Лучший иронический детектив

Галина Голицына Чудо в тапках

Тщательно взбив кудряшки и поправив кокетливо перетянувшую их голубенькую ленточку, завязанную бантиком на лбу, я незаметно перекрестилась и нажала перламутровую пуговку звонка.

Честно говоря, я ожидала услышать заливистую трель или, в крайнем случае, электронный вариант Моцарта или Бетховена, но меня постигло жестокое разочарование. Недра двухэтажного особняка залило какое-то странное жестяное дребезжание. Такие звонки бывают в старых чёрно-белых фильмах про советские коммуналки. К дребезжащему звонку должен прилагаться общий туалет и общая же кухня с двумя или тремя газовыми плитами, натянутые по диагонали верёвки с мокрым бельём, велосипеды и тазы в общем длинном и широком коридоре. Но в этом доме ничего такого быть не может.

Особняк никак не отреагировал на звонок. Хозяин оглох, что ли? А может, дома просто нет… Вот жалость-то! Выходит, зря тащилась…

Ни на что особо не надеясь, я снова нажала перламутровую пуговку. И снова услыхала допотопное дребезжание.

Никаких шагов за дверью я не услышала, но сама дверь распахнулась, явив миру и мне лохматого человека с сильно помятой со сна физиономией.

— Чего надо-то? — спросила физиономия, отчаянно зевая.

Сделав «приятное лицо» и нацепив свою лучшую улыбку, я спросила:

— Вы — Игнатов Игнат Михайлович?

— Ну…

— Да или нет? — уточнила я.

— А ты сама-то кто будешь? — промычал лохматый, изо всех сил борясь с зевотой.

Я снова лучезарно улыбнулась:

— Вас приветствует фирма «Хозяюшка»! Домработницу заказывали?

— А-а, понятно, — лениво протянул он, почёсывая живот через футболку. — Ну, проходи, коли пришла. — И отступил на шаг, чтобы я могла пройти.

Одет Игнат Михайлович был в красную футболку, шорты цвета хаки (всё это ужасно мятое и явно несвежее) и пляжные шлёпанцы. Тоже мне, крутой работодатель…

Я вошла в дом, захлопнула за собой дверь и огляделась.

Холл был светлый, просторный и грустный. Одинокая кожаная куртка была подвешена за шиворот на крючок, хотя буквально рядом на кронштейне болталось четыре пустых тремпеля. В противоположном углу сиротливо приютился потрёпанный футбольный мяч. На белоснежном пластиковом подоконнике — сероватый налёт невесомой пыли и пустая бутылка из-под пива, тоже припорошенная пылью.

Мерзость и запустение.

Нарисовав пальцем на пыльном подоконнике затейливый вензель, я вздохнула:

— Наш город вряд ли когда-нибудь получит приз ЮНЕСКО за чистоту и красоту. Содержание пыли в воздухе у нас исчисляется тоннами.

— Вот-вот, — подхватил он. — На улице пыль летает, а у меня в доме оседает. Сил уже моих нет бороться с ней! Потому и обратился в эту вашу «Хозяюшку».

— Понятно. Где я могу вручить вам свои верительные грамоты?

— Какие грамоты? — не понял он.

— Документы свои хочу вам показать. Чтобы вы убедились, что я — это я.

— А-а… Ну, пошли на кухню.

В холл выходило три двери. Все — распашные, с матовыми стёклами. Сейчас хозяин направился к левой, я, понятное дело, за ним.

Здесь оказалась кухня. Обеденный стол радовал глаз округлостью форм, что по нынешним временам — большая редкость. По крайней мере, на кухне. Стульев было всего два. На один из них плюхнулся хозяин и махнул рукой в сторону второго — садись, дескать.

Я подала ему свои документы — паспорт, санитарную книжку, свидетельство об окончании курсов домоводства и направление с фирмы. Только после этого я присела на краешек стула, чинно сложила руки на коленях и замерла.

Лохматый Игнат Михайлович внимательнейшим образом изучал мои бумаги, а я так же внимательно изучала кухню. В конце концов, именно здесь мне и предстоит проводить большую часть времени. Правда, крутить головой налево-направо мне было неловко, поэтому я просто обвела взглядом ту часть пространства, что попадала в поле зрения.

Кухня оказалась практически квадратным помещением, очень просторным — размером с целую малогабаритную квартиру. Два больших окна пропускали много света, так что даже в такой пасмурный день, как сегодня, не было нужды зажигать электричество. Отдельно стоящей плиты не было. Варочная панель была врезана в столешницу, как это обычно показывают во всех кулинарных телепередачах. И вообще кухня была оборудована что надо! И микроволновка есть (стекло изнутри заляпано чем-то белым), и тостер симпатичный, новенький (только крошек вокруг слишком много). Эх, такую бы кухню, да в хорошие руки!..

Впрочем, такие руки уже появились. Это были мои руки, и они прямо чесались, так им хотелось поскорее взяться за дело!

Налюбовавшись вдоволь на мои документы, хозяин вернул мне их все до единого со словами:

— А санитарную книжку, небось, за взятку сляпала…

— Ни-ни! — отчаянно замотала я головой. — Я же в «Хозяюшке» на специальных курсах домоводству училась, так мы всей группой ходили в больницу, на медкомиссию. У нас там с этим знаете как строго!

— Ладно, поверим, — вздохнул он. — И чему же тебя на курсах научили?

— А всему. Еду готовить, убирать, стирать, бельё гладить, — старательно перечисляла я. — Ещё за детками малыми ухаживать, за лежачими больными, за животными, первую помощь оказывать…

— Кому? Животным? — удивился он.

— Нет, людям, — смутилась я. — Хотя… Если понадобится, смогу и животным. Наверное… А что, у вас есть кто-то? Собака, да? Или кошка?

— Мышка.

Я завизжала, перепрыгнула со стула на стол и уселась в самом центре, поджав под себя ноги.

Хозяин поморщился:

— Чего орёшь, дура? Пошутил я.

Я обиделась:

— И вовсе я не дура. У меня отличные оценки по всем предметам: и по выпечке, и по оказанию первой помощи, и по уходу за животными. А шутить так больше не надо, потому что мышей я боюсь.

— А хомячков?

— Что — хомячков? — не поняла я.

— Хомячков, спрашиваю, боишься?

— Нет, — пожала я плечами. — Чего их бояться? Они же в клетке сидят. И хорошенькие такие, особенно когда маленькие!

— Не понимаю я вас, баб, — развёл он руками. — Хомячков вы не боитесь. Кроликов тоже. Но ведь и хомяки, и кролики, и милые рыжие белочки — такие же грызуны, как мыши и крысы.

— Ага, точно, — закивала я, — белочка и крыса — совсем одно и то же… Как скажете хозяин, вам виднее!

— Ну хватит дурачиться, — хлопнул он в ладоши. — Слезай со стола и давай знакомиться. Я — Игнат. Можно на «ты». А ты, стало быть, Анна. В быту мне как тебя называть? Аней?

— Да как угодно. В смысле — как вам, хозяин, будет угодно. Хоть Ваней…

— Смешно, — кивнул он. — А ты к какому имени больше привыкла? Мама как тебя называет — Аннушка? Анюта?

— Мама моя умерла давным-давно. Бабушка меня вырастила. Но она тоже умерла.

— Так ты что, одна-одинёшенька на белом свете? — поднял он брови.

— Почему одна… Брат у меня есть. Родной. Он зовёт меня Нюркой, если вам это так интересно…

— Нет, вариант «Нюрка» мне не нравится. Попахивает деревней позапрошлого века.

— Так мы и есть деревенские, — пожала я плечом. — И я, и братец мой бестолковый.

— А он чем занимается? В колхозе работает?

— Нет сейчас колхозов. Распустили их давно. А брат мой тоже в городе в основном обретается.

— А делает чего?

— Да богатым людям прислуживает.

— Понятно… Династия домашней прислуги, да?

— Угу, — кивнула я. — С того и кормимся…

— Ладно, Анюта. Давай решим главный вопрос. Ты где жить будешь — дома или здесь?

— А вам как лучше?

— Мне бы лучше, чтобы ты здесь жила. Как говорится, живой замок в доме…

— Ну, и мне так лучше. Потому что каждый день туда-сюда электричками мотаться затруднительно. Опаздывать буду, вам не понравится… Покажите мне мою комнату, я перевезу сюда одежду.

— Я сейчас покажу тебе дом, а ты сама решай, где тебе жить сподручнее.

Он повёл меня на экскурсию.

Из холла шла лестница на второй этаж и сюда же выходили двери комнат первого этажа. Левая дверь вела в кухню. Правая, арочная, была приоткрыта и за ней угадывалась гостиная. Так и оказалось. Средняя дверь была плотно прикрыта.

— А там что? — спросила я.

— Всё сразу. И каминный зал, и библиотека, и кабинет.

Он открыл среднюю дверь. Я с любопытством заглянула внутрь. Думала, увижу стеллажи до потолка, книги, книги, книги… Оказалось — ничего подобного. Нет, один-то шкаф с книгами там был. И камин тоже. Но центральное место занимал письменный стол с миллионом ящиков. Рядом на приставке стоял компьютер с плоским экранчиком. И ещё один компьютер, ноутбук, лежал почему-то в кресле.

— Это и есть библиотека?.. — разочарованно протянула я. — А где же тысячи книг?

— Да уж… Деревня — она и есть деревня… Аня, сейчас книги выпускают в электронном виде!

— Тогда где же компакт-диски? — блеснула я эрудицией.

— И это тоже — лишнее. У нас у всех теперь есть одна библиотека общего пользования. Называется Интернет. Там всё лежит. Бери, что надо, и пользуйся на здоровье.

— Ясно. А зачем вам в доме «живой замок»? Книг нет. Ценности и деньги, поди, в банке храните. Что же у вас брать? Одно расстройство для воров…

— Говори мне «ты», ладно? А брать у меня и впрямь нечего. Кроме меня самого разве что…

Я засмеялась:

— Да кому ты нужен, счастье лохматое… Это невест воруют. А про женихов я такого обычая не знаю.

— … и ещё много чего не знаешь, — подхватил он. — Я должен ввести тебя в курс дела. Ты послушай, а потом решай, хочешь ты здесь работать или нет.

Он присел на краешек письменного стола, а мне подбородком указал на кресло.

Я ринулась было туда, но остановилась:

— Там же этот… Ноутбук…

— А, брось его куда-нибудь!

Я переложила «Самсунг» на приставку, поближе к стационарному компьютеру, уселась в кресло и всем своим видом изобразила готовность слушать.

— Так вот, милая Анна, я приехал в ваш городок недавно…

— Ничего себе «городок»! — возмутилась я. — Мы, между прочим, областной центр! И жителей у нас почти что миллион!

— И воспитания тебе явно недостаёт. Перебивать невежливо. Я приехал сюда из столицы, так что мне ваш областной центр…

— … ерундой кажется, — закончила я его мысль. — А чего ехал? Жил бы себе в своей любимой столице!

— В том-то и дело, что там в последнее время жизни мне не было. Ну, это не твоего ума дело. Я приехал сюда, стал налаживать бизнес здесь. Но, видимо, сильно кому-то помешал. И покушались на мою жизнь драгоценную, и слежку за собой всё время ощущаю, прямо спина чешется, так её кто-то взглядом сверлит…

— Валерьянки попей.

— Чего-о?.. — оторопел Игнат.

— У нас знахарка есть, бабушка Марфа. Она людей от сглаза лечит, от порчи, прочих напастей… А таких, как ты, которым мерещится что-то, она на раз вылечивает. Плёвое дело! Она им корень валерианы отваривает и пить даёт. От этого вонь у ней в избе стоит такая — хоть и не дыши вовсе! Но людям помогает. А ты можешь валериановую настойку в аптеке купить. Попьёшь валерьяночки, глядишь, и попустит…

— Надо говорить не «у ней», а «у неё», — машинально поправил он. — А ты, Анна, как я погляжу, больно много о себе понимаешь! Я что, совета у тебя спрашивал? Рецепт просил?

Я потупилась. И правда, не просил он у меня ничего такого. Чего с советами своими дурацкими лезу? Моё дело — порядок наводить да борщи варить, а не умничать. А ну как выгонит он меня, от дома откажет, что мне тогда делать?

— Дяденька, я больше не буду, не выгоняйте только… — жалобно заныла я.

Он горько вздохнул:

— А ты, оказывается, ещё и кривляка! Ладно, шагом марш на второй этаж, комнату себе выберешь.

Мы покинули неуютный кабинет и поднялись на второй этаж. Здесь было три двери. Средняя дверь была двустворчатая, распашная, а те, что по бокам, — обычные, одностворчатые.

— Эта, средняя, — хозяйская спальня, — пояснил Игнат. — Здесь я обитаю. А эти две задуманы либо как детские, либо как гостевые комнаты. Выбирай любую.

Я вошла в левую дверь, огляделась. Стандартный набор мебели: кровать, прикроватная тумбочка, встроенный шкаф, туалетный столик. И ещё одна дверь в стене. Я открыла, заглянула. О радость! Здесь оказалась полноценная ванная комната! Правда, самой ванны не было, места хватило только для душевой кабины, но остальное сантехническое оборудование присутствовало в достаточном количестве и слепило глаза своей снежной белизной. В общем и целом комната мне понравилась.

Её зеркальным отражением оказалась комната напротив. И точно такой же туалетно-помывочный отсек.

— А где стиральная машина? В кухне её не было, здесь тоже не вижу. У тебя в спальне, что ли?

— Вот ещё! — фыркнул хозяин. — В прачечной.

— Так мне бельё в прачечную таскать? — ахнула я. — Или ты надеешься, что я вручную стирать буду? И не мечтай!

— Прачечная, Аня, — это специальное помещение внизу, в подвале, — вздохнул он. — Я покажу тебе потом. Ну, какую комнату выбираешь?

Я пожала плечами:

— Да что тут выбирать, они ж одинаковые! Ну, пусть будет эта, правая…

— Почему не левая?

— Так левая находится прямо над кухней, правильно?

Он кивнул.

— А я на кухне буду целый день толочься и в кухонное окошко видом заброшенного и всеми забытого пустыря любоваться. И в спальне мне тот же пейзаж созерцать, что ли? Пусть хоть спальное окно на другую сторону выходит. Всё-таки какое ни какое, а разнообразие…

— Разумно, — согласился Игнат.

Потом мы спустились в подвал. Он показал мне стиральную машину, объяснил, как та работает. Машина оказалась даже с сушкой, что понравилось мне чрезвычайно.

— Когда в первый раз запускать её будешь, меня позови, я ещё раз всё покажу.

Я высокомерно подняла бровь:

— Чай, не дура, сама разберусь. Мы на курсах и стиралки, и микроволновки, и пылесосы проходили.

— Ну, смотри, как знаешь. Только учти: сломаешь — за ремонт всё до копейки из зарплаты вычту!

Мы условились с Игнатом, что я съезжу домой за вещами и сегодня же поселюсь в особняке. А работать начну уже с завтрашнего дня.

Приехав домой, я обнаружила, что мой драгоценный братец валяется на диване и смотрит телевизор.

— Чего это ты не на работе? — напустилась я на него.

— А зачем? — весело удивился Федька. — Ты ж работаешь!

— Вот-вот, привык на мне ездить… Тунеядец! — ворчала я, запихивая вещи в огромную клетчатую сумку.

С такими сумками наши «челноки» курсируют между Турцией и Китаем. Мне в моей нынешней ситуации огромная сумка тоже очень пригодилась. Хотелось за один раз взять как можно больше вещей, чтобы уже как можно дольше не ездить сюда, в пригород.

— Вещи-то хоть довезти поможешь? Лентяй…

— Помогу, если обзываться не будешь!

— Ладно, так и быть, не буду обзываться.

— Ладно, так и быть, допру твои вещи до вокзала. Но дальше уже — сама!

Федька протянул руку, схватил сумку, крякнул, как штангист, ставящий мировой рекорд, и потащил сумку к выходу. Я потащилась следом.

Он честно довёз меня до города, оставил на вокзале и поехал назад. Мы с баулом загрузились в троллейбус и без всяких приключений доехали до моего нового жилища.

Это новое жилище я с удовольствием обживала весь вечер. Развесила в шкафу свои нехитрые пожитки, в нижний отсек аккуратно выставила обувь, обе пары: белые босоножки и коричневые туфли, всесезонные. А в тапочки обулась сразу же.

Тапочки у меня новые, красивые. Я купила их специально для этой работы. Тащить сюда те тапки, в которых я всегда хожу дома, я не рискнула. От их вида у хозяина вполне мог приключиться инфаркт миокарда, и я бы осталась без места. А я ведь так настроилась на работу славную, на дела хорошие…

Правда, когда я в этих новых тапочках появилась на кухне, он чуть под стол не упал.

— Аня, душа моя, это что такое? — дрожащим голосом спросил он, глядя в упор на мои ноги, всунутые в медвежьи головы.

— Нравится? — улыбнулась я. — Мне давно такие хотелось, но в нашем посёлке это не очень принято. А тут случай подвернулся — городская работа, да и зарплату хорошую ты мне назначил. Так что я себе позволила… Здесь секрет один есть: если надавить на носик правому медвежонку, он рычит. А левый почему-то не рычит, сколько ни дави. Зато правый рычит так прикольно, вот смотри!

Я продемонстрировала, как рычит правый медвежонок и не рычит левый.

Мой работодатель только руками развёл — дескать, что тут скажешь…

На ужин Игнат разогрел в микроволновке замороженную пиццу. Я проинспектировала холодильник и спросила:

— Если я тебе на завтрак сделаю омлет с беконом, нормально будет?

— Годится, — кивнул он. — Не сказать, что завтрак сверхоригинальный, но вполне сойдёт. Только мне надо позавтракать рано, где-то в семь утра, потому что в восемь я уже должен быть на другом конце города. Не проспишь? Впрочем, я будильник поставлю.

В это время оконное стекло со звоном разлетелось на куски, впустив в кухню зелёненькую гранатку.

Гранатка шмякнулась на стол, прямо в пиццу, и угрожающе зашипела.

Игнат замер и даже как будто умер. А я схватила картонную коробку, в которой была пицца с гранатовой начинкой, и швырнула её в разбитое окно. На пустыре, куда выходила кухня, полыхнул небольшой взрыв.

Этот взрыв пробудил Игната. Он вышел из анабиоза и куда-то метнулся. Через секунду возвратился и сказал мне:

— Порядок. Через пару минут здесь будет милиция.

— Зачем? — удивилась я.

— Как это «зачем»? — удивился он в ответ.

Посидел, подумал и пробормотал:

— И в самом деле, зачем? Ну, наверное, чтобы найти злоумышленников.

— Здесь, у нас в доме? — снова удивилась я. — Здесь же, кроме нас, и нет никого. Тот, кто метнул бомбу с улицы, давным-давно убежал.

Милиция и в самом деле приехала очень быстро. Наряд в количестве двух человек забежал в дом. Менты быстренько пробежались по этажам, заглянули во все комнаты, углы и даже кастрюли.

Потом один из них, который, видимо, был за старшего, строго спросил Игната Михайловича:

— Господин Игнатов, вы ничего подозрительного не заметили?

Игнат только молча помотал головой.

— А вы, барышня, — обратился мент ко мне, — не заметили ничего странного, необычного?

— Как же не заметила? Ещё как заметила!

— Слушаю вас! — оживился милиционер.

— Ну как же… Окно разбилось, граната влетела… Мало, что ли?

— Нет, я говорю — странное что-то, необычное, — терпеливо повторил милиционер.

— А что, граната, влетевшая в пиццу, это разве обычное явление? И странно, согласитесь, что кто-то вообще додумался бросить в окно бомбу. Не война же!

Милиционер озадаченно почухал репу и спросил Игната:

— А кто это?

— Домработница, — буркнул мой работодатель. — С сегодняшнего дня работает.

— А предъявите-ка мне ваши документики! — потребовал бдительный страж порядка.

Я сходила наверх, взяла из ящика тумбочки весь ворох своих бумаг и притащила их в кухню.

Мент очень внимательно изучил их и вернул мне:

— Вот что, уважаемая гражданка Ермолаева Анна Тихоновна! Вы попали на работу в дом, который с некоторых пор находится под нашим пристальным наблюдением. На гражданина Игнатова Игната Михайловича уже были нападения, пока, к счастью, без тяжёлых последствий. Так что будьте бдительны! Кстати, как вы не побоялись схватить гранату за секунду до взрыва? Вам же руки оторвать могло!

— Правда? — испугалась я. — Не знала я. Не подумала как-то… Если б знала, ни за что бы не стала её хватать и бросать! На месте бы оставила.

— А тогда бы вам обоим головы поотрывало, — подал голос второй милиционер.

Все разом притихли, призадумались. Вот и выбирай, что хочешь: без рук остаться — что за жизнь… А без головы и вовсе никакой жизни…

— Да уж, дилемма… — пробормотал Игнат.

Милиционеры встали.

— Может, охрану вам прислать? — спросил старший.

— Спасибо, не надо.

— Ну, как хотите. Мы сейчас ещё тут в округе порыщем, да только вряд ли что нароем…

Они ушли, а я напустилась на хозяина:

— Чего ты от охраны отказался? Я же теперь ночью спать не смогу, мне везде бомбы мерещиться будут до самого утра! Звони в райотдел, вызывай охрану!

— Я уже подрядил одну охранную фирму беречь мой покой. Денег берут кучу, а результат — сама видишь!

Он схватил телефонную трубку и стал наяривать. Не сразу, правда, но абонент всё-таки отозвался.

Игнат заорал дурным голосом:

— Феликс, мать-перемать, где твоя охрана? За что я деньги плачу, а? Мне уже гранаты не просто в дом, а в тарелку с ужином забрасывают. Следующая, видимо, прямо в рот залетит, а ты и в ус не дуешь! Вот убьют меня, кто тебе деньги платить станет?! Что значит «поймали»? Кого поймали? А-а, ну… — сбавил он тон. — И кто? И что он? Да не надо мне его предъявлять! Ещё не хватало… Будут точно? Всю ночь? Ладно. Хорошо, хорошо…

Распрощавшись с собеседником, он устало потёр лицо руками:

— Давай спать. Утро вечера мудренее.

— Боюсь. Я домой хочу. Мне дома никто в окна бомбы не швыряет.

— И здесь не будут. Охранное агентство начеку.

Я молча, но очень выразительно посмотрела на разбитое окно.

— Чего глядишь… Поймали охранники бомбиста. Ментам уже сдали. Да только толку от этого… Гранату бросил мальчишка лет двенадцати, к тому же — бомж. Когда его скрутили, он сказал, что дяденька в джинсах дал гранату и сказал, куда бросить. И отжалел мальцу за это десять долларов. Пацана-то взяли, да какой от него прок? А дяденьку в джинсах хрен найдёшь…

— А кто такой этот Феликс?

— Глава охранного агентства. Феликс Арнольдович Штосс. Немчура, вроде бы из благородных. Истинный ариец, так его и разэтак… Но вроде охраняют честно, раз мальчишку-бомбометателя повязали!

Я возмутилась:

— Так сам же говоришь, толку от этого — чуть… Они должны были пресечь это, не допустить, чтобы бомба сюда залетела! А разве нет?

— Конечно. Только Феликс говорит, что бомжата разные весь день по улицам шныряют. Кто ж знал, что этот гранату бросит…

Я шмыгнула носом и спросила:

— А ты много денег им заплатил? В смысле — долго они тебя охранять будут?

— Ну, сколько понадобится… А что?

— А то, что я бояться-то не перестала. Если тебя убьют, эти охранники продолжат меня охранять?

— Тебя? — засмеялся он. — Да кому ты нужна, сама подумай…

Потом до него, видимо всё-таки дошёл смысл сказанного. «Если тебя убьют»… Он как-то сразу поскучнел и буркнул:

— Хватить базарить. Спать пора. Завтра вставать рано.

— А окно? Его же закрыть чем-то надо!

— Закрывай. Ты теперь в доме хозяйка, вот и хозяйничай. А моё дело — оплачивать твою работу.

Он ушёл спать, а я призадумалась. Дыра образовалась большая, и закрыть её не так-то просто.

Что же придумать?

Я обошла все помещения первого этажа. В гостиной вообще ничего интересного не обнаружилось. В так называемом кабинете были только книжки и два компьютера. Всё это не годилось. В прачечной рядом со стиралкой стояла большущая коробка стирального порошка. Но это по сравнению с обычными коробками она казалась огромной, а по сравнению с окном — так, мелочь.

На втором этаже и искать бесполезно. Нет там ничего подходящего, я же видела…

Я с тоской поглядела на лестницу, ведущую на второй этаж. И тут вдруг нашлось решение проблемы!

Вдоль всей лестницы были развешаны картины. Ну, не то чтобы картины, просто наброски — лошадиные головы, вековые деревья, какие-то неясные силуэты. Уж не знаю, то ли сам Игнатов такой тонкий ценитель живописи, то ли это дизайнерское решение, то ли просто от прежних хозяев осталось — не суть важно. Главное, наброски эти сделаны на плотном картоне, вставлены в прочные рамки и форму имеют подходящую: большие, вытянутые в длину.

Я сняла одну лошадь и потащила вниз, в кухню. Приладила к разбитому окну. Как тут и была!

Так, ладно. Дуть из окна не будет, и хорошо. А залезть никто не залезет. Игнат сказал — охранная контора Феликса Штосса начеку. Вот и замечательно!

Я выключила в кухне свет и со спокойной душой пошла наверх. Приняла душ, улеглась в койку и решила ни о чём не беспокоиться и ничего не бояться. Что толку бояться? Слезами и дрожанием делу не помогу, только изведусь вся… Буду думать о хорошем.

Но ничего хорошего в голову не шло. А мысленно жевать события бурного вечера не хотелось. Лучше буду спать.

Ну спать — так спать. Сказано — сделано. На новом месте приснись жених невесте…

Игнат в это время лежал без сна в своей роскошной «хозяйской спальне». Мебель в спальне была дорогая, красного дерева, инкрустированная перламутром. Постельное бельё — из натурального шёлка. Лёгкий плед — из чистого мягчайшего кашемира. Всё вроде было, что называется, по высшему разряду, но настроение портила одна мелочь: Игнат не был уверен, что завтра утром проснётся здесь, в постели. Наутро он вполне мог обнаружить себя в райских кущах или вообще у чертей на сковородке.

Вот сегодня к ужину неизвестные «друзья» прислали ему гранату. Хорошо, хоть домработница оказалась не робкого десятка и в окно её выбросила. А не то в рай или в ад можно было попасть уже сегодня…

Девица эта странная, если не сказать больше. С одной стороны — вроде бы неглупая и даже с юмором. С другой стороны — дура дурой. Ну как можно хватать шипящую гранату, которая вот-вот взорвётся?! Хотя, конечно, если бы она её не выбросила… Ладно, хватит о грустном.

Нет, всё-таки Анька эта очень смешная. Чего стоит одна только ленточка, пропущенная под волосами и завязанная на лбу кокетливым бантиком! Умереть — не встать… Нечто подобное барышни носили лет пятьдесят назад. Или сто. Видимо, в их деревне мода меняется не так быстро, как в остальном мире.

А эти аляповатые синтетические тапочки! Подумать только — медвежьи морды!..

А с другой стороны… Да, не интеллектуалка она. И далеко не красавица в общепризнанном смысле. Внешность у неё необычная, вызывающая неясную тревогу и мысли о других странах, других народах… И что из этого? Ведь он, когда заказывал себе домработницу, ничего не просил в смысле ума и красоты. Он же просил такую, которая домашнему ремеслу была бы обучена. Такую и прислали. К тому же жизнь спасла… Ну, может, не жизнь, но уж точно — здоровье…

Надо будет ей завтра «тревожную кнопку» показать. И стекольщиков пусть вызовет обязательно.

Когда утром Игнат спустился к завтраку, я уже вовсю шуровала на кухне. Напекла оладушков, сделала творожок с зелёным лучком и укропом, заварила душистый чай из смеси трав.

Обнаружив на столе такой шикарный завтрак, Игнат обалдел. Так и не собравшись с мыслями, брякнул первую же пришедшую на ум глупость:

— А где омлет?

— Сейчас будет. Я ждала, пока ты встанешь. Омлет нельзя готовить заранее — он осядет. А если ещё и остынет, так останется его только выбросить. Тебе сколько яиц — два, три, восемь?

— Нисколько, — подумав, сказал он. — Достаточно того, что уже есть на столе.

— Да ты не волнуйся, я за полминуты сейчас омлет сделаю!

— Не надо. Мне уже надоели омлеты и яичницы. Хочу нормальной еды.

Я налила чай в большую чашку с надписью «Босс» (такие продают в подземных переходах), поставила перед ним блюдо с оладьями, розеточки со сметаной, мёдом, джемом.

— А ты молодец, запасливый хозяин! — похвалила я его. — Всё, что надо, у тебя в запасе есть. Дом — полная чаша. И кухня так оборудована… Стряпать здесь — одно удовольствие.

Сначала он навернул полную тарелку творога с зеленью. Попросил было добавки, да я объяснила, что больше нет. Тогда он принялся за чай с оладьями. Подмёл подчистую всё: и сметану, и мёд, и джем. Вот ведь оголодал человек! Да и понервничал вечером так, как не дай бог никому…

— Игнат, куда мне позвонить насчёт разбитого окна? Ты имеешь дело с какой-то конкретной фирмой?

— Пока что с этими фирмами я никаких дел не имел, — промычал он с набитым ртом, — но теперь, видимо, придётся часто к ним обращаться. Ты полистай газеты с объявлениями, выбери там что-нибудь и созвонись. Только пусть сегодня же всё сделают! Без разницы, сколько это будет стоить. Деньги я тебе оставлю.

— Ладно, — кивнула я. — А если опять что-нибудь случится, мне куда звонить — в милицию или тебе?

Он спохватился:

— Да, чуть не забыл! У меня в прихожей есть «тревожная кнопка». Нажимаешь, и милиция через две минуты уже здесь!

Он повёл меня в прихожую, показал кнопку. Потом дал свою визитку:

— Здесь все мои телефоны. Но если что случится, лучше сразу звони на мобильный. В офисе меня можешь не застать, а сотовый всегда при мне. Усекла?

— Усекла.

Сбегав в кабинет, я порыскала на просторах необъятного письменного стола, нашла карандаш, вернулась в кухню, открыла навесной шкафчик и на внутреннюю сторону дверки стала старательно переписывать телефоны.

Игнат Михайлович несколько секунд озадаченно смотрел на меня, потом несмело подал голос:

— А что это ты делаешь?..

— Телефоны твои себе переписываю, — ответила я, продолжая трудиться.

— Зачем это? Я же тебе карточку визитную дал, там всё это есть.

— Есть, — согласилась я, — пока сама карточка есть. А ну как потеряется, а ты мне срочно понадобишься, тогда что? А шкафчик вряд ли потеряется.

Он подумал и согласился:

— Да, вполне разумно. А запоминать телефоны ты не пробовала?

— Бесполезно. Тут же несколько номеров, да в каждом — по семь цифр, а в мобильном и вовсе одиннадцать, да все такие разные… Разве упомнишь?

Закончив переписывать, я закрыла дверцу, а визитку спрятала в кармашек передника.

Пожав плечами, он отбыл на работу, а я убрала кухню и села на телефон.

Газеты листать я не стала, потому что знала, кому звонить. Андрюше я позвонила, своему хорошему знакомому, мастеру на все руки. Объяснила ситуацию, сказала, что надо всё сделать быстро. Андрей велел мне измерить окно и продиктовать эти размеры ему. Я так и сделала. К счастью, окно оказалось стандартным, и они с напарником уже через час были в доме, вставляли стеклопакет.

Когда работа была закончена, я позвонила своему работодателю на сотовый:

— Добрый день, это я, Аня.

— Какая ещё Аня? — не сразу сообразил он.

— Домработница.

Он даже дыхание затаил:

— Опять что-то случилось?..

— Мастера были, стеклопакет заменили, ушли уже. Я хотела тебе кое-что показать. И спросить хотела. Ты обедать приедешь? Готовить что-то сейчас? Или только к вечеру?

— К вечеру, Аня. Сейчас я весь в пурге, какой там обед… А к вечеру, будь любезна, приготовь что-нибудь поприличнее. Я приду домой с приятелем. Нам поговорить надо без посторонних ушей.

— Конечно, хозяин! Всё будет как надо.

С приятелем, значит… Это интересно! Только дай бог, чтобы приятель этот не оказался томной девушкой, которая здесь и заночует. А то я буду себя чувствовать весьма неловко. Но будем надеяться, что гостем будет всё-таки мужчина.

Денег у меня осталось ещё много, я сходила в ближайший магазин и купила всё необходимое для «скромного ужина с приятелем».

Вернувшись, я поставила дрожжевое тесто и пошла по дому с ревизией. Быстро убрала постели, собрала хозяйские носки-футболки, забросила их в стиральную машину, выбрала программу стирки и сушки, включила. Ну, машина работой обеспечена часа на три.

Обмяла тесто, дала ему ещё подойти. Приготовила мясной фарш. Вымыла микроволновку и газовую плиту. Разобралась, как работает духовка, налепила крошечных расстегайчиков и поставила в печь. Не зря же я хвасталась, что по выпечке была лучшей на курсах! Пришла пора делом доказать это.

Пока пеклись расстегаи, я сварганила суп-крем из спаржи и брокколи. Теперь это просто, теперь всё есть в продаже, не то что в моём голодном детстве…

До вечера я ещё успела выгрузить бельё из машины, рассортировать его, погладить и сложить в хозяйский шкаф.

Позвонил Игнат:

— Ужин готов?

— Да, можно ехать. Вас двое?

— Двое. Минут через двадцать будем.

— Очень хорошо. Всё будет уже на столе. Не опаздывайте, а то остынет!

Я сделала греческий салат — свежие овощи с чёрными маслинами и брынзой. Задумалась: ужин с приятелем предполагает наличие спиртного или нет? Не поставлю рюмки — выругают. А вдруг поставлю, а они ничего такого пить не собирались? Конфуз может выйти…

Я на всякий случай надраила до блеска и водочные рюмки, и винные бокалы, но пока что припрятала их в шкафчик, чтобы под рукой были.

А тут и хозяин с гостем пожаловали.

Гость мне понравился. Невысокий, русый, кудрявый и улыбчивый.

— Вы похожи на поэта Сергея Есенина, — сделала я ему комплимент.

— Правда? — обрадовался он. — А вы любите творчество Сергея Есенина?

— И творчество люблю, и портрет его мне очень нравится. Тот, где он с курительной трубкой. Проходите, мойте руки и — к столу. Сейчас суп подам.

Хорошо, что фужеры не поставила. Они и не собирались пить спиртное. Игнат достал из холодильника пакет мультивитаминного сока. Я быстренько метнула на стол стаканы.

Когда они увидели, какой ужин их ждёт, враз дара речи лишились. Оба.

— Балуешь ты меня, дружище, — расплылся в улыбке «Есенин». — Где ужин заказывал?

Тут хозяин мой очнулся и поднял брови:

— Анюта, ты ужин в ресторане заказывала?

— Никак нет, сама приготовила, — пожала я плечами. — Чай, не безрукая! Да ничего особенного, что тут готовить… Суп-крем из спаржи и брокколи, расстегаи по старинному рецепту, салат по-гречески… На десерт будет мусс из свежих ягод. Малиновый. Сейчас как раз сезон.

Подобрав руками отвалившиеся было челюсти, мужчины сели за стол.

Я разлила по тарелкам суп и, обращаясь к гостю, сказала:

— Уважаемый Сергей Есенин, надеюсь, моя стряпня вам понравится.

Игнат поперхнулся супом, покраснел и забормотал:

— Я, кажется, забыл вас познакомить… Это, Аня, товарищ мой школьный. Его и правда зовут Сергеем, но по фамилии он Терещенко. А это, Серёга, домоправительница моя, Анюта.

Серёга изобразил вежливый кивок:

— Да, я уже это понял. Очень приятно познакомиться.

— Лучше начинайте знакомиться с моим кулинарным талантом. Для меня самое приятное — когда гостям угощение нравится.

Только уселись — звонок в дверь. Я помчалась открывать. На пороге стояло небритое мурло с недобрым взглядом.

— Вам кого? — пролепетала я.

— Игната позови.

— Игнат Михайлович, к вам! — крикнула я в сторону кухни.

Но друзья так увлеклись обедом, что не услышали меня. Я не знала, что делать: звать хозяина отсюда — бесполезно, не услышит; оставить небритого здесь и побежать в кухню — боязно. Вдруг этот человек с плохими намерениями явился? А захлопнуть дверь перед его носом — правила приличия не велят.

И что же мне теперь делать?

Посетитель сам решил вопрос. Он отодвинул меня с дороги и пошёл в кухню. Я обомлела: что-то будет?..

Но Сергей с Игнатом встретили его радостно. Ну, или почти радостно.

— О-о, Кирюха пришёл, смотри-ка! Хвалишь нас, видать, раз к обеду попал! — радостно кричал Сергей.

— Проходи, Кирилл, мы только-только сели обедать, — вторил ему Игнат.

— Игнатушка, а что это за чувырла мне дверь открыла?

— Это домработница моя, Аня. Вот, кстати, и она. Анечка, хватит обеда на троих?

— Даже на пятерых. Сейчас накрою.

Я бросила на стол ложку-вилку, схватила тарелку, налила суп из кастрюльки на плите, понесла его к столу. И совсем уж было собралась поставить тарелку на стол перед новым гостем, да вот незадача: запнулась, рука дрогнула, и весь суп вылился на очень приличный костюм этого Кирилла.

Он сначала даже ничего не понял. А когда понял, заорал так, что даже Серёга с Игнатом притихли. А я так и вовсе голову руками закрыла.

Кирилл стоял посреди кухни и самозабвенно кричал, не выбирая выражений, а нежный овощной супчик тем временем грустно стекал с его штанов на кафельный пол. Я схватила кухонное полотенце, стала промокать его намокшую одежду, тихонько бормоча: «Простите, простите, ради бога, не со зла, нечаянно вышло…»

Он грубо оттолкнул мою руку с полотенцем и обернулся к стонущему от смеха Сергею:

— Ну, и как я теперь домой пойду?

Сергей только развёл руками и залился пуще прежнего, а Игнат сказал:

— Не переживай, я тебе сейчас что-нибудь из своего гардероба подберу, а костюм твой Аня завтра в химчистку снесёт, будет как новенький. Да, Анечка?

Я с готовностью закивала так энергично, что по кухне от этого даже ветерок прошёл.

— Нет! — снова заорал этот ненормальный Кирилл. — Никаких Анечек! Ещё не хватало… Ты эту свою Квазимоду даже близко ко мне не подпускай, договорились? И сейчас убери её с глаз долой!

Игнат кивнул мне. Я всё поняла и вышла из кухни, по пути сдвинув стул Кирилла назад. Немного, где-то на вершок.

Когда я из кухни вышла, он успокоился и вознамерился сесть на место. Но место-то уехало, а он не знал! Ну, и сел мимо стула. Серёга с Игнатом грохнули в два голоса, Кирилл затрубил раненым мамонтом, а я удовлетворённо тряхнула кудряшками и ушла наверх, в свою комнату. Села у окошка и стала глядеть вдаль, на линию горизонта. Говорят, так глаза отдыхают.

За дверью послышался топот. Это Игнат проследовал в свою комнату. Через пару минут вышел оттуда и заглянул ко мне. В руках он держал спортивные штаны.

— Сидишь?

— Сижу.

— Грустишь?

— Грущу.

— Ладно, сиди здесь, не высовывайся, а то Кира под горячую руку и зашибить может. Слушай, а чего ты так на него взъелась? Столько урону нанесла…

— А не будет «чувырлой» обзываться и «Квазимодой». От вас же, мужиков, никогда защиты не дождёшься. Но я с детства могу постоять за себя. Ты ему там поделикатнее намекни, чтобы не дразнил меня. А то суп на брюках и сесть мимо стулки — это так, детские шалости. Я ведь и по-настоящему проучить могу!

— Не «мимо стулки», а «мимо стула», — опять машинально поправил он. — Ну, честно сказать, я Кирюху и сам недолюбливаю, но поощрять твои военные действия не намерен. Хватит нам бандитов за стенами дома… Давай хоть здесь воевать не будем, ладно? Кстати, за обед спасибо. Всё очень вкусно!

Он побежал вниз.

— Мусс возьми в холодильнике! — крикнула я ему вдогонку.

Через минуту после этого я приоткрыла свою дверь, прислушалась: криков внизу уже не было, только ровный гул мужских голосов.

Я босиком, на цыпочках спустилась почти до конца лестницы и присела на ступеньку. Может, им что-то ещё понадобится, так чтобы меня хозяин долго не искал. Про мусс я ему напомнила, но вдруг моя помощь потребуется…

Дверь в кухню была приоткрыта, там горел свет. А у меня на лестнице было темно и тихо. Я из своей темноты их видела хорошо, а слышала ещё лучше. Они же меня не видели совсем. И уж тем более не слышали.

Кирилл уже переоделся в спортивные штаны Игната и спокойно хлебал суп, заедая его пирожками. Вдруг, не донеся ложку до рта, он перестал есть и с тревогой спросил:

— А куда подевалось это чудо в тапках?

— На втором этаже, — успокоил его Игнат. — Сидит в своей комнате и дрожит. Нагоняя боится.

— Во-во, пусть боится. И на глаза мне пускай больше не попадается!

— Кстати, всю эту вкуснотищу она приготовила. Так что пользы от неё куда больше, чем вреда.

— Это кому как, — сварливо отозвался небритый Кирилл. — Тебе, конечно, сплошная польза. А мне, горемыке, от неё вред один!

— Ой, мужики, слушайте сюда, чего расскажу! — спохватился мой хозяин. — Девушку эту впору представлять к правительственной награде!

И он во всех подробностях рассказал о вчерашнем происшествии. Как окно разбилось, граната влетела, прямо в пиццу угодила. И как я по бестолковости и неопытности схватила гранату и вместе с пиццей в окно выбросила.

— Э, братец, так тебе повезло вдвойне! — позавидовал Серёга. — Не только хозяйку в дом заполучил, а ещё и ангела-хранителя. Теперь есть кому тебя от снарядов спасать.

— Это вряд ли, — сокрушённо вздохнул мой работодатель. — Тут менты понабежали и объяснили ей, что гранату, готовую вот-вот взорваться, руками лучше не трогать, потому как можно без этих самых рук остаться. Она, оказывается, не знала этого. Думаю, Анька даже не поняла сначала, что это было. Подумала, что камень с улицы влетел и пиццу нам испортил. От злости выбросила это в окно, а «камень» взорвался. Но менты уже её просветили, она теперь тоже умная и больше рисковать своими драгоценными руками не собирается.

Потом разговор у них пошёл чисто деловой. То, что дверь в кухню была открыта, им совершенно не мешало. Никому из них в голову не пришло, что их могут подслушать. А кого им стесняться? «Чувырла в тапках» сидит в своей комнате и боится нос высунуть, а больше в доме никого нет.

Впрочем, никакие военные тайны за столом не обсуждались. Разговор шёл на сугубо строительные и чиновничьи темы: количество коттеджей, стоимость кирпича и леса, сколько подписей уже собрано, сколько ещё осталось собрать, какую взятку кому занести… В общем, обычный трёп бизнесовых пацанов.

Я всё переживала, не забудет ли Игнат достать мусс. Зря я, что ли, старалась?

Но он не забыл. Он всё-таки поставил лакомство на стол. Гости увидели и одобрительно загудели. А попробовав, даже зааплодировали. Я встала и на тёмной лестнице сделала книксен в ответ на аплодисменты. Жалко, никто этого не видел. Теперь я точно знаю, что чувствовала Золушка до встречи с принцем. Она ведь точно так же сидела в темноте, всеми позабытая, пока другие наслаждались плодами её труда.

Ой, я, кажется, сейчас заплачу…

Наговорившись вдоволь о делах, мальчики решили, что неплохо было бы развлечься. Больше всех эта мысль воодушевила Игната. Он сказал друзьям, что после вчерашней нервной встряски сегодня ему просто обязательно надо развеяться. И вызвался везти всех на своей машине.

Серёге эта идея тоже понравилась чрезвычайно. Только Кирилл стал отнекиваться и ссылаться на головную боль и на то, что ему завтра рано вставать. Потом вспомнил о главном: костюм же испорчен, а в чужих трениках в приличное место не поедешь же…

Игнат, похоже, настаивать не собирался. Он вообще разговаривал с Кириллом весьма сдержанно. Но Серёга сказал Кириллу, что тот может по дороге заехать домой и переодеться.

Кирилл продолжал сомневаться и терзаться. Чувствовалось, что ему совсем не хочется сегодня ночных развлечений. Однако отбиваться от компании тоже не хочется.

В конце концов победила дружба. В том смысле, что Кирилл решил не отставать от друзей и тоже поехать на увеселительную прогулку по ночным клубам.

Мужчины стали вылезать из-за стола, громыхая стульями по кафельному полу. Я ласточкой взмыла наверх и снова притаилась в своей комнате.

Игнат подошёл к лестнице, задрал голову и крикнул вверх:

— Анюта, мы уходим. На всю ночь.

— Дверь за вами закрыть? — отозвалась я из своей комнаты. — Сейчас спущусь.

— Нет, на засов не запирайся. Только на замки. Ключи возьму с собой. Если приду под утро, чтобы не пришлось тебя будить.

Я нехотя стала спускаться, тормозя на каждой ступеньке. Мужики втроём топтались у входной двери, поджидая меня. Пару раз я правой тапочкой, прямо медвежьим носиком, наткнулась на штырьки, поддерживающие перила. И оба раза медвежонок послушно рыкнул. Кирилл от этого звука дёрнулся, как будто наступил на провод, Игнат вздохнул и смущённо улыбнулся приятелям, а Серёга подмигнул мне и галантно изогнулся, выставив вперёд ножку:

— Мадемуазель, целую ваши золотые ручки. Ужин был выше всяких похвал, а десерт — ну просто бомба!

При слове «бомба» Игнат заметно скис, а Серёга, не понявший своей бестактности, послал мне воздушный поцелуйчик.

Я вяло махнула рукой в ответ и осталась стоять на последней ступеньке, не чувствуя желания подходить к ним слишком близко:

— Идите, я закрою.

Мальчики гурьбой высыпали на крыльцо, оживлённо переговариваясь. Они уже предвкушали предстоящий ночной разгул.

Но — не судилось. Им даже в машину сесть не удалось, потому что машина взорвалась.

Взорвалась, когда Игнат нажал кнопочку на брелочке, чтобы снять автомобиль с сигнализации.

Мужики разом бросились на землю и залегли. А я только и успела, что рот открыть. Рот-то я открыла просто от удивления и неожиданности, но память тут же услужливо подсунула мне информацию, что именно так и надо поступать в момент взрыва, чтобы взрывной волной не порвало в ушах барабанные перепонки.

Правда, потом я сообразила, что моим драгоценным барабанным перепонкам ничего не грозило, потому что взорвалась всё-таки не авиабомба и не снаряд «катюша». И урону этот взрыв принёс не очень много. Все остались живы и даже здоровы. Конечно, серебристую «шкоду» сильно покорёжило. И в округе разом завыли все автомобили, стоявшие на сигнализации. И ещё окна у нас в доме повылетали.

Мужики лежали на земле плашмя, закрывая руками свои бестолковые головы, а я стояла в прихожей и с грустью смотрела, как осыпаются остатки стёкол из наших окон.

Два вечера — два взрыва. Что там Голливуд с его блокбастерами!.. Опять завтра надо звонить Андрюше. Если дела у нас будут продолжаться в том же духе, так Андрей очень быстро разбогатеет, а его фирма вообще озолотится.

Пока я размышляла, а Игнат и его гости находились в прострации, к дому свернул раздолбанный «жигулёнок» цвета детской неожиданности, оттуда выскочил дяденька неопределённого возраста, достал компактный огнетушитель и быстро сбил со «шкоды» несильное пламя.

— Чего стоишь, рот раззявила! — прикрикнул он на меня. — Звони давай в милицию, это же настоящий теракт!

Игната со товарищи он просто не заметил.

Я метнулась к «тревожной кнопке». Моя милиция меня бережёт, как же… Ну, если уж они уберечь нас не в силах, так пусть хоть теперь приедут, полюбуются. Какое-никакое, а всё же развлечение…

Три товарища в конце концов вышли из столбняка, ожили, стали подниматься и отряхиваться.

Кирилл, который и так злился весь вечер, теперь совсем озверел и чуть не разорвал несчастного Сергея:

— Ты ещё со своими шуточками!.. «Ваш десерт — просто бомба!» Вот и накаркал! Ты что, не знаешь, что в доме повешенного не говорят о верёвке…

— Я что? Я ничего… — оправдывался тот, заикаясь. — Кто ж знал, что в этом доме традиция такая: ни дня без взрыва…

Игнат переводил взгляд с пострадавшего дома на сгоревшую машину. Потом, налюбовавшись, произнёс речитативом, почти спел:

— Нас бомбили в сорок первом…

Я решительно заявила:

— Всё, хозяин, я увольняюсь! Не знаю, что вокруг вас происходит и почему, но в любом случае мне это не нравится. Я ещё молодая, мне ещё жить и жить, а работа здесь, я так понимаю, с жизнью несовместима. Так что всего хорошего! Искренне желаю вам счастливо прожить оставшиеся вам дни или часы.

Игнат задумчиво посмотрел на меня, потом сел на ступеньку крыльца и спокойно сказал:

— Что ж, Аня, понять тебя я могу, а вот удерживать не могу. Не имею морального права. Даже наоборот, настоятельно рекомендую тебе сегодня же вернуться к себе домой. Такси тебе вызвать?

Такая человечность тронула меня до глубины души. Я тоже опустилась на крыльцо и задумалась.

А поразмыслив, сказала:

— Ну, жизнь здесь, конечно, опаснее, чем на пороховом складе, это факт. — Он молча кивнул. — А с другой стороны… Волков бояться — в лес не ходить! Я, конечно, не хочу погибнуть во цвете лет. Но и назад в посёлок возвращаться тоже не хочу. Что мне там делать? На братца-бездельника любоваться? К тому же я так надеялась здесь, в городе, в люди выбиться…

— Ага, точно, с метлой в руках, — подпрягся Кирилл. — Вот на ней и стартанёшь!

Мы с Игнатом никак не отреагировали на колкость, даже не повернулись в его сторону. Так и просидели молча до самого прибытия милиции.

Наряд сегодня был уже другой, но проку от него было так же мало, как и от вчерашнего. Они походили вокруг изуродованной машины, поопрашивали свидетелей. Поскольку дядька с огнетушителем давно уехал, то других свидетелей, кроме нас четверых, не оказалось. Справедливости ради надо сказать, что поодаль уже толпились люди, но они прибежали после взрыва, снедаемые любопытством, и прояснить ничего не могли. От них не приходилось ждать никакой достоверной информации. Наоборот, они сами жаждали её получить.

Правда, и мы тоже помочь милиции не могли ничем. Всё получилось, как в старом кино: поскользнулся, упал, очнулся — гипс. Примерно так же обрисовал ситуацию Игнат: вышел на крыльцо, нажал кнопку, услышал взрыв, упал на землю. Когда очнулся — машина уже догорала. Вот, собственно и все сведения.

Потом Сергею и Кириллу милиционеры разрешили разъехаться по домам. Мы с Игнатом вошли в дом, и он снова стал названивать Феликсу.

Сначала, как обычно, орал и бился в конвульсиях. Потом выслушал ответ, успокоился и сказал: «Хорошо». И дал отбой.

Мне же объяснил:

— Дядька на «Жигулях», который с огнетушителем, — человек Феликса. Он из наружного наблюдения, как раз было его дежурство.

— А кто взрывчатку ставил, он видел?

— Разбираются сейчас. Но на ночь охрану усилят, потому что окна выбиты. Ты уезжаешь или остаёшься?

— Сказала же — остаюсь! Сто раз повторять, что ли?

— Ну, тогда спать пора. Надо силы восстанавливать.

— Погоди, что я тебе показать хотела… Вот, в банку с крупой спрятала, чтоб не потерять. Выбросить хотела, потом решила у тебя спросить. Вдруг вещь нужная…

Я достала из банки с пшеном маленькую беленькую штучку и показала Игнату.

Он осторожно взял вещицу с моей ладони, рассмотрел её со всех сторон.

— Где ты её взяла?

— Здесь, в кухне. Она была снизу к подоконнику прицеплена. Собственно, это не я нашла, а ребята, которые окно меняли.

— Ты знаешь, что это? — спросил Игнат, сузив глаза.

— Нет, — испугалась я. — Неужто тоже взрывчатка? Ой, мама!.. — прокричала я шёпотом.

— Нет, Аня, это не взрывчатка. Это мина замедленного действия.

— А-а-а!!!

Обхватив голову руками, я метеором вылетела из кухни и помчалась наверх. Залетела к себе в комнату, бросилась на кровать и зарылась в подушки.

Работодатель мой пришёл следом, сел на стул у трюмо и сказал:

— Отбой тревоги! Это не настоящая мина. Я образно сказал.

Я осторожно высунулась из-под подушки:

— А что это? Камуфляж? Или, как его… Муляж?

— Нет. Это, сдаётся мне, подслушивающее устройство. Просто микрофончик. Он не взрывается. Он просто помогает моим врагам контролировать меня.

Он снова сел на телефон — вызванивать Феликса. Рассказал ему о находке. А закончив разговор, улыбнулся мне:

— Порядок. Завтра Феликс придёт со специальным оборудованием и проверит весь дом на наличие «жучков». Хорошо, что ты не выбросила эту штучку в мусор. Тебе за бдительность премия полагается. Хочешь, в ресторан тебя свожу? Или тебе лучше деньгами отдать?

— Деньгами, — буркнула я. — Сами же с Серёгой сказали, что моя еда в сто раз лучше ресторанной, так чего туда идти? Лучше я себе тапки новые справлю, тихие, а то эти рыкалки меня уже достали!

— Тебе же они так нравились! — удивился Игнат.

— Ну, друзья твои дразнятся, а я этого не люблю…

— Вот ещё! На дураков всяких внимание обращать…

— Ты ещё скажи, что это они от зависти, — засмеялась я. — Так я им обоим по паре таких же тапок куплю. На премию.

— Нет, не от зависти, конечно. Просто я не очень люблю Кирюху, и он платит мне той же монетой. Меня кусать боится, так на тебе отыгрался… Говорю же — выбрось из головы! А рыкалку я тебе завтра из тапка уберу. Раскручу носик и выброшу рычалку. Да чего там завтра, давай сегодня!

Он в самом деле растребушил медвежий нос, вытащил рычалку, вернул нос на место и сказал:

— Вот и всё. Носи на здоровье.

И ушёл спать.

Правда, через минуту вернулся и, просунув голову в дверь, сказал:

— От взрыва и пожара не так спасаются. Чего тебя наверх понесло? Если бы рвануло, так тебя бы погребло под обломками дома. А если пожар бы начался, так пришлось бы тебе прыгать со второго этажа, ноги ломать. Или шею… Если боишься чего-то — беги на улицу. И отбегай от дома подальше. Усекла?

— Да, это я не подумала… Спасибо за науку. Запомню.

— На здоровье.

Он скрылся в своей комнате. А у меня сон пропал. Разве уснёшь, находясь в самом центре таких событий…

Завтра, пожалуй, стоит походить по окрестностям, познакомиться с соседями. Во-первых, сплетни разузнать, это всегда полезно. А во-вторых, надо же куда-то бежать в случае теракта, взрыва, нападения, появления НЛО и при прочих катаклизмах.

Бабушка мне всегда говорила: соседи, деточка, важнее родственников. Родственники могут жить далеко, могут тобой не интересоваться вовсе, да и самих родственников может не быть. А соседи — вот они, всегда рядом. И с бедой своей побежишь куда? Опять же — к ним, к соседям…

К тому же соседи могут оказаться людьми весьма наблюдательными. Может, у них найдётся информация, способная пролить свет на все эти загадки с пиротехническими эффектами! А то пока Феликс со своими дядьками на «Жигулях»-раздолбайках почешется, пока повернётся, пока информацию соберёт, вполне может оказаться, что информация эта уже просто никому не будет нужна.

Во мне проснулся сыщицкий дух, и от этого даже кровать подо мной завибрировала. Я уже мысленно куда-то бежала, кого-то преследовала, что-то расследовала…

Долго бежала, долго расследовала, и прекратилась эта погоня только со звонком будильника.

Потягиваясь и позёвывая, я побрела в ванную комнату, приняла душ, окончательно пришла в чувство и только тогда вспомнила: у нас же стёкол внизу нет!

Хорошо, что наши с Игнатом спальни выходят на другую сторону, не то спать бы пришлось практически на улице, а мне это радости не доставляет. Я же не Маугли…

Я пулей слетела вниз и убедилась: да, окна за ночь целее не стали, но посторонних в доме, кажется, нет. Значит, Феликс держит слово…

Вздохнув, я взяла веник и стала сметать осколки с подоконников и с пола. И опять на ум пришло сравнение с Золушкой. Та, бедняжка, тоже трудилась, не покладая метлы, пока весь дом спал…

А злой Кирилл вчера советовал мне стартовать на этой метле в светлое будущее… Ну что с дурака возьмёшь?

Звонить оконных дел мастерам было ещё рано, поэтому я спокойно закончила уборку и задумалась: что на завтрак приготовить?

Вчерашние гости мусс съели весь и суп тоже выхлебали. Ну, что выхлебали, а что по брюкам размазали… Остались только расстегайчики, благо я напекла их целую кучу.

Собственно говоря, завтрак практически готов. Я к этим пирожкам просто сделаю чай или кофе, а больше ничего и не нужно. Какие уж разносолы в таких военно-полевых условиях…

Однако профессиональная гордость кулинарки-отличницы взяла верх. Я решила, что чай или кофе — это уж слишком банально, ну просто чересчур. И я решила сварить настоящее какао. Настоящее, а не какой-то там растворимый «Несквик»! Ведь есть же в холодильнике молоко — настоящее, а не порошковое. И какао я купила только вчера. И десять пакетиков ванильного сахара.

Когда запах какао с ванилью поплыл по дому, результат не заставил себя долго ждать. В кухне нарисовался мой работодатель в длинном махровом халате.

— Что поднялся ни свет ни заря? — подколола я его, потому что на часах было уже почти девять.

— На запах пришёл, — честно ответил он.

— Умылся хотя бы, — упрекнула я, глядя, как он по-детски трёт глаза.

— Сейчас.

Он пошёл умываться, а я поставила блюдо с расстегаями в микроволновку. Ненадолго, буквально на одну минутку. Но эффект превзошёл все ожидания. Ощущение было такое, что они свежие, что называется — с пылу с жару.

— Надо же, ты новых пирожков напечь успела! — восхитился работодатель. — И когда ты всё успеваешь?

— Просто стараюсь как можно лучше выполнять свою работу, — скромно опустила я глазки. — Денег мне сегодня побольше оставь. Столько окон менять надо… Я сейчас вчерашнюю бригаду оконщиков вызову.

— Очень хорошо, — кивнул он. — Только я сегодня тоже дома останусь.

— А что так?

— Ну, Феликс же обещал подъехать со спецоборудованием, насчёт прослушки разобраться. Я же говорил тебе вчера, забыла?

— Забыла, — призналась я. — Это очень хорошо, что ты будешь дома. Мне после всех этих событий в одиночестве было бы не по себе…

После завтрака он пошёл наверх одеваться, а я помыла посуду, вызвала по телефону Андрюшу и села чистить картошку к обеду. Картошки решила начистить побольше, потому что прикинула, что кормить мне предстоит целую кучу народу.

Сначала приехал Андрюша, привёз своих стекольщиков. Вчера они были только вдвоём, сегодня же прибыли уже вчетвером. Так ведь и объём работы не сравним со вчерашним…

Потом прибыл его величество Феликс, и с ним — щуплый быстроглазый паренёк с плоским чемоданчиком. Феликс, белокурый гигант, похожий на античного бога, удалился с хозяином в кабинет. Парнишку с чемоданчиком они прихватили с собой и плотно прикрыли дверь. Ой, подумаешь, конспираторы…

Я вернулась к своим кастрюлям. Итак, считаем: четверо стекольщиков, Феликс с парнишкой — уже шесть человек, плюс я, плюс Игнат… Всего выходит восемь душ. А если ещё кто-нибудь на огонёк заглянет… Да, правильно я сделала, что начистила полведра картошки. Теперь ещё осталось нарезать тазик салата…

Улучив минутку, я поманила пальцем Игната.

Он вошёл в кухню, закрыл плотно дверь:

— Ну, чего тебе?

— А оборудование скоро привезут?

— Какое оборудование? — удивился он.

— Которым прослушку обнаруживать будут.

— Пацана с чемоданчиком видала? — Я кивнула. — Ну вот это и есть оборудование.

— В «дипломате»? — ахнула я. — Да что же там поместиться может?

— Всё, что надо, помещается. И прекрасно работает.

Я восхитилась:

— Надо же, до чего техника дошла! Так здорово! И удобно так…

— … и денег стоит немерено! — закончил Игнат.

— Кстати, о деньгах! — спохватилась я. — Я же тут обед затеяла на всю ораву…

— Молодец, что догадалась, — одобрил хозяин.

— Так вот, а продуктов маловато. Я сейчас по-быстрому в магазин сбегаю, докуплю, чего надо. Ты мне денежек-то отсыпь…

— Сколько надо? — полез он в задний карман за бумажником.

— А сколько не жалко. Я же тебе всё равно чек из магазина принесу, сам увидишь, что сколько стоит.

— Я не про то, Аня! Я просто не знаю, сколько нужно продуктов для такой толпы.

Он раскрыл бумажник, порылся в нём, потом сказал: «А!», закрыл бумажник и отдал его мне:

— Бери весь, там разберёшься.

Я отправилась в магазин. Спешить мне было некуда. Кушать людишки захотят только часа через два, а надо будет, так и три часа подождут, не умрут. Картошка у меня уже начищена, вариться ей всего-то полчаса. А я за эти полчаса успею настрогать тот самый пресловутый тазик салата.

В супермаркете, который был ближе всех к дому, я оторвалась по полной программе. Поскольку содержимое кухонных шкафчиков Игната уже не являлось для меня тайной, я точно знала, чего и сколько мне купить.

Сначала я как следует опустошила магазинные полочки со специями, потом перешла к продуктам менее возвышенным: хлеб, овощи, растительное масло, майонез. Одним словом, проза жизни. Тележка наполнилась если не под завязку, так уж по пояс — точно. Впрочем, пока выбранные товары были в тележке, они радовали мой хозяйский глаз, и сердце моё пело, а ноги почти плясали от радости: вот будет раздолье для моей фантазии!

Но когда, оплатив покупки на кассе, я переложила их в пакеты и поволокла к выходу, оптимизма у меня значительно поубавилось. Правильно говорят знающие люди: дурной бабе сколько денег не дай, всё будет мало, и сколько сумок не дай, тоже будет мало.

С трудом дотащив полные пакеты до выхода, я остановилась на крыльце магазина, чтобы передохнуть. А с крыльца, которое насчитывало аж целых семь ступенек, молодая мать пыталась спустить коляску с младенцем. Одной рукой она, вцепившись в ручку коляски, маневрировала колёсами по ступенькам, а другой придерживала кружевной свёрточек, лежащий в коляске, чтобы тот во время маневров не ляпнулся на землю.

Отставив в сторону свои пакеты, я побежала к ней с криком:

— Подождите, я вам сейчас помогу!

Она остановилась и подождала. Я подбежала, схватила коляску сзади, а она спереди, за ручку, и так мы благополучно снесли её на землю.

Отдышавшись, она сказала:

— Спасибо вам большое. Вечно я с этими ступеньками так мучаюсь… Идут мимо толпы людей, и хоть бы кто-нибудь помощь предложил… Вы — первая. Спасибо!

— Что вы, не за что, — зарделась я, как маков цвет.

— Знаете что, давайте я вам помогу дотащить покупки до дому! — предложила вдруг она.

— Что вы, какая помощь! — испугалась я. — У вас же коляска, руки заняты…

— Так я на коляске и отвезу! Здесь же для этого место есть специальное, — показала она вниз.

Там, внизу, между колёсами и впрямь была металлическая сетка с небольшим бортиком. Явно для того, чтобы сумки там возить.

— Вам в какую сторону? — спросила мамаша.

— Мне на улицу Стромынина, дом семнадцать.

— Ой, и мы живём на Стромынина, только в четырнадцатом доме, — обрадовалась девушка. — Это, получается, напротив вас, чуть наискосок.

Два моих пакета нам с ней удалось разместить под коляской, так что в руках я несла уже только один. Не спеша двинулись к дому.

— Меня зовут Аня, — представилась я. — А у вас кто — сын или дочка?

— Девочка у нас. Сашенька. Ей два месяца позавчера исполнилось. Только я ей не мама, а няня. Няня Маня. Марией меня зовут.

— А-а, так мы с тобой коллеги по цеху! — обрадовалась я. — Ты — няня, я — домработница. Ты давно у них работаешь?

— С рождения Сашеньки.

— А я — с позавчерашнего дня.

— Слушай, Аня, на вашей стороне улицы два дня подряд что-то всё время взрывается. Не у вас ли?

— У нас, — вздохнула я. — Представляешь, работу я себе подыскала… Хотела на второй же день уйти, да хозяина как-то жалко стало. Да и куда я пойду? Я курсы специальные закончила, чтобы в приличном доме работу найти, так наша фирма меня еле-еле сюда пристроила. Понимаю теперь, почему место незанятым оказалось. Мало, поди, желающих засыпать под взрывы и просыпаться под выстрелы…

— И не говори, — вздохнула Маня в ответ. — Такое время сейчас… Я сама хотела от места отказаться, да Сашурку жалко. Из-за неё осталась, хоть и страшно мне от взрывов.

— Слушай, а родители девочки не хотят дочку на лето куда-то на дачу вывезти? Где воздух посвежее и взрывов нет…

— Ох, «родители» — это громко сказано. Некогда им о ребёнке думать. Папа у Сашеньки — олигарх, мама — довольно известная модель. Точнее сказать — широко известная в узких кругах. Миру-то её имя пока ничего не говорит, но она надеется, что скоро слава её затмит славу Синди Кроуфорд и кого-то там ещё…

Так, за приятной беседой, мы — Аня, Маня и Саня — подошли к дому звёздной пары, где, собственно, и жила крошка в кружевных одёжках.

— Приятно было познакомиться, — сказала Маня, вытаскивая мои пакеты из-под днища детской коляски. — Заходи, когда время будет.

— Что ты, — удивилась я, принимая пакеты, — муж-олигарх и жена-модель вряд ли обрадуются такой гостье…

— А нет их дома никогда, — улыбнулась няня Маня. — Я день-деньской одна сижу с ребёнком, ты заходи, правда, хоть пообщаемся!

Забрав свои пакеты, я пошла к дому. Уже имело смысл поторопиться, потому что время близилось к обеду, а обеда у меня ещё не было.

Я позвонила в дверь. Открыл мне Игнат. Подхватив два пакета из трёх, он потащил их в кухню, отдуваясь и приговаривая:

— Это ты их на себе тащила, как вьючная лошадь?

— Ну, сегодня мне повезло. Соседка подвезла на детской коляске, — честно ответила я. — Но вряд ли мне будет так фартить каждый день. Так что или ты будешь возить меня на машине раз в неделю для капитальных закупок, или будешь заниматься закупками сам, или будем вызывать каждый раз службу доставки. Ну, потом решим.

Я вдруг сообразила, что негоже так разговаривать с работодателем, но слово — не воробей…

Но работодатель мой нисколько не обиделся, а наоборот, засмеялся:

— Ты забыла, душа моя, что машина вчера вечером почила в бозе?

— Ну ты же купишь другую…

— А если у меня на другую денег нет?

Я прекратила разбирать покупки и прищурилась:

— А зарплату мне платить у тебя деньги есть? Или я терплю эту каждодневную канонаду только из любви к шуму и грохоту?!

— Есть, есть у меня деньги, успокойся, — поднял он руки в знак примирения. — И машину новую я сегодня же куплю. Могу и за тобой закрепить машину с водителем для поездок по супермаркетам и химчисткам. Хочешь?

— Не хочу, — буркнула я, пытаясь втиснуть в дверцу холодильника ещё один пакет молока. — У меня самой права есть. Нечего мне уродов всяких в шофёры подсовывать…

— У тебя есть права? — остолбенел Игнат. — Это как же так получилось? — И засмеялся: — Понял! Ты же у нас — девочка из деревни… Наверное, ты там у себя курсы механизаторов окончила? Так это не одно и то же…

— Слушай, не делай из меня совсем уж дуру деревенскую, — разозлилась я. — Просто хотела я такси водить, они вроде бабки неплохие зарабатывают, вот и научилась водить профессионально. Но потом в газете написали, как какие-то сволочи решили ночью машину угнать, а женщину-водителя, которая оказала сопротивление, они просто убили и выбросили из машины. Я испугалась и в такси работать не пошла, а пошла уже на курсы домработниц. Но права-то у меня остались! И навыки, конечно… Кстати, и с этой работой я тоже, выходит, попала пальцем в небо… Думала, что домработница — это самая что ни на есть мирная профессия, а живу здесь, как на передовой! Сплошные взрывы и бомбёжки!

Работодатель мой порозовел, крыть ему было нечем. Он попытался увести разговор в сторону, стал задавать вопросы насчёт будущего обеда.

Я прогнала не в меру любопытного Игната из кухни и метнулась к своим любимым кастрюлям. Работы-то — непочатый край!

Пока в самой большой кастрюле варилась картошка, а в сковородке готовилась для неё луковая зажарка, я приготовила два овощных салата: огуречно-помидорный заправила растительным маслом, а капустный — майонезом. Я же не знаю, кому из работников что нравится, кто к чему привык… Пусть лучше будет разнообразие. Картошку я тоже решила подать в двух вариантах: одну часть полить луковой зажаркой, а другую перемешать с тушёнкой. Чтобы, значит, тоже угодить на любой вкус. И пару селёдок разделала. Пожалуй, хватит.

Быстренько перехватив на ходу селёдочный хвостик, одну картофелинку и половинку свежего огурчика, я вышла в холл и стала стучать ложкой по дну пустой кастрюли.

Несколько голов высунулось из разных комнат.

— Что за какофония? — недовольно морщился Феликс.

— Случилось чего? — зычно вопрошал из гостиной Андрюша, чинивший там окно.

— Кто работал, кто устал, — час обеденный настал. Обе-еда-ать! — прокричала я зычным голосом поварихи с полевого стана. — Только, чур, каждый приходит со своей стулкой!

Стол-то в кухне большой, круглый, а стульев там как было два, так и осталось. Вчера, когда Кирилл пришёл, Игнат ему стул из кабинета притащил, но потом назад отнёс. Сегодня он на правах хозяина обрыскал весь дом и собрал необходимое количество стульев. Я обедать со всеми вместе отказалась, их осталось только семеро, и они все отлично разместились за столом. Заварив чай в двухлитровом пузатом заварочном чайнике, я накрыла его салфеткой и ушла из кухни.

Поднялась в свою комнату, улеглась на кровать и с наслаждением вытянула ноги. Однако устала я сегодня!

День этот тянулся бесконечно, но известный всему миру мудрец уверял, что всё проходит. Он-таки был прав! Прошёл и этот бесконечный день.

Когда умельцы покинули дом, я прошлась с пылесосом по всем помещениям, а потом позвала Игната на кухню чай пить. Чаепитие превратилось в лёгкий ужин. Мы с ним доели из кастрюли остатки картошки, а из холодильника — остатки огурцов. Господи, завтра опять в магазин тащиться за овощами, ну что за жизнь!..

— Слава богу, все окна на месте, сегодня можно спать спокойно, — сказала я, прихлёбывая зелёный чай. — А как успехи у шустрого паренька с чудо-чемоданчиком?

— Представь себе, успехи есть, — сказал Игнат, отрешённо глядя в окно, за которым стремительно темнело. — Ещё два «жучка» нашли. Один был у меня в спальне, в телефонном аппарате, а другой — в кабинете, да так хитро замаскирован, что мы еле-еле его нашли. Прибор показывает, что «клопик» тут есть, а где именно? Всё вверх дном перевернули десять раз подряд, потом Феликс хлопнул себя по лбу и велел парнишке тройник раскручивать — ну, тот, куда у меня включены принтер, сканер и стационарный компьютер. И представь себе, «клоп» сидел именно там! Внутри удлинителя, с ума сойти… Век можно было его не обнаружить, если бы не этот замечательный чудо-чемоданчик!

— Какой Феликс умный, что купил его, — уважительно сказала я.

— Купи-ил? — засмеялся мой работодатель. — Такой чемоданчик стоит дороже приличной иномарки. И состоит на вооружении у наших доблестных спецслужб. А такие, как Феликс, арендуют это оборудование по мере надобности. Вместе с оператором. Парнишка, который состоит при этом чемоданчике, не у Феликса работает, а в ФСБ. Они, эфэсбэшники, сдают напрокат мальчика с чемоданчиком за очень неплохие деньги. Чёрт, мне Феликс за эту операцию такой счёт вкатал!.. Да ещё и наперёд пришлось деньги заплатить.

— Но ведь и результат конкретный есть, — утешила я его.

— Да, результат есть, — согласился Игнат, — только ничего разгадать этот результат не помог, а только добавил новых загадок. Кто понатыкал по всему дому этой дряни? Когда? Каким образом? Ведь не при мне же всё это ставилось, сама понимаешь… Я ухожу на работу, а сюда подкрадываются какие-то злодеи и делают своё чёрное дело… А я и подумать ничего такого не мог! Теперь ты понимаешь, для чего мне в доме нужен «живой замок» в твоём лице?

Я кивнула.

Конечно, теперь в доме уже есть и сигнализация, и я, и «наружка» из охранного агентства день и ночь глаз с клиента не спускает, но когда-то ведь ничего этого не было. Вот вам и результат…

Следующий день прошёл на удивление спокойно. Я окончательно навела порядок в доме, сделала небольшую постирушку, потом занялась приготовлением ужина.

Игнат явился рано, где-то около пяти часов вечера. Хотя, конечно, в июне пять часов называть «вечером» — это форменное издевательство. Солнце-то высоко, почти в зените. Но рабочий день у большинства людей в это время всё-таки заканчивается.

Прикатил он на какой-то таратайке немыслимого грязно-зелёного цвета. Ещё только подъезжая к дому, стал истошно сигналить. Я бросилась к окну в холле. Он с шиком подкатил к крыльцу, лихо развернулся и замер напротив входной двери.

Я выскочила на крыльцо и тоже замерла.

Игнат вышел из машины, картинно облокотился на приоткрытую дверцу со следами ржавчины по периметру и, плавным жестом указав на зелёное убожество, спросил:

— Ну, как тебе карета?

В «карете» с трудом угадывалась гордость советского автомобилестроения, мечта любого «совка» середины семидесятых годов — автомобиль «Жигули», который для зарубежных граждан был переименован в «Ладу», чтобы у иностранцев не возникало ассоциаций со словом «жиголо».

Машину, стоящую сейчас у крыльца, идентифицировать было невозможно. То есть этот автомобиль был точно из модельного ряда «Жигулей», но то ли собирался он из деталей, подобранных на свалке, то ли с течением времени, теряя свои родные детали, соглашался на неравнозначные замены, но его с одинаковым успехом можно было посчитать и «пятёркой», и «шестёркой», и «семёркой», потому что от всех этих моделей ему что-то, да перепало. И самое главное — капот этой зелёной каракатицы венчал значок «мерседеса», так называемый «прицел». Словом, это была не машина, это было нечто!

— Чего молчишь?

Я забормотала, осторожно подбирая слова, чтобы не обидеть хозяина:

— Ну, что я могу сказать… «Шкода», безусловно, смотрелась лучше, да и шла тебе больше… Но что же делать, раз горе такое… Эта тоже ничего, ничего… Ездит же, вот и ладно! А ты себе на хорошую ещё заработаешь, не сомневаюсь!

— Да при чём здесь я? — весело удивился Игнат. — Не мне же на ней ездить!

— А кому? — удивилась я в ответ.

— Да тебе же, дурочка! — захохотал он.

— Что значит «мне»? — оторопела я. — Ты хочешь, чтобы я была твоим личным шофёром? Я, конечно, могу, категория мне позволяет, но как же тогда идея «живого замка» в доме?

Он подошёл ко мне и потряс за плечи, как сомнамбулу:

— Аня, очнись! При чём здесь я? Себе я куплю машину другого класса, уже заказал, завтра мне её пригонят. А эту я купил для тебя, чтобы ты на рынок ездила, в супермаркет, химчистку и вообще — чтобы куда надо, туда и ездила. Ясно тебе? Алё!

Он пощёлкал пальцами у меня перед лицом, и я действительно очнулась.

Ну да, точно. Он же вчера действительно пообещал мне машину с водителем. От водителя я наотрез отказалась, точно помню. Но от машины не отказывалась, вот он её и купил. Человек слова, да-а…

Я стояла и размышляла, как мне сейчас поступить. С одной стороны, мне полагалось запрыгать от радости и облобызать щедрого хозяина. С другой стороны, о такой машине я никогда не мечтала, да и никто на свете не может мечтать о таком монстре. А с третьей стороны, не может же хозяин, сам оставшийся без колёс, покупать домработнице шикарный лимузин для поездок на рынок за мясом и овощами…

Заморгав быстро-быстро, как сломанная кукла, я тряхнула головой и медленно произнесла:

— Поверить не могу… У меня теперь что, будет своя машина?

— Ну! Дошло наконец-то! — обрадовался он.

— Обалдеть… И мне не надо будет таскать в руках эти тяжеленные сумки? Спасибо тебе, Игнат! Огромное спасибо, правда! — с чувством произнесла я.

Он засмущался:

— Да чего там… Ты ведь тоже человек…

Надо же, заметил! А мог и не догадаться…

— Быстренько дай мне свой паспорт, я съезжу к нотариусу, пока конторы не закрылись, оформлю на тебя доверенность.

Я сбегала наверх, вынесла свой паспорт, отдала.

— А моё присутствие при этой процедуре не требуется?

— Нет, там достаточно только данных паспорта. А ты ставь шампанское в холодильник, обмоем вечером это дело!

Он уехал к нотариусу, я же выбрала в баре шампанское, сунула его прямо в морозилку, чтобы быстрее остыло, и бросилась к плите. С ужином действительно следовало поторопиться.

Конечно, доверенность мне он сделал не генеральную, а просто доверенность на право управления автомобилем. А с другой стороны, зачем мне генералка? Даже если бы я была по натуре аферисткой, продать эту машину всё равно бы не смогла. Ну разве что за пять копеек… Хотя — какие там пять копеек? Размечталась… За пять копеек её Игнат купил. Продать теперь можно будет разве что за три…

Но шампанское мы всё-таки выпили. И заели его макаронами под соусом «болоньез».

Шампанское — вино очень коварное. Оно здорово ударило своими пузыриками Игнату в голову, и он вдруг разговорился. Стал рассказывать мне о жизни своей «поломатой», как он сам выразился. Я спросила, почему он променял столичное житьё-бытьё на наше захолустье, и он рассказал странную историю.

Оказывается, в столице он имел хорошо налаженный бизнес, который приносил неплохой доход. Но в один прекрасный момент фортуна отвернулась от него, и всё стало рушиться. Пошли проверки за проверками, «наезды» за «наездами», сплошное вымогательство. Как выразился сам Игнат, «кислород» ему перекрыли по всем направлениям сразу. И бизнес-то у него был вовсе не криминальный. Вполне легальный бизнес. Держал сеть винных бутиков. Вино, кстати, там было всегда только отменного качества, никакого фальсификата.

— Ну, я слышала, на алкоголе ведь большие деньги делаются! Ты, наверное, кому-то дорогу перешёл? Может, покупателей чьих-то переманил?

— Ничего-то ты не знаешь, глупенькая девочка… Это минеральной воды наши люди выпивают не слишком много. А того, что с градусами… Для алкогольщиков рынок наш, можно сказать, неисчерпаем. Или нет, незаполняем… Словом, — махнул он рукой, — эта продукция всегда найдёт сбыт. Ну, страна у нас такая, что поделаешь…

— Да, я никогда не занималась бизнесом, но живу-то среди людей! — не сдавалась я. — И знаю, что среди продавцов — любых — идёт жестокая борьба за покупателя.

— Откуда знаешь?

— Так в газетах написано! — горячилась я. — Любую почитай! А ты, наверное, чьих-то покупателей «увёл». Или, наоборот, кто-то вознамерился «увести» твоих покупателей!

— Ну, знаешь, в твоих доводах был бы смысл, если бы речь шла о каком-нибудь земельном участке или, скажем, старинном замке, существующем в единственном экземпляре. Тогда — да, тогда — борьба жесточайшая, причём не на жизнь, а на смерть. Но я же тебе о чём толкую? О том, что возможности нашего человека по потреблению горячительных напитков практически неисчерпаемы. К тому же острая конкурентная борьба идёт между владельцами винных «точек» на базарах и вокзалах, где торгуют «палёной» водкой. В моих же магазинах вина продавались элитные. Ты понимаешь, что это такое?

— Для элиты, что ли?

— Ну, можно сказать и так, — устало махнул он рукой. — Понимаешь, если бутылка вина стоит столько, сколько ты зарабатываешь за месяц, то понятно, что за право купить эту бутылку не будут драться рядовые алкоголики и бомжи. И это, представь, самое средненькое винцо в моём магазине! А вообще-то в продаже у меня были вина, стоимость которых доходила до нескольких тысяч долларов за бутылку, представляешь?

Я только молча покачала головой.

— И ещё у нас была такая «фишка»: мы не просто продавали вино, мы принимали заказы. У нас по каталогам можно было заказать любое вино любого урожая из любой части света. Даже если этого не было в каталогах, мои специалисты всегда знали, где можно найти искомое. Ну о какой такой особой конкуренции здесь может идти речь? Да в моих магазинах и толпы-то никогда не было! Так, зайдут прилично одетые люди, ознакомятся с ассортиментом, с каталогами, поговорят с менеджером, оставят заказ, предоплату и свои координаты. А мы найдём для них то, что надо, закажем, выкупим или даже сами съездим, если что… А потом звоним: Иван Иванович, извольте получить! Или желаете, чтобы мы сами вам на дом бутылочку доставили? Так ведь с превеликим нашим удовольствием! — дурашливо кривлялся Игнат.

— Что, из-за одной-единственной бутылочки столько кутерьмы? — не верила я.

— А что такого? Если эта бутылочка по стоимости — дороже квартиры в спальном районе, так можно и подсуетиться…

— Это конечно, — пришлось мне согласиться. — А что случилось потом?

— Потом пошла полоса невезения. Сначала налоговики придираться стали. Но там у меня всё чисто было, придраться особо не к чему. Хотя налоги — это такое дело, что даже при полном ажуре нанервничаешься так, что не дай бог… Потом санэпидемстанция придираться начала. С пробирочками ходили, смывы какие-то брали, сотрудников гоняли чуть не каждый день посевы сдавать… Народ у меня потихоньку увольняться начал, устав от этих изощрённых издевательств. А работники мои — это же специалисты экстра-класса! Растерять их легко, а вот набрать новых… Годами ведь растил! Учил, холил, лелеял…

— Ну, можно было набрать новых людей, их тоже постепенно выучить, — предположила я.

— Да что ты понимаешь! — оскорбился корифей винного бизнеса. — «Но-овых», — передразнил он меня. — У меня же не лоток на улице был, а сеть винных бутиков с весьма эксклюзивным товаром! Когда мой бизнес процветал, знаешь, сколько желающих было устроиться ко мне на работу? Толпами осаждали! Но кастинг проходили очень немногие, потому что отбирал я только самых лучших специалистов. Да-а, было время, когда все бежали ко мне… А потом настало время, когда все побежали от меня! Конечно, с таким запасом знаний, квалификацией и опытом работы они мигом трудоустраивались, причём в очень денежные места. А главное — на новой работе никто не заставлял их еженедельно сдавать посевы из носоглотки и прочих мест…

Игнат горестно промолчал, отхлебнул шампанского, потом вдруг стукнул кулаком по столу и взорвался:

— Нет, ну при чём здесь санстанция, ты мне объясни! Я же не колбасой торговал, не молоком разливным! Да пусть бы хоть все мои работники разом заболели гепатитом, дизентерией и сифилисом! На качестве вина, закупоренного корковой пробкой и заключённого в бутылку, обросшую с годами благородной пылью, это бы никак не сказалось. А одна дура из санстанции вообще заявила, что бутылки очень пыльные, их все надо немедленно помыть. Помыть!.. Смыть следы времени, всколыхнуть осадок, побеспокоить вино! Немыслимо… Я идиотке этой стал рассказывать, что во Франции в таких же бутиках, как у меня, очень пыльные бутылки красуются в пуленепробиваемых витринах на шёлке и атласе, что чем больше на них пыли, тем ценнее вино… Бесполезно. Пыль, говорит, смыть, завтра лично приду, проверю. Представляешь?

Я пожала плечами:

— Честно сказать, я сама пыль не очень жалую, но если ты говоришь, что она особо ценная, тогда, конечно, другое дело…

Игнат продолжал горевать:

— Смыть с винной бутылки вековую пыль, гордость и производителей, и хранителей вина, и продавцов, и потребителей… Тогда надо из рокфора всю плесень повыковыривать, а ещё лучше этот сыр вообще уничтожить, потому что плесень же… И хлеб печь перестать, потому что дрожжи — это тоже грибки, тоже, выходит, плесень!

Словом, разбушевался он не на шутку. Я хотела ему дать что-нибудь успокоительное, но, во-первых, не знала, что именно, во-вторых, не знала, где у него аптечка, а в-третьих, не была уверена, что успокоительное можно сочетать с алкоголем. Пришлось дожидаться, пока успокоится сам.

— Но окончательную точку в этой истории поставили пожарные. Велели решётки железные с окон убрать. Я говорю: как же так, ведь в помещении хранятся ценности неимоверные! А они мне: не положено с решётками! Вдруг пожар начнётся, как нам работы проводить? Я продолжаю не понимать и удивляться — с чего вдруг пожар? Что там может гореть? Это же не склад лакокрасочной продукции, не бензозаправка. Бутылки стеклянные. Внутри — жидкость. Такое даже нарочно не подпалишь, сколько не старайся. А пожарники мне: алкоголь — штука горючая. Так это чистый спирт горит! Или, по крайней мере, жидкость, где спиртов содержится больше пятидесяти процентов, причём значительно больше. А вино… Это же двенадцать градусов, семнадцать, двадцать… Его не то что поджечь невозможно, им, наоборот, уже начавшийся пожар загасить можно! Потом, со временем, до меня дошло, что и пожарники, и санитарный врач надо мной просто издеваются. Можно было, конечно, отстаивать свои права в суде, как это принято в мире. В мире, но не у нас. Суд бы, может, и восстановил справедливость, только мне от этого какая радость? Гладко было на бумаге, да забыли про овраги… Магазины мои опечатаны, а дела-то в судах рассматриваются годами. Как ни крути, вылетаю я в трубу… Мне один человек опытный объяснил: кто-то, говорит, тебя «заказал». Пока что тебя — ну, меня в смысле — выдавливают экономически, так ты это понять должен и меры принять. А не поймёшь, так и стрельнуть могут.

— И ты сдался? Отдал свой бизнес?

— А что мне было делать? Ждать, когда и впрямь застрелят? Тогда бы мне бизнес уже точно не пригодился. И потом, против танка не попрёшь… Если кто-то серьёзный задумал меня с дороги убрать, то с этим надо было считаться.

— А ты нашёл заказчика? Ну, того человека, которому ты мешал?

— Ну как его найдёшь… Да и зачем искать? Чтобы убедиться, что он и в самом деле хочет или моей смерти, или ухода с этого сегмента рынка? Так это я и сам понял. Короче говоря, бизнес я свернул, помещения продал, вина свои драгоценные по другим торговым точкам попристраивал за бесценок. Хозяева магазинов, прослышав о моих плачевных делах, скупали у меня товар за копейки и тут же выставляли в продажу по реальной цене, нисколько меня не стесняясь. Я от обиды готов был удушить каждого лично. Но что мне оставалось?

— А к нам ты зачем приехал? Думал, здесь твоему бизнесу лучше будет?

— Нет, Аня, к вам в город я попал случайно и по другой причине. Я как-то зашёл пообедать в один тихий ресторанчик. Там кухня замечательная, лучше всех готовят! Ну, сделал заказ, жду, как полагается. А за соседним столиком мужик сидит, десерт доедает. Знакомым мне показался. Я пригляделся: мама дорогая, да это же Серёга, дружок мой школьный! Важный такой стал… Но мне, понятное дело, он тоже обрадовался. Расцеловались мы с ним, он за мой столик пересел. Рассказал, что здесь, у вас, большим чиновником работает. Расхвастался так… Потом, правда, догадался спросить, как я поживаю. Хотел я было туману напустить, прикинуться крутым столичным бизнесменом, каковым, собственно, раньше и являлся, а потом подумал: зачем? Какой смысл? Вот взял да и рассказал ему всю правду. В двух словах, конечно, но суть он уловил. И спрашивает: так ты, Игнатушка, не знаешь, чем тебе теперь заняться? Да, говорю, я нынче — витязь на распутье. Направо пойдёшь — голову отрубят, налево — съедят, а прямо поедешь — и вовсе погибнешь. В общем, куда ни сунься, везде мне выходит либо дом казённый, либо гроб тесовый. Перспективка, что и говорить…

Я, в принципе, человек жалостливый, но когда жалуется мужчина, да ещё и так долго, это, согласитесь, утомляет. Чтобы не заснуть под его причитания, я встала и начала потихоньку наводить порядок в кухне: собрала со стола тарелки, смела крошки, заварила чай. Чай, правда, взяла в пакетиках и заварила прямо в чашках. Рассуждала я так: если я заварю в чайнике, то чаепитие может затянуться до полуночи, а значит, мне предстоит ещё долго слушать причитания взрослого мужика, который ведёт себя, как дитя малое. А если чая перед ним будет только одна чашка, он, может быть, выпьет его и уйдёт спать.

Игнат взял свою чашку и стал задумчиво полоскать пакетик в кипятке. Скорее всего, он не понимал, что делал, то есть просто не думал в тот момент о каком-то там чае. Он сейчас мысленно сидел в том самом ресторане, где встретил своего одноклассника.

— Тогда Серёга предложил мне приехать сюда. Сказал, что винный бизнес здесь вряд ли пойдёт так же хорошо, как в столице, да и неизвестно, пойдёт ли вообще. Но обещал, что без работы я не останусь. Вот так я сюда и попал. Дом здесь купил, работать начал…

— А можно у тебя спросить — чем ты занимаешься теперь? Уже, наверное, не вином?

— Нет, Аня, уже не вином. К большому моему сожалению… Сейчас я, Сергей и Кирилл, третий наш одноклассник, затеяли масштабное дело, очень перспективное.

— Кирилл — тоже ваш одноклассник? — ахнула я. — Вы что, договорились?

— Нет. Кирилл попал сюда по причине женитьбы на местной барышне.

— Бедная барышня! Жить с таким грубияном…

— Не волнуйся, уже никто ни с кем не живёт. Он с ней давным-давно развёлся, но отсюда не уехал, потому что бизнес у него здесь, к тому же он — депутат облсовета, да и вообще привык здесь человек… Уехала она, его бывшая жена, а он так здесь и осел. Кстати, я когда узнал от Серёги, что здесь живёт Киря, да ещё и типа дружит с ним, так ехать сюда поначалу раздумал. С самой школы Кирюху не люблю. Мы с ним тогда вечно дрались. Но потом подумал, взвесил: а что мне Кирюха? Не детей же мне с ним крестить… А Серёга мне поможет по новой на ноги встать. В общем, закрыл я глаза на то, что придётся иметь дело с бывшим школьным недругом. Так рассудил: в жизни никогда не бывает так, чтобы было всё абсолютно хорошо. Даже при самом классном раскладе, когда масть сама в руки идёт, огромную бочку мёда обязательно испортит капля дёгтя. В той ситуации капризничать было бы просто смешно.

Чай был допит. Я решила, что на сегодня хватит уже откровений. Подошла к раковине и стала демонстративно мыть посуду. Что мне за дело до их бизнеса, до давней школьной дружбы и вражды? Главное, чтобы сегодня к нам не влетела никакая граната. А то уже смешно будет третий день подряд оконных мастеров вызывать. Да и перед соседями неловко — каждый день взрываться… Это что же о нас люди подумают?!

Назавтра оказалось, что Игнат на работу не торопится.

— Ты сегодня весь день дома будешь? — уточнила я.

— Нет, не весь. Но ещё пару часов побуду. А что, мешаю тебе?

— Пару часов? Отлично! — обрадовалась я. — Как раз успею смотаться за продуктами. А ты сиди, дом карауль. Потом я приеду, а ты уедешь. Так и будем жить, как в армии: смену сдал — смену принял.

Я поехала в супермаркет и затарилась там от души. Теперь возможности мои были ничем не ограничены. Тяжеленные сумки не придётся тащить в руках, их будет везти машина.

Вернувшись, обнаружила, что у нас дома гости. Кирилл с Игнатом стояли около крыльца и явно поджидали меня. Припарковав свою зелёную уродинку рядом с породистым скакуном французских кровей, тёмно-синим «рено», я вышла из машины.

Критически оглядев «Жигули» неизвестной модели, Кирилл возвестил:

— А вот и наша лягушонка в коробчонке прибыла!

— Что выдали, на том и езжу, — огрызнулась я, доставая из багажника пакеты с провизией.

Подхватив сумки, я потащила их к двери. Никто из «кавалеров» не вызвался мне помочь. Понятно. Я же не благородная дама, я — домработница. Как только женщина начинает выполнять конкретную работу, она тут же перестаёт быть женщиной. Осознав это, я безропотно потащила тяжести в кухню.

— Мы уезжаем, двери закрывай! — крикнул мне вслед хозяин.

Сев в машину Кирилла, они укатили. Я же сильно хлопнула дверью, как бы отсекая от себя ненавистного «школьного товарища», при котором Игнат стесняется быть галантным. Нет, что ни говори, Серёга во сто крат милее и приятнее. Жалко, что не он сегодня заехал за Игнатом. А этот грубиян испортил мне настроение на весь день.

Оказывается, поехали они в автосалон, забирать новую машину Игната. Это была «тойота», тоже серебристая, как и покойная «шкода». А он постоянен в своих пристрастиях!

Надо ли говорить, что в середине дня хозяин позвонил домой, похвастался новым приобретением и велел приготовить ужин на четыре персоны.

— С ребятами обмоем покупку.

— С какими ребятами? — уточнила я.

— Ну, с какими… Серёга с Кириллом, ты ж их знаешь!

Серёга с Кириллом — это двое. Третий — сам Игнат. Но ужин-то заказан на четыре персоны! Значит, четвёртой персоной буду я?

Я приосанилась. А ставки-то мои растут!

Уж конечно, я постаралась превзойти все их ожидания. Приготовила крабовый салат из настоящих крабов, а не из ширпотребовских крабовых палочек. Налепила вручную сотню пельменей. Пожарила молоденькие кабачки и переслоила их чесночно-майонезной заправкой. Испекла шарлотку с яблоками. Из купленной утром курицы сделала галантин. Праздник — так праздник. По полной программе! Хозяин объяснил мне, какое именно вино взять в баре и в какое время поставить его в холодильник. Сказал — ни в коем случае не раньше, а то вино переохладится! Ну, тонкий знаток, что поделать…

Так и день промелькнул.

К назначенному часу я накрыла стол в гостиной: постелила белоснежную скатерть, поставила четыре прибора, винные бокалы, свечи в подсвечниках. Хорошо бы ещё небольшой вазончик с живыми цветами — для пущей нарядности, да теперь уж за цветами не побегу, скоро люди явятся…

Сама оделась поприличнее, медвежьи тапки сменила на белые босоножки, взбила перед зеркалом кудряшки. Ну, так, ничего, смотреть можно…

Ровно в семь часов, как и обещал, подъехал счастливый обладатель новой машины, привёз с собой всех гостей. Я выскочила на крыльцо, стала ахать и причитать около серебристой красавицы.

Гости вылезали из салона.

Серёга, похлопав рукой по крыше машины, улыбнулся, обращаясь ко мне:

— И как тебе эта красавица?

Я только молча выставила большой палец.

— Одобряешь? — всё никак не мог успокоиться Игнат.

— Ещё как одобряю! — радостно кивала я.

И тут я заметила, что рядом с Кириллом жмётся какая-то девушка, всё время как бы прячась за его плечо. Господи, новая жертва Синей Бороды… Интересно, он рассказал ей о своём предыдущем браке, о своих людоедских манерах?

— Ну, давайте в дом! — скомандовал хозяин. — Там Аня уже стол накрыла, да?

— Конечно, конечно! — радостно подтвердила я. — Всё уже на столе, можно сразу садиться!

Мы всей толпой двинулись к дому. С девушкой меня никто не познакомил, но я не обиделась. За столом и познакомимся.

Шумная толпа ввалилась в гостиную. Стали рассаживаться. Я метнулась в кухню — доставать вино из холодильника. Эх, не мог Игнат предупредить, что будет ещё один человек… Ладно, сейчас я быстро поставлю пятый прибор.

Вернувшись в гостиную, я обнаружила, что мест хватило всем. Девушка села рядом с Кириллом. Напротив сели Игнат с Серёгой.

— Давай, давай бутылку, — поторопил меня хозяин. — Пойди на кухню пока. Мы позовём, когда надо будет.

На деревянных ногах я молча проследовала в указанном направлении. Там я даже сесть не смогла, потому что ноги не гнулись. Встала у окна и задумалась. Господи, размечталась! «Четвёртая персона — это я!» Жди, как же… Никто тебя, Аня, в эту тёплую компанию звать и не собирался. Хорошо ещё, что не успела поставить на стол пятый прибор! Вот бы уж наслушалась вволю ядовитых замечаний от Кирюхи! Да и хозяину моему было бы за меня неловко…

В кухню заглянула девушка Кирилла:

— Извините, вы мне не покажете, где здесь можно вымыть руки?

Господи, хоть одна сообразила, что руки перед едой положено мыть с мылом! Хотя, может, ей просто в туалет понадобилось…

— Здесь, внизу, предусмотрен гостевой санузел, но он не оборудован пока что. Пойдёмте наверх.

Я отвела её в свою комнату, оставила в ванной. Сама спустилась, снова вернулась в кухню, снова заняла наблюдательный пост у окна. Услышала, как девушка спустилась по лестнице и пошла в гостиную.

Сама я в гостиную решила какое-то время не соваться. Холодные закуски на столе, вино у них есть, грязную посуду собирать пока что рано.

Я сделала себе растворимого кофе, положила туда сгущёнку, намазала маслом кусочек хлеба. Нет, ну надо же быть такой дурой, чтобы всё выставить на стол, ничего не оставив на кухне! Сиди теперь, сухою корочкой питайся…

А что бы, интересно, я могла себе оставить? Крабового салата я сделала не очень много, весь сразу в салатник выложила. От галантина же кусок не отрежешь заранее! От шарлотки тоже… А пельмени ещё не готовы.

Кстати, о пельменях! Я так расстроилась, что даже забыла воду для них поставить.

Налив до половины широкую кастрюлю, я поставила её на огонь. Пусть греется. Пока ещё закипит…

Нет, душа не на месте! Пойду посмотрю, что они там, как без меня…

Приоткрыв дверь в гостиную, я спросила Игната:

— У вас здесь всё в порядке? Не надо ли чего?

— Нет, ничего пока не надо, — успокоил он меня.

А подвыпивший Серёга закричал:

— Анютка, иди к нам! У нас весело!

— Нет, благодарю, — сдержанно ответила я. — У меня там кипит на плите…

Девушка сидела, скромно опустив глазки, и терзала на тарелке один-единственный кружок кабачка. Эти охламоны даже не догадались предложить ей что-то посущественнее.

Я отважно подошла к ней и прошептала на ухо:

— Давайте тарелку, я положу вам курятинки. И салат тоже очень рекомендую!

— Нет, спасибо, — испуганно вскинула она на меня глаза. — Я уже всё это пробовала. Очень вкусно, правда! — И снова нырнула за плечо Кирюхи, который сидел, поставив локти на стол и отчаянно жестикулируя руками.

Девушку свою он попросту не замечал. Господи, и почему хамам и грубиянам всегда достаются такие сокровища — тихие и безответные?.. Они же, хамы, всё равно не понимают своего счастья! Так какой смысл?

Вернувшись на кухню, я обнаружила, что вода уже закипает. Посолив кипяток, я загрузила туда первую партию пельменей. Поставила в микроволновку масло, чтобы растаяло.

Когда пельмени сварились, я выложила их в расписную глиняную супницу, обильно полила маслом. Сама по себе супница была, на мой взгляд, верхом безвкусия, но для пельменей подходила идеально.

Народ в гостиной уже сидел, откинувшись на стулья. Настало время анекдотов. Холодных закусок больше не хотелось никому. Я тихо собрала грязные тарелки, поставила чистые, потом принесла пельмени. Раскладывать не стала, сами за собой пусть ухаживают!

Я вышла в холл, снова присела на лестницу, как Золушка в своём запечке.

— Слышь, Игнатушка, а чего это чувырла твоя пельменями нас кормит? Я что, сам не могу такое купить и сварить?

— Это домашние пельмени, Кирюша, — тихо объяснила девушка. — Попробуй, очень вкусно. В магазине таких не купишь…

В приоткрытую дверь мне было видно, как он бесцеремонно залез своей вилкой в её тарелку, подцепил один пельмень, прожевал и согласился:

— Правда, вкусно. Ну ладно, положи и мне десяточек.

Я снова молча поклонилась, вздохнула и пошла в кухню. Там меня тоже ждала тарелка пельменей. В этот раз я о себе не забыла.

Быстро съев свою порцию, я вымыла тарелку и задумалась: варить следующую партию или пока не надо?

В кухню неслышной тенью скользнула девушка:

— Может, вам помочь?

— Что вы, — растерялась я. — Не надо мне помощи. Мне и самой сейчас делать нечего. Кстати, как вы думаете, варить мне следующую партию пельменей или не надо? Может, они им не понравились?

— Очень понравились, уверяю вас! Но варить пока не надо. Мальчики ещё те не доели. Я слышала, вас Аней зовут, да? А я — Липа.

— А полное имя?

— Олимпиада.

— Надо же, как красиво! — восхитилась я. — Так только раньше, в девятнадцатом веке, девочек называли. Ваши родители, видимо, большие оригиналы? Старину любят? Или это в честь бабушки?

— Это в честь Олимпиады-80. Я как раз тогда родилась, вот родители меня Олимпиадой и назвали. На мой взгляд, ничего оригинального. Наоборот, даже слишком банально. А мальчики, — она махнула рукой в ту сторону, где слышались взрывы хохота «мальчиков», — меня то Калиной зовут, то Рябиной, то вообще Ёлкой… Дразнятся, в общем.

— И ваш Кирилл это терпит?

— Так он как раз больше всех и дразнится.

Ужас какой-то! Что делается на белом свете… Мне стало искренне жаль её.

— Послушай, Липочка, зачем он тебе сдался? Ты, кстати, знаешь, что он уже был женат, и жена от него сбежала?

— Знаю, конечно, — вздохнула девушка, — как не знать… Но там никто никуда не сбегал, они просто расстались, тихо-мирно…

— А ты и поверила…

— Что значит «поверила»? Это же всё на моих глазах было — и женитьба, и развод!

— Так ты что, давно его знаешь? И не разочаровалась в нём? Да уж, великая сила любви… Вот погоди, он и тебя бросит, наплачешься потом…

Липа непонимающе уставилась на меня, наморщила очаровательный лобик:

— Аня, ты что… Что ты сравниваешь… Это Ленке он был муж, может, и плохой. Но мне-то он — брат, и очень хороший брат!

— Так Кирилл — твой брат?! — охнула я.

— Брат. А ты что подумала?

Мы посмотрели друг другу в глаза и расхохотались.

Надо же, а я приготовилась было открыть глаза глупенькой заблудшей овечке, немедленно начать спасать её от Синей Бороды, который питается доверчивыми девушками! Но мне же никто ничего не объяснил, даже не познакомили нас! А Липочка всё льнёт к Кирюхе, всё прячется за него. И что я должна была подумать?

Мы моментально подружились и стали болтать на разные темы — от кулинарии до марок автомобилей. Потом Липа рассказала, что Серёгу с Игнатом она тоже знает с самого детства, так как все они учились в одной школе, только Липочка на семь лет моложе мальчишек.

Настало время снова заглянуть в гостиную.

— Ещё пельменей сварить или уже пирог нести?

— Пирог, пирог! — радостно захлопал в ладоши подгулявший Сергей.

— Пирог и чай, — кивнул Игнат.

А Кирилл только хмуро глянул на мои ноги. Нет уж, уважаемый, сегодня я обута, как полагается. Сегодня ты меня уже не обзовёшь «чудом в тапках». Сегодня я — «чудо в босоножках», так-то!

Мы с Липочкой заварили чай, выложили шарлотку на нарядное расписное блюдо, нарезали и торжественно отнесли в гостиную.

Серёга радовался, как ребёнок:

— Пирожок, пирожок, я тебя съем! А с чем пирог-то?

— С яблоками, — ответила я, расставляя чашки и десертные тарелочки.

Оставив Липу развлекать «мальчиков», я вернулась в кухню. Но она вскоре пришла ко мне со своей тарелкой, на которой лежало два куска пирога. Один, как оказалось, она взяла для себя, другой же прихватила для меня. Меня её забота растрогала чрезвычайно.

— Липочка, ты такая милая, такая хорошая! Что ж тебе с братом-то так не повезло?

— Не повезло? — искренне удивилась она. — Почему же не повезло? Он такой хороший, такой замечательный, что ты! Даже не рассказать… Ты просто его не знаешь!

— Это верно, — согласилась я. — Но знаешь же крылатую фразу: чтобы понять, что яйцо тухлое, не обязательно есть его до конца.

— Да что ты так взъелась на него? Он обидел тебя, да?

— Да, и не раз. Правда, сам этого не заметил. Так что извини, твоих восторгов я разделить не могу. Если честно, Серёга мне нравится куда больше.

— Ты знаешь, Игнат тоже Киру недолюбливает. А Кира его вообще терпеть не может.

— Так чего он сюда в гости таскается?

— Из-за меня, — горестно вздохнула Липочка и шепнула мне доверительно: — Я Игната люблю.

— Это в каком смысле «люблю»?

— В самом прямом. Как женщина любит мужчину.

— А он тебя?

— А он — вряд ли. Привык с детства, что я — Кирюшина тень. Не замечает меня…

— Так что ты всё за брата прячешься? Действовать же надо! — загорелась я.

— А ты не будешь против?

— Я? С какой стати?..

— Ну, Кира сказал — женщина в его доме появилась, молодая, интересная. Я так расстроилась…

— Так я же не невеста, я — прислуга!

— Ну, знаешь, многие начинают с этого… Няня, домработница, секретарша… А через год — жена босса и хозяйка в доме.

— Ну, эта история — не обо мне, — успокоила я пылко влюблённую. — Только должна тебя огорчить. В первые же два дня моей работы любимого твоего дважды пытались взорвать. Так что стать его женой и хозяйкой в этом доме тебе, кажется, светит слабо. Страшно вымолвить, но я не поручусь, что через год он всё ещё будет жив. Или даже через месяц…

Мы с ней одновременно поплевали через плечо и постучали по дереву.

Гости ушли, хозяин тут же завалился спать, а я убирала следы пиршества и страшно веселилась в душе. Так вот, оказывается, чем обусловлена открытая неприязнь Кирилла! Он решил, что я представляю собой прямую угрозу счастью его ненаглядной, но очень нерешительной сестрички, вот и взъелся на меня! Хотя, на мой взгляд, правильнее было бы разозлиться на Игната, который не замечает страданий несчастной Липочки, да ещё и привёл в дом какую-то Анну.

Правда, взъесться ещё больше на Игната было, видимо, невозможно. Между ними и так существует очень напряжённое поле, которое то и дело искрит. Вооружённое перемирие. Чтобы не нарушить его, избыток отрицательных эмоций Кириллу пришлось выплеснуть на меня.

По такой вот глупейшей причине, просто из-за недоразумения, Кирилл объявил мне войну. И я вынуждена была принять вызов. А что ещё мне оставалось? Правда, я не сторонник особо крутых мер и тяжёлой артиллерии. Ограничусь партизанскими вылазками, как это было на прошлом ужине.

Однако после разговора с Липой у меня появилась надежда на примирение. Может, ей удастся растолковать агрессивно настроенному братцу, что палит он даже не то чтобы из пушек по воробьям, а по фантомам воробьёв, которые существуют только в его больном воображении!

На следующий день я увлечённо занялась генеральной уборкой и из-за шума пылесоса не сразу расслышала телефонный звонок.

Схватила трубку:

— Алло, слушаю вас!

— Чего трубку не берёшь? — зарокотал в трубке недовольный голос Феди.

— Как это не беру? — удивилась я. — Вот же, в руках держу!

— А знаешь, сколько уже времени я звоню? — сварливо поинтересовался он.

Терпеть не могу, когда он начинает говорить тоном базарной бабы.

Я вздохнула:

— Как же я могу знать? Я подошла к телефону сразу же, как только услышала звонок. Вернее, подбежала, подлетела!

— Это я понял. Вон как запыхалась! А я три раза тебя набирал, хотел уже с собаками тебя разыскивать! Думал — случилось что…

— Ничего не случилось. У меня пылесос гудел, не слышала звонка. Но вполне могло оказаться, что я, к примеру, ушла в магазин. Это разве запрещено? Особенно если учесть, что походы по магазинам — это часть моей работы. Ты что, каждый раз будешь из-за этого в обморок падать?

— Захочу — и буду! Особенно в свете последних событий. Вы своими взрывами весь город напугали. Посторонние люди десятой дорогой ваш дом обходят. А сестра-то у меня одна, как тут не волноваться?

— Ладно, Федя, убедился, что я пока что живая, и отвали. Мне работать надо. Уборку заканчивать.

— Не отвалю. Давай увидимся. Посмотреть на тебя желаю. Самолично убедиться, что всё у тебя в порядке. И поговорим заодно.

— Говори.

— Нет, не люблю я телефонные разговоры. Давай встретимся в парке. Через полчасика. Идёт?

— Через час, ладно? Я всё-таки хочу уборку закончить. А где конкретно мы встретимся?

Он подумал две секунды:

— У старой эстрады давай. Вернее, за эстрадой.

— Угу. Договорились.

Я быстренько закончила пылесосить и понеслась в парк. Хорошо, что у меня теперь есть машина. На «своих двоих» мне пришлось бы добираться туда полдня.

Городской парк наш — заслуженный пенсионер. Когда-то, во времена моего золотого детства, парк являлся средоточием культурной жизни города. Нас с Федей по выходным и в праздники сюда водила бабушка.

Мне по этому случаю на голову повязывался капроновый бант огромного размера. Бабушка была большая мастерица по части завязывания нарядных бантов. Она умела их делать и «хризантемой», и «розочкой», и на четыре петельки, и на сколько угодно. Правда, мода на них постепенно отходила, и подружки мои уже вовсю щеголяли механическими заколками, а косички и хвостики свои украшали яркими трикотажными резинками. Мне же резиночки были позволены только в будни, а в торжественные моменты я была вынуждена терпеть громоздкое сооружение на своей голове и насмешливые взгляды сверстниц.

Федька, который был уже отроком и поэтому считал себя абсолютно взрослым и самостоятельным человеком, в такие дни получал свою непременную порцию унижений: в парк он должен был идти обязательно в «приличном костюме». Никаких джинсов бабушка не признавала. Считала, что они хороши разве что для работы в огороде.

С тех пор мы с братом и не любим народных гуляний.

Но — «годы промчались, седыми нас делая»… Бабушки давно уже нет на свете, да и парк наш захирел. «Комната смеха» с кривыми зеркалами перестала быть любимым развлечением, и зеркала предприимчивые дяди заменили игровыми автоматами. Потом и автоматы стали неинтересны подросткам, потому что появились компьютерные клубы. Цепочные карусели и вовсе смотрелись анахронизмом. Танцевальные площадки проиграли битву с дискотеками и оказались лишними в современной жизни. А летняя эстрада, на которой по выходным всегда кто-то выступал, опустела навсегда.

Сейчас в нашем городе появилось много культурно-развлекательных центров, где жизнь бурлит круглосуточно. А здесь, в парке, теперь только мамаши с колясками прогуливаются по периметру. Вглубь заходить боятся, поскольку, по преданиям, там — рассадник хулиганов и бандитов.

Это неправда. Никаких бандитов здесь нет и отродясь не было. Все бандиты, мошенники и карманники как раз и обретаются в крупных торговых и развлекательных центрах. А здесь, в парке, — тишь да гладь, да божья благодать. Поэтому я с удовольствием пришла к заброшенной эстраде.

Брата ещё не было. Я посидела на лавочке в «зрительном зале», потом поднялась на эстраду и заглянула в импровизированное закулисье. Там стояли грубые примитивные скамейки, предназначенные, видимо, для того, чтобы артисты смогли переодеться к номеру и подождать своего выхода.

Здесь Федя меня и нашёл.

Был он в какой-то замызганной ветровке и немыслимой кепочке суперблатного вида.

— Боже праведный, где ты только эти кепки находишь?!

— Что, нравится?

— Нет, конечно! Да и не идёт она тебе вовсе.

— Ну, это ты от зависти! Обидеть меня хочешь, да?

Я вздохнула:

— Звал-то зачем? Кепочкой похвастаться? Считай, что я обновку оценила и восхитилась. Что-то ещё?

— Господи, с родным братом поговорить не хочет, — закручинился Федька. — А я-то, бестолковый, ночей не сплю, всё об ей, сеструхе своей неблагодарной, беспокоюсь…

— Хватит причитать! — оборвала я его. — Говори — чего надо?

— Ну, посмотреть на тебя захотел. Убедиться, что ты и вправду жива-здорова. Как ты там вообще? Не надоело в прислугах обретаться?

— А что, у меня есть выбор? С таким-то братцем…

Он хмыкнул:

— Может, помочь чего надо? Ты говори, не стесняйся. Чего ты хочешь?

— С золотой рыбкой встретиться. Я бы заказала ей другого брата. Чтобы профессия у него в руках была достойная. Чтобы мне не приходилось из-за него обретаться в прислугах, да ещё в таких опасных для жизни местах, как нынче мне приходится…

— Ну, это мечта неисполнимая, сама же знаешь. А уйти оттуда можешь в любой момент, никто не держит.

— Да-а? И что же мы тогда делать будем? Зубы на полку положим?

— Ну, не так всё плохо в нашем королевстве. Проживём как-нибудь…

— Именно что «как-нибудь»…

— Расскажи, как тебе там живётся, — попросил братик.

Я рассказала ему о своей жизни в насквозь простреливаемом доме Игнатова Игната Михайловича. Рассказывала и сама в душе удивлялась: надо же, всего пятый день там живу, а событий — иному на целую жизнь хватит!

Изобразила в лицах людей, с которыми довелось познакомиться и пообщаться.

— Представляешь, там один из друзей Игната, Кирилл, объявил мне вендетту. Я всё не могла понять — почему? Ничего же плохого ему не сделала… А вчера выяснилось, что этот Кирилл посчитал меня охотницей за богатыми женихами. Думал, что я нацелилась занять место хозяйки дома. А на месте хозяйки дома и супруги Игната видит себя Олимпиада, сестричка его. Давно уже видит… Только беда в том, что сам Игнат эту Липочку в упор не видит. Липочка, я так поняла, влюблена безответно и молча страдает уже не первый год. Но теперь, когда рядом с Игнатом появилась я, Липа решила, что счастью её не бывать никогда. Раньше она мечтала, что Игнат когда-нибудь догадается о её нежных чувствах. Но вот в доме появилась я, и мечта стала рушиться на глазах… Слушай, Федюнь, как ты думаешь, а не мне ли предназначались эти взрывы? Вот мы с тобой уверены, что какой-то Мальчиш-плохиш вознамерился взорвать Игната, а вдруг этот камень — в мой огород?.. Ну, граната то есть… Чтобы я чьему-то счастью не помешала…

— Ох, и горазда ты выдумывать! — потрепал меня братец по кудрявой бестолковой голове. — Граната же прилетела, когда тебя ещё никто не видел, никто ничего о тебе не знал. Размечталась тоже: гранатами её персону кто-то забросал! Тебе, Нюрка, скромнее держаться надо. Больно много о себе возомнила!

Я обиделась, тут же вскочила и стала прощаться:

— Спасибо тебе, Феденька, за тёплые слова, за заботу братскую. Век не забуду! А теперь прощай, недосуг мне с тобой лясы точить. Меня ждут великие дела!

— Генеральная уборка, что ли? — лениво усмехнулся он.

— Нет, уборку я как раз уже сделала. А будешь так свысока говорить о моей работе — вообще водиться с тобой перестану. И рассказывать больше ничего не буду, вот!

Я показала ему язык и ринулась к выходу. Федька бросился за мной.

Мы бежали по аллее плечом к плечу и шумно дышали.

— Береги силы. Тебе ещё домой добираться, на другой конец города, — пыхтел Федя.

— Ничего, силы мне нужны только до ворот. А там меня ждёт карета, — пыхтела я в ответ.

— Такси, что ли? Тебе хозяин даёт на это деньги? — не унимался он. — Щедрый, однако…

— Ты даже не можешь себе представить, насколько щедрый…

Мы добежали до ворот парка и остановились, отдуваясь и сверля друг друга взглядами. Мне не терпелось показать Федьке машину, но сначала его надо было подготовить, чтобы он не скончался от разрыва сердца.

— Всё, Федя, ты отдышался? Тогда слушай сюда. Чтобы не тратиться на такси, мой хозяин решил проблему одним махом: он купил мне персональный автомобиль.

— Врёшь! — не поверил он.

— Пойдём, покажу тебе мой фаэтон.

Я подвела его к зелёной каракатице:

— Вот, любуйся. Настоящая карета для Золушки! Не находишь?

— Отпа-а-ад!..

Больше Федя ничего не сказал. Только смотрел — нет, пожирал глазами чудо техники.

Где-то через минуту он снова обрёл дар речи:

— Но в сказке, я вспомнил, прекрасная карета Золушки в полночь превращается в банальную тыкву. Во что же может обратиться эта красота? Ведь и так уже — хуже некуда…

— Ну, это ты от зависти, — подколола я его. — У тебя-то такой нет и никогда не будет!

— Это точно, — согласился он.

— Может, подвезти?

Но он от предложения отказался наотрез:

— Мы на таких каретах ездить непривыкши. Мы, барынька, всё больше пешком…

— Ну, как хочешь… — пожала я плечами.

И уехала.

По дороге домой снова заехала в супермаркет. Накупила полную тележку бытовой химии, потому что во время генеральной уборки выяснила, что арсенал чистящих и моющих средств в доме, мягко говоря, маловат. Собственно, из бытовой химии у Игната был стиральный порошок, жидкость для мытья посуды и освежитель воздуха. И всё. Нечем было даже зеркала надраить. Не говоря уже о полированной мебели…

На выходе из супермаркета я снова встретилась с няней Маней и снова помогла ей снести по ступенькам коляску.

Она так мне обрадовалась!

— Ой, Анечка, как хорошо, что я тебя увидела! Я же тебе не успела телефон свой оставить! Вот, держи!

Она нацарапала цифры на обратной стороне своего чека. Я оторвала от этого же чека кусок, написала там домашний телефон Игната, протянула ей:

— И ты возьми. Звони, как скучно станет. На своём чеке написать не могу, потому что должна приложить его к ежедневному финансовому отчёту.

— У тебя такой строгий хозяин? — удивилась Мария. — Совсем, что ли, тебе не доверяет?

— Доверяет абсолютно, даже никогда ничего не проверяет, не пересчитывает. Но нас на курсах так научили: хозяйские деньги расходовать надо прозрачно, отчитываться до копейки, и чтобы любую трату в любой момент можно было проверить. Думаю, что хозяин мне доверяет именно потому, что у меня дебет с кредитом всегда сходится тютелька в тютельку! А ты чего так помалу всегда берёшь? — обратила я внимание, что у неё, как и в прошлый раз, совсем мало покупок. — Совсем твои хозяева ничего не едят, что ли?

— А я не покупаю продукты для взрослых. Только для Санечки. Всеми прочими закупками ведает домоправительница. Её зовут Степанида Степановна, представляешь? — хихикнула Маша. — Я же только детское питание покупаю.

— А что, Степанида ваша переломилась бы, если бы принесла баночку яблочного пюре?

— Ну, во-первых, до пюре Сашурка ещё не доросла. Ей пока что только соки полагаются. Вот поэтому Степанида и отказывается. Чтобы правильно кормить ребёнка — ну, в соответствии с возрастом, — надо всегда в голове держать график: какой прикорм когда можно вводить. Так Степанида заявила: ты нянька, ты за этим и следи. Да я не обижаюсь! Нам с Санечкой такие прогулки — в удовольствие. Да, рыбка моя? — улыбнулась она кружевному конвертику.

Конвертик в ответ радостно загулил.

— Что-то тихо у вас в последнее время, — сказала Маня, поправив под головой девочки плоскую подушечку. — Отвязались от вас террористы?

— Да как я могу это знать, — вздохнула я. — Пока вроде тихо, а вот надолго ли…

— Слушай, Аня, а хозяин твой кто?

— Игнатов Игнат Михайлович, — честно ответила я, справедливо полагая, что это не является ни государственной, ни военной тайной.

— Да я не про то, — поморщилась Марья. — Кем он работает? Не бандитом ли?

— Почему же обязательно бандитом? — растерялась я.

— Уж больно часто его взрывают…

— Бизнесмен он! И вполне нормальный чувак.

— А-а, понятно. Бизнесменов взрывают чаще даже, чем бандитов. В «Новостях» только об этом и говорят! А что человек хороший — верю. Сашенькин папа тоже крупный бизнесмен, а вот человек нормальный. Занятой только очень…

— А мне мой хозяин машину купил! — расхвасталась я. — Во-он стоит, зелёная. Видишь?

— Вон та, ободранная? Ой, извини… — смутилась она. — Я не то хотела сказать… Я хотела сказать, что молодец он, конечно! Теперь не надо тебе надрываться с этими сумками…

— Это точно, — согласилась я. — Теперь, сама видишь, товаров набираю тонны. Теперь могу себе это позволить! Слушай, может, тебя домой подвезти?

— Что ты, зачем это? — удивилась она. — Здесь пешком минут двадцать всего! Да и коляску в машину нам с тобой никак не затолкать… К тому же девочке гулять надо ещё целый час, не меньше. Так что мы домой ещё не поедем. Спасибо.

— Ну, как знаешь.

Я ещё раз пригласила её звонить мне, если ей вдруг станет скучно, и уехала.

Припарковала свою ободранную красавицу я за кустами, чтобы её «красота» людей не пугала и не вносила дисгармонию в окружающий мир. Дом у нас приличный, красивый. Стёкла, почитай, каждый день вставляем новые. А машина одним своим видом убивает всю окружающую красоту.

Вынув из багажника пакеты, я поволокла их в дом. Расставила флаконы с чистящими средствами по местам: что-то в кухонные шкафчики, что-то в кладовую отнесла, что-то — в ванную Игнату, что-то — в свою.

Зазвонил телефон. Та как я находилась на втором этаже, я сняла трубку в спальне Игната. Думала, Маня решила проверить, тот ли номер я ей записала.

Оказалось — Федя.

— Ты что, уже успел соскучиться? — удивилась я. — Или ещё не все гадости мне сказал?

Он начал такое буровить, что можно было разрыв сердца получить прямо на месте. Хорошо, что недавно из телефона вынули «клопика». Не хотелось бы мне, чтобы речь моего братца слышали посторонние люди, кто бы они ни были…

Выслушав старшего брата молча, как и полагается воспитанной младшей сестрёнке, я вздохнула, положила трубку и отправилась вниз.

Прихватив в кладовке веник, я решила пройтись с инспекцией по дому. Чтобы сердце успокоить. В гостиной было чисто. Я придирчиво осмотрела потолок и все углы. Паутины не было нигде.

А вот в кабинете меня поджидал сюрприз. Правда, не в виде паутины, а в виде мужика в серенькой одёжке и в вязаной шапочке с прорезями для глаз.

По-моему, он оторопел ещё больше, чем я. Секунд десять мы молча смотрели в глаза друг другу. Точнее, он смотрел мне в глаза, а я — в его трикотажные прорези.

Мужик опомнился первым. Рявкнул:

— Тихо! К стене! Руки за голову!

Не могу сказать, что меня разозлило больше — его приказной тон или вообще его несанкционированное присутствие на вверенной мне территории, но психанула я не на шутку.

С веником наперевес я бросилась к нему, боднула головой в грудь, а потом, не дав ему опомниться, стала охаживать веником по голове. Причём в каждый удар вкладывала всю душу!

Конечно, если бы он был без шапочки, то гнев мой прочувствовал бы лучше. Шапочка в значительной мере защитила его от царапин и ссадин, но я целилась в основном в прорези, и цели своей достигла.

— Уйди, дура! — взвыл незнакомец, обеими руками хватаясь за глаза.

Но не тут-то было! Я стала веником гнать его к выходу из кабинета, приговаривая:

— Будешь знать, как в чужие дома без спросу лазить! А ну, вперёд! Шагай-шагай!

Выскочив в холл, он рванулся было к входной двери, но я погнала его в другую сторону, ближе к кухне.

Я очень хорошо знала, что делаю. Там, рядом с кухней, находилась кладовка, в которой я его и заперла. И тут же метнулась к «тревожной кнопке», нажала её раз, и другой, и третий. Пусть милиция поторопится, а то в доме скоро будет труп! Надеюсь, что не мой…

Бандюга в маске, видимо, уже пришёл в себя, потому что закричал из-за двери:

— Слышь, чувырла, дверь открой! Не то сейчас подорву дом к чёртовой матери!

— Вместе с собой? — спросила я, прижавшись к стенке недалеко от кладовки. — Взрывай. Я сейчас на улицу пойду, мне ничего не будет. А дом этот всё равно не мой, так что не жалко!

Он помолчал. Обдумывал план действий. Потом понял, что я дверь ни за что не открою. Просто из боязни, что он окажется на свободе. Тогда он применил другую тактику. Стал стрелять по кладовочной двери в том месте, где, по его мнению, должен был находиться замок.

— Бесполезно, — проинформировала я его. — Здесь же не хлипкая щеколда, а добротный засов. Он в шести местах к двери прикручен. У тебя патронов не хватит.

Конечно, засов был далеко не такой крепкий, как я его описала, но с той стороны, изнутри кладовки, этого же не видно. А выйти и проверить бандит не сможет!

Стрельба прекратилась. Он молчал. Я тоже.

— Слышь, чувиха, выпусти по-хорошему, — снова подал он голос.

Ну, «чувиха» — это не так обидно, как «чувырла».

— Выпущу, — согласилась я.

— Когда?

— А скоро. Как только милиция приедет.

Игнату бы надо позвонить, да я почему-то боялась отойти от двери кладовки. Неровен час, преступник вырвется на свободу…

Он взревел и стал дёргать дверь. Потом стал биться в неё, надеясь высадить.

— А чего ты так сюда рвёшься? — удивилась я. — Снова захотел веником по морде? Неужто так понравилось?

В ответ понеслась брань не просто нецензурная, а настолько витиеватая и затейливая, что я даже заслушалась.

А тут и милиция подъехала.

— Ну, что тут у вас случилось? — спросил вальяжно пожилой милиционер, ведя за собой ещё двоих молоденьких ребят в форме.

— Да вот, преступника поймала, — указала я на дверь кладовки. — Стерегу теперь, чтобы не сбежал. Мечтаю сдать его вам.

По виду милиционера было видно, что он не очень-то мне поверил. Однако, приглядевшись к двери и увидев, что она имеет вид мишени после соревнований по стрельбе, он пригнулся и одним жестом огромной ручищи сунул сразу обоих своих желторотиков себе за спину.

— Не бойтесь, у него патронов больше нет.

— Откуда ты знаешь? — шёпотом спросил мент.

— А вы дырки на двери сосчитайте.

— А может, у него есть запасная обойма? — предположил он.

— Может, конечно. Эй, преступник, у тебя ещё много патронов? — крикнула я.

— Достаточное количество. На всех вас хватит, — донеслось из-за двери.

Желторотики совсем примолкли и только смотрели квадратными глазами то на своего начальника, то на меня, то на изрешеченную выстрелами дверь. Ясно было, что до этого настоящих преступников им приходилось видеть разве что по телевизору.

— С боевым крещением вас, мальчики, — улыбнулась я.

Они только молча кивнули в унисон.

— Может, позвонить, подмогу вызвать, — стал рассуждать вполголоса их начальник.

Я только вздохнула и покачала головой:

— И не стыдно? Он же один, а вас трое!

— Где там трое? Это же стажёры…

— А один на один слабо? — подначивала я милицейского наставника.

Он смутился и очень из-за этого разозлился.

Понятное дело, он не был готов к тому, что здесь его ждёт настоящий преступник, вооружённый настоящим боевым оружием. И уж совсем не мог предположить, что придётся иметь дело с несуразной девицей, которая станет открыто высмеивать его, позорить при подчинённых.

Да, тут я, пожалуй, палку перегнула. Но ведь и меня понять можно! Такое потрясение…

— Слышь, преступник, — крикнула я в сторону простреленной двери, — обещаешь вести себя хорошо?

— Да пошла ты…

И дальше снова последовала изощренная рулада с коленцами.

Я вздохнула:

— Ладно, бросайте гранату! Нашему дому не привыкать… Дайте только я подальше отойду.

— Правильно, — тут же подхватил игру старший мент. — Всем отойти! — зычно крикнул он и подмигнул мне, а я ему.

— Не надо гранату! — заорал из-за двери пленник. — Я так выйду!

— И дашь на себя наручники надеть? — уточнил капитан.

— Угу…

— А бежать вздумаешь, так снова веником по роже огребёшь! — пригрозила я и объяснила: — Он веника моего боится больше, чем ваших наручников.

— На счёт «три», — сказал капитан своим стажёрам.

Они кивнули и подобрались, напружинились. Капитан стал молча выбрасывать пальцы: один, два, три…

После этого он резко рванул засов на двери, вскочил туда и выволок преступника. Один из мальчиков тут же прыгнул на бандита и повалил на землю, а второй ловко сковал ему руки за спиной.

Вся операция заняла секунд пять. Я восхищённо зааплодировала. Всё-таки в милицейских школах готовят профессионалов!

Ребятишки поволокли человека в маске к машине, а капитан остался, чтобы уладить формальности. Я подробно ответила на все его вопросы, описала, как дело было, прошла к машине, внимательно посмотрела на преступника уже без маски и честно ответила, что знать его не знаю, никогда не видела и надеюсь больше никогда не увидеть.

Когда милицейская машина уехала, я заперла дверь и позвонила Игнату на мобильный:

— Говорить можешь? Не за рулём?

— Да, могу. Я сейчас в офисе. Случилось что-то?

— Случилось. Киллер у нас в доме был.

— По мою душу? — ахнул он.

— С чего ты взял? — съязвила я. — Вполне может быть, что по мою.

Люди от страха удивительно глупеют!

— Да, извини, глупость сказал. Это я от неожиданности. С тобой всё в порядке?

— Так звоню же! — удивилась я. — Живая, невредимая!

— А киллер сейчас где? Ушёл?

— Милиция забрала.

— А ты не ранена? Я сейчас приеду!

— Приезжай, конечно, — вздохнула я. — Только сначала в милицию бы заехать хорошо… На убивцу несостоявшегося посмотришь. Может, узнаешь его… Да и ментам, наверное, есть о чём с тобой поговорить. Что тебе поесть приготовить?

— Да какое там «поесть»! — вдруг взорвался он. — Меня же чуть не убили сегодня!

— Ну не убили же, — примирительно сказала я. — Значит, кушать ты рано или поздно захочешь. Вот я и спрашиваю: чего изволите? И потом, Игнат, мне неловко тебе напоминать, но чуть не убили не тебя, а меня!

Он и правда поехал в ментуру, а я решила приготовить на ужин жареную картошку. Села на свою зелёную подружку-квакушку и сгоняла в магазин за пивом и селёдкой. Хозяин мой, конечно, тонкий ценитель изысканных вин, но сегодня случай был явно не тот. Сегодня не до изысков. После такой нервной встряски ему даже пива может оказаться мало. В терапевтических целях вполне может водка понадобиться.

Водка в баре у него была нескольких видов. Я выбрала бутылку на свой вкус и переставила из бара в дверцу холодильника. На всякий случай.

Когда картошка уже дожаривалась, позвонил Игнат и сообщил, что в милиции он побывал, все формальности утряс, вышел из отделения и скоро будет дома. Попросил приготовить на ужин побольше еды, потому что о происшествии узнал Кирилл и сказал, что вечером непременно заедет. А с Кириллом вполне может притарахтеть и Серёга.

Я тут же стала чистить вторую порцию картошки.

Когда первая сковорода доспела, я положила себе полную тарелку и отвела душу. Я ведь тоже сегодня весь день голодная, да нервы какие… А они, бегемоты толстокожие, опять не предложат мне ужин. Ведь вчера никто из них так и не вспомнил, что я тоже — живой человек.

Очень хотелось хлопнуть стакан пива или хотя бы рюмку водки — для снятия стресса. Но я на это не отважилась, чтобы не распугать народ перегаром. Они-то приедут трезвые! Будут жалеть Игната, который во время инцидента был далеко от дома, и снова забудут обо мне. Забудут, несмотря на то, что я всю баталию на своих плечах вынесла. Хоть бы Кирилл догадался Липочку с собой прихватить…

Но он не догадался. Вместо милой сестрёнки хмурый Кирилл привёз с собой Серёгу. Серёга был какой-то притихший, даже, я бы сказала, слегка обалдевший. А Кирилл, войдя в дом, так зыркнул на меня, что я вытянулась во фрунт.

Они прошествовали на кухню, а я перевела дыхание. Ну, и чего, спрашивается, он теперь на меня злится? Что живая осталась?

И тут же ясно оформилась мысль: Игнат здесь ни при чём. Киллер приходил по мою душу, его подослал Кирилл, чтобы окончательно расчистить для Липочки дорогу в этот дом! Он так всё классно придумал, а я возьми да и останься в живых!

Тут и хозяин подъехал, сразу на кухню побежал, к друзьям. Я так обрадовалась! У меня там на плите картошка сгореть могла, её бы помешать, а я боялась туда идти без Игната.

Я разложила по тарелкам всё, что было в первой сковородке. Получилось совсем по чуть-чуть, потому что я же сначала рассчитывала только на себя и Игната. Но я успокоила их, объявив, что вот-вот поспеет вторая часть. Правда, им было не до ужина. Друзья обеспокоено обменивались впечатлениями и мыслями, а я, повернувшись к плите, помешивала картошку.

— И вот менты мне говорят: домработница ваша контузила его веником и затолкала в кладовку, где и заперла до прибытия наряда, — рассказывал Игнат.

— Веником контузила? — покатился со смеху Серёга. — Это как же так случилось? Расскажи, Анютка!

— Расскажу, — повернулась я к ним. — Он был в маске и с пистолетом. А я в доме одна. Ну, сама виновата: уезжая, не поставила дом на сигнализацию. Вот киллер этим и воспользовался. Вряд ли, конечно, он пришёл именно по мою душу, но если он собирался убить Игната, то пристрелить меня — пара пустяков. Он бы сделал это играючи.

— Почему же не сделал? — спросил Кирилл сквозь зубы.

— Потому что не успел, — так же сквозь зубы процедила я. — Не знал он, бедолага, что росла я без отца-матери и перед трудностями не пасую. Наоборот, перед лицом настоящей опасности я максимально мобилизуюсь.

— Это тебя бабушка научила? — удивился Игнат. — Незаурядная была женщина, царство ей небесное и вечная память…

— Это меня брат мой старший научил.

— Так он же у тебя оболтус, сама говорила!

— Он ведь тоже рос без отца-матери, — напомнила я. — Улица его воспитала, улица всему научила. Ну, а он уже — меня…

— Классный у тебя брат! — восхитился Кирилл.

— И правда, классный, — согласилась я. — Он за меня — в огонь и в воду! А я, понятное дело, за него. Так-то вот… Правда, как выяснилось, далеко не все старшие братья такие идеальные. Есть, оказывается, и такие, которые о младших сёстрах совсем мало заботятся, — сказала я, глядя Кириллу прямо в глаза.

Он скрипнул зубами и уставился в пустую тарелку.

Я разложила поспевшую картошку по их опустевшим тарелкам и ушла из кухни.

Поднялась к себе в комнату, бухнулась на кровать и чуть не заплакала. Мало того, что из-за Федьки, лентяя и хитреца, я вынуждена торчать здесь, подвергая опасности свою драгоценную, а главное — единственную жизнь, так ещё и выслушивай, как один из дружков веселится, обсуждая, как меня чуть не убили, а другой скрежещет зубами, даже не скрывая своей досады. Да, не убили меня! Уж извините, люди добрые…

Жалко, что не догадалась я попросить у Липочки телефон. Хоть бы ей в жилетку поплакалась. Она — девушка жалостливая, понимающая. Не стала бы ржать, как этот придурок Серёга… И чего он мне поначалу понравился? Никакой он не Есенин. Обалдуй просто.

Под нерадостные мысли я задремала. Очнулась, когда в холле послышались голоса. Гости расходились — слава тебе, господи.

Игнат подошёл к лестнице и, задрав голову, прокричал:

— Ушли все. Давай, выходи.

Я спустилась в кухню, стала наводить там порядок.

— Ты на ребят не обижайся, — уговаривал меня хозяин. — Они ж не со зла…

— Ну да, понятно, не со зла. От избытка доброты душевной почему бы не обсмеять человека, который спас тебя от смерти и при этом чуть не погиб сам. И правда, смешно!

Он прикусил губу.

Стол был уже чистый. Я села за него, по-школьному сложила перед собой руки и спросила:

— А чего Липочки сегодня не было?

— Меня удивляет другое: чего она вчера притащилась?

— Так машину твою новую обмыть, — напомнила я. — Разве не ты её в гости позвал?

— Я? — искренне удивился Игнат. — Мне бы и в голову не пришло… Сдалась она мне… Это Киря её за собой таскает, потому что сестра.

— Чего ж сегодня не притащил?

— Не знаю, — пожал он плечами. — Может, Липка домой уехала…

— Как домой? — поразилась я. — Что значит «домой»?

— Да, домой. Она здесь бывает наездами. А живёт в соседней области. Там же, где раньше все мы жили.

— Я думала, она здесь живёт, — развела я руками.

— Нет, так с родителями и осталась. Кирюха же здесь оказался по случаю женитьбы, я тебе рассказывал!

— Да, помню… А она, значит, наезжает время от времени… Не знаешь, зачем?

Он засмеялся:

— Ну, Ермолаева, ты даёшь! — Надо же, фамилию мою запомнил. — Как это «зачем»? Брата проведать, понятное дело…

— А может, зазноба у неё здесь есть? — предположила я.

— У кого зазноба? У Ёлки, что ли? Скажешь тоже!..

— Она не Ёлка, она Липа, — напомнила я. — Что же, она, по-твоему, влюбиться не может?

— Ой, вот только не надо мне разводить тут всякие розовые сопли! — с досадой хлопнул он ладонью по столу. — Ты, Аня, перепутала жизнь с бразильским сериалом! Какое мне дело, кто в кого влюбился? У меня жизнь на волоске висит, а тебя вон куда занесло…

Значит, на лирический лад он совсем не настроен. И ладно. И очень даже хорошо. Я вдруг поняла, что сейчас чуть не выболтала Липочкину тайну. А она меня об этом разве просила?

— Да я бы эту Липочку сто лет бы не видел, вместе с её братцем! Так никуда от Кирюхи не денешься!

— Почему? Ты что, денег ему должен?

— Ничего я никому не должен. Просто дело мы совместное затеяли. Я, Серёга и Кирилл.

— Дело-то хоть стоящее? — улыбнулась я.

— Во всяком случае, денежное.

— Рассказать не хочешь?

— Зачем это тебе? — удивился он. — Тоже в долю войти хочешь, что ли?

— Дурак, — засмеялась я. — Никакой доли мне не надо. Я просто понять хочу, как мне к дружбанам твоим относиться, как с кем разговаривать… Или у вас бизнес нелегальный и рассказывать о нём нельзя?

— Почему это нелегальный? Всё законно. Мы же не оружием торгуем, не наркотиками. Мы собрались строить коттеджный городок.

— Где?

— Недалеко. В двух километрах от города.

— Хорошее дело, — одобрила я. — Чья идея?

— Ну, идея пришла в Серёгину светлую голову. Потом он подключил меня. А потом и Киря подтянулся.

— Сам по себе подтянулся?

— Нет, конечно. Серёга его позвал, ситуацию ему обрисовал. Ну, он и согласился.

Игнат рассказал, что буквально рядом с городом есть очень хорошая земля под строительство. Земли много, пятьдесят гектаров. Домов там можно построить очень много, сделать элитный посёлок.

— Серёга сказал, что здесь есть посёлок с профессорскими дачами. Ну, пусть будут дачи и для «новых русских».

— Ага, обязательно! — закивала я. — А то они так судьбой обижены… И то правда: на Канары каждый выходной не наездишься, а здесь дача будет прямо под боком! Очень удобно.

— Слышь, чего ты? Хотят люди строиться — пусть себе строятся на здоровье!

— А вы там при чём?

— Так мы же землю эту должны у области выцарапать!

— Что значит «выцарапать»? — засмеялась я, живо представив, как трое друзей ногтями выцарапывают землю.

Оказалось, что дело они задумали и правда очень выгодное. Общая стоимость облюбованной ими земли — около пятнадцати миллионов вполне зелёных долларов. Это была бы официальная рыночная стоимость, если бы та земля продавалась. Но её никто не собирался ни продавать, ни покупать. «Мальчики» решили уговорить облсовет, чтобы им эту землю выделили в аренду на пятьдесят лет. И при этом арендная плата чтобы была смешная — где-то два доллара в год за сотку. Эта цифра действительно очень смешная, так как реальная цена за сотку в том районе — не меньше трёх тысяч долларов. На земле строятся коттеджи, в коттеджи заселяются люди, причём не просто так заселяются, не просто арендуют те коттеджи, а с правом их последующей приватизации.

— Здорово! — восхитилась я. — Стать обладателем собственного дома в элитном посёлке, в престижном месте, заплатив за землю в тысячу раз меньше положенного! И что, никому из вас ничего за это не будет?

— Представь себе, нет. Мы же работаем в рамках действующего законодательства. А если законодательство несовершенно, так не мы же в этом виноваты! Нам, правда, поставили условие: протянуть газ в два близлежащих села, которые расположены по обе стороны от нашего участка. Но это совсем небольшая плата за то, что нам позволят провернуть нашу операцию. К тому же газовую трубу нам всё равно придётся тянуть в ту сторону, к новым коттеджам. И нам не накладно, и людям в сёлах — радость.

Он увлёкся, описывая мне «планов громадье». Из дальнейшего рассказа я поняла, что Игнат, прибыв сюда, открыл фирму специально под строительство коттеджного городка. Итак, на городок отводится земля на имя фирмы. То есть, конечно, не сразу отводится. Сначала земельная комиссия облсовета принимает решение разрешить сбор согласований для строительства городка со всеми службами: охрана окружающей среды, санэпидемстанция, подвод газа, воды, электричества; ещё нужен водоотвод, то есть канализация; ещё понадобится получить согласие архитекторов и землеустроителей… В общем, работы там — начать и кончить!

— Слушай, я боюсь показаться назойливой, не в меру любопытной, но как ты думаешь, не связаны ли покушения на тебя с этой вашей затеей?

Он задумался. Надолго.

Я полезла в холодильник и обнаружила, что пиво они не тронули. Понятное дело — Серёга с Кирюхой за рулём, а хозяин не стал пить из солидарности с ними, чтобы не дразнить гусей. То есть друзей.

Я вытащила на стол пиво и пакетики с сушёной рыбкой.

— Запасливая ты, — похвалил меня хозяин.

— У тебя учусь, — вернула я ему комплимент.

Он разлил пиво по стаканам, а я сказала тост:

— Чтобы мне и дальше так везло: и от тебя чтобы удавалось отводить опасность, и самой при этом оставаться целой и невредимой!

— Нет, не так. Чтобы больше не было никакой опасности ни около меня, ни около тебя!

— Твой тост лучше, — согласилась я.

Мы чокнулись и стали пить холодное пивко, закусывая сушёными анчоусами и угрём. Вкусно было так, что не передать!

Первую бутылку мы распили молниеносно, даже не ощутив вкуса. Просто пить очень хотелось после жареной картошки. Разлив по стаканам вторую бутылку, мы стали пить уже медленнее, смакуя и пиво, и рыбу.

— Знаешь, я думаю, что эти покушения никак не связаны с моим нынешним занятием, — наконец-то ответил он на мой вопрос. — Посуди сама: тогда бы покушались и на Серёгу, и на Кирюху. Мы же все в одной упряжке!

— Ну, может, придёт и их черёд, как знать…

— А с чего ты вообще взяла, что покушения связаны со строительством коттеджного городка? Народ, конечно, не очень доволен, но мы же работаем исключительно в правовом поле!

— Сам говоришь: действующее законодательство весьма несовершенно. Может, какой-то местный сумасшедший Робин Гуд решил навести порядок и восстановить справедливость по своему разумению?..

Он снова задумался, потом пожал плечами:

— Нет, так тоже не получается. Я же в этом деле далеко не самый главный. Смотри, какая у нас схема. Серёга — заместитель начальника областного управления земельных ресурсов. Он эту землю нарыл. Ну, в смысле — нашёл. Я под это дело зарегистрировал фирму «Городок», где мы с Серёгой — соучредители.

— А Кирилл разве не с вами? — пыталась я разобраться в хитросплетениях.

— Кирюха наш — большой человек. Он — депутат. Областного значения. Его миссия — решить с облсоветом, чтобы все проголосовали «за» и землю нам всё-таки выделили.

— А, так он у вас — для разового использования?

— Ничего себе «разового»! — возмутился Игнат. — Разово он поработает над положительным решением облсовета. А потом, когда земля нам уже будет выделена во временное пользование, он подключится, да так мощно, что как бы нас с Серёгой из схемы бёдрышком не вытолкнул! У Кирюхи-то — строительный бизнес! Он и будет все те коттеджи строить! Прикинь, какая прибыль ему светит! Правда, у нас уговор такой, что всю прибыль мы честно делим на три части. А если он таким образом хочет от меня избавиться, чтобы денежками не пришлось делиться? — осенило вдруг моего подвыпившего работодателя.

— А что, ты им больше не нужен? Мавр сделал своё дело? У тебя-то самого какая роль была в вашем триумвирате?

— Ну, фирму зарегистрировать, уставный фонд обеспечить. Теперь я хожу по чиновничьим кабинетам, подписи собираю. Те самые согласования. Но не сам по себе. Серёга все мои действия сопровождает телефонными звонками. Там всё построено на его личных связях. Он мне так и говорит: ничего не бойся, морду тяпкой — и вперёд! Ходи по высоким кабинетам смело, сдавай документы на рассмотрение, а я буду позванивать, куда надо, и говорить тебе, кому и сколько денег занести.

— Какой он хитрый! — возмутилась я. — Если ты попадёшься на даче взятки, так срок по полной мотать тебе, а у Серёги руки будут чистые, да? Нет, каков нахал! Раз ты говоришь, что там все отношения строятся на его связях, так пускай бы и раздавал взятки лично! По крайней мере, у него-то взять не побоятся и его не сдадут!

— Ну, представь себе, чаще всего так и происходит. Не всегда, конечно, но часто. Кому-то он деньги отнесёт, кому-то — я…

В ход пошла третья бутылка пива.

— А Кирилл, друг мой ситный, вражина, всё в кустах отсиживается?

— Ой, Аня, не сыпь мне соль на сахар… Отсиживается — не то слово! Он, паразит, всё время против нашего проекта! И зачем только его Серёга в долю взял?

— Сам же говоришь — для принятия решения на депутатском уровне!

— Так ведь можно было бы ему разово заплатить, да и дело с концом!

— А кто бы вам эти коттеджи потом строил?

— Анька, не соображаешь в бизнесе, так не лезь не в свои дела, ясно тебе?

— Нет, — честно ответила я.

— Ты что, думаешь, мы с Сергеем не нашли бы других строителей, что ли? Да таких фирм сейчас — пруд пруди! Выйди на улицу, свистни, — сто человек сбежится, и все — строители!

— А не жалко будет вам прибыль в чужие руки отдавать? Кирилл-то хоть свой… Ещё и прибылью поделится.

— Не знаю, может, кому и свой, а мне так даром не нужен! Ещё Пальму свою мне вечно подсовывает, всё мечтает в койку ко мне уложить… Есть ещё пиво?

— Водка есть. Полдня уже стоит в холодильнике. Хорошо, поди, остыла. Доставать?

— Доставай, — кивнул он.

Я достала прозрачную бутылку, которая тут же запотела, да так аппетитно! Игнат открутил крышечку, плеснул себе прямо в стакан. Я не успела достать ему рюмку, но оказалось, что он непривередлив.

Ну, если он водку собирается пить стаканами, так надо ему закуску хорошую организовать!

Я пошуровала в холодильнике, нарезала сала, колбасы и сыра. Игнат кивнул мне благодарно и стал сосредоточенно жевать. Разговор на время прекратился.

Итак, он не совсем слепой и безмозглый, как думают некоторые. Он прекрасно видит Липочкины манёвры вокруг своей персоны. Считает, что это режиссирует Кирилл ради собственной выгоды. Что ж, вполне может быть…

Странно, а Липочка показалась мне такой искренней… Неужели так хорошо играет? Как больно разочаровываться в людях, особенно если люди эти такие симпатичные…

Решив пока не трогать Липочку, я спросила:

— А почему Кирилл против вашего проекта?

— Он говорит, что общественность может взбунтоваться, так как земля выводится из заповедного фонда. Пугает, что если начнётся проверка, то стройку могут заморозить на неопределённый срок. А если проверка начнётся до принятия окончательного решения о выделении земли фирме «Городок», землю могут не выделить вовсе, и все взятки пропадут. И всё каркает, каркает… Не пойму я его. Нас отговаривает, но сам из дела не выходит. Мутный он…

— Слушай, а может, все эти взрывы и нападения Кирилл устраивает?

— Да мне и Серёга как-то тоже сказал об этом… Ну, предположил так. А так это или нет — кто ж его знает… Ты чего не ешь? — подвинул он мне тарелку с нарезками. — Ты давай, закусывай!

— Спасибо, я не хочу.

— Да ты не стесняйся!

— Да я не стесняюсь, — в тон ему ответила я. — Просто я, во-первых, уже сыта, а во-вторых, я же водку не пью, мне закусывать, собственно, и нечего. Скажи мне лучше вот что: как же служба наружного наблюдения проглядела сегодня злоумышленника? Или Феликс твой совсем мышей ловить перестал? Так найми кого-то другого!

— Феликс не виноват, — вздохнул Игнат. — Я сам попросил его снять наружное наблюдение. Подумал — раз в доме есть сигнализация, а теперь ещё и ты, так зачем мне деньги лишние охранникам платить?

— Понятно. Денег тебе, значит, жалко, а мою молодую жизнь — нет.

— Ну чего ты? — вскинулся он. — Кто ж знал, что так получится…

— Ты. Ты знал, что это может случиться. Оно и случилось.

— Не говори ерунды! — возмутился он. — Как же я мог это знать? С чего ты взяла?

— Нет, Игнатов, ты даёшь, ей-богу! А кто мне рассказывал про то, что я нужна тебе в качестве «живого замка», а? Замки от кого нужны? От злоумышленников. Вот злоумышленник и появился. Ты же на него закладывался, правильно? Ну, не конкретно на этого и не конкретно на сегодня, понимаю, но в принципе, чего-то такого ты ждал, признайся! А чего больше всего боишься, то, как правило, и случается. И тебе ещё повезло, а преступнику, наоборот, не повезло, что на его пути попалась я, крепкая деревенская девчонка. Я, может, особой отвагой и не обладаю, зато уж точно — не из пугливых. А будь на моём месте томная городская барышня, она бы в лучшем случае упала бы в обморок. А в худшем бандит мог её застрелить и уйти, а тебе бы потом пришлось доказывать милиции, что это не ты убил собственную прислугу. Ещё он, например, мог взять её в заложники. И ты был бы вынужден заплатить нехилый выкуп, потому что это из-за тебя она попала бы в неприятную ситуацию. А скорее всего, бандит застрелил бы барышню, спокойно дождался твоего прихода и застрелил бы тебя. И всё потому, что ты решил немножко сэкономить. Не стыдно тебе, а?

Ответ его меня несказанно удивил.

— Знаешь, Аня, я думаю, что ни Кирилл, ни местный сумасшедший Робин Гуд тут ни при чём. Я думаю, это тянется за мной та непонятная история, про которую я тебе рассказывал. Тогда я подумал, что кто-то хочет убрать меня с дороги, завладеть моим бизнесом. Так я же не просто ушёл с рынка, я вообще уехал в другой город и даже занялся делом, которое никак не связано с вином. Но меня опять преследуют. Значит, мой бизнес здесь ни при чём? Значит, тут что-то личное…

Оказывается, пока я его изобличала и произносила свою обвинительную тираду, он анализировал сложившуюся ситуацию!.. Ну и дела…

Решив, что не стоит расстраиваться по пустякам, я сказала:

— Слушай, Игнат, ты не обидишься, если я пойду спать? День сегодня был длинный, напряжённый, насыщенный событиями. Нервов столько попортила… Не каждый день я рискую жизнью. Хотя в твоём доме я начинаю к этому привыкать…

— А жизнь — вообще штука опасная. И ты знаешь, чем она обычно заканчивается?

— Ой, как смешно… Я смеюсь и заливаюсь!

Я решила, что простого душа будет мало. Хорошо было бы принять ванну с чем-то успокаивающим, расслабляющим… Но где взять? Завтра же снова поеду в магазин и в аптеку и скуплю там всё, что предназначено для релакса. Я думаю, нам с Игнатом пригодится всё.

Но ванну я всё-таки набрала. Поскольку в моей ванной комнате была только душевая кабина, я решила воспользоваться огромной белоснежной чашей, которая имела место быть в ванной комнате хозяина. Я подумала, что это будет справедливо. Из-за него я терплю лишения, порчу нервы, трачу своё драгоценное здоровье и даже — страшно сказать! — по-настоящему рискую жизнью. Ну, золотую звезду героя за это мне, конечно, никто не даст, но ванну-то я точно заслужила!

Игнат сейчас остался на кухне вдвоём с бутылкой водки. Думаю, их общение будет долгим, я как раз успею принять ванну.

Налила в воду обычного шампуня, сильной струёй взбила пену, улеглась в душистую тёплую воду, закрыла глаза и постаралась расслабиться, убеждая себя, что в воде сейчас не шампунь, а какое-то успокоительное средство наподобие валерианы или пустырника. Эх, нет бабушки, и посоветоваться не с кем, как лучше всего стресс снимать. Брата спросить? Так он мне посоветует тяпнуть полстаканчика водяры и уйти в астрал. Да ещё и смеяться будет. Тоже мне, советчик… Советчик-антисоветчик!

Утром работодатель мой отсыпался долго, почти до полудня. Я его не беспокоила — во-первых, по причине субботнего дня, во-вторых — я обнаружила, что водки в бутылке осталось на самом донышке. То есть практически бутылку водки он выхлебал в одиночестве. Кто ж после такого вставать захочет?

От души жалея Игната, я сварила ему лёгкий куриный супчик для поправки здоровья. Запах, видимо, дошёл до второго этажа, потому что Игнат всё-таки выполз на кухню, морщась и держась за больную голову:

— Чем это пахнет так вкусно?

— А ты на запах притащился?

— Угу, — подтвердил он, лакая воду прямо из-под крана.

— Не пей из-под крана, козлёночком станешь! — прикрикнула я на него и достала из холодильника последнюю бутылку пива: — Вот, припасла, как знала…

Содрав крышку, он присосался к горлышку и шумно выхлебал полбутылки в один присест. Потом крякнул, отдышался и не спеша допил остальное.

Вытер губы ладонью и, стараясь сфокусироваться на моём лице, проникновенно сказал:

— Ермолаева, ты и в самом деле — мой ангел-хранитель! Как это я до сих пор обходился без тебя? Удивляюсь просто… А хочешь, я на тебе женюсь?

— Больно надо, — отмахнулась я. — Голова не болит? А то аспиринчику дать могу, если надо.

— Не надо, — помотал он головой. — Уже попустило. Сейчас малость в чувство приду, супчику похлебаю, окончательно здоровье поправлю.

Он подвинул стул к самому окну, уселся, положил руки на подоконник, кулак на кулак, сверху пристроил свою многострадальную голову и затих, созерцая пустырь. Я возилась по хозяйству. Постепенно до него дошло, что сказал он мне и что ответила ему я.

— Так чего, ты замуж не хочешь? — уточнил он. — Или я чего не понял?

— Не хочу, — подтвердила я.

— За меня — и не хочешь? Чего это?

Я упёрлась руками в стол:

— Ты приглашаешь меня стать твоей вдовой? Или сам мечтаешь стать вдовцом?

— Погоди, Аня, — затряс он головой, — это для меня сейчас слишком сложно… Объясни попроще, чтобы даже я понял…

— Да что объяснять, — вздохнула я. — Жизнь в этом доме — сплошной адреналин! А главная интрига заключается в том, кто из нас раньше копыта откинет. Но ты-то хоть привык к тому, что на тебя идёт охота, а мне это зачем?

Крыть ему было нечем, и он совсем пригорюнился.

Я налила суп в тарелку и поставила перед ним, прямо на подоконник. Если бы я сейчас затеялась пересаживать его от окна к столу, то и он, и суп вполне могли бы очутиться на полу.

Он взял ложку и стал послушно хлебать. Видать, хорошо пошло, потому что спустя пару минут он приосанился, а доев суп до конца, вообще уже глядел молодцом. Ну, или почти молодцом.

— Дошло до меня теперь, почему люди женятся! Жена — это твоя персональная «неотложка». Очень удобно! Жалко, что ты не хочешь за меня замуж.

— Да и ты не хочешь на мне жениться.

— Ну, может, не конкретно на тебе, но вообще-то жениться я бы не прочь, пожалуй…

— На Липе женись. Страдает ведь девушка, сам знаешь…

Сказала и осеклась: ну вот, опять сболтнула лишнее! И кто меня только за язык тянет?

Но Игнат произнёс задумчиво:

— Да я бы на Липке и впрямь женился, если бы она была сама по себе. Но как вспомню, чья она сестра…

Его тут же перекосило, как от зубной боли.

Я прямо взвилась:

— Ты знаешь, что она по тебе сохнет, ты тоже не прочь создать семью, причём именно с ней! Что же тебя удерживает?!

— Так говорю же — братец её!

— Он запрещает вам быть вместе?

— Наоборот, таскает её сюда по поводу и без…

— Ну, так и женись! И девушку осчастливишь, и свою проблему решишь, и Кирилла от лишней головной боли избавишь! Он же, поди, сестру любит и добра ей желает. Настолько, что даже в гости к тебе таскается, лишь бы сестре приятное сделать. Скажи на милость, почему бы тебе одним махом не осчастливить всех, а?

Он подумал, пожал плечами:

— И в самом деле, почему бы мне одним махом не осчастливить всех…

Потом ещё подумал и замахал руками:

— Нет, нет, не уговаривай! Мне его и по работе хватает, ещё осталось породниться с ним… Тогда Кирюха станет сюда таскаться каждый день, будет сидеть здесь безвылазно! Нет, на это я пойти не могу!

— Да сдался ты ему! Таскаться он сюда станет… Наоборот, перестанет! Кирюхе с тобой общаться нравится ещё меньше, чем тебе — с ним. Но ради призрачного счастья сестры он готов даже на такую жертву! А так — сестру пристроит, и адью! Больше сюда таскаться ему будет незачем.

— А Ёлку проведать? Липку то есть?

— Так она же может сама к нему в гости ходить! Так даже ещё лучше! Кирилл не видит тебя, ты не видишь Кирилла, а Липа, наоборот, видится с ним столько, сколько захочет, но ты при этом не присутствуешь и не отравляешь им радость встречи. Смотри, как здорово всё складывается!..

— И правда, здорово, — почухал он макушку. — Твоими бы устами, Ермолаева, да мёд пить…

Что-то уж больно часто Игнат стал звать меня по фамилии… Что бы это значило? Ну, если бы он вдруг перешёл на сверхофициальный тон, называя меня не Анютой, а Ермолаевой, я бы забеспокоилась. Это бы свидетельствовало об охлаждении наших отношений, и он вполне мог бы уволить меня с работы, что в мои планы никак не входило. Но он продолжал звать меня Анькой — вполне по-свойски, или Ермолаевой — как одноклассницу, и это успокаивало.

Поразмышляв некоторое время в таком вот ключе, я пришла к выводу, что увольнение мне не грозит, по крайней мере, в самое ближайшее время. А то, что он стал обращаться ко мне по фамилии, можно расценить именно как фамильярность, то есть доверительное отношение, дружеское расположение. Для меня это очень важно, потому что как можно жить и работать в доме, где тебе не доверяют или просто тебя не любят?

— Слушай, Игнатов, — обратилась я к нему тоже по фамилии, — а чего б тебе не пригласить девушку на свидание?

Очень уж хотелось мне сделать приятное милой Липочке!

— Так я ведь даже не знаю, здесь ли она, — удивился Игнат.

— Ну так узнай!

— Это как? Кирюхе позвонить и спросить? — развеселился он. — Вот здорово! Да его от этого вопроса кондрашка хватит, вот все проблемы разом и решатся!

— Ага, зато новые образуются, — куснула я его. — Кто вам в облсовете решение пробивать будет?

— Здрасьте пожалуйста! — сник мой работодатель. — Я ей — о высоком, а она — с прозой жизни…

— Что ты называешь «высоким»? Мечты о том, как Кирюху кондрашка хватит?

— Не буду Кирюхе звонить, даже не мечтай! — отрезал он.

— А мне-то чего мечтать об этом? — удивилась я. — Это ж ты собрался Липу на свидание приглашать, а не я.

— А что, я уже собрался? — искренне удивился бедолага. — Надо же, ничего не помню…

Я вздохнула: мужчины!.. Хуже деток малых.

— Игнат, у тебя есть домашний телефон Липы?

— Да был где-то, — пробормотал он, пряча глаза. — Только вряд ли я его сейчас найду.

— Хорошо, давай я позвоню Кириллу и попрошу её домашний телефон. Ну, якобы просто хочу поболтать с ней по-дружески. Давай так сделаем?

Игнат не на шутку струхнул:

— Ещё чего! Зачем Кирюху в известность ставить?

— Ну так ищи телефон и звони самолично!

— И что я ей скажу?

Я пожала плечами:

— Ну, это же от тебя зависит… Что сочтёшь нужным, то и скажешь. Не хами только. Иногда и этого бывает достаточно.

— А как же я приглашу её на свидание, если она в другом городе?

— Вполне резонный вопрос, — согласилась я. — А ты пригласи её на свидание в этом городе. Она приедет, не сомневайся! Далеко ли?

— Всего-то два часа на автобусе. А может, правильнее будет мне туда съездить?

— И оставить дом без присмотра? Даже и не думай!

— Как же без присмотра? — удивился он. — А ты на что?

Я набрала полную грудь воздуха, протяжно, со стоном, выдохнула и сказала:

— А теперь переходим к следующей теме: защита труда.

— Какого труда? Какая защита? — опешил он.

— Защита моих прав и свобод. Я — наёмный работник. Так?

— Так.

— Сегодня — суббота, завтра — воскресенье. Мне положен выходной?

Он хлопнул себя ладонью по лбу:

— Совсем из головы вылетело!

Я укоризненно покачала головой:

— Думаю, что за тобой охотятся твои бывшие подчинённые, которым ты забывал предоставлять выходные и отгулы. Они тебе просто мстят! И чтобы у меня не возникло такого же точно желания, советую тебе отпускать меня на выходные домой. Нет, я, конечно, могу брать выходные среди недели, но зачем это мне надо? Зачем это я буду выходная после выходного? — голосом Рины Зелёной спросила я. — И тебе это будет не совсем удобно. А так я уеду, тебе будет куда привести Липочку, никто не станет вам мешать…

— Постой, постой, — растерялся он. — Как же я приведу её, если здесь не будет тебя? Кто нам ужин приготовит?

— Думаю, Липочка сама в состоянии это сделать. Она уже большая девочка, ей двадцать пять лет. И потом, для неё же главное — не ужин, а ты, бестолковый!

Раскрасневшийся Игнат затравленно озирался, то и дело вытирая о штаны вспотевшие ладони. Я поняла, что интуитивно нащупала его главное желание, но его это мало обрадовало. Он не был готов действовать так решительно. Да ещё и так быстро, буквально сегодня. Наверное, он привык считать, что Липа ему не нужна, так как приходится родной сестрой его бизнес-партнёру, который, к тому же, — заклятый враг ещё со школьной скамьи. Он уже сжился с мыслью, что Олимпиадой можно любоваться, интересоваться, можно даже любить её, но — исключительно на расстоянии и тайно.

И тут вдруг появляется чудо в тапках, которое со здоровой деревенской смекалкой предлагает ему моментальное решение многолетней проблемы. И всё бы ничего, да вот беда — сам-то он ещё не дозрел, не дошёл до нужной кондиции. И как тут быть?

Я стала уговаривать:

— Не падай в обморок и не отказывайся от этой мысли! Сам посуди: меня здесь не будет до самого понедельника, ты будешь один в пустом огромном доме, будешь…

Я чуть было не ляпнула: «Ты будешь бояться», но вовремя одумалась. Ещё не хватало, чтобы он стал себе и мне доказывать свою отвагу и отменил бы из-за этого свидание с Липой.

— Словом, тебя будут одолевать грустные мысли… Выходные пройдут безрадостно, впустую. Ты будешь грустить здесь, а Липа — там. Ну, и кто от этого выиграет?

Вот скажите на милость, чего я лезу в чужую личную жизнь? Мало мне приключений последних дней?

Оставив работодателя наедине с невесёлыми думами, я поднялась наверх, застелила свою постель, потом пошла в спальню Игната. Здесь я задумалась. Надо, пожалуй, сменить ему постельное бельё. Он спит на нём уже целую неделю, и так пора, а в свете предстоящего свидания это же просто необходимо!

Но как бы не спугнуть нерешительного ухажёра… А впрочем, вряд ли он заметит!

Я быстренько сменила простыни и наволочки, застелила постель покрывалом, а грязное бельё снесла вниз, в прачечную, где и оставила. Постираю на следующей неделе, спешить некуда.

Быстро собралась и заглянула в кухню, где Игнат всё так же сидел у окна, созерцая красоты пустыря.

— Я попрощаться.

— Уже уходишь? — встрепенулся он.

— Не ухожу, а убегаю. Точнее — улетаю. Мне кровь из носу надо попасть на дневную электричку, потому что следующая — аж в шесть вечера, а мне так долго ждать неохота. Так ты Липе позвони обязательно! И между делом скажи, что в доме вы будете одни. Ну, чтобы девушка не смущалась.

Он кивнул как-то неопределённо. Это был не то полукивок, не то просто обезличенное мотание головой.

Прямо беда с этими нерешительными «крутыми бизнесменами»!

Приехав домой, я обнаружила, что братец мой опять валяется на диване и на старом видике гоняет кассеты.

Посидев с ним рядом и посмотрев какое-то время то, что смотрел он, я вздохнула:

— И не лень тебе смотреть эту ерунду? Скукотища такая…

— Много ты понимаешь! — хмыкнул он. — Не нравится — не смотри, никто тебя не неволит. Пойди лучше на кухню, приготовь там чего-нибудь.

Вот что-что, а поесть Федя любит. Это работать он не любит, а покушать — всегда пожалуйста!

Я вздохнула, переоделась в домашнюю одежду и поплелась на кухню. Что ж, кухня — судьба моя. Жила здесь на Федькином иждивении — из кухни не вылезала. Устроилась на работу к Игнату — опять всё время провожу на кухне. Вернулась на пару дней домой — снова к плите. Прямо наказание какое-то!

Нет, я вообще-то готовить очень люблю. В этом процессе для меня есть определённый момент творчества. Уж во всяком случае, готовить я люблю гораздо больше, чем мыть посуду или окна. Но если всё время заниматься одним и тем же, даже любимое дело рано или поздно превратится в каторгу!

Поставив вариться нежно любимую братом гречневую кашу, я полила пахучим подсолнечным маслом квашеную капусту, нарезала туда зелёного лучка. Здоровая еда, витаминов — море, а как вкусно!..

Когда каша сварилась, я позвала братишку к столу. Даже два раза звать пришлось. Еле-еле от экрана его оторвала!

За столом мы так разговорились, что совсем забыли о времени. Поздний обед плавно перетёк в ранний ужин. Потом мы заварили чай и ещё долго, до самой темноты болтали и болтали, всё никак не могли наговориться, как будто сто лет не виделись.

В принципе, если учесть, что мы всю свою жизнь стараемся не расставаться больше чем на пару дней, надо признать, что неделя — срок очень большой. Не всегда жизнь складывается так, как нам хочется, но мы стремимся в разлуке быть как можно меньше. Конечно, мы виделись на неделе, но недолго и как-то украдкой, а это совсем не то, что неторопливое общение в домашней обстановке.

Я подробно рассказала брату о киллере, которого я, по выражению нашей доблестной милиции, «контузила веником». Федька так хохотал, что на глазах у него даже слёзы выступили. Потом я подробно описала взаимоотношения внутри этой странной троицы: Кирилл, Олимпиада, Игнат. Мы стали судить да рядить, кто там что хочет выиграть, а кто чего боится, и к чему эти игры могут привести, и чем всё может закончиться. Хорошо, если свадебным пиром. А если поминальной трапезой? Вот этого мы не желали никому из них. Придумывали, как можно ситуацию разрулить. Даже схемы на листочках чертили. Насмеялись до упаду!

Так суббота и прошла. Разошлись мы с Федей поздно, я моментально уснула и всю ночь во сне мучительно разбиралась в хитросплетениях чужой любви. Вот уж радость, в самом деле…

В воскресенье мы с Федей прошлись по посёлку, подышали чистым деревенским воздухом, посидели у пруда. Солнце припекало будь здоров, но купаться мы не решились. Всё-таки места у нас довольно северные, и в середине июня вода ещё не прогревается до температуры парного молока, а значит, во время купания можно здорово простудиться, а кому же охота?

Во второй половине дня я снова отстояла вахту у плиты, наготовила братику побольше еды и пораньше легла спать. Ехать в город в воскресенье вечером я не решилась. Вдруг Липочка ещё не уехала? Испорчу людям всю малину… Уж лучше поехать в понедельник рано утром, чтобы уж наверняка…

Поэтому спать я легла ещё засветло, чтобы не проспать.

Утром Феде тоже надо было ехать в город, так что дорога за приятной беседой пролетела незаметно. На вокзале мы расстались. Он поехал по своим делам, я же направилась к Игнату.

Игнат открыл мне дверь, зевая и почёсываясь. Именно так он вёл себя в день нашего знакомства, когда я впервые пришла сюда. Совсем плохо у человека с манерами…

— Ты так рано? — удивился он, когда как следует отзевался.

— Первой электричкой приехала. Липа здесь ещё?

Больше всего я боялась, что Игнат скажет, что никакой Липы здесь не было и никогда не будет, но он только пожал плечами:

— Вчера ещё уехала.

Меня так и подмывало спросить, как прошло свидание и когда будет следующее, но я сдержалась. В конце концов, всяк сверчок знай свой шесток! Это их отношения, их личное дело, а моё дело — дом вести.

Я заступила на вахту, а Игнат уехал на работу.

Где-то в районе полудня зазвонил телефон. Я подумала, что опять предстоит готовить ужин на всю компанию, и со вздохом сказала в трубку: «Алло». Трубка тоненько всхлипнула, а потом Маниным голосом попросила:

— Анечка, можешь сейчас прийти к нам?

— С Сашуркой что-то случилось? — забеспокоилась я.

— Да, случилось, — ещё раз всхлипнула Маня и отключилась.

Господи, что там ещё? Что может случиться с грудным ребёнком? И почему в таком случае зовут меня? Логичнее было бы вызвать «скорую помощь»…

Я заперла дом, поставила на сигнализацию и полетела быстрее ветра к Марии. Собственно, всего полёта — через улицу перелететь…

Маня ждала меня на крыльце. Молча взяла за руку и повела в дом.

— Что с девочкой? — выкрикнула я.

— Спит она сейчас. Тихо, — приложила няня палец к губам.

Повела меня на кухню, усадила за стол, сама достала банку с молотым кофе, не спеша насыпала его в джезву, залила кипятком из электрочайника, поставила на огонь…

Я как завороженная следила за её плавными движениями, ничего не понимая. Потом очнулась:

— Что, всё обошлось?

— Нет, всё очень плохо.

— Так «скорую» же надо вызывать, что ты сидишь?

Маша уставилась на меня, как на ненормальную:

— При чём здесь «скорая»?

Кофе вскипел и даже чуток выплеснулся из кофеварки. Маша выключила газ, всё так же не спеша разлила напиток по чашечкам, подвинула мне изящную сахарницу, с горкой наполненную коричневым сахаром, и только после этого грустно сказала:

— Осиротела Сашурка.

И горько заплакала.

Я потрясённо смотрела то на плачущую Машу, то в окно. Ну, что тут скажешь…

Минуты через полторы, дав ей выплакаться, я осторожно спросила:

— А кто из родителей умер?

Она глянула на меня квадратными глазами, замахала руками, как ветряная мельница, и залилась пуще прежнего.

— Что, сразу оба? — округлила я глаза.

Надо же, несчастье какое… Ребёнок ещё, можно сказать, только-только вылупился, жить ещё не начал, а уже — сирота… Вот как в жизни всё непредсказуемо!

Схватив со стола бумажную салфетку, Маша промокнула глаза, а в следующую салфетку высморкалась.

Потом, швырнув смятые комочки в мусорное ведро, хмуро посмотрела на меня и хрипло сказала:

— Что ты буровишь? И повернулся же язык… Смотри, ещё накаркаешь!

Я хлопала глазами:

— Я буровлю? Ты же сама только что сказала…

— Что я сказала? Я разве сказала, что кто-то умер?

— Ты сказала, что Сашка сиротой осталась!

— А, ну это так, образно… Мама наша, фотомодель грёбаная, сегодня утром в Париж укатила!

— Ну, дай бог ей счастливо долететь, — пожала я плечами. — Ты-то что так убиваешься?

— Так она же укатила на неопределённый срок! Я спросила, вернётся ли она к Новому году, а она мне так, между делом: там видно будет. А сама в глаза не смотрит. Ясно, что не вернётся. Бросила она Сашеньку, совсем бросила! — снова заголосила Маня.

Я перевела дыхание:

— И это всё? Из-за этого ты так голосишь, как заправская наёмная плакальщица?

— Мне ребёнка жалко! — заливалась Машка. — При живой матери сиротой быть…

— Ну, отец-то остался? — Она кивнула. — Вот видишь, всё не так уж плохо. Отец-олигарх никуда от девочки не делся, а к его денежкам и мама-кукушка наведываться будет время от времени. Будет абсолютная иллюзия, что ребёнок живёт в полной семье, как и полагается. Или ты боишься, что в одиночку не справишься со своими обязанностями?

Она махнула рукой:

— Какое там… Илона и не заглядывала почти что к ребёнку. Правда, по паспорту она — Ирка, но по подиуму шастать сподручнее с именем Илона. Я одна возле Сашеньки — и днём, и ночью.

— А чем же мама занималась?

— А мама у нас спала до полудня, потом по два часа специальные гимнастические упражнения выполняла, чтобы в форму быстрее прийти. Потом у неё — маникюр, потом — педикюр. Потом — визит к парикмахеру, потом — к косметологу. Пока она всю эту программу выполнит, глядишь — уже вечер. Спать пора. А ребёнок имеет привычку по ночам плакать. Так она мало того, что поселила Сашу сразу со мной, так ещё и комнату нам отвела на первом этаже, чтобы детский плач по ночам её не будил.

— Ужас какой-то, — покачала я головой.

Маня согласно кивнула:

— То-то и оно, что ужас и кошмар. А теперь мама наша обрела прежнюю форму, восстановилась после рождения доченьки и в Париж укатила, продолжать дальше покорять мировые подиумы. Да ты пей кофе-то! Остывает же…

Я спохватилась и стала поспешно прихлёбывать кофе, совсем не чувствуя его вкуса.

— Слушай, Мань, так теперь Сашеньку придётся переводить на искусственное питание, да? Бедная девочка…

— Зачем на искусственное?

— Так мама же уехала!

— Ну и что? Мама её к груди даже ни разу не поднесла. Я Сашеньку кормлю. И дальше кормить буду.

— Подожди… Ты что, хочешь сказать, что кормишь Сашеньку грудью?..

— Да. А что такого?

Она смотрела на меня так бесхитростно, будто и впрямь не понимала, что же здесь удивительного. Я отставила чашку, подперла щеку рукой и задумалась.

— Маня, ты не няня тогда, ты — кормилица.

— А какая разница?

— Ничего себе… Ну, например, можешь радоваться: работой ты обеспечена ещё по крайней мере на целый год. Это нянек можно менять хоть каждый день, а кормилицу где найти? Особенно сейчас, когда чуть не все дети — искусственники! Так что придётся твоим хозяевам держать тебя ещё долго. Правда, и у тебя руки связаны. Захочешь уйти — совесть замучает.

— С ума сошла, да? Я по-любому от Сашеньки — никуда! Я же с первого дня её и кормлю, и вообще нянчу.

— Слушай, а как так получилось? Где они тебя нашли?

— В роддоме.

— Ты там работала?

— Нет, я там рожала.

— Кого это? — не поняла я.

— А кого там рожают? Детей своих я там рожала.

Я совсем обалдела:

— И сколько же их у тебя? Или ты — это… Суррогатная мать, да?

Только тут убитая горем Маша сообразила, что я ничего не знаю. Она тоже отставила свою чашку и стала рассказывать.

У Маши был ухажёр. Жениться на ней собирался. Ну, по крайней мере, так рассказывал. Она по простоте своей верила в его добрые намерения. А когда выяснилось, что она ждёт ребёнка, добрые намерения жениха враз испарились. Вместе с намерениями испарился и сам ухажёр. Но Маша не стала впадать в тоску и уныние. Она девушка бедная, но гордая. Решила, что ребёнка сама поднимет на ноги.

Однако ультразвуковое исследование показало, что деток сразу двое. Это была катастрофа. Одного поднять трудно, но можно. С тройней была бы надежда хоть квартиру получить и какую-то помощь от государства. С двумя близнецами оставалось только по миру идти с протянутой рукой. В её ситуации чем рожать двойню, так лучше совсем не рожать. Но срок был уже большой, поэтому вопрос аборта даже не возникал.

Врачи, люди сердобольные, предложили разумный выход: вызвать искусственные роды раньше срока, детки родятся нежизнеспособные, вот и решена проблема! Маша, услышав это, ударилась в слёзы. Она уже привыкла к мысли, что она — мама. Ну, или вот-вот ею станет. И потом — то, что ей предлагают, это же настоящее детоубийство!

А с другой стороны… Ну можно, например, отправить детей на воспитание в деревню. К родителям, как поступают многие неудачницы. Так Маша сама из многодетной семьи, и там у отца с матерью — ещё семеро по лавкам. Не для того она в город уехала, чтобы вместо себя, взрослой, туда двоих младенцев отправить… А здесь их в одиночку ни за что не поднять… Да ещё и врачи советуют…

У неё гудела голова и слёзы лились непрестанно. Что делать? Как поступить?

Старенькая акушерка, которая уже лет двадцать числилась на пенсии, но работать продолжала, прикрикнула на коллег:

— Что вы душу девчонке мытарите? Вы на неё-то посмотрите: тщедушная такая, аж прозрачная. Где ей двойню выносить? Может, само всё разрешится. Отстаньте от неё!

Вот сказала — и как напророчила. У Маши от слёз и переживаний действительно случились преждевременные роды, причём очень преждевременные, и у двоих мальчиков, весом по восемьсот граммов каждый, шансов выжить не было вообще. Маша, лёжа в послеродовой палате и наблюдая, как соседкам привозят деток на кормление, уходила на это время в долгую прогулку по длинным коридорам и умывалась горючими слезами.

А в соседней палате — отдельной, привилегированной — лежала в одиночестве Ирка-Илона и тоже заливалась горючими слезами: элитный роддом для неё был проплачен заранее, но она не додумалась лечь туда на пару дней раньше. Когда срок подошёл, муж повёз её на своей машине, но по дороге столько времени было потрачено в пробках, что оба поняли: до места они доехать не успеют. Поэтому пришлось сворачивать к ближайшему родильному дому. И теперь пришлось королеве подиума лежать в муниципальной больнице на застиранных простынях и молиться, чтобы не подцепить какую-нибудь простонародную заразу.

Ребёнка кормить она отказалась сразу. Заявила, что фигура для неё — важнее всего. Медсёстры подкармливали новорожденную девочку тем молоком, что нацедят в бутылочку другие мамаши.

Получилось, что в часы кормлений по коридорам бродила одинокая Маша, а в детской палате лежала одинокая Саша.

Когда Маша это обнаружила, она пожалела бедняжку и попросила разрешения покормить её. Молоко-то у неё прибыло, а девать его было некуда. Ну, раз покормила, другой, третий, — так и привыкла… Когда об этом узнала Илона, она страшно обрадовалась и вызвала Маню на разговор.

Не мудрствуя лукаво, сразу взяла быка за рога:

— В няньки к нам пойдёшь?

Маня тоже долго ломаться не стала:

— Пойду, конечно.

Так и договорились. Надо отдать должное Илоне, девицей она оказалась не слишком гонористой и не скупой. Жалованье Марье положила хорошее. Одёжек дочке накупила самых дорогих. Одно плохо — к девочке была совсем равнодушна. Если Маня приносила Сашеньку в её спальню, с удовольствием играла с ней. Минут пятнадцать. А если Маня не принесёт, так Илона сама никогда и не вспомнит.

Первый месяц Маня сама, без участия Илоны, принимала на дому и участкового педиатра, и патронажную медсестру. Потом уже сама в коляске возила девочку на приём в поликлинику.

А теперь мама совсем укатила.

— Так чего ты расстраиваешься? — никак не могла я понять. — Что она здесь была, что в Париже, — разницы-то никакой! Ни Сашенька этого не заметит, ни ты.

— Я плачу, потому что мне обидно. Такая свиристёлка, а бог ей всё дал: и мужа богатого, и ребёнка здоровенького. А у меня что есть в этой жизни?!

— А у тебя есть хороший дом, есть Сашенька и есть возможность ею заниматься. Если б тебя жизнь с Илоной не свела, пошла бы ты назад в своё общежитие и работала бы на вредном производстве. Это разве лучше? А так имеешь возможность стать для Сашеньки её персональной Ариной Родионовной. Помнишь, как нам в школе рассказывали? У Пушкина ведь тоже были и отец, и мать, да только детей своих они видели не слишком часто. Тогда в богатых семьях это было не принято. Родители вели светский образ жизни, а детками занимались няньки. Ну, и теперь этот обычай вернулся. Ничего страшного, жизнь продолжается!

— Ты правда так считаешь?.. — задумчиво спросила Маня, глядя в окно.

Постепенно она совсем успокоилась.

Тут в соседней комнате закряхтела Сашка. Маша сорвалась с места, полетела туда. Через пару минут вернулась с девочкой на руках:

— Видишь, нам с ней даже удобно в этой комнате. У нас вся жизнь проходит на первом этаже.

— Слушай, а ты что, весь день дома одна?

— Практически да. Ну, Степанида приходит, но сегодня она отпросилась у хозяев, потому что у неё внук именинник, ей стол надо готовить. А хозяин отвёз хозяйку в аэропорт, оттуда уехал на работу, сказал, что будет поздно. Понятное дело, чего ему теперь домой спешить?

— А раньше спешил?

— Да тоже не очень… У неё — своя карьера, у него — своя. И зачем только люди сходятся? Не понимаю…

Утешив Марью, я оставила её заниматься проснувшейся Сашенькой и отправилась домой.

Есть такое выражение — «соломенная вдова». Ну, или «соломенный вдовец». Это когда один из супругов отбывает в длительную командировку или путешествие, другой в это время наслаждается внезапно выпавшей свободой. Давным-давно, когда разводы были запрещены, окончательно свободными женатые люди становились только после кончины своей второй половины. А временная свобода как раз и называлась «соломенным вдовством». Так мне бабушка рассказывала.

А Сашурка теперь, выходит, «соломенная сирота»? Мама её оставила на произвол судьбы — правда, не навсегда, но всё же…

Да, Машке не позавидуешь… К девочке она относится как к родной, любит её гораздо больше, чем мамаша-кукушка, а что толку? Машу в любой момент могут заменить на какую-нибудь Дашу или Наташу, а то и на Мадлен или Матильду, если маме-супермодели придёт в голову фантазия продемонстрировать нежные чувства и забрать девочку с собой в Париж… И вряд ли папа-олигарх будет против. Это же такое удобное, такое правильное объяснение: ребёнку лучше расти в центре Европы, чем в нашем областном центре. И сколько бы мы, горожане, не раздували щёки, делая вид, что и мы — люди культурные и цивилизованные, что у нас здесь тоже имеются театры, музеи и гимназии, всё равно, против Парижа нам не потянуть, это ж понятно… Захолустье — оно и есть захолустье.

Вечером за ужином я пыталась разговорить Игната. Очень уж мне не терпелось узнать подробности их свидания с милой Липочкой. Признавать за ней роль хитрой змеи подколодной или дурочки, которая пляшет под дудку коварного брата, я отказывалась категорически.

— Игнат, так ты виделся с Липочкой в выходные? — спросила я самым невинным тоном, подкладывая салат в его тарелку.

Он молча кивнул.

Сделав вид, что я не заметила его кивка, я спросила ещё раз:

— Чего молчишь? Виделся или нет?

— Угу, — произнёс он с набитым ртом.

— Ну, и как она выглядит?

— Кто? — изумился он.

— Как кто? Липа, конечно! Или у тебя было свидание с кем-то ещё?

— Не было у меня вообще никаких свиданий!

Тут я совсем опешила:

— То есть как не было?..

Он вспылил:

— Слушай, какое тебе дело до моей личной жизни? Чего ты решила, что я буду перед тобой отчитываться?!

— Нет мне никакого дела до твоей личной жизни! Я просто хотела узнать что-то о своей подружке. Это преступление, да?

— Это не преступление. Подружке ты можешь позвонить сама и выяснить у неё всё, что тебя интересует.

— Давай телефон, — не стала я спорить.

Он продиктовал мне цифры по памяти. Ого! Либо у него память феноменальная, либо он сам эти цифры время от времени всё же набирает… Ну, или, по крайней мере, любуется ими в записной книжке.

Под его диктовку я записала Липочкин домашний телефон опять же на внутренней стороне дверцы кухонного шкафчика.

— А ты разрешишь мне время от времени звонить по межгороду?

— Звони на здоровье! Чего ты разрешения спрашиваешь?

— Так эти разговоры денег стоят…

— Ой, тоже мне «деньги»! — фыркнул он презрительно. — У нас на одни только окна в последнее время денег ушло столько, что тебе бы на месяц разговоров хватило! Или даже не год.

— Кстати, об окнах и прочем… Ты уже понял, кто на жизнь твою драгоценную всё время покушается?

— Нет ещё. Но уверен, что это — привет из прошлой жизни. Я дал задание Феликсу проверить кое-кого из моих столичных знакомых, деловых партнёров, друзей, соседей, даже бывших одногруппников. Пусть его ребятки подсуетятся! А то взял моду: здесь только охраняет, вместо того чтобы искать, откуда у этой истории ноги растут. Так можно всю жизнь охранять, а в меня так и будут лететь гранаты!

Он надолго задумался, а потом произнёс:

— Анька, ты как думаешь, а не Феликс ли всё это организовывает?

— Зачем это надо Феликсу? — удивилась я.

— Ты что, не понимаешь? Да чтобы на бабки меня разводить!

Но я упорно продолжала не понимать.

— Ну, смотри, — горячился Игнат, всё больше входя в раж. — Феликс знает, что приехал я сюда неспроста, а от безысходности. Знает, что раньше у меня были большие неприятности, что меня выдавили из бизнеса и даже вообще из столицы. Здесь я, скорее всего, никому не был интересен. Кто бы стал меня взрывать? Да и зачем? И ни в какое охранное агентство я бы сто лет не обратился. Так охранное агентство само решило пойти мне навстречу. Устроили парочку диверсий, так я тут же и побежал к ним, как миленький: спасите, дескать, защитите! А они и рады стараться: и охрану наружного наблюдения ко мне приставили, и вопросами меня замучили, пытаясь разыскать того злоумышленника, что жизни мне не даёт. Но ни хрена они не найдут! Потому что не может же человек найти самого себя…

От такого поворота событий я совсем обалдела. Этакий карамболь мне бы и в голову не пришёл!

— Игнатушка, да в своём ли ты уме? Они там все ненормальные, что ли? Ну, в агентстве этом… Ведь тебя же не петардами детскими запугивают, а взрывают вполне настоящими боевыми снарядами. Я же помню, как та граната рванула, которая в пиццу к нам шмякнулась! Да и от машины твоей остались рожки да ножки. И киллер давешний здесь не просто так появился. И это только то, что случилось при мне! А раньше-то ещё случаи были, да? И если бы хоть один эпизод завершился так, как планировалось, ты бы уже сейчас с ангелами беседовал, а коварный Феликс остался бы без средств к существованию. Дурак он, что ли?

— Нет, он не дурак. Далеко не дурак! Он всё так тонко рассчитывает, что я остаюсь в живых — ну, как бы случайно, — и продолжаю ему платить.

— Слушай, я же гранату из кухни выбросила просто по бестолковости. Не подумала я тогда, что и правда могу из-за этого без рук остаться, вот и схватилась за неё! Идиотка… А если бы не моя безграмотность в этом вопросе, то первый день моей работы вполне мог бы стать последним. Сейчас мы бы с тобой вместе с ангелами беседовали. Но я быстро учусь! И если граната прилетит снова, ни за что не стану за неё хвататься, клянусь! Просто с громким криком выбегу наружу. Слушай, а что бы тебе в милицию не обратиться по поводу этих бесконечных покушений?

— Давно уже обратился… Думаешь, я одной сигнализацией ограничился? Там дело давно открыто. Ищут пожарники, ищет милиция, ищут и здесь, и в любимой столице. Ищут, но всё же не могут найти парня весёлого лет двадцати…

— Ой, да ты поэт! — обрадовалась я.

— О господи, Аня!.. Ты уж, голубка моя, не обижайся, но ты и правда — дура деревенская. Это ж Сергей Михалков, детские стихи! Я просто слегка переиначил их, применил к ситуации… Тебе в детстве что, книжек не читали?

— Почему не читали? Очень много читали, — поджала я губы, серьёзно обидевшись на «дуру деревенскую».

— А что же ты элементарных детских стишков не знаешь? Память плохая, что ли?

— А что, я все абсолютно стихи знать должна? Ты, поди, тоже много чего не знаешь, так я же тебя не обзываю…

— Ещё не хватало…

Я стала декламировать нараспев: «Домик над рекою, в окнах огонёк, светлой полосою на воду он лёг. В доме не дождутся с ловли рыбака. Обещал вернуться через два денька. Но прошёл уж третий, а его всё нет. Ждут напрасно дети, ждёт и старый дед. Всех нетерпеливей ждёт его жена — ночи молчаливей и как холст бледна…»

— Ну, там дальше жалостливо: все думают, что с рыбаком несчастье случилось, что он утонул. А потом, когда у родственников исчезла последняя надежда, рыбак с весёлой песней возвращается домой. Оказывается, всё у него в полном порядке, и задержался он просто из-за большого улова. И все довольны, все смеются.

— Так, хорошо. Я рад за рыбака и его семью, — кивнул он. — Зачем ты рассказала мне эту историю? Мне что, своих проблем мало?

— А это тоже — детский стишок. Автор — Алексей Николаевич Плещеев, великий русский поэт. На его стихах столько поколений выросло! Ты, я вижу, его не знаешь, но я не стану из-за этого обзывать тебя дураком.

— А ты откуда его знаешь?

— Так бабушка научила! Она и сама на этих стихах выросла, и нам с Федюней их читала. Конечно, и Чуковского тоже, и Агнию Барто, но Плещеев лучше, согласись…

Он передёрнул плечами и предпочёл отмолчаться, тщательно пережёвывая пищу.

Я ушла спать. Но заснуть долго не могла, всё прокручивала в уме наш вечерний разговор. Нет, это ж надо додуматься — подозревать в покушениях охранное агентство! Тогда его впору переименовывать в агентство по покушениям…

Ещё хорошо бы Игнату обвинить во всём милицию! Ну, типа: менты для улучшения статистических показателей сами преступления организовывают, сами их раскрывают, сами же и награды за это получают. Но тут, правда, загвоздка маленькая имеется: для улучшения статистики нужна стопроцентная раскрываемость, а в этом случае с раскрываемостью — большой напряг. Ничего пока что не раскрыто, да и будет ли раскрыто… Игната не сегодня-завтра сметут с лица земли, и тайна останется тайной.

А мне так интересно!..

Жалко, что я не могу поехать в столицу и разузнать там, что и как. Да и здесь мне ничего не светит… Не могу же я затеять собственное расследование, индивидуальное, так сказать… А так хочется! Липочку, что ли, подключить? А что, Олимпиада — девушка серьёзная, положительная (я надеюсь), она — на хорошем счету, родная сестра областного депутата. Не то, что я, замухрышка-домработница… Дура деревенская, как сегодня высказался мой работодатель.

Я от злости помахала кулаком в сторону его спальни: погоди у меня, ты не знаешь ещё характера Анны Ермолаевой! Будет, будет и на нашей авеню барбекю…

Вот бы и в самом деле затеять расследование на пару с Липой, а главное — распутать узел, который пока что не удаётся распутать никому! Да что там распутать! Пока что даже за ниточку никто не ухватился…

Ну, мужикам не под силу, а нам, двум хрупким барышням, можно будет и попробовать… А что? Не боги же горшки обжигают!

Так, допустим… Липа — девушка положительная, и мы начинаем с ней собственное расследование. Допустим даже, что нам везёт и дело запутанное мы распутываем. И находим злодея, который оказывается местным сумасшедшим. Сумасшедшего изолируют в местном же Бедламе. Или это оказывается, к примеру, некая барышня с сильным характером, которая была отвергнута Игнатом ещё в Москве, поклялась сжить его со свету и преследует его даже здесь, в нашем спокойном (я бы даже сказала — сонном) городе. Вот это был бы неплохой финал странной истории. А если там, на конце иглы, окажется Кирилл, тогда что?.. Или Серёга? Или Феликс? Или вообще доблестные правоохранительные органы?

Итак, надо проанализировать. Всё по порядку.

Допустим, что злоумышленник, наш так называемый «икс», — это Кирилл. Допустим. Что за мотивация может быть у него? И какой приз он надеется получить в конце? Эта непонятная многолетняя вражда… Надо будет узнать у Липочки, она точно в курсе дела! Не может же она не знать подоплёки того, что ей самой отравляет жизнь уже много лет… А что, если у Кирилла и в самом деле вызрел коварный план? У Игната, я так поняла, денег осталось ещё много, если он после внезапной кончины своей горячо любимой машины сразу же, буквально на второй день, купил ещё два автомобиля. Ну, точнее, полтора. Потому что моя каракатица на целый автомобиль не особо тянет, но денег-то стоит немало! Ну, по сравнению с моей зарплатой… Да и в уставный фонд фирмы «Городок» изначально были вложены капиталы Игната. И дом этот он купил явно не на последние деньги. Отсюда вывод: Игнатушка продолжает числиться богатеньким Буратинкой. Значит, Кириллу есть смысл пристроить сестричку замуж за этого Буратинку, а потом сделать её Буратинкиной вдовой. Очень богатой вдовой. И никто не удивится смерти Игнатова Игната Михайловича, поскольку покушения на него имеют место быть уже очень продолжительное время. Поэтому Кирилл, ненавидя Игната и не особо веря в затею со строительством коттеджного городка, из дела всё-таки не выходит, да и в гости к ненавистному Игнату ходить продолжает. Хочет, значит, держать руку на пульсе.

Что ж, версия достаточно правдоподобная. Во всяком случае, имеет право на существование.

Теперь — Сергей. Что я знаю о нём, кроме того, что он похож на Сергея Есенина? Знаю, что он учился в одном классе с Игнатом и Кириллом. Преуспел здесь на чиновном поприще. Человек неконфликтный, даже наоборот — примиритель по натуре. Попавшего в беду Игната пристроил, как мог. С Кириллом не конфликтует сам и гасит его конфликты с Игнатом. Придумал стоящее дело, где все втроём должны неплохо заработать. Может, конечно, и у него иметься тайный зуб на Игната, только ему, как и Феликсу, смерть Игната невыгодна. Никому не нужна смерть дойной коровы.

Ну, с Феликсом в свете этих доводов тоже всё ясно.

Подозревать в покушениях работников милиции совсем смешно.

Ещё вариант — какой-то сельский Робин Гуд, который мстит за разорение заповедной зоны. Ну, тут пусть разбираются областные правоохранительные органы. Они могут беспрепятственно получить информацию обо всех местных сумасшедших. У меня такой возможности нет.

А вдруг этот «икс» — не мужчина, а женщина? Ну, скажем, Липочка, которая то ли мстит Игнату за невнимание к своей персоне, то ли просто хочет это самое внимание на себя обратить…

Мне даже жарко стало от этой мысли. А что, мировая история знает немало таких примеров! Ну, может, не именно Липа. Может, это всё-таки другая барышня, не в меру экзальтированная, никак не оставит в покое любимого, даже в другом городе… Хотя любимых принято вроде бы любить, а вовсе не убивать… А если предполагаемая девица — сумасшедшая? То есть по-настоящему чокнутая?

А если ей есть за что мстить Игнату?

Вот здравая мысль! Было бы полезно покопаться в прошлом господина Игнатова. А то приехал сюда, прикинулся бедной овечкой: я такой хороший, белый и пушистый, а меня все обижают, смерти моей хотят… Если хотят — значит, есть тому причина!

А с Липочкой надо увидеться и обсудить некоторые свои мысли.

Утром я с нетерпением дожидалась ухода хозяина на работу. А он, как назло, не торопился. Ходил по дому в халате, всё позёвывал да пузо почёсывал. То ему кто-то звонил, то он куда-то названивал. Как будто издевался надо мной.

Где-то в районе полудня он стал интересоваться, что у нас на обед. Пришлось срочно варить суп. Поскольку куриный суп он доел за выходные, мне пришлось сочинять следующий. Мяса подходящего не было, но в морозильнике были свалены пакеты с замороженными овощами. Вот они-то меня и выручили. Кстати, замороженные овощи варятся куда быстрее, чем свежие, поэтому обед я приготовила практически молниеносно.

После обеда он, слава тебе господи, уехал на работу, а я бросилась к телефону — звонить Липе.

Липу я застала дома, несмотря на то, что была середина дня.

— Липочка, здравствуй, это Аня.

— Какая Аня? — удивилась она.

— Аня Ермолаева. Я у Игната в домоправительницах числюсь. Ну, вспомнила меня?

— Аня?.. Да, конечно, вспомнила. Что-то с Игнатом случилось?

— Нет, десять минут назад был жив-здоров. Сейчас на работу уехал. Он мне телефон твой дал. Мне просто хочется поболтать с тобой. Кстати, а ты почему не на работе?

— Ну, я сейчас, как это принято говорить, временно не работаю. Безработная, в общем.

— На какие же деньги ты существуешь? Сидишь на шее у родителей?

— Ой, да деньги — не проблема. Нам Кирюша денег даёт достаточно. Проблема в другом: скучно очень.

— Девушка, так вас одолел прямо-таки королевский недуг! Коронованные особы тоже вечно от скуки страдали. Так я тебе могу верное средство предложить, как от хандры избавиться.

— Предложи, — заинтересовалась она.

— Ну, Липа, это не телефонный разговор. А не хочешь ли ты приехать в наш богом забытый городок? Ну, скажем, братика любимого проведать?

Она вздохнула:

— Издеваешься, да? Я и так в вашем городе времени провожу больше, чем в своём. Позавчера только от Кирюши вернулась.

— А он что, не рад будет увидеть тебя снова?

— Я, Анечка, совестливый человек. Если он будет бесконечно меня нянчить, то когда ж ему свою личную жизнь устраивать?

— Ох, прости, я и забыла, что Синей Бороде нужны новые жертвы…

— Ань, зачем ты так? — мягко упрекнула она.

— Липа, ты не обижайся на меня. Я не хотела обидеть ни тебя, ни твоего ненаглядного Кирюшу. Честное слово. Просто я тут одно дело задумала, которое избавит от скуки и тебя, и меня. Я ведь тоже изнываю от этой монаршей напасти, хоть и числюсь в прислугах. Приезжай, не пожалеешь!

— Приехать, что ли… — вслух раздумывала она.

— А не захочешь брату надоедать, так у нас можешь поселиться. Здесь есть совершенно свободная комната, ты никого не стеснишь.

— Эй, ты глупостей-то не говори! — испугалась она. — Поселиться у холостого мужчины, да ещё и у Игната! Да мне Кирилл живо башку открутит!

— А может, наоборот, облегчённо вздохнёт, — предположила я. — К тому же не забывай, что между тобой и Игнатом будет кинжал. Я. А я — дуэнья надёжная, уж можешь мне поверить.

— Ох, и заинтриговала ты меня… Ладно, сегодня же приеду! — решилась Липа, чем обрадовала меня чрезвычайно.

Положив трубку, я, напевая, двинулась в прачечную. Но телефон не захотел отпускать меня и снова требовательно зазвонил. Неужели Липа всё-таки передумала? Так быстро?

Я вернулась, подняла трубку и грустно сказала:

— Слушаю тебя.

— Аня, господи, какой ужас! — опять заходилась в плаче Маня. — Бедная моя Сашенька!

Я вздохнула:

— Что на этот раз? Папа тоже уехал за границу?

— Да дело не в папе! Машина сбила нашу коляску и метров пятьдесят тащила за собой! Всё вывалилось, мне пришлось потом содержимое по всей улице собирать!

— Сашку-то хоть нашла? — не на шутку испугалась я.

— Да Сашка на руках у меня была. Она проснулась, ей скучно стало, я взяла её на руки, понесла к детской площадке, там голубей как раз много прилетело, кто-то из детей семечки рассыпал… Я думала, ребёнку интересно будет на птичек посмотреть.

— Маня, я, конечно, не самый большой специалист в педагогике, но разве ребёнок в два месяца способен отличить птичку от чего-то другого? Ладно, что дальше было-то?

— А дальше — визг тормозов, визг мамаш… Я обернулась — смотрю, наша коляска зацепилась за бампер синей машины, и машина тащит её за собой… Она, коляска то есть, на тротуаре стояла, а лихач решил по тротуару проехать зачем-то. Ну, коляску и зацепил. И матрасик вывалился, и подушечка, и игрушки все рассыпались, и соска потерялась… Кошмар!

Она снова заплакала. Там, на её конце провода, всё время фоном что-то бубнил мужской голос. Господи, бедная Машка, папа-олигарх теперь убьёт её! Ну, или выгонит, разлучит с Сашуркой, что для самой Мани хуже смерти.

Понизив голос, я спросила:

— Что, ругается хозяин?

— Я не говорила ему ещё. Я даже не знаю, как такое можно сказать. Ведь в коляске мог находиться ребёнок…

— А бубнит у тебя там кто? Степанида?

— Да этот лихач и бубнит. Коляску от тачки своей отцепил, пришёл к нам домой, говорит: не надо милиции, сами разберёмся. Аня, а что, надо было в милицию заявлять?

Святая простота!

— Аня, он у меня трубку рвёт из рук, хочет с тобой поговорить!

— Со мно-ой?.. Я-то здесь при чём?

Но в трубке была уже не Маня. Мужской голос сказал:

— Аня, быстро иди сюда, разобраться надо.

— А что, мы разве на «ты»? — удивилась я. — Я разве знаю вас?

— Я — Барышев.

— Неужели? И что из этого? Вас что, разыскивает милиция?

— Я — Кирилл. Барышев — моя фамилия.

— Кирилл… Липочкин брат, что ли?

— Он самый. Да не ломайся ты, сюда иди!

— Ладно, приду сейчас…

Я пошла к Мане, недоумевая, зачем Кириллу понадобилось сбивать детскую коляску и зачем сейчас там нужна я.

Картину в доме я застала нерадостную. Кирилл сидел на кухне мрачнее тучи, Маня тихонько скулила, то и дело вытирая нос, который покраснел и распух.

— Ты носом ударилась, что ли? — бросилась я к ней.

— Нет, это я себе просто наплакала… — Она снова шмыгнула своим многострадальным носом.

— А Сашурка где?

— Спит. Она как нагуляется на свежем воздухе, всегда так хорошо спит…

Я обернулась к Кириллу:

— Ну что, господин Барышев, зачем вызывали?

— Посоветоваться хочу. Как ситуацию разруливать? Во-первых, я сломал коляску. Во-вторых, я напугал няньку. В-третьих, мне никак нельзя, чтобы узнала об этом милиция и широкая общественность, потому что я депутат и всё такое…

— А пускай бы общественность и узнала, — сказала я задиристо. — Люди должны знать, кого в депутаты выбирают!

— Ой, брось, — скривился он. — Не учи меня жить, я не для этого тебя позвал.

— А для чего?

— Для того чтобы ты сказала этой плаксе, что знаешь меня.

— Я его знаю, — сказала я Мане.

Маня удивилась:

— Какая разница? Коляска же испорчена, ребёнок мог пострадать, и хозяину сказать придётся… Только вчера мать улетела, а я сегодня так отличилась! Скажут, что мне нельзя доверить ребёнка, и выгонят!

— Не выгонят. Кормящим женщинам даже смертную казнь отодвигают на неопределённый срок, чтобы они могли детей выкормить. Она сама грудью кормит Сашеньку, — объяснила я обалдевшему Кириллу. — Она не просто нянька, она — кормилица. А ты напугал её так! Вдруг молоко пропадёт?

— И хозяин за коляску ругать будет, ещё стоимость из зарплаты вычтет, я за полгода не расплачусь! — снова всхлипнула Марья и схватила новую салфетку.

— Ну, это самое простое! — повеселел Кирилл. — Я сейчас куплю точно такую коляску, и хозяину ничего можно будет не говорить. А кто у нас хозяин?

— Ярошенко Павел Александрович.

Кирилл присвистнул и заметно погрустнел.

— Вы знакомы? — спросили мы с Марьей в один голос.

— Ну, не то чтобы хорошо знакомы… Одним словом, крутой мужик. С таким лучше не ссориться. Слушай, няня Маня, давай мы сейчас поедем в магазин и купим новую коляску.

— Я не могу, — испугалась Машка, — у меня ребёнок спит!

— Я могу, — улыбнулась я.

Кирилл схватил меня за руку и потащил к машине.

Я упиралась:

— Не надо меня тащить! Я и сама ходить умею!

— Давай-давай, шевелись! Видишь, как девчонка убивается? Хочешь, чтобы хозяин ей и правда башку открутил?

Я остановилась, как вкопанная:

— Ты ещё скажи, что всё случилось из-за меня! Очень удобная позиция! Это так по-мужски…

— Садись уже, ехать пора! — распахнул он передо мной дверцу.

— Только постарайся больше никаких колясок на бампер не собирать, а то я выпрыгну прямо на ходу!

Он гневно зыркнул на меня и на всякий случай заблокировал дверь.

Правда, ехал он более чем осторожно. Ну, беда научит соблюдать правила дорожного движения…

Я осмотрелась в машине. А ничего он устроился… Всё так красивенько, так цивильненько… Конечно, всё познаётся в сравнении… Это по сравнению с моей каракатицей здесь просто настоящий музей. А если бы сюда попал человек, привыкший к «роллс-ройсам», наверное, нашёл бы тысячу недостатков. Я же не увидела ни одного.

Сначала мы приехали в «Детский мир». Колясок там было столько, что и не сосчитать. Потрясающий выбор! Одно жалко: той, что была нам нужна, в «Детском мире» не оказалось.

Потом мы посетили ещё около десятка универмагов и специализированных детских магазинов. Ничего хоть сколько-нибудь похожего на нашу коляску в наличии не было.

— Да где же они её взяли? — злился Кирилл. — С Луны, что ли, привезли?

— Очень может быть! Даже запросто может быть! У Сашурки мама — модель, живущая в Париже почти что постоянно. Она и сейчас там.

— Как — постоянно? — опешил Барышев. — Как это — сейчас там? Ей хоть сказали, что у неё ребёнок родился?

— Да, она в курсе. Но коляску она вполне могла выписать именно из Парижа. Или из Лондона. Да хоть из Австралии! С их-то деньжищами это не проблема. Так что мы с тобой зря время убили в поисках, которые ни к чему не привели.

— Что же делать? — растерялся он.

— Ну, я не знаю… Идти к этому самому Павлу Александровичу и во всём чистосердечно признаться. Повинную голову меч не сечёт…

— Ещё как сечёт! И повинную, и невинную. Я имею в виду детективную историю с покушениями на Игната. Он, хоть и ни в чём не виноват, всё равно — кандидат в покойники. А я-то виноват по-настоящему!

— Ну, делать-то всё равно нечего. Как Машка хозяину объяснит, почему коляска сломана? Не повинишься ты, ей точно будет секир-башка!

— Ладно, сейчас поеду к ним и буду там его ждать, делать нечего, — обречённо вздохнул лихач, он же — народный депутат.

— Нет, ты лучше позвони. Тебе сегодня не стоит задерживаться. К тебе сегодня Липа приедет, — вспомнила я.

— А ты почём знаешь?

— Это я её пригласила.

— Пригласила ко мне домой без моего ведома? Ты с ума сошла, точно — сбрендила! — догадался он.

— Ну, вообще-то я пригласила её пожить у нас с Игнатом, но она чего-то стесняется…

— Пожить у вас с Игнатом? — вознегодовал Барышев. — А больше ты ничего ей не предложила?

— Нет ещё. Не успела просто, — честно ответила я.

Я придерживаюсь золотого правила: говорить как можно больше правды. Люди к этому привыкают и гораздо охотнее прощают мелкую ложь, если в таковой возникнет необходимость.

Надо ли говорить, как весело и содержательно прошла у нас обратная дорога. Всё наше общение свелось к Кирюшиному монологу. Весь монолог был посвящён моей персоне. Я такого о себе никогда в жизни не слышала и надеюсь, что больше никогда не услышу. Несколько раз я порывалась выйти из машины прямо на полном ходу, но дверь была прочно заблокирована. Когда мы стояли на перекрёстках, нам пару раз попадались постовые милиционеры. Я отчаянно жестикулировала, пытаясь объяснить, что меня удерживают в машине насильно. Но люди в погонах смотрели на меня как на сумасшедшую и ничего не предпринимали. Ну ладно, меня Кирилл рано или поздно высадит в нашем квартале — то ли возле Машки, то ли возле Игната. А вот если бы меня настоящий террорист взял в заложники? Или меня, к примеру, похитили бы с целью выкупа?

Я пришла к выводу, что в нашей стране похитителям бояться нечего. Наша доблестная милиция стоит на страже их интересов.

Сначала Барышев повернул к дому Игната, потом опомнился, развернулся и подкатил к дому Ярошенко. Маня гуляла на крылечке с проснувшейся Сашенькой на руках.

— Эх, надо было хоть какую-то коляску купить, — сокрушался Кирилл. — Вон как девка мается, ей ребёнок уже через час все руки оборвёт!

— Маша, ты можешь дать телефон своего хозяина Кириллу?

— А коляску новую не привезли?..

У Мани снова задрожали губы и подбородок.

Я стала спешно объяснять ей, что таких колясок, как сломанная, у нас в продаже нет, а покупать первую попавшуюся мы с Кириллом не решились. Вдруг хозяин снова захочет выписать по каталогу какое-нибудь чудо заморское!

— Да какое ему дело до коляски? — искренне изумилась Мария. — Он и дочку-то свою от других детей вряд ли сможет отличить, так разве ему интересно, как выглядит её коляска?

Тут Кирилл снова схватил меня за руку, швырнул в машину, и мы снова помчались через весь город. Я даже не стала спрашивать, куда мы едем и зачем. К чему задавать вопросы, на которые никто не собирается отвечать?

Выражение лица у него было зверское, и я поостереглась с ним связываться.

Мы снова приехали к «Детскому миру». Снова пошли в тот отдел, где продавались коляски.

Одна из продавщиц узнала нас, заулыбалась, поспешила навстречу:

— Снова к нам вернулись? И правильно, у нас самый большой выбор! Вы — молодые родители, да?

Услышав это, Барышев отпрянул от неё, как от чумной, а я сказала с улыбкой:

— Нет, нас пригласили быть крёстными родителями. Вот выбираем совместный подарок для малышки!

— Ну, если у вас девочка, возьмите розовую коляску или красную. Вот ещё интересная расцветка, в красно-фиолетовую клетку. Ярко, нарядно! Родители вам благодарны будут!

Но я отвернулась от дикой расцветки и побежала в другой конец отдела. Там я узрела вельветовую коляску благородного серого оттенка.

Продавщица очень удивилась моему выбору и всё уговаривала меня взять что-нибудь поярче. Мне пришлось сказать, что у мамы малышки серо-голубые глаза, одеваться она любит в тон глазам, а значит, и коляска эта должна ей понравиться. Ну, в самом деле, не могла же я сказать, что в Париже нынче в моде именно этот цвет, а не сумасшедший красно-фиолетовый!

Сломанная Кириллом коляска тоже была и серая, и вельветовая. Правда, модель была другая: та коляска была и выше, и наряднее, и удобнее… Словом, роскошная была коляска. Эта выглядела её дальней бедной родственницей. Но если опустить детали, то подмена колясок не сразу бросалась в глаза.

Коляску мы купили. Нам выдали её в сложенном виде. Пока Кирилл решал, как её транспортировать — в салон впихнуть, в багажник или к крыше прикрутить, — продавщица радостно сообщила нам, что они могут доставить коляску прямо на дом, сейчас в те края как раз грузовичок едет. Сегодня у них купили много колясок, и никто не захотел голову морочить с транспортировкой, все заказали доставку на дом. Мы тоже успеваем со своей коляской попасть в тот грузовичок, если захотим. Или можно подождать до завтра, завтра тоже будет доставка. И стоит это совсем недорого.

Мы, понятное дело, очень захотели попасть в грузовичок именно сегодня. Кирилл оплатил доставку, и мы, облегчённо вздохнув, поехали к Мане.

Теперь он никуда не спешил, а я уже не совершала суицидальных попыток, стремясь покинуть машину на скорости шестьдесят километров в час. Я тихонько сидела, пристегнувшись ремнём, и расслабленно думала, что Машке не надо будет во время прогулок держать девочку на руках два часа подряд, а коляску, кажется, я выбрала правильного цвета, и безразличный к дочке папа, глядишь, и не заметит подмены. А уж мама девочки приедет из своего Парижа так не скоро, что коляска будет уже просто неактуальна. Сашурка к тому времени уже ходить научится, а может, даже замуж выйдет…

Но безумный день ещё не кончился. Приехав к Сашенькиному дому, мы увидели на крыльце представительного мужчину. По тому, как подобрался и чертыхнулся сквозь зубы Кирилл, я догадалась, что это и есть Ярошенко Павел Александрович. Вот уж повезло, так повезло…

Я сказала:

— Знаешь, я, пожалуй, пойду домой. Уже вечереет, скоро Игнат явится, а у меня ещё ужин не готов…

Оставив виновника разбираться с рассерженным родителем, я пошла домой.

Дома меня ждал разрывающийся телефон. Ну вот, теперь Игнат меня потерял!

Даже не разувшись, я бросилась к аппарату. Но это оказалась Олимпиада.

— Аня, где ты ходишь? Я целый час уже названиваю!

— Да так, по магазинам ездила, — уклончиво ответила я. — А ты откуда звонишь?

— От Кирюши. Приехала, его тоже дома нет. Конечно, он в такое время всегда бывает на работе. Хотела звякнуть на мобильный, да потом побоялась: как бы не выругал, что без предупреждения приехала. А теперь мне что делать? Мы где-нибудь с тобой встретимся?

— Встретимся. Давай-ка дуй сюда! Мне надо сейчас ужин готовить, а заодно я тебе расскажу о своих планах. Тебе сколько времени надо, чтобы доехать?

— Ну, полчаса, я думаю. Может, меньше, а может, и больше. Как повезёт.

— Очень хорошо. Я успею смотаться в супермаркет, мне мясо купить надо. Если приедешь, а меня ещё нет, не вздумай уходить! Я мигом, туда и назад!

— Так ты же целый день по магазинам ездила, — услышала я удивление в её голосе, но тут же положила трубку.

Во-первых, я не хотела говорить ей, что ездила совсем по другим магазинам, к тому же — с её братцем. Тогда бы пришлось рассказывать, что он натворил, а я не хотела. Пусть сам всё расскажет, если сочтёт нужным. Во-вторых, стоит только начать этот длинный разговор — и всё, прощай мечта о нормальном ужине!

Я ринулась в супермаркет, и тут мне повезло — впервые за весь день. В мясном отделе парнишка выкладывал лоточки с расфасованной парной бараниной. У меня тут же родилась мысль о плове. Конечно, это будет замечательно!

Я взяла целых три лотка, решив приготовить кушанья побольше. И потому, что плов всегда мне удаётся замечательно, и потому, что сегодня к ужину я жду Липу. Ну, а останется кушанье на завтра — прекрасненько: завтра меньше времени проведу у плиты.

В связи с купленным мясом пришлось идти за рисом. Вот тут меня и постигло разочарование: риса уже не было. Вряд ли, конечно, рис у нас в стране вдруг стал таким страшным дефицитом. С утра он ещё был на полках, можно не сомневаться. Но за день его разобрали, а сейчас уже вечер, и никто из работников супермаркета не побеспокоился о том, чтобы пополнить запасы в торговом зале. Завтра он снова здесь появится, но мне-то надо сегодня!

У любой другой хозяйки руки бы опустились, и затею с пловом пришлось бы отложить на завтра. Но я не ищу в жизни лёгких путей! Я посчитала, что судьба в очередной раз бросила мне вызов, и я в очередной раз этот вызов приняла. Я тут же сообразила, как выйти из положения.

Риса на полках не было, зато других круп было сколько угодно. Я выбрала пшеничную.

Вернувшись, обнаружила, что Липочка уже прибыла и тихонько сидит на крылечке. Я быстро открыла дверь и буквально втолкнула её внутрь. Не хватало ещё, чтобы братец увидел её здесь! Сейчас же примчится, поговорить не даст…

— Слушай, Аня, на той стороне улицы, возле серого дома, стоит «рено» синего цвета, точно как у Кирюши. Я хотела подойти посмотреть, да постеснялась как-то… Это же наверняка хозяйский, что люди обо мне подумают? Да и ты велела никуда от дома не отлучаться.

— И правильно, что не пошла, — похвалила я её. — Мы с тобой сейчас будем готовить кускус.

— А что это такое?

— Ну, это плов такой, только не с рисом, а с пшеницей. Его кочевники готовят.

— И для этого ты вызвала меня из другого города? — изумилась Липочка.

— Что ты, вовсе не для этого! Это так, просто мне надо ужин хозяину приготовить. А пока он будет готовиться, я тебе всё расскажу.

Я поджарила в широкой кастрюле лук, чеснок и морковку, обжарила там же кусочки баранины, залила водой и поставила мясо тушиться.

Пока руки мои работали, язык тоже не отдыхал.

— Слушай, Липа, я человек новый в вашей компании, многое мне кажется странным, но многое и видится лучше, чем, к примеру, тебе. Говорят же, что со стороны всегда виднее, вот я и есть тот самый сторонний наблюдатель.

— И что же тебе удалось разглядеть? — заинтересовалась Липочка.

— А то, что покушения на Игната — это не плод его больного воображения, а факт, оспорить который трудно. Я сама, ты знаешь, уже не раз ощутила это даже на собственной шкуре.

— Да, мне Кирюша рассказывал про киллера в маске, — подхватила она. — Какой ужас!

— Ужас-то ужас, да мне это всё порядком надоело. Милиция ничего сделать не может, охранное агентство только охраняет — ну, на то оно и охранное. Их дело — клиентов охранять, а не бандитов ловить. Сам Игнат не знает, что и подумать, когда и откуда ждать следующего нападения. Вот я и решила заняться этим лично.

— А зачем тебе это? — благоговейно спросила Липочка, замирая от сладкого ужаса.

— Ну, мне не очень интересно, по какой причине кто-то пристал к Игнату. Мне гораздо важнее знать, что преступник пойман и наказан и что мне лично больше не надо бояться. Но сначала преступника этого надо найти.

— Так ведь поймали уже, — напомнила мне подружка.

— Кого это поймали? — удивилась я. — Почему я ничего не знаю?

— Так ты же и поймала! Того киллера в вязаной шапочке!

Я безнадёжно махнула рукой:

— Липа, нельзя быть такой наивной! Поймали исполнителя, который плохо справился со своим заданием. Точнее, совсем не справился. Теперь заказчик наймёт другого исполнителя, потом, если надо будет, — пятого, десятого… В общем, сколько надо будет, столько и наймёт. Пока не получит нужный результат. Ты понимаешь, о чём я?

Она не ответила, только поёжилась.

— Вот этого самого заказчика я и хочу выследить. В нём сосредоточено всё зло, вся опасность для Игната. Ну, и для меня, раз уж мне выпало здесь жить.

— А меня ты зачем позвала? Я не умею людей выслеживать. Меня саму сразу выследят.

— Понимаешь, совсем в одиночку это делать мне не с руки. Без напарника плохо. Я хочу, чтобы ты была моим напарником.

— Я боюсь.

— А что Игната убьют, не боишься?

— Тоже боюсь.

— Тогда тебе надо решить, чего ты боишься больше.

Она подумала и ответила:

— Я одинаково боюсь.

О господи! Беда с этими городскими! Очередная томная барышня, которая готова остаться безутешной почти что вдовой, лишь бы только ни во что не ввязываться!

— Да и Кирюша мне не разрешит, — продолжала она рассуждать вслух. — Он-то сам никогда ничего такого не делает, он такой правильный, такой осмотрительный, осторожный…

Да-да, знала бы ты, милая, что сегодня натворил твой осмотрительный и осторожный братец! Меня так и подмывало рассказать ей о езде по тротуарам и сломанной коляске, но я дала себе зарок: в чужие дела не лезть. Ещё неизвестно, захочет ли Барышев, чтобы сестра узнала, как он набедокурил! Тогда он запросто может лишиться в её глазах своего сверкающего нимба!

— А зачем тебе вообще отчитываться Кириллу? Ты своё совершеннолетие отпраздновала ещё в прошлом веке, вполне можешь себе позволить жить своим умом, а не Кирюшиным.

Она вроде бы согласилась со мной, но продолжала сильно сомневаться. Тогда я сказала:

— Что ж, мне отступать некуда, за спиной — Москва. Я всё равно буду спасать свою шкуру, любой ценой. Но ты можешь, конечно, в этом не участвовать. Результат, увы, непредсказуем. Я могу вычислить преступника и вывести его на чистую воду. Тогда все лавры достанутся мне, а ты, как всегда, останешься в стороне, никем не замечаемая. Но может выпасть и другой расклад: ты враз лишишься и любимого человека, то есть Игната, и подруги, то есть меня. Ты ведь считаешь меня подругой?

Она принялась пылко уверять меня, что, конечно же, она считает меня своей лучшей подругой.

Естественно, после одного дня знакомства правдой это быть не могло, и я догадалась, что такая внезапная горячая привязанность ко мне у неё возникла по причине моего круглосуточного пребывания в доме Игната. Но выбирать мне не приходилось, и причина никакого значения не имела. Главное, чтобы она согласилась мне помогать.

Чтобы подзадорить её, я спросила:

— А как у вас прошло свидание?

— Какое свидание? — удивилась она.

— Ну, когда я уезжала домой на выходные, Игнат вроде бы собирался позвонить тебе и пригласить тебя не то на свидание, не то в гости к себе. Я ему по этому случаю даже постель чистую постелила.

Липа пунцово покраснела.

Я сделала вид, что не заметила этого, и, отвернувшись к плите, продолжила как ни в чём ни бывало:

— А когда вернулась в понедельник, надеялась застать тебя здесь, но любимый твой сказал, что ты уехала ещё в воскресенье.

Липа снова заалела лицом и прошептала:

— Ты дразнишь меня, да?

— Ничуть, — пожала я плечами.

— Как ты могла подумать, что я… что он…

Закончить фразу ей не удалось. Духу не хватило.

А у меня к тому времени мясо как раз протушилось до полуготовности, пришла пора засыпать крупу.

Конечно, настоящий кускус готовится совсем из другой крупы, но где её взять в нашем среднестатистическом супермаркете? Тут даже простой рис ленятся вынести вовремя!

Хотя вряд ли кто-то из их гоп-компании когда-либо имел возможность попробовать настоящий кускус. Они и слова-то такого не слышали! Не всем же так повезло с кулинарными курсами, как мне…

Засыпав крупу и закрыв кастрюлю крышкой, я спросила:

— Так вы что, совсем в эти выходные не виделись?

— Ну, виделись вообще-то, вот только свиданием это никак не назовёшь. В воскресенье Кирюша отвозил меня на автовокзал, заодно по дороге завёз Игнату какие-то бумаги. Игнат вышел, бумаги взял. Увидев в машине меня, кивнул. Я кивнула в ответ. Вот и всё наше «свидание».

Нет, такой трусости я от Игната не ожидала. Отчего-то хотелось Липочку приободрить, обнадёжить. Я решилась сказать ей правду.

— Я, собственно, почему так подумала… Мне Игнат сказал, что он бы с радостью на тебе женился, если бы ты не была сестрой Кирилла. Слушай, а что за кошка между ними пробежала?

— Что, так прямо и сказал?..

Липочка боялась поверить. Господи, дети, великовозрастные дети! Что один, что другая…

— Да, сам сказал. Никто его за язык не тянул. Да что вы всё ходите вокруг да около, всё принюхиваетесь друг к другу? Уже бы давно надо было сделать первый шаг, и второй, и сто двадцать второй… Липа, так что там произошло между Игнатом и Кириллом? Или это страшная тайна?

— Ай, да какая там тайна, — взмахнула Липочка своей нежной ручкой. — Всей тайны — мальчишеские разборки. Сначала они дрались на переменках, как все нормальные первоклассники. Потом в третьем классе кто-то у кого-то то ли контрольную списал, то ли наоборот, кто-то кому-то списать не дал — они и сами уже не помнят за давностью лет. Ну, а в восьмом классе их обоих угораздило влюбиться в одну и ту же девочку, Светку Горемыкину. Светка, конечно, была самой красивой девочкой не только в их классе, а даже на всей их параллели. Я уже тогда в школу ходила, я помню её. Ну, и новые драки, опять выяснение отношений, кто круче, кто за Светкой ухаживать будет…

— А у Светки они спросить не догадались? Может, было бы лучше, если бы она сама сделала свой выбор? Глядишь, и отпала бы надобность в драках!

— В том-то и дело, что Светке нравилось, когда мальчишки в её честь носы друг другу разбивали. Она, мне кажется, специально их стравливала, науськивала друг на друга. И всё время масла в огонь подливала: то одному улыбнётся, то другому подмигнёт. Ну, они и рады стараться! Каждый день Киря из школы домой с новыми синяками приходил! Игнату, понятно, доставалось не меньше…

— Ну, и кому же в результате досталась Светка? — стало мне интересно. — Или это и есть бывшая жена твоего брата?

— Что ты, его жену Леной звали, я же тебе говорила в прошлый раз, ты просто забыла. К тому же она — отсюда родом. А Горемыкина не досталась никому. Точнее, досталась сразу всем. Проституткой она стала. Валютной, говорят. В Москву уехала. Может, теперь уже вообще за границей.

— Так чего они до сих пор собачатся? — удивилась я. — Предмет спора давно отсутствует.

— Ну, я думаю, по привычке. Десять лет в школе воевали, теперь не представляют, как можно общаться иначе. Да тут я ещё со своей любовью…

Я задумалась: вот незадача… Нежные чувства Липы к Игнату — не тайна ни для Игната, ни для Кирилла. К тому же Игнат вроде бы к Липе тоже весьма расположен. Так что же им мешает? Разве тот факт, что Светка Горемыкина оказалась стервой, да к тому же подалась в проститутки, является достаточным основанием для того, чтобы теперь так мучить Липочку?!

Моё суперблюдо сварилось. Я взяла телефон, набрала Игната:

— Эй, хозяин, ты домой идти думаешь? Ужин стынет!

— Я уже почти рядом с домом, скоро буду. Здесь у Кирюхи неприятности, помочь попросил. Если я позову его на ужин, у тебя найдётся для него лишняя порция каши?

— Откуда знаешь, что у меня сегодня каша? — удивилась я.

— А что, угадал? Ну, здорово! Так я зову его. Мы сейчас будем. Мы здесь, рядом.

Да знаю я, где вы. Ну, будет сейчас вам сюрпрайз!

Липочка заволновалась:

— Ой, как неудобно… Мне лучше уйти, наверное. Не хочу лишний раз Игнату на глаза попадаться. Да и Кирюша будет ругаться, если узнает.

— Кирюше твоему сейчас вовсе даже не до тебя!

— Откуда ты знаешь? — встрепенулась Липочка. — Тебе Игнат что-то сказал, да?

Ответить я не успела. В дверь позвонили, и я бросилась открывать, на ходу теряя свои медвежьи тапки.

Конечно, это были они. Кирилл выглядел так, как будто целый день лежал на рельсах, и по нему туда-сюда ездили товарные составы. В общем, на него лучше было не смотреть, и я деликатно отвернулась. А Игнатушка ничего, весь — одна сплошная улыбка. Ха, ещё бы, видеть поверженного врага любому приятно!

Они сразу потопали на кухню. Там, понятное дело, сразу же увидели Липочку, вжавшуюся в уголок.

— Здрасьте, — зло процедил сквозь зубы любящий брат. — Ты что здесь забыла? — Потом, повернувшись к Игнату, окатил того злым взглядом: — Чего ты её здесь привечаешь? Почему меня не предупредил?

Игнату было глубоко плевать на его взгляды, он со своими взглядами всё никак не мог разобраться. Удивлённо глядя то на меня, то на Липу, он вопрошал:

— А ты что здесь делаешь? То есть как ты сюда попала? То есть я очень рад, конечно…

Липочка сидела молча, опустив голову, и вид у неё был самый разнесчастный.

— Эй, чего к девушке пристали? — сказала я. — Это я её в гости пригласила, потому что мы с ней подружились. А вы можете совсем с ней не общаться, если не хотите.

Но они хотели с ней общаться. Особенно Кирилл. В его проникновенном взгляде сквозило такое горячее обещание ремня и подзатыльников, что даже мне стало не по себе.

— Ладно, приедем домой, там разбираться будем, — пригрозил он сестре.

— Никуда она не поедет. Она же ко мне в гости приехала, у меня и останется.

— А ты что, хозяйка здесь? — осведомился Кирилл.

— Нет, хозяином был и остаётся Игнат, но вряд ли он будет против присутствия в доме моей подружки. Или ты против? — обратилась я к Игнату.

— Что вы, что вы, девочки, я с радостью…

Он даже заикаться стал — видимо, от избытка этой самой радости.

Я вспомнила, что с голодными мужчинами ни о чём договориться нельзя, и стала метать на стол тарелки, полные каши.

Они схватились за вилки и какое-то время молча ели. Липа, конечно, есть не могла. Да и у меня аппетит пропал. Повисло молчание, которое вполне можно было назвать зловещим.

Чтобы разрядить обстановку, я сказала:

— Это не просто каша, это такая разновидность плова, кускус называется. Его, кажется, бедуины готовят…

— Чего? — покатился со смеху мой работодатель. — Да ты вообще не имеешь представление, что такое кускус!

— А ты имеешь?

— Ещё бы! В Москве полно ресторанов, где настоящие арабские повара готовят настоящий кускус. А это, — он указал пальцем в тарелку, — ты так не называй, не позорься. Это просто хорошая каша, очень, кстати, вкусная, несмотря на то, что размазня.

— Спасибо, я старалась… — пролепетала я.

Чёртов светский лев! И я хороша, решила сразить их своими познаниями в арабской кухне, да не учла, что Игнат в своей прошлой жизни, сытой и благополучной, был завсегдатаем модных ресторанов… Ладно, впредь мне будет наука.

Хорошо было бы предложить им водки, верное средство от всех напастей, да вот беда: Кирилл же за рулём, он пить не станет, а Игнату тогда никто компанию не составит.

Но Игнат, словно подслушав мои мысли, вдруг сам предложил:

— Может, водочки тяпнем? Или вина хорошего?

— Давай, — согласился Кирилл. — Сегодня день такой, что сам бог велел…

— Ой, Кирюша, ты же за рулём, — всполошилась Липа.

— Я здесь ночевать останусь, — объявил он громко.

Игнат даже бровью не повёл. Вот это выдержка! А с другой стороны, что бы он мог возразить? Стал бы выгонять Кирилла, оставляя здесь его сестру?

А Кирилл-то, Кирилл! Ну, хорош… Блюдёт честь своей не такой уж юной сестрёнки. Понятно, за совращение малолетних привлечь Игната к ответственности уже невозможно, так он решил лично проследить, чтобы — ни-ни…

Начали они, конечно, с хорошего красного вина. Мы с Олимпиадой тоже пригубили из своих рюмок, чтобы составить им компанию.

Я не пила, просто поднесла рюмку ко рту и на секунду притронулась к вину губами, потому что вообще-то любое спиртное не особо жалую, а тут ещё и на голодный желудок… Полная тарелка каши стоит передо мной, а у меня горло точно спазмом свело. Полная рюмка прекрасного французского вина стоит перед самым носом и улыбается мне, а я даже подумать не могу о том, чтобы его выпить. Ну не странно ли?

Липочка от волнения и необычности ситуации тоже, конечно, ни есть, ни пить не могла. У неё был вид зверька, который ищет подходящую норку, чтобы можно было спрятаться. Ищет-ищет, да вот найти никак не может.

Я сказала:

— Ладно, пойду готовить спальные места. Предлагаю такой вариант: Липу положим на втором этаже, в свободной спальне, а Кирилла внизу, в кабинете, на диване. Можно в гостиной, тоже на диване. Выбирай, Кирилл.

Однако Кирилл возмутился:

— Ещё чего! У вас там, на втором этаже, бордель будет, а меня, значит, вниз сплавляете, чтобы не мешал?!

Игнат поморщился:

— Кирюха, что ты плетёшь? Какой ещё бордель? Там у меня есть свободная спальня, специально для гостей.

— Я тоже твой гость. Я там ночевать буду. А Липку можно положить в кабинете или в гостиной.

— Я боюсь внизу. Я боюсь оставаться на первом этаже, когда вы все будете на втором… — упрямо прошептала Липочка, не поднимая глаз от тарелки с нетронутым псевдокускусом.

— Ладно, — пожалел её брат, — ты ляжешь в кабинете, а я — в гостиной.

— Зачем? — удивился хозяин дома. — К чему эти глупости, если есть прекрасная спальня…

Потом они вдвоём с Кириллом стали перебирать разные варианты ночёвки. Вариантов было не так чтобы очень много. Людей у нас сегодня было больше, чем вариантов. И что интересно, все хотели спать на втором этаже.

Мне надоел галдёж, и я сказала:

— Кирилл может ложиться в гостевой спальне, раз уж это для него так принципиально. А Липу положим у меня.

— Ну, и где же в таком случае будешь спать ты? — проявил интерес Кирилл.

— Тоже у себя. Хотя могу и у тебя. — Он фыркнул. — У меня же кровать широкая, а мы с Липой — девушки худенькие. Отлично поместимся вдвоём!

— Ещё чего, — снова фыркнул Киря. — Придумала тоже… вам же обоим будет неудобно.

— Ну, тогда ты можешь лечь вдвоём с Игнатом — хоть в обнимку, хоть валетиком, — а в свободную спальню мы поселим Липу.

Тут Игнатов и Барышев одновременно выкатили на меня глаза. Этот вариант им отчего-то совсем не глянулся.

Вообще-то мне больше всего на свете хотелось, чтобы Кирилл уехал домой и не морочил приличным людям голову. Но ехать он уже не мог, так как полбутылки вина — порция серьёзная, а он сегодня уже и так проштрафился.

В конце концов мы с Липой решили, что будем ночевать вдвоём в моей спальне, и я пошла стелить постели. Липа увязалась за мной, потому что боялась Кирюшиного гнева и выволочки.

У мужиков сразу же после нашего ухода пошла в ход водка, что, на мой взгляд, выглядело очень странно. Особенно для Игната, такого тонкого ценителя изысканных вин. Но это — не моё дело.

Где-то к полуночи все угомонились. Кирилл всё-таки лёг в гостевой спальне, Игнат — у себя, а мы с Липой, как и собирались, устроились вдвоём на моей постели.

Сначала из спальни Игната донеслось посапывание, перемежаемое тонким свистом. Потом из гостевой спальни донёсся богатырский храп.

Я поморщилась:

— Он всегда так храпит?

— Нет, что ты! Только если выпьет, как сегодня. Хотя Ленка его бросила в том числе из-за храпа тоже. Сама же слышишь: из другой комнаты, через коридор, через две закрытые двери, и то как слышно. Представляю, каково ей было спать рядом с ним…

— Ты же говорила, что там никто никого не бросал, — съязвила я, не удержавшись.

Липа промолчала. Я тоже не стала развивать тему дальше.

По случаю тёплой июньской ночи окно у нас было открыто. Комаров можно было не бояться, потому что на окнах стояли отличные противомоскитные сетки. Это так удобно! Нет надоедливого писка над ухом, нет волдырей и мучительного зуда…

Внизу, под окном, что-то противно шуршало. Мышки-полёвки, должно быть.

Я стала мечтать о том, как мы с Федей заработаем денег, поменяем в доме старые окна на новые, пластиковые, и обязательно тоже заведём себе такие же сетки. Даже Пушкин, помнится, писал: «Ох, лето красное, любил бы я тебя, когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи»… А мы вот сетки поставим, и не будет у нас ни комаров, ни мух, ни противных ос, которые с одинаковым аппетитом едят и варенье, и мясо…

Внизу не прекращалось шуршание. И почему-то мне показалось, что я слышу шаги.

— Липа, ты спишь?

— Нет ещё.

— Слышишь шаги?

— Нет.

— А шуршание?

— Да, слышу. А что это шуршит?

— Вот и мне бы хотелось это узнать.

Я встала, на цыпочках подошла к окну и тихонько выглянула. Но увидеть источник подозрительного звука мне не удалось, потому что мешала всё та же противомоскитная сетка, которой я так восторгалась. Я упёрлась в эту сетку лбом, по максимуму впечатала в неё лицо. Если бы надавила ещё, думаю, что она бы порвалась. Однако увидеть, что делается под окном, мне не удалось.

— Ну, что там? — прошептала Липочка.

— Ой, подружка, мне кажется, ходит кто-то вокруг нашего дома.

Она шёпотом взвизгнула. Шуршание прекратилось.

Я птицей метнулась к ней и зашептала в самое ухо:

— Помолчи, ладно? И даже не дыши, если можешь.

Она послушно кивнула. Дышать, я думаю, она перестала уже давно. Просто от страха.

Я снова подкралась к окну и прислушалась. Под окном уже было тихо, но на душе всё равно стало как-то тревожно. Опять киллер? Или нас просто хотят ограбить? Впрочем, может статься, это под домом коты беспризорные бродят, потому что — ночные животные. Но не зря же говорят: пуганая ворона куста боится!

Я снова вернулась к кровати и зашептала Липе прямо в ухо:

— Думаю, мне надо спуститься на первый этаж и посмотреть из окна гостиной, что там такое.

— Я с тобой!

— Ты же боишься!

— Но я могу тебе пригодиться! Мы же — партнёры! То есть напарники…

Мне показалось, что ей просто страшно оставаться здесь в одиночестве. Я махнула рукой, приглашая: пошли!

На цыпочках мы стали спускаться по лестнице. Тщетная предосторожность! Можно было топать по-слоновьи; за молодецким храпом, доносящимся сразу из двух комнат, наши шаги были просто не слышны.

Крадучись и зачем-то пригибаясь, мы вошли в гостиную и остановились, прислушиваясь. Потом я подошла к окну и стала выглядывать, стараясь, чтобы шторы не колыхались. Липа стояла посреди комнаты каменным изваянием. Я немножко помучилась, пытаясь что-нибудь разглядеть за окном. Лучше всего, конечно, было бы отдёрнуть шторы, распахнуть окно настежь и свесить голову: ау, кто там? Но это, конечно, сейчас было невозможно. Ну, хотя бы потому, что, свесив из окна голову, я рисковала получить в неё пулю. Случай с киллером в трикотажной шапочке многому меня научил.

Господи, да что же это делается! В доме — двое мужиков, молодых, здоровых и где-то даже крутых, а толку от них — ноль. Хоть бы до утра проспались… И где, интересно мне знать, Феликс и его наружка?!

Я решила, что дом надо обойти по периметру и выглянуть во все окна по очереди. Объяснив своё намерение Липе шёпотом и на пальцах, я двинулась в сторону кухни, но решила сначала заглянуть в кабинет.

Кабинет встретил меня музейной тишиной. Никакого киллера на этот раз здесь не было, но в нос ударил резкий запах. Я несколько секунд принюхивалась и лихорадочно соображала, что бы это могло быть. Бензин, что ли… Да, точно, бензин.

Бензин!!!

Я поняла, что нас сейчас подожгут, и, кажется, со всех сторон сразу. Медлить было нельзя ни секунды. Какая к чёрту осторожность, какая там маскировка! Я бросилась к окну, распахнула его, высунулась — никого. Но теперь бензиновый запах так шибанул в нос, что исчезли последние сомнения.

С дверными замками возиться времени не было, я сиганула в окно и побежала вокруг дома.

У входной двери боролись две тени: большая и маленькая. Я поняла, что один — друг, второй — враг. Но кто есть кто?

Большая тень победила, как и следовало ожидать. Схватив маленького за шиворот, большой тихо спросил:

— Ещё кто-то с тобой есть?

— Пусти, придурок! — вполголоса запищал маленький.

Однако, получив подзатыльник, тут же затих.

— Где бензин взял?

Молчание.

— Кто подослал тебя?

Снова молчание.

Этот диалог, перешедший в монолог, позволил мне разобраться, где свои, а где чужие. Я подошла к ним вплотную и грозным шёпотом спросила:

— А что здесь происходит?

Никто из них не ответил. На траве валялась пустая пластиковая бутылка. От неё сильно разило бензином.

— Ты бензин разливал? — грозно спросила я мальчишку.

Он совсем сник в руках мужика.

Я сказала им:

— Стойте тут, я сейчас дверь открою.

Мне пришлось вернуться к кабинетному окну, потому что только оно было открыто. Окно, правда, высоковато находится. Это оттуда прыгать удобно, а назад как?

Подойдя к окну, я обнаружила, что под ним сложена поленница неплохих дровишек. Поленница была сложена далеко не идеально, некоторые поленца валялись рядом. Всё ясно. Это я, когда выпрыгивала, разметала их и даже не заметила. Ну, в тот момент до того ли мне было?

Присев на корточки, я взяла одно поленце и попыталась рассмотреть. Ночь была не слишком лунная и видно было плохо, но резкий бензиновый запах сомнений не вызывал: изжарить нас должны были по всем правилам.

Забравшись на поленницу, я влезла в окно, прошла в холл, открыла дверь и впустила мужика. Мальца он всё так же крепко держал за шиворот.

Больше не было смысла таиться, и я включила свет. Заглянув в гостиную, я обнаружила там Липочку, которая так и стояла, как фигура из музея мадам Тюссо.

— Липа, иди наверх, буди мальчиков. Не будут вставать — бей ногами. Нас только что чуть не сожгли заживо.

Вместо того чтобы тут же ринуться выполнять поручение, Липа тихо пискнула и рухнула в обморок. Ещё не хватало! Партнёр, тоже мне…

Приводить её в чувство мне было некогда. Я жестом показала мужику, чтобы он шёл в гостиную, а сама метнулась наверх.

«Мальчики», вопреки ожиданиям, особых хлопот не доставили. Правда, Кириллу мне всё-таки пришлось заехать пяткой в голень. Я на собственном опыте знаю, насколько это больно, но зато и настолько же эффективно. Игната я пожалела, изуверствовать не стала, только вылила на него немного холодной воды. Одного стакана вполне хватило.

Конечно, они спросонья ничего не могли понять, но послушно побежали за мной, подгоняемые моим зычным воплем: «Пожар! Пожар!»

И по лестнице они спустились достаточно быстро, почти ни разу не упав. Правда, кто-то из них умудрился всё-таки грохнуться на бегу, но я даже не обернулась посмотреть, кто именно.

У двери в гостиную я их остановила и строгим голосом сказала:

— Кирилл, там на полу валяется Липа. Её не убили, она жива, так что ты в обморок не падай. Достаточно нам её обморока.

Кирилл смотрел на меня диким взглядом. Игнат тряс головой, как будто ему в ухо вода попала.

Но когда мы вошли в гостиную, сердце моё возрадовалось. Липа уже не лежала на полу, а благопристойно сидела на стуле. На диване сидел мужчина, не выпускающий из цепких рук пойманного мальчонку бомжеватого вида. Господи, опять бомж, и опять малолетний!

Пришлось снова вызывать милицию. В ожидании наряда мы разговорились.

Разговор у нас вышел долгий. Мужчина объяснил, что он представляет охранное агентство, службу наружного наблюдения. Стал подробно рассказывать, как он следил за домом, как увидел мальца с охапкой дров. Дрова были из супермаркета. Их обычно берут для шашлыков.

Я спохватилась, что у мальчонки может быть сообщник, который теперь, когда мы все находимся внутри, как раз и чиркнет зажигалкой. Такая перспектива мне совсем не улыбалась, и я рысцой побежала на улицу.

Ах, стервец! Под всеми окнами лежали дрова, политые бензином. Вот бы мы заполыхали!..

Я стала собирать эти дрова в охапку и оттаскивать их подальше от дома. За этим благородным занятием меня и застали милиционеры.

Старшим наряда снова был тот пожилой капитан, который брал киллера из нашей кладовки. Правда, желторотики с ним были сегодня другие.

Первое дознание опять-таки свелось к стандартному набору бесполезной информации: какой-то дяденька поручил бомжонку разложить под всеми окнами и входной дверью дрова, облить их бензином и поджечь. Дал и дрова, и бензин, и пятьдесят долларов в придачу. Посулил ещё пятьдесят, если тот всё сделает как надо.

— И ты согласился поджечь дом ради денег? — пожурил мальца мент.

— Да я всех этих богачей ненавижу! — ответил пацан и сплюнул на пол.

Очень хорошо! Теперь мне ещё и плевки с пола оттирать придётся…

В общем, с пацаном было всё понятно. Для него пятьдесят долларов — деньги серьёзные. А уж сотня — вообще состояние! Но как поймать загадочного «дядю», который с таким упорством желает погубить Игната? Впрочем, не только Игната. В последнее время я наравне с Игнатом жизнью рискую. А сегодня здесь ещё две невинные души могли бы отлететь в мир иной. И то, что преступник не знал, что у нас сегодня гости, никак его не оправдывает.

А ведь трагедия могла бы произойти нешуточная. Дом у нас, слава богу, каменный, он так просто не сгорит, но начали бы плавиться пластиковые окна, потом бы загорелись портьеры, потом — мебель, стал бы тлеть паркет… В общем, мы бы все отравились продуктами горения, задохнулись бы в дыму. Перспективка, что и говорить…

Чем больше я думала над поведением загадочного человека, с маниакальным упорством делающего гадости Игнату, тем больше убеждалась, что человек этот — псих. Или, может быть, группа психов.

Вернувшись в дом, я спросила бомжика:

— А чего ты дрова не поджёг? Не успел?

Он молчал, с независимым видом глядя в чёрное окно. Как будто и не к нему обращаются.

Капитан со вздохом показал мне коробок спичек:

— Вот, изъяли. Спички он случайно в лужу выронил, вот и не зажигались они.

Я так и не поняла, что меня так обеспокоило, когда мы с Липой находились в спальне — то ли шорох складываемых дров, то ли бесполезное чирканье спичек по коробку. Но, глядя на отсыревший коробок, я пробормотала:

— Спички — детям не игрушка. Покупайте им зажигалки!

Менты отбыли. Бомжонка увезли с собой. Игнату разрешили для написания заявления явиться только утром. Конечно, какие заявления среди ночи, да ещё и в состоянии, которое абсолютно трезвым не назовёшь. Мужик из охранного агентства тоже ушёл в ночь — наблюдать за домом дальше. Мы остались сугубо своим кругом: Липа, я, Игнат и Кирилл.

Я предложила сделать чай, однако охотников чаёвничать после таких событий не нашлось. Игнат, верный роли гостеприимного хозяина, предложил водки. Мы с Липой гневно сверкнули очами. Игнат стушевался, а Кирилл сделал вид, что не расслышал предложения.

Мы снова разошлись по комнатам. Конечно, каждый из нас понимал, что уснуть вряд ли удастся, но дожидаться утра всё-таки лучше не на стуле, а в кровати. Как-то уютнее.

Я лежала в постели, закинув руки за голову, и бесцельно пялилась в потолок. По потолку изредка проплывали отсветы далёких фар. И куда люди могут ехать в три часа ночи? Рядом неслышно дышала Липа. Я хотела спросить, спит ли она, да передумала. Завяжется разговор, эта трусиха начнёт заново переживать весь ночной кошмар, успокаивай её, уговаривай… Лучше и не начинать.

Жалко, что в доме нет никаких растений. Говорят, они хорошо стресс снимают. Завести, что ли, какой-нибудь рододендрон? Или герань… А лучше всего — пальму. А чего мелочиться? Дом большой, места много, гостиная не так чтобы очень сильно заставлена мебелью. Пальму сейчас можно купить уже готовую, взрослую. И кадушка чтобы стильная была. А что, это мысль! На Новый год пальму эту можно будет ёлочными игрушками украшать — очень удобно. Надо будет предложить Игнату подумать о «живом уголке».

Меня эта мысль увлекла чрезвычайно. Я сначала загорелась, но как-то очень быстро потухла. Мы в ответе за тех, кого приручили… Не век же я буду здесь в домработницах! Уйду, а пальму кто поливать будет? Из Игната юннат вовсе никакой. А если нас здесь всех постреляют? Засохнет ведь пальма! Будет ещё одна невинная жертва.

Липочка мерно сопела у меня под боком. Так размеренно, так уютно, что постепенно и меня убаюкала. Я была уверена, что не засну до самого утра, но когда открыла глаза, солнце уже было достаточно высоко.

И всё равно я проснулась раньше всех. Прошлась по всему дому. Тишина и порядок, и даже бензином уже почти не пахнет.

Липу я решила не будить, потому что спешить ей некуда. А к Игнату я поцарапалась в дверь, но ответа не получила. И храпа не было слышно. Мне стало нехорошо. Сейчас окажется, что он либо умер, либо его похитили…

Томимая плохим предчувствием, я толкнула дверь в его комнату — и…

Да, правильно, Игната на месте не было. Кровать с отброшенным одеялом выглядела сиротливо. Но ведь и в доме его тоже нигде не было, я же только что прошлась по первому этажу, проверила, всё ли в порядке. Порядок там был, а вот Игната не было.

Я присела на краешек кровати и задумалась. Что за чертовщина? В окно он вылетел, что ли?..

Я прошла к окну, распахнула его, выглянула наружу. Никакого Игната внизу не было, и это было не так уж плохо, потому что я вполне ведь могла обнаружить его лежащим на земле с вывернутой шеей. Бр-р-р…

— Аня, это ты там шаркаешь? — донёсся его голос из ванной.

Фу ты, господи…

— Что ты там делаешь?!

— А что можно здесь делать? Ванну принимаю. Хочу окончательно хмель выгнать.

— А я пришла спросить, когда тебя будить. На работу не опоздаешь?

— Да какая к чёрту сегодня работа! В милицию надо съездить, потом к Феликсу, с бомжонком этим разобраться, попытаться что-нибудь у него всё-таки выяснить…

Разговаривать через дверь было не слишком удобно, поэтому я сказала:

— Вниз пойду. Тебе что на завтрак приготовить?

— Только кофе. Покрепче. Есть не хочу совсем.

— А друга твоего будить?

— Зачем? Пусть себе спит. А как встанет, пускай проваливает к чёртовой матери и сестрёнку свою заодно прихватит.

На мой взгляд, это он зря, но я не стала спорить. Просто пошла вниз.

Эх, жаль, не спросила, долго ли ещё он намерен лежать кверху пузом в ванне. Когда ему кофе понадобится — сейчас или через час? Да ладно, когда выйдет на кухню, тогда кофе и сделаю. Что там его варить, полминуты…

А пока что я решила вплотную заняться приготовлением завтрака. Его светлость хозяин сказали, что «кушать не хочут», да и бог с ним. У меня же ещё люди есть, полон дом гостей…

Не мудрствуя лукаво, я решила разогреть вчерашний не то плов, не то кускус — в общем, кашу с бараниной. Только вот салатик овощной нарежу, и будет полное впечатление, что завтрак новенький, свеженький!

Если вчерашнюю кашу греть прямо в кастрюле, она может подгореть. Поэтому я вывалила кашу из кастрюли в глиняную супницу и сунула греться в микроволновку, а сама принялась нарезать салат.

Тут в кухню заглянул Игнат. Волосы его были влажными после мытья, и держался он уже молодцом.

— Давай, накладывай.

Я удивилась:

— Что накладывать? Ты же сказал, что будешь только кофе. Я сейчас сварю.

— Ага, ладно. Ты кофе вари, а я пока каши поем. Сама виновата, так вкусно распахлась на весь дом!

Пришлось кормить его полноценным завтраком.

Слава богу, у гостей хватило такта дождаться ухода хозяина. Пока Игнат собирался, никто из них даже носа не высунул.

Проводив работодателя, я поднялась в свою комнату, тихонько заглянула. Липа безмятежно спала, разметавшись по всей кровати. Ну, пускай отсыпается после бурной ночи, полной страхов и переживаний. К тому же она — гость, ей можно…

Потом я так же тихонько заглянула в гостевую спальню. Кирилла на месте не было, но я уже знала, что это может значить. Прислушалась: точно, из ванной комнаты долетал мерный шум воды. В гостевой комнате есть только душевая кабина, и отлежаться в тишине, как это сделал Игнат, у Кирилла не получилось. Плеск воды его выдал.

Успокоенная, я спустилась вниз и снова занялась нарезкой салата. Предыдущий салат съел Игнатушка — тот, который ну совсем кушать не хотел!

За этим занятием меня застал Кирилл. Буркнул мне утреннее приветствие и уселся за стол. Я ответила и спросила, что он хочет на завтрак. Он высказался в том духе, что ему, собственно, всё равно, он неприхотливый и будет есть то, что дадут.

Поставив перед ним полную тарелку вчерашней каши, я уселась напротив, подперла щеку ладошкой и спросила:

— Ну, как вчера прошла судьбоносная встреча с Павлом Александровичем, Сашуркиным папой?

— Чего?.. А-а, нормально прошла. Нормальный он мужик. А ты чего спрашиваешь? Какое тебе дело?

— Ничего себе «какое дело»! — возмутилась я. — Осмелюсь напомнить: я вчера полдня по колясочным магазинам моталась не для собственного удовольствия, а чтобы Ярошенко тебя не растерзал! Или растерзал, но не сразу… Между прочим, с Маней и Сашенькой я общаюсь каждый день, и мне надобно знать: мы с ними ещё дружим домами или уже враждуем?

— Нет, — пожал он плечами, — никакой вражды. Но если бы даже я с ним и поссорился, так ты-то тут при чём?

— Вовсе даже ни при чём, — согласилась я. — Но ты расскажи мне всё по порядку, мне же интересно! Раньше Машкин хозяин был для меня личностью мифической, что-то вроде Волшебника Изумрудного Города. Вроде бы он есть, но никто его не видел. А тебе вот выпало счастье…

— Ага, точно, бо-о-ольшое счастье. А чего это ты меня с утра пораньше пытать вздумала?

— Так ведь пока Липа не встала… Я ей вчера ничего не говорила о твоих приключениях-злоключениях.

— Ну, что я могу о нём сказать… — вздохнул Киря. — Нормальный он мужик, женился только по-глупому. Жена шалопутная попалась…

— Зато, кажется, красивая. И с большим творческим потенциалом. По крайней мере, сама она уверена в своём обалденном успехе в самое ближайшее время.

— Это она сама тебе сказала?

— Откуда сама-то? Я и не видела её ни разу. Маша рассказывала.

— Ох, это ваше сарафанное радио… Всё-то вы про всех знаете…

— Ну, не всё, да и не про всех… Но так хочется — именно всё, именно про всех! Может, тогда бы перестали нас взрывать каждый божий день…

— Да, кстати, расскажи, что ночью было-то? А то я спросонья ничего толком и не понял…

— Потому что выпивши был крепко. А пьянству — бой! — наставительно подняла я палец. — Если бы не мы с Олимпиадой, вас бы, пьяниц, сегодня бы опознавали для протокола! Так что сестре своей спасибо скажи. Ну, и мне заодно…

Легка на помине, в кухню вошла Липочка.

— Слышь, Ёлка, расскажи, что ночью-то было, — попросил любящий братец.

— Ой, Кира, было такое, что и не рассказать! — защебетала она. — Если бы не Аня, мы бы все сгорели в огромном пожаре! Тот гадкий мальчишка — ну, которого ты видел, — обложил дровами дом по периметру и намеревался поджечь! А чего ты у меня спрашиваешь, это же всё при тебе было…

— При мне был финал, а сама драма разворачивалась, когда я мирно спал. То есть я пропустил самое интересное. Как вы догадались на улицу выйти и поймать бомжонка?

— Это всё — Аня. Говорю же тебе, она нас всех спасла!

Тут я гордо подбоченилась, а Липа продолжила:

— Ей послышалось, будто внизу шуршит что-то. И шаги она услышала. Она меня спросила, слышу ли я тоже. Шуршание я слышала, а шаги — нет. Ну, мы сначала решили, что на улице либо мыши в темноте разбегались, либо трава от ветра шуршит. Честно тебе скажу, я бы так и заснула, потому что какое мне дело до тех мышей, они же не у меня в комнате… Но Аня решила на всякий случай пойти вниз и посмотреть ещё из окон первого этажа.

Дальше Липа обстоятельно, не щадя себя, рассказала о том, как она сначала просто боялась, а потом от страха сомлела, то есть по-настоящему потеряла сознание, и очнулась уже тогда, когда в комнате были мальчишка-поджигатель и мужик из службы наружного наблюдения.

Выглядела она бледненькой. Заново переживая ужасы необычной ночи, становилась, как мне показалось, ещё белее. Но аппетит у неё не пропал. Навернула две порции каши, выпила две чашки кофе. Подкладывая ей псевдокускус и подливая кофе, я решила, что самое страшное осталось позади. Если уж ночью она не скончалась от испуга, то теперь точно жить будет!

Кирилл, откушав, стал собираться домой, поторапливая Липочку:

— Скорее, скорее, у меня сегодня дел по горло!

Но Липочка проявила неслыханную храбрость и твёрдость характера:

— Я с тобой не поеду. Я здесь останусь.

— Где — здесь? — опешил братец. — У Игната?!

— Да при чём здесь Игнат, — всплеснула она изящными ручками. — Я с Аней останусь, мне с ней интересно!

— Ну, тогда и я здесь останусь! — психанул старший брат, у которого младшая сестрёнка прямо на глазах от рук отбилась.

— Оставайтесь оба, — примирительно сказала я. — Сейчас посуду вымою, и пойдём все вместе в гости к моей подружке Мане, узнаем, как у них там дела. Ой, Липа, она такая чудесная девушка! Познакомлю вас. Вы должны понравиться друг другу.

После этих слов Кирилл молча встал и тихо ретировался из дома.

То-то же!

К Маше мы всё-таки пошли. Мне не терпелось узнать, чем закончилась эпопея с коляской. Но для начала мне пришлось выдать Кирилла. Я больше не стала себя сдерживать и наябедничала на него от души, в красках расписывая, как он поехал по тротуару, нарушая правила дорожного движения и подвергая опасности жизнь мирных обывателей, и как потом бампером зацепил детскую коляску и тащил её за собой какое-то время. И это ещё счастье, что коляска оказалась пустой!

— Вот почему, подружка, твой замечательный братец оказался вечером буквально рядом с нашим домом. И машину ты видела именно его, тебе не показалось.

— А зачем он поехал по тротуару? — задала Липочка резонный вопрос, оправившись от первого шока.

— Ну, говорит, что хотел объехать затор. Все люди как люди, в пробке стояли, послушно дожидались, когда рассосётся, а вот некоторые депутаты, как выяснилось, считают это ниже своего достоинства…

— Слушай, а если папа девочки — такой крутой, так не он ли решил ночью нас поджечь? Ну, чтобы отомстить…

Я задумалась. Такой пассаж мне в голову не приходил.

— Нет, Липа, это глупость. Ведь его ребёнок остался жив-здоров, пострадала только коляска, а при его доходах это и убытком-то не назовёшь. К тому же братец твой купил им новую коляску, папаше вообще тратиться не пришлось. Так зачем бы он стал лишать жизни четырёх людей, из которых трое вообще ни в чём не виноваты, и обрекать себя на пожизненное сидение в тюрьме? Нет, не такой он дурак!

— А если он сделал это в состоянии аффекта?

— Ты знаешь, из той скупой информации, которую я получила от Мани, я сделала вывод, что Сашурка не нужна особо ни отцу, ни матери.

— Так зачем они её родили? — удивилась Липа.

— Думаю — просто, чтобы была. Типа — у всех есть дети, ну, и у нас пусть будет. А о девочке заботится Мария. Мне кажется, только она и любит её по-настоящему.

— Да-а, история, — покачала головой Липа. — Слушай, а не могла ли ночной пожар устроить эта самая Маша? Я, конечно, не хочу сказать о ней ничего плохого, но вдруг она подумала, что так сможет защитить девочку?

— Кто — Машка?! Ты с ума сошла… Во-первых, она вовсе не такая кровожадная. Во-вторых, она от Сашки — ни ногой. В-третьих, бомжик говорил, что ему за это дело сто долларов полагалось, а откуда у Сашки такие деньжищи? Не у хозяина же просить… К тому же бомжик сказал, что его нанимал дяденька, а не тётенька.

— Так ведь соврать мог, — пожала она плечами. — Специально, чтобы следствие запутать.

Я снова подумала, рассматривая это предположение с разных сторон.

— Нет, всё равно не получается. Вряд ли Маша знала, что Кирилл заночует здесь. Он и сам решил это только в конце ужина, ты же помнишь! А даже если бы знала… И даже если предположить, что в глубине души она — чокнутая. Но я-то в подружках у неё числюсь. Меня-то за что со свету сживать? Нет, не получается.

Теперь уже Липе и самой стало интересно посмотреть, что же это за Маша такая необыкновенная: кормящая няня, которая одна только так любит девочку, что — по предположениям — готова ради неё на любое преступление.

Я нашла магазинный чек с записанным Машей номером телефона, позвонила. Она схватила трубку и скороговоркой произнесла:

— Квартира Ярошенко, добрый день. Павла Александровича нет дома.

— Да на фига мне твой Павел Александрович? — удивилась я. — Мне бы с тобой увидеться!

— Ой, Анечка, это ты, — обрадовалась Марья. — Как хорошо, что ты позвонила! Я так по тебе соскучилась! Приходи к нам в гости!

— Так ведь я за этим и звоню! Хочу прямо сейчас прийти. Можно?

— Можно, можно! Я сейчас как раз свободна.

Липе я сказала:

— Собирайся, прямо сейчас и пойдём к ней. Сказала, что свободна. Видимо, Сашурку спать уложила.

Мы пришли в особняк, где вчера я пережила столько неприятных минут.

Маша радушно встретила нас на пороге, повела в дом. Честно сказать, она совсем не была похожа на человека, который ночью хотел кого-то убить.

Я познакомила их с Липой, сказав, что они обе — мои подруги, и я мечтаю, чтобы между собой они тоже подружились. Машка тут же выразила готовность дружить, потому что до меня и Липки её единственной подругой была бессловесная Сашенька, которой, в общем, и дружить-то было некогда, поскольку она в основном спала.

Мы с Липой решили на первых порах не говорить Маше, кто является старшим братом её новой подруги. Ну, чтобы не портить человеку первое впечатление.

— Ой, Липа, что у нас вчера случилось! — сразу же затараторила Маша. — Сашурка-то моя чуть не погибла! Идиот какой-то нашу коляску бампером зацепил, перевернул, протащил…

— Я в курсе, — сдержанно отозвалась Липа. — Мне Аня рассказывала.

— Ну, правда, человеком он оказался не злым и даже, можно сказать, порядочным. Коляску новую купил, но Павлу Александровичу это не очень понравилось. Сказал, что он вполне в состоянии купить своему ребёнку новую коляску. Ой, девочки, вчера выяснилось, что он Сашурку так любит! — запрыгала она и захлопала в ладошки.

— Тихо, Сашку разбудишь, — шёпотом прикрикнула я на неё, памятуя, что девочка спит в соседней комнате, буквально за стенкой.

— Не разбужу, не разбужу, — пела Машка. — Сашенька сейчас наверху, с папой общается.

Я нахмурилась:

— Ты же сказала по телефону, что его нет дома!

— А это он велел так всем отвечать, чтобы не доставали с ерундой.

— Разве у олигархов бывают ерундовые дела? — искренне удивилась я.

— Павел Александрович сказал, что ничего не может быть важнее общения с родным ребёнком, — похвасталась Маша. — Ну, девочки, давайте пить кофе. А то он наобщается и снова передаст её мне на руки. Тогда уж не поговорим…

Она ловко сварила кофе, который на этот раз не сбежал, разлила по чашечкам и выставила на стол разные сладости в вазочках и коробках:

— Вот, Степанида меня балует. Раньше для хозяйки покупала, но та фигуру берегла, а я не берегла и всё съедала. Сейчас хозяйка уехала, а Степанида Степановна всё равно конфеты покупает — уже для меня. Говорит, что кормящим женщинам надо есть всё самое вкусное, чтобы молоко было хорошее.

— А кофе разве кормящим можно? — удивилась Липа.

— Так я нашла такой специальный сорт, без кофеина. Слушайте, девочки, я вот сериалы когда бразильские смотрю, всё время поражаюсь: это сколько же кофе они там выпивают на душу населения? Причём его и беременные пьют, и кормящие, и дети малолетние… А наши врачи кофе запрещают почти всем. Может, у бразильцев организм иначе устроен?

— Или у них есть к нему иммунитет, — подпряглась я.

— А скорее всего, кофе далеко не так вреден, как нам внушают, иначе на свете давно бы уже не осталось ни одного бразильца, — подвела итог Олимпиада.

— Ой, девчонки, я вам что рассказать хотела… Сначала, когда Илонка уехала, я так плакала, так плакала, вот Аня знает!

— Кто такая Илонка? — повернулась ко мне Липа.

— Это мамаша Сашуркина, — объяснила я. — Когда она рванула в свой Париж, бросив дочку здесь, Маня все глаза выплакала, жалея Сашеньку. Решила, что жизнь у девочки теперь пойдёт наперекосяк.

Маня покивала и продолжила:

— Я же как рассуждала: мамаша её хоть изредка видела, да и то бросила. А папаша ребёнком вообще не интересовался ни одного дня, так как бы теперь, после отъезда матери, не сдал девочку в приют.

— Маня, ты с ума сошла! — ужаснулась Липа. — Как тебе только в голову могло такое прийти? Олигархи же — не бомжи. Они всё-таки о детях заботятся. Да и зачем ему отдавать ребёнка в приют? Ему что, кормить её нечем? Так для этого ты есть. Ребёнок под присмотром, всё в порядке.

— Да, теперь я понимаю, что глупость подумала, — согласилась Маня, — но тогда-то мне всякие ужасы в голову лезли. Если мой хахаль сбежал от меня ещё до рождения детей, так уже родившийся младенец, орущий день и ночь, никакому мужчине радости не доставит. И знаете, девочки, что я вам скажу ещё… Я начала всерьёз подумывать о том, как бы мне над Сашенькой опекунство оформить. Ну, удочерить её мне бы никто не позволил, потому что родители от неё официально же не отказались… Но если ребёнок остался без попечения взрослых — а с отъездом Илонки это так и случилось, — то я надеялась, что мне это позволят. К тому же я её кормлю грудью, а это всегда считалось очень важным обстоятельством, мне Аня объяснила, спасибо ей.

Боже мой, если бы я знала, на какие мечты подвигнут её мои объяснения, я бы свой правовой ликбез тут же прикрыла!..

Но потом, после страшного происшествия с коляской, Павел Александрович примчался домой очень напуганный, схватил Сашурку на руки и не выпускал до тех пор, пока не пришла пора её купать и кормить. Впервые в жизни он видел, как купают младенца, и эта картина чрезвычайно растрогала его. Потом Сашеньке пришла пора кушать и спать, а тут как раз явился Кирилл с извинениями и объяснениями, так что любящему папе пришлось заниматься злым дядькой и оставить в покое ненаглядное чадушко.

Однако утром он Манечку сильно удивил сообщением о том, что на работу сегодня он решил не ходить, что весь сегодняшний день он хочет посвятить общению с дочуркой.

— И вы знаете, девочки, он и вправду целый день с ней нянчится! А я даже не знаю, чем себя занять. Знаете, я не привыкла, чтобы руки у меня пустовали. У меня же здесь вечно Сашка, — сложила она руки перед грудью, покачивая воображаемого младенца. — А теперь я даже не знаю, к чему себя приспособить! Хоть бы Павел Александрович скорее на работу ушёл и вернул мне девочку!

— Хозяйством займись, — подсказала Липа. — Обед приготовь, пыль в доме вытри, вот и займёшь чем-то руки…

— Так у нас для этого Степанида есть, — вздохнула Маня. — Она готовить умеет в сто раз лучше меня.

— А где она, кстати? — удивилась она. — Как ни приду, никогда её нет. Человек-невидимка…

— Она пошла за покупками. Её теперь долго не будет. За покупками она по полдня ходит.

— Что ж так долго-то?

— Ну, её не всегда устраивает то, что можно купить в нашем супермаркете. Она знает особые магазины, где покупает особую колбасу для хозяина, какие-то особые приправы… И ещё расчудесную бытовую химию, которую в супермаркет никогда не привозят. Так что придёт она теперь аж к вечеру. Как хорошо, что вы ко мне заглянули!

Из коридора донеслось шарканье домашних тапок и мужской голос:

— Маша, поди сюда!

— Хозяин! — округлила глаза Марья и метнулась за дверь.

Мы с Липой сидели молча. Переваривали услышанное.

Через некоторое время входная дверь хлопнула. После этого Маша снова возникла в кухне:

— Ушёл всё-таки на работу. Ну и слава богу! А то весь распорядок дня мне нарушил!

— Где же Сашенька? — спросила Липа. — Очень хочется с ней познакомиться.

— Спит она. Наверху. Павел Алексеевич увидел, что она заснула, и решил поехать в офис. Ну, Липа, ты не обижайся. В другой раз с ней познакомишься. Теперь она спит, а проснётся с таким диким ором! Она всегда просыпается перед кормлением и скандалит. А как поест, так снова — пай-девочка.

В ответ на это сверху раздался возмущённый детский крик.

— Ну вот, что я говорила… — смущённо улыбнулась Маня.

Мы с Липой вскочили, засобирались домой.

— Как заскучаешь, звони или заходи, — пригласила я Маню. — Липа у меня сейчас гостит.

По Машкиному лицу было видно, как ей не терпится побыстрее закрыть за нами дверь и метнуться наверх, к девочке.

Чтобы прекратить её моральные страдания, мы почти бегом покинули дом.

— Ну, и что скажешь? — спросила я у Липы уже в своей кухне. — Похожа она на серийного убийцу?

— Почему же серийного? — удивилась Липа. — Я про серийного ничего не говорила.

— Да потому что убить Игната и всех, кто с ним рядом, кто-то старается с завидной регулярностью. А это уже сильно смахивает на серию. Не находишь?

— Знаешь, мне показалось, что Маня даже не знает, что здесь ночью было, — задумчиво проговорила Липочка. — Ведь ни одного наводящего вопроса не задала!

— Куда ей уследить за нашими событиями, когда у неё самой эти события по накалу страстей соперничают со всеми сериалами сразу! Она, мне кажется, скоро начнёт думать, что Сашку родила она сама, а Илона родила мальчиков-близнецов, которым не удалось выжить…

— … а потом Илона украла у неё Сашку и выдала за свою дочку, — подхватила Липа. — И Маня теперь вынуждена работать в богатом доме няней, чтобы не разлучаться с любимым чадушком. Да, всё правильно, именно так в сериалах и происходит.

Поскольку мне пора было подумать об обеде, а Липе заняться всё равно было нечем, она решила поехать со мной за покупками.

Это было очень здорово. В супермаркете мы провели время с пользой и удовольствием. Обычно я рысцой обегала все полки, набрасывала полную тележку продуктов и катила к дому. Но Липочка попала в наш магазин впервые, и ей всё было интересно.

Сначала её заинтересовал запах свежей выпечки. Запах доносился со второго этажа и вызывал у посетителей магазина желудочные спазмы и приступы повышенного слюноотделения. Эти же симптомы проявились и у нас.

Мы рванули на второй этаж и обнаружили там уютное кафе на восемь столиков. Надо же, как здорово… Я раньше сюда не поднималась, только внизу головой крутила, пытаясь найти источник запаха, от которого можно было потерять сознание.

Сейчас время было удачное: для завтрака поздно, для обеда — рано, поэтому половина мест в кафе пустовала. Мы подошли к витрине, выбрали себе угощения: один конвертик с грибами, один — с капустой, один — с маком, один — с творогом. Поскольку попробовать хотелось по максимуму, а желудки у нас всё-таки не резиновые, мы с Липой договорились брать по одному пирожку на двоих, но зато — каждого вида. И ещё заказали пузатый чайник зелёного чая. Чёрт его знает, почему зелёный чай стал вдруг так популярен в нашей далеко не самой жаркой стране, но в последнее время пить чай обычный, чёрный, считается чуть ли не моветоном.

Расположились за столиком, переполовинили пирожки и стали благоговейно вкушать воздушную выпечку.

— Как ты думаешь, Аня, эти диверсии в адрес Игната будут продолжаться ещё долго? — светским голосом спросила Липа, изящно держа на отлёте чайную чашечку.

Я закашлялась и погрозила ей кулаком:

— Да ну тебя совсем, ненормальная! Поесть спокойно не даёшь. Я же сейчас чуть не подавилась! Вот вполне могла бы случиться первая жертва неизвестного террориста… То-то бы порадовался незнакомец!

— Или незнакомка…

— Что ты хочешь этим сказать?

— Да ничего конкретного, просто так, перебираю версии. Игнат ведь такой… Он такой… — У неё даже слов подходящих не нашлось. — В общем, я думаю, здесь вполне может быть замешана женщина.

Да уж, голодной куме — одно на уме… Кошка влюблённая!

Я вздохнула:

— Липа, мы с тобой только что посетили одну женщину, которую ты с утра подозревала в умышленном поджоге. И что выяснилось?

— А ничего не выяснилось, — спокойно сказала Липа, откусывая микроскопический кусочек творожного конвертика. — Маня говорила о своём хозяине, о каких-то конфетах, которые для неё покупает какая-то Степанида, но всё это не имеет никакого отношения к ночному происшествию.

— Так ведь и я тебе об этом говорю!

— Мы с тобой смотрим на ситуацию как бы из разных углов комнаты, поэтому и картину видим разную. Мне понятно твоё желание выгородить подружку, но какие у тебя для этого есть основания?

— А какие у меня есть основания, чтобы эту подружку подозревать?

— Ну, например, такие: Маня появилась в непосредственной близости от Игната раньше, чем ты, и вполне могла успеть положить на него глаз.

— Да она глаз своих с Сашурки не сводит! Ты ещё скажи, что её специально заслали иностранные террористы!

— Нет, так далеко я в своих прогнозах не захожу, но к Игнату она вполне может питать нежные чувства, хоть и не афиширует это.

— Ну да, настолько нежные, что всё время пытается его убить? Зачем же ей это надо?

Липа подумала пару секунд:

— Ну, например, по принципу: «Так не доставайся же ты никому!».

— У-у-у… — скривилась я. — Приехали. А других версий у тебя нет?

— Нет пока, — вздохнула она. — Но я ещё буду думать и наверняка что-нибудь придумаю.

— Знаешь, если все твои придумки будут выполнены в этой же манере, то лучше не надо.

— Что не надо?

— Заниматься этим не надо.

— Так ты же сама просила! — удивилась Липа. — Ты вызвала меня срочно сюда, чтобы я помогла тебе в расследовании этого запутанного дела!

Точно. Я и забыла. И что мне теперь делать? Извиниться и сказать, что я передумала? Неудобно как-то…

Тогда я сказала:

— Слушай, подруга, мне тоже очень нравится здесь чаёвничать, но я всё-таки на работе. Доедай свой пирожок и пойдём делать закупки для Игната.

Тут уж я не просчиталась. Магическое слово «Игнат» моментально возымело действие, на которое я и рассчитывала. Для Игната Липочка была готова на всё. Она была готова бежать за покупками, даже не доев восхитительный пирожок. Но я же — не садистка. Я сказала, что вполне могу подождать, пока она закончит трапезу.

Трапезу она закончила мгновенно.

Мы спустились на первый этаж, взяли тележку и неспешно покатили по торговому залу. Липочке было интересно абсолютно всё. У меня сложилось стойкое впечатление, что это не я, а она — девочка из деревни, впервые попавшая в городской магазин.

— Липа, в вашем городе что, нет супермаркетов?

— Есть, конечно, — пожала она плечами. — Но мы пользуемся обычным гастрономом. Он находится буквально в ста метрах от нашего дома.

— Но ведь супермаркет удобнее! Можно вообще один раз в неделю затариться, и потом всю неделю чувствовать себя человеком.

— Да, безусловно. Если есть машина. А в руках-то много не унесёшь! Особенно если до дома — далеко. А гастроном наш, говорю же, совсем рядом.

Я вспомнила, как в первые дни работы буквально руки обрывала пакетами с покупками, хотя этот супермаркет находится тоже не так чтобы очень далеко от дома, и согласилась с Липой, хотя и удивилась:

— У вас что же, нет машины?

Она пожала плечами:

— Нет… Да зачем она нам?

— Ну, на этот вопрос так сразу не ответишь… Я так думаю, в любом случае может пригодиться. И твой богатый и офигенно крутой братец мог бы и подсуетиться…

— У нас дома прав ни у кого нет.

— Подумаешь, проблема! Сейчас столько автошкол пооткрывалось, выбирай любую!

— Аня, да что ты пристала! — рассердилась она. — Я не хочу никакой машины, мама тоже вряд ли будет её водить. Даже папа не мечтает об автомобиле!

— И папа не мечтает?.. Это серьёзно…

Я решила больше не доставать её по вопросам, которые не имеют никакого значения в моей жизни. Вместо этого я с радушием хозяйки стала водить её по разным отделам, рассказывая, что и где я покупаю, что любит Игнат, а что терпеть не может. Она с интересом слушала всю эту бредятину. Кто его знает, может, и пригодятся ей эти сведения. Чем только чёрт не шутит, когда бог спит…

Потом я вспомнила, что надо купить рис. Уж сегодня-то он наверняка есть в продаже!

Мы пошли к тому отсеку, где продавались крупы и макаронные изделия. В ячейке с надписью «Рис» сиротливо лежал одинокий полукилограммовый пакетик. Да что же это такое? Неужели мы снова вступили в эру тотального дефицита? Ну, может не тотального, но второй день подряд риса в продаже нет! Или почти нет.

Я коршуном кинулась на этот одинокий пакетик, столкнувшись в полёте с крепенькой бабулькой. Бабулька оказалась не робкого десятка и выхватила добычу из моих рук под изумлённое «ах!» Липочки. Я оторопела от такой наглости и на секунду потеряла контроль над ситуацией, что позволило резвой старушке бросить пакетик с рисом в свою тележку. После этого она как ни в чём не бывало засеменила по залу.

— Стой здесь, — сказала я Олимпиаде и пошла вслед за нахальной пожилой налётчицей.

Догнав её, я не стала с ней драться и даже ругаться. Скандалить, выяснять отношения публично, в людном месте — фи, мы не так воспитаны! Я просто прошла мимо её тележки и в тот момент, когда она через очки придирчиво изучала этикетку на банке с консервированным зелёным горошком, просто незаметно взяла из тележки пакет с рисом — благо, он лежал прямо сверху.

Потом вернулась к Липе и молча положила рис в нашу тележку.

— Жалко бабушку, — свела бровки домиком Липа.

— Такую-то? Эту бабушку можно оставлять в доме вместо собаки и сигнализации сразу. У неё — враг не пройдёт!

— Но тебе же удалось её перехитрить… А она надеется, что рис у неё есть…

— Знаешь, Липа, я уверена, что ей не рис был нужен, вернее, он не так уж ей нужен; гораздо важнее для неё было заполучить именно этот пакетик, потому что он — последний. Ну, знаешь, есть такая категория людей: когда всего полно — им ничего не надо; а как чего-то не хватает, им тут же подавай именно это!

— Откуда ты знаешь? Может, у неё от этого пакетика зависит что-то важное в жизни! Давай отдадим пакет ей, — попросила Липа жалобно.

— Ой, я тебя прошу, что может зависеть от пакета с рисом? Ну, принесёт она его домой, выложит в шкаф, где лежит ещё две тонны таких же точно пакетиков…

— А вдруг ей приказала купить рис дочка или внучка? Или обе сразу? Ну, например, они худеют и сидят на рисовой диете, — стала вдохновенно фантазировать Липа.

Я молча вынула из нашей тележки злосчастный пакетик и протянула ей.

— Что?.. — не поняла она.

— Возьми, отнеси бабушке. Будешь считать, что подала несчастной милостыню, и теперь тебя ожидает рай на небе и счастье на земле.

Она взяла пакетик, спрятала его за спину и пошла в сторону зловредной бабки, отрешённо глядя на полки с товаром. Улучив момент, когда бабуля снова отвлеклась на изучение очередной этикетки, она тихонько сунула пакет в её тележку. Надо сказать, проделала она это мастерски. Бабуля вообще ничего не заподозрила. Окружающие тоже ничего не заметили. Ну, по крайней мере, нам так показалось.

Вернувшись, она сказала:

— Знаешь, кажется, ты была права. Этот божий одуванчик не так прост, как я подумала вначале. Я же думала, что у неё просто нет денег на что-то более дорогое, чем крупа, а сейчас глянула в тележку — мама дорогая, чего там только нет! Такие деликатесы, что ой-ой…

Я хмыкнула:

— Ну, а я тебе что говорила? Просто у неё хобби такое — забирать всё последнее. Или она чемпионка в новом виде спорта: «Ну-ка, отними!». Сегодня она победила, потом я вернула себе её приз, но ты отдала этот приз обратно победительнице. Что ж…

Договорить я не успела, потому что и к нам, и к бабульке одновременно подошли супермаркетовские охранники — молоденькие ребята в чёрной униформе.

Наш сказал, обращаясь к Липе:

— Вы только что подложили что-то в тележку вон той гражданке. Что это было?

— Бомба, — сказала я с улыбкой, желая выручить подружку.

Ой, лучше бы я так не шутила… Паренёк тут же поднёс к губам рацию и вполголоса сказал в неё:

— Попытка теракта.

Ох, что тут началось… Во-первых, к нам со всех сторон стали стягиваться ребятушки в такой же чёрной униформе; во-вторых, нас с бабулькой заставили сблизиться тележками.

Тот охранник, который «опекал» бабку, сказал ей:

— Вот эта гражданка, — он указал на Липу, — только что положила нечто в вашу тележку. Давайте посмотрим, что это. А вы на всякий случай отойдите подальше.

— Положила?! — завопила бабка, узнав нас. — Да это же она, оторва, рис у меня вытащила! Вытащила, а не положила!

Охранники посмотрели на неё с большим недоумением и стали перебирать содержимое тележек — её и нашей.

Достав пакет с рисом, один из охранников сказал:

— Этот, что ли?

— Этот, — подтвердила пожилая особа, мстительно сузив глаза. — А я вам что говорила?!

— Но пакет этот я достал из вашей тележки, — напомнил охранник. — У девушек же, наоборот, никакого риса в тележке нет.

— Нет, — дуэтом подтвердили мы.

Тётка пожала плечами:

— Ну, тогда я не знаю…

Поняв, что попала впросак, она выдернула свою тележку из рук охранника и покатила её к кассам.

Охранники дружно заржали и сказали нам:

— Девчонки, вы нас извините и не обижайтесь. Работа у нас такая. Сами знаете, что сейчас вокруг творится…

— Ага, знаем, — кивнула я. — И вы, значит, проявили бдительность и поймали террористок, да?

— Да ладно вам! Чего придираетесь? Говорят же вам — работа такая…

— Слушайте, а старший у вас есть?

— Есть. Я — старший по смене, — представился тот, кто только что перед нами извинялся.

— Ну, господин старший по смене, и посмотрите теперь вокруг, на дело рук своих, — сделала я широкий жест, обведя рукой всё пространство торгового зала. — Вы все здесь собрались, больше никто не следит за покупателями, и если в самом деле в магазине появятся террористы, им здесь — рай. Делай, что хочешь, потому что никто ни за чем не следит. Охранникам некогда, они девкам головы морочат, и по этой уважительной причине настоящих преступников никто не увидит.

— Камеры наблюдения увидят, — вступился за начальника один из удальцов в униформе. — У нас на камеру всё пишется. Там всё фиксируется, а потом можно будет материал просмотреть.

— Потом? — рассмеялась я. — Потом — это когда? После взрыва, что ли? Не рассчитывай. Камеру взрывом покорёжит, что ты там увидишь? Но даже если не покорёжит, какой смысл в такой записи? Ты, милый друг, должен теракты предотвращать, а не кино потом смотреть!

Липочка молча выслушала мой монолог, потом потянула меня за рукав и жарко зашептала в ухо:

— Пойдём отсюда побыстрее, а то ещё арестуют нас…

Я не стала вступать с ней в пререкания и покатила тележку к выходу.

У каждой кассы были покупатели, поэтому у нас было время спокойно доругаться.

— Чего ты с ними связалась? — пеняла мне подруга.

— Но ведь я была права!

— Права, не права, — какая разница? Инцидент исчерпан, нас отпустили, и спасибо им за это!

— Липа! — ужаснулась я. — И это говоришь ты, современная образованная девушка?! А где же твоё революционное правосознание, где твоя принципиальность, гражданская позиция? Тебя ни за что ни про что задержали, обвинили, унизили подозрениями, потом милостиво отпустили, и ты этому радуешься? Нельзя же быть такой клушей, в самом деле!

— Ладно, пусть я несознательная, пусть я клуша, но если от правоохранительных органов можно уйти с наименьшими потерями, то почему бы это не сделать?

— Вот именно такая страусиная политика и приводит к тому, что некоторые чувствуют себя безнаказанно и многое себе позволяют! Ну какие же это правоохранительные органы? Просто ребята в униформе. Чего ты испугалась? Они, может, сегодня вахту несут, завтра товар разгружают, послезавтра — полы моют…

— Ну, это вряд ли… — пожала она плечами.

Тут подошла наша очередь. Я стала выкладывать перед кассиршей покупки, а Липочка те, что кассирша уже оприходовала, споро раскладывала в пакеты. Выяснение отношений прекратилось само собой.

Выйдя из супермаркета, мы пошли к машине, поставили пакеты в багажник.

— Может, вернёмся, ещё чаю попьём? — предложила Липа.

Я ужаснулась:

— Какой чай? Время обеденное, хозяин может прикатить в любую минуту, а чем я кормить его буду? Рассказами о том, как нас с тобой записали в террористки? Садись в машину, нам давно пора быть дома!

Проезжая по нашей улице, мы заметили знакомое платье: боевая бабулька бодро шагала по улице, намного опередив нас. Конечно, она ушла сразу, как только всё прояснилось. А мы-то ещё долго общались с местным спецназом…

Я толкнула локтем подругу и подбородком указала на бабульку:

— Смотри, ты так её жалела, а она вполне ещё может в армии служить…

Но веселье наше враз оборвалось, когда мы увидели, куда бабулька свернула. А свернула она к дому Ярошенко Павла Александровича. Я от неожиданности даже притормозила и съехала на обочину.

— Итак, это, по-видимому, и есть Степанида Степановна. Что ж, приятно познакомиться…

Липка прыснула и закрылась ладошкой.

Дома мы быстренько разобрали покупки и стали в четыре руки готовить обед. Тут позвонил Игнат:

— Аня, слушай, тут такое дело… У Сереги тоже неприятности. Ему кто-то окно выбил. Он не знает, куда обратиться, чтобы сделали всё быстро, за один день. А тебе, я помню, таких мастеров удалось найти. Дай телефончик, а?

— Да пожалуйста, с радостью! Пиши, — я продиктовала номер телефона фирмы, занимающейся пластиковыми окнами. — Только пусть там пригласит Андрея и скажет, что от меня.

— А что, без этого Андрей не поедет?

— Он-то, может, и поедет, да мне тогда ничего не обломится. А так я могу стребовать с него комиссионные за то, что подогнала клиента.

— Ох, Анька, и корыстная же ты, — вздохнул Игнат. — Не можешь бескорыстно помочь человеку?

— Серёге твоему согласна помочь вполне бескорыстно. А Андрюха пусть платит! Ты обедать сегодня будешь?

— Нет, только ужинать. Ну, пока…

— Пока-пока…

Поговорив с Игнатом, я скомандовала Липе:

— Вольно! Можно покурить-оправиться. Хозяин к обеду не приедет, будет только к ужину. Но нам самим обед не помешает.

Мы решили устроить пир горой, но в гомеопатических дозах. Нарезали себе немножко колбаски, немножко сырка, немножко овощей, поставили на стол немножко конфет и пирожных. Выбирая между кофе и чаем, вспомнили, что в природе существуют ещё и соки. К обеду мы вcкрыли томатный и ананасовый.

— Слышь, Липка, говорят, от ананасового сока худеют вроде…

— Это от ананаса худеют.

— Ну, я и говорю…

— А я тебе говорю, что от ананаса, а не от ананасового сока!

— Да какая разница?

— Большая. В ананасовом соке ананаса нет.

— А что же там есть? — удивилась я.

— Ты возьми в руки пакет и просто почитай, что там есть.

Я так и сделала. Взяла пакет и стала изучать. Господи, лучше бы я этого не делала… Выяснилось, что там присутствуют вода, сахар, консерванты, несколько разных красителей, ароматизатор, идентичный натуральному…

— Фу, гадость какая, — брезгливо отставила я пакет в сторону. — А Степанида-то далеко не дура! Она так внимательно изучала все этикетки… Я-то думала, что это она просто из вредности, а она умнее нас с тобой оказалась!

— Умнее тебя, — скромно уточнила Липочка. — Я всегда интересуюсь химическим составом продуктов.

— Прелестно! Когда мне удастся сбагрить тебе Игната, я буду спокойна: его жизнь окажется в надёжный руках!

Липочка покраснела и собралась что-то мне ответить, но тут раздался звонок в дверь. Мы глянули друг на друга округлившимися глазами.

— Я никого не жду, — прошептала я Липе.

— Я — тем более, — ответила она одними губами.

Звонок повторился ещё дважды. Слушать это противное дребезжание было выше моих сил. Пришлось идти открывать.

На пороге стоял… Кирилл.

— Ну, чего тебе? — спросила я, загораживая проход.

— А впустить меня не хочешь?

— Так хозяина нет дома, чего зря шастать…

— Ох, и распустилась ты… Мне хозяин твой вовсе без надобности. Мне Липка нужна.

Всё так же загораживая собою проход, я повернулась и проорала в сторону кухни:

— Ли-и-па-а!

— Чего? — донеслось из кухни.

— К тебе посетитель пришёл! Выйдешь к нему?

Липочка прибежала через секунду:

— Какой ещё посетитель? Ах, Кирюша, что же ты не предупредил? Заходи, заходи!

Но я стояла в проходе скалой.

— Чего ты? — удивилась Липа. — Дай же пройти человеку…

— Указания не было, — помотала я головой.

— Какого ещё указания?

— Ну, хозяин велел мне в его отсутствие в дом никого не пущать.

— Так это же Кирилл! — засмеялась Липа.

— А мне всё равно. Хоть папа римский. Никого — значит никого.

Кирилл стоял на крыльце, подпирая плечом стену, и молча наблюдал за нашей перепалкой.

Липочка растерянно хлопала глазами, силясь понять — это я так шучу или буквально на глазах схожу с ума.

Кирилл вынул из кармана мобилку, набрал номер и сказал:

— Игнат, объясни своему церберу, что я не кусаюсь. Она в дом меня пускать не хочет. Здорово же ты её выдрессировал!

И передал трубку мне.

Я взяла телефон и дурным голосом заверещала:

— Игнат, что происходит? Ты сказал, чтобы в твоё отсутствие я никого в дом не пускала, что я для этого здесь и нахожусь! А чего этот Барышев приходит, когда тебя нет, да ещё и обзывается?!

— Ну тихо, тихо! У него там, между прочим, сестра. Или она уже уехала?

— Нет, ещё здесь.

— Вот видишь… Впусти его в дом, ради бога, не устраивай шоу на крыльце. Может, людям надо поговорить!

— Ну ладно… Под твою ответственность! — пригрозила я Игнату.

Потом отдала мобильник Кириллу и отступила в сторону:

— Входи, ладно уж…

Он со вздохом покачал головой:

— И чего было выделываться?

Я предложила:

— Хочешь, захлопну дверь прямо перед носом?

— Не хочу.

Он шагнул в дом, где тут же попал в цепкие объятия сестры.

— Кирюша, не обижайся на Анечку, ладно? У неё сегодня просто настроение плохое, бабка одна испортила, — щебетала она, провожая братика на кухню. — Мы тебя сейчас обедом накормим!

— А можно ли? — с преувеличенной вежливостью осведомился Кирилл. — В отсутствие хозяина…

— Можно, можно, — успокоила его Липочка. — Мы вот только что сами собрались перекусить. Что ты хочешь? Я приготовлю.

Она так суетилась вокруг него, что мне было противно смотреть. Хотя… Она, конечно, имела все основания суетиться. Кирилл окружил сестричку невероятной заботой и вниманием, даже вот среди дня наведывается, чтобы убедиться, что всё у неё в порядке. А я по Федькиной милости вынуждена идти в услужение к чужому человеку, пока сам братец на диване валяется, вперив глаза в экран… Но опять-таки — всё относительно. Когда-то он обо мне заботился, зарабатывал деньги на моё обучение, теперь пришла моя очередь ему помочь.

В общем, пришлось мне свой обед прервать и заняться гостем. Я решила, что незваный гость вполне может обойтись без особых изысков, и сделала ему омлет из трёх яиц. Правда, предварительно обжарила на сковороде свежие шампиньоны с луком и беконом, а потом залила взбитыми яйцами. Честно говоря, получился маленький кулинарный шедевр.

Кирюха сначала от запаха чуть слюной не захлебнулся, а потом, попробовав, пробормотал:

— Божественно…

— Подумаешь, это что… Я ещё могу сделать омлет с мясом криля, могу с кабачками и баклажанами, могу с помидорами, — сообщила я, глядя в окно.

— Не сомневаюсь, — промычал он с полным ртом.

— А во время еды лучше не разговаривать, а то запросто можно подавиться. Кто тогда будет оберегать Липочкину честь?

Липка так и покатилась со смеху:

— Ой, Аня, умереть можно! Ты такая смешная, правда!..

Я сделала глубокий реверанс:

— Развлекать гостей — тоже моя обязанность.

Кирилла-то я накормила, но самой поесть не удалось. А он, как назло, расположился за столом так, будто решил остаться здесь навсегда.

Ещё не хватало!

Я спросила его:

— Тебе чай или кофе?

— Мне всё равно.

— Тогда чай.

— А почему не кофе?

— От кофе прыщи по лицу пойдут.

Липочка брезгливо сморщилась, зато Кирюха перестал строить из себя барина и заткнулся.

Сунув в чашку пакетик «Липтона», я залила его крутым кипятком и поставила перед гостем. Пей быстрее да проваливай уже!

Но не тут-то было! Сначала он не пил чай, потому что тот, видите ли, ещё плохо заварился. Потом, когда жидкость в чашке стала уже цвета ваксы, он его не пил, потому что чай был слишком горячий. Потом Кирилл увлёкся разговором с сестрёнкой и о чае позабыл, а когда вспомнил, чай уже остыл и пить его смысла не было.

Отхлебнув из чашки, он, поморщившись, констатировал:

— Холодный, надо же… Аня, сделай, пожалуйста, мне новый.

— А этот куда?

— Как куда? Просто вылей…

— Куда вылить? В раковину? Или тебе на голову?

Липка снова прыснула, закрывшись ладошкой. Кирилл молча скрипнул зубами. А не будешь обижать слабых!

После этого он, понятное дело, гостевание своё тут же свернул и как-то молниеносно отбыл.

— Что же ты так брата моего обидела? — пожурила меня Липочка, впрочем, без особой строгости.

— А не будет твой братик больше издеваться надо мной. Ещё попытается — ещё раз получит отпор. И так до тех пор, пока не научится вести себя прилично. Подумаешь — важная шишка! Ты, Липа, объясни ему как сестра, что важную шишку он может изображать сколько угодно, но где-нибудь в другом месте. А здесь он — гость, причём незваный. Я и так ему одолжение сделала: и впустила, и накормила. Так чего он надумал из меня воду варить?

— Как ты сказала? «Воду варить»? Это как?

— А ты что, никогда не слышала такого выражения? — Она помотала головой. — Ох, беда мне с вами, городскими… Ничего-то вы не знаете, ничего-то не умеете! Ну, «воду варить» — это заниматься зряшным делом, недостойным, издеваться над кем-то. Ну, как сейчас Кирилл попытался издевнуться надо мной.

— Ага, над тобой издевнёшься, как же… Помогай бог тому, кто это надумает!

— Слушай, подружка, дай мне поесть спокойно!

Сама-то она покушала вместе с братцем, а я же их обслуживала! О том, что я тоже собиралась обедать, никто из них как-то даже и не вспомнил.

Я машинально жевала колбасу с пирожным и обдумывала, что бы мне приготовить на ужин. И на сколько человек этот ужин готовить? Я да Игнат — уже двое. Липочка домой пока не собирается — это уже три человека. Липочкин не в меру ответственный братец может к вечеру снова сюда подъехать — ну, типа сестрёнку проведать, — вот вам уже четверо. Да, и пострадавшего сегодня Серёгу со счетов сбрасывать нельзя. Обязательно же заявится ныть и жаловаться… А это уже пять человек!

А на пятерых еды надо приготовить много, понятное дело. Тем более с учётом того, что трое из ужинающих — молодые крепкие мужики с отменным аппетитом.

Хорошо, допустим, приготовлю я пир на весь мир! И что? Вполне может оказаться, что Кирилл, обидевшись на неласковый приём, сегодня больше не приедет. Игнат может остаться ужинать в центре, в ресторане, с каким-нибудь деловым партнёром. А Серёге сегодня и вовсе не до нас — он окно вставляет. Вот и останемся мы с Олимпиадой вдвоём вечерок коротать. И сколько мы съедим? Поклюём, как птички, а основная масса наготовленной еды останется на завтра-послезавтра, а это нехорошо, поскольку пища в идеале всегда должна быть свежеприготовленной.

Вот и думай, Анюта, вот и угадывай…

С Липой, что ли, посоветоваться?

Я пошла по дому в поисках подружки. Обнаружила её в гостиной. Уютно устроившись в кресле-ракушке, она включила телевизор, музыкальный канал, и теперь вполголоса подмурлыкивала старому клипу Мадонны.

И какой смысл с ней советоваться?..

Зазвонил телефон. Я думала, хозяин даст мне новые указания, и хотела как раз спросить его насчёт ужина. Но это оказался мой братец. Я поговорила с ним буквально минут пять, не больше, успокоила, что у нас всё в порядке, и пошла на кухню.

Поскольку мы с Липой купили сегодня свежие шампиньоны, я решила стушить картошку с грибами. Это блюдо очень хорошо в свежем виде, а назавтра, если останется, будет ещё вкуснее, поскольку картошка ещё больше пропитается грибным духом, и блюдо в целом от этого только выиграет.

Но в процессе приготовления я в который уже раз с грустью констатировала, что эти грибы грибами не пахнут совсем, и пришлось покрошить в варево пару бульонных кубиков с симпатичным грибочком на обёртке. Господи, куда мир катится? Натуральная еда, без химических усилителей вкуса, уже перестала быть для нас интересной. Читай состав на упаковках или не читай, а без глютамата натрия и красителей под общим именем «Е» — никуда. Весь мир словно с ума постепенно сходит, и я туда же! Вот бы бабушка расстроилась…

На запах в кухню прибежала Липа, заглянула в дверь, наполовину ещё находясь в музыкальном мире:

— А что это у нас так вкусно пахнет?

— Кубик грибной так вкусно пахнет, — честно ответила я. — А вообще-то на ужин у нас сегодня будет тушёная картошка с шампиньонами. Одобряешь?

Она радостно кивнула.

Бесхитростное дитя! Подружкой новой обзавелась — уже радость. Братец о ней побеспокоился — вторая радость. С любимым Игнатом на данный момент всё в порядке — ещё один повод улыбнуться.

Вот бы мне так научиться…

Игнат не стал оставаться на ужин в городе, домой приехал. Но тут же, прямо с порога, сообщил, что должен подъехать Серёга, поэтому есть он пока что не будет, подождёт бедолагу, которому нужны тепло и понимание.

Нужны, конечно, кто же спорит… Но от нас ли он должен их получить? Мы же сами настрадались в последние дни — будь здоров! У нас ведь тоже всё начиналось с разбитого стекла на кухне, а закончилось поджогом всего дома — правда, несостоявшимся. Да и закончилось ли?..

Я решила вопрос очень просто и быстро:

— Ты, Игнат, если хочешь ждать друга — жди, кто же против… А мы с Липой покушаем сейчас, чтобы потом вам не мешать, ладно?

Игнат согласился, но когда мы с Липой сели ужинать и по дому поплыл божественный запах, хозяин не выдержал и присоединился к нам.

Я ободряюще кивнула:

— И правильно, чего корчиться в голодных муках? А Серёга и в одиночку поест, без компании, если вообще есть захочет. До того ли ему сегодня?

Мы уже даже чай выпили, а Серёги всё не было.

Я пожала плечами:

— Вот видишь, что творится… Как хорошо, что покушал. А то ждал бы до сих пор у моря погоды, слюной бы исходил…

— Твоя правда, — согласился он. — Ну что, девочки, пойдём в гостиную, музыку послушаем?

— Отличная идея! — обрадовалась я. — Идите, я сейчас подойду, только крошки со стола смету…

Игнат с Липой отправились в гостиную, а я не спеша занялась уборкой кухни. Чего мне идти с ними? Третий, как известно, — лишний. Пускай эти великовозрастные подростки поворкуют наедине, пока их не настигло всевидящее око бдительного Кирилла.

Я спокойно убрала обеденный стол, перемыла всю посуду, подмела пол. Делать больше было нечего. Я позвонила Федьке, немножко с ним потрепалась. Потом включила приёмник, настроилась на «Русское радио» и села у окошка.

Заглянул Игнат:

— А ты чего к нам не идёшь?

— У вас там своя свадьба, у меня здесь — своя, — отмахнулась я. — Спасибо за приглашение, но музыку я лучше здесь послушаю. Я же всё-таки прислуга, мне вообще-то место на кухне.

— Да брось ты эти глупости! — возмутился Игнат.

Ну что ты ему скажешь? Не объяснять же бестолковому мужику, что танго втроём — вещь невозможная…

А тут и Серёга прибыл. Очень кстати!

Узнать Серёгу было трудно. Он осунулся, сник, смотрел как-то затравленно. Сначала молчал, потом, наоборот, стал говорить без умолку. И все его разговоры сводились к одной теме: «Как меня сегодня чуть не убили».

Игнат откровенно злорадствовал, чего раньше за ним не замечалось. В ответ на Серёгины стенания он отвечал с плотоядной ухмылкой:

— То ли ещё будет…

— Почему ты так говоришь? — нервничал бедолага. — Ты что, считаешь, эта история будет иметь продолжение?

— А почему нет? Меня вот уже сколько времени терроризируют, теперь, выходит, пришла твоя очередь!

— Что ты сравниваешь? — возмутился Сергей. — Твоя история тянется из другого времени и из другого города, но я-то при чём?

— Я не знаю, почему ты попал в немилость, но сегодня ночью чуть живьём не сожгли меня, Кирюху, Аньку и Пальму!

— Липу, — машинально поправила я, но на меня никто не обратил внимания.

Все оживлённо обсуждали ночные и дневные события, а я под шумок сервировала ужин для Серёги.

— А что, я один есть буду? — всполошился он. — Игнат, ты разве не составишь мне компанию? Я и выпить с тобой хотел, стресс снять…

— Я поужинал, не дождавшись тебя, — объяснил Игнат. — Уж больно кушать мне хотелось… Но выпить можно. Это я не откажусь. Тебе чего налить?

— А что у тебя есть под рукой? — оживился Серёга.

— Ну, не то чтобы под рукой, но погребок мой всегда полон, ты же знаешь! А я, пожалуй, выпью пивка.

Он вынул банку из холодильника, открыл и с удовольствием отхлебнул.

Серёга скривился:

— Я, знаешь ли, на коньяк рассчитывал…

— Так нет проблем! Сейчас же будет тебе коньяк. Какой желаешь? Французский? Армянский? Болгарский?

Серёга вздохнул:

— Да какой не жалко… Мне, в сущности, всё едино.

Хозяин принёс «Мартель». Бутылка была уже открыта, и Игнат, наливая гостю, ударился в воспоминания, когда и с кем он пил из этой бутылки. Прямо европейское воспитание у этого Игната…

Сергей поднял рюмку:

— Ну, чтобы у нас было как можно меньше поводов для печали. Чтобы все наши несчастья прошли, как сон пустой!

— Быть по сему, — согласился Игнат и чокнулся с ним пивной банкой.

После этого Сергей стал наминать картошку. Аппетит его не пострадал от нашествия варваров, разбивших окно и тем самым вторгшихся в его спокойную, размеренную, устоявшуюся жизнь. Съев первую порцию, он тут же попросил добавки, и коньяк подливал себе ещё три раза.

Наевшись, он слегка отдышался и жалобно спросил:

— Ну, хоть чаю со мной кто-нибудь попьёт?

— Я — нет, — отказался Игнат. — Какой же чай после пива?

— А девчонки? — с надеждой повернулся к нам Сергей.

Мы с Липой тоже отказались, сославшись на то, что если девушка строго блюдёт свою фигуру, после семи часов вечера она ничего не ест и не пьёт. А нам наши фигуры дороги, и повода отступать от правила мы не видим.

В общем, чай несчастный Серёга хлебал тоже в полном одиночестве.

Накушавшись чаю, он вздохнул и, с надеждой глядя в глаза Игнату, спросил:

— А мне можно остаться здесь ночевать?

Тут я взвилась с места и завопила:

— Ни за что! Вчера Кирилл, сегодня ты… У нас тут не постоялый двор!

Три пары глаз уставились на меня с недоумением.

Я убавила силу звука и объяснила:

— Ну, чего смотрите? У меня на такое количество постояльцев простыней нет. Вчера пришлось новый комплект пустить под Барышева. Сегодня Барышев не ночует, слава богу, так этот просится! Так я на Кирилловы простыни Липку уложу, не велика барыня, к тому же — родной брат, как-никак… А если Сергей останется, где мне бельё новое брать? И что, нам с Липой опять вдвоём на одной кровати ютиться?!

— Ой, так я сейчас же сгоняю в круглосуточный супермаркет, привезу новый комплект постельного белья. Даже два комплекта. И кровать раскладную, если надо. Ну, раскладушку. Подумаешь, проблема! — оживился Сергей.

А ведь он и вправду может так сделать! Вот уж одолжит…

Но тут вступил Игнат:

— Да дело вовсе не в простынях! Тут, понимаешь, такое дело… Ты боишься у себя ночевать, да? — Сергей молча кивнул, не поднимая глаз. — Но, оставшись у нас, ты можешь, что называется, попасть из огня да в полымя…

— Это как это?..

— Да я же тебе рассказывал, что у нас ночью было! Забыл разве?

Серёга смутился:

— Честно говоря, за моими несчастьями у меня твои — из головы вон…

Тут мы в три голоса наперебой стали рассказывать Сергею события вчерашней чересчур бурной ночи. Он внимательно слушал, не перебивал. Мало ли, вдруг эти сведения и ему пригодятся… Вдруг и ему придётся пережить нечто подобное, ведь никто ни от чего не застрахован. Правда, поджечь со всех сторон дом Серёги будет весьма проблематично, поскольку в его доме девять этажей и четыре подъезда. Однако на свете чего только не случается…

Выслушав нас, он подумал и решил:

— Знаешь, Игнат, я всё-таки на ночь здесь останусь. Мне даже отдельная спальня не нужна. Можно в гостиной на диване. Можно даже без простыней. Я просто пледом укроюсь, вот и ладно.

— Ты такой трусливый? — изумилась Липочка.

Серёга покраснел:

— Не в трусости дело. Просто я четыре рюмки коньяка выпил, и садиться за руль не рискую.

Я удивилась:

— Надо же, какая сознательность! А не ты ли полчаса назад предлагал сгонять в магазин за раскладушкой и постельным бельём? На машине, между прочим…

Чтобы мы втроём не разругались окончательно, Игнат поднял обе руки, призывая нас к порядку:

— Не хочешь за руль — не надо. Но и здесь я тебя оставить не могу. Рискованно очень. Нам не нужна бессмысленная жертва. Я тебе сейчас такси вызову. А машину можешь здесь оставить, ничего с ней за ночь не случится.

Но Серёга на вариант с такси не согласился. То ли машину оставить без присмотра боялся, то ли на самом деле был не так уж пьян. Так и не выпросив у хозяина дома разрешения остаться на ночь, он отбыл в родные пенаты. На родной же машине.

— А чего он так хотел остаться? — удивилась бесхитростная Липочка, как только его хвостовые огни исчезли в ночи. — И чего ты, Игнат, не разрешил ему остаться?

— Ой, Липа, святая ты простота, — вздохнула я. — Страсти вокруг тебя кипят, а тебе и невдомёк…

— Ну, вряд ли страсти кипят именно вокруг меня, — повела она плечиком. — Взрывают-то не меня, а других…

Я снова вздохнула:

— Из-за тебя только что два самца лбами сшиблись, а ты и не поняла? Серёга не такой уж трусливый, чтобы бояться ночевать в собственном доме. И он, заметь, не просился переехать к Игнату насовсем. Он, мне кажется, хотел сегодня здесь остаться из-за твоих прекрасных глаз.

— Глупости! — вспыхнула Липочка.

— А вот Игнату так не показалось… Сама же была свидетельницей, как настойчиво он выпроваживал отсюда друга верного!

— Игнат, да скажи ты ей, чтобы чепуху всякую не болтала! — обернулась она к тому месту, где минуту назад находился Игнат.

Но того уж и след простыл. Как только я стала называть вещи своими именами, он предпочёл незаметно слинять из кухни.

Тогда возмущённая до предела Липа снова обернулась ко мне:

— И что за стих на тебя нашёл? Глупости такие выдумываешь, просто слушать невозможно!

— Правда редко кому нравится…

— Ты можешь сколько угодно считать свой бред правдой, но это ничего не изменит. Бред так и останется бредом. Или ты просто дразнишься? — осенила её внезапная догадка.

— Хм, больно надо мне тебя дразнить… Просто ты, как всегда, прячешь голову в песок, уходишь от реальности!

— Слушай, Аня, зачем ты завела разговор на такую скользкую тему, да ещё и при Игнате? — продолжала она горячиться. — Ему же это неприятно, сама видишь! Да и мне неловко…

— Ты спросила, я ответила… Чего проще?

Она задумалась:

— Ты в самом деле считаешь, что Сергей… Ну…

— В самом, в самом! А иначе зачем ему так нагло набиваться в гости? И зачем бы Игнат так старался выставить его за дверь?

— Нет, не может быть, — продолжала она не верить мне. — Мы же все знакомы, считай, с моего рождения. Целых двадцать пять лет! Подумать страшно… И он столько времени ждал? С какой стати?..

— А может, он только что разглядел красоту твою неземную?

— Опять же — с какой стати? Чего вдруг?

Я развела руками:

— Психология мужчин вообще не поддаётся изучению… Но я могу предположить, что ты раньше действительно мало его интересовала. — Она согласно кивнула. — Но ведь раньше ты никого особо не интересовала, и он по этой причине не видел в тебе объекта охоты. А теперь, обнаружив, что Игнат положил на тебя глаз, да и ты имеешь на него определённые виды, Серёга возмутился, что кореш обошёл его, и тоже решил за тобой приударить. То ли в надежде на победу, то ли просто ради прикола… Но не тут-то было! Игнат стоит на страже своих интересов! Видала, как он оборонял свою территорию и свою женщину? Прямо классика жанра, не находишь?

Но она сейчас думала не о жанрах. Зардевшись, как маков цвет, она в мыслях смаковала применённое к ней выражение «своя женщина». Я видела, что это и радует её, и пугает одновременно.

Решив, что на сегодня хватит уже эмоций, я предложила Липе идти спать. Уложила я её в гостевой спальне, велела приоткрыть на ночь окно и прислушиваться: нет ли подозрительных звуков.

Но потом, лёжа в своей спальне, пожалела о сказанном: эта дурёха может понять мои слова буквально и ещё, чего доброго, и впрямь не сомкнёт глаз ночь напролёт! С неё станется…

Сама же я провела ночь на редкость спокойно, выспалась замечательно и встала очень рано, как только птички защебетали, приветствуя зарю.

На завтрак мне захотелось приготовить что-то неизбитое. То есть не омлет, не яичницу, не «овсянку, сэр» и не пошлые бутерброды к чаю. Надо сделать что-то лёгкое, вкусное и нетрадиционное одновременно. И чтобы не занимало много моего драгоценного времени.

Присев к окошку, я задумалась. В голове назойливо толпились многочисленные разновидности омлетов и яичниц. Ну, как назло… Вот вчера днём я приготовила Кириллу омлет с грибами. Это вкусно, но это было только вчера. Настоящий художник не позволяет себе повторяться! Ещё я похвасталась ему, что могла бы приготовить яичницу и с кабачками, и с помидорами, и с баклажанами…

Стоп! Кабачки! А что, если мне сейчас сделать оладьи с кабачками? Вот вам и свежее решение!

Я почистила три молоденьких кабачка, натёрла их на тёрке, отжала сок. Яйцо я решила взять только одно, чтобы оладьи случайно не превратились в омлет. Яйцо я посолила от души, хорошенько взбила и вылила в кабачковую массу. Потом сыпанула туда муки — немного, только чтобы вязкость появилась. Ну вот. Вроде бы всё сделала по правилам. Можно жарить.

Сковородку я достала очень шумно, а достав, ещё немного погремела посудой. Будем считать, что это у нас такой гонг. Народу уже просыпаться пора. Будить их они меня не просили, но ведь сегодня — рабочий день, и утро уже не такое уж раннее… А иначе для кого я оладьи готовить буду?

Уже через минуту оладьи на сковородке уже весело пели-шипели. Подтянулись и Липа с Игнатом.

— Ой, Анечка, ты уже хлопочешь, а я тебе не помогаю… — смутилась Липочка.

— Так ведь работа у нас такая, — философски заметила я, переворачивая лепёшки на другой бок. — Ты в гостях, я на службе. Да я встала уже давно! Я вообще рано встаю. Жаворонок я, вот беда какая…

— Ты героиня! — восхитилась Липа.

— Я несчастный человек. Я всегда встаю вместе с солнышком. Зимой-то ещё ладно, иногда могу часов до семи поспать, а летом — просто беда: то в шесть утра у меня подъём, а то и в пять… Особенно обидно бывает в выходные. Люди вокруг спят до полудня, а я ищу себе занятие. Это просто счастье, что мне нужно готовить завтраки Игнату. Всё-таки какое-никакое, а занятие… Не то мне хоть помирай со скуки!

За приятной беседой и оладьи подоспели. Я выложила их на блюдо румяной горкой, поставила на стол, подала сметану и свежезаваренный чай.

— А варенья что, не будет? — удивился ещё не до конца проснувшийся Игнат.

— Это солёные оладьи, — объяснила я. — К ним прекрасно идёт сметана, но уж никак не варенье. Если хочешь, завтра я испеку оладьи сладкие и подам к ним и варенье, и мёд, и даже конфеты, если пожелаешь!

— Ладно, — легко согласился Игнат и приступил к завтраку.

Зазвонил телефон. Я, как заправская горничная, сорвалась с места и схватила трубку.

— Кому там неймётся в такую рань? — недовольно пробурчал Игнат. — Неужто на Серёгу опять напали?

Но это оказался мой братец. Я выслушала его бессвязную речь, перемежаемую истерическими всхлипами, успокоила, как смогла, пообещала выполнить его просьбу и положила трубку.

— Федя звонил. Просит, чтобы я сегодня же прибыла домой.

— И у вас там что-то случилось? — поднял брови мой работодатель. — Надеюсь, не взрыв и не поджог?

— Нет-нет, никакого криминала, — поспешила я успокоить работодателя. — Просто братец мой приболел, а мужчины не умеют болеть в одиночку. Им обязательно подавай сестру милосердия! Лучше всего — родную мать или заботливую бабушку. На крайний случай и родная сестра сгодится. Думаю, он попросту капризничает, но мне лучше всё-таки туда съездить. Скорее всего, у него просто температура повысилась до угрожающей цифры тридцать семь и одна десятая. Братец у меня — начальник паники. Он при такой температуре всегда собирается умирать. Думаю, он уже сочиняет в уме проект завещания.

— Что же он может тебе завещать? — прыснул Игнат. — Разве что долги…

— Не скажи, не скажи… Дом наш хоть и старый, а денег стоит! Да капризничает Федька! Или просто соскучился. Но я всё-таки съезжу, узнаю, как дела, а то душа весь день не на месте будет.

— А как же дом? — растерялся Игнат. — Кто здесь караулить будет?

— Ну, Липа покараулит. Да, Липочка? — Она молча кивнула, не отрывая глаз от вымазанной сметаной тарелки. — А заодно и на обед что-нибудь приготовит. Я вернусь уже завтра. Не скучайте тут без меня, ладно?

Игнат оторопел. Такого коварства он не ожидал. Он вдруг сообразил, что практически на сутки остаётся один на один с Липочкой. Ну, какое-то время он может скрываться на работе, но ведь не сутки же напролёт! Да и оставить на ночь гостью в доме одну невозможно. И опасно, и просто некрасиво.

— Может, мне лучше домой уехать? — пискнула Липа.

— Не вздумай! — погрозила я ей пальцем, как маленькой. — Ты разве ещё не поняла, что этот дом ни на минуту нельзя оставлять без присмотра?

— Так есть же сигнализация… — вставил свои пять копеек Игнат.

Вот дурак!

— И сильно она тебе помогала до сих пор?

— Не сильно, — согласился он.

— Ладно, дети, ничего не бойтесь. Я мысленно с вами. Если что — звоните в «службу спасения». А я поеду братика спасать.

— Ты машину-то возьми! — крикнул мне вдогонку Игнат. — А то на электрички и троллейбусы полдня угробишь!

— Ну-у, не знаю… — засомневалась я. — Может, не стоит будоражить общественное мнение? Весь посёлок переполошится…

— А ты просто не обращай ни на кого внимания, — посоветовал мне Игнат. — В конце концов, пусть видят, что ты нашла себе приличную работу и даже получила разъездной автомобиль. Пусть обзавидуются!

— Обзавидуются — не то слово, — покачала я головой.

Очень мне не хотелось ехать в посёлок на своей машине, но как хозяина ослушаться? Что ж, придётся переполошить народ…

Приехав в родные стены, я застала Федю в добром здравии, но в прескверном настроении. Как я и предполагала, он просто соскучился и пожелал посмотреть на меня, лично убедиться, что я здорова и весела. Чтобы не расстраивать его и не злить, я решила сегодня не перечить по пустякам, делать всё, чтобы его настроение улучшилось.

Мы с ним три часа смотрели записи на видике. Потом я пошла на кухню, отстояла обязательную вахту у плиты. Вечером мы гуляли в роще и у пруда. Я была несказанно рада такому неожиданному выходному дню посреди недели. Нет, всё-таки Федя мой — не просто оболтус. Он — любящий и очень заботливый брат. Он для меня — самый лучший друг. Он для меня — единственная опора в этой жизни. А я — для него. Это нам бабушка внушила. А бабушка наша права была всегда.

Утром я, как и обещала Игнату, отправилась в город. Было очень рано, улицы ещё пустовали. Интенсивное движение обычно начинается часа через полтора. Я спокойно ехала по улицам и напевала себе под нос незатейливую песенку — почему-то из «Битлз» — и очень жалела, что в моей зелёной каракатице-развалюшке нет приёмника. С песней по жизни и шагать, и ехать куда веселее!

Подъезжая к месту, я обнаружила, что напротив дома Игната стоит чужая иномарка с затонированными стёклами. Судя по всему, хозяин её спит себе преспокойно и думать не думает о том, что его машина может кому-то помешать.

Ну, и куда прикажете мне парковаться?

Пока я размышляла, как же мне быть в нештатной ситуации, колымага моя вдруг перестала слушаться руля, пошла юзом и со всего размаху впечаталась своим носом в морду иномарке!

Я налетела грудью на руль, и мой сигнал истошно взвыл. Тут же откуда-то вынырнула патрульная машина и покатила прямо на нас. Оттуда высыпали милиционеры.

Один мент подбежал ко мне:

— Вы живы? Вам нужна помощь?

Совершенно обалдевшая, я только и смогла, что отрицательно покачать головой: нет, не нужна.

Ещё двое ментов подбежали к иномарке, стали заглядывать в чёрные окна, силясь разглядеть, что творится внутри, и дёргать двери.

К нашей живописной группе уже бежал Игнат — в домашнем халате и тапочках на босу ногу, а в окошко холла стучала Липочка и призывно махала мне рукой.

Я вылезла из машины и двумя руками сжала голову, чтобы она не распалась на две половины.

Игнат подбежал ко мне, схватил за плечи, крутанул меня на месте:

— Ну, как ты?! Живая? Что болит?

— Душа болит, — скривилась я. — Смотри, к иномарке приковано всё внимание нашей доблестной милиции, а на меня они — ноль внимания. Никакого почтения к отечественному автомобилю и ко мне лично!

К этому времени милиционерам удалось вскрыть двери иномарки и заглянуть внутрь салона. Ой, что тут началось…

По рации эти менты вызвали на подмогу других. Тут же, откуда ни возьмись, появилось ещё две их машины. Из иномарки служивые извлекли двоих нестарых мужичков, а в придачу к ним — пистолет с глушителем и винтовку с оптическим прицелом.

У Игната спросили, знакомы ли ему эти люди. Ну, спросили так, для проформы, потому что никого из них он не знал, а вот во внутреннем кармане одного из обитателей иномарки была большая, очень качественная фотография Игната.

Из дома выпорхнула Липочка и, схватив меня в охапку, потащила внутрь. Милиционер протестующе поднял руку, препятствуя моему отступлению, но Липа замахала на него: потом, всё потом, никуда мы из дома не денемся!

Затащив меня в дом, она поволокла меня в гостиную, уложила на диван и побежала в кухню. Вернулась с полной рюмкой валерьянки и заставила всё залпом выпить. Запах по дому поплыл такой, что я пожалела, что Игнат не держит в доме кошек. Вот был бы у животных праздник!

Когда я немножко пришла в чувство, Липа принесла мне горячего чаю с мёдом и, обняв за плечи, прошептала:

— Ты сейчас ни о чём не думай, не переживай. Игнат всё уладит. И даже штраф заплатит, если надо. А может, и не придётся ничего платить. У этих, в иномарке которые, оружие нашли. Может, они бандиты? Может, они в розыске? Тогда ты оказала неоценимую услугу родной милиции. Тебя не будут наказывать за ДТП, а наоборот, поблагодарят…

— … и часами наградят, — согласилась я. — С надписью: «Юному помощнику милиции».

— А ты не остри! Ты лучше чай пей, в чувство приходи.

Я послушно пила чай и приходила в чувство.

В общем, народная мудрость права: если день не задался с утра, так до самого вечера ничего хорошего не жди.

День этот прошёл так бурно, что по сравнению с ним знаменитый «безумный день», когда женился Фигаро, — это очень спокойный, размеренный и даже сонный день.

Было много крика, беготни, двери в доме то и дело хлопали, милиционеры приставали к нам по поводу и без. Прибыл глава охранного агентства Феликс и долго общался с ментурой, закрывшись в кабинете Игната.

Я, выпив в три приёма целый пузырёк валерьянки, валялась на диване в гостиной, и окружающая меня действительность казалась мне сном. Я без всякого любопытства следила за перемещениями по дому различных людей — и в милицейской форме, и в гражданской одежде. Без интереса слушала обрывки разговоров. Без всякого удовольствия пила успокоительный чай из мелиссы, который мне то и дело подсовывала Липочка. О еде я даже думать не могла.

Впрочем, о еде в этой нервозной обстановке не мог думать никто, и это было для меня замечательно. А не дай бог, кто-то бы проголодался!.. Готовить еду — моя обязанность, а до того ли мне теперь?

В конце этого суматошного дня мне было позволено уехать к себе в посёлок. Конечно, не могло быть и речи о том, чтобы я сама села за руль. Игнат предложил вызвать мне такси, но один из сотрудников Феликса взялся меня подбросить до посёлка, поскольку ему тоже надо было ехать примерно в те же края.

Уезжая, я шепнула Липочке:

— Береги Игната, не спускай с него глаз! И сама не вздумай отсюда уезжать!

— Я бы, честно сказать, с радостью отсюда уехала, но, во-первых, я вроде бы являюсь свидетельницей, а во-вторых, этот Феликс на завтра назначил всеобщее собрание здесь, в доме. Мне велел Кирюшу тоже позвать. Ой, как мне не хочется брата сюда приплетать… А ну как Феликс захочет обвинить моего брата во всех преступлениях сразу? Что тогда делать мне?

— Когда это «тогда»? — не поняла я.

— Ну, если Кирилла назначат главным подозреваемым, мне же придётся встать либо на сторону брата, либо на сторону Игната. Надо будет выбирать, а как тут выберешь?..

Да, это большая проблема для каждой влюблённой девушки…

Я ободряюще похлопала её по руке:

— Ну, бог милостив… Авось и выбирать-то не придётся…

Она поёжилась:

— Хорошо тебе говорить… Тебя никто ни в чём не подозревает и не обвиняет!

— Ага, точно. Ну, кроме аварии, повлекшей за собой порчу чужого имущества — иномарку, в которую меня угораздило врезаться. Но это, конечно, не в счёт…

Липа закручинилась:

— Да, Аня, тебе не позавидуешь, это точно… Не дай бог, «наедут» на тебя бритоголовые братки, заставят компенсировать им ущерб… Где тебе столько денег взять?

— Ты же сама говорила, что, может, ничего мне не будет, раз уж этих, из иномарки которые, в тюрьму поволокли за оружие! — напомнила я.

— Ну, этих скрутили, но они же не в одиночку на белом свете обретаются, — справедливо заметила Липа. — Наверняка же есть кому о них побеспокоиться. И о них самих, и о машине…

— Слушай, подруга, ты мне тут страху не нагоняй! — рассердилась я. — Мне сейчас и так небо с овчинку кажется!

Тут работник агентства меня поторопил, и мы с Липой разговор свой свернули. Она побрела обратно в дом, а я поехала в свой посёлок.

Дома, поздно вечером, я сказала Феде:

— Ну, в свете последних событий кажется мне, что пора уже прекращать работу в том доме. Не иначе как на нём проклятие… Или ты против?

— Не против. Можешь завтра туда съездить, вещи забрать и получить окончательный расчёт. Хватит, наработалась уже!

Подойдя к моей кровати, он заботливо поправил мне подушку, как маленькой.

Я согласно кивнула и зарылась в одеяло. Хорошо бы мне приснилась бабушка!.. Она мне часто снится. Сны эти никакие не вещие, ни о чём не предупреждают, ни к чему не ведут. Просто мне снятся сценки из прошлой жизни, из моих детских лет, когда бабушка была ещё жива, я была маленькая и думала, что мне всегда будет так спокойно и хорошо, как было тогда. После таких снов я просыпаюсь просветлённой, в прекрасном настроении, и весь день у меня всё ладится, любая работа спорится, прямо горит в руках! Но я давно уже обратила внимание, что бабушка никогда не снится по заказу, а только тогда, когда захочет сама.

Утром, проснувшись, я обнаружила, что бабушка мне и в самом деле не приснилась, хотя ночь в целом я провела неплохо, потому что мне не приснилась не только бабушка. Мне вообще ничего не снилось.

Ещё я обнаружила, что Феди уже нет дома. Ну и ладненько.

Я вымыла голову, уложила волосы, выбрала себе платье. Раз уж мне сегодня предстоит увольняться с работы, так почему бы немножко не изменить имидж? Ну, хотя бы просто из хулиганских побуждений… В конце концов, я столько страху натерпелась в том доме, что теперь имею право слегка шокировать уважаемую публику. Хотя, я думаю, после моих медвежьих тапок их уже ничем таким не удивишь…

Когда я прибыла к Игнату, была уже почти середина дня. Я открыла дверь своим ключом, тихонько вошла в дом. В холле находился один из сотрудников охранного агентства. Я кивнула, здороваясь. Он жестом указал мне на дверь в гостиную, откуда доносился густой бас Феликса.

Я помотала головой и шёпотом сказала:

— Туда не пойду. Пока что. Лучше здесь посижу, чтобы не мешать им там.

Сотрудник только молча пожал плечами, дескать — как знаете, мадам…

Я села в холле на тумбочку, предназначенную для хранения щёток, кремов, рожков и прочих приспособлений для ухода за обувью, и снова почувствовала себя Золушкой в запечке. Прислушалась. В принципе, ломиться в зрительный зал было совсем не обязательно. Здесь тоже всё было замечательно слышно.

— … И когда Игнат понял, что с переездом сюда его несчастья не кончились, он пришёл ко мне в агентство и попросил защиты, — рокотал Феликс. — А так как наше агентство — охранное, мы, естественно, взялись его охранять.

— Да только мало толку от вашего агентства! — сварливым тоном отозвался Игнат.

— Ой, не скажи, уважаемый, — не согласился с ним Феликс. — Ты помнишь, как машина твоя взорвалась?

— Представь себе, помню, — огрызнулся Игнат.

— Её потушил человек на «Жигулях». Этот человек — наш сотрудник. Что смотришь так недоверчиво? Я ведь тебе сразу об этом сказал. Если хочешь, я потом вас познакомлю.

Снова Игнат:

— Спасибо ему от души! Но что толку от его огнетушителя? Машина-то восстановлению не подлежит… Лучше бы он взрыв предотвратил, а не пожар тушил.

— Конечно, это было бы лучше, — согласился Феликс, — но как мог человек, дежурящий здесь, возле дома, знать, что полдня назад возле твоего офиса в машину была заложена взрывчатка? А так он хоть пламя сбил, не дал образоваться большому пожару. Согласись, всё-таки и от наших людей бывает польза…

— Да мне больше пользы принесла домработница! — взорвался Игнат. — Хоть она и дура дурой, но жизнь мне спасала несколько раз конкретно! — Услышав это, я улыбнулась: приятно, когда тебя ценят. — Правда, по неопытности и бестолковости, но главное — конечный результат, не так ли? Знал бы, так не тратил такую кучу денег на ваше дрянное агентство. Можно было одной Анькой обойтись, от неё проку больше…

— Да, с домработницей тебе действительно повезло, спорить не буду, — согласился Феликс и, приоткрыв дверь, высунул голову в коридор: — А наша замечательная домработница ещё не явилась?

Увидев меня, он кивнул:

— Заходи давай, героиня дня!

Я вздохнула, встала с тумбочки, перекрестилась и, затаив дыхание, шагнула в дверь.

Сказать, что моё появление вызвало эффект разорвавшейся бомбы — ничего не сказать. К разрывам бомб люди, находящиеся в гостиной, уже привыкли, а вот к моему новому имиджу — нет. Сегодня, по случаю увольнения, я решила выглядеть не деревенской замухрышкой, а голливудской кинозвездой. Золушка в конце сказки стала настоящей принцессой, а я чем хуже?

Феликс провёл ладонями по лицу, как бы умываясь, и будничным тоном проговорил:

— Вам, уважаемая Анна Тихоновна, я от лица хозяина дома и от лица агентства выражаю благодарность за достойное поведение. А вам, уважаемый Игнат Михайлович, я хочу ещё раз представить эту даму: Анна Ермолаева, моя родная сестра и совладелица охранного агентства «Ангелы». В последние десять дней она была вашим персональным ангелом-хранителем. Прошу любить и жаловать.

У Игната, Кирилла и Серёги синхронно отвалились челюсти, а Липочка, вскрикнув «ах!», прикрыла рот ладошкой. Повисла долгая пауза.

Так они и сидели в рядочек, выпучив глаза и лишившись дара речи. Я тоже ничего не говорила, молча стояла посреди комнаты.

Феликс легонько подтолкнул меня в спину:

— Ну, чего стоишь столбом? Поклонись почтенной публике, сделай реверанс, а то аплодисментов не дождёшься…

— У тебя что, два брата? — первой опомнилась Олимпиада. — Ты рассказывала только про одного, Федьку-оболтуса…

Я прошелестела:

— Так это он и есть. Феликс Арнольдович, в быту — просто Федя…

— Ничего себе пассаж! — подал первые признаки жизни Серёга. — Как может этот немец приходиться тебе, Ермолаевой Анне Тихоновне, родным братом?! Что-то вы, ребята, темните…

Тут слово опять взял Феликс:

— Объясняю. У нас одна матушка, да вот отцы разные. Впрочем, это не имеет особого значения, потому что воспитывали нас не они, а наша бабушка. Ну, в подробности вдаваться не будем. Так сложились обстоятельства. А ты, — грозно обернулся он ко мне, — в самом деле обзывала меня оболтусом?!

— А что, надо было сразу всем рассказать, что брат у меня — глава охранного агентства?

— Ну, всё равно, с родным братом можно было бы и повежливее обойтись, — проворчал Федя.

Вот он всегда так: бросает меня то на амбразуру, то под танки, а потом ещё и придирается! Но что поделать, если меня угораздило заняться частным сыском и охранной деятельностью…

Усадив меня в одно кресло, Феликс уселся в другое:

— Итак, продолжим «разбор полётов». Каковы успехи нашего агентства на славном поприще охраны жизни и здоровья уважаемого Игнатова Игната Михайловича? — Тут он стал загибать пальцы, перечисляя: — «Шкоду» потушил сотрудник нашего агентства. Другой сотрудник поймал мальчишку-поджигателя. Бомжонка, который бросил гранату в кухонное окно, тоже поймали наши люди. А вот киллера в кабинете Аня поймала самостоятельно, за что честь ей и хвала. И, кстати, киллеров в иномарке тоже, по сути дела, она обезвредила. «Жука» в подоконнике тоже она тебе, Игнат, показала, и именно благодаря этой находке мы проверили весь дом и повытаскивали отсюда остальных «клопов». Да, и граната, залетевшая к вам в пиццу, не взорвалась прямо в доме только благодаря отменной реакции моей замечательной сестры. Конечно, список этот неполный, но я считаю — и этих фактов достаточно, чтобы ты согласился: наше агентство счета тебе выставляло не зря. Ты убедился, что мы действительно работали на тебя день и ночь. Охраняли тебя не только снаружи, но и внутри дома. Если бы я не додумался внедрить сюда Нюрку — пардон, Анюту, — тебя бы, друг мой, уже и на свете бы не было. — В этом месте монолога Игнат понуро покивал головой, которая давно уже безвольно свесилась на грудь. — Так вот, я считаю свою миссию по охране твоей жизни и здоровья выполненной, причём весьма успешно.

— Эй, погоди, — ожил Игнат, — что значит «выполненной»? Ты что, прощаешься со мной?

— Ну, в общем, да… — величественно кивнул мой богоподобный братец.

— Но ведь я останусь беззащитным перед лицом неведомой опасности! — запаниковал Игнат. — Ведь так и неясно, откуда исходит опасность и как долго меня будут преследовать в надежде убить…

— Почему неясно? — пожал Феликс могучими плечами. — Всё уже ясно. Я сейчас вам всё быстренько расскажу и покажу. Хоть ты и не поручал нам найти злодея, мы его всё же вычислили. Вот, полюбуйтесь!

Он вставил кассету в видеомагнитофон, щёлкнул пультом. На экране возникла чья-то кухня. На этой кухне сначала никого не было, потом появился Серёга. Он вертел в руках аптечный пузырёк, в котором раньше продавались двухкопеечные капли в нос. Рассмотрев его содержимое, он сунул флакончик во внутренний карман и вышел из кухни. На этом запись закончилась.

— И что? — с искренним недоумением спросил Кирилл.

Он, кстати, впервые за всё время подал голос.

— А то, что запись эта сделана после того, как у Сергея разбили окно, и незадолго до того, как он пришёл к Игнату проситься на постой. Это как раз тот эпизод, когда он собирается в гости.

Кирилл, Игнат и Липа переглянулись и пожали плечами, ничего не понимая. А Серёга с побелевшим лицом сидел на диване и таращился на давно погасший экран.

Опять повисла и затянулась пауза.

— Ладно, Пинкертон, не томи людей, — вполголоса попросила я брата.

Он кивнул:

— Что ж, расскажу, как дело было. Всё это время, Игнат, на тебя охотился твой закадычный корешок Серёга.

— Да ладно тебе, хорош заливать! — нервно засмеялся Игнат.

А Серёга бесцветным голосом сказал:

— Вам ничего не удастся доказать.

И тут до всех присутствующих дошло, что Феликс сказал правду. Игнат снова отвесил челюсть, уже второй раз за сегодня, а Кирилл и Липочка инстинктивно потянулись друг к другу, прижались крепко-крепко, и Кирилл одной рукой обнял её за худенькие плечики. Да, классно иметь старшего брата! Он тебя и в пять лет защитит, и в двадцать пять…

Серёга повторил упрямо:

— Вам ничего не удастся доказать!

— Почему же не удастся? — поднял брови Феликс Арнольдович. — Уже собрана достаточно серьёзная доказательная база. Дело в том, что вы, господин Терещенко, находились в разработке одновременно в трёх уважаемых правоохранительных организациях: у нас, в милиции и в службе безопасности. Компетентные органы интересовались вами по поводу взяток в особо крупных размерах, а наше агентство вообще-то занималось другой проблемой: нам надо было установить источник опасности для господина Игнатова. И удивительным образом интересы всех трёх ведомств сошлись на Сергее Терещенко.

— Не желаю даже слушать этот бред, — деревянным голосом сказал Сергей Терещенко. — Я — чиновник высокого ранга, государственный человек. Не собираюсь слушать гнусные измышления этого ненормального, — указал он на Феликса.

Потом он встал с дивана и на плохо гнущихся ногах прошагал к двери. Кирилл бросился было за ним, но Феликс поднял ладонь: пускай, дескать, идёт.

— Так ведь он и правда уйдёт, — не унимался Кирилл. — Ищи его потом!..

— Уйдёт, но не слишком далеко. Его снаружи уже спецмашина поджидает, — объяснил Феликс. — Вообще-то Сергея должны были арестовать ещё вчера, но я выпросил, чтобы он поприсутствовал сегодня на этом собрании. Не ради дешёвого эффекта, поверьте! Просто я хотел, чтобы вы, считавшие его своим другом, смогли бы лично убедиться в том, что виноват именно он. Я мог бы на словах долго рассказывать вам о его виновности, а вы бы отказывались мне верить. А так — вы сами видели реакцию.

— Да уж, видели… — шумно выдохнул Игнат, одинаково боясь и поверить Феликсу, и не поверить.

— Анечка, что же ты-то молчишь?! Объясни толком, что происходит! — взмолилась Липа.

Я пожала плечами:

— Ну, Феликс же уже начал рассказывать, не стоит его перебивать… А впрочем, могу и я рассказать, слушайте же! Феликс учился в столице, потом вернулся сюда, но регулярно ездит на встречи выпускников. Многие его друзья-юристы остались работать там. Вот они-то и рассказали о «заказе» выдавить Игната. Обычно такие «заказы» преследуют одну и ту же цель: отобрать у «заказанного» бизнес, занять его нишу. Но тут всё было не так, как обычно. Там, в Москве, по прокуратуре уже анекдот ходит: появился человек-Зорро, бессребреник, народный мститель, Робин Гуд, борец за непонятную справедливость. Ему на фиг не нужен был бизнес Игната, и нишу эту занимать он даже не думал, но просил всю его подноготную проверить и просто заморозить бизнес, что неминуемо приведёт к разорению. Серёге надо было выпихнуть Игната из столицы. Ну, денег он на это не пожалел, и получил желаемый результат. Игнат понял, что там ему жизни не будет, бизнеса в столице не будет тем более, и решил уехать из Москвы куда глаза глядят. Вот только он сам тогда ещё не знал, куда же его глаза глядят. А Терещенко, зная, в каком ресторане обычно обедает Игнатов, подстроил там как бы случайную встречу, причём не сам Игнату на шею бросился, а дал возможность Игнату сделать это. И, выслушав бедолагу, взялся ему помочь. Но поскольку сам он проживает здесь, то и Игнату предложил переехать сюда, в наш город.

Я остановилась, чтобы отдышаться, и Феликс перехватил эстафету:

— Собственно, это и было его главной целью. Игнат нужен был ему здесь — со своими немалыми деньгами и потрясающей работоспособностью. Серёга задумал большое дело. Очень масштабное. Сначала создаётся некая фирма, потом этой фирме выделяется земля под застройку. Здесь он решил прибегнуть к помощи школьных приятелей, то есть людей проверенных, которые не подведут. Собственно, ему бы хватило помощи только Барышева, который «протащил» бы через облсовет решение о выделении этой самой земли. Но для того чтобы зарегистрировать солидную фирму, с которой облсовет согласился бы иметь дело, надо было иметь солидный уставный капитал. У Терещенко благодаря огромным взяткам, которые он брал как должностное лицо, денег было достаточно, но он не мог их «засветить», поскольку, являясь государственным служащим, каждый год декларировал свои доходы — к слову сказать, весьма скромные, как и положено чиновнику областного масштаба, — и объяснить происхождение огромной суммы денег было бы для него весьма затруднительно. Поэтому он взял в дело богатого Игната, у которого даже после московских злоключений денег оставалось ещё предостаточно, и велел ему регистрировать новую фирму, внеся крупную сумму в качестве уставного капитала. А сам в этой фирме стал соучредителем.

Он изначально предназначил Игната к закланию. После окончательного оформления сделки Терещенко собирался продать фирму со всеми правами другим людям. Продать за несколько миллионов долларов. Игнат должен был к тому времени уже скончаться, а Серёга, оставшись единоличным владельцем фирмы «Городок», продаёт её якобы за сущие копейки, а потом, где-то через годик, уезжает на ПМЖ в какую-нибудь спокойную европейскую страну. Или даже азиатскую. А там, за рубежом, его спокойно дожидаются миллионы, заработанные в результате этой сделки. Причём за год спокойного лежания в банке эти миллионы принесли бы ему ещё несколько сотен тысяч долларов только в виде процентов. Этого хватило бы для безбедного существования даже в самой дорогой стране.

Липочка по ходу рассказа время от времени тихонько ахала. Кирилл молчал, стиснув зубы.

А Игнат спросил:

— Ну, если Серёга — такой отпетый негодяй, почему же он всё никак не мог меня убить? Это просто анекдот какой-то…

— А ему пока что не нужно было тебя убивать, — объяснила я. — Его целью было попугивать тебя время от времени, чтобы ты думал, что на тебя продолжают охотиться непонятные враги, которые и здесь тебя могут достать. И если бы пришло время тебя убить, никто особенно и не удивился бы, зная, что на тебя то и дело совершаются покушения. Впрочем, время как раз и подошло, покупатели уже были готовы честно расплатиться, но Терещенко был не готов честно поделиться прибылью с друзьями. И только он созрел для того, чтобы устранить своего соучредителя, как в доме этого самого соучредителя появилась я — странная домработница, чудо в тапках!

Я выразительно посмотрела на Кирилла. Он страшно покраснел и спрятался за сестру — точно так же, как она всегда пряталась за него. Липочка моментально расправила свои худенькие плечики, пытаясь спрятать за ними брата, и стала похожа на наседку, защищающую цыплёнка.

Осуждающе покачав головой, я продолжила доклад Игнату:

— Сначала я выбросила в окно прилетевшую гранату. Потом поймала киллера, который пробрался в дом и должен был тихо и спокойно тебя убрать. Потом Андрей, наш сотрудник, работающий под прикрытием оконной фирмы, обнаружил «жука» под подоконником, показал его мне, я — тебе, ты вызвал Феликса, Феликс — эфэсбэшника с чудо-чемоданчиком, ну, и мы лишили Серёгу возможности контролировать твои разговоры и вообще твою жизнь. Кстати, на почве чемоданчика мы и выяснили со спецслужбами, что работаем в одном направлении. Они давно уже «вели» Терещенко по крупным взяткам и земельным махинациям, у них было разрешение на прослушивание его телефонных переговоров, из которых они, а затем и мы почерпнули много интересного. В общем, когда взорвалась машина, Феликс сразу понял, чьих это рук дело. Взорвалась машина необычно: крыша встала куполом, то есть взрывчатка была подложена внутрь салона. А кто это мог сделать? Ну, если уж не сам хозяин, то тот, кто с ним ехал. А ехал с ним от офиса к дому именно Терещенко. Он и взорвал управляемую мину — в ту самую секунду, когда Игнат нажал на кнопку брелочка, снимая машину с сигнализации. И у всех сложилось впечатление, что взорвалась она именно от нажатия Игната. В тот момент Серёга никого убивать не собирался, хотел только ещё раз припугнуть. А потом, когда настало время по-настоящему избавиться от Игната, он придумал подослать в дом киллера в шапочке. Не сработало. Спасибо, Феликс предупредил меня по телефону. Они видели, как тот в дом проскользнул. Тогда Серёга подослал бомжонка якобы дом поджечь. Он, конечно, понимал, что вряд ли Игнат в эту ночь погибнет в пламени, но надеялся, что тот во время пожара выскочит на улицу, а снайпер, поджидающий в кустах, не промахнётся. Но на улицу вместо ожидаемого Игната выскочило это ненормальное «чудо в тапках», — я снова метнула в сторону Кирилла испепеляющий взгляд, — а на меня-то заказа не было, вот снайпер и не стал стрелять. А покупатели-то наседают! Тогда Терещенко решается на крайнюю меру: он разбивает у себя в квартире окно и приходит к Игнату с просьбой приютить его хотя бы на одну ночь, так как ему якобы страшно возвращаться к себе домой. Но я, предупреждённая Феликсом, была начеку! Дело в том, что Андрей, поставив Серёге новое окно, поставил заодно и крошку-телекамеру. Камера зафиксировала тот момент, когда Терещенко собирался сюда в надежде остаться переночевать. Он перед этим достал шикарный яд, новую разработку военных специалистов: яд этот вызывает остановку сердца, практически мгновенную смерть, а потом, через пару часов, разлагается в организме на простейшие составляющие. Поэтому он, дорогой мой Игнат, так напрашивался с тобой вместе поужинать или хотя бы выпить. Он надеялся, что в этот момент сможет преподнести тебе чашу с цикутой. Но ты уже поел раньше и с ним ужинать не стал, а коньяку предпочёл пиво, к тому же из банки, а сунуть яд туда не так-то просто! Тогда Серёга стал проситься на ночлег. Он надеялся напоить тебя ядом хотя бы во время утреннего чая, у тебя бы случился сердечный приступ, ну, и пока врача бы вызывали, пока в реанимацию везли, пока бы смерть констатировали… До вскрытия бы дело дошло в лучшем случае только на следующий день, а яд бы к тому времени уже полностью разрушился. Да и никто бы не стал искать никаких ядов, это просто в голову никому бы не пришло. С Серёгиной подачи все решили бы: тебя так измотали эти бесконечные покушения, что сердце просто не выдержало!

Но и этому его плану не суждено было сбыться. Не разрешили ему здесь на ночь остаться. Такой облом!.. Он с горя заказывает киллеров на машине. Они приезжают к дому ещё затемно и ждут, когда Игнат выйдет, чтобы ехать на работу. Они бы его тихонечко стрельнули и слиняли. Ищи ветра в поле! К тому же машина, как выяснилось, была за час до этого угнана. Такую машину не жалко просто бросить или даже сжечь. Но тут приезжает «чудо в тапках» и таранит машину с киллерами!

— В той машине от удара открылись подушки безопасности, — подключился к рассказу Феликс. — Ну, и получилось, как в анекдоте: пока они эти подушки прогрызали, к машине милиции понабежало — не сосчитать! И в машину влезли, и ребятишек на свет божий извлекли, и оружие нашли… Но это, конечно, получилось не случайно. О том, что к дому направляются киллеры, мы узнали из телефонных разговоров господина Терещенко. Я вызвал сестрёнку домой, и мы вечером составили с ней этот план. Правда, в нашем плане никаких подушек не было предусмотрено, потому что мы же не знали, какую машину они используют. Вполне могла оказаться колымага наподобие Аниной зелёной каракатицы, которую ей любезно предоставил щедрый хозяин для поездок по магазинам, — отвесил Феликс галантный поклон в сторону Игната, — и которая так шокировала жителей нашего посёлка и даже местных собак распугала. Мы решили: бить можно любую машину, так как она наверняка будет числиться в угоне, а в кустах у нас был уже припасён рояль: патрульная машина, которая в тот момент якобы случайно проезжала рядом. Но сработали ещё и подушки, и это пошло нам на пользу. Неизвестно, как бы поступили киллеры, если бы эти подушки не припечатали их к сиденьям! Могли бы броситься врассыпную, а могли бы от досады в Анютку пульнуть! Так что, господин Игнатов, ради твоей драгоценной персоны я рисковал родной сестрой!

На Игната было жалко смотреть. Он выглядел смущённым, потерянным, каким-то измочаленным.

Я сказала Липе:

— Липочка, сделай нам всем чайку, ладно? А то у Феликса горло пересохло, да и хозяину нашему надо бы силы подкрепить.

Липочка нехотя поднялась и пошлёпала на кухню, на ходу приговаривая:

— Только без меня ничего не рассказывайте, ладно? Чтобы я ничего не пропустила!

Ну, рассказывать Феликс ничего не стал, но показал Игнату схемы, которые мы с ним чертили в те вечера, когда я приезжала на ночь домой. Подкрепляя изложенные ранее факты и доводы, схемы со стрелочками окончательно убедили Игната в нашей правоте.

Вернулась Липа, принесла в пузатом чайнике чай на всех, но предупредила:

— Рано ещё разливать по чашкам. Только-только заварила, пускай немножко настоится…

Чтобы публика не скучала в ожидании чая, Федя рассказал, как он обменивался данными с ребятами из спецслужб. У них были записи телефонных разговоров Терещенко, зато наши ребята отсняли много занимательнейших видеосюжетов из жизни этого областного чиновника. Понятное дело, на суде могли бы возникнуть сложности, потому что это можно расценить как вторжение в частную жизнь, но бравые ребята из службы безопасности с радостью взяли наши материалы, чтобы выдать их за свои. И Феликс отдал их тоже с радостью. В конце концов, одно дело делаем, на один результат работаем! Кстати, именно эти видеозаписи то и дело гонял Федя на домашнем экране, заставляя и меня по нескольку часов всматриваться, вдумываться, анализировать и выстраивать линию защиты. И я послушно выполняла все эти действия. А куда мне было деваться, раз уж мы с Федей — партнёры и совладельцы нашего агентства…

Чай заварился, Липа разлила его по чашечкам. Я прильнула к своей так, как будто сто лет прожила в условиях невероятной засухи. Что ни говори, а долгое выступление перед аудиторией вызывает удивительную жажду!

Напившись чаю, Феликс сказал мне:

— Ну, мне надо ещё к ребятам заглянуть. Ты со мной?

«Ребята» — это сотрудники службы безопасности.

Я пожала плечами:

— С какой стати? Ты там и без меня управишься. Я здесь останусь, по старой памяти помогу дом в порядок привести.

Феликс ушёл, а я стала собирать опустевшие чашки.

Липочка подскочила ко мне:

— Что ты, Аня, не надо! Ты ведь уже не домработница… Ты, оказывается, национальная героиня, прямо Жанна д’Арк! Я думаю, ты вполне заслужила полноценный отдых.

Я задумалась, но ненадолго:

— Пожалуй, ты права. Я так наработалась за последние две недели, так нанервничалась, так усиленно ворочала мозгами, что они у меня почти что закипели. Главный злодей отправлен в тюрьму, так что имею полное право отдохнуть. Пойду-ка я поброжу по улицам любимого города…

— Я провожу! — вызвался Кирилл.

Я неопределённо пожала плечами, и мы отбыли, оставив влюблённую парочку самостоятельно наводить порядок в доме. Только бы они в пылу своей любви не наделали ещё большего беспорядка!

Мы вышли из дома и сели в машину Кирилла.

— Куда ты хочешь поехать? — спросил он.

— Давай поедем в старый парк. Он мне детство напоминает…

Приехав к парку, мы оставили машину у главного входа и побрели по аллеям. Навстречу нам попадались всё те же неизменные мамаши с колясками.

— Ань, я извиниться хотел…

— За что конкретно?

— Ну, за свои слова. За «чувырлу», за «чудо в тапках»…

— Ах, пустое! — беспечно махнула я рукой. — Я тебе за это уже отомстила.

— Когда? Каким образом?

— Ну, помнишь, суп тебе на брюки вылила… И ещё табуретку из-под тебя убрала…

— Так ты что это — нарочно? — выпучил глаза Кирилл. — А я думал: вот косорукая уродилась, вечно всё невпопад делает!

— Ты, Барышев, словно дитя малое, неразумное, — покачала я головой. — Стала бы я просто так, без всякого толку, такой классный супчик выливать? Мне до сих пор его жалко…

— А костюм мой тебе не жалко?

— Твой костюм, ты и жалей… Лучше бы комплимент девушке сказал! Ну, что я умная, красивая, необыкновенно ловкая, сообразительная, ну, и всякое такое…

Он вдруг остановился, бухнулся на колени прямо на асфальтовую дорожку и, сложив молитвенно руки, проникновенно сказал:

— Прости меня, Анюта! Я теперь только понял, каким был дураком! — И пригрозил: — Пока не простишь, не встану с колен!

Я пожала плечами:

— Стой так хоть до утра, если нравится… Но если у тебя ноги устали и идти не хотят, давай на лавочку присядем. Их тут полным-полно, и все — пустые!

Мы сели на лавочку, и я спросила:

— Слушай, Барышев, а чего ты меня так невзлюбил буквально с первого взгляда?

Он помялся:

— Видишь ли, дело в том, что как раз взлюбил, да ещё и как взлюбил! Такой красавицы мне раньше видеть не доводилось! Ты выглядишь не так, как все. Ты какая-то особенная, единственная в своём роде! А досталась почему-то не мне, а этому выскочке Игнату… Но меня убивала масса несоответствий и в твоём облике, и в поведении. Писаная красавица, а одета и причёсана, как какая-то Фёкла деревенская! То дура дурой, а то такой речевой оборот закрутишь, что академики обзавидуются!

— Да, я допускала множество проколов, сама знаю… — горько вздохнула я. — Я пыталась разговаривать, как дурочка из деревни, но иногда забывалась и переходила на свой привычный язык… Хорошо, хоть Феликс этого не слышал. Уж он бы мне дал чертей!

— Слушай, а как так получилось, что вы с братом выросли в деревне, а образование получили вполне приличное? Или теперь в деревенских школах работают лучшие педагогические кадры?

— Ну, вообще-то мы выросли не в деревне, а в посёлке.

— А какая разница?

— Большая. Например, мы с Федей выросли в дачном посёлке работников университета.

— Вау…

— Вот тебе и «вау», — передразнила я. — У меня дедушка был профессором, деканом биологического факультета. Жалко только, рано умер. Я почти и не помню его… Феликс с дедом успел хорошо пообщаться, он же старше меня! А я деда и не помню толком — так только, размытый образ в памяти, да и то не знаю, помню ли я самого деда или только его образ на фотокарточках…

— А что же дедушка-профессор собственную дочку так плохо воспитал?

— Почему это плохо? — изумилась я.

— Ну, мамаша-то ваша кукушкой оказалась! Наплодила детей от разных мужиков, а потом и вовсе вас бросила на старенькую бабушку, если я правильно понял…

Я вздохнула:

— В том-то и дело, что ты неправильно понял! Придумал чепуху какую-то… Мама наша была тоже настоящим учёным! Правда, специальность она себе выбрала не слишком женскую: вулканолог. Сначала она вышла замуж за отца Феликса. Тот тоже был вулканологом и как-то на Камчатке погиб, изучая работу вулкана.

— Что, свалился прямо в жерло? — ужаснулся Кирилл.

— Нет, не так страшно всё было поначалу. Кстати, в жерло действующего вулкана «свалиться», как ты выразился, невозможно. Там температура такая, что даже близко подойти нельзя! Но вулканологи стараются брать пробы из жидкой магмы, пока она не застыла. Это очень важно для дальнейших исследований. И одежда у них должна быть такая, чтобы жар не пропускать. Ну, как у пожарных. А в тот раз Арнольд, отец Феликса, пренебрёг техникой безопасности и чего-то сунулся к магме не в той одежде, что ли… Ну, подробностей я не знаю, но в общих чертах это выглядело так: одежда на нём загорелась, на спине, и он не сразу это заметил, потому что когда вокруг тебя жар, как в мартеновском цехе, где там разбирать… А когда заметил, потушить уже было не так-то просто. В общем, обгорел он сильно, и спасти его не удалось. Ну, мама наша погоревала, а через несколько лет встретила моего отца.

— Он тоже был вулканологом?

— Нет, он был физиком-теоретиком, и с мамой их сблизило увлечение дайвингом. Ну, тогда это так ещё не называлось, тогда говорили просто — подводное плавание. Это не было ещё повальным модным увлечением, и занимались этим видом спорта только те, кто действительно любил подводный мир. Мои родители подводный мир любили. Меня даже хотели приучить нырять с аквалангом, но я ещё маленькая была, и подходящего снаряжения для меня не нашлось. А потом они утонули. Исследовали подводные пещеры, заблудились, воздух кончился… Их потом нашли, через пару дней. И остались мы втроём: Феликс, я и бабушка. Словом, бабушка нас в одиночку поднимала.

— Трудно ей пришлось…

— И не говори… Я ещё в школу тогда не ходила, меня надо нянчить, а Феликс уже подросток, за ним тоже — глаз да глаз… А тут у бабушки лекции бесконечные… Она, чтобы заработать для нас больше денег, хваталась за любую работу, вела занятия у стационара, у вечерников, у заочников…

— Так у тебя и бабушка — профессор?!

— Нет, только доцент. Дедушка был доктор наук, а бабушка — кандидат. Она вела у студентов высшую математику…

Кирилл откинулся на спинку скамейки:

— Нет, это невозможно… Такого просто не может быть! Девочка из семьи учёных притворяется домработницей, ловит преступников… Я уже ничего не понимаю… А ты не боялась, что тебя могут узнать? Если ты — совладелица агентства, тебя же наверняка люди видели в твоём обычном облике, а значит, вполне могли бы узнать и в дурацких кудряшках, перевязанных ленточкой, и в ещё более дурацких медвежьих тапках…

— Ой, и не говори, — подхватила я тему. — Я для этой работы специальную экипировку купила: скромную одежонку, ленточку для волос, тапки эти дурацкие… А узнать меня никто не мог! Я же только-только из-за границы вернулась, целый год там стажировалась…

Тут Барышев просто выпал в осадок. Не фигурально, а буквально. Его можно было веничком смести со скамейки и отнести на ближайшую свалку. Какая слабая психика, какая нетренированная…

— Кирилл, о чём ты думаешь?! Хватит уже обсуждать моих родственников, подумай о себе, о Липе! Злой Терещенко ведь чуть не сжил вас обоих со света! Скажи, ты за ним ничего такого не замечал?

— Какого «такого»?

— Ну, чего-то такого, что навело бы тебя на мысль, что Сергею нельзя доверять?

— Ну, как тебе сказать… — замялся он.

— Лучше всего — честно.

— Видишь ли, Серёга, конечно, придумал аферу века, но сейчас ведь на этих аферах строится практически весь бизнес. А то, что мы затеяли, вообще было полностью в правовом поле, комар носа не подточит! Я только боялся, что в любой момент всё может сорваться, застыть в какой-то точке без права продолжения работ. И этим двум придуркам постоянно долдонил об этом. Ну, как лучше же хотел! Чтобы и деньги, и труды не пропали зря.

— Хотел как лучше, а получилось как всегда, — подытожила я. — Один придурок убедил другого в том, что покушения организуешь ты, и никто другой. А всё из-за твоей несговорчивости!

— Подожди… Терещенко убеждал Игнатова, что я организую эти бесконечные покушения?!

Я покивала.

Кирилл яростно потёр виски:

— Скажи на милость, зачем ему это было нужно?

— Ну, точно не знаю, но могу предположить, что, не обезвредь мы его сейчас, он в самом ближайшем будущем всё-таки убрал бы Игната, а ещё через пару дней, в разгар следственных действий, ты бы с удивлением обнаружил, что несколько неопровержимых улик совершенно конкретно указывают на тебя. Уж Серёга бы подсуетился, можно не сомневаться! И потарахтел бы ты, друг милый, в далёкий солнечный Магадан. А может, от угрызений совести повесился бы в камере. Сам знаешь, чего только в жизни не бывает…

— Но зачем это надо было Серёге?!

— Непонятно разве? Чтобы разом избавиться от вас обоих, потом спокойно обтяпать свои делишки, выгодно продать фирму вместе с отвоёванной землёй и уехать отсюда навсегда. Кстати, если бы тот ночной пожар всё-таки состоялся и вы с Липой задохнулись в дыму, это ему бы тоже очень подошло. Некому было бы рассказать о его тайных делах… Да просчитался он! Не знал, бедолага, что его уже «пасут» как самого крупного взяточника…

— Погоди, — спохватился Кирилл, — а Игнат ведь тоже взятки раздавал! Что ему за это будет? Для Ёлки такой удар, она не переживёт…

— Думаю, ничего не будет. Игната же не «пасли», и за руку его никто не поймал. Ну, пропали деньги, жалко, конечно… Но зато сам Игнат жив остался, и бояться ему теперь некого! Это ли не радость? Ты ему скажи, пускай быстрее сватов засылает, а мы с тобой у них на свадьбе свидетелями будем! Классно я придумала?

Кирилл ничего не ответил. Он только молча хлопал ресницами, и вид у него был совершенно невменяемый.

Я сказала ему:

— Пожалуйста, будь любезен, отвези меня домой. Мне надо отдохнуть, а тебе, я догадываюсь, о многом предстоит подумать.

Он молча довёз меня до посёлка и высадил у дома. Окинул взглядом наши хоромы и сказал:

— Дом у вас, конечно, хороший, но почему бы вам не купить жильё в городе? Не лень Феликсу каждый день в такую даль ездить?

— Не лень, как видно. Здесь тихо, спокойно, думается хорошо… А жильё в городе у нас есть. Этот дом нам от деда-бабушки достался, а у мамы была квартира в городе. Трёхкомнатная. Мы с Федей всю жизнь именно там были прописаны — ну, по месту прописки матери, как и полагается всем детям. Но живём не там, а здесь. В квартире же у нас агентство. Она на первом этаже, очень удобно…

— Почему ты Феликса называешь Федей? Для конспирации?

Я засмеялась:

— Да что ты, бог с тобой! Какая там конспирация… Мама назвала сына Феликсом, потому что решила: к отчеству «Арнольдович» не пойдёт простое русское имя. Ну, например, «Иван Арнольдович» — это так же смешно, как и «Альфред Терентьич». Она сделала мужу, этническому немцу, приятное и назвала мальчика Феликсом. А бабушка это имя категорически отказывалась даже просто произносить. У неё были живы ассоциации с «Железным Феликсом», и она не желала внуку такой судьбы, поэтому упорно называла его Федей. Однако — как вы лодку назовете, так она и поплывёт… Наш Феликс во многом повторяет судьбу того Феликса, хоть он — ну, Дзержинский то есть, — нам и не родственник. Меня же бабуля всегда называла Нюрочкой. Должно быть, от избытка любви. Получилось, что у мамы были дети Феликс и Анна, а у бабушки внуки — Федя и Нюра. А поскольку воспитывались мы у бабушки, её мнение оказалось решающим. Я братца зову Федькой, а он меня — Нюркой.

— Очень душевно, — констатировал Барышев и уехал домой совершенно обалдевшим.

Ну, будет ему о чём подумать на досуге.

По-моему, он сегодня влюбился в меня окончательно. Конечно, известие о том, что я вовсе не та дурочка, за которую себя выдаю, вогнало бы в ступор кого угодно. Но ум — хорошо, а внешность — лучше. Если бы я сегодня не догадалась уложить волосы феном и надеть английское платье, буквально облившее мою фигуру, никто бы не обратил внимания на мой ум!

Господи, как примитивно устроены мужчины, даже самые лучшие из них! Я имею в виду депутатов вообще и Кирилла в частности.

Нет, самый лучший представитель мужского племени — мой брат, потому что он — самый умный. Но даже он сделал только два дела: вычислил злодея и спас Игнатова. А я, вычисляя злодея и спасая Игнатова, попутно сделала ещё одно доброе дело: сосватала этих двух великовозрастных детей, Игната и Олимпиаду.

Ну, не умница ли я?