ФРЕД МАКМОРРОУ


ЛОВУШКА ДЛЯ ПРОСТАКОВ


Когда ровно в девять тридцать Берт появился в заведении Палермо, Джорджии там не было.

В девять сорок пять он занял свое место за роялем и стал наигрывать пьесу, рассчитанную на пятнадцатиминутное исполнение. Этот номер повторялся им из вечера в вечер; исполняя его сейчас, он делал вид, будто нисколько не сомневается, что Джорджия придет, как это бывало всегда, под заключительные аккорды пьесы, ровно в десять.

Палермо, владелец заведения, с тревогой посматривал то на пианиста, то на часы, висевшие над баром, и снова на пианиста; Берт, однако, не подавал вида, что замечает эти взгляды.

Было еще рано, тем не менее Берт уже чувствовал, какого рода публика собралась в зале; такие посетители не досаждают идиотскими просьбами, не пристают с требованиями разрешить дядюшке Чарли сыграть на рояле; не для того они здесь, чтобы сидеть просто так и напиваться.

Они собрались в этом зале слушать игру Берта и пение Джорджии. Еще бы Палермо не беспокоился! Когда три месяца назад Берт и Джорджия пришли сюда на пробу, его заведение дышало на ладан, теперь же благодаря им этот кабак стал самым популярным в городе.

Палермо подошел к пианисту. Левой педалью Берт приглушил звуки рояля, чтобы Джой мог говорить. До выхода Джорджии оставалось еще восемь минут.

— Что с ней могло случиться? — спросил хозяин.

— Не знаю,— солгал пианист. В общих чертах он представлял себе, что с ней могло случиться.

— Хотелось бы все-таки знать, появится она или нет.

— Не беспокойся, — сказал Берт.

— Стараюсь, стараюсь,— произнес Палермо, отходя от него.

Четыре минуты. Берт начал следующий номер — пьесу, которую он сам аранжировал специально для выхода Джорджии. Он всегда начинал первым, а потом в зале среди столиков появлялась она и, подхватив мелодию, продолжала петь ее по пути к роялю.

Берт взял си-бемольный аккорд, служивший сигналом для ее выхода; сегодня она первый раз изменила своему обычаю.

Электрик постепенно убавил свет в зале, но Джорджия так и не появилась. Берт быстро перевел мелодию в другую тональность, освещение в зале опять стало нормальным.

Публика начала нервничать. Берт оглядел зал: у входа крупный плотный мужчина, который просто не мог не быть полицейским, разговаривал с Палермо. Палермо провел своего собеседника к столику, а сам направился к пианисту.

Берт доиграл пьесу и встал. Раздались жидковатые, какие-то нервозные аплодисменты.

— Берт,— с горестным видом произнес Палермо, — иди побеседуй вон с тем малым.

— Что ему от меня нужно? — спросил пианист.

— Не знаю. Он не говорит, но, кажется, дело пахнет керосином. Понимаешь, у меня такое чувство...

— Выслушай меня,— сказал Берт.— Внимательно выслушай. Мне начхать на твои чувства. Прекрати демонстрировать их, если желаешь добра себе самому и нам с Джорджией. Я это говорю тебе вполне серьезно. Ты ведь знаешь их.

— Их? Кого это — их? — спросил Палермо, бледнея.

— Тебе что, портрет нарисовать? — сказал Берт.— Нужно подыскивать нам замену. Я слышал, что Энди и Элис ищут работу, возьми их вместо нас.

— Теперь? Прямо сейчас?

— Прямо сейчас. Вот.— Берт выудил из внутреннего кармана записную книжку, — можешь позвонить им.

— У меня будет инфаркт,— сказал Палермо.

— Иди звони,— сказал Берт,— и не бойся. Мне кажется, они придутся здесь к месту.

Крупный мужчина сидел неподвижно, когда Берт подошел к его столику.

— Вы — Берт Хабер?

— Да. А вы?

— Детектив Джек Бэртон. Вы знакомы с...

— Покажите значок или какое-нибудь удостоверение. Не так! Передайте под столом.

Берт не глядя ощупал значок полицейского и передал его обратно.

— Все в порядке,— сказал он.

— Вы знакомы,— полицейский вынул из кармана фотографию,— с этой вот женщиной?

Взглянув на фотографию, Берт зажмурился и отшвырнул ее.

— Да,— произнес он наконец.— Что за необходимость сообщать новости подобным образом?

— У нас не было возможности поступить иначе,— ответил полицейский.— Мы еще не провели формального опознания личности убитой, успели только сфотографировать ее лицо на месте.

— Где? — спросил пианист.

Бэртон достал записную книжку.

— В аллее между Девятой и Десятой авеню. Она что, проживала в этом районе?

— Когда ее нашли?

— Хороший вопрос,— сказал полицейский.

— Что вы хотите этим сказать?

— Не знаю.— Бэртон выразительно посмотрел на пианиста.— Может быть, вы сами знаете?

— Понимаю,— сказал Берт.— Вам показалась странной моя реакция на ваше сообщение. Похоже, оно не было для меня неожиданным. Ну что же, так оно и есть.

— Можете описать свои действия, начиная с того момента, когда вы ушли отсюда прошлой ночью, и до тех пор, когда сюда прибыл я?

— Могу. Я проводил Джорджию до дому...

— Вы всегда провожали ее? Где находится ее дом? Назовите время, когда вы видели ее в последний раз.

— В конце концов кто-то должен был провожать ее домой. Жила она совсем неподалеку отсюда. Часы в вестибюле ее дома показывали одну минуту пятого, когда я видел ее в последний раз, было это сегодня утром.

— Немного рановато, не правда ли? Я полагал, что заведения вроде вашего закрываются не раньше четырех, а для того, чтобы дойти до дому, нужно несколько больше чем одна минута.

— Действительно, было еще сравнительно рано,— согласился Берт.— Видите ли, я испытывал нечто похожее на чувство ответственности за Джорджию. Последние две недели я взял за правило уводить ее отсюда пораньше, до закрытия.

Полицейский кивал головой, скрестив на груди руки и откинувшись на спинку стула. К столику подошел Палермо.

— Все в порядке,— сообщил он Берту.— Энди и Элис оказались дома и должны быть здесь с минуты на минуту. Они просили передать тебе их признательность.

— На здоровье,— сказал Берт.

Он с досадой отметил, что Палермо, заполучив новую певицу с пианистом, явно успокоился, как будто с Джорджией ничего не случилось. Правда, он еще не в курсе событий. Что ж, пусть читает газеты.

— Так вот,— продолжал Берт, когда Палермо удалился.— Сразу от нее я пошел домой и проспал до шести вечера. Потом я пытался дозвониться к ней, но к телефону никто не подошел.

— Это было в шесть вечера? — спросил детектив, делая пометки в своем блокноте.

— Мне бы хотелось, чтобы вы не делали этого,— попросил Берт.

— Не делали чего?

Берт подался вперед и положил руку на плечо полицейского:

— Послушайте, ведь они знают, что произошло, потому что это их рук дело. Они находятся где-то здесь, в зале, и ведут за мной наблюдение.

Бэртон внимательно посмотрел на пианиста, потом закрыл и убрал блокнот в карман.

— Лично я считаю, что вы вне всяких подозрений, — сказал он.— А теперь рассказывайте об этом вашем, как его, чувстве ответственности. Когда оно возникло?

— Вообще-то, я всегда чувствую себя в какой-то мере ответственным за девушек, с которыми выступаю, — сказал Берт.— Знали бы вы, каково нам музицировать в этих кабаках и до чего тошно смотреть на разных ублюдков, когда они налакаются! Многие абсолютно уверены, что певица — это их собственность.

— Как раз об этом вы и должны мне рассказать,— заметил Бэртон. — Вы были близки с этой женщиной?

Берт улыбнулся:

— В общепринятом смысле этого слова — нет. Но когда я садился за инструмент и она начинала петь, по-настоящему петь, все вокруг затыкались, жадно слушая, а мы глядели только друг на друга... Такие моменты нельзя не назвать близостью. Ничего, кроме этого.

— Мистер Хабер,— сказал Бэртон,— у нас имеются основания полагать, что это убийство — дело рук Малютки Сэмми. Она знала Сэмми?

— Кто же его не знает?

— Я имею в виду, она...

— Знаю, что вы имеете в виду! Нет!

— Но ведь она сталкивалась с ним?

— К сожалению.

— Вы не хотите рассказать мне об этом?

— Не хочу. Но придется, не так ли?

— Придется.

— Хорошо. Все началось, как я уже говорил, две недели тому назад. Мы только что спасли это заведение от краха. Вы слыхали, как она поет?

— Нет. Какого числа произошло ее знакомство с Малюткой?

— Одиннадцатого. Сэмми находился здесь всю ночь. Когда я начал исполнять свой первый номер, он уже сидел со своими бандитами вот за тем столиком. Потом я стал наигрывать выходную песню Джорджии; видали бы вы, как он вытаращил глаза, когда Джорджия появилась в зале!

— Он что-нибудь отмочил?

— Нет. Во всяком случае не сразу. Поначалу все было пристойно. На протяжении всего вечера он через официанта посылал нам вино. А на следующий день к ней на квартиру принесли большую корзину цветов. После этого он опять пришел сюда, на этот раз уже с домогательствами.

— И тут вы почувствовали свою ответственность?

— Да,— ответил Берт.— Если бы этот подонок хотя бы немного ей нравился, тогда другое дело, тогда бы мне было наплевать. Но она его просто видеть не могла. В нашем деле имеется много уловок для того, чтобы поставить на место распоясавшегося посетителя. Но этого ублюдка ничем не проймешь. В конце концов он довел ее до того, что она публично стала его оскорблять. А потом наступил вчерашний вечер.

— И что же?

— Она проходила мимо его столика, когда шла переодеваться для следующего номера, и он схватил ее за руку. Тогда она взяла со стола его стакан и выплеснула содержимое ему на манишку.

— Понятно,— сказал полицейский.— Малютка известен своим болезненным чистоплюйством и привередливостью в отношении одежды, так что он наверняка завелся.

— Я решил не встревать в эту сцену,— продолжал Берт.— Но знаете, что я сделал? Начал наигрывать песенку «У водопада». Весь зал разразился хохотом! Еще бы, ведь все видели, что произошло. Среди всеобщего смеха Сэмми снялся с места и ушел со своими гориллами.

— Одно к одному,— сказал полицейский.— Малютка из себя выходит, если над ним смеются, и никогда не прощает этого. Итак, вы увели ее домой?

— Не сразу,— ответил Берт.— Поначалу мне было весело, меня распирала гордость за нас обоих. Я прошел в бар выпить чего-нибудь. Рядом оказался какой-то субчик, сам по себе. Симпатичный такой, похож на страхового агента или что-то в этом роде. Он заговорил со мной. «Веселитесь»? — «На полную катушку».— «Как прекрасно, я просто рад за вас». «Приятно слышать такое,— в тон ему ответил я.— Поболтаем еще о чем-нибудь?» «Особенно-то и болтать вроде бы и не о чем,— сказал страховой агент.— Да и не очень-то нужно, когда знаешь собеседника».— «Я вас не знаю». «Зато я знаю вас,— возразил страховой агент.— Ведь вы — Берт Хабер?» — «Ну и что из этого?» — «Вы живете на Ист-стрит, ваша квартира на пятом этаже и дома бываете только днем, не так ли?» — «Напрасно стараетесь. В нынешнем году я не собираюсь заключать договор страхования жизни». «Правда? — удивился страховой агент.— А я бы на вашем месте обязательно застраховался». После этих слов он протянул руку и, прежде чем я успел отдернуть свою, пожал ее. «Я полагаю, мы достаточно понимаем друг друга, мистер Хабер»,— сказал он, после чего удалился.


Полицейский застегнул пиджак, собираясь уходить.

— Для ведения следствия у нас теперь, пожалуй, достаточно фактов, мистер Хабер,— сказал он,— Думается, это дело скоро будет закончено. Теперь вот что. Можем ли мы быть вам полезны?

— В каком плане?

— В плане вашей безопасности.

— Я об этом не думал. Вряд ли есть необходимость...

— Когда мы заполучим Малютку к себе, вы нам понадобитесь как важный свидетель.

— Вы всегда можете разыскать меня.

— Да, но нам не хотелось бы рисковать. От вашего присутствия может зависеть исход дела.

— Не беспокойтесь, — заверил его пианист.

— Мистер Хабер,— сказал полицейский.— Думаю, что все-таки будет лучше, если вы поедете со мной.

— И надолго?

— Полагаю, что к утру все будет кончено.

— Так скоро? — удивился Берт.— Хорошо, тогда едемте.

У входа им повстречались Энди и Элис. Бэртон деликатно ждал в сторонке, пока они благодарили Берта за то, что он нашел им работу.

Полицейский подвел Берта к серому лимузину.

— Располагайтесь на заднем сиденье рядом с моим коллегой,— сказал он.

Берт уселся, не глядя на соседа. Бэртон занял водительское место, и машина тронулась. Ехали они очень быстро.

Берт повернулся и взглянул на сидевшего рядом мужчину.

— Хэлло! — приветствовал его «страховой агент».


Перевод Г. ДМИТРИЕВА

______________________________________________________

© Ловушка для простаков. Ленинград, СП «CMAPT», 1990.

Создано программой AVS Document Converter

www.avs4you.com

Загрузка...