Граф Дерби впервые изобразил что-то вроде улыбки со смерти жены: купчая на Линдфорд-холл была подписана и заверена при двух верных свидетелях. Наконец-то!
Овдовевшая леди Линдфорд, его бывшая и единственная хозяйка, казалось, вздохнула от облегчения, когда старый нотариус, присыпав еще не высохшие чернила на документе песком, произнес:
– Поздравляю, граф Дерби, вы стали полновластным хозяином Линдфорд-холла и соответственно всего острова Скай.
Эдвард Корнелиус Кристофер Дерби, восьмой в очереди на английский престол, именно в этот момент не удержался от изогнувшей губы улыбки. И умей он видеть со стороны, испугался бы сам себя: от непривычного им нынче усилия мышцы лица, кое-как растянувшись, сотворили из него жуткую маску.
– Поздравляю, граф Дерби, вы добились того, что хотели, – произнесла леди Линдфорд, стараясь не выказать дрожи, охватившей ее. – Надеюсь, вы не будете разочарованы.
– Уверен, этого не случится, – откликнулся граф. – Я давно мечтал поселиться в столь живописном и... отдаленном от общества месте. Ваш дом – идеальное место для будущего отшельника! – Губы его опять изогнулись в улыбке, хрустнул накрахмаленный воротничок, врезавшийся в подбородок.
Из вежливости женщина возразила:
– Такой мужчина, как вы, не должен хоронить себя в Линдфорд-холле, милорд, – сказала она. – Провести лето на острове просто чудесно, но жить там всегда... Нет-нет, светский сезон без вашего в нем участия был бы провалом! Уверена, королева вам не позволит, да и граф Солсбери тоже.
– Вряд ли королеве есть до меня какое-то дело, а с графом Солсбери я способен договориться.
С такими словами граф Дерби простился с нотариусом, пожелав ему доброго дня, и, предложив леди Линдфорд согнутый локоть, надел цилиндр и вышел из конторы на Харви-стрит в весьма приподнятом настроении.
День выдался солнечным, ясным. В такие обычно даже дышится легче, как будто снедавшие душу страхи-тревоги и горестные воспоминания испаряются облачком пара. Вот и граф впервые за долгое время ощутил себя как будто счастливым...
– Мой экипаж на той стороне, – подсказала ему направление леди Линдфорд. И тут же спросила: – Вы, в самом деле, намерены поселиться на Скае? Это весьма уединенное место. И я, скажу честно, понятия не имею, почему мой супруг решил строить там дом. Он был, не побоюсь этого слова, эксцентричным мужчиной, но все-таки Скай... Даже для него это было чрезмерно.
Лорд Дерби остановился у края дороги, пропуская прогулочное ландо, из которого, прикрывшись кружевным зонтиком, ему улыбалась юная мисс. Впрочем, он едва ли это заметил, сконцентрировавшись на беседе с вдовой мистера Линдфорда.
– Возможно, вашего мужа привлекала аура тайны, покрывавшая остров? – предположил он, делая шаг на дорогу. – Я слышал, о нем ходят разные слухи.
Женщину, несмотря на солнечный день, пробрала зябкая дрожь. Граф Дерби почувствовал это сквозь ткань своего сюртука, и посмотрел на нее...
– Я ненавидела этот дом, – призналась в сердцах леди Линдфорд. – Теперь могу сказать честно: он наводил на меня неосознанный страх. Все эти шорохи, скрипы...
– Возможно, у вас слишком развито воображение...
Поджав губы, собеседница не успела даже ответить, когда несущийся на бешеной скорости экипаж, гремя рессорами и раскачиваясь из стороны в сторону, вылетел из-за угла. Возница тщетно пытался справиться с лошадьми, или делал вид, что пытался, в любом случае, еще только минута, и обоих бы раздавило под мощными их копытами.
Лорд Дерби, на секунду опешивший, в следующий миг, подхватив леди Линдфорд за талию, отпрыгнул и повалился вместе с ней на бордюр. Неуправляемый экипаж, оглушив зычными окриками возницы и грохотом колес о брусчатку, пронесся мимо едва они оказались лежащими на земле. Свалившийся с головы лорда Дерби цилиндр, дорогой, только недавно им купленный, оказавшись под копытами лошадей, превратился в жуткое месиво. Подхватившись с земли, он подал руку своей оглушенной, шокированной произошедшим спутнице... Пламенея румянцем стыда, она оправила сбившуюся на бок шляпку и отряхнула травинки с платья.
– Я... я... благодарю вас, граф Дерби... У меня просто нет слов. Я унижена самым ужаснейшим образом... Этот возница должен ответить. Что он себе вообще позволяет?!
Граф, молча подхвативший с дороги свой испорченный ныне цилиндр, повертел оный в руках.
– Право же, леди Линдфорд, мы остались в живых, и это важнее всего. На месте этой вещицы могли бы быть мы!
Женщина ахнула, схватившись за сердце, и оперлась на руку лакея, подоспевшего с озабоченным видом. Вскинула подбородок и кивнула своему спутнику:
– И все-таки я этого так не оставлю, – сказала она, спеша скрыться от любопытных зевак в недрах своего экипажа. – Доброго дня, граф! Пусть Линдфорд-холл сделает вас счастливей, чем сделал меня.
Сказав это, она задернула занавеску, и экипаж покатился прочь по дороге. Граф постоял, глядя ей вслед, в после окликнул проезжающий кэб: граф Солсбери уже дожидался его. А одно из правил Эдварда Дерби гласило: «Опаздывают только тупицы и снобы». Он не считал себя ни тем, ни другим, а потому велел кэбмену: «Честер-сквер, 45. Гони так быстро, как можешь! Плачу целый соверен, если уложишься в десять минут».
Лошади сорвались в галоп – мужчину прижало к сиденью, пропахшему дешевым парфюмом и табаком. Он скривился, представив всех тех, кто сидел до него на этом сиденье, но брезгливость сняло как рукой, стоило только припомнить, что ждало его впереди: а впереди его ждал безлюдный, почти райский маленький Скай с большим мрачным домом, который отныне он сделает своим личным прибежищем. Прощайте лондонский смог, бешеные возницы и призывные взгляды девиц-дебютанток вкупе с их же озабоченными мамашами!
Осталось только проститься с графом Солсбери, своим дедом: он был последним живым близким родственником Эдварда Дерби, и тот по-своему, но любил его. Виделись они, правда, нечасто, все больше пересекаясь на светских приемах, но в последнее время, после смерти жены, Дерби и вовсе перестал на них появляться... Дед слал ему гневные письма, призывая явиться незамедлительно. Слал последние месяца три или четыре, Эдвард точно не помнил, игнорируя каждое, он был увлечен своими исследованиями и... покупкой нового дома.
Полгода спустя
Лодка лениво скользила по Внутреннему заливу, направляясь к заросшему лесом берегу острова Скай. Пропахшая рыбой, рыбацкая эта посудина никоим образом не сочеталась с сидевшими в ней сейчас пассажирками: четырьмя хорошо одетыми леди и молодым человеком в добротной, но далеко не новой одежде обычного клерка.
Юноша этот, молоденький, с гладкой, словно у девушки, кожей лица и худеньким телом, сидел на баке особняком, время от времени наблюдая за сбившимися по центру девицами. Обложенные коробками и сундуками, они едва могли пошевелиться, тем более что гребец, хозяин лодки и крайне сумрачный тип, говоривший на скверном английском, еще до выхода в воды залива долго ворчал по поводу их количества и осадки, которую дала лодка. Та сидела в воде глубоко, ватерлиния поднялась до самого борта. Рыбак серьезнейшим образом советовал девушкам не дышать, и те, судя по виду, старались делать это пореже...
Даррен Спенсер, молодой человек, сидевший на баке, улыбнулся, отвернув лицо в сторону.
Для него было странным находиться в самой этой лодке, да еще в столь необычной компании, в должности, о которой он даже не думал еще месяц назад: секретарь графа Дерби. Воистину неисповедимы пути господни!
Объявление появилось в газете примерно три-четыре недели назад: «Граф Дерби ищет молодого, расторопного человека на должность личного помощника и секретаря. Пять фунтов в неделю. Проживание и еда бесплатно. Место постоянной работы: Линдфорд-холл на острове Скай». Пять фунтов в неделю! Да это целое состояние в его нынешнем положении. Едва Даррен его прочитал, как уже больше не мог позабыть... Пять фунтов в неделю только за то, чтобы стать тенью интригующего все побережье своей эксцентричностью графа. Да на должность, должно быть, помимо него, выстроится целая очередь претендентов... Если, конечно, найдутся подобные смельчаки. Но смельчаков, как выяснил позже молодой человек, не оказалось ни одного...
Остров Скай в последнее время пугал пуще прежнего.
С появлением графа Дерби, и без того овеянный жуткими слухами, остров превратился в то место, о котором заговаривали лишь шепотом, прикрыв губы ладонями, чтобы, упаси боже, какая-нибудь пролетавшая птица не донесла хозяину острова о пересудах несчастного смельчака. В представлении рыбаков, промышлявших в заливе и обходивших овеянный слухами Скай стороной, приезжий молодой англичанин, поселившийся в Линдфорд-холле полгода назад, был самим дьяволом. Не иначе!
Именно с его появлением на Скае начали пропадать люди...
Первым был Шон О'Майли, работавший в Линдфорд-холле садовником еще при прошлом хозяине, сэре Линдфорде. Он остался там, крайне довольный, что новый владелец имения предложил ему плату больше прежней, да еще не особо донимал планами по улучшению саду, как было то с прежним хозяином. О'Майли нет-нет да прикладывался к бутылке, валяясь под одичавшими кустами роз и малины, а графу Дерби и дела до этого не было. «Это рай», – повторял О'Майли снова и снова, пока вдруг ни пропал.
Раз – и нет его. У садовника не было ни жены, ни детей, только старый пес Порох, который с тех пор, одичав, завывал ночами на топях, пугая тем самых подверженных суевериям жителей рыбацкого поселения.
После О'Майли пропали домашние слуги Грег и Яков Макдоналды, после них – дряхлый лакей, о котором рыбаки мало что знали (он был англичанин), но все-таки сам факт произошедшего снова их взбудоражил. И об острове поползли скверные слухи...
Не то чтобы раньше о нем не говорили, но теперь ЗАГОВОРИЛИ по-настоящему. И граф лишь подливал масла в огонь своими эксцентричными выходками: он, например, запретил привозить на Скай женщин. После пропажи четырех горничных и кухарки он заявил, что новых в имении не потерпит. Он-де, вообще женофоб и рьяный поборник мужской чистоты – женщины, какими бы милыми они ни были, отвлекают его от работы.
А вот чем именно граф занимался, гадали по-настоящему много и увлеченно.
Например, было замечено, что на остров привозят морем какие-то ящики, сгружая их с кораблей, даже не входящих в залив. Что было в тех ящиках, мешало особенно любопытным спать по ночам. И тогда они, перебарывая свой страх, ехали наниматься в Линдфорд-холл слугами – а потом пропадали.
Именно так обстояли дела, когда в рекламном разделе местной газеты появилось объявление графа Дерби о поиске секретаря, и молодой Даррен Спенсер откликнулся на него. Он просто не мог пройти мимо этого шанса... «Попытка – не пытка», – сказал он себе и отправился на собеседование в кофейню в Килехе, в которой будущий работодатель уже поджидал его углубившись в чтение английской газеты. Где он достал ее в этой шотландской глубинке, так и осталось для Даррена тайной, впрочем, и без того овеянный слухами, словно шлейфом, граф просто не мог казаться еще более интригующим, чем уже был. Возможно, он создавал газеты из воздуха, как иные иллюзионисты создают голубей или букеты цветов – это просто следовало принять как данность. Что Даррен и сделал, рассматривая графа издалека и все еще не обнаруживая себя...
Высокий, чайный столик с ажурной скатертью не скрывал его ног, одетых в черные брюки, и черные туфли с острым носком, статный, одетый по последней лондонской моде, он невольно притягивал взгляд. И не то чтобы Даррен действительно разбирался в лондонской моде, но на нем не было клетчатых жилета или сюртука, что больше соответствовало сельской местности, а значит, граф привез эту моду с собой из столицы. Черный сюртук сидел на нем идеально... Казалось, он только что вышел от королевы, весь такой отутюженный, яркий, несмотря на наличие черной одежды, и... привлекательный. Даррен тогда невольно сглотнул, отметив и чуть вьющиеся волосы графа, и его гладко выбритое лицо, что совсем шло вразрез с местной модой на бороды и щетину.
В общем и целом, итогом этого пристального осмотра стали краска стыда, окрасившая щеки парнишки, и неуместные мысли. Отругав сам себя за неподобающую реакцию и пребольно ущипнув себя за руку, так что слезы выступили из глаз, Даррен Спенсен наконец подобрался и, выйдя из тени, направился к столику Эдварда Дерби.
Первая трудность, с которой столкнулся молодой Спенсер, заключалась в невозможности перевести всех девушек вместе с горничными и багажом на остров одновременно. Рыбацкая лодка просто не была на это рассчитана... И стоило ему заикнуться о том, чтобы оставить горничных и багаж дожидаться второго рейса, как Эмма Джонстон подала голос.
– Я ни за что не брошу свои драгоценные шляпки дожидаться на берегу! Вдруг кто-то их украдет? Я слышала, что шотландцы – сущие дикари и разбойники.
– В таком случае, – сказал Даррен, – оставайтесь караулить их вместе с горничной и дожидаться возвращения лодки. Может быть, даже и к лучшему, что граф познакомится не со всеми невестами разом... Вы останетесь, так сказать, на десерт – И он мило ей улыбнулся.
Мисс Джонстон побагровела, не совсем понимая, считать ли слова безусого секретаря комплиментом или все-таки оскорблением. Десерты в целом она очень любила, но что значит, самой оказаться десертом? Она хотела быть первым и самым значимым «блюдом».
– Ну уж нет, – взмахнула она своими пышными юбками, – я не останусь одна с какими-то горничными и багажом. – И сказав это, первой направилась к лодке.
Замерла там, дожидаясь чьей-либо помощи, и Даррену Спенсеру волей-неволей пришлось помочь ей забраться в лодку. Следующей в ней расположилась мисс Хортон (та, проигнорировав руку Спенсера, сама заняла место подле мисс Джонстон), мисс Миртл Уэбб брезгливо скривилась, едва в нос ей ударил застоявшийся запах рыбы.
– Неужели для нас в целой Шотландии не нашлось лодки получше? – осведомилась она, подхватив длинную юбку, чтобы она не касалась дна лодки.
– Боюсь, об этом вам стоит поговорить с графом Дерби, – отозвался молодой Даррен Спенсер. – Я лишь выполняю его поручение, сопровождая вас через пролив.
Только Амелия Холланд с благодарностью отозвалась на его помощь, поблагодарив секретаря графа кивком головы.
Так, оставив горничных и часть багажа на берегу, они и отплыли к острову Скай. И молчали большую часть пути, пока робкая Амелия Холланд не обратилась к мисс Хортон, опустившей в воду кончики пальцев:
– Скажите, разве вы не боитесь, что в этой воде может быть что-нибудь... страшное? – спросила она.
– Страшное? – Мисс Хортон вскинула бровки, и лицо ее отобразило насмешку. – Вы что же, действительно, верите в сказки, которые ходят о Скае?
– А что это за... «сказки»? – не дав мисс Холланд ответить, осведомилась мисс Джонстон. – Я слышала что-то от слуг в местной гостинице, но матушка запретила им говорить. Мол, слуги – извечные фантазеры, ни к чему мне их слушать.
Улыбка мисс Хортон сделалась еще более насмешливой и высокомерной. Казалось, она наслаждалась своей осведомленностью в тех вопросах, о которых прочие не имели понятия.
– То есть вы понятия не имеете, куда едете? – вопросом на вопрос отозвалась она. Мисс Джонстон едва заметно кивнула, явно уже пожалев, что заговорила об этом. – Как же так? Вас отправили на Таинственный остров, не поставив в известность, что именно он из себя представляет.
– Таинственный остров? – переспросила мисс Джонстон. – Разве он не называется Скай?
– Это общепринятое название, – кивнула Гортензия, – но местные жители никогда его так не зовут. Он именно что таинственный, ведь на острове... пропадают люди.
Кто-то ахнул, и девушки поняли, что это была мисс Уэбб, прижавшая к груди обе руки. И Гортензия Хортон, встретившая с насмешкой вопрос Амелии Холланд о находящихся в воде ужасах, теперь продолжила самым таинственным тоном:
– Об этом острове и до графа ходили разные слухи: например, что приплывавшие сюда рыбаки таинственным образом пропадали, а после их души бродили призраками по острову, огоньками светясь в темноте. – Мисс Уэбб снова то ли охнула, то ли всхлипнула, и, довольная результатом Гортензия Хортон, заключила зловещим тоном: – Кто приплывет на Таинственный остров в ночи – превратится в один из тех огоньков!
Девушки разом притихли, перепуганные, взволнованные, они глядели на остров, к которому каждый взмах весел неотвратимо их приближал, и ни одна понятия не имела, что действительно их там ждет.
– Полагаете, это все правда? – осведомилась мисс Джонстон, нервной рукой поправив идеально уложенную прическу. – Граф ведь живет там... и с ним все в порядке.
– В порядке ли? – хмыкнула Гортензия Хортон. – Он живет один в пустом доме. Не допускает на остров ни одной женщины! И... как я слышала, – она понизила голос для пущего эффекта, – проводит в своей мрачной лаборатории большую часть ночь и дня.
Мисс Уэбб впервые подала голос:
– Что он там делает? – пропищала она, несколько посерев.
– А вот этого я не скажу, так как не знаю. Никто не знает! – добавила она, покивав. – Отец говорит, граф всегда был несколько странным, но после смерти жены он и вовсе тронулся головой.
Мисс Амелия ахнула:
– Я не хочу выходить за безумца!
– Не волнуйся, тебе и не придется, – дернула головой Эмма Джонстон. – Граф достанется мне.
Она обвела остальных как бы предупреждающим взглядом: граф мой. И кудряшки на ее голове забавно задергались... Даррен Спенсер подумал, что мисс Джонстон действительно хороша и имеет все шансы понравиться графу, правда, поправил он сам себя, о вкусах графа он знает так мало, что, наверное, зря берется судить, которая из невест понравится ему больше. Вдруг он любит миленьких, нежных малышек наподобие мисс Амелии Холланд... Блондинка с голубыми глазами, она тоже имела все шансы покорить сердце графа.
– О боже, я тебе не соперница! – произнесла мисс Гортензия Хортон. – Я здесь не за тем, чтобы урвать богатого мужа, пусть даже он сам Эдвард Дерби. Моего приданого хватит на четверых таких Дерби, и я собираюсь сама найти себе мужа!
И мисс Джонстон, явно ей не поверившая, спросила:
– Тогда зачем же ты здесь?
– Да из банального любопытства. Хочу посмотреть на пресловутого графа, Линдфорд-холл и вообще на весь остров.
– И ты ничуточки не боишься? – спросила мисс Холланд. – Если бы не приказ моей тети, я ни за что бы сюда не поехала! Но она моя опекунша (я лишилась родителей три года назад), а я бедная приживалка, у которой ни гроша за душой.
– Ну и погода! – кутаясь в плащ, пробубнила мисс Джонстон. – Сущее наказание. Того и гляди пойдет дождь! А ведь сейчас уже май, и скоро расцветут ландыши.
Порыв ветра едва не сорвал с ее головы модную шляпку, и она, вскрикнув, вцепилась в нее обеими руками.
– Мисс? – Вопрос секретаря привлек внимание девушек, и они, поглядев в его направлении, только сейчас и заметили, что мисс Миртл Уэбб так и сидит в лодке, вцепившись пальцами в деревянную лавку. – Мисс, пора выходить, – увещевал ее молодой человек. – Мистер Макдональд поплывет обратно за горничными и остальным багажом.
Но девушка словно не слышала его вовсе: с несчастным видом глядела на скалистый, лишь отчасти покрытый зеленью остров, и казалось, вот-вот расплачется.
– Я не хочу здесь оставаться, – наконец прошептала она. – Я хочу вернуться домой! И граф Дерби мне вовсе не нужен – я люблю другого мужчину.
Эмма Джонстон, продолжая удерживать шляпку, мгновенно откликнулась:
– Вот и не оставайся. Кто мешает тебе вернуться назад, уступив место тем, кто действительно хочет заполучить нашего графа?
– Как ты можешь так говорить? – возмутилась Амелия Холланд. – Наши родители сговорились обо всем с графом Солсбери – мы не можем просто взять уйти. Это против всех правил!
Но Гортензия Хортон встала на сторону Эммы.
– Ненавижу, когда меня ставят в рамки, заставляя выполнять какие-то правила, – заявила она. – В конце концов, мы откликнулись на приглашение добровольно. Значит, вольны добровольно же отказаться, если нам вздумается...
– Я хочу вернуться домой, – повторила Миртл Уэбб. – Отец все поймет, как только узнает, что за жуткое место этот Таинственный остров.
Ветер, между тем, стал только сильнее, он гнал потемневшие воды залива, и те, неприветливые и злые, лизали, как будто заглатывая, лежавшие на берегу камни и уносили их в море. Стоявшие на берегу девушки и секретарь поспешили отойти от воды... Старый рыбак, вытащивший из лодки багаж и сгрузивший его у самой кромки воды, теперь снова забрался в нее.
– Так что, мисс, вы плывете назад или как? – спросил он, глядя на девушку.
Та кивнула.
– Я не намерена оставаться. – И словно извиняясь за нечто плохое: – Простите меня, я просто не знала, что все будет так. Надеялась, что смогу продержаться... Но я не такая мужественная, как вы. Мне по-настоящему страшно! Боюсь, я не выдержу... – У нее заблестели глаза от навернувшихся слез. – Граф Дерби, я верю, поймет...
– Конечно, поймет, – поддакнула Эмма Джонстон. – В конце концов, выбрать из трех легче, чем из четырех. Я, между прочим, вообще не понимаю, почему нас не пятеро, как было оговорено ранее... Неужели одна из невест отказалась в самом начале?
Девушки переглянулись – ответа ни у одной не было. Хотя, в самом деле, в начале речь шла именно о пяти кандидатках в невесты для графа...
– Пора, – произнес старый рыбак. – Как бы погода совсем не испортилась. – И окунул весла в воду.
Мисс Миртл Уэбб робко взмахнула рукой на прощанье и снова вцепилась в сиденье: лодку изрядно качало. Но, даже несмотря на это пугающее обстоятельство, она выглядела счастливей, чем минуту назад: казалось, сам факт принятого решения и возможность покинуть наводящий на нее оторопь остров перевешивали все остальные возможные страхи и треволнения.
Оставшиеся глядели ей вслед со смесью удовлетворения и страха.
– Мой сундук! – вывел девушек из оцепенения возглас мисс Джонстон.
Она как раз вцепилась в него, не давая прожорливому прибою утащить его в море, и мисс Хортон помогла ей оттащить его от воды.
Пыхтя от непривычного для ее хрупкой фигурки усилия, Эмма Джонстон окинула берег очередным ищущим взглядом и сказала в сердцах:
– Где же граф Дерби? Где слуги, что отнесут наши вещи в поместье? – И она поглядела на Даррена Спенсера: – Почему ваш хозяин не встретил нас на берегу?
Тот и сам бы хотел получить ответ на этот вопрос, но граф либо забыл о приезде гостей, либо не счел его достаточно важным, чтобы озаботиться личным приветствием. Во второе верилось больше, чем в первое...
– Об этом, мисс Джонстон, мне ничего не известно. Я, как и вы, впервые на острове! Граф нанял меня две недели назад и просил сопроводить вас на Скай перед вступлением в должность.
– О боже, – почти закатила глаза Гортензия Хортон, но вовремя удержалась, – так вы тоже не знаете, куда нам идти? Мы совершенно одни под накрапывающим дождем в незнакомом нам месте? Да еще в вашем присутствии... и без горничных. Уж простите, но мою маму хватит удар, если она узнает об этом!
– Тогда просто не рассказывайте ей ничего, – улыбнулась мисс Холланд. – Не думаю, что мистер Спенсер способен обидеть юную девушку.
Она одарила Спенсера смущенной улыбкой и взглядом из-под ресниц.
– Святая Мелисса, – воскликнула мисс Гортензия Хортон, – да наша кроткая девочка вовсе не такая уж кроткая! В вас сидит настоящий чертенок, не так ли?
Амелия поглядела на носки своих туфель, вымазанных в песке.
– Вовсе нет, я всего лишь хотела сказать, что на острове... все ощущается по-другому. Здесь даже воздух другой...
– Ясное дело, ведь это Шотландия, а не Англия.
– Нет, я не о том: о самом ощущении. Я как будто дышу полной грудью...
Эмма Джонстон со скептическим выражением на лице оборвала их диалог:
– Не знаю, как у тебя, но мой корсет затянут так туго, что я едва могу продохнуть. И от мысли, что нас никто не встречает, дышать становится только труднее...
Молодой секретарь решил, что пора что-то делать – оставаться на берегу дольше не было смысла: никто не спешил их встречать.
– Я полагаю, мы и сами способны отыскать Линдфорд-холл, – произнес он. – Вон там я вижу утоптанную тропинку, – указал он рукой в направлении куцых кустиков голубики, – по ней и пойдем. Вряд ли на острове есть другие пути, не ведущие к дому.
– Но наши вещи, – возразила мисс Джонстон. – Я ни за что не оставлю их под дождем!
– Дамы, рад приветствовать вас в Линдфорд-холле. Здравствуйте, Спенсер!
В тот же момент, как прозвучали эти слова, произнесенные приятно поставленным баритоном, девушки подобрались все, как одна, даже Гортензия Хортон, утверждавшая, что не ищет внимания графа, вздыбила шерсть на загривке, то бишь расплылась в широкой улыбке, которую еще секунду назад и вообразить было сложно на этом мрачном, уставшем лице.
Метаморфозу самой мисс Эммы Джонстон наблюдать было и того интереснее: только что совершенно несчастная и ядовитая, как белладонна, она вдруг расцвела одуванчиком, пушистым и ярким. И потянулась к вошедшему в комнату графу, как к солнцу, проглянувшему из-за туч.
Амелия Холланд, не в пример ей, стыдливо потупилась, глядя из-под ресниц в своей привычной манере, как начал замечать Спенсер.
– Боже правый, да вы устроили здесь настоящий потоп! – поддел девушек граф, оглянувшись на семенившего следом дворецкого. – Бартон, позаботьтесь об этом ковре, – указал он на коврик у них под ногами, – не хотелось бы, чтобы от сырости он испортился.
Даррен Спенсен отчетливо услыхал, как мисс Джонстон заскрипела зубами, впрочем, он мог ошибиться, и зубами скрипел кто-то другой, ведь она продолжала лучиться улыбкой.
Впрочем, факт оставался фактом: о коврике у камина граф волновался сильнее, чем о промокших до нитки девицах. И это тот самый завидный жених, джентльмен до мозга костей, о котором им говорили?! Хотелось фыркнуть, да посильнее, но воспитание не позволяло, да и солидное состояние графа заставляло прикусить язычок.
– Нам пришлось идти под дождем... – начала было мисс Джонстон, но мужчина, за руку и сердце которого они прибыли побороться, оборвал её на полуслове.
– Не сейчас... позже, – произнес он. – Бартон о вас позаботится. Меня же ждет неотложное дело. Встретимся сразу за ужином! Доброго дня.
И граф скрылся в глубине дома так же стремительно, как появился, причем всем четверым показалось, что граф на них так ни разу и не взглянул. Отмахнулся, как от назойливых мух...
– Каков чурбан! – высказалась Гортезия Хортон как будто бы даже с толикой восхищения. – Мы и представиться не успели, а он – был таков...
– Ты ведь слышала, у него важное дело, – сквозь зубы, но попыталась оправдать его мисс Джонстон.
– Так ты считаешь, он хорошо поступил, заставив нас самолично тащить наши вещи от берега, да еще и не удосужившись познакомиться с нами?
– Быть может... он хотел быть тактичным: не смущать нас знакомством в таком нашем непрезентабельном состоянии, а позволил сначала обсохнуть и привести себя в лучший вид.
Мисс Хортон хмыкнула:
– Как же, тешь себя этой надеждой, коли так хочется! Но учти, что он сам виноват в нашем «непрезентабельном», как ты говоришь, состоянии.
Даррен Спенсер и сам ощущал себя несколько обескураженным поведением графа: он повел себя с девушками просто ужасно. И намеренно, он в этом не сомневался, никого не отправил их встретить... Хотя Бартон и был предупрежден об их скором приезде.
Кольнуло острым, довольно болезненным разочарованием, вкупе с презрением, но Даррен постарался взять себя в руки и не позволить эмоциям влиять на его профессиональную деятельность.
К тому же Бартон в этот момент тронул его за плечо:
– Мистер Спенсер, господин граф желает видеть вас в кабинете для разговора.
– Благодарю, – сказал он и последовал за слугой.
И последним, что он услышал, удаляясь из холла, был шепоток Амелии Холланд:
– По крайней мере, рядом был мистер Спенсер, чтобы о нас позаботиться. Без него мы бы вовсе так и стояли на берегу!
Даррен не был уверен, не сказала ли мисс Амелия это нарочно для его уха, но все равно услышать это было приятно. Хоть кто-то оценил его помощь!
Между тем в доме, по которому слуга вел его к кабинету хозяина, наблюдались следы явного пренебрежения чистотой: пыль толстым слоем покрывала крышку от фортепьяно, каминную полку, коллекцию легкомысленных нимф в фривольных нарядах в шкафу за стеклянными дверцами. Пол, похоже, не мылся долгое время... Ковры не чистились.
Неужели граф скупился на слуг? Или... из-за отсутствия женщин в доме здесь просто некому убираться. Кошмар! Сам он не терпел беспорядка и подумал, что для того, чтобы жить в таком неухоженном доме, ему придется приложить немало усилий. Его матушка часто твердила: «Порядок в доме отражает порядок в твоей голове», и Даррен впитал это правило с малолетства. И вот этот дом...
– Вот вы и здесь, мистер Спенсер, проходите, прошу вас, – очень радушно, чем несказанно удивил Даррена, произнес хозяин имения. И указал на мягкое кресло возле себя...
Сам он сидел у камина и курил трубку. Комната утопала в клубах едкого дыма, мгновенно забившего Даррену легкие, – он закашлялся, хлопая слезящимися глазами, и подумал, что беспорядок – не самое худшее в Линдфорд-холле. Самое худшее – это табак, на который он всегда реагировал одинаково: кашлем, слезами, забитым носом, а иногда вовсе – высокой температурой.
– Что с вами? – с беспокойством осведомился граф Дерби. – Вы простудились, едва пройдясь под дождем?
– Нет, сэр, – прохрипел молодой человек, – это все трубка... Я странно реагирую на табак. Простите, пожалуйста.
– Вот незадача. – Спенсеру показалось, граф произнес это с видимым недовольством, но все-таки встал и, распахнув большое окно, за которым бушевала стихия, взмахнул руками, прогоняя клубы дыма наружу. Дождь заливал подоконник и ковер под окном, но Дерби, казалось, ничуть это не волновало. Похоже, здесь, в кабинете, ковер был дешевле того, что они с девушками залили в холле... В любом случае Даррен был благодарен за понятливость графа.
Он прохрипел:
– Благодарю, сэр. Я надеюсь, что со временем стану терпимей к этому запаху. Это все с непривычки... На острове такой чистый воздух.
Граф поджал губы и, пристукнув трубкой о подлокотник кресла, отложил ее в сторону. Что в словах Даррена ему не понравилось? Молодой секретарь внутренне сжался: прощай его должность.
– Силы небесные, здесь темно, словно в склепе! – воскликнула Эмма Джонстон, едва войдя в первую комнату, обозначенную дворецким, как гостевую. – И этот запах... Что это? Сырость? Когда в последний раз здесь проветривали? До моего рождения, полагаю, – сама же и отозвалась она еще более ворчливым тоном.
– Мамочки, здесь паук на стене! И он преогромный, – донеслось из соседней с ней комнаты голосом Амелии Холланд.
– Бартон, у меня заело щеколду. Помогите поднять эту жуткую раму и впустить в комнату воздух! – присовокупила к общему девичьему хору свой голос Гортензия Хортон.
Старый дворецкий, степенный и в целом совершенно невозмутимый, прошаркал в комнату мисс Гортензии и произнес:
– Боюсь, мисс, вынужден вас огорчить, но окна в Линдфорд-холле не открываются, особенно в дождь и... особенно ночью.
Бойкая мисс даже замерла на секунду, осмысливая эти слова.
– То есть как не открываются? – переспросила она. – Совсем не открываются? Никогда? – И дойдя до единственного посетившего ее объяснения этому странному факту, с беспокойством осведомилась: – Граф болен? Смертельно? Ему противопоказаны свежий воздух и солнечный свет?
Дворецкий чопорно отозвался:
– Могу вас уверить, мисс Хортон, граф абсолютно здоров. Окна же заперты для вашего личного блага!
– Не понимаю, в чем это может быть благом: я задыхаюсь в этой сырой, темной комнате. Велите лакею помочь мне с задвижкой! Сами вы, как я вижу, не слишком-то расторопны, да и силенок не хватит. – Собеседница одарила дворецкого уничижающим взглядом.
Тот, впрочем, не дрогнул:
– Для надежности окна забиты гвоздями, и задвижка вам вряд ли поможет, – произнес Бартон в своей привычной, невозмутимой манере. – А лакеев у нас в доме нет.
И мисс Холланд, вошедшая в комнату и стоявшая, как оказалось, у него за спиной, в сердцах выдохнула:
– Но почему? Что за дикая блажь забивать окна гвоздями?
– Не блажь, мисс Амелия, – скорее необходимость. На острове обитают очень опасные виды летучих мышей, укус которых, крайне болезненный, вызывает впоследствии сильную лихорадку. Чтобы обезопасить себя и гостей от подобной безрадостной перспективы, граф и велел закрепить оконные рамы гвоздями...
– Но разве щеколды для этого мало?
– Бывало так, мисс Амелия, что забывчивые, а порой просто беспечные посетители Ская отпирали ночью окно, а потом... Понимаете сами.
Лица трех девушек, окружавших невозмутимого Бартона, чьи слова очень хотелось бы воспринять простой шуткой, выражали крайнюю степень задумчивости и страха.
В конце концов, мисс Эмма Джонстон дернула головой:
– Дичь какая-то, – провозгласила она. – Все в этом доме какая-то дичь! Начиная с этих окон и заканчивая... – «Хозяином», хотела добавить она, но вовремя прикусила язык, так как в коридоре прозвучали шаги, и мелькнула крохотная надежда, что это был сам граф Дерби.
Однако, на пороге возник Даррен Спенсер, его молоденький секретарь. Среднего роста, с косицей на манер прошлого века и весьма миловидный, он чем-то смахивал на девицу; женоподобных мужчин мисс Джонстон особенно не терпела. Ей нравились волевой подбородок и мускулы в нужных местах... И она очень надеялась, что у графа с этим полный порядок. По крайней мере, первый беглый осмотр отторжения в ней не вызвал, а это уже говорило о многом... А уж Спенсера она как-нибудь перетерпит.
– Мистер Спенсер, – накинулась она на него, – что сказал вам граф Дерби? Когда случится наше знакомство? И где, собственно, обещанная нам компаньонка, чье присутствие сделает наше нахождение в доме приличным? Она ведь должна представить нас графу. Этого требует этикет...
Спенсеру показалось, что он различил сочувствие во взгляде дворецкого, которым тот смотрел на него, и это, как бы там и было, придало ему сил.
– Мисс Джонстон, – произнес он, – миссис Лукас, нанятая графом достопочтенная леди, пребудет на остров уже завтрашним утром. Так что на этот счет вам нечего волноваться!
– Нечего волноваться?! – взвилась девица. – Вы предлагаете нам провести ночь под крышей холостого мужчины без какого-либо сопровождения? С нами нет даже горничных, все еще неизвестно куда запропастившихся.
– Скорее всего им придется переночевать в Килехе, – вклинился в поток ее возмущения Бартон. – Погода ухудшилась, и Макдуглас не станет рисковать лодкой.
– Но как же мой чемодан? – ужаснулась Гортензия Хортон, чье мокрое платье было прикрыто клетчатым пледом, словно тартаном. – В нем все мои вещи. Я не могу ходить мокрой до завтрашнего утра!
– Уверен, мы решим эту проблему, – пообещал Бартон.
Но мисс Джонстон думала лишь о себе:
– Ни горничных, ни дуэньи, ни даже щеколд на этих... – она с трудом удержалась от резкого слова, которого леди и знать бы даже не полагалось, – … запертых окнах. Хоть что-то приятное здесь присутствует?
– Здесь присутствует граф, мисс. – Морщины на лице старика пошли волнами, что, должно быть, означало улыбку.
– И ужин, – поспешил вставить Спенсер, пока мисс Джонстон опять не вспылила, – на котором вы встретитесь с графом. И я вас представлю!
– Вы? – Бровь девушки скептически изогнулась.
– В любом случае, согласитесь, формальности будут соблюдены, этикет не нарушен.
Этот довод, похоже, убедил Эмму Джонстон настолько, что она промолчала, зато подала голос мисс Хортон:
– Но кто поможет нам приготовиться к ужину? Тоже вы? – Она одарила секретаря многозначительным взглядом, который он выдержал с исключительной стойкостью.
– Вы могли бы проявить сестринскую помощь, мисс Хортон, и помочь друг другу одеться, – произнес он.
Мисс Холланд сразу же подхватила:
– Мистер Спенсер прав: мы способны друг другу помочь. Я бы даже дала мисс Хортон одно из своих собственных платьев, но, боюсь, вам оно не пойдет: вы несколько выше меня.
– И крупнее меня! – не удержалась от шпильки мисс Джонстон, которой совсем не хотелось делиться своими нарядами.
В ожидании предстоящего ужина и соответствующего знакомства с хозяином дома девушки в нетерпении сидели в библиотеке, где Бартон от лица графа Дерби велел им собраться.
Гортензия Хортон то и дело оглаживала шелк своего нового, одолженного на время платья, и губы ее мечтательно изгибались. О чем именно она думала, догадаться было несложно, и мисс Джонстон, видя эту улыбку, хмурилась все сильнее.
– Чье это платье? – спросила она, едва девушка появилась в библиотеке. – Что за пыльный, давно вышедший из моды раритет?
– Это платье самой миссис Дерби, – ответила за Гортензию Амелия Холланд, которая и помогала новоиспеченной подруге его надевать. – Граф одолжил его ей, пока гардероб Гортензии все еще в Килехе, по другую сторону пролива.
Едва услышав такое, Эмма спала с лица: и она еще радовалась тому, что ее чемодан оказался при ней, вот дуреха. Этой дылдообразной Гортензии граф одолжил платье жены! Подумать только. Она посчитала это свидетельством его явного расположения к названной мисс, то есть плюс один в ее пользу...
– Он поступил весьма благородно, – с трудом выдавила она. – Должно быть, не знал, что делать с этим тряпьем после смерти жены, – все-таки не сдержалась она.
– Это «тряпье», как ты изволила выражаться, – не осталась в долгу Гортензия Хортон, – для графа дороже всего состояния. По слухам, он до сих пор хранит вещи жены и не выбросил ничего из когда-то принадлежавшего ей.
С такими словами она разгладила пышную юбку так нежно и аккуратно, как будто ласкала ладонь самого графа Дерби. Мисс Джонстон до страстного захотелось пролить на светло-сиреневый шелк немного ратафии из графина на столике у камина... Такое пятно вывести было бы сложно – пусть тогда попробует покичиться, обманщица этакая. Говорила ведь, что и не думает бороться за графа, а сама, стоило облачиться в платье его первой жены, пыжится как индюк.
Конец перепалке положили шаги, замершие за дверью, и Бартон, распахнувший дубовую дверь, впустил в комнату графа. На том нынче был идеально пошитый костюм цвета темного шоколада и шелковый галстук карамельного оттенка с поблескивающим в его складках ослепительно ярким брильянтом. Глаза того же оттенка, что и костюм – шоколада с капелькой бренди – окинули дам быстрым взглядом, и коленки мисс Джонстон неожиданно ослабели. По крайне мере, только она после в этом призналась, да еще в самых цветастых, вычурных выражениях... Де, один только взгляд графских глаз делает ее чуточку пьяной. Виной всему, как она полагала, именно «капелька бренди», утонувшая в его радужке из шоколада: чем дольше глядишься в нее, тем хмельнее становишься.
– Граф, позвольте представить вам наших гостий. – Даррен Спенсер поднялся при его появлении и подвел к графу первую девушку: мисс Амелию. Та смущенно глядела на пуговицы его сюртука, когда их представляли, и зарделась, когда губы графа коснулись ее подрагивающей руки. Даже через перчатку поцелуй ощущался ожогом, от которого делалось жарко...
– Мисс Эмма Джонстон, сэр. Мисс Джонстон, граф Дерби, виконт Уорринг.
– Приятно познакомиться, мисс Эмма Джонстон, – произнесли губы хозяина дома, но как-то без особого пиетета. Как будто ее кукольное лицо не задело в нем ни единой струны... Мисс Джонстон нахмурилась, все-таки улыбаясь (талант, которым она владела прекрасно).
– И, наконец, мисс Хортон, сэр, Гортензия Хортон, – представил последнюю девушку секретарь, и граф, скользнув по ее платью взглядом, вгляделся в лицо. Что он хотел в нем увидеть? Явно не чуть крупноватый нос и резко очерченные скулы самой мисс Гортензии.
– Приятно познакомиться, мисс Хортон. Хорошо выглядите! – одарил он ее комплиментом, и та расцвела майской розой.
Но Даррену показалось, что комплимент относился скорее к наряду, нежели к девушке. Впрочем, кто он такой, чтобы вникать в побуждения человеческих душ...
– Ужин подан, сэр, – как раз в этот момент провозгласил Бартон.
Граф не успел и опомниться, как ручка мисс Джонстон вспорхнула ему на рукав, опередив прочих девушек, и с ней под руку он и прошествовал в ярко освещенную столовую, к накрытому столу.
На первое подали маленьких устриц на льду с холодным лимонным кремом. Даррен, считавший такую еду отвратительно-неприятной, был рад отвлечься на разговор, начатый мисс Гортензией с самым радостным видом.
– Вы слышали, сэр, в Лондоне запустили новый прогулочный дирижабль? Он наполнен не привычным уже водородом, а гелием. Кроме того, за счет жесткой структуры каркаса он может летать на огромные расстояния в десять миль без необходимости дозаправки.
Мисс Джонстон скривилась: никак поданный к устрицам крем оказался через чур кислым.
– Нет, мисс Хортон, я об этом не слышал, – признался граф, вежливо, но натянуто улыбнувшись. И признался: – Я мало интересуюсь механикой, мои интересы лежат в другой сфере.
– Что именно вас интересует, милорд? – подхватила Гортензия. – Я люблю читать «Морнинг-пост», узнавая о новых веяньях в мире науки и прочих интересных вещах.
Мисс Джонстон скуксилась еще больше, очень явно напоминая просевшее тесто для сдобного пирога.
– Меня скорее интересуют электромагнитные взаимодействия, мисс, – очень серьезно отозвался собеседник мисс Хортон. – Каким образом крохотные фотоны приводят к столь агрессивному возбуждению электромагнитного поля, которое наблюдается по вектору магнитной индукции, если воздействовать им на живую материю через фотоновый же проводник.
За столом, и без того не искрящимся застольной беседой, повисла мертвая, что уж там, гробовая тишина. Даже мисс Хортон, желавшая выставиться «синим чулком», спасовала перед такой неудобовразумительной темой и, как и прочие, покраснела, услышав единственное понятное слово, да и то неприличное: возбуждение.
Кто, право слово, говорит о таком за столом, да еще в дамском обществе?!
И мисс Джонстон воспрянула духом, обрадовавшись неудаче соперницы:
– В Друри-Лейн нынче дают новую пьесу, – прощебетала она. – По слухам, очень недурственную. Сама королева посетила ее в прошлую пятницу... Ее ложу, представьте себе, усыпали лепестками роз. Опять же по слухам, это было чудесно!
– Итак, юные леди, – произнес граф голосом учителя танцев, взывавшим к их лучшим артистическим чувствам, – вот мы и подошли к самому главному, – он выдержал краткую паузу, – к трем правилам острова Скай.
Мисс Джонстон взмахнула густыми ресницами.
– Нам об этом не говорили, – сказала она. – Надеюсь, это не что-то ужасное?
Граф Дерби изобразил что-то вроде улыбки, с этим у него явно были проблемы.
– Отнюдь, мисс Джонстон. Правила для того обычно и существуют, чтобы уберегать нас от бед и... чего-то ужасного.
Его собеседница побледнела: возможно, припомнила разговоры по пути в Линдфорд-холл.
– Так о каких, собственно, правилах идет речь? – осведомилась мисс Хортон.
И граф, вытащив из кармана скрученный в свиток лист писчей бумаги, расправил его и зачитал:
– Правило первое: никогда, ни при каких обстоятельствах не выходить ночью из дома. – Он окинул молчаливых девушек взглядом. – Правило второе: никогда, ни при каких обстоятельствах не входить в лабораторию хозяина дома. – Еще один взгляд из-под бровей. – Правило третье: никогда, ни при каких обстоятельствах не приводить в дом животных из леса. – Он опустил руку со списком и добавил почти снисходительно: – Вот, собственно, и все правила, дамы. Как видите, очень простые и ясные! Вам не составит труда их придерживаться... я полагаю. – Последнее он процедил буквально сквозь зубы, глядя на них прищуренными глазами.
Девушки, да и новоявленный секретарь выглядели одинаково пораженными, вернее даже, подавленными. Со стороны могло показаться, что на несчастных свалился рояль, и они с трудом понимали, как именно из-под него выбираться...
– Э... – первой опомнилась мисс Гортензия Хортон, – я, конечно, не собиралась бродить по острову в темноте, но, право слово, милорд, в наших комнатах ставни забиты гвоздями. А я люблю спать с открытым окном...
– Полагаю, Бартон вам рассказал, с чем связана эта предосторожность?
– Да, сэр, он сказал, про летучих мышей, но...
– Именно потому, – оборвал ее граф, – выходить ночью не безопасно. К тому же, мы выпускаем собак! Они прогоняют диких животных, которые забираются в сад ради разорения мусорной кучи.
– На острове обитают хищники? – ужаснулась малышка мисс Холланд.
Мисс Хортон закатила глаза, что говорило о ее состоянии духа сильнее всего, в противном случае, она никогда не позволила бы себе такого предосудительного для воспитанной леди поступка.
– На острове хищников нет, – сказала она. – Тогда кого вы боитесь? – она посмотрела на графа.
Он показался мистеру Спенсеру раздраженным, самую малость, но все же.
– При контакте с животными у меня слезятся глаза, – ответил он наставительным тоном. – Я начинаю чихать, кашлять и вообще... делаюсь раздражительным и весьма неприятным в общении.
– Куда уж еще неприятнее, – прошептала сидевшая в двух шагах от мистера Спенсера Эмма. Ее сложенные поверх легкого платья ладони олицетворяли само смирение, кротость. В отличие от колкого язычка...
Она добавила вслух:
– Но днем не летают летучие мыши, позвольте хотя бы тогда открыть окна.
– … И отвечать перед вашими отцом с матушкой, когда, зараженная лихорадкой, вы станете звать их в бреду? Ну уж нет, знаем мы девичью память: откроете днем – позабудете закрыть ночью!
Мисс Джонстон сощурила голубые глаза, превратившиеся в бушующее торнадо. Она бы и руки сложила на своей бурно вздымающейся груди, но воспитание удержало... Не торговка ведь она овощами, честное слово. Хотя общение с графом и взбаламучивало в душе только самое худшее. Словно в нем сам дьявол сидел!
– Итак, самое главное вы, полагаю, усвоили, леди. Но все-таки для освежения памяти я вывешу правила в холле, где вы всегда сможете их увидеть и перечитать.
Это звучало почти оскорбительно, подумалось Спенсеру: граф вел себя так, словно девушки были полными идиотками, а не просто охотницами на мужа, который после первого же знакомства встал костью в горле. Причем всем троим...
Граф, между тем, попрощался («Доброго сна, милые леди!») и вышел из библиотеки, по виду крайне довольный собой.
Гортензия Хортон, глядя на разделившую их дубовую дверь, фыркнула:
– Что это было? Он, в самом деле, считает, что мы поверим в эти глупые бредни про заразных летучих мышей?
– А я ему верю, – робко отозвалась мисс Холланд. – Зачем бы графу придумывать это?
– Затем, что он эксцентричный чурбан. И ведет себя оскорбительно!
Мисс Джонстон вклинилась в их диалог:
– Ты не казалась такой оскорбленной, когда строила из себя невесть что за столом, – язвительно сказала она. – А еще утверждала, что не претендуешь на графа!
– Я просто старалась быть вежливой и завязать разговор, – возмутилась Гортензия. – Граф интересный мужчина... и весьма привлекательный. Почему я должна отказывать себе в дружбе с ним?
Мисс Джонстон, все еще негодующая и злая, почти прошипела:
– Не очень-то он настроен на дружбу, как мы все это заметили. Граф Дерби пресек все наши попытки быть вежливыми... А эти правила! – Она стиснула кулаки. – Он как будто потешается над каждой из нас. – И о другом: – Как вообще он намерен сделать свой выбор, если не даст нам ни шанса себя проявить? А я чувствую, так и будет: он запрется в своей жуткой лаборатории – и на ярд нас не подпустит.
Говоря это все, мисс Джонстон глядела почему-то на Даррена Спенсера. Тот продолжал сидеть у камина, стараясь слиться с обоями, но при его ярко-бордовом лице, ставшим таким не от пламени в очаге, как можно было бы предположить, а от смущения в связи с поведением графа, задача была непосильной.
– В самом деле, вы что-нибудь знаете о намерениях графа в отношении нас, мистер Спенсер? – спросила Амелия Холланд, взмахнув густыми ресницами.
– Э... – промычал Спенсер, припомнив, как граф говорил: «А ты, Спенсер, коли хочешь добиться этой работы, начнешь с того, что избавишь меня от посягательств этих маленьких фурий!» Спенсер не мог провалиться, получив весьма четкие указания, и вылететь с острова, о котором грезил так долго. Ну как грезил, не в лучшем смысле этого слова, но все же... – Э, – повторил он, – у графа уже все расписано... буквально по пунктам, – солгал он с неожиданным вдохновением.
Давно пробило полночь, а Даррен продолжал корпеть над придуманной им же бумагой, которую завтра с утра следовало согласовать с графом. И это пугало... Молодой человек знал его слишком недолго, чтобы предугадать последующую реакцию, а потому снова и снова нагромождал довод на довод, пытаясь отыскать самый верный. В итоге все сводилось к тому, что «Если хотите усмирить девушек и помешать им крутиться у вас под ногами – уделите им толику времени. И они будут довольны! Все будут довольны...»
Глаза начали закрываться, и Даррен, кажется, задремал, когда громкий, пробирающий до костей, крик буквально подкинул его над столешницей. Перо вывалилось из рук и посадило на лист жирную кляксу... Ну хоть чернильницу не разлил, и на том ладно.
Он поднялся и поспешил в коридор, где двумя дверьми дальше уже стоял граф в том самом шлафроке, который Даррен заметил в его комнате раньше.
– Что это было? – спросил он в привычной, недовольной манере.
– Кричала женщина, сэр. Полагаю, кто-то из девушек, раз уж в доме нет других представительниц женского пола...
– Так и знал, что с ними не будет покоя, – проворчал граф, устремляясь в противоположное крыло дома, условно названное Бартоном «женским».
Сам дворецкий, заспанный, в колпаке на всклокоченных волосах, поднимался по лестнице с зажженным подсвечником.
– Что случилось, сэр? – В его голосе слышалось беспокойство. – Такой крик, аж до костей пробрало!
Граф передернул плечами и, не ответив, поспешил дальше. Кто-то из девушек вскрикнул, когда он впотьмах налетел на их троицу, сбившуюся в кружок.
– Кто кричал? – гаркнул мужчина прямо с разбегу. – Кому-то приснился кошмар, или что?
Мисс Холланд, продолжая утешать перепуганную Гортензию Хортон, ответила первой:
– Мисс Хортон что-то услышала за окном и испугалась.
– Что вы услышали? – обратился граф к самой девушке, ничуть не смягчившись при виде ее опрокинутого лица.
– Стук, – ответила та, – кто-то стучал с той стороны. – И торопливо, словно пытаясь убедить слушателей в своей полной вменяемости: – Проснувшись от стука, я подумала было, что мне показалось, лежала прислушиваясь и почти убедила себя самое, что это был сон, когда стук повторился. – Она стукнула кулачком по стене. – Раз-два, раз-два... Каждый раз в определенном порядке. Я почти не дышала, страшась пошевелиться, а когда стук усилился, словно в створку ломился рассерженный призрак, я, не выдержав, закричала.
Даррен заметил, как Бартон, встревоженный пуще прежнего, поглядел на хозяина.
Тот холодно произнес:
– У вас слишком богатое воображение, дорогая мисс Хортон. Крылья летучих мышей, бьющихся в ваше окно, вы приняли за нападение призрака... Право слово, я был о вас лучшего мнения.
– Не уверена, что летучие мыши умеют стучаться в чьи-либо окна, – обиженным тоном возразила мисс Хортон. – Я не настолько глупа, как вам кажется.
– Я этого и не утверждал, дорогая мисс Хортон. Просто флора и фауна Ская умеют по-настоящему удивить неискушенного путешественника... Признайте, что вы слишком мало здесь пробыли, чтобы составить об острове свое мнение. – Он положил горячую руку ей на плечо и в глаза поглядел.
Мисс Хортон, настроенная воинственно, неожиданно сникла, взгляд карих глаза как-то враз лишил ее побуждения упираться и стоять на своем.
– Вы правы, я мало знаю об острове... и могла ошибиться, но стук был таким... устрашающим. Я действительно испугалась!
– Конечно, вы испугались, – как с капризным ребенком, согласился с ней Эдвард Дерби. – Но, чтобы впредь такого не повторялось, я подарю вам серебряный колокольчик, – он сделал Бартону знак, и тот, сразу поняв его, пошаркал куда-то по коридору, – каждый раз, как летучие мыши начнут донимать вас своими нападками, звоните в него громко-громко, и я сразу приду, чтобы во всем разобраться. Договорились?
Со смущенной улыбкой мисс Хортон кивнула, и Дерби, взяв у вернувшегося дворецкого колокольчик, вложил его в руку девушки.
– А теперь возвращайтесь в кровать. – Граф повлек ее в комнату, направляя за плечи, и мисс Джонстон, поджавшая губы так сильно, что казалось, и вовсе их проглотила, проводила парочку неприязненным взглядом. А после, стремительно развернувшись, и сама скрылась за дверью своей собственной спальни...
– Амелия, можешь поспать этой ночью со мной? – спросила мисс Хортон, когда граф, проверив оконные ставни, между прочим, по-прежнему плотно забитые, приготовился уходить. – Боюсь, мне одной не уснуть.
– Конечно, я с радостью побуду с тобой. Тем более, что и сама страшно испугана! – призналась мисс Холланд.
А граф, уже стоявший в дверях, вдруг метнулся к платью жену, одолженному мисс Хортон и сейчас наброшенному на спинку высокого стула, сграбастал его со словами: «Это, пожалуй, вам больше не нужно» и вышел за дверь, не добавив ни слова.
Неприятно пораженные поведением графа мисс Хортон, Амелия и секретарь молча переглянулись.
Бартон, дернув съехавший на бок колпак, кивнул всем троим:
– Доброго сна, мисс. Мистер Спенсер! – И вышел.
И Даррен, оставшийся с полуодетыми девушками наедине, подумал, что в других обстоятельствах это было бы непристойнее непристойного, но в Линдфорд-холле о правилах внешнего мира как будто бы и не заботились вовсе.
Здесь были свои, четко прописанные правила острова Скай, которые граф огласил им этим вечером в библиотеке.
Проснулся молодой секретарь, несмотря на то, что поздно уснул – далеко за полночь – с первыми петухами. Распахнул глаза после неприятного сна, смутным пятном отпечатавшегося в мозгу, и сразу же принялся одеваться... Мысль о разговоре с хозяином дома не давала покоя – он хотел совершить его как можно скорее, желательно сразу до завтрака, чтобы девушки не узнали, что вся его выдумка с чисткой дома и прогулками наедине – его собственные бессовестные фантазии.
Он как раз завязывал шейный галстук, когда в коридоре раздались шаркающие шаги. Бартон. Так ходил только он. Даррен метнулся к двери и, распахнув ее, отчасти напугал пожилого дворецкого.
– Забрал платье, вы только подумайте, повел себя так, словно я украла его! – неистовствовала мисс Хортон, мечась по комнате в одном домашнем халате. – Я так зла... так зла... – она стиснула кулаки. – У, попадись он мне под руку, жлоб несчастный! Ничтожный, маленький человечишко.
– Граф выше меня на целую голову, – как-то мечтательно и невпопад вставила Амелия Холланд. – И у него выразительные глаза.
– О да, они хорошо выражают презрение и насмешку.
– Но ночью он так смотрел на тебя... – в том же мечтательном настроении сказала Амелия.
И мисс Джонстон, довольная унижением соперницы, вчера, казалось бы, триумфаторши, отозвалась лениво:
– Полагаю, граф, как и каждый мужчина, не переносит женских истерик – а вы были в истерике, дорогая! – вот он и прибегнул к тому самому взгляду, который единственный, как я вижу, мог заставить вас успокоиться.
Мисс Хортон прищурилась, как бы нацелившись, и ударила по мисс Джонстон убийственным взглядом. Но, кажется, промахнулась, так как реакции не последовало, к тому же в дверь постучали, и на пороге предстал мистер Спенсер.
– Какое прекрасное утро! – произнес он. – Надеюсь, вы хорошо спали?
– Вторую часть ночи вполне сносно, благодарю, – отозвалась мисс Хортон, словно вопрос адресовался именно ей. И отступила, запахнувшись в халат, стянув его руками у шеи.
– День солнечный, – продолжал мистер Спенсер. – И я подумал, что мы бы могли пройтись к берегу и, поджидая прибытия лодки, устроить пикник.
– Чудесно придумано! – обрадовалась мисс Холланд. Но тут же спросила: – А как же граф Дерби, он не будет завтракать с нами?
– Боюсь, у графа дела, он освободится лишь к вечеру.
Мисс Джонстон фыркнула.
– Но он ведь намерен видеться с нами, как вы говорили? Свидания и совместно проведенное время? – спросила она.
Даррен Спенсер, которому граф обещал только «подумать об этом», вежливо улыбнулся.
– Конечно, мисс Джонстон. Сегодня за чаем мы подробно все это обсудим! А пока, если вы не имеете ничего против, мы могли бы устроить пикник на берегу.
Девушка пожала плечами, как бы демонстрируя этим, что не против подобного плана, тогда как мисс Хортон сказала:
– Я не могу выйти из комнаты в едва высохшем платье, помятом и отчасти испорченным. А у меня даже нет горничной, чтобы это исправить... Граф же, – она снова сердито прищурилась, – оказался так мелочен, что... В общем, я никуда не пойду, пока не прибудут мои горничная и платья! – заключила безапелляционным тоном.
– Вы уверены, мисс? – уточнил все-таки Спенсер, и мисс Хортон в подтверждении своих слов плюхнулась в кресло, наглядно демонстрируя свое полное нежелание выходить.
– Что ж, тогда мы отправимся сами. Я распоряжусь, чтобы вам принесли завтрак в комнату!
– Благодарю.
Снабженные Бартоном пледом и корзинкой с едой, напутствуемые идти, не сворачивая с проторенной тропки ни вправо, ни влево, молодой секретарь и две девушки отправились к берегу. Все вещи, конечно же, нес Даррен Спенсер, а его спутницы налегке шагали далеко впереди и любовались сверкавшей, словно начищенный золотой соверен, умытой дождем природой острова Скай. Здесь, в относительной близости к берегу, заросли ежевики и одинокие деревца куцых вязов не стояли стеной, как у Линдфорда, просматривавшегося отсюда, здесь солнце лилось прямо им на головы, расцвечивая блестевшие на траве и листьях деревьев капли дождя в веселые радуги.
Мисс Джонстон остановилась в какой-то момент, на том самом месте, где вчера запустила шляпку в кусты, как догадался вдруг мистер Спенсер, и с тоской вгляделась в самые заросли, рассчитывая, должно быть, ее отыскать. Но, кажется, не нашла...
– Семьдесят фунтов... целых семьдесят фунтов. Этот граф за все мне ответит! – расслышал он ее шепот, подходя ближе.
Семьдесят фунтов за шляпку? Да Спенсеру приходилось месяц питаться за эти деньги, причем вместе с отцом.
И вдруг девушка закричала:
– Смотрите, скорее-скорее... вон там, на дереве...
– Что там, мисс Джонстон?
– Белка с моей испорченной шляпкой, – волновалась она, тыча пальцем в крону ближайшего дерева.
Даррен с Амелией, как бы не напрягали зрение, так ничего и не заметили, разве что что-то блеснуло на миг, в равной степени это могла бы быть капля дождя или отблеск эгрета со шляпки мисс Джонстон, но ни белки, ни тем более шляпки рассмотреть не получилось.
– Это точно была моя шляпка! Эта белка украла ее, – не унималась мисс Джонстон. – Вы должны найти ее, мистер Спенсер, и вернуть мне. Джентльмен вы, в конце концов, или нет? – И так как Даррен не двигался с места, присовокупила в сердцах: – Я ж говорю, эта белка украла ее, мою шляпку за семьдесят фунтов, а вы стоите столбом. Залезьте на дерево и найдите ее!
– Мисс Джонстон... – Попытался было воззвать к ее разуму молодой человек, но та, окатив его презрительным взглядом, подхватила длинную юбку, и сама было полезла в кусты, но первая же затяжка заставила ее отступиться.
– Но эта белка, действительно, утащила мою любимую шляпку, – со злыми слезами на длинных ресницах простенала она.
– Испорченную, вы сами вчера ее выбросили в кусты.
– А сегодня жалею... – девушка топнула ножкой.
Даррен, прикрыв на мгновенье глаза и воззвав к высшим силам во имя терпения, опустил корзинку на землю и раздвинул кусты лещины и ежевики.
– Я лишь посмотрю, не валяется ли она где-то в кустах, – сказал он, – на дерево, уж простите, мисс Джонстон, я не полезу.
Не хватало еще испортить единственный сносный костюм ради прихоти избалованной куклы.
Голубоглазая мисс все-таки изобразила улыбку, и даже слезы ее как-то сразу просохли. Кто вчера за столом говорил о театре? Никак мисс Джонстон еще та актриса, подумалось мистеру Спенсеру, продиравшемуся через кусты. Оказавшись по другую сторону этого естественного барьера, он сразу же осмотрелся: ни шляпки, ни... Стоп, а это еще что такое? В раскисшей после дождя земле отчетливо отпечатался след женской ножки. Босой женской ножки маленького размера с узкой ступней...
Когда прибыла лодка, корзинка была давно сложена, плед скатан, а наши герои в нетерпении толпились на берегу, поджидая ее. В лодке, помимо трех горничных, сидела женщина в соломенной шляпке, и встреча с ней больше всего волновала двух юных леди.
– Силы небесные, неужели мы прибыли! – простенала эта особа с видимым облегчением и подала руку Спенсеру, поспешившему ей на встречу. – Я уже и не надеялась оказаться снова на берегу. Моя морская болезнь дала знать о себе в тот же момент, как я ступила на борт этого хлипкого, маленького суденышка, явно не предназначенного для леди. – Рыбак насупился при этих словах. – Эти милые девушки подтвердят, – женщина указала на горничных, – как я страдала все это время. Помогал лишь флакон нюхательных солей...
– Двадцать минут... мы плыли двадцать минут, – проворчал себе под нос рыбак.
Но миссис Лукас предпочла этого не услышать. Утвердив свое корпулентное тело на берегу и оправив складки темно-бордового платья с пышным турнюром, она наконец-то сочла необходимым познакомиться с новыми подопечными.
– Мои юные леди, какое счастье лицезреть ваши свежие лица на этом богом забытом участке шотландской земли! Представьтесь, будьте добры.
– Мисс Эмма Амалия Джонстон, – представилась первая девушка.
– Мисс Амелия Холланд, мадам, – назвалась вторая.
Миссис Ортензия Лукас вскинула брови:
– Разве вас не должно быть побольше? – удивилась она. – Мне говорили о четырех юных леди, которых я должна опекать.
Мисс Джонстон, демонстрируя сожаление, которого явно не ощущала, опустила глаза.
– Боюсь, мисс Уэбб покинула остров, едва ступив на него, – сказала она. – Ей показалось весьма опрометчивым, вступить в наметившуюся борьбу за сердце хозяина Линдфорд-холла. Она, как мне кажется, была не свободна... если вы понимаете...
Миссис Лукас поджала чуть тронутые помадой тонкие губы и молча кивнула.
– Я понимаю. Но где все-таки третья юная мисс?
– Она в Линдфорд-холле, мадам. Ее платье вымокло под дождем, а новое в багаже, который только что прибыл. Мисс Хортон предпочла остаться у себя в комнате...
– Мудрая мысль, – похвалила ее миссис Лукас. – Показаться мужчине в неприбранном виде, что может быть хуже для юной, воспитанной леди, достигшей брачного возраста? А вы кем будете, молодой человек? – поглядела она на Даррена Спенсера. И хлопнула по его руке сложенным веером. Тот представился. – Секретарь? – хмыкнула женщина и прошлась по нему изучающим взглядом. Кажется, в целом удовлетворилась осмотром, так как, слегка улыбнувшись, сказала: – Значит, вы у графа в фаворе? Что ж, чем больше хорошеньких, юных лиц, тем моложе я себя ощущаю. А где, собственно, слуги? – обратилась уже ко всем сразу.
Мисс Джонстон хищно оскалилась (читайте: улыбнулась), но промолчала, позволив мистеру Спенсеру самому объяснять странности графа.
– Боюсь, в Линдфорд-холле не так много слуг, чтобы их могли отправить нам в помощь, – произнес он. И обратился к молчаливому рыбаку: – Мистер Макдональд, не могли бы вы нам помочь? За небольшую доплату, ясное дело.
Но тот даже думать не стал: замотал головой и полез в лодку.
– Ну уж нет, молодой человек, я на Скай ни ногой. Не обессудьте, конечно, но у меня жена и внучата мал мала меньше – мне нельзя сгинуть незнамо куда. Я за них отвечаю!
Миссис Лукас сдвинула брови.
– О чем говорит этот невежа? – спросила она. – Почему он отказывается помочь?
– Потому что торопится вернуться к семье, – подала голос мисс Эмма, и звучал он довольно насмешливо. – Пусть плывет – мы справимся сами!
– Но мне показалось, что он...
– Вам именно что показалось, мадам, – продолжила она диалог. – Этот рыбак абсолютный невежа, как вы и сами заметили! Пойдемте, – она как-то по-свойски подхватила женщину под руку и, ничуть не заботясь о багаже, повлекла ее к протоптанной тропке, оставив мисс Холланд и Спенсера разбираться с сундуками мисс Хортон и компаньонки самостоятельно. В итоге вместе с горничной мисс Амелии Спенсер взялся за чемодан миссис Лукас: довольно громоздкий, подбитый железными уголками, он показался ему неподъемным, как железный станок, и то и дело норовил вывалиться из рук.
– О, прошу вас, будьте поосторожней! – попросила хозяйка этого мастодонта. – Там внутри дорогие мне вещи, и не в последнюю очередь важный для каждой леди трактат от Алишы Уэннингтон-Фирс, который нам, юные леди, предстоит тщательно изучить.
– Вряд ли нам хватит для этого времени... – промурлыкала Эмма Джонстон, кажется, понимая, о чем идет речь.
И Спенсер, чья рука, нещадно оттянутая непосильным грузом (горничная мисс Холланд – и это смущало сильнее всего! – несла его совершенно спокойно), вдруг уронила сундук на дорожку, поспешил тут же спросить:
– И сколько страниц в этом трактате? Я так понимаю, немало.
– Быть истинной леди непросто, – не понравился его тон миссис Лукас. – Это тяжкий труд... это задача, которой отдаются всем сердцем. Вам, как мужчине, этого не понять!
Мистер Спенсер в целом не возражал, но за таким, пусть даже нелепейшим разговором, можно было дать отдых рукам, и он почти собирался что-то ответить (просто, чтобы потянуть время), как вдруг заметил… взгляд из кустов.
– А это еще у нас кто такой?! – воскликнул он, подаваясь вперед, и протянул руку.
Кот, а был это именно он, несмело ступил на дорожку и ткнулся в эту самую руку черной мордашкой. Зрелище было премилым, и Амелия выразила общий восторг одним-единственным восклицанием:
– Милая красотулечка!
И другие сразу же подхватили:
– Какой хороший котеночек. Чей он? Откуда здесь взялся? Посмотрите, какие светлые глазки. А хвостик... И ушки пречерненькие. Прелестная кроха! – зазвучало хором со всех сторон.
Даррен подхватил его на руки и погладил пушистую шерстку.
– Хотите его подержать? – поинтересовался у девушек с Ортензией Лукас.
– Я предпочитаю любоваться со стороны, – отозвалась мисс Джонстон.
– Ты сказала, что не выйдешь из комнаты, так как платье испорчено, а сама, посмотрите-ка на нее, встретила нас на пороге одетой, – ядовито вещала мисс Джонстон насмешливым тоном. – Признайся, ты хотела остаться одна и воспользоваться моментом... Не думай, что мы поверили в твою сказку о головной боли!
Мисс Хортон чуть-чуть помолчала – жаль, Даррен не видел выражения лица девушки в этот момент – и сказала:
– Попробуй сама посидеть взаперти в этой комнате, словно в клетке или тюрьме. Мне стало тошно, в этом я не солгала, и решила, что лучше выйду из комнаты, чем сойду в ней с ума. Тем более... мне хотелось хоть одним глазком взглянуть на лабораторию графа.
– Вот, так я и знала, – в том же духе подхватила мисс Джонстон, – ты хотела увидеться с графом, пока мы отсутствуем. А ведь говорила, тебе он не нужен!
– Мне просто хочется знать, что он там делает, вот и все.
– А правило номер два тебя не волнует?
– Можно подумать, ты и сама не воспользовалась бы шансом...
Девушки пререкались так вдохновенно и самозабвенно, что почти не услышали, как мисс Холланд спросила:
– И что же, тебе удалось что-то увидеть?
Мисс Хортон опять помолчала немного, должно быть, жалея уже о сделанном вдруг признании, и ответила:
– Ничего, кроме двери. К тому же, крепко-накрепко запертой...
– Но ты хотела о чем-то нам рассказать, – напомнила собеседница.
И мисс Хортон оттаяла, судя по голосу:
– Я подслушала кое-что. – Ей слишком сильно хотелось поделиться открытием, чтобы молчать. – Кое-что необычное...
– Что?
– Когда я пряталась в коридоре рядом с лабораторией, то услыхала за дверью шаги. Это развалина Бартон спешил от хозяина в расстроенных чувствах... Уж чем он его так допек, судить не берусь (хотя граф хорош в этом деле, мы знаем не понаслышке), только старик выскочил сам не свой. И бубнил вслух: «Следи за ними, из виду не выпускай». Как же, уследишь тут! Придумает тоже. Сначала позволяет им приезжать, а потом: «Бартон, будь на чеку!» Я, что ли, нянька, чтобы гоняться за ними? В мои-то почтенные годы следить за какими-то вертихвостками». Это о нас, ясное дело, я поняла в тот же миг, как услышала, – пояснила Гортензия Хортон, хотя девушки и так это поняли. – В тот момент старик был один, я видела точно, и вдруг ему кто-то ответил... – Рассказчица замолчала, интригуя замерших слушательниц. – То есть до этого был один, а потом женский голос сказал: «Не жалуйся, Бартон, ты не такой уж бедняжка, каким хочешь казаться: девицы эти вполне тебе по зубам. Не юли!» Я так поразилась, что снова глянула в коридор, но увидела только Бартона, говорившего с кем-то в нише двери.
– Он беседовал с женщиной? – поразилась Амелия Холланд. – Я думала, кроме нас, в Линдфорд-холл женщин нет.
– Вот и я думала так же. А потому удивилась вдвойне, когда Бартон сказал: «Я устал, госпожа, сил моих нет терпеть это дольше. Мне бы на отдых...» «Ты, как я посмотрю, старикашка, совсем страх потерял, – голос, отвечавший ему, сделался угрожающим. – Даже не смей мне перечить! Делай, что должно, и прикуси болтливый язык». После этого Бартон кивнул, не добавив ни слова, и ушел.
– Так ты видела, с кем он говорил? – спросила мисс Джонстон.
Гортензия помотала головой.
– В том-то и дело, что нет: та ниша, в которой стояла его собеседница, ведет в комнату, запертую на ключ, я специально проверила. А за Бартоном никто не пошел...
– Хочешь сказать, граф прячет женщину в доме? Любовницу? – с придыханием, с ужасом в голосе и глазах осведомилась мисс Холланд. – Вот почему мы мешаем ему... У него греховная связь. – Она охнула, не сдержавшись.
Эмма пожала плечами.
– Это делает его чуточку человечней, чем я полагала, – призналась она, делая вид, что ничуть не шокирована подобным открытием. – Стать женой ученого-сухаря – удовольствие не из приятных. А эти его – как он там говорил? – электромагнитные взаимодействия испугали меня не на шутку. Что вообще они значит? – И как бы подводя итог уже сказанному: – Любовница много понятней каких-то взаимодействий.
В этот момент мистер Спенсер скользнул мимо двери, услышав, как он полагал, самое главное, и направился в свою комнату. Обнаруженный поутру след женской ноги и подслушанное под дверью взволновало его не на шутку: неужели граф, в самом деле, скрывает любовницу? Это было бы так по-мужски, но ничуть не похоже на графа. Он не казался заложником сильных страстей, скорее увлеченным наукой эстетом, пресыщенным людским обществом мизантропом.
Любовница?
Нет, в такое верилось мало.
Уж если на острове и была какая-то женщина, то живущая здесь не по собственной воле... Но как же тогда подслушанные мисс Хортон слова? «Делай, что должен...» Что именно должен был делать дворецкий? И вообще, то ли услышала девушка, что действительно было сказано?
В это тоже верилось мало.
К тому же, как Спенсер успел убедиться, граф все еще горевал по умершей супруге... Вряд ли мужчина, так свято хранивший все ее вещи, способен сожительствовать с другой по собственному желанию.
Граф не такой... Спенсер одернул себя, осознав вдруг, что пытается оправдать в своих глазах графа. А это было тревожным звоночком... Он на Скае не для того, чтобы сделаться адвокатом этого человека. У него другая задача...
Спенсер пригладил как будто вздыбленные тяжелыми мыслями волосы и, припомнив брошенного кота, направился раздобыть немного еды и подкормить его, чем придется.
Граф Дерби, как и сказал этим утром, появился лишь к ужину. Вошел в гостиную, ослепляя пусть не улыбкой, но белоснежной рубашкой и бриллиантом в шейном платке. Девушки тут же поднялись, как и степенная миссис Лукас, и мистер Спенсер, памятуя о вечере прошлого дня, представил графу новую гостью. Граф Дерби, по всему, прибывая в наилучшем расположении духа, не хмурил бровей, не изображал холодной улыбки, от которой делалось зябко и чуточку страшно, а даже поцеловал дамам ручки с вежливым безразличием.
И дух мятежный мой утешит,
И чувств смятенье утолит.
– Браво, мисс Холланд! – провозгласила ее компаньонка, едва последний отзвук вдохновенного голоска замолк под сводом гостиной. – По мне, так это лучшая декларация Шекспира, вы не находите, граф?
– Полностью с вами согласен, мадам. У юной леди неоспоримый талант!
Девушка, коей адресовался сей комплимент, зарделась майской розой и потупила взор. И на просьбу миссис Лукас прочесть еще что-нибудь отрицательно дернула головой...
Выискивая новое развлечение, женщина глянула было на мисс Хортон, но припомнив, что за таланты она желала бы продемонстрировать, поджала губы. И, кажется, занесла ее в черный список... В итоге мисс Джонстон снова усадили за фортепьяно, и пока ее пальцы скользили по клавишам, миссис Лукас сказала:
– Почему бы вам, дорогая Амелия, не рассказать нам немножечко о себе. Уверена, графу будет небезынтересно узнать о вас больше!
Девушка вскинула взгляд и снова его опустила.
– Боюсь, моя простая, безыскусная жизнь покажется графу достаточно скучной. В ней нет ничего интересного! – отозвалась молодая особа, явно жеманничая и желая, чтобы граф уверил ее в обратном.
И тот среагировал в долю секунды, но только не так, как желали бы миссис Лукас и ее подопечная.
– Мистер Спенсер, – обратился он к секретарю, – раз уж мисс Холланд нечего о себе рассказать, то мы бы с радостью послушали вас. Уверен, у молодого человека с вашими талантами есть чем поделиться!
Спенсер смутился, в первую очередь из-за грубости графа по отношению к Амелии Холланд, и лишь после из-за себя самого.
– Право слово, сэр, я тоже достаточно скучен и вряд ли достоин пристального внимания.
– Ну-ну, – возразил ему граф, – не прибедняйтесь, мой друг. Расскажите, к примеру, что привело вас на Скай!
Даррен Спенсер не любил говорить о себе, особенно в таких обстоятельствах, но отказаться было бы грубо. И оскорбительно...
– Нужда, сэр, – ответствовал он. – Мой отец слег от тяжелой болезни – он был священником в Килехе: преподобный Герберт И. Спенсер, возможно, вы о нем слышали? – мне пришлось бросить учебу и вернуться в родные края, чтобы заботиться о нем, сэр.
– Что за хворь его одолела?
– Чахотка, сэр. Он долгое время надзирал за чахоточными больными в приюте в Кнокбене, нес им евангельский свет, как он любил говорить. И неприметно для глаз и сам заразился...
– Печально. Где вы учились, прежде чем возвратились домой?
– В Кембридже, сэр. Мне предстояло посвящение в сан, но мне, как я уже и сказал, пришлось бросить учебу из-за болезни отца...
И граф с безжалостностью гильотины осведомился:
– Он больше не мог оплачивать ваши счета?
– Да, сэр.
– И вы, вместо того чтобы пойти в ученики к королевскому адвокату или, на худой конец, устроиться конторским клерком, решили попытать счастье на Скае? Вы – образованный молодой человек, Спенсер, зачем вам все это? – Граф указал глазами на девушек у себя за плечом.
– Эта должность показалась мне интересной и... перспективной.
Эдвард Дерби усмехнулся уголком губ. Не издевательски, скорее с жалостливым сожалением... И так как миссис Лукас и девушки, не желая выслушивать откровения Спенсера, завели разговор о своем, наклонился к секретарю и сказал:
– Я по натуре волк-одиночка, юный мой друг. Редко кто вхож ко мне в душу... И потому хозяин я скверный. Многого требую – минимум отдаю! Лучше бы вы пошли в ученики к адвокату.
– Уверен, вы зря на себя наговариваете.
– Отнюдь. Я не питаю в отношении графа Дерби напрасных иллюзий! – сказал граф о себе, как о чужом человеке. – Когда вы узнаете его лучше, он не понравится вам даже больше, чем в этот момент.
– Но, сэр...
– Не пытайтесь быть вежливым, Спенсер. Я знаю, что обо мне говорят! И каким выгляжу в ваших глазах.
Молодой секретарь, неожиданно осмелев, все-таки произнес:
– Я еще не составил о вас твердого мнения, сэр. Нельзя узнать человека за две кратких беседы... – В горле заскрябало, и он кашлянул, прочищая его: – Но, если позволено будет сказать, я благодарен, что вы прислушались к моему мнению насчет не... девушек и уделили им толику времени. Вот, – он запустил руку в карман и извлек сложенную бумагу, – я кое-что написал для удобства.
– Что это? – удивился граф Дерби.
– Расписание, сэр. – Спенсер разгладил бумагу. – Расписание ваших свиданий с каждой из девушек.
– Расписание наших свиданий? – в голосе графа прорезался рык. К счастью, девушки, увлеченные разговором о лентах, этого не расслышали.
– Да, сэр. И первое уже завтрашним утром! Полагаю, с мисс Хортон, единственной, кто не сумела сегодня себя проявить. Так будет честно!
Спенсер говорил все быстрее, стараясь не глядеть графу в лицо и нервничая сильнее с каждой секундой. Вот сейчас его схватят за шкирку и вышвырнут с острова, словно зарвавшегося щенка. Даже холодком потянуло по позвонку... И сердце заухало оглушая.
Граф произнес:
– С утра я работаю в лаборатории, и не намерен это менять.
– Полчаса, сэр, всего-то весьма незначительных полчаса – и вы снова вернетесь к работе. К тому же, если позволите мне вам помочь, мы легко наверстаем упущенное.
Молодой человек ощутил, как граф глядит на него буквально в упор, прожигает глазами, рождая щекотку в груди. Он поправил очки, одернул сюртук, едва приметно сглотнул... Только бы пальцы не задрожали. Только бы выдержать...
– А ты хитер, – усмехнулся мужчина. – Из тебя вышел бы непревзойденный законник и крючкотвор!
– Почту за комплимент, сэр.
– Почитай, чем хочешь, – ответствовал граф, стремительно поднимаясь. Дружелюбия в нём как ни бывало, только привычные холодность и отстраненность. – Прошу простить меня, дамы, но я вынужден буду откланяться. День выдался долгим... Доброго сна! – И, раскланявшись, он вышел из комнаты.
Спенсер выдохнул, сбитый с толку сильнее обычного. Что ему сказать девушкам? Секретарь так и не понял, согласился граф на обещанные каждой свидания или же все-таки нет? Судя по виду и последующей реакции – не согласился. И как тогда быть?
В целом бродить ночью по дому сейчас было некому: граф спал у себя, девушки тоже, а Бартона, если его и мучит бессонница, слышно всегда загодя, повар же и мальчишка-подручный на хозяйскую половину не ходят.
И все-таки страшно было до дрожи... От самих стен Линдфорд-холла исходила неосознанная угроза, от которой хотелось бежать, как можно дальше. Даррен списал подобное ощущение на чрезмерную мнительность и крадучись спустился на первый этаж, туда, где лестница в десять ступеней вела в специально устроенный полуподвальный этаж с лабораторией графа и несколькими дополнительными комнатами, упомянутыми мисс Хортон. Всегда запертыми...
Даррен подумал, что ему бы не помешала свеча, но он боялся так рисковать – вдруг кто заметит, как он бродит по дому. Наощупь он спустился по лестнице и, гадая, как же определит нужную дверь, вдруг замер, услышав тихие голоса:
– Помоги уже, глупый болван: достань вон ту склянку с порошком белого цвета. Да не там же, чуть выше... Ты стал совсем бесполезен.
– Мадам, если я так бесполезен, отпустите меня отдыхать. Я весь день на ногах – очень хочется спать!
– Не лги, Бартон, ты ворочаешься в постели три часа кряду и засыпаешь перед рассветом.
– Вам бы откуда знать это.
– Я знаю.
Говорившие замолчали, и Спенсер подкравшись к двери, из-за которой они доносились, приложился к ней ухом.
С кем это Бартон беседует в лаборатории графа?
Кто смеет так дерзко говорить с ним?
Значит, мисс Хортон не померещился разговор дворецкого с некой женщиной...
– Подай колбу с дикарбонатом калия, да побыстрей! – снова прозвучал женский голос.
– Попросите что-то полегче, мадам. Я в ваших штучках не разбираюсь!
С недовольным рычанием женщина пояснила:
– Колбу с порошком белого цвета, старик.
– Вы и до этого требовали того же: склянку с порошком белого цвета.
– А теперь колбу... Пора бы уяснить разницу!
– Да здесь больше половины всех порошков белые. Как их различить?
– По этикеткам, должно быть, – кинула женщина с раздражением.
– Эти мудреные этикетки я едва умею прочесть, так страшно нагромождены на них буквы. – И он начал читать по слогам: – Метилпропенилендигидроксициннаменил...
– Прекрати! – оборвала его собеседница. – Я уже поняла, что читаешь ты тоже ужасно. Колбу... с голубым порошком. У тебя за спиной!
И то ли Спенсер забылся, издав неосознанный шорох, то ли у женщины за стеной слух был, словно у кошки, и она различила биение его сердца, только она вдруг добавила:
– Кто-то подслушивает за дверью. Неужели одна из этих пронырливых маленьких ведьм? Ты уверен, что в доме все спят?
– Совершенно уверен, мадам. Вам снова мерещится! – И старик потащился к двери – Даррен услышал его шаркающие шаги.
На секунду его словно припечатало к полу, а после толкнуло вперед, и Спенсер на самых кончиках пальцев бросился по коридору. Мало соображая, что делает, он потянул ручку первой же двери. Та неожиданно поддалась, и он ввалился в темное помещение, как будто в одночасье ослепнув. Едва успел прикрыть дверь, как шаги Бартона раздались в коридоре…
– Нет грешникам покоя, – прошелестел тот с тяжким вздохом в тон своим же шагам. – Ох, годы мои тяжкие! – И вдруг замер, как показалось похолодевшему Спенсеру, за дверью комнаты, в которой он находился.
Только не это!
Ручка действительно провернулась, и в комнату сквозь приоткрытую дверь просочился луч света от свечи в руках старика. Он постоял секунду-другую, то ли вглядываясь вглубь комнаты, то ли прислушиваясь, а потом хлопнул дверью и завозился с ключами.
О нет, только не ключ! У вжавшегося в холодную стену Спенсера выступил пот на спине и потек тонкой струйкой между лопаток...
И пока сердце в нем громыхало о ребра, дворецкий дважды провернул в замке ключ. Спенсер попал в западню...
Глаза, постепенно привыкшие к темноте, вскоре начали различать очертания отдельных предметов: загроможденную неведомо чем столешницу большого стола, спинку кресла, кровать с балдахином, стенной шкаф и целую груду непонятных предметов, сложенных у стены. Спенсер, поначалу боявшийся пошевелиться, наконец отмер и сделал пару шагов, разминая занывшие от напряжения мышцы. И прислушался... Все казалось, что Бартон, нарочно подкарауливая за дверью, распахнет ее настежь и вцепится в него пальцами: «Вот ты и попался, дружок!» Но ничего такого не происходило, и Спенсер достаточно осмелел, чтобы ощупать ближайшие к нему вещи: похоже, что чемоданы. И, должно быть, одни из самых дешевых, так кожа на ощупь казалась грубой и местами потрескавшейся...
Окна в комнате, в отличие от других спален в доме, не были забраны ставнями – подойдя к ним, молодой человек различил, что они выходят на заднюю сторону сада, одичавшую и заброшенную. Ему показалось, он различил одну из овчарок, бегавшую в траве... Но он не стал задерживаться на ней, вместо этого откинул портьеру и, впустив в комнату больше света, опять ее осмотрел. Спальня была небольшой и заброшенной, словно старый чулан... Казалось, в нее снесли все, что могли. Птичью клетку, испорченные часы, портрет юной девушки в пышном платье, из тех, что вышли из моды лет двести назад, красную оттоманку с гнутыми ножками «а-ля рококо», жардиньерку с засохшим цветком, стопки пожелтевших газет, какие-то книги и, наконец, те самые чемоданы, которым, казалось, здесь было не место. Дешевые чемоданы в доме богатого лорда!
И вдруг... сердце мистера Спенсера похолодело. Он как-то враз догадался, кому именно могли принадлежать эти вещи: только пропавшим с острова людям. Больше некому! Он снова вернулся к стене и лихорадочно заработал руками, двигая чемоданы и считая, сколько их в комнате...
Вышло не меньше двадцати трех.
Двадцать три человека, пропавших на острове...
Что говорил ему граф? Якобы люди просто сбежали, кто прихватив пару подсвечников, кто еще по какой-то причине. Но сбежать, бросив свой чемодан... в это верилось мало. И граф тоже не мог верить в такое, тем более, если все эти вещи нарочно снесены сюда, в эту комнату, и вопияли о правде, словно волшебная дудка из сказки.