Ловушка для дьявола

Глава 1

Среда, 26 декабря, обеденное время

– Когда-то я был женат на женщине из Суонси[1], – говорит Мервин Коллинз. – Она была рыжей. Полностью.

– Ясно, – кивает Элизабет. – Похоже, будет целая история?

– История? – Мервин качает головой. – Нет, мы развелись. Вы же знаете женщин.

– Мы действительно их знаем, Мервин, – подтверждает Джойс, нарезая йоркширский пудинг. – Еще как.

Настает неловкая пауза. Элизабет отмечает, что это далеко не первая пауза за время трапезы.

Сегодня День подарков, и вся банда с примкнувшим к ним Мервином собралась в ресторане Куперсчейза. У всех на головах цветастые бумажные короны из рождественских крекеров[2], которые Джойс принесла с собой. Корона Джойс слишком велика и то и дело грозит превратиться в повязку на глазах. Корона Рона слишком мала, и розовая гофрированная бумага растянута у него на висках.

– Вы уверены, что мне не удастся соблазнить вас глотком вина, Мервин? – спрашивает Элизабет.

– Алкоголь во время обеда? Нет, – отвечает Мервин.

Рождество банда провела порознь. Нельзя не признать, что праздник Элизабет дался нелегко. Она надеялась, что этот день разожжет искру, которая придаст сил ее мужу Стефану, немного прояснит ему голову, подпитает воспоминаниями о прежних днях Рождества. Однако нет. Рождество теперь для Стефана ничем не отличается от любых других дней. Пустая страница в конце старой книги.

Элизабет содрогается при мысли о предстоящем годе.

Они заранее договорились встретиться в ресторане на обеде в честь Дня подарков. В последнюю минуту Джойс попросила разрешения пригласить Мервина присоединиться к ним. Он живет в Куперсчейзе уже несколько месяцев и до сих пор изо всех сил пытается завести друзей.

– Он совсем один провел Рождество, – сказала Джойс, и все согласились, что пригласить его было бы уместно.

– Сделаем человеку приятно, – откликнулся Рон, а Ибрагим добавил, что, если Куперсчейз для чего-то и нужен, так это для того, чтобы никто не чувствовал себя одиноким в Рождество.

Элизабет со своей стороны поаплодировала душевной щедрости Джойс, отметив про себя, что Мервин – при определенном освещении, конечно, – обладал той мужской привлекательностью, которая так часто обезоруживает Джойс. У него грубоватый валлийский акцент, темные брови, усы и серебристо-седые волосы. Элизабет уже научилась отличать любимый типаж Джойс, к которому, кажется, относится всякий мужчина с «благообразно мужественной» внешностью.

– Он похож на злодея из мыльной оперы, – вынес свой вердикт Рон, и Элизабет охотно с ним согласилась.

До этих пор они пытались разговорить Мервина темами о политике («Я в этом ничего не понимаю»), телевидении («Бессмысленная штука») и браке («Когда-то я был женат на женщине из Суонси» и так далее).

Приносят еду Мервина. Он отказался от традиционной индейки, и на кухне согласились специально для него приготовить норвежских омаров с отварным картофелем.

– Вижу, ты любишь омаров, – говорит Рон, указывая на тарелку Мервина.

Элизабет отдает должное Рону: он хоть как-то пытается помочь.

– По средам я ем омаров, – соглашается Мервин.

– А сегодня среда? – удивляется Джойс. – Всегда сбиваюсь перед Рождеством. Никогда не помню, какой это день недели.

– Сегодня среда, – подтверждает Мервин. – Среда, 26 декабря.

– А вы знали, что норвежского омара еще называют «дублинской креветкой»? – спрашивает Ибрагим, увенчанный модно съехавшей набок бумажной короной. – А иногда – «морской колбасой».

– Да, я, конечно же, это знаю, – отвечает Мервин.

В прежние годы Элизабет доводилось раскалывать орешки и покрепче Мервина. Как-то раз ей пришлось допрашивать советского генерала, который за три с лишним месяца плена не произнес ни единого слова. Уже через час генерал пел вместе с ней песни Ноэла Кауарда. Джойс «окучивает» Мервина последние несколько недель – с тех пор как завершилось дело Бетани Уэйтс. Пока она узнала только то, что он работал директором школы, был женат, завел третью собаку и что ему нравится Элтон Джон. В общем, не так уж много.

Элизабет решает, что пора брать быка за рога. Иногда приходится делать больно, чтобы вернуть пациента к жизни.

– Итак, если отставить в сторону нашу таинственную подругу из Суонси, Мервин, как у вас в целом дела на личном фронте?

– У меня есть возлюбленная.

Элизабет видит, как Джойс едва заметно приподнимает бровь.

– Рад за тебя, – говорит Рон. – Как ее зовут?

– Татьяна, – отвечает Мервин.

– Красивое имя, – вступает Джойс. – Но почему я впервые о ней слышу?

– Где она празднует Рождество? – спрашивает Рон.

– В Литве, – говорит Мервин.

– Жемчужина Балтики, – замечает Ибрагим.

– Получается, мы ни разу не встречали ее в Куперсчейзе, не так ли? – спрашивает Элизабет. – С тех пор как вы здесь поселились.

– У нее отобрали паспорт, – отвечает Мервин.

– Господи! – восклицает Элизабет. – Какое несчастье! И кто же его отобрал?

– Власти, – отвечает Мервин.

Рон качает головой:

– Похоже на правду. Черт бы побрал эти власти.

– Вы, должно быть, ужасно по ней скучаете, – говорит Ибрагим. – Когда виделись с ней в последний раз?

– Пока что мы с ней не виделись, – отвечает Мервин, соскребая соус тартар с омара.

– Вы не виделись? – удивляется Джойс. – Весьма необычно.

– Просто не повезло, – поясняет Мервин. – Сначала у нее отменили рейс, потом украли наличные, а теперь еще и эта история с паспортом. Путь истинной любви никогда не бывает гладким.

– Действительно, – соглашается Элизабет. – Никогда.

– Но все-таки, – говорит Рон, – как только ей отдадут паспорт, она прилетит?

– Таков план, – кивает Мервин. – Все под контролем. Я выслал ее брату немного денег.

Банда переглядывается, пока Мервин ест омаров.

– Кстати, Мервин, – начинает Элизабет, слегка поправляя свою бумажную корону, – сколько вы ему отправили денег? Тому самому брату.

– Пять тысяч, – отвечает Мервин. – В общей сложности. В Литве ужасная коррупция. Все друг друга подкупают.

– Никогда о таком не слыхала, – говорит Элизабет. – В Литве я хорошо провела немало времени. Бедная Татьяна. А те наличные, которые у нее украли? Они тоже были от вас?

Мервин кивает:

– Я их выслал, а таможенники их украли.

Элизабет наполняет бокалы друзей.

– Что ж, будем с нетерпением ждать встречи с ней.

– С огромным нетерпением, – соглашается Ибрагим.

– Хотя я тут подумала, Мервин, – говорит Элизабет, – когда в следующий раз она свяжется с вами и попросит денег, возможно, вам стоило бы сообщить мне? У меня обширные связи, я смогу помочь.

– Правда? – оживляется Мервин.

– Конечно, – отвечает Элизабет. – Дайте мне знать. Прежде чем вам снова не повезет.

– Спасибо, – откликается Мервин. – Она многое для меня значит. Спустя столько лет на меня хоть кто-то обратил хоть какое-то внимание.

– Однако за последние несколько недель я испекла для вас много пирогов, – замечает Джойс.

– Знаю, знаю, – говорит Мервин. – Но я имел в виду внимание романтического свойства.

– Простите, виновата, – ворчит Джойс, и Рон выпивает, чтобы подавить смех.

Мервин – странный человек, но в последнее время Элизабет просто учится плыть по течению жизни.

Фаршированная индейка, воздушные шарики и бумажные гирлянды, крекеры и шляпы. Бутылка хорошего красного и играющие на заднем плане популярные песни – вероятно, рождественские, как подозревает Элизабет. Дружба и Джойс, безуспешно флиртующая с валлийцем, который, судя по всему, стал жертвой довольно серьезного международного мошенничества. Элизабет знавала и куда более скверные способы провести рождественские каникулы.

– Что ж, с Днем подарков, – говорит Рон, поднимая бокал.

Все присоединяются к тосту.

– И отдельно для вас, Мервин, счастливой среды 26 декабря, – добавляет Ибрагим.

Глава 2

В обычных обстоятельствах Митч Максвелл находился бы за миллион миль отсюда во время разгрузки товара. Зачем рисковать и приезжать на склад, пока там есть наркотики? Однако это не обычная партия товара – по вполне понятным причинам. И чем меньше вовлечено людей, тем лучше, учитывая текущее состояние дел.

Он перестает барабанить пальцами лишь тогда, когда принимается грызть ногти. Он не привык нервничать.

Кроме того, сегодня День подарков, в который Митчу совсем не хотелось оставаться дома. И даже не стоило, честно говоря. Дети вчера совершенно расшумелись, а вдобавок ко всему он подрался с тестем в процессе выяснения, где еще они могли видеть одного из актеров рождественского эпизода сериала «Вызовите акушерку». Теперь тесть лежит в больнице Хемел Хемпстед с переломом челюсти. По непонятным причинам жена и теща обвинили в этом Митча, поэтому он рассудил, что береженого бог бережет и поездка за сто миль в Восточный Сассекс с целью лично проконтролировать дела может стать удобным поводом побыть подальше от дома.

Митч здесь для того, чтобы обеспечить выгрузку одной простой шкатулки с героином стоимостью в сто тысяч фунтов стерлингов из машины, которую только что доставил паром. Не сказать, что великая ценность, но смысл здесь совершенно в другом.

Груз успешно прошел таможню. А это главное.

Склад располагался примерно в пяти милях от южного побережья – в беспорядочно застроенной промышленной зоне, некогда представлявшей собой сельскохозяйственные угодья. Сотни лет назад здесь, вероятно, были амбары и конюшни, росли кукуруза, ячмень и клевер, цокали лошадиные копыта, а теперь на том же самом месте стоят здания складов из гофрированного железа с побитыми кое-где окнами и старенькие вольво. Древние скрипучие кости Британии.

Весь участок целиком обнесен высоким металлическим забором, предохраняющим от мелких воров, в то время как настоящие злодеи занимаются своими злодейскими делами внутри периметра. Склад Митча украшен алюминиевой вывеской «Логистические схемы Сассекса». По соседству, в другом гулком ангаре, можно обнаружить ООО «Транспортные решения будущего» – подставное юридическое лицо для перепродажи угнанных автомобилей представительского класса. Слева стоит простой модульный вагончик без вывески на двери, где сидит женщина, с которой Митчу еще предстоит пообщаться, но, судя по всему, там продают запрещенные вещества и поддельные паспорта. В дальнем конце промзоны расположены винодельня и склады с вывеской «“Брамбер” – лучшее английское игристое вино», которое, как недавно с удивлением обнаружил Митч, в самом деле там производится. Брат и сестра, владеющие винодельней, были так любезны, что подарили всем соседям по ящику вина на Рождество. Оно оказалось лучше шампанского и в какой-то степени стало причиной кулачной драки с тестем.

Митч не знал, подозревали ли брат с сестрой из «Игристых вин “Брамбер”», что они в этом комплексе единственная законная компания. Но поскольку однажды он увидел, как брат не моргнув глазом купил арбалет в «Транспортных решениях будущего», определенный здравый смысл был им не чужд. Митч заподозрил, что на английском игристом вине можно неплохо зарабатывать, и даже стал подумывать об инвестировании. Но в конце концов так и не решился, поскольку неплохо зарабатывать он может и другими способами, да и вообще – иногда стоит продолжать заниматься тем, что получается лучше всего. Однако теперь он начинает пересматривать свои принципы ввиду катастрофически накапливающихся проблем.

Двери склада закрыты, а задний борт грузовика, наоборот, открыт. Двое мужчин – точнее, мужчина и мальчик – выгружают горшки с цветами. Минимально возможная команда. Ситуация складывается неудачно, так что Митч уже велел им разгружаться с предельной осторожностью. Конечно, самый важный груз – маленькая шкатулочка, запрятанная глубоко среди поддонов, но это не значит, что они не смогут заработать хоть сколько-то на горшках с цветами. Митч сбывает их садоводческим магазинам по всему юго-востоку – это неплохой законный бизнес. Но за треснувший горшок платить никто не станет.

Героин спрятан в маленькой терракотовой коробочке, которая сделана так, чтобы выглядеть старой, как какой-нибудь потрепанный садовый хлам, – на случай, если кто-нибудь захочет сунуть нос не в свои дела. Ничего особенного – всего лишь скучное уличное украшение. Это их обычная схема. Где-то на ферме в Гильменде[3] героин поместили в шкатулочку, и она была плотно запечатана. Один человек из организации Митча (короткую соломинку в этот раз вытащил Ленни) слетал в Афганистан, чтобы проследить за процессом, а заодно убедиться, что товар чистый и никто не пытается их обдурить. Затем терракотовый контейнер под присмотром Ленни попал в Молдову – в город, где умели не лезть в чужие дела, – и оказался среди сотен цветочных горшков. После этого его провез через всю Европу человек по имени Гарри – бывший тюремный сиделец, которому терять было особо нечего.

Митч сидит в офисе, на грубо выстроенном антресольном этаже в дальнем конце склада, и чешет татуировку «Бог любит старательных» у себя на руке. «Эвертон»[4] проигрывает «Манчестеру» со счетом 2:0, что неизбежно, но все равно бесит. Однажды Митчу предложили присоединиться к консорциуму по приобретению футбольного клуба «Эвертон». Заманчиво, конечно, владеть частью клуба своего детства – да и страстью всей жизни, в общем-то, – но чем глубже Митч вникал в нюансы футбольного бизнеса, тем больше укреплялся в прежнем убеждении, что бросать свое дело пока, наверное, не стоит.

Митчу приходит сообщение от жены:

Возможно, для кого-то это фигура речи, но только не для тестя Митча – главаря одной из крупнейших банд Манчестера, который однажды подарил Митчу на Рождество полицейский электрошокер. Так что надо быть с ним поосторожней. Но разве не всем приходится держать ухо востро с родственниками? Впрочем, Митч уверен, что ничего плохого с ним не случится, – ведь его брак с Келли стал любовью, которая победила все. Они как Ромео и Джульетта, объединившие Ливерпуль и Манчестер. Митч отвечает СМС:

Раздается глухой стук в хлипкую дверь, и в кабинет входит его заместитель Дом Холт.

– Всё норм, – докладывает он. – Горшки выгружены, шкатулка в сейфе.

– Спасибо, Дом.

– Хочешь посмотреть? Ох и уродливая штука!

– Спасибо, нет, – отвечает Митч. – Я и так к ней ближе, чем хотелось бы.

– Тогда пришлю фотку, – говорит Дом. – Тебе точно стоит это увидеть.

– Когда отправим ее дальше?

Митч чувствует, что расслабляться пока рано. Но, с другой стороны, больше всего его волновала таможня. Надо думать, теперь они в безопасности? Что может пойти не так?

– В девять утра, – говорит Дом. – Магазин откроется в десять. Я пошлю пацана.

– Толковый паренек, – замечает Митч. – Куда он отправится? В Брайтон?

Дом кивает:

– Там есть антикварный магазин. Его держит старикан по имени Калдеш Шарма. Он не из наших обычных, но единственный, кто работает в рождественские праздники. Проблем возникнуть не должно.

«Манчестер» забивает третий гол, и Митч кривит лицо. Он выключает айпад – к чему длить эти мучения?

– Тогда не буду мешать. Лучше поеду домой, – говорит Митч. – Кстати, твой парень мог бы украсть «Рейнджровер», припаркованный у «Игристых вин», и перегнать его ко мне в Хартфордшир?

– Без проблем, босс, – отзывается Дом. – Ему только пятнадцать, но эти современные штуки давно умеют ездить сами. Шкатулку я тогда отнесу сам.

Митч покидает склад через пожарный выход. Его не видел никто, кроме Дома и этого пацана. Но поскольку они с Домом вместе учились в школе (и были исключены практически одновременно), то беспокоиться не о чем.

Дом переехал на южное побережье лет десять назад – после того как поджег склад, который не следовало поджигать. Теперь он контролирует всю логистику Нью-Хейвена. Очень удобно. Здесь, кстати, тоже есть хорошие школы, так что Дом счастлив. Его сын недавно поступил в Королевскую балетную школу. Все складывалось прекрасно. До последних нескольких месяцев. Но они всё решили. При условии, что на этот раз что-нибудь не сорвется. Пока дело идет хорошо.

Митч расправляет плечи, настраиваясь на поездку домой. Тесть будет злобствовать, но они выпьют по пинте вместе и посмотрят «Форсаж», так что все будет хорошо. Возможно, Митч обзаведется синяком под глазом – разумеется, тесть обязан как следует врезать зятю после того, что тот сделал, – однако «Рейнджровер» должен его успокоить.

Одна маленькая шкатулочка – и сто тысяч прибыли. Неплохая халтурка для Дня подарков.

Что произойдет послезавтра, Митча не касается. Его дело – доставить контейнер из Афганистана в небольшой антикварный магазин в Брайтоне. Как только кто-нибудь поднимет трубку, работа Митча будет окончена. Мужчина, а может, и женщина – кто ж его знает? – зайдет на следующее утро в магазин, купит шкатулочку и уйдет. Содержимое проверят, и платеж немедленно поступит на счет Митча.

Тогда, что более важно, он будет знать, что его организация снова на плаву. Прошло уже много месяцев с последних конфискаций в портах, арестов водителей и посыльных. Вот почему он держал все в секрете, беседуя только с теми, кому можно доверять. Он прощупывал почву.

Он надеется, что с завтрашнего дня ему никогда больше не доведется вспоминать об уродливой терракотовой шкатулке. Что он сможет просто положить деньги в банк и перейти к следующему делу.

Если бы Митч бросил взгляд влево, когда выезжал из промзоны, то заметил бы курьера на мотоцикле, стоящего на обочине. Возможно, тогда бы ему пришло в голову, что парковка в этом месте, в этот день и час выглядит крайне необычно. Но Митч не смотрит влево и не видит мотоциклиста, поэтому важная мысль не появляется, и он с веселым настроением едет домой.

Мотоциклист остается на месте.

Глава 3. Джойс

И снова здравствуйте!

Вчера я ничего не писала в дневник, поскольку случилось Рождество, которое полностью меня захватило. Такое ведь и с вами бывало, правда? Бейлис, рождественские пироги и телевизор. Джоанна сказала, что в моей квартире слишком жарко, потом я что-то подкрутила – и стало слишком холодно. У Джоанны повсюду полы с подогревом, о чем она не устает все время напоминать.

Вокруг меня повсюду украшения, вызывающие улыбку. Красные, золотые и серебряные отблески светящихся гирлянд, на стенах открытки от старых и новых друзей. На верхушке рождественской елки (она ненастоящая, скажу вам по секрету; я купила ее в «Джоне Льюисе»[5], но, если честно, вы бы не заметили разницы) красуется ангел, которого Джоанна сделала еще в начальной школе. На самом деле это втулка из-под туалетной бумаги, немного алюминиевой фольги, кружево и лицо, нарисованное на деревянной ложке. Ангела я ставлю на верхушку елки уже сорок с лишним лет. Полжизни, по сути!

Первые лет пять Джоанна страшно гордилась и радовалась, когда видела своего ангелочка на верхушке. Но затем последовали два-три года нарастающего смущения, что привело к трем десятилетиям откровенной, так сказать, враждебности по отношению к бедному созданию. Однако в последние несколько лет я стала замечать некоторое потепление, а в это Рождество, зайдя в комнату с тарелкой яффских пирожных в руках, я увидела, как Джоанна прикасается к ангелу и в глазах ее блестят слезинки.

Признаюсь, меня это застало врасплох, но, с другой стороны, она, наверное, носила это в себе почти всю жизнь.

Джоанна приехала со своим кавалером по имени Скотт. Он председатель футбольного клуба. Вообще-то я собиралась навестить их – ведь дом Джоанны выглядит таким милым и «рождественским» в соцсетях. Цветы, бантики, настоящая елка. Свечи, на мой взгляд, поставлены слишком близко к занавескам, но кто я такая, чтобы давать советы самостоятельной женщине?

И вот только 20 декабря Джоанна объявила, что они встретят Рождество у меня, добавив, чтобы я не беспокоилась о еде, так как они привезут ужин из какого-нибудь ресторана в Лондоне.

– Тебе не нужно ничего делать, мам, – сказала она, и я даже немного расстроилась, поскольку с нетерпением ждала возможности что-нибудь приготовить.

Вы спросите: почему они поехали ко мне? Ну, они собрались лететь на Сент-Люсию вечером в Рождество, и в последний момент вылет их рейса изменили с аэропорта Хитроу (недалеко от них) на Гатвик (недалеко от меня).

Но я на них не в обиде. Иногда лучше так, чем никак, верно?

Позвольте рассказать еще кое-что, пока не забыла. На рождественский ужин у нас был гусь. Гусь! Вы можете представить? Я предупредила, что у меня есть индейка и я могла бы запечь ее в духовке, но Джоанна возразила, что гусь на самом деле более традиционен, чем индейка, и я воскликнула: «Это ж надо такое выдумать!» – а она ответила: «Мама, Рождество придумал не Чарльз Диккенс, знаешь ли», и я сказала: «Я очень хорошо это понимаю» (хотя я не очень поняла, что она имела в виду, но чувствовала, что теряю доводы, и мне понадобилась опора), и она подытожила: «Что ж, значит, будет гусь», и я предложила: «Тогда я подготовлю рождественские крекеры», а она возразила: «Нет! Какие крекеры, мам, сейчас не восьмидесятые». Но в остальном Рождество получилось замечательным, мы даже посмотрели поздравительную речь короля, хотя я знала, что Джоанна этого не любит. Честно говоря, мне тоже не очень-то хотелось, но мы обе понимали, что я заслужила компенсацию. Кстати, Чарльз неплохо справился со своей ролью – уж я-то помню, как чувствовала себя в первое Рождество без мамы.

Джоанна преподнесла мне прекрасный подарок: фляжку, из каких пьют в космосе, и на ней поздравление: «С Рождеством, мамочка! Выпьем за то, чтобы в следующем году не было убийств!» Интересно, гравировку сделали в том же магазине, где она ее покупала? Еще Джоанна принесла цветы, а ее председатель футбольного клуба подарил мне браслет, что я сочла вполне удачной идеей.

До чего же приятно открывать подарки! Я купила Джоанне новый роман Кейт Аткинсон и небольшой флакончик духов, название которых она прислала мне по электронной почте. Ее футбольному председателю я подарила набор запонок, который, как я подозреваю, он тоже мог бы счесть удачной идеей. Кстати, я всегда дарю подарки вместе с чеками. Так делала моя мать. Но я не думаю, что он сдаст запонки обратно в магазин, поскольку я покупала их в «Марксе и Спенсере» в Брайтоне, а Скотт, кажется, всегда бывает либо в Лондоне, либо в Дубае.

Сегодня я обедала с бандой, так что наконец-то мне удалось поесть индейку и хлопнуть крекерами. Я на этом настояла. Как понимаете, Элизабет стала возражать против того и другого, но потом передумала, поскольку у меня, полагаю, был весьма решительный вид. Однако я, пожалуй, допустила ошибку, пригласив Мервина присоединиться к нам. Я еще надеюсь, что он потеплеет, но уже боюсь, что в этот раз, возможно, направила силы не в то русло. Просто я верю, что когда-нибудь попаду в нужное русло. Если у меня не кончатся русла. Или силы.

После обеда мы переместились в квартиру Ибрагима, а Мервин пошел домой. Он сказал, что у него есть девушка по переписке по имени Татьяна. Он никогда не встречался с ней вживую, но тем не менее вовсю ее финансирует. Ибрагим считает, что Мервин стал жертвой «любовной онлайн-аферы», и хочет поговорить об этом с Донной и Крисом. На какой день после Рождества полиция приступает к службе? Джерри обычно возвращался на работу где-то около 4 января, но рабочий режим полиции наверняка отличается от режима Совета графства Западный Сассекс.

Расскажу подробно о подарках, которые мы подарили друг другу.

Элизабет – Джойс: спа для ног. Тот самый, который рекламируют по телевизору. Сейчас я, кстати, в нем. Во всяком случае, мои ноги.

Джойс – Элизабет: подарочные сертификаты в магазин «Маркс и Спенсер».

Элизабет – Рону: виски.

Ибрагим – Рону: автобиографию футболиста, о котором я никогда прежде не слыхала. Но это точно не Дэвид Бекхэм и не Гари Линекер.

Рон – Элизабет: виски.

Джойс – Рону: подарочные сертификаты в магазин «Маркс и Спенсер».

Ибрагим – Элизабет: книгу под названием «Тест на психопатию: путешествие по индустрии безумия».

Элизабет – Ибрагиму: картину с видом Каира, от которой Ибрагим прослезился. Видимо, когда-то у них состоялся разговор, в котором я не участвовала.

Джойс – Ибрагиму: подарочные сертификаты в магазин «Маркс и Спенсер». И это после подарка Элизабет! В тот момент я почувствовала, что могла бы придумать что-нибудь и получше.

Ибрагим – Джойс: подарочные сертификаты в магазин «Маркс и Спенсер». Фу-у!

Рон – Джойс: «Камасутру». Очень смешно, Рон.

Ибрагим – Алану: пищащий телефон.

Алан – Ибрагиму: глиняную табличку с отпечатком лапы Алана. Ибрагим снова расплакался. Да!

Рон – Ибрагиму: бутафорскую статуэтку «Оскар» с надписью «Моему лучшему другу». Что вывело всех нас из себя.

Мы выпили и немного попели. Кстати, Элизабет не знает слов песни «На прошлое Рождество» – вы можете себе представить? Впрочем, оказалось, что я не знаю «В суровую зиму». Затем мы около двадцати минут слушали выступление Рона против монархии, после чего разошлись по домам.

Вернувшись домой, я распаковала подарок, присланный мне Донной, что было очень мило с ее стороны, – я даже не знаю, сколько зарабатывают констебли полиции. Внутри оказалась маленькая бронзовая собачка, которая, если прищуриться, слегка похожа на Алана. Она купила ее в магазине «Сувениры Кемптауна» в Брайтоне. Магазин принадлежит другу Стефана Калдешу, который помог нам в последнем деле. Наверное, стоит съездить туда как-нибудь, ведь теперь мне нужно подарить что-то Донне в ответ. Люблю, когда есть для кого делать покупки.

Короче говоря, День подарков в целом удался, и сейчас я собираюсь заснуть под фильм с Джуди Денч. Не хватает только Джерри, опустошающего жестяную банку конфет-ассорти «Кволити Стрит» и кидающего обертки в ту же банку. Тогда меня это ужасно раздражало, но теперь я отдала бы все, лишь бы еще раз пережить те дни. Джерри любил конфеты с начинками «Клубничное наслаждение» и «Апельсиновый крем», мне же больше всего нравились ириски «Пенни». И это – хотите верьте, хотите нет – настоящий рецепт счастливого брака.

Джоанна крепко обняла меня перед уходом и сказала, что очень меня любит. Возможно, она не права насчет индейки и крекеров, но свои козыри в рукаве у нее имеются. В чем секрет Рождества? Он прост: неправильное в этот день кажется хуже, а все, что правильно, становится только лучше.

У меня есть любимые друзья и любимая дочь. Муж покинул меня, и его глупой улыбки больше нет.

Я чувствую желание за что-нибудь выпить, и, полагаю, тост за то, чтобы в следующем году не было убийств, придется как нельзя кстати.

Глава 4

Четверг, 27 декабря, 10 часов утра

Калдеш Шарма рад, что Рождество закончилось. И рад вернуться в магазин. Множество других небольших предприятий в его районе еще закрыты, но Калдеш открыл свои «Сувениры Кемптауна» рано утром 27 декабря.

Для магазина он, как всегда, приоделся. Фиолетовый костюм, кремовая шелковая рубашка. Желтые парадные туфли. Работать в магазине – все равно что играть в театре. Калдеш смотрит на себя в старинное зеркало, одобрительно кивает и делает небольшой поклон.

Интересно, кто-нибудь зайдет? Наверное, нет. Кому понадобится фарфоровая статуэтка в стиле ар-деко или серебряный нож для вскрытия писем через два дня после Рождества? Никому. Однако Калдеш мог бы заняться наведением порядка, попереставлять антиквариат туда-сюда, порыскать по онлайн-аукционам. В принципе здесь всегда есть чем заняться. Рождество и День подарков тянутся очень долго, когда вы одни. Вы прочитаете столько книг и заварите столько чашек чая, сколько вообще возможно, но рано или поздно на вас все равно навалится одиночество. Вы можете вдыхать его, можете выплакать, а часы будут тикать медленно-медленно, пока вам не позволят уснуть. Он даже не стал принаряжаться на Рождество. Для кого ему наряжаться?

Хозяйственный магазин напротив открыт. Большой Дэйв, который им управляет, в октябре потерял жену – она умерла от рака. Еще открыта кофейня, расположенная ниже по улице. Кофейня принадлежит молодой вдове.

Калдеш потягивает капучино в подсобном помещении своего магазина. Он отпер двери всего несколько минут назад, и звон колокольчика застает его врасплох.

Кто зашел к нему в такой час, в такой день?

Он тяжело встает со стула. Если раньше на это хватало коленей, то теперь приходится поднимать себя руками. Он выходит через дверь подсобки в магазин и видит хорошо одетого крепкого мужчину лет сорока. Калдеш кивает, после чего отводит взгляд, пытаясь найти что-нибудь такое, чем он мог быть сейчас занят.

На незнакомого посетителя надо бросать лишь мимолетный взгляд. Совсем немногим нравится прямой зрительный контакт, большинство людей его избегают. Следует относиться к клиентам как к кошкам и ждать, пока они сами не заходят подойти к вам. Только проявите по отношению к ним свою заинтересованность – и вы их отпугнете. Но если вести себя правильно, то покупатели в конце концов посчитают, что вы оказали им своего рода услугу, позволив сделать покупки в вашем магазине.

Впрочем, об этом конкретном клиенте беспокоиться нет нужды. Он не покупатель, он продавец. Коротко стриженные волосы, загар, зубы, слишком белые для его лица, но это, кажется, сейчас модно. В руке посетитель держит кожаную сумку, которая выглядит дороже, чем что угодно в магазине Калдеша.

– Вы тот, кому принадлежит магазин?

Шотландский акцент. Дерзкий. Угрожающий? Пожалуй, слегка, однако ничего такого, что напугало бы Калдеша. Он предчувствует: что бы ни лежало в этой дорогой сумке, ему будет интересно. Незаконно, конечно, зато интересно. Видите, чего бы он лишился, если бы остался сидеть дома?

– Я Калдеш, – говорит он. – Надеюсь, вы хорошо провели Рождество?

– Идеально, – отвечает мужчина. – Я продавец. У меня для вас шкатулочка. Очень декоративная.

Калдеш кивает, уже понимая, о чем речь. На самом деле он не занимается подобным, но, возможно, все «специализированные» заведения не работают до Нового года? И все же не стоит сдаваться без боя.

– Боюсь, я не скупаю вещи, – говорит он. – Ни для чего не осталось места – сначала нужно разгрести завалы. Кстати, вы не хотели бы приобрести викторианский ломберный стол?

Но мужчина его не слушает. Он осторожно ставит сумку на прилавок и наполовину ее расстегивает.

– Неказистая, зато терракотовая, как раз для вас.

– Она проделала долгий путь, верно? – спрашивает Калдеш, заглядывая в сумку.

Шкатулочка темная и тусклая, под слоем грязи видна какая-то резьба.

Мужчина пожимает плечами:

– Как и все мы. Давайте пятьдесят фунтов, а завтра рано утром сюда придет парень и выкупит ее у вас за пятьсот.

Есть ли смысл вступать в дискуссию? Спорить с этим человеком? Пытаться его выпроводить? Наверное, нет. Они уже выбрали магазин Калдеша, и это никак не изменить. Придется отдать мужчине его полсотни, спрятать сумку под прилавок и утром отдать, а ночью постараться не утратить сон, думая о том, что в действительности лежит внутри. Дела, бывает, делаются и вот так. Лучше всего будет послушаться.

Или послушаться, или в витрину прилетит зажигательная бомба.

Калдеш берет из кассы три десятки и одну двадцатку, протягивает их мужчине, и тот быстро засовывает купюры поглубже в карман пальто.

– Не похоже, чтобы вы нуждались в этих пятидесяти фунтах.

Мужчина смеется:

– Не похоже, что вам нужны пятьсот, но мы оба здесь.

– На вас прекрасное пальто, – говорит Калдеш.

– Спасибо, – отвечает мужчина, – это «Том Суини»[6]. Я уверен, вы уже догадались и сами, но, если эта сумка попадет не в те руки, вас убьют.

– Я понимаю, – подтверждает Калдеш. – Кстати, что в шкатулочке? Только между нами…

– Ничего, – пожимает плечами мужчина. – Это просто старинная шкатулка.

Он снова смеется, и в этот раз Калдеш к нему присоединяется.

– Что ж, желаю удачи, молодой человек, – говорит Калдеш. – На углу Блейкер-стрит сидит бездомная женщина, которая могла бы по достоинству оценить эти пятьдесят фунтов.

Мужчина кивает и со словами «Не открывайте сумку» исчезает за дверью.

– Спасибо, что зашли, – отзывается Калдеш, замечая, что мужчина направился вниз к Блейкер-стрит. В противоположную сторону проезжает курьер на мотоцикле.

Интересное начало утра, но в этом бизнесе часто происходит что-нибудь интересное. Недавно Калдеш вместе со своим другом Стефаном и его женой Элизабет участвовал в розыске редких книг и поимке убийцы. Подумать только, Элизабет руководит Клубом убийств!

Завтра шкатулочка перейдет в новые руки, и эта страница жизни будет перевернута. Всего лишь один из многих эпизодов, которые случаются в области торговли, изначально небезгрешной.

Безделушки и проблемы – в этом суть антикварного бизнеса.

Калдеш ставит сумку на прилавок и снова ее расстегивает. Небольшая шкатулка не лишена своеобразного очарования, но это не та вещь, которую он смог бы продать. Он трясет ею. Внутри определенно что-то есть. Кокаин или героин, скорее всего. Калдеш отскребает немного грязи от крышки. Ну и сколько может стоить эта никчемная на первый взгляд коробочка? Наверняка больше пятисот фунтов стерлингов.

Калдеш застегивает сумку на молнию и засовывает ее под стол в подсобке. Можно погуглить уличные цены на героин и кокаин. Так и день пролетит быстрее. Вечером он запрет сумку в сейф. Для попытки кражи со взломом эта ночь стала бы чертовски удачной.

Глава 5

– Мервин, я понимаю, что это нелегко принять. Но Татьяна ненастоящая.

Донна протягивает Мервину руку утешения, но та остается нетронутой, как мог бы сказать Ибрагим. Мервин не из тех, кто берет жизнь за руку. Он предпочитает находиться на безопасном расстоянии от нее.

Они попросили Донну навестить вместе с ними Мервина, чтобы поговорить о его новой возлюбленной. Джойс решила, что сотрудница полиции могла бы больше повлиять на Мервина, хотя его взгляд на обеде в День подарков подсказал Ибрагиму, что на него вообще мало что способно повлиять.

Мервин вяло улыбается.

– Боюсь, у меня есть фотографии и электронные письма, свидетельствующие об обратном.

– А мы могли бы взглянуть на эти фотографии, Мервин? – спрашивает Элизабет.

– Интересно, а я мог бы почитать ваши личные электронные письма? – отвечает Мервин вопросом на вопрос.

– Я бы этого не советовала, – говорит Элизабет.

– Я знаю, это трудно, – продолжает Донна. – И понимаю, что может показаться неловким…

– Не вижу ни малейшей неловкости, – отрезает Мервин. – Вряд ли можно найти что-то более далекое от истины. От вашего мнения до истины многие мили, дорогая моя.

Джойс вставляет:

– А вдруг это всего лишь недоразумение?

– Вроде случайного перехлеста проводов? Как-то глупо… – говорит Ибрагим.

Мервин изумленно качает головой.

– Наверное, это немодно, но во мне живет такая маленькая штучка, как вера. Которая, осмелюсь заметить, в наше время недооценивается. В полиции и не только.

Высказывая это, Мервин смотрит на всю банду целиком.

– Я знаю, что вы четверо здесь самые «крутые», это я уже понял…

Ибрагим замечает, что Джойс слегка взволновалась.

– …но вы не всегда знаете всё.

– Я постоянно твержу им это, Мерв, – говорит Рон.

– И ты худший из всех, – перебивает Мервин. – Если бы не Джойс, я бы никого из вас не вытерпел. Я отказался от обеда в честь Дня подарков, чтобы составить вам компанию, не забывайте об этом.

– И я была вам очень признательна за это, Мервин, – говорит Элизабет. – Согласна, у нас есть недостатки – как по отдельности, так и у всех вместе, – и, на мой взгляд, вы правы, выделяя Рона как худшего из нас. Но мне кажется, Донна хочет показать вам нечто такое, что могло бы вас поколебать.

– Я не стану колебаться, – заявляет Мервин.

Донна включает ноутбук и открывает сразу несколько окон.

– Очень любезно с вашей стороны навестить нас в свой выходной, – замечает Джойс.

– Не стоит благодарности, – отвечает Донна.

– А вы знаете, что Донна арестовала кого-то на Рождество? – спрашивает Джойс у Мервина. – Я и понятия не имела, что вы на такое способны, Донна.

– И что же случилось? – интересуется Рон. – Кто-то пытался угнать оленей?

– Сексуальное домогательство, – отвечает Донна.

– Подумать только, на Рождество! – качает головой Джойс. – Людям вечно чего-то не хватает для счастья.

Донна находит наконец то, что искала, и разворачивает экран к Мервину.

– Итак, Мервин, Джойс переслала мне фотографию Татьяны, которую вы отправили ей…

– Она в самом деле это сделала?

– Да, я это сделала, – отвечает Джойс. – И не изображайте оскорбленный вид. Вы прислали ее мне лишь для того, чтобы покрасоваться.

– Мужское тщеславие, – соглашается Ибрагим, радуясь, что ему есть что добавить.

– Она красотка, – замечает Рон. – Кем бы она ни была.

– Она Татьяна, – бурчит Мервин. – И ваше мнение мне неприятно.

– Что ж, в том-то все и дело, – говорит Донна.

Она показывает Мервину присланную им фотографию на экране компьютера рядом с другой – точно такой же. Одна и та же женщина, одна и та же фотография.

– В интернете можно сделать поиск по фотографии. Я проделала это с вашей, и, как вы можете убедиться теперь, это отнюдь не фотография женщины по имени Татьяна. На самом деле ее зовут Лариса Блейделис, она литовская певица.

– Значит, Татьяна – певица? – спрашивает Мервин.

– Нет, Татьяны не существует, – отвечает Донна.

Все видят, что это ясно как божий день, но Мервин ничего не хочет понимать.

Слушая его, Ибрагим думает, что это как пытаться поговорить с Роном о футболе. Или о политике. Или вообще о чем угодно. Мервин называет их теорию «абсурдной». Он даже произносит словосочетание «полный бред», что, по мнению Ибрагима, является самым сильным ругательством, на которое когда-либо отваживался Мервин. Он продолжает сопротивляться. Мервин говорит, что у него есть еще много других фотографий, личных сообщений, признаний в любви и вот этого всего. Он даже хранит их в отдельной папке, что заставляет Ибрагима отнестись к нему чуть теплее.

Теперь эстафету принимает Джойс:

– Вы когда-нибудь слышали о такой штуке, как «любовная афера»?

– Нет, но я слышал о любви, – отрезает Мервин.

– Об этом есть целая телепрограмма, – продолжает Джойс. – Она идет сразу после «Завтрака Би-би-си».

– Я не смотрю телевизор, – отвечает Мервин. – Я называю его «дуроскопом».

– Да, многие так говорят, – замечает Элизабет. – Мне кажется, это выражение придумали не вы.

– Наверное, совпадение, – вмешивается Ибрагим, – и я не имею в виду ничего такого, но у удивительного числа серийных убийц никогда не было телевизора.

Алан, песик Джойс, лижет Ибрагиму руку, то есть занимается своим любимым хобби. Остальные усматривают в этом глубокую связь между ними двоими, не зная, что Ибрагим всегда кладет в карман мятные конфетки «Поло», после того как обнаружил, что Алан питает к ним страсть.

Донна открывает новое окно на ноутбуке, в котором появляется еще больше фотографий.

– Мошенники используют одни и те же фотографии раз за разом. Здесь есть канадская женщина-пилот, юристка из Нью-Йорка, Лариса и множество других, похожих на нее как две капли воды. Банды «любовных аферистов» просто пускают такие фотографии по кругу. Им нужен типаж красивой женщины, не внушающий опасений.

– Как раз такой образ мне по душе, – замечает Джойс.

Донна показывает Ибрагиму женщину-пилота, и он не может не отметить ее привлекательность. Довольно сильную.

Мервин по-прежнему непоколебим. Он заявляет, что разговаривает с Татьяной уже пять или шесть месяцев. Много раз в день.

– Разговариваете?

– Ну, переписываюсь – это вообще-то одно и то же, – раздраженно уточняет Мервин.

В воображении Ибрагима возникает образ одинокого человека, не знающего, чем заполнить пустые часы жизни. Никто ему не звонит, никому он не нужен.

Затем Джойс напоминает Мервину, что он отправил Татьяне пять тысяч фунтов стерлингов, и в ответ тот хвастается, что, конечно же, отправил. Ведь если кому-то, кого ты любишь, нужна новая машина или, скажем, виза, то обязательно следует помочь. Это вполне естественно!

– Вы всё увидите сами, – добавляет он. – Татьяна приедет 19 января, и когда она появится в Куперсчейзе, то кто-то должен будет признать свою неправоту. Я рассчитываю на извинения.

Все чувствуют, что эту тему пока лучше закрыть. Они собирают вещи и отправляются обратно к Джойс, обдумывая затруднительную ситуацию. Элизабет возвращается домой к Стефану, поэтому Джойс решает воспользоваться возможностью и расспросить Донну о ее Рождестве с Богданом.

– Неужели у него везде татуировки?

– В основном да, – подтверждает Донна.

– И даже на…

Донна перебивает ее:

– Нет! Там нет. Джойс, вас когда-нибудь называли извращенкой?

– Не будьте ханжой, – отвечает Джойс.

Ибрагим задается вопросом: что им делать с Мервином? Несомненно, это тяжелый случай, и он попал в их поле зрения лишь потому, что Джойс не смогла устоять перед густым голосом и ощущением таинственности. Но он одинокий человек, и им воспользовались. Кроме того, было бы неплохо, если бы у Клуба убийств по четвергам появился смежный проект, более мягкий, чем основной. Что-то новое и менее убийственное.

Глава 6

Поздним вечером Саманта Барнс пьет джин с тоником и добавляет подпись Пикассо и порядковый номер к нескольким карандашным рисункам голубя. На протяжении многих лет Саманта так часто подписывалась именем Пикассо, что однажды случайно поставила его подпись вместо своей на бланке заявления о закрытии ипотеки.

Ее мысли блуждают. Это самая приятная часть работы. Помимо момента получения денег, конечно.

Подделывать Пикассо намного проще, чем может показаться. Конечно, не большие картины, для них нужна серьезная квалификация, которой Саманте не хватает, но эскизы и литографии – в общем, все, что люди покупают онлайн, не особо присматриваясь к деталям, – подделывать проще простого.

В настоящем антиквариате водятся деньги, что очевидно, но в поддельном их гораздо больше. В поддельной мебели, в поддельных монетах, в поддельных эскизах.

Допустим, Саманта покупает письменный стол Арне Воддера[7] середины прошлого века за три тысячи двести фунтов стерлингов и продает его за семь тысяч. То есть прибыль будет три тысячи восемьсот фунтов стерлингов, что, конечно, очень приятно, покорнейше благодарю.

Но если Саманта заплатит пятьсот фунтов стерлингов человеку по имени Норман, который работает в здании старой маслобойни в Синглтоне, за изготовление точной копии письменного стола Арне Воддера, после чего продаст стол за семь тысяч, то ее прибыль уже составит шесть с половиной тысяч фунтов стерлингов. Это, как настаивает ее Гарт, чистая математика.

Точно так же, если Саманта проведет вечер за изготовлением литографий Пикассо из ограниченного тиража – как, например, она сделала сегодня, вернувшись домой из бридж-клуба, – то стоимость исходных материалов может дойти до двухсот фунтов стерлингов. Однако к тому времени, когда через интернет она продаст литографии покупателям из Лондона, которых прельщает идея обзавестись картинами с подписью Пикассо и не слишком заботит вопрос об их происхождении, то ее прибыль составит около шестнадцати тысяч фунтов стерлингов.

Собственно, поэтому у Саманты Барнс больше нет ипотеки.

Она приступает к съемке картин Пикассо для своего интернет-магазина. Саманта поставит цену в две с половиной тысячи фунтов стерлингов за штуку и с радостью возьмет за них по тысяче восемьсот.

Когда-то Саманта была законопослушной, честное слово. В те времена, когда жила с Уильямом. Маленький магазинчик в Петворте, поездки по всей стране для пополнения ассортимента, постоянные клиенты, торг – все это было прекрасно и приносило умеренную выгоду. Но с каждым годом магазин становился слишком привычным и терял былое очарование. То, что некогда казалось уютным и безопасным, сделалось маленьким, как дом детства. Поездки по стране превратились в рутину, в которой одни и те же лица продавали одних и тех же фарфоровых кошечек.

Короче говоря, они начали играть по-маленькому – Саманта и Уильям. Сэм и Билли. Чисто потехи ради, ничего более. Надо же чем-то заполнять дни, верно? И вот одна конкретная игра привела ее к тому, чем она занимается теперь. И чем же? Подделывает Пикассо в лучшем доме Западного Сассекса, слушая прогноз погоды по радио «Би-би-си».

Она часто вспоминает, с чего все началось.

Уильям принес домой чернильницу – невзрачную, унылую вещицу среди множества товаров, которые он приобрел в Мерсисайде. Они уже хотели выбросить ее, когда Уильям вдруг предложил спор. Он вызвался продать бесполезную чернильницу за пятьдесят фунтов стерлингов раньше, чем это сможет сделать Саманта. Не кому-то из своих постоянных клиентов, разумеется, и не тому, кому это будет явно не по карману, а просто в качестве приятного развлечения. Они заключили пари и продолжили распаковывать настоящий антиквариат.

На следующий день Уильям поставил чернильницу в отдельную запертую стеклянную витрину и прикрепил бирку с надписью: «Письменный прибор, предположительно богемский, предположительно XVIII века, цену, пожалуйста, уточняйте у продавца. Принимаются только серьезные предложения».

Можно ли это считать бесстыдством? Да, немного. Имели ли право они так делать? Нет, не имели, но им было скучно, они были влюблены и хотели развлечь друг друга. Далеко не худшее преступление из тех, какие бывают в антикварном бизнесе. Саманта хорошо теперь это знает, поскольку совершила их все.

Завсегдатаи заходили, удивленно таращились на витрину и спрашивали, что особенного в этой обычной на вид чернильнице. Саманта и Уильям слегка пожимали плечами: «Возможно, ничего, просто интуитивное ощущение», – и вскоре на чернильницу перестали обращать внимание. Правда, до тех пор, пока три недели спустя крупный канадец, припарковавшийся на месте для инвалидов возле магазина, не купил ее за семьсот пятьдесят фунтов стерлингов.

– Он сбил цену с тысячи, – признался Уильям.

Саманта подписывает следующего «Пикассо» и закуривает сигарету. Курение – это еще одна вредная привычка, помимо массового изготовления фальшивок, которую она приобрела с Гартом. Однако сигаретный дым действительно полезен для старения бумаги.

Они повторили этот трюк несколько раз. Сломанные часы, винтажная тарелка, однорукий плюшевый мишка. «Антиквариат» уходил благодарным домовладельцам, а деньги – во всяком случае, бо́льшая их часть – на благотворительность. Они с нетерпением перебирали новые предметы антиквариата, чтобы выбрать для себя очередной вызов, то есть следующего обитателя стеклянной витрины с замком. Это была тайная игра, в которую были посвящены только они двое.

А потом Уильям погиб.

Они проводили отпуск на Крите. После обеда он пошел искупаться – и его унесло отливом. Саманта вернулась в Англию на корабле с гробом в трюме, и вскоре после этого ее унесло собственной волной.

Следующие несколько лет она провела в состоянии слишком печальном, чтобы жить, но слишком напуганном, чтобы умереть. Она блуждала в тумане горя и безумия, всегда готовая предложить чашку чая и улыбнуться покупателям, выслушивала их доброжелательные соболезнования, играла в бридж, управляла магазином, произносила по памяти любезности и банальности и каждый день надеялась, что завтра ей проснуться не придется.

Пока однажды утром, примерно через три года после смерти Уильяма, тот самый крупный канадец, который купил у них чернильницу, не вернулся в ее магазин с пистолетом.

И все изменилось вновь.

Теперь она слышит, как Гарт входит в дом. Саманта знает, что он способен двигаться очень тихо, но сейчас он не считает нужным таиться.

Уже середина ночи. Она задается вопросом, где он был, но иногда об этом лучше не спрашивать. Следует позволять Гарту оставаться Гартом. Он еще ни разу ее не подводил.

Он заметит, что в студии горит свет, и вскоре поднимется к ней с бокалом виски и поцелуем.

Еще пара рисунков Пикассо, и с работой на сегодня покончено.

Глава 7. Джойс

Так, я приготовила для вас загадку.

Как отпраздновать Новый год с друзьями и при этом рано лечь спать?

Потому что сегодня вечером я сделала именно так.

У нас получилась самая замечательная новогодняя вечеринка. Мы выпили, произвели обратный отсчет до Нового года и посмотрели салют по телевизору. Мы спели хором «Старое доброе время», Рон упал на кофейный столик, а затем все разошлись по домам.

Одним словом, с наступающим Новым годом всех! И, что самое приятное, сейчас еще только десять вечера, так что я имею возможность улечься спать в нормальное время.

В общем, дело было так.

Есть один прекрасный человек по имени Боб Уиттакер из Вордсворт-корта (он не в моем вкусе, сразу предупреждаю), и он разбирался в компьютерах еще до того, как все стали разбираться в компьютерах. Обычно Боб обедает один, но при этом он весьма общителен. В прошлом году он построил квадрокоптер, запустил его полетать над Куперсчейзом, после чего пригласил всех нас в общий зал посмотреть получившийся фильм. Кино оказалось чудесное – он даже наложил на него музыку. Мы увидели лам и озера, еще мы увидели, что на крышах фургонов доставки «Окадо» написано слово «ОКАДО» – они в самом деле учитывают абсолютно все. Кажется, это было летом, еще до первого убийства, но иногда ведь сбиваешься со счета, верно? После фильма он прочитал лекцию о квадрокоптерах, которая была уже не так интересна, но, по словам Ибрагима, очень хороша.

Короче говоря, идею предложил Боб. Он арендовал зал для собраний с большим телевизором и пригласил туда всех желающих. В конечном счете нас набралось, наверное, с полсотни. Порой, оказываясь в подобной толпе, начинаешь действительно понимать, сколько тебе лет. Ощущение, будто проходишь по зеркальной галерее.

Мы все принесли с собой еду, но главным образом выпивку и посмотрели несколько серий ситкома «Дуракам везет», которые Боб скачал нелегально.

Затем примерно без десяти девять Боб переключил телевизор на турецкий канал, где шел обратный отсчет до наступления Нового года, опережающий нас на три часа. Я не знаю, где Боб его отыскал, наверное, в интернете. В нем ведь можно найти турецкое телевидение, да?

В общем, там была музыка, танцы и ведущий, которого мы не могли понять, но это абсолютно всем знакомый типаж, так что можно примерно представить, о чем он говорил. На экране появились часы обратного отсчета (оказывается, турецкие цифры такие же, как у нас), и духовой оркестр заиграл национальный гимн (или что-то вроде этого). Как только секундная стрелка дошла до десяти, мы все присоединились к обратному отсчету; и вот пробило девять вечера, в Турции пробило полночь, там запустили салют, мы все обнялись, стали подбадривать друг друга и желать счастливого Нового года. Потом по телевизору заиграла какая-то рок-группа, так что Боб выключил звук, и Рон запел «Старое доброе время». Мы взялись за руки, вспомнили старых знакомых и поблагодарили нашу счастливую звезду за то, что встретили еще один Новый год. Еще минут через десять или около того мы все поплелись по домам, радуясь, что уже отпраздновали Новый год и теперь можно пораньше лечь спать.

Встретив Боба в ресторане или во время прогулки по деревне, вы могли бы счесть его скучным человеком. Он тихий, застенчивый и всегда одет в серый джемпер поверх накрахмаленной белой рубашки. Но у него хватило щедрости подарить всем нам чудесный вечер. Что тут можно еще добавить? Суметь подключить турецкое телевидение к английскому телевизору и понять, насколько всем это придется по вкусу, – для этого нужен настоящий мужчина, отличающийся добротой.

Я знаю, о чем вы подумали, но повторюсь: он не в моем вкусе. Но я бы хотела, чтобы был в моем…

Я отправила Джоанне сообщение: «С Новым годом». И она ответила: «СНГ». Можно подумать, написание слов целиком требует каких-то особых усилий. А еще я отослала поздравление Виктору и получила такой ответ: «Да будет даровано вам здоровье, богатство и мудрость, и да увидите вы отражение своей красоты в окружающих». В общем, сообщение Виктора мне понравилось гораздо больше. Затем я, как всегда, подняла бокал за Джерри.

Я подняла бокал и за Бернарда, который был здесь в прошлый Новый год, но теперь его нет. Следующий год мы тоже встретим не все. Увы, но это факт. Первые в очереди падут, и никто из нас не знает, когда придет его черед. Хотя в моем возрасте уже можно иметь приблизительное представление. Как иногда говорит Ибрагим: «Цифры не в нашу пользу».

Однако есть много других вещей, которые следует ждать с нетерпением, и это, пожалуй, главное. Какой смысл в следующем годе, если его будет нечем заполнить? Я, например, очень хочу узнать, какой план придумает Донна, чтобы помочь Мервину, – даже если из-за этого я потеряю самого Мервина. Ну почему у Боба из Вордсворт-корта не могут быть брови Мервина и его густой голос, а Мервин не может обладать добротой и умом Боба? Наверное, я поверхностная, раз только об этом и мечтаю.

Как только я начинаю думать на эту тему, то сразу вспоминаю, что Джерри были присущи и доброта, и ум. Вероятно, за всю жизнь можно встретить лишь одного такого мужчину.

Я слышу стук хвоста Алана по ножке стола, хотя сам он крепко спит.

С наступающим Новым годом. Желаю вам увидеть еще много приятного.

Глава 8

Жертвой оказался мужчина по имени Калдеш Шарма, и его тело пролежало здесь несколько дней. Торговец антиквариатом из Брайтона. Сегодня около половины седьмого утра машину нашел местный житель, выгуливавший собаку. Как можно выгуливать собаку в темноте раннего утра в первый день Нового года? Все-таки это довольно странно, кто бы что ни говорил. Впрочем, Криса это не касается – он должен разбираться с трупом.

И вот они на месте.

«Здесь почти прекрасный вид», – думает Крис, выдыхая пар в холодный воздух раннего утра.

Узкая, изрытая глубокими ямами проселочная дорога змеится сквозь покрытые инеем леса Кента и резко обрывается у деревянного забора зимнего загона для овец. Сцена из глубин веков, не меняющаяся поколениями. Серебристо-белые ветви, раскинувшиеся над головой, обрамляют ослепительно-голубое небо.

Такой вид мог бы украсить любую рождественскую открытку, если бы не преступление, совершенное здесь с особой жестокостью.

У Криса выдалось несколько выходных на Рождество. Из Лондона приехала Патрис, и Крис приготовил для нее индейку, которая оказалась слишком большой и готовилась чересчур долго, но, похоже, очень ей понравилась. На какое-то время – возможно, при просмотре фильма «Звуки музыки», заставившего Патрис заплакать, – Крисом завладело желание сделать ей предложение прямо сейчас, но в последний момент он сдержался. Что, если она сочтет это смешным? Или преждевременным? Да и кольцо осталось дома в кармане пиджака – в ожидании, когда он наберется смелости.

В отличие от Криса, Донна работала. Однако Рождество в полицейском участке часто проходит довольно весело. Праздничные пироги, необычайные аресты, двойная оплата. К Крису и Патрис она присоединилась вчера вечером, приехав вместе с Богданом. Крис внезапно запаниковал при мысли о том, что Богдан мог сделать ей предложение. Может, он бы преподнес еще более красивое кольцо? Нет, это действительно было бы преждевременно.

Под ногами хрустит снег.

Если птиц и потревожил выстрел, то беспокойство давно оставило их, и теперь над головой разносится радостный щебет. Даже овцы вернулись к своим делам. Место преступления выглядит вполне мирно, и белоснежные комбинезоны судмедэкспертов ярко сияют в лучах низкого зимнего солнца. Поднырнув под полицейскую ленту, Крис и Донна направляются к маленькой машине, которая похожа на пухлого ягодно-красного жука, забравшегося в рождественский грот.

Проселок ответвляется от грунтовки, которая, в свою очередь, примыкает к окруженной живой изгородью дороге, медленно и спокойно тянущейся от деревни в Кенте. Сама деревня оказалась настолько красивой, что Крис зависал на сайте с недвижимостью вплоть до того момента, когда они наконец доехали до места преступления; 1,8 миллиона фунтов стерлингов за фермерский дом. Деревня на сайте была охарактеризована как «безмятежная».

Правда, сегодня такое определение не пришло бы в голову даже лучшему агенту по недвижимости в Кенте.

– Мама говорит, что у вас не было конфет «Кволити Стрит», – обращается к нему Донна. – За все Рождество?

– Ни «Кволити Стрит», ни «Шоколадных апельсинов Терри», ни «Бейлиса», – отвечает Крис.

Лакомства прошлого Рождества. Для него они теперь призраки. Зато сейчас у него почти появился пресс.

– Не могу поверить, что ты не сделал ей предложение, – говорит Донна.

– Еще не вечер.

Запах впечатляет их раньше всего остального. По самым приблизительным оценкам, тело пробыло здесь с вечера 27 декабря. Прошло уже пять дней. Крис и Донна подходят к машине. Их приветствует судебно-медицинский эксперт по имени Эми Пич.

– С Новым годом, – говорит Эми, осторожно кладя окровавленный подголовник в пластиковый контейнер.

– И с Благовестием, – кивает Крис. – Это мистер Шарма?

– Судя по визитной карточке с крупным тиснением – да. И по носовому платку с монограммой.

Пуля пробила стекло со стороны водителя, а затем и череп бедного Калдеша Шармы. Кровь, брызнувшая на стекло пассажирской двери, на жестоком морозе давно превратилась в розовые кристаллики льда.

По замерзшим следам от шин Крис видит, что сюда подъезжали две машины. Через несколько дней после Рождества на тихой дороге, ведущей в никуда, остановились две машины. Для чего? Для деловой встречи? Для совместного удовольствия? Но чем бы это ни было, оно закончилось смертью.

Следы шин указывают, что одна из машин выехала задним ходом: дело сделано, возвращаемся к обычной жизни. Другая достигла своего конечного пункта назначения.

Крис осматривает место преступления. Оно немыслимо уединенное. Никого на много миль вокруг. На всем протяжении пути ни одной камеры видеонаблюдения – лучшего места для убийства и не придумаешь. Крис смотрит в окно машины. Выстрел был сделан один.

– Выглядит как профессиональная работа, – говорит он.

Донна пристально изучает тело. Заметила ли она что-то такое, что упустила Эми Пич?

Однажды Крис и Эми провели вместе пьяную ночь после вечеринки по случаю ухода коллеги, и ни один из них не проявил себя с лучшей стороны. Эми стошнило прямо на диван Криса, но лишь потому, что Крис заснул на полу ванной, закрывшись изнутри. С тех пор они испытывали тихую неловкость, пересекаясь по работе. Никто никогда не узнает причин, но этот танец стыда, без сомнения, будет продолжаться до тех пор, пока кто-то из них не уйдет на пенсию или не умрет. Но уж лучше так, чем об этом упоминать.

– Это тебе решать, не мне, – отвечает Эми. – Но ты прав, работа проделана весьма чисто.

Сейчас Эми замужем за адвокатом из Уодхерста. А Крису в конце концов пришлось избавиться от дивана.

Далее в качестве вещественных доказательств берутся слепки следов шин, сохранившиеся на льду. Правда, если это в самом деле профессиональная работа, то улики ни к чему не приведут. Украденная машина с полностью стертыми отпечатками пальцев рано или поздно где-нибудь найдется. Окажется на автостоянке без камер видеонаблюдения, например. Или ее уже раздавил прессом местный дружелюбный мусорщик. Крис давным-давно научился ничего и никогда не предполагать заранее, но данный случай имеет все признаки разборки наркоторговцев.

Хотя, пожалуй, не все. Наркоторговцы, достаточно влиятельные для того, чтобы их убивать, обычно разъезжают на черных «Рейнджроверах», а не на красном «Ниссан-Альмера». Возможно, тут скрыто нечто большее, чем может показаться на первый взгляд.

– Я была с ним знакома, – говорит Донна.

– С Калдешем Шармой?

– Познакомилась, когда мы расследовали дело о Викинге, – уточняет она.

– Господи! Совсем недавно?

Донна кивает:

– Ездила к нему со Стефаном. С мужем Элизабет.

– Уж кто бы сомневался, – ворчит Крис. – Может, хоть в этот раз нам удастся не впутать сюда Элизабет и ее банду?

– Ох, – вздыхает Донна. – Абсолютно несбыточная мечта. Калдеш был хорошим человеком. А ты действительно подарил моей маме садовые перчатки на Рождество?

– По ее словам, именно их она больше всего и хотела, – отвечает Крис.

Донна качает головой:

– Каждый раз, когда мне кажется, что я подготовила тебя, я понимаю, какой долгий путь нам еще предстоит.

Они идут вместе обратно по проселку. Донна глубоко задумывается.

– Ты вспоминаешь Калдеша? – спрашивает Крис. – Мне очень жаль.

– Нет. Я гадаю, что было между тобой и нашим судмедэкспертом.

– Было? Ничего, – отвечает Крис. – Мы коллеги.

Донна отмахивается:

– Ну конечно!

– Кстати, ни слова об убийстве Богдану, – говорит Крис. – А то он, как обычно, расскажет Элизабет.

– Конечно, – соглашается Донна. – Если ты поклянешься, что между тобой и судмедэкспертом никогда ничего не было.

Глава 9

– Ему прострелили голову, – говорит Богдан, склонившись над шахматной доской. – С одного выстрела.

Сегодня хороший день. Стефан помнит его, помнит шахматы. Неплохое начало года.

– Ужасно, – отзывается Стефан. – Бедный Калдеш.

– Ужасно, – соглашается Элизабет, заходя в комнату с двумя чашками чая. – Богдан, я положила всего пять кубиков сахара, вам следует поменьше есть сладкого. Дайте себе такое новогоднее обещание. Подозреваемые уже определены?

– Донна говорит, что действовал профессионал, – говорит Богдан. – Учитывая меткое попадание.

Элизабет хмыкает и поворачивается к мужу, радуясь искорке в его глазах, которой теперь так часто не хватает.

– Калдеш из тех, кто способен влезть не в свое дело?

Стефан кивает:

– Калдеш-то? Конечно. Я виделся с ним на днях, кстати. Вы знали?

– Мы виделись с ним вместе, Стефан, – напоминает Богдан. – Он нам отлично помог. Очень приятный джентльмен.

– Как скажешь, старина, – говорит Стефан. – Хотя, конечно, он постоянно что-нибудь замышляет.

Элизабет спрашивает:

– Они вломились еще и в его магазин, я правильно расслышала? До или после убийства?

– Донна говорит, что после.

– Они не нашли того, что искали, – рассуждает Элизабет. – И все же зачем было его убивать? Что еще рассказала Донна?

– Мне нельзя вам говорить, – отвечает Богдан. – Это дело полиции.

– Какая чепуха! – возражает Элизабет. – Не вижу никакого вреда, если в работу включится еще один мозг. В магазине были свидетели? Видеонаблюдение?

Богдан поднимает палец:

– Минуточку!

Он достает телефон, листает до голосового сообщения и нажимает воспроизведение. В комнату врывается голос Донны:

«Элизабет, здравствуйте, это Донна. Я знаю, что Калдеш был другом Стефана, кстати, привет, Стефан…»

– Он замечательный человек! – говорит Стефан.

«Богдану строжайше запрещено раскрывать вам детали этого дела, так что, пожалуйста, оставьте ваши обычные фокусы…»

– Фокусы!.. – обиженно фыркает Элизабет.

«Он осознаёт, какие последствия его ждут, если он решит поделиться с вами подробностями. Вы многоопытная женщина, Элизабет, и наверняка догадываетесь, о каких последствиях идет речь…»

Подняв бровь, Стефан смотрит на Богдана, и Богдан кивает в подтверждение.

«…так что я была бы вам безмерно благодарна, если бы вы просто дали нам выполнить нашу работу. С любовью ко всем, и пока что до свидания!»

Богдан кладет телефон и, посмотрев на Элизабет, с извиняющимся видом пожимает плечами.

– Богдан, она блефует. Взгляните в зеркало. Если бы я занималась с вами сексом, то, отказав вам, я бы наказала, скорее, себя. Без обид, Стефан.

– О, я не в обиде, – отвечает Стефан. – Вы только посмотрите на этого мужчину!

– Я дал слово, – говорит Богдан. – Оно нерушимо.

– Господи, какими благородными могут быть мужчины, когда им это выгодно! – фыркает Элизабет. – Богдан, вы побудете здесь еще пару часов?

– Если нужно, – отвечает Богдан. – Куда вы собрались?

– Я хочу взять Джойс и съездить вместе с ней к магазину Калдеша. Пока не вижу иных альтернатив.

– А вы не могли бы просто оставить это дело Донне и Крису?

– Положа руку на сердце, – говорит Элизабет, натягивая пальто, – это стало бы пустой тратой времени для всех нас.

– Дорогая, тебе это понравится, – замечает Стефан.

– Это тут ни при чем, – отвечает Элизабет.

– Передавай от меня привет Калдешу. Скажи, что он тот еще хитрый лис!

Элизабет подходит к мужу и целует его в макушку.

– Обязательно, дорогой.

Глава 10

Магазин Калдеша неузнаваем. Все разграблено, разбито вдребезги. Некто явно тут что-то искал, от чего пребывал не в лучшем настроении. Донна не желает думать о том, сколько всего ценного было здесь уничтожено. Ей хочется думать о чем-то более приятном.

– Ты давал себе какие-нибудь новогодние обещания? – спрашивает она Криса.

Новогоднее обещание Донны состоит в том, чтобы притвориться, будто она изучает польский, приложив ровно столько усилий, чтобы их оценил Богдан, прежде чем в конце концов она сдастся.

– Я дал себе обещание купаться в море каждый день, – говорит Крис. – Это невероятно полезно для здоровья. Кровообращение, суставы и все такое.

– Невозможно купаться в море каждый день, – возражает Донна.

– Ты меня недооцениваешь, – говорит Крис. – Это большая ошибка.

– Сегодня ты залезешь в море?

– Ну нет, только не сегодня, – отвечает Крис. – Сегодня мы работаем вообще-то.

– Ты ходил купаться вчера?

– Мы осматривали место убийства, Донна, – напоминает Крис. – Так что нет. Но послезавтра я точно искупаюсь.

Они проходят в подсобное помещение, где все так же перевернуто вверх дном. Первое, что бросается в глаза, – это выдвинутые ящики, разбросанные по полу бумаги и взломанный большой напольный сейф зеленого цвета.

– Господи! – вырывается у Донны.

Ее мысленный взор до сих пор занят трупом Калдеша Шармы, одетым в костюм и шелковую рубашку с расстегнутыми по-щегольски верхними пуговицами. Честно говоря, она узнала его только сзади – по блестящей макушке, которая осталась почти цела. Донна видела его в последний раз (и он же первый вообще-то) в этом самом магазине, когда приехала вместе с Богданом и Стефаном просить помощи в розыске нескольких редких книг. Был ли Калдеш изворотлив? Безусловно. Замешан в торговле наркотиками? Донна не могла этого знать. Но вот теперь они здесь, в разгромленном магазине, расследуют его убийство, исполненное чрезвычайно профессионально.

И в этом присутствуют едва уловимые признаки того, что, возможно, он был в чем-то замешан.

– Кто-то здесь что-то искал, да? – риторически спрашивает Крис.

– Причем когда Калдеша уже убили, – отвечает Донна.

Местную полицию вызвали к магазину около полудня 28 декабря – через несколько часов после того, как кто-то выпустил пулю в голову Калдеша. Донна думает о статуэтке, которую купил для нее Богдан. О той самой, которую Калдеш в конце концов отдал ему за фунт стерлингов во имя любви. Означает ли это, что статуэтка теперь может приносить несчастья? Донна надеется, что нет.

Рождество с Богданом прошло так, как она могла только надеяться. Нет, не так – даже лучше. Ну, может, не во всем: он подарил ей уроки катания на квадроциклах.

– Итак, кто-то договаривается о встрече с Калдешем… – начинает рассуждать Крис.

– У Калдеша есть что предложить им, а у них есть то, что хочет получить он. Допустим, деньги.

В этот момент Донна листает конторскую книгу.

– Машины доезжают до конца проселочной дороги, останавливаются. Наш убийца выходит из машины, стреляет в Калдеша через окно и забирает все, что Калдеш для них приготовил?

– Только у него ничего нет, в смысле нет в машине. Он оставил это здесь. Для подстраховки.

Из конторской книги следует, что в магазин Калдеша 27 декабря заходило не очень много посетителей. Проданы только три предмета: фонарь за семьдесят пять фунтов стерлингов наличными, «Морской пейзаж без подписи» за девяносто пять фунтов с кредитной карточки некоего Теренса Брауна и «Ложечки в наборе» за пять фунтов.

Донна замечает мобильный телефон, засунутый за батарею отопления. Она удивляется, почему Калдеш не взял его с собой, но после вспоминает, что ему было лет восемьдесят. В любом случае он не поленился спрятать его, поэтому, возможно, в нем найдется что-нибудь интересное. Она вытаскивает телефон из-за батареи и кладет в пакет для улик.

Конечно, Калдеш мог продать любое количество вещей неофициально. Записи видеонаблюдения могли бы дать подсказку. Но если камера была подключена к компьютеру Калдеша, то им очень не повезло, поскольку компьютер теперь лежит разбитый вдребезги возле пустого сейфа.

– Итак, вопрос: что они искали? Что именно было у Калдеша?

– И еще, – говорит Донна, продолжая разглядывать пустой сейф, – нашли они это или нет?

Когда они выходят из подсобного помещения, Донна смотрит на камеры, установленные внутри магазина. Те кажутся надежными, и она надеется, что резервные копии записей хранились где-то еще, кроме разбитого офисного компьютера.

С улицы доносятся знакомые голоса. Крис тоже их слышит.

– Может, не будем выходить? – предлагает Донна.

– Думаю, придется, – вздыхает Крис.

Глава 11

Элизабет и Джойс не сумели попасть в магазин Калдеша. Фасад обмотан полицейской лентой, а разбитые окна заколочены толстыми досками. Однако это Брайтон, а потому на досках уже написано: «Смотрите, как горит капитализм» – и расклеены рекламные листовки, заманивающие в ночные клубы на набережной. Элизабет пытается вытащить что-нибудь сквозь щель между досками, но безуспешно.

– Надо было взять с собой топор, – говорит Джойс. – Просто я как представлю тебя с топором…

– Не шути так, Джойс, – перебивает Элизабет.

Подняв голову, Джойс с восклицанием замечает камеры видеонаблюдения.

– Сдержи восторг, – осаживает ее Элизабет. – У любого, кто достаточно профессионален, чтобы убить человека одним выстрелом через окно машины, хватит профессионализма вывести из строя систему видеонаблюдения. Мы имеем дело не с детишками.

Донна и Крис выходят из бокового переулка.

– Чем могу помочь, дамы? – спрашивает Донна. – Мы из полиции, зарабатываем на жизнь расследованием преступлений. Приятно с вами познакомиться.

– Мы любуемся витринами, – объясняет Элизабет.

– С Новым годом! – говорит Джойс. – Спасибо за медного песика, Донна.

– Рада, что понравилось, – отзывается Донна, затем поворачивается к Элизабет. – Мне казалось, я была довольно вежлива, когда просила оставить это дело нам. Вежлива даже по собственным меркам…

– Вы были безупречны, – соглашается Элизабет. – Я очень вами горжусь.

– И все-таки, – Крис указывает на двух женщин и на разграбленный магазин, – почему-то мы все оказались здесь.

Элизабет поясняет:

– Я вдруг вспомнила, что никогда не бывала в магазине Калдеша. И решила, что должна это исправить. Донна, вы недавно приезжали сюда с Богданом и Стефаном. Это можно назвать несанкционированным маленьким приключением, вот я и подумала, что могла бы устроить свое собственное.

– Вряд ли Стефан нуждается в вашем разрешении на приключения, – парирует Донна.

– Я имела в виду вас и Богдана, дорогая, – говорит Элизабет.

– Я не нуждаюсь…

– А я на самом деле люблю антиквариат! – перебивает Джойс. – Джерри коллекционировал подковы. К концу жизни у него их было штук семь или восемь.

– Кажется, вас, как обычно, притягивают трупы, – замечает Крис.

Элизабет кивает:

– Постоянно. Хотя, скорее, это их тянет ко мне. Есть успехи с записями с камер видеонаблюдения?

– Слишком рано делать выводы, – отвечает он. – Кстати, это тоже вас не касается. Выберите ответ, который вам больше по душе.

– Я думаю, – вступает Джойс, – что у любого, кто достаточно профессионален, чтобы убить Калдеша одним выстрелом на проселочной дороге, хватит профессионализма и для того, чтобы вывести из строя систему видеонаблюдения.

– Ты правда так думаешь, Джойс? – спрашивает Элизабет.

Но Джойс уже разглядывает красочную рекламу ночного клуба, наклеенную на доски.

– Интересно, что такое «Кет Донк»?

– Дальше по улице есть кафе, – говорит Крис. – Мне кажется, вам там понравится.

– О, кафе! – оживляется Джойс.

– Мы работаем, Крис. – Элизабет качает головой. – Убили друга Стефана. И вы решили, что вам удастся сплавить нас в кафе?

– Мы тоже работаем, – напоминает Крис. – Причем это наша настоящая работа. Я уверен, вы поймете.

– Я вас прекрасно понимаю. Что ж, не будем вам мешать. Дадите нам знать, если что-нибудь найдете?

Крис вздыхает:

– Я работаю не на вас, Элизабет.

– Извините, – говорит Донна. – Он считает ваше вмешательство унизительным. И даже я, хоть и не понимаю, как у вас это получается. Может, будет лучше, если вы просто позволите нам разобраться самим?

– Как пожелаете, – отвечает Элизабет. – Не всеми знаниями стоит делиться.

Затем она берет Джойс под руку и ведет ее вниз по улице к кафе.

– Ты спокойно сдалась, – озадаченно произносит Джойс. – Я думала, шуму будет больше.

– По дороге сюда я заметила кафе, – отвечает Элизабет. – Там пирожные на витрине…

– Замечательно, – радуется Джойс. – Я ничего не ела с одиннадцати вечера.

– …и камера видеонаблюдения снаружи.

Джойс улыбается подруге:

– Кафе порадует нас обеих?

– Совершенно верно, – кивает Элизабет. – И мы только что договорились, что не всем стоит делиться.

Глава 12

Конни Джонсон разворачивает рождественский подарок от Ибрагима. Это маленькая записная книжка в черном кожаном переплете.

– Такие постоянно показывают по телевизору, правда? – спрашивает Ибрагим. – Наркоторговцы любят вести записные книжки. Цифры, переводы денег, всякое такое. Нельзя доверять компьютерам из-за контроля полиции. Поэтому, лишь увидев это, я подумал о тебе.

– Спасибо, Ибрагим, – отвечает Конни. – Я бы подарила тебе что-нибудь, но в тюрьме можно купить только экстази и сим-карты.

– Это вовсе не обязательно, – говорит Ибрагим. – Кроме того, ты не должна дарить подарки своему психотерапевту.

– А разве терапевтам разрешается дарить блокноты наркоторговцам?

Ибрагим улыбается:

– Только в честь Рождества. Но если ты действительно хочешь сделать мне подарок, позволь задать пару вопросов.

– Полагаю, вопросы будут не о моем детстве?

– Вопросы об убийстве. Элизабет заставила меня их записать.

Вчерашнее заседание Клуба убийств по четвергам было по-настоящему жарким. По мнению Ибрагима, оно как никогда раньше приблизилось к тому, о чем гласило название.

– Обещаю, что со временем мы доберемся и до детства.

– Валяй, – соглашается Конни Джонсон.

– Позволь описать ситуацию, – начинает Ибрагим. – Представь, что мы находимся в конце глухой проселочной дороги в густом лесу. Стоит поздняя ночь. И две машины.

– Приехали потрахаться.

Ибрагим качает головой:

– Вряд ли. Водитель машины «А», торговец антиквариатом…

– Хуже некуда, – замечает Конни.

– …остается за рулем своей машины, в то время как некто из машины «Б» подходит к окну и выпускает пулю антиквару в голову.

– Один выстрел? – спрашивает Конни. – И сразу на поражение?

– Сразу на поражение, – подтверждает Ибрагим.

Ему нравится произносить это словосочетание.

– Неплохо, – говорит Конни. – Давай поговорим о детстве в следующий раз.

– Машина «Б» исчезает, возвращаясь туда, отколь она появилась…

– Никто из моих знакомых не говорит «отколь».

– Значит, пора расширять круг общения, – отзывается Ибрагим. – Несколько часов спустя магазин, принадлежащий торговцу антиквариатом, грабят.

Конни кивает:

– Ага.

– Ни одного отпечатка пальца – ни на месте преступления, ни в магазине.

– Этого не может быть, – возражает Конни, делая пометку в своей новой записной книжечке.

– О, я так рад, что появились первые замечания, – говорит Ибрагим.

– А как насчет видеонаблюдения?

– В магазине все уничтожено, но в кафе ниже по улице, где, по словам Джойс, подают превосходное миндальное печенье, камера видеонаблюдения зафиксировала мужчину в дорогом пальто. Мы знаем об этом, но полиция – нет.

– Вот это и правда удивительно, – хмыкает Конни.

– Он зашел перекусить и завел беседу с хозяйкой кафе. Хозяйку зовут Луиза, если тебе важно знать имя.

– Не важно, – отвечает Конни. – Когда мне понадобится информация, я спрошу.

Ибрагим продолжает:

– Хорошая новость в том, что Луиза, по ее словам, предпочитает не обращаться в полицию, поскольку ковид был надувательством. Что-то в этом роде. Мы не знаем наверняка, побывал ли он в антикварном магазине, но он пришел именно оттуда, и в кармане у него лежало около пятидесяти фунтов наличными, которые он достал, чтобы расплатиться. Поэтому Луиза предположила, что он мог получить их от антиквара. Я склонен согласиться с ней. В наше время люди редко рассчитываются наличными.

– Да, это какой-то кошмар, – подтверждает Конни. – Даже мне теперь приходится пользоваться системой «Эппл Пэй». А у того мужчины был акцент?

– Ливерпульский, – отвечает Ибрагим. – Он из Ливерпуля.

Конни кивает:

– Ты в курсе, что иногда слишком подробно объясняешь?

– Спасибо, – говорит Ибрагим. – Здравый смысл, которому не всегда нужно следовать, но который порой преобладает по веским причинам, подсказывает, что данное убийство имеет признаки профессионального исполнения, и мне стало интересно, какое у тебя на этот счет будет мнение.

– У меня будет мнение, ага, – отвечает Конни. – Ты обратился по адресу. Проселочная дорога, один выстрел, профессиональное попадание. Торговец антиквариатом – это идеальный скупщик краденого, помимо всего прочего. Ты гарантируешь, что эта информация еще не попала к полиции?

– Они остаются в неведении, – говорит Ибрагим.

– Окей. Тогда хорошо одетый ливерпулец может быть человеком по имени Доминик Холт, который переправляет героин через Нью-Хейвен. Сейчас он живет неподалеку отсюда, в доме на берегу моря. Наверняка они использовали магазин как перевалочный пункт. «Присмотрите за нашим героином до завтра» или типа того. Обычно Дом Холт не доставляет товар сам, но все мы иногда проявляем неосторожность.

– У него есть босс? – спрашивает Ибрагим.

– Еще один ливерпулец, Митч Максвелл.

– Они из тех, кто способен на убийства?

– Господи, ну конечно! – отвечает Конни. – Или из тех, кто способен нанять убийц.

Ибрагим поднимает бровь:

– Это одно и то же.

– Э-э-э, не совсем. Убить кого-то самому или нанять убийцу – абсолютно разные вещи.

– Ладно, обсудим это на следующем сеансе, – говорит Ибрагим. – Потому что во многом это одно и то же.

– Давай останемся каждый при своем, – отвечает Конни.

– А ты знаешь, где их можно найти, этих Доминика Холта и Митча Максвелла?

– Да, – говорит Конни.

– А нельзя ли подробнее?

– Нет. Дальше копай сам, – качает головой Конни. – Ты сказал, что торговца антиквариатом убили в тот же день, когда он выдал наличные щеголю из Ливерпуля. Я намекнула на героин и назвала имена Доминика Холта и Митча Максвелла. Все, что сверх того, – это стукачество, Ибрагим. Ты не единственный, кто соблюдает клятвы.

– Не думаю, что вы по-настоящему даете клятвы, – говорит Ибрагим. – А Дом Холт тебе не соперник?

– Нет, он торгует героином, я – кокаином.

– Разве эти миры никогда не пересекаются?

Конни смотрит на Ибрагима как на сумасшедшего.

– С какой стати им пересекаться? Может, на рождественских корпоративах? Очевидно, уже не в этом году.

Ибрагим кивает:

– А если я узнаю что-нибудь еще, мне стоит держать тебя в курсе?

– Обязательно, – отвечает Конни. – Но, может, продолжим сеанс? Я повспоминала отца, как ты просил.

Ибрагим снова кивает:

– И ты испытала злость?

– Огромную.

– Прекрасно! – говорит он.

Глава 13. Джойс

В газете «Куперсчейз без купюр» часто публикуются имена новых жителей – с их разрешения, разумеется. Это хороший способ представиться местному обществу, до того как вы приедете сюда на мебельном фургоне. Да и нам это дает шанс проявить известное любопытство.

Как бы то ни было, на следующей неделе у нас поселится человек по имени Эдвин Мэйхем.

Эдвин Мэйхем!

Наверное, это сценический псевдоним. Может, он раньше был фокусником или каскадером? Или поп-звездой шестидесятых? В любом случае он может стать хорошей темой для моей колонки «Джойс все видит». В этом месяце я брала интервью у женщины, переплывшей Ла-Манш. Правда, в момент заплыва забыли засечь время, так что через месяц ей пришлось переплывать заново. Кстати, она до сих пор любит купаться в бассейне.

Я, конечно, проторю дорожку к дверям Эдвина Мэйхема. Дам пару дней, чтобы он мог освоиться и расставить мебель по вкусу, а потом нагряну с лимонным безе и блокнотиком.

Уже поздно, и я наблюдаю через окно, как гаснет свет то в одном, то в другом домике. Однако некоторые из нас до сих пор не спят. Куперсчейз выглядит как адвент-календарь.

В этом году у меня был адвент-календарь от «Кэдбери», и я даже отправила одну шоколадку Джоанне в конце ноября. Джоанна говорит, что в «Кэдбери» изменили рецептуру, поэтому она не будет его есть, но я не заметила никакой разницы. Когда-то она любила шоколад «Дайри милк», не на шутку любила, но теперь в его адрес вы слова доброго от нее не услышите! Надо в следующем году подарить ей адвент-календарь, полный бриллиантов или хумуса.

Прямо сейчас я смотрю на свою фляжку. Выпьем за то, чтобы в следующем году не было убийств. Было бы здорово. Но возможно ли? Я начинаю забывать, чем занималась до того, как стали происходить эти убийства. Помню, что хотела научиться играть в бридж, но теперь все отошло на второй план. Кроме того, на моем «Скай Плюсе»[8] сохранено слишком много серий «Инспектора Морса» – я и не знаю, что с ними делать. Однако, бедный Калдеш…

Когда тебе почти восемьдесят, рядом маячит столько естественных причин для смерти, что добавлять к этому списку убийство кажется неоправданным. Его застрелили; очевидно, он кого-то расстроил. Я спросила Элизабет, откуда она узнала все подробности, и она сказала, что состоит в одной группе в «Ватсапе», куда сливают информацию обо всем. Я совсем недавно открыла для себя «Ватсап». Я вступила в группы «Собачники» и «Знаменитости, которых видели в Кенте». В группе «Что говорят мои внуки» мне пришлось отключить звук – там, кажется, в основном показуха. Как восьмилетний ребенок может сказать: «Бабушка, ты похожа на принцессу»? Увы, но я в это не верю. Знаю, знаю, мне не стоит быть такой циничной.

Наше первое направление в расследовании – человек по имени Доминик Холт. Он руководит компанией под названием «Логистика Сассекса», расположенной в промышленной зоне, довольно близко ко всем крупным портам, так что на следующий после похорон день Ибрагим отвезет нас туда, и мы прикинем, что к чему. Это как полицейская слежка. Элизабет будет отвечать за мозги, Ибрагим поведет машину, а я возьму на себя закуски. Только Рон пожаловался, что ему нечем будет заняться, но Элизабет заявила, что он нужен для настроения, и его это вроде бы утешило.

Рон был сварливым (или, точнее, сварливее, чем обычно) почти всю прошлую неделю. На Рождество он поссорился с Полин. Он не рассказывает мне, что произошло, но, по словам Ибрагима, это было связано с моментом открытия подарков. Рон решил, что откроет сразу после завтрака, а Полин сказала, что надо открывать только после обеда, в общем, слово за слово – и обстановка накалилась. Когда Ибрагим пришел к ним вечером, они даже не стали играть с ним в «Крокодила», хотя Рон знает, что Ибрагим очень любит эту игру; так что ссора, должно быть, разразилась серьезная. Я помню, как Ибрагим однажды изобразил «Пятьдесят оттенков серого» для Элизабет. Уверяю, такого вы точно никогда не видели.

Ибрагим поужинал на Рождество в одиночестве, уверяя, что ему нравится именно так. Я приглашала его к себе – приготовленного мной гуся хватило бы на всех, – но он признался, что на самом деле не верит в Рождество. Как-то это слишком душещипательно. Однако стоит отметить, что, когда он пришел погулять с Аланом, на его голове была шапка Санты.

Элизабет, конечно, осталась дома со Стефаном. Я не добилась от нее почти никаких рассказов, за исключением того, что она дала немного индейки маленькому лисенку, который в последнее время к ним захаживает. Они называют его Снежком из-за белых кончиков ушей. Укладываясь на землю, лисенок думает, что стал невидимкой, однако маленькие ушки всегда его выдают. С каждым днем он подходит все ближе к их патио. Он и сейчас где-то там, в темноте.

Я увижу всех завтра на похоронах Калдеша. Мы не знали его по-настоящему, но у него не осталось семьи, так что надо же кем-то заполнить скамьи, верно? Уверена, вы и сами были бы рады, если для вас кто-нибудь сделал бы то же.

Вот тебе и «без убийств», Джоанна. Хотя завтра я обязательно воспользуюсь твоей фляжкой. В крематориях часто дуют сильные сквозняки.

Глава 14

Всему личному составу было приказано собраться в 8:30 4 января в диспетчерской полицейского участка Файрхэвена, чтобы обсудить расследование убийства Калдеша Шармы.

Крис должен был управлять процессом – отдавать приказы, выдвигать версии, отвечать за маркеры и белую доску, но это утро преподнесло сюрприз.

Сюрприз принял форму старшего следователя Джилл Риган из Национального агентства по борьбе с преступностью, которая, как стало теперь ясно, возьмет на себя руководство расследованием, и причин этого никто из них пока не понимал.

В Кенте убили торговца антиквариатом из Брайтона. Какое это может иметь отношение к Национальному агентству по борьбе с преступностью и старшему следователю Джилл Риган?

Сейчас она пишет на доске Криса его маркерами. Донна чувствует, что его это постепенно приводит в ярость.

– Итак, что мы имеем? – спрашивает Джилл Риган. – Мы имеем квадратный корень из абсолютно ничего. Прошло больше недели с момента убийства, а у нас ни зацепок, ни тем более улик, – она медленно обводит взглядом собравшихся полицейских, – и никакой информации.

– Она душка, – шепчет Донна Крису.

Джилл продолжает:

– У нас отсутствуют записи видеонаблюдения из магазина, и рыдать из-за этого смысла уже нет. Следы на проселочной дороге ни к чему не привели – да и когда вообще бывало по-другому? Ни отпечатков пальцев, ни полезной ДНК, ни свидетелей, а я тем временем стою в комнате, полной полицейских, сидящих на попах ровно.

– Но это вы велели нам сесть, – напоминает Донна.

– Это была метафора, если вы когда-нибудь слышали такое слово, – отрезает Джилл. – Четыре дня, и никакого прогресса. Но теперь все будет по-другому. В полдень ко мне присоединятся коллеги из Национального агентства, а вы все будете отстранены. Вход в эту дежурку будет закрыт. Вход в мой кабинет – Крис, у меня есть полномочия воспользоваться вашим кабинетом – также будет закрыт. Вопросы есть?

Крис приподнимает руку:

– Да, просто…

– Шутка, – перебивает Джилл. – Вопросов нет. Спасибо всем, что явились в такую рань. А теперь найдите себе какое-нибудь другое преступление для раскрытия – если у вас они, конечно, бывают.

Полицейские расходятся, многих радует возможность провести спокойный день. Но Крис задерживается, и Донна следует его примеру.

– Что происходит? – спрашивает Крис.

– Ничего, – отвечает Джилл. – В том-то и проблема.

Он качает головой:

– Нет. Что происходит в целом? Всего лишь убийство в Кенте, и сюда подключают целое Национальное агентство по борьбе с преступностью?

– Я не знаю, что вам ответить, Крис, – пожимает плечами Джилл.

– Вам нужны мои вводные? Все, чем мы располагаем на данный момент?

– Нет, спасибо. Всё в порядке. Немного тишины и покоя – вот что нам нужно. Дайте нам шанс просто сделать нашу работу. Вы нашли его телефон?

– Чей телефон? – переспрашивает Крис. – Калдеша?

– Ого, – говорит Джилл, – ум острее бритвы. Да, Калдеша.

– У него при себе не было телефона, – отвечает Крис.

– И даже в магазине?

– Если бы мы нашли его в магазине, то телефон уже внесли бы в список вещественных доказательств, мэм, – вмешивается Донна.

Она должна была сдать его вчера, но в хранилище никого не оказалось. В кои-то веки Донна ощущает благодарность за то, что полицию недостаточно финансируют.

– Это как-то связано с организованной преступностью? – высказывает предположение Крис. – Пересеклось с делом о международной торговле наркотиками, которое вы уже расследуете?

– Если и так, то я бы вряд ли вам сказала, верно? – говорит Джилл. – Нисколько не сомневаюсь, что у вас найдутся и другие важные дела, которыми следует заняться.

– Не то чтобы важные, – отвечает Донна. – Где-то неподалеку от Бенендена украли лошадь.

– Вот и займитесь расследованием. И чтобы я не видела никого из вас рядом с камерой для допросов. Старший инспектор Хадсон, для вас выделен временный кабинет в вагончике на автостоянке. Почему бы вам не пройти туда?

Крис недоуменно спрашивает:

– То есть мы просто прекращаем наше расследование?

– Оставьте дело профессионалам, – отрезает Джилл. – Ваша задача – найти бедную лошадку.

Чувствуя, что эту схватку лучше отложить на другой день, Донна выводит Криса из диспетчерской и спускается с ним по парадной лестнице участка.

– Ну и как это понимать? – произносит он.

Донна подхватывает:

– Неужели в реальной жизни кто-то бывает таким несносным?

– Именно об этом я и думаю, – говорит Крис. – Похоже, от нас очень-очень хотят избавиться. Но почему?

– В этом убийстве есть нечто такое, о чем мы, по ее мнению, не должны знать?

Крис кивает:

– Именно это мы и должны выяснить.

– Начнем с главного, – решительно говорит Донна. – Я принесу мобильник Калдеша из своего шкафчика.

Крис снова кивает:

– По-быстрому проверим его звонки. А потом вплотную займемся кражей лошади в Бенендене.

Глава 15

На похоронах оказались заполнены только два ряда кресел. Калдеш не практиковал индуизм, да и вообще не придерживался какой-либо религии. Единственное оставленное им пожелание заключалось в том, что он хотел простой кремации и церемонии прощания под руководством местного викария, с которым его покойная жена познакомилась на курсах безопасного вождения и который ей очень понравился. («Какой-то Джон из Хоува. Я уверен, вы сможете его найти».)

В первом ряду сидят Джойс, Элизабет, Рон и Ибрагим. За ними Крис, Донна, Богдан и мужчина в шляпе, который представился как Большой Дэйв. Викарий, удивленный тем, что вообще здесь оказался, старается изо всех сил.

– Калдеш был владельцем магазина, человеком, ценившим антиквариат. Он был из Брайтона, так что наверняка любил море…

Элизабет решает, что эту часть можно пропустить, и поворачивается ко второму ряду, чтобы обратиться к Крису.

– Давайте обменяемся информацией, – шепчет она.

– Мы на похоронах, – шепчет Крис в ответ.

– Он жил в одноэтажном домике в деревне Овингдин, – продолжает викарий. – Калдеш явно был не тем человеком, которому нравились лестницы…

– Ладно, – кивает Крис. – Тогда вы первые.

Элизабет качает головой:

– Думаю, наша информация ценнее вашей. А значит, при всем уважении, вы начинаете первыми.

– Спасибо за уважение, – вставляет Донна.

Ибрагим, тоже обернувшись к ним, присоединяется к разговору.

– В данном случае она права. У нас есть существенная часть головоломки, которой нет у вас.

– Да неужели? – спрашивает Крис. – Позвольте вам не поверить. Мы продвигаемся довольно успешно.

– А сейчас было бы неплохо, если бы вы все присоединились ко мне в молитве, – продолжает викарий. – Даже если Калдеш был верующим человеком, то он хранил эту веру в глубокой тайне. Но поскольку никогда не знаешь наверняка… Отче наш…

Пока викарий произносит молитву, Элизабет и Крис продолжают разговор шепотом, но теперь почтительно склонив головы.

– Записи видеонаблюдения проверены? – спрашивает Элизабет. – Вы знаете, кто посещал Калдеша в день его смерти?

– Пока нет, – отвечает Крис.

– Надо же! А мы знаем!

– Вы не можете этого знать, – говорит Донна, закрывшая глаза и сцепившая руки. – Они блефуют, Крис.

Когда молитва заканчивается, они хором произносят:

– Аминь.

– А теперь, – говорит викарий, – давайте помолчим минуту вместе и вспомним нашего друга Калдеша Шарму. Или продолжайте шептаться друг с другом, только потише. Вы знали его гораздо лучше, чем я, хотя мне и понравилась его жена, когда мы познакомились.

Крис выдерживает всего пару секунд, после чего возвращается к беседе.

– Положа руку на сердце, – говорит он, – мы с этим разберемся. Прошло всего пять дней. У нас есть команда, хорошая команда, все с приличным интеллектом, у нас криминалисты, способные проверить что угодно. Что бы там ни произошло, мы это распутаем. И не волшебным образом, а с помощью упорного труда.

К обсуждению наконец присоединяется Джойс:

– Выходит, вы уже поговорили с Луизой из кафе? Это хорошо.

– С кем? – переспрашивает застигнутый врасплох Крис.

– С Луизой, – повторяет Элизабет. – С той дамой, которой принадлежит кафе ниже по улице. Вы же отправили нас туда, чтобы мы не путались под ногами. Надеюсь, вы догадались потом с ней поговорить?

– Конечно, – отвечает Донна. – Я поговорила с ней. Именно этим занимается полиция.

– В том-то и проблема, да? – мягко замечает Элизабет. – Не все вам доверяют, бог знает почему. Лично я считаю, что вы проделываете потрясающую работу. Конечно, среди полицейских найдутся и паршивые овцы, но их немного. Жаль, не все разделяют мое мнение. Кто знает, вдруг Луиза из кафе могла проявить бо́льшую откровенность с парой немолодых женщин, насладившихся чашкой чая с тортиком?

– Вообще-то мы ели миндальный бисквит, – поправляет ее Джойс. – Любые мелочи важны, Элизабет.

– А теперь, – говорит викарий, – мне кажется, один из друзей Калдеша хотел бы сказать о нем несколько слов. Богдан Янковский.

Джойс аплодирует, когда Богдан выходит вперед. Любой шепот немедленно прекращается. Богдан проверяет микрофон, стуча по нему указательным пальцем, и остается доволен акустикой.

– Калдеш был хорошим человеком, – начинает он. – А ведь далеко не все люди хорошие.

– Это точно, – кивает Рон.

– Он был добр ко мне и к Донне, он был хорошим другом Стефана. Я попросил Стефана рассказать о нем. Стефан сказал, что он был добрым и честным. Что его могли обзывать на улице, а он продолжал идти. По его словам, Калдеш был тот еще фрукт, но в хорошем смысле. Всегда смеялся, всегда помогал. В общем, я хочу сказать, перед лицом Бога… – Богдан смотрит на крошечную паству перед собой. – Калдеш, вы были другом Стефана, а значит, вы и наш друг. И я обещаю: мы обязательно найдем тех, кто стрелял в вас. Сначала мы выследим их, а потом убьем…

– Может, лучше арестовать, дорогой? – предлагает Донна.

Богдан пожимает плечами:

– Можно и так. Арестуем или убьем. Спасибо вам, Калдеш. А теперь, пожалуйста, отдыхайте.

Богдан крестится.

Когда он сходит с кафедры и возвращается на свое место, Большой Дэйв издает возглас, и начинаются всеобщие аплодисменты.

Церемония продолжается с чуть большим почтением. Джойс, Богдан и Рон даже проливают слезы.

В конце викарий произносит несколько заключительных слов:

– Наверное, сегодня я был здесь немного лишним. Но я желаю вам всем удачи, и я действительно жалею, что не был с ним знаком. Прощай, Калдеш.

Скорбящие начинают расходиться.

– Так и что вам сказала эта Луиза? – спрашивает Крис у Элизабет.

– Прошу прощения, – отвечает она, – я думала, мы не делимся информацией? Однако факты по этому вопросу таковы: мы располагаем описанием человека, который посетил Калдеша Шарму в день его смерти. А вы?

Крис и Донна смотрят друг на друга, затем одновременно качают головами.

– К тому же мы узнали имя того, кто точно соответствует описанию, и это имя Ибрагим получил от одного из ведущих импортеров наркотиков на южном побережье…

– Которого я не могу раскрыть, – предупреждает Ибрагим.

– У вас есть имя подозреваемого? – спрашивает Элизабет.

Крис и Донна переглядываются еще раз и снова качают головами.

– Наконец, я узнала, что Национальное агентство по борьбе с преступностью отобрало у вас расследование, так что вся ваша бравада не более чем хорошая мина при плохой игре. Это вполне объяснимо, но существенно замедляет процесс.

– Но как вы… – начинает Крис, однако Элизабет отмахивается от него.

– Каким бы делом вы сейчас ни были заняты, это не убийство Калдеша Шармы.

– Кто-то украл лошадь в Бенендене, – признаётся Донна.

– Ого! – восклицает Джойс.

– В общем, у нас довольно много информации, – говорит Элизабет. – А что найдется взамен у вас?

Донна достает из сумки телефон.

– У нас есть его телефон, Элизабет. Его не должно было быть, но он у нас.

– Как мило, – комментирует Рон.

Элизабет хлопает в ладоши.

– Чудесно, Донна, просто чудесно. Богдану чрезвычайно повезло, что у него есть вы. Простите, если я разговаривала с вами чрезмерно резко. Я над этим поработаю. Наша версия в том, что некий Доминик Холт доставил партию героина в магазин Калдеша, и что Калдеш решил украсть ее по причинам, известным только ему, и что после этого его кто-то убил. Это новости для вас, Крис?

– Это подтверждает многое из того, что я подозревал…

– Вздор, – недоверчиво говорит Элизабет. – А теперь ваша очередь: что вы узнали из телефона?

– Он сделал два звонка, – отвечает Крис. – Около четырех часов пополудни в день своей смерти.

– Один звонок женщине по имени Нина Мишра, – продолжает Донна. – Она профессор исторической археологии в Кентербери.

– Господи боже мой, профессор! – восхищается Джойс.

Рон закатывает глаза:

– Ох уж эти профессоры.

– Вы были у нее? – интересуется Ибрагим.

– Мы только утром получили распечатки, – качает головой Донна. – Так что нет.

Элизабет задумчиво произносит:

– Кажется, эта задача как нельзя лучше подходит нам?

– Да, мэм, – кивает Крис.

– Великолепно! – говорит Джойс. – Я давно хотела съездить в Кентербери.

– А как насчет второго звонка? – напоминает Ибрагим.

– Он состоялся примерно через десять минут после разговора с Ниной Мишрой, – отвечает Донна. – Но пока ничего не ясно. Номер неотслеживаемый.

– Неотслеживаемый? – переспрашивает Элизабет. – Позвольте не поверить.

– Он пробивается как код 777, – поясняет Донна. – Время от времени мы с таким сталкиваемся.

– О, – отзывается Элизабет.

– Код 777, – повторяет Джойс. – И что это значит?

– Так бывает, когда действуют преступники высокого класса, – говорит Крис. – Это признак блокирующего программного обеспечения – абсолютно незаконного и очень дорогого, разумеется, но оно избавляет от необходимости покупать одноразовые телефоны.

– Вероятно, откуда-то из даркнета, – глубокомысленно кивает Ибрагим.

– Итак, Калдеш звонит профессору, – говорит Джойс. – А потом сразу преступнику высокого класса?

– Могут быть и другие объяснения, – качает головой Элизабет.

Крис язвительно откликается:

– С нетерпением жду возможности их услышать.

– Есть два ключевых вопроса, – продолжает Элизабет. – Пытался ли Калдеш продать этот героин? И если да, то кому именно?

– Я не согласен ни с тем, ни с другим, – возражает Рон. – Извините. Калдеш находит тайник с героином и решает его продать? Нет. Он бы пришел в ужас. Кто-то другой туда вошел и его выкрал. Точно вам говорю. Калдеш никак не смог бы его украсть.

– Простите, – произносит чей-то голос, – но я не мог не подслушать.

Они поворачиваются и замечают Большого Дэйва, незнакомца с похорон.

– Мне кажется, я был последним, кто видел его живым, – говорит Большой Дэйв.

– Когда именно? – уточняет Элизабет.

– Вечером 27 декабря, – отвечает Большой Дэйв. – Около пяти часов. Я уже закрывался, в тот день покупателей особо не было.

– Он что-нибудь сказал? – спрашивает Крис. – Сказал, куда поедет?

– Нет, он просто пожелал мне счастливого Рождества, – говорит Большой Дэйв, застегивая пальто. – А потом купил лопату.

Глава 16

Всю дорогу домой с похорон они продолжали выдвигать различные гипотезы. Конкурирующие банды наркоторговцев? Шантажисты? Рон, как обычно, подозревал мафию. Однако оставались нерешенными некоторые интересные вопросы. Почему Калдеш не сделал так, как было велено? Зачем он звонил Нине Мишре? И кому был адресован второй звонок – тот самый, под кодом 777? Элизабет отмахнулась от замечания Криса о высококлассных преступниках, но не могла не признать, что он прав. Разжиться номером, не оставляющим следов, – чрезвычайно трудная задача. И эту тактику применяют люди совершенно особого типа.

Ну и, конечно, ключ ко всему вышесказанному: где теперь находится героин?

Элизабет зевает. Наконец-то долгий день закончился.

Она открывает входную дверь.

И сразу понимает, что в доме что-то не так. Она чувствует: произошло что-то очень плохое. Своим чувствам она давно научилась доверять.

Телевизор выключен, и это необычно. Стефан теперь сидит и смотрит его целыми днями. Канал «История», как правило. Раньше он часто рассказывал ей о том, что видел, но сейчас все реже и реже. Иногда по вечерам она смотрит телевизор вместе с ним. В основном про нацистов и Древний Египет. Довольно интересно.

Она снимает пальто и вешает на крючок в прихожей возле стефановской непромокаемой куртки. Куртка нужна для прогулок, которые они обычно совершают вдвоем. Несколько часов пешком, затем паб с камином и дружелюбной собакой, помощь Стефану с кроссвордом. Впрочем, так было раньше. Теперь они пытаются хотя бы час в день ходить по лесу. Никаких больше пабов с каминами. Еще одна традиция ушла в небытие – а ведь их и без того оставалось так мало!

Элизабет дотрагивается до рукава куртки.

У входа тихо, но Стефан, должно быть, дома. Она чувствует смутно знакомый запах.

Знакомый, но откуда?

А вдруг Стефан потерял сознание? Вдруг с ним случился сердечный приступ? Неужели еще немного – и она обнаружит его на полу? С серым лицом и посиневшими губами? Неужели их прекрасный роман закончится вот так? Ее сильный мужчина будет лежать распростертым на ковре? Один на один с Элизабет? Так и не попрощавшись?

– Элизабет?

Это голос Стефана. Он доносится из-за двери его кабинета. Элизабет чуть не сгибается от облегчения. Она толкает дверь, и вот он здесь. Стефан полностью одет, выбрит, его волосы аккуратно причесаны. Он сидит за столом, за которым работал много лет. В окружении книг – об исламском искусстве, о ближневосточных древностях. Целую полку занимает нон-фикшен Билла Брайсона. Раньше она часами могла слышать, как Стефан корпит здесь над древним текстовым процессором[9], который он категорически отказывался менять на что-нибудь посовременнее. Элизабет всегда дразнила его тем, что он печатает как слон, но знала, какая за этим скрывается радость. Как же он любил свою работу! Как ему нравилось писать, читать лекции, преподавать, переписываться с коллегами! Чего бы она только не отдала, лишь бы снова услышать, как он тарахтит на клавиатуре!

– Здравствуй, дорогой, – говорит Элизабет. – Мы нечасто сидим здесь в последнее время.

Стефан жестом приглашает Элизабет присесть. Она видит письмо у него на столе.

– Я бы хотел… – начинает Стефан. – Не возражаешь, если я прочитаю тебе письмо, которое получил сегодня?

Она видит лежащий там же конверт. Почту принесли после ухода Элизабет.

– Прошу, – говорит она.

Стефан берет письмо со стола, но, прежде чем приступить к чтению, смотрит прямо на Элизабет.

– Мне нужно, чтобы ты была честна со мной, понимаешь? Если ты меня любишь, я хочу, чтобы ты не лгала.

Элизабет кивает. Что еще тут можно сделать? Интересно, кто отправил Стефану письмо? И о чем же оно? Может, это был Калдеш? Может, в нем ключ к разгадке его убийства? Просьба о помощи к старому другу?

Стефан начинает читать. Когда-то он читал ей в постели. Диккенса, Троллопа. Или Джеки Коллинз под настроение.

– Дорогой Стефан, – начинает он. – Это письмо трудно писать, но я знаю, что читать его будет еще труднее. Перейду сразу к главному. Я подозреваю, что у тебя ранняя стадия слабоумия, возможно, болезнь Альцгеймера.

Элизабет слышит, как бьется в груди ее сердце. Кто, черт возьми, решил нарушить их право на частную жизнь? Кто вообще об этом узнал? Ее друзья? Мог ли написать кто-нибудь из них? Они бы не посмели без ее разрешения. Разве что Ибрагим. Он мог бы осмелиться.

– Я не эксперт, но я изучил эту тему. Слабоумие – это когда забываешь о многих вещах, впадаешь в замешательство. Я прекрасно знаю, что ты мне ответишь на это: «Но я всегда что-то забывал. Я часто приходил в замешательство!» И ты будешь, конечно, прав, но этот недуг, Стефан, совсем другого масштаба. С тобой что-то происходит, и все, что я читал, указывает только в одну сторону.

– Стефан, – говорит Элизабет, но Стефан мягким жестом просит ее помолчать.

– Кроме того, ты должен знать, что и слабоумие развивается лишь в одном направлении. Когда ты начнешь скатываться вниз по склону (и, пожалуйста, поверь: ты уже начал и назад пути не будет), тут и там могут найтись опоры для ног, могут найтись выступы, на которых можно передохнуть, и вид сверху время от времени может показаться прекрасным, но обратно тебе вскарабкаться уже не удастся.

– Стефан, кто написал тебе это письмо? – спрашивает Элизабет.

Стефан поднимает палец, прося ее потерпеть еще немного. Ярость Элизабет утихает. Такое письмо она должна была написать ему сама. Не следовало оставлять это незнакомцу. Стефан вновь продолжает чтение:

– Возможно, все это ты уже знаешь; возможно, ты сидишь, читаешь и задаешься вопросом: зачем этот проклятый дурак рассказывает мне то, что уже давно известно? Но я должен написать, потому что вдруг ты не знаешь? Что, если ты уже слишком далеко скатился по склону, чтобы понять правду о своем скольжении? Если эти слова покажутся далекими от тебя, то я, по крайней мере, надеюсь, что они зазвенят где-то в глубине – и ты осознаешь истинность того, что я пишу. Ведь ты знаешь, что можешь мне доверять.

– Кому доверять? – спрашивает Элизабет.

– А это имеет значение? – ласково интересуется Стефан. – По твоим глазам я вижу, что это правда. В смысле я уже знаю, что правда, но все-таки рад видеть, что ты подтверждаешь. Позволишь мне продолжить? Письмо недлинное.

– Я должен написать это письмо сейчас, потому что если звонок уже прозвенел, Стефан, то мне нужно, чтобы ты сделал две вещи. Во-первых, прочитай это письмо вслух Элизабет, а во-вторых, я хочу, чтобы ты заставил ее пообещать, что она будет позволять тебе читать письмо каждый день, чтобы ты не забывал. Насколько я понимаю, ты так и поступишь.

Элизабет знает теперь, кто написал письмо. Конечно знает.

– Ты написал письмо самому себе?

– Да, выходит, написал, – отвечает Стефан. – Ровно год назад.

Уж чего-чего, а такого Элизабет совершенно не ожидала.

– Как ты это сделал? Отдал конверт своим адвокатам и попросил их отправить тебе письмо по почте через год?

– Наверное, да, – пожимает плечами он. – Должно быть, именно так. Но мне важнее знать: это правда?

– Чистая правда, – говорит Элизабет.

– Симптомы становятся хуже?

– Все очень плохо, Стефан. Сегодня на редкость хороший день. Мы цепляемся за каждый.

Стефан кивает:

– И что же теперь делать?

– Зависит от тебя, – отвечает Элизабет. – Это всегда будет зависеть только от тебя.

Стефан улыбается:

– Какая чушь. Почему зависит от меня? Решать нам обоим, и, похоже, остается совсем немного открытых окон. Буду ли я продолжать жить? Или это уже невозможно?

– Это трудно, – отвечает Элизабет. – Но не невозможно.

– Скоро все изменится.

– Меня не волнует, что будет скоро, – заявляет она. – Меня волнует то, что есть сейчас.

– Какой бы прекрасной ни казалась эта мысль, но я чувствую, что, кажется, не имею права на подобную роскошь, – говорит Стефан. – Я уверен, есть места, где мне бы оказали медицинскую помощь. Заодно тебе стало бы полегче. Надеюсь, у меня остались деньги? Я еще не все проиграл в карты?

– У тебя есть деньги, – кивает Элизабет.

– Недавно я продал несколько книг. Дорогих.

Стефан, должно быть, замечает что-то в ее глазах.

– Я не продавал книги?

– Нет, не продавал, – отвечает Элизабет. – Хотя ты помог раскрыть убийство с помощью некоторых из них.

– Я действительно это сделал? Мы же в полной глуши.

– Ты хочешь дочитать письмо?

– Да, – говорит Стефан, – с удовольствием.

Он снова берет страницу в руки:

– Стефан, что за жизнь ты вел! Ты наполнял смыслом каждую быстролетящую минуту, а что за женщину ты нашел в лице Элизабет, я даже выразить не могу! Можно сказать, ты любимчик Фортуны! Какая удача тебе выпала, какие возможности представились, какие достопримечательности ты увидел. Ты везучий сукин сын, и за это тебе, вероятно, причитается неприятная расплата. И вот она пришла. Ты должен распорядиться этим так, как решишь сам, и это письмо – мой подарок тебе, чтобы ты знал, с чем придется столкнуться, если все остальное потерпело неудачу. Сейчас я каждый день читаю о слабоумии, стараясь все учить, пока способен на это, но говорят, что со временем забываешь даже самых близких. Я снова и снова читаю о семьях, в которых мужья забывают жен, матери забывают детей, но после того, как имена и лица уходят из нашей памяти, дольше всего, мне кажется, сохраняется любовь. Поэтому, в каком бы положении ты теперь ни находился, я надеюсь, ты понимаешь, что тебя любят. Элизабет не оставит тебя, мы оба это знаем. Она не запрет тебя дома, как бы плохо тебе ни было и какой бы трудной ни стала жизнь с тобой. Но ты должен убедить ее, что есть лишь один правильный выход. Она не должна продолжать заботиться о тебе – ни ради себя, ни ради вас обоих. Элизабет тебе не нянька, она твоя любовь. Прочти ей письмо, а потом, я прошу тебя, проигнорируй ее возражения. Я оставил листок с планом действий внутри справочника Багдадского археологического музея, он на третьей полке справа от тебя. Надеюсь, найденное там окажется именно тем, что тебе нужно.

Стефан, я теряю разум. Я чувствую, как он ускользает с каждым днем. Я посылаю тебе свою любовь, дорогой, на целый год вперед. Надеюсь, мое письмо станет для тебя поддержкой. Я люблю тебя, и, если предположить, что ты выполнил мою просьбу и прочитал письмо Элизабет, то, Элизабет, тебя я люблю тоже. Искренне ваш, Стефан.

Стефан откладывает письмо:

– Такие, значит, у нас дела.

– Такие дела, – соглашается Элизабет.

– Кажется, теперь мы оба должны заплакать?

– Я думаю, нам обоим пока что понадобится хладнокровие, – отвечает Элизабет. – Поплачем позже.

– А мы уже беседовали о таком раньше? – спрашивает Стефан. – Мы разговаривали о слабоумии?

Элизабет кивает:

– Время от времени да. Ты определенно чувствуешь, что происходит что-то неладное.

– И как долго… Это невозможный вопрос, я понимаю… Но как долго мы сможем поддерживать беседу? И сколько окон вроде этого у нас осталось?

Элизабет больше не может обманывать себя, не может держаться за Стефана. Пришел день, который, как она знала, рано или поздно бы наступил. Она теряла его абзац за абзацем, и вот очередная глава закончена. Вся книга теперь близка к завершению.

Стефан, полностью одетый и выбритый, стоит среди своих книг. Здесь же вазы и скульптуры, привезенные из путешествий, и многие другие вещи, которые он находил значимыми и прекрасными, которые собирал всю жизнь. Рядом награды и фотографии со старыми друзьями, улыбающимися из лодок, или мальчиками-школьниками, одетыми как юные мужчины. Вот Стефан в горах, на раскопках в пустыне. Вот он поднимает бокал в безвестном баре или целует жену в день их свадьбы. Эта комната похожа на кокон, в каждом дюйме которого отражен его интеллект, его улыбка, его доброта, его способность дружить и любить, его шутки… Его разум, полностью выставленный на всеобщее обозрение.

И он знает, что все это практически потеряно.

– Не так уж долго, – отвечает Элизабет. – Хорошие дни приходят все реже, плохие становятся хуже.

Стефан надувает щеки и выдыхает. Похоже, для него остается все меньше вариантов.

– Ты должна отправить меня куда-нибудь, Элизабет. Туда, где мне будут оказывать круглосуточный должный уход. Составь список мест, я посмотрю.

– Я могу заботиться о тебе, – говорит Элизабет.

– Нет, – качает головой Стефан. – я этого не потерплю.

– Надеюсь, в этом вопросе у меня будет право голоса?

Стефан тянется через стол и берет ее за руку.

– Пообещай мне, что не уничтожишь это письмо.

– Я не стану давать обещаний, которые не сумею сдержать, – отвечает Элизабет.

«Господи, его рука и моя рука, – думает она, – как же они подходят друг другу!»

– Мне нужно, чтобы ты показывала мне это письмо каждый день, – продолжает Стефан. – Понимаешь?

Элизабет смотрит на мужа. Затем на письмо, которое этот умный человек написал самому себе ровно год назад. Через что ему пришлось пройти? В один из тех дней, когда в кабинете стучала шумная клавиатура, он печатал это письмо. А потом он, наверное, вернулся в гостиную с широкой улыбкой на лице: «Чайку, моя старушка?»

Показывать Стефану письмо каждый день означает потерять его. А не показывать – предать.

Так что у нее вообще нет выбора.

– Я обещаю, – говорит Элизабет.

Теперь слезы проливаются из глаз Стефана. Они встают и обнимают друг друга. Стефан дрожит и всхлипывает. Он говорит:

– Прости.

Она отвечает:

– Прости. – Но кого прощать и за что, не понимают оба.

Теперь Элизабет знает, чем пахло, когда она вошла в квартиру пятнадцатью минутами ранее, то есть целую жизнь назад. Она много раз сталкивалась с этим запахом.

Это был страх. Пропитанный по́том, леденящий душу страх.