужчин, постоянно сравнивая со своими, — Страуберг передернулся от отвращения. — А Шон сидел в соседней комнате и записывал тайны Флер на магнитофон. Тайны известной актрисы.

— Откуда вы знаете об этом с такой точностью, словно присутствовали при записи? — напрямик спросил я.

— Я прослушал эти магнитофонные ленты, — невозмутимо ответил он. — А потом в этой самой комнате я и мистер Линдерман уничтожили их, — заметив мой вопросительный взгляд, Страуберг чуть улыбнулся. — Дело в том, что Майк быстро выдохся. Неспособный любить, он устал от искренности Флер, но они с Шоном по-прежнему наслаждались самыми интимными признаниями мисс Фалез, прослушивая эти пленки. Поэтому Майк объявил, что едет на Восток, и пообещал ежедневно звонить ей. Во время своих разговоров он подключал к телефону магнитофон и опять расспрашивал Флер, вызывая ее на новые откровения. Не знаю, когда возникла эта отвратительная идея, но Майк с Шоном собирались издать книгу об интимной жизни мисс Фалез. Негодяи мечтали заработать на этом кучу денег.

Страуберг еще раз затянулся сигарой и затем раздавил окурок в пепельнице. Я продолжал хранить молчание.

— Лишь случай расстроил их гнусные планы. Однажды на квартиру к Майку приехал мистер Линдерман и попытался в очередной раз говорить с ним о неблаговидных поступках. Беседа постепенно переросла в перебранку. В ярости Майк выбежал из дома, хлопнув дверью. Отец решил подождать сына и, чтобы скоротать время, включил магнитофон, на котором как раз стояла одна из этих мерзких катушек с пленкой.

— Представляю, что было потом, — хмыкнул я.

— Реакцию мистера Линдермана нетрудно предугадать, — улыбка Денни Страуберга напоминала волчий оскал. — Даже у слепой отцовской любви может быть какой-то предел. Не думаю, что Майк захотел бы еще раз увидеть своего папашу в таком состоянии. Все родительские чувства вмиг испарились. Мистер Линдерман потребовал отдать ему все записи, приказал Майку и Шону немедленно убираться из Соединенных Штатов и желательно вообще с континента. В противном случае он пообещал, что лично будет присутствовать при их аресте. После мистер Линдерман, как я уже говорил, приехал сюда, и мы вместе прослушали пленки, а затем уничтожили их. Но он решил этим не ограничиваться, тем более, что мисс Фалез оставалась в полном неведении о случившемся. Поэтому мистер Линдерман должен был все ей объяснить.

— Значит, вот так он и стал той ширмой, которая прикрывала грязные делишки развратного сынка? — догадался я.

— Именно так, — кивнул Страуберг. — Мистер Линдерман представился отцом Майка, чем сразу завоевал расположение мисс Фалез. Постепенно, шаг за шагом, он раскрывал ей глаза, пока не рассказал всю правду.

— И что? — осведомился я.

— Она отказалась в это поверить, даже когда мистер Линдерман процитировал некоторые услышанные подробности. А потом Флер впала в истерику и обвинила Линдермана-отца в намерении разорвать ее отношения с Майком, — Страуберг горько вздохнул. — Самое печальное во всей этой истории то, что мисс Фалез в конце-то концов поверила мистеру Линдерману, но она настолько влюблена в Майка, что готова простить ему даже это…

— Огромное вам спасибо, мистер Страуберг, — искренне сказал я. — Вы прояснили для меня множество темных мест в этой истории.

— Не стоит благодарности, мистер Холман, ведь я сделал это и ради собственной выгоды, — устало возразил он. — У вас есть еще вопросы ко мне?

— Где живет сейчас Майк?

— Они с Монахэном обитают на уединенной вилле недалеко от каньона. Сложно объяснить, как туда проехать… Я, пожалуй, нарисую вам карту.

— Очень любезно с вашей стороны, — кивнул я. — А как эта парочка выглядит?

— Майк — парень высокого роста с приятным лицом. У него светлые волосы и голубые глаза. Шон — пониже, со смуглой кожей. — Страуберг снова замялся. — Должен вас предупредить, мистер Холман, что они — весьма невоздержанные ребята и вполне могут применить силу.

— Догадываюсь. Буду вести себя осторожно, — пообещал я. — Спасибо.

— Не за что! Сейчас я нарисую вам, как к ним попасть. — Страуберг встал и направился в другую комнату, а я получил, наконец, возможность заняться своим коктейлем вплотную.

Вскоре хозяин вернулся и подал мне небольшой листок бумаги. Я бегло просмотрел карту и сунул ее в бумажник.

— Вы меня очень обяжете, мистер Холман, — начал Страуберг, протягивая свою визитную карточку, — если будете по мере возможности держать меня в курсе дел. Когда узнаете что-нибудь важное, позвоните по этому телефону. Если я в тот момент буду отсутствовать, мне обязательно передадут.

— Согласен, — кивнул я и поднялся, собираясь уходить. Страуберг с интересом смотрел на меня.

— Скажите, — неожиданно спросил он, — а вы полностью доверяете вашему клиенту?

— Мистеру Джорджу Блюму? — рассмеялся я. — Не далее как сегодня утром я сказал ему о двух ступенях лжи. Первая — очевидна, и Блюм ее не скрывает, поэтому на такую ложь можно не обращать внимания, особенно, если знаешь правду. А вторая находится глубоко внутри под черепной коробкой мистера Блюма и касается его истинной сущности. Это надо учитывать!

— Неплохо, — улыбнулся Страуберг. — Когда мистер Линдерман служил ширмой для своего сына, многие считали, что он просто ухаживает за мисс Фалез. И однажды в контору позвонил Блюм. Линдермана не было, поэтому разговаривать пришлось мне. Он интересовался, не захочет ли мистер Линдерман выделять средства на новый фильм с участием Флер. Фильм мог бы стать началом ее победного возвращения на экран. Я пообещал передать все Линдерману по приезде и проинформировать мистера Блюма о принятом решении, — Страуберг в упор взглянул на меня. — А сейчас я хочу спросить у вас, знает ли Блюм истинное положение дел?

— Возможно, — уклончиво ответил я. — Может быть, с моей помощью он надеется раздобыть что-нибудь и о Линдермане, чтобы шантажировать последнего с целью получения денег на фильм с участием Флер.

— А как бы вы поступили, если бы узнали, что ваш клиент использует вас для сбора компромата на другого потенциального клиента? — в глазах Страуберга заметен был неприкрытый интерес. — Ведь ваша репутация в Голливуде довольно высока…

— Что вы хотите этим сказать, мистер Страуберг? — фальшиво удивился я.

— Я предлагаю вам отказаться от мистера Блюма как от клиента, — твердо произнес он. — Вы имеете все основания сделать это.

— А как же наше расследование?

— Мое слово надежно, мистер Холман, и вы можете убедиться в этом, если наведете нужные справки. Я предлагаю вам и дальше выполнять то же самое задание, но сведения доставлять уже мне, а не Блюму. За это я готов уплатить сумму, которую вы сами назовете.

— А что вы будете делать с этими компрометирующими материалами против мистера Линдермана? — поинтересовался я.

— Уничтожу, разумеется!

— А как насчет Майка?

— Этот негодяй получит то, что заслужит, если опять во что-нибудь влезет. Я больше не собираюсь его защищать и даже, наоборот, позабочусь, чтобы на него было, наконец, заведено уголовное дело. Он заслужил!

— Я подумаю над вашим предложением, мистер Страуберг, — вежливо ответил я. — Полагаю, мы с вами найдем общий язык.

— Очень надеюсь на это, — сердечно произнес он. — Рад, что наша беседа оказалась такой плодотворной.

Я спускался на лифте, мучимый одним вопросом: возможна ли в наше время такая преданная дружба, такое глубокое проникновение во все тайны между патроном и его подчиненным, как это происходит у Страуберга и Линдермана? Что-то тут явно было не так, и я решил попытаться выяснить, что же именно.

На первом этаже было безлюдно. Портье безучастно сидел за своей конторкой, и у меня мелькнула мысль о том, что даже какая-нибудь случайно залетевшая муха была бы для него приятным разнообразием. Но я, как человек щедрый и корыстолюбивый, направился к конторке сам.

— Чем могу служить, мистер Холман? — портье искренне обрадовался моему появлению.

— Думаю, вы — человек отзывчивый, — мягко произнес я. — И к тому же ваша работа — это прежде всего оказание услуг. Вот я и прошу всего лишь об одной маленькой услуге.

Его лицо сразу стало настороженным.

— Все зависит от характера услуги, мистер Холман, — голос его был профессионально бесстрастным.

— Все дело в том, что один из моих приятелей — жуткий спорщик по натуре, причем, он пытается спорить со мной по любому поводу, — объяснил я. — Вот и буквально на днях мы заключили пари о том, кто же владеет этим зданием. — Говоря это, я между делом извлек из бумажника банкноту в десять долларов. Глаза портье оставались по-прежнему безучастными, и, лишь когда я прибавил к десятке еще одну, в них появился слабый огонек интереса. Чтобы не дать огоньку погаснуть, я прибавил еще пятерку. — Так вот, меня все же интересует, выиграл я или проиграл?

— Смотря на кого вы ставили, — портье хитро улыбнулся.

— На Страуберга.

— В таком случае вам не повезло, — вздохнул он, и мои деньги вмиг исчезли в его кармане. — Это здание принадлежит мистеру Линдерману.

— Странно, — нахмурился я. — А кто же в таком случае Страуберг?

— Об этом вы тоже поспорили со своим приятелем? — портье недвусмысленно подмигнул мне.

— Вы угадали, — я вздохнул и снова полез за бумажником.

— Вы очень добры, мистер Холман, — следующие двадцать пять долларов исчезли с такой же быстротой, как и предыдущие. — Думаю, что смогу помочь вам, хотя дело-то очень запутанное. Чтобы встретиться с мистером Линдерманом, вы должны сначала поговорить с его другом и компаньоном мистером Страубергом, так? Если вы хотите что-то спросить у мистера Линдермана, то ответ он тоже передаст вам через мистера Страуберга, и вы, конечно же, не станете предъявлять претензии посреднику, не так ли? А теперь, — он склонился поближе, — представьте, что вы деловой партнер мистера Линдермана и хотите заключить с ним выгодную сделку. Но мистер Линдерман говорит, что хотел бы посоветоваться со своим другом и компаньоном мистером Страубергом. А назавтра он приходит и говорит, что мистер Страуберг не согласен, и вы опять ничего не сможете изменить. Понимаете, о чем я толкую?

— О бедный Йорик! — вздохнул я. — Я знал его, Горацио…

— Подождите, — заторопился портье. — Меня зовут вовсе не Горацио, да и про парня, по имени Йорик, я вам ничего не говорил!

— Успокойся, друг, — я весело потрепал его по щеке. — Я уже догадался, что мистер Линдерман — это мистер Страуберг, и наоборот…

— Вот видите, мистер Холман, — портье, видимо, считал свою улыбку ослепительной, но я придерживался противоположного мнения. — Я же говорил, что дело запутанное, но интересное, верно?

Я мрачно смерил его взглядом. От ответа на мучивший меня вопрос легче не стало. Поэтому я решил навестить Майка Линдермана. Пользуясь картой, которую дал мне Страуберг, я без особого труда отыскал одинокую виллу. Издали казалось, что для того, чтобы этот дом сполз в каньон, его достаточно лишь легонько подтолкнуть. Заходящее солнце освещало особняк, скалы и сосны вокруг неярким светом.

Судя по всему, обитатели дома никуда не торопились, потому что я позвонил три раза, прежде чем щелкнул замок и дверь распахнулась. Передо мной был невысокий смуглолицый парень, одетый в шелковую рубашку и широкие коричневые брюки. Взгляд у него был крайне подозрительный, поэтому я начал первым.

— Привет! — я широко улыбнулся. — А где Майк?

— Нет его, — недружелюбно буркнул парень. — Какое тебе до него дело?

— Меня зовут Рик, — я продолжал улыбаться, как девушка на плакате, рекламирующем зубную пасту. — А ты, вроде бы, Шон Монахэн, так?

— Ну! — у него явно не было настроения разговаривать.

— Дело в том, — принялся объяснять я, — что мы с Майком познакомились на одной вечеринке. Я здорово набрался тогда и не помню, где точно это было, но мы с ним сначала говорили про бокс, потом про драки вообще, а под конец перешли на девочек, — я дружески подмигнул Монахэну.

— Меня это не интересует! — Шон продолжал подозрительно смотреть на меня. — Говори побыстрее, что тебе надо, или проваливай!

— Я же об этом и говорю, — обиделся я. — Помню, с нами был еще один фотограф, и Майк сказал, что это очень нужный парень, особенно, если надо снять что-нибудь интересненькое, — я цинично ухмыльнулся. — И все это, он сказал, будет за разумную цену. Вот я и хотел сейчас выяснить у Майка адрес того фотографа.

— Ты помнишь, как выглядел этот парень? — по голосу Шона я понял, что он еще не совсем доверяет мне.

— Конечно, — с жаром ответил я. — Это невысокий такой человек лет около тридцати. У него светлые вьющиеся волосы, тонкий голос и очки без оправы.

— Не знаю его, — по лицу Монахэна стало ясно, что он принял определенное решение. — Впрочем, Майк всегда записывает имена и адреса нужных людей. Так что ты проходи, а я пойду взгляну на его записи.

Он посторонился, пропуская меня в прихожую, потом указал на одну из дверей.

— Располагайся пока в гостиной, а я пойду поищу.

— Огромное спасибо, Шон! — воскликнул я с фальшивым воодушевлением. — Ты просто классный парень!

Монахэн поморщился, как от зубной боли, и стал подниматься по лестнице. Я же прошел в гостиную. Единственным источником света были далекие огни Лос-Анджелеса, и я невольно залюбовался панорамой, открывающейся из окна. Разглядывая пейзаж, я лениво думал, что Монахэн вряд ли пошел смотреть записи, даже если таковые и существуют. Мои раздумья прервал внезапно вспыхнувший свет. Полуослепленный, я разглядел комнату, обставленную в современном кричащем стиле, затем мой взгляд переместился на Шона с пистолетом в руке. На память мне тут же пришли слова мистера Страуберга (или Линдермана) о возможности применения силы.

— В чем дело? — пролепетал я, решив не выходить пока из роли случайного знакомого и просто вахлака.

— Ты сам отлично знаешь! — Монахэн с угрожающим видом двинулся ко мне. — Я готов забыть весь тот бред, который ты нес, если объяснишь понятно, зачем тебе Майк, понял?

— Да ты что, спятил?! — возмутился я почти натурально. — Я же тебе все объяснил. Мы с Майком…

— Кончай нести туфту! — рявкнул Шон. — Ты никогда не встречался с Майком! Если не ответишь, пока я сосчитаю до трех, ты покойник!

Я едва смог сдержать улыбку, сразу же оценив, как неумело этот сопляк угрожает мне пистолетом. Кто бы он ни был, но в делах такого рода парень проявлял вопиющий непрофессионализм, и я окончательно успокоился, продолжая разыгрывать из себя жутко напуганного простофилю.

— Я сказал правду! — в панике завопил я. — Мне нужен только адрес фотографа! Просто у меня появилась девочка, которая стесняется позировать, но у нее потрясные…

— Заткнись, не то поимеешь дырку в башке! — взревел Шон, окончательно потеряв терпение.

Пришла пора переменить тактику. Я небрежно шагнул к дивану, начисто игнорируя нацеленный на меня пистолет, и сел, достав из кармана сигареты и зажигалку. Все это время Монахэн наблюдал за моими действиями с выражением крайнего недоумения.

— Ты знаешь, что совершил, угрожая мне пистолетом, сопляк? — спокойно спросил я, водрузив свои ноги на столик перед диваном. — Если еще не догадываешься, то знай, что тебе крупно не повезло.

— Что ты хочешь этим сказать, черт побери?! — за внешней бравадой в голосе Шона слышался страх.

— Есть только два выхода в твоем положении, — невозмутимо продолжал я. — Первый — это дружеская беседа, второй — крупные неприятности, если ты не перестанешь размахивать пушкой у меня перед носом. Убери ее, и я постараюсь забыть про это и никому не рассказывать.

Парень был явным дилетантом, поэтому не внял моим словам и подошел еще ближе. Теперь нас разделял лишь столик.

— Я намерен узнать, кто же ты все-таки такой, — медленно проговорил Шон, не отводя от меня дуло пистолета. — Так что без резких движений достань бумажник и положи на стол, иначе я стреляю.

— Ты — редкостный идиот, малыш! — заверил его я, вынув бумажник и бросив его на стол. — Могу тебе обещать, что кучу проблем ты уже нашел.

Монахэн, продолжая целиться в меня, нагнулся за бумажником. Вряд ли у него были специальные навыки полицейского, который умудряется держать вас под прицелом, одновременно проверяя ваши документы, поэтому я решил задать юнцу хорошую трепку. Прежде чем Шон успел распрямиться и отойти на безопасное расстояние, я врезал по столику ногой. Тот с грохотом опрокинулся, сильно ударив Шона по кости голени. Парень взвыл и от неожиданности выстрелил. Пуля, однако, ушла в потолок, а Монахэн застыл с раскрытым ртом, испугавшись звука выстрела. Но пистолет он по-прежнему сжимал в руке, и это было небезопасно. Поэтому я перемахнул через столик и выдал Шону свой фирменный крюк правой. Парень рухнул на пол, пистолет выпал из рук. Я слегка похлопал Шона по щекам, а когда Монахэн открыл глаза, рывком схватил его за рубашку и поставил на ноги. Чтобы тот быстрей пришел в себя, я закатил увесистую оплеуху. Тут парень вспомнил, что у него есть голос, и издал какой-то невнятный вопль.

— А вот теперь я расскажу тебе всю правду, малыш! — оскалился я. — Мы — общество «Анонимные садисты». Поэтому, если ты не будешь отвечать на вопросы, привычно разрежу тебя на кусочки и спущу в унитаз, понял? — С этими словами я толкнул Монахэна к ближайшей стене и подобрал с пола пистолет. — Итак, где живет этот фотограф и как его зовут? Или тебя отделать твоей же игрушкой?

Я взял пистолет за ствол и двинулся к нему.

— Не трогай меня! — истерично завопил Шон. — Я все скажу! Этого парня зовут Терри Вуд, и живет он в Вестерн Голливуде.

— Мне нужен точный адрес, — я зловеще ухмыльнулся.

— Я не знаю, клянусь! Это большой многоквартирный дом… — Он подумал и выдал мне название улицы.

— Отлично, малыш, ты делаешь успехи! — похвалил я Монахэна. — Твою пушку я отдам тебе в следующий раз, когда заеду повидать вас с Майком.

— Ты собираешься вернуться?! — парень был близок к обмороку.

— Если ты неправильно назвал мне адрес или имя, я вернусь, чтобы вышибить твои мозги, — пообещал я. — Так что сиди здесь, не рыпайся, и жди меня, хорошо?

— Я сказал правду! — завопил Шон. — Честное слово, это правда!

— Тогда тебе не о чем беспокоиться! — я дружески подмигнул и пошел было к машине, но вовремя спохватился и вернулся за бумажником. Монахэн стоял, как соляной столб, готовый вот-вот рухнуть. Выводя машину на дорогу, я подумал, что, наверное, этот парень никогда не читал в жизни ничего сложнее комиксов и явно не утруждал себя умственной работой, иначе не разыгрывал бы из себя бывалого ковбоя там, в гостиной. Мысль о том, как я вначале подыграл ему, вызвала у меня улыбку, и я вдавил педаль газа.

Немного поблуждав по узким улицам Вестерн Голливуда, я наконец отыскал нужный дом, хотя было уже темно и не горел ни один фонарь, да и улица выглядела, как помойка. Посмотрев на список жильцов, я выяснил, что Терри Вуд проживает на четвертом этаже. Прокляв строителей, которые не потрудились установить здесь лифт, я стал взбираться по скудно освещенной и дурно пахнущей лестнице. Добравшись до двери, я нажал кнопку звонка, но в ответ не услышал ни звука. Немного подумав, я попытался толкнуть дверь, вместо того чтобы бесцельно звонить в нее. Эксперимент удался: раздался легкий щелчок — и дверь легко отворилась. Это само по себе не предвещало уже ничего хорошего.

Войдя внутрь квартиры, я нащупал на стене выключатель и закрыл за собою входную дверь.

Крошечные апартаменты фотографа — гостиная, спальня и туалет, замаскированный под кухню, — были в полном смысле перевернуты вверх дном. Ящики стенных шкафов выпотрошены. Тысячи фотоснимков валялись на полу. Их автор недвижимо распростерся на кровати. Светлые кудри — единственное, что совпадало с описанием Терри Вуда. То, что было недавно лицом, превратилось в кровавое месиво. Парня убивали каким-то тупым предметом методично и варварски. Меня едва не вытошнило, когда я взглянул на то, что от него осталось.

Преодолев себя, я слегка дотронулся до остывшего тела. По-видимому, убийство произошло не только что. Но когда?

Мысль вернулась к моменту съемки на вершине скалы, когда Флер Фалез была вытащена на обрыв. Фотограф, скорее всего, неслучайно в тот момент оказался поблизости.

После признаний Страуберга-Линдермана логично было предположить, что фотограф был как-то связан с молодыми бездельниками — Майком и Шоном. Это предположение я только что проверил и убедился в его правильности. Ну и что из этого выходило? Только одно: Терри Вуда, фотографа, снимавшего Флер в ту роковую ночь, убил Майк Линдерман. Но зачем ему было идти на это страшное преступление?

Ничего вразумительного в ответ на свой мрачный вопрос я не смог придумать. У меня явно не хватало информации. Ее надо было срочно добирать, не тратя времени на длительное объяснение с полицией. Поэтому я быстро оставил квартиру неудачливого фотографа, прикидывая, где здесь поблизости может быть общественный телефон-автомат.

Глава 5

Оставив свою машину на поворотном круге, я заторопился из гаража в дом. Арлин Доннер была в гостиной и даже сбивала коктейли.

— Вот видите, как я стараюсь угодить вам! — она улыбалась приветливо и открыто. Это меня порадовало. Светлые волосы Арлин были зачесаны вверх, челка почти прикрывала брови. Белая блузка, отделанная черным кружевом, прекрасно гармонировала с узкими бархатными штанишками черного цвета, доходящими до колен. Медный браслет и серьги в виде толстых колец придавали ей вид выставленной на продажу туземной рабыни. Что ж, товар был что надо! Любой шейх, я думаю, не пожалел бы каких-нибудь сорок верблюдов, чтобы заполучить в свой гарем такую красотку! Но я бы, пожалуй, на месте шейха поторговался: сначала три верблюда, потом пять — и так далее…

Поданный Арлин напиток оторвал меня от рассуждений.

— Благодарю! Вы — настоящее сокровище, — смущенно пробормотал я, усаживаясь на софу с бокалом в руке. — Как дела?

— Как обычно, — махнула рукой блондинка. — А что у вас новенького?

— Работа… — неопределенно махнул я рукой и отхлебнул из бокала.

Арлин устроилась в противоположном углу софы, поджав под себя ноги.

— Будете обедать, Рик?

— Я не хочу есть. — Воспоминания о разбитом лице фотографа как-то не вдохновляли даже на мысль о еде.

— Не стесняйтесь! Я позову повара.

— Коктейля мне будет вполне достаточно, — остановил я ее порыв.

— Ну, как знаете! — слегка обиделась Арлин.

— Как себя чувствует Флер?

— По-видимому, почти без изменений. Утром приходил врач и не сказал ничего нового. Он бывает у нас ежедневно.

— Кто наблюдает за Флер?

— Доктор Калпеппер.

Я порылся в памяти. Калпеппер имел репутацию добросовестного специалиста. Ходили слухи, что он, кроме частной практики, бесплатно работает в городской клинической больнице и не берет за эту работу никаких гонораров, какими бы щедрыми они ни были.

— Он порекомендовал вам нанять миссис Коллинз? — осторожно осведомился я.

— Не сомневаюсь, что Калпеппер рекомендует всегда все самое лучшее, — рассудительно произнесла Арлин. — Для меня же это был самый надежный способ не ошибиться в выборе.

Я рассеянно кивнул головой. С логичной теорией Полин о корыстных планах секретарши мисс Фалез такой оборот дела не слишком стыковался. И я злорадно подумал о том, как эта маленькая чертовка будет себя чувствовать после головокружительного кувыркания на люстре. Впрочем, так ей и надо!

— Рик, вы сегодня все время отсутствуете. С чего бы это?

— О, извините меня! Я немного задумался. Но, если я вам признаюсь, о чем именно, вы все равно не поверите… — попытался я неловко выкрутиться.

— Знаете, Рик, мне пришла в голову, как мне кажется, очень своевременная мысль: а почему бы нам не побеседовать по всем правилам?

— Как это по всем правилам? — тупо уставился я в небесно-голубые глаза блондинки.

— Очень просто! Сначала вы говорите мне о чем-то таком, что я смогу понять. А затем я сообщаю, что по этому поводу думаю…

— Такие развлечения быстро выходят из моды, — засомневавшись, проговорил я. — Но, если вы хотите порассуждать о чем-то совершенно конкретном, я в вашем распоряжении.

— Понимаете, Рик, я весь день одна дома, и мне ничего не остается делать — хожу и сопоставляю факты… И вот что меня больше всего расстраивает: откуда Альтман узнал все подробности того, что случилось с мисс Фалез? Кто ему сообщил?

— Вы, — коротко бросил я.

— О чем вы? — ее рука дернулась так, что содержимое бокала выплеснулось на колени.

— Возможно, Альтман считает, что вы позвонили ему по телефону и попросили приехать. Разве он не упоминал об этом вчера, когда ворвался к вам?

— Но как вы узнали об этом? Он действительно клялся, что никогда бы не стал лезть в эту историю, если бы я не позвонила ему по поручению Флер и не сообщила подробности. Он был прямо-таки взбешен, что я отрицала весь этот бред, и рвался увидеть Флер во что бы то ни стало! К счастью, миссис Коллинз всегда на посту. Впрочем, если бы вы не появились у нас, мистер Холман, думаю, Альтман мог бы ударить меня. Казалось, он считает себя униженным так, как не был еще унижен ни разу в жизни.

— А вы не думаете, что все это так и было? — спросил я.

— Ничего не понимаю, — пролепетала Арлин. — А вы вместо того, чтобы хоть что-нибудь объяснить, запутываете меня еще больше.

— Вам это только кажется! — слабо защищался я.

— Вовсе не кажется. Вот смотрите: сначала вы говорите мне, что именно я позвонила Альтману, хоть я-то ведь знаю, что не делала этого. Потом, не отвечая на мой вопрос, сидите тут с видом всезнайки и самодовольным выражением на лице, даже не пытаясь вникнуть в мои тревоги…

— Вы неотразимы, Арлин, и удивительно сексуальны, — страстным шепотом признался я. — А ваше раздражение против меня лишь подтверждает то, что я вам небезразличен. Я угадал, признайтесь?

— Это невыносимо! — убийственно ледяным голосом простонала блондинка. — Перестаньте же, наконец, паясничать и объясните, откуда вы знаете, что Тео Альтман считает, что именно я сообщила ему о Флер и пригласила приехать сюда?

— Профессиональная интуиция! — расхохотался я. — Это ведь проще простого! Тот, кто звонил, не мог назваться именем Флер: она слишком больна, да и Тео узнал бы ее по голосу. Информации, полученной от Джорджа Блюма, Альтман тоже, скорее всего, не поверил бы. Не те у них отношения. Оставалось лишь одно лицо, звонок которого не вызвал бы у Альтмана подозрений, — вы! Понимаете теперь, почему звонивший должен был действовать только от вашего имени?

Мисс Доннер нахмурилась:

— Поскольку я не звонила, нужно выяснить, кто это был и кому все это нужно.

— Вы умница! — похвалил я блондинку, восхищаясь в душе складом ума Полин.

— Во всяком случае, — чуть веселее сказала Арлин, — я все-таки рада, что это выяснилось.

— Рано радуетесь, — проворчал я, мрачнея, — Альтман сегодня еще задаст нам хлопот.

— Вы так думаете? — недоверчиво произнесла осторожная девушка.

— Станьте на его точку зрения и попробуйте порассуждать! Этот звонок, безусловно, польстил Тео. Получалось, что Флер, несмотря ни на что, в тяжелую минуту своей жизни позвала бывшего мужа. Наконец-то кто-то нуждается в помощи мрачного и одинокого человека! Он, поверив в это, спешит на зов и, приехав сюда, видит себя обманутым. Флер, как ему говорят, не нуждается в нем. Его не пускают даже взглянуть на бывшую жену. Ее секретарша отказывается от всего того, что сказала по телефону. И в довершение всей картины в дом заявляется этот проныра Холман и принимается что-то вынюхивать… Думаю, Альтман не слишком беспокоится о здоровье Флер. Скорее всего, он в сопоставлении фактов увидит какой-нибудь заговор против себя и вернется, чтобы ничего не выпускать из-под своего контроля… Думаю, он скоро будет здесь.

— Всего за пару минут вы разгромили все мои надежды на спокойный, уютный домашний вечер. Немного выпивки, приятный разговор. Я слишком доверчива. Вы несете с собой одни разрушения, Рик. Вам еще этого не говорили?

— Вы несправедливы ко мне, Арлин. Вечер вдвоем у камина, конечно же немножко выпивки, вы… Что может быть желаннее. К тому же Альтман, даже если он появится здесь ненадолго, вынужден будет рано или поздно уйти. Но мы-то с вами останемся…

— К тому времени мои нервы, Рик, будут издерганы в клочья. Я потеряю веру в себя, зато приобрету набор комплексов, — простонала блондинка. — И во всем виноваты вы!

— А еще у меня была встреча днем с неким Харви Линдерманом, — попытался я осторожненько перевести нашу беседу на другую тему. — Он упомянул к слову о том, что вы одно время были знакомы с его сыном Майком.

— Я знала Майка, — она, вторя мне, придала своим интонациям легкий оттенок небрежности. Но меня это не обмануло. Голос Арлин выдавал ее напряженность при упоминании Линдермана-сына.

— Говорят, это дикая и совершенно неуправляемая личность, — произнес я. — А вы как думаете?

— Неуправляемая, безжалостная, мерзкая, — спокойно перечислила она. — Подобных эпитетов можно набрать еще два десятка, и все они будут верны. Но при этом он чертовски обаятелен. Ни одна девушка не устоит перед ним, если он только захочет. Я говорю и о себе в том числе.

— Чем окончилось ваше романтическое приключение?

Большой рот Арлин скривила болезненная гримаса:

— Я надоела ему. И все. Мне показалось, что у нас с ним неповторимые чувства. И пока я упивалась этой надеждой, он без объяснений ушел от меня. Думаю, Майк Линдерман просто не выносит прощальных сцен, женских слез и так далее… Через пару месяцев после его исчезновения даже такая романтическая дурочка, как я, все же сообразила, что все у нас окончилось…

— А что было бы, если бы Майк вдруг вернулся к вам? — неожиданно для самого себя ляпнул я.

— Не могу вам ответить со стопроцентной уверенностью, — грустно сказала девушка. — Пока он был рядом, мне казалось, что мое счастье будет длиться всегда. Ну а теперь я бы просто знала, что его чувства непостоянны. Но это бы ничего не изменило. Его обаяние трудно преодолеть обычной земной женщине…

Она вдруг спохватилась:

— Удивляюсь, как вам удалось заставить меня говорить на запретную для самой себя тему! Мне кажется, что большинство мужчин видят в женщине что-то утилитарное, вроде лезвия для бритья. Когда оно затупится, его бросают без сожаления и пользуются следующим. Разве вы не поступаете точно так, Рик Холман? Признавайтесь!

— Ну как вам сказать… — замялся я. — В моей сексуальной жизни сейчас небольшой простой и никаких планов на ближайшее будущее. Иногда ночами тревожат сны о прелестной блондинке с волосами медового оттенка. Вот только я никак не могу угадать, как она отнесется к моему конкретному предложению…

Арлин со смехом собралась было что-то сказать, но вдруг с лица ее вмиг исчезла веселость. Мягкий, но упорный звук зуммера остановил ее.

— Это звонят от ворот. Неужели Альтман? — она заторопилась к переговорному устройству.

— Ничего не бойтесь, — крикнул я вслед. — Пусть он войдет.

— Я бы этого не хотела…

— Но ведь здесь я и миссис Коллинз. Вместе мы справимся с Тео! — бодро пообещал я.

— На сиделку теперь вся надежда, — вяло произнесла медовая блондинка и вышла из гостиной в прихожую.

— Я впустила Альтмана, — глухо произнесла она, вернувшись через минуту. — Но это все, на что я способна. Пока он здесь, буду стоять у бара и молча глотать мартини. Ничего больше от меня не ждите.

— Какой ужас! — воскликнул я. — В таком случае вы меня обрекаете на сны о сильно подпившей блондинке. Мне куда больше нравилась предыдущая…

Тео Альтман в отличном коричневато-бордовом костюме и яркой желтой рубашке решительно распахнул дверь. Слегка мятый носовой платок в кармашке и пестрый галстук придавали ему особый шарм, граничащий с легкомысленным видом. Серые глаза поочередно обшарили нас с Арлин.

— Вы все еще машете здесь метелкой мусорщика, Холман? — Его крючковатый нос нацелился на меня. — Просто удивительно, сколько грязи может скопиться в одном месте. Не правда ли?

— А что это с вами сегодня? Небесные часы дали сбой? — отпарировал я.

Он, не отвечая, повернулся к бару, где стояла спиной к нам Арлин.

— Вот вы где, дорогая моя! Готовите мне мартини, не так ли?

— Смешайте себе коктейль сами, если хотите, — не поворачиваясь, бросила Арлин через плечо.

— Что-то вы не слишком гостеприимны сегодня! — Тео изобразил улыбку. — Могу вас понять. Больная хозяйка, заботы, весь дом на вас. А тут еще Холман шныряет и что-то вынюхивает. Вам не позавидуешь. Кстати, а как там дела у Флер?

— Все так же, — вмешался я.

— Вы, мне кажется, сами себя назначили официальным представителем дома Фалез, — его стальные глаза сердито блеснули. — Что ж, я готов и вас выслушать, если вы хотите что-то существенное добавить к сообщению о состоянии здоровья моей бывшей жены. Или ваше королевское величество заставит меня стоять в толпе должников у ворот и ждать особой милости?

— Врач считает, что она еще слишком слаба, чтобы принимать посетителей, — официальным тоном произнес я. — Из этого вы могли бы сделать очень простой вывод о том, что за последние сутки ее состояние не улучшилось.

— Я начинаю сомневаться в реальности этого вашего врача, — пробурчал он. — Кажется, он придуман лишь для того, чтобы не пропустить меня к Флер.

— Зато миссис Коллинз никем не придумана. Она, как вы помните, существует в реальности. И не думаю, чтобы вам удалось проскочить мимо нее в комнату Флер.

Он сдался:

— Ну, в таком случае мне необходимо хотя бы выпить. Являюсь из сострадания в этот богом забытый дом, а мне здесь отказывают даже в приличном приеме. Это же возмутительно!

Арлин с бокалом в руках медленно прошла мимо нас к большому креслу возле окна.

— Вы знаете, где у нас бар, — с видимым усилием проговорила она, проходя мимо Альтмана. — И, как я уже вам сказала, сами приготовьте себе коктейль, какой вам только хочется! — Она опустилась в кресло, продолжая говорить: — Вы очень сильно испугали меня вчера вечером, мистер Альтман. И я готова была выполнять все ваши капризы, боясь, как бы вы не применили силу. Но сегодня я вас не боюсь и не собираюсь расшаркиваться перед вами. Я не стану сбивать вам мартини!

— Опять вы ведете себя по-дурацки! Холман — свидетель.

Тео Альтман развернулся ко мне всем корпусом и спросил:

— Вы знаете, что здесь произошло вчера?

— Как же, наслышан.

— Кто бы мне объяснил, что значило это ее непонимание вчера вечером? Представляете, сначала звонит и приглашает, а затем делает вид, что ничего не знает об этом приглашении. Впрочем, лучше бы мне сначала приготовить себе коктейль…

Он медленно двинулся к бару, смешал напитки, затем вернулся ко мне, тщательно встряхивая свой бокал.

— Разумеется, я был, по-видимому, несколько резок с ней, — Теодор качнул головой в сторону громадного кресла. — Но такая не понятная мне реакция секретарши не могла меня не раздражать. А тут еще эта твердокаменная сиделка. Она не дала мне даже взглянуть на Флер. Затем появились вы, что, согласитесь, выглядело не менее подозрительным. Все это, я думаю, извиняет мою невольную грубость. Вы меня понимаете, Холман?

— Еще бы! — кивнул я головой. — Я, наверное, тоже не сумел бы сдержаться, если бы кто-то меня так разыграл.

— Не могу согласиться с вами, что это был всего только розыгрыш, — вздохнул Альтман, и мне послышался в его вздохе астматический хрип. — Факты ведь оказались подлинными. А что до неизвестного благожелателя, то какая разница, кто звонил!

— Вы слишком самоуверенны, Тео. А зря! Давайте выстроим вместе с вами логическую цепочку. Пока Флер лечилась в частном пансионате, вы ни разу не приехали поинтересоваться ее состоянием. Вы не навещали ее, не беседовали с врачами. С чего бы вам было верить, что ваша бывшая жена после всего этого позвала вас к себе в трудную для себя минуту.

— Оставьте свой пыл, Холман! Ваши слова ни в чем меня не убедили, — рявкнул кинорежиссер. Потом, глотнув из своего стакана, спросил уже спокойнее: — А вы, кстати, передали мое мнение этому идиоту Блюму?

— Ваше мнение о чем? — не понял я.

— О том, что его попытка снимать фильм с участием Флер — чистое безумие.

— Ах, вы это имеете в виду! — расхохотался я. — Разумеется, передал.

— И что?

— Ваши слова ничего не значат. У Джорджа Блюма все подготовлено к съемке. И ничто уже не сумеет ее отменить. Даже предсказанный вами ход небесных часов. Вы — плохой предсказатель.

— Рад, что вы так исполнительны, Холман, и мое мнение быстро достигло ушей адресата. А то, что он не прислушался, — его проблемы. Зато я теперь знаю, что вы работаете на Блюма!

— Разве это секрет? — с удивлением спросил я. — Если бы вы вчера прямо спросили меня, я бы сразу признался.

Лицо Альтмана покрылось красными пятнами. Он еще раз отхлебнул мартини и изобразил такое удовольствие, как будто бы лишь ради этого глотка приехал сюда, в Малибу. Я проследил за ним и понял, что нельзя допускать передышки.

— Готов посочувствовать вам, — вежливо проговорил я. — Вас, как я понял, заботит в этой истории только одно: права на создание кинобиографии Флер Фалез. И вы больше всего на свете боитесь умереть раньше ее. Не так ли?

— Заткнитесь! — взвизгнул он, но тут же усилием воли подавил свою вспышку, лишь пятна на его лице становились все более зловещими. — Наконец-то я раскусил вас, Холман. Блюм нанял такого специалиста, как вы, чтобы все здесь разнюхать и лишить меня этих прав на биографический фильм о Флер. Не так ли? Ха-ха! Вам это не по зубам, Холман. Не дождетесь! Скажите вашему работодателю, что у него нет никаких шансов переиграть меня. Никаких, понимаете?

Он задыхался. Полуприкрытые глаза горели лихорадочным блеском. Истязатель истязал сам себя:

— Когда я, Тео Альтман, начну снимать этот фильм о своей бывшей жене, — а я сниму его, вот увидите! — он будет образцом мастерства, примером для подражания, классикой для всех поколений кинорежиссеров. Это будет пир чистого артистизма! Что понимает в высоком искусстве ваш Блюм, этот мешок с деньгами, этот рабский угодник коммерческого кино?!

Тео вдруг замолчал и хитренько взглянул на меня:

— Я разгадал подлую игру Джорджа Блюма. Вы хотите взвинтить меня до предела. Это началось дурацким звонком опытной притворщицы Арлин. Потом, когда я приехал, она стала все отрицать. Лжесиделка накинулась на меня, как тигрица. Появился сборщик мусора Холман… Это заговор! Это интрига! Вы хотели довести меня до истерики, а затем предъявить мне Флер без всяких признаков ее болезни. История о насмешке над Тео Альтманом пошла бы гулять по киноиндустрии. Это бы выглядело, как возмездие Истязателю, не так ли? Такою была идея Блюма? Признавайтесь! Но ваш жалкий замысел потерпел крах, столкнувшись с моим интеллектом. Я вас разоблачил…

Выпученные глаза с ненавистью уставились на меня:

— Ну что же вы молчите, Холман!

— А что говорить? — равнодушно пожал я плечами. — К тому же вы забрызгали слюною свой галстук. Это так неэстетично…

Он повернулся на каблуках, швырнул недопитый стакан с мартини прямо в решетку камина и почти выбежал из комнаты.

Арлин вскочила, вскрикнув, когда стакан разлетелся вдребезги, и со вздохом облегчения рухнула в свое кресло.

— Надеюсь, он остынет от бешенства, добравшись до гаража, и вспомнит, что там есть запасная кнопка управления воротами, — чуть слышно проговорила она.

— Могу себе представить, как напугал вас Тео, ворвавшись сюда вчера вечером, — проговорил я.

— Что вы! Я бы выпрыгнула в окно, рискуя разбиться о скалы, если бы он вчера так себя вел…

Она замолчала, прислушиваясь к далекому скрипу ворот. Тео, по-видимому, вспомнил о переключателе в гараже.

— Все случилось, как я и предсказывал: Альтман ушел, и мы с вами имеем возможность провести остаток вечера по своему усмотрению, — я улыбнулся ей как настоящий заговорщик. — Не выпить ли нам по этому поводу, а?

Она холодно взглянула на меня. Казалось, то, что я только что сказал, промелькнуло мимо ее внимания, не задерживаясь.

— Вы — страшный тип, Рик! Вы без конца давили на его самолюбие, топтали его тщеславие. Казалось, еще секунда — он не выдержит, и нам придется вызывать бригаду санитаров со смирительной рубашкой. Думаю, он в самом деле рехнулся бы, если бы не сумел сам себя убедить в существовании какого-то мифического заговора против него… Но ведь вы добивались такого эффекта, Холман? Зачем это вам?

— Пора было понять, наконец, какую роль он играет в этой истории.

— Вы считаете, что результат достигнут?

— Частично, — честно ответил я.

— Боже, но какой ценой!.. — Она с негодующим видом отвернулась от меня.

— В таком случае признайтесь, когда же вы переметнулись на сторону Истязателя, Арлин? И чем он успел так быстро вас перекупить?

— Не стоит терять время на попытки вам что-нибудь объяснить, — тихо пробормотала она. — Для этого вы должны понимать хотя бы отдаленно смысл слова «сострадание». Думаю, оно недоступно механическому рассудку таких твердолобых типов, как вы.

Она решительно встала и твердой походкой направилась к двери.

— Надо попытаться после всего, что случилось, поскорее уснуть. Доброй вам ночи.

— Доброй ночи, Арлин, — механически проговорил я.

На самом пороге она вдруг задержалась:

— Будете ли вы здесь завтра вечером?

— Надеюсь, что нет!

Ее улыбка была вежлива и холодна как лед.

— Прекрасно! В таком случае я готова попрощаться с вами сейчас, если мы не увидимся с вами утром. До свидания, Рик!

— До свидания, Арлин!

Она уже сделала шаг в коридор, когда я проговорил как бы про себя, но достаточно громко, чтобы быть услышанным:

— Вот и растаял мой чудный сон о девушке с медовыми волосами…

Арлин как бы споткнулась, но тут же резким движением закрыла дверь за собой.

Я с досадой покачал головой и, захватив свой стакан, решительно двинулся к бару. Необходим был допинг, чтобы решить, что в данный момент предпринять: забыть, что в природе существует соблазнительная девушка со светлыми волосами необычного оттенка, либо самым нахальным образом вломиться к ней в комнату, а там — будь что будет! Собственно говоря, перспективы попытки изнасилования не представляли ничего заманчивого: я увидел себя, распахнувшим дверь в темноту комнаты Арлин. Тут же падает с грохотом попавшийся под ноги стул. Визг испуганной девушки, переполох — и мне ничего не остается, как выброситься в окно на эти жуткие скалы. Трудно было сохранить чувство юмора, воображая такую картинку. И я решил успокоиться. Если интуиция меня не подводит, все должно было устроиться самым блистательным образом.

Я не ошибся. Минут через пять за моею спиной вновь раздался шорох и обвиняющий голос, срываясь, проговорил:

— Вы, конечно же, были уверены, что я не уйду просто так…

— Я надеялся… Даже молился об этом!

В глубине одной из бутылок, стоящих у стенки бара, отразилась моя самодовольная физиономия. Но Арлин, к счастью, не видела этого.

— Вы… Вы переиграли меня. Ваша последняя фраза, как нож в спину, и я… я совершенно сражена…

Я поставил стакан с очередным коктейлем на стойку и рывком повернулся. Арлин презрительно улыбалась с искусственно независимым видом, но в глубине бездонных голубых глаз таилось томное ожидание.

Я быстро схватил ее за руку и, не сказав ни слова, вытолкнул в коридор.

— Что вы? — задыхаясь, пробормотала она, когда мы поднимались по лестнице.

— Какая комната ваша? — я был нарочито груб.

— А зачем она вам? — попыталась кокетничать моя добыча и, сообразив, что я ничего не отвечу, быстро сказала: — Первая за углом… А если вдруг появится здесь наша сиделка, улыбнитесь ей.

Когда мы влетели в ее комнату, девушка с облегчением охнула:

— Как вы меня напугали! А если бы мы натолкнулись на миссис Коллинз, я бы и вообще провалилась сквозь землю!

— Какие пустяки! — пробормотал я. — Мне казалось, вы смелая девушка и не станете обращать внимание на такие мелочи. Ведь сейчас надо решить кое-что более сложное: ваша блузка на «молнии», на пуговицах или крючках?

— Она просто снимается через голову. Вот так! — По-видимому, Арлин выделила из моей длинной речи главное слово — «смелая»!

Я с восхищением обнаружил подтверждение своей догадке о том, что она не носит бюстгальтера. Розовый свет ночника, мягко очерчивая совершенные формы тела девушки, придавал коже загадочный коралловый оттенок. И это сводило меня с ума. Завороженный, я не в силах был двинуться с места.

— Рик! — оглянулась она, расстегивая «молнию» бархатных узеньких брюк, — вы все еще в галстуке?

Она бросила свои вещи на спинку кровати и осталась в крошечных белых трусиках, которые были всего только кружевным лоскутком.

— На этом пока, по-моему, надо бы остановиться, — проворковала моя медовая блондинка и потянулась так, что я не сразу сумел справиться со своим пропавшим дыханием.

— Нельзя быть такой трусихой, — попытался я убедить соблазнительницу, — даже миссис Коллинз не возражала бы против раздевания догола в своей комнате в жаркий день. Не так ли?

Она хихикнула, а я тем временем быстро разделся и подхватил Арлин на руки. После недолгой борьбы под одеялом я протянул руку и бросил на пол совершенно ненужный сейчас кружевной лоскуток. И тут же рядом с моей рукой появилась изящная хрупкая ладошка и легко коснулась кнопки выключателя ночника. Окружающий мир растворился в блаженстве. Спустя какое-то время я почувствовал расслабленные теплые губы возле своей щеки, и сонный голос пробормотал:

— Признайся, Рик, я самая блестящая и сладкая из всех блондинок, с которыми ты когда-нибудь засыпал…

Глава 6

Утром я завтракал в одиночестве. Служанка передала мне извинения мисс Доннер, которая, к сожалению, чувствовала себя «не блестяще». Я улыбнулся, прекрасно понимая, что стояло за этой фразой, и развернул свежие газеты. В одной из них под рубрикой «Происшествия» подробно сообщалось о том, что в собственной квартире зверски убит некий профессиональный фотограф. О случившемся в полицию анонимно сообщили по телефону. Патологоанатом считает, что фотограф к моменту обнаружения тела был мертв уже более тридцати часов.

Сложив газету, я про себя порадовался, что официальные органы считают святой обязанностью проверять все анонимные сообщения. Не всегда ведь звонят шутники!

Раздумывая о похвальной бдительности полицейских, я набрал номер телефона Линдермана-Страуберга и договорился о встрече в «Уиндзор Армз» примерно через час. Затем неторопливо направился в гараж.

В коридоре я вежливо раскланялся с миссис Коллинз и поинтересовался здоровьем нашей больной.

— Все так же, — спокойно произнесла сиделка.

— Но ведь физическое состояние Флер не вызывает особых опасений? — попытался я выяснить что-либо более вразумительное.

К моему удивлению, строгая на вид дама оказалась словоохотливой:

— Физически она, пожалуй, чувствует себя не хуже, чем каждый из нас, мистер Холман. Все дело в психологическом состоянии. Она слегка не в себе. Впрочем, вы ведь сами с ней сталкивались, не так ли? Ее что-то потрясло так сильно, что доктор вынужден был назначить большие дозы успокоительного. Когда шок от падения пройдет, думаю, ей предпишут санаторное лечение и длительный отдых. Впрочем, вам лучше бы переговорить с доктором Калпеппером о состоянии его пациентки. А на мое мнение, — по лицу сиделки вдруг скользнуло холодное выражение, — прошу не ссылаться!

И она удалилась, напрягая и без того слишком ровную спину.

По дороге вниз, настраиваясь на предстоящую встречу, я подумал, что пока не стоит демонстрировать собственную сообразительность. До поры до времени Страуберг не должен догадаться о том, что мне понятен трюк с перевоплощением. Подыграю-ка я старику, тем более, что пока все это в моих интересах!

Знакомый портье приветливо улыбнулся. Еще бы ему не улыбаться так широко, прикарманив за какие-то две минуты пятьдесят моих баксов!

— Рад, что вы навестили нас вновь! Если вам еще раз понадобится заключить пари, мистер Холман, я всегда готов услужить…

Я лишь отмахнулся от любителя легких денег. Не до него!

На одиннадцатом этаже меня дожидался Деннис Страуберг. Он корректно поздоровался, подвинул удобное большое кожаное кресло, усадил меня. Лишь после этого сам устроился в кресле напротив и методично, не торопясь, раскурил сигарету.

Я ничего не мог прочесть на его бесстрастном лице, пока он выслушивал подробное сообщение о моей встрече с Шоном Монахэном и обнаружении трупа фотографа. Я сознательно упомянул о каждой мельчайшей детали, пересказывал фразы и банальные угрозы Монахэна в надежде, что хоть что-нибудь зацепит моего собеседника и это поможет мне.

Он выслушал, не перебивая.

— Вы, Холман, правильно угадали прямую связь фотографа с Майком и Шоном… — голос звучал задумчиво. Дым от сигареты сплошной струйкой тянулся вверх.

— У меня просто было такое предчувствие, — я скромно опустил глаза. — И оно подтвердилось! Впрочем, если бы Майк Линдерман вчера оказался дома, кто знает, как бы все повернулось…

— Кто знает… — медленно повторил он. И вдруг резко подался вперед: — Признайтесь, кого вы больше подозреваете в убийстве фотографа: Шона или Майка? А может, они действовали вместе?

Вместо конкретного ответа я развел руки в стороны.

— Единственный способ приблизиться к истине — припугнуть как следует Майка Линдермана.

Страуберг удивленно вскинул брови.

— Не в том смысле, чтобы встретиться с ним и пригрозить пистолетом, — заторопился я объяснить свою мысль. — На него надо воздействовать… эмоционально. Если он запаникует, он сам бросится разыскивать меня. И это было бы самое лучшее!

— Не хотите ли вы подробнее посвятить меня в свой план?

— Если честно, я очень надеюсь на вашу помощь, мистер Страуберг, — я в упор посмотрел на хозяина кабинета, но темные глаза, казалось, вовсе ничего не выражали. — Мне необходимо, чтобы вы сообщили Майку о том, что его отец сильно разгневан тем, что сын не сдержал своего обещания и опять впутал Флер Фалез в сомнительную историю. И разгневан настолько, что нанял частного детектива, чтобы достоверно знать все, что случилось… Майк должен узнать и мое имя, поскольку я официально представился Монахэну вчера вечером. Следует сообщить и то, что я якобы сухой и безжалостный человек, которому мистер Линдерман-старший предоставил обширные полномочия. И главное: намекните Майку, что доказательства его причастности к смерти фотографа уже найдены. А, когда подтвердятся и другие подозрения, отец, не колеблясь, согласится на передачу полиции уголовного дела против Майка и Шона…

— Вы не сказали, где он сможет разыскать вас, получив и осмыслив всю перечисленную информацию.

— Во второй половине дня сегодня я намерен дожидаться его визита у себя дома, на Беверли-Хиллз. Если при разговоре с Майком вам удастся как бы случайно упомянуть этот район, думаю, он разыщет мой адрес по телефонному справочнику…

— А если Майк все-таки не придет? — осведомился Страуберг.

— Значит, мой расчет был в чем-то неверен, и мне придется изобрести еще что-нибудь.

— Есть еще один момент, о котором я не имею права не думать, — как бы рассуждая про себя, проговорил мой собеседник. — Не вызовет ли наш эмоциональный нажим слишком уж непредсказуемой реакции?

— Вы имеете в виду насилие со стороны неуправляемых юнцов?

— Вот именно.

— Я думал об этом. Что ж, без риска в нашем деле не обойтись. Но здесь, поверьте моему опыту, заранее оправданный риск!

— Ну что ж, вам видней. Я позвоню Майку около трех часов дня, как вы и предлагаете. Но имейте в виду, мистер Холман. Если, вопреки вашим ожиданиям, Майк и Шон применят силу либо оружие, я считаю своим долгом сообщить властям о нашем с вами нынешнем разговоре.

— Если что-то такое случится, думаю, меня эти детали уже не будут волновать, — ответил я вполне серьезно. — Впрочем, в следующий раз я постараюсь придумать что-либо попроще…

— В одном вы правы, — голос Страуберга звучал глуше, чем раньше, — в том, что стремитесь сдвинуть события с места, подтолкнуть всех действующих лиц к тому, чтобы они как-то проявили себя… Вот вы и меня включили в этот круг. Пожалуй, выпавшая мне роль не самая лучшая, словно надо нажать на кнопку…

— Не ожидал, что вас смутит чувство ответственности исполнителя, — проговорил я. — Мне казалось, что ваша должность включает в себя право нажатия кнопок вместо мистера Линдермана. Разве не так?

Но, повернувшись к Страубергу, я понял, что разговор этот для него неприятен, и поторопился переменить тему:

— Я хотел бы еще раз вернуться к разговору о магнитофонных записях. Не обратили ли вы внимания, когда прослушивали эти пленки, упоминала ли Флер хоть раз о своем первом муже, Курте Варго?

— Разумеется, упоминала! — Мне показалось, что Денни Страуберг рад, что мы ушли от чем-то неприятного ему разговора.

— Ее первый муж утонул на Гавайях вскорости после их свадьбы, — пояснил я.

— Она вспоминала свой медовый месяц достаточно подробно.

— Мне бы хотелось узнать об этом побольше, — проговорил я.

— Видите ли… — Страуберг помолчал. — Даже точное воспроизведение ее слов в данном случае мало что проясняет…

— Не понимаю вас.

— Я попытаюсь начать издалека, если это уместно?

— Разумеется, — кивнул я.

— Боюсь утомить вас слишком долгими рассуждениями, но придется привести пример из собственной жизни. Смерть жены, с которой мы были вместе более двадцати лет, когда-то очень сильно потрясла меня. Казалось, моя собственная жизнь тоже уже окончена и в ней ничего значительного не произойдет. Я упивался памятью об этой несравненной женщине, но примерно через полгода понял, что так нельзя. Боль притупилась. Еще через год я встретил другую. Проснулись лучшие чувства… Правда, мы быстро поняли, что не подходим друг другу. Но я о другом. О том, что для меня оказалось возможным полюбить повторно. Думаю, мистер Холман, что большая часть того, что принято называть любовью, основана не на мыслях об объекте наших чувств, а на существовании такого объекта в реальности. Чтобы любить кого-то, нужно как минимум его наличие. Иначе нам придемся рассуждать не о любви, а о погоне за призраками. Любовь к призраку — патология, признак неврастении, если не более сложного психологического состояния…

— Думаете, Варго — всего только навязчивая идея Флер Фалез?

— Думаю! — он почти кричал. — Она не может помнить о нем так долго. Они едва знали друг друга. Представляете: замужество сроком всего в десять дней!

Он вдруг остановился и глубоко вздохнул. Речь стала обычной, размеренной:

— Проблема Флер, скорее всего, в том, что она не сумела преодолеть в себе комплекс несуществующей вины.

— В чем же она, по-вашему, винит себя?

— В смерти Варго.

— Но почему?

— Понимаете, он ненавидел воду и совершенно не умел плавать. А для нее океан — родная стихия. На Вайкини-Бич на Гавайях она развлекалась тем, что каталась на серфинговой доске, а он был вынужден просиживать часами на террасе. Они из-за этого впервые поссорились через неделю после свадьбы. По-видимому, Курт ревновал, а она слегка дразнилась… Тем не менее они придумали выход: пару раз покатались вместе на шлюпке. Это обоим понравилось.

— И что же случилось? — не выдержал я.

— Как-то Флер предложила взять напрокат небольшую яхту. Варго возражал, но она, естественно, настояла на своем, и молодожены отправились далеко в море. Им не повезло: в первую же ночь разыгралась непогода. Яхту сильно раскачивало. По-видимому, Курт не сумел справиться со своим состоянием и поднялся на палубу подышать свежим воздухом… Впрочем, рулевой матрос, стоявший в эту ночь за штурвалом, не мог сказать ничего вразумительного, кроме того, что яхту бросало на волнах так, что свалиться за борт мог и более опытный мореход… Утром Флер не нашла мужа в каюте…

— И с тех пор она винит себя за этот несчастный случай?

— Чем больше она рассуждает на эту тему, тем меньше оправданий себе находит. Если бы впоследствии она встретила искренние чувства к себе, она, я думаю, легче перенесла бы эту трагедию. Но второй брак с Тео Альтманом был ее роковой ошибкой… Простите, мистер Холман, за бессвязное повествование — я плохой рассказчик.

— Мне показалось, что вы очень ценили актрису… — начал я доверительным тоном.

— Глубоко и искренне восхищаюсь этой женщиной! Трагедия жизни мисс Фалез лишь подчеркивает ее исключительность. Она не такая, как все! — слегка напыщенно проговорил он и вдруг добавил достаточно тихим голосом: — Нет прощения Майку за то, что он сделал с ней, а значит, и мне нет прощения…

Он решительно встал, аккуратно раздавив остаток сигареты в пепельнице. Я тоже поднялся, понимая, что больше мне здесь, пожалуй, ничего не скажут. Но я ошибся.

Когда мы подошли к лифту, гостеприимный хозяин сам нажал кнопку вызова и повернулся ко мне в анфас:

— Вы уже догадались, кто я, мистер Холман?

— Разумеется, мистер Линдерман.

— Иначе вы не были бы профессионалом… Пожалуй, я готов положительно оценить и вашу сдержанность: вы не позволили себе чванливо продемонстрировать мне свое открытие. Приятно!.. Так я позвоню сыну около трех часов дня.

— Благодарю вас, — успел проговорить я, входя в лифт. — Буду звонить вам.

Дверцы лифта захлопнулись…

Я долго искал место на Уилшире, чтобы припарковать машину. Затем поднялся в офис Джорджа Блюма. Блондинка с тщательно уложенными волосами, которая всеми силами старалась быть похожей на восемнадцатилетнюю — и ей это удавалось! — повернула ко мне милое личико, наполовину скрытое громоздкими темными очками. По внезапно надувшимся губкам я понял, что красотка меня заметила.

— И вы посмели явиться мне на глаза!.. — воскликнула девушка голосом трагической актрисы.

— Которые вы от меня прячете за очками… — стараясь попасть ей в тон, заявил я. — Что это за маскарад, Полин?

Не говоря ни слова, она приподняла оправу. И я ахнул. Правый глаз уставился на меня с возмущением. Левому мешала радужная припухлость, вместившая в себя весь спектр оттенков от малинового до фиолетового.

— Вы… вы оступились?

— Он еще спрашивает! — прошипела блондинка. Я уловил в ее голосе едва сдерживаемые слезы. — Ваши проклятые люстры во всем виноваты…

— Люстры? — не понял я.

— Ну, конечно! Я все время пыталась вообразить себе, как все это получается при раскачивании, и все больше нервничала. В конце концов решила поторопить события, чтобы не ломать себе голову в ожидании подобной свистопляски…

— И что дальше?

— Я так прямо и спросила Джорджа, как у него все получается с люстрами, — ее голос сорвался. — Как ни странно, он даже не подозревал ни о каких люстрах и для чего их используют. Пришлось объяснить…

— И ему стало стыдно за свое невежество?

— Вы же помните, я объясняла вам: босс больше всего ценит мою неопытность в делах такого рода. Его привилегия — помогать мне осваивать тонкости и премудрости. А тут он понятия не имел, зачем нужны эти люстры. Получалось, что я имею какой-то свой опыт. И образ святой невинности как-то сам собою рассыпался в его глазах.

— Сочувствую вам, Полин! — искренне признался я.

— Мало того, — со злостью продолжала она, — он тут же со всей решимостью принялся выяснять, с кем и когда я его обманывала. Сколько раз, и все такое прочее… Мои попытки рассказать, что я об этом вычитала в какой-то книге, ни к чему хорошему не привели. Он ведь книг вообще не читает и не верит, что кто-то может этим заниматься — и вот результат! Теперь он, входя в любую гостиную, сразу же смотрит на потолок и, если там несколько люстр, может ни с того ни с сего взбеситься!

— Я представить себе не мог, что все обернется таким неожиданным образом. Но вы ведь сами начали расспрашивать…

— Помню-помню! — Полин поправила маскировочное приспособление. Впрочем, в темных очках она выглядела не менее очаровательно. Тем не менее что-то слишком тревожило девушку. — Понимаете, Рик, синяк меня не так уж сильно волнует. В конце концов он исчезнет и я сниму эти уродливые очки. А вот как вся эта история повлияет на мою будущую карьеру исполнительного директора компании Джорджа Блюма — серьезный вопрос!

— Постараюсь как-нибудь загладить свою невольную вину и помочь вам. Джордж у себя?

— Где ж ему быть! Все еще разбирается с люстрами.

Я решительно шагнул к кабинету Блюма, но его миленькая секретарша перехватила меня:

— Секундочку, мистер Холман! Мне бы хотелось еще кое-что уточнить…

— Рискните.

— Я все никак не могу отвязаться от размышлений: вот два человека раскачиваются. Каждый сам по себе пролетает мимо другого. Как же они сближаются и чем заняты руки? Надо ведь не упасть! — розовый язычок нервно прошелся по верхней губе, и Полин в нетерпении закусила нижнюю.

И тут меня понесло:

— В начале прошлого века какой-то австрийский князь (кажется, его звали фон Уфшстом) сумел задержать английскую графиню, от которой он был без памяти, в огромном зале, где только что кончился бал. Графиня, сами понимаете, не какая-нибудь простолюдинка, чтобы предаться страсти прямо на полу. Подходящей мебели в зале для танцев не оказалось. Пылкий влюбленный в отчаянии воздел глаза кверху, и его осенило: люстры именно то, что надо!

Полин, облокотясь на пишущую машинку, не сводила с меня заинтригованного взгляда:

— Ну и что же он сделал дальше?

— Идея ему показалась забавной, — продолжал я увлеченно импровизировать. — Он подхватил графиню на руки, приподнял ее, и она схватилась за люстру. Он — за соседнюю. К сожалению, как вы и предполагаете, у них так ничего и не получилось: сближения были слишком короткими. И тут австриец схитрил. Он понял, что мужчина должен на середине полета перескочить на люстру к даме сердца, и тогда можно будет легко и просто заняться любовью, раскачиваясь вместе туда-сюда, туда-сюда…

— И у них все получилось?

— Несомненно, получилось бы, — я скорчил грустную мину, — но несчастный фон Уфшст не рассчитал траекторию своего полета и рухнул на паркет танцевального зала. Представляете, каково было графине? Любовник — в лепешку! Слуги, сбежавшиеся на шум, лицезрели совершенно нагую графиню. Им пришлось разыскать лестницу, чтобы снять даму с люстры. Разразился дикий скандал…

— О, как вы меня разыграли, Рик! Это же свинство с вашей стороны.

— Обижаете…

— Ну как же! В те времена еще не было электричества. Значит, в люстрах горели настоящие свечи. Ваши придуманные любовники обгорели бы, едва успев качнуться!..

Я быстро ретировался в кабинет мистера Блюма, опасаясь, как бы взбешенная Полин не запустила в меня чем-нибудь увесистым.

Джордж Блюм мрачно сидел за своим столом, ничего не делая. Следы тяжелого раздумья читались на его полном лице. Пробормотав что-то маловразумительное, он отвернулся. Разумеется, это было слишком невежливо с его стороны, но я, в свою очередь, мог представить его душевное состояние.

Плюхнувшись в кресло, я закурил и терпеливо выдержал паузу. Он не отреагировал.

— Джордж! — окликнул я хозяина кабинета.

— Оставьте меня в покое. Я занят.

— Замечательно! — проворчал я. — Надеюсь, вы размышляете над тем, что Альтман все-таки сумеет опередить вас, снимая величайший фильм всех времен и народов по биографии Флер. И он начнет его делать, как только разнюхает, что она уже при смерти!

— Какого черта! — Блюм сразу же вскочил с места. — Флер жива и не собирается умирать. Мало того, она обязана сняться в очередном фильме у меня, и это проклятому ублюдку Альтману прекрасно известно. Не так ли?

— Известно! — согласился я. — Но сумеет ли она по состоянию здоровья сниматься в кино? Да и вообще доживет ли до съемок?

— И чего это вы меня так пугаете, Рик? Что за намеки? Объяснитесь, я требую! В конце концов, вы же работаете сейчас на меня?

— Разумеется.

История мифического фон Уфшста была только разминкой мозгов. Сейчас мне необходимо было сочинить правдоподобную версию для того, чтобы Джордж клюнул на нее точно так, как Полин на новую сексуальную позу. Чтобы вытащить из Блюма совсем маленькое, но такое необходимое мне сейчас признание, нужно было зацепить его за живое. И я понимал, что это будет не просто!

— Знаете, Джордж, — начал я интригующе, — ведь вы угадали истину! Каюсь, что в самом начале расследования я не поверил, когда вы предположили, что кто-то пытался сбросить Флер со скалы. По-видимому, именно так все и случилось.

— Вот видите! — Блюм забегал по комнате, нервно пощипывая себя за подбородок. — Так скажите же мне наконец, кто это сделал? Кто?

— Не так сразу, — попытался охладить его я. — Пока что следствие не располагает стопроцентными данными. Отдельные детали требуют проверки. Кое-чего недостает для полной картины преступления. Поэтому я и пришел к вам. Могли бы вы мне помочь?

— Я? Помочь? — вскричал Джордж. — Да располагайте мной, как вам заблагорассудится. Мне нужна истина!

Подойдя к Блюму вплотную, я пристально вгляделся в его глаза:

— Вы хорошо помните фотографа? Невысокий такой парень со светлыми вьющимися волосами, в очках…

— Я сам вам его описал.

— Вы читали сегодня газеты?

— Просмотрел и только. А что?

— Значит, вы не увидели некролог. Вашему фотографу посвящена целая колонка. Парень был убит в собственной квартире каким-то тяжелым предметом.

Я раздавил свой окурок в удивительной вогнутости живота стеклянной венецианки, затем опять опустился в кресло. Блюм, оставаясь стоять, бесшумно открывал и закрывал рот, словно пытаясь что-то проговорить. Но из этого так ничего и не получилось.

— Наверное, и вы замечали, что такое со всеми нами случается, — проговорил я, как бы не замечая того, что Блюм ошарашен новостью. — Бывает, рассказываешь о чем-то раз, и другой, и третий — всякий раз незначительно меняются детали. Что-то уходит, что-то, на первый взгляд незначительное, добавляется. Когда рассказываешь в десятый раз, это более подробная и логичная история, чем та, которая прозвучала сразу. Мы все этого, пожалуй, и не осознаем вовсе.

— О’кей, Рик! — попытался врубиться мой собеседник. — Вы хотите мне что-то еще раз пересказать?

— Все наоборот, Джордж! — я старался быть убедительным. — Необходимо, чтобы вы напряглись и еще раз вспомнили все, что произошло между вами и этим фотографом на вершине скалы в Малибу. Это очень важно, поверьте!

— Боюсь, что ничем не смогу… Я уже все рассказал. Все детали.

— Ну ладно! — ворчливо промямлил я. — Попробуйте вспомнить хотя бы такую мелочь: этот парень отдал вам за две сотни баксов всю пленку, которую тут же извлек из фотоаппарата? Всю полностью?

— Ах, вы вот о чем! Разве это так важно?

Он на секунду задумался.

— Если это так, Джордж, — медленно проговорил я, — у меня не останется к вам никаких больше вопросов…

— Это не так, — буркнул Блюм. — Я теперь понимаю, что был не слишком точен. Фотограф сказал, что на пленке много других кадров, которые стоили ему денег, и поэтому он не может отдать мне всю пленку. Он продал мне всего один негатив.

— Конечно же, он не имел возможности проявить эту пленку в доме Флер, пока вы наблюдали за ним?

— Ну да! Но он предъявил мне удостоверение. Я понял, что имею дело с профессионалом. Мы договорились, что он не утаит интересующих меня отпечатков, а вышлет по почте негатив и снимок с него буквально на следующий день. А я, получив их, вышлю ему деньги. Как видите, он не обманул меня.

— И вы так легко поверили?

— К дьяволу, Рик! Что я мог еще сделать? Ведь если бы я даже засветил его пленку, то что помешало бы фотографу сообщить о падении Флер репортерам? Зачем же мне был скандал?

— Пожалуй, вы поступили разумно, Джордж! — Я поднялся, чтобы уйти. — Большое спасибо. Вы помогли мне.

— Но… что это доказывает?

— Думаю, это своеобразный ключ! — напустил я таинственности.

— Все скрытничаете… — проворчал Блюм. — Ну и бог с вами!

Казалось, разговор о фотографе мало его занимал. Так оно и было.

— А кстати, Рик! — окликнул меня Джордж, когда я уже взялся за ручку двери. — Не могли бы вы меня заодно проконсультировать?

— В чем, собственно, дело? — повернулся я лицом к собеседнику.

— Представьте себе любовную сцену на люстрах…

Я с трудом подавил улыбку.

— Парень и девушка намерены получить какое-то особое удовольствие, — продолжал Блюм, выжидательно уставившись на меня. — Для этого им зачем-то надо раскачиваться на люстрах нагишом. Так как же, черт побери, все у них там происходит практически? Вы это себе представляете?

— Никак не происходит, — спокойно ответил я.

Казалось, глаза Блюма сейчас выкатятся из орбит.

— Эта бредовая идея принадлежит древнекитайским философам, — заторопился я с объяснениями. — Умозрительная тренировка для тех, кто впадает в депрессивное состояние крайней разочарованности…

— Я правильно понял, что переспать таким образом невозможно? И, покачавшись таким дурацким образом на люстрах, любовникам ничего не остается, как одеться и просто пойти в кабак, чтобы хорошенько надраться?

— Совершенно верно.

— Все эти китайские философы — придурки. Чокнутые! Коммунисты проклятые!

Я оставил Блюма в одиночестве приходить в себя.

В приемной блондинка в темных очках, которой был, как мы уже знаем, двадцать один год, но приходилось стараться выглядеть на восемнадцать, нетерпеливо выбивала пальцами дробь по крышке стола.

— Ну как там Джордж? — приглушенно спросила она.

— Размышляет! — коротко отрапортовал я.

— Это хуже всего, — расстроилась девушка. — Теперь мне о будущей должности можно даже не мечтать. Я понимаю, Рик, вы были не в силах помочь мне хоть чем-нибудь. Когда Джордж вобьет себе что-то в голову, переубедить его невозможно.

— Не теряйте надежду! — приободрил я Полин. — Есть еще один вариант.

— Какой же? — губы девушки напряженно приоткрылись.

— Ничего не говорить Джорджу о фон Уфшсте и обо всем, что связано с его любовью к английской графине. Блюм сам очень скоро объяснит вам, что фокус с люстрами — китайская коммунистическая выдумка. Это чисто умозрительный платонический трюк и ничего больше. Скажите после этого папочке, что он самый умный мужчина на свете, и пообещайте никогда больше не прикасаться к книжкам. Успех обеспечен!

Полин, по-видимому, не слишком успокоил мой оптимизм. Тем не менее она попыталась быть великодушной:

— Если ваш совет мне поможет, я в следующий раз непременно угощу вас обедом, Рик!

Глава 7

По пути домой я заскочил пообедать, хоть особого аппетита, признаться, у меня не было. Добравшись до Беверли-Хиллз, я полюбовался на свою обитель. Складывалось впечатление, что мой дом прекрасно функционировал и без моего участия, почти автоматически: трава на лужайке подстрижена вовремя, кустарник аккуратно подрезан, в бассейне голубела свежая вода. Все о’кей! Но я прекрасно отдавал себе отчет, открывая своим ключом дверь, в том, что все здесь пришло бы в жалкое запустение, если бы я не вкладывал ежемесячно в содержание своего дома значительных денежных сумм…

К трем часам дня я постарался находиться недалеко от телефона. Долго ждать не пришлось. Мистер Линдерман позвонил минут через пятнадцать и вежливо представился.

— По вашей просьбе, мистер Холман, я только что поговорил с сыном и очень расстроился! — взвинченные нотки проскальзывали в его интонациях, хотя Линдерман и старался говорить как можно спокойнее. — Майк считает, что я добиваюсь его смерти, и нанял вас специально для того, чтобы обвинить собственного сына в убийстве фотографа! В том, что убийца — вы, мальчишка ни на секунду не сомневается. Вы по моему якобы наущению совершили это преступление, чтобы подставить Майка. Представляете? Он к тому же вполне логично объясняет истоки моей ненависти к нему: это соперничество. По его мнению, я совершенно потерял голову, влюбившись в свои годы в мисс Фалез. И я никогда не сумею смириться с его существованием, так как Флер увлечена им настолько, что по первому же его зову бросит все и побежит за ним вслед куда угодно. Из-за этого я и пытаюсь его уничтожить. Так он считает.

— Сын угрожал вам? — спросил я.

— О да, конечно! — Линдерман помолчал. — Честно говоря, мистер Холман, мне показалось, что мой сын не вполне отвечает за свои поступки.

— Что вы имеете в виду?

— По-видимому, очень скоро врачи смогут, признать его невменяемым. И я, к своему ужасу, только что подтолкнул его к этому состоянию. А ведь все надо было бы прекратить прямо сейчас. Попытаться поместить его в частную клинику под наблюдение опытных специалистов. Что вы на это скажете, мистер Холман?

— Мне кажется, вы прежде всего хотели бы выяснить, в самом ли деле ваш сын убийца, — откровенно выдал я. — А чтобы не оставалось никаких сомнений на этот счет, предоставьте возможность событиям развиваться так, как они развиваются. Не вмешивайтесь. Позднее у вас будет достаточно времени, чтобы провести квалифицированное обследование Майка, нанять лучших психиатров для его лечения, если он в нем действительно нуждается…

— Пусть так и будет, — согласился Линдерман. — Надеюсь, что скоро услышу от вас, как развиваются события.

Он повесил трубку, а я тут же бросился к бару и опрокинул стаканчик, чтобы собраться с мыслями. Надо было успокоиться, сесть и спокойно осмыслить весь разговор.

Первое, что я сделал после некоторого раздумья, — разрядил пистолет Монахэна и оставил его на видном месте на крышке бара. Вынутые патроны завернул в газету и выбросил в мусоропровод.

С приготовлениями было таким образом покончено. Оставалось ждать. А вот это, как известно, — мучительная процедура. Секунды слишком медленно складывались в минуты. Я без перерыва курил, выкладывая окурки в пепельнице равнобедренной пирамидой.

Прошел почти час после разговора с Линдерманом-старшим, когда в дверь позвонили. Я внутренне настроился на визит Майка, но на пороге стоял не он.

Теодор Альтман быстро прошел мимо меня в прихожую. На нем прекрасно сидел бирюзовый спортивный пиджак в морском стиле с блестящими пуговицами. Светлые серые брюки контрастировали с оранжевой шелковой рубашкой. Портняжное искусство венчал лихо закрученный пестрый шейный платок. Кто бы мне объяснил: этот Альтман комбинировал свои вещи с каким-то особым шиком либо был обыкновенным дальтоником? Но я не успел достаточно полно развить мелькнувшую мысль. Кинорежиссер с некоторым удивлением повернулся ко мне:

— Прямо странно, что вы оказались дома, Холман. Мне показалось, вы прочно обосновались у Флер.

— К сожалению, я не могу сейчас принять вас, Альтман.

— Чепуха! Вы, как я вижу, ничем не заняты. А у меня возникла необходимость в некотором выяснении отношений. К чему я и хотел бы приступить немедленно. Я даже настаиваю на этом.

Мой гость без приглашения плюхнулся в кресло, и я понял, что отвертеться от разговора не смогу. Ничего не оставалось, как двинуться за подкреплением к бару. Без нескольких щедрых глотков бурбона, как мне показалось, наш диалог был бы невозможен…

Альтман от угощения отказался.

— Я сегодня совершенно не пью! — подчеркнул он.

Оставаясь у бара, я полуобернулся к незваному гостю, потягивая бурбон:

— Начинайте же, Тео. С чем вы ко мне пожаловали?

— Приятно, что мы теперь с вами обращаемся друг к другу по имени, Рик! Откровенно говоря, после вчерашней стычки в доме у Флер я не ожидал этого. Конечно, я вышел из себя, не спорю. Но и вы, согласитесь, вели себя безобразно!

— Знаете, Тео, все это мы могли бы обсудить с вами попозже. Если у вас сейчас нет ко мне чего-нибудь действительно дельного, выметайтесь!

Альтман окинул меня долгим взглядом издали, словно увидел впервые, и вдруг заговорил не в тему:

— Вот так, как вы сейчас стоите, вас можно было бы снимать в кино, Рик! Поза хозяина положения: один локоть на стойке бара, пистолет в пределах досягаемости руки и полная независимость во взгляде. Этакий супермен!

— Думаю, вы сейчас не в себе! — у меня действительно не было времени поддерживать никчемные разговоры.

— По-видимому, я и в самом деле не в себе, — быстро согласился мой гость. — Ведь я не из тех, кто привык упрашивать. Но на этот раз никак не могу самостоятельно понять, что происходит, поэтому я у вас.

Полуприкрытые глаза хищно следили за мной, и Альтман, я думаю, все-таки догадался, что я плохо понимаю, о чем идет речь.

— Объясните мне прямо, — терпеливо проговорил он, — кто организовал этот заговор против меня и с какой целью? Что послужило причиной? Зависть? Тогда это, возможно, Джордж Блюм, старый завистник, и ему просто захотелось посмеяться надо мной? Кому же еще понадобилось так унизить меня? Или за всем этим стоит не знакомый мне человек? Каков его умысел?

— Хотел бы я правильно понять то, что вы говорите, Тео…

— Чего же там понимать! Ваши услуги стоят немало денег.

Я кивнул головой.

— Вот вы и признались. Кто же вам заплатил, чтобы вы поиздевались надо мной?

— В ваших словах нет ни грамма здравого смысла, — я постарался быть убедительным. — Если и существует какой-то заговор, то мне о нем ничего неизвестно. Да и возможность такого заговора абсурдна. Поверьте мне, коль сами пришли сюда за объяснениями. А теперь я еще раз убедительно прошу оставить меня в покое. Не до вас сейчас.

Он поглубже втиснулся в кресло, словно собрался провести в нем остаток жизни, и упрямо прорычал:

— Не трудитесь, мистер Холман, вам не сдвинуть меня с места!

Взбешенный, я двинулся к нему, готовый схватить этого психа за шиворот и вышвырнуть вон, но Альтман судорожно сунул руку в карман пиджака и затем быстро достал ее с пистолетом.

— Оставайтесь там, где вы теперь стоите. Я вооружен. И, не колеблясь ни секунды, всажу вам пулю в лоб. Это будет затем квалифицировано как самозащита. Не так ли?

Рисковать, пожалуй, не стоило.

— Ну ладно, Тео, — миролюбиво проворчал я. — Такой невезучий человек, как вы, не должен долго размахивать пушкой. Сдвиньте-ка ее в сторону…

Альтман с видимым облегчением сунул пистолет в карман бирюзового пиджака:

— Рад, что вы согласились обсудить мои проблемы миролюбиво!

Я должен был обдумать сложившуюся ситуацию. Альтман с пистолетом в кармане представлял собой бомбу с часовым механизмом, которая может сработать в самый неподходящий момент. Его вчерашнее поведение напомнило мне о непредсказуемости поступков, поэтому внезапное смирение Тео ничего еще не означало.

— Мы ведь цивилизованные люди! — с деланным энтузиазмом воскликнул я. — К чему эти кровавые разборки? Перейдем непосредственно к делу. С чего это вы вдруг взяли, что против вас возник заговор?

— Ну как же! — заторопился Альтман. — Судите сами: несколько дней назад звонит мне Арлин Доннер и сообщает обо всем, что случилось с Флер. Оказывается, попав в беду, малышка вспомнила обо мне. Я и помчался туда, как последний дурак. Когда поднялся к ним, эта кривляка Арлин категорически отказалась подтвердить, что вызвала меня. Сиделка не подпустила даже к дверям больной. И в довершение этой сумятицы являетесь вы и неумело разыгрываете старого приятеля Арлин. А ведь я уже почти добился признания от этой опытной притворщицы! Я быстро сообразил, что нанял вас Джордж Блюм. Больше некому! Одного не понимаю, зачем? За разъяснениями я и пришел к вам, Рик. Ведь я тоже умею сопоставлять отдельные факты. Выходит, что я должен был быть объявлен убийцей. Не так ли?

— Совершенно не понимаю вас, — искренне изумился я.

— Не притворяйтесь! — разозлился Альтман. — Это так просто: вы же знаете, что я владею исключительными правами на съемки фильма о жизни Флер. Такой фильм может появиться лишь после ее смерти. Выходит, что я заинтересован в том, чтобы это случилось как можно скорее. Любой подонок сможет, если захочет, меня в этом обвинить! Так бы все и случилось, если бы я пришел на свидание.

— На какое еще свидание?

— Да хватит вам притворяться! Вы ловко демонстрируете неведение. Впрочем, — он хитро прижмурился, — если вы и в самом деле ничего не знаете о свидании, то я бы предпочел, чтобы это осталось тайной…

Дело принимало совершенно иной оборот, и я отпил глоток бурбона, чтобы расслабиться. Надо было срочно менять тактику, чтобы выведать что-то конкретное. И я решился на контригру.

— А если я совершенно официально сделаю заявление, мистер Альтман, что вам сообщила о неприятности с Флер вовсе не Арлин Доннер, а совершенно иное лицо? — осторожно заметил я.

— И кто же, по-вашему? — недоверчиво осведомился кинорежиссер.

— Секретарша Блюма, которой, несмотря на весьма юный возраст, ее босс во всем доверяет.

— Хм! — выразительно произнес Тео, — еще одна малолетка, совращенная старым развратником. Но ей-то что до всего этого? Не понимаю!

— Услышав о том, что случилось с Флер Фалез, она приняла ее историю близко к сердцу и наивно решила, что, посылая вас к ней, она как-то поможет бедняжке, — объяснил я, как мне показалось, вполне логично.

— Вы что, принимаете меня за полного идиота? — взревел Альтман, и я стал лихорадочно соображать, что же сказал не так. — Вы считаете, будто можно поверить в то, что какая-то дебильная потаскушка разработала такой сложный план? Это абсурдно! Девчонка проделала весь этот трюк по приказу мерзавца Блюма. Вот все и сошлось, как бы вы ни пытались одурачить меня! Иначе нет никаких объяснений тому, как мы с вами оба оказались в доме Флер в одно и то же время в тот вечер.

— Действительно, нет объяснений, — согласился я. Выяснение наше зашло в тупик, и, чтобы как-то выбраться, я спросил наобум: — А что вам известно о парне, по имени Терри Вуд?

— Кто это?

— Профессиональный фотограф, оказавшийся на гребне скалы в Малибу как раз в тот момент, когда Флер втащили наверх из-под обрыва. Он сделал снимок.

— В первый раз слышу об этом! — его голос внезапно охрип. — А с чего вы решили, что я должен все это знать?

— Успокойтесь, я всего лишь задаю вопрос в интересах следствия… Вы по-прежнему не хотите чего-нибудь выпить?

— Не хочу! — отрезал Альтман.

Несколько секунд он переваривал новую информацию, а потом спросил:

— Долго ли был на скале фотограф до того, как отыскали Флер?

— По-моему, никто не догадался уточнить это обстоятельство, — буркнул я.

— А где фотография? Если он успел щелкнуть, значит, была фотография…

— Блюм выкупил и негатив, и фотографию за две тысячи баксов.

— Ну разумеется. Дал взятку, чтобы парень нигде не трепал лишнего! — взревел он. — Я теперь все понимаю. Все! На вершине скалы в Малибу была устроена ловушка. Но я в нее не попал!

— Меня не волнуют ваши догадки, Тео, и непонятная мне болтовня, — взмолился я. — С вами и вашими бредовыми домыслами я совершенно запутался и сбит с толку. При чем здесь вы вообще? Будьте добры, оставьте меня в покое. Не то я буду вынужден выбросить вас из своего дома вместе с вашим поганым пистолетом.

Я не дождался ответа: в дверь позвонили. Только этого мне сейчас не хватало! Но о том, чтобы выдворить Альтмана, теперь уже не приходилось мечтать. Тео в упор посмотрел на меня и поудобнее устроился в кресле:

— Как я уже признался вам, Рик, мы непременно должны до конца выяснить отношения. Я подожду здесь, пока вы пообщаетесь с тем, кто к вам звонит, а потом мы продолжим. Даже если на это уйдет вся ближайшая ночь.

Мне оставалось только пожать плечами. Длительное общение с Тео меня, разумеется, не устраивало. Но я решил, что в крайнем случае найду приют в доме на скалах у Флер Фалез, если останусь в живых.

С этим я и пошел открывать гостям.

Рассматривая высокого крепыша с шапкою рыжеватых волос, я по рассказу Линдермана-старшего понял, что передо мной Майк. Смуглого невысокого парня я видел раньше.

— Вы и есть Холман? — скошенный рот скривился в надменной ухмылке. Серые глаза при этом совершенно ничего не выражали. Казалось, все происходящее вокруг него навевает неодолимую скуку.

— Совершенно верно, я — Холман, — согласился я.

— А я Майк Линдерман.

— Догадываюсь.

Майк кивком головы указал на сопровождающего:

— С Шоном Монахэном, как я понимаю, вы знакомы.

— Разумеется! — я старался выдержать этикет.

— Что ж, для наемного убийцы вы, Холман, выглядите не слишком сурово. Я ожидал большего! — язвительно фыркнул младший Линдерман.

— Да ему по силам только такие хлюпики, как этот несчастный фотограф, — вставил Монахэн.

— Сейчас мы все это выясним, — пообещал Майк. — Вы не приглашаете нас войти, Холман? Мы так и будем разговаривать на пороге?

— Не хочу лишать себя удовольствия от просмотра вашего фарса. Вы долго репетировали? — с этими словами я слегка отступил от двери.

Приятели ввалились в переднюю, причем Майк постарался посильнее хлопнуть дверью, демонстрируя явную неучтивость. Но я не обратил на этот выпад никакого внимания.

— Мой предок нанял вас, чтобы меня уничтожить, не так ли? — начал наступление Линдерман-младший. — Его я могу понять. После того, что я сделал, он готов похоронить меня. И я его не осуждаю: сам чувствовал бы себя точно так же. Это у нас фамильное. Но вы — совсем другое дело, Холман. Вы наемник. И это мерзко!

— Что именно? — уточнил я.

— Как что? Убивать за деньги! Старикан нанял вас, чтобы убрать Терри Вуда, а вину за убийство свалить на меня. Не так ли?

Что-то меня насторожило в этих примитивных выкладках. Тот же дилетантизм, что и у Монахэна. Детские игры в крутых парней. Диалоги из кинобоевиков, не более того!

— Вы слишком далеки от истины, парни, — спокойно сказал я. — Впрочем, не думаю, что вы готовы в нее поверить.

Они коротко хохотнули, взглянув друг на друга.

— Какая чушь! — буркнул Шон и подтолкнул локтем Майка.

— Мне кажется, нам надо пройти в гостиную и пропустить по стаканчику, — предложил я.

Мои гости заколебались.

— Будьте уверены, Холман, мы, несмотря ни на что, отделаем вас как следует, если понадобится! — пообещал Майк.

— Не сомневаюсь, — вздохнул я. — Ведь вы, я вижу, сумели меня разыскать. Мне бы хотелось доказать вам, что вы ошибаетесь, преувеличивая мою роль в этой истории. И я попытаюсь представить вам доказательства.

— Собираетесь обвести нас вокруг пальца, как наивных дурачков? — угрожающе спросил маленький Шон. — Не выйдет!

— Ну раз вы такой уж проницательный парень, — разозлился я, — объясните мне, ради бога, зачем я пришел к вам на квартиру вчера вечером и так сильно надавил на вас?

— Чтобы узнать имя и адрес Терри Вуда! — тут же выпалил Монахэн.

— И зачем это было мне?

— Ну это же элементарно: чтобы найти его и прикончить.

— А как вы узнали, что он убит?

— Мы что, по-вашему, газет не читаем?

— Плохо читаете. В утренней газете было ясно сказано, что, когда тело нашли, ваш друг фотограф был мертв уже более суток.

Монахэн неловко потоптался на месте и, помолчав, решил все-таки не сдаваться:

— Но из этого нельзя сделать вывод, что не вы убили его, Холман!

— Представим: я убил фотографа заранее, затем подумал, что неплохо было бы выведать его имя и адрес у вас. Для этого разыскал вас вчера вечером, представился, чтобы вы имели возможность узнать мое настоящее имя… Ну что?

Краем глаза я успел заметить, что мои слова не произвели ни малейшего впечатления на Майка Линдермана. Неужели в моей логике есть пробел?

— Ладно! — согласился вдруг Линдерман. — Давайте выпьем!

Мы вошли в гостиную.

Шон с радостным воплем кинулся к бару и с ликующим видом схватил свой пистолет:

— А вы разиня, Холман! Надо же бросить пушку на видном месте. Вы надеялись, что, как хозяин, не отойдете от бара. Не так ли?

Коротышка повертел в руках разряженную мной игрушку и возликовал еще больше:

— Это же мой пистолет, Майк! Из него вчера Холман прострелил у нас потолок.

— Дай его сюда! — Майк Линдерман требовательно протянул руку.

— Но ведь это мой пистолет! — удивился Шон. — Зачем он тебе?

— Ты слышишь меня? — рявкнул рыжий детина.

Шон с недовольным видом приблизился к Майку. Тот почти вырвал опасную игрушку из рук друга и сунул ее себе в карман.

— Не представите ли вы меня своим гостям, мистер Холман? — вежливый голос из дальнего кресла заставил обоих парней вздрогнуть и повернуться к говорившему.

Оба парня тупо уставились на Тео Альтмана. Молчание затянулось, и тот, чувствуя себя под их взглядами не слишком уютно, слегка приподнялся.

— Альтман?! — не то вопросительно, не то утвердительно выпалил Майк.

— Мы с вами где-то встречались? — Тео, по-видимому, решил, что вежливее будет подняться.

— Ты не ошибся, Майк? — возбужденно воскликнул Монахэн. — Выходит, мы их накрыли тепленькими! — он истерически захохотал. — Ну, теперь не отвертятся!

— Молчи! — рявкнул Майк на не в меру эмоционального дружка, а сам подвинулся ближе к Тео. — Меня зовут Майком Линдерманом, а это Шон Монахэн.

— Приятно познакомиться, — чуть наклонил голову Альтман. — Откуда же вы меня знаете?

— Обижаете, мэтр! Кто же не знает блестящего режиссера Тео Альтмана! — ехидно процедил Майк. — Альтмана-Истязателя. То-то мне послышался звук хлыста, когда мы вошли сюда. Не так ли, Шон?

— Мы с тобой эту сцену рисовали себе неправильно, — захихикал Монахэн. — Но теперь у нас есть возможность все начать сначала.

Альтман озадаченно уставился на друзей. Он понимал, что его опять разыгрывают, но не догадывался, в чем тут соль.

То ли еще будет! Я мог лишь посочувствовать. И, чтобы слегка разрядить обстановку, спросил, что каждый из моих гостей предпочел бы выпить. Майк поторопился ответить за всех сразу:

— Нам с Шоном скотч, а мистеру Альтману мартини — восемь к одному, и дольку лимона.

Глаза Тео тревожно забегали, но он не успел отреагировать на этот выпад. Вмешался Шон:

— Восхищаюсь изысканностью вкусов мистера Тео. Если джентльмен держит даму по полчаса в ванной, прежде чем допустить к себе, это впечатляет!

— Но как могли такие подробности… — растерялся мой первый и неожиданный гость. — Откуда вы знаете?

— Попытаюсь открыть вам глаза на происходящее, — решил все же вмешаться я. — Дело в том, Тео, что Майк одно время притворялся влюбленным в Флер Фалез. Когда она ответила взаимностью, он потребовал откровенности и стал выпытывать у нее подробности предыдущих любовных связей. Таким образом, получилось, что Майк задавал наводящие вопросы, а Шон Монахэн в соседней комнате записывал все признания на магнитофон. Потом эти парни вместе прослушивали записи и, думаю, покатывались со смеху…

— Кто вас дергает за язык, Холман? — грозно двинулся ко мне младший Линдерман.

Но я, не обращая внимания, продолжал:

— Так что настоятельно рекомендую вам, Тео, зажать свое самолюбие в кулак. Парни могут рассказать о любой интимной мелочи из вашей с Флер супружеской жизни. С подробностями!

— Разумеется! — подтвердил мои слова Майк. — Разве что нам не известны подробности вашей последней встречи с бывшей женой в Малибу. Во сколько вы оценили эту информацию, Истязатель?

Тео беспомощно взглянул на меня.

— Я просто хочу уточнить, сколько тысяч содрал с вас Терри Вуд за эти фотографии.

— Терри Вуд? — угрожающим тоном переспросил Альтман. — Вы только что спрашивали меня об этом человеке, Холман. И я объяснил, что впервые слышу о нем. Не так ли?

Лицо Тео постепенно становилось багровым от едва сдерживаемого бешенства:

— Этих парней я тоже никогда не встречал, а они знают о моей личной жизни слишком многое. Это что, продолжение заговора? Признайтесь же, Рик!

Но Майк опять успел опередить меня:

— Флер сама позвонила вам и назначила встречу на вершине скалы, не так ли? Вы не сумеете нам солгать, ведь ваш номер набрал я сам!

— Вы были в сговоре с Флер? — недоверчиво прошептал Альтман.

И вот тут у меня все сошлось!

— Я понял: вы не отдали отцу все пленки. Что-то еще осталось у вас, да? — спросил я в упор.

— Вы догадливы, Холман! — лицо Майка расплылось в довольной ухмылке. — С самыми лучшими записями мы не могли расстаться. Особенно часто включали рассказ о том, как этот вот тип умолял несравненную Флер похлестать его кожаным ремнем. А когда она отказывалась, рыдал, становясь на колени.

Тео из багрового стал фиолетовым. По-моему, он был на пределе. Я поторопился вмешаться:

— Значит, вы переписали нужные вам слова Флер с разных пленок на одну. Это кропотливая работа, но в общем-то не слишком сложная. Когда Альтман ответил по телефону, вы включили магнитофон. Прозвучала скомбинированная вами фраза Флер о приглашении на свидание, затем вы повесили трубку. Вот и весь трюк.

— Но зачем? — простонал Тео.

— Да такая была скучища… — вялым голосом протянул Майк. — А тут как-то вспомнилась добрая старушка Флер. Мы и подумали, что она сгодится еще разок для какой-нибудь хохмы. Вот и попытались запечатлеть для истории нежную встречу бывших любовников. Предложили Терри воспользоваться моментом и собственной фотокамерой, чтобы он мог еще и заработать на снимках.

— А как вы вызвали Флер?

Майк самодовольно хмыкнул:

— Да она по одному моему слову ринется хоть на край света. Я просто пообещал ей прийти вечером на то самое место.

— Но когда она сорвалась со скалы, все перестало быть шуткой, — напомнил я.

— Терри поздно вечером позвонил нам и сообщил, что затея не удалась: Флер оступилась и упала с обрыва. Когда ее вытащили, он успел щелкнуть всего один кадр. Я и предложил малышу Вуду продать этот снимок Блюму повыгоднее. Вот и все.

— Терри, конечно, солгал, — продолжал я рассуждать вслух. — Кто-то встречался с мисс Фалез на скале в тот вечер, и у фотографа был шанс сделать дорогостоящие фотографии. Он их сделал и пытался шантажировать пришедшего на роковое свидание. Тот понял, что нет никакого выхода, чтобы отвязаться от шантажиста, кроме убийства…

— Но-но, только не надо нам сказок, мистер Ищейка! — оборвал меня Линдерман. — Кормите ими моего старика, он поверит. Мы с Шоном раскусили вас уже давно: это вы ухлопали Вуда. Вот только нанял вас, как теперь выяснилось, не мой отец, а Истязатель.

— Признаться, я был польщен, когда Флер вспомнила обо мне и призналась, что нуждается в моей помощи, — все еще сдерживаясь, напряженно сказал Альтман. — Но вы с опозданием явились сюда, ребята. Я уже успел сообщить Холману, что не пошел на это свидание. Я просто спросил себя, нужно ли мне ворошить прошлое после стольких лет отчуждения… К тому же на указанное время у меня уже была назначена встреча, и я ее не отложил. Есть свидетели…

— Плевать мне на все ваши рассказы. Не выкручивайтесь! — рявкнул Майк.

— Вы что, не понимаете? — брызгал слюною Альтман, на которого вновь накатил приступ бешенства. — Я был в тот вечер на званом обеде и вернулся в полночь. Не верите мне — позвоните Майлсу Беннетту. Найдется дюжина свидетелей, что я не покидал его дом, черт возьми!

— Успокойте свои нервишки, приятель, — презрительно процедил Линдерман. — Мы и не собираемся привлекать к расследованию полицию. К чему нам она? Мы сами расквитаемся с вами за бедняжку Терри.

— Готовьтесь, Истязатель, получить компенсацию за то время, пока Флер не стегала вас кожаным ремешком, — расхохотался Монахэн, наступая на Тео. — Ничего особенного: потом небольшая госпитализация, возможно, с хирургическим вмешательством. Постарайтесь при этом получить кайф…

— Вы совершенно сошли с ума! — взвизгнул известный кинорежиссер, отступая к своему креслу. — Попробуйте только применить насилие — пожалеете! Я вооружен!

Правая рука Альтмана, нервно дергаясь, скользнула в карман пиджака, и он извлек пистолет.

— И что из того? Я тоже вооружен, — Майк спокойно достал разряженный пистолет Монахэна. — Вся разница в том, что у вас не хватит смелости выстрелить в меня, ну а для меня это не проблема!

Тео дрожащей рукою поднял пистолет:

— Не приближайтесь!

Признаться, я не ожидал услышать в голосе Истязателя такой неподдельный ужас.

— Всего-то и надо нажать на курок, — издевался Линдерман, подступая к Тео.

— Какого черта! — вмешался я. — Мне надоела эта инсценировка. Словно паршивый боевик по телевизору. Хватит! Мы могли бы сесть и спокойно поговорить.

— Убирайтесь, Холман! — рявкнул Майк. — Не то и вы попадете ко мне на мушку.

— Остановитесь же, пистолет не… — я не успел предупредить Майка, Тео Альтман закрыл глаза и выстрелил.

Пуля царапнула по поверхности моего мраморного стола и впилась в стенку. Трагедия разыгралась со скоростью взрыва, никто не успел вмешаться. Альтман открыл глаза и, увидев, что противник цел и невредим, облегченно выдохнул…

Но Линдерман, быстро сообразив, что Тео с первого раза промазал, решил, что тот сейчас повторит свой выстрел, поэтому, опережая противника, нажал на спусковой крючок. Щелчок пустого пистолета прозвучал неестественно громко, но никто не успел подумать о том, что пистолет может быть попросту не заряжен. Тео обвел обезумевшим взглядом присутствующих и, понимая, что спасен совершенно случайно, а сверхъестественный случай два раза не повторяется, поточнее прицелился в грудь Линдермана-младшего и, торопясь, разрядил пистолет.

Майк молча рухнул на пол, а Тео, взвывая от ужаса, опустился на колени рядом с трупом. Пистолет выпал из дрожащей руки.

— Нет! — заорал Монахэн. — Этого не может быть!

Я бросился к бару. По-моему, лишь хорошая порция спиртного могла привести их в чувство.

— Я не хотел убивать его! — простонал Истязатель, истерически всхлипывая и закрывая лицо руками. — Это… Это несчастный случай. Просто я испугался, что в следующий раз у него осечки не будет… — Голос его звучал плачем заблудившегося ребенка.

— Мы все понимаем, Тео, успокойтесь, — тихо проговорил я. — У вас как-никак имеются два свидетеля.

Режиссер с трудом поднялся с колен и вновь упал. На этот раз в кресло.

— Разумеется, мы свидетели, — скорбно подтвердил Монахэн.

— Я был единственным, кто знал, что в пистолете нет патронов. Но я не успел остановить вас обоих.

«Может, и не слишком старался сделать это?» — спросил я сам у себя, на секунду задумавшись. Но не стал продолжать неприятную мысль.

— Сначала это было всего лишь шуткой, розыгрышем, — медленно произнес Монахэн. — Но в какой-то момент все переменилось. Я не ожидал…

— Как бы то ни было, ничего изменить невозможно, — сурово заговорил я. — Необходимо вызвать полицию и толково все объяснить. Иного пути я не вижу.

Обезумевшие, залитые слезами глаза Истязателя с мольбою уставились на меня:

— Но вы ведь только что пообещали подтвердить, что я никого не хотел убивать!

— Вот именно, Тео. — Я с трудом остановил себя, чтобы не двинуть кулаком ему в рожу. — С этим не должно быть особых проблем. Мы ведь видели, что это была самооборона. И только.

— Значит, мы сообщим полиции правду?

— Как хотите, — развел я руками. — Если вы не возражаете против того, чтобы магнитофонные пленки с признаниями Флер о вашей семейной жизни стали достоянием гласности, я возражать не буду.

— О, нет! — всхлипнул Тео. — Я не хотел бы этого.

— Я тоже не намерен вляпываться в дело с магнитофонными пленками. Надеюсь, и вы тоже, Холман? — Монахэн с тревожным видом уставился на меня.

— Тогда мы должны придерживаться одной версии. — Мне пришлось импровизировать на ходу: — Вы скажете, что враждовали с младшим Линдерманом из-за Флер Фалез. Она была одно время вашей женой, и вы ее все еще любите. Поэтому роман с Майком вас раздражал. Ведь вы, как известно, ревнивы! А тут еще Флер объявила, что готова выйти замуж за Линдермана-младшего. Вы решили вмешаться…

Я резко повернулся к Монахэну и спросил:

— На какие доходы существовал ваш друг? Он имел свое дело или тянул денежки со старика?

— Когда Майку исполнился двадцать один год, отец учредил для него какой-то трест, в котором сын числился и получал зарплату. Правда, старик все время грозился аннулировать эту контору…

— Вот и прекрасно! — обрадовался я. — Вы сообщили как раз то, чего нам недоставало. Значит, так, Тео: вы пригрозили Майку, что сообщите отцу о распутных похождениях сына, если Майк не оставит в покое Флер. Дошло до взаимных угроз. И ваши друзья (это, разумеется, я и Шон) попытались уладить конфликт миром. Встреча, на которой должно было произойти примирение, состоялась у меня дома. Майк и Монахэн пришли первыми. Я заметил, что карман последнего сильно отвисает, и убедился, что в нем пистолет. Мне удалось убедить друзей отдать мне оружие. Затем я на всякий случай разрядил пушку Монахэна и бросил пустой пистолет на стойку бара. Когда пришел Тео, все наши с Шоном попытки примирить соперников не увенчались успехом. Ссора разгоралась с новой силой. Вы начали орать друг на друга.

Альтман слушал внимательно и кивал головой, соглашаясь.

— Затем Майк схватил пистолет, — продолжал я, — зная, что в нем нет патронов. Но ведь вы об этом не знали! Майк собирался просто припугнуть вас, Тео, но вы подумали, что он готов убить вас. Когда случилась осечка (вернее, вы подумали, что это осечка и следующим выстрелом Майк непременно прикончит вас), вы выхватили свой пистолет. Уточняю: это случилось лишь после того, как Майк нажал на спусковой крючок. Мы с Шоном не успели ничего предпринять, ведь события развивались молниеносно. Вы были в состоянии аффекта и не помните, сколько раз выстрелили из собственного оружия, защищаясь. Понятно?

— Прекрасно, Холман! Полиция клюнет на этот рассказ, — оживился Монахэн.

— Действительно, это мерзко, — скривился я, как от зубной боли. — Вот только иного выхода у нас нет. Мы должны повторять одну и ту же версию. Опровергнуть ее могла бы сейчас лишь Флер Фалез. Но ее врач не подпустит никого к своей пациентке. Так что у нас с вами, друзья по несчастью, есть шанс выкрутиться.

— Вы так думаете? — неуверенно произнес Альтман.

— Думаю, что многое будет зависеть от ваших актерских способностей. Постарайтесь правдивее плакать, Тео. Ваши настоящие слезы помогут нам, когда сюда нагрянет полиция.

С этими словами я двинулся к телефону.

Глава 8

На моих часах было почти половина десятого, когда я поднимался в лифте на одиннадцатый этаж особняка «Уиндзор Армз». Казалось, разбирательство с полицейскими никогда не кончится. Тео, как я и предвидел, оказался на высоте. Когда лейтенант приступил к первоначальному допросу, Альтман закатил настоящую истерику. Он рыдал, как обезумевший, что явно произвело впечатление на простые души копов. Тео не забыл ни одной детали из того, о чем мы условились. Ничего ни разу не перепутал. Монахэн был немногословен, но тоже точен.

Лейтенант полиции на прощание уточнил у меня, где он может найти мисс Фалез. Я поспешил назвать адрес, а затем, как бы между прочим, упомянул, что лейтенанту лучше всего начать с беседы с доктором Калпеппером. Он не слишком обрадовался такой перспективе. На этом мы и расстались. У меня были все основания считать, что неприятное для меня дело через пару дней закроют.

Лифт остановился, и вскоре я очутился в знакомом большом кабинете. Комната тонула в полумраке. Но вглядевшись, я различил струйку сигаретного дыма, тянувшуюся прямо вверх, и уверенно шагнул к одному из кожаных кресел.

— Уверен, вы догадались, что я не уйду из конторы, не дождавшись вашего сообщения, — произнес приглушенный усталый голос. — Но вы могли бы просто связаться со мною по телефону, мистер Холман.

— Я пришел лично сказать вам, мистер Линдерман, что ваш сын погиб.

Молчание длилось достаточно долго. Я успел прикурить сигарету. Наконец из кожаного кресла донеслось:

— Расскажите, как он умирал.

— Несколько пуль попали в него с близкого расстояния, но он до последнего момента не ожидал, что такое случится.

— Стреляли вы?

— Нет, не я. Случилось непредвиденное. Никто не стремился сознательно убить Майка, даже тот, кто стрелял. Просто произошло несчастье…

— Я могу знать подробности?

— Разумеется!

Он имел на это право. И я постарался не упустить ни одной мелочи. Когда окончил рассказ, мертвая тишина заполнила все уголки кабинета.

— Вы сделали все, что могли, мистер Холман. Я не осуждаю вас, — холодно произнес Линдерман-отец.

— К сожалению, я знаю, что сделал еще не все.

— Не понимаю вас, — вяло проговорил он.

Мне пришлось подойти к выключателю и щелкнуть им. Тени быстро исчезли под мебелью. Я повернулся к хозяину кабинета и с трудом узнал его. Лицо Харви Линдермана напоминало застывшую белую маску. Кажется, он не замечал меня.

— Когда Майк и Шон увидели Тео Альтмана у меня в гостиной, они были ошарашены, — рассуждал я вслух, как будто бы сам с собою. — Впрочем, они быстро пришли в себя и объявили, что теперь, наконец, понимают истинное положение вещей.

— Не слишком понимаю, о чем это вы? — равнодушно произнес Линдерман.

— Узнав из газет, что их партнер Терри Вуд зверски убит, парни сообразили, что фотограф их просто надул, когда убедил, что в тот роковой вечер на вершине скалы была одна Флер. Кто-то пришел на назначенное свидание. Снимки, по-видимому, были сделаны, но Терри не решился отдать их Майку просто так, для смеха. Фотограф понял, что они могут быть проданы за хорошие деньги. По-видимому, он самостоятельно предпринял попытку шантажа, за что и был убит. Я все это так понимаю.

Ответом мне было молчание. Поэтому я решил продолжить:

— По-моему, Майк и Шон тоже об этом догадывались. Когда они ввалились ко мне, оба были убеждены, что убийцей фотографа являюсь я, а наняли меня вы. Когда же в моей гостиной неожиданно для парней оказался Альтман, они вдруг резко переменили свое мнение, считая, что меня на роль убийцы нанял действительно он.

— Ну и что из того? Объясните мне!

— Если бы они прокрутили смонтированную пленку только одному человеку, у них не возникло бы сомнений, кто приходил на свидание, кого заснял Терри Вуд и кто в конечном счете был заинтересован в его убийстве.

— Надеюсь, Шон Монахэн признался, кому, кроме Альтмана, они подсунули свою звуковую фальшивку?

— Я об этом Шона не расспрашивал. И без того ясно, что это были вы, мистер Линдерман.

— Ошибаетесь, молодой человек. Я — Страуберг, — глухо произнес мой собеседник.

— Но ведь это ничего не меняет… По-видимому, вы часто слушали пленки, которые отобрали у Майка. Голос Флер очаровал вас? Вы влюбились в нее?

— Сейчас это уже не имеет никакого значения… Выходит, я плохо знал собственного сына, если поверил, что он отдал мне все записи. Глупо, конечно, теперь сожалеть об этом!

— Что же все-таки произошло на скале? Не расскажете?

Он вдруг оживился:

— Конечно же, я не заподозрил, что меня разыграли по телефону… Голос Флер мне показался более взволнованным, чем обычно. Она призналась, что у нее какие-то неприятности и она ни к кому, кроме меня, не может обратиться за помощью. Флер просила не звонить ей домой, чтобы не вызывать подозрения у домашних, а прийти вечером на вершину скалы в Малибу.

Он помолчал.

— Ребята, по-видимому, потратили много времени, чтобы подобрать и смонтировать все это так правдоподобно… Представьте себе, Холман, как я был рад! Ведь она совсем недавно слышать меня не хотела, когда я пытался открыть ей глаза на истинные намерения Майка. А тут… Неужели оценила мою искренность, и я могу рассчитывать на взаимность? Я прибежал на свидание, как влюбленный мальчишка. Даже дождя не замечал! И вот — ее шаги приближаются, знакомый силуэт… Она бросилась в мои объятия, прижалась ко мне и, запыхавшись, проговорила, что безмерно счастлива, что я опять к ней вернулся. Стала умолять о том, чтобы я никогда больше не покидал ее. И в следующий момент произнесено было имя моего сына. Я все понял и отшатнулся. Она разглядела меня в тусклом вечернем свете и тоже отпрянула назад. По-видимому, Флер поскользнулась на мокрой траве и потеряла равновесие. Меня оглушил ее громкий крик при падении и ослепили вспышки. Я не мог понять: это молнии или адский огонь. Все смешалось. Я только что собственными руками оттолкнул от себя женщину, которой дорожил больше всего в жизни, и она сорвалась в пропасть. Я — убийца! Это единственное, что до меня дошло. Я решил, что вспышки — это божье проклятие. И, ожидая немедленной кары за преступление, я кинулся, не разбирая дороги, к своей машине. В том, что Флер разбилась о скалы, я ни на мгновение не сомневался.

Линдерман вновь замолчал, уставившись в одну точку тяжелым взглядом.

— А что же успел снять фотограф?

— Знаете, я ведь не сразу понял, что это была фотосъемка! Только, когда получил по почте фотографии, сообразил, какова была природа адских огней, что испугали меня на скале. Я так и не смог подробно рассмотреть снимки. Ненависть — на моем лице, ужас — на ее лице, тот же ужас, охвативший меня после ее падения… Ни один человек не имеет права видеть лицо себе подобного в таких критических обстоятельствах. А какой-то праздношатающийся бездельник готов вытащить все это на потеху публики. Разве я мог допустить такое?

— Вы созвонились с Терри Вудом и договорились встретиться, чтобы оговорить условия сделки.

— Да, я приехал к нему на квартиру, но поговорить о цене мы не успели…

— Каким же тупым предметом вы воспользовались?

— Фотокамерой. Ничего другого как-то не подвернулось под руку. Затем я уничтожил найденные негативы и снимки, а камеру забросил по дороге домой в какой-то разбитый автомобиль на свалке металлолома.

— Что же будет теперь, мистер Линдерман?

— А разве существуют какие-либо проблемы? — он с удивлением взглянул на меня, выпустив струйку дыма. — Думаю, полицейские приняли к сведению вашу версию, и она устроила их, не так ли?

— Проблемы у нас с вами все те же, мистер Линдерман. И они не могут исчезнуть.

— Но почему? Даже если вы расскажете в полиции правду, вам никто не поверит. Я не признаюсь ни в чем.

— Шон Монахэн знает, что запись голоса Флер они с Майком прокрутили вам и Альтману. У Альтмана стопроцентное алиби на тот вечер. А, кроме всего прочего, Флер, когда ее перестанут пичкать успокаивающими препаратами, придет в себя, отдохнет и вспомнит, кто приходил на скалу.

— Мистер Холман, не могли бы вы назвать сумму денег, которая бы заинтересовала вас на данном этапе расследования? И не стесняйтесь, пожалуйста. К любой названной вами сумме я готов прибавить два нуля…

— Щедро! Я польщен вашим предложением, мистер Линдерман. К сожалению, в данном конкретном случае деньги меня не интересуют. Впрочем, это редчайший случай!

— В таком случае я выбираю то единственное, что мне остается. Как вы считаете, сколько у меня еще времени?

— Совсем немного, — пробормотал я не слишком уверенно.

— До утра?

Я молча кивнул.

— Пожалуй, вы тоже щедры, мистер Холман. Мне не надо так много, — он странно хихикнул и убрал правую руку с подлокотника. Тускло мелькнул пистолет. — Когда вы не позвонили мне, я понял, что все произошло не так, как хотелось бы, и приготовился… Впрочем, мысль о том, чтобы убить вас, когда вы открыли мою тайну, я вовремя отогнал. Это ничего не меняет. Ни-че-го…

Он докурил, не спеша раздавил окурок в пепельнице и обернулся ко мне:

— Простите меня, мистер Холман, что я не стану вас провожать. Прощайте!

— Прощайте, мистер Линдерман, — раскланялся я. — Мой дружеский привет мистеру Страубергу. Надеюсь, вы с ним вскоре увидитесь!

Дверь лифта бесшумно захлопнулась за моей спиной. Я слегка помедлил, прежде чем нажать кнопку с надписью «Вестибюль». Со стороны просторного кабинета с большими кожаными креслами раздался приглушенный выстрел. Лифт двинулся с места, и больше я уже ни к чему не прислушивался.

Проходя через вестибюль, я вспомнил вдруг о блондинке с медовыми волосами и поспешил разыскать телефон-автомат. Дом на Малибу долго не отвечал, затем я, наконец, услышал, что сняли трубку.

— Извините за поздний звонок. Это Рик Холман.

— Здравствуйте, мистер Холман. Слушаю вас.

— Нельзя ли позвать к телефону мисс Доннер?

— Сожалею, сэр! Сегодня утром доктор Калпеппер объявил, что состояние мисс Фалез улучшилось, и предписал ей немедленно отправиться в санаторий. После обеда они с мисс Доннер оставили нас.

— А когда вернется мисс Доннер?

— Примерно через неделю.

Этот ответ вконец расстроил меня. Возвращаться домой в Беверли-Хиллз в одиночестве не хотелось. Слишком свежа была память о безобразной сцене со стрельбой в моей гостиной. Думать о Майке Линдермане, распластавшемся на полу, либо об отце его, застывшем в собственном кресле с дыркой в виске, было выше моих сил. Но идти никуда не хотелось, и я свернул к дому.

Конечно, бурбон со льдом в высоком прозрачном стакане мог слегка скрасить жизнь. Мне этого явно недоставало.

Стараясь не думать о Линдерманах, я все-таки мимоходом отметил, что Майк, к счастью, не пролил на мой ковер ни капли своей сатанинской крови. Поздравив себя с таким практическим, если не сказать бессердечным наблюдением, я тупо вернулся к бару. Оставалось только основательно напиться…

Не знаю, долго ли звонили в мою дверь. Я просто не сразу поверил, что это ко мне. Неужели теряю рассудок? Или, может быть, в Беверли-Хиллз материализовался какой-либо призрак? Я распахнул дверь.

Блондинка с прической, закрепленной лаком для волос, быстро прошмыгнула мимо меня в комнату. Ее темные очки недоброжелательно уставились на меня:

— Я пришла высказать вам все, что думаю о вас вместе с вашим дурацким бредом о китайских философах, австрийских аристократах и люстрах, на которых они все вместе время от времени раскачиваются.

Поторопившись запереть входную дверь, я повернулся к Полин и спросил самым невинным тоном:

— Разве я не помог вам выпутаться, подбросив Джорджу китайский след?

— Все, что угодно, но только бы не это, Рик! — возмутилась она. — Я могла бы вернуть свой утраченный имидж милого несовершеннолетнего ребенка, если бы очень постаралась. Понимаете? Но вы лишили меня и этого последнего шанса! Вы и этот ваш не в меру болтливый язык. Ну кто вас просил вывалить на Джорджа какой-то китайский бред?

— У него что, аллергия на китайских философов?

— Гораздо хуже! У него аллергия на китайских коммунистов, а с ними и на все китайское.

— И какое же это имеет отношение к вам?

— Ну как же! Как я ни пыталась по вашему совету убедить своего босса, что ни разу в жизни не прикоснусь больше ни к одной книжке, он и слушать ничего не хотел. Бедняжка Джордж вообразил, что я насквозь отравлена идеологией китайских коммунистов, раз добралась уже и до китайских философов. Он орал, выбрасывая мой чемодан за дверь, что может позволить себе все, что угодно, кроме всего одной-единственной вещи: его кристальная совесть не позволяет ему пользоваться услугами малолетней коммунистки. А вы же знаете, что, если Джордж что-нибудь вобьет себе в голову, это навечно!

— Вам необходимо замочить свои неприятности, — бодро провозгласил я. — С чего начнем?

— Налейте мне то, что и себе. Такую же порцию. Или побольше…

Протягивая ей суровый мужской напиток, я нерешительно поинтересовался:

— Чем же вы теперь станете заниматься, Полин?

— Я готова пойти к вам в компаньоны, — спокойно сказала девушка. — Если мне память не изменяет, вы мне не так давно предлагали сотрудничество. Ладно, пусть будет пятьдесят на пятьдесят. Согласна при этом быть мозговым центром. Не возражаете?

Я поперхнулся.

— Куда же вы денетесь, Рик? — продолжала она. — Лишь вы один виноваты в том, что провалилась моя карьера у Джорджа.

Что я мог сказать в свое оправдание?!

— Ну ладно, — пробормотал я, — мы как-нибудь это обсудим…

— Утром за ланчем? — уточнила она.

— А что, вы собираетесь здесь ночевать?

— Мне идти больше некуда.

— Что ж, — вздохнул я, — спальня ваша, а я устроюсь в комнате для гостей.

Черные очки уставились на меня, как будто бы я сморозил чудовищную глупость. Затем Полин ленивым жестом сняла их и оставила на стойке бара. Здоровый глаз дразняще смотрел на меня.

— Не сомневаюсь в вашей сообразительности, дорогой шеф. Ну, а вашу тупость мы преодолеем совместными усилиями.

— О чем это вы? — пробормотал я.

— Начнем сеанс преодоления тупости! — объявила блондинка и решительно повернулась ко мне. — Рик, не могли бы вы поуютнее устроиться на диване? И не забудьте прихватить с собой свой бурбон.

Я повиновался.

Она отпила очередной глоток из своего стакана и, оставив выпивку, подошла поближе.

— Смотрите же!

Сначала ее жакет полетел на пол. Потом куда-то исчезла полупрозрачная блузка. Черный бюстгальтер и юбка испарились одновременно. Остались лишь черные трусики, и они завораживали. Она не торопилась проделать с ними такой же фокус, как со всем остальным.

— Вы еще не раздумали отправляться дрыхнуть в комнату для гостей, мой милый? — проворковала она. — Впрочем, выбор — ваша привилегия. Мы же условились: пятьдесят на пятьдесят?

— Какие еще в данном случае пятьдесят? — не понял я.

— Любые, — расхохоталась Полин. — Учитывая, что мы теперь компаньоны, напоминаю, что пятьдесят процентов меня — ваши! А какие именно пятьдесят, решайте сами, Рик! — Ее крепкие упругие груди соблазнительно качнулись и агрессивно нацелились на меня.

— До чего ж хорошо, когда в доме есть комната для гостей! — вдохновенно воскликнул я. — В любой момент туда можно сплавить неожиданного гостя, в то время как мы, компаньоны, будем заняты совершенствованием своих партнерских отношений в спальне. Я уже излечился от тупости, не так ли, Полин?

— О, как я рада этому! Но прежде, чем мы займемся усовершенствованием партнерства, я хотела бы кое-что уточнить.

— Пожалуйста, спрашивайте.

Озорной глаз подмигнул мне, намекая на что-то почти забытое:

— Скажите на всякий случай, а сколько люстр в вашей спальне?