ЛСД - мой трудный ребёнок - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Альберт Хофманн (Глава 5. От лекарства к наркотику) #6

Глава 5. От лекарства к наркотику

В течение первых лет после его открытия, ЛСД принёс мне то же счастье и удовлетворение, что чувствовал бы любой химик-фармацевт, узнав, что вещество, которое он получил, стало ценным лекарственным препаратом. Ведь целью деятельности химика, работающего в фармацевтике, как раз и является получение новых лекарств; в этом и состоит смысл его работы.

Немедицинское применение ЛСД

Радость быть отцом ЛСД была омрачена после более чем десяти лет непрерывной научной работы и медицинского использования ЛСД; эта радость была смыта огромной волной увлечения наркотиками, которая начала распространяться в западном мире, главным образом в США, в конце 50-х. Было странным, насколько быстро ЛСД приспособился к своей роли в качестве наркотика, и со временем, как только появилась информация о нем, стал наркотиком номер один. Чем больше распространялось употребление ЛСД как наркотика, увеличивая число несчастных случаев, вызванных бездумным, без медицинского контроля, применением, тем больше ЛСД становился трудным ребёнком для меня и для компании Сандоз.

Было очевидно, что вещество со столь фантастическим действием на умственное восприятие и ощущение внутреннего и внешнего мира, вызовет интерес за пределами медицины, но я не ожидал, что ЛСД, с его непостижимыми, жуткими, потрясающими эффектами, столь неподходящий как средство для развлечения, найдёт всемирное применение в качестве наркотика. Я предполагал любопытство и интерес со стороны людей искусства – актёров, художников, писателей – но никак людей в целом. После научных публикаций в начале столетия о мескалине, который, как уже упоминалось, вызывает психические эффекты, подобные ЛСД, использование этого вещества оставалось в сфере медицины, а также, с целью экспериментов, в художественных и литературных кругах. Я ожидал того же и от ЛСД. И действительно, первые немедицинские эксперименты с собой при помощи ЛСД проводились писателями, художниками, музыкантами и другими интеллектуалами.

Употребление ЛСД вызывало удивительные эстетические переживания и давало способность проникать в суть творческого процесса. Художники испытывали необычайные влияния на свою творческую работу. Один из видов искусства, использовавший это, стал известен как психоделическое искусство. Оно подразумевает творения, созданные под влияние ЛСД или других психоделиков, при этом они используются в качестве стимула или источника вдохновения. Образцом публикаций на эту тему является книга Роберта Е.Л. Мастерса и Джин Хьюстон «Психоделическое искусство» (Balance House, 1968). Работы в психоделическом искусстве не создаются во время действия препарата, а лишь в последствии, когда художник вдохновлён этими переживаниями. Во время действия препарата, творческая деятельность затруднена, если не вовсе невозможна. Поток образов слишком велик и растёт слишком быстро, чтобы запечатлеть его. Несметные видения парализуют деятельность. Таким образом, продукты творчества, созданные непосредственно во время действия ЛСД, в большинстве примитивны по характеру и заслуживают внимания не столько благодаря своим художественным качествам, сколько потому, что они являются своего рода картой психики, которая позволяет проникнуть в глубинную структуру сознания художника, активизированную и ставшую сознательной благодаря ЛСД. Это было показано позднее в широкомасштабных экспериментах мюнхенского психиатра Рихарда П. Хартманна, в которых приняли участие тридцать известных художников. Он опубликовал результаты в своей книге Malerei aus Bereichen des Unbewussten: Kunstler Experimentieren unter LSD (Живопись из области бессознательного: эксперименты художников с ЛСД), Verlag M. Du Mont Schauberg, Cologne, 1974).

Эксперименты с ЛСД дали также новый толчок к исследованиям сущности религиозных и мистических переживаний. Религиоведы и философы обсуждали вопрос о том, являются ли религиозные и мистические переживания, часто встречающиеся во время ЛСД сеансов подлинными, то есть сравнимыми со спонтанными религиозно-мистическими озарениями.

Это немедицинская, но все ещё серьёзная стадия исследований ЛСД, временами параллельная медицинским исследованиям, временами сопровождавшая их, все больше затмевалась в начале 60-х, в то время как употребление ЛСД как наркотика со скоростью эпидемии распространялось во всех классах общества, превратившись в настоящую манию в Соединённых Штатах. Быстрый рост употребления наркотиков, который начался в этой стране приблизительно двадцать лет назад, не был, однако, последствием открытия ЛСД, как заявляли поверхностные наблюдатели. Скорее он имел глубокие социологические корни: материализм, отстранение от природы из-за индустриализации и растущей урбанизации, отсутствие удовлетворения от работы в механизированном мире, скука и бесцельность богатого пресыщенного общества, отсутствие религиозных, воспитательных и осмысленных философских основ жизни.

Существование ЛСД даже считалось его энтузиастами неким предопределённым совпадением – его должны были открыть именно в это время, чтобы помочь людям, страдающим от условий современности. Не удивительно, что впервые ЛСД распространился как наркотик в США, стране, где наиболее развита индустриализация, урбанизация и механизация, даже сельского хозяйства. Это те же самые факторы, что привели к возникновению и росту движения хиппи, которое распространялось одновременно с волной употребления ЛСД. Они неразрывно связаны. Было бы интересно проследить, в какой мере потребление психоделиков продвигало движение хиппи и наоборот.

Движение ЛСД от медицины и психиатрии к наркотику началось и ускорилось благодаря публикациям о сенсационных экспериментах с ЛСД, которые, хотя и проводились в психиатрических клиниках и университетах, но результаты которых опубликовывались во всех подробностях не в научных изданиях, а, скорее, в газетах и журналах. Репортёры становились подопытными кроликами. Сидни Катц, например, участвовал в эксперименте с ЛСД в больнице канадской провинции Саскачеван под наблюдением известных психиатров; тем не менее, он не опубликовал свои переживания в медицинском журнале. Вместо этого, он описал их в статье озаглавленной «Двенадцать часов в качестве сумасшедшего» в своём журнале Канадский Национальный Журнал МакЛин'з, красочно иллюстрированной полными фантазии деталями. Весьма популярный немецкий журнал Куик, в своём 12 выпуске от 21 марта 1954 года, опубликовал сенсационный отчёт художника Вильфрида Целлера, свидетеля «Дерзкого научного эксперимента» («Ein kuhnes wissenschaftliches Experiment»), который принял «несколько капель лизергиновой кислоты» в психиатрической клинике Венского Университета. Среди многочисленных публикаций подобного рода, которые способствовали пропаганде ЛСД среди непрофессионалов, стоит упомянуть ещё один пример: крупноформатная, иллюстрированная статья в журнале Лук за сентябрь 1959. Озаглавленная «Любопытная История Нового Гари Гранта», она сделала огромный вклад в распространение употребления ЛСД. Грант, знаменитая кинозвезда получал ЛСД в респектабельной калифорнийской клинике во время сеансов психотерапии. Он сообщил корреспонденту журнала Лук, что всю жизнь искал внутреннего согласия, но ни йога, ни гипноз, ни мистицизм не помогли ему. Только лечение при помощи ЛСД сделало из него нового, окрепшего человека, и, после трёх распавшихся браков, он поверил, что вновь может любить и сделать женщину счастливой.

Эволюции ЛСД от лекарства к наркотику способствовала, прежде всего, деятельность доктора Тимоти Лири и доктора Ричарда Альперта из Гарвардского Университета. В следующих разделах я вернусь более подробно к доктору Лири и моим встречам с этим человеком, который стал всемирно известен как апостол ЛСД.

На рынке США также появились книги, в которых фантастические эффекты ЛСД описывались более подробно. Здесь надо упомянуть только о двух наиболее важных из них: «Исследование Внутреннего Пространства», написанная Джейн Данлэп (Harcourt Brace and World, New York, 1961) и «Моё Эго и Я», написанная Констанцией А. Ньюланд (N A.L. Signet Books, New York, 1963). Хотя в обоих случаях ЛСД использовался в рамках психиатрии, авторы адресовали свои книги, ставшие бестселлерами, широкой публике. В своей книге, названной «Интимный и совершенно честный отчёт одной женщины о смелом эксперименте с новейшим психиатрическим препаратом ЛСД 25» Констанция А. Ньюланд описала интимные подробности того, как она излечилась от фригидности. После подобных признаний можно легко представить, что многие люди захотят самостоятельно попробовать это чудесное лекарство. Ошибочное мнение, созданное подобными отчётами – что достаточно просто принять ЛСД, чтобы самому достигнуть таких чудотворных эффектов и изменений – вскоре привело к широкому распространению самостоятельных экспериментов с новым препаратом.

Появлялись также и объективные, информативные книги о ЛСД и его задачах, например, такие, как прекрасная работа психиатра доктора Сидни Коэна «Внешнее внутри» (Atheneum, New York, 1967), в которой ясно раскрывались опасности легкомысленного употребления ЛСД. Однако они были не в силах остановить ЛСД эпидемию.

Поскольку эксперименты с ЛСД зачастую проводились в неведении о его глубоких, потрясающих и непредсказуемых эффектах и без медицинского наблюдения, они часто плохо заканчивались. С ростом потребления ЛСД как наркотика, стали учащаться «страшные путешествия» (horror trips) – эксперименты с ЛСД, которые приводили к состояниям потерянности и панике, часто становившиеся причинами несчастных случаев или даже преступлений.

Быстрый рост немедицинского потребления ЛСД в начале 60-х отчасти относится на счёт наркотических законодательств, существовавших тогда в большинстве стран, которые не включали в себя ЛСД. По этой причине люди, всегда употреблявшие наркотики, перешли с запрещённых наркотиков на легальный тогда ещё ЛСД. Кроме того, срок последнего патента Сандоз на изготовление ЛСД истёк в 1963, устранив последний барьер для нелегального изготовления этого препарата.

Рост наркотического использования ЛСД стал для нашей фирмы тяжёлой ношей. Национальные экспертные лаборатории и медицинские власти запрашивали у нас сведения о его химических и фармакологических свойствах, устойчивости и токсичности ЛСД, аналитических методах для его обнаружения в образцах конфискованных наркотиков, а также в человеческом теле, в крови и моче. Это повлекло за собой многотомную переписку, которая разрослась в связи с вопросами со всего мира о несчастных случаях, отравлениях, преступлениях, и так далее, причиной которых было злоупотребление ЛСД. Все это означало огромные, бесполезные трудности, к которым деловое управление Сандоз относилось с неодобрением. Так случилось, что однажды профессор Штолль, в то время исполнительный директор фирмы, упрекнул меня: «Уж лучше бы вы никогда не открывали ЛСД».

В то время я постоянно был охвачен сомнениями относительно того, что ценные фармакологические и психические свойства ЛСД могут быть перевешены его опасностями, а также вредом, причинённым его злоупотреблением. Должен ли ЛСД стать для человечества благом или проклятием? Я часто спрашивал себя об этом, когда думал о своём трудном ребёнке. Другие мои препараты Метергин, Дигидроэрготамин и Гидергин не вызывали у меня подобных сложностей и проблем. Они не были трудными детьми; благодаря отсутствию у них необычных свойств, которыми можно было злоупотреблять, они должным образом стали терапевтически ценными лекарствами.

Шумиха вокруг ЛСД достигла апогея во время с 1964 по 1966, не только благодаря восторженным откликам о чудесных эффектах ЛСД со стороны любителей наркотиков и хиппи, но и благодаря отчётам о несчастных случаях, психических срывах, преступлениях, убийствах и самоубийствах, произошедших под влиянием ЛСД. Царила настоящая ЛСД истерия.

Сандоз прекращает выпуск ЛСД В связи с этой ситуацией, управление Сандоз было вынуждено сделать публичное заявление о проблемах с ЛСД и опубликовать отчёт о принятых в соответствии с этим мерах. Ниже приводиться письмо доктора А. Черлетти, бывшего в то время директором Фармацевтического Отдела Сандоз:

Решение относительно ЛСД 25 и других галлюциногенных веществ

Прошло более 25 лет с того момента, как в лабораториях САНДОЗ Альбертом Хофманном был открыт ЛСД. Несмотря на то, что фундаментальная важность этого открытия подтверждена влиянием, которое оно оказало на развитие современной психиатрической науки, следует признать, что оно взвалило на фирму САНДОЗ, владеющую правами на этот продукт, тяжёлое бремя ответственности.

Открытие нового вещества с выдающимися биологическими свойствами, помимо научной ценности, заключающейся в его синтезе, обычно является первым решающим шагом к созданию нового полезного лекарства. В случае же ЛСД, вскоре стало ясно, что, несмотря на выдающиеся свойства этого вещества, или, вернее, благодаря самой природе этих свойств, несмотря на то, что ЛСД был полностью защищён патентами САНДОЗ со времени его синтеза в 1938 году, обычные средства практических исследований не были достаточны.

С другой стороны, все свидетельства, полученные в научных лабораториях САНДОЗ во время начальных экспериментов на животных и человеке, указывали на важную роль, которую это вещество могло играть в качестве исследовательского инструмента в неврологии и психиатрии.

Поэтому было принято решение сделать ЛСД бесплатным для квалифицированных экспериментальных и клинических исследователей со всего мира. Эта широкая исследовательская программа снабжалась всей необходимой технической помощью и, во многих случаях, финансовой поддержкой.

Гигантское количество научных документов, опубликованных преимущественно в международных биохимических и медицинских изданиях, и систематизированных в «Библиографии САНДОЗ по ЛСД», а также в «Каталоге литературы по Делизиду», периодически выпускаемых САНДОЗ, даёт живые свидетельства того, что было достигнуто благодаря этой политике за приблизительно два десятилетия. Придерживаясь такого «nobile offlcium», в сочетании с высшими нормами медицинской этики со всеми самоограничениями и предосторожностями, стало возможным на протяжении многих лет избегать опасности злоупотребления (т е. использования некомпетентными и неквалифицированными людьми), которое всегда свойственно соединениям с необычным действием на ЦНС.

Несмотря на все предосторожности, время от времени, при различных обстоятельствах, совершенно от САНДОЗ не зависящих, возникали случаи злоупотребления ЛСД. Совсем недавно эта опасность усилилась, а в некоторых странах достигла масштаба серьёзной угрозы здоровью общества. Состояние дел достигло критической точки по следующим причинам: (1) Распространение по всему миру неверных представлений об ЛСД произошло из-за увеличившегося потока рекламы в виде сенсационных историй и заявлений, нацеленных на возникновение интереса у непрофессионалов; (2) В большинстве стран не существовало адекватных законов, контролирующих и регулирующих производство и распространение веществ подобных ЛСД; (3) Вопрос доступности ЛСД, ранее ограниченный технической базой, в корне изменился после начала массового производства лизергиновой кислоты методом ферментации. Поскольку срок последнего патента на ЛСД истёк в 1963, не удивительно, что все большее число торговцев чистыми химическими веществами предлагают ЛСД неизвестного происхождения его любителям, которые платят за него большие деньги.

Принимая во внимание все вышеупомянутые обстоятельства и поток запросов на ЛСД, который стал теперь неконтролируемым, фармацевтическое управление САНДОЗ приняло решение немедленно прекратить любое дальнейшее производство и распространение ЛСД. Такая же политика будет применяться и ко всем производным или аналогам ЛСД, обладающим галлюциногенными свойствами, а также к Псилоцибину, Псилоцину и их галлюциногенным производным.

На некоторое время Сандоз полностью прекратила распространение ЛСД и псилоцибина. Вслед за этим большинство стран установило жёсткое регулирование относительно владения, распространение и употребления галлюциногенов, чтобы врачи, психиатрические клиники, и научно-исследовательские институты, в случае, если им было дозволено соответствующими национальными здравоохранительными органами работать с этими веществами, могли бы снова получать ЛСД и псилоцибин. В США функции распространителя этих веществ среди исследовательских институтов, обладавших лицензией, взял на себя Национальный Институт Психического Здоровья (NIMH).

Тем не менее, все эти законодательные и формальные предосторожности немногим повлияли на потребление ЛСД как наркотика, но в то же время воспрепятствовали и продолжают препятствовать медицинскому и психиатрическому применению, и исследованиям с ЛСД в биологии и неврологии, так как многие учёные бояться сложностей, связанных с приобретением лицензии на использование ЛСД. Плохая репутация ЛСД – изображение его как «безумного наркотика» и «сатанинского изобретения» – составляет ещё одну причину, по которой многие врачи опасаются использовать ЛСД в своей психиатрической практике.

На протяжении последних лет шумиха вокруг ЛСД спала, и потребление его как наркотика тоже снизилось, насколько это можно заключить из ставших редкими сообщений о несчастных случаях и других печальных последствиях употребления ЛСД. Может оказаться, что снижение несчастных случаев, связано не просто со снижением потребления ЛСД. Возможно, что те, кто употребляет его для развлечения, со временем стали осознавать особенности эффектов и опасности ЛСД, и стали использовать его более осторожно. Несомненно, ЛСД, который некоторое время считался в западном мире и, особенно, В США, наркотиком номер один, уступил эту ведущую роль другим наркотикам, таким как гашиш, и таким вызывающим привыкание, и даже вредным для здоровья наркотикам, как героин и амфетамин. Последние упомянутые наркотики на сегодня представляют собой тревожную социальную проблему для здоровья общества.

Опасность немедицинских экспериментов с ЛСД

Несмотря на то, что использование ЛСД в психиатрии едва ли влечёт за собой какой-либо риск, употребление этого вещества за рамками медицинской практики, баз медицинского наблюдения, чревато различными опасностями. Эти опасности лежат, с одной стороны, во внешних обстоятельствах, связанных с нелегальным употреблением наркотиков, а с другой стороны, в особенностях психических эффектов ЛСД.

Позиция защитников свободного, бесконтрольного употребления ЛСД и других галлюциногенов основана на двух утверждениях: (1) этот тип веществ не вызывает пристрастия и (2) до сих пор не доказана опасность для здоровья от умеренного потребления галлюциногенов. Оба из них верны. Настоящее привыкание, отличающееся тем, что при прекращении употребления наркотика возникают психические, а, зачастую, и тяжёлые физические нарушения, никогда не наблюдалось для ЛСД, даже в случаях, когда его принимали часто, на протяжении долгого времени. До сих пор не зафиксировано ни одной смерти или случаев инвалидности ставших следствием употребления ЛСД. Как уже рассматривалось подробнее в главе «ЛСД в экспериментах над животными и биологических исследованиях», ЛСД, в действительности, относительно нетоксичное вещество в сравнении с его необычайно высокой психической активностью.

Психотические реакции ЛСД, как и остальные галлюциногены, опасны совершенно в ином смысле. В то время как, психические и физические опасности наркотиков, вызывающих пристрастие: опиатов, амфетаминов и так далее, проявляются только при хроническом употреблении, возможная опасность ЛСД существует в каждом отдельном эксперименте. Это происходит потому, что сильное состояние дезориентации может возникнуть во время любого приёма ЛСД. Действительно, при внимательной подготовке к эксперименту и самого экспериментатора эти случаи во многом можно предотвратить, но никогда нельзя исключить их с уверенностью. Кризисные ЛСД состояния напоминают приступы психозов маниакального или депрессивного характера.

При маниакальном, гиперактивном состоянии, ощущение всесилия и неуязвимости может привести к серьёзным травмам. Подобные происшествия случались, когда люди, считавшие себя неуязвимыми под воздействие галлюциногенов, расхаживали мимо несущихся автомобилей или прыгали из окна, полагая, что могут летать. Тем не менее, эти, случившиеся из-за ЛСД происшествия, не так распространены, как можно подумать, основываясь на сенсационных преувеличенных слухах, распространяемых средствами массовой информации. Однако подобные сообщения могут служить серьёзным предупреждением.

С другой стороны, сообщение, обошедшее в 1966 весь мир, об убийстве, якобы совершенным под воздействием ЛСД, не может быть правдой. Подозреваемый, молодой житель Нью-Йорка, обвиняемый в убийстве своей тёщи, рассказал при аресте, непосредственно после случившегося, что он ничего не знал о преступлении и что он путешествовал под ЛСД в течение трёх дней. Действие же ЛСД, даже при самых высоких дозах, длиться не более двенадцати часов, а повторный приём приводит к толерантности, то есть последующие дозы не действуют. Кроме того, действие ЛСД характерно тем, что человек точно помнит, что с ним происходило. По-видимому, подсудимый в этом деле рассчитывал на смягчающие обстоятельства в виде помутнения рассудка.

Опасность психоза особенно велика, если ЛСД даётся кому-либо без его ведома. Это наглядно показывает случай, который произошёл вскоре после открытия ЛСД, во время первых исследований с новым веществом в психиатрической клинике Цюрихского Университета, когда люди ещё не осознавали опасности таких шуток. Молодой врач, которому его коллеги забавы ради подсыпали ЛСД в кофе, захотел переплыть Цюрихское озеро зимой при -20C и его пришлось усмирять силой.

Существует и другая опасность, когда вызванная ЛСД дезориентация обладает скорее депрессивным, чем маниакальным характером. В течение такого ЛСД эксперимента пугающие видения, страх смерти или сумасшествия могут привести к угрожающим психическим срывам или даже к самоубийству. Тогда ЛСД путешествие становиться «ужасным путешествием» (horror trip).

Сенсацией стала смерть доктора Олсона, которому дали ЛСД без его ведома во время экспериментов с эти препаратом в американской армии, и который после этого покончил жизнь самоубийством, выпрыгнув из окна. Его семья не могла понять, что толкнуло этого спокойного, уравновешенного человека на такой поступок. И только через пятнадцать лет, когда были опубликованы секретные документы об этих экспериментах, они узнали об истинных причинах, после чего президент США публично извинился перед родственниками.

Предпосылки для положительного результата ЛСД эксперимента и низкой вероятности психического срыва находятся, с одной стороны, в самой личности, а с другой стороны, во внешней среде эксперимента. Внутренние, личные факторы называются настроем, или установкой (set), внешние – окружением, или обстановкой (setting).

Красота помещения или окружающей местности воспринимается в результате мощной стимуляции органов чувств при помощи ЛСД с необычайной силой, и такие приятные чувства оказывают существенное влияние на ход эксперимента. Присутствующие люди, их внешность, черты – это тоже часть обстановки, которая предопределяет впечатления. Акустический фон важен в той же мере. Даже безобидные шумы могут превратиться в пытку, и, наоборот, приятная музыка может стать эйфорическим переживанием. При проведении ЛСД экспериментов в неприятной или шумной обстановке возникает большая опасность негативных последствий, включая психические срывы. Современный мир машин и приборов создаёт множество видов фоновых шумов, которые очень просто могут вызвать панику в состоянии повышенной чувствительности.

Таким же важным фактором ЛСД экпириенса, как внешняя среда, если не более важным, является психическое состояние экспериментатора, состояние его ума, его отношение к галлюциногенам, его ожидания, связанные с ними. Даже бессознательное чувство счастья или страха может оказать влияние. Ощущение счастья может усилиться до блаженства, а депрессия сгуститься до отчаяния. Поэтому, ЛСД – самое неподходящее средство, которое только можно представить, для лечения депрессивных состояний. Опасно принимать ЛСД в расстроенном, печальном состоянии, или в состоянии страха. В этом случае, весьма велика вероятность того, что эксперимент окончиться психическим срывом.

Среди людей с неустойчивой структурой личности, тяготеющих к психотическим реакциям, эксперименты с ЛСД должны быть совершенно исключены. В таком случае, шок от ЛСД, высвобождая скрытый психоз, может причинить стойкую психическую травму.

Психика самых юных тоже считается неустойчивой, в смысле её незрелости. В любом случае, шок от столь мощного потока новых и странных восприятий и ощущений, какой порождает ЛСД, ставит в опасность чувствительную психику развивающегося организма. В профессиональных кругах, и я тоже придерживаюсь этого мнения, отвергается даже медицинское применение ЛСД в рамках психоаналитического и психотерапевтического лечения для подростков младше восемнадцати лет. У подростков большей частью отсутствует спокойное, прочное отношение к реальности. Такое отношение необходимо, прежде чем драматический опыт новых измерений реальности сможет осмысленно включиться в видение мира. Вместо расширения и углубления восприятия реальности, такие переживания могут привести к неуверенности и чувству потерянности у подростка. Благодаря свежести чувственного восприятия, и пока ещё неограниченной способности воспринимать, самопроизвольные визионерские переживания случаются в молодом возрасте чаще, чем в дальнейшей жизни. По этой причине психостимулирующие вещества не должны использоваться для подростков.

Даже у взрослого, здорового человека, даже при соблюдении всех упомянутых мер предосторожности и надлежащей подготовке, ЛСД эксперимент может не удастся и вызвать психотическую реакцию. Поэтому крайне желательно медицинское наблюдение, даже для немедицинских экспериментов с ЛСД. Это должно включать в себя обследование состояния здоровья до эксперимента. Хотя врачу и не требуется присутствовать во время сеанса, тем не менее, медицинская помощь должна быть все время доступна.

Острые ЛСД психозы можно быстро и надёжно прервать и удержать под контролем при помощи инъекции хлорпромазина или другого подобного седативного средства.

Присутствие знакомого человека, который мог бы в случае крайней необходимости позвать врача, тоже является существенной психологической страховкой. Несмотря на то, что действие ЛСД характеризуется, в основном, погружением в личный внутренний мир, иногда возникает глубокая потребность в общении, особенно во время депрессивных стадий.

ЛСД на чёрном рынке

Немедицинское употребление ЛСД таит в себе опасность другого характера, о которой не упоминалось до сих пор: неизвестное происхождение большинства ЛСД на чёрном рынке. Виды ЛСД, предлагаемые на чёрном рынке, ненадёжны, как в смысле качества, так и дозировки. Они редко содержат рекламируемое количество ЛСД; в большинстве случаев его в них меньше, зачастую и вовсе нет, а иногда даже слишком много. Во многих случаях вместо ЛСД продают другие наркотические, или даже ядовитые вещества. Эти наблюдения были получены в нашей лаборатории после анализа большого количества образцов ЛСД с чёрного рынка. Они совпадают с результатами национальных ведомств по контролю за наркотиками.

Ненадёжность силы действия разновидностей ЛСД на нелегальном рынке наркотиков может привести к опасной передозировке. Передозировка часто оказывалась причиной неудачных экспериментов с ЛСД, которые приводили к тяжёлым психическим и физическим расстройствам. Голословные утверждения о смертельных отравлениях ЛСД до сих пор не подтверждались. При детальной проверке этих случаев неизменно находились другие причины.

Следующий случай, произошедший в 1970 году, часто упоминается как пример возможной опасности ЛСД с чёрного рынка. Мы получили от полиции для анализа порошок, который продавался как ЛСД. Он был изъят у молодого человека, который был госпитализирован в критическом состоянии и чей друг погиб результате употребления этого порошка. Анализ выявил, что этот порошок содержал не ЛСД, а весьма токсичный алкалоид стрихнин.

Причиной того, что разновидности ЛСД с чёрного рынка содержат меньшее, чем заявленное количество ЛСД, или вовсе его не содержат, является либо преднамеренная фальсификация, либо высокая неустойчивость этого вещества. ЛДС очень чувствителен к воздуху и свету. Он разрушается из-за окисления кислородом воздуха и превращается в неактивное вещество под воздействием света. Это следует учитывать во время синтеза и, особенно, во время приготовления устойчивых, долго хранящихся форм ЛСД. Неправда и то, что ЛСД легко приготовить, или то, что студент-химик в более-менее сносной лаборатории может его синтезировать. Методы синтеза ЛСД действительно были опубликованы и доступны каждому. Имея в руках эти подробные методики, химик может провести синтез, если он располагает чистой лизергиновой кислотой; однако, её распространение в настоящее время регулируется тем же жёстким законодательством, что и для ЛСД. Ввиду неустойчивости этого вещества, для выделения ЛСД из реакционного раствора в чистой кристаллической форме, с целью получения устойчивого препарата, требуется специальное оборудование и особый опыт, который непросто приобрести.

ЛСД остаётся абсолютно устойчивым только в полностью свободных от кислорода и защищённых от света ампулах. Такие ампулы, содержащие 100 мкг (0.1 мг) ЛСД-тартрата (виннокислой соли ЛСД) в 1 куб см водного раствора, выпускались фирмой Сандоз для биологических исследований и медицинского использования. ЛСД в таблетках изготавливается с добавками, которые предотвращают окисление, и, хотя в этой форме он не абсолютно устойчив, тем не менее, он сохраняется в течение длительного времени. Разновидности ЛСД, встречающиеся на чёрном рынке – ЛСД раствор, который наносят на кусочки сахара или на промокашку – разлагаются в течение недель или нескольких месяцев.

Для такого сильнодействующего вещества как ЛСД, правильная дозировка имеет первостепенное значение. Здесь хорошо подходит принцип Парацельса: доза определяет, как будет действовать вещество, как лекарство, или, как яд. Дозировку препаратов с чёрного рынка невозможно контролировать, поскольку их силу действия никто не может гарантировать. Таким образом, одна из опасностей немедицинских экспериментов с ЛСД лежит в использовании препаратов неизвестного происхождения.

Случай доктора Лири

Доктор Тимоти Лири, который стал всемирно известен как апологет употребления наркотиков, необычайно сильно повлиял на распространение нелегального употребления ЛСД в Соединённых Штатах. Во время отпуска в Мексике в 1960, Лири попробовал легендарные «священные грибы», приобретённые по случаю у шамана. Во время действия грибов он вошёл в состояние религиозно-мистического экстаза, который он описывал как глубочайшее религиозное переживание своей жизни. С этого момента, доктор Лири, который в то время читал лекции по психологии в Гарвардском Университете (г. Кембридж, штат Массачусетс), полностью посвятил себя исследованию эффектов и возможностей применения психоделиков. Совместно с его коллегой доктором Ричардом Алпертом, он реализовал в университете различные научные проекты, в которых использовались ЛСД и псилоцибин, полученные нами к тому времени.

Применяя научную методологию, при помощи ЛСД и псилоцибина, они производили опыты по возвращению заключённых в общество, опыты с теологами и представителями духовенства, у которых при помощи психоделиков они вызывали религиозно-мистический экстаз, опыты по стимуляции творчества у художников и писателей. Даже такие люди как Олдос Хаксли, Артур Кёстлер и Аллен Гинзберг участвовали в этих исследованиях. Особое значение придавалось вопросу, до какой степени психическая подготовка и ожидания субъекта, а также внешняя среда эксперимента, способны влиять на характер психоделических состояний.

В январе 1963 доктор Лири прислал мне подробный отчёт об этих исследованиях, в которых он с энтузиазмом делился полученными положительными результатами и выражал свою уверенность в преимуществах и многообещающих возможностях такого использования этих активных веществ. В то же самое время, фирма Сандоз получила от Департамента Общественных Связей Гарвардского Университета запрос на поставку 100 г ЛСД и 25 кг псилоцибина, подписанный доктором Тимоти Лири. Потребность в таком громадном количестве (указанные числа соответствуют 1 миллиону доз ЛСД и 2.5 миллионам доз псилоцибина) обосновывалась расширением исследований в области органов и тканей и экспериментов с животными. Мы поставляли эти вещества при условии наличия лицензии на импорт, получаемой от здравоохранительных органов США. Немного позже мы получили заявку на поставку указанных количеств ЛСД и псилоцибина, и, совместно с этим, чек на 10000$ в качестве залога, но без необходимой лицензии на импорт. Эту заявку подписал доктор Лири, но уже не как лектор Гарвардского Университета, а как президент недавно созданной им организации Международная Федерация Внутренней Свободы (IFIF). Вдобавок к этому, поскольку наш запрос тогдашнему декану Гарвардского Университета показал, что университетское начальство не утвердило продолжение научных проектов Лири и Алперта, мы отвергли это предложение и возвратили депозит.

Вскоре после этого, Лири и Алперт были исключены из преподавательского состава Гарвардского Университета, потому что их исследования, вначале проводившиеся в академическом русле, потеряли свой научный характер. Эти эксперименты превратились в ЛСД вечеринки.

ЛСД путешествие – ЛСД как билет на полную приключений поездку в новые миры психического и физического экспириенса – стало последним писком моды среди студентов, быстро распространившись из Гарварда на другие университеты. Доктрина Лири о том, что ЛСД не только служит для поиска божественного начала и открытия себя, но и является самым сильным из когда-либо найденных афродизиаков, несомненно, внесла решающий вклад в распространение употребления ЛСД среди молодого поколения. Позднее, в интервью ежемесячному журналу Плейбой, Лири заметил, что возможность усиливать сексуальные ощущения и достигать сексуального экстаза при помощи ЛСД была главной причиной ЛСД бума.

После изгнания из Гарвардского Университета, Лири полностью превратился из лектора по психологии, занимающегося научными изысканиями, в мессию психоделического движения. Он и его друзья из IFIF организовали центр психоделических исследований в живописных окрестностях мексиканского городка Сиуатанехо. Я получил персональное приглашение от доктора Лири принять участие в спланированном на высшем уровне семинаре по психоделикам, который должен был пройти там в августе 1963. Я хотел с удовольствием принять это важное приглашение, тем более мне предлагали компенсацию дорожных расходов и бесплатное проживание, чтобы узнать на собственном опыте о методах, экспериментах и, в целом, об атмосфере этого центра психоделических исследований, о котором ходили противоречивые, и в какой-то степени удивительные, слухи. К сожалению, служебные обязанности не дали мне возможности слетать в тот раз в Мексику, чтобы получить личное впечатление об этом противоречивом проекте. Центр Психоделических Исследований в Сиуатанехо не просуществовал долго. Лири и его сторонники были высланы из страны мексиканским правительством. Лири же, который с этого времени стал не только мессией, но и великомучеником психоделического движения, вскоре получил поддержку от молодого нью-йоркского миллионера Уильяма Хичкока, владевшего недвижимостью, который выделил для Лири в качестве новой штаб-квартиры особняк в Миллбруке. Миллбрук стал домом для ещё одной организации, проповедовавшей психоделический, трансцендентальный подход к жизни, названной Фонд Касталия.

Во время путешествия по Индии в 1965 Лири обратился в индуизм. На следующий год он основал религиозную общину, носившую название Лига Духовных Открытий, сокращённо LSD (League for Spiritual Discovery).

Призыв Лири к молодёжи сформулирован в его знаменитом лозунге «Включайтесь, настраивайтесь, исчезайте!» (Turn on, tune in, drop out!), ставшим центральным догматом культуры хиппи. Последняя из этих заповедей, «исчезайте», была призывом к бегству от буржуазной жизни, к тому, чтобы повернуться спиной к обществу, бросить школу, институт, работу, и полностью посвятить себя истинной внутренней вселенной, изучению своей нервной системы, после того, как она открывалась при помощи ЛСД. Этот призыв больше всего выходил за психологические и религиозные рамки, и поэтому имел социальный и политический смысл. Понятно, почему Лири не только стал «enfant terrible» в университете и среди своих коллег по науке, психологов и психиатров, но и вызывал ярость у политических властей. За ним установили наблюдение и слежку, и, в конце концов, заключили в тюрьму. Серьёзные приговоры – десять лет заключения по обвинению судов Техаса и Калифорнии во владении ЛСД и марихуаной, и приговор (позже отменённый) «тридцать лет заключения за контрабанду марихуаны» – показывают, что наказания за эти нарушения законов были всего лишь предлогом: реальной же целью было спрятать за решётку подстрекателя и совратителя молодёжи, которого не удавалось преследовать иным образом. Ночью с 13 на 14 сентября 1970 Лири удалось совершить побег из калифорнийской тюрьмы в Сан Луис Обиспо. Сделав крюк через Алжир, где он общался с Элдриджем Кливером, лидером движения Чёрные Пантеры, проживавшим там в изгнании, Лири прибыл в Швейцарию и там попросил политического убежища.

Встреча с Тимоти Лири

Доктор жил со своей женой Розмари, в курортном городке Villars-sur-Ollon на западе Швейцарии. При посредничестве доктора Мастронарди, адвоката доктора Лири, мы установили контакт. 3 сентября 1971 я встретился с доктором Лири в привокзальном кафе в Лозанне. Наше взаимное сердечное приветствие, было как бы символом нашей роковой взаимосвязи через ЛСД. Лири был среднего роста, стройный, неунывающий, его смуглое молодое лицо с ясными смеющимися глазами обрамлялось слегка вьющимися волосами с примесью седины. Это делало его похожим скорее чемпиона по теннису, чем на бывшего лектора Гарварда. Мы отправились на машине в Buchillons, где в ресторане A la Grande Foret, за блюдом из рыбы и стаканом белого вина наконец-то состоялся разговор между отцом ЛСД и апостолом ЛСД.

Я выразил сожаление, что исследования ЛСД и псилоцибина в Гарвардском Университете, столь многообещающе начинавшиеся, выродились до такой степени, что их продолжение в академической среде стало невозможным.

Самое серьёзное моё возражение доктору Лири касалось распространения употребления ЛСД среди подростков. Лири не пытался опровергнуть моё мнение относительно особенной опасности ЛСД для молодёжи. Тем не менее, он утверждал, что я неоправданно упрекал его в склонении малолетних к употреблению наркотиков, поскольку подростков в США, в плане информированности и жизненного опыта, можно было сравнивать с взрослыми европейцами. Зрелость, пресыщенность и интеллектуальный застой очень рано достигаются в Соединённых Штатах. Поэтому, он считал ЛСД экспириенс важным, полезным и развивающим даже для очень молодых людей.

Далее в этой беседе я коснулся того, что Лири искал широкой рекламы своих исследований ЛСД и псилоцибина, поскольку он приглашал репортёров из газет и журналов на свои эксперименты, а также привлекал радио и телевидение. Акцент в этом случае делался скорее на рекламу, чем на объективную информацию. Лири отстаивал свою рекламную программу, потому что он ощущал свою историческую судьбоносную роль в том, чтобы сделать ЛСД известным всему миру. Ошеломляющие положительные эффекты такого распространения, особенно среди молодого поколения американцев, сделали бы некоторый вред – те несчастные случаи, произошедшие от неправильного использования ЛСД – незначительным по сравнению с пользой, своего рода маленькой жертвой.

Во время этого разговора я убедился, что Лири несправедливо огульно называли поборником употребления наркотиков. Он делал чёткое различие между психоделическими средствами – ЛСД, псилоцибином, мескалином, гашишем – в чьих благотворных эффектах он был убеждён, и наркотиками, вызывающими пристрастие: морфином, героином и т д., от употребления которых он неоднократно предостерегал.

От этой личной встречи у меня сложилось впечатление о докторе Лири, как об очаровательном человеке, убеждённом в своих целях, который отстаивал своё мнение с юмором, но бескомпромиссно; о человеке, который действительно витал в облаках оптимизма и веры в чудесную силу психоделиков, и, который, все же, был склонён недооценивать, или даже вообще не замечать практические сложности, неприятные моменты и опасности. Лири, как выразительно показал его дальнейший жизненный путь, также проявлял легкомыслие по отношению к опасностям и нападкам, касавшимся его самого.

Во время его пребывания в Швейцарии, я случайно встретился с Лири ещё раз, в феврале 1972 в Базеле, во время своего визита к Майклу Хоровицу, хранителю библиотеки имени Фитца Хью Ладлоу в Сан-Франциско, библиотеки, специализированной на литературе по лекарственным средствам. Мы отправились в мой дом недалеко от Бурга, где продолжили наш разговор, начатый в прошлом сентябре. Лири казался беспокойным и отстранённым, возможно из-за временного нездоровья, и наша дискуссия была в этот раз менее плодотворной. Это была моя последняя встреча с доктором Лири.

Он покинул Швейцарию в конце этого года, после развода со своей женой Розмари, в сопровождении своей новой подруги Джоанны Харкорт-Смит. После краткого пребывания в Австрии, где Лири принял участие в создании документального фильма о героине, Лири и его подруга отправились в Афганистан. В аэропорту Кабула он был задержан агентами американских спецслужб и был отправлен обратно в калифорнийскую тюрьму Сан Луис Обиспо.

После того, как ничего не было слышно о Лири на протяжении долгого времени, его имя снова появилось в газетах летом 1975 в связи с сообщением о помиловании и досрочном выходе их тюрьмы. Но его не выпускали до начала 1976. Я узнал от его друзей, что теперь он был занят психологическими проблемами космических путешествий и исследованиями взаимоотношений между нервной системой человека и межзвёздным пространством – то есть, проблемами, изучение которых не должно принести ему дельнейших сложностей со стороны власти и правительства.

Путешествия во вселенной души

Именно так озаглавил исламовед доктор Рудольф Гелпке свой отчёт об экспериментах с ЛСД и псилоцибином, который появился в издании Антайос в январе 1962, и это заглавие можно использовать для следующих описаний опытов с ЛСД. ЛСД путешествия и космические полёты похожи во многих отношениях. Оба мероприятия предполагают очень тщательную подготовку, подразумевая как меры предосторожности, так и цели, чтобы снизить до минимума опасности и получить по возможности наиболее ценные результаты. Как космонавты не могут оставаться в космосе, так и ЛСД экспериментаторы не могут остаться в трансцендентных сферах, им нужно вернуться на землю, в мир повседневности, где вновь приобретённый опыт подвергнется оценке.

Следующие отчёты были выбраны, чтобы показать насколько разным может быть ЛСД экспириенс. Конкретные побуждения, подтолкнувшие к эксперименту, имели решающее значение при их подборке. Эта подборка без исключения содержит только отчёты тех людей, которые не просто попробовали ЛСД из любопытства или как утончённый наркотик ради удовольствия, но тех, кто экспериментировал с ним в поисках расширения возможностей восприятия внутреннего и внешнего мира; тех, кто пытался с помощью этого химического ключа открыть новые «двери восприятия» (Уильям Блейк); или же, применяя сравнение Рудольфа Гелпке, тех, кто использовал ЛСД, чтобы преодолеть силу тяжести пространства и времени привычного восприятия мира, для того, чтобы таким образом прибыть к новой точке зрения и пониманию во «вселенной души».

Первые две цитаты взяты из ранее упомянутого отчёта Рудольфа Гелпке.

Танец духов ветра (0.075 мг ЛСД 23 июня 1961, 13:00)

После того, как я принял эту дозу, которая считается средней, я оживлённо беседовал со своими коллегами примерно до 14:00. После этого, я отправился в одиночестве в книжный магазин Вертмюллер, где препарат определённо начал действовать. Я заметил, что темы книг, в которых я спокойно копался в глубине магазина, совершенно мне безразличны, в то время как случайные детали обстановки внезапно сильно выделялись, и казались «многозначительными»… Теперь, спустя десять минут я встретился со знакомой супружеской четой, и мне пришлось вступить с ним в разговор, который, признаюсь, никак не был для меня приятным, хотя и не был особенно мучительным. Я следил за беседой (даже за собой) «как бы издалека». Вещи, о которых мы говорили (речь шла о персидских рассказах, которые я переводил) «принадлежали к другому миру»: миру, в котором я все ещё мог выражать себя (я совсем ещё недавно жил в нем и ещё помнил «правила игры»), но с которым у меня не осталось эмоциональной связи. Мой интерес к нему пропал – я просто делал вид, что этого не замечаю.

После того, как мне удалось освободиться, я прошёл дальше по городу по направлению к рынку. У меня не было «видений», я видел и слышал все так же, как и обычно, но, тем не менее, все изменилось неописуемым образом; «невидимые стеклянные стены» были повсюду. С каждым шагом, который я делал, я все больше и больше становился похожим на автомат. Меня особенно поразило, что я, как казалось, потерял контроль над мышцами лица – я был уверен, что моё лицо окаменело, стало совершенно невыразительным, пустым, вялым, похожим на маску. Единственное, что заставляло меня идти и продолжать двигаться, это то, что я помнил, что шёл и двигался «раньше». Но чем дальше я вспоминал, тем больше я сомневался. Я помню, мои собственные руки мешали мне: я опускал их в карманы, оставлял их болтаться, соединял их за спиной… как какие-то обременительные предметы, которые мы таскаем с собой, но никто не знает, куда их спрятать. У меня была такая же реакция на все моё тело. Я больше не знал, почему оно было там, и куда мне следовало идти. Смысл таких решений был утерян. Их можно было лишь с трудом воссоздать, косвенно, через воспоминания о прошлом. Я приложил определённое усилие, чтобы пройти короткое расстояние от рынка до дома, до которого я добрался примерно в 15:10.

Я ни в коем случае не испытывал чувства опьянения. То, что я ощущал, было скорее постепенным умственным угасанием. Мне совершенно не было страшно; но я представляю, что при развитии некоторых психических заболеваний – естественно растянутом в большом промежутке времени – происходит весьма похожий процесс: пока воспоминания о прошлом существовании в мире людей ещё остаются, пациент который от него отстранился все ещё в состоянии (до какого-то момента) найти дорогу назад: однако, позднее, когда воспоминания угасли и навсегда исчезли, он полностью теряет эту возможность.

Вскоре после того, как я вошёл в свою комнату, «стеклянное оцепенение» отступило. Я присел, глядя в окно, и сразу же пришёл в восторг: окно было широко распахнуто, прозрачные занавески из тонкой ткани, напротив, были опущены, и теперь лёгкий ветерок снаружи играл с этой вуалью и силуэтами горшков с цветами на подоконнике и их веточками, которые солнечный свет очерчивал на занавесках, колыхающихся на ветру. Это зрелище полностью очаровало меня. Я «погрузился» в него, я видел только это мягкое непрестанное волнение и покачивание теней растений посреди солнца и ветра. Я знал, чем «это» было, но я искал название этому, формулу, «волшебное слово» известное мне, и оно у меня было: Totentanz, танец мёртвых… Это то, что ветер и свет показывали мне на экране из тонкой ткани. Было ли страшно? Боялся ли я? Наверное – сначала. Но затем, восхитительное веселье проникло в меня, и я слышал музыку безмолвия, и даже моя душа танцевала с вернувшимися тенями под насвистывание ветра. Да, я понял: это занавес, и этот занавес сам по себе является тайной, тем «изначальным», что всегда сокрыто. Зачем разрывать его? Тот, кто делает это, лишь разрывает себя самого. Потому что там «за пределами», «за занавесом» находится «пустота».

Полип из бездны (0.150 мг ЛСД 15 апреля 1961, 9:15)

Эффекты начались уже спустя приблизительно 30 минут с сильного внутреннего волнения, дрожащих рук, холодной кожи, металлического привкуса на небе.

10:00 Обстановка комнаты превратилась в фосфорицирующие волны, бегущие от пяток даже сквозь моё тело. Кожа, особенно пальцы ног, заряжены электричеством; все ещё постоянно растущее возбуждение мешает ясному мышлению…

10:20 У меня не хватает слов, чтобы описать моё теперешнее состояние. Как будто кто-то «другой», совершенно чужой овладевает мной частица за частицей. Очень трудно писать («сдерживаемый» или «несдерживаемый»? – не знаю!).

Этот зловещий процесс прогрессирующего самоотчуждения вызвал во мне чувство бессилия, желание беспомощно сдаться. Около 10:30 сквозь закрытые глаза я увидел бесчисленные пересекающиеся линии на красном фоне. Тяжёлое как свинец небо давило на все; я чувствовал, как моё «Я» сжимается, и я ощущал себя маленьким карликом… Незадолго до 13:00 я избавился от все более гнетущей атмосферы компании в студии, где мы только мешали друг другу полностью раскрыться воздействию ЛСД. Я уселся на полу в маленькой, пустой комнате, спиной к стене и смотрел через единственное окно над узким фасадом напротив меня на серо-белое небо в облаках. Оно, как и вся обстановка в целом, казалось в этот момент безнадёжно нормальным. Я был удручён, и сам казался себе настолько отвратительным и ненавистным, что я не осмелился бы взглянуть (и, действительно, весь этот день отчаянно этого избегал) в зеркало или в лицо другому человеку. Мне очень хотелось, чтобы этот дурман скорее закончился, но моё тело все ещё было в его власти. Я представил, что ощущаю, под его давящей тяжестью, как мои конечности обвиты сотнями щупальцев полипа – да, я действительно воспринимал все это в мистическом ритме; электрические прикосновения, как бы настоящего, хотя и невидимого, злобного существа, к которому я обращался громким голосом, чертыхаясь и вызывая его на открытый поединок. «Это всего лишь проекция зла внутри тебя самого», уверял меня другой голос. «Это чудовище, рождённое в твоей душе!» Это понимание возникло как сверкнувший клинок. Оно прошло сквозь меня со спасительной отчётливостью. Щупальца полипа отвалились от меня, как отрезанные, и до этого пасмурное, мрачное серо-белое небо в раскрытом окне заискрилось, как залитая солнцем поверхность воды. Пока я смотрел на него, словно околдованный, оно превратилось (для меня!) в настоящую воду: на меня хлынул подземный источник, прорвавшийся мгновенно оттуда, и теперь устремившийся ко мне, желая стать штормом, озером, океаном из миллионов миллионов каплей – и на всех, на каждой из этих капель, танцевал свет… Когда комната, окно и небо вернулись в моё сознание (было 13:25), действие вещества ещё не закончилось, но его арьергард, прошедший мимо меня в последующие два часа, очень напоминал радугу, которая возникает после бури. Как отчуждение от окружающей среды и отчуждение от собственного тела, пережитые в обоих предыдущих опытах, описанных Гелпке, так и ощущение чужеродного существа, демона, который овладевает телом – являются характерными чертами воздействия ЛСД, которые, несмотря на многообразие и непостоянство переживаний, встречаются в большинстве отчётов об экспериментах. Я уже описывал одержимость ЛСД демоном в качестве жуткого переживания из моего первого запланированного эксперимента с собой. Тогда тревога и страх овладели мной чрезвычайно сильно, потому что я ни в коей мере не подозревал, что этот демон отпустит свою жертву.

Приключения, описанные в следующем отчёте, написанным художником, принадлежат к совершенно другому типу ЛСД экспириенса. Этот художник пришёл ко мне, чтобы узнать моё мнение о том, как следует понимать и толковать пережитое под ЛСД. Он боялся, что полная перемена в его собственной жизни, ставшая следствием его эксперимента с ЛСД, могла основываться на пустой иллюзии. Моё объяснение – что ЛСД, как вещество биохимического действия, только подталкивает к видениям, но не создаёт их, и, что эти видения скорее рождены в его душе – дало ему уверенность в осмысленности перемен в его жизни.

ЛСД экспириенс художника

…Потом мы с Евой отправились в уединённую горную долину. Там, на природе я подумал, что с Евой это будет особенно замечательно. Ева была молодой и привлекательной. На двадцать лет старше её, я уже находился на середине жизненного пути. Несмотря на плачевные последствия, с которыми я сталкивался раньше в результате любовных похождений, несмотря на боль и разочарование, которые я приносил тем, кто любил меня и верил мне, меня с непреодолимой силой тянуло к этому приключению, к Еве, к её молодости. Я был околдован этой девушкой. Наш роман только начинался, но я чувствовал силу соблазна сильнее, чем когда-либо прежде. Я непреодолимо хотел впасть в это сладострастное опьянение вместе с Евой. Она была самой жизнью, самой молодостью. И пусть потом я попаду в лапы к Дьяволу! Я уже давно покончил с Богом и Дьяволом. Они были для меня всего лишь человеческими изобретениями, используемыми безбожным, безжалостным большинством, чтобы подавлять и эксплуатировать доверчивое и наивное меньшинство. Я хотел не иметь ничего общего с этой лживой общественной моралью. Наслаждаться, я хотел любыми средствами наслаждаться, а «после нас хоть потоп». «Что мне жена, что мне дети – пусть попрошайничают, если им нечего есть». Я также воспринимал брак как социальную ложь. Брак моих родителей и браки моих знакомых достаточно подтверждали это для меня. Пары оставались вместе, потому что это более удобно; они привыкли к этому, и «если бы не дети…» Под предлогом брака каждый эмоционально мучил другого до язвы желудка, или же каждый шёл своей дорогой. Все во мне протестовало против идеи любить одну и ту же женщину всю жизнь. Откровенно говоря, я считал это отвратительным и противоестественным. Таковы были мои принципы перед этим зловещим летним вечером на горном озере.

В семь вечера мы оба приняли по умеренной дозе ЛСД, около 0.1 миллиграмма. Потом мы прошлись вдоль озера и присели на скамейку. Мы бросали в воду камешки и смотрели на расходящиеся круги. Мы чувствовали слабое внутреннее беспокойство. Около восьми мы вернулись в холл отеля и заказали чай и сэндвичи. Некоторые из гостей все ещё сидели там, рассказывали анекдоты и громко смеялись. Они подмигивали нам. Их глаза странно блестели. Мы чувствовали себя странно и отрешённо и боялись, что они что-то заметят в нас. На улице становилось темно. Мы с неохотой решили пойти в свой номер. К дальнему коттеджу вдоль чёрного озера вела неосвещённая улица. Когда я зажёг фонарик, гранитная лестница, которая вела от прибрежной дороги к дому, словно воспламенилась ступенька за ступенькой. Ева вся испуганно вздрогнула. «Как зловеще» пронеслось у меня в голове, и внезапный ужас проник в мои конечности, я знал: будет очень плохо. Вдалеке, в деревне, часы пробили девять.

Когда мы, испуганные, очутились в комнате, Ева рухнула на постель и посмотрела на меня широкими глазами. Было просто невозможно думать о любви. Я присел на краю постели и взял Еву за руки. Потом пришёл страх. Мы впали в глубокий неописуемый ужас, которого никто из нас не понимал.

«Посмотри мне в глаза, посмотри на меня», умолял я Еву, но её изумлённый взгляд был направлен в сторону от меня, а затем она в страхе громко вскрикнула и вздрогнула всем телом. Выхода не было. За окном была лишь тёмная ночь и чёрное бездонное озеро. В общем доме все огни погасли; люди, наверное, ушли спать. Что бы они сказали, если бы видели нас сейчас? Возможно, они позвали бы полицию, и тогда все стало бы ещё хуже. Скандал по поводу наркотиков – невыносимо мучительная мысль.

Мы не могли больше сдвинуться с места. Мы сидели в окружении четырех деревянных стен; между досок дьявольски темнели щели. Становилось все невыносимее. Вдруг дверь открылась, и вошло «нечто ужасное». Ева громко вскликнула и спряталась под покрывало. Снова крик. Под покрывалом было ещё страшнее. «Смотри мне прямо в глаза!» взывал я к ней, но она вращала глазами взад и вперёд, как безумная. Я понял: она сходит с ума. В отчаянии я схватил её за волосы, чтобы она больше не смогла отвернуться от меня. Я видел жуткий страх в её глазах. Все вокруг нас было враждебным и пугающим, как будто все хотело в следующий миг напасть на нас. Ты должен защитить Еву, ты должен продержать её до утра, тогда действие кончится, сказал я себе. Однако затем я снова погрузился в невыразимый ужас. Больше не было ни времени, ни рассудка; казалось это состояние будет длиться вечно.

Предметы в комнате ожили, как на карикатурах; они презрительно усмехались со всех сторон. Я заметил Евины туфли с черно-жёлтыми полосками, которые я считал такими возбуждающими; они стали двумя огромными злыми осами, ползавшими на полу. Водопроводные трубы в душевой превратились в драконью голову, глаза которой – два крана – злобно смотрели на меня. Мне пришло на ум моё имя Георг, и я сразу почувствовал себя рыцарем Георгом, который должен сражаться за Еву.

Крик Евы вырвал меня из этих мыслей. Вся в поту и дрожащая, она прижалась ко мне. «Я хочу пить», простонала она. С большим усилием, не выпуская Евиной руки, мне удалось достать ей стакан воды. Но вода, казавшаяся вязкой и тягучей, была отравлена, и мы не смогли утолить ей своей жажды. Две настольных лампы сияли странным свечением, как адские огни. Часы пробили двенадцать.

Это ад, подумал я. Нет никакого Дьявола и демонов, но, тем не менее, они ощущались в нас, заполнив собой комнату, они мучили нас невообразимым ужасом. Воображение, или нет? Галлюцинации, проекции? – этот вопрос не имел значения лицом к лицу с реальностью страха, внедрившегося в наши тела и заставлявшего их дрожать: существовал только страх. Вспомнившиеся некоторые эпизоды из книги Хаксли «Двери восприятия» принесли мне короткое успокоение. Я взглянул на Еву, на это плачущее, испуганное, измученное существо, и ощутил сильное сострадание и жалость. Она стала мне чужой; я едва узнавал её теперь. Она носила на шее тонкую цепочку с медальоном Девы Марии. Это был подарок её младшего брата. Я обратил внимание на благотворное, успокаивающее излучение, связанное с чистой любовью, которое исходило от этого ожерелья. Но вслед за этим снова ворвался страх, как бы желая окончательно нас уничтожить. Мне понадобились вся моя сила, чтобы сдержать Еву. Я слышал, как за дверью таинственно тикал электрический счётчик, как будто хотел в следующий миг сообщить мне нечто важное, злое и опустошительное. Презрение, насмешки и злоба снова зашуршали изо всех углов и щелей. И вот посреди этой агонии, я услышал вдалеке звон коровьего колокольчика, как дивную, заманчивую музыку. Однако он вскоре умолк, и снова сразу же воцарился страх и ужас. Как тонущий надеется на спасительную доску, так и я желал, чтобы коровы вновь очутились возле дома. Но все оставалось безмолвным, и только счётчик трещал, гудел и жужжал вокруг нас словно невидимое зловредное насекомое.

Наконец стало рассветать. К большому облегчению я заметил, как возник свет в щелях ставен. Теперь, я мог предоставить Еву самой себе; она успокоилась. Обессилевшая, она закрыла глаза и уснула. Поражённый, в глубокой печали, я присел на краю кровати. Ушли моя гордость и самоуверенность; все, что осталось от меня – небольшая горсть страдания. Я посмотрел на себя в зеркало и вздрогнул: я стал на десять лет старше за эту ночь. Подавленный, я уставился на свет от настольной лампы с жутким абажуром из переплетённого пластмассового шнура. Мгновенно свет стал ярче и начал мерцать и искриться на пластиковом шнуре; он сиял как бриллианты и самоцветы всех оттенков, и меня переполнило ошеломляющее чувство счастья. Все сразу, и лампа, и комната, и Ева, исчезли, и я обнаружил себя посреди удивительного, сказочного ландшафта. Он был похож на внутренности огромной готической церкви, с бесконечными колоннами и готическими арками. Они были сделаны не из камня, а скорее из хрусталя. Голубоватые, желтоватые, молочные и ясно-прозрачные хрустальные колонны окружали меня как деревья в лесу. Их вершины, и арки терялись в головокружительной высоте. Перед моим внутренним взором появился яркий свет, и чудесный мягкий голос заговорил со мной из этого света. Я не слышал его своими ушами, а скорее воспринимал его, как ясные мысли, возникающие внутри.

Я понял, что в ужасе прошедшей ночи я воспринимал моё собственное личное состояние: эгоизм. Моя самость отделяла меня от человечества и привела к внутренней изоляции. Я любил только себя, не своего ближнего; только удовольствие, которое давали мне другие. Мир существовал только для удовлетворения моей жадности. Я стал жестоким, холодным и циничным. Ад показал мне это: эгоизм и отсутствие любви. Поэтому все и казалось мне чужеродным, презрительным и пугающим. Вместе со слезами, меня озарило знание, что истинная любовь означает отказ от эгоизма, и что не желания, а, скорее, самоотверженная любовь строит мост к сердцу другого человека. Волны невыразимого счастья катились по моему телу. Я испытывал божественное милосердие. Но как могло быть, что оно проистекало на меня именно из этого дешёвого абажура? Внутренний голос ответил: Бог есть во всем.

Пережитое у горного озера дало мне уверенность, что за пределами преходящего материального мира существует неумирающая духовная реальность, которая и есть наш истинный дом. Теперь я на пути домой.

Для Евы все осталось лишь дурным сном. Вскоре после этого мы расстались.

Следующие заметки «ЛСД история» написаны двадцатипятилетним рекламным агентом Джоном Кэшманом (Fawcett Publications, Greenwich, Conn., 1966). Они включены в подборку отчётов об ЛСД, так же как и предыдущий пример, потому что описывают некое развитие, характерное для многих ЛСД экспириенсов – от жутких видений до предельной эйфории, своего рода цикл смерть-возрождение.

Радостная песнь бытия

Мой первый опыт с ЛСД произошёл в доме моего близкого друга, который стал моим гидом. Окружающая обстановка была достаточно знакомой и расслабляющей. Я принял две ампулы ЛСД (200 микрограмм) разведённых в стакане дистиллированной воды. Экспириенс продолжался почти что одиннадцать часов, с 8 часов вечера в субботу почти до 7 утра. Мне не с чем это сравнить, но я уверен, что ни один святой никогда не видел более восхитительных, наполненных радостной красотой видений, или воспринимал более блаженное состояние трансцендентальности. Средства, которыми я располагаю, чтобы передать эти чудеса – слишком убогие и неподходящие для этой задачи. Приходиться довольствоваться неумелым наброском там, где оправдана лишь работа великого мастера, творящего всей палитрой красок. Я должен извиниться за свою ограниченность в этой жалкой попытке свести наиболее значительное событие моей жизни к простым словам. Моя надменная ухмылка над неумелыми косноязычными попытками других описать мне их божественные видения превратилась в понимающую улыбку заговорщика – то, что пережито обоими не требует слов.

Первой моей мыслью после того, как я выпил ЛСД, было то, что он совершенно не действует. Мне сказали, что через тридцать минут начинается первое ощущение – покалывание в коже. Никакого покалывания не было. Я заметил об этом вслух, на что мне сказали, чтобы я расслабился и ждал. Поскольку заняться было не чем, я уставился на горевшую шкалу настройки настольного радиоприёмника и клевал носом под незнакомую джазовую мелодию. Думаю, что прошло несколько минут, прежде чем я осознал, что свечение, как в калейдоскопе, меняло свой цвет в зависимости от высоты звуков музыки; оно было светло-красное и жёлтое в верхнем регистре и пурпурным в низком. Я засмеялся. Я не имел понятия, когда это началось. Я просто знал, что это случилось. Я закрыл глаза, но цветные ноты были и там. Я был поражён удивительной яркостью красок. Я попытался заговорить и описать то, что я видел: вибрирующие светящиеся цвета. Почему-то это казалось неважным. Когда я открыл глаза, цветные лучи заполнили комнату, накладываясь друг на друга в ритме музыки. Внезапно я осознал, что эти цвета и были музыкой. В этом открытии не было ничего удивительного. Ценности, столь заботливо хранимые, становились безразличными. Я хотел заговорить о цветной музыке, но не смог. Я мог только произносить односложные слова, в то время как многосложные образы метались в моей голове со скоростью света.

Перспектива комнаты менялась, то, принимая форму вибрирующего ромба, то, растягиваясь в овал, словно кто-то накачивал в комнату воздух, расширяя её до предела. Мне было трудно фокусироваться на предметах. Они расплавлялись в размытую массу чего-то или уплывали в пространство, весьма любопытно медленно перемещаясь сами по себе. Я попытался узнать время на моих часах, но не смог сфокусироваться на руке. Я подумал спросить о времени, но эта мысль прошла. Я был слишком занят видимым и слышимым. Звуки стимулировали, а образы восхищали. Я был в трансе. Не имею понятия, сколько это продлилось. Знаю только, что следующим было яйцо.

Яйцо, большое, пульсирующее, светящееся зелёным, было там до того, как я его заметил. Я чувствовал, что оно там присутствовало. Оно было подвешено примерно на полпути от того места, где я сидел, до дальней стены. Я был заинтригован красотой этого яйца. И в то же время, я боялся, что оно упадёт на пол и разобьётся. Мне не хотелось, чтобы яйцо разбилось. Казалось чрезвычайно важным, чтобы оно не разбилось. Но, несмотря на то, что я думал об этом, оно медленно растворилось, и за ним оказался большой пёстрый цветок, не похожий ни на один из цветков, когда-либо виденных мной. Его невероятно тонкие лепестки раскрылись, распространив по комнате во всех направлениях неописуемые цвета. Я чувствовал цвета и слышал, как они переливались по моему телу, тёплые и прохладные, похожие на свирели и колокольчики.

Первое дурное предчувствие пришло позже, когда я увидел, как центр цветка медленно поглощает его лепестки, чёрный, светящийся центр, как будто состоявший из тысяч муравьёв. Он поглощал лепестки мучительно медленно. Я хотел закричать, чтобы он прекратил или поторопился. Я страдал от плавного исчезновения прекрасных лепестков, словно съедаемых коварной болезнью. Затем, с проблеском интуиции, я к своему ужасу осознал, что эта чернота в действительности пожирала меня. Я был цветком, и это чужеродное крадущееся нечто поглощало меня.

Я закричал или застонал, точно не помню. Я был переполнен страхом и отвращением. Я услышал, как мой гид сказал: «Спокойно. Просто следуй этому. Не борись. Следуй». Я попробовал, но ужасная чернота вызвала такое отвращение, что я закричал: «Я не могу! Ради бога, помогите! Помогите!» Голос был ровным и успокаивающим: «Пусть это придёт. Все в порядке. Не волнуйся. Следуй этому. Не борись».

Я чувствовал, что превращаюсь в жуткое приведение, что моё тело растворяется в волнах черноты, мой разум лишился эго, жизни и даже смерти. В одно кристальное мгновение я осознал, что я бессмертен. Я задал себе вопрос: «Я умер?» Но ответ не имел смысла. Смысл был бессмысленным. Вдруг возник белый свет и мерцающая красота единства. Повсюду был свет, белый свет неописуемой чистоты. Я умер и был рождён, и торжество было чисто и свято. Мои лёгкие взорвались радостной песнью бытия. Было единство и жизнь, и совершенная любовь, заполнившая моё существо, была безгранична. Моё сознание было чётким и полным. Я видел Бога и дьявола и всех святых, и я знал истину. Я чувствовал себя плавающим в космосе, парящим над всеми ограничениями, освобождённым, чтобы плыть в блаженном сиянии божественных видений.

Я хотел кричать и петь о чудесной новой жизни, о сути и форме, о радостной красоте и полном безумия экстазе восхищения. Я знал и понимал все, что можно знать и понимать. Я был бессмертен, я знал за пределами знания, я был способен любить всей своей любовью. Каждая частица моего тела и души видела и чувствовала Бога. Мир был теплотой и добротой. Не было ни времени, ни места, ни меня. Была лишь космическая гармония. Все было в этом белом свете. Всеми фибрами своего бытия я знал, что это так.

Я держался за это озарение с полной отрешённостью. Когда это переживание пошло на убыль, я изо всех сил цеплялся за него и упорно боролся против вторжения реальности времени и места. Реальность нашего ограниченного существования больше не имела значения для меня. Я увидел истинную реальность, и для меня не существовало больше другой. Когда я медленно возвращался в тиранию часов, планов и мелочной злобы, я пытался рассказать о своём путешествии, своём озарении, ужасах, красоте, обо всем этом. Я бормотал как идиот. Мои мысли кружились с фантастической скоростью, но слова не поспевали за ними. Мой гид улыбнулся и сказал, что понимает меня.

Эта коллекция отчётов о «путешествиях во вселенной души», хотя и охватывает столь непохожие экпириенсы, все же не способна показать полную картину широкого спектра всех возможных реакций на ЛСД, которые простираются от наиболее возвышенных духовных, религиозных и мистических переживаний до грубых психосоматических нарушений. Были описаны ЛСД сеансы, в которых стимуляция фантазии и визионерские переживания, вроде описанных в отчётах, собранных здесь, совершенно отсутствуют, и экспериментатор на протяжении всего опыта находится в состоянии ужасного физического и умственного дискомфорта, или даже чувствует себя серьёзно больным.

Сообщения об изменении сексуальных ощущений под влиянием ЛСД также противоречивы. Поскольку стимуляция всех органов чувств является существенной особенностью воздействия ЛСД, размах ощущений во время полового контакта может претерпеть невообразимое расширение. Однако были описаны случаи, в которых ЛСД приводил вместо ожидаемого эротического рая, к чистилищу, или даже к аду страшного угасания всяких ощущений, к безжизненному вакууму.

Такое разнообразие и противоречивость реакций на препарат присуще только ЛСД и родственным галлюциногенам. Объяснение этому лежит в сложности и различиях сознания и подсознания людей, в которые ЛСД может проникать и вызывать их к жизни как воспринимаемую реальность.