Лоза Шерена

Глава первая. Арест.

- Лами, ласскажи сказку! - просил Рис.

- Не знаю я сказок, - неуверенно улыбнулся маг.

Он вообще-то любил Риса, но при шустром мальчишке терялся, боялся сказать что-то не то, неуклюже повернуться. Ведь Рис казался таким хрупким, болезненным. Только глазищи - огромные, цвета грозового неба - были у него живыми. Любознательными. И цепкими.

- Ну ласскажи! - продолжал ныть мальчик.

Рэми действительно не знал сказок. Он слишком рано стал взрослым, да и мать Рэми серьезная, неулыбчивая, сказками детей не баловала.

Потому Рэми хотел было уже отказать мальчишке, да вспомнил так некстати давние слова Жэрла "Помни о моей сказке, Рэми".

- Хорошо. Есть в далеком краю волшебный лес, - начал Рэми, слово за словом повторяя услышанную много раз историю.

Рис нырнул под одеяло, положив голову на колени сидевшего на краю кровати Рэми. Юноша мягко улыбнулся, погладил светлые кудри ребенка, осторожно перебирая их пальцами.

- Плодолжай! - прошептал мальчик.

- В том лесу было много деревьев, но одно выросло особенно высоким. Возвышалось оно над другими собратьями, и весь лес ему завидовал. Завидовал пышной кроне, тянувшимся в солнцу ветвям, ручейку, что поил его корни... И дерево радовалось чужой зависти. Возгордилось.

- Глупое делево, - сонно буркнул Рис.

- Глупое, - задумчиво подтвердил Рэми. И сам он глупый. Почем Жерл просил помнить эту историю? - Однажды дерево услышало голос. Слабый, почти неразличимый в шуме ветра, он доносился из-под самых корней...

"Кто ты? - спросило дерево. - Чего ты хочешь?"

"Милое деревце, помоги мне, я умираю, - ответил голосок. - Ты такое сильное, такое высокое... а мне не хватает света. Не хватает солнышка... помоги!"

"Что за дело мне до какого-то ростка?" - усмехнулось дерево.

"Но ведь у каждого должен быть друг?"

И дерево замолчало. Друг? Зачем ему друг? Зачем ему кто-то? Разве мало ему солнца? Мало ветра? Мало птиц, что клюют его ягоды, вьют гнезда в его ветвях? Разве они не друзья?

Но слова ростка запали в душу. Вспомнило дерево времена, когда было маленьким и слабеньким. Вспомнило, как тяжело было дотянуться до солнечных лучей, как было холодно и страшно внизу, одиноко... вспомнило и старую, покрытую мхом березу, что росла рядом. Береза все время шелестела успокаивающе ветвями, уговаривала не сдаваться, расти ввысь, и дерево слушало. Не сдавалось.

А когда дерево догнало березу, разыгралась страшная буря. Гнула она, пыталась сломать, и дерево жалобно стонало, сопротивляясь, но с каждым перерывом в завываниях ветра распрямляя ствол...

На рассвете все утихло, опустилась на лес тишина, и дерево поняло - чего-то ему не хватает. Не было рядом березы. Были острые щепки пня и покрытый мхом сломанный ствол у корней...

Друг, подумало дерево. Была ли та береза его другом?

- Была, - мурлыкнул Рис. - Плодолжай, Лами... прошу...

- И дереву вдруг захотелось ощутить давнее тепло, поговорить с кем-то... наполнить чувством бездну одиночества.

"Живой ли ты еще, росток?" - спросило оно.

"Живой... но уже недолго..."

"Как я могу тебе помочь?"

"Разреши взобраться по тебе к солнцу... прошу..."

И дерево разрешило. Почти радовалось оно, когда что-то нежно касалось его корней, обвивало ствол, стремилось по ветвям, щекоча кору мягкими усиками, рассказывая сказки. И дерево засыпало под тихий голос ростка, и просыпалось только с одним желанием: услышать его вновь. Порадоваться тому, что растенице за ночь подросло еще немного... совсем чуть-чуть. Еще чуть-чуть...

Когда нежные, светло-зеленые стебли достигли самой вершины, дерево было счастливо. И не заметило, как облетели листья на лозе, как мягкие, зеленые стебли стали быстро крепчать, становясь коричневыми, жесткими. Как выросли на них шипы... и лишь когда врезались они в кору, выпивая соки, иссушая, дерево взмолилось:

"За что?"

"Я тоже хочу жить!" - ответила лоза.

И когда сменилась луна с ущербной на полную, пролетал над лесом демон. Увидел огромное, иссохшее дерево, увидел увитые колючей лозой ветви и засмеялся...

Вот так пришла в мир лоза Шерена.

Рис?

Рис спал.

Рэми осторожно уложил мальчика на кровать, укутал одеялом и, потушив стоявший на столике светильник, вышел в коридор.

- Вернулся Гаарс? - спросил он у ожидавшей его Варины.

- Нет, - покачала головой женщина. - Рэми, иди, я постелила тебе в спальне брата. Поздно уже, отдохни. Когда Гаарс вернется, я тебя разбужу.

Рэми кивнул. Он не чувствовал себя уставшим, но лучше и в самом деле немного вздремнуть - ночь обещала быть длинной.

И ближайшие дни - нервотрепными. Еще вчера, на празднике первого снега, почуял Рэми, как что-то меняется вокруг... И с тех пор не мог найти себе покоя.

Рэми вчера очень жалел, что дал Бранше уговорить себя выйти из дома, "повеселиться" на празднике первого глубокого снега.

- Нельзя скучать! - кричала Даша, знакомая Бранше и упрямо тянуло Рэми в самую гущу веселой, пьяной толпы.

Даша была действительно хороша: молодое, гибкое тело нежно укутал короткий полушубок, пеной вздымались на качелях юбки, ножки защищали красные, вышитые серебром сапожки.

Она смеялась так звонко, что Рэми не выдержал, заразился от нее весельем и впервые за долгое время почувствовал себя почти счастливым. Вскоре вместе с Дашей он летел с горки, перекидывался снежками с беззаботной молодежью, пил до дна горькое, с пряностями пиво, танцевал с ручными медведями и рассекал лед коньками. Был счастлив.

И Даша - с растрепанными волосами, вымазанном в снегу полушубке казалась почти красивой. Податливой. И близкой.

В пьяном угаре, под украшенными омелой воротами, под хохот молодежи, они поцеловались в первый раз.

- Молодец! - заметил Бранше, обнимая розовощекую и столь же растрепанную подружку. - Вижу, времени зря не теряешь. Но мне, увы, пора. Дела, знаешь ли... Рэми, даже не думай - ты никуда не пойдешь! Правда, Дашенька?

- Правда! - зарделась красавица. - До утра я тебя, Рэми, не отпущу. А утро еще нескоро...

И утро действительно нескоро.

Веселилась вокруг пьяная толпа, бегали ряженные, кричали лоточники, предлагая товар, и мягкие губы Даши то и дело игриво касались щек, губ, глаз. Заставляя на время забыть и тоску по Аланне, и уже сдерживаемое амулетом непонятное чувство к Миру, и даже о себе самом забыть, отдавшись угару столичного праздника.

Но все испортил неприятный, свистящий голос за спиной.

- Простите, как пройти к площади Трех Фонарей?

Странно это. И вопрос невинный, и незнакомец смотрит открыто. Но от разноглазого взгляда Рэми трясет, и собственный голос чуть дрожит, будто принадлежит кому-то другому.

Прижимая к себе все еще смеющуюся Дашу Рэми объясняет, а сам не в силах избавиться от чувства, что незнакомец его внимательно рассматривает, не вслушиваясь в слова:

- Три квартала по этой улице, налево, через мост, и два квартала вперед, - с усмешкой и без единой ошибки повторил разноглазый. Рэми кивнул. Незнакомец сказав:

- Спасибо, - развернулся и побрел по заснеженной улице.

Рэми смотрел ему вслед и казалось ему, что праздник закончился. И спокойная жизнь его закончилась. Прямо здесь, прямо сейчас, рядом с горько пахнущими елками по обе стороны дороги, и под разноцветными фонариками, красящими снег шаловливыми искорками.

- На меня смотри! - обиженно протянула Даша, поднявшись на цыпочки и пытаясь поймать губами губы кавалера.

Рэми ответил поцелуем на поцелуй, прижал Дашу к себе и сам удивился: губы девчонки уже не казались сладкими, и сама она стала вдруг другой... пошлой, пахнущей вином, слишком веселой. А Даша пила все больше.

Рэми раз за разом покупал ей сладкое вино. И чем больше она пьянела, тем больше он трезвел. Когда же Даша в очередной раз потянула его к ларьку с напитками, Рэми отказал.

- Жадина! - пьяно насупилась Даша. - Жадина!

- Идем домой, - осторожно вставил Рэми. - Я провожу...

- А что мне дома? - взвилась Даша. - Батька пьяный, мать усталая или куча братишек-сестренок? Ночь мне портить надумал? А не выйдет! Что я, зря тряпки одалживала? Зря весь вечер за тобой бегала... теперь, милок, ты мой.

- Я не твой, - спокойно заметил Рэми.

- Тогда и отстань!

Рэми усмехнулся. Прижал Дашу к себе, крепко, погладил растрепанные каштановые волосы и дал выход силе... Так, как учил его Урий. Отрезвляя, успокаивая неразумную девчонку в сладких объятиях магии. А когда отпустил, Даша вдруг сникла, заплакала, размазывая рукавичкой слезы по щекам:

- Что ж ты думаешь? Все тебе можно?

Рэми вдруг понял, что ошибся и лишив девчонку шального, праздничного безрассудства, вернул ее в суровую, неприятную для ее явь. Не стоило.

- Идем домой!

- Не пойду! - закричала Даша. - И ты за мной не ходи! Слышишь!

- Даша...

Чуть позднее сидел он на скамье у катка и смотрел, как Даша зло режет лед коньками. И хотелось ему пойти, извиниться, да вот только вины за собой он не чувствовал. Да и Даша в извинении, кажется, не нуждалась - спустя мгновение она улыбалась симпатичному, высокому парню, давалась ему в руки, двигалась в такт мелодии флейты, и смеясь, прижималась к новому кавалеру.

Рэми кавалера узнал и мгновенно успокоился - Хлыст, друг Бранше, девчонку не обидит, да и домой проводит. Может, оно и к лучшему - к чему портить Даше праздник только потому, что у самого на душе кошки скребутся?

Людей становилось все больше - все ожидали рассвета, а с ним - удара колокола, оканчивающего праздник. Встали у бортика конькобежцы, а на лед выбежали танцоры. Некоторое время Рэми следил за замысловатыми движениями, но вскоре заскучал. Посмотрел на прижимавшуюся спиной к новому кавалеру Дашу, на ее покрытые румянцем щеки, на обнимавшие тонкую талию чужие руки и усмехнулся.

Что ж, выбор твой. Да и не жаль.

Прощаясь с праздником и с хорошим настроением он скользнул взглядом по толпе зрителей - сначала по рожанам, потом по ложам арханов. И вздрогнул.

Аланна сидела на подушках и скучающе рассматривала пушистую муфту. А за ней стоял виссавиец. Жених.

Закутанный в синюю ткань до самых глаз он отличался от арханов, как отличается орел от оленя. Если сила архана чувствовалась лишь слегка, то синяя аура Элана слепила внутренне зрение так сильно, что Рэми не сразу и понял: виссавиец смотрит в его сторону...

Померкла вдруг аура виссавийца. Мгновенно, безжалостно. Как огонек свечи, задутый сквозняком.

Рэми попятился назад... Но не отпускал взгляд виссавийца, и было глазах Элана все - гнев, смятение, надежда, даже слезы.

Смесь чувств, столь сильных, что Рэми захлестнуло, заставило неосознанно заслониться щитом, отбросить чужие эмоции назад, на Элана, потому как чужие, потому как ненужные, потому как слишком сильные!

Виссавиец медленно бледнел. И все смотрел и смотрел на Рэми, будто видел в мальчишке-маге что-то важное, знакомое. А потом вдруг легко перемахнул через борт ложи и плавно слетел на каток.

Шарахались от безумца изумленные танцоры, бросилась к перилам ложи Аланна, смолкла на мгновение мелодия, чтобы, подчиняясь жесту стоявшего у края катка старшого, заиграть вновь. А Элан ничего не видя шел... К Рэми.

Рэми с головой погрузился в молчание магии, и остались в этом мире только он и бегущий в нему все быстрее виссавиец. Очнувшись, Рэми резко развернулся, врезавшись в праздничную, казавшуюся танцами разноцветных теней, толпу.

Люди его уже не видели. Не переставая смеяться, шутить, не отрывая взгляда от танцоров на катке, они чуть отходили в сторону, давая невидимому магу дорогу. И Рэми бежал. Все быстрее, чувствуя всей кожей, что Элан не отстает, не отказывается от преследования, а пронзает толпу в шагах десятков от Рэми, не упуская юного мага из виду.

Толпа стала реже, фонарики на узкой, заснеженной улице, уже почти не появлялись. Рэми пролетел мимо целующейся парочки, скользнул в темный переулок, и вжался в стену.

От запаха гнили становится плохо. Темнота, чуть рассеянная далекими звездами, густеет. И молчание магии, столько знакомое, давит на грудь, мешает дышать. Где-то вдалеке разносится смех. А здесь... здесь осталось только биение сердца. И в такт ему - шаги виссавийца.

По подбородку течет кровь. Прокушенная губа пульсирует болью. А Элан близко, совсем близко - протянуть руку и дотронуться.

Но виссавиец Рэми почему-то не видит, будто ослеп. Стоит рядом, в двух шагах, тяжело дышит и вслушивается в темноту. Рэми чувствует его запах... сирень, от виссавийца пахнет цветущей сиренью. Свежестью раннего утра. И пряным ароматом магии...

- Этого не может быть! - прошептал Элан, опираясь ладонью о стену. - Он мертв, не береди рану! Это не может быть он...

Рэми еще больше вжимается в стену. Закрывает глаза, усиливая вокруг поле магии. И молится богам, чтобы этот скрывающий лицо урод-виссавиец не заметил и прошел мимо.

И тот прошел...

Лишь спустя пару ударов сердца Рэми удивленно встрепенулся. Обмануть мага так легко? И виссавийцы, холодные, безжалостные целители, хранители морали в Кассии... неужели они способны на чувства?

Рэми вынырнул из вчерашних воспоминаний, не очень-то горя желанием думать о преследующем его виссавийце и о том незнакомце, с разными глазами. Не хотелось думать и о Даше, забыв о которой, Рэми после встречи с виссавийцем вернулся домой. И за которую очень сильно получил позднее от Бранше... мол, Рэми девушку доверили, а Рэми ее даже до дома не проводил.

Не проводил... потому что вернуться на площадь после встречи с Эланом было выше его сил.

Рэми сел на кровати и быстрым жестом стянул через голову тунику. Снял домашние, мягкие сапожки, раздвинул занавеси и лег на кровать, любуясь на усыпанные звездами небо, сам не заметив, как погрузился в глубокий, обжигающий сон.

Холодно. Покрывается мурашками обнаженная кожа и шершавая ладонь проводит по груди, размазывая едкую, неприятную мазь.

- Красивое тело, - шепчет Урий, втирая кашку в живот Рэми. - Жалко. И силы твоей жалко, только вот у меня нет выбора... совсем нет.

И Рэми чувствует, как что-то ласкает его ступни, мягко связывает их вместе, а потом делает виток вокруг голеней, овивает бедра, живот, грудь, шею, щекочет щеку и появляется перед глазами. Росток. Маленький, нежный, и такой безобидный, что касается губ приветливая улыбка.

- А теперь не шевелись, мой мальчик, - сказал Урий. - Не сопротивляйся. Тогда болеть будет меньше.

Нежный росток быстро крепчает, становясь коричневым, и ласкавшие тело побеги вдруг врезаются в кожу, оставляя кровавые следы. И хочется кричать, но губы не слушаются, не размыкаются, и горло будто чужое, пересохла, отказываясь исторгнуть даже самый слабый стон.

Лишь льются из глаз слезы, горькие, беспомощные, и хочется поймать взгляд Урия, да не удается. Не смотрит он на Рэми, лишь поправляет лозу, давая шипам крепче ворваться в тело, разорвать мышцы, добираясь до самых костей. И единственное, что может Рэми - это выгнуться от боли, едва слышно застонав сквозь зубы.

- Тише, мой мальчик, - сочувственно шепчет Урий, гладя волосы Рэми. - Прости меня... но ему нужна сила.

Урий вдруг исчезает с поля зрения Рэми, а где-то рядом слышится звук удара, следом - крик колдуна и треск костей.

- Не тронешь ты моего сына, проклятое создание! - бьет словами, как кнутом кто-то, и Рэми чувствует, как выходят из тела шипы, как уползает куда-то лоза, как он вновь может двигаться, может свернуться комочком на холодном полу.

- Я не знал, о богиня, я не знал, - извиняющее шепчет Урий... - не знал я...

Рэми рывком сел на кровати, потирая виски. Несколько дней один и тот же сон, один и тот же кошмар. Мокрые от пота простыни, пробивающая тело дрожь и шумное дыхание...

Тихий стук в дверь:

- Ты стонал во сне, - сказала Варина, стараясь не смотреть на обнаженного до пояса гостя.

Рэми горько усмехнулся, встал с кровати, прошлепал босиком к столику и налил из кувшина воды, залпом осушив чашу.

- Прости, - прошептал он. - Рис не проснулся?

- Рису надо нечто большее, чем стон, чтобы проснуться, - ответила Варина. - Беспокоюсь за тебя. Бледный ты какой-то, тени под глазами, не ешь совсем... Худой стал, смотреть страшно. Что тебя мучает, а, Рэми? Что тревожит... если тот колдун, то я поговорю с братом. И Урий тебя больше пальцем не тронет. Слышишь? Не молчи, мальчик! Ну же!

Рэми одел тунику, затянув ее на талии тонким поясом.

- Урий? - удивился он, вспомнив паршивый сон, как раз за разом шершавые руки колдуна намазывают на тело вонючую мазь, как раз за разом шепчут губы коротышки знакомые слова, и как в глазах Урия то и дело проблескивает страх.

- Не переживай, Варина, - сказал Рэми, целуя женщину в лоб. - Справлюсь...

- Все вы мужчины такие, - чуть было не заплакала женщина, гладя Рэми по щеке. - Себя не бережете. Вот приедет твоя мать, всыплет тебе... и будет права.

- Варина! - погрозил ей пальцем Рэми, садясь на кровать и быстро натягивая сапоги. - Я не Рис. Из возраста "всыплет" давно вырос. Ты сама себя, родная, накручиваешь. Все со мной в порядке. Новая работа, новые места, новые люди, но не более. Привыкну.

- Как знаешь. Только помни, что ты для меня всегда будешь как младший брат, помни, что я всегда рядом. - Рэми кивнул. - Да не за тем я пришла. Иди, мальчик, Гаарс вернулся.

Рэми вновь кивнул, еще раз поцеловал женщину в лоб и прошептал:

- Все в порядке. Ты ведь молишься за меня домашним богам? - теперь настала очередь женщины кивнуть. - Значит, все будет в порядке. Боги ведь не слепые, они все видят. Они лучше нас знают.

Быть бы самому в этом уверенным...

Варина покраснела, и вдруг быстрым жестом словила руку Рэми, надевая на его запястье тоненький кожаный браслет.

- Береги себя, мальчик! Чует мое сердце, беда тебе грозит.

Рэми смутился, осторожно отстранился и вышел из спальни. Тоска... проклятая тоска сегодня была особенно сильной.

Натопленная общая зала была освещена лишь неярким светильником на столе. Гаарс махнул приветственно Рэми и продолжил есть наваристый суп из баранины.

- Поздно ты, - сказал Рэми, усаживаясь на скамье напротив главы рода и неохотно принимаясь за суп, что поставила перед ним Варина.

- Тебя искали на празднике, - как бы между прочим сказал Гаарс, когда его сестра скрылась на кухне.

Рэми кивнул, продолжая есть и не подавая виду, что встревожен. Виссавиец, оказывается, упрям, погони ему не хватило. И даже кассийцев не побрезговал попросить...

- Но не нашли, - быстро добавил Гаарс.

Естественно, не нашли. Если бы нашли, не сидел бы Рэми перед Гаарсом. Не ел бы суп, который казался безвкусным. И уж тем более - не боялся смотреть Гаарсу в глаза.

- Почему молчишь?

- Я должен что-то говорить? - удивился Рэми.

- Поблагодарить, хотя бы.

- Благодарю.

Рэми отодвинул от себя полупустую тарелку. Разные они с Гаарсом, очень разные. Может, даже слишком. И не нравится Рэми ни этот разговор, ни приготовленный для Гаарса маленький мешочек за пазухой.

- Я порасспросил слегка о виссавийце. - Гаарс подхватил ножом кусок мяса, положив его на тарелку. - Поговаривают, что он хочет жениться на кассийке. Это только случайность, друг мой, что кассийка последнее лето провела в том же замке, где ты работал лесником?

- Я принес, - ушел Рэми от ответа.

Гаарс вздрогнул. Кусок мяса вдруг слетел с ножа и упал на тарелку, заляпав стол жирными каплями соуса. Глава рода выругался, облизав испачканные пальцы.

Рэми достал из-за пазухи теплый еще от человеческого тепла мешочек и бросил его на стол. Гаарс кивнул, потянулся за мешочком, но Рэми накрыл его ладонь своей и заметил:

- У каждого из нас свои тайны, не так ли?

- Пусть будет так, - задумчиво ответил Гаарс. - Зря ты, брат.

- Зря ты, брат, - как эхо повторил Рэми, глядя прямо в глаза Гаарсу.

Мужчина отвел взгляд. Красноречиво посмотрел на запястья Рэми, где играли золотистые знаки рода. Усмехнулся.

Сердце Рэми сжалось. Значит, это правда. Правда, что он связан магической клятвой с наемником. С убийцей.

Рэми убрал ладонь и дал Гаарсу забрать мешочек.

Проклятая тоска... почему не даешь ты покоя?

2.

Неприятное послевкусие после разговора с Гаарсом не прошло и утром. Снегопад, длившийся всю ночь, внезапно закончился. По ярко-голубому небу медленно поднялось солнце и покрытый белым одеялом город окрасился золотыми искорками.

С самого утра город будоражило. Раздавался скрежет лопат: жители разгребали у домов сугробы. Бросались снежками мальчишки, стучали по расчищенной мостовой копыта коней. Наконец-то пришла настоящая зима.

Рэми в это утро ничего не радовало. Даже долгожданный приезд матери и Лии не мог вырвать его из объятий апатии. Он и сам не знал, откуда эти дурные предчувствия. Из-за бессонной ночи? Тяжелого расставания с Гаарсом? Вчерашнего разговора с колдуном?

Рэми выругался, упустив на пол нож. С порезанного пальца капнула на деревянные половицы кровь, всколыхнулся огонь в камине, тронул сквозняк тяжелые занавеси, и стало вдруг тихо. Слишком тихо.

А в повисшей тишине раздался неожиданно громкий стук в ворота.

Со стуком вернулись и звуки: скрежет лопат, приветственный лай Дины - щенка Рэми, - да треск огня в камине.

Рэми поднял с пола нож, схватил со стола льняную салфетку и обернул порезанный палец. Неловко набросил на плечи здоровой рукой плащ и выбежал во двор.

Пахнуло в лицо морозом, защипало щеки, запершило в носу. Дина завизжала: радуясь она прыгала вокруг Рэми, напрашиваясь на ласку. Все так же промокая салфеткой кровоточащий палец, Рэми здоровой рукой погладил собаку между ушей и быстро направился по протопанной в сугробах тропинке к воротам.

И все же много снега нанесло этой ночью. А расчистить и некогда толком - сегодня приезжают родные, надо дом подготовить, а позднее направляться к воротам: встречать. Хорошо, хоть Варина обещалась помочь... и на том спасибо. Сам бы Рэми обязательно что-то, а забыл бы...

- Рад тебя видеть! - улыбнулся хозяин гостье, открывая калитку в воротах. И осекся: вне обыкновения бледная как снег Варина не ответила, не улыбнулась, согнувшись, как под тяжестью какой-то ноши, проскользнула в двор, и, даже не посмотрев на горячо любимую Дину, чуть ли не побежала к крыльцу.

Рэми прикрикнул на озадаченного щенка, наскоро закрыл ворота и поспешно вошел в дом. Варина, так и не снявшая плаща и заляпанных снегом сапог, сидела на скамье в общей комнате, прижимая к груди корзину.

- Я тут... приготовила немного... для семьи... твоей, - бесцветно шептала она. Рэми, кинув плащ на скамью, сел рядом с ней на корточки, мягко забирая прикрытые льняным полотенцем гостинцы.

- Спасибо, - улыбнулся он как можно более ласково, всматриваясь в лицо Варины. - А теперь скажи мне, что случилось?

Варина молчала. Рэми встал, потянувшись к кувшину с водой. Но, посмотрев на Варину еще раз, передумал, полез на верхнюю полку за припрятанной для матери вишневой наливкой. Налил немного в чашу и подал гостье, вновь опускаясь перед ней на корточки.

Руки женщины дрожали так сильно, что Рэми пришлось помочь ей отпить глоток. Потом еще, и еще. Лишь когда глаза Варины покрылись дымкой безразличия, Рэми спросил:

- Что случилось?

- Гаарса арестовали, - дрожащим голосом ответила гостья. - Рэми, родненький... Они говорят, что мой брат - убийца! Ты ведь не веришь, правда? Скажи, что не веришь?

Рэми никогда не умел врать. Раньше, чем он успел ответить, Варина прочитала все в его глазах. Побледнела еще больше, хоть и казалось - более некуда, выпустила на пол чашу и остатки наливки пролились по недавно чистым половицам красной лужей. Закрыв лицо руками, гостья заплакала. Рэми поднял с пола чашу, наполнил ее до краев наливкой и выпил жидкость залпом. Но легче не стало. И не станет.

Рэми знал, что так будет... но ничего не сделал.

Вчера вечером, когда начинало темнеть, в каморку, где работал Рэми, вошел Урий. Некоторое время карлик возился, зажигая свечу, и ставя ее перед погруженным в работу учеником. Потом повертел в руках один из законченных Рэми амулетов и сказал:

- Как всегда хорошая работа.

- Обычный амулет связи, - холодно ответил Рэми.

- Обычный-то обычный, но... - колдун мгновение промолчал, собираясь со словами, а потом добавил:

- Рэми, пойми меня правильно - наш мир он... несколько отличается от того, для которого ты создан.

- А для какого я создан?

- Не для мира убийц, - ответил учитель, смахивая начиненные магией амулеты в специальную шкатулку.

Шкатулка нашла свое место среди многих на полке, а Рэми взял из стоящей рядом берестяной коробочки еще один амулетик.

Обычная статуэтка змеи - хоть и сделана с любовью, но пустышка. Однако стоило пальцам Рэми пройтись по вылитым с помощью формы кольцам, как метал ожил, на мгновение вспыхнул синим, и готовый амулет с глухим стуком упал на стол. А Рэми потянулся за следующим.

- А вы?

- Я? - учитель тяжело опустился на стул возле Рэми. - Я... я создан для темного цеха. Послушай меня, мальчик... Твой глава рода... принадлежит к цеху наемников.

Статуэтка змеи в руках молодого мага вспыхнула красным, металл расплавился, и начал капать на стол, но Рэми все так же поднимал глаз на учителя. Лишь спокойно заметил:

- Ошибаешься. Гаарс - хороший человек. Он не может быть убийцей.

- Вот только не надо виссавийских штучек! - покраснел колдун. - Каждый в этом мире имеет свое место и свою цель. Дележку на плохие-хорошие давай-ка оставим на совести богов, с нас, смертных, хватит и собственного выбора. Перед которым тебя вскорости поставят.

- Не понимаю? - прошипел Рэми, оставляя работу и в упор посмотрев на Урия. - Ты о чем?

Странно, но учитель не выдержал взгляда Рэми. Отвел глаза, взял из берестяной коробки "пустышку" и так же легко, как и ученик, наполнил ее магией.

- Вчера был у меня кое-кто из цеха наемников, - уже гораздо спокойнее заметил он. - Хотел узнать о твоих способностях. И ты знаешь, я вообще-то его понимаю. Еще бы - такое сокровище, маг, не подвластный Кодексу. Маг, который может убивать. Сильный, подвластный наемнику. Знаешь, какая это редкость?

- Дальше...

- А что дальше? Дальше все понятно. В скором времени тебе предложат выбор, мой мальчик. И я бы очень хотел... когда это произойдет... чтобы ты не спешил с ответом, а пришел ко мне.

- А какая мне разница? - холодно ответил Рэми. - Вы меня используете или они?

Колдун опять замолчал. Прикусил губу, потом сделал еще один амулетик и вдруг прошептал:

- Разница в том, что мы не требуем клятвы магов. Мы-то не наемники, с силой знакомы гораздо лучше. Нам невыгодно тебя принуждать.

- С чего бы это? - спросил Рэми, пытаясь поймать взгляд учителя.

И поймал. На свою голову. Рэми шумно выдохнул, расплавил еще один амулет и, уже не обращая внимания на стекающий по пальцам металл, отрезал:

- Боитесь? Кого?

- Твоего покровителя, - быстро ответил колдун. - Мы все боимся.

- Тогда зачем я здесь? - спросил Рэми, глядя на стекшую с пальцев металлическую лужу. Странно... почему показалось Рэми, что лужа та страшно напоминает своей формой свернувшегося в клубок пушистого зверя...

- Хорошие вопросы задаешь, - усмехнулся колдун. - Правильные. Все вы, виссавийцы, это умеете - задавать правильные вопросы.

- Я не виссавиец! - прошипел Рэми. - А ты уходишь от ответа. Почему? Почему я здесь? Если вы меня боитесь, к чему было связываться? А?

- Знак барса, - задумчиво сказал колдун, разглядывая лужу. - Знак судьбы...

- Отвечай на вопрос! - не выдержал Рэми.

- Что? - оторвался колдун от созерцания лужи. - Зачем ты здесь? Чтобы делать амулеты...

- Врешь!

- А какой ответ ты ожидал услышать?

- Правду!

- Слушай тогда правду, - усмехнулся тот. - Ты - маг. Сильный, да неопытный, аж смотреть страшно. Как лавина - ты можешь в любую минуту обрушиться и снести нас всех. Да и фиг с ними, всеми! Ты можешь снести себя самого, а это гораздо страшнее!

- А какая вам уж разница? Повторяю вопрос - какая вам в том выгода?

- Историю плохо знаешь, мальчик, вот какая! - вспылил колдун. - Знаешь, что тут было двадцать лет назад? Не знаешь, не помнишь. А я - помню. Люди умирали от глупости, от царапины. Потому что помочь было некому.

И даже моя мать умерла, а я как дурак - стоял и смотрел, как она мучается. А знаешь почему? Потому что молод был и глуп. Принципиален, как говорят.

И сила моя, которой теперь я горжусь, дремала. Была спрятана, чтобы не дайте боги, кто-то не узнал, не отправил бы меня на костер. Только ведь я знал... и когда целитель выжрал у нас все деньги, да махнул рукой, попытался помочь матери сам. Знаний не хватило... я ее изжарил. Заживо!

Что ты на меня смотришь? Она умирала, а я ускорил. Дал умереть в мучениях - ее крик до сих пор у меня в ушах стоит. Не дает спать ночами, а тогда... я и вовсе с ума сошел.

Бежал из дома, проклял все на свете, а в особенности - цех целителей. И того "целителя", которому я сам, этими вот руками, отдал последние деньги. Я ходил по лесам, прятался в болотах, как зверь, и выл, медленно сходя с ума. Каждый миг ожидая зова. Даже жаждал его, потому что сам умереть не мог, так хоть бы другие помогли...

Братишка младшенький, ему тогда всего семь было, меня нашел. И просветил - жрец смерти на мать мою посмотрел, головой покачал, и никому ничего не сказал... Сам тело ее омыл, сам завернул в саван, так и зарыли. Никто и не узнал. А жрец братишку в сенях отловил и шепнул - чтоб я вернулся. Сам. И к нему пришел.

Только как я мог вернуться, а? Нет, я, вернулся, но к жрецу не пошел. Я к целителишке тому ночью пошел. И спалил. Заживо. На этот раз - специально, а он даже сопротивляться не мог - не было в нем силы. Одна только дурь была, слышишь! И папочка - старейшина. Все!

А потом я решил, что все кончено. И жизнь моя кончена. И сопротивляться я тому не думал. Сел на пол у кровати и ждал. Жреца смерти.

Тот явился быстро, солнце взойти не успело, как явился. И, знаешь, что он сделал? Сдал меня дозору? Как же! Денег дал, и в город отправил. С письмом.

А здесь в городе оказалось все иначе. И мой дар никому не мешал, и учителя нашлись, даже слово "убийца" их не остановило. Понемногу я и семью сюда перевез, как человек зажил, да и страх забыл... только вот цех целителей ненавидел все так же сильно. Потому что не лечили они - денег брали много, а не лечили. И нам бы, темным, радоваться - да магия исцеления, это ж штука хитрая. Даже нам неподвластная.

Люди умирали, один за другим, богатые ли бедные, умирали, а цех целителей жировал. Жить-то всем хочется. И что б любимые жили - тоже хочется. Вот люди и платили... а куда ж денешься?

Некоторое время Урий молчал, а потом продолжил.

Меня ведь тоже устраивало. Пока братишка мой не заболел. Метался в кровати, кровавым потом исходил. Все простыни красными были. И кричал страшно... а целители... только руками разводили. Деньги брали, а помочь, помочь не могли. И магия моя, сила моя - не могла... Навредить к тому времени тоже не могла, но и помочь... Знаешь, что это такое - смотреть на любимого человека, как он страдает, и быть бессильным?

Ничего ты не знаешь... Из-за желания спасти брата я совершил самую большую глупость в своей жизни и, что самое обидное, совершил зря.

А чуть позднее прибыли в город послы ларийцев. А вместе с ними - виссавиец. Странный такой. Тонкий, как тростиночка, лицо все время какой-то тряпкой закрывал, будто солнца боялся. Поговаривали, что урод он, безумный.

Может, и безумный, но брат мой умирал. А по городу ходили странные слухи, мол, виссавиец исцелять умеет. Одной только силой...

Ну я как-то ночью и не выдержал. Братишку в одеяло завернул, взял пару верных слуг и понес к тому целителю. Знаешь, а он меня принял. Без виссавийской вуали, без вопросов.

А сам... не уроды они, Рэми, вовсе не уроды. Такие, как мы. А тот мальчик был совсем. Худой, маленький... А глазищи - как у тебя, огромные, черные. Ручки тоненькие, счас переломятся. И сам он какой-то хлюпкий.

Но, хлюпкий телом, он духом посильнее нас с тобой был. Как брата моего увидел, как и собрался весь. И глаза, до этого улыбчивые, серьезными стали. И голос, мягкий, спокойный, вдруг жестким сделался. Не как у этих целителешек, совсем не так. Те болтали - этот делал. Приказывал.

Брата моего быстро наверх унесли. Раздели, на кровать уложили. И меня никто не гнал, так я вслед за мальчишкой в комнату и закрался, в уголке притаился.

А слуги шторы задернули. Совсем темно стало. И тихо - только братишка мой во сне постанывал. А потом, смотрю, сияние зеленое появилось. Не синее, как у арханов, зеленое, оно лилось от ладоней виссавийца на грудь моего брата.

Свет тот, наверное, болезненный был. Братишка мой метался, орал, а слуги его к кровати прижимали. И лицо виссавийца в зеленом свете все более бледнело. Взмок он весь, волосы от пота слиплись, а от ладоней все зеленый свет струился и струился...

И вдруг все закончилось. Погасло сияние. Темно стало. Упало что-то. А когда слуги раздвинули занавески, виссавиец на полу лежал. Без сознания. А мой брат... он спал. Вечером проснулся и на поправку пошел.

Я собрал столько денег, сколько имел, к виссавийцу начал проситься... не пускали. Говорили, спит он. Три дня спал. А на четвертый меня принял, бледный такой, уставший, денег не взял, лишь улыбнулся слабо и попросил своей богине, Виссавии, помолиться. Я и помолился... три дня постился, три дня стоял на коленях перед ее алтарем, молился, благодарил... даже плакал. В последний раз в жизни тогда я плакал. И все вспоминал бледную улыбку своего брата, что очнулся после болезни.

А на четвертый дал себе клятву помогать виссавийцам. И помог. Благодаря нашему цеху они получили патент на целительство в Кассии. И пусть они исцеляют не всегда, пусть иногда отказывают - но они умеют это делать. А цех целителей, который теперь дохнет от голода - не умел.

- Все это хорошо, - прошептал Рэми. - А при чем здесь я?

Учитель опять замолчал, собираясь со словами, а потом заметил:

- Вчера я видел... странный сон. Слепую женщину с белоснежными волосами, что напоминала мне о спасенном брате. И ее слова... Времена изменились. Виссавийцы пришли в Кассию как просители, то теперь у нее есть Лария, есть Салам. И Кассия для нее не важна... потому мы должны доказать, что достойны ее покровительства. Мы должны уберечь ее сына...

Рэми вздрогнул.

- Меня?

- Тебя. Или целители более никогда не появятся на землях Кассии. Потому я и предупреждаю тебя о Гаарсе. Только потому...

- Не верю...

- Не веришь? - усмехнулся колдун. - Тогда сам отнеси своему Гаарсу заказанную вещицу.

Учитель достал из-за пазухи маленький мешочек, протянул его Рэми. Мешочек хранил еще тепло человеческого тела и был сделан из замши, украшенной затейливо вышитыми серебром цветами. Приятная на ощупь ткань. И дорогой отделки - такую использовали для ценных, деликатных вещей.

Рэми вопросительно посмотрел на учителя.

- Можешь посмотреть, что внутри, - кивнул тот.

Рэми осторожно развязал завязки и вытряхнул на стол тщательно отполированный кусок дерева на кожаном ремешке. Рэми вздрогнул. Ему вдруг показалась, что он узнает этот незамысловатый амулет... где он подобное видел?

Бурая с черными прожилками ветвь эррэминуэля срезанная на закате солнца в преддверии полнолуния. Когда прилетает шальной, неведомо откуда взявшийся ветерок, и ветви, с упругими, темно-зелеными листьями, начинают сталкиваться друг с другом, чуть слышно звенеть, складывая звон в песню.

Где-то слышал Рэми эту песню. И даже отрезал осторожно ветвь дерева, кому-то протягивал...

- Хорошая работа, правда? - с ноткой гордости в голосе сказал колдун, разгоняя то ли сон, то ли воспоминание.

Рэми не ответил. Осторожно потер между пальцами кусочек дерева, даря ему часть своего тепла. И вдруг потеплело на сердце. Закружилась голова, обострились запахи и вспомнился... Тисмен. Нет, не Тисмен, его, Рэми смерть в беседке.

- Отдай! - приказал колдун. - Вижу, что не умерла твоя память... И ошибается хранительница.

- О чем ты? - непонимающе спросил Рэми, отдавая амулет Урию. Но колдун, хоть вещицу и взял, но на вопрос опять не ответил. А Рэми на этот раз и не настаивал.

- Эта вещичка сделана для конкретного человека, Рэми. Есть у нас в городе один дозорный... зовут его Арманом. Тебе ведь знакомо это имя?

Рэми вздрогнул. Еще как знакомо. Арман ведь не унимался, уже какой день Рэми искал. Гаарс аж руками разводил, не понимая упрямства дозорного. Все пытался выведать у Рэми, чем этот тот аж так Арману не угодил? Сказать по чести, Рэми и сам не знал, чем.

- Глава Северного Рода, гордый до жути, - продолжал Урий. - Но мужик справедливый, понятливый, по судьям не отдает, и за то спасибо.

- Почему ты говоришь мне о нем? - задумчиво спросил Рэми.

- Заказали этого архана цеху наемников.

- За что? - удивился Рэми, наблюдая, как узловатые пальцы колдуна прятали кусочек дерева в мешочек.

- Меня спрашиваешь? Я почем знаю? Такие вещи людям не рассказывают... Другое я тебе расскажу - Арман раз в году устраивает пьянку...

- И...

- В такие дни идет он в Дом Веселья, заказывает целый зал и пьет до умопомрачения. Только он мужик сильный, и пьяный умеет быть опасным. И разума никогда не теряет. А в этот раз потерял. Вспылил на девчонку, и амулетик его выпал... Говорят, вещичка эта принадлежала погибшему братцу дозорного, и на следующий день Арман за ним сам пришел. Все углы в Доме перерыл, да не отыскал... Что и понятно. В тот день в Доме Веселья был один наш друг. Как он там оказался, дело не наше, но вещичку он подобрал. Хотел было Арману вернуть, да вот только забывал как-то. А как пришел заказ на дозорного... вещичка та перепала мне.

- Я-то тут при чем?

- Амулет твой Гаарс заказывал. И именно он понесет его в замок.

- И?

- Заладил со свои "и"! Умрет Арман завтра, не чуешь? Магия это, сильная, древняя, и заряжен амулет мною... а с меня клятвы неубийста никто не брал. В твоих руках - безобидная игрушка, в его... А теперь отнеси это Гаарсу и посмотри, что он сделает.

- Зачем ты мне это говоришь?

- Чтобы когда тебя поставят перед выбором, ты хорошенько подумал...

Выбор, опять выбор!

Рэми глубоко вздохнул, потирая виски пальцами. Голова болела немилосердно. И почему именно сегодня Гаарсу надо было вляпаться во все это? Почему именно Армана он пытался убить? И почему Рэми это так волнует.

И этот выбор... Вчера был выбор - отдавать Гаарсу тот проклятый амулет или нет, прислушиваться к своей интуиции, или нет, а сегодня вновь выбор - спасать Гаарса или нет. Хотя какой там выбор, что он может сделать?

- Рэми, родненький помоги! - плакала где-то рядом Варина.

Рэми шумно выдохнул. Что же он - не о себе теперь думать надо, о Варине. О Алисне, о Бранше, о Рисе, которые потеряли главу рода. О семье...

- Хотел бы, - беспомощно ответил он, - но чем?

- Знаю, родненький! Знаю, что для тебя этот день значит, - взмолилась Варина, цепляясь за рукав Рэми, - но к кому мне пойти за помощью? К Бранше? Он дурак, а ты, Рэми, ты умный! Все сделаешь, как надо. Только поспеши, его еще можно спасти...

- Что я могу? - устало спросил Рэми, чувствуя, как его бросает то в жар, то в холод. - Чего ты от меня хочешь?

- Можешь! Отнеси это в замок повелителя, миленький! - Варена вскочила со скамьи, откуда только силы взялись, порылась в корзине и сунула в руки Рэми небольшой сверток.

- Гаарс помог важному человеку, - быстро шептала она, будто боялась, что Рэми передумает. - Я не знаю, что у них там случилось. Миленький, ничего не знаю. Но архан долго у нас дома лежал. Если бы не мы, помер бы... истек кровью. Рэми, хороший мой, ласковый, напомни ему о долге, может, он сможет что-то сделать... Родненький мой, отнеси это в замок! Сама бы сделала, но сил у меня нет, смелости... И с арханами я разговаривать не умею, а ты все же мужчина... Сильный!

Рэми до крови прикусил губу, посмотрел на расширенные, полные страха глаза Варины, и вдруг явственно услышал, хлопок. Это захлопнулась за его спиной ловушка.

Медленно развязал шнур на свертке, он развернул на столе кусок ткани и устало посмотрел на небольшой округлый амулетик на кожаном шнурке. Амулет, узоры на котором в точности повторяли очертания вчерашней лужи. Свернувшийся клубком снежный барс.

Не ходи, кричала интуиция, не смей! Гаарс всего лишь убийца, которому нужен лишь твой дар. Ничего более... А попробуй не пойди, собственная совесть замучает. Хоть и убийца Гаарс, хоть и наемник, а Рэми помог.

- Встретишь моих? - устало спросил юноша, сжимая в руке проклятый амулет.

- Спасибо, Рэми, знала, что ты мне не откажешь - Варина спрятала бледное лицо на плече Рэми. - Кому еще доверится?

- Мне надо идти, - ласково ответил Рэми, сажая Варину на скамью. - Позаботься о Лие и матери.

Варина исполнила обещание. Когда солнце клонилось к закату, стояла она у Северных ворот, там, где встречали подъезжавшие сани.

Равнина за воротами слепила белизной. Очередь из саней медленно продвигалась ко въезду в город. Возничие быстро спрыгивали с козел, направляясь к стоявшей в сторонке будке дозорного.

Подбегавшие прислужники отвозили сани в специально для этого поставленные возле ворот сараи, наскоро меняли их на повозки - по расчищенным городским улицам на санях не проедешь.

Ругались дозорные и купцы, споря о налогах. Кричали приветственно лавочники, встречая товар. Сидевшие в сторонке младшие жрецы в разноцветных плащах ожидали милостыни на храм.

Более всего получал жрец бога торговли Варха, а так же жрец бога удачи Хей. Доставалось неплохо и богине плодородия - матери Эйме. Но чаще всего люди подходили к жрецу черного Айде, бога смерти, потому что смерти подвластны все - и богатые и бедные. И даже Варина, уставшая, одуревшая от страха, кинула в деревянную чашу пару монеток:

- Помоги мне, Айде! Не забирай Гаарса!

Жрец не слышал бесшумной молитвы, но молча подобрал из чаши монеты, поклонился Варине, прочертил в воздухе благословляющий знак.

Женщина запахнулась получше в накинутый на плечи шерстяной платок и устало посмотрела на остановившиеся у ворот украшенные яркой росписью сани. В санях, помимо возничего, какого-то старика и кашляющего юноши, сидели две женщины. Одна молоденькая, совсем девочка, а вторая - возраста Варины. Или чуть больше.

Бородатый возничий весело поздоровался с прислужником, кинул тому монетку. Затем помог женщинам сгрузить прямо на снег немногочисленные узлы, вежливо поклонился попутчицам и направился к дозорному.

Варина шагнула вперед. Темные глаза, ироничная улыбка на губах старшей и бешеный восторг на лице девчонки. Выбившийся из-под капюшона плаща черный локон и легкое сходство с Рэми в чертах шальной, веселой девушки - несомненно, это те, кого ждала Варина.

И кому придется объяснять отсутствие Рэми.

Город, встречал ночь, заливаясь смущенным закатным румянцем. Снег, укутал улицы, приглушил звуки, а вместе с ними и давящую на душу тоску. В этом году Арман так и не сумел до конца оправиться после пьянки в Доме Веселья.

Но завтра все измениться. Арман отошел от окна и зло усмехнулся. Завтра новолуние. И послезавтра, на рассвете, Арман прикажет высечь рабыню. На столичной площади. Прилюдно. Чтобы никто и никогда больше не осмелился смеяться над его чувствами.

Глава вторая. Встреча

От окружавший замок повелителя изгороди чуть заметно тянуло мягким ароматом магии. Аромат этот казался почти осязаемым, он топил снег на изумрудно-зеленых листьях, заставлял цвести огромные, с ладонь, ярко-желтые цветы, испускающие кисловатый аромат. Лето посреди снега. И неосознанная дрожь: там, за воротами, был другой мир. Замок повелителя Кассии... мир, в который Рэми входить было страшно. Потому как хотелось. В последнее время он слишком часто испытывал эту смесь чувств: и отталкивает, и тянет.

Мир, Арман... теперь и этот проклятый парк, которым так недавно и так давно восхищался у предела Жерл.

- Чего застыл! - раздался сзади крик.

Рэми поспешно отвел Ариса к обочине, давая дорогу. Коренастый возничий в натянутой до самой бровей меховой шапке бросил на Рэми недобрый взгляд, прикрикнул на лошадей, и те послушно потянули тяжелую, груженную бочонками повозку. Пахнуло запахом спиртного, упали в снег несколько ярко-красных капель, распахнулись широко резные ворота, и одна за другой груженные провизией повозки потянулись в замок.

Пропустив последнюю, Рэми тронулся следом. Но не успел Арис сделать и пару шагов, как был остановлен криком:

- Куда прешь, бродяжка?

Арис застыл, нервно перебирая копытами. Ворота закрылись. А там, за решеткой был осыпанный снегом парк. Прозрачно-голубые сосульки на ветвях и тихий шепот слетающего с деревьев снега. Место, куда Рэми непременно должен был попасть.

Дозорный встал перед Арисом, и Рэми вдруг понял - не пропустит. Такие никогда не пропускают, любят унижать, потому что боятся. И этот боится не зря.

Маг он, как и любой архан, но очень слабый, Рэми не чета. И в замковые попал не по способностям, а по крови. А кровь у него, судя по вышитым золотом знакам по подолу серого плаща очень даже благородная. Младший сынок главы рода арханов. Глупый, бездарный, но горячо любимый. Уверенный в себе мальчишка, которого Рэми так просто было бы одолеть... одним движением.

- Мой архан, не могли бы вы передать духу замка эту вещицу, - Рэми спешился, привычно изобразил глуповатого и трусливого горожанина, потупился и протянул часовому приготовленный амулет.

Дозорный на вещицу даже не взглянул. Он грубо толкнул Рэми и амулет полетел в сугроб, оставив в подтаявшем снегу глубокую нору.

- Ни к чему духу замка твои побрякушки!

- Прошу, архан, - как можно спокойнее продолжал просить Рэми, выуживая амулет из сугроба. - Если дух замка рассердится, то я готов понести наказание...

Слова Рэми подействовали на дозорного не сразу. Духа в Кассии боялись все. Поговаривали, что шуток защитник замка повелителя не понимает: если что, убивает сразу и всякого. Оттого и лезть к нему без причины побаивались.

Рэми, не поднимая взгляда, легко пробрался через слабые щиты архана и осторожно подсказал: "Убьет дух замка рожанина, так тебе какое дело? Это ведь даже интересно. Будет что бабам в таверне рассказать..."

Архан, наверное, бы сдался. Уже начинал сдаваться. Но помешал появившийся на дороге к замку отряд.

Выругавшись про себя, Рэми вновь поспешно отвел Ариса к обочине. Лишь оказавшись в безопасном пятачке у сугроба, он осмелился перевести взгляд на приезжих и едва сумел удержать дрожь - во главе отряда гордо ступал огнистый. Только у одного человека в столице был такой конь. У Армана - друга Мира.

Арман равнодушно посмотрел на дозорного, потом на Рэми и Ариса, и вновь вперед, к открывающимся воротам.

Не узнал, выдохнул Рэми. И тотчас, спохватившись, поклонился, как и положено, опуская взгляд с лица архана на бока огнистого, прикрытые полой белоснежного плаща.

Только где там успокоиться? По отделанной золотистым мехом ткани пробежалась вышивка... черточка в черточку повторяя узор на амулете.

Совпадение? Не бывает таких совпадений. Не в мире арханов, где каждый знак, а что-то значит... И к Арману это несет Рэми амулет, у него должен просить милости для Гаарса. И его должен избегать. Так рискнуть? Или уйти? Рэми или Гаарс?

Все тот же вопрос, все то же сомнение, и решение было тем же. Рэми вновь рискнул. Смело шагнул вперед, вслед за уже почти въехавшим в парк огнистым.

- Архан, прошу вас!

Голос Рэми предательски дрожал и хрипел. И в глубине души Рэми надеялся, что Арман не услышит. Услышал. Осадил коня, повернулся, чуть нахмурил брови и безошибочно отыскал взглядом Рэми.

- Я тебя где-то видел? Не помню лица, но голос кажется знакомым....

- Простите, архан, вы ошибаетесь, я вас вижу впервые, - пробормотал Рэми, молясь всем богам, чтобы Арман поверил.

На счастье, боги услышали и Арман кивнул, бросив:

- Чего ты хочешь?

- Простите за смелость, - вновь извинился Рэми.

Знал он, что высокорожденные любят, когда перед ними извиняются. Настолько любят, что не замечают всего остального, например, каверзных вопросов:

- Что значат знаки, вышитые на вашем плаще?

Некоторое время Арман молчал. Рассматривал Рэми, и тот усердно таращился в побитый копытами снег, изображая испуганного, глуповатого горожанина. Только бы не раскрыть душу перед чуть полыхающими синим глазами архана, не показать, как он боится... Вернее - чего боится.

И вновь удалось. Взгляд Армана утратил синий блеск, рука в белоснежной перчатке сжала поводья, огнистый переступил копытами, покосясь на Рэми. Этот знает, коня не обмануть, но не выдаст... как не выдал тогда в лесу. Рэми и понятия не имел, почему конь, славившийся своей верностью хозяину аж так благосклонен к какому-то мальчишке-рожанину.

- Мне не нравится твой вопрос, но я отвечу. Это знаки рода моего отца. Мой отец был уроженцем Ларии, из клана снежного барса, потому его тотем и вышит на всех моих одеждах. Надеюсь, я утолил твое любопытство? И теперь ты мне скажешь... к чему был этот вопрос? Или ты всех арханов так дерзко останавливаешь? Не верю... иначе бы ты уже не жил.

Не диво, что дружишь с оборотнем, нахмурился Рэми, ты ведь и сам можешь быть нечистью... сын ларийца! Караете рожан за мелочи, а у самих, что не архан, так оборотень! Но внешне Рэми гнева не выдал, поклонился архану и протянул амулет:

- Мой друг... просил это передать духу замка...

Амулета Арман не взял. Прошелся взглядом по раскрытой ладони, потом посмотрел в глаза и спросил:

- Чего ты хочешь?

- Я думал... это вам... дух замка...

- Неправильно думал. Не мне дух замка должен был передать эту игрушку... - оборвал Арман. - Ты увидишь хозяина амулета, но прежде... Порядки ты знаешь, не маленький...

Рэми знал. И потому шагнул смело к огнистому, протянув Арману запястье. От души надеясь, что Урий постарался на славу, и архан, который явно дураком не был, лишнего в знаках не прочитает.

Арман не спешил. Медленно снял перчатки, положил их на луку седла и привычным жестом закатал рукав рожанина, обнажил запястье Рэми.

Осмотр был быстрым, на диво безболезненным. И даже не успев испугаться, Рэми понял, что свободен. Судя по столь же холодному взгляду, Арман ничего подозрительного в татуировке Рэми не заметил. Как же вы осторожничаете, господа арханы, и как легко вы поддаетесь обману!

- Конь у тебя какой-то странный, - заметил Арман, одевая перчатки. - Не сказал бы, что некрасивый, но странный, никогда таких не видел.

Рэми не ответил, но архан в ответе и не нуждался.

- Слушай меня внимательно, юноша. В парке не отставай. Для своего же блага. Но если ищешь приятной и легкой смерти, не слушай зануду-архана.

Выполнить приказ оказалось нелегко. Не успел Рэми вскочить на пегаса, как отряд уже мчался по парку, и когда Арису удалось нагнать быстрых коней свиты, аллея вдруг закончилась, оборвавшись на небольшой площадке перед входом в замок.

Рэми спешился. Дождавшись, пока молодой прислужник принял Ариса, он поднялся вслед за людьми Армана по белоснежным ступеням. И не мог избавиться от ощущения, что стоящие по обе стороны лестницы статуи провожают его взглядами. Что сидящая у основания ступенек мраморная русалка приветственно улыбается, каменный пегас, раскинувший крылья над входом, коситься в его сторону... а лев вверху площадки напоминает Мира... оборотня.

- Я ждать не буду!

Рэми понял, что отстал, безнадежно отстал, и весь отряд, помимо Армана, уже скрылся внутри замка. А архан стоял наверху ступенек и смотрел с ледяным интересом, от которого Рэми вновь пробила неприятная дрожь.

Странный этот Арман. И никого, ни Эдлая, ни Мира, не боится Рэми так, как этого ларийца. Почему?

- Я повторять не привык! - еще раз сказал Арман, и Рэми быстро поднялся по ступенькам, входя в замок.

Внутри оказалось многолюдно и тепло. Даже слишком тепло, и Рэми хотел было сбросить плащ на руки подбежавшего слуги, как встретил взгляд Армана.

- Ты не собираешься оставаться надолго, не так ли?

Рэми сжался. Невольный страх его не прошел незамеченным - архан неожиданно горько улыбнулся, жестом подзывая стоявшего неподалеку слугу. Рэми посмотрел на Армана внимательней. Может, не так уж и плох этот гордый дозорный? Обычно арханы любят, когда их боятся...

Пока Арман и слуга тихо перешептывались, Рэми не осмеливался оторвать взгляда от мозаики на полу. От сладковатого запаха курений закружилась голова, стало жарко, душно, теплый плащ давил на плечи, и Рэми почувствовал, что слабеет:

- Вам плохо?

Рэми посмотрел на говорившего и вновь не удержал дрожи. Никогда прежде не видел он так близко виссавица, никогда не чувствовал мягкого аромата их силы... не силы целителя, нет...

И одет это был странно - не в зеленое, как обычно одевались целители, а темно-синее. Только у одного виссавийца видел Рэми такое же цвет одеяний - у Элана.

Да вот Элана Рэми видел только в плаще, а этот плащ скинул. И остался в просторной, до пят, синей тунике, перевязанной на талии того же цвета поясом в три пальца. И оттого казался Рэми женственным, так как только женщины носили в Кассии такие длинные туники, только женщины имели длинные, по пояса волосы, собранные в тугую, хотя и жидкую косу. А этот еще и закрывал нижнюю половину лица густой вуалью, оставив открытыми высокий лоб и большие глаза, с густыми, как у девушки ресницами.

Только выражение глаз было неженским - слишком жестоким, но в то же время понимающим. Все они, виссавийцы, кажутся понимающими... до поры до времени.

- Это мой гость, посол, - заметил мгновенно появившийся рядом Арман. - Не думаю, что ему плохо... в конце концов, наш друг - не девица, чтобы падать в обморок, не так ли?

- Ваш друг - не девица, вы правы, - сказал посол Виссавии, приглядываясь к Рэми. И от этого взгляда стало вдруг муторно на душе, и одновременно - противно. - Но вот глаза у него черные... и волосы... как у нашей расы.

- И тем не менее, он - кассиец и рожанин, - быстро ответил Арман, в свою очередь присматриваясь к Рэми. - Верьте мне. Я видел его татуировки. Однако, время не терпит. Вынужден просить нас не задерживать.

- Рожанин, вот оно что, - глаза виссавийца недобро блеснули, и он шагнул вперед, оказавшись вдруг близко, совсем близко к Рэми, прошептал едва слышно:

- Я вас не выдам, маг. Не бледнейте вы, ради Виссавии. Замок пропитан силой Деммида, потому и стало вам не по себе. Это пройдет. Вы привыкните. А пока привыкните, я помогу...

Виссавиец на мгновение коснулся ладони Рэми и вдруг сам побледнел. Но дело свое сделал, и рожанин почувствовал себя гораздо увереннее. Зато заволновался виссавиец:

- Кто вы?

- Простой рожанин, - заслонил Рэми от виссавийца Арман. - Дерзкий, но ничего более...

- Вы правы, - неожиданно смутился виссавиец. - Это... глупо... не может быть... не может...

Арман не дал виссавийцу очнуться. Схватил Рэми за запястье и потянул к боковой двери...

А Рэми все более удивлялся: кто они, эти виссавийцы? Почему хватило одного прикосновения посла, чтобы ушла тошнота и страх перед Арманом?

- Спокойно грохнуться в обморок ты не мог! - Арман грубо втиснул Рэми в стену узкого коридора. - Боги, чем ты умудрился заинтересовать посла Виссавии? Да и в самом деле, откуда ты такой взялся? Темноволосый, рожанин!

- А архан-лариец? - огрызнулся Рэми.

- Вижу, поработал над тобой виссавиец, - холодно отрезал Арман. - Не забывайся! А то после встречи могу угостить тебя кнутом. За дерзость.

Рэми прикусил губу, сдерживая рвущийся наружу резкий ответ. Архан... оборотень... лариец! Друг Мира... и слабый, слабый, дунь на щиты и дрогнут. Магии в нем почти нет... но все же... и Гаарс его уважает, и Урий, и Алисна. За что? Ну за что его уважать?

И надо найти силы, чтобы продолжать притворяться. Чтобы опустить глаза в пол, как положено простому рожанину, чтобы вновь не надерзить, не сказать лишнего. Рэми должен помочь Гаарсу... и должен уйти из замка живым. Ради Лии, ради матери, ради Варины и ее сына... он должен играть в простого, напуганного горожанина... Ибо не стоят дерзкие слова его жизни.

А промолчать-то как? Если Рэми сначала говорит, а потом - думает?

- Успокоился?

- Да, архан.

- Вот и отлично! - отпустил Рэми Арман. - Не отставай! В разговоры не вступай, на глаза не показывайся! Это тебе не город, здесь каждое слово может стоить жизни и тебе, и мне. Боги, только обиженных послов мне и не хватало!

Даже не оглянувшись на Рэми, Арман быстро пошел по едва освещенным светильниками коридорам. Толстые ковры скрадывали шаги, вышитые портьеры слегка покачивались, будто за ними кто-то прятался, то и дело раздавались из-за закрытых дверей голоса, но сами коридоры были пусты. Будто вымерли.

Арман ударом руки распахнул очередную дверь, в лицо Рэми хлынул свет. И чистый, морозный воздух.

На миг свет ослепил. И лишь когда глаза привыкли, понял Рэми, что Арман тащит его по ступенькам на тонкую ленту вьющейся среди сугробов дорожки. В уснувший под снегом лес, в царство капели, в звон тронутых ветром висящих на деревьях сосулек. Тот самый заветный парк, окружающий замок повелителя.

Странное это место. Ненормальное. Цветет неподалеку куст жасмина. Манит ярко-красными цветами роза. Сыпет под ноги лепестки черемуха, и тут же - спит под снежным покрывалом ель.

- Вперед! - рычит Арман, толкая в спину застывшего в удивлении Рэми. - И не дрожи так! Как дерзить мне - не дрожишь, а магии парка - боишься! Никто тебя не тронет...

- Недавно вы говорили...

- Опять дерзишь? - сузил глаза Арман.

- Может, просто не доверяю? - вновь не выдержал Рэми. - Вы же оборотень, не так ли?

Арман на миг замер, побледнев. Задышал часто, схватился за рукоятку приточенного к поясу кнута, и Рэми наконец-то понял: договорился... ой, договорился... и сейчас получит.

- Сам не знаю, почему я тебя терплю, рожанин. - От проскользнувшего в голосе Армана холода Рэми замер. - Может, просто не привык к дерзости? И пока ты меня слегка... забавляешь. Но советовал бы помнить - я не отличаюсь терпением. Будешь продолжать в том же духе - я тебя кнутом полечу... Еще до встречи...

- Повторяетесь!

- Опять грубишь? Откуда знаешь, что я оборотень?

Рэми не знал. Нет, знал. Чувствовал. От Армана исходил тот самый, едва ощутимый звериный запах, что и от Мира. Раньше Рэми не понимал, что это такое, но теперь до него дошло... Арман - оборотень. Как и Мир...

- Язык прикусил? - ответил Арман. - Что же, шел ты не ко мне, это правда. Но после разговора с моим другом тебя ждет другой. Очень нелегкий. А спрашивать я умею. И люблю. Пошел вперед!

Рэми прикусил губу, сдерживая рвущуюся наружу ярость. Арман ему грозит, но не знает - кому грозит. Не знает, что хватит одного движения Рэми, чтобы не очень-то сильного арханчика по елкам размазать, хватит, а нельзя. И приходится сдерживать злость, идти вперед и помнить - сначала Гаарс, сначала его спасти. Поговорить с покровителем, потом, только потом - думать о себе.

Но сложно-то как! И сила замка опьяняет, почему-то увеличивая силу Рэми в несколько раз. Встречает, будто старого знакомого, и хочется, очень хочется, прогуляться по парку в одиночестве, насладиться властью магии - а нельзя! Надо изображать глупого и напуганного мальчишку-рожанина, который и знать не знает, что такое магия, надо подчиняться... Пока!

И надо смотреть под ноги, чтобы нос не разбить, подумалось Рэми, когда он поскользнулся и упал в сугроб.

- Еще и слепой! - прошипел Арман. - Дай мне амулет!

Рэми поспешно поднялся, достал спрятанный за пазухой мешочек и окоченевшими пальцами начал развязывать завязки. Но терпение Армана иссякло - он выхватил мешочек, толкнул Рэми к стоявшей неподалеку беседке и приказал:

- Жди здесь! И из беседки не выходи. Ты меня слышал...

- Я слышал, архан, - ответил Рэми, с трудом сдерживая улыбку.

Слышал-то слышал, а вот слушал ли? Архан зря пугает. Ну что может быть страшного в этом парке?

4.

И стоило затихнуть скрипу снега под ногами Армана, как Рэми спустился со ступенек беседки и с интересом посмотрел в глубину пронзенного тоненькими, едва видными, золотистыми ниточками магии леса.

А лес жил. Каждое растение жило, каждое шептало, каждое звало, каждое манило, каждое просило выслушать. Но Рэми было некогда! Времени так мало, а второго шанса попасть в замок повелителя у него может и не быть. Он смело шагнул в сугроб и удивился, когда вместо снега ступил на тщательно утрамбованную тропинку.

- Помогаешь мне? - шепнул он парку.

Обошел беседку, и парк все так же кидал ему под ноги удобную тропу, вел среди сугробов, между цветущих розовых кустов, к берегу небольшого, округлого озерца с крутыми, уходящими вниз берегами.

Озеро, как ни странно, не замерзло. Черная, густая вода, резко контрастирующая с голубовато-белоснежными сугробами. А в темной, как душа отверженного, воде мелькает что-то серебристое... похожее на стройное женское тело.

Колыхается черная гладь, идет волнами. Захватывают взгляд Рэми ярко-зеленые глаза, завораживает водопад изумрудных волос, увлекает серебристый, похожий на песню ручейка смех. И Рэми, забыв где он и зачем, делает шаг навстречу протянутым рукам, ласковой улыбке...

Хорошо здесь. К чему уходить?

"И не надо! - позвала русалка. - Останься!"

Арман нашел Мира там где и ожидал - у круто уходящего вниз обрыва. Там, внизу, раскинулась столица - передвигались в лабиринтах улиц маленькие, с муравьев, человечки, дышали, переживали, жили.

А Мир - будто и не жил. Сидел на зеленом коврике скрестив ноги. Руки его лежали ладонями вверх на коленях, грудь медленно, плавно вздымалась в такт дыханию, каштановые волосы гладил легкий ветерок. И Арман разозлился - вновь ушел друг в свой мир, убежал, оставил позади проблемы. В который раз... и так не вовремя... и так не хочется его оттуда вытаскивать...

В одной тунике, в одежде простого горожанина, Мир казался моложе. Слабее. Только вот слабости в нем мало. А вот нетерпеливости - хоть отбавляй.

- Ты нашел?

Арман вздрогнул - слух Мира в последнее время обострился, может, даже слишком. Да и нервным он стал, беспокойным. И все почему? Из-за мальчишки, которого Арман не знал, а уже почти ненавидел. На которого вынужден был тратить время, искать в тавернах, на постоялых дворах, и в то же время хранить поиски в тайне.

Мир так приказал. И приходится повиноваться, потому что некоторым друзьям противиться нельзя...

- Я задал вопрос! - Мир поднялся с коврика. - Ты нашел Рэми?

- Нет... - покачал головой Арман, и осторожно продолжил:

- Думаю, тебе стоит сказать опекуну, что юноша в столице. Чем больше проходит времени...

- А я думаю, ты слишком доверяешь Эдлаю.

- Ему доверяет твой отец, этого должно быть достаточно...

Мир не ответил. Посмотрел в последний раз на раскинувшийся внизу город и повернулся к другу.

- Давно хотел с тобой об этом поговорить, да вот оказии как-то не было, - сказал он, натягивая белоснежные перчатки. - Ты все в делах... не смотри на меня, знаю, что перерываешь столицу в поисках мальчика, знаю, что исполняешь мой приказ. Но все ж хотел бы почаще видеть тебя в замке...

- У тебя есть телохранители, - заметил Арман, показывая взглядом на стоящих неподалеку трех мужчин.

Мир скривился. Арман - нахмурился. Знал он, что друг любит своих телохранителей, но не любит однообразие. А еще - советов, на которые тот же Лерин никогда не скупился.

- Не хватает одного, - ответил Мир.

- Может, не все избранные становятся телохранителями? Ты не подумал об этом? Может, Рэми только резерв, тот, кому не суждено стать кем-то большим?

- Может, - задумчиво ответил Мир, накидывая на плечи теплый плащ. Арману не понравился этот ответ, ему показалось, что Мир что-то не договаривает. Впрочем, Арман совсем мало знал о магических связях между Миром и его телохранителями, как мало о них знал любой в Кассии. Государственная тайна... либо что-то, о чем Мир предпочитал не рассказывать.

Арман оглянулся на сопровождающую Мира троицу и впервые задал себе вопрос - что в них такого, чего нет в других? Сильный дар? Или что-то еще?

Один из телохранителей, Кадм скучающе кормил мясом медвежонка, поглаживая его по брюшку. Но Арман знал, что с таким выражением скуки на лице воин вонзил бы меч в брюхо зверя, да по самую рукоять, да еще перевернул бы лезвие пару раз, наслаждаясь каждый предсмертным вздохом животного. Жесткий и беспринципный, ироничный и безжалостный - таким был на самом деле телохранитель силы.

С таким же безразличием ворвался он вчера в комнату Армана, одним ударом отбрасывая наемного убийцу к стене.

И теперь сложно было забыть Арману как безжалостные глаза телохранителя, так и стоны убийцы. И крики, вызванные бесконечной чередой умелых пыток. И капли крови на ковре, книгах, даже стенах.

Кадм и не вспомнил, что в покоях находится Арман. Раз за разом бил он выплесками силы лежавшего у его ног, задавая один и тот же странный вопрос - кому нужна смерть Армана? Но ответа так и не получил, а измученный убийца, наконец-то, потерял сознание. И лишь тогда усталый Кадм повернулся к ошеломленному хозяину покоев:

- Прошу прощения. Слуга замка приберет беспорядок...

Беспорядок... Арман был дозорным. Много раз ловил воров, убийц, много раз дрался на улицах, наказывал слуг за провинности. Но никогда не пытал. И только вчера уяснил, что пытать не сможет.

Кадм, так мило сейчас игравший с медвежонком, еще как мог.

- Но они не понимают, - так же спокойно ответил Мир, - они многого не понимают...

Арман вздохнул глубже. Он не был согласен. Тонкий и хрупкий с виду Тисмен, наверное, бы понял. Зеленый телохранитель, вообще любил все зверье, даже нечисть.

И оборотней не чурался. Потому к Арману приглядывался с повышенным интересом, задавал глубокие, осторожные вопросы. И с таким же холодным интересом в зеленых глазах подал он недавно Арману кувшинчик... чтобы проверить, "как действует зелье на оборотней в период новолуния".

- Ты - поймешь...

Вот кто действительно не понимает, так это третий телохранитель Мира. Лерин. Холодный, расчетливый, - истинный кассиец. Высокий, хорошо сложенный, с гладко зачесанными седыми волосами. Всегда невозмутимый, всегда правильный, Лерин был истинным сыном рода Балезара, знал своих родственников до десятого колена и с огромным трудом принимал истину: Мир - оборотень.

Потому, может, Лерин седым и стал - от стыда. Вот и сейчас посматривал на Армана с легким презрением, а в глазах его читалось - ты лариец, и именно ларийская, поганая кровь разбавила чистую кровь арханов... принесла в Кассию беду.

- Тисмен все время ищет какие-то зелья, - начал шептать Мир. - Покоя мне полнолуниями не дает - опаивает по уши. Все боится, что вновь стану... им. А я... а я уже не боюсь.

Арман вздрогнул, оторвал взгляд от Лерина и повернулся к другу.

- В ту ночь я опять превратился...

- Ты мне говорил.

- Но сумел остаться человеком, этого я тебе не говорил. Оказалось, это так легко - стать зверем только снаружи, сохранив человеческий разум. Арман, я могу не убивать. Я могу превращаться не терять рассудка. Тогда что в этом плохого? Почему я должен скрываться ото всех, почему я должен врать? Пить эти проклятые зелья... видеть страх в глазах собственных телохранителей? Они ведь бояться. Что меня разоблачат, что меня раскроют. А я уже ничего не боюсь.

- Мир, это не игра! И ты не можешь быть тем, кем хочешь - люди не поймут. И не поверят, - холодно ответил Арман. - Им не объяснишь, что оборотень не теряет разума. Не объяснишь, что шкура зверя - это как одежда... она лишь помогает познать мир...

- И ты знал...

- И я знал... - ответил Арман.

- Так почему не сказал? - глаза Мира вспыхнули гневом, и Кадм оставил на мгновение медвежонка, насторожился, почувствовав гнев своего архана. Но Мир продолжал, а телохранитель успокоился, вернувшись к зверю:

- Почему позволил мне бояться!

- Потому что... - Арман замялся, - потому что сложно долго оставаться человеком, когда знаешь, что это такое... как лунный свет ласкает шкуру. Как ветерок гладит траву, и ты бежишь в темноте, чувствуешь иначе, живешь иначе, дышишь иначе! Сливаешься... с лесом... А теперь, в городе, я не могу стать...

- Зверем? - спросил Мир.

- Зверем... - подтвердил Арман.

Он вдруг вспомнил, как выпрыгивал лунными ночами в окно поместья, как бежал по спящему саду, а трава ласкала плечи, грудь, расчесывала шерсть. Как растекался под лапами ночной туман, и роса бодрила, заставляла бежать быстрее, еще быстрее... чтобы на рассвете вернуться довольным и усталым, впрыгнуть в окно, приласкаться к рукам няни, услышать тихий шепот:

- Знаю, как тебе тяжело, знаю, родной... но на сегодня хватит.

И вновь стать человеком. Почувствовать кожей ткань, носить одежду, улыбаться, быть среди них, но чувствовать глубже, слышать лучше, видеть острее... потому что тело для оборотня - это помощник. А для человека часто - враг.

- Ты должен скрывать нашу кровь, Мир, - продолжал уговаривать Арман с трудом вырвавшись из приятных воспоминаний. - Как должен это делать я - глава Северного рода.

- Иногда я жалею, что вытащил тебя из той деревни...

- Я об этом никогда не жалею, - ответил Арман. - За все надо платить. Я стал арханом, почти нормальным кассийцем, почти забыл кто я, и кем был когда-то. И тебе надо об этом забыть. И о той ночи, и, уж прости, о Рэми.

- О Рэми мне не забыть, - заметил Мир, оглянувшись на Лерина. - Тебе не понять, что такое связь с телохранителем. Это даже больше, чем связь с харибом. От хариба я могу отказаться, от телохранителя - нет. И не понимаю... почему.

- Почему что?

- Почему он убежал...

- Потому что увидел оборотня. Мужчину. И почувствовал сильное притяжение, которого не понимал. К архану, а рожане, как правило, арханов боятся. А теперь поставь себя на место мальчишки-рожанина. Что он мог подумать? Что бы ты подумал?

- Что сошел с ума... это похоже на любовь, но это не любовь... это ослепление. Страшная жажда. Но у меня есть еще трое - у него нет никого помимо меня. О боги, почему я дал ему уйти! И как он может быть вдали от меня? Его должно тянуть, должно, понимаешь? Другой бы уже давно на коленях приполз... почему этот упрямец с черными глазами сопротивляется? Нет, не так. Откуда находит силы сопротивляться?

- Не слишком ли много чести для простого мальчишки, пусть даже для избранника? - холодно ответил Арман. - Ты чего-то не видишь, Мир? Я тебе объясню - мы потратили много времени на поиски. И все зря. А мальчика твой - рожанин-маг. Представляешь, что будет, если до него доберется темный цех? А? Мир, это опасно. Дай мне поговорить с опекуном. Иначе мы получим избранника под властью черной силы. Позволь мне...

-... убить его...

- ... иногда так лучше...

- ...позволяю.

Тяжело далось Миру это решение. Ему все, что касалось Рэми, давалось тяжело. И сжигающая душу тоска по кому-то, кто должен быть рядом, а не был, и обида на мальчишку, что дважды ускользнул, и разочарование... Чувства, которые до встречи с Рэми были Миру незнакомы.

И теперь он был благодарен, что Арман промолчал. Лишь кивнул, положил руку на плечо, даря поддержку. А поддержка Миру была необходима.

Может, и в самом деле, так лучше?

Лучше... читается в глазах Лерина.

Что ж ты делаешь - молча спрашивает Тисмен.

Мне все равно - отзывается душа Кадма.

И ему, Миру, должно быть все равно. Рэми ведь все равно. Ушел, проигнорировав сильный зов связи, и живет себе где-то в столице, не чувствует, как душа Мира обливается кровью...

А ведь он уже и забыл, что такое встреча с новым телохранителем. Что такое нетерпеливое ожидание привязки, пока маги и жрецы адаптируют душу избранника для новой роли. И какое облегчение вызывает сам вид этого избранника, горящие счастьем глаза. Ведь это огромная честь... Честь, от которой Рэми убежал.

И завтра, когда Эдлай узнает, где находится Рэми, отряды дозорных перевернут город, осмотрят знаки каждого горожанина, прочешут столицу квартал за кварталом. Арман не может, у Армана нет стольких людей, а советник повелителя - то дело другое.

И Рэми найдут. Но ведь горд мальчишка, и живым людям Эдлая не дастся. Мир это знал. И ничего поделать не мог... Да уже и не хотел.

- Ты пришел не за этим? - повернулся он к Арману, ежась под теплым плащом.

Почему стало вдруг так холодно? Ведь если Рэми умрет, исчезнет тоска... уйдет с душой упрямого мальчишки и станет легче. Должно стать легче...

- И за этим тоже, - мягко ответил Арман. - По дороге в замок я встретил странного человека. Но ищет он не меня. Тебя. И просил тебе передать это!

Мир задумчиво взял с ладони Армана кругляш, улыбаясь повертел его между пальцами. Вспомнил он небольшой загородный дом, духоту тесной комнаты, жесткие, много раз стиранные простыни. И аромат сосновых веток, стоявших в небольшой вазе на покрытом вышитой скатертью столе.

Удачно спаситель явился... Будет с кем поболтать, посидеть за чашей вина в покоях, забыть на время о паршивце, который бежит от собственного призвания.

- Где он? - набрался решительности Мир, отдавая кругляш Арману.

- В беседке у озера, - ответил дозорный, заглядывая другу в глаза. - Прости, я не стал вести его сюда, хотел с тобой поговорить... сначала дела твои, а потом твоих подопечных. Не так ли, Мир?

Мир вздрогнул, да издевку съел. Но блеснули неприязнью глаза Лерина: не любил белый телохранитель Армана, не одобрял таких вот дружеских подколок, хотя сам до них частенько опускался...

Несправедливо это. В этом мире многое несправедливо. И Миранис прекрасно знал, за что его телохранитель не любит Армана - за кровь оборотня. Ту самую кровь, что течет и в жилах Мира.

Резко развернувшись, Мир направился к беседке. Надо срочно выпить. Одному нельзя, телохранители не захотят, Арман и вовсе белый пушистый, пьет редко, а вот Гаарс подойдет вполне.

Привычно прокладывал дорогу под ноги сад, сыпались на снег розовые лепестки, капало с сосулек, и выглядывали из-за деревьев магические создания.

Мир любил населять парк "нечистью". Отец сопротивлялся сначала, потом смирился, и вскоре в парке появились русалки, драконы, гарпии, единороги, пара сфинксов.

Мир хотел поселить сюда и пегаса, но пегасы водились только в Виссавии, а виссавийцы категорически отказались привозить их в Кассию. Почему - не объясняли. Они никогда и ничего не объясняли.

И отец ничего не объяснял. Все щадили Мира, оберегали, будто он был дорогой, но ненужной игрушкой. Сменялись учителя, сила Мира росла вместе со знанием, но дало ли это ему власть? К власти отец сына не допускал... И к интригам не пускал, зато недавно интриги ворвались в жизнь Мира сами.

Одно покушение за другим. Беспокойство в глазах телохранителей, бессилие дозорных. И постоянное наблюдение, которого Мир ненавидел... если бы не оно - давно бы сбежал в город, а таверну, залился бы до самого горла дешевым вином и был бы счастлив. Потому что здесь, в замке, в золотой клетке, счастливым быть невозможно.

- Где Гаарс? - спросил Мир, когда они дошли до беседки.

Арман прикусил губу - явный признак того, что дозорный в ярости - огляделся.

- Что-то и у тебя не сильно-то получается влиять на рожан, - усмехнулся Мир, срывая с овивавшего беседку виноградника тяжелую кисть. Приправленная морозным холодом ягода растаяла на языке, наполнив рот кисловатым соком. Искать пропажу Мир и не думал, забавляясь гневом Армана. Куда денется эта пропажа из парка? Отсюда еще никто не сбегал.

- Вы, случаем, ищите не мальчишку, лет так семнадцати, с черными волосами? - невинно поинтересовался стоявший неподалеку Кадм.

- Нет! Да! - одновременно ответили Мир с Арман.

Это стало даже интересным. Гаарс на юношу похож не был... значит, амулет принес не он... так кто?

- Кого ты привел? - спросил Мир Армана, наслаждаясь бледностью обычно спокойного дозорного.

И все же зря Лерин не дружит с Арманом. Они оба так хорошо бы спелись... зануды! Правильны до скрежета зубов... и столь же скучны и предсказуемы...

- Мальчишка вам живой нужен или не очень? - продолжал язвить за спиной Мира Кадм.

- Живой! - прошипел Мир, отбрасывая недоеденный виноград.

И в самом деле. С Арманом поиграть он еще успеет. Сейчас гораздо интереснее этот неведомый гость... мальчишка.

Посмотрев на озеро, Мир еще успел заметить, как утаскивают кого-то под черную воду зеленоватые руки. Не, русалочка, гость этот принадлежит мне! И ты его, тварь зеленая, не получишь

- Именем повелителя Кассии, - начал Мир, - приказываю немедленно выпустить человека!

Мир и не надеялся, что русалка подчиниться сразу. Еще не было того, чтобы нечисть так легко сдавалась, но именно за эту дерзость Мир русалочку и любил... Так не хватало этой самой дерзости при дворе... Скучно...

Русалка вынырнула, все так же сжимая мальчишку в объятиях, повернула к беседке лицо, и Мир сглотнул...

Расползается по груди мягкая истома, сжимает сердце, потом заставляет его биться гулко, тревожно... И Мир делает шаг вперед, стремясь перепрыгнуть через ограждение, броситься в воду, наслаждаясь дарующим покой холодом... Но телохранители быстрее, как всегда, быстрее: крепко жмет плечо рука Тисмена, удерживая. Обжигает сила Лерина, отрезвляя. Отталкивает Мира от ограждения Кадм, грубо, беспощадно, встав перед своим арханом....

- Уже! - шепчет Мир, чувствуя, как скатывается по щеке капля пота. - Уже все в порядке.

Кадм послушно шагает в сторону, Лерин отводит пылающий силой взгляд... А Тисмен скучающе отходит к скамье. А Мир медленно звереет, понимая, что его сейчас чуть было не заворожили. Что же, игры закончились.

- Не мани меня, - кричит Мир русалке. - Не смей! Или силы моей не знаешь? Не знаешь моих телохранителей? Отпусти человека. Я не хочу тебя ранить. Отпусти добровольно!

Но не слушает русалка, нечисть бездушная! Хмурит кустистые брови, растягивает губы в усмешке. И вдруг впивается в губы жертвы жарким поцелуем...

Дался ей этот мальчишка! И Миру он почему-то дался. Может, из любопытства? Или из-за упрямства? А какая разница! Этот мальчишка к нему пришел и русалке его Мир не отдаст!

Как не странно, безвольная до сих пор жертва вдруг отвечает поцелуем на поцелуй. И человеческие руки обхватывают русалку за талию, проводят ласково по чешуе... заставляя затрепетать холодное русалочье тело.

- Умеет в женщинами обращаться, - одобрительно заметил Кадм. - Может, не будем им мешать?

Издевка телохранителя лишила Мира остатков разума. Еще как он им помешает! Но не успел Мир шагу сделать, как темная вода вокруг целующихся вдруг окрасилась синим...

- Ты говорил, что это рожанин, - как всегда, первым сделал вывод Лерин. И, как всегда, не упустил шанса подколоть Армана. - Умеешь ты гостей выбирать, дозорный... Привел к Миру мага? Не проверил?

- Лерин! - одернул его Мир. - Чего стоишь, вмешайся!

Лерин подчинился сразу, оставив на время Армана в покое. Короткое заклинание и русалка закричала от боли, беспомощно извиваясь, когда вместе ее с человеком выдернуло из воды и грубо швырнуло к ногам Мира...

- Я предупреждал, - прошипел Мир.

Русалка возмущенно ударила хвостом по белоснежному мрамору, окатывая людей озерной водой. Лерин выругался. Он терпеть не мог, когда ему портили одежду.

- Я сказал, - продолжал настаивать Мир. - Отпусти человека! Уходи в озеро и отпусти человека.

- Он мой, - упрямо шипит русалка. - Мой. Отдай мне его... у тебя много. А я одна... мне плохо. Прошу тебя...

Мир глубоко вздохнул, почувствовав вдруг себя виноватым. Ведь в ярко-зеленых глазах русалки прочитал он не ожидаемое упрямство, не каприз, а обжигающее душу одиночество.

- Отпусти человека! - мягко сказал он. - Даю слово, я найду тебе пару...

- Верни меня в воду... - перестала вдруг сопротивляться русалка, - задыхаюсь, сжалься...

Мир посмотрел на Лерина и телохранитель чуть видно кивнул. Вновь загорелись синим его глаза, вновь разорвало зимний воздух заклинание. За спиной раздался тихий плеск. Кадм наклонился и легко поднял неудачливую жертву русалки на руки, с помощью Лерина устраивая его на скамье и пропуская Тисмена.

- Мир... Это же... - прошептал зеленый телохранитель.

Мир и сам видел. И не знал в этот миг, плакать ему или смеяться.

Знакомые черные волосы. Бледное лицо, настолько бледное, что, кажется, принадлежит мертвому. Упрямый изгиб покрытых инеем губ.

- Блокируй его силу, быстро! - прошипел Мир, приходя в себя. - И если он опять удерет, я с тебя шкуру спущу.

- От меня еще никто дважды не удирал, - недобро улыбнулся Тисмен.

Глава третья. Пробуждение

Кружится голова. Болью вспыхивают в сознании искры, давит к кровати слабость и так не хочется отпускать неясный сон. Думать не хочется. Даже дышать не хочется. Потому что тягостно, потому что наполняет жаром при каждом вздохе легкие, и поддаться бы слабости, да забыться, но не дает кто-то вне. Тянет упрямо вверх, ведет сквозь пелену сна к свету, заставляет дышать глубже, ровнее. Ощутить болезненность кожи, жадно глотнуть воздух, задыхаясь, содрогнуться от кашля.

- Тише, спокойнее, - мягко уговаривает тихий голос.

Чужие руки прижимают ко рту платок, смоченный в едкой жидкости. Ненадолго резкий запах обжигает легкие болью, зато проходит удушливый приступ кашля, и обессилевшему Рэми чьи-то заботливые руки помогают опуститься на подушки.

- Спокойнее. Не двигайтесь... дайте себе время...

Осторожно, еще не веря, что боль прошла, Рэми открывает глаза.

- Не спешите, - уговаривает тот же голос.

Медленно, очень медленно, перестает быть ярким свет. Из расплывчатых становятся резкими очертания комнаты, приходит узнавание... пока еще неясное, оно не оформилось в мысль, не вызвало эмоций.

Рэми отдыхает. Ему сейчас так надо отдохнуть. Но разум рывком выдирает его из ласкового плена сонливости. И Рэми, наконец-то узнает холодные, зеленые глаза человека, сидевшего у кровати.

- С возвращением! - холодно заметил Тисмен. - На этот раз вам не убежать, даже не надейтесь.

Рэми молчал, пытаясь выгнать из головы сонную дурь. Устроился с помощью Тисмена на кровати, послушно сделал глоток из нефритовой чаши и вновь обессилено опустился на подушки...

Страх холодной змейкой проскользнул по позвоночнику. Он опять был в "зеленых" покоях Тисмена и вновь больной, лежал на той же самой кровати, что и луну назад.

Только одного тут сегодня не было: одиночества. И пустая когда-то комната полна людей: сидит у камина в кресле с резными ручками Мир. Откинувшись на спинку, перекинув нога на ногу, он мирно беседует со склонившемся над ним молодым высоким мужчиной.

Опасен тот мужчина. Неприятен. Будто вырезанная из льда статуя: идеальная, правильная до последней складки сложного наряда, холодная, с седыми, почти сливающимися с кожей жидкими волосами.

"Старик", прозвал его сразу Рэми, отводя взгляд. Молод, а все равно как старик...

- Посмотрите мне в глаза, - приказывает Тисмен.

Рэми подчиняется. Вздрагивает, когда захватывает его взгляд архана, тянет за собой, растворяет в синем свете. И ужасается, когда осознает - он может не ответить тем же. Спит внутри бушующее когда-то море, покрывшись темно-синим льдом...

- Отлично, Кадм, - довольно улыбнулся Тисмен, поворачиваясь к коренастому мужчине, сидящему в ногах Рэми. - Сила его спит и наш рожанин стал почти нормальным.

Мужчина, которого Рэми прозвал про себя воином, не ответил. Он был занят: забавлялся со уродливой, похожей на большого таракана, зверюшкой. Зверюшка, азартно поблескивая агатовыми глазками, шипела, недовольно фыркала, пытаясь поймать привязанный к веревке кусочек мяса.

- Нормальным он, боюсь, не будет никогда, - холодно ответил, наконец-то, Кадм, отрывая мясо от веревки и бросая его уродцу. - Хватит с тебя сегодня, маленькое чудовище.

Зверюшка съела кусок и довольно урча отправилась спать у камина, а Кадм подвинулся ближе к Рэми, заглянул ему в глаза и тихо прошептал:

- Теперь поговорим.

- Не о чем говорить, - сжался под холодным взглядом Рэми.

- Есть о чем, молодой человек. А ты, кажется, со снадобьем переборщил, Тисмен, - вмешался в разговор Мир. - Наш беглец стал слегка трусливым и забыл о своей дерзости.

- Я помогу. - Старик пытался было подойти, но Рэми дернулся от колдуна, как от зачумленного.

Его уже тошнило от магии, арханов, замка, секретов, оборотней. И безумно хотелось назад, в лес. Где все спокойно, все понятно, и где не путают благодарность с золотым поводком.

- Зря... - холодно сказал Старик, вновь отходя к Миру. - Вы уже и так слишком долго от нас бегали, молодой человек. Может, достаточно сопротивляться-то?

- А вы решили, что меня сломали! - прошипел Рэми. - Не надейтесь! К Эдлаю я так просто, как ягненочек на веревочке, не пойду!

- У нас с тобой хватает и других, более приятных, тем для разговора, чем Эдлай, - осадил его оборотень.

- Например?

- Например, тот день, когда ты спас мне жизнь.

- Говорила мама, что не доведет до добра любопытство, и была права! Если бы я тогда прошел мимо...

Кадм хмыкнул. Поймав неодобрительный взгляд оборотня, он подавил усмешку, смахнул невидимую пылинку с коричневой туники и отвернулся к окну.

- Я просто хотел поблагодарить тебя за услугу.

- Правда? - воскликнул Рэми, с трудом поднимаясь. - Поблагодарили? Благодарность принята. Теперь мне можно уйти?

- Почему вы столь упрямы? - не выдержал зеленоглазый. - Вы ведь сами к нам пришли. Никакой ловушки не было...

- Жаль, что по пути ноги не отвалились! - прошипел Рэми, и плечи смотревшего в окно Кадма подозрительно затряслись.

- Хватит, Рэми! - перебил его оборотень. - Всю жизнь желаешь быть беглецом? Твоя татуировка теперь чиста, это правда. И об этом у нас будет разговор особый, но тебя все равно ищут и когда-нибудь обязательно найдут. Даже если я отпущу.

- Вам какое дело? - огрызнулся Рэми. - Ну спас я вам жизнь - ну так забудьте и идите дальше. Чего вы ко мне привязались? Чего вам от меня надо?

- Да ничего мне от тебя не надо, - горько улыбнулся оборотень. - Напротив, я предлагаю: защиту.

- А нужна ли мне ваша защита? Аль не видите - я и так неплохо устроился. Неплохо жил и без вас?

- Ошибаешься, - горько усмехнулся оборотень. - Жил ты только благодаря моей доброте. Но если ты уйдешь, доброта моя иссякнет. И я скажу Эдлаю, что ты в столице, буду вынужден это сделать. А Эдлай - советник повелителя, ты не забыл? В его руках все отряды дозорных, и я сильно удивлюсь, если завтра ты не будешь в темнице.

- Грозишь мне? - отшатнулся Рэми. - Мне? Своему спасителю?

- Да, грожу, - ответил Мир. - Да, своему спасителю. Потому что ты спаситель, а я - отвечаю за столицу. И не могу отпустить на свободу сильного мага. Не могу оставить тебя без присмотра, не имею права, слышишь? И потому либо ты будешь служить мне, либо умрешь. Другого выбора нет ни у тебя, ни, увы, у меня.

Во как дело обернул, подумалось Рэми. Смертью грозишь, да еще и на жалость давишь. Мол, я тоже в безвыходном положении, я тоже должен. Только вот не верится почему-то.

Думаешь, поймал у ловушку, вообразил, что выхода нет? Есть.

- Разговор бесполезен, - расслабился Рэми, не обращая внимания, как ползут вверх брови Мира, как оборачивается Кадм и уже не усмехается, смотрит с неприкрытым любопытством.

- Разговор бесполезен, - повторяет Рэми. - Не с тем говоришь, Мир. За меня решает глава рода.

Мир побледнел, так сильно, что Рэми мысленно сжался... плохо это, когда архан бледнеет от ярости, для рожанина всегда плохо. А в ситуации Рэми - и того хуже.

Мир медленно, не спуская взгляда со своего пленника, поднялся с кресла. Подошел к Рэми, схватил его за руку, да дернул на себя так сильно, что тот не сумел сдержать гримасу боли. Вновь неприятный осмотр, вновь обожгла запястье игра золотистых нитей, нахлынула слабость и незнакомая доселе Рэми гримаса гнева на миг исказила черты Мира.

- На поляне ты был главой рода. Видел это и Тисмен. Ты не захотел подчиниться мне и продал свою хваленную свободу другому? Ну ты, брат, и дурак...

- У меня не было выхода...

- Мог пойти со мной! - жестко ответил Мир.

- С оборотнем? С нечистью? А с чего бы это? - Кадм перестал улыбаться и глаза его стали серьезными, настолько серьезными, что даже Рэми понял - сморозил глупость. И еще какую! Прикусив губу, он сжался, когда глаза седовласого засветились синим. Сейчас архан обожжет магией, и Рэми не в силах будет сопротивляться...

- Я - не нечисть, - отчеканил Мир, жестом останавливая Старика.

- Нечисть! - упрямо возразил Рэми, которому терять уже было нечего. - А если даже и не так, нам не по пути. Отпусти меня.

- Боги, да ты еще больший дурак, чем я думал! - взмолился Мир. - Если бы я на поляне не увидел тех знаков... то летел бы ты сейчас из замка мячиком, если так любишь свободу. Если бы не твоя сила, что скорее опасна, чем полезна, и тогда бы ты полетел отсюда! Зачем мне с тобой играться? Много чести для тебя, рожанин, слышишь! Но не могу я тебя отпустить. Ты маг. Неуравновешенный, глупый маг. Но и этого мало. Властью судьбы, ты избранник! И я имею право требовать от тебя многого!

- Я так не думаю, - упрямо ответил Рэми. - Я не знаю, что вы там увидели, но увидели вы неправильно. Когда вы, наконец, поймете, что мне не нужно ваше покровительство? Что я и без него отлично справляюсь?

Кадм вновь хмыкнул. Тисмен медленно краснел. Старик чуть улыбнулся. А Мир продолжал уговаривать. Мягко, как ребенка:

- Два раза ты ушел, теперь я тебя не отпущу.

- Почему?

- А ты не знаешь? Ты слеп или настолько дурак, что действительно не догадываешься? Не чувствуешь?

Рэми задумался. Может, и знает... Или только догадывается. А Мир заглянул неожиданно в глаза, вывернул душу Рэми наизнанку, и засмеялся:

- Знаешь! И все равно сопротивляешься... Да только поздно, Рэми. Ты прав, я не могу надавить на тебя, но я могу надавить на твоего главу рода. И верь мне, ты особый. Другие не сопротивляются. И ты исполнишь свой долг... маг-рожанин! Хочешь ты того или нет... Потому что ты сам не знаешь, чего хочешь! Не так ли?

Мир распахнул ворот рубахи Рэми и сорвал амулет Урия, да так грубо, что шею Рэми резануло болью.

- Вот оно как. Хороша игрушка, сильна, - сказал Мир, любуясь на висящий на кожаном ремешке кусочек метала. - Вот как ты от меня бегал, вот почему не отзывался на мой зов. Вот почему и сейчас ерепенишься. Кто это тебе дал?

Рэми отвернулся, не отвечая. Про себя он может сказать многое, но Урия не выдаст. Никого не выдаст. Пусть Мир его пытает, пусть на куски режет, а не выдаст...

Но пытать Мир не спешил. Вдруг оставил Рэми в покое и бросил амулет Кадму:

- Можешь не отвечать. Не надо. Без амулета ты быстро поймешь, что к чему. И станешь моим, хочешь ты это или нет. А игрушек подобной этой тебе больше, радость моя, не понадобится. И теперь ты в полной мере вкусишь сладость уз богов... и сам взмолишься, чтобы стать моим телохранителем... На коленях будешь умолять, чтобы я смилостивился и тебя не отвергал. А потом сам мне все расскажешь...

- Никогда, - прошипел Рэми. - Никогда ты меня не сломаешь...

- Уже сломал, - ответил Мир. - Кадм... приведи мне этого главу рода... Хочу посмотреть на рожу того, кто уломал нашего недотрогу...

Рэми откинулся на подушки. Неясная тревога, полузабытая, спавшая глубоко внутри, вдруг всколыхнула его душу, да так, сильно, что Рэми послушно вынес новый осмотр знаков рода, забыв даже скривиться от резкой боли.

А Кадм не унимался, бросая на одеяло знакомый кругляш амулета:

- Еще один вопрос, прежде чем ты окончательно заснешь, - жестко спросил Мир. - Что это значит? Какое отношение имеешь ты к Гаарсу?

- Гаарс - глава моего рода, - устало прошептал Рэми. - И единственный человек в этом мире, которому я доверял.

- "Доверял"? - усмехнулся Мир. - А теперь?

- А теперь - не твое дело... - прошептал Рэми и вдруг почувствовал, как жар заливает ему щеку... поняв, что грубит. И кому? Миру?

- П-р-о-с-т-и... - прошептал он, чувствуя себя неловко. Мир вздрогнул, потом ласково улыбнулся и мягко спросил:

- За что, друг мой?

- Не должен... не могу... не понимаю... Я... не... прости...

Рэми действительно не понимал, как он раньше осмеливался даже слово дерзкое сказать своему архану. Не понимал, как он мог бегать от Мира, скрываясь от него в городе, ведь теперь, когда оборотень сидел рядом, казалось Рэми, что он предал своего господина, тому, кому поклялся служить до самой смерти.

Стыдно... и противно от собственной глупости.

- Надо же! - усмехнулся Кадм. - Ты, как всегда, прав, Миранис. Это его амулетик глушил. А теперь наш мальчик начинает в полной мере чувствовать узы богов... и тебя уже любит...

- Иногда мне хочется повесить ему эту игрушку обратно, - без улыбки ответил Мир. - Без нее он был симпатичнее.

- Ну тут выбор небольшой. Либо ты его сломаешь, либо сломают боги. Как по мне - второе предпочительнее... ты погляди на мальчика... неужели и я на тебя так смотрел?

- Успокойся, Кадм! - отрезал Мир. - Нашел время для своих издевок. Лучше делом займись. Вскоре Рэми подпривыкнет к узам богов и вновь придет в себя. И пока он не наделал глупостей, найди мне его главу рода и верни Рэми его драгоценную свободу.

- А чего его искать-то? - Кадм внимательно рассматривал ногти, игнорируя удивленный взгляд Мира. - В замковой темнице он.

- А подробнее?

- А подробнее не будет, Миранис! Только история взамен на историю! Как ты оказался в долгу у этого человека?

Мир нахмурился. Рэми казалось, что он вот-вот брызнет гневом, но принц лишь усмехнулся и, усевшись в кресло, поинтересовался:

- Мы не опоздаем с Гаарсом?

- Ты меня знаешь, - ответил Кадм.

- Тогда посидим, как друзья, и поговорим... расскажем... История за историю, друг мой. Тисмен, не спеши нашего красавца превращать в спящего принца. Пусть послушает...

Глава четвертая. История Мираниса

- Мне было скучно. Не надо на меня так смотреть, Лерин, мне действительно было скучно, и твое кислое лицо ничего не изменит. Отец отозвал Армана, придворные опостылели со своей глупостью и с вечным "мы вам просим, осторожнее!" Ваш присмотр стал невыносимым, вот я и решил... вдохнуть свежего воздуха.

Оставалось выбрать место. Столица давно не была для меня так мила, как прежде. Скучно в ней, не нашлось бы ни единого уголка, где бы я не был. Ни единого кабака, где бы я не отпил вина, и не единого хозяина таверны, которому не дали бы амулет опознавания. Но кому я рассказываю, а Кадм? Ты ведь собственными ручками раздавал те амулеты!

- А ты придумал, как их обойти, - жестко заметил воин.

- Придумал... Но позднее. А тогда ты был в выигрыше, Кадм. Что за радость сбегать из дворца, если первый же тавернщик меня бы узнал. А узнав, вызвал бы моих телохранителей? Вот и я решил сделать вылазку покруче.

В парке было тогда темно. А как же иначе - безлунная ночь, небо затянутое тучами. И совершенно безопасно. Скучно! Я уже переход открыл в выбранное место... как что-то бросилось мне в ноги.

Увы, но со мной это случается часто. Мой гнев, видимо, для некоторых ничто с гневом моего отца, и дозорный, что умолял меня не входить в переход, был очень убедителен. Только вот беда - я решил. А менять решения, как вы знаете, не в моих привычках.

Мы с дозорным поладили. После пары фраз он, верно, понял, что сопротивляться бесполезно, напросился меня сопровождать. Не скажу, что мне это понравилось. Но что мне оставалось - либо он и его несколько друзей пойдут со мной, либо я скроюсь в переходе, и он поднимет шум... Шума мне не хотелось, так не убивать назойливого дозорного за его верность?

И мы вместе вошли в переход... Рассчитал я правильно - на то есть замковые карты - и вылезли мы как раз перед небольшой таверной у тракта. Путешественники ту таверну очень хвалят, мол, там еда неплохая, и можно снять хорошенькую девочку.

- Тут тебе девочек не хватает, - съязвил Лерин.

- Хватает, хватает, другой мой. Но повторюсь - мне было скучно. Душа требовала разнообразия. А так как некоторые отрезали мне путь в увеселительные места столицы, пришлось искать нечто иное.

Таверна оказалась грязноватой, гораздо хуже столичной, да и пахло внутри не слишком ароматно - чем-то паленым. Там я впервые попробовал ферс...

- Ничего иного от тебя не ожидал, - заметил Лерин, за что немедленно получил в бок локтем от Кадма.

- Морали читать потом будешь, - заметил коренастый. - Сейчас мы слушаем.

- Ферс оказался кисловатым на вкус и очень хорошо прочищал мозги. Но только вот не надо так на меня смотреть, Лерин, твои морали слегка припоздали. Я поплатился за ту шалость и... сомневаюсь, что когда-нибудь ее повторю.

Ферс отнял у меня нечто большее, чем скуку. Осторожность. И здравый рассудок. А этого я не люблю.

Тот незнакомец вошел в таверну перед самым закатом. Я уже собирался уходить, как он нашел меня взглядом и сел за мой столик. Нагло, без разрешения, так, что послушно кисший до этого дозорный вскочил на ноги, решив вмешаться...

Только не люблю я, когда веселье портят. Вот дозорного и осадил: с забавными людьми поболтать всегда интересно.

А новый знакомый был забавным. Кожа серая, будто летами солнца не видела, пальцы длинные с синими ногтями, но ведь и не это ведь главное. Глаза у него были особые. Вытаращенные, как у рыбы, и цвета разного. Один синий, другой, кажется, зеленый. Странный человек. И улыбка странная у него была - будто не улыбался вовсе, а угрожал. Мне-то? Смешно...

Да и разговор он начал неожиданно:

- Вы необычны.

- Вы - тоже! - недолго думая ляпнул я.

И в тот же миг, встретившись с ним взглядом, я его невзлюбил. Не нравятся мне такие - холодные, бездушные... было в этом человеке нечто рыбье. И нездоровое... Не нравился он, в общем, очень не нравился. И в то же время интриговал. Хорошая мишень для насмешек, не так ли?

- Но я не оборотень, - усмехнулся он.

Думаете, я испугался? Или задумался? В тот момент не я говорил, ферс. И ферс дал мне смелости, хорошо, Лерин, не надо так на меня смотреть - скорее безумства, чем смелости... Вот я и не насторожился, а всего лишь усмехнулся, налил из кувшина еще вина и ответил:

- Почему вы решили, что я оборотень?

- Потому что вижу, - невозмутимо ответил незнакомец.

- Вы виссавиец, не так ли? - спросил я, и представляете, наш друг побледнел. Будто я наступил на его любимую мозоль, а вы ведь знаете, как я люблю чужие больные мозоли....

- С чего вы взяли? - нашелся он достаточно нескоро: я, помнится, успел допить вино и налил себе еще... и еще...

- Только виссавийцы и ларийцы могут так сходу определить в человеке оборотня, - пояснил я. - Кассийцы, даже маги, к таким знакам слепы. Надо провести сложный ритуал... на который у вас времени не было. На ларийца вы тоже не похожи.

Незнакомец заметно расслабился. И налил себе вина. Сладкого и густого, такое любят женщины. Он не подтвердил и не опровергнул, что он - виссавиец, просто откинулся на спинку скамьи, стряхнул с черного плаща прилипший листик, и заметил:

- Знаете, сложная история это мое происхождение. И, думаю, сейчас она не должна вас интересовать. Интересовать вас должно другое.

- Например?

- Был здесь недавно один человек. Кассиец, между нами говоря. И он точно знал, что вы оборотень. Иначе с чего бы ему шептать: "Проклятый зверь!", смотря в вашу сторону? Боюсь, вы имеете очень влиятельных врагов.

- Боюсь, я сам влиятельнее этих врагов.

- Я предупредил.

- Я - выслушал.

Разноглазый встал из-за стола и направился к двери, а я... продолжил напиваться.

- И не спросил, как выглядел тот кассиец! - вспылил Лерин. - Миранис, когда же ты повзрослеешь!

- Не для пса колбаса! Такие мелочи меня интересуют мало, - заметил оборотень. - Я не для того, дружок, полез в таверну, чтобы выполнять работу телохранителей. И вообще - будешь прерывать, откажусь рассказывать дальше.

- Ты забываешь, что не всем...

- А ты забываешь, что Рэми знает, кто я. Можешь расслабиться.

- Расслабиться? Несколько лун ходил Рэми ходил по столице! Мог проболтаться...

- Ну ты тоже ходишь, - прошипел Миранис.

- Успокойся, Лерин! - встрял Кадм. - Поздно что-то менять. И мы тут слушаем историю, не так ли? Или ты забыл, как для нас это важно?

- Важно, так важно. Я напился. О, Лерин, не смотри на меня такими глазами! Будто ты сам никогда не напивался...

И тогда вошла она... Она была такой... такой... Округлые формы, распущенные по плечам волосы... Золотой водопад в сочетании с карими глазами. Кожа, как золотая... А грудь! Какая у нее была грудь!

Хорошо, хорошо, Лерин, о самом интересном я умолчу. Буду щадить столь непонятную мне щепетильность. Скажу только, что такой красоты никогда я раньше не видел...

Кадм хмыкнул, и на этот раз была очередь Лерина толкнуть друга локтем в бок.

Я с ума сошел от страсти. Хотел иметь ее прямо сейчас, прямо на столе! Удержал все тот же дозорный...

Не надо так смотреть, Лерин, ты же знаешь... обычно так на меня дамы не действуют. Подозреваю, что то говорил наркотик вперемешку с вином. Подозреваю, что теперь, без наркотика, я бы на "красавицу" даже не глянул. Но вы же знаете, для пьяного каждая женщина красавица. Для балдеющего под наркотиком, оказалось, тоже.

Остановил меня хозяин. Да, да, не в каждой таверне хозяева тупые и заплывшие жиром, тот был очень даже молод и, что важнее - умен. Он сумел найти подходящие слова, и я согласился подождать... всего чуть-чуть, а потом меня обещали провести в специальные покои и дать насладиться телом красотки.

Лерин, опять хмуришься? Не одергивай его, Кадм, мне это даже нравится.

Я топил ожидание в хмельном напитке, который становился все более кислым... Хозяин оказался еще и хитрым. Решив, что я достаточно пьян, он начал поить меня дешевкой. Не знал, что к дешевке я непривычен... оттого ее так хорошо и чуял.

- Вас ждут комната и дама, - заметил наш умник, протягивая когтистую ладонь за деньгами.

И получил их! Тогда за ночь с красавицей не жалко было отдать половину Кассии, что мне были какие-то золотые!

Я поднялся из-за стола, безвольно прошел за худеньким мальчонкой. Комната, куда он меня привел, была совсем маленькой, пустой. Большую часть ее занимала укрытая красным покрывалом кровать. На ней - моя красотка. Точеные ножки, тонкая талия, полуоткрытая грудь. И ласкающие ее чужие руки.

Наверное, я ругался и громко. Хозяин услышал. Втиснулся в комнату (я ведь так в дверях и замер), оторвал девку от мужика и от души отвесил ей пощечину. Но что мне эта девка? Интересовал меня он, тот, кто осмелился покуситься на мою добычу!

Лерин, наркотик то был, наркотик. Трезвый, я бы посмеялся и прошел мимо. И пьяный бы посмеялся...

Но эта дрянь была сильнее! Я потянулся за ножом. А тот, другой, тоже трусом не был. Натянул штаны и вытащил из-под вороха одежды кинжал.

Кадм, ты знаешь, драться я умею... и люблю. Да и мой противник слабаком не был. Только удары он наносил по-другому... Мы тут учимся драться, он учился - убивать. Достать его удалось не сразу... Но я достал. Даже под влиянием наркотика я был сильнее.

Наверное, на этом все бы и закончилось - небольшим шрамом на его бедре, малой кровью. Наркотик наркотиком, но убивать хорошего воина ради девки? Боги бы мне этого не простили...

Да и мой враг это понимал. Я протянул ему руку, помогая встать, и тут почувствовал толчок в плечо... Обернулся. Девка стояла за моей спиной, и морда у нее была такая торжественная, что я засмеялся... а потом застонал...

- Подохни! - орала она, сжимая в руке окровавленный нож.

С ее ревом пришла и боль. Вместе со слабостью. И не в силах стоять, я повалился на землю, зажимая кровоточащую рану в боку. Скажу вам, что это удовольствие сомнительное - видеть собственную кровь. Чувствовать, как она течет сквозь пальцы, слышать, как она капает на пол... капля за каплей... кап... кап...

Это был самый громкий звук в комнате. Громче торопливых шагов моего глупого дозорного... Громче криков хозяина... Громче хлопка пощечины...

Мой противник огрел девку от души. Хозяин-то до этого красавицу щадил, личико ей повредить боялся. А былой любовник шарахнул так, что девка точно зубов не досчиталась... И все равно смотрела на этого придурка с любовью. С той безумной, бесшабашной любовью, о которой поют менестрели... Странно, мне было ее даже жаль. Но только мне.

- Пошла вон, шлюха! - холодно сказал ее любовник. - Драка должна быть честной!

И больше я не помнил...

Девку мне все же жалко. Молодая она, глупая, да порывистая. Любимого защитить хотела... вот и полезла. А я зачем полез? Что мне надо было и от нее, и от ее любовника? Теперь я не знаю...

Лерин, не улыбайся. Но тогда я хотел, чтобы ты был рядом. И Тисмен. Я много раз был ранен, но никогда не лечился без магии. Не лежал в горячке. Именно поэтому меня не было тогда целых поллуны...

Очнулся я слабый и оболевший. В крохотной, душной комнате, в которой пахло мокрыми, гниющими тряпками. Болело все, казалось, вся кожа полыхала огнем. Каждый вздох отзывался мукой... жить не хотелось... А рядом сидел этот... с таверны. Полюбовничек...

- Жив?

- Жив, - прошептал я, ругая собственную глупость. - Как тебя зовут?

- Гаарс. Прости, не уберег от девки... у нас так не положено...

- Знаю, - с трудом отмахнулся я. - Где мои люди?

- Я не знаю кто ты, - ответил Гаарс. - Не знаю, что ты натворил, но дело плохо. Людей твоих дозор ищет. И нашел бы, так как ищут усердно, но мы не в столице. У матери моей мы... а здесь, в лесах, нас не потревожат... Ты уж прости, что виссавийцев не позвал. Но правильные они, а ты на правильного не похож... боюсь, помощь целителей не для нас.

Я почему-то не стал его разубеждать. Сам не люблю этих холодных виссавийцев.

- Мы не знали! - прошептал Тисмен. - Мы думали, что дозорные тебя похитили. Поэтому был тот приказ.

- Поэтому вам надо было найти того, кто распустил слухи, - съязвил Миранис. - А не отдавать приказ убить дозорных на месте.

- Такого приказа не было, - побледнел еще больше Тисмен.

- Был... в том-то и дело, что был, - сквозь зубы заметил Миранис. - И ваше счастье, что я знаю магов и вне замка. Я пригласил одного из подопечных Армана из магической школы. Эллиса... да что ты вздрагиваешь вечно, Рэми!

- Тебя лечил ученик? - удивился Лерин.

- Он вылечил мое тело, но не сумел вернуть мою силу. Я чувствовал себя слабым, как ребенок.

- Вернее, рожанином, - парировал Кадм.

- Пусть будет так, рожанином, - мечтательно улыбнулся Миранис. - Но я не мог более оставаться в том доме. Дело было не в даже в том, что я жаждал поскорее вернутся в столицу, а в их отношении.

После визита мага хозяин дома начал соображать, что я не простой рожанин. И сильно изменился. Был настолько предусмотрительным, что стало тошно. Там архан, сям архан. Не хотите ли подушечку? У его женщины руки дрожали, когда она еду приносила. А мальчишка... тот и вовсе смешной был. Дверь приоткроет и смотрит, смотрит... А потом как шепнет:

- А алхан колдун или не очень?

Кадм засмеялся. Проснувшийся зверек-таракан глянул на него недобро, оскалившись.

- Шин! - прошептал Рэми.

Зверек-то успокоился, зато насторожился Тисмен, странно посмотрев на рожанина. В другое время Рэми бы, наверное, бы встревожился, но сейчас ему было все равно. Теперь ему было интересно, что скажет Миранис, и страшно хотелось спать. Так страшно, что Рэми сосредоточил все свои силы на том, чтобы не заснуть, дослушать до конца рассказ... обожаемого Мираниса.

Рэми закрыл глаза... ненормально это чувство к Миру... Разум это знает, потому сопротивляется из последних сил, но что-то внутри было сильнее... намного сильно.

- Не смейся, мне смешно не было! Выдержал я ровно день, пока прошла сонливость после визита мага, а потом собрался в дорогу.

Благодаря вашей травле - собрался ночью, чтобы к рассвету добраться до ворот. Знал я, что в первой страже будет мой старый знакомый из отряда Армана, а там и с лошадьми бы помогли, ну и в замок бы проводили.

Да не все оказалось так просто. Забыл я в передрягах, что настало полнолуние. А как вспомнил... Было поздно. Меня тянуло в чащу, да так тянуло, что я сошел с дороги сам не соображая, что делаю. Просто хотел окунуться в темноту, вдохнуть запах мокрой от росы травы... А когда очнулся, то мы уже далеко от дороги отошли. Дозорные умоляли меня образумится и вернуться на тракт.

Я пытался. Честно пытался. Но полная луна действовала похуже ферса, кружилась голова, хотелось выть. Хотелось стать зверем, снести дозорного с его мольбами. Убить, разорвать, уничтожить! Только вот, на счастье, силы во мне не было ни капли. Магия спала. А без силы не было и превращения.

А потом зашла за тучу луна, и пошел дождь. О боги, мы вымокли до нитки, но я был счастлив! Наваждение отпустило. И злость отпустила. Полнолуние уходило, лес кончался, ночь перевалила за середину. И тут мы услышали вой...

Дозорный, верно, воя боялся меньше, чем меня.. Видимо, о чем-то догадывался, может, просто предчувствовал, все шел впереди и косился в мою сторону. Его два товарища выглядели не лучше.

Улыбаешься, Кадм? А я молился тогда богам, чтобы луна не вышла из-за туч. Чтобы пережить эту проклятую ночь вместе со всеми провожатыми. И лес тот был какой-то странный. Тихий, наверное. Хотелось побыстрее его миновать, да вернуться в замок, хотя обычно я темноты не боялся.

И тут на тропинку перед нами выскочило что-то округлое и серое. Я вздрогнул. Помнится, тут же сам на себя разозлился - испугаться животного величиной с кошку? Да тут зверек зубки показал... куда уж до него нашим собачкам!

Дозорному, что впереди шел, зубки зверька тоже, наверное, не понравились. Он выхватил меч, зарубив маленькое чудовище одним махом, и меч почему-то не спрятал. Лишь через биение сердца я понял почему - вокруг шуршало, и на тропинку выкатывались все новые комочки. Их было слишком много.

Поняв, что мечом таких не одолеть, я потянул защитника к себе и рванул к лесу. Остальные бросились за мной. Совсем недалеко чутьем оборотня я ощущал воду, и молил только об одном! Добежать! Успеть! Дозорные не отставали ни на шаг. Приближался шум ручья, осталось до него шагов десять, как я упал. Шандарахнулся головой о ствол дерева и потерял сознание.

Наверное, они бы сумели добежать. Без меня. Наверное, сумели бы перебраться на тот берег. Но со мной они не успели...

Когда я очнулся, вокруг стояла тьма. Я был привязан в дереву, а эти мелкие твари танцевали вокруг. Ну и пели... Боги, как красиво они пели. Ты наш. Мы тебя любим! Мы принимаем тебя, таким, какой ты есть. Пусть ты оборотень - для нас ты бог. Мы сделаем тебя богом - сильным, красивым, свободным. Надо только потерпеть...

Терпи!? Я орал! Звал, но не спасение. Луну. Я хотел быть зверем. Жаждал! Быть как они - сильным, безжалостным! Почуять кровь на губах! Разорвать хотя бы парочку этих проклятых тварей, отомстить за разбросанные вокруг трупы. И луна меня услышала.

Некоторое время Мир молчал. Сидел опустив голову на ладони, вплетя длинные пальцы в каштановые волосы. И Рэми боялся дышать. Боялся спугнуть тишину, хоть и знал продолжение.

- Когда меня окунуло в серебристый свет, все поплыло перед глазами. Как сквозь сон я помню, что эти твари перегрызли веревки, позволяя мне упасть на траву... Только вот легче мне не стало. Я даже встать на колени был не в состоянии. Ничего не мог, кроме того, чтобы стонать и смотреть на луну, растворяясь в ее свете.

Вы знаете, я становился зверем лишь пару раз. И каждый раз сопротивлялся. Кричал. От боли. И теперь кричал! Но от радости. Вообразил, что сейчас стану зверем и хорошенько позабавлюсь с проклятой нечистью прежде, чем умереть.

Зверем я стал, но внутри ничего не изменилось. Да, обострились и сильно запахи, усилились звуки, и я меня чуть не стошнило от запаха крови, смешанного с вонью выделений нечисти.

А они радовались. Будто ждали и надеялись, что я стану зверем. Они бесились вокруг от удовольствия. "Боль ведет к безумию, - пели проклятые твари, - а безумие освобождает..."

Я не хотел быть безумным, я хотел умереть. Я приготовился к схватке, когда увидел на краю поляны кого-то, кого там быть не должно - испуганного, ошеломленного мальчишку.

Рэми почувствовал, как заливаются жаром щеки, когда его поймал взгляд Мира. Шумно перевел дыхание Кадм, Лерин налил в чашу вина и выпил его залпом, и Рэми краем глаза заметил, насколько он бледен.

И понял. Эти люди считали дар Мира проклятием. А он? Он считал? И Рэми тотчас ответил - нет. С того самого момента, как встретился взглядом с Миром на той проклятой поляне, он не считал его чудовищем.

"Почему же ты не пошел со мной?" - вопрошал взгляд Мира.

"Не знаю", - моргнул Рэми.

И взгляд оборотня отпустил, скользнув к окну.

- Мне показалось, что время остановилось. Куда-то в одно мгновение ушел страх, а вместе с ней и безумная ярость. На поляне остались только мы: я и молодой, дрожащий мальчишка у самой кромки укутанного темнотой леса. Испуганный рожанин, не спускавший с меня ошеломленного взгляда.

А потом я вдруг вернулся из сладкого мира иллюзий на проклятую поляну и почувствовал запах смерти дозорных, тех, чьи полусъеденые тела грудой лежали вокруг дерева.

И тут я всей душой захотел, чтобы этот мальчишка не умер и не стал бы духом. Пожелал ему жизни так сильно, как никогда не желал себе.

"Иди! - шептал я. - Не можешь помочь, тогда уходи!"

Он вздрогнул, как будто услышав, но понял все равно по-своему. Глаза его вдруг засветились синим, и волна магии загустила воздух на поляне. Я это почувствовал. И нечисть почувствовала, вдруг воспылав к мальчишке такой же страстью, что и ко мне. Они обрадовались сильному, недоученному мага. И наивному, до боли...

А мальчишка лишь улыбнулся, вскинул руку и над ладонью его вырос шар света. Он все более рос в размерах, заливая поляну ярким, желтоватым сиянием. Твари испугались. Они выли от разочарования. Отползали в кусты, там, где не доставало их сияние шара, но уходить не смешили. Они чувствовали то же, что и я: маг неопытен и ранен. Он растерялся. И выплеснул слишком много сил на простое заклинание. Надолго его не хватит.

Мальчишка уже меня не боялся. Он подошел, положил руку мне на холку, и мы начали медленно отходить во тьму. Твари, оставаясь за границами света - за нами.

"Садись на меня!" - молил я, надеясь, что маг услышит. Услышал, но далеко не сразу. Посмотрел удивленно, кивнул, и залез мне на спину.

Смеешься, Кадм? Да, я нес на себе человека. Не скажу, что было легко. Для тебя ведь тоже, Рэми?

Шар погас почти сразу. Завыла за нами радостно нечисть. Поняв, что теперь все зависит от меня, что было сил я несся вперед. Знаете, мне нравился этот бег. Нравился ветер в ушах! Нравилась опасность. Нравилось, как ласкает лапы трава. Но я быстро уставал. Открылась рана в боку, и чувствовал я, что вместе с кровью уходят и последние силы, что еще чуть-чуть и я свалюсь, угробив и свою жизнь, и жизнь мальчишки.

Я не знаю, каким чудом мне удалось донести его до ручья. Но когда вода приятно охладила мне шкуру, я почувствовал такое облегчение, как никогда в жизни. Хотя и понимал... что сейчас медленно умираю. Почувствовав, что падаю, я постарался скинуть человека со спины, чтобы не переломать ему ноги, а когда очнулся...

Светало. Я лежал под плащом, укутанный в траве. Великий маг дрожал у огня. Жалкий, охваченный лихорадкой, с наконечником стрелы в плече. Но этот недоучка сделал больше, чем выпускник магической школы, он не только вылечил до конца мою рану, но и вернул мне силу, вычерпанную лихорадкой.

А сам? Сам едва на ногах стоял от слабости. И всей душой захотел я помочь, решил отвезти его в столицу, показать тебе, Тисмен, дать ему то, что он заслуживал с его магическим даром. Только мальчик-то наш решил иначе...

А ведь мы беседовали на эту тему, Рэми. И, казалось, договорились. Только мне казалось? Ты оглушил меня столь благородно, отдав на руки Арману. Зачем, Рэми?

- Потому что боги надо мной не властны, Миранис, - ответил рожанин, пытаясь выгнать из головы предательскую слабость. - И ты властен не будешь. Хотя... хотя... я не могу тебе сопротивляться. Но не будешь...

- А это мы еще посмотрим!

Мир пожал плечами. Взял на руки Тисменову зверюшку, поглаживая чешуйчатую спину и заставляя Старика нервничать, когда таракан-переросток начинал недовольно сипеть:

- Я исполнил свое обещание, Кадм. Время для твоего рассказа.

Рэми потер виски, пытаясь выгнать из головы тягучую боль. Тоска, которую столько времени глушил в себе амулет, вернулась с удвоенной силой. И Рэми стало стыдно... знал он, что это не его, чужое, но хотелось броситься в ноги Миранису и умолять о прощении... за то, что убегал...

Тьма все так же окутывала проклятую пещеру, делая ее похожей на могилу, но Марнис знал, что заточение его будет длиться не так уж и долго. Постепенно блекло отражение чужой комнаты в наполненной водой каменной чаше. Марнис оторвался от ока. Заклинания требовали сил, много сил, а их у младшего божества почти не осталось. Потому и наблюдать за Рэми удавалось урывками.

Но то, что он увидел, его вполне устроило. Еще немного и Аланна получит своего мальчишку, а вместе с этим будет вынуждена исполнить свое обещание.

Марнис станет свободным. И сильным, как когда-то.

- И все же ты настоял на своем, - Виссавия как всегда появилась неожиданно. - Рэми вернулся к Миру.

- Ты ожидала чего-то другого?

- Не видишь, мальчик задыхается... не понимает, что происходит - и я не могу помочь. Зелье Тисмена действует метко, блокирует все внешние влияния... И мои, и, как я понимаю, - твои. Если с Рэми что-то случится...

- Ничего с ним не случится.

- Помни, я лучше тебя знаю своих детей. Не будь так уверен... То, что там происходит, перерастает Рэми. Мои дети любят свободу, а Рэми сейчас окутывают сети богов. Ты ведь знаешь, что это значит?

- Не слишком ли хрупкими ты сделала своих детей?

- Может и так... - задумчиво ответила богиня. - Может, и так.

Глава пятая. История Кадма

- Однако твой рассказ был интересным, - задумчиво заметил коренастый. - Боюсь, обмен не будет равноценным.

- Это решать мне, - протянул Мир. - Рассказывай!

- Как знаешь, - усмехнулся Кадм. - Я сидел в своей комнате, когда хариб доложил о странном посетителе. Скажем так, выходить не совсем хотелось, так как у жены советника было ко мне важное дело...

- Избавь нас от подробностей! - прошипел Лерин.

- Уже избавляю, друг мой, - усмехнулся Кадм. - Хариб намекнул, что посетитель, вроде, дело имеет серьезное. Да и сам гость странный. Не из замка, а все ж миновал каким-то образом охрану парка... Пришлось одеться, оставить даму и выйти из затемненных покоев.

- Какое интересное "важное дело", - протянул Миранис. - И это ты мне после этого читаешь морали?

- Я тебе не за женщин читаю морали, мой дорогой, а за то, что не умеешь с ними обращаться, бросаешь их и наживаешь нам врагов. А я делаю вид, что они меня бросают сами. Но мы не об этом...

Гость был кассийцем, сомнений не было: татуировка, уверенный взгляд, стандартная внешность. Этакий отожравшийся клубок, сын богатого рожанина: четыре щеки, ленивые движения, каштановая копна волос. Вонь от пота. И веснушчатое лицо.

Не смотрите так на меня, Рэми, ничего против рожан не имею. Но кое-что имею против некоторых их представителей.

- Как вы сюда добрались? - спросил я.

- Скажем так, - ответил он, - у меня есть некоторые связи при дворе.

- У рожанина?

- Может, и у рожанина.

- Как вас зовут?

- Имеет ли это значение?

Я замер. Разговор начинал казаться интересным, а первое впечатление "простоватого сына богатого рожанина" развеиваться. Толстячок прост не был. Да и в вороте рубахи я заметил игрушку, которой у бедняка быть не должно - редкой формы необработанный лунный камень...

Мне показалось, или вы вздрогнули, Рэми?

- Вам показалось. Продолжайте.

- Он так же сказал. Почти так:

- Продолжим? Разговор будет долгим, но сначала я хочу поставить вам условие.

Хамство гостя уже не забавляло, но я решил еще немного поиграть:

- Условия здесь ставлю я.

- Вы? - усмехнулся гость. - Так ли? У меня есть знания, которые вам пригодятся, а что есть у вас? Власть? Вы даже не можете меня арестовать, потому как не за что.

- Дерзость - достаточный повод. У нас на конюшне секут за меньшее.

- Вы правы. И достаточный повод, что я использовал заклинание забвения... и тогда никакие пытки не вырвут из меня то, что я собираюсь рассказать добровольно. Вы же знаете, как это просто. Раскусить горошину....

Мне начала забавлять это игра в поддавки. Гость не был прост, ой не был. И смотрел на меня так... Он тоже играл. И знал, что выйдет из игры победителем. А я мог бы показать, на что способен высший маг, но зачем?

Мне, в конце концов, нужен был не толстяк, не победа, а информация, что он принес. Желательно, очищенная от шелухи магического безумия. И впервые в жизни я все ж сдался рожанину...

- Я вас слушаю.

- Вы не будете выяснять моего имени, - заметил он, подхватив со стола плод санте.

Видимо, он чувствовал себя гораздо увереннее, чем мне хотелось. Этакий наглец, который не знает одной мелочи: одно мое слово, и он не то, что горошину съесть не успеет, в ногах будет валяться, чтобы рассказать, с чем пришел, а заодно и все свои тайны. Но есть люди, которых так просто не унижают. Тот толстяк мне нравился, да и не заигрывался... Пока.

- Я уйду без слежки, и вы забудете мое лицо. Дайте мне в том слово архана.

- Может, еще и клятву мага? - парировал я.

И, представь себе, Мир, наш рожанин даже бровью не повел. Будто не заметил насмешки. И продолжал тем же тоном:

- Это будет излишним. Вы - честный человек. Я - не желаю вам зла, напротив. Так давайте друг другу слегка подыграем.

- Слегка? - съязвил я.

- Так ли уж нужна эта перепалка? Мы теряем время. А время, поверьте мне, дорого.

- Пусть будет так, - смирился я, садясь в кресло. - Я даю вам слово. Продолжайте.

- Я живу в одном очень странном доме, - заметил толстяк, устроившись на лавке. Моя бедная лавка давно не испытывала такой тяжести и жалобно заскрипела, моля о помощи. - И никогда не выдал бы тайн его обитателей... Но меня поставили перед выбором.

- Между кем и чем? - заинтересовался я.

Нет, право, Миранис, тебе надо было бы познакомиться с моим гостем. Более странного человека я в жизни не видал. И более умного видел редко. Особенно при дворе.

- Между моим долгом и моей дружбой.

- Вы выбрали долг?

- А что бы выбрали вы? - парировал он. - Ваши вопросы не облегчают нашего разговора. Сами понимаете...

- Продолжайте.

- Хозяин моего дома принял вчера странного гостя. Никогда не видел его раньше, и, надеюсь, никогда не увижу и впредь. Еще надеюсь, что тот человек никогда не узнает о нашем разговоре. Он принес моему знакомому деньги...

- За что-то?

- Он принес заказ цеху наемников на некого... Армана, друга наследника повелителя Кассии.

Опять вы вздрогнули, Рэми. Не любите Армана? Ну так то и не диво, его мало кто любит. Ой, только не смотри на меня так, Мир, уже молчу об Армане и продолжаю о госте.

- Вам какое дело? - поинтересовался я, начиная раздумывать - гость ведь знал слишком много, и был слишком интересен, чтобы его отпускать так просто. Но данное слово надо держать... Да и пока рожанин сам выдавал информацию, давить на него я не решался. Знаете же, как неадекватны люди под пытками. Начинают рассказывать о своем детстве, о глупый обидах и прочем, забывая о нужном палачу... Уже, уже, Мир, замолкаю о пытках, продолжаю о незнакомце.

- Скажем так. Для начала заказчик заплатил за убийство Армана. Так сказать, в качестве испытания, что цех способен подобраться очень близко к наследному принцу. Если бы убийство удалось, он заплатил бы цеху в десять раз больше золота за голову...

- Мираниса...

- О так!

- Еще раз спрашиваю, вам какое дело?

- А если я скажу что-то еще? О предсказании, что род Деммида угаснет. А также о разочаровании короля Ларии, для которого ваш архан является...

- Внуком, - гость кивнул. - Я слушаю вас.

- Мой король послал меня, чтобы я кое-что выяснил.

- Вы ведь не кассиец?

- Не совсем. Татуировка у меня настоящая... кое-кто все же принял меня в свой род, а следуя вашим обычаям этого достаточно, чтобы стать настоящим кассийцем. Как вы угадали, родом я из Ларии.

- Что я могу сделать?

- Вы должны охранить Армана этой ночью. Даже ценой смерти моего знакомого, которому дали задание... он получил некую вещичку, очень сильную. Как он ее использует, я знать не могу, но использует уже сегодня. А я через своих друзей вызову из Виссавии одного человека, который попросит цех наемников об услуге... никогда не поднимать руку на наследника трона Кассии.

- Какого виссавийца вы вызовите, позвольте поинтересоваться...

- Арама, сына Акима, слышали о нем? - я кивнул, естественно, слышал. Кто не слышал о любимом советнике вождя Виссавии? - И, надеюсь, знаете, что цех должен Араму.

- Забавно, - усмехнулся я. - И что же вы такое можете предложить виссавийцам, чего нет у нас?

- Это не важно. Важно, что вы получите передышку.

- Только передышку?

- Цех не выдаст заказчика. Это знаем и я, и вы. Знаем и то, что повелителю не нужен конфликт с цехом наемников. Я заставлю цех отступить от заказа. Вы - сделаете вид, что ничего не произошло. И... постараетесь пощадить наемника. Он всего лишь исполнитель... на том я раскланиваюсь.

Слово свое я сдержал. Хотя отдал бы много, чтобы выяснить, кем был тот человек и куда он ушел, но убийцу я поймал. И даже немного помучил. Но, как и ожидалось, цех наемников умеет хранить свои тайны и барьеры у них сильные. Только вот... зараза... наемником был твой Гаарс, Мир.

А теперь я хочу спросить - какое отношение наш друг Рэми имеет к покушению на лучшего друга наследного принца Кассии?

Рэми открыл было рот, но тут вмешался Миранис.

- Говоришь, меня хотят убить? - спросил он, вставая с кресла.

- Видимо, так, - ответил Кадм.

- А чтобы убедиться, что цех наемников в состоянии добраться до меня, потребовали голову моего друга, Армана? Здесь, в замке?

- И с этим согласен.

- А почему именно Армана? Ни тебя, ни Тисмена, ни Лерина?

- И в самом деле, почему, - спокойно спросил Кадм, смотря в окно. - Что общего между тобой и Арманом, помимо дружбы?

- Нет! - побледнел Миранис.

- Да! - заметил Лерин. - Кровь оборотня. А кто помимо нас знает об этой крови?

Рэми замер, начиная понимать, что влип. Еще как влип. Все вдруг посмотрели на него, и ничего хорошего в тех взглядах не было. Подошел к двери Кадм, явно отрезая путь к спасению, потянулся за мечом. А Рэми открыл было рот, чтобы оправдаться, нагрубить как обычно, крикнуть, что все это домыслы и чуть собачья, как взгляд его упал на Мираниса. Неужели... и Мир в нем сомневается?

Рэми не понимал, откуда было это жгучее чувство обиды. Обычно он бы посмеялся над недоверием Мираниса, пытался бы что-то объяснить, но теперь вдруг почувствовал себя предателем. А что, если они все правы?

- Бред! - протянул Миранис, наливая себе вина. - Он же меня спас!

- И тотчас предал, - холодно заметил Лерин. - Упрямо не хотел быть твоим телохранителем, водит дружбу с цехом наемников, - Рэми икнул. - То, что иные воспринимают как честь, он упорно отвергает. Так бывает? Чтобы обычный рожанин отвергал титул? Чтобы преступник и колдун не хотел стать магом? Что, если он не только дал клятву главе рода, но и подчинился цеху наемников? Что, если он пришел сюда с одной целью - закончить то, что не закончил его дружок?

Закончить? Убить? Мира?

Решение пришло само собой, а вместе с ним - неожиданное спокойствие:

- Вы не доверяете мне?

- А мы можем вам доверять? - ответил Тисмен.

- Почему?

- Может, не хотим ошибиться?

- Понимаю, - поднялся Рэми, сам уже не зная, что он делает и зачем. - Я обманул ваше доверие. Понимаю, что выход у меня один.

- О боги, да успокойтесь вы! - обеспокоился Тисмен.

- Да я и спокоен. Только позвольте, я сам.

- Сам что? - не понял Мир.

Кадм медленно высвободил из ножен меч. Миранис встал с кресла, хотел подойти к Рэми, но его удержал Лерин.

Рэми усмехнулся. Значит, он все понял правильно. Эти люди думают, что Рэми пришел сюда убить Мира. Что же... тот, кто хочет убить Мира, кто обманул его доверие, не достоин...

- Нет, Кадм! - остановил телохранителя Миранис. - Рэми, прошу тебя.

- Я тебя предал, мой архан. Я сопротивлялся тебе, это непростительно.

- Кадм, убери меч, - неожиданно спокойно сказал Тисмен. - Тебе не стыдно? Это же мальчик. Он на ногах едва стоит, бредит, безоружный, под действием наркотика, лишенный силы. Ты без меча не справишься?

- Уже убрал, - покраснел коренастый.

Миранис сделал шаг вперед, протянул руку:

- Рэми, успокойся... Что ты несешь, Рэми?!

- Не подходи, Мир. Я все понял.

- Тисмен, ради богов! - вскричал Лерин. - Что за гадость ты положил в зелье?

Зелье тут совсем не причем. Рэми посмотрел в расширенные от страха глаза Мираниса. Мягко улыбнулся:

- Клянусь всеми богами, никогда тебя не предавал. И не предам. Но ты мне больше не веришь, а телохранитель принца, которому не верят, жить не достоин.

А потом прыгнул в окно, своим телом разбивая стекло. В кожу вонзилось множество иголок. Быстро приблизилась укутанная снегом земля. Удар. Тьма.

Марнис сжал зубы и отшатнулся от ока. Все еще не в силах успокоить жрущий последние силы гнев, он опустился на трон, приказывая оку погаснуть.

Впервые тьма показалась ему спасением. Этот мальчишка действительно безумец.

- Доигрался? - сестра, как всегда в последнее, появилась внезапно.

- Не понимаю этих магов, - простонал Марнис. - Выброситься из окна, почему?

- Ну это не первый и не последний сюрприз с Рэми. С моими детьми, Марнис, надо обходится осторожно. И слова подбирать правильно...

- Ну да, я и забыл. Вложенная в них проклятая верность...

- И мгновенная смерть, когда эта верность подвергается сомнению.

- Твои люди никогда не совершают ошибок? Смерть все же это слишком.

- Совершают. Но верь мне, гораздо реже, чем кассийцы.

- Почему ты так спокойна?

- Играешь с судьбами людей, а до сих пор их так плохо знаешь? Стыдно, брат.

Глава шестая. Казнь

Этим утром так холодно. Низко, касаясь верхушек тополей, плывут свинцовые тучи. Воет пронзительный ветер, швыряет в толпу колкими снежинками, пытается разогнать разношерстный народ, но люди не расходятся. Ждут. Зрелища. Казни.

В толпе лишь несколько человек, что ждут не казни, а спасения. Не замечает ветра, не чувствует холода бледная Варина. Хоть и дрожит под слишком тонким плащом, хоть и побледнели ее щеки. Но сжимает судорожно в посиневших ладонях фигурку божества милосердия, Иилы, и беззвучно шевелит губами в такт молитве.

Однако небеса, к которым Варина то и дело поднимает взгляд, сегодня глухи. Сыплют снегом. И молчат.

Ветер рвет плащ, толпа расступается вокруг, будто боится ее горя, словно она заразная. Люди отводят глаза. Стараются уйти подальше, не думать, не слышать, и лишь Рид, молчаливая и серьезная, стойко стоит рядом, обнимая новую родственницу за талию и то и дело стирая с ее глаз бегущие слезы. Поддерживала, говорила правильные слова, успокаивала, хотя сама наверняка сходила с ума из-за пропавшего Рэми.

Рядом стоит и Бранше. Обычно веселый, он понуро смотрит на возвышающийся над толпой помост, и вместе со всеми старается не думать. О горе Варины лучше не думать. Так спокойнее...

Боги, да что же это? Не так должно было быть...

Бранше в тот день вернулся поздно. Стараясь никого не разбудить, прокрался он в свою комнату, и уже почти прошел мимо спальни Гаарса, как услышал:

- Не понимаешь! - говорил чужой голос. - Мастер волнуется. Рэми, твой подопечный - сильный маг. А мы не можем его использовать?

- Но используем же! - парировал Гаарс.

- Это используем? Не смеши меня! Колдун нахвалиться на мальчишку не может, говорит, что такой силы в Кассии не сыщешь. Только горд Рэми, независим, слышишь! Мастер начал опасаться. Если ты сейчас не надавишь на Рэми, то это может сделать кто-то другой! Заставь его дать клятву мага. А потом... он уже не сможет противиться заказам цеха.

- Идиоты вы! Сейчас Рэми вам полезен, это правда, но клятва его погубит!

- В таком случае он умрет. Если Рэми и в самом деле такой правильный, то лучше убить его сейчас, пока он слаб и нам доверяет.

Гаарс некоторое время молчал. Бранше молился всем знакомым ему богам, чтобы те дали главе рода силы для отказа, а заодно и вложили бы в уста Гаарса правильные слова, чтобы убедить цех наемников.

- Не могу.

- Тогда я не прошу, я приказываю, - изменил тон незнакомец. - После того, как ты отнесешь Арману переданную Урием вещичку.

- Даете это задание мне?

- Кому еще? Лучшего у нас нет, а таких денег, что предложил заказчик, цех никогда не видел. Наш заказчик хочет гарантии.

- Гарантии чего?

- Что мы можем добраться до Мираниса. А смерть наследного принца стоит очень дорого, таких денег мы в жизни не видели. Завтра ночью ты лично убьешь Армана во дворце, в покоях, которые граничат с покоями принца. И докажешь, что нам не страшны обереги. А потом Мастер возьмется за наследника и помогать ему в этом будет Рэми! Либо Рэми умрет вместе с Арманом. Больше ждать мы не будем. Ты меня понял, Гаарс!

Бранше вжался в тень, и только чудом вышедший человек его не заметил. Когда стихли внизу шаги, Бранше пробрался в свою комнату и не раздеваясь бросился на кровать.

Спать, не смотря на усталость, не хотелось. Оставшийся кусок ночи пролежал он, уставившись в балку потолка. Смотрел на таинственно шевелившиеся тени ветвей яблонь и думал.

Гаарс попал в ловушку. Бранше знал, что глава рода испытывает к Рэми слабость... Почему-то все испытывают к этому мальчишке слабость, даже он, оборотень и лариец, и тот попался - что уже говорить о Гаарсе, у которого ни младшего брата нет, ни сына...

Племянник - глупый, наивный - не в счет. И теперь, припертый к стенке, Гаарс не хотел ни убивать Рэми, ни принуждать его к наемничеству, да только выбора не было. Ни у него, ни у Бранше.

Гаарс не убьет Рэми, жуку ясно. Заставит мальчика, ради его же блага, дать клятву, и потом - заставит Рэми убить Мираниса. А у мальчишки получится... у Рэми всегда получалось.

Бранше должен вмешаться. Вопрос - как?

Надо пробраться в замок. Благодаря Рэми и его драгоценной Аланне это легче легкого: когда Бранше отнес письмо девчонки во дворец, он неожиданно получил доверие, которого даже не ожидал. А вместе с доверием - маленький амулетик-пропуск в парк.

Стоило с амулетиком подойти к изгороди парка, как защищавшая замок магия пропускала внутрь. А там до дворца рукой подать... А что во дворце?

Бранше встал с кровати и подошел к окну, распахнул его настежь, пуская внутрь холодный зимний воздух. Думай, Бранше, думай! Если ты остановишь Гаарса, то глава рода умрет, а на его место придет другой. Бранше потеряет доступ к клану наемников.

О боги, нужно время. Через несколько дней в город приедет Элан. Жених Аланны и тайный друг, человек, что поверит оборотню, и позовет сюда Арама...

Арам напрямик использует власть, которую Бранше использовал лишь косвенно - именно по просьбе виссавийца цех покровительствует Бранше, по его просьбе ларийца встретили здесь как друга...

Но придется раскрыть пророчество... "Только в крайнем случае, - приказал повелитель, - только если не будет другого выхода... ты скажешь виссавийцам, что наследник жив".

Наследник жив, но он, Бранше, его не нашел. Даже следов не нашел, и что же он имеет? Крохотное пророчество, что судьба наследника связана с судьбой Мираниса?

Араму хватит чтобы вмешаться в судьбу Кассии, напомнить цеху наемников о старом долге и заставить их отказаться от заказа. Большего пока и не надо: Бранше получит время, а время сейчас дорого.

Итак, с цехом решили, а что делать с Гаарсом? Как его остановить? Обезвредить на несколько дней?

Боги, опять этот Рэми! Рэми или Миранис... или приказ повелителя Ларии!

Если главу рода выдать? Бранше вздрогнул. Нельзя. В Кассии, как и в Ларии, подобное решается быстро - казнью. На место Гаарса придет другой, заберет род вместе с Рэми и тогда мальчишке придется худо.

И тут Бранше осенило. Амулет, который украдкой показала ему Варина. Амулет, от которого пахло оборотнем. Сколько оборотней в замке? Всего два. Это не Арман, нет... значит, принц. За которым всегда ходят телохранители.

Принц должен Гаарсу, и должен настолько, что казнь отменят, а если амулет отнесет Рэми... Бранше улыбнулся. Телохранители принца не наемники, они не слепы и если им предложить Рэми на тарелочке, мальчишку больше из рук своих не выпустят и из лап цеха наемников вырвут. Заодно и Гаарс вернется в дом... живой.

Но как правильно выдать Гаарса и при этом добиться, чтобы его не убили? Выдать кому-то, кто гораздо сильнее, например, телохранителю принца. Заодно дать ему немного "лишней" информации, предупредить о заказчике... и остаться самому живым...

Вроде получилось. Телохранитель Бранше выслушал, отпустил, Рэми взялся отнести амулет в замок, и... пропал.

Что-то пошло не так. Либо Рэми по дороге перехватил цех наемников, либо телохранители все же решили пожертвовать Гаарсом. И амулет удачи подвел! Хотя не должен был!

И что теперь? Все сильнее сыпет хлопьями серое небо. К лучшему. Меньше увидит и без того бледная Варина, да и толпе любоваться на казнь незачем. Вот оно, варварство кассийцев - в Ларии узников убивали тихо, за толстыми стенами, а здесь на казнь ходят, как на праздник, целыми семьями.

Кричат в нетерпении, смакуют подробности и не думают о родственниках, что кусают до крови губы, бледнеют под тающим снегом и все смотрят и смотрят на помост, не в силах оторваться. На веревочные петли, покачивающиеся из сторону в сторону. Вправо, влево... как маятник в часах бога смерти.

Но вот толпа отрывает взгляды от виселицы, поворачивает многоликое лицо к выкрашенному сажей храму смерти, а от храма медленно тянется телега. Скрипит снег под полускрытыми длинной шерстью копытами лошадей-тяжеловозов, ведет лошадей под уздцы укрытый черным плащом жрец смерти, защищают его дозорные, а в телеге стоят одетые в легкие туники смертники.

И опускает Бранше надежда, давит на грудь тоска - между осужденными, в сполохах снега, видит он Гаарса. Видит опухшее от синяков лицо, разбитую губу, запекшуюся в светлых, растрепанных волосах кровь. И сжимает руки в кулаки, постанывая. Где же ты, Рэми? Где же ты, зараза? О боги, как же вы допустили...

Всхлип Варины, горький, безнадежный, бьет по плечам, заставляет согнуться пополам, как от боли. И отказывается Бранше смотреть на повозку, но смотрит, и видит, как летит к Гаарсу гнилой помидор, как вздрагивает мужчина от удара, как растекается по серой рубахе красное пятно.

И как глаза смертника шарят по толпе, находят родных и улыбаются... Страшно от этой улыбки. Хочется превратиться в зверя, рвануть по головам к повозке, перегрызть веревки, что стянули запястья друга... и ластиться к ладоням, испрашивая прощения.

Где же ты, Рэми?

Вздрагивает довольно людское море, исходит волнами, когда повозка достигает цели. Осужденных пинками выталкивают на помост, ставят на раскрашенные черной краской табуреты, надевают на шеи петли, и жрец смерти начинает свою песню.

Плачет толпа, вспоминает умерших. Почти жалеет тех, дрожащих на помосте. Вздрагивающих, когда песнь достигает хрустальных вершин, ожидающих пустоты под ногами...

Поддавшись отчаянию, Бранше не сразу заметил, как толкнуло его к Варине: недавно плотная толпа расступалась, давая дорогу какому-то человеку, укутанному в синий плащ.

Маг, екнуло сердце оборотня. Сильный маг, пришел полюбоваться на смерть Гаарса. Маг, до которого Бранше нет дела. Ни до чего нет дела: смотрит он, как падает на усыпанную снегом землю перчатка старшого, как послушно хватаются за табуреты дозорные, готовясь вырвать их из-под ног осужденных. И как гаснет медленно взгляд Гаарса, потерявшего надежду. А была ли она, эта надежда?

- Остановить!

Вспыхнули гневом глаза старшого. Упал на плечи мага капюшон. Вновь заволновалась толпа, опускаясь на колени, шепча слова благословения. И рука Рид потянула Бранше вниз, заставила упасть в талый снег, проявить неслыханное для оборотня-ларийца почтение.

- Склонитесь перед Алдекадмом, - дрожащим голосом начал перечислять глашатай. - Телохранителем силы наследного принца Кассии Мираниса. Владельцем Араганда, высшим магом, высшим жрецом храма рода, любимцем богов и хранителю силы двенадцати...

- Именем наследного принца Кассии, Мираниса, - тихо начал телохранитель, но его голос разносился над толпой, увеличенный магией, и каждому на площади казалось - Кадм говорит только для него. Только ему шепчет на ухо великую тайну. Только ему объясняет, - я дарую тебе жизнь, глава рода, Гаарс.

Вспыхивает вокруг мага синим, светом по глазам, а когда Бранше вновь смог видеть, уже не было телохранителя у помоста, а вокруг медленно поднимались с колен ошеломленные люди.

Бранше вдруг почуял страх толпы, страх перед человеком, с которым сам Бранше несколько дней назад общался так запросто - телохранителем наследного принца.

Пока Бранше поднимался с колен, дозорные уже молча исполняли приказ и резали веревки на запястьях Гаарса. Они грубо толкнули бывшего смертника в толпу, и люди разошлись пропуская в свои ряды неловко двигающегося мужчину. А сами не отрывали глаз от помоста, туда, где из-под ног осужденных вылетали табуреты.

Бранше стоял под вполохами снега и глупо улыбался. Успел Рэми... глупый мальчишка, успел...

- Звал меня? - тихо поинтересовался кто-то за спиной.

Бранше обернулся и поспешно поклонился: перед ним стоял черноглазый, тонкий человек в одежде простого кассийца. Арам.

Краем глаза видел Бранше, как Варина бросилась на шею брату, как ласково улыбнулась Рид...

- Я вынужден настаивать, - сказал Арам. - У меня очень мало времени, Бранше. Ты же знаешь...

Бранше знал. Помнил он, как лет десяток назад, поздней осенью созданное неумелым магом животное обожгло нерадивого ученика, да так, что виссайцы лишь руками развели. Такое неподвластно даже магам-целителям. Такое не лечится.

А потом из перехода вышел кто-то невысокий, не выше двенадцатилетних учеников, но в зеленом плаще целителя, с закрытым, как и полагалось виссавийцу, лицом, скинул плащ на руки учителя и остался в одной тунике, перевязанной поясом, шириной в ладонь.

И ученики-ларийцы вздрогнули от зависти - такой молодой, их не старше, а уже советник самого вождя Виссавии, наделен силой, о которой они и мечтать не смели. Смели только бояться, отходя в сторону и уступая ему дорогу.

Мальчишка окинул испуганных учеников печальным, слишком уж для его возраста мудрым взглядом, и вдруг ушел куда-то страх и беспокойство, остался лишь покой. Благодатный, вязкий покой, который ничего не могло нарушить. Даже доносящиеся из распахнутых окон крики исцеляемого.

Крики продолжались два дня. Потом Арам вышел из спальни больного, кивнул директору магической школы и осел на руки ожидавших виссавийцев.

Арам спал в комнате Бранше. Беспомощный, вызывал он теперь не страх и почтение, а жалость. Казался обычным, сгоравшем в лихорадке мальчиком...

Одним только видом опровергал Арам сплетни: мол, не зря виссавийцы закрывали лица, мол, уроды они. Вовсе не уроды... черты лица у виссавийца были несколько более нежные, чем у ларийцев, будто лепившие их богини старались быть аккуратнее, сгладить резкие углы, наделив зато мальчишку тщательно вылепленными губами, тонкой, белоснежной кожей, и длинными, как у девчонки, ресницами.

Семь дней метался он в бреду, выкрикивая слова на незнакомом языке. Семь дней сидел Бранше рядом, ел тут, спал тут, менял холодные компрессы. И молился, чтобы гость выжил. Чтобы в комнату, под опущенный купол, смог войти кто-то помимо Бранше и дать ему отдохнуть.

Но никто войти не мог. А маги-виссавийцы не вмешивались. Ждали в приготовленных для них покоях и на все вопросы отвечали - это пройдет.

Прошло. Утром восьмого дня, проснувшись на рассвете, Бранше поймал на себе внимательный взгляд. Виссавиец не спал. Лежал с открытыми глазами и что-то шептал.

- Не понимаю, - покраснел Бранше.

- Прости, - ответил виссавиец на чистом ларийском. - Я забыл. Почему я не в клане?

- Какая-то защита...

- Моя вина, - слегка смутился мальчик. - Это твоя комната?

- Да.

- Потому ты смог войти. А где твой товарищ? В комнате должно быть двое...

- Умер. Утонул в реке этом летом.

- Тебе до сих пор больно, - сморщил брови мальчишка. - До сих пор оплакиваешь...

А потом веки Бранше вдруг сами собой опустились, и он заснул. А когда проснулся, Арама не было в школе магии. Зато ушла из души горечь и тоска по погибшему другу, а на подушке остался амулет удачи...

Арам почти не изменился с тех пор. Тело его выросло, окрепло, а глаза остались такими же - широко распахнутыми, кажущимися на первый взгляд невинными. Только не невинность то была - мудрость. И Бранше, не обманываясь хрупким видом виссавийца, с почтением поклонился Араму, любимому советнику вождя Виссавии. Юноше, что и мальчишкой был сильнее большинства магов клана. Сыну одолевшего демона Шерена Акима.

- Прошу прощения, друг, - сказал Арам, когда они вошли в небольшой дом, спрятавшийся за укутанными снегом елями. - Но ты знаешь нечто, что я знать не должен.

Бранше не спорил. Он давно уже привык к странностям виссавийцев, к их таинственным "так приказала богиня", потому вопросов не задавал, принял из рук Арама чашу с вином и кивнул.

- До нашей встречи я разговаривал с хранительницей. Ее воля для меня более священна, чем воля вождя. Хранительница приказала помочь тебе, не требуя за это награды. Еще передала лично для тебя, - взгляд виссавийца стал глубоким, зрачки расширились, а голос приобрел зловещие нотки, - чтобы ты не считал себя особо умным... возможно мы знаем даже больше, чем тебе хотелось бы. Ты знаешь, кого ищешь, мы знаем, где он.

Чаша в руках Бранше дрогнула, и вино чуть было не пролилось на пол: знают, и тем не менее подвергают его опасности? Да в одной Ларии найдется куча людей, которые захотели бы получить власть над наследником магической страны. Арам не замечал волнения друга. Он стянул перчатки и начал греть над огнем посиневшие от холода пальцы.

- Не люблю Кассию. Не люблю снег.

- В Виссавии нет снега? - осторожно поинтересовался Бранше.

- В Виссавии есть все, что хочет ее вождь, - уклончиво ответил Арам. - Но ты позвал меня не за этим, правда? Я ценю твое общество, Бранше, но времени нет. Мне надо знать, чем я могу помочь... и отправиться на встречу с повелителем Кассии.

- Виссавия решила все же вмешаться? - встрепенулся Бранше.

- Ты задаешь вопросы, которые тебя не касаются, - отрезал Арам. - При всей моей любви к тебе, есть вещи...

- Я понимаю...

- Я рад, что понимаешь. Мне сложно тебе отказывать.

Вот он какой... Мужчина, ради которого так плакала это глупышка Варина, ради которого пошел в замок Рэми. Тот, что сумел подчинить себе мальчика-виссавийца. А ведь даже ей, Рид, удавалось с трудом...

Чем ты его взял? Уверенной улыбкой? Умным блеском глаз? Ну да, Рэми всегда такой был - мудрость ценил выше положения и силы... Вот и Занкла мальчик чем-то подцепил - рискуя положением, старшой все же позволил женщинам уехать из замка, не спрашивая, ни куда они едут, ни зачем.

- Где Рэми? - спросил Гаарс, поспешно выводя их из толпы.

- Я и сама хотела знать - где, - ответила вопросом на вопрос Рид. - Мне сказали, что Рэми спасает вас. Вы тут, а мой сын... пропал. И все из-за того, что вы взяли на себя слишком тяжелую ношу, приняли в род мага. Выдержите ли?

- Бросаете мне вызов? - засмеялся Гаарс. - Трудностей я никогда не боялся. Еще раз спрашиваю, где Рэми? И что это за ерунда со спасением?

- Я виновата, - вновь заплакала Варина. По мнению Рид, она плакала слишком часто. В этом мире нельзя расслабляться, нельзя расклеиваться. Слезы не дают ничего хорошего, Рид по себе знала. - Попросила его отнести тот амулет, что ты мне дал. Еще два дня назад. И больше его никто не видел.

Взревела победоносно толпа, Рид инстинктивно повернулась к виселицам и сжалась, задохнувшись от ауры насильно оборванной жизни. Как только кассийцы ее не чувствуют? Как могут восхищаться близостью бога смерти? Как смеют оскорблять его непочтением?

- Догадываетесь, почему? - спросил Рид Гаарс, увлекая женщин за собой в переулок.

- Откуда? - натянуто улыбаясь, ответила Рид.

Она поскользнулась на скользкой дороге и упала бы, если б рука Гаарса не поддержала. Она тотчас отшатнулась, вспомнив вдруг полузабытые сильные руки мужа. Воспоминания, которых Рид боялась и которые спугнула шедшая им навстречу знакомая фигура. "Быстрый ты, - восхитилась Рид, - дело свое знаешь. Исчез эффектно, и появляешься не хуже..."

- Была бы моя воля - сказала Рид, - шагу бы Рэми не сделал в сторону замка! Но есть некто, кто ответит на наши вопросы.

Гаарс обернулся и, увидев Кадма, почтительно поклонился телохранителю. Но Рид успела заметить в глазах одного из мужчин неприкрытый страх, а на губах другого - мимолетную жесткую улыбку.

- Бросьте эти церемонии, - голос Кадма был холодным, и Рид вдруг поняла - Гаарс боится не зря. - Несколько дней назад наша встреча была менее приятной. Не забывайте, что Арман мне друг.

- Не забываю. И ценю вашу защиту. Хотя и не понимаю...

- Вам и не следует понимать. Вы ввязались в игру, которая может стоить вам всем жизни. И если ваш цех еще раз так промахнется, вы умрете. Я не остановлюсь перед тем, чтобы ваших друзей вырезать под корень. Однако сейчас вы проследуете за мной. Не волнуйтесь, архана, - быстро добавил он, уловив волнение Варины. - С вашим главой рода ничего не случится, если он будет вести себя правильно. Даю слово.

- Еду с вами! - крикнула Рид, оттолкнув в сторону Варины Лию.

- Оставайся здесь, Рид, - прервал ее Гаарс. - Это приказ главы рода.

- Мне очень жаль, но это решать не тебе, - ответила Рид, упрямо посмотрев на телохранителя принца. - Мой сын отправился к вам? И не вернулся. Вы ведь за этим пришли? Знаете, где Рэми?

- Теперь вижу, откуда взялось у Рэми ослиное упрямство, - заметил телохранитель, взмахнув рукой. Из тени мгновенно вывели трех лошадей. - Да, Рэми у нас. Да, именно поэтому я забираю Гаарса. Нет, ваше присутствие в замке не только нежелательно, но и неуместно. Однако, вижу, вы так же упрямы, как ваш сын, и если я не возьму вас с собой, натворите глупостей?

Рид не ответила. Ей не надо было отвечать и взгляда прятать не надо было. Она не Гаарс - с арханами разговаривать умеет. И знает, каким выражением глаз поддеть любого - даже телохранителя самого наследника. И поддела, заставив великого мага вздрогнуть...

Но прошел миг, гулко ударило сердце, и Кадм улыбнулся, сузив глаза:

- Не просты вы, архана, ой как не просты.

- Может, и так, - усмехнулась Рид.

- А может и нет, - холодно отрезал Кадм. - Поедете с нами. И теперь это не ответ на вашу просьбу, а приказ. Боюсь, вы сильно пожалеете о вашей дерзости. Иногда лучше послушаться... главы рода. Даже вам, Рид, не так ли?

Глава седьмая. Отказ

Мир остолбенел, не в силах поверить, что Рэми это и в самом деле сделал. Молнией пробежал мимо него Лерин, выкрикнул на ходу заклятие и стрелой пустил его вниз, вдогонку летящему к земле телу мальчишки. Раньше, чем Мир моргнуть успел, телохранитель прыгнул в окно и мягко спланировал вниз. Вслед за ним, не задержавшись ни на мгновение - Кадм и Тисмен.

- Ради богов, Тисмен! Из чего ты варил это проклятое зелье? - раздался снизу голос Кадма. - От тебя я такого не ожидал!

- Откуда мне было знать! - взорвался Тисмен. - Это я обвинял будущего телохранителя в измене? Это я срывал с него амулет, заставляя вспомнить о привязке? Да еще так внезапно! Боги, я же предупреждал... осторожнее надо быть, мягче! А ты с мечом? На мальчика!

Судя по тому, что они находят время ссориться, жить Рэми будет. Мир облегченно вздохнул, подошел к окну и выпрыгнул вниз, на залитый красными пятнами снег.

- Заткнитесь оба! - прошипел он. - Нашли время!

Он склонился над Рэми и поймал его медленно тускнеющий взгляд:

- Куда собрался, друг мой? Тебе никто не позволял уходить.

- Я не нужен тебе, - шептал Рэми.

- Ты мне нужен, - эхом отвечал Мир.

- Ты не веришь мне.

- Я тебе верю. Посмотри на меня, - Миранис взял руку Рэми и осторожно погладил юношу по волосам. - Посмотри мне в глаза. Я всегда тебе верил. Никогда в тебе не сомневался. Я искал тебя, ты же знаешь?

- Знаю.

- То что ты чувствуешь... ты просто не привык, это слишком внезапно, это наркотик, это не ты...

Мир и сам не верил, что это он на глазах у собственных телохранителей подобно любящей матери уговаривает отуманенного наркотиком мальчишку не делать глупостей, еще более не верил, что это ему важно, чтобы Рэми наконец-то понял, услышал, и не вздумал уходить...

- Кости целы, - резюмировал не терявший времени Тисмен. - Лерину надо спасибо сказать. А крови много, так это потому как стеклом порезался. Но кровь я остановлю... И умереть вам, Рэми, не дам, не надейтесь.

Кадм подхватил Рэми на руки и, мягко отпружинив от земли, взлетел со своей ношей к разбитому окну в спальню Тисмена. Вскоре он уже укладывал так и не потерявшего сознание мальчишку на кровати, не обращая внимания на быстро темневшие от крови простыни.

По приказу Лерина дух замка восстановил на окне стекло, вспыхнул ярче огонь в камине, и в комнате стало тепло и уютно. Сев в кресло, Мир хмуро смотрел, как Тисмен быстрыми движениями разрезает на своенравном мальчишке тунику, один за другим исцеляя многочисленные порезы.

Под мягкими движениями Тисмена Рэми постепенно расслаблялся, а Мир нервно кусал губы: пригласить бы жрецов, а лучше - умудренных опытом телохранителей отца, они быстро бы успокоили Рэми, объяснили бы, что такое привязка, примирили бы его силу и его разум.

Но Рэми, ради богов, не архан. Впервые за всю историю Кассии избранник одиннадцати - простой рожанин. И, что еще хуже - целитель судеб.

Если Рэми сейчас попадет к жрецам, то ему, скорее всего, не жить. Рожанин, целитель судеб и сильный, вспыльчивый маг это вызов всем мыслимым и немыслимым законам Кассии, значит, существовать не может. Другое дело, если Рэми пройдет привязки и только тогда явится к жрецам. Такого тронуть не посмеют. Такого будут терпеливо обучать, носить на руках и перед ним поклоняться.

- Я надеюсь, что ты понимаешь... что делаешь, - ожидаемо начал ныть Лерин. - Твой Рэми слишком чувствителен и для рожанина, и для мага. Объясни мне, как он может быть твоим телохранителем при такой ранимости? Или нам вместо одного принца охранять двух?

Рэми встрепенулся в руках Тисмена, посмотрел на Лерина затравленным взглядом и потерял сознание.

- Иногда мне хочется тебе врезать, Лерин, - прошипел Миранис. - Всем вам врезать. Мне напомнить, как вы себя вели перед привязкой? Или вы сами вспомните и заткнетесь?

Лерин покраснел и было от чего. Пятнадцать лет назад гордый архан доставил жрецам немало хлопот... Еще бы: избранник родился в семье главы рода, мало того - был единственным сыном, горячо любимым наследником, гордостью горцев... которые так и не смирились до конца с властью повелителя.

Он приехал тогда в замок вместе с отцом: неприступный, несмотря на свои десять лет. И как увидел маленького принца...

Мир тогда так не понял, почему сын высокого гостя стал вдруг серым... Лерин ведь ничего не сказал. А через некоторое время уехавшие, казалось, с миром горцы объявили повелителю войну:

- Вы отравили сына главы рода, - прыскал слюной гонец.

- Чем? - удивился повелитель.

- Любовью к наследному принцу.

Повелитель ничего не сказал, но не сдержал довольной улыбки. В игру вмешались жрецы и дипломаты, а через луну Лерин вернулся в замок. И в ту же ночь Мир проснулся с кинжалом у своего горла:

- Отец сказал, что если я тебя убью, - шептал гордый мальчик, - то смогу спать ночами.

- А ты сможешь меня убить?

Мир тогда уже знал... а Лерин - нет. И когда лезвие чуть глубже надавило на шею, царапнув кожу, принц даже не пошевелился... а руки Лерина уже начали дрожать...

- Я убивал! Я - мужчина! Я могу! - плакал сидевший на полу мальчишка-горец, когда в спальню принца ворвался дозор.

- Ваше высочество! - склонился перед Миранисом телохранитель отца. - Вы ранены?

Мир отер кровоточащую шею, посмотрел сначала на свои испачканные кровью пальцы, потом на все так же дрожащего в руках дозорных мальчишку-избранника и приказал:

- Всего лишь царапина... Будь с ним помягче.

- Не волнуйтесь, мой принц, - вновь поклонился телохранитель.

Мир не видел нового телохранителя до самой привязки. Спустя луну неожиданно спокойный Лерин встал перед принцем на колени, добровольно приступив к сложной церемонии. И в холодных глазах избранника светилась уже не ненависть - слепое обожание, которое перевернуло душу молодого принца.

И лишь гораздо позднее узнал Мир, как дорого стоил мальчику-горцу этот шаг: узнав, что Лерин не сумел убить наследного принца, отец его проклял, восстал против повелителя, а уже к концу лета погиб в бою с войсками Деммида.

Лерин никогда не разговаривал с принцем о своем прошлом и семейных связях. Но Мир знал, что мало-помалу телохранитель, если не восстановил свое положение среди горцев, то хотя бы наладил неплохие отношения с новым главой клана. И он же помог Деммиду заключить мир со своим гордым народом.

Марнис облегченно выдохнул, оторвавшись от ока. Он не столько жалел гордого Рэми, сколько не хотел его терять. Устроившись на троне, младший бог восстанавливал потерянные на око силы, медленно приходя в себя. Присутствия сестры, которая в последнее время здесь была чаще, чем у себя в храме, он уже не замечал.

- Это последний раз, когда я тебе помогаю, - сказала Виссавия, - когда я исправляю твои ошибки. Рэми мне нужен живым, и я очень надеюсь, что ты это понимаешь...

- Он и мне нужен живым, - выдохнул Марнис.

- Я уже говорила и повторюсь - ты многого не понимаешь. Мои дети... они не кассийцы, они думают иначе, они и живут иначе. Ты не знаешь Рэми, как не знал когда-то Акима. Думаешь ты выиграл? Посмотри на них, на телохранителей принца. Каждый из них получает силу одиннадцати. Тисмен - зеленый телохранитель. Травник. Лерин - чистый маг. Белый. Кадм - воин, коричневый. Боевая магия, оружие... как ты думаешь, кем из двенадцати станет Рэми? Мальчик, который показал самому наследному принцу - с ним опасно связываться. И на него опасно давить.

- Не посмеешь!

- Это ты посмел, не я! Ты подверг опасности род повелителя, вернув им целителя судеб. Как только он станет телохранителем, он выйдет из-под твоей власти. И, самое смешное, ты сам это сделал. Ты, не я, уговорил Радона сделать его избранником... а теперь, когда Мир его получил, менять что-то стало поздно...

- Ты ошибаешься. Я не хочу, чтобы Рэми стал телохранителем. Мне надо только одно - возвысить его до Аланны. С Миранисом он не останется!

- А это еще мы посмотрим! Ты до сих пор не понял? Мы оба играли с судьбой Рэми. Но если до сих пор у нас была одна дорога, то теперь мы расходимся. И сейчас я вмешаюсь.

- Ты, ты...

- Что ты мне сделаешь?

Рэми опять видел странный сон.

Он стоял в небольшой галерее, одну из стен которой прорезал ряд стрельчатых, высоких окон. За ними благоухали розовые кусты: и белоснежные, как только выпавший снег, и ярко-красные, как пролитая невинно кровь, и нежно-розовые, как румянец на щеках смущенной девицы. Противоположная стена галереи была украшена зеркалами, что отражали цветущий парк, обкиданное белоснежными клочками облаков бездонное небо, проносившихся по небу стрижей и неподвижно стоявшего спиной к Рэми мужчину.

Мужчина медленно обернулся на раздавшийся в пустой галерее звук шагов. На руках его встрепенулся укутанный в кружева младенец, вскинул пухлые, розовые ручки, вцепился в украшавшую плащ мужчины золотую брошь и недовольно загукал, когда украшение отказалось отрываться от темно-синего шелкового плаща.

- Мой повелитель? - выдохнул Рэми, узнавая, наконец-то, знакомый с монет профиль и падая перед Деммидом на колени.

"Он тебя не видит, - вновь услышал Рэми ненавистный голос хранительницы. - Смотри, и ничему не удивляйся."

В зал вошла молодая пара: мужчина и женщина. Они было упали перед повелителем на колени, но по знаку Деммида поднялись и повелитель осторожно отдал женщине ребенка, сказав:

- Я думаю, вам объяснили, что надо делать.

Малышка сморщила личико, протянула в Деммиду ручонки, в ее голубых глазах вдруг выступили слезы.

- Да, мой повелитель, - быстро ответил мужчина. - Нам надо спрятать девочку и никому никогда не рассказывать, кто ее настоящий отец. Могу ли я узнать имя младенца?

- Аланна. Мою дочь зовут Аланна.

Деммид кинул последний взгляд на внезапно взорвавшегося плачем ребенка и отвернулся.

- А теперь уходите.

Чуть позднее Рэми сидел в кресле, любовался на падающий за окном снег, и размышлял - если лениво двигающиеся в голове мысли можно было назвать размышлениями. Аланна - дочь повелителя. И даже если Рэми станет телохранителем Мира, девушки ему не видать...

- Рэми, вы как-то необычно тихи. Это настораживает.

Кадм появился, как всегда, бесшумно, подобно большому, но осторожному зверю. Некоторое время он стоял перед Рэми, мешая любоваться на игру снежинок. Рэми не обращал на назойливого мужчину внимания. Не раздражался. Не дерзил... Зачем? Ему казалось, что он покачивался на теплых, ласковых волнах, и весь мир был где-то далеко и неважен. И Кадм далеко.

Телохранитель покачал головой и вновь исчез за спинкой кресла.

- Не смотри на меня так, Тисмен! - раздался откуда-то издалека его голос. - Помню, помню: власть зелья. Надеюсь, ты справился с маленьким... недоразумением, потому как я еду в город, за главой рода, и помочь тебе с Рэми не могу. Лерин же, как ты знаешь, на дежурстве у принца.

Гаарсом? Что-то встрепенулось внутри Рэми, но вновь утонуло в ласковых, густых волнах. Сидеть в кресле было так хорошо и спокойно.

- Надеюсь, ты его не слишком помял?

- Мен, тебе ли удивляться? - жестко ответил Кадм. - Ты меня знаешь. Просто так ни цеху, ни наемнику покушение на Мира я не спущу. Они должны понять, что свобода свободой, деньги деньгами, но границы дозволенности существуют и для них. Не волнуйся, я оставил наемнику рассудок. Но я не из тех, кто облегчает смерть врагам Мира. И я хочу, чтобы даже помилованный, этот урод почувствовал, как ласково обнимает шею веревка...

- И потому медлишь со спасением до самой казни? Кадм, когда ты образумишься?

- Никогда. Во-первых, я не умею прощать. Во-вторых, люблю эффектные выступления. И люблю, когда люди получают по заслугам. Цех наемников сегодня не получит... а жаль!

Тисмен оказался вдруг перед креслом, подал Рэми наполненную зельем чашу. И под взглядом телохранителя Рэми выпил темно-зеленую тягучую жидкость до последней капли, не почувствовав вкуса.

- Чем ты его поишь? - встревожено спросил Кадм.

- А ты мне не доверяешь? - в голосе Тисмена послышалась легкая обида.

- После вчерашнего...

- Ничем особенным я его больше не пою. Рэми полностью спокоен, его сила спит, и это все.

- Но мальчик-то совсем бледный. Ты уверен, с ним все в порядке?

- В порядке. Иди за Гаарсом. А я сохраню Рэми здоровым, не сомневайся.

- Это ты называешь здоровьем? Иногда я тебя боюсь, Тисмен. Тихоня тихоней, а временами ты меня поражаешь... Однако погодка на улице. Не люблю снег. Побаливают старые раны и даже твои магические настойки не помогают. Чует мое сердце, только начались наши неприятности...

- Ноешь...

- И в самом деле, ною. Недостойно мужчины и телохранителя, да?

А вот Рэми нравился снег. Нравилось наблюдать за снежинками. Нравилось останавливать картинку, всего на мгновение, а потом вновь пускать вихрь белых сполохов.

Нравился покой, которому не мешал ни разговор телохранителей, ни спавшая глубоко внутри смутная тревога. Зачем тревожиться... зачем вставать? Зачем думать? Так много "зачем" и так мало "потому что".

Ветер подмел снежинками стекло. Рэми откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, уселся поудобнее и вдруг подумал, что в комнате слишком душно, слишком тепло, и он хочет морозной свежести, легкости ветра, поцелуев снега на щеках...

- Проклятье! - вскрикнул Тисмен, и Рэми открыл глаза.

Окна не было. Быстро становилось холодно, и пушистые комочки снега мягко ложились на укрывавший колени Рэми плед. Свежесть... наконец-то он ее почувствовал.

- Однако ж! - восхитился Кадм. - Сила его спит, говоришь?

- Замок, верни стекло на место! - закричал Тисмен, подбегая к окну и оборачиваясь к Рэми:

- Опять бежать вздумали? Забудьте! Вы меня поняли?

Чего он хочет, удивился Рэми. Бежать? Бред! В кресле так хорошо и удобно, куда и зачем отсюда бежать?

- Наш мальчик приучил духа замка, - продолжал издеваться Кадм. - Я же говорил, он у нас талантливый. И русалок привораживает, и окна испаряет! Осторожнее, Тисмен! И удачи! Она тебе ой как пригодится!

Хлопнула входная дверь. Стекло вернулось на место, в камине вспыхнул с новой силой огонь, в комнате быстро становилось тепло. И душно.

Тисмен с сожалением посмотрел на сломанный ветром цветок, потом на Рэми, покачал головой и опять скрылся за креслом. Скрипнула скамья. Зашуршали страницы. И воцарилась тишина...

Рэми все смотрел в окно. Небо постепенно перестало сыпать белый пух, хотя и осталось серо-синим, угрюмым. Дорожки тотчас расчистились, будто невидимая метла смахнула с них тонкое одеяло. Магия, и здесь магия, но Рэми было все равно. Он наблюдал. Он следил взглядом за солнцем, что медленно катилось к далеким крышам домов. Снег любил солнце. Он отражал его лучи, одаривая их золотом и румянился, подобно влюбленной девице.

Хорошо там, внизу. Там ласкает мороз бодрящей свежестью, там испускают нежный аромат розы, там окутывает теплым одеялом магия парка...

10.

Рэми хотел на улицу. Ему надоело это кресло. Он закрыл глаза, а когда вновь их открыл, то оказался в знакомой беседке, на ажурной белоснежной скамье, возле все так же журчащего фонтана. В этом парке ведь ничего не замерзает...

Медленно поднявшись, чуть покачиваясь от слабости, Рэми с трудом спустился по ступенькам.

Парк, как и раньше, укладывал под его ноги ровную дорожку, вел в глубину зарослей, туда, где цвели тронутые красным розы, где с шелестом падали на снег нежные лепестки. Рэми наклонился, поднял один из них, и чуть удивился, когда лег на его плечи теплый плащ.

- О боги! - прошептал Тисмен. - Этот день будет длинным. Рэми, посмотрите на меня.

Рэми посмотрел. Слабо улыбнулся. Ему казалось, что Тисмен за него волнуется, и это удивило. Слегка.

- Я понимаю - вы плохо соображаете. Понимаю, что мои зелья действуют на вас странно, но вы ведь меня слышите, правда?

- Я вас слышу.

- И понимаете?

- Я вас понимаю.

- Я прошу не покидать моей комнаты. Только сегодня. Очень прошу.

- Там душно.

- Я попрошу замок проветрить... Могу даже, о боги, не верю в это, оставить окно открытым... надо только перенести в кабинет цветы, и дерса...

Рэми не слушал. Он смотрел на розовато-голубые тени, на укутанные снегом ели, вдыхал морозный воздух и вовсе не жаждал возвращаться в искусственную зелень покоев Тисмена.

- Откуда вы так много знаете о магии?

Рэми понял вопрос далеко не сразу. Он был занят - рассматривал крупный цветок розы, что вместо нежно-розового, как его соседки, окрасился вдруг кроваво-красным.

- Меня научил друг.

- Многому вас научили "друзья". Наблюдая за вами мне становится страшно: оказывается подводный мир столицы гораздо глубже, чем я думал. Вы, мой друг, владеете магией получше многих арханов. И все же многого еще не умеете. Однако для рожанина очень неплохо.

- Но недостаточно, чтобы стать телохранителем принца, - устало ответил Рэми, срывая ярко-красный цветок.

Шип розы уколол палец, на снег упала алая капля, и Тисмен взял ладонь Рэми в свою, тепло улыбнулся, одним движением другой руки залечивая ранку.

- Видишь ли... - начал Тисмен. - Я могу называть вас на "ты"? - Рэми кивнул. - Мы не выбираем своей судьбы. Принц не просто так прочит тебя в телохранители. Там в лесу... вот тут, - Тисмен коснулся лба Рэми, - проступили знаки...

- Знаки чего?

- Знаки твоей избранности. И здесь уже не идет речь ни о твоем желании, ни о нашем, а о воле богов.

- Мне говорили, что боги надо мной не властны.

- Иногда я в это верю, - задумчиво ответил Тисмен, смотря, как роза в руках Рэми вдруг становится бутоном. Пальцы рожанина разжались и цветок упал на тропинку, вонзился в снег, стебель его начал удлиняться, разветвляясь, наращивая листья, и стремительно превращаясь в украшенный ярко-красными цветами куст. - Ты особый. И мне стало страшно, когда ты появился.

- Почему?

- Потому что человек-судьба появляется нечасто. А когда появляется...

- То кто-то умирает. И что-то заканчивается.

- Чаще всего - династия, - заметил Тисмен.

- Ты тоже считаешь, что я опасен? - спросил Рэми, ломая новый цветок.

- Не играй со своей силой! - предупредил Тисмен. - Не сейчас, когда не до конца понимаешь, что делаешь... отдай мне цветок. - Рэми отдал, и Тисмен отбросил его в снег. - "Тоже" - это о Кадме, правда? - Рэми вновь кивнул. - Нет, не считаю. Сказать по правде, и Кадм вряд ли считает.

Рэми посмотрел на Тисмена и вздрогнул. Морозный воздух понемногу возвращал разум, и Рэми всеми силами пытался собраться с мыслями. Не сказать лишнего.

А молчать следовало о двух вещах. Первая - видение. О том, что Аланна - дочь повелителя, и понятно теперь зачем Эдлаю "зять под каблуком".

Вторая... Второй было странное поведение Жерла той ночью. Жерл знал, что Миранис - оборотень, знал принца в лицо. Знал, что Миранис... предложит Рэми стать телохранителем, и пытался намекнуть - Рэми должен отказаться.

Откуда знал? Почему пытался предупредить? Рэми чувствовал, что это надо узнать, да как можно скорее, но...

Позднее... сейчас болит голова. От мыслей, от зелья Тисмена и от внимательного взгляда мага.

- Ты ведь не читаешь мыслей? - запоздало спохватился Рэми.

- А следовало бы? - насторожился Тисмен.

Рэми не хотел отвечать на этот вопрос. Он вообще недолюбливал этого "добренького" телохранителя, доверяя открытому и ироничному Кадму, да и вечно злому Лерину, гораздо более. Те хоть понятны.

А этот? Сочувствует, но Рэми знал - так же легко, как сейчас лечит его царапины, Тисмен убьет по первому приказу Мира. Лицемер. Рэми ненавидел лицемеров.

- Вот вы где!

- Ваше высочество, я... - сбиваясь, начал Рэми.

- Забудь про "ваше высочество", у нас есть дела поважнее, - рука Мираниса твердо легла на плечо, снег ударил вспышкой и, чтобы спасти глаза, пришлось зажмуриться....

Когда Рэми вновь смог видеть, они уже были в небольшом, уютном зале. Подбежавший молодой слуга робко улыбнулся, снимая с плеч Рэми плащ. Подхалимствует, как архану, и ошибается - Рэми не архан и никогда им не будет. А надо? Надо ли ему проклятая кровь высокорожденного, чтобы быть счастливым?

Проклятое зелье Тисмена постепенно переставало действовать. Тем не менее и сила притяжения к Миранису слегка притупилась, оттого Рэми теперь мог почти нормально соображать. И злиться.

Надо найти амулет, успокоить тоску по Миру, забрать из замка Аланну... и... пусть они играют в свои игры сами, без него. А их хваленые законы, татуировки и дозоры вполне можно, оказывается, обойти. У матери когда-то получилось и у Рэми получится.

- Впустите их, - приказал Мир.

Бесшумно распахнулись раскрашенные позолотой двери, в дверях показался Кадм, а за ним - Гаарс и Рид. Рэми слегка удивился, сделал шаг матери навстречу, но был остановлен шепотом Тисмена:

- Позднее...

Мать чуть заметно кивнула сыну и по приказу Кадма осталась стоять у дверей, почтительно поклонившись Миру.

Повинуясь Тисмену, Рэми повернулся лицом к принцу и только теперь смог его рассмотреть: в церемониальном, в тяжелом, украшенном драгоценными камнями наряде, с разрисованным синей краской лицом, подведенными черным глазами, он казался Рэми чужим. Безликим.

Чужая, безликая статуя покровительственно кивнула Рид, села на трон, указав Рэми на ступени у ног.

Рэми подчинился. Не сразу, после толчка Тисмена, когда брови Мира начали сходиться на переносице.

"Зря ты его опоил, - Рэми вздрогнул, услышав в голове голос Кадма. - Нам теперь нужен "разумный" Рэми, а еще лучше - "Рэми тоскующий по принцу". Гаарс не хочет приказывать мальчику стать телохранителем, а принц не хочет давить. Если так и дальше пойдет - он отпустит мага."

Более Рэми не слышал. Он чувствовал, что телохранители еще переговариваются друг с другом, но мыслей тех уловить не мог - сил не хватало. Оттого начинал злиться: на себя, потому как слишком легко поддался, на Тисмена, что лишил его возможности защищаться, даже на Мира... но на последнего лишь слегка. Не хотел он тревожить спавшую в глубине души проклятую тоску, не хотел вновь возненавидеть себя, за что "изменил"...

- Подойди, Гаарс! - вслух сказал невозмутимый Тисмен.

Глава рода повиновался. Выглядел он неважно: уставший, избитый, грязный. Гнев окатил Рэми при виде расползшегося по щеке Гаарса синяка, разбитой губы и спекшейся в волосах крови. Но теплая волна зелья остудила гнев. Рэми вновь стало все равно.

- Подойди ближе, - приказал принц. - Не бойся!

Гаарс шагнул вперед. Опустился на колени на ступеньках трона, поцеловав вышитый жемчугом край плаща наследного принца. Он был так близко, что почти касался Рэми, но, казалось, не обращал на друга никакого внимания, глядя только на Мираниса.

Тонкая рука принца в темно-синей перчатке, унизанная перстнями, покровительственно взяла мужчину за подбородок, ласково провела пальцами по синяку, и протянула ему знакомый до боли амулет.

- Возвращаю. И надеюсь, что в следующий раз ты не совершишь подобной ошибки.

- Никогда... клянусь, никогда более не пойду я против вас, наследный принц... и сейчас бы не пошел... знай я... мы ведь братья почти...

Сказал и осекся. Даже опоенный Рэми понял почему - негоже это какому-то рожанину называть наследного принца "братом".

Миранис сделал вид или в самом деле не заметил дерзости, кивнул Тисмену и телохранитель приказал:

- Отойди назад!

Гаарс повиновался.

"Кадм, ты его так обработал? - иронично поинтересовался принц, когда глава рода, подчинившись новому приказу телохранителя, вновь стал на колени. - Теперь понимаю, за что меня величают деспотом. Как иначе, если телохранители принца играют в палачей? И зная тебя, Кадм, уверен - тело Гаарса выглядит не лучше."

"А ты решил, что я так просто дам покушаться на твою жизнь?"

"Гаарс мой друг."

"Гаарс - наемник. И он не дает избраннику стать твоим телохранителем. А Рэми - опасен."

"Ты опять начинаешь?"

"Он нас не слышит, не так ли? А с тобой я могу говорить открыто. Или я ошибаюсь?"

Рэми вздрогнул. Его невольное движение не ускользнуло от внимательных глаз Тисмена:

"Рэми, посмотри на меня..."

Рэми сначала подчинился, а лишь потом понял, что совершил ошибку:

"Он слышит нас..."

"А, значит, все равно уже, что сделает Гаарс, - усмехнулся Мир, и Рэми почувствовал, как его плечо сжала рука принца. - Рэми, ты мой, не так ли?"

Рэми не понимал смысла слов Мираниса. Что значит - его? Только что Кадм говорил, что Гаарс сопротивляется, а принц ведет себя так, будто все уже решено. Что, если и в самом деле - решено? Ведь Гаарс - обычный рожанин, Миранис - наследный принц, стоит второму приказать, и первому ничего не останется, как подчиниться.

- Гаарс, мне очень хочется тебе верить, но могу ли я? - начал Миранис. - Ты покусился на жизнь моего лучшего друга, а я не люблю, когда друзей моих насильно толкают за черту. Да и сам я туда, знаешь ли, не спешу. Но на этот раз - забудем. Променяем жизнь на жизнь, и сидел бы ты уже дома... если бы не Рэми. Кадм сказал, что ты знаешь, в чем дело. И уже принял решение. Я слушаю.

- Вы правы, мой принц, телохранитель мне объяснил. И я понимаю, - начал Гаарс, и голос его неожиданно задрожал. - Понимаю, что прошу многого. Но я вынужден отказать, хотя нелегко мне вам отказывать. Прошу вас отпустить моего родственника. Мы заключили договор, мой архан. Цех больше не будет вредить ни вам, ни вашему другу. Все закончилось. Возносить же простого юношу на немыслимые высоты было бы ошибкой.

- Так ли уж простого? - парировал Кадм.

- Мой архан, если вы хотите контролировать силу Рэми, можете назначить над ним куратора. Цех не будет воздействовать на мальчика, и вы уже получили тому подтверждение. Даже со своей силой Рэми более не представляет для вас опасности.

- Мы не говорили об опасности, - холодно заметил Мир. - Не обольщайся Гаарс. Рэми - сильный маг, это правда. Опасен ли он для меня? Нет. Но неконтролируемый маг может многое натворить. А Рэми к тому же порывист. И упрям. Очень неудачное сочетание для вольного с огромной силой.

- Поймите, - продолжал Гаарс, - он не создан для придворной жизни. И простите, что напрямик, а я все же спрошу - вы уверены, что двор примет телохранителя-рожанина? Пусть даже избранного богами?

- Это уже моя проблема.

- Я вижу, мой принц, вы хотите мальчику добра, - осмелел Гаарс. - Я хочу того же. Но иначе смотрим мы на это добро. Простите меня, ваше высочество, за смелость. Я вижу одурманенного, испуганного юношу. Рэми пришлось оглушить магией, чтобы навязать вашу волю. Разве так одаривают? Через силу? Мой принц, скажите мне, согласился бы Рэми стать вашим телохранителем в здравом рассудке? Что бы он выбрал? Давайте не будем заставлять...

- А ты считаешь, что я заставляю? - Рэми вздрогнул, услышав в голосе Мира плохо скрываемую усмешку. - Неволю? Это не так. Оглушали Рэми не потому, что он не хочет стать моим телохранителем, а потому что слишком хочет... Но ты не поймешь. Думаю, и он не понимает. Пусть будет так. Я докажу тебе, что мне не надо неволить Рэми. Я отпущу его. Мой телохранитель за ним присмотрит, чтобы ни ты, ни твой цех, ни твои друзья вновь не всучили бы Рэми какого-нибудь амулетика, что притуплял бы его чуткость. И уж прости, дружок, но я сильно сомневаюсь, что Рэми долго выдержит вдалеке от меня. Ты не понимаешь, что такое привязка. Не понимаешь, что такое связь между телохранителем и принцем, но, судя по всему, Рэми этого тоже не понимает. И потому, только потому, а вовсе не по твоей просьбе, я дам ему очнуться, обдумать все и принять правильное решение. Мне не нужен телохранитель, "которого заставили". Да и время у нас есть. А теперь уходите!

Гаарс поднялся, поклонился принцу и подал Рэми руку. Но встать почему-то не удалось. Почему-то потемнело перед глазами, и уже через мгновение, Рэми вновь упал к ногам Мира. Бросился к нему Тисмен, побледнел вдруг и закричал:

- Гаарс, выведи мальчика! Через те двери! Быстро!

Но Гаарс не успел.

Марнис, младшее божество Кассии, почти и не удивился, когда в его пещере появился новый гость.

- Приветствую тебя, брат. Решил меня навестить? Не много ли чести?

- Вижу, что не слишком ты устроился, - презрительно ответил мужской голос. - Воняет здесь... темно... не понимаю.

- Что тут понимать? - усмехнулся Марнис. - Аким умер, я остался, а мой культ за смерть героя сравняли с землей.

- Я давно говорил тебе - осторожнее играй с Виссавией. Аким был все же ее...

- О нет! - прошипел Марнис. - Ты чего-то не помнишь! Аким был грязным, оборванным мальчишкой, дурным и никому не нужным. Аким пришел ко мне ублюдком, не знающим отца, а героем, гордостью Виссавии, сделал его я! И что получил взамен? Аким сумел восстановить культ нашей милой сестрички, но его последователи разорили мой. Воняет? Да потому что святые источники завалили трупами моих жрецов! И даже на то, чтобы их убрать, сил мне теперь не хватает...

- А направлять судьбу Рэми - хватает?

- Каждый из нас хочет выжить.

- А ты еще пытаешься и отомстить.

- Я не мщу. Я восстанавливаю то, что принадлежит мне. И не с помощью Рэми, а с помощью его драгоценной Аланны.

- Мстишь... - перебил его Радон. - Но должен тебя разочаровать - выиграет все равно Виссавия. И твой культ будет восстановлен. Не так, так иначе. Я даю тебе слово. Мне дороги вы оба. И вы помиритесь, хотите вы того или нет. Даже герой Аким не стоит ссоры между богами.

Глава восьмая. Брат

Широко распахнулись украшенные резьбой двери. Поднялся с трона принц, низко поклонились телохранители, Гаарс и Рид, и только Рэми беспомощно сидел на ступеньках трона, как рыба выброшенная на берег хватая ртом воздух.

"Успокойся! - раздался в голове голос Тисмена. - Он так всегда действует в первый раз на мага... Подчинись, не сопротивляйся и станет легче..."

Кто "он"? Рэми закрыл рот рукой, сдерживая порыв к рвоте, глотнул воздух, и согнулся пополам, все так же не в силах перестать задыхаться:

- Вирес, помоги ему! - приказал чужой голос.

От расплывающейся перед глазами группы людей отделился один в темно-синем плаще. Он подошел к Рэми, опустился перед ним на колени, коснулся ладонью щеки юноши и прошептал:

- На меня смотри...

Рэми с трудом поднял взгляд. Полыхнуло синее сияние в глазах архана, знакомо наполнила душу чужая, непонятная сила, подчиняя, и Рэми вдруг стало легче.

- Подойди, Рэми! - властно приказал чужой голос.

Рэми послушно встал, благо, что сил теперь хватало, и, опустив глаза в пол, подчинился, отчаянно пытаясь притушить горевший в душе страх.

Только у одного человека в Кассии может быть столь густая аура силы, только один человек в Кассии может заставить Рэми дрожать, как лист на ветру одним только взглядом... Только перед одним склоняется в поклоне даже наследный принц. Перед повелителем.

И согласно давнему обычаю, упал Рэми перед Деммидом на колени, видя лишь носы ларийских сапог, да край украшенного серебряной вышивкой синего плаща.

- Можешь встать! - ровный приказ.

И не угадать по тону: милостив? В гневе ли? А угадать было необходимо: Рэми почему-то знал, что повелитель явился в это зал ради него.

- Посмотри на меня!

Рэми посмотрел. Глаза повелителя не горели синим - Деммиду не надо было вызывать свою силу, она всегда его окружала, - но поразило Рэми не это.

Как же похож, оказывается, Мир на своего отца! Тот же упрямый взгляд, те же синие, пронзительные глаза, те же каштановые волосы и тонкие, сложенные в язвительную усмешку, губы. И все же это не Мир. Мир родной, знакомый и... близкий. А этот - чужой, холодный, жесткий. Беспощадный.

- Жаль тебя, - неожиданно мягко сказал повелитель, да вот только не совсем для Рэми предназначалась та мягкость.

Все это делалось ради наследника, чтобы его убедить, а Рэми... его судьба уже была решена. Рэми читал ее в холодном взгляде повелителя, в чуть изогнутых в презрении уголках губ. И понял, что пропал.

- Давно не видел я такой силы, но рожанин не может быть магом. Так решили боги. Рожанин-маг должен умереть, - Рэми сглотнул. - И так решили боги. Только ради Мира я отдам тебя не Эдлаю, а жрецам: пусть они сделают из мага-рожанина слугу богов. Но большего даже я сделать не в силах.

- Отец! - ужаснулся принц. - Отдашь жрецам избранника богов?

- Нет, Миранис, это ты его отдашь. Ты сам примешь трудное, но правильное решение. Я жду.

- А если откажусь?

- Как знаешь.

Рэми вдруг показалось, что в маленьком, но наполненном людьми зале существуют только двое: повелитель и его сын. Мир не сдавался. Краем глаза видел Рэми, что принц смотрит упрямо, высоко поднимает подборок, а Рид чуть ли не оседает на пол, поддерживаемая стоявшим рядом Гаарсом.

Быстро густеет воздух, появляется неведомо откуда синеватый туман, и то и дело пробегают в тумане тоненькие ниточки молний. Трудно дышать: гложет душу тревога и едва удерживается на ногах Рэми, даже привычные к силе повелителя и наследника телохранители заметно бледнеют, и тут Рэми вновь начинает задыхаться.

Наполняется рот кровью, сгибает по пополам резь в желудке, и Рэми падает на колени, как рыба выброшенная на берег глотая ртом ставший опасным воздух.

- Отец, ты ранишь его! - кричит сквозь все более плотневший туман Миранис.

Дышать... только дышать... Холодный пол под ладонями, но руки не держат, дрожат. Струится через пальцы синий туман, шумит в ушах, предательски темнеет перед глазами. Реальность растворяется в боли, и кажется Рэми, что он стоит за своим телом, смотрит на себя самого, скорчившегося, беспомощного, со стороны, видит, как стекает черным туманом из своего-чужого тела боль, как лижет острые концы сапог повелителя, как ластится к расплывающемуся перед глазами синему плащу подобно верной собачке.

- Отдай его и это прекратится, - слышит Рэми откуда-то издалека голос Деммида. - Или умрет прямо здесь.

Где-то слабо вскрикивает мать. От ее жалобного вскрика Рэми рывком возвращается в реальность, отирает кровоточивший нос, пытается встать, но не держат ноги, подкашиваются колени, и Рэми, вспомнив, что может говорить с принцем мысленно, молит:

"Не на глазах матери, прошу... - отворачивается от него Тисмен, и кажется Рэми или в зеленых глазах телохранителя мелькает сочувствие? - ради всего святого, что у вас есть, не на глазах матери! Выведите ее, мой принц! Я со всем смирюсь, слышишь, только не при матери!"

- Прекрати, - бледнеет Миранис. - Я... я отдам тебе своего телохранителя. Только прекрати! Не мучай больше ни его... ни нас.

Опускает вдруг боль, и некоторое время Рэми неподвижно стоит на коленях, боясь пошевелиться. И вновь не дает упасть Вирес: вновь помогает прийти в себя, вновь заставляет Рэми найти силы, чтобы встать... и благодарить богов - все закончилось. Все равно, чем, но - закончилось.

- Выведи Рэми, Арман, - тихо приказал Деммид. - Арман!

Все как-то сразу забыли о Рэми и вспомнили об Армане, повернувшись к стоявшему у дверей дозорному. Бледный, посеревший, Арман, казалось, не слышал приказа. Великий придворный совершил невероятную дерзость: он смотрел не на Рэми, не на повелителя, ни на принца, а на забытую всеми в суматохе Рид, все так же опирающуюся на руку Гаарса.

А потом, будто очнувшись, глава Северного рода сделал шаг вперед. И глаза его, недавно ошеломленные, быстро ожесточались, из голубых став почти черными.

Рэми был знаком этот взгляд. Испугавшись за мать, он подбежал к Гаарсу, заслонил собой Рид и открыто посмотрел в загоравшиеся синим глаза дозорного.

- Вы можете делать со мной все, что угодно, - прошипел Рэми. - Но моя мать ни в чем не виновата, оставьте ее в покое, архан!

Арман цирка не любил. Скандалов тоже. Он не понимал, почему мгновенно не был выполнен приказ повелителя, почему Мир сопротивляется, не отдает Рэми, почему все более бледнеет Тисмен, прикусывая губу, и почему даже Кадм, безжалостный воин, смотрит на коленопреклонного мальчишку с жалостью.

Кого жалеть? На что тут смотреть? На бледного рожанина, что стирает кровь с подбородка. На преступника?

Боги, как все это наигранно! Деммиду не стоило убеждать сына, достаточно только приказать. Мир все равно не поймет, а дальнейший разговор лишь принесет лишние страдание и Рэми, и Миру... К чему все это?

Ждут в соседних покоях жрецы, осведомлен Эдлай, и стоит повелителю сказать только слово... Одно слово, и весь этот кошмар закончится.

Однако, представление продолжается. Мальчишка едва держится на грани реальности, еще немного и упадет в обморок. Еще немного и сломается. Жалко... сильный был маг, а умрет из-за глупости принца. Умрет, хотя мог бы жить, ведь жрецы тоже живут...

Тихий стон привлек внимание Армана. Обернувшись, он увидел, как стоявший в стороне рожанин удерживает беснующуюся в истерике женщину.

- Прекрати. Я... я отдам тебе своего телохранителя. Только прекрати! Не мучай больше ни его... ни нас, - слышит долгожданные слова принца Арман. Но они не доходят. Темнеет перед глазами от годами сдерживаемых гнева и боли, нахлынывают столь неуместные, казалось, похороненные воспоминания...

Алкадий решительно толкнул дверь и вошел в затемненные, душные сени. Стряхнув с плаща налипший снег, опустил щеколду и прошел в горницу.

Тут было тепло и пахло свежей выпечкой. Алкадий почти ласково улыбнулся хлопотавшей у накрытого белоснежной скатертью стола молодой женщине, решив, что сегодня, пожалуй, спать в одиночестве он не будет. Рожанка зарделась, низко поклонилась, и что-то там пролепетала непонятное... наверное, "добро пожаловать", впрочем, Алкадию было все равно.

- Позови Кона, - приказал он, - и сходи прогуляйся до вечера.

- Да, мой архан.

Когда ученик бесшумно вошел в горницу, Алкадий уже успел скинуть плащ и устроился у камина, непрерывно глядя в ненасытное пламя. Он так же ненасытен - сколько ему не давай, а все мало, и проклятое нутро требует больше.

- Мой учитель, - низко поклонился Кон.

- Ты сделал все, как я приказал?

- Да, мой учитель.

- Подойди.

Худощавый, низкий мальчишка подошел ближе и опустился перед Алкадием на колени. Маг медленно снял с ладони мягкую перчатку, взял ученика за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза:

- Я недоволен тобой, Кон, - мальчишка ожидаемо вздрогнул и задрожал. - Ты был неосторожен и позволил себя ранить.

- Маг... он сильный.

- Я знаю, что сильный и опасный. Именно потому я дал тебе амулет, - рука Алкадия скользнула в ворот рубахи Нара, в поисках тонкого шнурка... и застыла: шнурка не было.

- Прости, - прикусив губу, пролепетал Кон. - Ремешок оказался слабым...

Через мгновение Алкадий вставал со скамьи, вновь натягивая перчатки - его кожа так и не привыкла к сухому воздуху Кассии, - а глупый ученик сжался на полу в комочек, поскуливая от боли.

- Вставай, - приказал Алкадий. - Наказание было мягким. Тебе повезло: сегодня ты мне нужен в добром рассудке.

Кон послушно встал с тщательно вымытых половиц, но дрожать так и не перестал. Полыхнул ярче огонь в камине, завыл за окном ветер и Алкадий поежился - он не любил зимы и непогоды.

- Сними тунику и ляг на скамью, - приказал учитель.

Ученик дрожащими пальцами развязал пояс, стянул через голову тунику и послушно лег на спину на скамью у окна. Алкадий выбрал из аккуратно уложенной у камина стопки хвороста кусок ветви с большой палец толщиной, и обернулся к Кону. Окинув его недовольным взглядом тщедушное тело ученика, он вытянул из-за пояса кинжал и разрезал на груди мальчишки смоченные неприятно пахнущим снадобьем повязки:

- Кто тебя лечил? - спросил он, оглядывая аккуратно обработанную рану.

- Ила.

- Да молодая женщина? Не так ли?

- Да, учитель.

- Непростая девочка. Мне очень жаль, что ты так слаб, Кон, - усмехнулся Алкадий. - Если ты думал, что тебе недавно было больно, то теперь ты поймешь, что такое боль. Прикуси, - от властно поднес ко рту ученика кусок дерева, и Нар, побледнев, подчинился. - Сиди тихо, за каждый стон я тебя накажу. А ты знаешь, как я люблю наказывать.

В серых глазах Кона заструился страх. Алкадий, усмехнувшись, закрыл ладонью кровоточащую рану ученика и позволил зеленому сиянию политься с пальцев. Кон, вытаращив глаза, выгнулся, впившись зубами в ветвь, на лбу его выступили капельки пота, но с губ не сорвалось ни единого стона, когда целительно сияние заставляло покрыться новой, розоватой кожей, нанесенный магией ожег.

- Я доволен тобой, - сказал Алкадий, убирая ладонь. На месте раны остался лишь едва заметный рубец. - Взамен я позволю тебе задать тот вопрос, который так тебя мучает...

- Зачем вам эти маги? - Кон сел на скамье, быстро забыв о недавней боли. - У вас есть лоза...

Алкадий поднялся, сел за стол и, подвинув к себе кувшин с вином, налил полную чашу настоянного на травах вина.

- Когда я жил в Виссавии, вместо еды мы пили эльзир, - он задумчиво повертел в пальцах чашу. - Это напиток, который давал нашему телу все, что ему было необходимо, но... эльзир безвкусен, совсем. Представь себе - каждый день ты ешь нечто очень полезное, но всегда одинаковое. После такого даже хлеб кажется чудом. Так и с магией, мой ученик. Да, я питаюсь чужой силой. Да, лоза дает мне то, что необходимо магическую вампиру - чувство сытости. Но... сила, передаваемая лозой - безвкусна, тогда как взятая прямо от человека... Это нечто, что доставляет мне удовольствие. Теперь ты понимаешь?

Кон натянул тунику, перевязал ее на талии расшитым бисером поясом (наверняка подарком Илы), и опустив голову, сказал:

- Да, мой учитель, понимаю.

- Что еще тебя мучает, Кон?

- Я хочу служить вам.

- Ты служишь, - отрезал Алкадий, отпивая немного вина.

- Как носитель.

Алкадий усмехнулся.

- Хочешь получить свою лозу?

- Да.

- Дурак. Считаешь привилегией то, что на самом деле является проклятием. Это когда мой господин был жив, лоза давала носителю силу. Теперь же силу получаю только я. А ты, несмотря на свою тупость, мне дорог, мальчик. Потому я не позволю тебе стать носителем. На этом разговор закончен. Где маг?

- В подвале.

- Вот и хорошо. Пора обедать.

Арману тогда исполнилось одиннадцать, что он мог сделать?

Спальня была затемнена. Ар в последнее время не любил света. Не любил солнца, не любил огня, ему мешал даже огонь в камине.

И ненавидел виссавийцев. В Виссавии умер его отец. В Виссавии ушел он за своей повелительницей, и целители ничего не смогли сделать. И мачеха не смогла.

- Не понимаешь, - кричал за стеной чужой мальчишеский голос.

Ар сжался. Он почему-то боялся того мальчика, что кричал за стеной, и впервые в жизни не смел вмешаться в разговор, хотя очень хотелось.

- Не понимаешь, что он - мой наследник? Я приказываю тебе вернуться в Виссавию! Слышишь!

- Ты? Ты мне приказываешь? - смеялась Астрид. - Ничего ты мне не в силах приказать! Мой сын - не собственность Виссавии, он лариец, кассиец, кто угодно, но не виссавиец! Ты меня слышал!

- Ты вернешься в клан! - закричал мальчишка. - Хочешь этого или нет - вернешься в клан вместе с детьми! Оставишь ларийского щенка здесь! Или умрешь! А Рэми все равно будет со мной! Тут, в вашей уродливой, прогнившей насквозь Кассии ему не место!

Дохнуло пряным ароматом магии, и в доме вдруг воцарилась тишина. А потом тихонько отворилась дверь, мачеха заглянула внутрь и тихо спросила:

- Спишь?

Арман не ответил. Вцепился пальцами в подушку, прикусил губу, чтобы не закричать, бесшумно заплакал. И молился всем богам, чтобы мачеха не передумала, не увезла бы брата и Лану в Виссавию. Не оставила бы Ара одного... Потому что уже в одиннадцать лет Арман знал - не место главе Северного Рода в чужой стране...

А на следующий день, с самого утра, они уехали в поместье, а через несколько дней Арман потерял все: и брата, и сестру, и мачеху.

12.

- Арман! - жестко вернул на землю голос повелителя. - Уведи мальчика.

Вот она, Астрид. А ведь она же. Пусть и постаревшая, пусть и с сединой в волосах, но она же!

В один миг вспомнил Арман, как мучился все эти годы, как сходил с ума после смерти брата, как мечтал умереть с ними... в том столбе магии, и как долго, мучительно боролся с собственными кошмарами. Все это было обманом? Астрид жива? Может и...

- Вы можете делать со мной все, что угодно, - прошипел Рэми. - Но моя мать ни в чем не виновата, оставьте ее в покое, архан!

Он? Боги, какой же Арман дурак. Как раньше не узнал? Как же раньше не заметил? Глаза... Те же огромные черные глаза, почти лишенные белков, тот же упрямый взгляд. То же неистовство тела, а за ним - хрупкая душа целителя.

Мальчик, гордый, непримиримый. И глупый... Защищает мать, хоть сам и бледен, как только выпавший снег. Хоть дрожит, хоть ноги его не держат, а по подбородку стекает струйка крови...

Всегда был таким, думает Арман, доставая из рукава платок. Всегда старался защитить, кого любит, хоть самого себя защитить не в силах... Глупый кассиец с душою целителя... что же ты творишь?

Не замечая всеобщего удивления, Арман мягким жестом отер кровь с подбородка мальчишки-рожанина. Рука дрожала, едва удерживая кружевной платок, хотя никогда не дрожала под тяжестью меча, и Арман сжал пальцы, мысленно отправляя зов харибу.

- Это ведь вы, не так ли? - спрашивает он Рид. Голос предательски осип, не слушаясь хозяина. - Давно не виделись...

- Не знаю уж, благодарить мне богов или проклинать, - быстро успокаивается женщина, вспоминая явно давно забытые повадки арханы. - Да, Арман, это я.

- Кто этот юноша? - жестко спросил мужчина. - Он...

- А если и так?

- Поплатишься за это! - шипит Арман, активизируя знаки власти и не замечая, как напрягаются телохранители повелителя, как шагает к нему Вирес, явно вознамериваясь вмешаться.

Арман видел только черноглазого юношу, и дерзко обращаясь к повелителю без позволения, мысленно молил Деммида только об одном: "Прошу не отдавать моего брата жрецам, мой повелитель!"

Деммид довольно улыбнулся. Остановил жестом Виреса и кивнул Арману.

Никогда в жизни не чувствовал себя Рэми столь униженным. Он не понимал. К чему все это? Почему отирает ему лицо Арман? Почему смотрит иначе, почти мягко? Почему толкает вновь к повелителю?

Боги, неужели они еще не закончили? Почему не могут просто отдать его жрецам, не заставлять вновь и вновь чувствовать себя беспомощным ребенком? И все это на глазах у матери, будто повелитель захотел добить его стыдом. Потому как Рэми было стыдно, почти до слез: за свою слабость, за свою беспомощность, за отказывающее подчиняться тело, за уснувшую под действием магии Тисмена силу.

И вновь приходится послушно упасть перед повелителем на колени, вновь надо склонить голову, ожидая нового унижения.

- Встань, Рэми.

Сколько можно? Неужели опять? Но почему? Что Рэми сделал не так, чтобы вновь заслужить гнев Деммида? Он же смирился... чего еще им надо?

- Посмотри на меня.

Рэми посмотрел. И вздрогнул, когда повелитель покровительственно взял его за подбородок, заглянув в глаза. Отвести бы взгляд, но нельзя. Все так отдает приказы в голове Вирес: "Глаз не отводи... дай ему себя изучить".

К чему изучать-то? Еще немного и Рэми отдадут жрецам, замкнут в каком-нибудь провинциальном храме, заставят служить неведомому божеству и забудут... как страшный сон. Даже Мир забудет: высокорожденные обладают короткой памятью, когда дело касается сломанных судьб рожан.

- Ты бледен, мой мальчик. Почему?

Вопрос Рэми удивил. Но тон удивил еще больше: повелитель мягок? Такие, как он, вообще мягкими бывают? Скорее - нет. Скорее опять какая-нибудь ловушка или новый урок для своенравного сыночка.

Вот только повелитель почему-то ждет ответа. А что ответить-то? Да и язык не слушается...

Потому что дрожит еще тело, помнит недавнюю боль, потому что кричит в ужасе разум - перед тобой стоит тот, для кого ты всего лишь заноза... не более.

И вновь приходит извне помощь, на этот раз от телохранителей принца. Прежде, чем Рэми успел рот раскрыть, Тисмен уже пояснил:

- Наш мальчик слишком порывист, мой повелитель, и упрям. Нам пришлось его опоить. Боюсь, он не понимает, что здесь происходит.

"Сам-то понимаешь?" - хотелось спросить Рэми. По глазам Мира и его телохранителей было видно - нет, не понимают...

- Порывист, - повторил повелитель. - И прямолинеен. Как его отец... Сядь.

Рэми неосознанно задрожал, когда тяжелая рука Деммида легла на плечо и надавила, заставляя вновь опуститься на ступеньки трона.

- Будет по-твоему, сын, - начал повелитель, обращаясь к Миранису. - Но не по-твоему, Гаарс. Рэми останется в замке и станет телохранителем наследника.

- Мой повелитель забывает...

Рэми, на которого штучки Тисмена действовали с каждым мгновением все меньше, вздрогнул. Даже он понял, что Гаарс дерзок...

Деммид рожанина за дерзость почему-то не карает. Он, казалось, даже не слушает. Но делает к шаг Гаарсу один из телохранителей повелителя, что-то шепчет на ухо, и Гаарс бледнеет, отходя к двери.

Вновь подходит к Рэми Вирес, уверенно закатывает ему рукава и внимательно изучает, не активизируя, знаки рода.

- Желтые. Мир не ошибся - у мальчика и в самом деле татуировка рожанина, - сказал он, и повелитель резко обернулся к Рид. Рэми попытался встать, но был остановлен все так же стоявшим рядом Виресом:

- Будет лучше, и не только для вас, если вы не вмешаетесь.

Некоторое время Деммид изучал лицо Рид, черточка за черточкой, а все остальные в зале боялись даже двинуться. А Рэми даже дышать боялся, но с трудом удерживал себя, чтобы не броситься на защиту матери, не воспротивиться самому повелителю, как воспротивился он недавно Арману. Все равно ведь убьют... быть жрецом - хуже смерти. Но крепко держит плечо худая рука телохранителя и выражение на лице Виреса такое... что не ослушаешься.

- Не ожидал от тебя, Астрид, - сказал, наконец-то Деммид. - А ведь это ты... это действительно ты, и Арман не ошибся. И ты будешь жить, сама знаешь почему. Только вот не радуйся прежде времени, думаю, жрецам будет очень интересно, как ты обошла магию родов.

- Меня волнует только судьба сына.

- Волнует так сильно, что ты чуть было не отдала Рэми Эдлаю? Его злейшему врагу? Иногда материнская любовь меня поражает...

- Есть нечто сильнее Эдлая.

- И об этом мы поговорим, Астрид. Лично. Но позднее... если я начну с тобой говорить сейчас, до утра ты не доживешь.

Астрид вздрогнула и невольно шагнула назад, побледнев так сильно, что Рэми все же вскочил на ноги. И опять ему не дали вмешаться: на этот раз Арман. Изменившийся Арман, перехвативший его за пояс, шепчущий горячо на ухо:

- Молчи! Ради всех богов молчи, если желаешь ей добра. Не видишь - повелитель в ярости. Не помнишь, как он учит ослушников? Хочешь угробить мать?

Рэми остановился, почувствовав в голосе Армана неожиданное беспокойство. Но сам Рэми ярости Деммида не замечал: хоть и стал гуще проклятый туман, хоть появлялись в нем чаще молнии, но говорил повелитель ровно, спокойно. Да вот только все в зале, включая Мираниса, почему-то стояли тихо. Телохранители опустили глаза в пол, Гаарс отошел ближе к стене, одна только Рид смотрела гордо, дерзко, не склоняла перед Деммидом головы, хоть и дрожала от напряжения.

- Да, Астрид, - начал Деммид. - Даже не представляешь, какую цену пришлось мне заплатить за смерть мальчика. Даже не представляешь, как долго уговаривали мы целителей вернуться в Кассию. Даже не представляешь, что мы им обещали! Как унижались. Как дорого мне дались твои игры!

- Ты не понима... - начала Рид.

- Молчи! - оборвал ее Деммид. - Когда-то я был твоим другом, это правда! Но ты меня предала, не помнишь? И теперь ты - архана. Ты подчинишься моему приказу! Где Лилиана?

- Жива, - выдохнула Рид.

- У Гаарса? Отвечай, женщина!

- Да...

- Вирес, поедешь с Гаарсом и привезешь ее в замок. А ты, Астрид, под страхом смерти не подойдешь к детям! Ты меня слышала?

- Да, мой повелитель...

- Ты меня слышал, Рэми? Сделаешь шаг к матери, и она умрет... Ты мне нужен - она уже нет. Помни об этом!

Нар отскочил, когда распахнулись двери, склонился перед выходящим из зала повелителем и его телохранителями, и лишь тогда скользнул внутрь, в уже почти сомкнувшуюся щель.

Вновь сделать поклон, на этот раз принцу, его телохранителям и гостям, не обращать внимание на неестественную тишину, мягко подойти к архану, стараясь быть как можно незаметнее, привычно застыть за его правым плечом. И принять из унизанных перстнями ладоней Армана испачканный кровью платок.

"Видишь этого мальчика?" - Нар вздрогнул, выдав постыдное удивление. Сложно не выдать, если он явственно чувствовал смятение архана. А ведь, сколько Нар помнил Армана, тот всегда был уверен в себе. Даже когда превращался в зверя.

"Вижу, мой архан", - ответил Нар, приглядываясь к стоявшему рядом с Арманом мальчишке. И не заметил ничего особенного: глаза этого юноши, правда, необычно черные, и волосы слишком темны для кассийца. Худоват он, слишком хрупок для мужчины, но боги часто награждают таких хрупких на вид стальным стержнем. Так что сразу и не разберешь...

Да и во взгляде странное выражение, какое бывает только у целителей или у жрецов, помеченных печатью богов: желание понять, простить, помочь...

Кому помогать-то? Мальчишка и сам нуждается в помощи: лицо бледное, вспотел весь, и взгляд подернут дымкой. Да и пахнет от него неприятно - приторно сладко. Его явно опоили наркотиком, только вот к чему столь много чести для обычного рожанина?

"Запомни его. Когда он выйдет из залы, проведешь его в покои моего отца..."

И вновь Нар усилием воли заглушил в себе удивление. В покои отца? Те самые, что закрыты уже не первый десяток лет? Те самые, куда Арман уединялся раз в луну, чтобы провести там долгую, бессонную ночь? Что стали для архана храмом умерших родственников? Куда даже ему, Нару, не было входа?

"Не спускай с него взгляда, и не давай разговаривать с этой женщиной."

Нар слышит, но понимает ли? Кажется, сегодня в этом зале никто ничего не понимает. Вон и принц неожиданно молчалив, и в глазах его удивление смешанное с задумчивостью.

- Слышишь меня, Рэми? - спросил Арман, и голос его слегка задрожал.

Женщина, которую Нар заметил далеко не сразу, дернулась к мальчишке, но Тисмен вдруг встал на ее пути и холодно отрезал:

- Нет.

- Это мой сын, телохранитель, - взвилась женщина. - Вы не имеете права!

- Нет! - вновь отрезал Тисмен, и Нар явственно услышал, как телохранитель мысленно зовет дозорных.

Раскрылись двери, пропуская дежурившего перед залом старшого, и высокий, малознакомый Нару мужчина склонился перед телохранителем, ожидая приказа:

- Проводите ее в белые покои. И проследите, чтобы не удрала.

- Слышишь меня, Рэми? - повторил Арман.

Странно, вновь удивился Нар. Обычно архан не повторял. Обычно всем хватало и первого раза, а с теми, кому не хватало, Арман не церемонился. А теперь смотрел на мальчишку неожиданно мягко и... терпеливо ожидал ответа.

- Слышу вас, архан, - изволил, наконец-то, ответить рожанин. - Но обязан ли вас слышать?

- Когда выйдешь из залы, - Нар вновь удивился - архан явно пытался говорить с дерзким мальчишкой как можно мягче и спокойнее. А ведь обычно Арман с чувствами других особо не считался, - ты пойдешь с моим харибом.

- А если не пойду? - сузил глаза мальчишка, и Нар мысленно сжался, ожидая привычной вспышки гнева. Однако архан вновь удивил:

- Пойдешь! - отрезал он, направляясь к выходу.

- А это еще мы посмотрим, - вздернул подбородок мальчишка. - Меня сам принц одолеть не смог, а вы, архан, на что надеетесь? На мое добровольное согласие? Тогда надеетесь зря!

- Рэми, - вмешался молчавший до сих пор принц. - До сих пор не понял, что чудом сегодня остался в живых?

- Миранис, я...

- Хватит с меня и вчерашнего! - заметил принц. - До сих пор я тебе не приказывал, а теперь приказываю - подчинись! Забыл, кто я? Иди, Арман. Рэми не покинет замка и пойдет за твоим харибом, даю тебе слово.

- А что ты сделаешь? Вновь применишь магию? - закричал Рэми. - А, может, еще немного зелья? А давай прям счас к жрецам смерти, тогда точно никуда не денусь!

- Лерин! - приказал принц.

Нар не понял, что произошло. Просто глаза Лерина блеснули синим, стрелой пронеслось короткое заклинание, и дерзкий мальчишка согнулся пополам, застонав. А когда выпрямился, то лицо его было спокойным, как у ребенка, а глаза безжизненными. Что же, может, оно и к лучшему.

Но развернувшийся в дверях Арман так не думал. Он вдруг помрачнел, подошел к Рэми, взял его за подбородок и заглянул в глаза. А потом посмотрел на принца и жестко спросил:

- Ты что творишь!

- Арман, я... - неожиданно смутился наследник.

- Ошалел? Так хочешь сделать его телохранителем?

- Арман...

- Я сам справлюсь, слышишь! И никакой магии. Никаких зелий. Или не видать тебе нового телохранителя, как своих ушей. Неволить Рэми я даже не дам. Даже не надейся!

- Интересно, а как иначе я его остановлю? - не выдержал принц. - Он ведь опять сбежит.

- Я его остановлю, - ответил Арман. - От меня не сбежит... Нар! Отведи юношу в его покои и приведи в порядок! Я хочу, чтобы к завтрашнему утру ты вернул ему рассудок.

Нар мысленно сжался, ожидая, что принц накажет архана за дерзость. Но сегодня все было необычно: Миранис жестом остановил дернувшихся телохранителей и лишь усмехнулся:

- Дорог тебе Рэми, если ты решился со мной так разговаривать.

Арман слегка побледнел:

- Прошу прощения, мой принц.

- Я прощаю, - холодно ответил Миранис. - Но будет лучше, если ты вновь научишься держать себя в руках, глава Северного рода! Не смотря на нашу дружбу, я - наследный принц. Будущий повелитель. А ты - мой подданный. Чего стоишь, Нар? Выведи Рэми, пока Арман не натворил глупостей.

Нар поклонился принцу, архану, потянул Рэми к выходу. И тот пошел. Безвольно, улыбаясь, будто лучшему другу. Кто же ты такой, мальчик?

Дороги до комнаты Рэми не помнил. Помнил, как его выворачивало наизнанку, а стоявший рядом слуга то и дело менял тазики. Помнил, как прикасался ко лбу смоченный в холодной воде платок. Как вновь накатывала волной тошнота, заставляя согнуться в новом приступе.

А утром, обессиленный и уставший, Рэми с удовлетворением улыбнулся. Плескалось в нем море силы. Возвратился разум... И тоска по принцу уже почему-то не мешала. Она спала внутри, свернувшись где-то в глубине калачиком. Может, притомилась?

- Спасибо, - сказал он молчаливому слуге Армана.

- Не надо благодарить, - ответил тот.

Так ли уж не надо? Перед Рэми стоял маг - сильный, уверенный в себе, а все же слуга... рожанин, как и он...

Не стать Рэми телохранителем принца. Не будет он таким же бесправным слугой-магом, как Нар и жрецом не будет, не дождетесь!

- Вам надо отдохнуть, прошу, мой архан, - настаивал слуга.

- Кто ты?

- Я хариб Армана, мой архан. Меня зовут Нар.

- Арман отдал мне своего личного слугу... интересно, - по глазам Нара было видно, что хариб тоже не понимал, что и к чему. - Так ты мой новый тюремщик, не так ли?

- Сомневаюсь, что в таком состоянии вы можете убежать.

- Ты меня плохо знаешь...

- Арман не приказывал мне вас задерживать. Если вы действительно этого хотите - дверь открыта. Я не буду вам препятствовать.

Рэми вздрогнул.

- Даже так...

Рэми попытался встать, но слабость вновь отбросила его на кровать.

- Проклятье!

- Слабость минует к утру, - невозмутимо заметил слуга. - И тогда вы сможете нас покинуть... если заходите. А пока отдохните, прошу вас.

Рэми лишь посмотрел с ненавистью посмотрел на слугу, но послушно лег на кровать. Убегать из замка на карачках Рэми все же не хотелось... звать же Ариса было опасно. Возможно, завтра все будет иначе.

- Рэми вернул свой статус, хорошо... - Марнис уже почти и не удивился, услышав рядом с собой голос сестры. - Ты притупил его связь с Миранисом - плохо.

- Так почему не вернешь мальчишке любовь к наследнику?

- Потому что Рэми пойдет за Миром не ради какой-то там привязки... он сам того захочет.

- А если нет?

- Пойдет... я его слишком хорошо знаю.

- А если нет?

- То я отдам его тебе, - Марнис вздрогнул. - А если пойдет Рэми за Миранисом, то ты... простишь мне историю с Акимом, брат. А я тебе помогу восстановить культ...

- Ты отдашь мне наследника? Не верю.

- Я же уже сказала - я уверена в победе и ничем не рискую.

- Но ты знаешь мою силу...

- Я знаю и силу человеческих чувств, Марнис. Итак... ты согласен?

- Да!

Глава девятая. Тяжелый разговор

Проснулся Рэми поздно, когда проникали сквозь незашторенное окно в спальню сумерки. И, вспомнив вчерашний день, вздохнул с облегчением - он закончился. Не важно чем, не важно как - но закончился. И теперь Рэми один, хоть и в чужих покоях, но в голове почти не осталось тумана, а море силы тихонько волновалось, избавившись от сковывающего его льда.

Рэми вновь был магом, а не слепым, забитым, опоенным наркотиками рожанином. Это очень даже успокаивало - Рэми не любил быть беспомощным.

Стоило ему пошевелиться, как на стоявшем в глубине комнаты столике неярко засветилась небольшая лампа, зачадив сладковатым дымом. Рэми огляделся. Спальня, где он находился, отличалась от покоев Тисмена, но была столь же богато отделанной, только убранной не в зелень, а в светлые тона и настолько чистой, что сама чистота набивала на зубах оскомину.

Простая кровать, пара кресел и небольшой стол, над которым покоилась заставленная книгами полка. На столе чернильница, несколько перьев, аккуратно сложенные листы тонкой, дорогой бумаги с вензелями, небольшая лампа. И раскинувшая широко крылья статуэтка Лери - богини мудрости.

Возле резных дверей - большие до середины человеческого роста - мраморные статуи сидящих барсов. Глаза их, сделанные их горного хрусталя, чуть поблескивали в полумраке и казалось Рэми, что статуи за ним настороженно наблюдали, будто ожидали какой-то пакости.

В этом проклятом замке все кажется живым. Кажется, что кто-то или что-то за тобой неотступно следит, не оставляя надежды хотя бы на мгновение остаться одному.

Рэми потянулся к стоявшей у кровати скамье, на которой лежала аккуратной стопкой одежда: черные штаны, белая рубаха до колен, тонкий пояс в тон штанам с вышитыми краями, теплый плащ на двойной подкладке с опушенным капюшоном.

Обычный наряд горожанина, обычный, да не совсем, и пальцы Рэми удивленно прошлись по ткани, оценив ее мягкость. Простой покрой дорогой ткани - нечто, кем-то сотворенное специально для таких, как Рэми. Непонятных - кто и не архан, чтобы одевать одежду без швов, но и не рожанин... Невесть кто.

Встав с кровати, Рэми задернул шторы и стоявшая на столе лампа незамедлительно засветилась ярче, разгоняя тьму. Рэми быстро оделся. Нашел под скамьей теплые, высокие, до колен замшевые сапоги, а в ящике стола - гребень, причесал густые, слипшиеся от пота волосы. Пригляделся к своему отражению в зеркале, разгладив ладонями складки на рубахе. И вздрогнул, когда в дверь постучали.

- Войдите, - напрягся юноша, отходя к окну, не понимая, кому нужно в этом замке нужно его разрешение. Он здесь вообще невесть кто: ни пленник, ни гость, ни господин...

Но за дверью, видимо, только и ждали разрешения. Створка широко распахнулась, и внутрь вошли, вернее, валились переговаривающиеся между собой телохранители.

- Нет, ты представляешь рожу ее мужа? - смеялся Кадм, бесцеремонно устраиваясь в кресле. - Целители беднягу едва откачали. А что он вообразил? Красавицу жену при дворе оставить... А коль оставил, так будь добр о возвращениях предупреждать... Здравствуй, Рэми! Рад, что ты уже встал и выглядишь гораздо лучше.

- Кадм, история должна быть тебе наукой, - резонно заметил Лерин, усаживаясь на скамью напротив друга. - Не понимаешь, что и сам можешь попасться? Добрый день, Рэми.

- Для этого я слишком умен!

- Не сомневаюсь. - Тисмен, осторожно снял защитную магическую пленку с принесенной чаши. - Это для тебя Рэми. Выпей.

Выпей? Опять наркотики?

- Нет! - прошипел Рэми, когда все уставились на него, явно ожидая ответа. - Арман приказал меня не опаивать. Он ведь мой архан, не так ли?

- Опять дерзишь, дружок! - парировал Кадм, забирая у Тисмена чашу и делая глоток. - Отличное бодрящее зелье. Жаль, что не для меня. Выпей, Рэми! Ты до сих пор бледен...

Рэми хотел возразить, но вновь поймав усмешку в глазах Лерина, передумал. Вовремя вспомнил, как легко его Лерин "успокоил" вчера в зале, потому все же взял чашу и быстро выпил густо-зеленую, пахнущую травами жидкость. Зелье, в котором чувствовалась примесь мяты, и в самом деле бодрило. Развеяло усталость... и... слегка успокоило.

- А теперь мы объяснимся, - Лерин взглянул на статую барса и почему-то скривился. - Принц у Армана в соседних покоях, а мы хотели посмотреть, как вы себя чувствуете. Знаем, что Арман приказал харибу вывести из вас остатки зелий, отсюда и ваша усталость, однако, вижу, вы не поумнели. Никто не собирался вас неволить, но у нас не было времени на игры. Это так сложно понять?

- А вы бы поняли?

- Я бы - нет, - усмехнулся Кадм. - Я смирялся с ролью телохранителя полгода. Но, боюсь, у тебя времени не будет.

- Кадм, не помогаешь, - осторожно оборвал его Лерин.

- А когда и я кому помогал? Лерин, друг мой, мне положено. Это я в этой комнате солдафон законченный, так что режу правду матку, какая она есть.

- Вы все еще хотите покинуть замок? - перебил его Лерин.

- Мне казалось, вы не читаете мыслей... - покраснел Рэми.

- Я не читаю мыслей. Не потому, что не в состоянии, а потому что не хочу. Потому что у нас есть Арман и его власть над вами, так что если вновь собираетесь убежать...

- ... то лучше забудь, - быстро оборвал его Кадм, отправляя в рот виноградину. - Ой, ой, Лерин, какой взгляд! Слава богам, что я тебе нужен - иначе точно бы убил. Но даже мне уже надоела твоя долгая и занудная речь, а мальчику...

- Я не мальчик, - отрезал Рэми.

- Мальчик, - ответил Кадм. - Грубишь нам, грубишь принцу, пытаешь убежать от привязки, покончив жизнь убив себя, потому ведешь себя как мальчик...

Рэми хотел возразить, но не успел: в спальню из боковой двери вошел Мир. Он слабо улыбнулся Рэми, направляясь к выходу. Трое телохранителей обменялись с появившимся на пороге Арманом поклонами, и все четверо вышли, оставил рожанина наедине с дозорным.

Арман сегодня был не тем Арманом, что несколько дней назад встретил Рэми у ворот. Казалось, с него слетела вся спесь и высокомерие, оставив смертельно уставшего человека. Легли под глазами темные тени, лицо его слегка побледнело, и еще более подчеркивала эту бледность белоснежная, вышитая серебром туника, повязанная на талии сплетенным из серебряных нитей поясом. Но еще больше удивило Рэми отсутствие у архана оружия.

А ведь то дозорный. Человек, что хоть и использовал магию, но редко, и для которого оружие было второй кожей, важнее, чем одежда. Всегда, но не сейчас. Сейчас он казался каким-то рассеянным, задумчивым. Так же рассеянно поздоровался он с Рэми, указал на соседние покои, из которых только что вышел с принцем, и спросил:

- Поешь со мной?

Рэми коротко кивнул, переступая через порог. За дверью оказался небольшой кабинет. Мягкий, темно-коричневый ковер на полу, шкаф со всевозможными шкатулками и чашами со сгустками магии. Книги, старинные свитки, карты, дорогие гобелены на стенах, письменный стол, заваленный с ладонь треугольниками из вырезанного ажуром металла. Рэми, зная как много может скрываться в таком кусочке металла, взял один из треугольников, пытаясь открыть его своей силой, но Арман остановил его. Забрал ксэн, кинул его на стол в общую кучу и заметил:

- Это потом. У тебя будет много времени, верь мне.

Арман махнул рукой, и стол очистился, заставив Рэми тихонько вздохнуть от разочарования. Но вместо интересных треугольников появилось на гладкой поверхности блюдо с приятно пахнущими горячими колбасами, две чаши с наваристым супом, нарезанный хлеб, мягкое, свежее масло...

- Много чести для рожанина, - съязвил Рэми.

Арман ничего не ответил. Сел на один стул, жестом указал Рэми на другой и начал не спеша есть суп.

Рэми последовал его примеру. Суп был вкусным, но у Лии выходило вкуснее. Только вот где теперь Лия? С Гаарсом? Одна среди чужих людей? Или уже в замке? Спросить бы... но Рэми боялся напоминать о сестре. Дайте боги, забудут - а с Гаарсом ей будет спокойнее.

- Чего вы от меня хотите, архан? - спросил Рэми, отодвигая чашу.

- Для начала, чтобы ты нормально поел.

- Я не привык объедаться...

- Надеюсь, ты не голодал, - чуть побледнел Арман.

- Я не маленький ребенок, а мужчина, руки ноги у меня целы, содержать и себя, и семью я умею, - заметил Рэми. - Мы никогда не голодали... Жили небогато, то правда. Но голодать... нет, архан. До встречи с Миранисом я и не знал, что такое настоящие неприятности.

- Лукавишь, - спокойно ответил Арман, заканчивая есть суп и принимаясь за колбасы. - Неприятности с Эдлаем были до встречи с принцем, не так ли?

- Слишком много знаете, архан. К чему такой интерес к моей скромной персоне?

- На "ты", Эрр....

- Меня зовут Рэми!

- Пусть будет так, - не спорил Арман.

- Не могу называть архана на "ты". Но если прикажете...

- Я не буду тебе приказывать. Ты сам начнешь называть меня на "ты". Я рассказывать буду, а ты слушай. Могу я тебя попросить слушать и не перебивать? Хотя бы это!

Рэми кивнул, не совсем понимая, чего хочет от него Арман. Чего добивается? И почему сегодня дозорный вновь добр и мягок? Почему мнет в пальцах шарик хлеба, и прикусывает губу, будто подбирает слова. Архан подбирает слова в разговоре с рожанином? Уже одно то было необычным.

- Выпей! - сказал Арман, протягивая Рэми чашу. И когда только успел наполнить? - Выпей! Не отравлено!

Рэми взял в руки чашу, отхлебнув немного. Сразу же обожгло горло, стало тепло в груди, и Рэми, сам того не заметив, сделал еще один глоток.

- Хорошее вино, не так ли? - усмехнулся Арман, задумчиво наблюдая за Рэми и потирая подбородок большим пальцем правой руки. - Я заказал его в Ларии... Стране, где я родился. Оттуда же и ткань твоей одежды.

- Страна оборотней, - прошипел Рэми, заставив Армана вздрогнуть.

- Страна оборотней Эрр... - подтвердил Арман, бросив хлебный шарик на тарелку принимаясь за новый и поправляясь, - Рэми. Знаю, что здесь не любят ни Ларии ни ее жителей. С некоторых пор отношения между Ларией и Кассией стали натянутыми, и люди забыли... что когда-то было иначе. Забыли, кто на самом деле живет в стране кланов. Но ты откуда-то знаешь...

- Может, не все забыли? - Рэми и сам не знал, почему язвил.

Просто не мог спокойно сидеть рядом с Арманом, и вино, оказавшееся гораздо крепче обычного, ударило в голову, заставив замолчать рассудок. Да и говорил ли этот рассудок в присутствии Армана? Ненавидел, как же Рэми его ненавидел...

- Но, вижу, ты начинаешь утомляться нашим разговором. Когда мне три года, умерла моя мать, во время мора. Моего отца и меня спасла Виссавия... Вижу, что ты хмуришься, и мне это не нравится. Не знаю, за что ты не любишь Виссавию...

- Это не ваше дело! В душу мне не лезьте!

- Не мое, - кивнул Арман. - Продолжим. Когда мне исполнилось четыре года, все изменилось. Кассия и Лария, что столько лет казались врагами, вдруг сблизились. И ларийская принцесса вышла замуж за младшего принца Кассии. Тогда это казалось удачным политическим ходом - у повелителя Кассии было трое сыновей. Кто же знал, что самый младший станет повелителем Кассии? А его сын, рожденный от ларийки - наследным принцем?

- И оборотнем... - прошептал Рэми.

- И оборотнем, - холодно подтвердил Арман. - О твоем отношении к оборотням мы тоже поговорим, позднее. Вместе со свитой молодой принцессы приехал в Кассию и мой отец - телохранитель Львины, матери Мираниса.

- Не понимаю. Это обязательный этап пытки - выслушивать перед смертью родословную архана? - засмеялся Рэми. - К чему томите, Арман?

- Уже не томлю. Терпения, Эрр... Рэми, рассказ подходит к концу. Вскоре мой отец встретил Астрид... женился на ней. У них родился сын. Но все не было так просто. Далеко не все встретили ларийцев спокойно. Один из придворных напал на моего отца... ранил его. За кассийца вступился глава рода, за моего отца - повелитель Кассии. Состоялась жестокая дуэль... отец выиграл и по старым законам Кассии стал главой Северного рода.

- Дал вам титул.

- Что плохого в титуле? - усмехнулся Арман.

- Наверняка вам сложно... я б не хотел иметь оборотня главой рода.

- Странный взгляд на вещи, - скривился Арман. - Для оборотня... - Рэми вздрогнул, но Арман не пояснял, продолжая. - А потом была короткая война с демоном. В войне погиб почти весь род повелителя, кроме Деммида... Но все проходит, мы жили дальше, и у мачехи родилась дочь. А Деммид начал изменять жене...

- Это я тоже знаю, - усмехнулся Рэми.

- Да, слишком много знаешь, - серьезно ответил Арман. - Опасно много. Молодая повелительница была красивой, но страшно порывистой. И глупой, чего уж там таить. Узнав об измене мужа, она убила себя. Это было непростое время для нас всех. Львина умерла мгновенно. Ты ведь знаешь, таковы законы Кассии - после смерти кого-то из семьи повелителя, мгновенно умирают и их телохранители. Мой отец, подобно его архане, сгорел заживо на глазах мачехи.

Некоторое время Арман молчал, водя тонкими пальцами по ободку чаши... и на этот раз Рэми не решился разорвать воцарившуюся тишину.

- Астрид поссорилась с виссавийцами. Обвиняла целителей в том, что не спасли ее мужа... И в первый раз воспротивилась вождю. Элизар хотел, чтобы мы остались в Виссавии. На самом деле не мы, а мой брат, моя мачеха и моя сестра, а я? Я соседней стране целителей был не нужен. Астрид воспротивилась, увезла нас обратно в Кассию. Тогда я был рад. Сегодня я считаю это ошибкой... Ну и история моя закончилась и вовсе трагично - поместье, где находилась моя мачеха и ее дети уничтожила магия. А повелитель... повелитель приказал забыть... все и забыли...

- Грустно, архан, но при чем здесь я?

- Да ни причем, - усмехнулся Арман. - Вчера я встретил Астрид при дворе, и это - твоя мать. Я - глава твоего рода и твой брат. И ты выслушаешь меня, хочешь ты этого или нет!

- Не верю, - прошептал Рэми, вставая из-за стола. - Не верю тебе, архан! Я - обычный лесник, горожанин, свободный человек. Я - сирота, старший мужчина, глава рода с десяти лет! Я - кровный родственник Гаарса и добровольно отдал ему в руки свою судьбу. Но я не имею никакого отношения ни к тебе, ни твоей семье! А даже, если и имею? Отпусти меня! К чему делить наследство?

- О каком наследстве ты говоришь? - воскликнул Арман. - О том, что оставил наш отец здесь, в Ларии, или бросила твоя мать в Виссавии? Хочешь свою долю? Бери! Прямо сейчас! Наш род богат... ни мне, ни тебе состояния отца за три жизни не истратить!

- Зачем я тебе? - взмолился Рэми. - Не могу быть твоим братом. Смотри...

Рэми обнажил свои запястья, показывая желтые знаки рода.

Арман промолчал. Вытер жирные пальцы о салфетку, чуть шевельнул губами, глаза его полыхнули синим, и попятившийся Рэми с ужасом понял: откликаются знаки рода на слова Армана, жгут запястья, и медленно, очень медленно расползается по телу боль...

"Сядь!" - короткий приказ в голове. Боль усилилась, а Рэми понял - не подчинится он, так собственное тело заставит подчиниться, потому как главе рода не отказывают... Не этому ли Рэми учил Бранше?

Медленно опустился Рэми на стул, напротив невозмутимого Армана.

- Не могу... Не верю... они золотистые...

Приказ отпустил.

- Золотистые кто? - не сразу понял Арман.

- Знаки рода... они золотистые, как у рожанина, не как у архана... не верю...

Арман потянулся через стол и положил свои ладони на руки Рэми, скрывая знаки рода:

- Не думал я, что твоя мать аж настолько сильна, - шептал он, когда Рэми прикусывал губу, чтобы не вскрикнуть от резкой, пронзившей запястья боли. - Я не знаю, почему она тебя спрятала... но сейчас... сейчас знаки на твоих запястьях станут прежними... уже стали... ты поймешь, что я говорю правду. И примешь это, не так ли?

Глаза архана утратили синий блеск, а когда Арман вернулся к своим колбаскам, Рэми ошеломленно смотрел на непривычно синие, изменившие татуировки рода.

- Другой бы обрадовался, - холодно бросил Арман, намазывая хлеб маслом.

- Я не другой! - ошеломленно прошептал Рэми. - Не позволю...

- Ты все мне позволишь, - отрезал Арман. - Братишка... У тебя остались сомнения? А вот у меня нет. Как только я увидел твои глаза, я тебя узнал... А узнаешь ли ты это?

Арман сорвал с груди шнурок и кинул его Рэми. Тот машинально поймал небольшой амулетик, посмотрел на до боли знакомый кусок дерева и вдруг смирился...

- Не бойся, Тисмен его очистил, - где-то вдалеке прозвучал голос Армана. - А когда-то давно ты мне его дал... За два дня перед твоей "смертью..."

Рэми вскочил, и, крикнув:

- Я вам не верю! - в сердцах швырнул амулет на пол и выбежал из кабинета...

Арман вытер о салфетку руки, бросил ткань на тарелку, встал из-за стола и поднял амулет, грея ветвь дерева в пальцах. Глянул на стоявший на столе шар вызова, и разнесся по кабинету тонкий звон.

Нар явился практически мгновенно. И, как всегда, не удержался от замечания:

- Рэми не рад?

- Не понимаю, - пожал плечами Арман, перебирая между пальцами амулет. - Ему нравится быть рожанином? Или я что-то делаю не так?

Нар пожал плечами, поправляя складки туники на плечах Армана. И архан вздрогнул: в выразительных, как и у каждого мага, глазах "тени архана" явственно читалось осуждение. Но вслух Нар ничего не сказал. И на том спасибо.

- Ваша сестра прибыла в замок, - сказал Нар, застегивая на талии Армана широкий кожаный пояс, подавая ему кнут.

- Ей приготовили покои? - спросил дозорный, когда хариб накинул на его плечи плащ.

- Да, архан.

- Неплохо. Пока Рэми не освоился, будет лучше, если он не увидит Лилианы. А Астрид?

- В своей комнате. Зеленый телохранитель ждет распоряжений относительно вашего... брата. Не думаю, что сейчас лучшее время оставлять Эррэмиэля одного...

- Тисмену и другим телохранителям скажи, чтобы к Рэми не приближались. Пусть мальчик отдохнет. А на счет того, что один... он мужчина. Архан. Что с ним в замке станет? Я уезжаю всего на несколько дней... - ответил Арман, натягивая перчатки. - Не понимаешь?

- Не понимаю.

- И я не понимаю, - ответил Арман. - Не понимаю, зачем тебе объясняю, Нар, и почему сегодня ты такой разговорчивый, но все же объясню. Я не думал, что девчонка права, но надеялся...

- Я знаю.

- И обещал богам... если Рэми окажется жив, я проведу три дня в храме смерти.

- Мой архан! - побледнел Нар.

- Но обещай мне, слышишь! Обещай! - горячо прошептал Арман. - Если с Рэми что-то случиться, ты прервешь медитацию. Знаю, что это опасно, но мой брат важнее. Не давай его опаивать. И так спит целыми днями, плохо соображает. Он должен очнуться до посвящения!

- Вы все же решили сделать из брата телохранителя?

- Так будет лучше для меня, его и Кассии, - холодно ответил Арман. - Начинай приготавливать приданное для сестры и подыскивать хариба для Рэми. И... выпусти гадалку.

Арман направился к двери, но был остановлен тихим окриком:

- Мой архан!

- Да, Нар?

- Если ваши видения окажутся слишком болезненны... вы же знаете...

- Что могу черпать силу в тебе, Нар? Знаю. И воспользуюсь, спасибо.

Глава десятая. План.

Рэми терпел целых два дня, а на третий все же не выдержал. Дождался вечера, приказал замку дать ему одежду горожанина, наскоро оделся, морщась от казавшейся теперь грубой ткани, и прошептал: "В парк!"

Замок послушался, и Рэми оказался около знакомой беседки. Только вот сегодня на улице не было так красиво, как прежде. Кололо мелкими снежинками щеки, дул холодный ветер, и Рэми вдруг захотелось вернуться в теплую комнату, устроиться в кресле с чашей горячего, сдобренного пряностями, вина, и забыть и о Мире, и о Жерле, и, уж тем более, об Элане.

Да вот только мир сложен. Неприятности в нем сами собой не решаются, чтобы не думал Арман. И Рэми посмотрел в затянутое снежными тучами небо, вздохнул и позвал:

- Арис!

Горло резануло от морозного воздуха, Рэми закашлялся, но повторил зов. И еще. И еще. До тех пор, пока не раздался вдалеке шум крыльев, пока пегас не спланировал вниз и не встал перед Рэми.

Арис чуть изменился: нарастил себе более теплую, пушистую шубу, слегка притушил яркую белоснежность шкуры, став похожим на сероватое облако.

"Рад тебя видеть живым и здоровым, - заметил Арис, когда Рэми привычно вскочил ему на спину. - Как ты?"

"Зол!"

Рэми и в самом деле был зол. Зол, потому что не понимал.

Первый день после разговора с братом начался с визита Кадма. Рэми под строгим присмотром телохранителя облачили в торжественные одежды, которые оказались страшно тяжелыми и неудобными, и провели в огромную, укутанную в полумрак огромную, уходящую в темноту залу, где представили двору.

Рэми это не совсем понравилось: множество придворных, что смотрели на Рэми и перешептывались, покровительство повелителя и новое имя, к которому Рэми пытался привыкнуть.

- Подойди, Эррэмиэль.

Рэми впервые увидел знаменитого тронного змея. Чудовище, о котором шепотом рассказывали рожане, легендарное порождение темных земель, на кольцах которого, вместо трона, восседает повелитель.

И Рэми едва смел дышать, когда переливающимся красками плоская голова застыла перед его лицом, когда огромные, как бы сделанные из живого золота, глаза змея вдруг поймали в свою власть, когда запахло рядом паленым, и Рэми почувствовал, как плавятся на его голове волосы, а от страха уходит земля из-под ног.

"Не бойся! - раздался в голове голос Мира, и Рэми увидел, наконец-то, стоящего в разноцветных кольцах принца. - Когда-нибудь змей будет принадлежать мне. И будет помогать тебе охранять повелителя."

Поздно. Подкосились колени, с головой накрыл ужас, затащив в спасительную, холодную темноту, и Рэми поддался, чувствуя, как тяжелеет непослушное тело.

Очнулся он на кровати, когда Нар осторожно касался лица Рэми смоченной в холодной воде губкой.

- Вы потеряли сознание, - сказал он.

- Это плохо? - голос не слушался, хрипел, в голове собрались тучи, и недовольное лицо Нара то расплывалось, то вновь становилось четким...

- После сильного магического воздействия? - пожал плечами Нар. - После полной блокады силы? После эрса и бессонной ночи? Ну что вы... Но кто об этом знает кроме нас и телохранителей?

- Я опозорил Армана? - остановил руку Нара Рэми. - Скажи, я опозорил брата?

- Сомневаюсь, что Арман расстроится, - усмехнулся хариб.

Конечно, не расстроится, зло подумал Рэми. Чего уж ему расстраиваться? Разозлиться, то скорее.

- Вашего брата несколько дней не будет в замке, - продолжил Нар.

Уехал, потому что не мог вынести позора? Не хотел видеть вновь обретенного братишку, что завалился в обморок на глазах всего двора. Стыд-то какой.

- Если вам что-то будет нужно... попросите у замка.

- Попросить? - не понимающе переспросил Рэми. - Не морочь мне голову и дай воды...

Нар слегка улыбнулся, на его ладони появилась чаша. Рэми потянулся было за водой, то губы Нара слегка дрогнули, и чаша исчезла...

- Попросите сами, - ровно повторил мужчина, смачивая губку в небольшом тазике. - Попросите, Рэми.

- Хочу воды! - закричал Рэми, протягивая руку... и чаша появилась.

- Только вот кричать не надо, - сказал Нар, когда Рэми напился. - Достаточно только подумать...

- Уходи! - ненавидяще прошептал юноша, останавливая руку Нара с губкой. - Ты мне не нужен. Никто не нужен! Слышишь!

- Вы уверены...

Конечно, не уверен! Сейчас ему нужен Арман, нужен брат, нужна мать, Лия, все нужны! Нужно, чтобы кто-то объяснил! Но просить он не будет. И унижаться не будет. Не видят? Не хотят? Так пусть проваливают!

- Убирайся!

Око подернулось дымкой. Марнис улыбнулся - еще немного и Аланна получить то, что хочет. А потом он напомнит девочке об обещании.

- Интересный ход, - прошептала за спиной Марниса Виссавия. - Хорошо ты изучил моего мальчика, знаешь, какой он гордый, как трудно будет смириться ему с таким поражением. Хорошо изучил ты и Армана, заставив его дать не очень-то умное обещание... кстати, как там брат нашего мальчика?

- Нормально, - ответил Марнис. - Мне надо было убрать его из замка, а не убивать... ты же знаешь, я не люблю напрасной крови.

- Почему ты убил Акима?

- Потому что он попросил о геройской смерти. Мальчик мечтал умереть красиво, мечтал остаться в памяти в памяти многих поколений... а я...

- А ты что?

- Я мечтал спасти тебя, а ты слабела.

- Спасибо, Марнис.

- Что?

- Спасибо тебе... за Акима. Спасибо. Если бы не ты... я бы даже не знала о мальчике... но все же жаль, что ему пришлось уйти так рано. Не позволь, чтобы то же самое стало с Рэми.

- Хочешь стать моей просительницей? - не поверил собственным ушам Марнис.

- А почему бы и нет? Тебе нужна сила? Тебе нужны просители. Я буду твоим просителем. Я прошу... сохранить для меня Рэми.

- Твое желание, сестра! - хлопнул Марнис в ладоши.

И тотчас почувствовал, как напряглись линии судеб, как упруго поддались его растущей с каждым мгновением силе. Какое же это наслаждение, вновь сознавать, что ты можешь менять чужие судьбы. Марнис, бог желаний, с каждый вздохом вселенной становился сильнее.

- Я спасу твоего Рэми, - выдохнул он. - Даже если твой наследник сам того не захочет, я его спасу.

Когда Нар ушел, Рэми прикусил до крови губу, и уже не сдержал злых слез. Упасть в обморок от страха, как девчонка. И после этого Мир хочет, чтобы Рэми стал его телохранителем? Телохранителем наследного принца?

- Дай мне еще воды, - прошептал Рэми. Чаша появилась. Выпив пронзительно холодную воду и немного успокоившись, Рэми приказал:

- Перенеси меня к матери.

Молчание.

- Я хочу увидеть мать!

Вновь молчание.

- Тогда сестру... пожалуйста... - шептал Рэми, бросая подушкой в стену.

Тишина...

- В парк, перенеси меня в парк! - закричал Рэми.

И упал в снег.

Второй день Рэми сидел на кровати и ждал. Все равно кого. Кадма, с его выговорами, брата, с его строгостью, Мира, с его иронией, пусть даже Лерина - с его жестокостью.

Но было тихо. Как в гробнице. И когда потемнело за окном, понял Рэми, как голоден. Вспомнил, что в последний раз ел вчера, спал всего несколько часов, и весь день вот так и просидел, вплетая пальцы в волосы и глядя в крытый пушистым ларийским ковром пол.

- Так нельзя, - прошептал Рэми.

- Надо что-то делать, - добавил он.

- И сейчас!

Для начала он наскоро поел, не чувствуя вкуса еды. Апатия, которая душила его все время с момента отъезда брата, вдруг прошла, сменившись хаотичной деятельностью. Рэми размышлял, подобно зверю, готовился к прыжку. Осталось только решить куда прыгать.

Итак, Армана нет в городе. Куда уехал брат, Рэми спрашивать не стал, да и не надеялся, что ему ответят. Телохранители его явно избегают - что после постыдной сцены в тронном зале, вообще-то, и понятно. Поэтому, пока Рэми не выгнали из дворца, или, что еще хуже, не сослали в какой-нибудь храм, Рэми справится сам.

"...Но, вижу, вы и без него не поумнели..."

"Но кто об этом кроме нас и телохранителей знает?"

"Ты особый. И мне стало страшно, когда ты появился."

"Что, если он пришел сюда с одной целью - закончить то, что не закончил его дружок?"

Они не верят Рэми. Боятся его, боятся неконтролируемой силы... может, боятся не зря. Рэми уже не боится. И потому заберет Аланну и исчезнет из этого замка. Из жизни Мира, из его маленького мирка.

Они думают, невозможно обойти магию родов? Рэми тоже так думал, до поры до времени. А теперь понял, что его силы с лихвой хватит, чтобы изменить любую татуировку. И потому он сумеет противостоять зову Армана. А Кассия большая, где им с Аланной скрыться всегда найдется.

Но для начала надо завершить дела здесь.

Первое - найти того, кто покушался на Мира и Армана. Арман всего лишь дозорный? Всего лишь друг наследного принца? Он брат Рэми! И хоть Рэми и сам в это до конца не верил, но за брата отомстит... И это будет последним, что он сделает для своего главы рода.

Второе... надо выяснить, наконец, зачем Рэми нужен Виссавии и что скрывала на самом деле мать.

Если закрывать долги, так все.

Если начинать новую жизнь, так с чистой совестью.

Рэми зло смахнул на пол вазу с оставшимися пирожками. Как ни странно, но осколки и остатки еды быстро исчезли. В этом замке почти не нужны слуги... дух замка выполняет приказы гораздо быстрее. Невидимый слуга, верный, исполнительный и молчаливый. Что Рэми было сейчас просто необходимо.

Он взял перо, окунул его в чернила и начал писать...

Письмо написалось далеко не сразу. Рэми успел испортить не один лист, прежде чем запечатать, наконец-то, конверт. Осталось самое трудное. Рэми положил письмо на стол и приказал: "Отнеси его Аланне."

Он боялся, что замок на этот раз не послушается, не перенесет письма, как не переносил их к матери и сестре. Но запрет, видимо, на принцессу не распространялся, и светлый прямоугольник исчез со стола, а Рэми вздохнул с облегчением.

Осталось ждать. И зря Рэми не времени не терял, заказывая у оказавшимся послушным замка все новые книги, погружаясь в чтение старых летописей. И все казалось ему, что разгадка близко... только надо чуть поднапрячься и найти в книге нужное место.

"Демон Шерен", - прочитал Рэми аккуратно выведенную рукой переписчика надпись наверху страницы.

"Шерен - один из низших демонов-искусителей. Когда-то на Белых землях он обладал многочисленными почитателей и давал своим жрецам практически неограниченную власть, взамен требуя сложных и долгих человеческих жертвоприношений.

Никто и никогда не видел, как осуществлялись убийства во имя демона. Видели только тела, - иссохшие, как мумии, они имели на всем теле неглубокие, с ноготь, воронки, как после ожога."

Рэми вздрогнул. Вновь вспомнил найденную женщину в лесу, вспомнил ее золотистые волосы, что скрывали почти неузнаваемое лицо... вспомнил и воронки на плечах. Одна из многих жертв у границы...

Были ли у других подобные знаки? Рэми не знал, но слышал, что дозорные никому не показывали тел. Отдавали их жрецам смерти, а те облачали тела в саваны, под страхом смерти не позволяя на них взглянуть даже самым близким. А позднее сжигали на главной деревенской площади.

"Культ Шерена сильно разросся во времена правления отца нашего благословенного Деммида. Демон ощутил сладость власти, и жрецы его ворвались во дворец, нарушая святость церемонии единения Белых земель. Тогда в наиболее страшной за историю трех стран резне погибли представители царственных семей Лирии, Кассии и Виссавии."

Рэми вспомнил даже кто. Вспомнил, как с ужасом в голосе рассказывали старики слухи о смерти бывшего повелителя и двух его старших сыновей. Поговаривали, что тогда в замке погиб кто-то еще. Кто-то из Виссавии...

"Культ Шерена прекратил свое существование после великой битвы у Россеи (см. книгу благословенного Лерианда, посвященную герою Акиму), в которой ценою жизни храброго юноши-виссавийца было совершено изгнание демона в другой мир."

Прекратил, а убийства продолжаются? И зачем-то Жерл много раз рассказывал пьяный одну и ту же сказку. О лозе Шерена... какое отношение имеет какая-то лоза к демону? И почему сказка та не дает Рэми покоя?

Вечер был на удивление тихим и спокойным. Падал за окном снег, мягко светили по углам светильники, разгоняя полумрак, тихо потрескивал огонь за ажурной решеткой камина.

Мягкая щетка мерно водила по волосам. Успокаивая, чадила горьковатым дымом стоявшая на столе ароматическая свеча, и пальцы Лили аккуратно перебирали пряди, укладывая их в толстую косу.

Аланна поднялась, собираясь лечь в кровать: весь день чувствовала она себя ослабевшей и несчастной, как частенько бывало после долгого, интенсивного снегопада. В такие дни почему-то остро хотелось тепла и пугало одиночество, в такие дни весь мир становился серым и холодным, бездушным.

Аланна вздохнула, села на кровать и хотела уже отпустить Лили, как хариба вдруг встрепенулась удивленно и сказала:

- Письмо.

- Подай мне его, - без особого интереса ответила Аланна.

Знаки на печали были до боли знакомыми - только Аланна не понимала, с чего это Арман о ней вспомнил?

Распечатав письмо, девушка вздрогнула. Пальцы ее задрожали, на глаза навернулись слезы, и Лили что-то там спрашивала где-то вдалеке, но Аланна уже не слушала:

- Одеваться мне!

- Но архана...

- У меня нет времени на игры, Лили.

Чуть позднее она стояла на балконе и вглядывалась в раскинувшийся где-то внизу город. Снег уже закончился. Мягко поблескивали фонари, двигались по далеким улицам кареты, тихо спал укутанный снегом парк. Скорее почувствовав, чем увидев, что она не одна, Аланна спросила:

- Я вас не разбудила?

- Я не очень-то много и сплю, моя архана. Нет, вы меня не разбудили. Чего вы хотите?

- Один мой... друг просит о встрече с вами.

- Со мной? - в голосе жениха послышалось удивление. - Мне казалось, что в Кассии меня не очень-то хорошо знают... если только...

- Да. Вы правильно догадались.

- И о чем же нам говорить? Все и так понятно...

- Я не знаю, Элан. Честно не знаю, - Аланна резко повернулась к жениху, и заглянула ему глубоко в глаза. - Я вас когда-то ненавидела, даже презирала. Но вы так много для меня сделали, что теперь...

- Только не говорите, что вы меня любите, - глаза виссавийца чуть сверкнули поверх повязки. - Вы ничего обо мне не знаете, вы даже лица моего не видели.

- Я люблю вас... как друга.

- Для мужчины это приговор, моя дорогая.

Легкий ветерок погладил его плащ, швырнув на темно-синюю ткань снежную пыль. Аланна молчала, опустив голову.

- Почему? - тихо спросила она. - Я могу спросить почему?

- Почему что? - не понял Элан.

- Почему вы убили племянника своего вождя?

Виссавиец отшатнулся:

- Зачем вам мои объяснения. Убийца всегда остается убийцей, таковы законы и моей, и вашей страны.

- Не знаю... - прошептала Аланна, сжимая руки в кулаки. - Мне... мне так легко было вас ненавидеть, когда я услышала, что вы убили... но так сложно вам поверить теперь... я запуталась. Вы не похожи на того, кто убивает без причины.

- А причина что-то меняет? Если я пойду и убью вашего возлюбленного, у меня тоже будет причина, не так ли? Он ведь мне мешает, вы не будете отрицать? И вы меня тоже простите?

Аланна прикусила губу и отвернулась.

- Вы жестоки.

- Человеческая жизнь очень хрупка, - ответил Элан. - Убить человека просто - одно мгновение, вырастить его - нужны годы. Потому во всех странах беспричинная смерть наказуема. У вас несколько легче... иногда, в очень крайних случаях вы оправдываете смерть. Вы казните людей, на виду у толпы, вы допускаете дуэли и оправдываете месть... но даже ваши законы не в силах оправдать меня. Это не было дуэлью, Аланна. Это не было местью. Это не было и казнью - это было случайностью, глупостью и подлостью, назовите как хотите.

- Расскажите мне.

- Ну почему вы настаиваете?

- Может... - Аланна вновь посмотрела в глаза виссавийца. - Может, я смогу вас оправдать?

Виссавиец вновь покачнулся и хрипло ответил:

- Мне не нужно ваше оправдание.

- Мне нужно! - вскричала Аланна. - Я хочу знать, почему! Почему не могу вас больше ненавидеть! Я имею право знать! Вы мой жених!

- Которого вы не хотите! - отрезал Элан.

- И что? Если я женщина, значит, должна любить только как жена? Мать? Или сестра? Да, как сестра...

- Сестра... - прохрипел Элан. - У меня была сестра-близнец.

- Была?

- Мне было четырнадцать, когда моя сестра просто не проснулась. Я помню, что тогда было солнечное утро. Помню, как ласково целовало песок за окном море, как золотил волны солнечный свет. Помню, как пытался разбудить сестренку, а она почему-то не вставала. Помню, как начало до меня постепенно доходить... что она никогда не встанет. Помню и тихий шепот целителей, что это вампир...

- Вампир? В стране целителей? - удивилась Аланна.

- Необычный вампир. Обычные пьют кровь, этот питался нашей силой... магический упырь, который отделался всего лишь изгнанием.

- Его не казнили? Но вы сами сказали, что казнь...

- В нашей стране не казнят, то правда... но в нашей стране и не убивают. Я не смог простить Алкадию смерти моей сестры и его изгнание казалось мне столь мелкой карой... Ты ведь слышала об Акиме?

- Да.

- Алкадий был его сводным братом, - Аланна почувствовала, что слабеет. - Может, потому вождь его и пощадил... как никак, а Аким - герой, гордость клана. Человек, которому Виссавия так многим обязана... А потом я узнал, что Алкадий находится в одном из замков Кассии. Я был так молод и глуп, я не подумал... я уничтожил замок, со всеми, кто там находился, а когда... когда очнулся, понял, что совершил что-то страшное... было поздно... и что еще хуже - меня обманули. Там не было Алкадия... я убил наследника вождя... Я дурак.

- Элан.

Аланна мягко улыбнулась и вдруг бросилась в объятия мага, стараясь поддержать, утешить. Элан вздрогнул. Потом обнял ее крепко, прижал к себе и разрыдался, горько, беспомощно, как ребенок.

- Боги, что я натворил, - шептал он. - Ты даже не представляешь, что я натворил... Я, виссавиец... убил... невинного человека. Я убил своего будущего вождя! И мне приказано было жить...

Аланна не хотела представлять. Сейчас перед ней был не убийца, а близкий человек, который долгое время держал в себе боль. Какая уж разница, что произошло тогда, в прошлом? Этого не вернуть... А сейчас, сейчас она была единственной, кто мог поддержать Элана.

Рэми хотел было заказать у замка книгу о герое Акиме, как обнаружил на столе запечатанный конверт, как брат-близнец похожий на тот, что недавно посылал он Аланне. Только печать была не красной, а зеленой, и знак на ней изменил свои очертания.

Рэми ласково провел пальцами по печати. Бегущий олень - знак рода ее приемных родителей. Да дрожащие пальцы, что никак не могут справиться с конвертом. И прошло еще немного времени, прежде чем Рэми присел на краешек стола, читая письмо при неясном свете светильника.

"Мой милый Рэми!

Я не знаю, что заставило тебя стать столь холодным и очень надеюсь, что не весть о твоем происхождение. Странно - мы с тобой теперь в одном замке, на одной ступени, но так далеко друг от друга, как не были тогда, в поместье. И хочется иногда ночами рыдать в подушку, поддаваясь отчаянию. Потому что ты меня забыл... и все же не забыл.

Вот оно, твое письмо, лежит передо мной... и впервые за время нашего знакомства, я вижу твой почерк. Я даже не знала, что ты умеешь писать, боялась спрашивать. А ты, оказывается, умеешь так много... чтобы стать телохранителем самого наследного принца.

Мой любимый маг! Вспоминаю твои глаза и сама себе удивляюсь, как же я, всегда холодная, могла так сильно влюбиться? И почему влюбленность не прошла и теперь... почему не закончилась с твоим побегом, с твоим холодным взглядом тогда, в зале, где ты появился так внезапно, и даже не меня не заметил. Обычный рожанин, который оказался братом моего лучшего друга. Ты не знал, что я и Арман росли вместе в доме Эдлая?

Ты был представлен самому повелителю. И как я волновалась, когда ты упал перед тронным змеем"

Рэми стиснул зубы, преодолевая желание не читать дальше.

"Знаю, что беспокоишься, что винишь себя. Не стоит... даже Эдлай пару раз падал на колени перед силой змея, а он привычен к магии повелителя с самого детства."

Бумага задрожала в руках Рэми. Эдлая не прочили в телохранители Мира. И если это в самом деле нормально - падать в обморок перед тронным змеем, то почему Рэми все избегают? Почему никто не пришел сказать - так и должно быть... почему делают из него пустое место? Хотя раньше носились, как с писанной торбой.

Ответ один - Рэми всех разочаровал, но отпускать его все же боятся. Маг, сильный, свободный, опасный, как много раз Рэми это слышал и от принца, и от его телохранителей. А что в Кассии делают с опасными? Потихоньку избавляются...

"Не могу перестать думать о тебе. Может, потому что это любовь? Потому что мы с тобой связаны так же сильно, как ты связан с Миром? Или все ж сильнее? Рэми, что мне думать, как мне быть - ты скажи, прошу тебя! Если я навязываюсь, если не мила тебе больше - так и скажи, я пойму... или ты сомневаешься, что я могу тебя понять?

Не сомневайся. Я даже умру, чтобы ты был счастлив. Вырву из себя сердце, вместе с этой любовью, только бы ты улыбался.

А теперь о твоей просьбе.

Ты встретишься с Эланом, как того просил. В той самой таверне, и я уже получила согласие жениха. Только я ничего не понимаю. Не понимаю зачем эти тайны, зачем эта маска?

Все ведь изменилось, или нет?

Может, во "все" входит твоя любовь ко мне?

Мой милый, добрый друг. Любимый. Кем ты захочешь, тем и будешь... я жду тебя. Жду молча, жду терпеливо. Только не карай меня больше молчанием. Скажи, как есть. Умоляю!

Аланна."

Рэми улыбнулся, забывая на время о сказках Жерла. Аланна все еще его любит. И все еще страдает. Но незачем обнадеживать ее раньше времени и давать надежду, пока надежды той нет и у Рэми.

Пальцы Рэми разжались, выпуская письмо на стол. Принцесса Кассии. Игрушка в руках Эдлая.

- Аланна, - прошептал он, - что же мне с тобой делать?

Поступает ли он правильно, доверяясь Элану? Может, маг вовсе не на их стороне? Может, и он хочет власти? А шантаж... одно другому не мешает. Кто сказал, что Элан не хочет стать повелителем Кассии? Все хотят...

Рэми встал и подошел к окну. Опять пошел снег, белый и пушистый, кружился он на волнах ветра, ложился на дорожки заснувшего парка...

Все хотят... но этого не достаточно.

Виссавия меняет. Познав сладость единения с кланом никогда уже не захочешь ни чужой страны, ни чужой власти...

Рэми был там всего мгновение, во сне, а до сих пор не может забыть ни озера, ни хранительницы, ни текущей по жилам силы. Это была Виссавия. Что же еще?

И Элан не может отказаться от клана.

Потому что клан - это наркотик. Сладостный, пленительный, от которого он, Рэми, отказался с трудом после первой же дозы. Элан там родился. Элан жил кланом.

А Рэми его ненавидел и потому никогда туда не вернется. Как и не вернется к Миру.

Рэми сглотнул и взгляд его остановился на брошенном на столе браслете. Как много теперь у него, Рэми, этих игрушек. И как легко после уроков Урия взять игрушку в ладонь, слегка выпустить силу и начинить ее магией.

- Отдай это Аланне.

Браслет исчез. Маленькая вещичка поможет страсти Аланны притупиться, как помогла когда-то притупиться тоске Рэми. Поможет пережить несколько дней... за которые Рэми разберется... с врагами Армана, и с Виссавией.

Отойдя от окна, Рэми сел за стол и черкнул пару слов на листе бумаги. На этот раз записка написалась с первого раза, и, даже не скрепляя листа печатью, Рэми взял с полки небольшую шкатулку, откинул крышку и вложил туда листик.

Закрыв шкатулку, он потер изображение сокола на боковой стенке и дождался, пока пальцы пронзило теплом, зная, что в этот самый миг записка переместилась в такую же шкатулку, только в другой комнате, в другом доме.

Даже видел внутренним зрением, как вздрагивает стоявший у окна силуэт, как кто-то подходит к столу, достает из шкатулки записку, зажигает светильник и на некоторое время застывает, читая.

А потом опирается левой рукой о стол, берет в правую перо, окунает его в чернильницу и быстро выводит несколько строчек. Машет запиской, ожидая, пока высохнут чернила, кладет ее в шкатулку и закрывает крышку.

И Рэми, улыбнувшись, читает на вернувшимся листке бумаги:

"Я счастлив, что ты помнишь обо мне, мой мальчик. Я буду ждать. И рад, что ты разобрался с моим подарком".

Рэми усмехнулся. Еще бы не разобраться. Он сам делал эти шкатулочки-близнецы, сам начинял их магией. И почти не удивился, когда собственное изделие пришло к нему, как прощальный дар от Гаарса. Учитель, в отличие от Мира и его телохранителей, знал, в чем на самом деле нуждается Рэми. В друзьях и в союзниках.

Глава одиннадцатая. Алкадий.

Арис бежал по парковой дорожке. Впереди, за несколько шагов, загорались фонарики, крася снег золотыми искорками, и вновь гасли за спиной, погружая сад в ночную тишину.

"Рэми, не делай глупостей, - начал ныть пегас. - Поговори с хранительницей."

"Ты ничего не забыл? - зло ответил Рэми. - Не я начал эту игру, а твоя распрекрасная хранительница. Она ведь из Виссавии, не так ли? И ты - тоже. А я... я, придурок, который не должен об этом догадываться. Как и о том, кто пытался убить меня и мою семью".

"Рэми!"

"Удар шел с Виссавии! И пока я не выясню, в чем дело, моей ноги в клане не будет! Откуда мне знать, что вы не попробуете снова? Что не закончите то, что начали много лет назад?"

"Рэми! Ты ошибаешься, хранительница никогда..."

"Я сказал!"

Рэми знал, что хотел сказать пегас. Он и сам всей душой желал довериться и хранительнице, и Виссавии, но слова Эдлая не давали...

В тот день, тщетно пытаясь поговорить с матерью и Лией, Рэми даже не надеялся, что его выпустят из замка. Но стоило ему произнести заветные слова, как он оказался в парке, не очень изящно плюхнувшись в сугроб. Однако возвращаться в душный, похожий на золотую клетку, замок Рэми тоже не очень-то спешил. Он, вовсе не желая простудится, заказал у замка плащ и закутался в пахнущую травами теплую ткань.

- Хорошо начинаешь день, - произнес за его спиной холодный голос. - Сначала обморок на глазах у всего двора, теперь полет в сугроб. Чем еще удивишь, Рэми?

- Пройдите-ка мимо, архан, - огрызнулся Рэми, увидев стоявшего в двух шагах Эдлая. Впрочем, архан был в чем-то прав - за сегодняшний день Рэми несколько раз отличился не лучшим образом.

- Надо же, как заговорил, - усмехнулся Эдлай, снимая с правой руки кожаную перчатку. - Не помнишь, кем был все эти годы?

- Не важно, кем я был, - зло возразил Рэми. - Важно, кем я стал. И я вам не давал права, архан, называть меня на "ты".

- Простите, не хотел вас задеть, - иронично ответил Эдлай, подавая Рэми руку и помогая выйти из сугроба на тропинку. - Перестаньте дуться, как девица. Я не враг. Показать вам знаменитые галереи замка?

Рэми кивнул. Эдлай положил ему руку на плечо и произнес несколько слов. Вспыхнуло в воздухе синим заклинание, мелькнул вокруг снег, закружившись в бешенном танце, полоснул по глазам яркий свет, а когда ошеломленный Рэми очнулся, они уже оказались на выложенной мрамором узкой дорожке, по обеим сторонам которой стояли белоснежные статуи, а за статуями простирался спящий под снегом парк.

- Путь правды, - протянул Эдлай, убирая руку с плеча Рэми. - Когда магия родов не была так совершенна, мимо этих статуй проводили архана в день его совершеннолетия. В двадцать один год. Именно тогда проявляется умственная зрелость, достичь которой раньше очень сложно.

Эдлай пошел вперед, по дорожке между статуями. Рэми ничего не оставалось, как последовать за ним. Тщательно очищенный от снега, гладкий мрамор оказался неожиданно скользким и Рэми поскользнулся, чуть не упав, но тотчас же поспешно выпрямился, надеясь, что Эдлай ничего не заметил.

- Вы намекаете на меня? - зло спросил он. Злился Рэми скорее не на Эдлая, а на себя, любимого. Зачем он вообще согласился на этот глупый разговор?

- Увольте, Рэми. Не на вас.

- Тогда к чему эта аллея? Проверяете меня? Не верите в то, что я такой же архан, как и вы?

Одна из статуй проводила Рэми взглядом, склонившись вдруг в поклоне. Рэми вздрогнул.

- Ну что вы! - усмехнулся Эдлай. - Иначе я бы вас не привел на дорогу правды. Иначе мы были бы уже мертвы... Оба! Я не сомневаюсь, что вы сын Арама. И не моя вина, что наши дороги скрестились так... неожиданно...

- Была бы ваша воля, и я был бы мертв.

- Были бы вы на моем месте, - парировал Эдлай, внезапно оборачиваясь и заглядывая Рэми в глаза, - и я был бы мертв. Такова наша жизнь - все мы играем свои роли, и трудно от этих ролей отказаться... Даже если мы этого хотим. У вас свои секреты, у меня свои. У вас свои маски - у меня свои. Давайте не будем мерятся нашими ношами, а просто поговорим.

Рэми отвел взгляд на заснеженный парк. Со стоявших у дорожки деревьев срывались капли, бороздили дорожки на плечах статуй, стекали по их щекам, как слезы, и падали, разбиваясь на дорожку.

Рэми уже не удивлялся, что Эдлай является любимым советником Деммида. Он умел был чарующим... когда хотел.

- Не знаю, догадываетесь ли вы, Рэми, - сказал Эдлай, делая шаг вперед и этим приглашая собеседника продолжить движение, - что даже теперь вам не видать Аланны.

- Время покажет.

- Время - наш враг, Рэми. И гораздо больший, чем вы думаете. Не согласны со мной? Ну да, как же я не догадался, вы столь же упрямы, как и ваш отец!

- Моего отца вы тоже ненавидели?

- Я? - искренне удивился Эдлай. - Позвольте не согласиться... Хочу вам показать это.

Рэми покосился на раскрытую ладонь Эдлая и взял предложенную застежку в виде серебряного барса, овившегося клубком вокруг чистого, прозрачного камня.

- Алмаз, - сказал Эдлай. - Фамильная вещичка, но дорога мне она вовсе не за ее стоимости, не из-за древности. Даже не из-за принадлежности многим поколениям. И поверьте мне, я не склонен к воровству - вещичку эту я получил в подарок от лучшего друга. От вашего отца.

Рэми вздохнул, сжимая ладонь.

- Странно это, правда? Я - ваш враг, и в то же время - я воспитал вашего брата. Думаете это было легко? Ошибаетесь. Ваш брат - сын ларийцев, человек, который нечаянно стал главой рода. И для которого я этот род берег много лет. Ради вашего отца. Ради его памяти... и ради того времени, когда мы были врагами.

Рэми вздрогнул, сжав губы, но промолчал, слушая дальше.

- Знаете, как началась наша вражда? С улыбки вашей матери. Удивляетесь, Рэми? Удивляетесь, что и я способен на любовь? - Рэми покачал головой. - Иногда я и сам удивляюсь. Знаете, как вражда та закончилась? В одно мгновение. Когда ваш отец спас мне жизнь. Такое не забывают. Такое не может разрушить даже страсть к женщине... тем более, что страсть прошла, а вот мужская дружба, она ведь сильнее. Вы вернете мне застежку? Она мне очень дорога... Как память...

Рэми отдал застежку, и, прикусив губу, продолжил путь по дороге правды. Слишком живые статуи, капающие на дорожку капли, застывшая, прозрачная красота леса и арка, которой внезапно закончилась дорога. И только сейчас Рэми поверил до конца, что он в самом деле архан и брат Армана.

Остановившись, он обернулся. Казалось ему, что там, в начале дорожки, осталась его прежняя, в меру спокойная жизнь, а здесь - начались стремительные перемены. Именно здесь, на небольшой площадке, выложенной тем же мрамором, с фонтаном посредине, окруженной полуокруглым озерком.

- Красиво... тихо, - прошептал Эдлай. - Мы часто здесь бывали с вашим отцом, Рэми. И теперь я хочу серьезно поговорить с сыном моего умершего друга. Сказать по правде, вообще-то я не считаюсь с чувствами других, но с вами я должен объясниться. Пройдемте...

Они подошли к бордюру, окружавшему площадку, и Рэми уставился в черную воду, которую взбивали лапами плывущие к ним утки.

- Вы так легко записали меня во враги, - продолжал

Эдлай, - хотя это не совсем так. Верьте мне, я не хотел вам зла. Помните, что я защищал свою невинную воспитанницу от рожанина, не нападал на сына Арама. И, главное, не я был зачинщиком того выплеска магии, что чуть было не погубил вашу семью.

- Какой магии? - переспросил Рэми. - Говорите яснее.

- Вы не удивились, что вас никто не искал? - спросил Эдлай, вытягивая из поясной сумки кусок хлеба. Он оторвал половину, отдал ее удивленному Рэми. А потом начал оскубывать от своего куска небольшие крошки и кидать их уткам.

- Ни вашу мать, ни сестру. Если бы я знал, что вы живы... достал бы вас из-под земли. Да и не один я. Клан Армана слишком влиятелен и в Кассии, и в Ларии, чтобы допустить пропажи сводного брата своего главы.

Утки подплыли ближе, вылавливая из темной воды светлые кусочки хлеба. И Рэми, чтобы чем-то занять руки, подобно Эдлаю начал кормить просительно крякающих птиц. Но пока пальцы были заняты краюхой, сам он внимательно слушал архана.

- Вам было четыре года, вашей сестре всего два, когда замок Арама... превратился в серое озеро, погребая в себе всех, кто был тогда в здании. Двор, слуг, жену Арама с двумя детьми. Если вы когда-нибудь решитесь, я отвезу вас на то место. По моему приказу над озером поставили плиту, а на ней - памятник. Но теперь это уже не важно...

- Сколько слуг там погибло?

- Около двадцати. Тел мы не нашли... Это было невозможно. О, Рэми, вижу по вашим глазам, что вы жалеете тех людей.

- А если и так! - вскрикнул Рэми.

- А если так, то зря! - заметил Эдлай, бросив уткам последний кусок и отряхивая с перчаток крошки. - Для меня в этом замке было лишь четыре важных человека - семья Алана. Арман чудом остался жив, и я взялся за его воспитание, как до этого я брался за воспитание вас, мой друг. И верьте мне, я жалел и не раз, что отпустил Астрид в тот проклятый замок. Вы не понимаете, Рэми.

- Ну так объясните!

- Я не знаю, почему Астрид решила тогда исчезнуть. Но не от меня она пряталась. Даю слово архана.

Рэми промолчал, разминая оставшийся кусок хлеба в крошки и кидая их уткам. Слово архана в Кассии было свято и тех, кто его нарушил, карали сами боги. Эдлай не врал.

- Дайте мне слово, - сказал Рэми, посмотрев на Эдлая, - что вы не знаете имени виновника.

- Не могу, - неожиданно мягко ответил архан.

- А что можете?

- Сказать, что удар шел с Виссавии. Даю вам другое мое слово, что это чистая правда.

- С клана целителей? - воскликнул Рэми. - Но какое отношение я имею к Виссавии?

- Вы не знаете? - искренне удивился Эдлай. - Вы действительно не знаете? Но я не буду тем, кто вам откроет и эту тайну, простите уж, Рэми. Если повелитель этого не сделал, то и я не имею права. Скажу лишь, что ваша мать из Виссавии, мало того - из семьи вождя. Я все сказал. На этом позвольте, мой друг, считать разговор законченным.

Рэми задумчиво кивнул, переваривая услышанное. А когда очнулся от размышлений, то Эдлая уже не было, а он остался один на площадке. Крякали где-то вдалеке утки, вылавливая из воды остатки крошек, капало с сосулек, журчало в фонтане и медленно, очень медленно возвращался Рэми в реальность.

Эдлай прав. Не может быть неправым. Мать всегда ненавидела виссавийцев, всегда предостерегала против них и Рэми, и Лию. Но никогда и слова плохого не сказала о Эдлае.

Рэми резко развернулся и приказал замку перенести себя в свои покои. Он больше не хотел любоваться на природу, ему надо было подумать и собрать воедино все мысли. А вечером, когда зашло солнце, он уже знал, что делать.

Погрузившись в размышления, Рэми и не заметил, как пегас вбежал в город, как они миновали тесно поставленные, еще спящие лавки, как проплыл рядом храм, в котором служители только-только начинали зажигать горько чадящие лампады, как Арис остановился у входа в таверну, и кто-то тихо поинтересовался:

- Войдете внутрь?

- А? - переспросил Рэми, кинул мальчику-прислужнику монетку и мысленно обратился к пегасу:

"Кажется, я тебе загонял? Прости."

"Да не за что... иногда это даже приятно - пробежаться по спящему кассийскому городу. Да и встретиться с тобой я всегда рад. Я ведь соскучиться успел, хозяин. А ты все не зовешь, да не зовешь..."

Соскучился... Рэми позволил мальчишке увести пегаса, криво усмехнулся, закрыл верхнюю часть лица маской, натянул капюшон пониже и вошел в небольшой, пока еще полупустой общий зал.

Пахнуло свежей выпечкой, копченостями и чем-то горелым, отчего в горле сразу запершило.

Рэми снял перчатки, разминая озябшие пальцы, огляделся, выискивая взглядом знакомую фигуру.

Подкатился к Рэми круглый, похожий на снеговика хозяин, улыбнулся сладко, показывая не очень здоровые зубы, когда в его лапу опустилась круглая, сверкающая монетка: уж денег-то теперь у Рэми было предостаточно. Стоило ему только утром попросить у духа замка, как на столе появился увесистый мешочек, а внутри столько, что Рэми в его прежней жизни на год хватило бы.

- Прошу к огню, архан! - заискивающе шептал хозяин. - Принести чего-нибудь разогревающего?

Рэми не ответил, наслаждаясь теплом. Взгляд его скользнул по плотно поставленным столикам, выхватил знакомую фигуру, остановившись на закутанным в синее виссавийце.

- Колбасок, супа! - приказал Рэми, направляясь к Элану. - Вина со специями.

Снимать плаща Рэми не спешил. Хоть в зале и казалось тепло после холодного зимнего воздуха, но на самом деле так не было. Едва-едва теплился огонь в камине, дышал на руки кутавшийся в плащ мальчишка-рожанин, слегка покачивались из-за сквозняка засаленные занавеси на окнах.

Рэми подошел к столику целителя и бросил на него перчатки.

И опять не увидел лица виссавийца - вуаль лежала на столе чуть слева от Элана, но лицо мага закрывала синяя дымка, оставляя открытыми только глаза. Как часто у виссавийцев, черные. Но как только у некоторых - с легким синим отливом.

- Меня ждете?

- К чему скрытность? - иронично ответил Элан, попивая теплое молоко. - Не доверяете?

- Вы не лучше, - парировал Рэми, усаживаясь напротив.

Рожанин у камина вдруг скинул на плечи капюшон, и из-под него выглянуло веснушчатое молодое лицо. Почти мальчишка, подумалось Рэми, да ведь и он не намного старше. Так почему чувствует себя стариком?

- Есть разница между "иногда" и "всегда", молодой человек, - усмехнулся Элан. - Однако вернемся к нашим баранам. О чем вы желали со мной поговорить?

- О шантаже, например.

Рука виссавийца дрогнула, и Рэми услышал, как ударила на зубам Элана кружка. Наверное, маг скривился, наверное, слизнул с губы молоко, наверное... но из-за магической вуали и не разглядишь. Вновь вспомнился рассказ Урия, что виссавийцы красивы, да и мать Рэми, если она виссавийка - красива. К чему тогда скрываться под этими тряпками? Плодить сплетни?

- Девочка имеет длинный язык, - голос Элана был приглушенным, тихим. - Надеюсь, она сдержала слово...

- Не волнуйтесь, сдержала, - задумчиво ответил Рэми, взял из стоящей перед виссавийцем вазы яблоко. Элан, как и все а его народе, не жаловал мяса, а ел только фрукты и овощи. - О шантаже я знаю, но чем вас шантажируют - нет.

- Хвала Виссавии! - выдохнул Элан. - Оказаться между вами и Эдлаем - неприятно, знаете ли.

- Но я не за этим пришел, Элан, - яблоко оказалось твердым и кислым на вкус. - Хочу вам что-то объяснить...

- Я вас слушаю, - взгляд виссавийца стал заинтересованным. Некоторое время они молчали, пока худая, бесцветная служанка смахнула тряпкой со стола крошки и поставила перед Рэми чашку супа и кусок хлеба.

- Аланна - внебрачная дочь повелителя Кассии. Вы - виссавиец. И отличная партия для принцессы...

16.

- Спасибо.

Мальчишка у огня зябко дернулся, кутаясь в не потертый плащ.

- Не благодарите. Как вы думаете, почему Эдлай так сильно желает держать под контролем зятя повелителя? И чем это может попахивать?

- Не дурак, куда клоните - понимаю, - виссавиец вновь замолчал, пока хозяин собственноручно ставил перед Рэми чашу с вином и копченные колбаски. - Спасибо что предупредили.

Рэми, принялся за колбаски.

- Но вам-то это зачем? - поинтересовался вдруг Элан.

- Вы задаете слишком много вопросов.

- Пока это первый.

Та же блеклая девушка принесла печенные яблоки, и настала очередь Элана приняться за еду. Рэми же откинулся на спинку скамьи, выпил немного подогретого вина, и заметил:

- Игра эта серьезнее, чем вы, я и Аланна. И я хочу немного вам подыграть...

- Я слушаю.

- Дайте мне слово, что вам не нужны ни Аланна, ни трон Кассии. Слово мага.

- Клянусь, - без малейшего сомнения ответил Элан. - Избавлюсь от власти Эдлая и немедленно разорву помолвку. Никто мне не помешает. Но... если Аланна - принцесса, то и вам ее не видать.

- Это моя забота.

- Ребенок тоже был ваш?

Рэми вздрогнул и заставил не дрожать державшую чашу ладонь. Усилием воли убил колыхавшийся внутри гнев и через мгновение смог выдавить, почти спокойно и даже холодно:

- Вы убили его?

- Не вмешался, - поправил виссавиец. - По приказу...

- ...хранительницы.

- Слишком многое знаете о Виссавии, - сузил глаза Элан.

- Мы пришли не за этим.

- О да, не за этим. Продолжайте. Еще что-то?

- Дайте слово, что не станете выяснять, кто я.

- Даю. Хоть не понимаю. Чем я могу вам угрожать? Боитесь, что я женюсь на вашей любовнице? Ради богов, вы же неглупый человек и все понимаете... Впрочем, не отвечайте. Это не важно. Если вам так охота хранить тайну, так я ж и не против.

- Расскажу вам что-то об Эдлае. Может, это поможет вам защитить себя.

Рэми начал рассказывать, а рассказывая, все более понимал, что поступает правильно, и все более замечал, как глаза Элана медленно меняют оттенок с холодного на внимательно-потрясенный. Попал. Вопрос только - куда?

В тот летний день на улице шел дождь. Рэми вошел в затемненную конюшню, подошел к Демону, коню Эдлая, погладил черную, как вороненое крыло, шею и огляделся в поисках Самала. Но конюха не было, и Рэми уже хотел развернуться, как вдруг заменил тень в углу стойла...

- Самал? - спросил он.

Это не был Самал, а всего лишь один из младших конюхов, чуть старше Рэми. Всегда гордый и напыщенный, любимец замковых служанок, теперь он казался напуганным, беспомощным, вжимался в дощатую стену стойла, волнуя и без того неспокойного Демона.

- Они ушли? - выдавил юноша.

- Кто они? - непонимающе переспросил Рэми, и конюх схватил его за руку, заставляя пригнуться, сесть рядом.

- Эдлай... и тот маг. И не архан, вовсе, - жарко шептал конюх. - Он странный. Никогда таких не видел. И страшный. Глаза разные, выпученные, как у рыбы. И говорит медленно, слова растягивает, но какие слова! Рэми, я будто смерти в глаза смотрел, понимаешь... Есть тайны, которых лучше не знать. Эту лучше не знать! И лоза... лоза с шипами! Это страшно, страшно!

- Ты горишь! - спохватился Рэми. - Бред это, понимаешь! Счас целителей позовем и все забудешь.

- Не уходи! Выслушай, потом поздно будет. Шипы, они впивались в кожу Эдлая... Рэми, как он кричал! Ты бы знал, как он кричал!

- Архан мертв? - переспросил Рэми.

- Жив... Рэми... маг отпустил... - Рэми мало что разбирал в бреде конюха, но тот продолжал шептать. Будто от того выдавливал из себя увиденное. - Сказал, что счастье Эдлая - Кассия его не интересует. Но архан отдаст долг, либо умрет...

- Что он попросил?

- Жерла...

Сказал и упал в обморок. Рэми выбежал из конюшен, за помощью, а на следующий день виссавийцы откачали конюха. Но вернули ему тело, не душу. Несколько дней больной молчал. Бледнел, хирел, а на третий - пропал.

Спустя седмицу стоял ошеломленный Рэми под дубом и смотрел, как ветер бьет смутно знакомым, изрядно потрепанным вороньем телом о толстый ствол.

И лишь через некоторое время решился он перерезать веревку.

Рэми рассказал, а виссавиец некоторое время сидел неподвижно, и руки его, сжимавшие чашу, ощутимо тряслись.

- Знал я, что он не успокоится. Знал я, сначала связь с Шереном, теперь и это! - шептал Элан. - Все твари мало... и некому теперь остановить...

Потом вдруг спохватился, быстро успокоился и уже гораздо более холоднее поблагодарил:

- Спасибо. Это все?

- Последний вопрос. Кто для вождя Астрид?

- Старшая сестра, - нахмурился Элан. - Что за дело вам, молодой человек, до семьи вождя?

- Спасибо, - почувствовал, что холодеет, Рэми и хотел встать, но рука Элана схватила его за запястье, заставила сесть на место.

- Ответьте!

- Вы дали мне слово!

- Заставляете меня жалеть... - сверкнул глазами Элан, отпуская Рэми. - А вы, оказывается, маг. И очень сильный. Идите, молодой человек. Только помните, некоторыми знаниями лучше делиться сразу. Потом может быть поздно.

Рэми вышел из таверны, стянул с себя пропотевшую маску, вдохнул полной грудью свежий воздух и, ловко вскочив на Ариса, скрылся в лабиринтах узких улиц.

"Нет за нами слежки?" - спросил он пегаса.

"Нет, - мрачно ответил Арис. - Но мне не нравится настроение виссавийца."

"Ты читал его мысли?"

"Не осмелился бы, такой может и почуять. Но гнев уловил... И смятение. Твой виссавиец что-то натворил, и это "что-то" страшно его гнетет."

"Мне все равно, - заметил Рэми. - Чем бы не шантажировал архан Элана, это не мое дело."

"Так ли?"

К тому времени мороз спал. Спешили по своим делам ремесленники, домохозяйки, гонцы, слуги, мелкие торговцы. Миновав людные кварталы, Рэми повернул на знакомую до боли улочку, и, соскочив с пегаса, осторожно постучал в дверь.

Когда Рэми вышел от Гаарса, было далеко за полдень. Впрочем, ничего нового наемник не сказал. Бранше, которого Рэми понимал все меньше и меньше, и в самом деле поговорил с Арамом, виссавиец, в свою очередь, сходил к главе цеха... и наемники дали слово, что никогда больше не тронут ни Мираниса, ни Армана.

"Срежем путь?" - перебил его мысли Арис, с трудом пробирающийся сквозь озлобленную холодом толпу.

"Как знаешь", - равнодушно ответил Рэми, и пегас свернул в узкий, заброшенный мусором переулок. Хрустели под копытами гнилые овощи, разбивалась корка на грязевых лужах, украшали трещины "слепые" стены домов. Нищета пахнула в лицо, выпрыгнула из-под копыт испуганной крысой, ударила вонью, заставив Рэми поднести к носу снятую с руки перчатку. Он уже и забыл, что какими бывают городские кварталы. Наверное, слишком быстро забыл - хорошая жизнь, она быстро заставляет к себе привыкнуть.

- Архан! - Рэми не сразу понял, что обращались к нему. - Прошу вас, архан.

Обернувшись, он увидел знакомое веснушчатое лицо мальчишки, что сидел тогда в таверне. И не успел удивиться, как тонкие пальцы схватили повод Ариса и хриплый, явно простуженный голос прошептал:

- Я впервые в этом городе и, кажется, заблудился. Помогите мне найти дорогу.

- Зависит, куда вы хотите попасть, - осторожно улыбнулся Рэми.

- В квартал ремесленников, архан. Я кузнец. Хотите посмотреть на мою работу? - не успел Рэми и слова сказать, как мальчишка достал браслет и ловким движением одел его на запястье Рэми. Потемнело перед глазами, накатилась слабость, и Рэми свалился с пегаса на услужливо подставленные руки мага.

Но Рэми оказался слишком тяжелым, и мальчишка покачнулся, не в силах его удержать. Рэми тяжело упал на землю, да так неловко, что почувствовал, как нечто острое вошло ему в бок, разрывая мышцы.

- Гвоздь! И как он тут оказался-то... Только этого мне не хватало, - явно испугался мальчишка, осторожно переворачивая Рэми на спину и осматривая рану. Арис все так же стоял рядом не двигаясь. Краем глаза видел Рэми, опутывающие пегаса серебристые нити и искренне жалел друга - и из него сделал куклу веснушчатый маг. Огромным усилием воли Рэми преодолел власть браслета и осторожно, одну за другой разорвал связывающие пегаса путы. Уж если умирать, то в одиночестве.

"Не поможешь мне. Лети. Приказываю!"

Арис неуверенно посмотрел на Рэми, а потом вдруг исчез, оставив мальчишку в недоумении:

- Но ты у меня никуда не исчезнешь, - сказал вдруг он.

Рэми знал, что не исчезнет: на нечто большее, чем освобождение пегаса, сил ему не хватало. Он мог лишь стонать, когда его тащили в черное жерло магического перехода, чтобы перенести из вонючего квартала в пыльную, небольшую комнату, наверняка какой-то подвал.

Потом мальчишка зажег светильник, еще раз осмотрел рану и пробормотал:

- Тебе бы только денек пожить... пока учитель придет. А там уже и так будет все равно.

Рану прожгло магией, на глазах выступили невольные слезы: проклятый браслет даже на стон не дал разрешения. На помощь Рэми пришло беспамятство.

Очнулся Рэми в полной темноте, все так же не в силах даже пошевелиться. Обнаженный до пояса, лежал он на чем-то твердом. Бок горел болью, однако боль была терпима из-за вызванного магией отупения, но именно она говорила Рэми, что он еще жив. Впрочем, последнее могло быть не очень радостной новостью: Рэми помнил о том "учителе", что должен был прийти, и не очень-то радовался своему спасению. Иногда лучше умереть сразу.

Через некоторое время он смог слышать и звуки. Дом был старым: чуть слышно поскрипывал, постукивал, как бы жалуясь на свою немощность. Где-то наверху изредка раздавались чуть слышимые шаги и далекий лай собаки, перешедший в протяжный, горестный вой. По кому это, интересно, тварь убивается? Уж не по Рэми ли?

Скрипнул вдруг засов, жалобно заплакали под чьими-то ногами ступеньки, все ярче становился вокруг желтый свет. Рэми увидел выступившие из темноты, потемневшие от времени балки потолка, старую, запылившуюся и покинутую пауком паутину, что упрямо цеплялась за едва видные в потолке трещины, и слегка раскачивалась, движимая неуловимым потоком сквозняка.

Помещение, где они находились, и в самом деле смахивало на подвал, было пустым и небольшим - шагов на четыре шириной. В центре его стоял высокий стол, на котором лежал Рэми, рядом другой - поменьше, с наполненной яблоками вазой.

- Очнулся, - веснушчатый мальчишка успел переодеться в добротную, вышитую по вороту тунику, гладко зачесал взъерошенные волосы и даже изволил умыться. Наверняка, гостей ждал. Наверняка, этого "учителя". - Хорошо. Возможно, все же доживешь, и меня не будут наказывать.

Что за дело Рэми до чьего-то наказания? Он попытался сказать это вслух, но губы, как и все тело, не слушались. Впрочем... чего тут говорить, и так все понятно.

Мальчишка-маг поставил на второй столик лампу, перевернул Рэми на живот - неудобно же! - достал из кармана берестяную коробочку, смазал рану неприятно пахнущей мазью:

- Ты на меня не злись, архан, это я не со зла... - Кому от того легче, что он не со зла? - Жалко мне тебя, мне их всех немного жалко. Но учитель говорит, что мир жесток. Каждый в нем либо жертва, либо охотник. Ты вот попал, увы в жертвы. Потому тебя и съедят...

Рэми сглотнул, не в силах сдержать дрожь. Проклятое тело живет своей жизнью, не повинуясь разуму, оттого не в силах Рэми скрыть ни испуга, ни слабости.

- Боишься? Я бы тоже боялся, - Рэми вновь перевернули на спину. Бок одеревенел, но боли больше не было.

Мальчишка-маг провел пальцами по татуировке Рэми, заставляя запястья полыхнуть огнем.

- Архан, - протянул завистливо мальчишка. - Таким как ты - почет и повиновение. Вот и глаза у тебя дерзкие, гордые - можешь себе позволить быть гордым. Сразу видно... высокорожденный. Такие как я только подчиняются.

Рэми лишь раздраженно моргнул. Ошибаешься, мальчишка, очень ошибаешься. Или, скорее, хочешь ошибаться, оправдываешь себя. А можно ли такое оправдать? Будто повторяя его мысли, сказал кто-то третий:

- Думаешь, поэтому имеешь право убивать?

Рэми сначала подумал, что это и есть тот самый учитель, но по ошеломленным глазам мальчишки понял, что ошибся. А маг этот, оказывается, еще и трус. Дрожит как осиный лист, хотя невидимый Рэми пришелец пока нападать не спешит.

- Ты кто? - прохрипел мальчик.

- Я друг того юноши, что ты затащил в подвал несколько дней назад. Надо было меньше меня злить, упырь. Бросил его на помойке, как последнего ублюдка? Даже на уважение к жертве у тебя ума не хватило! Так нравится вкус чужой магии? Так испробуй, моей, отродье!

Удар, хруст костей, пряный аромат чужой силы, что пьянит получше крепкого вина.

- Мой учитель тебя убьет... - простонал мальчишка. - Он вас всех сильнее. От тебя мокрого места не останется, тварь!

- Думаешь? - усмехнулся маг. - Может, и не останется. Но тебе ведь легче не станет. Хотя у кого есть повод поважнее тебя убить, не так ли? Я вам помогу, архан.

Прикоснулись к запястью чужие пальцы, щелкнула застежка, с глухим стуком упал проклятый браслет на землю, а Рэми почувствовал, что наконец-то может двигаться. Медленно, еще не веря своему счастью, сел он на столе, разминая занывшие во время бездействия мышцы. Хотел было показать мальчишке-магу, что такое настоящая боль, но тут встретил ошеломленный, беспомощный взгляд своего спасителя.

- Смотрите на меня, как девушка на возлюбленного, - пробормотал раздраженно Рэми. Черноглазый незнакомец вздрогнул, словно ударили его, и покраснел, опустив взгляд.

Рэми некогда было удивляться. Мелькнуло что-то у лестницы, веснушчатый мальчишка выхватил из-за пояса кинжал и бросился на все так же ошеломленно застывшего мага. Рэми отшвырнул от себя замешкавшегося спасителя, бросился наперерез мальчишке, схватил его за руку с ножом и тотчас сам застонал, чуть было не свалившись на землю. Полыхнуло огнем рана, залила глаза кровь, и недавно спавшее внутри синее море вдруг ощетинилось волнами.

Мальчишка времени не терял, ударил Рэми кулаком в живот, потянулся за лежавшим на полу браслетом. Упругая волна, поднявшись над спокойной синей гладью, вдруг спружинила, вырвавшись наружу.

Рэми отшвырнуло на стол. На мгновение он потерял сознание, а когда очнулся, черноглазый маг помог ему сесть и уверенно прошептал:

- Пора убираться. Если мальчишка прав, и его учитель силен, то моих сил может не хватить, а вы слишком слабы.

- Где он?

Маг ничего не ответил, впрочем, Рэми и сам видел: мальчишка, или то, что от него осталось, лежал у лестницы с разбитой головой, окрасив все вокруг начавшей темнеть кровью. Рэми отвел взгляд, удержав порыв к рвоте.

- Это я сделал? - прошептал он.

- И что? - холодно ответил маг.

- Я не хотел. Моя сила... она сама.

- Нам надо уходить, архан, - настойчиво повторил маг.

- Недавно ты хотел остаться и отомстить, - Рэми начинал раздражаться.

- Раньше у меня не было вас, архан, - ответил маг. - Теперь моя обязанность позаботиться о вашей безопасности.

Рэми удивленно посмотрел на незнакомца. Молодой тот еще совсем, чуть младше Рэми. И рожанин. И маг. И защитничек, да вот только кто ж его просил!

- Арман меня не простит, - сказал маг, не выдержав внимательного взгляда Рэми. Сказал, а глаза его говорили иное: "Я сам себя не прощу". Рэми вздрогнул, услышав имя брата, а настойчивый незнакомец уже кутал его в плащ и открывал переход.

- Куда ты меня тащишь? - вскричал Рэми.

- В дом Армана, - ответил юноша. - Только туда я могу открыть переход без разрешения. И магия дома сама меня поддержит, когда узнает, кого я приведу...

Наверху раздались шаги.

- Нет! - закричал Рэми. - Я хочу увидеть этого учителя!

Но он был слишком слаб, а маг - слишком настойчив. Он грубо спихнул Рэми со стола, толкнул в переход и посмотрел на верх лестницы, где медленно открывалась дверь. Остаться решил, разозлился Рэми. Он схватил спасителя за запястье и потянул на себя. Не в силах удержаться на ногах, Рэми упал в кляксу перехода, все еще не выпуская запястья незнакомца.

Спаситель не удержался на ногах и повалился на Рэми. Он оказался слишком тяжелый для и так пострадавшего тела, вновь вспыхнула болью рана.

Рэми потерял сознание, наверное, ненадолго, а когда очнулся, переход уже пропал, а он лежал на холодно полу залитой солнцем прихожей залы, уставившись в расписанный крылатыми тварями потолок.

Маг-спаситель сидел рядом, все так же ошеломленно глядя на спасенного, рассматривал его лицо и все, казалось, не мог насмотреться.

- Да что же ты уставился-то? - прошипел Рэми.

- Простите! - маг снова покраснел. - Как ваша рана?

Напомнил, что б его! Рана, о которой Рэми, сказать по чести и забыть успел, вдруг нестерпимо начала рвать болью. Рэми хотел подняться, но в яростном бессилии вновь свалился на пол. Маг подбежал к нему, что-то шептал успокаивающе, но Рэми не слышал.

- Не смей туда возвращаться без меня, - шептал Рэми. - Слышишь! И не смей говорить Арману, что меня нашел и где я был. Брат не должен знать!

- Слушаюсь, мой архан, - серьезно ответил маг.

Рэми очнуться не успел, как маг вдруг уверенным голосом начал раздавать приказы. Через пелену слабости чувствовал Рэми, как его аккуратно подняли, отнесли наверх, в спальню, уложили в кровать и наконец-то дали забыться тяжелым сном.

И все же, кто был тот странный "учитель"?

Алкадий долго стоял над умершим учеником, пытаясь разобраться... а что он на самом деле чувствует? Боль? Нет... скорее облегчение. Милый мальчик был несколько глуповат, хоть и услужлив. Все равно долго бы Алкадий не выдержал, сам бы придурка прибил.

- Однако, моя жертва убежала.

Он обошел труп, стараясь не испачкать в крови сапоги, подошел к столу, провел пальцами по мокрому, еще теплому пятну, растер красную жидкость между пальцами и попробовал ее на вкус. Тотчас согнувшись пополам, маг упал на колени, жадно глотая воздух:

- Проклятье! - Алкадий ударил кулаком по полу. - Жив? Он жив! И в Кассии!

Засмеявшись, он медленно поднялся.

- Что же, оно и к лучшему. Наследный принц Кассии поживет чуточку подольше, у меня есть дела поважнее. Я всегда жалел, что не убил тебя лично, Нериан. Но мы это исправим.

Глава двенадцатая. Опасные игры

Незнакомая спальня укутана полумраком. Раздетый до пояса, мокрый от пота, лежал Рэми на кровати, а назойливый маг-спаситель склонился над ним, заканчивая перевязывать рану.

- Где я?

Без плаща, в простой сероватой, вышитой по вороту рубахе, перехваченной ремнем на талии, незнакомец казался молодым, очень молодым, да вот только глаза выдавали его зрелость - были по-взрослому серьезные и несколько... настороженные, наверное.

Они следили за каждым движением Рэми, изучали его лицо, реагировали на каждое изменение, в то время, как пальцы осторожно накладывали повязку. Но хотя бы этого непонятного восхищения в глазах мага не было, и на том спасибо.

- В городском доме вашего брата.

- Откуда ты знаешь моего брата? - задал Рэми вопрос, который должен был задать гораздо раньше.

- Я обязан знать своего благодетеля. Арман оплатил мое обучение в магической школе.

- Зачем? Чтобы ты стал жрецом?

- Это мы еще посмотрим, - спокойно ответил маг. - Я предпочитаю другую судьбу.

- Это какую еще?

- Позвольте мне не отвечать на этот вопрос. Могу лишь заверить вас, что я не принесу неприятностей своему покровителю.

- Армана ты узнал... но откуда ты знаешь меня?

- Я вас видел раньше.

- Где?

Маг промолчал.

- Я закончил перевязку, - сказал он после некоторой паузы, проигнорировав вопрос. - Но у вас заражение крови, полностью мне не справиться. Некоторое время вы будете чувствовать себя почти хорошо, но потом вам нужны виссавийцы.

- Забыл, что я убил? - усмехнулся Рэми. - Теперь к виссавийцам мне путь заказан.

- Нет, не забыл. Однако убийство убийству рознь. Не верите виссавийцам, позвольте мне послать за телохранителями. Здесь в доме только и говорят, как о Миранисе и вас.

- Нет, - отмахнулся от незнакомца Рэми. - Я знаю, кто мне поможет. Как зовут тебя?

- Эллис.

Рэми вздрогнул. Где-то слышал он слышал это имя, только не мог вспомнить - где. В последнее время с ним это случалось часто - загадки, загадки и еще раз загадки, как же он их ненавидел!

- И откуда ты взялся, рожанин-маг? Не боишься, что я тебя выдам? Отдам жрецам?

- Не боюсь, - спокойно ответил тот. - Вас я не боюсь...

- Странно, - заметил Рэми, поднимаясь с кровати и с помощью Эллиса натягивая темно-синюю, вышитую серебром тунику. - А вот я сам себя боюсь.

Эллис молчал. Осторожно, чтобы не потревожить рану, повязал он на талии архана широкий пояс, попросил Рэми сесть на кровати, опустился перед ним на колени, натягивая на господина сапоги, легко справился со сложными застежками.

- Я убил мальчишку...

- ... который хотел убить вас, - жестко ответил Эллис.

- И что с того! - Рэми схватил Эллиса за запястье, заглянул магу глубоко в глаза, - что? Он слабее! Он дурак набитый, а я - маг! Я архан! Я - убийца!

- У вас начинается горячка, мой архан, - осторожно заметил Эллис, открыто смотря Рэми в глаза, не пугаясь вспышки и не отводя взгляда. - Я же говорил, что будет лучше...

- Не будет лучше! Если узнают, что я вновь оплошал, меня добьют. Не понимаешь? И до этого говорили, что я опасен, а теперь... убедятся! - прошептал Рэми. - И если проговоришься...

- Не проговорюсь, архан. Хоть с вами и не согласен.

Рэми почему-то поверил. Вспыхнул от стыда, отпустил руку мага, встал с кровати и подошел к окну. Уже стемнело. То и дело долетал до Рэми приглушенный смех, бегали в свете фонарей шустрые ребятишки, лениво сыпало снегом тяжелое, темно-синее небо.

И тут Рэми скрутило.

- Ты говорил, что Рэми от тебя не скроется, - продолжал издеваться принц. - Сам видишь... близится вторая ночь, когда твоего братца нет в замке. Будем и дальше ждать? Или все же позволим дозору прочесать столицу, пока не поздно?

- Я верну Рэми, - упрямо повторил Арман.

Он просто не мог себе представить, что весь двор, его род, его друзья, его люди, в конце концов, узнали, что Рэми, младший братишка, решил от него удрать.

- А что, если нет?

Арман и сам не знал, что. Этой ночью, подчинившись приказу раздраженного принца, он провел ритуал подчинения. Но Рэми, как ни странно, не услышал магии родов, и на зов не явился.

- Рэми сильный маг, - констатировал Лерин. - Если он не хочет, чтобы твой зов его достал, он его не достанет. Твой брат захотел удрать и удрал.

Этого быть не может. Оставшись в покоях один, Арман со злостью перевернул туалетный столик. Этого быть не может! Он запустил лампой в стекло, и тонкая, прозрачная преграда с пленительным хрустом разломилась, осыпалась на пол, покрыв его осколками. Ворвался в натопленную комнату морозный воздух, вбежал встревоженный хариб, и Арман вскричал:

- Я приказал тебе не появляться мне на глаза!

- Мой архан...

- Ты оставил его одного! Ты дал ему уйти! Проваливай, пока я не отходил тебя кнутом!

Хариб поклонился и вышел, а Арман встал на колени, раз за разом повторяя зов. Но Рэми вновь не отзывался.

"Я тебя достану, я тебя достану, Рэми. И когда заполучу тебя обратно, никуда ты больше не сбежишь, уж я-то прослежу..."

Дежурство отвлекло его. День выдался бурным и богатым на события, и решая проблемы других Арман на время забыл о собственных. Лишь оказавшись в собственных покоях, он вновь опустился перед алтарем на колени, прошептав:

- Что я сделал не так? Почему ты мне не доверяешь, Рэми? Почему сбежал? Я...

Арман в ярости сжал кулаки.

- Я найду тебя, я всю столицу перерою, а когда найду... Собственными руками тебя придушу.

Он вновь послал вслед брату зов, и на этот раз Рэми услышал.

- Мой архан! - звал где-то рядом Эллис. - Что же ты, мой архан.

Рэми и сам не знал, что... что-то сначала скрутило его тело болью, потом заставило подняться с кровати и войти в открывшуюся кляксу перехода. Замок... ну слава богам, хоть на путь силы тратить не надо будет. Полоснуло по глазам ярким светом, и ненавидящий, шипящий голос поинтересовался:

- Убежать хотел?

Раньше чем Рэми и слово успел вставить, брат подбежал к нему и отвесил оплеуху. От неожиданности Рэми отлетел к стене, чувствуя, как вспыхивает внутри гнев. Горели за запястьях знаки рода, полыхал болью бок, а Арман... Арман смотрел ненавидяще, безумно. Распахнулась дверь, вбежали телохранители, и Кадм схватил Армана за руку, предотвратив новый удар.

- Ты... меня ударил? - прошипел Рэми, поднимаясь. - Ты...

- Арман прекрати сейчас же, - холодно сказал Лерин. - Сам же потом пожалеешь о том, что натворил!

Тисмен двинулся было к Рэми, но тот отшатнулся, сплевывая на землю кровью.

- Больше не убежишь, - ледяным голосом сказал Арман и отцепил от пояса тонкий, украшенный вязью браслет. - Я умею уговаривать строптивых.

Кадм выпустил Армана, холодно отрезав:

- Я бы на твоем месте этого не делал.

Арман остановился.

Рэми опустил голову. Что же... так, значит, так. Плыло перед глазами, но сильнее всего была обида. Арман напал, даже не удосужившись его выслушать, поднял на него руку, как на какого-то раба, и теперь хочет одеть браслет подчинения?

Вновь поднялась к горлу волна. Вновь поплыло перед глазами, и Рэми покачнулся, глухо застонав. Еще немного, и он не выдержит. Надо срочно уйти в свои покои, попросить у замка зелье и постараться поспать... а до утра, авось, пройдет. Эллис преувеличивает. Это для неженок типа арханов губительно, а на Рэми все быстро заживает. Надо только лечь, сейчас!

- Рэми, тебя трясет, - обеспокоено шагнул к нему Тисмен.

- Не твое дело. Давай свою игрушку! - он выхватил из рук застывшего брата браслет и быстрым жестом надел его на запястье, застегнув застежку. - Доволен? Да? Сделал из меня раба?

- Рэми! - побледнел вдруг Арман, шагнув навстречу Рэми.

- Да пошел бы ты, брат! Ах нет, мой архан? - Рэми поклонился. - Могу ли я теперь удалиться, или вы еще изволите меня выпороть?

Он направился к своим покоям, и уже в дверях остановился, обратившись к Арману:

- Охрану поставить не забудь. И не тревожь меня, я не хочу тебя видеть. Никого из вас не хочу. Я устал. Я вернулся, довольны? Теперь дадите мне отдохнуть?

Громко хлопнув дверью, Рэми выругался. Злость, которая недавно подарила ему дерзость, помогла найти силы, чтобы запечатать магией все двери, раздеться, выпить приготовленный духом замка отвар и лечь на кровать, закутавшись в одеяло.

О проблемах он подумает завтра. Сейчас бы согреться... боги, как же ему холодно. Он ненавидел холод.

Той ночью опять Рэми мучили странные сны-воспоминания.

Весенний день. Аромат черемухи, от которого кружится голова. Залитые солнцем луга, желтые пятна одуванчиков. И не сидится на месте, гонит что-то по высокой траве, не смотря на крики за спиной, предупреждение брата. Сладость полета. На смену ей - резкая боль.

Бледное лицо Ара, еще мальчишки. Тихие, успокаивающие слова и взрослый голос:

- Перелом, архан. Благодарите богов, что так легко отделались - ноги можно вылечить, шею - нет.

Запах мокроватой земли. Тьма перед глазами. Руки Ара, что поднимают с травы, несут наверх. Собственный стон, беспомощный, злой, слезы на щеках.

Подхватили Рэми волны боли, упала на его плащ со щеки Ара капля. Черный взгляд вызванного виссавийца-целителя, стрелой пронзил душу, даруя золотистое облегчение.

Боль от исцеления казалась невыносимой... Но рядом был Арман. Держал за руку, гладил волосы и тихо плакал.

Боль опустила, а испуганный, полный сочувствия взгляд старшего брата остался. Он заставил Рэми сесть на траве, преодолеть слабость, и сказать Ару:

- Не болит.

Но брат был все еще бледен.

- Не плачь...

- Не досмотрел, - по-взрослому серьезно ответил Арман. - Дал тебе упасть. Больше не дам, обещаю. Больше никогда тебе не будет больно.

Сон сменился другим...

Рэми не отваживался выйти из тени. Вжимался в надгробие Северина, чуть пьянея от аромата смерти. Немаги этого не чувствуют, а для Рэми камни усыпальницы были насыщенны пугающей силой. Той же самой, что исходила от жрецов бога смерти.

- Я обещаю отец, что подниму семью, - серьезно, по-взрослому, шептал Ар, стоя на коленях у надгробия. - Обещаю, что с ними ничего не станет.

Рэми вслушивался в плач брата и не верил собственным ушам. Арман умеет плакать? Умеет? Его сильный брат умеет рыдать, как простой мальчишка?

- Только где мне взять силы? - вскричал Ар.

Невыносимый запах смерти.

Именно этот запах почувствовал Рэми, когда вместе с матерью убегал из объятого магией дома.

- Не смотри! - кричала мама. - Ради всего святого, не смотри!

А Рэми не мог не смотреть. Слезы катились по его глазам, а он видел только тонкие тени... скорченные в страдании лица. Служанка, что каждую ночь поправляла ему подушку. Совала арханчику втайне сладости. Шептала подружке, что выйдет весной замуж и родит мужу детишек.

Седовласый конюший. Он катал Рэми на купленной специально для него пони, улыбался, хотя давно не имел зубов. И смотрел с благодарностью, когда Рэми сам приносил ему супы и каши.

Щекастый паж, что помогал Ару справится с уроками. И каждый раз шел пятнами, когда архан ошибался, смущался и заикался, исправляя.

Тишина. Внезапная тишина. Которую разорвал далекий крик Армана.

- Проклятье! - Рэми сел на кровати, кутаясь в одеяло. Озноб не проходил. Стуча зубами, он приказал огню разгореться ярче, но яростно жужжащее в камине пламя не подарило ожидаемого тепла - ему все еще было холодно.

Осушив еще одну чашу с зельем, Рэми вздрогнул, когда в дверь настойчиво постучали.

Пусть себе стучат. Рэми приказал замку подать еще больше одеял, надеясь, наконец-то согреться. Только вот назойливый гость не уходил. Стук прекратился, зато раздался голос:

- Откройте дверь, Рэми, я знаю, что вы меня слышите. Я не оставлю вас в покое, пока вы не откроете.

Голос был знакомым и незнакомым одновременно. Рэми пытался встать, чтобы впустить ночного гостя, но ноги не слушались, и юноша упал в бессилии на кровать:

- Простите, но мне надо отдохнуть.

Голос сипел, чуть было не сорвавшись на кашель.

- Я не займу у вас много времени. Боюсь, я не могу ждать. Откройте, Рэми.

Не отвяжется же. Рэми вздохнул, накинул на себя тунику, с трудом поднялся, заставил себя выпрямиться, и снял с двери блокаду.

- Войдите.

Открылась дверь, и на пороге появился некто, кого Рэми видеть уж точно не хотел.

Пришелец посмотрел на влажные простыни, на бушующий в камине огонь, на полупустую чашу, стоявшую на туалетном столике. Потом - на Рэми.

Пронзительный у гостя взгляд, зря его Рэми пустил, такого не обманешь. Именно таким в детстве представлялся Рэми настоящий маг - уверенный в себе, спокойный, хотя внешне и не притязательный - слишком худой, слишком высокий, слишком бледный... он выглядел больным, если бы не постоянное полыхание силы в синих, почти лишенных белка глазах, и то и дело не вспыхивающий на лбу синим знак татуировки.

Телохранитель Деммида.

- Мы до сих пор не знакомы, молодой человек, - бесцеремонно оборвал мысли Рэми мужчина. - Меня зовут Вирес и я имею честь быть твоим учителем.

Уже и на "ты" перешел, раздраженно подумал Рэми. Как же телохранитель молод, Армана чуть старше. По возрасту ему больше бы подошло быть рядом с Миранисом, не Деммидом. Но и держался этот человек иначе, чем телохранители наследного принца: если последние старались быть для Рэми скорее друзьями, то этот даже не скрывал унижающего покровительства.

- Сядь! - невозмутимо приказал он.

Рэми с облегчением опустился в кресло. Его все еще трясло, хотя уже гораздо меньше. Злость и гордость, как и всегда в подобных случаях, помогали ему держаться, но Рэми чувствовал, что долго он так не протянет.

18.

- А теперь, мой ученик, - заметил Вирес. - позволь поинтересоваться, что происходит? И с чего бы это наш бравый Рэми даже не подумал огрызнуться?

Рэми не отвечал. Он чувствовал себя опустошенным. Маг подошел ближе, взял его за подбородок, заставил посмотреть себе в глаза:

- Не надо... - прошептал Рэми, дрожа.

- Не надо что?

- Я опять...

- Опять что?

Рэми сглотнул, почувствовав, как тревожится внутри проклятое море силы.

- Хватит! - вскричал он, пытаясь отвести руку мага. Но сил не хватило.

- Ты боишься, что меня убьешь? - засмеялся маг. - Не думаю, что ты на это способен.

- Неспособен убить? Ошибаетесь...

- О как... - маг стал серьезным. - Взгляда не смей отводить, ученик, сиди смирно.

- А не противно ли тебе, учитель, разговаривать с убийцей! - прошипел Рэми. - Или не видишь свежей крови на моих руках? Или не боишься, что я вновь потеряю контроль?

- Потеряешь, так я тебя быстро успокою, уж не сомневайся, - Рэми сглотнул. - Или думаешь, что ты у нас в замке самый сильный? Так вот, смею тебя огорчить... может, ты и не слабее меня, зато я своей силой умею управлять, а ты пока - не очень. Потому расслабься и откройся мне.

Рэми замер.

- Что?

- Открой мне разум и позволь увидеть свои воспоминания...

- Да никог...

- Либо сам откроешь, либо я прикажу. Я бы не хотел приказывать... потому что это причинит тебе боль, а ты слаб.

Глаза мага чуть полыхнули синим сиянием. Рэми почувствовал, как дрогнуло сердце, забившись быстрее, еще быстрее, бешено, грозясь выстрелить из груди, как ласково гладили подбородок пальцы мага, как шептали что-то его губы и чужой, холодный разум хозяйничал в голове Рэми... успокаивая синее море.

Когда Вирес закончил, Рэми боялся пошевелиться, отлично понимая - теперь телохранитель повелителя знал...

- Так я, впрочем, и знал. Ты слишком много думаешь, мой ученик. Твой мальчик, - усмехнулся Вирес, - которого ты убил, держал в руке кинжал. Еще бы немного, и ты был бы мертв, а вместе с тобой и твой спаситель. Учитель, которого так глупо хотел прикончить Эллис, уже трех магов сам уложил, боевых, вам, мальчишкам не чета. Если бы он вас застукал...

Рэми сглотнул.

- Ты дешево отделался, Рэми. А теперь заканчивай строить из себя героя. Встань!

Рэми невольно повиновался, позволив телохранителю развязать пояс, стянуть с Рэми тунику, помогая уберечь от лишнего движения многострадальный бок.

- Рана сама по себе неопасна, - сказал Вирес, закончив осмотр. - Но привела к заражению, что неприятно. Ваш друг действительно облегчил вашу участь, но большего сделать не мог. Я могу... но... За все надо платить. Придется тебя вновь лишить контроля над твоим телом... иначе будешь кричать и дергаться, чего нам обоим не надо.

- Не буду, - прошипел Рэми.

- Точно? - усмехнулся Вирес. - Хорошо. Тогда продолжим.

Странный какой-то этот маг, грубый и бесцеремонный... Но Рэми он почему-то нравился.

Однако, даже обессиленный после лечения, снять браслет подчинения Рэми не позволил:

- Ты мой учитель, хорошо, я тебя принимаю, - устало сказал он. - Но с собственным братом я разберусь сам.

- Не убейте друг друга, когда будете разбираться, - серьезно ответил Вирес.

Лерин нашел друга там, где и ожидалось: в небольшой, зеркальной зале с низким, расписанным под закатное небо потолком. Кадм, раздетый по пояс, довольно улыбаясь окинул взглядом своих противников. Ну да, одного ему маловато, на этот раз надо было выбрать сразу трех.

- Будете поддаваться, я разгневаюсь, - усмехнулся Кадм. - Бейтесь в полную силу, или будете биты. Хотя и так будете биты.

Лерин полюбовался, как ходят мускулы под кожей Кадма. Зверь. Хоть и не оборотень, а настоящий зверь, с которым в драке не сравнился бы даже другой телохранитель.

Схватка длилась недолго. Посмотрев на лежавших у его ног противников, Кадм нахмурился:

- Я думал, что будет веселее, - сказал он харибу. - А ты мне опять каких-то слабаков привел.

- Как всегда ищешь себе достойного противника?

- И как всегда не нахожу, - ответил Кадм, натягивая тунику. - Этот подавал надежду... - он показал на того, что медленно поднимался, держась за окровавленный нос, - говорят, драчун еще тот, никому его не одолеть. А оказался еще слабее, чем предыдущие.

Лерин кивнул, не горя желанием продолжать разговор.

- Ты говорил с Виресом?

- Говорил, - подтвердил Лерин. - Эррамиэль и не думал сбегать. Он встречался с кем-то в городе, а когда возвращался в замок попал в ловушку... помнишь, Арман говорил, что в последнее время в городе нападают на магов? Магический упырь орудует. И не один... вот Рэми и попался.

- С его-то силой?

- С браслетом повиновения особо не разбежишься, да еще и ранили его, скорее по глупости, чем специально. Спас Рэми случайно один из людей Армана.

- И здесь случайность... - задумчиво сказал Кадм.

Они вышли в галерею замка, одну из стен которой прорезали окна в парк. Некоторое время Кадм смотрел на цветущие в снегу розы, а потом вновь повернулся в другу:

- Значит, вот почему Рэми не слышал зова?

- Да, сначала браслет, потом лихорадка. Когда очнулся и услышал... явился... к разгневанному Арману.

- Ну да, перенес мальчишку в загородный дом своего архана. Перед тем, как свалиться окончательно в лихорадке, Рэми приказал никому не говорить, где он находится. Естественно, слуги его приказ выполнили, брат архана, как-никак. А Арман славится своей строгостью. Не понимаю только одно - откуда в Рэми столь неприятие к убийству и насилию? Вирес говорил, что убийство того мага чуть было Рэми не сломало.

- Для Рэми неприятие - дело обычное, - позевывая заметил Кадм. - Кровь ларийцев сказывается...

- Наполовину кассиец, наполовину лариец. И сильный маг, что часто срывается. Который к тому же тоже может быть оборотнем. Если бы не знак... видят боги, я б посчитал Рэми слишком опасным, чтобы он жил.

- Иногда я тебя боюсь, - ответил Кадм после недолгого молчания.

- А не боишься ли ты мальчика-мага, который сегодня "случайно" убил? Не боишься ли ты близости Рэми к Миру? К наследному принцу Кассии? Скажи честно?

- Нет, не боюсь, - отрезал вдруг Кадм. - Но я борюсь, что он не доживет до посещения.

- Ты боишься, а я на это надеюсь, - холодно отрезал Лерин. Кадм одернул его, показывая на подходящего к ним хариба Армана.

- Мой архан ждет вас, - поклонился он Нар Кадму.

- Кто остался с Рэми?

- С Рэми останусь я. Брат моего архана сейчас спит и вряд ли проснется до самого утра.

- Это хорошо... хотя бы не наделает глупостей.

Кадм тревожно выдохнул, следуя за Наром. Лерин прав - Рэми опасен.

Пришлось на несколько дней выпустить мага из виду, подчиниться настойчивой просьбе Армана. Пока Рэми не стал телохранителем принца, он, увы, принадлежит брату. А брат за ним присматривать забыл... Где Арман шлялся, когда Рэми сбежал в город, когда мальчишка был ранен и кого-то убил? Но сбегал-то он явно не за этим... А зачем?

Да ведь и не в этом главное. В самом Рэми. Иначе не сверкали бы торжеством глаза повелителя, иначе в Виссавию не послали бы гонца... Что вез тот гонец?

Почему повелитель запретил мальчишке разговаривать с матерью? Что Рэми не должен знать?

К чему Вирес так заинтересован в Рэми? Почему он захотел взять на себя обучение мальчишки, хотя для остальных телохранителей наследника сошла магическая школа? Почему телохранитель повелителя приказал докладывать о Рэми в любое время суток? Аж так он важен?

О чем это будущий телохранитель принца долго шептался с Эдлаем? Почему вернулся в свои покои бледный, как только выпавший снег?

Вопросов было много, но ответов как-то не очень. Кадм брюхом чувствовал, что кое-какие из ответов ему знать следовало бы... Если не все. Рэми что-то знает о покушении на Мира, только говорить не спешит. Решил поиграть в героя-одиночку? Другому бы Кадм разрешил, а вот Рэми почему-то предпочитал приберечь живым.

Кадм без стука вошел в покои Армана. Ожидавшие в приемной вскочили на ноги, кланяясь телохранителю наследного принца.

- Архан вас ждет, - заметил один из придворных, открывая двери в кабинет Армана.

Арман был не один.

- Давно тебя не видел, Вирес, - сказал Кадм, приветствуя телохранителю повелителя. - Сказал бы даже - слишком давно.

Для старого друга, для боевого товарища, для кого-то, с кем частенько делили хлеб в учебных походах - очень давно. Они оба хотели стать дозорными, а оба стали телохранителями.

- Я бы и теперь не пришел, но вы оставили Рэми без присмотра и думаю, нам пора объясниться.

- Я не оставил брата без присмотра, - возразил Арман. - Я просто думал, что у него больше рассудка.

- Думал он, - фыркнул Кадм. - На меня не смотри, Вирес. Арман - глава рода Рэми, он попросил нас брата не трогать, мы и не трогали. А что он не понимает, так то вина не моя.

- С чего ты взял, что я не понимаю? - холодно спросил Арман.

- Рэми гордый и неприступный мальчишка, которому все время потакали, - начал Кадм. - До недавнего времени он был главой рода. Понимаешь, что это такое? Вижу, что понимаешь. И, между нами говоря, неплохо с этим справлялся. Потом появился Гаарс, который, уж извини, действовал умнее тебя. Рэми его слушался, как собачонка хозяина, только сам того не понимал. И знаешь, почему? Потому что Гаарс понимал, что Рэми выросший в лесу мальчишка, попавший в город. И что этот мальчишка многого тут пока не понимает. Вот ты объяснил Рэми, что за него беспокоишься?

- А я должен объяснять очевидное?

- Ларийцы! - засмеялся Кадм. Вирес не вмешивался - он внимательно слушал и вертел в пальцах чашу. - Мир такой же, думает, что остальные его понимают. Так вот что я скажу - не понимают! Вот и при первой встрече с Рэми он допустил такую же ошибку, что и ты, забыл сказать мальчишке, что тот ему нужен. А ведь все так просто. Поговорить. Дать Рэми себя почувствовать...

- Ибо он - целитель, - прошептал Вирес.

- Что ты сказал? - переспросил Кадм, сразу же забыв о Армане. Дар целителя в Кассии был редкостью. Наносить раны и убивать умели тут многие, а вот лечить, как ни странно, почти никто. В последнее время магов-целителей в Кассии осталось и вовсе совсем немного - их недостаток с лихвой восполняли соседи-виссавийцы.

- Мой повелитель в последнее время ослаб, - начал Вирес. - И вы не слепые, сами это видите. При всей магической силе Деммида, власть его слаба, ведь ее диктуют иные факторы. Войско, казна, сеть шпионов - все это находится в руках Совета. Повелителю остался лишь источник силы, но даже этого он не может использовать против советников... Те заручились согласием богов.

- Давний поединок. Передел власти, - прошептал Кадм. - Надеюсь, что ты шутишь?

- Не шучу. Ниша, моя подруга и телохранительница Деммида, предсказала сложные времена для династии. А так же скорую смерть моего господина. Сила Деммида блекнет. Против богини судьбы не сильно-то повоюешь, разве что при помощи другой богини.

- Виссавии, хранительницы клана целителей, например, - усмехнулся Арман. - Бред.

- То же сказал советник вождя, молодой Арам. Вождь для Кассии же он тем более и пальцем не пошевелит.

- Чем это мы не угодили Элизару? - удивился Кадм.

- Тем, что не досмотрели сначала его отца и брата, а потом его наследника, - ответил Вирес, наливая себе вина.

- У Элизара нет наследников, - возразил Арман.

- Если ты это говоришь, значит, нам удалось сохранить тайну, - усмехнулся Вирес. - Нет сыновей, ты хочешь сказать. Но есть две сестры, одна из которых еще молода и незамужем, а вторая семнадцать зим назад родила сына...

- Ты же не хочешь сказать, что это... - захлебнулся вином Кадм.

- Ты хорошо меня понял. Астрид, мать Рэми, - родная сестра Элизара. Об этом мало кто знал, скрытные донельзя виссавийцы не спешили объяснять, кем на самом деле является Астрид, мы - тем более молчали, но твой брат, Арман, это не только виссавиец, о чем ты знал, - это еще и наследник магического клана целителей.

- О боги! - Кадм сжал чашу так сильно, что нефрит хрустнул. Не успели осколки коснуться стола, как невидимый слуга замка забрал их, растворив в воздухе, и оставив на столе еще одну, целую чашу. - Вы с ума посходили! Да нас Виссавия сожрет, если мы подчиним наследника Миранису.

- Мы тоже так думали, - возразил Вирес. - И задержав Рэми в замке, отправили в Виссавию тайного гонца. Хотели передать лично вождю приятную новость, а потом под строгой охраной отвезти Рэми в клан целителей. Пусть даже без сознания - не наше это дело. Взамен на помощь, естественно. Но случилось неожиданное... Гонца не впустили в Виссавию.

- Кто не пустил?

- Сначала виссавийцы, а потом мы его отозвали, потому в замок повелителя пришла тайная гостья.

Вирес слегка наклонился вперед и продолжал уже почти шепотом:

- Та сила, что имеет каждый из нас, это игрушки по сравнению с тем, что излучает хранительница Виссавии. Эта мощь на границе выдержки человеческих сил... То, что от нее исходило, подобно сиянию младших богов...

- Я начинаю опасаться невинных целителей, - прошептал Кадм.

Арман живо взял сторону виссавийцев:

- Не забывай, что они не убивают без необходимости.

- Лерин тоже не убивает по необходимости. Но ты бы очень удивился, насколько твое понятие о необходимости расходится с его. Виссавийцы странные...

- Не это важно, - прервал его Вирес. - Хранительница передала нам волю младшей богини. Если мы сейчас отдадим Рэми клану, то взамен за услугу не получим ничего. Но если оставим... вождю не обязательно знать, что Рэми жив, до поры до времени. Когда мальчик закончит свою судьбу здесь, он сам придет в Виссавию. Но не раньше. Она же намекнула, что старательно подпитывает ненависть Рэми к клану... если он сейчас почувствует сладость единения с богиней, он покинет Кассию немедленно. Виссавийцев же слепит их собственная богиня и они не увидят истинной сути Рэми. Хранительница сказала нам еще нечто, чего я до конца не понял. Мы, а тем более, виссавийцы, стараемся исполнять волю богов, но оказывается, ее не слышим...

- Виссавийцы не слышат своей богини? - от удивления у Кадма перехватило дыхание. - Сколько у них гордыни, а сами слепы?

- Они чуть было ее не погубили, - ответил Вирес. - И теперь Виссавия хочет, чтобы Рэми созрел здесь, вдали от Элизара. А, заодно, как носитель силы целителя судеб, изменил наши судьбы.

- Вопрос, в какую сторону, - огрызнулся Кадм. - Я слышал многое о целителях или вершителях судеб, но ничего хорошего.

- Этого я уже сказать не могу, - ответил Вирес. - Но вершители - народ очень сложный. Единственное, с чем они никогда не смирятся, это с ограничением своей свободы. Потому что тот, кто имеет вершителя в своей власти...

- ...имеет во власти даже богов, - закончил за него Кадм. - И мне с ним идти в одной упряжке? Вы, арханы, видимо, издеваетесь. Однако теперь я понимаю, что аж так задело Рэми в поведении Мира.

- Вот именно. Рэми почувствовал поводок. И еще немного, и он бы...

- Изменил судьбу принца не в лучшую сторону. Потом, зная его, всю жизнь не спал бы по ночам, мучимый угрызениями совести, - Арман бросил на Кадма уничижительный взгляд. - А кому от этого легче?

- Не ври мне, Кадм, - усмехнулся Вирес, - ты у нас признанный любитель приключений.

- Я? - зло парировал Кадм. - Приключения приключениям рознь. То, что ты предлагаешь - чистой воды безумие. Я должен охранять чувствительного наследника клана целителей от жесткого Мира?

- Миранис уже давно все понял. Его связь с Рэми слишком крепка, чтобы этого не почувствовать. Я не понимаю, во что играют боги, только игра та очень даже продумана. До мелочей. Ибо Рэми получил таки печать избранника, не мы ее выдумали.

- И я сам ее видел. Мальчишка...

- Осторожнее с "мальчишкой", - оборвал его Вирес. - И осторожнее с играми. Рэми может быть как полезным, так и опасным. Помните, что сила его сильно завязана на эмоциях, а он болезненно горд. Поэтому, Арман, Кадм прав - тебе надо было сказать брату, что ты беспокоишься.

Арман отвел взгляд:

- Не беспокойся обо мне, я сам решу свои проблемы с Рэми.

- Он так же сказал... по пока я решений не вижу, вижу бесконтрольного мага, который в любой момент может выкинуть какую-нибудь глупость только потому, что он много не понимает.

- Ты говоришь о моем брате, телохранитель! - резко ответил Арман.

- Мы говорим об огромной силе. И эта сила либо нас погубит либо спасет. Выбирай. Сейчас, Арман! Либо над Рэми получим контроль мы, либо Виссавия. Либо он умрет, потому как такие, как он, долго в Кассии не живут. Посвящение состоится послезавтра. И я уже объявил об этом Рэми, а ты меня поддержишь.

- Мой брат сам выберет, чего он хочет, - холодно ответил Арман. - Дайте ему время.

- Твоего брата никто не собирается неволить, - тихо возразил Кадм. - Но... если мы окутаем его узами богов, у меня будет гораздо больше возможностей не дать ему умереть, верь мне. Сейчас же и я, и Вирес бессильны.

- Рэми никогда не будет телохранителем принца, - сказал Вирес, - а еще одной особой королевских кровей, гостем, которого надо защищать. И ты это знаешь, Арман. Потому и игра с тщательной подготовкой к привязке, с обучением боевой магии и прочим, необходимым для телохранителя, на самом деле бессмысленна. Я буду учить Рэми управлять своей силой вершителя и быть повелителем, а не телохранителем повелителя. Остальное лишь видимость, которая даст нам в руки оружие для защиты мальчика.

- Хорошо, - согласился Арман. - Я... как глава рода дам согласие на столь раннее посвящение Рэми, если ты мне дашь клятву мага, что не причинишь брату вреда.

- Арман... - похолодел Вирес. - Это политика. Мы никогда не знаем, что...

- Я отдаю тебе в руки самое дорогое, что у меня есть - моего брата. А ты мне говоришь о политике? Вирес, очнись! Я не кассиец, а лариец. Для меня семья на первом месте. Дай мне слово, что сделаешь все, чтобы его охранить от ваших игр.

- Даю, - смирился Вирес. - Я сделаю все, чтобы соблюсти интересы Рэми, как если бы он был моим братом. Тебе этого достаточно?

- Да. Рэми примет посвящение.

- Эта зима будет долгой... - протянул Кадм.

Глава тринадцатая. Поговорим, брат?

На следующее утро Рэми стало гораздо легче. Он не знал, что именно пошло ему на пользу: разговор ли с Виресом, просто здоровый сон, но стало спокойнее и понятнее. Если раньше казалось, что реальную картину разрезали на мелкие кусочки и перемешали, то теперь Рэми отчетливо видел если не все, то очень существенную часть происходящего и даже знал, как ему поступить дальше.

Он поднялся, быстро оделся, благословляя богов за отсутствие слабости, приказал шторам раздвинуться.

Залило комнату солнечным светом. Погода на улице была чудесной: одетые в белых пух деревья, солнечные лучи, золотившие чистый, недавно выпавший снег, чистое, лазурно-голубое небо.

- Войдите! - приказал Рэми, пряча под ажурными манжетами браслет подчинения.

- Могу ли я поговорить с вами, мой архан? - склонился перед ним Нар. - Предупреждаю, слова мои могут показаться вам дерзкими.

Рэми кивнул.

- Простите моего архана за вчерашнее.

- Почему именно ты извиняешься за моего брата? - удивленно посмотрел на слугу Рэми. - Я не привык карать кого-то за ошибки других.

- Я его хариб, мой архан. Я знаю его лучше, чем знает любой другой. Мой господин кажется всем холодным и бесчувственным, но это не так, просто он либо равнодушен к людям, либо испытывает слишком сильные чувства. Равнодушен он ко всем... помимо принца и собственной семьи. Вы... вы его слабость. Мой архан сильно вас оплакивал и винил себя в вашей смерти, - Рэми вздрогнул. - Вы были и являетесь единственным, что может его вывести из себя. Он... он очень обрадовался вашему возвращению. Три дня он провел в храме, благодаря богов, что вы живы и здоровы. - Рэми опустил голову, сжимая кулаки. - Вы знаете, что во время медитации обязателен строгий пост... Мой архан сильно ослаб после церемонии. Но когда он вернулся, а вас не было... Уже шесть дней мой архан практически ничего не ест. Сначала из-за поста, потом из-за вашего исчезновения, теперь - из-за вчерашнего. Верьте мне, он сильно раскаивается в своей несдержанности.

- Замолчи! - Рэми раздраженно прикусил губу. - Где сейчас мой брат?

- На дежурстве, мой архан.

Что же, это даже весьма кстати. Рэми очень даже нужно вырваться в город, а тут и предлог нашелся.

- Значит, навестим брата на дежурстве.

- Позвольте мне подобрать для вас подходящую свиту, - прошептал Нар. - Позвольте мне помочь облачиться вам в одежды архана.

Рэми некоторое время стоял задумавшись, а потом сказал:

- Ты действительно дерзок и слишком многого от меня хочешь. Но ведь все равно не отстанешь, пока я не сделаю по-твоему? - Нар слегка улыбнулся. - Хорошо... Пусть будет свита, одежда. Но коня я подберу себе сам.

- Да, мой архан.

Найти бы потом повод, чтобы от этой свиты избавиться. Но разбираться будем на месте, с браслетом подчинения особо не посамовольничаешь. Рэми был уверен, что без разрешения цепного пса Нара ему замка не покинуть.

Погода, казавшаяся с утра столь великолепной, быстро испортилась. Поднялся ветер, гоняя по улицу снежную пыль и собирая у заборов плотные, тяжелые сугробы. Вскорости пошел и мелкий, колкий снег. Люди кутались в плащи, защищая лицо от острых снежинок, слепо натыкались на друг друга, вязли в сугробах и спешили дальше, по только им понятным и нужным делам.

С мягким шорохом катились по улице повозки, устало переставляли копыта недовольные лошади, изредка покрикивали на них замерзшие, злые извозчики. Манили теплым светом витрины небольших магазинчиков, и все более накапливались над городом тяжелые, полные снега тучи.

Арман стоял на мосту, изящной аркой возвысившемся над улицей-рекой и наблюдал за прохожими. Он заметил между людьми юркую тень, которая ловко двигалась между снующимися людьми, казалось, не замечая ни снега, ни ветра.

Хорошо работает, грамотно, восхитился на мгновение Арман. Только вот беда, уже недолго.

"У нас карманник, - ровно проинформировал старшой, и только что вышедший из бакалейного магазинчика дозорный остановился, оглядываясь. - Как раз за тобой. Мальчик зим одиннадцати. Тихонько поймаешь и приведешь ко мне."

"Как прикажешь, Арман".

В толпе появилась группа людей в ярко-белых плащах. Арман выругался - вновь в их квартал забрел кто-то из сыночков арханов. Такие были избалованны и капризны, частенько вытворяли глупости и Арману приходилось за ними присматривать, в то же время стараясь не задеть гордости отпрысков лучших родов. Куча проблем в красивых, дорогих одеждах.

Но тут первый всадник в группе откинул на плечи капюшон плаща, открывая холодному ветру разрисованное синей краской лицо. Арман вздрогнул. Всадник посмотрел вверх, безошибочно отыскивая взглядом застывшего на мосту старшого:

"Арман, я замерз и голоден. Может, пообедаем вместе?"

"Арман, мальчишка пойман," - перебил его другой голос.

"Запри его... я..."

Дозорный вдруг заметил проезжавшего по дороге всадника в белом и низко ему поклонился:

"Понимаю, Арман."

Всадник ответил легким поклоном на поклон, накинул на голову капюшон и направил коня к высоким, украшенным кованными цветами воротам. Арман поспешил сойти с моста.

В таверне казалось после пронизывающего ветра тепло и спокойно. Ровные ряды тяжелых, темных от времени столов, затхлый запах мокрой одежды и жирной еды, украшающие окна и стены гирлянды из засушенных трав и разнообразных амулетов, тихий гомон голосов. Арман скинул покрытый снегом плащ на руки прислужника, и уверенно направился к столику, за который в одиночестве сидел ожидающий его архан.

Немногочисленная свита расположилась неподалеку. При виде Армана они вскочили на ноги и поклонились низко главе рода. Арман лишь отмахнулся, усаживаясь напротив брата:

- Тебе идет одежда архана, - сказал он, окинув взглядом Рэми. На самом деле ли шла? С раскрашенным тонкими витками завитушек лицо брата казалось иным и даже незнакомым. Гладко зачесанные волосы, скрепленные тонким обручем, чуть поблескивали от наложенного на них геля, белоснежные, просторные одежды, расшитые серебром родовых знаков, делали Рэми старше, увереннее. Хотя нет, уверенность была в его осанке, в задумчивом, спокойном взгляде, в поглаживающих чашу с вином, обтянутых белоснежными перчатками ладонях. А не в блеске драгоценностей, что украшали Рэми. И все же он прирожденный архан, в том ему не откажешь.

- Тебе помог Нар? - не выдержал тягостного молчания Арман. Он понимал, что в темно-синей форме дозорного он смотрелся на фоне Рэми как рожанин на форе архана. Чувствовал себя, наверное, так же. И причиной был поблескивающий через тончайшие кружева манжет браслет подчинения. Свидетельство о того, что холодный Арман потерял вчера самообладание, совершив, возможно, величайшую глупость в своей жизни.

- Да, мне помог Нар, - прервал тягостное молчание Рэми, внимательно посмотрев на брата. - Съешь со мной? - повторил он глупый вопрос, жестом призывая хозяина.

Арман кивнул. Совместная еда - отличное средство заполнить тягостные паузы и способствовать сложному разговору. Этот разговор обещал быть нелегким.

- Твой Нар отличный слуга, - задумчиво сказал Рэми, посмотрев на застывшую за спиной Армана "тень".

- Он не только слуга для меня, - мягко ответил Арман. - Он для меня как лучший друг.

"Не беспокойтесь, мой архан, он поймет," - сказал сегодня утром ни с того ни с сего Нар. Арман опустил взгляд. Поймет?

Ар вдруг подумал о том маге-упыре, что пару седмиц тревожил их столицу... и чуть было не погубил Рэми.

Еще утром Арман дотошно допросил Эллиса, заставил мальчишку-мага драить конюшни за своевольный побег из магической школы и самолично наведался в дом ученика упыря.

Как он и предполагал, мага там и след простыл. Жертва Рэми нашлась в подвале, досталось мальчишке от брата неплохо, но попал бы тот в руки Армана, наверняка, мучился бы гораздо дольше...

Хотя обычно Арман пыток не любил и мстить считал ниже своего достоинства.

"Что же ты со мной сделал, Рэми?"

Рэми отломал кусок от мягкого, приятно пахнущего хлеба и погрузил ложку в густой, наваристый суп.

- Тебе не нравится? - поинтересовался вдруг он, пронзив брата внимательным взглядом. - Прости, я не поинтересовался, что именно ты любишь и заказал сам...

Арман очнулся от размышлений и принялся за еду. Есть не хотелось, вкуса тоже он не почувствовал. А отвыкший от излишеств желудок вдруг резанул болью, заставив поморщится.

- Ар? - голос Рэми вдруг стал озабоченным, глубоким. Рэми вдруг отложил ложку, нагнулся вперед и сжал пальцы на запястье Армана. Знаки рода обожгло болью.

- Что творишь? - спросил Арман.

- Ничего, - усмехнулся Рэми, вновь занявшись едой.

Желудок вдруг перестал болеть и даже проснулся аппетит. А следующая ложка наваристого супа вдруг показалась на удивление вкусной. Сушенные грибы, приправы, мягкие, разваренные кусочки овощей, нежное мясо:

- У тебя неплохой вкус, Рэми.

- Когда-то я сюда заходил чаще, - ответил брат. - Когда-то я считал хозяина другом. А сегодня он меня даже не узнал...

Как узнаешь мальчишку-рожанина в гордом архане? Да кто и посмеет? Хозяин, как собственноручно еду подавал, на них даже взгляда не поднял, какое уж там "узнать".

Рэми промокнул салфеткой жирные губы и сказал:

- У меня к тебе просьба.

Арман напрягся, сразу же забыв о еде.

- Твой браслет не дает мне... гм... сделать глупостей. Я даже не могу навестить своих друзей, Арман. И это меня утомляет. Могу я хотя бы до вечера забыть о твоей свите и отправиться на встречу один?

Арман почувствовал, как хрупкий мостик понимания с братом разваливается на глазах. Но лучше так, чем увидеть его мертвым.

Арман отодвинул незаметно опустевшую миску и сказал:

- Прости. Но я не могу допустить тайных вылазок в город.

- Хочешь меня остановить? - горько усмехнулся Рэми. - Не понимаешь, что твой браслет для меня всего лишь игрушка, и я просто не хочу терять сил перед посвящением?

- Значит, ты решился на посвящение? - глухо спросил Арман.

- У меня нет выбора.

По тону Рэми было не разобрать, что тот чувствует. Разочарован? Рад?

- У нас частенько нет выбора... - прошептал Арман. - Чем выше мы взбираемся, тем меньше получаем свободы. Я просто волнуюсь за тебя... Не понимаешь?

Рэми вздрогнул.

- Не понимаю... - покачал он головой.

Арман нагнулся над столом, в свою очередь схватил брата за запястье и ловко расстегнул застежку браслета через ажур кружев. Рэми подыграл брату, сделал вид, что ничего не произошло: внимательной свите вовсе не следует знать об их вчерашней ссоре. Плавно убрав руку со стола, он снял браслет и украдкой передал его Нару.

Рэми не ожидал, что разговор будет именно таким. Сначала он осторожно исцелил Армана, заметив, что брат совсем лишился аппетита. Арман исцеления даже не заметил. Не потому, что был слабым, а потому как Рэми, странное дело, доверял. Даже жизнь свою доверял?

Рэми тогда поспешно убрал руку, почувствовав, как в груди разливается тепло. Совсем ненадолго... стоило ему заикнуться об отъезде в одиночестве в город, как Арман вновь замкнулся, стал чужим и холодным.

И тут это странное "я за тебя волнуюсь", от которого кровь ударяет в голову. Впервые Рэми почувствовал по-настоящему, что напротив его сидит брат, а не какой-то там дозорный, чуждый и непонятный глава рода, или друг Мираниса.

Улыбается. Мягко, спокойно. Странно это видеть улыбающегося Армана. Странно, и приятно. И хочется ответить улыбкой на улыбку, раскрыться на открытость Ару и довериться силе архана. Силе уверенного в себе мужчины, которой так часто не хватало самому Рэми...

- Представь себе, что ты - на моем месте, - начал Арман. - А на твоем - Лия. Ты бы ее пустил?

Рэми вновь вздрогнул. Нет, не пустил бы. Но Арман - не Рэми. И Рэми - не Лия.

- Ар... прошу тебя... Я должен идти.

- Не позволю тебе больше рисковать, - так же мягко, как ребенку, сказал Ар. - Даже не проси. Один раз я тебя потерял. Второй раз тебе уйти не позволю...

- Поздно для таких позволений, - криво улыбнулся Рэми. - Я уже не мальчик, Ар, давно знаю, что делаю.

- А ведешь себя как мальчик, - повторил слова Кадма Арман, и голос его стал строже, совсем чуть-чуть. - Куда ты хотел пойти?

- Это не важно и не опасно, Ар, - врал. Рэми врал, но в некоторых случаях правду лучше не говорить. - Хотел просто поговорить с одним человеком... перед посвящением. Для меня это очень важно, понимаешь?

- Этот человек - архан?

- Да.

- Глава рода?

- Нет.

- Принц?

- Нет.

- Тогда к чему тебе идти в город? Прикажи ему явится сюда, и он явится, - так же спокойно уговаривал Арман. - Не понимаешь? Теперь ты - господин. Они - слуги! И хочешь играть, играй по правилам! Мы подождем твоего человека... вместе...

- Ар... Я сам... почему ты всегда и все делаешь по-своему?

- Нас никогда никто не спрашивает. Рэми, не понимаю тебя. И, мне кажется, ты сам многого не понимаешь, что ты заблудился, и нам пора поговорить. Поговорим. Серьезно, по душам. Но сначала ты скажешь мне, где найти этого человека, как его зовут. Я отдам приказ Нару, мой хариб найдет твоего друга...

- ...и сдаст его Миру, - горько усмехнулся Рэми.

- Принц это принц, ты - это ты. Он для меня важен, но ты, мой брат, гораздо важнее. Не понимаешь? Не доверяешь мне?

Повисло молчание. Рэми отвернулся к окну, слыша, как шумит ветер в перьях зависшего высоко в небе пегаса. Арис ждет. Жерл ждет. И Ар ждет. Кто важнее?

Рэми выбрал. Приказал ожидавшему пегасу сматываться, посмотрел в глаза брату, улыбнулся, и тихо ответил:

- Доверяю! Конечно, я тебе доверяю. Поговорим...

И уже тогда откуда-то знал, что проиграл.

Глава четырнадцатая. Вина мага

Архана была красива, сладка и податлива. Золотистые волосы, тонкая фигура, обещающая грудь.

Хороша! Сладка! И даже не свободна. Муж-дурак в своих поместьях, оставил жену скучать в замке, за что и поплатился. Рогами. Бывает. А нежеланной беременности избежать легко, мягким всплеском магии.

- Долго ты сопротивлялась, - усмехнулся Кадм, положив руку на упругое бедро красотки.

И заплатит за это. Заплатит стоном, сгорит в пламени, взвоет о пощаде. Не такие взвывали. Не такие ломались. Не такие просили чуть ли не на коленях, чтобы не заканчивал, чтобы не мучил сладострастием, чтобы пощадил...

Вот уже и стонешь, прижимаешься. Не возражаешь, когда тонкое платье спускается с плеч. Когда трещит под пальцами дорогая ткань. Когда обнажается острая грудь. Забываешь о стеснительности и сама стягиваешь с себя остатки одежды. И уже не сжимаешься от страха, когда властная рука скользит между бедер...

Так красавица, так.

Не сразу понял он, что что-то мешает. Она сообразила первой, отпрянула, стянула с кровати покрывало, завернулась в него, посмотрела испуганно. И уставилась на надрывно звенящий шар вызова, который вдруг захотелось швырнуть об стенку, выплеснув остатки нереализованной страсти.

- Не сейчас! - прорычал Кадм.

Но было поздно. Молодая женщина очнулась от наваждения, схватила лежащий на земле плащ, завернулась в него и прошептала:

- Нельзя так. Нельзя.

Кадм тихо выругался. Нельзя! Золотистые волосы арханы манили в свете угасающего огня в камине, щеки ее еще сохранили остатки былого румянца и наверняка пламя еще душило ее изнутри, но губы ее уже отказали и возврата нет. Жаль.

Сама пришла в его покои, сама пробралась тенью по коридорам, а теперь ломается, строит из себя недотрогу, смотрит затравленно. И винит...

- Сейчас! - склонился перед Кадмом вошедший хариб, и прошептал на ухо:

- Рэми.

Рэми...

От одного слова Кадм вздрогнул, и уже почти спокойно наблюдал, как угасают в голубых глазах остатки страсти, сменяясь муками совести. Как легкая тень, укутанная в черный плащ, выскальзывает из спальни.

Без слова прощания. Будто и не было ее. Лишь лоскутки белоснежной ткани на полу и легкий аромат духов в воздухе. Да и это исчезает под властью силы духа замка. Становится в комнате тепло, чисто, проветрено и... пусто.

Рэми, такое свидание испортить! Такую ночь испоганить!

- Я прошу вас, - настаивал хариб.

Смеет настаивать, значит и в самом деле серьезно. Кадм внимательно пронзил внутренним взглядом замок.

Миранис один. Спит. Спокоен. Отлично. Перед посвящением нового телохранителя принцу следует хорошо отдохнуть. И Рэми бы следовало, но тут, видимо, битва проиграна. С Рэми, в принципе, всегда так. Ну не хочет мальчишка жить спокойно, не сидится ему на месте.

- Что Рэми? - спросил Кадм, заканчивая при помощи хариба свой туалет.

- Его вновь пытались убить.

- Это не новость, - заметил Кадм, натягивая тонкие перчатки. - Помнится, я знал это еще до... важной для меня встречи. Помнится, что с нашим Рэми все было в порядке, и я приказывал тебе не вмешиваться. Арман сам великолепно справится.

Кадм сел на кровать, давая харибу надеть на него сапоги, скрепить их сложной сетью застежек.

- Все изменилось, мой архан. Рэми попросил у брата позволения уйти на важную для него встречу.

- Позволения? - засмеялся Кадм.

- Арману удалось уговорить его остаться...

- Уговорить? - переспросил телохранитель, выходя в коридор.

- Именно. Уговорить. И...

- Не вслух!

"Арман уговорил Рэми приказать тому человеку явиться в замок. И послал к нему своего хариба."

"Верное решение, - улыбнулся Кадм, склоняясь перед советником повелителя. Тот холодно ответил на поклон, повернув в боковой коридор замка. Наверняка к любовнице. И наверняка надолго. Везучий. - Наконец-то Арман начал умнеть. И наконец-то нашел подход к излишне впечатлительному мальчишке."

Кадм прошел мимо дозорных и кивнул проходившему мимо придворному, не забыв улыбнуться его симпатичной дочке. Девушка зарделась, прячась за спину отца, но пряталась она зря. Кадм был падок до молодых арханок, это правда, но до замужних. И желательно замужних за немощными стариками. Смешно это так разбрасываться природными богатствами Кассии, заставляя молодых красоток скучать за спиной нелюбимого мужа, и опасно трогать девицу, которая еще только мечтает о выгодном браке.

"Подход верный, - продолжил хариб. - Но совсем недавно Арман почувствовал, как оборвалась связь с харибом. С Наром что-то случилось. Явились жрецы смерти, открыли переход..."

"Не томи!"

Кадм вновь поклонился, на этот раз пожилой матроне. Но улыбаться не стал. Архана хмыкнула, раскрыла веер и тихо прошептала:

- Неужели вы меня избегаете?

- Неужели вы выпрыгнули из постели молодого любовника? - осторожно поинтересовался Кадм.

- Может и так...

- Только в мою вам больше хода нет.

Кадм дал знак своему харибу, и они свернули в боковой проход, где размещались покои Северного рода. Здесь было гораздо холоднее, тише и темнее.

Не любил он этой части замка - его привлекали тепло, уют, Арман же, а вслед за ним и его люди, роскоши не ценили. Ничего лишнего - лишь амулеты по углам, да скромные гобелены с серебристо-белыми цветами рода. Арман был истинным сыном Севера, и это не смотря на свое ларийское происхождение.

"Дальше!"

"Не следовало так оскорблять архану. Она отомстит."

"Дальше!"

"Арман вернулся из перехода едва живой, со своим харибом на руках. Я такого давно не видел. Нар был так обожжен, что на нем живого места не осталось, пришлось срочно вызывать магов связи и виссавийцев. Он выжил только благодаря привязки с арханом.

Мой архан, Рэми... по глупости чуть было не попался в ловушку... А старались ради этой ловушки на славу... чтобы уж наверняка...

Сила магии была такова, что разнесло половину казарм. Мы потеряли почти весь отряд Жерла, те, что остались - лишились разума, а ведь это опытные воины. Повелитель в гневе. Виссавийцы пытаются помочь выжившим, только помогать там почти и некому.

Я не знаю кто и зачем сотворил подобное, но это уже не нападение на принца. Это прямое нападение на его будущего телохранителя."

"Выводы оставь мне, - оборвал его Кадм. - Как Нар?"

"Нар на грани. Арман с помощью виссавийцев и магов связи удерживает его в нашем мире. Я даже не ожидал... что наш дозорный будет так бороться за своему слугу."

Кадм остановился и повернулся к харибу:

"Я бы тоже за тебя боролся, - хариб вздрогнул. - Это связь действует в обе стороны, друг мой... мне очень жаль, что ты этого не понимаешь. Но что же Рэми?"

"Рэми Вирес приказал вернуться в замок. После этого маг закрылся в своих покоях, - быстро справился с волнением хариб, - и мы не можем до него дотянуться. Свита Армана пыталась, но сила Рэми их не пускает. Пытался и я... безуспешно, а до него необходимо достучаться. Арман не может, он занят харибом. Вирес занят повелителем. Лерин помогает Нару не уйти за грань, а Тисмен готовится к завтрашнему посвящению."

"Забыл Мираниса."

"Миранис тем более должен сегодня выспаться. Его не беспокоили."

Кадм остановился у дверей в покои Рэми и резко повернулся к харибу:

"А от меня чего ты хочешь? Чтобы я совесть Рэми успокаивал? Спасибо, нет. Рэми посидит в одиночестве, подумает, и завтра выйдет. Надеюсь, это его чему-то научит!"

"Дело не в совести, мой архан. Рэми помогал Арману вынести хариба из пламени. И я собственными глазами видел, как ваш друг забрал у полуживого Нара шар связи, а с этим шаром он уединился в своих покоях. Это ведь тоже может быть опасно. И может быть ловушкой. А Рэми неуправляем. Прошу прощения, архан, но помимо телохранителей и Армана к нему боятся подходить. Там что-то странное творится... там... Рэми излучает такую силу... мой архан... я не знаю что это... никто не знает..."

- Хватит! - прошипел Кадм, без стука входя в покои Рэми.

Все обыкновения в приемной было людно, и тем более странной казалась царившая здесь тягостная тишина.

Кадм понимал вскочивших на ноги мужчин. Понимал их виноватые взгляды, понимал и легкий запах страха. Высшие маги - народ странный. Рэми - странный вдвойне. А от дверей спальни Рэми так несло чуть пряным ароматом магии, что у Кадма чуть закружилась голова, подкосились ноги.

Еще бы не нести. Тут и зелья Тисмена не надо было. Кадм знал, откуда эта сила, знал и радовался, беспокоясь одновременно. Он уже и забыл - как это бывает, когда Кассия предъявляет права на телохранителя будущего повелителя. Забыл, что пока люди погружены в свои дела, боги не спят. И действуют.

Прав Лан - туда входить можно только телохранителям и их видавшим видам харибам. Обычным арханам там уже не место. Рэми, без того излишне уязвимый, теперь уязвим вдвойне. И его нельзя оставлять одного.

Кадм уже поддался знакомому зову, подошел к дверям в спальню Рэми, как взгляд его остановился на склонившейся в поклоне тонкой фигурке мага.

- Кто вы?

- Я прошу вас...

Показная скромность мага, который станет великолепным жрецом, ибо только жрецом может стать рожанин, наделенный силой. Либо жертвой жрецов.

"Я слушаю. Для какого храма прислать вам рекомендацию?"

"Меня не интересует храм, мой архан", - ответ мальчишки заставил Кадма остановиться, чтобы и далее терять драгоценное время.

Рэми подождет. Рэми сидит у окна, а сгусток магии... он лежит на столике в противоположном конце комнаты. Кадм чувствовал и одно и другое, потому и не спешил. Потому и рассматривал другого запутавшегося мага, которого при всем его таланте угораздило уродиться рожанином.

Еще один рожанин... подумал Кадм и тотчас поправился - Рэми далеко не рожанин. Гораздо более не рожанин, чем он, Кадм. Единственный наследник Виссавии, над которым они не имеют власти. Их бич, и их оружие... Хариба бы ему, опытного, умного, осторожного...

Как бы отвечая на мысли архана, мальчишка-маг поднял глубокий синий взгляд. Нервно поправил намокший от пота воротник простой рубахи рожанина, и вновь попросил. Вновь мысленно:

"Я прошу у вас рекомендации для архана Рэми."

Кадм закашлялся.

"Чего ты хочешь от Рэми?"

"Хочу стать его тенью."

"А вы наглы, молодой человек", - отрезал Кадм, мгновенно меняя тон с дружеского на резкий. Почти злой. И знал, что его мысли больно бьют чувствительного мага, а все равно продолжал, и продолжал не менее резко:

"Излишне наглы. И самоуверенны. Хотите стать харибом будущего телохранителя принца? И перед самым посвящением? Вы не потянете Рэми."

"Я так не думаю! - резко ответил тот, поднимая взгляд на Кадма. И не было в том взгляде хорошо знакомое Кадму упрямство. - С вашей помощью или без нее, но я стану харибом моего архана."

Что же, пусть так! Хочет мальчишка, чтобы его обломали, так Кадм только и рад. Это не Рэми, с ним церемониться не надо. А вот гордость его загнать обратно - это сделать можно и нужно.

"Вы пойдете со мной!" - коротко приказал Кадм.

"Я не уверен, достоин ли, - сразу же смутился тот. - Без согласия главы рода..."

"Чего это вы испугались? - сыронизировал Кадм. - Вы имеете мое разрешение, вам этого недостаточно? Еще недавно вам было достаточно моей рекомендации.

Уже через несколько дней Рэми не будет нуждаться в согласии брата. Вы же берете на себя заботу о целителе, сильном, но неуравновешенном маге, о запутавшимся человеке. Пройдете испытание - получите Рэми."

"Мне нужно его согласие", - упрямо бледнел мальчишка.

Еще бы не бледнеть. Из соседних покоев лилась сила, которая сильно походила на силу самого повелителя - любого ставила она на колени, любого заставляла подчиняться, и любому внушала уважение. Магам с их чувствительностью - в первую очередь.

Только вот не Рэми то сила, и даже не его, Кадма... это всего лишь волна перемен, игла богов, что вплетает в их судьбы новую нить. И скоро игла та исчезнет, вместе с ней нить судьбы архана, младшего брата главы Северного рода, а останется нить телохранителя Мира. Такая же, как нить Кадма, нить Лерина и Тисмена. Нить сильного мага, но все же только человека.

"Это оставьте мне. От вас же я требую другого. Вы же не маленький, должны понимать."

Маг понял. Без слов опустился перед Кадмом на колени и произнес слова магической клятвы. Произнес чисто, без единой ошибки, будто делал это каждый день. И привычно вспыхнуло в воздухе синим, когда боги услышали клятву, опустилась над ними удивленная тишина:

- Не выдам и слова из услышанного...

- Как тебя зовут, маг?

- Эллис.

- Добро пожаловать в мир самих богов, Эллис!

21.

Одним движением руки распахнул Кадм дверь в спальню Рэми и проигнорировал упругое сопротивление силы, чего нельзя было сказать о Эллисе. Мальчишка-маг тяжело дышал, но шел следом, а слегка подтолкнувший его Лан прикрыл дверь, правильно увел свидетеля в угол комнаты, туда, где они не так бросались на глаза и без того нервному Рэми.

Все оказалось именно так, как уже в приемной почувствовал Кадм. Сила младших богов была здесь столь сильной, что воздух загустел. И Рэми это чувствовал, не мог не чувствовать. Но вот понимал ли?

Ничего он не понимал. Вместо того, чтобы поддаться воле богов, мальчишка сидел на полу возле окна и смотрел на заснеженный парк. А шарик силы, чуть светящийся в темноте, был на столике у кровати, совсем рядом с Кадмом. Протянуть руку, сжать пальцы и нет его. Нет и опасности. И нет чего-то, что хотел донести до Рэми умерший. Может, чего-то важного. Может, и опасного.

- Я знал, что ты придешь, - сказал Рэми, даже не повернувшись в сторону Кадма.

- А мы уже на "ты"? - усмехнулся Кадм.

- Я теперь со всеми на "ты", - ответил Рэми. - Даже со смертью. Она ходит за мной по пятам, дышит мне в спину. Забирает тех, кто рядом, если меня нет... если я их подставлю.

- Я был прав, - усмехнулся Кадм, садясь в кресло. - Винишь себя.

- Он умрет?

- Ты о харибе? - Кадм шевельнул рукой, зажигая по углам светильники. - Ну что ты! Арман не даст. Это же его хариб, а хариб умирает лишь с разрешения архана. Да, Эллис, не вздрагивайте так, даже право смерти харибы передают в руки архана. Арман, как я понял, такого разрешения давать не собирает... хариб помучается, это правда, и сильно помучается, но не умрет...

- Играешь на моей совести? - осторожно поинтересовался Рэми, проигнорировав обращение Кадма к Эллису.

- Нельзя играть на том, чего нет.

Рэми отреагировал, как и ожидалось. Резко поднялся, прыжком оказался рядом с Кадмом, навис над ним, заглянул в глаза, не понимая, что в зрачках его колышется синее пламя.

Врезать хочет. Очень хочет, но не врежет. Не потому, что сил не хватит, а потому что проблески все же есть, и остатки разума еще остались. Только вот смотрит гневно, в лицо дышит, и едва сдерживается... но сдерживается.

- Я ведь могу тебя убить, - устало шептал Рэми, сдаваясь и отворачиваясь.

- Можешь, - холодно подтвердил Кадм, про себя улыбаясь.

Ему нравилось играть с Рэми, нравилось упругое поле силы, что ласкало старого знакомого, подбадривало лучше любого напитка и пьянило, как крепкое вино. Нравилось, как сила эта струится через Рэми, увеличивая во много раз и без того огромную силу мальчишки.

Нравилось, как гнев Рэми щекочет нервы, да вот только зря. Не даст сила тронуть телохранителя принца, не позволит. И нет уже воли Рэми, есть только воля богов. Единственная ночь, когда кто-то властен над любимчиком Виссавии, когда упрямство Рэми ему не поможет.

- Только не так, как ты думаешь, - продолжил Кадм. - И к этому стремишься! Почему ты так на меня смотришь? До сих пор не понял? Защищая друга ты подставляешь принца. Если Миранис умрет, я умру в то же мгновение. А со мной Тисмен и Лерин. Ну а с нами - наши харибы, если тебя это волнует. Восемь человек одним махом, здорово, правда?

Рэми вздохнул, выпрямился и вновь подошел к окну.

- Даже не защищаешься? - спросил Кадм.

- Я не стану телохранителем принца.

- Потому что...

- Потому что недостоин.

- А то мысль здравая! - усмехнулся Кадм. - Только вот, видишь ли, мальчик, здравая, да не совсем. Если ты завтра не станешь телохранителем принца, что я вообще-то допускаю, ты сразу же уедешь в Виссавию.

Рэми резко повернулся, и в его выразительных глазах мелькнуло удивление.

- Не надо на меня так смотреть. Как иначе тебя повелитель может оставить в Кассии? Или ты думаешь, мы вечно сможем скрывать, что наследник жив? Впрочем, если тебе больше нравится быть вождем Виссавии, тебя никто не держит.

- Я ненавижу виссавийцев.

- Можно спросить - почему?

- Они пытались меня убить.

- А то вопрос спорный, - заметил Кадм. - Да, удар выходил из Виссавии, но большего ты не знаешь - ни кто тебя пытался убить, ни почему.

- Они циничны.

- А ты - нет?

- И я...

Боги, как же странно действует на Рэми ваша сила! Заставляет она забыть не только о гордости, но и самолюбии. Делает Рэми мягким и податливым, а так же... заставляет его желать смерти. В который раз.

- Хватит себя жалеть! - вскричал Кадм, поднимаясь с кресла. - Достаточно!

- Я так мало кого любил в своей жизни, - спокойно заметил Рэми, усаживаясь на пол и опираясь спиной о стекло. - Моя мать меня опаивала, чтобы моя сила спала... А когда она проснулась, я не знал, что с собой делать. И сейчас не знаю. Но тогда, давно, еще в детстве, мне помог выжить один человек. Он поддерживал, был другом, даже больше чем другом, отцом. Настоящего я же не знал... И не знал, что он сможет меня убить...

Перечеркивает старую жизнь, чтобы начать новую. Как же это знакомо. И у Кадма это было. Но какие выводы мог сделать пятилетний, ничего не видевший в своей жизни мальчик? Рэми - дело другое. И чтобы закрыть дверь в прошлое, ему надо многое обдумать... Но времени нет.

- Все сказал? Пожалился? - холодно спросил Кадм. - Потерял друга - поздравляю! У каждого из нас таких надгробий много. У твоей матери - твой отец. У твоего отца - его первая жена. У нашего принца - мать. У повелителя - двое старших братьев и родители. Моего отца зарезали на улицах столицы. Ради кошелька, а я два года слонялся неприкаянно по столичным помойкам... а ты стоишь, плачешь над собой и требуешь сочувствия? О боги!

- Ты...

- Что я? Думаешь, мы тут в игрушки играем? Открой глаза, мальчик! Это мир взрослых дядь, Рэми. Здесь умирают, убивают, и идут дальше. Политика, интриги, предательство. Не можешь этого выдержать? Проваливай в свою Виссавию! Замыкайся в благополучном клане и забудь. Смотри на нас, как смотрят виссавийцы - с легким презрением. Ну да, мы же столь низменны, столь грешны, столь несовершенны! Куда нам до тебя, а, Рэми? До твоих чистых, высоких чувств?

- Прекрати! - прошептал Рэми, охватывая голову руками.

- Ну что же ты, а, Рэми? Одно слово, и я позову сюда посла Виссавии. И посвящения завтра не будет.

- Его и так не будет!

- Потому что наш друг испугался? И чего? Смерти?

- Смерть... нельзя изменить.

- Изменить нельзя многое. Например, прошлого. Боишься? Бойся дальше. Страдаешь? Страдай дальше! В гордом одиночестве, без меня! Но!

Кадм быстро поднялся, подошел к Рэми и сильно тряхнул его за плечи. Мальчишка побледнел. Наверняка, заболела не до конца зажившая рана, но жалеть нельзя. Кадм пожалеет, не пожалеют другие.

- Прежде, чем тебя получит Виссавия, ты мне все расскажешь. Выдашь своих "друзей"! Потому что, пока ты страдаешь в клане и размышляешь о высоких чувствах, я должен хранить принца! Ну!

- Что ну?

- Открой для меня шар.

- Скорее я его уничтожу! - прошипел Рэми.

Кадм рассмеялся, выпуская мальчишку и возвращаясь в свое кресло.

- Уничтожишь? - повторил он. - Ну да, что же ты еще сделаешь? Да уничтожай! Но если что-то случиться с Миранисом, это будет твоя вина! То, что произошло до сих пор - еще нет. Но за будущее ты в ответе. Как и за свое молчание. Шар!

Как же много ненависти было в глазах мальчишки! Но все же он поднялся, подошел к туалетному столику, повертел в пальцах сгусток магии, и тот засветился ровным светом, узнавая хозяина. Кадм боялся, что Рэми сожмет пальцы, уничтожит хрупкую вещицу, но мальчишка повертел в пальцах переливающийся шарик, вздохнул, подошел к Кадму, протянул открытый сгусток энергии.

- Вот и молодец, - быстро сказал Кадм, проверяя. Никакой ловушки. - Эллис, будь добр, вложи это в шар вызова. А ты сядь, Рэми. Набегался уже, хватит. Теперь дай мне поработать.

Шар вызова засветился мягким серебристым светом, в комнате запахло свежестью, Рэми сел на скамью, опустил голову на ладони, скрыв лицо под растрепанными волосами... и замер.

"Мой мальчик, - сказал незнакомый голос. - Знаю, что ты сегодня почувствовал. То что и я - дыхание смерти. Молю только богов, чтобы твой путь не закончился вместе с моим.

Я жду своих убийц. Эти люди никогда не оставляют следов. Никогда не совершают ошибок. Но не на этот раз. Если ты будешь жив, ты придешь ко мне, я знаю. А когда придешь, найдешь этот шар...

Ты помнишь наш последний разговор в лесу? Помнишь, как я тебя предупреждал... И теперь, наверное, спрашиваешь меня, почему не дал тебе тогда уйти с принцем. Потому что боюсь за тебя. Знаю, что боги пометили моего мальчика печатью хранителя, но печать та не дар, она - проклятие.

Если еще можешь, прошу, не ходи. Передай им, что я передаю тебе, но сам не ходи! Мираниса ждет смерть, очень скорая. Не ходи, Рэми! Тебе еще рано умирать, а я в силах отдать Кассии себя и жизнь свою, но отдать тебя уже не могу. Хватит, что я отдал одного сына, смерти другого мне даже за чертой не вынести. А ты для меня всего был как сын."

Плечи Рэми вздрогнули, пальцы сжались в кулак, и Кадму показалось, что мальчишка огромным усилием воли сдержал гневный стон. Впрочем, телохранитель его понимал.

"Я постараюсь объяснить, хотя ты знаешь - мечом я владею неплохо, а слова мне никогда не давались. Тем более - такие.

Когда Львина, мать наследника, приехала из Ларии, простым подданным и арханам не сказали, что она оборотень. Предел давно закрыт, ходят через него нечасто, а те, кто ходит неразговорчивы. Людям вообще мало что о Ларии известно, откуда им было знать, что оборотни там - все. И молодая, сильная, красивая принцесса Ларии - тем более.

Львина не любила своей второй сущности, как, впрочем, и люди из ее свиты. Именно таких, "человеческих", ларийцы стараются выбирать для своих посольств. Они меньше допускают ошибок, меньше настраивают против себя полный суеверий народ.

Откуда я это знаю? В последнее время я многое узнал. Только не могу сказать - от кого: даже после смерти должен я хранить клятву молчания. И человек, что взял с меня эту клятву - знал, что делал. Не обойти ее даже мне...

Зато могу сказать, что этот человек тебя ненавидит, не Мираниса, не повелителя, а именно тебя. Именно он приложил руку к исчезновению замка твоего отца. И он имеет тесную связь с кланом Виссавии. Я не знаю какую. Этого он никогда не рассказывал, вообще мало что рассказывал.

Но я опять не о том. Прости мне мою сумбурность... голова болит. Тень смерти меня убивает заранее...

Я давно знал, кто вы. Когда Рид меня лечила, я узнал в ней молодую архану, что стояла на приеме в замке рядом с телохранителем Львины.

Боги, так много сказал, и так мало в этом смысла. Прости меня, мой мальчик, но ты же знаешь, в речах я никогда силен не был.

Когда ко мне пришел гонец от друга, я не знал, что делать. С одной стороны - ты, со своей судьбой. С другой - опытный маг, что разжег ненависть в сердцах глупых людей. Маг, от которого много лет назад я не смог скрыть тайны Мираниса.

А он будто взбесился. Нечисть, кричал он, нечисть на троне Кассии! Нечисть во главе мощного, Северного рода. А его за такую мелочь изгнали, посчитав недостойным? Рэми, он очень сильно обижен, а обида мага это страшно. Оттого и хорошо продуманный план убийства Армана и Мираниса. Все складывалось отлично.

Миранис исчез из замка. Мой друг видел его в таверне у тракта. Мы быстро вычислили и где он, и с кем, но в доме наемника принца трогать поостереглись... Пытались достать его в лесу, привлекая на путь Мираниса и его отряда керри. Мы знали, нечисть любит оборотней и Мираниса не упустит. И тогда вмешался ты...

Рэми, куда ж ты влез! Маг рвал и метал, навел на тебя проклятие, и я уже начал тебя оплакивать... но что я мог сделать? Достать же принца в замке оказалось гораздо сложнее.

Мы собрали золото, я заказал Армана цеху наемников. Армана мой друг и мой господин ведь тоже ненавидел, называл зверем... Убийцу поймали. И опять рядом оказался ты. Я был счастлив, но счастье мое было совсем коротким...

Каким-то образом маг узнал, что ты не только простой друг принца, но кто-то больше. Я так и не понял, взбесился он или обрадовался, но о принце на некоторое время забыл. Теперь его волнуешь только ты, ты и твоя семья, и, почему-то, клан Виссавии. Много раз он говорил, что это несправедливо - тебя за твой врожденный дар, за кровь твою боготворят, а его - ненавидят. И потому ни Виссавия, ни Кассия тебя не получат. И цену он за то заплатит любую.

Боги, какое счастье, что мне не пришлось выбирать. Он выбрал за меня. Вчера я вдруг почувствовал, что той ценой буду я, что жить мне осталось недолго, что я должен проститься с единственным человеком, которого по-настоящему люблю. С тобой, мой мальчик. Это единственный раз, когда осмелюсь я назвать великого мага своим сыном... перед смертью многое позволено, не злись на меня.

Прости меня, мой мальчик. Прости сильного мужчину, попавшего в чужие сети. Видят боги, не хотел навредить ни тебе, ни твоей семье. А теперь знаю, что и принцу. Видимо, я глуп и наивен. Оттого и запутался, допустил так много ошибок, за которые расплачусь там, за гранью.

Но ты еще можешь этого избежать. Мальчик мой, прошу тебя, будь осторожен. Да хранят тебя боги!"

Шар погас, а Рэми все так же сидел на скамье, не поднимая головы. Но Кадм не настаивал. И без этого видел он, как в ковер одна за другой впитались крупные капли, и без того знал - Рэми прячет слезы и сейчас не потерпит свидетелей.

Да вот только времени совсем нет. Есть сумасшедший, сильный маг, не связанный клятвой неубийства, кодексом и есть Рэми - упрямая ниточка к этому магу, из которого слова лишнего не вытянешь.

Кадм, лихорадочно подбирая слова, уже открыл рот, чтобы что-то сказать, как тут промелькнула между ним и Рэми тень, и забытый всеми Эллис опустился перед будущим телохранителем на колени, подал чашу с питьем, тихо прошептал:

- Архан, прошу вас, выпейте.

Кадм хотел было вмешаться - опасно лезть к погруженному в горе магу - но гордый Рэми почему-то не спешил вспылить.

- Это опять ты, Эллис, - прохрипел Рэми, не поднимая головы. - В последнее время в моей жизни тебя слишком много, не находишь...

- Если я вам мешаю...

- Ты мне не мешаешь, - Рэми взял чашу и выпив ее содержимое залпом, вернул ее Эллису. - Странное дело, но вот именно ты мне и не мешаешь.

- Позвольте вам дать совет, архан.

- Давай! Одним меньше, одним больше, - усмехнулся горько Рэми. - В последнее время все только и делают, что дают мне советы.

- Мой архан, я прошу вас не нести эту ношу одному. Пожалуйста.

Рэми медленно поднял взгляд, в котором еще не высохли слезы и посмотрел на Эллиса так, что Кадм хотел было вмешаться и не дать не очень понимающему, что он делает, Рэми убить наглеца-мальчишку, но вспыхнувший на мгновение синим взгляд мага смягчился, и Кадм с удивление понял, что они разговаривают. О чем, он не знал, но глаза Рэми медленно теряли безумство, наполняясь сначала удивлением, потом теплом, а позднее - становясь жесткими.

- Может, ты и прав, - сказал, наконец-то Рэми.

Он устало поднял руку и провел ладонью по щеке Эллиса, там, где прорезала кожу глубокая царапина. Полился от пальцев зеленый свет, маг-рожанин чуть вздрогнул, а когда Рэми убрал руку, от раны не осталось даже следа, а из глаз Эллиса исчезла тяжесть усталости.

- Спасибо, мой архан, - сказал мальчишка.

- Ты мне будешь нужен этой ночью, - спокойно ответил Рэми. - А теперь оставьте нас. Мне надо поговорить с телохранителем. Наедине.

- Ну да, хоть кто-то здесь знает, чего он хочет, - удивленно прошептал Кадм, когда маг-рожанин поднялся с колен и поклонился телохранителю принца. - Вы получите то, что хотите, Эллис. Видят боги, получите. Уж я-то прослежу.

Рэми оказался той ночью разговорчивым. Кадм молчаливым. Хозяин говорил, телохранитель принца слушал, и медленно текла за окнами морозная ночь. И когда смолкло все вокруг, а уставший, опустошенный долгим разговором Рэми заснул в кресле, вышел Кадм из спальни друга.

И тотчас скользнула в спальню упрямая, молчаливая тень, заботливо прикрывая спящего Рэми теплым одеялом.

"Думаю, здесь уже воля богов, - сказал Лан, проследив за взглядом своего архана. - Эллис явно гораздо более связан с Рэми, чем мы думали."

"Я заметил, - недовольно ответил Кадм. - Проследи за обоими. Помни, что Рэми мне нужен на посвящении живым и здоровым".

Кадм в ту ночь тоже не спал. По его приказу в город выехали два отряда. Один - за Бранше. Второй - за Эдлаем.

- Именно ты, дружок, лично попросил меня вернуть Жерла в столицу, - прошептал стоявший у окна Кадм, проследив за посланниками взглядом. - Наконец-то, я тебя достал!

Рэми открыл глаза. Он дал Кадму и остаться в неведении.

Эдлай невиновен. Проведет ночь в тюрьме, ничего, долг платежом красен, а Рэми знает, где искать виновных. Но найдет их сам, только этой ночью у него достаточно силы, чтобы справиться с магами Шерена. Один раз он уступил брату, дал себя уговорить, второго не будет. И больше никто не умрет.

"Я расскажу тебе сказку, мой друг. Сказку о странном растении... О плети богов. О лозе Шерена."

- Эллис, собирайся, - прохрипел он, и рожанин вздрогнул.

- Я думал, вы спите, - прошептал он.

- Этой ночью не суждено нам поспать, - ответил Рэми и тотчас добавил:

- Чему ты радуешься? Никто не сказал, что мы вернемся живыми.

- Я радуюсь слову "нам", мой архан, - лучезарно улыбнулся Эллис.

"Этой ночью я могу не вернуться живым, - поправился про себя Рэми. - Но уж ты-то у меня будешь жить, несмотря на твою невесть откуда взявшуюся собачью верность."

Глава пятнадцатая. Хариб.

Сегодня привычные, убранные в белое покои казались неожиданно холодными. Арман опустошал уже пятую чашу бодрящего зелья. Но помогло мало - все равно слипались глаза и сбивала с ног усталость. Вымотали жрецы связи, вымотало окутанное болью сопротивление Нара, вымотала бессонная ночь у постели хариба и долгая, изнуряющая борьба за жизнь своей тени.

Зудели запястья, на которых всю ночь светились знаки власти, болела голова, пересохло во рту. Но Арман упрямо пил надоевшее зелье, потому как отдыхать сейчас было некогда. Нара из-за черты он, слава богам, вытащил, теперь надо пережить еще один день - день посвящение Рэми. Брату Арман тоже нужен, а выспаться можно и потом.

Арман вытер ладонью пот со лба и обернулся. Нар лежал на кровати. Бледный, холодный, но все ж живой. Спасибо богам!

- Несколько дней он проспит, - сказал напоследок жрец. - И вам стоило бы отдохнуть...

- Некогда мне отдыхать, - ответил Арман, посмотрев на Нара.

Бледен. И сердце, обычно столь нескорое не проявление чувств, теперь разрывается от бессилия. Хочется помочь, а не знаешь как. А ведь когда-то Ар считал его всего лишь слугой... как давно это было. И лишь по прошествии многих лет начал он доверять "мальчишке".

Арман сел в кресло и закрыл глаза. Никогда ему не забыть вчерашнего дня.

Рэми поддался уговорам быстро, наверное, слишком быстро, но поддавшись, будто замкнулся. Все так же сидел он напротив брата в той проклятой таверне, все так же медленно пил вино и слушал Армана внимательно, отвечал на вопросы, но мыслями был явно где-то далеко.

Ждет своего гостя, понял Ар, и сходит с ума от ожидания... Но через мгновение с ума сошел сам дозорный.

Сначала был холод. Потом чужой, тягучий страх... Где-то рядом кричал Рэми, скрутила резкая боль. Начала лопаться от жара кожа. И уже не было сил даже дышать, вырваться из лап боли. Жить...

Магия Рэми окутала Армана мягким одеялом. Позволила вздохнуть, наполнить воздухом легкими. Только не его легкие дышали, чужие, не его боль уходила, чужая, не его жизнь возвращалась - чужая. И чужое тело пылало. Чужие губы стонали. Чужой страх разрывал голову. А знакомая, братская сила помогала выдержать...

- Ар, что же ты? - услышал он встревоженный голос Рэми. - Что же ты...

Распахнулась дверь, впуская сквозняк. Потухли вдруг все светильники в таверне, вошел внутрь жрец связи с синем балахоне, и склонились перед ним в глубоком поклоне встревоженные люди Армана.

- Ваш хариб умирает, мой архан, - поклонился жрец сначала Рэми, потом Арману. - Отпустите его?

- Нет! - выдохнул Арман раньше, чем успел осознать слова жреца. - Никогда его не отпущу.

- Тогда вытаскивайте Нара из пламени сами. Мы все понимаем, архан, но на магический огонь тратить сил не намерены. Откроем вам переход к харибу... большего сделать мы не в силах.

- Нет, Ар! - побледнел Рэми. - Не смей! Не пущу! Стой!

Арман смел. Грубо оттолкнул брата, зло посмотрел на жреца, который мог спасти Нара, а не хотел, и, вдохнув побольше воздуха, вошел в милостиво открытый для него переход.

Сразу же стало темно, и весь мир окутался бушующим, черным пламенем. Дышать, нечем дышать. Дым врывается в легкие, пытает болью, пытается остановить. И уже почти поддаешься, почти падаешь на колени, а все же идешь вперед. Нельзя останавливаться! Нельзя сдаваться! Надо идти, держаться за тонкую ниточку, стремясь к душе Нара... что рвется из тела. Молит... отпустить.

Никуда ты не пойдешь! И не осилит нас огонь, не убьет черный дым, не прижмет к земле чужая сила. И руки уже сами тянутся к телу хариба. Притягивают к себе, окутывают плащом, защищая. Не уйдешь, не дам!

Нар застонал. Страшно к нему прикасаться - одежда, кожа, все стало жидким, перемешалось, расплавилось в магическом пламени, а само тело походило на пылающий черным факел.

Жжет пламя и Армана. Лижет белоснежный плащ, подбирается к волосам. Тянет к земле тело хариба. Тяжелый... какой же ты тяжелый, Нар. И не шевелишься, почему?

Неужели мертв? Неужели Арман опоздал?

Дым застилает глаза. Рвет на части легкие от кашля. И уже не видно, куда идти, да и не хочется...

- Ар! Придурок! Вернись!

Арман упал на колени.

- Вернись, кому говорю! Услышь меня!

Арман медленно поднялся и пошел на зов брата.

Что же, думал Арман, гладя волосы Нара, Рэми спас еще одну жизнь - твою... И я рад, что не дал тебе уйти. Рад, что десять лет, что мы вместе, это не последние...

- Помнишь, как мы встретились, Нар? - прошептал Арман на ухо харибу. - Никогда не говорил тебе, но я помню...

Арману было всего четырнадцать. Ар помнил, что в тот день шел снег. Что он устал, страшно устал от поездки в деревню, от изнуряющего долгого допроса, после которого рожанин все же признался:

- Это я убил жену. И любовника убил я. А вы бы, архан, на моем месте не убили бы?

Ар убил бы, убил бы сейчас каждого, кто посмел бы остановить и не пустить к теплу, к отдыху. Все же сложно быть единственным арханом на всю округу. И суды он вершит, и виновных он карать приказывает.

Ар с облегчением бросил поводья мальчишке, соскочил с Вьюнка и направился к дому. И уже дошел до входной двери, как вдруг его внимание приковала фигура на другом конце двора. Ар остановился.

Он так устал. От чужой глупости, от чужих проблем, от вечных сомнений - а поступает ли он правильно? Или, может, делает еще хуже? Но были случаи, когда Ар не мог пройти мимо, как теперь, потому вновь и вмешался. Он подбежал сзади, перехватил руку Зары. Не дал опустить топор.

- Убью! - зашипел кузнец, резко оборачиваясь. Увидев четырнадцатилетнего архана, он застыл. Сжался весь как-то, и глаза его, до того пылающие злостью, вдруг наполнились страхом.

Ар скривился. Что же, другого он и не ждал. Наивные крестьяне. Думают, что архан не слышит шепота за спиной, не замечает страха в глазах, не видит, как хватаются за амулеты, просят богов о защите. От него, от Армана, как будто он какое-то чудовище.

- Это всего лишь простые люди. А ты - сын ларийцев, - отвечала на вопросы хрупкая, вечно бледная няня.

Арман верил. Потому что больше верить было некому.

И теперь, под хлопьями снега, страх кузнеца уже не раздражал. Даже на раздражение нужны силы. А сил не было. Было лишь усталое отупение.

- За что ты его? - Ар отобрал у кузнеца топор и посмотрел на юношу, почти мальчишку, что свернулся калачиком у дровни.

Заморыш. Откуда только взялся? Одет в рванье, волосы спутаны, слиплись. И воняет от него кровью, да навозом.

- Дык... - замялся Зара. - Пришлый он. Вор, в сенях ховался. Кто тебя, тварь, туда пустил?

- Я не вор, - прошипел звереныш, с трудом разлепив разбитые в кровь губы. - Я не вор, верьте, архан.

- Верю, - согласился Арман, улыбаясь.

Ему вдруг захотелось спасти пришлось, а почему - Арман и сам не знал. Может, просто нравилось ему смотреть на побагровевшего кузнеца, нравилось, как трясся верзила, хоть Арман на голову и ниже, да и в плечах гораздо уже.

Дрожишь?

Вот и мальчишка дрожит. А все равно упрямо ползет по талому снегу к коленям, обнимает их и молит:

- Пощади, архан!

- А чего б не пощадить, пощажу, - усмехается Арман, не замечая, как грязный мальчишка испачкал дорогой плащ. И все так же не спуская взгляда с красневшего все более кузнеца. - К приказчику его сведи. Прикажи вымыть и к домашним слугам приставить.

- Ох, архан, верьте мне, - начинает ныть кузнец. - Не стоит он того. Без добра вас оставит...

- А ты мне не перечь! - отрезает Арман, любуясь реакцией рожанина: жирное лица мужчины идет пятнами, и он вновь сжимается от страха:

- Слушаюсь, мой архан... Как скажете.

Ар бросает последний взгляд на мальчишку, да смущается, когда карие глаза вспыхивают благодарностью. Преданностью.

И нет во взгляде пришлого даже капли страха. Но Арман знал - пока нет. Все они поначалу Арманом восхищаются, а потом, наслушавшись слухов, начинают ненавидеть.

Странные то были времена. Медленно прошла зима, унесла несколько рожан. Но миловал, прошел мимо обычный для последних лет голод.

Незаметно пролетела весна, ранняя в этом году, теплая, лаская. Пришло и лето. Знойное, испепеляющее, но щедрое на дожди, прошлось оно по полям, заставляя пожелтеть богатую в этом году ниву.

Мальчишка, или Нар, за это время округлился, утихло в его глазах отчаяние, пришло ему на смену холодное, уверенное в себе спокойствие и обожание... Мальчик обожал своего архана. К концу лета мало что осталось в нем от грязной жертвы кузнеца, а Ар постепенно привык к нетребовательному, но частенько полезному слуге. И, что самое главное, к тому, кто не спешил исчезать.

Исчезновения слуг были головной болью Армана и нерешенной загадкой. А узнать причину нельзя - стоило кого спросить, как тот замыкался, начинал дрожать, заикаться и что-то бормотать о приказе архана. Не Армана, естественно, а опекуна.

Зачем Эдлаю понадобилось играть в тайны, Арман не знал. Он вообще мало что знал об опекуне, больно редко появлялся тот в поместье. Но воспитанника не забывал - окружал невидимой заботой, то и дело отправлял в поместье гонцов: они привозили приказы дозорным, забирали списки необходимых покупок, присылали новых учителей.

Последних Арман не любил. И не всегда понимал, к чему мучить себя бесконечными уроками магического боя, верховой езды, танцев, чередующихся с лекциями по математике, тактике, истории, медицине, словосложения, и прочей ерунды.

Учителя сменяли один другого, наука давалась Арману легко, почти играючи, и к пятнадцати годам он вырос сильным, ловким и разумным. Гораздо более разумным, чем требовалось для управления небольшим поместьем.

Потому и ожидал пятнадцатилетия Арман с нетерпением. Знал он, что в этот день придет письмо от повелителя Кассии, знал, что решится его судьба, и надеялся покинуть захолустье, окунуться в настоящий мир, полный славы, приключений. А ждать осталось недолго - всего один день.

Но время тянулось, растягивалось, и к вечеру Арман, сам того не заметив, оказался на балконе, не зная, чем бы себя занять и скрасить ожидание.

Медленно заходило летнее солнце. Окрасился парк в розовато-желтые оттенки, обострились запахи. Опустился на душу покой...

Но и его нарушили тихие шаги и покашливание.

- Травяного отвара, мой архан? - спросил Нар.

Арман усмехнулся - отвара? Завтра, в это же время, он отведает настоящего вина. Завтра.

Травяной отвар горчил и отдавал мятой. Бросив взгляд поверх нефритовой чаши, Арман заметил въезжающих в парк двух всадников и сразу же подумал о стоявшем за его спиной слуге:

- Старайся не попадаться на глаза опекуну, - предупредил он Нара, вспомнив о давнем недовольстве Эдлая.

Письмо от опекуна пришло через лунный цикл после появления рожанина, а в письме - выговор. Неразумно брать в дом чужого, не к добру верить незнакомцу. И будет лучше показать его жрецу родов: "Обещай, что покажешь! - настаивал Эдлай. - Это важно, мой мальчик!"

Арман честно хотел показать. Он даже посадил Нара за собой на лошадь и отвез в старый храм родов. Но возле самых дверей, уже спешившись, он посмотрел на мальчишку и спросил себя - зачем? Зачем Эдлаю надо показывать слугу жрецам? Чтобы отдать Нара законному владельцу, архану? Тому самому, чья плеть навсегда оставила следы на плечах мальчишки?

Арман в первый раз ослушался. И в первый раз солгал - отписался, что к жрецу мальчишку водил, но жрец ничего особенного в нем не нашел. Не мог он больше отказаться от преданного слуги, от его спокойных глаз, от лишенного страха взгляда.

Временами, когда смотрел он на Нара, казалось ему, что он смотрит в зеркало. И зеркало то начинает волноваться, когда волнуется Арман, внимательно слушает, когда он говорит, и понимает гораздо лучше, чем Арман понимал себя сам.

Разве так бывает, - что не в силах отказаться от собственного слуги, и волнуешься, ждешь, когда его нет, когда задерживается слишком долго... и в то же время не хочешь неволить, не хочешь заставлять, жаждешь видеть в его глазах: "Да мой архан, я знаю."

Вот и сейчас Нар знал, сочувствовал, переживал. Смущенно улыбнулся, принял опустевшую чашу, склонился в поклоне:

- Как скажите, мой архан.

Арман кивнул Нару и вышел с балкона.

В небольшом, уютном зале суетились слуги. Убирали, украшали, смеясь и переговариваясь. Но стоило архану войти, как смех привычно утих, а взгляды стали настороженными.

В полной тишине, сопровождаемый запахом курений и аурой страха, прошел Арман к тяжелым резным дверям. За дверьми - широкая лестница, устеленная красным ковром.

Внизу - небольшая парадная. И входная дверь.

Арман вышел на улицу, застыл наверху ведущей к парку лестницы, ожидая гостей.

Вне обыкновения, опекун был без свиты. Но не это удивило Армана - взгляд его приковал другой всадник.

Мужчина в темно-синем плаще сам, без помощи побежавшего слуги, спешился. Медленно, с достоинством поднялся по ступенькам и остановился рядом с Арманом.

Стараясь не выдать удивления, хозяин вежливо поклонился приезжему, коснувшись вышитого серебром подола темно-синего балахона. В тот же миг зашло за деревья солнце, оставив за собой неожиданно густую тьму.

- Рад вас видеть, сын мой, - сказал жрец, чертя в воздухе благословляющий знак.

- Польщен вашим приездом, сын Радома, - ответил Арман, распрямляясь.

- Не думаю, что приезд мой будет для вас приятным. Завтра вам исполняется пятнадцать, не так ли? - Арман кивнул. - Крайний срок, чтобы доказать свое происхождение и найти хариба.

Арман похолодел и оглянулся на подошедшего опекуна. Но тот не шелохнулся, ничем не выдав удивления. Значит, знал...

- Хариб мне так необходим? - осторожно вставил Арман. - Я и не думал...

- Я бы промолчал, - начал жрец. - Знаю, как много ваш отец сделал для покойного повелителя, знаю, что умер из-за каприза повелительницы. Но игнорировать жалоб мы больше не можем. Пусть это и жалобы обычных крестьян.

- Жалобы на что? - выдохнул Арман.

- Боюсь, уважаемый, я вынужден объясниться, - вмешался Эдлай. - Я не стал обременять незрелого ума воспитанника такими мелочами, как...

- ...как необходимость хариба для молодого архана? Как пропажа людей? Слуг? - перебил его жрец. - Да, и в самом деле мелочь. Еще одну мелочь нашли вчера - тело рожанки. Кажется, это была ваша горничная, Арман? Вы на днях вспылили на девушку, не так ли?

- Это важно? - искренне удивился Ар. - Да, вспылил - неловкая девчонка разбила вазу матери. Это почти единственное, что осталось мне от родителей. Вы бы не вспылили?

- И потому ее нашли в ваших лесах, - заметил жрец, поймав взгляд Армана. Странные у жреца все же глаза, темные, чуть полыхавшие синим огнем силы. - Пренеприятнейшее зрелище, скажу вам, и я крестьян понимаю.

- Не станете же вы... - начал Эдлай.

- Стану, - отрезал жрец, отпуская взгляд Ара. - У меня нет другого выхода, и вы это знаете. Если завтра до заката ваш воспитанник не докажет, что он истинный кассиец и не найдет себе хариба, то он умрет. Как порождение Ларии. Как оборотень.

Повисла тишина. Раздались за спиной Армана шаги, скрипнула дверь. Невидимый слуга зажег огни у входа, и такие же огни рассеяли тьму непонимания Армана...

Знал он, что лунными ночами что-то происходит... Но это так походило на сон, не могло быть реальностью: долгий бег в ночи, залитая росой трава, брызги луж под лапами, купание в серебряных лучах... И дикий, протяжный вой на луну...

Потом широко открытое в ожидании окно спальни, ласковые руки няни, что пахнут лавандой, прохлада успокаивающего зелья и крепкий, полубезумный сон.

А утром просыпался Арман усталым и опустошенным, с трудом поднимался с мокрых от пота простыней и молился у домашнего алтаря, пока рассеивалась в голове туманная муть.

Но лунные ночи проходили, а вместе с ними - безумие.

Оборотень? Может и так. Но не убийца!

- Проводи меня в покои для гостей, - обратился жрец к слуге.

- Не боитесь, что убегу? - остановил его Ар, в пылу безумства выныривая из страха и погружаясь с головой в бесшабашность. - Может, закуете в кандалы?

- Не понадобится, - спокойно ответил жрец. - На закате ваш глава рода проведет ритуал вызова. До этого вы свободны.

- Так уверены, что я виновен?

- Вам виднее, - холодно заверил жрец, скрываясь в доме.

Стихли за дверью шаги, но Арман не смог найти силы обернуться, посмотреть в глаза опекуну.

- Ты ведь знал, правда?

- Знал.

- И не предупредил?

- А зачем? Своим приказом молчать я дал тебе десять лет покоя. Откровенно говоря, я все ж надеялся...

- На что?

- Не думал я, что ты так от нас отличаешься, - осторожно заметил Эдлай. - У каждого высокорожденного в Кассии до пятнадцати лет уже есть хариб. Кроме тебя...

"Кроме тебя..." Эти два слова в один миг убили в Аре уверенного архана, оставив только испуганного, беспомощного мальчишку.

Вспыхнула молния. Пронесся над парком гром, и Ар, резко развернувшись, вошел в дом. Он не хотел смотреть на опекуна. Не хотел, чтобы тот видел на его глазах слезы бессилия.

Порядком устав после разговора с Эдлаем, после уговоров не поддаваться отчаянию, бессонной ночи, череды гостей и подарков, Арман выскользнул на балкон, оперся спиной о холодную колону.

Вот он, долгожданный день. День пятнадцатилетия Армана, наследника главы Северного рода, вождя клана белого барса, владельца Алрамана и воспитанника советника повелителя. Вот оно - веселье за спиной, которое стихнет только к закату. Вот оно - глухое отчаяние в груди, что медленно сменялось злостью. Злостью на самого себя.

К чему терять время на "празднике"? К чему притворяться, улыбаться, делать вид, что все в порядке?

А прятаться умнее?

- Арман!

Там, за спиной, другой мир. За стеклянными дверьми веселятся гости. Стоит тяжелый запах благовоний, смешанный с ароматом женских духов и праздничных кушаний. В такт тихим песням менестрелей, между колонами, увитыми цветочными гирляндами, двигаются ярко одетые пары.

Красивый праздник. И неожиданно много гостей, много подарков. Слишком много ненужных подарков.

- Не удивляйся ничему, - сказал вчера опекун. - Гостей будет много. Высший свет падок на скандалы. Такое зрелище они пропустят вряд ли.

Зрелище. Развлечение. Он - развлечение для гостей. Еще долго будут они выплевывать имя Армана, смешивать с грязью...

Но разве это важно?

Вскоре тени удлинятся. Зайдет солнце. Опустится на парк тьма. И жрец скажет последнее слово, отберет у Армана единственное, что осталось - жизнь.

Но жить так хотелось!

И то, что вчера казалось скучным, сегодня щемило душу. И хотелось как прежде любоваться на поля, покрытые люцерной, мчаться по лесным дорогам на Вьюнке, купаться в озере. Слушать пение птиц на рассвете и смотреть ночью в звездное небо.

- Арман, слышишь?

Арман обернулся, оторвался от колонны.

Опекун опять был не один - рядом стоял незаметный человек в скромном черном плаще. Встретил бы на улице, в толпе, прошел бы мимо. А теперь склонился перед посланником принца. Даже не самим посланником, а долгожданным письмом от повелителя, что держал в руках гонец. Желтоватым прямоугольником с печатью из красного воска.

- Наследный принц поздравляет архана с днем рождения, - брови Армана поползли вверх. Задрожали губы. Принц? Не повелитель... даже тут его унизили. - Просит прочитать это до захода солнца. А лучше - сейчас.

Изобразить благодарность удалось плохо, и серые глаза гонца чуть блеснули сочувствием. Тем чувством, которое Арман откровенно ненавидел, потому и вспыхнул гневом - ненужным теперь, неуместным.

- Думаю, я вернусь к гостям, - сказал Эдлай, скрываясь в зале.

Арман схватил письмо, не спуская взгляда с приезжего. Все ж странный он. И чем-то похож на Нара.

Кстати, где Нар? Хорошо исполняет приказ, на глаза опекуну не показывается. Может, зря. Отпустить бы его, денег дать, да выдворить из поместья, ибо умрет архан и слуге жизни тут не будет... Жалко мальчишку.

Арман перевел взгляд на письмо. Привычно нажал в нужном месте, и печать хрустнула, разламываясь.

- Могу я остаться один? - неожиданно не приказал, а попросил Арман.

Гонец поклонился и молча вышел. Лишь тогда решился Арман развернуть хрустящую страницу.

Принц не беспокоился о собеседнике - писал неразборчиво, лепил буквы одна на другую, слов не подбирал и кое-где оставил кляксы. Но переписчику не доверял, значит, писалось только для Армана, в тайне. Потому и гонца выбрали... странного. Доверенного.

"Здравствуй, Арман!

Знаю, что ты ждал другого - письма от моего отца, назначения, почестей. А получил это. Удивляешься?

Я и сам удивляюсь. Может, спустя мгновение, когда гонец повезет бумажку по назначению, я о ней пожалею, пошлю кого-нибудь вдогонку.

Только гонца я выбрал правильного - его не догнать. И письмо к тебе попадет. Так что читай внимательно... Писано оно ларийскими чернилами. Знаешь, что это такое?

Думаю, знаешь, но все же поясню. Перечитать тебе не удастся - буквы быстро исчезнут, а бумага почернеет.

Для начала ответим на вопрос - зачем я это пишу?

Я помню твоего отца. Помню, как погубила его моя мать, оттого помогаю. Только помощь моя тебе покажется странной, так и не обессудь - какая есть. Большего для ларийца без хариба сделать я не в состоянии..."

23.

Ар еще долго читал тесно писаные строчки. А когда дочитал, бумага начала медленно чернеть. Края ее чуть закруглились, становясь коричневыми на сгибах. Чернота расползалась, стремясь к пальцам. Когда она подобралась совсем близко, Арман отпустил письмо.

Ветер подхватил листик, и тот медленно спланировал с балкона вниз, прямо в фонтан. Набух водой и пошел ко дну, скрываясь в тугих, блестящих на солнце струях.

Арман резко развернулся и направился к дверям. В зал.

Он шел сквозь толпу, не заботясь о гостях. И люди отшатывались, бросали вслед косые взгляды. Только Арману все равно. В этом мире остался только он и написанные неразборчивым почерком слова принца.

"Спрашиваешь меня, зачем я это делаю? К чему пытаюсь облегчить жизнь какого-то мальчишки?"

Мальчишки! Ар ударом руки распахнул небольшую дверь, почти побежал по галерее, выходившей на внутренний дворик.

"Чужого. И не только для меня, для Кассии, для ее богов. А моя страна - это огромный организм. Тебе ли, друг мой, не знать, как поступает организм с чужеродным телом?"

Пахнуло снизу конским навозом и сеном, заржал почуявший хозяина Вьюнок.

"И потому я сделаю тебе подарок. Шикарный подарок, достойный такого как ты - чужака, может быть, последний в твоей жизни..."

Ар устремился вниз по деревянной лестнице. Обиженно заскрипели ступеньки. Захрустел под ногами песок. Что-то предупредительно крикнул конюх, но Ар уже не видел ничего и никого... кроме подарка принца.

"... я дарю тебе то, о чем мечтают люди всю жизнь. Дарю чужаку, отродью, выродку, так ведь тебя называют?"

Ар осторожно пошел по кругу, держась ближе к стене. Раскосые, карие с огнистыми искорками глаза провожали его, не отпускали. Боги, что это за глаза! Да за один только взгляд этот готов Ар отдать душу...

"И ты спросишь почему? Потому что обидно. Обидно за мою мать-ларийку, да за глупого мальчишку-ларийца, влипшего по самые уши. За тебя, друг мой, обидно. Да и за себя, как ни странно."

Ар остановился. Сделал шаг вперед, протянув руку. Погладил черную с коричневым отливом морду, правильно очерченные скулы, лебединую шею, темную гриву с характерными красными искорками.

Искорки попали на пальцы, обожгли, да так, что Ар одернул ладонь, а конь испуганно отступил.

"Подарок, достойный самого повелителя. Ларийский конь. Огнистый. Дитя нашей общей родины, выращенное в степях Ларии при помощи специальных заклинаний. Лучший друг и соратник. Мечта любого аристократа и гордость владельца. Мой последний дар тебе, ибо это лучшее, что я могу дать. Дать хариба, увы, не в моей власти."

Ар отступил, и конь пошел следом, почему-то сразу признав в Армане хозяина. Еще шаг Ара, на этот раз играющий. А конь поддерживает игру, следуя за человеком шаг в шаг. Доносится с галереи шепот:

- Такого красавца и чудовищу!

- Но ведь не боится конь, - заметил другой голос. - Значит, Арман не убивал.

Ар поднял глаза и встретился взглядом с гонцом принца. А тот глаз не отвел, за амулеты не хватился и богов не призвал. Напротив, ответил на вопрошающий взгляд Армана тепло, понимающе, и понимание то полоснуло ножом по сердцу, заставив Армана замереть.

Да вот конь невнимания не терпел. Подошел сзади, касаясь спины мускулистой грудью, потянулся губами к уху. Теплое дыхание защекотало щеку, донесся терпкий аромат теплой кожи.

Арман осторожно погладил бархатную шею, стараясь не показать, как сильно жгут плечи падающие с гривы искры.

- Признал, смотрите, признал! - восхищенно воскликнул конюх. - Знать, не зверь он... Знать, добрый человек.

Сказал и осекся. А Арман лишь улыбнулся. Еще раз кинул взгляд в сторону слуги принца, вскочил на коня, и игнорируя крик:

- Куда же, куда! Без седла! - приказал:

- Отворить ворота!

Конь кружил по двору. Лошади гостей подняли гвалт - не нравился им огнистый. Арману - нравился. И сидеть без седла - нравилось. И беда в миг забылась, стала неважной.

Медленно, со скрипом отворялись ворота. Не дождавшись, конь пролетел между приоткрытыми створками. Выбежал на дорогу, и, повинуясь твердой руке всадника, свернул на ржаное поле.

Плакали под копытами молодые колоски. Обжигая щеки, летели в лицо Арману искры. Пряди длинной гривы то и дело хлестали по шее, по плечам, как плети.

Но сам конь плети не требовал. И стоило Арману чуть откинуться назад, легко потянуть на себя поводья, как огнистый замер у самого края нивы, нервно перебирая копытами.

Арман спешился. И устыдился.

Зря он топтал колосья. Зря отбирал у крестьян хлеб. Хоть и считали его чудовищем, но ведь он хозяин, архан. А у хорошего архана люди не голодают - не тому ли учили Армана столько лет? Умирать, оставляя за собой голод - разве достойно это архана и ларийца? И тотчас усмехнулся - о какой чести он говорит? Он, кого не только оборотнем признали, но и грязным убийцей, нечистью.

Он продирался через окружающие поле ели, слыша, как мнут траву копыта идущего сзади коня. Он в последний раз вслушивался в голос кукушки и все не решался задать волнующий его вопрос, не решался оборвать птицу-пророчицу, не решался вновь получить ответ "сегодня".

- Назову-ка я тебя Искрой, - сказал Арман, смотря, как отчаянно рвется в паутине бабочка-капустница, как быстро-быстро двигаются лапки паука, окутывая жертву сероватым коконом.

Наспех набрав сухого хвороста, Ар развел заклинанием огонь. Достал из-за пояса кинжал - подарок Эдлая - и, подойдя к ожидавшему в стороне коню, отрезал прядь черной гривы. Искры жгли пальцы, но их жжение почему-то казалось терпимым, даже ласковым. Да и конь смотрел спокойно, ножа не пугался. Будто понимал.

"Магическое создание дает и магическую силу. Увеличивает нашу. Существует очень простой способ с помощью ларийского коня позвать нечисть. Но ты должен быть один. Потому, очень даже возможно, что мой совет лишь ускорит твою смерть..."

Какая уж разница, подумалось Арману, сейчас или на закате? Продлевать агонию, бороться за каждое мгновение? Ныть, просить, умолять?

Боги, не для того родился он арханом, чтобы унижаться. И если уж суждено ему умереть сегодня, то, желательно - не одному, а с погубившей его репутацию нечистью.

Арман кинул в огонь прядь. Волоски извивались, языки огня быстро окрасились черным, заволновался за спиной Искра.

Арман срывающимся голосом начал читать заклинание... А если не поможет? Если принц обманул. Но зачем Миранису обманывать?

Простые слова на старом языке подчинили огонь, и тот заиграл в такт голосу Армана. Дым извивался клубами, распространяя сладковатый запах, от которого закружилась голова, стало легко в груди.

Искра испуганно захрипел. Арман вздрогнул. Конь, оказавшийся по другую сторону костра, поднялся на дыбы. Мелькнули над костром копыта, задевая щеку Армана всего чуть-чуть... но хватило. И последний вопрос перед тьмой - за что?

Кто-то маленький больно укусил в раненую щеку. Арман смахнул навязчивое насекомое, и, когда отхлынула слабость, открыл глаза.

Уже вечерело. Удлинились тени. Покачивались перед глазами листья папоротника, бегали по стволам сосен солнечные блики. Задетая Искрой щека пульсировала болью. Арман огляделся.

Первое, что он увидел - коня.

Искра осторожно принимал яблоко из чужих ладоней. Ладони были маленькими, белыми, и принадлежали кому-то, кого скрывал толстый ствол сосны.

Хрустнул сочный плод, Арман осторожно поднялся на локтях, подвинувшись так, чтобы видеть обладателя ладоней, и вздрогнул от удивления: рядом с Искрой стояла девушка в голубоватом, облегающем стройную фигурку платье. Рожанка, которую Арман часто видел в деревне. Которой даже улыбался, и игнорировал тихий шепот дозорных:

- Податливая она, ласковая. Если архан изволит...

Не изволил. И теперь, приглядевшись повнимательней, даже о том пожалел - красива она, видят боги, красива, притягательна. И тело ее нежное... Не того ждал Ар от заклинания, но, может, это не так уж и плохо - насладится молодым телом красавицы перед самой смертью.

Блеснув глазами, будто услышав мысли Ара, протянула она Искре новое яблоко. Конь фрукт взял, виновато покосившись на Армана.

- Красивое создание, - сказала вдруг рожанка. - Только вот хозяин у него глупый. Молодой. Позвать позвал, да вот о последствиях не подумал.

- А надо? - спросил Арман, поднимаясь.

И все еще отказываясь верить. Вот она - нечисть. В красивом теле, в гибких, осторожных движениях, в невинных, широко распахнутых глазах.

И вдруг немилосердно разболелась голова. И стало гораздо сложнее говорить, тем более, что распухла до онемения щека, да и глаза девки показались почему-то двумя омутами, в которых так сладко было утонуть.

- Ну, это как сказать? - усмехалась красавица. - Может, это было мудрым решением? Серчаешь на меня? Зря... Я знала, что ты лариец, вот под оборотня и красилась. Теперь же придется эти леса покинуть. Хлопотно, знаешь ли. А что поделаешь?

- Людей в покое оставить не можешь? - Арман не мог понять, как такая девушка вообще могла кого-то убить... не верил. Не хотел верить.

- Вижу, красавец, смерти жаждешь? - не ответила она, гладя огнистого по шее. Конь реагировал странно - убегать не убегал, но в глазах был страх, и искры потускнели, окрасившись грязно-желтым. - Правильно. Зачем тебе жить?

Девушка оставила коня и подошла к Арману.

Какие же у нее глаза! Голубые... с вертикальными зрачками. А губы то и дело дрожат, обнажая белые зубы с острыми клыками.

- Кто ты? - выдохнул Арман.

- Я? - девушка осторожно провела тыльной стороной ладони по шее. Сразу же стало тесно в груди, а щека заболела еще больше, обожгла болью, и боль привела в чувство.

- Не оборотень ты! Кто?

- Я - нет. А ты - ты да.

- Что прицепилась? - спросил Арман, делая шаг назад. - Душу родную, тварь, чуешь?

- Чую желание смерти, - шагнула она следом. - И оно пьянит.

- А дальше что?

- А дальше для меня - кровь. Для тебя - мир за чертой. Сладостный... красивый.

- Не верю, - прошипел Арман, отходя, но красавица не отпускала, шла следом, и оставалась все так же близко.

- Глупенький, - мурлыкала она, прижимаясь к Арману. - Мой глупенький. Страх смерти придумали боги, чтобы вас от сладости смерти удержать. А вы и верите. Как дети...

Какое же гибкое у нее тело! А дыхание холодное, смертью пахнет. Губы мягкие, нежные. И не страшно, совсем не страшно. Томительно...

Ржание Искры ударило хлыстом, мгновенно отрезвив. Арман дернулся, оттолкнул прижимавшуюся к нему рожанку, упав на усыпанные хвоей папоротники. Мелькнули в воздухе огромные копыта вставшего на дыбы Искры...

Правая часть лица девки превратилась в месиво, брызнула вокруг черная кровь. Армана передернуло. Любого бы такая рана убила, девка даже не двинулась, будто боли не чует. Будто не замечает, как стекает по ее шее кровь, как взбухает красным голубая ткань платья. Как мягкий аромат хвои сменяется гадкой вонью.

Кружится от вони голова, хочется убежать в лес, предательские ноги отказываются слушаться, отказывает, и сыплет девка проклятиями, каждое из которых горячим хлыстом бьет по коже. И вновь помогает Искра, вклинивается между девкой и Аром, сильным плечом подталкивая хозяина к спасительному лесу.

Злобно шипит упыриха. И воет, жалобно, на одной ноте, когда трясет конь гривой, сыпет на окровавленное платье ярко-красные звездочки-искры.

Вспыхивает ткань, будто из соломы. Орет упыриха. Горько и так пронзительно, что закрывает Арман уши... Не слышать. Не смотреть. Не двигаться. Не дышать...

И вдруг затихает вой. Поднимает голову Арман, смотрит на рожанку. А та меняется: морщится, на глазах выцветает целая половина лица. Желтеют ясные недавно глаза, проступают на иссохших руках корнями жилы...

- Заплатишь! - кричит она ненавистно, не Арману, Искре, пытаясь схватить поводья.

Дергается огнистый. Пятится Арман, стараясь не попасть под копыта. Цепляется за корень. Падает, больно ударившись спиной о тонкое деревце.

Искра уворачивается от девки. Ударяет передними копытами в деревце над головой Армана, ломает хрупкую осину. И пальцы сами хватают обломок ствола. Смыкаются. Вскакивает Ар на ноги. Становится на дыбы Искра. Хватает упыриха за поводья, подставляя Ару обтянутую платьем спину. И всего миг сомнения, прежде чем воткнуть острый конец осины между острыми лопатками.

Еще долго смотрел Ар на кучку пыли, из которой сиротливо торчал осиновый ствол. Задумавшись, отдыхая после короткой битвы, поддаваясь слабости, он не заметил, как закатилось за деревья солнце.

Лишь тогда очнувшись, Арман вышел из леса и посмотрел на поместье. Окрашивалась темным черепичная крыша, в маленькой башенке звонил колокол, прощаясь с жарким, летним днем. В освещенных окнах суетились черные фигурки, доносились оттуда отголоски музыки.

Еще немного и все погрузиться во мглу, а Эдлай произнесет слова призыва.

"Думай, друг мой, - вспомнилось письмо принца. - Думай. Что легче - умереть в муках, или все ж уйти самому? Без стыда, без приговора."

И в самом деле, что?

Рука сама потянулась к поясу, где был спрятан кинжал. Может, ведьма права? И принц прав, именно этого хочет Арман?

- Иди! - велел он, оборачиваясь к Искре. - Иди, друг, возвращайся в поместье. К слуге принца. Возвращайся, откуда пришел...

Искра недовольно фыркнул, забеспокоился.

- Они думают, что я - убийца. И некому их переубедить. А я не хочу и тебя тащить за собой. Понимаешь?

Конь понимал. Стали ярче искры в его гриве, сделались грустными, бездонными его глаза и Арману стало вдруг жаль великолепный подарок принца. Гораздо более жаль, чем себя самого.

- Уходи! - сказал Арман. - Тут ты больше не нужен.

Сказал и вытащил кинжал из ножен.

Болела щека. Пульсировала, не давала дышать. Набухала гноем. Во рту появился привкус крови, охватила предательская слабость. И злость.

- Уходи, - заорал Арман, - немедленно! Проваливай к принцу!

И тут навалился вызов. Не успел. Арман свалился на ниву, схватившись за голову. Он еще пытался сопротивляться, но древняя магия подняла на ноги, заставила идти вперед, на зов главы рода.

Осторожный толчок в спину, поддерживающее фырканье. И чуть приутихла власть зова, позволив Арману вскочить на огнистого.

Искра несся к поместью. Ярче светились в темноте искры. Они слетали с гривы, обжигали больную щеку, попадали в нос, заставляя чихать. И быстро приближалось проклятое поместье.

Распахнулись приветственно ворота. Все так же чихая, въехал Арман во двор, краем глаза заметив метнувшуюся к нему тень:

- Выпейте, мой архан! - прошептал Нар, суя чашу. Обхватили Армана дружеские руки, помогая слезть с коня.

- Уходи! Убегай, пока тебя не видели.

- Мой архан...

- Уходи! Только твоей смерти мне и не хватало! И Искру забери... он твой... и это забери, - Арман достал из-за пояса кошелек, сунул в холодные ладони.

Глаза Нара в свете фонарей расширились от удивления, губы побледнели:

- Недостоин я.

- Больше всех достоин, - ответил Арман, с трудом оставаясь на месте, не поддаваясь зову. - Только ты меня не боялся. Только ты не считаешь убийцей. И няня. Но о няне позаботятся... о тебе - нет! Убьют, как и меня!

- Убьют? - не понимающе переспросил слуга, и руки его, держащие чашу, вдруг задрожали. - Убийца?

- Больше не выдержу, - прошептал Арман, когда со лба скатилась на раненую щеку капля пота, обожгла болью. - Проваливай!

- О боги, как же хорошо, что ты меня тогда не послушал! - прошептал Арман, вновь окунаясь во воспоминания. А дальше все было слишком сумбурно, неразборчиво... Арман помнил, как встал перед жрецом, как упал на колени перед облаченным в торжественные одежды мужчиной. Как привычно уловило врожденное чутье страх слуг, боль няни, сочувствие опекуна и холодный интерес гостей.

Арханы-кассийцы привыкли к подобным сценам. Привыкли карать, привыкли смотреть на убийство. Привыкли настолько, что не видели за властью и смертью человека, не видели боли...

"А вы бы не убили?" - вспомнил Ар давний вопрос рожанина.

А откуда он знал? Он, пятнадцатилетний мальчишка... что он мог знать...

- Можно поскорее? - попросил Арман, пробуя языком больную щеку.

- Можно, - заметил жрец. - У вас высокие покровители, друг мой. И потому мы выбрали для вас наиболее безболезненную смерть. Яд. От вас требуется только опорожнить чашу. А потом вы подниметесь наверх и тихо умрете, - в своей постели, во сне, почти как честный человек.

Почти? Что ж, подумалось Арману, и на том спасибо...

- Не слишком ли мягко? - заметил один из гостей.

- А это решать нашим жрецам, - ответил посланник принца. И, странное дело, высокородный смутился, опустил взгляд в пол... В ответ на слова слуги?

- Почему? - дерзко спросил знакомый голос.

И в этот же миг захотелось Арману ошибиться. Стало вдруг больно и обидно при виде Нара. И почему-то легко... одним сочувствующим больше, что еще желать бедному умирающему... Но и страшно. За Нара страшно.

- Его убиваете? Моего архана? Считаете его худшим, а ведь это не так. Верьте мне, я видел многих! Служил у Лерана - вон он, - стоит, видите?

Жрец посмотрел мельком на побледневшего гостя и вновь пронзил взглядом Нара, как бы прося замолчать. Арман бы замолчал, а его скромный мальчишка-слуга упрямо выдвинул подбородок, продолжая:

- Значит, когда Еран приказал меня засечь за разбитый кувшин, это нормально? Сестру мою уложил в постель - тоже нормально? На рассвете ее распял, ибо не угодила - и это нормально. Не убийство.

Погубит ведь себя дурак, видят боги, погубит...

- А моего архана, ласкового, справедливого, вы караете - и за что? За убийство? Даже не зная, он ли? А Еран - не убивал? У всех на виду? Ему - можно? Или все же казните за нечисть? Так она почти в каждой деревне есть - и что? Господ за нее не убивают! Таких как я - убивают... одного за другим. Так за что все же? Потому что он лариец?

- Не слишком ли ты зазнался, мальчик? - не выдержал Еран.

- Молчать! - оборвал жрец. - Только ты не видишь очевидного. Ярость тебя слепит! А нашего мальчика-ларийца - незнание. Как давно рядом с вами этот слуга?

- Полгода... - удивился Арман.

- Заплатите нашему храму за беспокойство, молодой человек, - оборвал его жрец. - Уже полгода, как вы нашли хариба, а церемония привязки не проведена до сих пор. И ехал я сюда зря. Зря терял время!

Арман не слушал. Он смотрел на своего слугу, да тихонько удивлялся... Не мальчишка он, вовсе не мальчишка...

"Если случится чудо, и ты все ж получишь своего хариба или "тень архана", то бросай эту проклятую деревню, приезжай ко мне. Вместе с моим гонцом, моим харибом.

Такие, как ты, мне нужны, даже если они не нужны нашей Кассии. Незачем гнить в захолустье, - злить суеверных крестьян. Незачем подвергать себя опасности.

Считай это приказом повелителя.

Удачи тебе, лариец!

Наследный принц Кассии, Мир.".

И вкус пощечины от опекуна, когда они остались одни:

- Обманешь в следующий раз - угощу кнутом! И сегодня бы угостил, да ты сам себя наказал. Сходил бы к жрецу рода с мальчишкой, как я приказывал, и ничего бы не было!

Слава богам, Рэми не надо будет искать хариба. Слава богам, он уже давно найден и был рядом... с Арманом.

Тот день, после седмицы со дня "смерти" брата, был на диво дождливым. Ар лежал свернувшись клубком в кровати, вслушивался в шелест капель за окном. И тихо плакал. Он только и делал, что плакал. Не пил, не ел, отказывался вставать с кровати, а только лежал вот так, сжимая подушку, и выл, глядя на дождь.

Ада была рядом. Ар слышал, как шепотом переговаривается она с приехавшим в замок Эдлаем, как объясняет - после смерти наследника виссавийцы больше не приходят в Кассию. А если так и дальше пойдет, Ар уйдет за братом.

Уйдет, ну и пусть! Ар только этого и ждал. Даже не ждал, жаждал, и молил всех богов, чтобы закрыть глаза и больше не просыпаться. Не смотреть, как сыпет каплями на стекло дождь, не слышать уговоры Ады, не видеть хмурого лица Эдлая. А просто уйти за черту, тихо, спокойно...

На третий день Ар от слабости уже не мог оторвать головы от подушки. Почти все время спал, и снился ему то крик братишки, то усталые глаза мачехи. Еще немного... еще чуть...

Заснула и сморенная усталостью Ада. Оттого и не слышала, как мальчик в одной ночной сорочке поднялся с кровати, шатаясь, минул кресло со спящей няней, бесшумно вышел из комнаты, спустился на первый этаж и вышел на улицу.

Стояла ночь. Медленно, пошатываясь спустился Ар по ступенькам господского дома во двор. Полыхали на закате молнии - последняя в этом году гроза. Глухо зазвенел тронутый ветром колокол. Тот же порыв подхватил полы сорочки, полоснул холодом по голым ногам. И вдруг хлынул дождь. Теплый, ласковый, жалеющий.

И хотелось закричать, завыть, смешать свой крик с грохотом грома, но слабость бросила на колени, заставила упасть на землю, сжаться в комок и беспомощно заплакать, зажмуриться, позволяя теплым струям умывать разгоряченное тело...

Когда дождь кончился, Ар, дрожа от холода, поднял голову и обомлел.

В первое мгновение почудилось ему, что перед ним стоит брат. Казавшиеся черными в темноте, спутанные волосы, широко раскрытые, невинные глаза, тихая, сочувственная улыбка.

Но не Рэми. Рожанин. Рожанин, окутанный сиянием силы целителя. Проклятое дитя. Колдун, который казался Ару самым важным, самым желанным в этом мире.

- Я пришел, мой архан, - прошептал мальчик.

- Слишком поздно, - ответил Ар.

Но пропасть в душе, мгновение назад бездонная, начала стремительно наполняться светом. Ар захотел жить. Подошел к мальчишке, взял его за руку и втянул за собой в дом.

А когда Ада проснулась, то Ар сидел у камина, сжимал в объятиях незнакомого мальчишку, и тихо плакал... Но были то слезы не отчаяния, а уходящей боли.

И когда в комнату явился позванный Эдлай, когда архан приказал отдать мальчишку-рожанина жрецам, Ар вдруг поднялся с кресла, сжал кулаки и крикнул:

- Это мои земли! Мой народ, мои люди! Не позволю, слышишь, не позволю и пальцем тронуть! Если осмелишься обидеть мальчика, убегу! К самому повелителю. Брошусь в ноги и попрошу назначить другого опекуна!

Странно, но вечно угрюмый, беспристрастный Эдлай вдруг улыбнулся. Опустился перед маленьким арханом на корточки, погладил золотившиеся волосы и вдруг прижал к себе.

- Мой бедный мальчик, - прошептал Эдлай. - Я сделаю все, что могу. Отдам хариба твоего брата в школу магии... защищу его. Даю слово, даже если Рэми мертв, его тень будет жить! Потому что ты этого хочешь.

Арман вновь заплакал. Горько, навзрыд. В последний раз в своей жизни.

И тогда он полюбил Эдлая, как отца. А сегодня Эдлая арестовали из-за слов Рэми, и Арман ничего не может сделать...

Загорелся светом шар вызова.

- Войди! - приказал Арман, поворачиваясь к Эллису, тому самому мальчишке, что когда-то вытянул Армана из отчаяния. Помощнику брата, предназначенного ему богами.

- Мой архан, ваш брат просит о помощи... - Арман вздрогнул, повернулся к Нару, укрыл его одеялом, открыл дверь в кабинет и, жестом приказав Эллису войти, сказал:

- Я слушаю. Говори.

Глава шестнадцатая. Оборотень

Клякса перехода получилась больно уж блеклой. Мигнула раз, второй, и пропала, оставив резко пахнущий, черный дым.

- Если архан соизволит и дальше играть с собственной силой, - ровно сказал стоявший за спиной Эллис. - То позвольте мне первым опробовать созданный вами переход.

- Даже не мечтай, - зло ответил Рэми. - Жертвенной овечкой на другом алтаре прикидывайся, а здесь публика не та.

Второй раз получилось лучше. На этот раз клякса исчезать не спешила. Как и полагалось, она истощала горько пахнущий, синеватый дымок и растекалась по морозному, чистому воздуху парка мягкой, аккуратной пленкой.

Однако входить в переход Рэми не спешил: побаивался. Он не был уверен, что там, за хрупкой преградой, на самом деле нужное место, а не...

- Мой архан? - Эллис шагнул вперед, явно намереваясь воспользоваться переходом первым.

Рэми зло оттолкнул назойливого спутника и уверенно вошел в самый центр неприятно пахнущей кляксы.

Послушно мелькнула под ногами пустота, рассыпало звезды ночное небо, и ругаясь, Рэми по пояс утонул в пушистом снегу.

За спиной из кляксы плавно вылетел Эллис. Юный маг, осмотревшись, произнес короткое заклинание, и невидимая рука довольно грубо выдернула Рэми из сугроба, подвесив в воздухе. Снег, мягкий мгновение назад, вдруг покрылся плотной, ледяной коркой, сразу же заискрившейся в лунном свете. Эллис встал на корку, проверив ее на прочность, махнул рукой, и тугой порыв ветра плавно опустил Рэми рядом с невозмутимым магом.

- Где мы, мой архан?

Рэми огляделся. Пожалуй, у него все же получилось. И выглядело все вокруг иначе, чем луны назад, а все же место было правильным: та же низко склонившаяся над дорогой береза, то же ощетинившиеся гнилыми пеньками, спавшее под снегом болото по правой стороне, тот же заброшенный, забытый людьми тракт под ногами.

В последний раз Рэми здесь был вместе с Жерлом. В последний раз дрожала в дорожном песке выпущенная дозорным стрела, и стоял в нескольких шагах от них, у той ели, ободранный, жалкий оборотень.

Как давно это было? Или все же недавно? Да и жив ли теперь тот оборотень? Может, встречает брата там, за гранью?

Рэми надеялся, что жив.

- У меня есть имя, - запоздало поправил Рэми Эллиса. - Если боишься, можешь возвращаться. Ты сам за мной поплелся.

Поплелся - не то слово. Чуть ли на коленях умолял Эллис остаться, отдохнуть перед посвящением, послушать совета телохранителя. Но Рэми был непреклонен.

Жерл мертв. И хоть разум кричал, что надо готовиться к посвящению, сердце болело, кровоточило и жаждало мести. А еще больше - ответа на вопросы. Рэми надоело быть единственным, кто ничего не знает и ни о чем не догадывается.

- Я...

Рэми слушал хариба вполуха, вглядываясь в синие тени, пронзая лес вновьобретенным магическим зрением. Там, невдалеке, заснул в сугробе глухарь... Рядом - еще один. Берлога... медведица с медвежонком. Поймавший мышь лис, предсмертный хрип зверька и на мгновение замерло сердце от оглушающей волны насильственной смерти. И тут же, когда волна мягко опала - тот, кого Рэми искал.

- Я...

- Что ты? - выныривая из молчания магии поинтересовался Рэми.

Желание. Страстное желание броситься в синие тени, нестись по свежевыпавшему снегу, почувствовать себя зверем, хотя бы этой ночью, хотя бы один раз...

Почему бы и нет? Давно перестал он считать оборотней нечистью, и объяснил же ему Ар - если его отец лариец, то и сам он, вообще-то, оборотень. И потому хотел попробовать. Хотя бы в эту ночь, в последнюю перед посвящением, а поддаться сладости лунного света, почувствовать, что это такое - надеть личину зверя.

Да и послушает оборотень только оборотня.

- Я считаю, что вы... - начал за спиной Рэми Эллис.

- Ты! - быстро поправил его архан, скидывая плащ на серебрившийся снег.

- ... ты поступаешь неправильно.

- Возможно, - усмехнулся Рэми, стягивая под тронутым ужасом взглядом Эллиса тунику. - Но пока еще не поздно. Ты можешь вернуться. Перенести тебя в замок?

- Нет, - голос мага предательски дрожал, но сдаваться Эллис не спешил: когда Рэми сел на плащ и начал стягивать сапоги, рожанин, прикусив губу, бросился к нему, упал в снег на колени и принялся расстегивать сложные застежки:

- Мой архан, - сказал он через некоторое время, - я верю, вы... ты знаешь, что делаешь.

- Очень на то надеюсь, - усмехнулся Рэми, снимая штаны и обнаженный вставая на плаще.

Странно это. Мороз, а кожа холода не чует. Она впитывает лунный свет, дышит им, черпает из него тепло... и поднимается внутри волна желания, сладостная, яркая...

- Мой архан, - шепчет где-то рядом Эллис, а Рэми падает на колени, чувствуя, как стягивает судорогой мышцы, как собственное тело в руках лунной богини вдруг становится мягким, податливым, похожим на кусок глины, как серебристые пальцы мнут Рэми, меняя, ломая кости... создавая нечто новое, и в то же время знакомое до боли.

- Рэми!

Рэми медленно поднял голову. Он хотел попросить Эллиса не кричать, но вместо слов почему-то вырвалось из горла раскатистое рычание. Эллис, широко раскрыв глаза, медленно попятился назад, неловко поскользнулся, и, смешно взмахнув руками, упал на спину.

Рэми одним прыжком оказался над распластанным на снегу человеком и ткнул ему носом в плечо, успокаивая. Эллис медленно открыл глаза, но бояться не перестал, застыв в ужасе. Страх рожанина, который Рэми ощущал всей шкурой, показался вдруг на диво неприятным.

Рэми поднял голову, вглядываясь в зовущее, ожившее звуками и скрипами болото. Он жадно вдыхал новые запахи: горьковатый - мокрой от снега коры, грибной - от гниющих над болотом осколков деревьев, талого снега - от плаща человека, запах мокрых от пота волос Эллиса, смешивающийся с новым запахом - собственным. Запах влажной шерсти. Незнакомый и в то же время... странно родной.

Человек постепенно перестал бояться. Страх его сменился новым чувством... удивлением, может, даже восхищением. Рэми оторвал взгляд от болота и перевел его на Эллиса. Маг улыбался. Сначала только губами, потому начал губам вторить темный, вновь понимающий взгляд, и ладонь Эллиса осторожно коснулась морды Рэми, скользнула вверх, погладила за ушами, упрямо вплетая пальцы в пушистую шесть на холке. Приятно. И в то же время... Что он себе позволяет?

Рэми утробно зарычал, но Эллиса это почему-то не испугало.

- Это ты, мой архан? - восхищенно прошептал маг. - Ты... вижу, что ты.

"Не зарывайся, Эллис, я тебе не собачка. Не надо меня гладить. Ты что творишь?"

"Прости, Рэми, - Эллис легко перешел на внутренний диалог. - Но никогда до сих пор я не видел снежного барса. А они, оказывается, красивы. Даже красивее, чем те статуи в спальне ва... твоего брата."

"Барс, тотем рода отца. Надо было раньше догадаться, - Рэми мягко, стараясь не помять неожиданно хрупкого человека, отпрыгнул в сторону. - Сиди здесь, дружок, сторожи вещи. И будь внимателен - этот лес опасен. Ты не поверишь, но я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Будь добр, доживи целым до следующего утра."

"Это приказ?"

"Пусть будет приказ."

"Слушаюсь, мой архан".

Рэми порядком устал от этих "да, архан", "слушаюсь, архан", и сам не мог понять, почему терпит прилипчивого мага-рожанина. Почему тащит за собой туда, куда даже брата тащить не захотел? Как Арман тащит везде этого ненавистно, прилипчивого Нара. А ведь тащит же... будто свою тень.

Рэми вздрогнул. В последний раз посмотрев на застывшего Эллиса, он прыгнул на нанесенный ветром сугроб и понесся укутанному синими тенями лесу.

И захотелось вдруг, страшно захотелось, окунуть нос в только выпавший снег, поймать спящую норе мышь, вгрызться зубами в тонкую шею, наслаждаясь вкусом горячей, свежей крови... Но пришлось послушаться недремавшего внутри разума человека, остановиться на дороге, задрать морду к звездному небу и завыть. Тоскливо, протяжно, вложив в вой зов человека и страсть животного. Ответь, услышь! Про-о-о-ш-у-у-у-у-у-!

Вой утих. Некоторое время Рэми стоял неподвижно, вслушиваясь в лесные звуки. Забилась в нору встревоженная лиса. Рэми чувствовал ее голод, который все же приглушал животный, неприкрытый ничем ужас. Застыла в ветвях ели шустрая белка, с мягким шорохом уронила сосна снежную шапку.

И все же слишком тихо... тоскливо.

Рэми вновь завыл. На этот раз сначала тихонько, оплакивая умершего так рано Жерла, а потом все громче, громче, изливая боль на посеребренный лунным светом снег. А весь лес, недавно полный звуков, вдруг застыл в страхе, внимая вою оборотня.

Весь, да не совсем. Не успел вой Рэми раствориться в тишине, как где-то вдалеке раздался иной, столь же тоскливый, но в то же время - угрожающий. Оборотень почувствовал соперника и не хотел так легко отдавать собственный лес. Почуяв приближающуюся драку, Рэми прижал уши к голове и грозно оскалился.

Вой повторился, на этот раз гораздо ближе. Рэми почувствовал, как встает дыбом шерсть на его холке, как пробивает его нервная дрожь. А что если Ленар потерял человеский облик? Что, если он стал "звериным" оборотнем, подобному тому, что убил Рэми на границе? Тогда придется драться.

Тихо зашуршал снег под лапами Ленара, и Рэми резко отпрыгнул в сторону, чтобы встретить врага оскаленными зубами и острыми когтями, приготовиться к драке.

Но зверь нападать не спешил. Кружил вокруг, поджимая хвост, да смотрел недобро, будто пронзая взглядом. Оценивал.

А Рэми вдруг мгновенно успокоился, вместе с запахом псины уловив другой: человека. Домашнего очага, женщины. Молока и младенца.

Значит, все ж перед ним больше человек, чем зверь. Значит, понимает, значит, Рэми пришел не зря. И с этим оборотнем можно говорить: хоть и недобрым огнем горят в полумраке глаза волка, да все так же тревожно на душе, ведь перед Рэми не человек, оборотень.

"Кто ты?" - успокоился вдруг тот, другой, жадно поедая снег и оставляя на чуть светившемся в темноте белоснежном одеяле темные пятна.

"Друг", - отвечает Рэми, подходя ближе и принюхиваясь.

Кровь зайчонка, сочного, молодого. Запах, что заставил зверя внутри Рэми неосознанно облизнуться, жадно сглотнуть. И в то же время почувствовать привкус тошноты - сильна в шкуре барса сила человеческого разума. Может, слишком сильна? Разочарование...

"Помнишь меня?" - спрашивает Рэми, подходя к оборотню на шаг ближе.

Напрягается Ленар. Не доверяет. Боится. Но не убегает - это хорошо... значит, готов к разговору, может, даже его ждал.

Рэми понимал: изгнанники, а Ленар был изгнанником, они все такие - мечтают поделиться своей болью... с любым, кто захочет слушать. Рэми хотел. Ему жизненно необходимо было - выслушать вот этого ободранного жизнью волка... Рэми чувствовал, что Ленар знает очень многое, если не все.

"Помнишь, как проезжал осенью здесь отряд? - продолжил Рэми, слизывая с морды Ленара капельку крови и даже не поморщившись от характерного привкуса. Вкусно. Очень вкусно... хочется еще. Но нельзя. - Как сидел я за спиной Жерла, а ты выбежал на дорогу? Помнишь, что ты тогда говорил? Уверенный, что вас не слышат. Я слышал."

"Я знал, что ты слышишь, - заметно расслабился волк. - Как же я раньше любимца своего братишки не узнал? Рожанина Рэми..."

"Давно уже я не рожанин", - Рэми улегся на снег, не отпуская взгляда оборотня. Лежать на снегу хорошо, мягко, удобно и совсем не холодно. Приятно, спокойно. Уходить не хочется. И разговаривать не хочется... просто бы остаться здесь навсегда... зверем. Но вновь встрепенулся в душе Рэми человек, заставив продолжить:

"Я пришел не за этим. Жерл мертв, и я не хочу последовать за ним. Помоги мне."

Зашла за тучу луна, в лесу вдруг стало темно. Но, Рэми глазами кошки видел, как вздрогнул волк, как задумался, как опустил голову на огромные лапы, и моргнул, будто пытаясь смахнуть с ресниц слезу, но тотчас ответил:

"Может, оно и к лучшему... Погоди! - остановил невольное движение Рэми волк. - Выслушай, осуждать потом будешь... Вам, молодым, все черное или белое, а я знаю, что смерть иногда бывает и спасением. Для моего брата она была именно такой."

"Я готов тебя выслушать... Ленар."

Вновь вышла из-за тучи луна, посеребрила снег и шерстинки на шкуре волка. И вновь стало тихо. Как в ту ночь, когда Рэми встретил Мира.

Ленар осторожно подвинулся на синеватом в темноте снежном одеяле, а Рэми вдруг заметил, что волк бережет правое бедро. Принюхался: так и есть, запах гнили и застаревшей раны.

"Помнишь мое имя?"

"Я помню всех, кого встретил, - ответил Рэми. - Иногда это полезно."

"Я тоже помню, - осторожно ответил волк. - Но люди ко мне были гораздо менее добры, чем к тебе, Рэми. Даже понятия не имеешь, какой ты везунчик. Ты оборотень, но сытый, довольный, вижу, что почти счастливый... тогда как я..."

"А твой ребенок?" - осторожно поинтересовался Рэми.

"Что тебе дался мой ребенок?"

"А если дался?"

"Тебе в самом деле интересно? - в голосе Ленара послышался гнев. - Интересно, как живут оборотни в Кассии?"

"Я слушаю, - заглянул в глаза оборотня Рэми. - И, может, даже, попытаюсь помочь... скажи только - как. Или ты мне не веришь?"

"Мой брат тебе верил, - Рэми вздрогнул. - Нет, даже больше, он в тебя верил. В меня не верил, а в тебя... но именно потому я и расскажу."

"Только поэтому?"

"Чего ты добиваешься?" - огрызнулся волк.

"Ты знаешь, - как можно мягче ответил Рэми. - В этом мире так мало хороших людей, что я не хочу терять еще одного. Тебя. Если я могу тебе чем-то помочь, я помогу."

"Погоди с обещаниями до конца рассказа... - голос оборотня явственно отдавал горьким. - Может, о них пожалеешь."

Рэми молчал. Но уже знал, что пожалеет вряд ли, чтобы он не услышал. Рэми был не тем, кто скор до осуждения.

"Жерл был моим сводным братом. Говорят, что его мать сама упала с лестницы и сломала себе позвоночник, но я не сильно-то верю в подобную историю. Думаю, что отец помог первой жене уйти за черту, а дело затушевали. Но ничего не дается в этом мире даром.

Вскоре после смерти первой жены отец женился на ларийке. Подозреваю, что политический союз, помогающий примирению с Ларией, был платой за молчание дозора и платой жестокой как для моей матери, так и для моего отца.

Они ненавидели друг друга. Моя мать - тихо и безропотно. Мой отец - отрыто. И еще больше, чем мою мать, он ненавидел меня, своего сына. Называл "зверенышем"... то и дело старался оскорбить, унизить, но никогда не бил... до того дня.

Тогда мне исполнилось тринадцать, а моему братишке шестнадцать.

Мы жили в столице. Была весенняя ночь. Лунная, удушливая, какая бывает перед первой грозой. Помню, как не в силах спать, я поднялся, подошел к окну, распахнул створки. Впустил горьковатый запах черемухи, застыл у подоконника, и все смотрел и смотрел на полную луну... чувствуя, как ее свет растекается по моим жилам...

Очнулся я от пронзительного крика. Не сразу осознав, что произошло, я почувствовал странный привкус во рту, сменившийся внезапной тошнотой... Меня вывернуло на ковер. Лишь позднее я понял, что это был за привкус. Крови.

Жерл вжался в угол, смотрел на меня расширенными от ужаса глазами и держался за плечо, а между его пальцами сочилась темная жидкость. Помню, как хотел глупо спросить, что случилось, как ворвался в комнату отец, схватил кочергу и заехал мне так, что потемнело в глазах.

Я сначала завыл, а лишь потом заплакал. И, знаешь, плакал я не от боли... от раскаяния. Тогда я понял - что такое ненавидеть самого себя.

Так я впервые стал зверем. И впервые был бит - собственный отец отходил меня так, что я семь дней не мог встать с кровати, а когда встал... оказалось, что нет у меня ни отца, ни брата, ни дома, есть только нищета и ослабевшая от голода и стыда мать. И похожая на пытку боль, когда жрецы клеймили меня знаком отверженного.

Моя мать выдержала в забытом всеми Доме Забвения, куда нас отправил отец, всего лунный цикл. А потом... потом тихо угасала во сне, а я сидел рядом и плакал. Все умолял ее не бросать меня, не сдаваться. На самом деле боялся, что останусь один.

Но моя мать всегда была слабой. Она сдалась. Теперь я понимаю, что она сдалась в первый же день после моего превращения. И уже тогда я остался сам.

Я просто застыл. Так бывает от большого горя или отчаяния, когда человеку становится все равно. Мне стало все равно. И я уже не противился ни сменяющим друг друга любителям молодых мальчиков, ни похотливым взглядам, ни долгим ночам, когда мое тело использовали, а мой разум... спал.

Я почти не ел, не пил, не дышал... когда меня оставляли в покое, я проваливался в глубокий сон, вовсе не желая оттуда возвращаться.

И однажды стал столь худым и облезлым, что уже никому не был нужен.

- Этот пусть подыхает, - сказал смотритель. - Клиентам его больше не показывай.

Странно, но после этого "не показывай", я вдруг захотел жить. Я ловил тараканов и щелкал их, как семечки. Я воровал еду у более счастливых, и частенько за то бывал бит. Я ел все, до чего дотягивался, и постепенно в самом деле стал зверем... в шкуре человека.

Как сквозь сон помню последний хрип мальчишки. Такого же худого и голодного, как и я. Помню свои пальцы, что сжались на цыплячьей шее, помню проблеск разума, и ужас, продравшийся через голод. Я убил. Впервые в жизни. За маленький кусок хлеба, зачерствелого настолько, что невозможно было его разжевать... А когда меня поймали и бросили подыхать в подвал, мне было уже все равно.

- Через луну вернемся, - кинул смотритель, закрывая дверь.

Я не знаю, сколько времени я просидел в темноте. Достаточно, чтобы одуреть от голода, еще больше, от жажды. Достаточно, чтобы даже звук открывающейся двери стал казаться мне невыносимо громким.

Я возненавидел свет. Возненавидел звуки. Возненавидел спускающегося по ступеням человека, - сытого, довольного, пахнущего чистотой. Но больше всего ненавидел я смотрителя.

- Полно, архан, - сказал он. - Гадина она и есть гадина. Человеком не станет.

Тут незнакомец ударил. Не меня, смотрителя. И мне сразу же стало хорошо, как никогда раньше...

А незнакомец сел рядом и мягко сказал:

- Лен, Лен, глупый зверек. Глупый мой братишка. Уже никого не узнаешь, даже меня... Я заберу тебя домой.

И тогда я потерял сознание.

Жерл сдержал слово, забрал меня из Дома Забвения. Седмицу провалялся я в горячке, седмицу сидел рядом со мной брат, поил, кормил, обмывал, менял повязки.

Когда я очнулся, он был рядом. И далеко. Уставший, постаревший, с потухшими, безжизненными глазами, он казался чужим. И в то же время родным. Единственным... кто у меня остался...

И я плакал. Плакал горько, надрывно, плакал в подушку, не в силах посмотреть на брата, выплакивал боль, стыд... воспоминания. А Жерл, пока я плакал, молча сидел на краю кровати и теребил в ладонях какие-то листы.

- Завтра ты уедешь, - сказал он, подавая мне бумаги. - Вот акт владения поместьем. Ты уедешь и никогда не вернешься в проклятую столицу...

- Прогоняешь меня? Как и отец?

- Может, просто даю возможность быть счастливым? - задумчиво спросил Жерл, погладив меня по щеке. - Может, просто даю тебе шанс... избавиться от проклятой крови.

- За что? - выдохнул я. - За кровь оборотня?

- Быть может, она не самое плохое, что в тебе есть, - ответил брат, вставая с кровати. - Может, есть в этом мире и нечто худшее. Завтра на рассвете за тобой придут. И ты уедешь. Я так решил.

Тогда я был слишком глуп... и многого не понимал. Рассматривая бумаги в ладони, я растирал бегущие по щекам слезы, а потом бросил листы на пол и вскочил с кровати. Но не рассчитал: отказались держать ослабевшие ноги. Я оперся рукой о столик и опрокинул стоявший на нем светильник. Светильник разбился, на мгновение вспыхнув ярче, и вдруг погас.

Стало темно. Я беспомощно повалился на колени. И увидел лучик... тоненький серебристый лучик, что продирался через щель в портьерах, падал мне на ладонь, и поднимал в душе знакомую волну... И я испугался так сильно, как редко боялся в своей жизни. Только вот страх ушел, а зверь, зверь остался.

Тогда я превратился во второй раз. И был настолько слаб, что даже на удивление сил не хватало. Скуля и плача, я пополз по полу к двери. Створка поддалась не сразу, в нос ударил запах пыли. Там, где раньше было всегда чисто и аккуратно, оказалось заброшено и ненормально тихо.

С трудом поднявшись на лапы, то и дело опираясь плечом на стены, на мебель, я побрел по коридору. И слышал, как скреблись под полом обнаглевшие мыши, как тихо кто-то постанывал, там, внизу, в подвале...

Прополз мимо домашнего алтаря, где раньше всегда светились лампады, а сегодня было темно и пусто. Даже статуя богини в человеческий рост, с которой мама собственноручно каждое утро стирала пыль, теперь лежала в углу лицом вниз, а рядом валялся отколовшийся кусок руки... Тонкие мраморные пальцы, к которым мать бывало прикладывалась губами, прося для нашей семьи благословения. Не услышали ее боги.

Страшно мне стало. Душно, когда я понял - в людном когда-то доме были только я, брат и доносившиеся из подвала стоны...

Я не знаю, почему не вернулся в свою комнату. Почему упрямо брел по пыли, преодолевая слабость, почему хотел помочь стонавшему внизу существу... Сквозь туман помню, как я сполз по ступенькам, как сорвался и покатился вниз, застыл, пузом распластавшись на земляном полу и все смотрел и смотрел на брата... Не верил. Не осмеливался поверить.

Жерл стоял ко мне спиной. И как мне, ему не требовалось света. Как и я, он уже давно не был человеком. Только вот я еще что-то чувствовал, а он - нет.

Он стоял над распростертым у его ног телом. Над окровавленным куском мяса, окутанным толстой, с мизинец, веревкой. И лишь приглядевшись пристальнее, понял я - не веревка то, нечто живое.

А человек на полу был жив. Повернул ко мне окровавленное лицо с выпученными глазами и с огромным трудом узнал я собственного отца...

- Жалеешь его? - спросил Жерл, даже не обернувшись. - После всего, что он тебе сделал, ты смеешь его жалеть? Я... я - уже не в силах...

И я вновь потерял сознание...

25.

Очнулся я человеком. Брат убрал от моего носа смоченный в соке эрнелы платок, подождал, пока я окончательно приду в себя и спросил:

- Ну и? Теперь ты не думаешь, что именно ты - позор нашего рода? Теперь знаешь, кто тут настоящее чудовище?

- Убей его! - взмолился я, хватая Жерла за руку. - Убей его, не мучай! Убей...

- Не могу... - ответил брат. - Лоза Шерена мне не даст...

И тут до меня дошло то, что должно было дойти уже давно - я оставил в этом доме слабого мага, а вернулся к человеку, от которого буквально лилась сила. Высшему магу. Но такая сила дается либо от рождения, либо за страшную цену."

"Жерл не был сильным магом, - удивился Рэми. - Я бы почувствовал..."

"И в самом деле не был. Но на некоторое время стал. Выслушай меня Рэми.

- Я расскажу тебе сказку, - сказал вдруг Жерл. - Хочешь послушать сказку?"

"Сказка о лозе Шерена, - выдохнул Рэми. - И тебе он ее рассказывал? Но зачем, не понимаю..."

"Если не понимаешь, но ничего он тебе не рассказывал. Лишь про бедное растенице, не так ли? И про то, как оно удушило своего друга? - усмехнулся оборотень после недолгого молчания. Рэми кивнул. - Ну да, остальное Жерл тебе рассказать не решился. Это... гм... не очень приятная история. Да и на сказку продолжение не сильно-то похоже.

Но в ту ночь, я узнал столько же, сколько и ты. И очень удивился, что мой серьезный, достаточно строгий брат рассказывает мне сказки. Раньше за ним такого не водилось. Теперь же я его и вовсе не узнавал. Даже, сказать по правде, побаивался.

- Дай мне очнуться от болезни, - взмолился я. - Дай остаться еще ненадолго...

- Обещай не спускаться в подвал, - немного помолчав, ответил Жерл.

И я обещал.

Подняться с постели я смог только на следующее утро. И, хоть и тянуло меня в проклятый подвал, ослушаться брата я не посмел. Просто бродил по знакомому до боли дому и удивлялся - почему больше не трогали душу ни книги, что читала мне на ночь мать, ни тяжелые, до самого пола зеленые портьеры, за которыми я когда-то любил прятаться, ни сохранившееся в тайнике под половицей сокровище - маленькая монетка, которую хотел я при случае пожертвовать богу судьбы. Хотел попросить милости для своей семьи, да не успел.

В тот вечер я поднял статую богини, поставил ее на пьедестал, зажег лампады у ее ног, с почтением отер статую от пыли и долго стоял на коленях, моля богов только об одном - о спасении души заблудшего брата.

Когда ко мне подошел Жерл, я не заметил. А он сел рядом на пол и прошептал:

- Знаю, что ты меня не поймешь. Знаю. Ты слишком мал, чтобы такое понять.

- А для Дома Забвения - нет? - горько усмехнулся я. - Когда мама умерла... я думал, что засну рядом. И больше не проснусь. Взять, заснуть и не проснуться, как просто. И все ж так просто не было.

- Все очень просто. Это люди усложняют, - ответил Жерл. - Я тоже усложняю... Год прошел, когда отец отправил тебя в Дом Забвения. В первые дни я просто не верил. Знаешь, хотел извиниться перед тобой - за то, что испугался, что не защитил, позволил обидеть. Ходил к отцу, умолял, упрашивал, тебя вернуть. А он все повторял - отослал их в деревню, все в порядке, к чему такое беспокойство?

"Просто их ненавижу, - шептал он. - Видеть не могу этого щенка... И сучку эту не могу... понимаешь?"

Я не понимал. Для меня ты оставался братом, а "сучка" любящей мачехой, что мне заменила мать. И было больно, паршиво... но ты жив, с тобой все в порядке, так чего уж беспокоится... я и не беспокоился.

А отец пил все больше. Уходили один за другим слуги, не получая оплаты, и постепенно в доме остались только мы с отцом, да старый, немощный старик-привратник. Идти ему было некуда, понимаешь? Да и мне - некуда. У меня был только отец. Потому я упрямо старался оттянуть его от бутылки, пока однажды вечером не услышал: "Сдохла сучка в Доме Забвения. Так ей, твари, и надо!"

Вот в этот миг я как сын и умер. Устыдился, что имею такого отца, да настолько, что даже кровь в собственных жилах показалась мне отравленной, сам себе я показался отравленным. И только тогда я понял, что о некоторых вещах лучше не знать - так легче.

Знаю, что это подло. Знаю, что низко. Знаю, что недостойно архана. Но в тот миг я умирал не столько от стыда, гораздо больше - от бессилия. Знал я правду, но что мог сделать? Я, мальчишка, у которого в этой жизни и не осталось-то никого? Пойти к главе рода... ты же знаешь нашего главу рода. Знаешь, что бы он сказал...

И я сбежал, из дома, от отца, да от себя-то не убежишь. Зашел в дешевый трактир, на лучший уже денег не хватило, и напился. В первый раз в жизни, ты же знаешь. А когда все поплыло перед глазами и стало все равно, до смеха все равно, ко мне подсел он...

- Не рано ли вам нажираться, архан?

- Не твое дело, рожанин! - с трудом отрезал я. - Убирайся!

- Я-то уберусь, а вот уберется ли со мной твоя тоска, дружок? - усмехнулся мужчина, и серые глаза его вдруг почернели, лишившись белка. А я вдруг протрезвел. В одно мгновение. Потому что видел магов, видел жрецов, но такой силы, что была у этого рожанина - никогда. Не из этого мира она, чужая, и знал бы я тогда... насколько...

- Хочешь отомстить? - спросил он.

- Хочу найти, - ответил я, сам не понимая - зачем я ему объясняюсь? И почему уже не боюсь... - Хочу вернуть брата. Но у меня ничего не осталось - ни денег, ни сил, ни возможностей. Ты не понимаешь...

- Я понимаю.

- Ничего ты не понимаешь! Я даже не могу войти в Дом Забвения. Без денег - меня не пустят... и брата не отдадут. О боги!

- Это такая мелочь, - сказал вдруг незнакомец. - Деньги, это мелочь. Сила - это мелочь. Власть - это мелочь. И проблемы твои - мелочь. А мелочь так легко... подарить, исправить...

- С чего это ты такой добрый? - огрызнулся я, зло посмотрев на незнакомца, но тот лишь улыбнулся.

Да улыбка та попахивала издевкой. Лучше б я тогда его послушал...

- Идем со мной, мальчик, - неожиданно сказал он. - И ты сам увидишь. Или же останешься тут и потеряешь навсегда не только брата...

- Что еще я могу потерять? - усмехнулся я.

- Например, дом, - быстро ответил тот. - Твой отец уже заложил большую часть поместий, проиграл в Доме Веселья. А через несколько дней от него потребуют оплаты. Чем платить-то будете, а, архан? Или ты вообразил, что глава рода поможет? Не поможет - первым делом векселя отнесли к нему. И знаешь, что он ответил? Что ему все равно. Что не вступится он за пьяницу и за сынка его не вступится, отречется. От вас уже отреклись, понимаешь? И завтра твой отец попадет в тот же Дом Забвения, куда и его жена. Или не в тот, какая разница? А ты... ты окажешься неприкасаемым. Знаешь, что делают со столь сладкими мальчиками, как ты, Доме Забвения? Хочешь этого, так я и счас могу устроить....

- Врешь! - шипел я, но уже тогда знал - не врет.

Есть люди, которым веришь безоговорочно, и я незнакомцу верил. Смотрел в черные, лишенные белка глаза и верил. Потому, когда он встал со скамьи, одернул темный плащ, стряхнул с него крошки, когда подал мне руку, повторив:

- Идем со мной! - я пошел.

Он помог мне подняться на второй этаж и все так же презрительно улыбался, когда меня рвало на запыленный ковер. А потом кинул раскричавшемуся прислужнику тяжелый кошелек и ковер вынесли, даже зажгли по углам отвратительно пахнущие курения, чтобы заглушить запах рвоты.

Еще больше смеялся он, когда я все как же бессильно опустился на кровать, на воняющие дешевым мылом, твердые от грязи простыни, а потом подошел, сел рядом со мной, взял за руку и спросил... глупость спросил...

"Хочешь, я расскажу тебе сказку?"

Помню, я засмеялся. Отдернул руку и сказал:

- Ты мальчиков для ложа искал бы попроще, а? Я в такие игры не играю.

- Я тоже не играю, - ответил маг, сверкнув глазами, и я вдруг почувствовал, что не могу пошевелиться, не в состоянии двинуть ни ногой, ни рукой.

Знаешь, что такое - сознавать все и не быть в состоянии контролировать собственное тело? Знаешь, что такое поднимающаяся внутри паника, когда хочешь умереть и понимаешь, что не можешь? Знаешь, что такое беспомощность?

Знаешь... по глазам вижу, что знаешь, и я тогда узнал. Страх, безумный, неконтролируемый, выветрил из меня остатки вина, и я закрыл глаза, не в состоянии смотреть, как он поигрывает кинжалом, как издевающе улыбается, и вздрогнул, только на это я был еще способен, когда тонкое лезвие начало пороть ткань туники...

Я дрожал, боги, я дрожал от отвращения, и мечтал только об одном - чтобы меня вновь вывернуло наизнанку, на этот раз на незнакомца, чтобы он ушел, чтобы все закончилось... сейчас, в этот же миг. Но я ошибался, когда думал - колдуну нужно мое тело. Ему была нужна моя душа...

Он, как ты понимаешь, и не думал обращать внимания на мой страх. Он рассказывал мне сказку, пока лезвие пороло тунику. И, странно, тогда я не слушал, а теперь помню каждое слово... И голос его помню. Не забыть мне его даже после смерти, такое не забывается.

- Не сопротивляйся, - сказал маг, срезая с меня остатки одежды.

Кожа моя покрылась мурашками, стало вдруг нестерпимо холодно. И в то же время безумно жарко. От беспомощного стыда жарко.

- Чего боишься, малыш? - иронично спросил он, опрокидывая меня на кровать и переворачивая на живот.

Я попытался взвыть. Но то, что должно было быть воем, оказалось лишь мычанием. И когда пальцы незнакомца коснулись изгиба спины, нащупывая линию позвоночника, он продолжил:

- И увидел Шерен лозу. И понравилась она ему. "Хочешь жить? - спросил демон. - Знаю, что хочешь."

Он встал с кровати. Что-то щелкнуло, разнесся по комнате одурманивающий запах полыни, вновь скрипнула кровать, и холодная ладонь коснулась шеи, где заканчивалась линия волос, втирая в кожу что-то вначале холодное, а потом обжигающе горячее...

- "Моя жизнь коротка, мой господин, - ответила лоза. - Зачем мне жить? Помоги моим детям. Их всего двенадцать... они слабы и хрупки, а лес так жесток..."

Руки незнакомца скользнули вниз, осторожно размазывая мазь по лопаткам. Движения чужих пальцев были мягкими, успокаивающими, а мазь уже не обжигала, приятно грела, и пахла тяжело, сладко, а мне нестерпимо захотелось спать.

- Шерен засмеялся, и в конце дня унес он из леса в своих ладонях двенадцать хрупких ростков. "Дам вам жизнь, - сказал демон. - Но вы... вы должны давать мне силу."

Что-то острое, беспощадное, ворвалось в основание шеи, начало быстро обвиваться вокруг позвоночника, разрывая мышцы, и я вновь замычал, на этот раз от невыносимой боли...

Когда я очнулся, в комнате царил полумрак, разгоняемый неясным светом небольшой лампады. Запах мази уже почти выветрился или стал привычно-неощутимым, я не знаю. Я все так же лежал на животе, тело мое было прикрыто колючим одеялом, а позвоночник тянуло болью.

Мой мучитель мыл руки в тазу, тщательно намыливая ладони маленьким кусочком мыла, потом вытер их о висящее на спинке простого стула грязноватое полотенце и повернулся ко мне.

- Очнулся? - спросил он. - Это хорошо...

- Что ты со мной сделал?

В тот миг я почему-то радовался возможности говорить.

- Ты мне понравился, мальчик. Не хотел стать неприкасаемым? Получить славу, золото, уважение - все получишь. После сегодняшней ночи ты можешь все.

- А что потребуешь взамен? - усмехнулся я.

- Я? - удивился он. - Я ничего не потребую. Она потребует. И будь внимателен. Береги ее. Она очень больно мстит... Носитель. Теперь ты стал всего лишь ее носителем, ничем более...

Сказал и вышел...

Прошло некоторое время, прежде чем я осмелился пошевелиться. И тотчас прожгло спину болью и показалось мне, что вокруг позвоночника обвилось что-то чужое, но мягкое, нежное и ласковое...

И, не смотря на тягучую боль я чувствовал себя так хорошо и уверенно, как никогда раньше. Будто проклятый колдун действительно меня наделил силой.

Да вот только мысль я такую отбросил сразу. Сила, она есть при рождении или ее нет, наделить ею нельзя... как же я тогда ошибался.

Я вернулся домой поздно. Нашел отца, спящего на полу в кабинете, а рядом - старика-привратника с раскроенным кувшином черепом.

Знаешь, впервые в жизни я видел смерть так близко. Впервые прикасался к мертвому тему и удивился, что не почувствовал отвращения. Поднял старика на руки - легко, как пушинку - спустился в сад, опустил его на пожухшую траву, взял в сарае лопату и закопал тело...

Без молитв жрецов, без лишних слов, я засыпал его землей, и вдруг понял - вместе с этим стариком умер и старый Жерл. А на место ему пришел кто-то другой. Кто-то, кто без отвращения смог стереть с пола в кабинете остатки мозгов, кто-то, кто смог собрать в доме все кувшины с вином и вылить их содержимое в давно уже не работающий, забившийся сором фонтан. А потом один за другой разбить кувшины о каменные ступени, засыпав из глиняными черепками.

А когда проснулся на закате, спустился вниз, то почти не удивился, увидев отца жадно, как собака лакающего из фонтана зеленоватую, дурно пахнущую, но чуть разбавленную вином воду...

Я уже тогда видел правду, читал его мысли легко - как знаки на пергаменте - и ужасался. Отец не мог мне помочь. Он даже не помнил, кому отдал тебя с матерью. Просто поймал на улице первых попавшихся жрецов, сунул им в руки мешок с деньгами и попросил избавить и от "сучки", и от "щенка". Они и избавили...

Не в силах сдержать тошноты, я вышел из дома, до рассвета без смысла шатался по городу, а когда вернулся, у ворот стояли двое из цеха наемников. Один молодой, из тех, у кого столько телесной силы, что ума уже и не надо. Второй - седой, тонкий, наверняка, более разумный...

- Чем могу служить? - спросил я, когда молодой устал стучать кулаком по двери, и выругался, призывая на наш дом гнев богов.

- А вы, собственно, кто? - спросил второй.

- Собственно - хозяин этого дома.

- Собственно - уже недолго.

- Вы пришли востребовать долг? - усмехнулся я. И тотчас, сам не знаю, почему, добавил:

- Не советовал бы.

- Вы меня остановите? - вышел вперед тот, что постарше, делая молодому едва видный знак.

Как таран бросился на меня наемник. А я даже не шелохнулся, мне было все равно. Умру на ступеньках своего дома? Все лучше, чем Дом Забвения...

Но тут случилось нечто странное: мне хватило одного движения веками, чтобы верзила упал... Не смотря на защиту очень сильных амулетов, он свалился в грязь, стоная и извиваясь от боли. Я хотел пройти мимо... и прошел бы, но остановил меня спокойный голос седого:

- Вижу, что вы сильны. Но не вижу татуировки высшего мага.

- Может, она мне и не нужна?

- А, может, мы сейчас с другом уберемся и посоветуем клиенту сходить к жрецам? А потом, когда вас убьют (а убьют, это точно) вернемся... или...

- Или?

- Или мы сами заплатим клиенту, а вы отработаете небольшой долг.

- Или я вас убью.

- Не советовал бы.

- А потом исчезну, - добавил я. - Мне не нужен дом. Мне не нужен отец. И ваши друзья могут искать справедливости годами. А даже если и найдут... Повторюсь, мне все равно...

- Не спешите, архан. Не бывает так, что совсем все равно. Чего-то же вы хотите? Скажите - чего. И мы сделаем. Избавим вас от неприятностей, взамен за некоторые услуги... которые, судя по всему, вам не будут стоить дорого...

- Вы найдете мою мачеху и брата, - отрезал я. - И я сделаю все, что вы хотите.

Седой склонился в поклоне и отошел от двери, пропуская меня в дом. А на следующий день, когда я стоял на коленях в нашем храмовом зале, когда я просил у домашней богини прощения за свою глупость, за свою слабость, за неспособность защитить собственную семью, в ворота постучали. Богиня молчала. В гневе и отчаянии я опрокинул статую и, сообразив, что наделал, замер.

Стук повторился, а вместе с ним вновь изменилась моя жизнь.

Другой, незаметный человечек с перстнем наемника, предложил мне наполнить убийственной магией небольшой амулет. Когда-то я потратил бы на это луны, а в тот день сделал работу мгновенно. Потом еще одну, и еще, и еще - я не считал. Человечек просто подавал мне амулеты, я бездумно заряжал их магией, и не особо спрашивал зачем. У меня были другие заботы - я старался сдержаться и не убить отца.

Так и жили мы целую луну - он отдельно, я с молчаливым наемником - отдельно. Стараясь не встречаться, не разговаривать, не смотреть друг другу в глаза. Я, как правило, днем спал, а ночами выходил в город. Бродил по Домам Забвения, раздавал подаренное цехом наемников золото направо и налево... Но не мог тебя найти.

Отец, напротив - ночью прятался, а днем шурудил по дому. Одна за другой исчезали дорогие вещи, все более воняло дешевым вином, а иногда, возвращаясь с рассветом домой, слышал я доносящиеся из подвала пьяные крики.

Мне было все равно. С каждым днем чувствовал я, как растет что-то внутри. Что-то ласковое, нежное, дающее мне силу, о которой я раньше мечтать не смел, и теперь я видел вокруг живых существ едва заметные коконы разных цветов, слышал мысли, иногда смотрел и вперед, в будущее. В одно мгновение прозрел, увидел многое, что было когда-то от меня скрыто.

Но не тебя.

Пока однажды человечек из цеха наемников пришел ко мне не с заказом, а с вестью:

- Мы нашли вашего брата, архан.

В тот же миг сорвался я с места, бросился в пристоличный Дом Забвения, а когда увидел тебя...

- Не надо, - остановил я брата.

- Да уж, продолжу, если начал, - усмехнулся Жерл. - На руках я принес тебя домой.

И когда выходил из перехода во двор нашего дома, в заросший, неухоженный, осыпанный первыми листьями, по ступенькам спускался отец.

Увидел тебя, побелел, пошел пеной, и вдруг как заорет:

- Убери! Убери отродье из моего дома!

Я бы и убрал - улыбку с его наглой рожи! Даже сделал шаг вперед, даже ощутил, как просится наружу сила... да не успел...

Почувствовал вдруг, что позвоночник будто полегчал, лишился опоры. Что в один удар сердца ушла вся сила, оставив меня прежним, слабым, беспомощным. Что метнулось от меня к отцу тонкое, длинное, зеленовато-коричневое. Обвилось вокруг пьяного тела, повалило отца на ступени, и он заорал... от ужаса, от боли, я уж не знаю. Только вот орал он недолго - слева показалось что-то темное, и крик умолк.

Воцарилась тишина. Вместе с листьями опускалась она на землю, вместе с моими слезами струилась по щекам.

- Дурак! - услышал я голос за спиной и даже не оборачиваясь узнал былого незнакомца из таверны. - Знал я, что ты дурак, но что настолько - даже не думал.

Отец извивался наверху ступенек, бился ногами о мраморную статую, выпучивал глаза от страха, и с ужасом смотрел на подходящего к нему незнакомца. А тот поднял отца на руки, легко, как ребенка, перебросил через плечо, повернулся ко мне и спросил:

- Идешь? Или свидетелей будет ждать?

Я пошел. Без силы твое тело казалось тяжелым, а каждый шаг отдавался в мышцах болью. Почувствовать себя вновь обычным человеком оказалось странно, непривычно и неприятно. Как взрослому почувствовать себя ребенком.

В моей комнате незнакомец бросил опутанного чем-то отца на пол, не заботясь, как мешок с картошкой и помог мне уложит тебя на кровать, сев рядом.

Я пригляделся к "лозе". Она была похожа на светло-зеленую плеть толщиной с мизинец, и каждое мгновение двигалась вокруг тела отца, то сжимая витки, но чуточку их ослабляя. Ничего страшного, подумалось мне тогда, ну обвила отца, так и что? Может, будет идиоту наука - испугается, авось, и пить перестанет, да поумнеет.

Будто услышав меня, лоза сжала виток на груди отца. На заляпанной тунике, под витком, появилось новое, темное пятно, которые быстро разрасталась. Отец выгнулся дугой и взвыл, и оттенок лозы из нежно зеленого вдруг стремительно становился красным.

Меня затошнило.

- Плохо дело, - сказал незнакомец. - Оборотень. Целителей не позовешь, они у нас дерьмовые, а виссавийцам твою подружку, лозу Шерена, видеть не обязательно. Да и убивал твой братишка... что на меня смотришь, я же вижу, убивал. Давай ему немного этого зелья, авось пронесет...

- А он? - я показал взглядом на отца.

- А он, дружок, твоя плата, - усмехнулся незнакомец. - А чего кривишься-то? Брата ты нашел? Нашел. От долгов убежал? Убежал. Цех наемников на тебя намолиться не может, хоть, на мой вкус - ты их излишне балуешь. Но то дело твое. И за силу надо платить... Этот пьяница - первая жертва твоей лозы, но далеко не последняя. Лоза его помучает несколько дней, это правда, но муки этого человека сделают более сильным нашего господина, демона Шерена. А наш господин даст часть силы тебе, как давал до этих пор. Я думал, тебе нравится быть высшим магом, не так ли?

- Отпусти его... Я найду ей другую жертву. Это мой отец, не понимаешь?

- Я все понимаю, - покачал головой незнакомец. - Она - нет. Она выбрала жертву. И пока лоза не выжрет из твоего отца последние соки, она его не отпустит. Шерен получит страдание, а ты передышку...

- Какую передышку?

- Ты еще не понял? Силу тебе дает лоза... Если она вовремя не сожрет кого-то, она начнет жрать тебя. И пойдешь ей еду, куда ж ты денешься. С каждой новой жертвой лоза нарастит новый шип, который сделает ее сильнее. И когда этот шип вонзится тебе в позвоночник, ты не то, что человека ей отдашь, ты сам о смерти взвоешь!

- Почему я? За что ты меня сделал убийцей?

- Потому что демону так захотелось... И не смотри на меня, тварь неблагодарная, не люблю я таких взглядов, - отрезал он и вышел. Больше я его не видел."

Мой брат закончил рассказ, а я впервые в жизни понял, что некоторые вещи знать не стоит. И что когда говорят - уезжай - лучше уехать...

На следующий день мы закопали отца в саду. Я не осмеливался смотреть на его израненное, высушенное тело. Лоза его страшно обезобразила. Отца похоронили рядом с убитым им слугой. Еще через луну мой брат начал выть ночами от боли. Ничего не говорил, но я и по глазам видел - вновь требует лоза жертву... а на третью ночь он ушел, вернулся через седмицу, обнял голову руками и сказал:

- Она отрастила второй шип...

Так было до тех пор, пока Аким не убил Шерена...

Мой брат будто расцвел. Без своей силы, без заснувшей внутри лозы, он казался другим. И влюбился... А когда родители невесты поставили условие - избавиться от брата-оборотня, от неприкасаемого в доме с татуировкой жрецов, он дал мне денег и только сказал:

- Я перестал быть чудовищем. Ты - нет. Пора расходиться...

Вот и вся история..."

Око вновь погасло - на этот раз Марнис уже не хочет видеть, что там делает безумные мальчишка.

- Не понимаю... не понимаю твоего Рэми, - шептал Марнис. - Забрал бы Аланну и сматывался... к чему ему принц? Арман, которого он не знает? К чему рисковать... жизнью. Связываться с носителями лозы Шерена? Еще один герой? Но Акима вел я, а Рэми? Рэми идет на смерть сам!

- Опять Шерен? - мягко ответила Виссавия. - Демон погубил Акима, а его последовали губят Рэми. Как... странно... Но теперь вы видишь...

- Вершителя судеб? О да... теперь вижу.

- Теперь видишь, во что ввязался?

- Вижу... но мне стало интересно. Впервые в жизни я и сам не знаю, чем это закончится.

- Ты простил меня, брат.

- Да, сестра... будет Рэми мой или нет, но я тебя простил.

- А я помогу тебе восстановить культ, что бы не случилось.

Глава семнадцатая. Договор

Луна вновь ушла за тучу. Темнота загустела. Белыми мухами закружился в воздухе снег, застревая в тяжелых, еловых лапах.

Рэми молчал, переваривая услышанное. Он верил оборотню, и в то же время верить отказывался. Жерл... который заменил Рэми отца, предал собственного брата. И за что? За кровь оборотня... которая, как ни странно, текла и в жилах Рэми.

Снег падал на шерсть, и тут же таял. Снег, чья пелена все более густела, уже почти скрывая Ленара. Оборотня, перед которым Рэми почему-то было стыдно.

Ленар никуда не спешил: молчал, вылизывал лапу, косился в сторону Рэми. Ждал. Вопрос только - чего?

"О чем думаешь? - первым не выдержал тягостного молчания Ленар. - Ты прости, но поздно уже. Домой мне пора, набегался. Жена беспокоится."

"Что? - вздрогнул Рэми. - Уходишь? Так просто? Не понимаешь, что я - архан? Что у меня связи? Что я могу помочь?"

"Мне не нужна твоя помощь, - показал головой Ленар. - И жалость твоя, как ни странно, не нужна. Раньше справлялся сам и теперь справлюсь."

"Нет, Ленар, так все не закончится! Как найти носителей? Как их убить? Как убить Шерена? Не знаешь?"

Рэми прыжком подлетел к волку, заглянул требовательно в глаза, выжирая душу, и засмеялся: "Знаешь. Но почему не говоришь?"

"Потому что хочу, чтобы ты жил."

Рэми опешил. Эта тварь отверженная беспокоится о нем, об архане, о брате главы северного рода?

"Почему?"

Ленар опустил глаза.

"Жерл тебя любил... как сына... значит, ты мне - как племянник. Прости... знаю, что не хочешь быть племянником отверженного, но все же... я не могу... как я буду брату буду за гранью в глаза смотреть, коль тебя погублю?"

"Мне нужны носители! - жестко оборвал его Рэми. - Ради них вернулся Жерл в столицу?"

"Да."

"Ради них пытался убить Мираниса?"

"Да."

"Они пытались убить принца?"

"Да."

"Но зачем?"

"Не понимаешь? Им нужна власть."

"Не получить им власти!"

"Даже если они знают большую тайну жениха наследной принцессы? - засмеялся Ленар. - Если умрет Мир, повелителем станет виссавиец, а Элан, сам того не зная - в руках носителей."

"Он в руках Эдлая, - прошипел Рэми. - Не носителей!"

"Я так далек от двора и то знаю больше тебя, мальчик! Когда Мир умрет, повелителю придется вспомнить о дочери, а так же побыстрее выдать ее замуж. Элан, виссавиец, которого выбрало для принцессы доверенное лицо повелителя - Эдлай - будет отличной партией и отличным кандидатом на наследника. А чуточку позднее повелитель умрет, возможно, от досадной случайности, а на трон взойдет виссавиец, марионетка Эдлая и носителей."

"Эдлай предал Деммида?" - искренне удивился Рэми.

"С носителями шутки плохи. Эдлаю предложили неплохой выбор - либо мучительная смерть в объятиях лозы, либо клятва верности Алкадию. Ты сам понимаешь, что он выбрал...А против магической клятвы не особо попрешь. У Эдлая не было выхода... даже его можно сломать. И тебя, мой мальчик - можно сломать. Потому, прости, но больше я тебе ничего не скажу. Носители слишком уж сильный противник, даже тебе они не по зубам."

"Поздно, - устало ответил Рэми. - Завтра я стану телохранителем наследного принца Кассии и, если умрет Мир, то умру вместе с ним. Сам говорил... против магии особо не попрешь."

Ленар умолк. Рэми чувствовал, что оборотень чем-то очень огорчен, только еще не понимал - чем.

"Вот как... - голос Ленара заметно отдавал грустью. - Странно. А Жерл сказал, что ты не станешь телохранителем принца, что ты поймешь. Н-да... даже он тебя не знал до конца. Но если ты так решил..."

"... я так решил..."

"... то я тебе расскажу. Жерл был у меня несколько дней назад. Даже извинился... Наверное, чувствовал, что недолго ему осталось. Но брат ничего мне не рассказал, зато давно уже рассказал некто другой.

Временами мне приходится появляться в городе. Сам понимаешь, даже оборотню нужны одежда, еда, лекарства. Обычно в город ходила моя жена, куда мне, с такой рожей... но летом сын у нас родился, жена слегка приболела, вот и пришлось идти самому.

Ты ведь знаешь, что оборотни более чувствительны, чем люди. Потому я сразу заметил в толпе носителя. Я бы его не трогал, прошел бы мимо, да учуял ее запах... Это тварь внутри его снова жила! Значит, жила и лоза Жерла!

Испугавшись за брата, я пошел за носителем. Сначала по базару, потом за храмовые постройки, и чуть позднее - к реке. Там, в кустах лозы, я его след и потерял, остановился, оглядываясь, и вдруг оказался на земле, а кто-то на мне. Коснулось шеи лезвие, дыхнуло в лицо запахом дешевого вина...

- Это ты, оборотень, - выдохнул он с явным облегчением, отпуская. - Я уж думал, выследили меня...

- Так я и выследил.

- Интересно мне знать, зачем? - съязвил он, пряча нож.

- Чувствую, что она ожила.

- А что тебе за дело? Братик-то твой, сволочь этакая, тебя за дверь выставил. Аль неправда?

- Это мой брат. Не называй его "сволочью", уж не ты...

- Как изволишь, - издевался он. - Никогда не понимал ни арханов, ни их "понятий о чести".

- Ты сделал моего брата носителем?

- Ну я. И что?

- Тогда почему... почему она жива, а ты... ты остался обычным. Где твоя сила?

Незнакомец посерел как-то, прислонился к растущей у тропинки березе и сказал:

- Да я и сам толком не знаю. Столько лет жил себе спокойно, как вдруг в одну ночь, несколько лун назад, почувствовал, как она внутри шевелится... просыпается. Врать не буду, я даже обрадовался сперва. Помнил еще те времена, когда был не той швалью, что сейчас, а настоящим высшим магом. Кем-то! Да вот только лоза проснулась, а я как был швалью, так и остался. Только теперь еще и убивать начал...

Он некоторое время молчал, потом облизнул искусанные в кровь губы и продолжил:

- Не могу я больше так. Стар я уже для таких штучек, устал. И убивать ни за что - не хочу. А выбора нет. Лозе ведь не воспротивишься... стоит только подумать, как она шипы в позвоночник вгонять начинает. Требует, зараза. И все чаще требует. Я по другим носителям пошел. Даже к брату твоему наведался... Не смотри на меня так, твой Жерл тоже начал убивать. И тоже - не стал магом. Все мы кормим не демона, другого носителя.

- Кого? - выдохнул я.

- Алкадий всегда был любимчиком нашего демона. Если мы пошли в услужение за силу, то Алкадий нашего господина прям обожал. Еще бы... Шерен был единственным, кто терпел рядом с собой редкую тварь - магического упыря.

- Не понимаю...

- Обычный упырь пьет кровь. Алкадий пьет магическую силу. За одну ночь наш миловидный дружок мог сожрать пару магов, да так, что от них только высохшие оболочки оставались. Шерен ему лишь потакал. Демону всегда нравились твари, а Алкадий и был самой настоящей тварью - человеческого в нем мало. Когда умер демон, Алкадий куда-то пропал...

- С чего ты взял, что это он?

- Да он сам сказал, служить себе заставил. Этот сукин сын сумел каким-то образом использовать силу лозы и вбирать в себя через нас силу жертв, как вбирал когда-то Шерен. Только Шерен что-то и взамен давал. Алкадий на такие мелочи внимания не обращает, он только приказывает и нас использует, как марионеток. Знает он, что мы подчинимся, никуда не денемся. Но ты, ты дело другое, - он внезапно вцепился мне в руку, да так сильно, что активизировались мои знаки рода и пришлось тушить поднявшуюся на защиту силу... - Я ведь, пока высшим магом был, будущее видел. И когда случайно тебя на улице встретил, понял - ты нас и погубишь.

- И ничего не сделал?

- А ты решил, что я хочу жить?

- Но погубил моего брата...

- Твой брат сам напросился... Когда стало совсем плохо, я начал тебя искать... а как узнал, что ты - в доме забвения, а брат твой упивается... решил шанс использовать. Лоза как раз одного из носителей выжрала, так я ей дал другого.

- Из-за меня? Из-за меня ты сделал Жерла носителем?

- Не, оборотень, я тебя спас... И сейчас я скажу тебе и как найти всех носителей, и как можно нас убить... Внимательно слушай, повторять я-то не буду...

- Упыря мне все равно не одолеть...

- Ну-ну... такой большой, а не знаешь, что даже против высших магов штучки имеются, - он вытянул из-за пазухи неказистый браслет и поиграл им перед моим носом. - Видишь ли... Алкадий хоть и изгнанник, но как был виссавийцем, так и остался. А в Виссавии свои правила, не так ли? Стоит только вождю или наследнику напялить на него вот эту вещичку и силушек у нашего вампира очень даже поубавится. До нормального уровня. А тогда и одолеть его станет гораздо легче. Только вот беда... браслетик-то только в Виссавии хорош, а вне клана всего луну действует. Но, надеюсь, вам хватит.

- Где я тебе вождя Виссавии достану? Или наследника? Они же из клана не выходят? Им плевать и на Кассию, и на носителей, и на Алкадия!

- А тебе и не надо. Гость к тебе придет, зимним вечером. Гость неожиданный. Ему браслетик и отдай, а он кого угодно найдет... если захочет. Так ты уж сделай, чтобы он захотел. И расскажи, как нас найти и как убить.

- Так хочешь умереть?

- А ты удивляешься?"

Рэми похолодел.

"Отдай мне браслет!" - потребовал он.

"Я-то отдам, но что толку? Где ты найдешь наследника? И как заставишь Алкадия подойти так близко?"

"А то уж дело не твое... Отдай мне браслет! Немедленно!"

Эллис разжег костер и застыл посреди поляны, вглядываясь в темноту. Надеялся услышать, как скрипит снег под лапами архана, оборотня, которому Эллис отдал бы свою жизнь.

Помнил он, как много лет назад приказал ему Рэми охранять брата, помнил, как оттолкнул его, мальчишку, которому суждено было стать харибом. Помнил, как было больно, гораздо больше - обидно, как приказ тот жег душу, и как давила на сердце все эти годы разлука.

Эллис чувствовал Рэми каждое мгновение, чувствовал, как где-то далеко его архан любил, ненавидел, и каждый миг тянуло хариба нарушить приказ, найти, упасть к ногам и молить о прощении. Еще больше - о позволении остаться рядом.

Однако каким-то чудом Эллис сдержался. Все эти годы, когда магия привязки тянула его к архану, он был рядом с Арманом и молчал. Чувствовал себя ненужным, отвергнутым, и потому-то уже и не очень-то беспокоился о собственной жизни. Его архан о нем забыл.

А потом у него появился друг. Маленький Арик бегал за Эллисом хвостом и казался надоедливой занозой. Но когда занозу ту нашли в городе мертвым, Эллис почувствовал ярость, подобной которой он не чувствовал никогда.

Он сделал то, что было делать нельзя - он позвал Арика из-за черты.

Призрак отозвался. Этот Арик, прозрачный и печальный, был не сильно-то похож на того шумного, смешливого мальчишку, что бегал за несколько дней назад за Эллисом. Он тихим голосом ответил на все вопросы и неожиданно холодно сказал:

- Не бойся. Я вернусь за черту спокойно. И никто не узнает, что я тут был... тебя не накажут.

Эллису было все равно, накажут его или нет. А когда спустился в подвал, который указал ему призрак, и увидел там Рэми...

В первое мгновение он не поверил. Во второе понял, что Рэми его не узнает и вовсе не собирается наказывать за ослушание. В третье - почувствовал, как сжала грудь боль, смешанная, как ни странно с радостью. Он все эти годы страдал, изнывал от тоски, мучимый узами богов, а Рэми его даже не помнил. С другой стороны - архан не прогонял. Мало того, доверял и позволял находиться рядом. Пусть не как харибу, но все же рядом...

Рядом... Эллис чувствовал, как где-то там, в лесу, Рэми волнуется. Чувствовал, как в душе архана плещется жгучее разочарование и стыд. Потом - ярость, смешанная с шальной радостью. Чувствовал, и в то же время должен был стоять тут, на запорошенной снегом дороге, и терпеливо ждать.

Он не может помочь. Рэми не даст себе помочь. Рэми позволит только себе повиноваться. Больно. Как же больно.

Костер потух, и Эллис не стал его разжигать снова.

Проклятая темнота! Проклятый снег! Проклятый слух, что не различает ничего, кроме уханья совы, шлепков падающего снега и долгого, протяжного воя волка. Ничего, будто лес вокруг вымер, будто время застыло, и ночь эта должна была длиться вечно.

А потом еще и небо начало сыпать пух. Стало тихо, совсем тихо, и ничего не видно.

Теплый, чуть влажный нос требовательно ткнул в ладонь, и Эллис радостно встрепенулся:

- Мой архан.

Барс лег на снег, слизав с носа снежинки. Эллис быстро доставал из-за пазухи старательно согреваемую у сердца одежду, стеля на снегу плащ. Огромная кошка, стряхнув снег с шубы, прыгнула на ткань, выгнулась, чуть застонав, и вдруг, в одно мгновение обернулась обнаженным человеком.

- Боги, как хорошо, что ты вернулся. - Эллис помог архану натянуть через голову тунику, подал штаны. - Живой...

- Пойдешь со мной, Ленар? - спросил Рэми у кого-то, смотря за спину Эллиса, и маг с трудом сдержал дрожь, увидев еще одного оборотня. И тотчас почувствовал, что краснеет, поймав укоризненный взгляд Рэми.

"Пойду, - услышал Эллис тихий ответ. - Вижу, что у тебя есть хариб, - взгляд Рэми стал внимательней, глубже, и Эллис отчаянно боялся, что архан возразит, скажет, что не хариб это, простой слуга, мальчишка-рожанин, но Рэми лишь мимолетом прикоснулся к ладони Эллиса, подбадривая. - Нехорошо это... вести за грань еще одного..."

"Не думай, что я аж настолько жесток. Эллис еще не прошел церемонии привязки, так что можешь о нем не беспокоиться, - резко ответил Рэми, а сердце Эллиса дрогнуло радостно от слова "еще" и горестно, уловив словах Рэми "не хочу брать его с собой". Рэми что-то грозит, а Эллис не может потерять его снова. - Мы уже говорили. Не жалей меня, себя пожалей и семью свою пожалей. Обо мне есть кому побеспокоиться."

Рэми встал с плаща, и, быстро открыв переход, взглядом приказал Эллису идти первым. Эллис поклонился, поднял со снега плащ и смело скользнул в переход.

В спальне архана было тепло, темно и нестерпимо душно. Эллис, стараясь не смотреть на отряхивающегося от снега волка, быстро задернул шторы, приказал зажечься светильникам, и заставил себя не вздрогнуть, когда на белоснежном ковре исчез зверь и появился низкого роста, чуть полноватый мужчина с острым, запоминающимся лицом. И татуировкой на всю щеку. Неприкасаемый - екнуло сердце и мгновенно напомнило - друг Рэми.

- Возьмите, архан, - Эллис заказал у замка тунику, и с поклоном протянул ее оборотню.

Тот кивнул, внимательно посмотрел на Эллиса, медленно, будто непривычно, натянул через голову тунику. И все равно, даже окутанный дорогой тканью, небритый, осунувшийся, казался он чужим в аристократически-изящных покоях Рэми. Как зверь посреди торговой площади.

- Ложись на кровать, - приказал Рэми гостю, удивив и его и Эллиса.

- Интересно, зачем? - скривился тот.

- Ложись сказал! - жестко ответил Рэми. - Знаешь, что у меня нет времени, а все равно дерзишь? До сих пор не доверяешь?

Ленар вновь скривился, но на кровать лег. Рэми смочил губку холодной водой и, чуть приподнял тунику, начал быстро отирать грязь с бедра гостя, очищая края большой, с ладонь язвы.

- Может, я и не виссавиец, - сказал Рэми, осматривая язву. - Но лечить умею. Постарайся не орать.

- Умеешь, значит, - прошипел мужчина, не замечая, как от пальцев Рэми пошел зеленоватый свет.

Оборотень еще что-то болтал, когда удивленный Эллис все не мог оторвать взгляда от тонких пальцев Рэми... целительная магия всегда берет плату болью, но пальцы Рэми порхают над раной, быстро восстанавливая кожу, а оборотень явно ничего не чувствует:

- Наверное, все же умею, - Ленар осекся, провел загрубевшей ладонью по затянувшемуся рубцу и удивленно посмотрел на Рэми:

- Такой дар... боги, это преступление им рисковать... Мальчик мой, послушай, может ты все же передумаешь?

- Ты преувеличиваешь мои возможности, Ленар, - оборвал его Рэми. - А теперь, дружок, прости, но я должен тебя обездвижить. Не потому, что не доверяю, а потому что теперь будет больно. Очень.

Эллис старался не смотреть, как мычал и выгибался незнакомец, когда Рэми осторожно сводил с его кожи татуировку неприкасаемого, как быстро наращивалась под пальцами целителя новая, лишенная рисунка кожа, и как вдруг перестало пахнуть магией, а Рэми, пожав плечами, заметил:

- Отдыхай, дружок. А мне, сам знаешь, пора.

Эллис не знал, куда и зачем направлялся его шальной архан, хотел уже броситься в ноги Рэми, умолять взять с собой, но Ленар его опередил:

- Помни о своем обещании! - схватил он Рэми за руку.

- Помню! Эллис, отведешь моего гостя в Арману и попросишь брата написать сопроводительное письмо для Ленара и его семьи в Ларию к нашим родственникам.

- Не об этом помни, о нашем плане...

- Помню. Все помню, - усмехнулся Рэми. - Буду очень осторожным. И постараюсь там не остаться ни мигом дольше, чем это необходимо.

- А я помогу тебе удрать, братишка.

Эллиса невольно передернуло. Не понимал он, почему его обожаемый архан позволяет какой-то отверженной твари называть себя "братишкой". А Рэми лишь вздрогнул, прикусил губу и кивнул. А потом быстро закутался в плащ и вышел из комнаты.

- Храните его боги, - прошептал оборотень, сползая с кровати. - Собирайся, Эллис. Наш ждет работа.

- Где мой архан? - ошеломленно прошептал Эллис.

- Хочешь, чтобы он жил? - хариб кивнул. - Я тоже хочу. Потому теперь, на время, - я твой архан. И ты будешь исполнять мои приказы.

В конюшнях было тепло и сухо.

Рэми бесшумно проходил между стойлами, вслушиваясь в тихое дыхание животных и внутренне сжимаясь от страха. Огнистый славился своим упрямым характером, верностью Арману и длинной чередой убийств. Тех, кто пытался его украсть, да и просто к нему подойти без разрешения хозяина, Искра убивал.

Кто сказал, что он пощадит Рэми?

Найти в темноте нужного коня среди жующих, пофыркивающих, топочущих животных оказалось совсем просто - внезапно в полумраке зажглись огненно-красным глаза, а вокруг - ореол гривы с вспыхивающими в ней бардовыми звездочками.

Реми неуверенно шагнул вперед, все более сомневаясь в правильности своей затеи. А отступать было поздно, да и некуда. К тому же агрессии Искра не проявлял - он просто наблюдал, не спуская с человека внимательного, с легкой усмешкой, взгляда.

Глава восемнадцатая. Конец

Еще шаг вперед, и уже видно, как чуть светится в темноте красным тонкая, почти прозрачная шкура зверя, как бьется на стройной шее тонкая жилка.

- Здравствуй, Искра! - ласкает голосом Рэми, протягивая руку над перегородкой. - Здравствуй, родной. Помнишь меня?

Искра презрительно фыркает, но подходит ближе, тычет мордой в ладонь, принимает морковку, громко хрустит сочным овощем. От дыхания его на пальцы падают искры, обжигая кожу... Но Рэми терпит боль, продолжая одной рукой гладить тонкую морду животного, пальцы другой вплетая в гриву.

- Шир ми гам, шир, - шепчет он. - Знаю, что тебя так просто не возьмешь. И что конь ты не простой, знаю. Больше чем конь: друг и соратник хозяина. Знаешь, что твой хозяин мой брат? По глазам вижу, что знаешь. Раньше нас почуял общую кровь, раньше нас догадался... Вдыхай, вдыхай мой запах... чуешь запах хозяина? Знаю, что чуешь... знаю, что читаешь мою душу, как и душу Армана... знаешь, что он бы мне помог. А ты поможешь? Пойдешь со мной, Искра? Пойдешь, правда...

Искра отступил назад.

- Поможешь мне убить, поможешь мне отомстить за Армана? За хозяина? Поможешь?

Искра вновь подошел ближе, ласкаясь.

- Умница, шир де ар, шир...

Осторожно отворив стойло, Рэми попятился в темноту, к выходу и тихонечко позвал:

- Иди со мной, иди...

И Искра шел как привязанный. Неуверенно, спотыкаясь, но шел, роняя на сено красные искры. Рэми испугался было, что Огнистый вызовет в стойлах пожар, но внимательный взгляд Искры успокоил. Не разгорятся огнем эти искры, понял вдруг Рэми, потухнут, не причинив вреда. Огнистый сам о том позаботится. Конь умеет не только разжигать огонь, но и его тушить... вот и на душе Рэми стало чуточку легче.

- Шир... - зовет Рэми, спиной открывая двери из конюшни.

Дохнуло в плечи холодом. Огнистый замер, всего на миг, пока Рэми предусмотрительно отходил, уступая коню дорогу. Стрелой вылетев из конюшни, Искра вдруг застыл, косясь в сторону Рэми и скребя острым копытом мерзлую землю.

- Шир ле хара... шир, - повторяет Рэми, закрывая двери в конюшню на щеколду, подходит к Огнистому, протягивает руку, гладя морду, и конь успокаивается, вновь ласкаясь к ладоням, вновь обжигая кожу искрами. Но на морозе искры уже не жгут, греют, и дыхание Искры даже приятно... - Поможешь мне, правда? Поможешь брату? Дашь сесть себе на спину... знаю, что дашь...

Огнистый согласно кивает, делает шаг вперед, подставляя Рэми теплый бок.

- Шир... - усмехнулся юноша, вскакивая на спину Искры, опуская на лицо капюшон. - Бери родной, беги!

Искра побежал. Без седла и уздечки ехать было непривычно, даже страшно. Но неволить Искру лишний раз Рэми не решился. Он лишь прижался к обжигающе горячей шее, когда отпрянули от них конюхи, уступая дорогу, когда распахнулись приветственно ворота двора, выпуская всадника в парк, и гулким эхом отозвалось крытое изморозью полотно дороги.

- Шир! - успокаивал Искру Рэми, когда они летели через мимо склонявшихся в поклоне дозорных.

Еще бы не склоняться. Видели вышитые по полам плаща, чуть светящиеся в темноте родовые знаки, видели коня, равного которому не было в столице, видели и твердую руку всадника, и послушание Искры.

Армана видели, не Рэми. Перед ним склонялись. Его пропускали, ему смотрели вслед, завидуя хозяину Огнистого.

Но Рэми сегодня было все равно. Летел он по залитому рассветным светом городу, пугал прохожих, и с ужасом смотрел, как все выше и выше вставало солнце. Молясь только об одном:

- Только не раньше срока, Арман, только не раньше срока.

И когда конь встал, как вкопанный, у знакомой, обитой железом двери, Рэми вздохнул с облегчением.

- Спасибо тебе, - сказал он, гладя шею коня.

Достал из-за пояса кинжал, и Искра испуганно дернулся, скользя копытами по замерзшей дороге.

- Тише, - успокоил его Рэми. - Знаешь, не со зла я... так надо... обещаю - не причиню тебе вреда.

Рэми отрезал от гривы прядь волос, потом обнял коня за шею... и полоснул лезвием по шкуре, отворяя кровь...

Конь взбесился, хотел подняться на дыбы, но Рэми повис на его шее, заставляя животное встать на четыре копыта.

- Все, все, - шепчет он...

Рэми не врал - он и в самом деле залечил порез магией и крепко сжал в ладони орошенные конской кровью пряди гривы.

- Слушай меня, родной. Слушай, внимательно. Если не сделаешь, как я скажу - я умру. Ты ведь не хочешь, чтобы я умер? И когда я позову... ты придешь. Правда?

Конь, все еще встревоженный запахом собственной крови, высвободился из объятий Рэми, отошел на шаг назад, поймав взгляд человека удивительными глазами с красными искорками... Понял, обрадовался Рэми. И сделает все так, как он сказал...

- А теперь уходи!

Подождав, пока на пустынной улице смолкнет стук копыт, Рэми подошел к двери и попытался утишить бьющую его дрожь. Такая же дрожь пробила его, когда на потянутом Ленаром пергаменте, среди имен двенадцати носителей лозы Шерена, различил он не одно, а два знакомых...

А идти вперед ой как не охота.

Боги, дайте ему сил! Дайте забыть хотя бы на время о застарелых кошмарах, о том, как льнет к коже лоза Шерена, об острых шипах твари... Помогите сделать шаг вперед, не задрожав трусливо от страха.

Возвратиться в замок? Уступить? Скинуть все на плечи телохранителей? И упустить последнюю возможность одолеть Шерена?

Рэми вытянул из-за пояса браслет подчинения, прочитал короткое заклятие, почувствовав на мгновение слабость. Браслет исчез, Рэми чуть пошатнувшись от слабости, закрыл глаза. Чистое безумие обычно тратить магические силы на подобные заклятия, но сегодня можно и нужно все. И стоит Рэми только подумать о браслете, как тот окажется на нужном запястье.

Надо лишь, чтобы Алкадий пришел. И Рэми знал, очень хорошо знал, как заставить его явиться.

- Ты с ума сошел, - сказал недавно Ленар, услышав его план. - Если ты действительно племянник вождя Виссавии, если ты тот, что может надеть на Алкадия этот браслет... то и ты действительно сошел с ума, что рискуешь жизнью ради принца. Зачем?

- Что б я сам знал, - прошептал Рэми, вспомнив насмешливый взгляд Мира. - Эти... узы богов, наверное.

Сглотнув, Рэми взял в руки висящий на цепочке молоточек.

Нельзя ждать... Нельзя сомневаться. Надо сомкнуть пальцы на холодной рукояти, набраться сил и постучать в щит. Раз, два... Сначала несмело, потом сильнее. Еще сильнее. И еще, и еще, вечность, пока не раздались за дверью шаги. И пока не пороге не появился заспанный учитель.

- Это ты, Рэми? - удивленно зевнул Урий.

- Я.

- Один, где твой пегас?

- Один.

- Ну так войди...

Рэми шагнул через порог. Дверь с легким, знакомым до боли скрипом закрылась, и гость моргнул, когда ударил в глаза луч солнца. Один из первых сегодня и, может, один из последних для Рэми. Урий покосился в его сторону и медленно пошел к дому

- К чему так рано? Знаешь же, я люблю ночами работать, а утром поспать...

- Я не хочу разговаривать в доме, - сказал вдруг Рэми, когда Урий направился было к крыльцу. - Поговорим в сарае... Там будет сегодня удобнее.

Места больше, есть где развернуться...

- Желание гостя для меня закон, - удивленно протянул Урий. - Как скажешь.

Некоторое время коротышка, отчаянно зевая, возился с замком. Совладав с непослушной дверью, он пустил гостя внутрь, закрыл за ним дверь и зажег фонарь, поставив его на грубо сколоченный столик у дверей. А потом сел на кучу сена и похлопал, предлагая Рэми сесть рядом.

- О чем будем говорить?

- Знаешь, что завтра посвящение? - покачал головой Рэми, отказываясь садиться. И стараясь, чтобы колдун не заметил, что именно сжимает он в пальцах.

- Знаю, - просто ответил Урий. - Рад за тебя. А к чему такие вопросы?

- Знаешь, что я стану слугой принца, - продолжал Рэми, смотря на кроваво-красное небо за маленьким окошком. - И должен быть ему верным.

- Знаю, - еще более насторожился Урий.

- Знаешь, что я люблю тебя, учитель...

- Знаю...

- Потому даю тебе время... чтобы закончить свои дела. Завтра, уже, вообще-то сегодня, после посвящения я скажу принцу и его телохранителям о лозе Шерена, выдам тебя, твоих приятелей, и вы умрете. Я знаю имена всех двенадцати, ах да, я ж забыл, теперь, без Жерла - вас всего одиннадцать. На этом разговор закончен.

Рэми, не глядя больше на Урия, направился к двери. Знал, что не дойдет. И не дошел. Раньше, чем он сделал несколько шагов, догнал его шепот.

- Ты уверен?

- Уверен, - ответил Рэми, останавливаясь и оборачиваясь к колдуну. - Грозишь мне? Силой? Лозой? Один раз ты уже попробовал, не так ли? И не сон то был, реальность... Забыл, чем тогда все закончилось? Забыл о моем покровителе?

- Скажем так, дружок, - заметил Урий, поднимаясь с сена. - Зарываешься, а зря, я ведь действительно испытывал к тебе что-то вроде приязни. А у твоего покровительства две стороны. С одной стороны - Виссавия, которая далеко не желает твоей смерти, с другой - мой могущественный друг, который тут и смерти твоей жаждет. Он ненавидит тебя, Рэми!

- Меня? - съязвил Рэми, поинтересовавшись:

- За что?

- Может, потому что ты наследник Виссавии? Потому что ты должен стать вождем.

- Но им не стану!

- А тут ты прав!

Рэми понял, что сейчас, на этом месте все и закончится. А ведь он так надеялся... на что надеялся? Что учитель сдержится или все же сделает то, что сейчас делал?

Рэми криво улыбнулся и даже не вздрогнул, когда Урий вдруг смертельно побледнел, пошатнувшись, когда на пол, подобно змее, упало что-то гибкое, зеленое, стремительное. Рэми даже не удивился, когда лоза вдруг оказалось у его ног, когда тугая плеть схлестнула его лодыжки, повалив на землю, лицом вниз. Полилась из разбитого носа кровь, но боль та казалась ничем по сравнению с болью в ногах, когда вонзились в кожу шипы.

Рэми прикусил губу. Чувствуя, как стекает по щеке теплая кровь, он повернул голову и пристально посмотрел на Урия. Тот отвел взгляд, как бы извиняясь:

- Я действительно этого не хотел, - прошептал Урий. - Видят боги...

- Ты умрешь, - грустно прохрипел Рэми. - Нет для тебя спасения. Уже давно нет.

Лоза скользнула под колени, делая новый виток, впиваясь в голени новыми шипами.

Рэми застонал от боли. Урий вздрогнул от его стона, будто ударенный плетью.

- Ну что же ты? - нервно засмеялся Рэми. - Наверное, больно убивать друга...

Новый виток, по талии, новые раны, новый стон. И больше нет сил говорить, даже думать нет сил, только стискивать зубы, чувствуя, как стекают по щекам смешанные с кровью слезы.

- Ну что ж ты, телохранитель принца, - шептал Урий, переворачивая Рэми на спину. - Я как тебя заметил, сразу понял - маг. И вступиться за него некому. И передышку мне от боли даст на несколько лун. Твоя хранительница решила все иначе... но тогда мой господин был еще слаб, а теперь нам даже хранительница не помешает... Жаль мне тебя, но ты сам выбрал. Кричи, кричи, мальчик. Дальше сарая все равно не услышат, магия не даст. Но будет легче. Силы тебе пригодятся... умирать будешь долго.

Рэми кричал. Шипы вонзались все глубже, высасывая синими волнами силу, опустошая шумевшее внутри море. Новый крик. Густые слезы на глазах, и длинный, протяжный стон.

Где же ты, сволочь, плакал Рэми с новым приступом боли. Почему же не идешь? Не чувствуешь? Не понимаешь, чья это сила? Ты же меня ненавидишь... так приди же! Полюбуйся, не пропусти смерть племянника вождя!

О боги, как же выдержать? Почему не приходишь... Не чуешь ее сладости? Виссавии сладости? Не пьянеешь от моей боли? Где же ты!

- Как же похож на деда, - прошептал на ухо новый голос, утонувший в крике Рэми. - Кричи, кричи же, кричи! Как я люблю твои крики.

И Рэми кричал, содрогался от боли, уже не соображая, где он и зачем.

- Зря ты пришел сюда, Алкадий, - раздался рядом голос Урия. - Я бы и сам справился.

- Как же я мог не прийти? Не полюбоваться на смерть его внука. Не насладиться местью...

Рэми почувствовал, как закатилась за воротник слеза, и как на миг лоза устала высасывать силу, даруя передышку... всего на удар сердца, но и этого хватило.

- Ненавидишь меня? - прошипел Рэми. - Я тебя тоже ненавижу.

- Я рад, мой мальчик, - прошептал голос рядом. Усилием воли сдержав боль, Рэми засмеялся:

- Можешь поверить, ты пожалеешь еще больше.

Рэми выловил из синего моря внутри каплю, сосредоточившись на коротком заклинании. Сверкнул красным камнем браслет подчинения на застывшем у лица Рэми запястье, тихо выдохнул где-то Алкадий, и чужая рука впилась в волосы, заставив выгнуться дугой.

- Ну и что! Браслет подчинения перестанет действовать, когда ты умрешь. А я подожду, мальчик.

- Я не собираюсь умирать! - выдохнул Рэми, разжимая пальцы.

И вновь волны боли. И вновь крик, и вновь плач, и вновь грань между жизнью и смертью, а рядом с гранью - огненный силуэт. Искра... Искра, помоги, ну же!

Всхрапывает зло конь, поднимается на дыбы. Неистовствует вокруг магическое пламя, лижет одежду, кожу, плавит волосы. Лопается кора на опутывающей Рэми лозе, показывая белоснежную древесину, и последним усилием вонзается игрушка Шерена в мышцы жертвы.

Рэми уже не кричал. Он душу вкладывал в крик. И молил о смерти, когда боль вдруг отхлынула...

Лоза, мгновение назад бывшая живой, вдруг перестала высасывать из Рэми силы, окутывать его болью. Умерла. Еще не веря, Рэми разорвал окутывающие его витки, и, уворачиваясь от набросившегося на него с ножом Урия, через все еще льющиеся слезы закричал:

- А-а-а-а-а-р!

Слабость не давала встать. Рэми чувствовал, что в таком состоянии, почти потерявший сознание, он и мальчику одолеть не сможет, не то, что приближающегося к нему с ножом карлика:

- Ты убил ее! - кричал Урий.

- Дурак... - шипел Рэми.

Откликнулся вдруг где-то внутри брат, коснулось Рэми чужое беспокойство. Навалился на плечи вызов главы рода, заставил найти силы, чтобы встать, вцепиться в гриву Огнистого.

- Нет... не убивай, - прошептал Рэми но Искра на этот раз не послушался. Лягнув, он раскроил череп бросившегося за ними Урия, и раньше, чем Рэми успел пожалеть о смерти учителя, влетел из бушующего пламени в спасительную кляксу перехода.

Ударяет в глаза свет, скользят копыта Искры по мраморному полу, конь останавливается, а Рэми, отчаянно кашляя, чувствует, что летит...

- О боги! - вскрикивает рядом Арман. - Рэми!

Чья-то сила, кажется, Лерина, останавливает у самой земли, не давая и без того измученному телу удариться о жесткий пол. Рэми, не переставая кашлять, растирает по щекам кровь, копоть и слезы и зовет:

- Кадм!

Кто-то отодвинул Ара, опустился рядом, тихо сказал:

- Я здесь, Рэми!

Расплывалось перед глазами лицо телохранителя, но Рэми нашел силы, чтобы забрать от Эллиса листок, всунуть его в ладонь Кадма и прошептать:

- Убей всех! Огнистый... он может убить лозу...

- Убью, - сузил глаза Кадм. - Если уж ты просишь, то убью, не сомневайся, мальчик...

- Я не маль... - прошептал Рэми, теряя сознание. Второй раз в этом проклятом тронном зале. И, уж видят боги, в последний.

- Кто-нибудь мне объяснит, что тут происходит? - холодно спросил Мир, когда Лерин всем объявил - Рэми жить будет, но посвящение придется отложить на завтра.

- Да ничего особенного, - ответил Кадм, рассматривая пятна крови на светлом церемониальном плаще. - Обычная работа телохранителей. Боюсь, мне придется пропустить завтрашний праздник. Арман, одолжишь лошадку?

"Лошадка", столь неуместная в тронном зале, стрельнула в сторону телохранителя острым взглядом, явно таким поворотом событий недовольная.

Эллис при помощи Лерина поднял Рэми на руки, входя в созданный духом замка переход.

- Пойду с тобой, - холодно ответил Арман, бросив последний взгляд на брата и поворачиваясь к телохранителю. - Я тоже люблю охоту. А еще больше - месть.

- Вот и все, - выдохнула Виссавия. - Ты проиграл, брат мой. Не слышал, что сказал Рэми - он поклялся стать телохранителем Мира. А мои сыновья слово держат...

- Зачем мальчишке было надо рисковать своей жизнью? Ну зачем? И за что Алкадий так ненавидит Рэми?

- Потому как он виссавиец, - ответила богиня. - Изгнанный. Рэми ненавидит, потому как любит меня и тоскует по клану, но домой ему дороги нет, и он это знает...

- За что его изгнали?

- За его "дар", вернее, проклятие. Алкадий ест силу других, иначе выжить он не может. В молодости он "съел" силу маленькой девочки, сестры-близнеца Элана, да неудачно съел - девочка умерла. Алкадий был изгнан из клана, но Элану этого показалось мало... когда к нему пришла весточка, что Алкадий находится в одном из замков Кассии, мой маг долго не думал: снес замок вместе со всеми обитателями. И я ему в том помогла...

- Чуть было не убив Рэми...

- Умница, все понимаешь. Мне нужен был наследник, что созреет вне клана и его глупых традиций, и такого наследника я получила. Даже от своих верных хранительниц держала я в тайне, что Рэми жив, но приказала Элана не трогать... тронули его из Кассии. Алкадий знал, кто уничтожил замок, и рассказал это своему связанному магической клятвой верности слуге... Эдлаю. Как и то, что Миранис в скором времени умрет, а он, Алкадий взойдет на трон... чтобы стать на шаг ближе к уничтожению моего клана.

- Алкадий так тебя ненавидит? И ты ничего не делаешь?

- Я делаю... Эдлай никогда особо не любил ни повелителя, ни его легкомысленного сыночка, потому и решил прибрать к руках незаконнорожденную дочь при помощи Элана, на всякий случай. Это чуть было не стоило придворному жизни... Алкадий таких шуточек не понимает. Однако подумав, он решил, что это даже вполне неплохо - стать теневым повелителем Кассии и решил Эдлаю помочь избавиться от Мираниса и Деммида. Но тут появился Рэми... мой мальчик очень плохо умеет строить, зато рушить у него получается прям отлично. Сначала он "нечаянно" спас принца, с твоей помощью, не смотри на меня так, я помню, потом "случайно" стал причиной, почему Бранше спас Армана... а вся эта цепочка случайностей привела его к Алкадию.

- Почему он сам рисковал?

- Алкадий - моя ошибка. И судьба Рэми его остановить. Не телохранителей судьба, не кого-то другого, именно Рэми. Рэми, по сути, и остановил. Почти.

- Хочешь сказать, что еще ничего не закончилось?

- Откуда мне знать? Зато я знаю, что Аланна станет невестой Рэми... она позаботиться, чтобы твой культ был восстановлен. Элан по приказу хранительницы расскажет Миранису свою историю, и это слегка примирит моего Рэми со мной. Совсем немного, но большего мне пока и не надо. Когда Рэми наконец-то станет сильным, я потребую его у Кассии, и он вернется ко мне, как наследник, который не подвластен предрассудкам виссавийцев. Мне нужна была свежая кровь, и я ее получила. Для тебя же все закончилось. Живи себе и радуйся, младший бог желаний...

- Я буду следить за Рэми.

- Он вышел из-под твоей власти... да и не был он там никогда.

- Все равно... это зрелище стало слишком интересным, чтобы его пропустить...