Ловушка на Заркасе

Глава третья

Столица представляла из себя нечто огромное. Две цивилизации объединились там в чудовищный конгломерат. Громадные здания из стекла и стали соединялись между собой мостами через озера и гигантские шоссе. Башни из пластика соседствовали с золотыми храмами древней заркасской религии. Вращающиеся фонари царили сред\1 деревьев-деревень, где заркасские рыбаки все еще гнездились, как птицы. На нижних улицах у портов запряжки давалей позвякивали рядом с автомобилем на воздушной подушке, а движущиеся тротуары проходили мимо куч мусора.

В озерных предместьях на востоке по фарватерам и лагунам еще ходили парусные плоты, которые мешали проходу гидротанков полиции. Песни гребцов перекликались с ревом сирен. В грязной воде плавали орехи аказа и разноцветные банки из-под консервов среди отходов заводов и отбросов местных рынков. Допотопные ветряные мельницы крутились еще в тени заводских труб.

Центр города тонул в шуме возбужденной толпы и машин, криках животных и рекомендаций на двух языках, исходящих из репродукторов на перекрестках, и заливался светом многоцветных реклам, которые бросали красные, голубые и желтые пятна то на лицо нищего, съедаемого черной язвой, то на сияющую улыбку жены земного дипломата, то на искаженные черты бродячего фокусника, выплевывающего огонь, или на непроницаемое лицо полицейского.

Двое переодетых землян погрузились в водоворот этого Вавилона. Более анонимные теперь, чем в джунглях Верхних Земель, они взяли такси и поехали по сети гигантских туннелей.

Тут не было повозок с каменными колесами, колясок, запряженных давалями; только автомобили бесшумно скользили в холодном свете хрустальных фонарей. Только изредка слышалось глухое ворчание — не то от вагонов метро, не то от подземных вод Реки Бога.

— К центральному Скверу! — скомандовал Лоран. Шофер-туземец склонил голову, свернул вправо и стал подниматься по спирали ската, освещенного голубоватыми огнями. Он поднялся на триста метров над землей и понесся по головокружительному мосту над нижним городом, над его грязью, над его жемчужинами древней архитектуры. Теплый ветер приносил запахи гнили или антисептики. Они поднимались выше под тысячью сияющих взглядов зданий и на полной скорости атаковали спираль, опоясывающую одну из Четырех Башен; она привела их на квадратное плато в две тысячи гектаров сада — Центральный Сквер на высоте шестисот метров. Они вышли из такси в большую аллею. Разворачиваясь, шофер-туземец крикнул:

— Счастливо вам, влюбленные! — и добавил заркасскую шутку дурного тона. Лоран не отказал себе в удовольствии перевести ее Дарселю, и тот задохнулся от злости под древней кожей королевы Ээлан.

В этот час гуляющих было мало. Голоса большого города доносились сюда лишь приглушенным бормотанием. Все еще смеясь над негодованием инженера, Лоран потащил его на террасу в пустынной аллее. Они сели на скамейку.

Лоран несколько секунд трепал свой клык, а затем выбил булавкой на коренном зубе определенный ритм. Это означало:

«Все хорошо. Вернулись. Оставляю контакт на пять минут, чтобы облегчить вам проверку. Заезжайте за нами. Три и два, повторите, три и два».

Через несколько секунд в костях черепа прозвенел сигнал. Лоран сморщился и прервал связь.

Они ждали. Время от времени небо вибрировало от прохода гелиобуса. Издалека долетал звон храмового колокола, потом истошный вопль заводской сирены. На севере они видели оранжевое пламя космической ракеты, медленно спускавшейся в аэропорту. Она скрылась за горизонтом, за зубцами пилонов и радарных башен.

Затем прилетел маленький геликоптер и закружил над ними — три раза в одну сторону, два в другую. Лоран достал фонарик и просигналил в установленном ритме: один, два, три, один, два, один, два, три, один, два.

Вертолет удалился, затем вернулся с погашенными огнями. К ногам мужчин упал конец металлической лестницы, и они полезли в черноту неба.

Дарсель захлопнул дверцу, и в кабине снова вспыхнул свет.

Пилот, землянин с выбритым черепом, испуганно взглянул на них и мгновенно выхватил оружие.

— Стоп! — скомандовал Лоран. — Это же мы, друг! Пилот заколебался. Лоран отогнул манжет старой кожи и показал часть своей руки.

— Да… — сказал бритый пилот. — Это потрясающе! Еще немного — и я бы пристрелил вас.

— Это потрясающе, Жюль, — сказал Лоран. — Но не очень удобно, а мы таскаем эту кожу восемь дней. Ну, давай жми. Мне нужна ванна.

Геликоптер взял курс на восток. Он летел над большими артериями центра, которые расходились лучами от сквера, затем над плоскими крышами и террасами жилых кварталов, слегка отклоняясь к северу, и затерялся в волне воздушного движения, где смешивались роскошные машины и старые вертолеты. Он нырнул в Золотой Туннель, вынырнул в тошнотворный дым фабрик, миновал Древний Центр и пошел над улицей между двумя громадами Океанской Двери.

Наконец, он медленно спустился по вертикали к куполу земной дипломатической миссии. Купол открылся и поглотил его, как муху.

— Спасибо, малыш! — бросил дружески Лоран, выскакивая на цементный пол гаража.

Дарсель выскочил следом.

Навстречу им шагнул офицер и застыл, ошеломленно глядя на них.

— Как ты находишь этот маскарад? — спросил Лоран, сердечно хлопнув офицера по плечу. — Надеюсь, что все-таки узнаешь мой голос?

— Это… Это… — заикался офицер.

— Потрясающе, — дополнил Лоран. — Нам это уже говорили. Ну, быстрее: комнату и ванну! — и, не ожидая ответа, направился к лифту. Офицер схватил его за рукав.

— Патрон хочет видеть тебя немедленно.

— Подождет.

— Но это очень важно и…

— Мне наплевать. Для меня самое важное — снять эти отрепья, — сказал Лоран, увлекая Дарселя к лифту. — Ты знаешь, что это?

Офицер печально развел руками.

— Он сказал только, что желает тебя видеть.

— Да я не о том! — запротестовал Лоран, нажимая кнопку. — Я спрашиваю, знаешь ли ты, что на мне надето? Мумия неисчислимой ценности; вроде бы мумия короля Сафасс-Тина. — Он показал на Дарселя и добавил: — А это королева Ээлан. Что ты об этом скажешь?

Кабина остановилась, и они вышли в коридор.

Запах земного комфорта приятно щекотал ноздри обоих путешественников. В нем слышался намек на озон, слабые эманации мебельного плюша и стен, одетых в пластик под дерево.

— Это не серьезно, — спорил офицер. — Я вас встречал и шеф будет в ярости.

Лоран, не слушая, вошел в ванную и сел на стул. Он снял «перчатки» с рук, вытащил изо рта фальшивые клыки и бросил их в умывальник. Затем снял заркасскую одежду, обнажив татуировку на торсе покойного короля. Затем он стал снимать маску с лица и застонал.

— Эта гадость приклеилась к щекам и к подбородку! Помоги-ка мне, Дарсель! Да, а куда девался лейтенант?

— Он звонит шефу, — сказал инженер.

— Помоги мне, — повторил Лоран. — А ты чего ждешь и не вылезаешь?

Офицер вернулся и сказал:

— Начальник сейчас прибудет.

Шеф пулей выскочил из лифта, маленький, краснолицый, нервный, с белыми растрепанными волосами. Вид у него был разъяренный.

Он открыл наугад первую попавшуюся дверь, обнаружил пустую комнату и завопил на весь коридор:

— Лоран! Где вы, черт возьми!? Офицер вышел из ванной и поклонился.

— Он здесь, полковник, но он…

Проворный старик почти оттолкнул его и ворвался в ванную, когда он увидел лицо Лорана.

Лоран все еще сидел. Кожа мертвого короля облегала его тело, как кираса, а лицо его было в крови. Щеки были как бы обложены сырой ветчиной, на голове и щеках виднелись безобразные проплешины. Наклонившийся над ним Дарсель держал вату, пропитанную антисептиком.

Шеф оглядел обоих и выпалил сразу два вопроса:

— Вы ранены? Что это за бабенка?

— Это Дарсель, переодетый в заркаску, — морщась, ответил Лоран, — но эту маскировку трудно снимать. Видите, с ней вместе сходит и моя кожа.

Несколькими словами он ввел патрона в курс истории с мумиями. Он показал ноги Сафасс-Тина, лежащие на полу, как мягкие сапоги, пошарил под взятой взаймы кожей на теле, морщась и повторяя, что «везде приклеилось», достал мешочки с фильмом и железяками Треугольника.

Шеф повернулся к лейтенанту:

— Отнесите это в лабораторию и позовите врача.

— Подождите, — сказал Дарсель, — у меня тоже есть кое-что для вас.

Он опасливо начал раздеваться. Затем он осторожно снял часть мумии, которые носил неделю, в то время, как другие внимательно следили за ним и его действиями. Однако, он справился без всяких затруднений.

— Счастливчик! — бросил Лоран. — Наверное, старый король был чем-то болен, или… Черт возьми! Верите ли, это жжется!

Лейтенант взял мешочки и фильм, поклонился и вышел сказав:

— Я вам пришлю врача.

Лоран проснулся в чистой постели, первой за долгое время, и вспомнил, что лежит в частной клинике миссии. Он ощупал грудь и лицо: чуть не все было забинтовано. Он огляделся и увидел санитара, сидевшего на стуле у окна. Санитар встал, улыбаясь.

— Все в порядке?

— Да. А вы что, дежурите тут, как возле умирающего?

— Вы бредили всю ночь и распевали древние заркасские песни… Извините меня, я скажу доктору, что вы проснулись.

Санитар исчез, а Лоран нахмурился. Древние гимны? Он был уверен, что не знал ни одного. Его знание заркасского языка ограничивалось хорошей практикой в обычном разговоре, но не больше. Только то, что необходимо в путешествии, в отеле, в ресторане.

В комнату вошел высокий, худощавый человек. Лоран узнал врача, перевязывавшего его накануне вечером, и сказал:

— Ну, док?

Врач сел у изголовья постели.

— Ничего, дружище. Мы изучили ваши раны и нашли мелкие одноклеточные организмы, убитые антисептиком. Вы просто стали жертвой внешней инфекции. Но эта инфекция, как видно, весьма уязвима, и я думаю, их больше не будет. Сегодня ночью, пока вы спали, мы много раз осматривали вас. Вы страдаете только банальными изъязвлениями, очищенными от всяких микробов.

— Говорят, я бредил.

— Да. Вы пели целые строфы древнего ритуала, по словам одного археолога-любителя, работавшего у нас.

— Но, послушайте, — протестовал Лоран, — я отроду не слышал о вашем старом Ритуале.

Врач уклончиво пожал плечами.

— Вполне возможно, — сказал он, — что вы слишком впечатлительны, и слышали распевающих туземцев, но не обращали на это внимания, но ваше подсознание зарегистрировало все.

— Может быть.

— Ну, конечно, дружище. Да это и не имеет никакого значения.

— А когда я смогу снять это? — спросил Лоран, указывая на бинты.

— Я смазал раны митозаксом. К вечеру они должны зарубцеваться. Прошу вас до тех пор не вставать. В шесть я приду и освобожу вас.

Они обменялись рукопожатием, и Лоран с удовольствием снова улегся.

Через пять минут он заметил, что лежать скучно, и попытался заснуть. Он начал считать воображаемых баранов. На сорок шестом баране дверь открылась и вошел шеф с фальшиво-сочувствующим видом. Лоран бросил на него черный взгляд из бойниц, образованных бинтами.

— Ну как, бедняга? — сладко спросил шеф. Лоран заметил, что глаза его близкого врага странно блестят.

«Он ликует, — подумал он. — А почему? Железки с Треугольника, наверное, еще исследуют. Но лаборатория, конечно, выяснила кое-какие тайны».

Шеф сел на кровать.

— Вы раздавите мне ноги, — резко сказал Лоран.

— Ох, извините, — сказал полковник и пересел. «Какая любезность, — подумал Лоран. — Мне это не нравится. Он хочет о чем-то просить меня».

Шеф задал несколько вопросов насчет здоровья Лорана, а затем поздравил его с результатами его миссии.

— Люди в лаборатории нашли фантастические вещи, мой дорогой, и это благодаря вам. Да, да, не спорьте, вы очень хорошо справились.

— Я и не спорю. Что они нашли? Полковник наклонился над ним.

— Субпространство! Теперь мы его держим! Просто неслыханно, чтобы удавалось столько извлечь из нескольких железок и осколков стекла. За шесть месяцев, самое большее за год, мы построим серию кораблей, способных проделать перелет Земля-Каркас за один час! — Он схватил руки Лорана и патетически закончил: — Спасибо, мой дорогой мальчик!

«Переигрывает, — подумал Лоран, высвобождая руки. — Но, ей-богу, у старого паяца слезы на глазах!» Он чуть не рассмеялся под своими повязками и сразу понял ловкую игру своего начальника. Шеф был хитер, как обезьяна, этого нельзя было забывать. Шеф прекрасно знал, что делает, и не строил никаких иллюзий насчет того, что его отеческий тон может обмануть: он умышленно вызывал тайный смех Лорана, чтобы в этом смехе оттаяли недоверчивость и враждебность Лорана. И это сработало: обезоруженный Лоран не мог не восхищаться им.

Но старик уже печально покачивал своей белоснежной нечесаной головой.

— Какая досада!

Лоран воздержался задать вопрос, естественно вызываемый этим скорбным восклицанием. Он молча ждал. Старик печально взглянул на него.

«Сбой!» — подумал Лоран, а старик продолжал:

— Какая досада! Нам не хватает несколько важных мелочей. Техники утверждают, что Треугольные очень малы, не более двух сантиметров. Эти тысячи ячеек, сотни крошечных отверстий, которые видны на вашей пленке, являются коридорами, дверями и проходами. Не знаю, на какие данные они опираются, но они уверены.

— Ну и что?

— А то, что это не вяжется с тем, что мы уже знаем об этих существах. Пока вы ходили по джунглям, мы работали здесь. Мы знаем, что Треугольные есть в самом городе, и заметьте, точно подобны заркасцам. Тот же рост, та же анатомия. Отсюда такая братская симпатия, которая объединила их с нашими старыми протеже. Так что между этими двумя фактами противоречие.

— Треугольные в городе! — воскликнул Лоран, откидывая простыни. — Ладно, полковник, выкладывайте! Я в вашем распоряжении.

— Нет, нет, — лицемерно протестовал старик. — Отдыхайте, мой мальчик. К тому же, я не имею права рисковать жизнью моего лучшего агента. Хватит и того, что Санчес и Смит. Г.

— Что? — спросил Лоран, собираясь встать. — Смит и Санчес…

— Вероятно, уже погибли. Уже восемь дней мы не можем их найти. И я не имею права…

Забыв всякое уважение, Лоран схватил полковника за ворот.

— Постыдитесь, старый прохвост! Вы выиграли, не так ли? Вы сказали как раз то, что нужно, чтобы я пожелал лично заняться этим делом.

Непочтительность подобного рода нередко встречается в Специальных Службах. С агентов спрашивают так много, что в качестве компенсации разрешают некоторую фамильярность — без свидетелей, естественно. И Лоран был сейчас один на один с шефом, и этот последний вдруг заговорил откровенно.

— Вы думаете, я делаю это для развлечения? Это полезная профессиональная информация. Не будь на протяжении истории типов, вроде меня, мы никогда не перешагнули бы границ солнечной системы. А что касается риска, он неизбежен, и вы хорошо это знаете. Я ведь так же много рисковал в молодости. Я был маленьким агентом, вроде вас, во время войны с Плутоном.

— Ладно, — вздохнул Лоран, смягчаясь. — Выкладывайте все.

Шеф говорил долго.

Уже две недели Лоран снова носил кожу покойного короля. Из предосторожности он надел под нее толстое белье, как защитный экран между своим телом и мумифицированной кожей, которую, к тому же, продезинфицировали внутри. В течение этого времени он следил за заркасцем, который был не заркасцем, а Треугольным. Тем самым, за которым следили Санчес и Смит до своего исчезновения.

Но в этой работе у Лорана было преимущество перед предшественниками: его переодевание позволяло ему следовать за Треугольным в такие места, где присутствие землянина если и не запрещалось, но обратило бы на себя внимание: курильни аказа, подозрительные заведения и общественные бани.

Уже несколько месяцев Специальные Службы отмечали усиленный приток праздных заркасцев в столицу; заркасцев, которые несколько отличались от других более напряженной походкой, редким и резким миганием глаз, замедленной речью со странной артикуляцией.

От своего недавнего полного владычества на Заркасе земляне сохраняли некоторые преимущества: они отлично знали подвластную им систему управления и наличие досье, постоянно подновляемых. Так что они без труда обнаружили, что эти странные приезжие не имеют гражданского состояния и бумаги их фальшивые. Лишь немногие из этих заркасцев вроде бы выполняли регулярную работу, но, как ни странно, это всегда были граждане без семейных связей и жили в отеле. Тот, за кем следил Лоран, относился как раз к этой категории и официально числился инспектором полиции, что давало ему возможность легко проникать почти повсюду.

В течение двух недель Лоран видел, как тот приходит в полицейский пост северного квартала, проводит там около часа и выходит в бесконечную прогулку по улицам.

Он посещает заводы, портовые учреждения и даже главный аэропорт, и все это, конечно, под официальным предлогом.

О такого рода деятельности подозреваемого уже сообщали Смит и Санчес. Благодаря переодеванию, Лоран мог завести свою слежку более далеко.

Однажды Лоран зашел вслед за подозреваемым в общественную баню; тот, как всегда, ограничился тем, что бросил рассеянный взгляд на бассейн, но погружаться в него не стал. Как обычно, он выбрал столик в стороне и смотрел, как купаются другие. Когда слуга предложил ему выпивку, он принял ее и небрежно расплатился.

Лоран уселся неподалеку и развернул газету с неприятным чувством, что ему придется добрый час просидеть тут без дела. Он удивился, как Треугольный до сих пор не заметил, что ему чуть ли не наступают на пятки. Чтобы сбить его с толку, Лоран применил одну из своих многочисленных уловок. Он сделал вид, что уходит ленивым шагом и заперся в туалете. Там он взглянул в зеркало и подмигнул изображению старого короля, снабженного небольшими усами и завитым париком. Он снял усы и парик и сунул в карман. Он вынул из эластичной кожи лица комки ваты, раздувающие его щеки, и убрал один клык. Дополнив свою трансформацию перевернутой одеждой, он вернулся в зал, слегка сгорбившись. Если Треугольный заметил толстого заркасца, завитого и в голубом пиджаке, то теперь увидел худощавого, лысого индивидуума без одного зуба, в коричневом костюме. Никакого сходства между этими двумя типами нельзя было установить. У Лорана в запасе было еще с десяток сменных личностей и он осторожно пользовался ими во время своего расследования.

Он сел на другое место и, казалось, заинтересовался купальщицами, но незаметно наблюдал за Треугольным.

«Эта скотина начинает меня утомлять, — думал он. — И все это ничего не дает. Здесь я уже третий раз, и все зря. Попозже он выйдет и начнет свою долгую прогулку по городу. Когда он спит? Я уже пятнадцать дней не ложился. Без докторских пилюль я бы уже давно свалился. Он загоняет целый полк, этот проклятый Треугольный. Ей-богу, у него такой вид, будто он спит с открытыми глазами. Видимо, ему достаточно трех часов отдыха за три дня. Но мне-то недостаточно! Но до чего шикарны эти докторские пилюли! За пять минут поднимают. Но когда все это кончится, меня, без сомнения, будут собирать ложкой!» И он выговорил про себя длинную цепочку отборных ругательств. Исчерпав свой репертуар, он перешел на особо гнусные заркасские выражения, но и это не облегчило его. Да и вообще ругань на чужом языке не может облегчить мужчину. Это эрзац. Он злобно взглянул на Треугольного, неподвижно сидевшего на стуле, и ненавидел его от всей души. Затем его мысли вошли в более спокойное русло.

«Как эти парни ухитряются быть одного роста с заркасцами? По мнению наших специалистов, их корабли построены для очень мелких индивидуумов. Это никак не клеится. Может быть, у них есть методы для уменьшения или… Постой! Интересно, приведет это меня куда-нибудь или… сам не знаю. Берлога на сборном пункте. Я замечу место и вернусь в миссию. Я не спал две недели!»

Сердце его внезапно забилось. Треугольный зашевелился, встал и направился своей деревянной походкой к выходу.

Лоран дал ему уйти и затем вышел сам, и пошел за ним по улице.

Наступила ночь и хрустальные фонари сияли ярким светом. Треугольный шел среди болтающейся толпы, как слепой. Он пошатывался и едва не натыкался на столбы.

«Он болен». — подумал Лоран, — «или пьян. Но с чего бы? Он не притронулся к своей выпивке. И куда он идет?»

Треугольный и в самом деле пошел в том направлении, куда раньше никогда не ходил: в жилой квартал. Лоран увидел, что он останавливает такси, выругался про себя и бросился искать другое. Такси с подозреваемым уже удалялось. Лоран прыгнул на подножку частной машины, открыл дверцу и сел рядом с водителем.

— Это еще что? — возмутился водитель и испуганно свернул к тротуару.

— Спокойно, парень, — сказал Лоран, выпрямляясь. — Я не хочу тебе зла. Езжай за тем голубым такси, и с тобой ничего не случится.

Заркасец боязливо взглянул на оружие, которое уперлось ему в живот, и, ни слова не говоря, повиновался. Обе машины нырнули в восточный туннель, но такси мало-помалу выигрывало расстояние. Лоран сказал сквозь зубы:

— Смотри, не упусти его. Худо будет! Вспотевший заркасец творил чудеса акробатики и разом обогнал три машины.

Такси остановилось. Лоран освободил своего подневольного шофера. Длинная улица жилого квартала была почти безлюдной. Уже настала ночь.

Лоран шел за своим Треугольным на расстоянии одного дома, но ведомый, кажется, не замечал слежки. Он шатался все больше и больше. Он вдруг исчез в переулке, и Лоран побежал бегом. Завернув за угол, он увидел, что Треугольный входит в большой дом, сверкающий хромом.

«На этот раз я у цели». — подумал Лоран и с равнодушным видом прошел мимо здания. Это был роскошный отель для богатых заркасцев. Три весьма дорогие машины были припаркованы на частной стоянке. Лоран дошел до конца улицы, не оборачиваясь, и вошел в сквер, ярко освещенный цветными фонарями. Зайдя в тихую аллею, он снова надел парик и зуб, вывернул наизнанку пиджак и вынул из кармана расшитые золотом перчатки. Приняв таким образом вид солидного, хорошо одетого заркасца, он вернулся, уверенно постукивая по тротуару подошвами новых ботинок.

Он легко поднялся на три ступеньки крыльца и вошел в холл отеля. Заркасец в ливрее преградил ему дорогу.

— Что вы желаете, мсье?

Голос, медленно выходящий из глубины горла, тут же показал Лорану, что этот фальшивый холуй тоже Треугольный.

— Апартаменты на несколько дней, — ответил Лоран. — Я из провинции. У меня есть кое-какие дела в столице. — И он заранее знал, что ему скажет портье.

— Нам очень жаль, мсье, но отель переполнен.

— Досадно. Придется спускаться в нижние кварталы, чтобы найти кров. А в нижних кварталах так воняет! Неужели у вас нет хотя бы одной комнаты на эту ночь?

— Абсолютно ничего, мсье. У нас заказывают за месяц вперед.

Лоран бросил взгляд вокруг. Холл был великолепен, украшенный металлическими статуями и тяжелыми занавесями. Но что-то неуловимое в окружении, странная атмосфера сводила на нет усилия декораторов. Ну-ка, ну-ка… Вот что: тут должен быть шум приглушенных разговоров, тихие смешки в уголках, немного музыки. Однако, несколько клиентов, утонувших в креслах, казались отдыхающими марионетками. Никто не разговаривал, не мял небрежно газету, не смотрел на часы. Только одна заркаска расхаживала взад и вперед перед пустым баром. Заркаска с мужской, почти военной походкой.

Лорана охватила тревога. Он вдруг заметил, что эти фальшивые заркасцы скроены как бы по одной модели. Конечно, у одних были рыжие волосы, у других — седые, были и лысые, но все детали волосяного покрова или одежды казались различными аксессуарами, приложенным к одинаковым манекенам. Заркаска, ходившая туда-сюда, была двойником портье в ливрее. Она отличалась от него только длинными косами, отсутствием бороды, румянами на лице и скромными выпуклостями под платьем.

Лоран сделал шаг назад и пробормотал:

— Ладно… что ж… пойду в другое место.

Портье поклонился и церемонно открыл ему дверь. Почти не шевеля губами, он сказал:

— До свидания, мсье. Еще раз приношу извинения. Лоран подумал, что у портье голос трупа. Выйдя на улицу, он пожал плечами: «Как можно иметь голос трупа?» И чуть не засмеялся, но тут же понял, что смех этот не от веселости, а просто признак нервной разрядки.

Стараясь не бежать, он вернулся в сквер, нашел спокойный уголок за кустами, сел на траву и пошевелил свой клык, как бы ковыряя в зубах. Затем заговорил:

— Нашел, ребята! Роскошный отель. Шесть двенадцатая Восточная, номер 213. Настоящее гнездо Треугольных. По-моему, там нет ни одного настоящего заркасца. Мой подозреваемый, по-видимому, заболел около шести часов: он шатался. Я ехал за его такси до этого места. Я в первый раз видел, что он взял такси. Теперь я возвращаюсь. Конец.

Во время его пребывания в клинике его приемо-передатчик усовершенствовали: теперь он мог передавать и получать сообщения открытым текстом, но в эфир они шли автоматически зашифрованными.

Он встал, отряхивая панталоны, и вдруг застыл: две тревожные тени шли к нему с двух концов аллеи. Он медленно повернул голову и взглянул на другую аллею за кустом. Там неподвижно стояли две другие тени.

«Попался!» — подумал он и достал из кармана оружие. Два силуэта оставались перед ним. Женская тень заговорила тем механическим голосом, который он уже знал:

— Отдайте мне это оружие, мсье. Оно вам не поможет, поверьте мне.

— Возьмите! — сказал Лоран.

Тень сделала шаг вперед. Лоран выстрелил. Полоса света ударилась в грудь заркаски и рассыпалась безобидными искрами, а заркаска продолжала двигаться вперед, ее равнодушное лицо осветилось маленьким фейерверком, который ожог ее одежду. Лоран узнал золоченые пуговицы и куртку портье. Отскочив назад, он попал в руки двух Треугольных с другой аллеи.

Его крепко, как клещами, схватили за руки, ударили по голове и он выронил оружие. Он почувствовал удивительно болезненное головокружение и успел еще подумать: «Вот что произошло со Смитом и Санчесом». Какая-то непонятная сила овладела его мышцами, нервами, способностями, а в мозг входило горделивое, безмерное бездумие. Все его тело изогнулось, одушевленное убийственной силой, и металлические тиски вражеских кулаков разжались.

Он обнаружил, что стоит, рыча, на аллее между двумя телами, упавшими направо и налево от него, в то время, как первые нападавшие спешат им на помощь. Он ждал их, сжав кулаки. Ненависть его была так сильна, что он почти чувствовал, как она вылетает из его злобно прищуренных глаз. Нечто в этом роде случилось, когда Треугольный зашатался под его взглядом.

И эти зашатались тоже, повернулись и побежали к выходу из сквера, хромая, как разладившиеся роботы.

Приступ ярости Лорана вдруг прекратился. Он устало прислонился к дереву, бормоча что-то бессмысленное. Потом запоздалый страх вернул ему его нормальные силы, и он со всех ног бросился в противоположном направлении.

Он долго бродил по незнакомым переулкам и внезапно выскочил на большую освещенную улицу, кишащую народом. На него смотрели, как на пьяного. Он кое-как поправил разорванную одежду и пошел спокойнее, стараясь не обращать на себя внимания прохожих. Он заметил, что держит в руках какой-то предмет. Не свое оружие, нет, это было…

Он быстро сунул предмет в карман и крикнул такси.

Он дал шоферу адрес тайного отделения миссии. Погрузившись в мягкое сидение позади, он вынул предмет из кармана невнимательно оглядел его. Это было ухо. Видимо он бессознательно оторвал его у одного из врагов во время борьбы. Поддельное заркасское ухо, сделанное из какого-то гибкого материала, удлиненное извилистым слухопроводом. Лоран подумал, что это протез, и утратил восхищение своей физической силой: искусственный орган не так уж трудно сорвать. Он снова положил ухо в карман, подумав, что специалисты, может быть, получат хоть какие-нибудь сведения о Треугольных.

Через полчаса такси доставило его по указанному адресу. Лоран расплатился и неуверенно шагнул на тротуар.

— Не помочь, мсье? — предложил шофер. — Вы, видно, накурились аказа?

— Спасибо, не надо, — ответил Лоран. — Пройдет. Совершенно обессиленный, он отошел от машины и затерялся в портовых переулках.

Он дал три коротких удара и два долгих в закрытую дверь лавочки электронных материалов. Дверь открылась, и он упал в объятия торговца-землянина, который ударом ноги захлопнул дверь.

Землянин отнес Лорана в заднюю комнату, уложил на стол и снял с него пиджак, чтобы сделать укол. Он хотел также снять и кожу Сафасс-Тина, резко потянул ее у локтя и обомлел, увидев кровавую ссадину в локтевом сгибе. Лоран взвыл и сел.

— Черт побери, — сказал человек, — у вас опять все сначала. А ведь врач принял все меры предосторожности. Но, во всяком случае, вы пришли в себя.

Лоран выругался и сказал:

— Быстро в центр!

Человек помог ему встать и отвел в другую комнату. Там он открыл трап и посадил Лорана в вагонетку.

— Счастливо! — сказал он и нажал кнопку. Вагонетка пустилась в путь по бесконечному коридору, ведущему в саму миссию, а Лоран опять потерял сознание.

Когда он очнулся на койке в клинике, у него было ощущение, что он вернулся на две недели назад. Затуманенными глазами он посмотрел на обеспокоенные лица, окружавшие его. Врач, полковник и кто-то незнакомый.

— О, хэлло, братцы! — слабо сказал он.

— Слава Богу! — воскликнул старый полковник. — Наконец-то вы говорите, как человек.

— То есть, как это? Полковник указал на незнакомца.

— По словам этого человека, вы выдавали тирады из древних заркасских книг за время своего бреда.

— Я бредил?

— В течение трех часов, — сказал врач. — Профессор уверяет, что вы восстановили пропуски в древних пергаментах, и он без ума от радости.

— Какой профессор?

— Профессор Клаус, — представился незнакомец. — Послушайте, дружище, где вы научились всему этому?

Лоран засмеялся.

— Я достаточно знаю заркасский, чтобы не бросаться в глаза на улицах, профессор, и только, так что это вы зря.

Клаус назидательно поднял палец и произнес нараспев:

— Заркин'вез аллоузен тзинастан… это вам ничего не говорит?

— Вызывает смех, — зубоскалил Лоран. — Можно подумать, что вы полощете горло.

— Это извлечение из Книги Пророчеств, том III, стих 10. Приблизительно переводится так: «Не плачьте, о мои дети, в этом мире, я вернусь к вашим сыновьям».

— Никогда не слыхал ничего подобного, — вздохнул Лоран, вытаскивая руки из-под простыни.

Он посмотрел на руки, коснулся лица и рывком сел.

— Вы все еще не сняли эту гадость? Врач смущенно развел руками.

— Не смогли, дружище. Пришлось бы вас самого обдирать кусками. Мы сняли кожу с вашего локтя, и видите, он забинтован. Кожа Сафасс-Тина — как бы сказать — укоренилась в вашей, попутно растворив ваше белье. Теперь ее труднее снять, чем в первый раз.

— Веселенькое дело! — проворчал Лоран, хмуро завертываясь в простыни. — Как же эти проклятые заркасцы выделали эту старую кожу, чтобы она таким образом приклеивалась? Это хоть не опасно, по крайней мере?

— Нет, нет, — быстро ответил доктор. — Не думаю, чтобы это было опасным.

— Придется мне терпеливо нести свой крест. Тягостно, потому что вот уже пять минут, как я чувствую себя много лучше. Я готов танцевать. Вы меня напичкали наркотиками, или как?

— Очень немного, — Ладно, — вмешался полковник. — Мне нужно поговорить с ним о серьезных вещах, док. Он может это выдержать?

— Думаю, что да.

— Тогда оставьте нас ненадолго одних, пожалуйста. До свидания, профессор.

Врач кивнул и вышел с Клаусом. За дверью профессор сказал:

— Постарайтесь бережно обращаться с кусками этой мумии. Мы, без сомнения, сможем восстановить бесценную вещь… — последние слова его повторялись в коридоре.

— Видели вы эту свинью? — возмутился Лоран. — Он думает только о мумии! Он разрубил бы меня на куски, лишь бы снять с меня ее неповрежденной!

— У каждого свои недостатки, — мягко сказал полковник, придвигая стул к кровати. Он бросил на простыни привезенное Лораном ухо и спросил:

— Что это?

— Ухо, — улыбнулся Лоран.

— Я и сам вижу это, идиот, — загремел старик, усаживаясь. — Я спрашиваю, где вы его нашли.

Лоран вкратце рассказал о своем приключении и добавил:

— Вероятно, парень потерял ухо в несчастном случае, вот и сделал фальшивое.

— Как же! — сквозь зубы сказал полковник. — К сожалению, этот протез не для заркасской головы. У заркасцев слуховой проход более широкий и прямолинейный, с другим завитком. По крайней мере, мне так сказали анатомы. И еще кое-что странное.

— Что именно?

Полковник взял предмет, подкинул его в руке и сказал, прищурившись:

— Эта извилистая трубка — приспособление для трансформации азота в водород.

— Трансформации?

— Именно.

— Глупость какая-то. Полковник покачал головой.

— Вот что я думаю: Треугольники вовсе не похожи на заркасцев. Они принимают такой вид, чтобы приятнее выглядеть. Они так же переодеты, как вы сейчас.

Лоран недовольно спрятал свои затянутые в чужую кожу руки и сказал:

— Я уже думал об этом. Так что?

— Можно предположить, что это накладное ухо предназначено не для слуха, а для дыхания. Возможно, Треугольные дышат водородом и не могут переносить азот.

Это служит им фильтром, если можно так выразиться. Я уверен, что они очень отличаются от заркасцев.

— Я тоже так думаю, — сказал Лоран, — и вот почему: они все выкроены по одной модели, если не считать различных аксессуаров — париков, усов, одежды. Видимо, они достаточно малы, чтобы без труда влазить в подобный маскировочный костюм.

Старик кивнул.

— Да. Это соответствует выводам наших специалистов, вы помните? Если судить по деталям корабля, который вы засняли, эти существа очень малого роста. Заркасцы дураки: видимо, они позволили этим Треугольным постепенно разлагать их. Подумать только, что ваш подозреваемый является совершенно официально заркасским полицейским! Полагаю, что Треугольные держат в руках все заркасскую администрацию. Не удивляйтесь, если и глава правительства из них же. Посланник уверял меня, что нет, но в таких вещах я нисколько не доверяю дипломатам. — Он хлопнул себя по ляжкам и продолжал: — Короче говоря, они малы, внешности не установленной, действуют переодетыми, дышат водородом и боятся азота, теоретически, по крайней мере. Добавим, что они чувствуют себя плохо, когда им смотрят в лицо… Это очень странно! Нужно будет сказать об этом нашим лысым черепам…

— Эти сведения могут пригодиться. Что вы предполагаете делать?

Полковник встал и небрежно дунул в ухо, как в трубку. Лоран недовольно поморщился. Старик заметил это, сунул ухо в карман и сказал:

— Мы уже действуем, парень. Дарсель снова надел кожу и наряд королевы Ээлан. Он в некотором роде сменил вас. Отель, который вы указали нам в своем последнем сообщении, примыкает сзади к пустому дому из другой улицы. Ваш приятель уже отправился туда с великолепным снаряжением взломщика.

— Вы с ума сошли! — закричал Лоран и так подскочил, что пневматический матрац чуть не лопнул. — Как можно доверять подобные трюки Дарселю! Он не создан для грубых ударов.

— Зато он создан для того, чтобы хорошенько подумать после визита на космический корабль. И он единственный, кроме вас, привык носить на себе мумию. А вы не годитесь для научных вопросов. Кроме того, я не думаю, чтобы там были грубые удары. Просто любительская работа.

— Но ему нужно было дать сопровождающих, по крайней мере!

— Ну да! Топот тяжелых сапог в квартире, чтобы спугнуть дичь! Не говорите глупостей, мой друг.

Лоран спустил голые ноги на коврик и сказал:

— Я вернусь туда!

— Нет! — рявкнул полковник. — Слишком поздно. И хорош вы будете, если во время действия вас снова настигнет криз ясновидения. Вы временно непригодны. Отдыхайте спокойно. Это приказ!

Лоран снова уселся на кровати, сжимая кулаки.

— Кстати, — сказал полковник, желая сменить тему разговора, — как вы объясните свой ученый бред, ваши заркасские песнопения и прочее?

— Не знаю! — буркнул сквозь зубы Лоран. Старик улыбнулся и пошел к двери. Открыв ее, он бросил через плечо:

— Посланник собирается лично приколоть Особую Медаль на вашу доблестную грудь.

— Плевал я на это! — крикнул Лоран, но дверь уже закрылась.

Он подумал о Дарселе с чувством жалости и зависти.

Дарсель со странным чувством прошел мимо закрытого отеля. Над входом, скрипя, покачивалась табличка: «Закрыто на ремонт».

Уже? Треугольные скоры на решения! Дарсель размышлял, даст ли что-нибудь его экспедиция. Если враг почувствует запах жареного, он тут же переселится. Дарсель почти желал этого и завернул к скверу. Затем он еще раз повернул в первый переулок налево и оказался с другой стороны квартала. Он пошел более медленно и узнал по описанию пустой дом. Он остановился у двери и достал из сумки маленький аппарат-отмычку. Прижав край аппарата к замочной скважине, он осторожно повернул рукоятку реостата. Пластинка замка вибрировала, но дверь не открывалась.

Дарсель выбрал ключ побольше и возобновил операцию. Дверь почти сразу же отошла. Это было удивительно легко. Дарсель сделал кошачий прыжок в здание, закрыл за собой дверь и включил фонарик. Он увидел, что его окружает толпа неподвижных призраков и чуть не вскрикнул. Вся мебель пустого дома была покрыта чехлами, которые придали ей вид угрожающих силуэтов.

«Еще два или три таких волнения, и меня хватит инфаркт», — подумал Дарсель. Он пошел к лестнице и по дороге осторожно приподнял два или три чехла. Он увидел безобидную мебель, старинный светильник и местную арфу, струны которой слегка вздохнули, задетые тканью.

Ступенька за ступенькой он мял толстый ковер на лестнице, добрался до баллюстрады вокруг второго этажа и толкнул дверь, инкрустированную слоновой костью. Он очутился в громадном салоне и подумал, что дом, должно быть, принадлежал банкиру, уехавшему в отпуск. Все пахло пышной роскошью, от плит из редких металлов до карниза из цветного хрусталя. Потолок был украшен драгоценными камнями, представлявшими звезды на звездной карте.

Каждая плита заметно прогибалась под ногами Дарселя, и он радовался, что ток включен. Он знал этот род богатых причуд, знал, что в обычное время каждая плита испускала тихую ноту органа. Это был танцевальный зал, где ноги танцующих сами производили музыку, точно соответствующую ритму танца. Он вздрогнул от мысли, что мог бы поднять целую бурю звуков, и поспешил пройти в другую комнату. Там он снова занялся делом, едва взглянув на пышность предметов искусства. Он подошел к дальней стене и развернул план, который ему дали. Так и есть: за этой стеной отель. Дарсель отделен был от врага только пластобетонным экраном. Он бессознательно повторил принципы, которые в него вдалбливали для такого рода миссий: «Сначала слух, потом зрение».

Он достал из сумки инструмент вроде стетоскопа, оканчивающийся раструбом, воткнул наконечники в уши и стал прослушивать всю стену метр за метром, сознательно выбирая места, покрытые металлическими пластинками.

Сначала он ничего не слышал, не привыкший к особой тишине своего аппарата. Ему казалось, что у него уши заткнуты ватой. Потом он заметил жужжание, такое слабое, что сначала принял его за шум собственной крови. Он убрал аппарат и заткнул уши пальцами: жужжание прекратилось.

Он снова стал слушать, медленно продвигаясь вдоль стены. Он отметил точку, где жужжание было сильнее всего и вернулся к сумке. Он достал нечто вроде прямоугольного экрана, полированного и сероватого, как зеркало без амальгамы, включил батарею и приложил экран к стене. Появилось световое туманное изображение, как на экране видео до настройки.

Мало-помалу он добился более ясного изображения. Экран стал окном, через которое Дарсель мог видеть соседнее помещение, сам оставаясь невидимым.

Он смотрел прямо в холл отеля. С бьющимся сердцем он смотрел на заркасский силуэт у двери, застывший в легком наклоне, словно он собирался униженно раскланиваться перед невидимым посетителем. Тяжелые занавеси были задернуты и только одна лампа горела на конторке. Других Треугольных не было видно.

Дарсель сложил свое оборудование и провел рукой по лбу. Он тут же вспомнил, что на нем кожа королевы Ээлан, так что беспокоивший его пот мог беспрепятственно стекать по его носу внутри мумии.

Он вернулся на галерею и поднялся на следующий этаж. Он успешно миновал маленькие комнаты, украшенные, как бонбоньерки, вошел во внутренние комнаты и возобновил свои маневры.

Здесь жужжание было сильнее. Он пристроил экран и увидел пустую комнату с пыльными следами на полу, с голыми стенами, запачканными разноцветными пятнами и брызгами.

Он перешел в другую комнату и долго смотрел на что-то вроде чулана со множеством полок. На полках стояли в полном порядке и подобранные по категориям крошечные предметы старинной формы. Некоторые напоминали катушки, другие — стеклянные шарики, третьи походили на булавки с красной головкой, четвертые еще на что-то… Он сделал трансфото и пошел дальше. Он вошел в туалетную, где над умывальником стоял аппарат для соскабливания кожи и смягчающие средства. Он бросил неодобрительный взгляд на обшитые пластиком стены: лучи его аппарата не пройдут сквозь пластик. Но у него было кое-что в сумке. Через четверть часа микродрель вырезала отверстие, достаточное, чтобы приложить экран прямо к бетону.

Сначала он решил, что увидел морг или пыточную камеру. Безногий Треугольный висел на шнуре, перекинутом через блок на потолке. Ноги его валялись отдельно на полу. Подальше висел другой каркас, обезглавленный. Стены были увешаны руками, ногами, изуродованными торсами, повешенными на крючьях, как мясо в лавке. Все было покрыто тучей голубых мух.

Зрелище было так ужасно и навязчиво, что Дарселю показалось, что он чувствует запах разложения, но после минутного размышления понял, что все эти анатомические детали искусственные. Там, где они были покрыты кожей, они ничем не отличались от настоящих, но раны были чистыми и в них отчетливо различались внутренние механические детали.

«Роботы», — внезапно пронеслось в голове Дарселя. — «Но тогда почему там мухи?»

Стиснув зубы, Дарсель начал понимать ужасную реальность. Вытаращив глаза, он смотрел, как собираются кабели, перекинутые через блоки, видел, как собираются из кусков ноги, как части их входят одна в другую.

Тело, повешенное за шею, спустилось ниже, ноги, подтягиваемые кабелями, поднимались к нему. Мало-помалу воссоздалась высокая марионетка-девушка с невыразительным лицом и пустыми орбитами глаз. В эти орбиты влетали и вылетали мухи, деловитые и старательные, как пчелы в улье. Некоторые составляли цепочку и протаскивали крошечные металлические шайбы, другие тянули проволочки внутрь черепа, в квадратные отверстия на груди собираемого манекена.

Очевидность поразила Дарселя, как удар кулака: эти мухи и были Треугольными! Эта раса разумных насекомых отлично понимала, что в своем истинном виде они не завоюют доверия заркасцев. Муха — посланник! Муха — военный министр! Бронированный отряд мух-солдат! Сначала это вызывало смех, а потом ужас. И от ужаса к ненависти…

Каждый Треугольный, прогуливающийся по городу, являлся бесподобным аппаратом, приводимым в действие экипажем в несколько сот индивидуумов.

У Дарселя закружилась голова при одной мысли о решенных технических проблемах синхронизации движений, передачи речи, моргании век, мимики, мельчайших жестов.

Теперь он понял несколько скованные движения мнимых заркасцев, которые были настоящими ходячими взводами.

Обливаясь потом, он делал снимок за снимком и остановился только, когда израсходовал все свои бобины. Затем он собрал инструменты, стараясь не производить ни малейшего шума, и пошел обратно. Ему нужно было еще кое-что сделать.

Он выбрал замеченный ранее чулан и начал с помощью микровибрационного бура просверливать крошечное отверстие в стене.

Лоран метался в жару. Услышав шаги, он открыл один глаз.

В комнату вошел на цыпочках Дарсель, улыбаясь другу.

— А… королева? — пролепетал Лоран.

— Что? — спросил Дарсель, садясь в ногах постели.

— А… королева? Она не пристала к твоей коже?

— Нет. Наверное, потому, что я мужчина, а женская кожа может пристать только к женщине. Ну а ты? Что говорит док?

Лоран провел языком по губам. По его заркасскому лицу стекал пот. Он задыхался и рассказывал отдельными фразами, что врачи ничего не понимают, толкуют о восстановлении активности кожи, о мигрирующих клетках и еще о чем-то таком. И добавил:

— Эти чертовы древние заркасцы… Вся их наука была эмпирической… Они хорошо знали свое дело. Эта мумия… ловушка, захлопнувшаяся на мне…

Постепенно он пришел в себя и обрел свои способности к красноречию. Но он говорил очень быстро, и его лицо дергалось от гнева. Внезапно его глаза изменились, он выпрямился и сказал:

— Сзебалон актон аллон Нэке! Дарсель схватил его за руки и встряхнул:

— Что ты говоришь? Лоран!

Но Лоран уже удивленно говорил:

— Что ты меня трясешь? Даже в голове отдается!

— Что ты сказал?

— Сказал, что ловушка захлопнулась на мне.

— А потом?

— Больше ничего.

Дарсель не стал настаивать и спросил:

— У тебя болит рот? Ты словно кожу жуешь.

— У меня… у меня выпали все зубы, один за другим. И растут заркасские.

Затем он сказал, что ему жарко, и скинул простыни. Дарсель снова укрыл его.

— Тебе не нужно открываться.

— Вон что! Ты знаешь, что нужно и что не нужно? — ядовито заметил Лоран. — Тебе-то повезло. Никто… не знает. — Он показал забинтованную руку. — Док облупил мне всю верхнюю часть руки. И знаешь, что растет? Заркасская кожа, ничто не упущено, даже татуировка Сафасс-Тина возобновляется. И знаешь, меня просвечивали. Мои кости деформировались. Они размягчились и изменили форму, уверяю тебя.

— Помолчи, не утомляйся понапрасну. Если не перестанешь, я уйду.

— Нет, останься! — умоляюще сказал Лоран, хватая Дарселя за руку.

— Не переживай, дружище, скоро мы вернемся на Землю, там найдут что-нибудь, чтобы избавить тебя от этого.

— На Землю, говоришь? Почему?

— Да, ты ведь не знаешь! — охнул Дарсель, достал из кармана газету и протянул больному.

— Полная эвакуация в течение восьми дней, — прочитал Лоран. — В случае отказа или дурного умысла глава заркасского правительства обратится к своим союзникам Треугольным… Это же форменный ультиматум! Постой! Где же у меня голова? И я не спросил тебя, как прошла твоя экспедиция. — Он крепко сжал локоть Дарселя и яростно потряс его. — Что ты там видел, ну? Они не напали на тебя? Как ты выбрался оттуда?

Дарсель рассказал о своем визите в пустой дом и о своем шпионаже за отелем. И закончил так:

— Я просверлил стену и взял пробу воздуха. Они дышат смесью с высоким содержанием водорода, и их температура комфорта приблизительно минус шестьдесят. Мы знаем, что они уже имеют фантастические базы на полюсах Заркаса. Я думаю, вся эта история и дала взрыв. Они чувствуют, что им наступают на пятки и не без основания боятся, что их секреты начнут просачиваться. И они надавили на заркасцев, чтобы добиться ультиматума. Посланник был принят президентом. Президент выглядел нервным, агрессивным и чрезмерно грубым — ясно, что эта грубость была ему внушена.

Лоран встревожился.

— Но ведь Заркас очень важен для нас! Конечно, это далеко от Солнечной системы, но это единственная планета, где можно дышать без маски. За Заркас я отдал бы Плутон, Сатурн и Нептун, это бесполезные камни. Мы должны бороться! Но какой интерес им в планете, где атмосфера непригодна для них?

— Откуда мы знаем?

— И потом, у нас приоритет. У нас были отличные отношения с заркасцами до вторжения Треугольных. Это просто неслыханное дело!

— Будь реалистом, Лоран. Они хотят иметь Заркас, и мы ничего не можем сделать.

— Напротив! А субпространство? Что там наши ученые мудрят с ним, не скажешь? Зачем мы тогда гнили в джунглях?

— Но на Заркасе у нас нет оборудования, чтобы строить субпространственные корабли. Но мы все передали по радио. Все формулы были посланы кодом в Солнечную систему. Они там занимаются этим.

— Но будет слишком поздно! У нас только восемь дней. Нужно добиваться отсрочки.

— Посланник пытался, но безуспешно. Они уперлись на этой дате. А на полюсах есть запрещенные зоны, куда Треугольники доставляют тонны и тонны материалов.

Ярость отчаяния охватила Лорана.

— Нужно будет… нужно… — и он вдруг зарыдал. — Все напрасно… эта поганая мумия… не стоило труда… Ни к черту!

Эта сцена была тяжела для Дарселя. Он знал закалку своего товарища и ему было тягостно видеть его в таком состоянии.

Но Лоран тотчас же овладел собой и теперь молча размышлял, уставившись в одну точку.

— О чем ты думаешь? — спросил Дарсель.

— Вот о чем: когда их марионетки пытались захватить меня, я чувствовал их силу, чувствовал, что не могу бороться с ними мускульной силой. И внезапно что-то меня подхлестнуло, флюид какой-то, или не знаю что… и они стали, как солома в моих руках. Насколько я помню, я их даже и не тронул. Двое упали под моим взглядом. Только от одного взгляда, понимаешь? Тут есть, над чем подумать.

— Ну, слушай, ты, наверное, ошибаешься!

— Нет! Помнишь, как от взгляда Зинна загорелась палка? Как действуют эти манекены? У тебя есть с собой фото?

— Нет, — признался Дарсель, — над ними работают в лаборатории. Но у меня есть некоторые идеи на этот счет. — Он достал записную книжку и карандаш, вырвал листок и стал делать наброски. — Ты сейчас поймешь. И, основываясь на некоторых деталях, которые я заметил, и на том факте, что они живут при очень низкой температуре… и о водороде, что тоже важно.

Под его карандашом набросок быстро обретал форму. В стилизованном рисунке легко было узнать общий силуэт манекена. Странно, но Лоран почувствовал взрыв ненависти к этому изобретению врага. Он ненавидел это тупое лицо, мертвые глаза, чудесно переданные талантом Дарселя.

— Я считаю, — сказал Дарсель, — что в черепе есть приспособление… — Он слегка вскрикнул и отбросил листок бумаги.

Оба мужчины молча смотрели на листок, догоравший на полу.

Лоран вздрогнул и сказал:

— Я думаю, что это я… Глазами! Эта мумия передала мне ужасающие способности.

Дарсель открыл рот, но ничего не сказал.

— Что ты хотел сказать? — спросил Лоран.

— Ничего. Продолжай.

— Во время битвы в сквере… ты только не смейся, я почувствовал, как из моих глаз льется лютая ненависть. Мои глаза, видимо, испускали… не знаю… ну, словом, то, что пережгло некоторые устройства манекенов… Я думаю…

Он вдруг щелкнул челюстями и напрягся. Взгляд его загорелся. Дарсель даже испугался этого безумца, который был уже не Лораном, а…

Сафасс-Тин соскочил с кровати, и Дарсель отступил вглубь комнаты. Его схватили волны благоговейного страха, и он потерял сознание. А Сафасс-Тин в ореоле света пошел к двери.

Из деревень и самых отдаленных джунглей собирались орды фанатичных туземцев и пробирались к городу, осаждаемые и отталкиваемые полицией и стражей.

Босоногие Крестьяне, распространявшие запахи мускусной травы, рыбаки с гарпунами и в колючих браслетах из рыбьей кости, даже красные варвары, прибывшие на пирогах со второго континента, с духовыми трубами и в набедренных повязках из раскрашенной травы — все они составили живое море, готовое сокрушить старые укрепления. Их вели индивидуумы с безумными глазами, утверждавшие, что настало время, что во сне им явился Сафасс-Тин.

Кочевые племена, прибывшие из степей на спинах давалей, неслись по предместьям с хриплыми криками, размахивая над головами длинными копьями.

На заре на горизонте показалась туча лучников и метателей камней. Над толпой возвышались высокие силуэты горных дворян, идущих впереди своих кланов, в шлемах с забралами, и едущих на гусеницах-львах, покрытых металлической попоной.

Они затопили Северные Порты. Неудержимые, прибывающие орды смешивались с рабочими в кожаных лохмотьях, со студентами в нарукавных повязках, сталкивающихся на перекрестках, в то время, как нижние кварталы распухли и лопались, как нарывы, выпуская бесчисленный плебс.

Волны одержимых поднялись на штурм золотых храмов. Они лавиной перекатывались через ограды и толпами падали ниц перед алтарями и деревянными изображениями.

При их приближении стражники отводили в сторону оружие, срывали свои эмблемы и пели с ордами гимны, которые считались забытыми.

Но другие стражники пытались преградить путь этому приливу. Они падали под лучами ненависти, и их растоптанные металлические обломки высвобождали рой голубых мух, которые тут же умирали. Но у фанатиков не было времени удивляться этому.

Воодушевленные своим пением в храмах, они разливались во все стороны, как морская зыбь, ощетинившаяся пиками, алебардами, знаменами и разномастным оружием, захваченным в музеях. Они сняли защиту правительственного дворца, сотнями падая под заградительным огнем полиции и тысячами наплывая снова.

Дворец был захвачен и разграблен. Политиков выбрасывали из окон. Микрофоны, выкрикивающие слова официальных приказов и от имени науки возмущавшихся против суеверия, замолкали один за другим. Годы антирелигиозной пропаганды были сметены жестоким возвратом древней Веры.

Большое солнце Альфа, как мирный наблюдатель, медленно поднимало огромную голову на горизонте, чтобы посмотреть на город сквозь дым пожаров, а затем робко осветило улицы и площади. Дворянчик дернул поводья гусеницы и крикнул:

— К Старому Дворцу!

Этот крик был подхвачен и повторен на разные голоса, он летел от квартала к кварталу. И живая волна покатилась к улицам и садам Старого Дворца на холме.

Сафасс-Тин дематериализовался в коридорах миссии. Два земных чиновника закричали, увидев бесшумную вспышку на этаже клиники. А все, занимавшие этот этаж, оказались необъяснимым образом без сознания.

Сафасс-Тин снова обрел себя перед запечатанными дверями Старого Дворца. Под его взглядом печати соскочили, тяжелые створки медленно повернулись на петлях, повинуясь мысленному приказу, формулу которого король-колдун знал века назад.

Ему были знакомы все ходы и выходы, и эхо его шагов торжествующе звучало от одного пустого зала к другому. И все дцери бесшумно раскрывались перед ним.

В тронном зале два ночных стражника застыли от ужаса, увидев его высокий силуэт, и не могли шевельнуться.

А Сафасс-Тин поднялся по ступеням и сел на скамью, ножки которой представляли когтистые лапы, вцепившиеся в мрамор и оникс помоста.

И Сафасс-Тин заговорил на древнем языке с давно вышедшими из употребления оборотами:

— Сыны, возьмите таблички для письма. Возьмите стило и пишите на табличках утерянные великие Принципы.

Два стражника повиновались, как автоматы. Они послушно стали писать под диктовку короля-колдуна: Когда заря окрасила стекла, Сафасс-Тин сказал:

— Достаточно, о сыны. Мы возобновим книгу. Отдыхайте.

Стражники выпустили орудия для письма из рук и упали по обе стороны трона, истощенные смертельной усталостью.

Сафасс-Тин встал и, не глядя на стражников, вышел из тронного зала и прошелся, как хозяин, по всему пустому дворцу.

Проходя мимо зеркала из полированного металла, он заметил, что он голый. Он прошел к сундукам, открыл их, выбрал тунику Главного Жреца и надел ее. Она позволяла видеть его татуировку на руках и половину на груди. Он надел священные браслеты и диадему. Эти украшения давно было решено отдать в переплавку, но никто не осмеливался дотронуться до них.

Король прошел на террасу, выходящую на столицу, облокотился на баллюстраду и ощутил растущий шум в нижних кварталах. Легкая улыбка заиграла на его лице, когда он увидел горящий вдали Новый Дворец.

К нему обратился тихий голос внутри. У этого голоса не было слов, он в них не нуждался, он оперировал точными образами. И король понимал малейшие нюансы этого голоса, его смесь почтительности и фамильярности, страх и мольбу, умеряемые мужественным достоинством. Голос говорил:

— Сафасс-Тин, или великий король, или… не знаю, как полагается тебя именовать.

— Зови меня Господин, но вообще это не имеет значения.

— Ладно, как хочешь: Господин, я отдал тебе свое тело, свою кровь и все остальное. Меня зовут Лоран и я землянин. Твоя мумия буквально пытает меня, мой Господин Сафасс-Тин. Извини меня, но мы отвыкли обращаться к королям.

— Я понимаю.

Вот и отлично. Черт побери, и подумать только, что это случилось со мной, Лораном, простым парнем, любящим жизнь, опасность, девушек и искреннее веселье! Я просто не могу этому поверить. Может, я сплю? Сафасс-Тин, скажи, не сплю ли я?

— Ты не спишь.

— Ясное дело! Но я хотел бы спросить, при чем я во всей этой истории? Я уже сыт по горло всей этой историей. Я все отдал тебе, Сафасс-Тин. Всего себя без остатка. Должен признаться, не по своей воле — надо быть сумасшедшим, чтобы добровольно согласиться на такую вещь. Что ты хочешь со мной сделать?

— Ничего, иноземец.

— Как это — ничего? Объясни, пожалуйста.

— Ты… ты исчез из этого мира, иноземец. И я ничего тут не могу поделать. Тебя выбрал случай, чтобы сыграть эту тягостную роль. Ты вернешься в космос. Я ничего не имею против тебя и, если бы я мог, я вернул бы тебя к своим. Но это невозможно. Но успокойся, смерь не страшна. Ее, в сущности, не существует. Просто ты войдешь в другую жизнь.

— Так говорят… А как там, с другой стороны?

— Нельзя, собственно, говорить о другой стороне, потому что их тысячи… Поверь мне, ты не пожалеешь ни о чем. Ты сам увидишь, что в твоей судьбе нет ничего страшного.

— Ах, черт… Мне это вовсе не улыбается, заешь ли! И как такое могло случиться со мной? Я знаю, что повторяюсь, но пойми меня: я никогда не верил в магию.

— Магия — это наука, только она еще не сведена к уравнениям. Ты веришь в науку?

— Да… Ладно, не будем больше говорить обо мне. Раз уж я пропал, так пропал, ничего не вернешь? А земляне, а Треугольники? Что произойдет? Ей-богу, исчезну с легким сердцем, если Земля возьмет верх.

— Ты мне нравишься, чужеземец, потому что сказано: тот, кто делает свое дело до конца, достоин всяческого уважения. Успокойся: Треугольники покинут Заркас и более никогда не появятся в этой части Галактики. А теперь помолчи: мой народ идет ко мне, и я должен говорить с ним.

— Еще одно слово, Сафасс-Тин. Я хотел бы проститься со своим старым товарищем Дарселем. И потом… Я знаком с одной девушкой, она ждет меня на Земле. Я хотел бы…

— Я понимаю, ты будешь удовлетворен насчет своего друга и землянки, которая тебя ждет. Сафасс-Тин держит свое слово. Ты увидишь своего друга и попрощаешься с ним. А что касается девушки, она пойдет с тобой в большой Космос и даст еще тебе радость.

— Как? Нет, подожди, Сафасс-Тин, я не хотел бы…

— Молчи, чужеземец. Мой народ идет.

Толпа поднималась на холм. Слишком многочисленная, чтобы удовольствоваться дверями, она опрокидывала решетки и шла по лужайкам. Крича, она сгрудилась на огромном пространстве под террасой. Один жрец поднял глаза и закричал, указывая пальцем:

— Сафасс-Тин!

Толпа упала на колени. Все головы склонились одна за другой, как колосья, поваленные ветром, и восторженно бормотали.

Небо вибрировало. Тучи Треугольников затмили дневной свет.

И тогда поднялся громкий голос Сафасс-Тина. Он наполнил пространство, он покрыл шум Треугольников. Он несся дальше таинственными путями, и каждый туземец на своем Заркасе, в глубине джунглей и в затерянных деревнях Плато, слышал этот голос в своей голове. Голос говорил:

— Я, Сафасс-Тин, вернулся в час опасности, как было сказано в пророчестве. И мой народ узнал меня и пришел ко мне. О, мой народ, ты слишком долго шел за дурными пастухами! Почему вы хотите выгнать людей Земли и почему вы доверяете этим? — он указал пальцем в потемневшее от космических кораблей небо. — Сказано: тот, кто дышит моим воздухом и протягивает мне руки, тот, кто уничтожает мои верования и разделяет со мной знания, тот мой брат. И сказано еще: тот, кто придет давать мне советы насилия и будет стараться отделить меня от моего брата, тот, кто приносит мне льстивые слова и ничего больше, тот, кто хочет строить города далеко от меня, там, где замерзает море, тот мой враг, даже если он принял мою внешность, потому что эта внешность всего лишь ложь и обман.

О, мой народ! Ты принял знание, которое предложили тебе Земляне. И это было правильно, и это было хорошо. Но ты отказался от своего древнего знания, и это плохо. И земляне не требовали от тебя этого отказа. Зачем отказываться от одного знания ради другого, почему не сохранить то и другое? Наука ваших братьев берет все снизу и деталями, а ваша — сверху и ансамблями. Две дороги скрестились и сказано, что это приведет вас к вашему благополучию.

Король говорил еще долго, и народ понимал не все его слова. И хотя не все было понятно разумом, оно было одобрено сердцем.

И, наконец, король сказал:

— Мой народ не нуждается в железных машинах, чтобы изгнать врага. Мой народ не нуждается в больших скоплениях материала. Разве мой народ не умеет сражаться разумом? Разве мой народ разучился сражаться так, как бывало во времена его славы и величия?

— Нет, — выкрикнул жрец, — мы все еще умеем! И вся толпа разразилась грохотом восклицаний:

— Мы еще умеем, Сафасс-Тин. Мы еще умеем сражаться, как сражались наши отцы! Мы умеем!

Один за другим они подняли глаза к небу и устремили свои взгляды на Треугольники. И их ненависть выходила через глаза.

И все увидели, как один Треугольник вдруг загорелся, потом два, потом сотни… А остальные внезапно исчезли. Они бежали через субпространство.

И король приказал народу сосредоточиться и перенести свою ненависть на полюса. Он приказал им и многое другое. И неподвижная битва длилась многие часы.

Потом он велел жрецу подняться к себе. Это жрец сказал:

— Я Хезум, сын Хезума, и сын, сын, и сын того Хезума, который был твоим жрецом в древние времена. И слово передавалось от отца к сыну до этого дня. И я один сознавал себя жрецом, и никто этого не знал, потому что я вел себя как простой человек, чтобы избежать дубины дурных пастухов.

И Сафасс-Тин передал ему власть и надел на него диадему и священные браслеты. И, протянув руки к толпе, Сафасс-Тин сказал:

— Я возвращаюсь во дворец и вы меня больше не увидите. Но духом я буду с вами навсегда. Я приказываю, чтобы дворец открылся. Но меня там больше не будет. И вы будете повиноваться разуму.

И он удалился, а толпа пела Великий Гимн.

Посланник и полковник сидели друг против друга, усталые, с растерянными взглядами.

— Вспомните индийских йогов, — говорил посланник. — Вспомните чудеса и тайны Египта времен фараонов и все те старые рассказы, которыми полны все наши земные религии.

— Рассказы, которые мы принимали за позолоченные легенды. Я начинаю верить, что мы промахнулись, не направив наши исследования в эту сторону.

— Я думаю об ученых девятнадцатого века, таинственно умерших после насильственного проникновения в пирамиды. Они тоже упрямо не верили в ловушки, поставленные много веков назад. — Посланник вздохнул и бросил на стол газету, где была напечатана речь Сафасс-Тина. — Я думаю, мы можем многому, поучиться у них. Они победили Треугольников, в то время, как мы ничего не могли сделать… Просто не могу поверить. Этого не может быть.

Полковник ядовито засмеялся.

— Не может быть, я знаю. Наши ученые заверяют в один голос, что все это абсолютно не научно, с точки зрения разума невозможно. Однако, эта история плюет на то, что она невозможна, ей хватает того, что она реальна.

В кабинете раздался звонок. Посланник включил контакт и сказал:

— Да?

— Ваше превосходительство, — сказал голос, — инженер Дарсель просит разрешить ему посетить вас. Он говорит, что это все очень важно. Он… нет, он хочет сказать вам сам об этом.

— Впустите.

— Слушаюсь, Ваше превосходительство.

Голос умолк. Мужчины некоторое время молча смотрели друг на друга. Наконец, полковник пробормотал:

— Что еще случилось? В дверь постучали.

— Сейчас узнаем, — сказал посланник и нажал педаль, открывающую дверь.

Вошел бледный, пошатывающийся Дарсель. Секретарь поддерживал его под руку.

— Я… я видел Лорана, — выдохнул он. — Я увидел его перед собой, живого. На нем не было больше за-ркасской мумии. Это был именно он, во плоти, и улыбался, как всегда. Он сказал мне: «Прощай, старый товарищ», и исчез, как пламя свечи на ветру.

Кто-то появился на пороге и постучал в открытую створку двери. В руках у него была бумага.

— Ваше превосходительство, — сказал он, — Двери Старого Дворца раскрылись сами собой, и толпа вторглась в тронный зал. На троне лежала еще дымящаяся кучка пепла. Хезум велел собрать пепел в золотую чашу и сел на еще теплый трон. Он сделал заявление, весьма благоприятное для Земли. Он говорил о взаимопомощи, о культурной связи, о вечной солидарности…

Где-то на Земле среди улицы вдруг остановилась девушка. Лицо ее исказилось. Она вскрикнула:

— Лоран зовет меня!

И упала на мостовую. Мертвая.