Лудильщик Плоти и Богиня Моды

Рэй Олдридж. Лудильщик Плоти и Богиня Моды

Ray Aldridge. The Flesh Tinker and the Fashion Goddess.

Pulphouse: The Hardback Magazine, Issue 4, Summer 1989, p. 33–49. Kristine Kathryn Rusch, (editor)

Перевод 07.2021

Укрывшись в заброшенном оружейном отсеке, Мадейра Эзолико наблюдала за своим врагом. Ее яростно сжатая рука прикрывала рот, прикасаясь к шрамам.

Она раскачивалась – взад-вперед, взад-вперед.

На залитой солнцем посадочной площадке, вместе с другими охранниками, стоял Томов Тревант, высокий, элегантный, уверенный в себе. Блестящие белокурые волосы обрамляли его гладкое аристократичное лицо. Его малиновый мундир был безупречен, а оранжевые глаза томно смотрели в ее сторону. Как несправедливо, подумала она, что он стоит вот там, под теплым солнцем – красивый, улыбающийся. Ее рука над шрамами слегка подрагивала, задевая рубцы и впадины.

Томов нанес ей тысячу обид, начиная с того дня, когда мать впервые привела ее в ясли.

Уже тогда Томов был красавчиком – румяным блондином с точеными чертами лица. Увидев Мадейру, он с младенческой непосредственностью ликующе выкрикнул:

– Посмотрите, ну разве не уродина? – И с улыбкой захлопал маленькими ладошками, блестя глазами, полными детского злорадства. Для некрасивого ребенка океаноград Арцимор не являлся комфортным местом проживания – Арцимор, где люди жили и умирали ради красоты – Арцимор, где самый красивый из людей в течении сезона царствовал под именем Бога Моды.

Эти пухлые кулачки выросли и превратились в увесистые колотушки, и он использовал их, чтобы сделать ее еще уродливее. Она прикоснулась к своим шрамам, припоминая, и ее ярость заполыхала так сильно, что у нее закружилась голова.

Мадейра потрясла головой, отгоняя мучительные воспоминания. Следи за ним, приказала она себе. Наблюдай за ним. Если я буду наблюдать за ним достаточно долго, если я последую за ним, куда бы он ни пошел… рано или поздно я найду способ отомстить.

Ее ненависть, казалось, скользила по Томову, не задевая, как будто интенсивное сияние его красоты прикрывало Томова от ее проклятий. Со всей своей страстью она желала ему смерти; а он все еще был жив, все еще улыбался. Ненависть Мадейры на некоторое время утратила силу, но не глубину. Она следила, полузакрыв глаза.

Древняя звездная лодка с жужжанием упала с пустого зеленого неба. Томов был настороже и отпрыгнул, на метр разминувшись со смертью, когда опоры ударились о площадку. Мадейра зашипела от разочарования; как близко!

Люк корабля распахнулся, опустился трап, развернулся ковер, словно пушистый красный язык. Прогремела короткая очередь бравурной музыки, прервавшись на половине аккорда.

Прибыл примечательный субъект.

Он шел по ковру великолепной, уверенной походкой, самый высокий, самый странный человек, какого Мадейра когда-либо видела, и еще – самый старый. Он был облачен в одеяние в вычурном античном стиле; золотой плащ с прорезями в виде лютиков, костюм из пламенеющего абрикосового шелка, высокие сапоги из гибкого серебристого металла. Спутанные белые космы ниспадали на изрезанное морщинами лицо. Его пурпурные глаза горели. Его улыбающийся рот был алым и энергичным.

Незнакомец устремился к Томову, широко раскинув руки в приветствии.

Томов выхватил оружие.

– Стойте! Кто вы такой и что вам нужно в Арциморе? – Голос у Томова дрогнул.

Незнакомец остановился, сильные бурные эмоции отразились на его лице. Томов сделал шаг назад и поднял свое оружие. Лицо незнакомца побагровело от ярости, рот беззвучно зашевелился, длинные руки скрючились когтями.

Томов пискнул и выстрелил. Бледный луч растекся бесполезными оранжевыми искрами по Экрану, который был на незнакомце, вздыбив белую гриву волос огромным ореолом из извивающихся завитков.

– Возможно ли это? – закричал незнакомец, драматически воздевая руки, словно взывая к жестоким богам. – Арцимор не помнит больше меня? Меня, Лудильщика Плоти, прославившегося на тысяче миров? – Голос гремел вдоль платформы, глубокий, холодный, мощный.

Томов неловко держал свое оружие так, как будто не мог заставить себя признать его бесполезность. Охранники бросились вперед, чтобы схватить Лудильщика Плоти. Отступили они с воплями и тряся руками, словно стряхивали с них липкое пламя, за исключением Томова, который плелся позади. Ситуация на некоторое время стала патовой.

– Капитулирую! – закричал Лудильщик Плоти. – Я пойду с вами не спеша. Это унизительно, а если мне больше ничего не остается, то у меня останется мое достоинство! – он дико закудахтал зажигательным хохотом, глаза полыхнули огнем.

Лудильщик Плоти направился к спускной шахте, а охранники рысью припустили следом, стараясь не отставать. Когда они шли мимо укрытия Мадейры, Томов глянул в ее сторону, и она порадовалась, увидев, что его идеальные черты перекошены разочарованием.

Мадейра последовала за ними по пустым коридорам, держась позади на почтительном расстоянии. Может быть, подумала она, я еще увижу то, как Томова снова огорчат.

Лудильщик Плоти прошел в центр Гранд-Холла. Бесшумно упала сеть.

Ее тяжесть должна была расплющить старика, но он сбросил складки с головы, беззвучно рыча и стягивая сеть огромными узловатыми руками. Потребовалась дюжина охранников, чтобы свалить его с ног, но в конце концов он был обмотан туго, как клубок с нитками.

Томов с важным видом шагнул вперед и наклонился вплотную к Лудильщику Плоти. Лудильщик Плоти что-то прошептал. Томов резко выпрямился, его лицо стало белым, как бумага. Они двинулись прочь, вдоль колонн, неся Лудильщика Плоти, как свернутый ковер.

Мадейра вышла на террасу и посмотрела на север, где плыла сестра Арцимора, океаноград Миндамон, огромная безликая громада на фоне горизонта. Мадейра высунулась и посмотрела на море в сотне метров внизу. Вдоль гладкого белого борта Арцимора колыхались свежие самоубийцы предыдущей ночи, пестрая пена ярких одеяний, вялых конечностей, безглазых лиц. Прилив унес их на рассвете; теплый бриз вернул их обратно. Из портов у ватерлинии высовывались люди, и колючими шестами собирали мертвецов.

Ее любовника нет среди этих работников; Бинтер поджидает ее в их клетушке. Она поспешила вернуться в безопасные под-коридоры. Но по пути к шахте она проходила мимо Колодца Отчаяния и услышала несущиеся из его глубин ругательства Лудильщика Плоти.

Томов не стал выставлять охрану, посчитав, что глубокие стеклянные стены Колодца и так удержат пленника.

Она нажала на кнопку, опускающую лестницу для обслуживания.

Лудильщик Плоти вскарабкался по лестнице и бросился к ней, радостно улыбаясь и протягивая в ее сторону руки, похожие на крючья. Она с визгом бросилась прочь, но он поймал ее в одно мгновение.

– Ах, – прошептал он, заглядывая ей в лицо, – Ах… Ты не одна из них.

Она не могла оторвать взгляд от его лица. Эмоции нахлынули на этот выветренный временем ландшафт: пульсация раскаленной ярости, пульсация замешательства, пульсация безумного юмора, пульсация невыносимой усталости.

Мелькнула жалость, и тут же исчезла.

– Нет, – произнес он, – ты не одна из них.

Она отвернулась, опуская капюшон, чтобы спрятать свое лицо.

– Приходи попозже ко мне на корабль, – сказал Лудильщик Плоти. – Я вознагражу тебя.

Он ушел, крутанув плащом.

Бинтер стоял в самом темном углу переделанной под жилище кладовой, которую она делила с ним.

– Я дома, – сказала она и подошла к кровати.

Он медленно вышел на освещенное место. Он едва заметно улыбнулся, это выражение странным образом смогло пробиться сквозь сетку шрамов, покрывавших его лицо. Вполне возможно, что когда-то он был красивым мужчиной. Он по-прежнему сохранял свою стать и силу, благодаря работе у ватерлинии. Прежде чем изуродовать его лицо и предать его морю, миндамони удалили ему язык; обычное наказание на мрачном Миндамоне. Под-коридоры Арцимора были полны безликих молчаливых мужчин и женщин. Они выполняли самую грязную работу в городе.

У Бинтера был еще один шрам на боку, там, где его ранили колючим шестом. Человек, который вытащил его живым из моря, был старым другом Бинтера.

Бинтер носил вокодер, пристегнутый к плечу. Его пальцы забегали по клавиатуре.

– Ты опоздала. Я волновался. – Машинный голос был неспешным, монотонным, с жужжащей интонацией.

– Случилась приятная вещь.

Он пошире открыл глаза, показывая, что ему интересно. У него в распоряжении осталось немного доступных выражений лица, но она умела их читать.

– Умер твой враг? – спросил он.

– Нет. Но, по крайней мере, он в растерянности. – Она рассказала Бинтеру о Лудильщике Плоти, остановившись на неминуемом разочаровании Томова.

Бинтер неловко шевельнулся. Чуть погодя Мадейра встала и подошла к нему. Она ободряюще похлопала его по массивному плечу.

– Прости, что заставила тебя поволноваться, Бинтер.

Его глаза были единственной неповрежденной частью лица, большими, темными и влажными.

– Я боюсь, когда ты уходишь на верхние коридоры. В этом месяце банды Ранних Пташек убили сотню под-людей; ты же знаешь об этом.

– Я постараюсь быть поосторожней.

Когда они легли спать, Бинтер заставил ее забыть о своих шрамах.

Только двое охранников приглядывали за звездной лодкой.

Как ей попасть внутрь? Она представила, как стучится в бронированный люк к Лудильщику Плоти, в то время, как охранники кромсают ее на куски. Неприятная перспектива. И все же, разве будет еще у нее шанс поквитаться с Томовым?

Охранники стояли рядом и, отвернувщись, разговаривали тихими голосами. Она увидела, как люк слегка приоткрылся. Лудильщик Плоти настойчиво махнул ей рукой. Она побежала.

Она была уже рядом с люком, когда охранники заметили ее. Один выхватил оружие и выстрелил, когда она запрыгивала в шлюз. Лудильщик Плоти шагнул в проем, рыча. Луч вырвался из его Экрана, полыхнув так ярко, что Мадейра прикрыла глаза; затем люк захлопнулся. Лицо Лудильщика Плоти было безмятежно, когда он повернулся к ней; он выглядел лет на сто моложе.

– Негодяи, – кинул он.

Свет в корабле был режущим и синим.

Лудильщик Плоти повел ее по узкому проходу. По обеим сторонам, через открытые люки, виднелись смутные очертания механизмов. Другие каюты подсвечивались мерцанием контрольных сигналов, пульсирующим светом старинных видеоэкранов. В конце коридора они вошли в просторный салон.

Чрезвычайно реалистичные статуи поднимались с пола, выступали из стен, падали сквозь потолок. Кажется здесь были представлены все человеческие подвиды; инопланетные экземпляры были еще более многочисленными. Она уставилась на одного, линианского самца, застывшего в момент прорыва вверх сквозь легированный пол. На лице амфибии запечатлилось то же чувство, что и на лицах всех остальных, – безмерное, невыразимое удивление. Она придвинулась поближе. Каждая деталь была безупречна, чешуйчатая синяя кожа, крошечные крючковатые зубы, огромные золотые глаза, широко распахнутые от удивления.

У нее внезапно возникло непреодолимое ощущение, что перед ней искусно законсервированный труп.

Она отшатнулась и, потеряв равновесие, чуть не упала, но Лудильщик Плоти протянул длинную руку и удержал ее на ногах. Он не сразу отпустил ее руку, и хотя его хватка была нежной, пальцы у него оказались крепкими, как корни старого дерева. Пурпурные глаза пылали.

– Интересные у меня сувениры, не правда ли?

Он отпустил ее, разразился бешенным хохотом и закатив глаза, стукнул руками по голове с обеих сторон, как будто боялся, что она может расколоться. Внезапно его рот захлопнулся с бесшумным щелчком, и он бросился в кресло, обитое замысловато татуированной кожей.

– Уходи или оставайся, – сказал он спокойным, усталым тоном, глядя в пространство. – Но поверь: все те, кто украшает мои стены, нашли свою смерть из-за разных естественных причин.

Мадейру страшили экспонаты, но куда ей бежать, если Лудильщик захочет и ей причинить вред?

– Естественные причины? – Она указала на линианца. – А как насчет него?

– Он умер во время путешествия. Такое случается. Сам я при перелетах никогда не погружаюсь в холодный сон.

– Как он умер?

– У меня с ним была сделка. – Лудильщик Плоти кинул на нее острый взгляд. Лихорадочная вспышка страстей волной прошла по его лицу. – Можешь верить мне, дитя. Ложь – это роскошь, предназначенная для тех, чьи головы не настолько заполненны, как у меня.

Любопытство оттеснило ее страх.

– Что вам нужно здесь, в Арциморе?

– Это мое дело, а не твое.

– Вы не ответите ни на один мой вопрос? А какую сделку вы заключали с линианцем?

– Зачем тебе это знать? Вот сейчас я понял, я понял. Ты хочешь совершить такую же сделку! Ха-ха.

– Вообще-то, нет…

– Приступим! – Голос Лудильщика внезапно лишился всех его экстравагантных эмоций и сделался сумрачным и холодным. – Не обращай внимания на мои вспышки гнева, спиши их на мой возраст. Я предлагаю сделку. Я оказываю тебе свою обычную услугу; взамен ты отправляешся со мной в путешествие. Но ты должна прокатиться в виде ледышки.

Всю свою жизнь она молила о таком побеге.

– Ваше «обычное обслуживание»? Что это означает?

Лудильщик Плоти поднял на нее глаза, слишком удивленный, чтобы сердиться.

– Разве это не очевидно? Мое имя – это моя работа. Я придаю телам новые формы.

Новые формы?

– А лицу тоже?

– Самое несложное дело.

– Но что приобретаете вы от сделки? Не мою же компанию, ведь я должна буду лететь замороженной.

– Сувениры. – Лудильщик Плоти сделал широкий жест, охвативший всю гостиную. – Примерно каждый десятый оттаивает мертвым; значит я получаю подарок на память, образец моего искусства. И есть другие причины, из-за которых я должен иметь в своем распоряжении лодку. Видишь ли, у меня бывают припадки, и в такие моменты я сам не свой.

– Но сувениров так много…

Пурпурные глаза потухли.

– Я стар.

– Что вы можете сделать?

Рука Лудильщика Плоти метнулась вперед и прикоснулась к ее лицу. Длинные пальцы медленно прошлись вдоль шрамов. Кончики пальцев у Лудильщика Плоти оказались сухими и гладкими, как старое полированное дерево, и не то, чтобы неприятными, но очень странными. Она изо всех сил старалась не отстраняться. Его рука скользнула вниз по ее телу, по узкому плечу, по толстой талии. В прикосновениях не было ничего сексуального.

– Я могу сделать тебя красавицей.

– А вы можете сделать меня Богиней Моды?

– Да, конечно, но помни, ты не сможешь здесь остаться, чтобы наслаждаться своим правлением. Такая сделка тебя устроит?

– Да, – не колеблясь, ответила она.

– Аах! Мудрое решение. И кто бы на твоем месте не согласился? Кто бы не захотел сбежать из этого мрачного города, где со стен каждый день на рассвете павлины-неудачники сыпятся в море. Зрелище – в этом нет сомнений – любопытное, но по сути – ужасное…

Лудильщик Плоти повел Мадейру обратно по коридору. В последней каюте он уложил ее на каталку из холодного металла. Один край каталки занимало скопление зондов, а поддон под ней был заполнен черными коробками и клубком инфолент.

Он прикрепил индукционные пластыри к ее скулам.

– Надеюсь, я получу то, чего хочу, – шепнула она сама себе.

Лудильщик Плоти поднял руки перед лицом в предостерегающем жесте.

– Осторожней! Такие желания бывают более опасны, чем проклятия.

Мадейра проснулась в темноте, полулежа в старом кресле, завернутая в ворсистое одеяло. Мягкий свет сочился из стоящего перед ней холотанка. Она пассивно и бездумно следила за тем, как в тускло-голубом кубе мелькают призраки.

Лудильщик Плоти стоял совсем рядом.

– А! – сказал он. – Проснулась.

Она села прямо, мир вокруг выглядел иначе чем обычно. Вес и длина ее тела стали иными. Она вытянула изящную руку и увидела блеск своей новой кожи. Даже ее глаза, казалось, были не на своем месте, может из-за того, что стали слишком большими, даже возможно, больше прежних орбит, хотя ее зрение казалось идеальным.

– Взгляни на куб. – Лудильщик Плоти ткнул рукой и цвет хлынул в холотанк.

Красивая обнаженная женщина ранним утром грациозно двигалась по теннистому саду. Золотистый свет пробивался сквозь пышную растительность. Мадейра не смогла опознать ни одного цветка. Женщина вышла на свет.

Ее кожа была белой, как лед, волосы обрамляли лицо, словно облако черного дыма. Рот у нее был широким и алым, с приподнятыми уголками. Глаза – ясного медно-желтого цвета, невероятно большие…

Сцена сменилась. Женщина теперь присутствовала на многолюдной вечеринке. На ней было узорчатое сари, которое медленно ползло по ее телу, кольцо за кольцом, нежно скользя замысловатым серо-лиловым узором по идеальной плоти. На неизвестном Мадейре языке она разговаривала с существом, отдалено походившим на человека. Оно своим видом напомнило Мадейре тюленей, которые следовали за Арцимором по морю, за исключением того, что на существе был клетчатый килт. Женщина поднесла к ноздрям тюленя открытую ампулу, и тот отпрыгнул в сторону, хлопая по бокам длинными перепончатыми руками. Женщина рассмеялась.

– Восхищаешся собой? – шепнул ей на ухо Лудильщик Плоти.

Красавица теперь кружилась в танце с другим тюленеподобным существом – в неловком танце с неуклюжими прыжками и шарканьем ног – и тем не менее, женщина исполняла этот танец изящно и грациозно.

До нее дошли слова Лудильщика Плоти:

– Это я?

Вид у Лудильщика Плоти стал раздраженным, сила этого чувства, как и другие его эмоции, была преувеличенно сильна, и Мадейра отшатнулась назад.

– Ну конечно, это не ты; это только то, как ты сейчас выглядишь. – Лудильщик Плоти указал на холо. – Аммон Тиядо. Мертва тысячу лет. Но все равно достойная модель, а? А? – напор его эмоций был неистов.

– Да, – чуть слышно ответила она. – Но, пожалуйста, не найдется ли у вас зеркала?

Мгновение спустя ярко вспыхнуло освещение, и экран на противоположной стене расцвел серебристым цветом.

Там сидела красавица под белым одеялом, глядя на Мадейру прищуренными желтыми глазами, совершенный рот напряжено сжат.

Мадейра ахнула и прижала руки ко рту. Женщина повторила этот жест. Лицо Мадейры было мокрым, и она увидела слезы в зеркале.

Охранников уже не было, когда она вышла из лодки.

Мадейра вернулась в кладовую, где они с Бинтером прожили всю свою совместную жизнь, но он куда-то пропал.

Она приготовила сверток из нескольких своих вещей и пошла с ним к выходу, но потом повернулась и бросила сверток обратно в прочий хлам.

Бинтер придет в неистовство, когда она не вернется. Но какие объяснения ему привести, чтобы он смог поверить? Возможно, это и к лучшему, что она его не встретила.

Когда, с блестевшими от слез щеками, она обернулась к двери, чтобы уйти, там стоял Бинтер с широко открытыми глазами. Он отвернулся и, ссутулив плечи, положил руку на вокодер.

– Извините меня, Гражданка, – произнес он.

– Бинтер, – сказала она. – Это я, Мадейра.

Он отпрянул, и его пальцы коснулись вокодера:

– Где Мадейра Эзолико? Пожалуйста, скажите мне.

Она отстранилась.

– Я знаю, что выгляжу как ночная особа. Я должна уйти, до окончания Ночи Пирующего Дьявола. – Она наклонилась поближе к нему. – Послушай, Бинтер. На следующее утро после Ночи Пирующего Дьявола мы вместе пойдем гулять по трупам. Море будет полно ими. Мы пройдем милю по их телам. И Томов будет там!

Затем она покинула его и пошла на верхние коридоры, обратно к лодке Лудильщика Плоти, чтобы там дождаться Ночи Пирующего Дьявола.

Лудильщик Плоти принес ей облегающее платье из бледной сине-фиолетовой лунной кисеи, расшитое крошечными аметистами и отделанное морозно-рубиновым мехом. К платью прилагалась накидка, чуть посветлее, сотканная из мягкого шелковистого волокна. Она парила над ее обнаженными плечами, подобно опалесцирующуму туману.

– Да, это великолепно, – сказала она, и рассмеялась, плотнее прижимая накидку.

Когда скрылось солнце и началась Ночь Пирующего Дьявола, в звездной лодке Мадейра напоследок оглядывала себя в зеркале.

– Ну же, пошли, ты и так чересчур красива, – произнес Лудильщик Плоти, беря ее за руку. На Лудильщике Плоти было довольно безвкусное, пышное одеяние – костюм, покрытый тонким слоем плоского сапфира, так что от него при каждом движении исходило сияние.

В коридорах шуршали роскошные ткани, воздух был сладок от тонких ароматов. Дойдя до пересечения с главным северо-южным коридором, они влились в яркую реку празднующих и вместе с ними хлынули в людской океан Гранд-Холла.

В этот вечер Холл был разделен по высоте на три уровня. Когда торжество достигнет своего пика, полмиллиона горожан-претендентов заполнят огромный зал. Помост поменьше возвышался на десять метров над полом зала; третий павильон выходил сквозь крышу Гранд-Холла на ночной воздух.

Она задумалась, как ей найти Томова. Он должен повстречаться мне сегодня вечером, подумала она.

Музыка была бесконечным всепроникающим гулом, насыщенной тысячью модальностей. Зал бурлил вокруг них волнами празднования, толпа становилась все плотнее, в нее вливались все новые и новые люди. Лудильщик Плоти поманил ее, и они закружились в танце.

Лудильщик Плоти изменил не только ее внешность; она, которая никогда не танцевала, перемещалась элегантными движениями. Что-то внутри нее вызывало отклик и упоение танцем, и временами она забывала, что человек, державший ее, был сумасшедшим бродягой с непредставимыми мотивациями.

Повсюду над толпой парили мехи-наблюдатели, тщательно сканируя. Один из них проплыл в их сторону и опустился.

– Избранны, – произнес он тонким и слащавым голосом.

Они вытянули руки, и он защелкнул на их запястьях тонкие браслеты. Затем он исчез, окружавшие их танцоры зааплодировали, закричали с энтузиазмом и она испытала странно долго длившийся момент, когда все лица застыли. На лицах были отражены все эмоции, от черной зависти до бескорыстной радости, но каждое из красивых лиц было несовершенным. Впервые она поняла, что значит быть красивой. Слезы оросили ее щеки, и Лудильщик Плоти промокнул их кусочком кружева.

– Пока не все, пока не все, – сказал он.

На втором уровне, где собрались более выдающиеся танцоры, вокруг блестели глаза и сверкали улыбками рты. Мадейра на миг представила, что у нее забег со стаей безжалостных существ. Если она споткнется, накинутся ли они на нее, оскалив зубы?

Томов там и нашел ее, а Лудильщик Плоти тут же исчез, чтобы больше не появляться. Томов был в великолепном облачении из черного облегающего шелка и белой кожи каменного крота. Он ослепительно улыбнулся ей, как будто нашел давно потерянного друга.

– Потанцуйте со мной, – произнес он, элегантно протягивая руку. – Мы будем прекрасной парой.

Она взяла его за руку, охваченная пылающим внутри нее предвкушением.

– Как вас зовут? – спросила она.

– Томов, – ответил он. – Ваш верный спутник. А ваше имя?

– Аммон Тиядо. Ваша… спутница на данный момент.

Они танцевали, они разговаривали и она вплотную прижималась к нему.

– О да, мы точно пара, – сказал он.

Вторая платформа заполнилась до отказа.

– Улыбайся! – приказывал Томов, каждый раз, когда она забывала об этом. Они танцевали, иногда присаживались рядышком, принимая изящные позы и потягивая пастельные коктейли. Они встали у балюстрады, глядя на бурлящий нижний зал. Празднующие плясали и раскачивались в блеске красок.

– Они похожи на насекомых, – сказала она. – Отравленных до конвульсий с дрыгающимися лапками и извивающимися щупальцами.

Томов бросил на нее обеспокоенный взгляд.

Они снова принялись танцевать. Рядом появился мех-наблюдатель, и Томов удвоил свои усилия. Глаза у него были широко распахнуты, кожа блестела от пота, рот оскален в застывшей самоуверенной ухмылке. Он танцевал с отчаянной энергией, и она легко следовала за ним.

Она рассмеялась, и он, зашипев, мотнул головой в сторону меха. Толпа расступилась, давая Томову пространство для его усилий. Мех опустился рядом с ними, когда Томов крутанул ее еще в одном пируэте.

– Избранны, – сказал мех.

Они оба потянулись за жетоном, который он держал; он вложил жетон в ее руку. Вид у Томова стал ошеломленным, но через мгновение жетон достался и ему. Глаза у него заблестели.

– Я хочу находиться там, когда тебя будут короновать, – сказал он. – И после.

– О, да, – ответила она.

На третьем уровне лица окружающих были менее хищными, возможно, потому что многие из празднующих были когда-то Богами Моды, спустившимися из своих покоев, чтобы пообщаться с самыми красивыми кандидатами сезона. Музыка звучала более приторная, более насыщенная. На третьей платформе царило ощущение всеобщей непринужденности, хотя Томова это не коснулось; он посерел от ожидания.

Ночь становилась все более поздней. Она без усилий плыла в этом эксклюзивном океане избранных. Она увидела, как закатывается луна. Она взглянула вверх, на высокие узкие башни, в которых жили Боги Моды. Башни казались прожилками тьмы на фоне звездных россыпей; тысячью мачт они возвышались над спиной Арцимора; на вершине каждой из них светилась бледная лампа.

В конце концов она обнаружила, что танцует в одиночестве, посреди облака мельчайших мерцающих бого-глаз – дистанционных сенсоров, через которые за ней наблюдали обитатели башен. Глазки кружились и пикировали, следуя за ее движениями, их становилось все больше и больше, сотни. Еще через какое-то, довольно продолжительное время, она остановилась, так как бого-глаз стало так много, что она ничего не могла разглядеть сквозь их золотой сверкающий блеск.

Затем была церемония; оглушающие аплодисменты, объятия Старого бога, передача ей в пользование двоих мехов-телохранителей. Ее представили невысокому, опрятному мужчине с изысканными манерами, который должен был стать ее мажордомом. Затем ее руку сунули в механизм, и ей в кость имплантировали ключ от ее башни. Она ощутила струйку крови на запястье.

Она стала Богиней Моды.

Вечер слился с утром. Большинство гуляк вышли к внешней стене и к ожидающему их морю.

Мадейра облокотилась на балюстраду, наблюдая, как они прыгают. Томов стоял в другом конце павильона, и она чувствовала его беспокойство. Несколько раз за последний час он пытался подойти к ней, но ее мехи-охранники его не подпускали. Каждый раз она ухитрялась смотреть куда-нибудь в другую сторону.

Первые лучи солнца скользнули по павильону.

– Пойдемте, – сказала она своему мажордому. – Отведите меня домой.

Она направилась к спускной шахте, сопровождаемая мехами. Томов неуверенно плелся позади, на его лице застыла жалкая улыбка.

На первом этаже он нагнал ее.

– Аммон, – позвал он, голосом страстным и напряженным. Она продолжила идти. Когда она добралась до шлюза безопасности своей башни, Томов сумел ликвидировать отставание, так что он снова оказался в составе ее группы.

Мажордом низко поклонился и элегантной рукой в перчатке подал знак персоналу. Она поднялась по ступеням к замку, и слуги расступились перед ней, с поклонами.

Томов сделал движение, чтобы последовать следом, но мехи остановили его. Когда он попытался прорваться мимо, его угостили уколом электрошока, от которого у него волосы поднялись дыбом. Он упал и, завывая, скатился по ступенях. Мадейра повернулась и рассмеялась.

Томов поднялся на ноги, с поникшими плечами, опустошенный и съежившийся.

Посмотрев мимо него, она увидела Бинтера, наблюдающего за ней из темноты служебного люка. Он был таким уродливым, таким ужасно уродливым. Она содрогнулась и отвела взор.

Позже она поймет, что могла бы сейчас сделать многое. Но она замерла в своем позировании, мысли ее замедлились и застыли в затянувшемся миге триумфа. Томов развернулся и, волоча ноги, поплелся к приморской стене, а затем исчез и Бинтер. Мех, которого она послала за Бинтером, вернулся в одиночестве.

Она закрыла дверь в свои покои в верхней части башни и прислонилась к ней спиной. Лудильщик Плоти ожидал там, стоя у арочного выхода на террасу. Он повернулся, погруженный в блеск синевы и впился в нее пылающим взглядом.

– Итак, – произнес он тем же мрачным тоном. – Дурак мертв. Твоя месть завершена?

– Да, – сказала она.

Лудильщик Плоти, прищурясь, глядел на нее.

– Ну что ж, хорошо. Я полагаю. Но теперь пора идти!

Она прижалась к двери.

– Я Богиня Моды!

Лицо Лудильщика похолодело.

– Ты заключила сделку. – Мощный голос стал на октаву ниже и превратился в рев, не похожий на человеческий голос. – Ты заключила сделку; и теперь ты говоришь мне, что хочешь праздно существовать здесь, продолжая бесцельное кривляние, которое ты презирала в своем враге? Ты действительно хочешь жить в этом страшном городе?

Лудильщик Плоти пронзил Мадейру своим горящим пурпурным взором. Древнее лицо сотрясалось от противоречивых чувств.

Казалось, ее голос потерялся там, где она не могла его найти.

– Ты не знаешь, почему вы делаете это? Почему вы кипите и бурлите, вечно неудовлетворенные, режете глотки из-за малейшего преимущества в изяществе? И когда красота немного увядает, или вы чересчур часто проигрываете в игре «Музыкальные Друзья», тогда все, вперед к стене. Привет, хо-хо!

Он, дрожа, навис над ней, перекошеные губы обнажили крепкие белые зубы. На подбородке блестела слюна. Она попыталась отодвинуться, но он с пугающей скоростью преградил ей путь.

– Нет, послушай! Ты будешь слушать! Арцимор – это прибыльное предприятие корпорации Сид-Корп. Арцимор экспортирует моду. Аах! Можешь себе представить? Огромное количество некрасивых женщин готовы на отвратительные, бессердечные поступки, чтобы заполучить хотя бы частицу той красоты, которую ты носила прошлой ночью. Это не поддается даже моему воображению. Ты действительно не видела людей с камерами? Тех троих растяп, в клоунских колпаках с кисточками и в дамасских эльфийских сапогах? – Он дико захохотал. – Нет. Конечно, нет! Они были невыразимо бестактны – потому что были невидимы.

Она отшатнулась от него.

Он продолжал говорить, голос у него стал еще ниже и холоднее.

– Ваш город был построен с одной целью – разводить людей, которые не заботятся ни о чем, кроме нарядов. Ваша мода продается на тысячах пангалактических миров. И это прибыльное занятие.

Он приблизил свое ужасное лицо к ее лицу, и его голос снизился до интимного шепота.

– Мне доставляет удовольствие населить миры своим стандартом красоты «Аммон Тиядо». Через несколько лет ее лицо будет повсюду, куда бы я ни пошел, снова радуя мои старые глаза. Прелестная шутка, а? – Лудильщик Плоти глубоко вздохнул. – Достойная ее памяти.

Теперь у него было бесстрастное и безучастное лицо с невидящим взглядом.

– Такая красота неотразима. Ты не могла проиграть; если бы ты надела на бал шерстяной мешок, все равно ты была бы Богиней. Твоя роль сыграна, дитя. Никто не заметит и не будет беспокоиться, если тебя больше никогда не увидят. Новоиспеченные Боги часто уходят к стене, исчерпав свое предназначение. Уходи, пока можешь. Или ты воображаешь, что Боги Моды ведут восхитительную жизнь в своих покоях? Вот ты? С каждым годом ты будешь становиться чуточку старше, чуточку менее красивой – подходящая пытка для мужчин и женщин, которые живут только ради красоты.

Она зажала уши руками, и на этот раз он не помешал ей убежать во внутренние комнаты.

Не дожидаясь, пока солнце подымется высоко, она взяла своих мехов и отправилась на поиски Бинтера.

Кладовая была пустой, с явственным ощущением заброшенности, и ее внезапно настигла уверенность, что Бинтер ушел к стене. Она побежала, с глазами слепыми от слез, по коридорам к ватерлинии, и стала уговаривать людей с колючими шестами найти его тело. Но они в страхе убегали от нее, потому что, заметив ее красоту и ее мехов-охранников, принимали ее за ночную особу. Она поспешно перебегала от порта к порту, оглядывая плававших внизу мертвецов, но среди этих тысяч отыскать его не смогла.

Возвратившаяся в свои покои Мадейра лежала поперек постели из кружев и шелка. Она пристально вгядывалась в зеркало с серебряной оправой, которое держала на расстоянии вытянутой руки. Волшебный лик смотрел на нее оттуда, желтые глаза потемнели в оценивающем взгляде, роскошный рот сжат чуть плотнее, чем надо.

Слезы стекали двумя сияющими дорожками по чудесным изгибам ее скул. Ей пришло в голову, что она могла бы создать прекрасный эффект, прикрепив пару улиток из драгоценных камней к своим щекам, словно бы они ползут из ее глаз. Улитки из полированного цитрина, в тон глазам.

Она перевернулась на спину, так что слезы застили ей глаза, и она не больше не видела ничего, кроме искрящегося тумана.

Она лежала в койке, жесткой и узкой, но еще не холодной. Или, может быть, так оно и было, а она просто этого не ощущала. Ее мысли застыли, и она стала безразличной к ощущениям своего тела.

Лудильщик Плоти стоял у кушетки холодного сна, с необычной для себя, умиротворенной улыбкой.

– Желаю тебе – никаких снов и благополучного прибытия, – произнес он своим замечательно ужасным голосом, а затем опустил прозрачную крышку.

Испуга в ней было меньше, чем она могла бы ожидать. Ведь, в конце концов, оставались очень хорошие шансы, что однажды она проснется в новом мире.

А если нет… Тоненькая струйка горьковато-сладкого удовольствия просочилась сквозь ее остывающий разум. Каким изящным трофеем она станет на стене у Лудильщика Плоти, какое выражение полнейшего изумления осветит ее идеальные черты навсегда.