Лучше, чем в мечтах

Глава 11

Бен проснулся внезапно в два часа ночи. Свечи догорали, но в печке шумел огонь, и в комнате было тепло. Вчера, засыпая, он думал о том, как все вышло хорошо, но сейчас у него вдруг появилось ощущение, что на самом деле все очень плохо. Он только не мог понять, отчего это так.

Кэсс уже была на ногах — в джинсах и чистой рубашке, аккуратно причесанная, Мерфи нежился у нее на руках, то и дело пытаясь лизнуть ее в щеку.

— Я приготовила кашку для Мерфи и разогреваю тебе суп, — сообщила Кэсс и, чтобы избежать взгляда Бена, скрылась за занавеской кухни.

— Подойди сюда…

— Нет.

Так он и знал. Поторопился, он слишком на нее давил. Но он не смог сдержаться. Там, где дело касалось Кэсс, он терял над собой контроль.

— Кэсс, пожалуйста, подойди и поцелуй меня.

— Фрэнк с соседями уже немного расчистили дорогу. Я думаю, нам пора двигаться дальше.

Сердце Бена болезненно екнуло. Еще никогда он не был так напуган. Во всяком случае, не в такой ситуации. Кэсс наверняка с ним не останется. Но самое главное, он понял, что никогда полностью не оправится от этого удара.

Кэсс появилась из-за занавески с Мерфи на руках и стала подкладывать дрова в печку.

Как это у нее хорошо получается, подумал Бен. И с Мерфи она неплохо управляется. Казалось, Кэсс с удовольствием выполняет обязанности по дому, и Бену это нравилось.

— Я выводила Мерфи на улицу на несколько минут, — сказала она, — а теперь, по-моему, он проголодался.

— Кэсс, прошу тебя, помолчи и посмотри на меня. На случай, если ты забыла, напоминаю: мы с тобой спали вместе вчера вечером. Теперь ты не должна относиться ко мне как к незнакомцу.

— Можешь покормить Мерфи, после того как поешь — ты ведь не ел со вчерашнего утра, а суп Генриетты такой вкусный — пальчики оближешь.

Бен вздохнул: придется играть в ее игру. А разве у него есть выбор?

— И что это за суп?

— Мясной с перловкой — его сварила жена Фрэнка. Они вчера так хорошо меня принимали, и… — Кэсс замолчала и принялась отрывать с блюдец оплывшие свечи, а потом, все еще держа на руках щенка, отнесла их в раковину, где стояла большая кастрюля с мыльной пеной. — Я отдала им апельсины, грейпфруты и орехи тоже. Надеюсь, ты не против. Надо же их как-то отблагодарить. Генриетта была в полном восторге и тут же принялась колоть орехи…

— Кэсс, уверяю тебя, ты поступила правильно. А теперь иди сюда.

Не отвечая, не глядя на него, Кэсс продолжала выбрасывать свечи и счищать воск с блюдец в кастрюлю. В очередной раз пройдя мимо Бена, она поставила на пол зажженный фонарь, который принесла из машины, и комната приобрела какой-то жуткий, потусторонний вид.

Бена все это начинало раздражать, однако он понимал, что, возможно, сейчас наступил самый важный момент в его жизни, и потому подавил в себе желание настоять на своем. Прошлой ночью он завоевал Кэсс ласками, использовав ее жажду любви, и не прочь был повторить попытку, но… неужели она чувствует к нему одно лишь половое влечение? Кэсс ни разу не произнесла: «Я люблю тебя». Он сам хотел сказать ей эти слова, однако его все время что-то отвлекало.

— Будешь суп?

Бен приподнялся на локте и посмотрел на нее многозначительным взглядом.

— Не стоит торопиться. Дороги-то, может, и расчистили, но еще темно, так что лучше немного подождать.

Кэсс вспыхнула и мельком взглянула на него, прежде чем отвернуться к плите. «А она не так уж ко мне и безразлична», — подумал Бен.

— Печка скоро протопится, но здесь будет тепло, по крайней мере до того времени, когда встанет Фрэнк. Он говорит, что хотя и на пенсии, но встает рано. Хорошо бы оставить им все фрукты, если ты не возражаешь, и записку.

Так как Бен не ответил, Кэсс повернулась и посмотрела на него в щель между занавесками.

— Ты будешь есть суп прямо там?

Бен был настолько сбит с толку этим монологом, что встал в полный рост, забыв про свою наготу.

— Надеюсь, горячая вода есть?

Заметив, что Кэсс покраснела и отвернулась, Бен удовлетворенно хмыкнул и принялся собирать свою одежду.

— Все еще нет. Хочешь, я согрею воды в кастрюле?

— Не беспокойся. Какой смысл хотеть то, что не можешь иметь?

— Там есть дезодорант и все остальное. Да не забудь свечку!

Когда Бен вернулся из ванной, тарелка с супом уже стояла на кофейном столике перед печкой, одеяла были аккуратно сложены в ожидании следующей стирки, а ящик возле печки наполнился дровами. Все было в идеальном порядке. Сама Кэсс с азартом рвала газеты и бросала клочки в коробку Мерфи, а щенок наблюдал за ее действиями, виляя хвостом. Точно так же, виляя хвостом, он встретил Бена.

Мерфи вырастет в великолепного пса, и это будет их с Кэсс первая собака. Во всяком случае, Бен на это надеялся. Кэсс упорно не поднимала на него глаз. Пока же Бен явно проигрывал, а проигрывать он не умел. Она сопротивлялась, отгораживаясь от него молчанием, а ему никак не удавалось взять инициативу в свои руки. Впрочем, вчера, когда Кэсс рассказывала о своих родителях и о том, что сейчас в их отношениях установилось шаткое равновесие, она выглядела такой несчастной, что Бен чуть не потерял самообладание. Нет, сегодня он не будет испытывать судьбу.

— Пойду укладывать вещи в машину, а ты пока приведи здесь все в порядок, — сказал он и тут же, едва Кэсс протянула руку за пустой тарелкой, поддавшись импульсу, встал и, схватив ее за запястье, с силой рванул в свои объятия. Кэсс посмотрела ему в глаза, и он прочел в них то, о чем они оба думали.

Она тоже сожалела о том, что сделала.

— Послушай, прошлой ночью все было замечательно. Мы не можем отмахнуться от этого просто потому, что время и место оказались не самыми подходящими. То, что с нами происходит, настолько необыкновенно, что это нельзя вот так взять и забыть. Ничего лучшего в нашей жизни уже не случится, я в этом уверен.

Кэсс тяжело вздохнула:

— Ты не учитываешь одного, Бен, — мы с тобой совершенно разные люди. Независимо от того, случилось это вовремя или нет, главного не изменить никогда.

Хотя слова Кэсс были полны горечи, она не только не попыталась вырваться из его рук, но даже не опустила глаз, и Бен припал губами к ее губам в отчаянном поцелуе. Довольно уговоров! Он будет настойчив и не станет терять время. С горячностью, удивившей Кэсс, он проник языком внутрь ее рта. Хотеть и не получить — это было не для него! Что бы она там ни говорила, он не верит в то, что их союз невозможен.

Из груди Кэсс вырвался тихий стон, и она словно нехотя прижалась к нему всем телом.

Благодаря исходившему от нее еле ощутимому, невероятно приятному аромату желание Бена только усилилось.

— Твои губы — чистый мед, — прошептал он, — и в моей постели ты тоже как сладкий золотистый мед.

Его рука скользнула ей под рубашку к застежке бюстгальтера; но прежде чем он успел сделать следующий шаг, она отстранилась и пристыженно опустила голову ему на плечо.

Бен еле сдерживался, чтобы не дать волю своему разочарованию и ярости. Все же он взял себя в руки и не отпустил ее.

— О, Бен! — Он почувствовал, как от слез намокла рубашка у него на плече.

«Сейчас она это скажет», — услышал Бен свой внутренний голос, такой спокойный, словно это говорил какой-то безучастный сторонний наблюдатель.

— Мы не можем…

— Но как же…

— Нет, я не могу. Боюсь, что я похожа на свою мать. Она не бессердечная, Бен, просто не умеет жить нормальной, обыденной жизнью, у нее как-то не получается жить с людьми — ей постоянно необходимо мужское внимание. Когда-то она была красавицей — девочки всегда мечтают быть такими, — а теперь это печальная, стареющая женщина. Вот и я… такая же.

— Кэсс…

— Нет, Бен, если уж я решилась сказать об этом, тебе придется меня выслушать.

Вздохнув, он отпустил ее. Его охватило такое отчаяние, что он едва мог дышать, и лишь наблюдал, как Кэсс с отрешенным видом двигается по комнате. Мерфи, спотыкаясь, вперевалку ходил за ней, и отчего-то Бен воспринял это как насмешку.

— Совсем недавно, когда я в очередной раз пыталась установить хоть какие-нибудь отношения с родителями, чтобы знать, как жить дальше, мне вдруг стало ясно, что в душе у моей матери пустота, которую все время надо чем-то заполнять. Как бы много я ни пыталась давать ей, этого было недостаточно. Тетя Мэвис всегда говорила мне, что у моей матери независимый характер, поэтому еще маленькой девочкой я решила, что, когда подрасту, мама возьмет меня к себе. Потом, с возрастом, я научилась быть как можно более независимой от людей, но мама по-прежнему меня избегает.

Бен хотел что-то возразить, но Кэсс жестом попросила его помолчать.

— Пробыв некоторое время у отца, я поняла, что должна оставить своих родителей в прошлом и вообще всю эту часть своей жизни и начать все сначала: в конце концов, я тоже человек, и мне нужно свое место, свой дом. Вот только пока я не знаю, готова ли к этому. — Она посмотрела на Бена так. словно умоляла его понять ее. — У меня еще не было времени попытаться соединить с кем-нибудь свою жизнь, и если это вдруг не получится, я не хочу, чтобы кто-то за это расплачивался своей болью. Я знаю, что это такое, и никогда не причиню боль другому живому существу. Тем более тому, кого полюблю. Так что если я сегодня улечу обратно в Майами, не звони мне, ни к чему хорошему это не приведет. Слишком быстро все произошло. Честно говоря, я сомневаюсь, что когда-либо буду готова к продолжению.

Вот и все, подумал Бен. И это несмотря на ее почти прямое признание в том, что она любит его. Какой тут может быть ответ? Несчастный вид Кэсс означает только одно — он должен отпустить ее. Она сама решит в свое время, как ей жить дальше.

— Я соберу вещи и пойду разогревать мотор, — сказал Бен. — Ты все еще хочешь, чтобы я сел за руль?

Она кивнула, но ее взгляд был печален.

— И вот еще что. — Он должен был это сказать. — Посмотри правде в лицо! Мне кажется, ты отлично понимаешь, что такое настоящие отношения между людьми. Это совершенно естественное желание — иметь настоящих родителей, свой дом. У тебя не было ни того, ни другого, но была мечта — мечта маленькой печальной девочки иметь такую семью, о которой она читала в книжках.

Возможно, его слова прозвучали слишком прямолинейно. Ему не хотелось причинять ей боль, но он тоже страдал. Кэсс продолжала бороться с судьбой, и, значит, теперь от последствий этой борьбы будет страдать он, даже живя вдали от нее.

Бен принялся собирать вещи, почти физически ощущая приближение часа их разлуки.

Спустя четверть часа они уже были в пути. Вокруг стояла кромешная тьма, так что лимузин показался обоим старым добрым другом. Медленно, дюйм за дюймом, они проехали по дорожке от дома Фрэнка и выехали на заснеженное шоссе. Как и предсказывал Бен, небо было ясное и на дороге — ни одной машины.

Тем более удивительными оказались у поворота на Кейро снопы яркого света, видимо, предупреждавшие об аварии впереди.

— Что там? — спросила Кэсс, прерывая неловкое молчание.

— Не знаю. Похоже, какая-то машина свалилась в кювет.

Бен притормозил, и тут они увидели, как двое мужчин в свете фар пытались вытащить из кювета грязно-белый седан.

— Бен, это Бобы!

— Эй, Бен! — Улыбаясь во весь рот, к ним подошел Боб Селлерс. — Где вы были? Мы потеряли вас еще вчера утром, когда начался снегопад… Погодите минутку…

Однако Бен не останавливался, хотя ехал достаточно медленно, чтобы Боб мог бежать рядом.

— Вы что, не собираетесь помочь нам выбраться?

— Да пошел ты… — отрезал Бен. Перед тем как закрыть окно, он не отказал себе в удовольствии отсалютовать Бобу Селлерсу. Кэсс заерзала на сиденье.

— Бен, неужели ты им не поможешь?

— Черта с два!

— А тебе не кажется, что ты ведешь себя как ребенок?

— Нет, не кажется — у них в машине есть телефон, и они без труда могут вызвать подмогу. Просто им потребуется много, очень много времени, чтобы выбраться.

Больше говорить было не о чем. Может, это и к лучшему, думал Бен, заставляя себя сосредоточиться на заснеженной дороге, сверкающей в ярких лучах фар.

Он вел машину почти четыре часа, не отрывая взгляда от дороги и не проронив ни единого слова. На подъезде к Сент-Луису снега было меньше, так как дорогу все время расчищали, и тут Бена стали одолевать воспоминания о том, что произошло за последние два дня. Он потерпел самую катастрофическую в своей жизни неудачу, но до сих пор отказывался признать себя побежденным, хотя понимал, что был чересчур самоуверен и не сумел вовремя остановиться. Если Кэсс слишком упряма, то он не в меру напорист, но ему нравилась борьба. На сей раз он принял вызов молчаливой упрямой женщины, сидевшей рядом с ним, женщины, в которую он все больше влюблялся.