«Никаких телефонных звонков!» – в памяти Беки возник голос доктора Клайна.
Телефон зазвонил второй раз.
«Не буду отвечать, – подумала Бека. – Я слишком расстроена, чтобы отвечать».
Третий звонок.
Бека удивилась, почему мама не снимает трубку. Затем она вспомнила, что мама ушла.
«Я плохо соображаю, – подумала Бека. – Я слишком расстроена, чтобы мыслить ясно».
Четвертый звонок затрезвонил прямо над ухом.
Бека сняла трубку.
– Алло, – тихо и робко прозвучал ее голос.
– Привет, Бека, это ты? Это Хани.
– А-а-а, – обыденно, без всякого удивления сказала Бека. – Я слишком расстроена, чтобы разговаривать с тобой, Хани. Все из-за тебя.
– Я тоже все время думаю о тебе, – бодро отозвалась Хани.
Бека не ответила. Телефонная трубка показалась ей слишком тяжелой.
«Зачем я держу ее в руке? Может мне положить ее обратно? Я совершенно ничего не соображаю!»
– Бека, ты меня слышишь? – нетерпеливо спросила Хани.
– Да.
– Ты нехорошо со мной поступила, очень нехорошо! Но у меня есть для тебя приятный сюрприз, – хихикнув, сказала Хани.
– Чему это она так радуется? – нехотя подумала Бека.
Ее снова охватил озноб. Снова стало очень холодно и грустно.
«Почему Хани так весело, когда мне так плохо?»
– Ты можешь сейчас зайти ко мне? – спросила Хани.
– Что?
– Зайди ко мне, – упрашивала Хани, – хотя бы на минутку! Просто посмотри на мой чудесный сюрприз. Тебе он понравится, Бека. Правда.
– Нет, – ответила Бека. Комната вдруг наклонилась и закачалась. Бека закрыла глаза, чтобы остановить ее движение. – Нет, я не могу.
– Ты должна прийти! – настаивала Хани. – Тебе очень понравится мой сюрприз. Надень пальто. Забеги хоть на секундочку. Тебе понравится, правда!
Нет.
Я не могу.
Мне слишком грустно, тяжело. Я хочу спать.
Я не могу.
Пока Хани умоляла Беку зайти, Бека услышала в трубке другой голос. Мужской голос.
Билл?
Это голос Билла? Билл в доме у Хани?
Зачем?
– Пожалуйста, поторопись! – уговаривала Хани.
– Хорошо, – сказала Бека. – Ладно, я приду. Но только на минуту.
– Вот и отлично! – воскликнула Хани. – А я тебе кое-что покажу. Большой сюрприз!
Не ощущая своего тела, Бека поднялась с кровати. Комната снова наклонилась и закачалась. Бека ухватилась рукой за край шкафа, чтобы не упасть. Сердце бешено колотилось в груди.
– Это не Билл, – сказала она вслух. – Это не мог быть Билл. Его голос мне показался. Билл никогда не был у Хани дома.
Но ей нужно было убедиться в этом самой.
«Я только зайду на секундочку, – думала Бека. – Я так и сказала Хани. На одну секунду. А потом я больше никогда не буду с ней разговаривать. Я не хочу ее больше видеть!»
«Незачем одеваться, – думала она. – Я выхожу только на одну секунду!»
Бека выглянула из окна: покрытая снегом земля, угольно-серое вечернее небо. Грозные тучи нависли над крышами домов. Снег казался блестящим и жестким, как лед.
«Он уже давно лежит на земле, – подумала Бека, смотря на заснеженный двор. – Я не смотрела в окно целую неделю! Как это странно. Я не видела неба, не видела снега. Ни разу не выглядывала в окно».
«Что со мной случилось? – недоумевала она. – Почему я так странно себя чувствую? Почему я не чувствую себя самой собой?»
Нетвердой походкой Бека спустилась по лестнице и остановилась у вешалки, чтобы взять пальто. Затем, накинув его на плечи, завязывая на ходу тесемки махрового халата, Бека направилась к двери.
На улице было холоднее, чем она думала. Бека застегнула молнию пальто и, качаясь на ветру, пошла по твердому скользкому снегу.
Она прошла по своему двору мимо гаража, пролезла сквозь дыру в тощей живой изгороди и вошла во двор Хани. Продрогшая Бека поспешила к черному ходу.
Она была уже в нескольких метрах от заветной двери, когда вдруг заметила два силуэта в ярком четырехугольнике кухонного окна.
– Нет! – в ужасе закричала Бека. – О нет!