Учуяла я Большую Нужду намного раньше, чем увидела. Хотелось бы сказать, мол, это потому, что я сидела лицом в другую сторону, но нет. Ароматы острова ударили в нос ещё до того, как узкий канал изогнулся и перед нами предстало место назначения.
Побледнев, я смотрела, как Герти достаёт ментолатум. Затем вспомнила, что Уолтер обо мне позаботился, и выудила из кармана такую же баночку. Ткнув пальцем в гель, я намазала ноздри, слегка вдохнула…
И чуть не грохнулась в обморок.
Ида Белль свернула за угол, я оглянулась посмотреть, что же может так вонять, и с удивлением обнаружила заросший грязью и кипарисами островок по ту сторону стометрового озера, заполненного пнями. Дышать уже было нечем – расстояние запаху оказалось не помехой. Ида Белль снизила скорость почти до полной остановки, и мы начали зигзагами пробираться между пней.
А Мари мудра, если тут спряталась. Кто в здравом уме рискнёт сюда сунуться?
Я вновь опустила палец в ментолатум, на сей раз зачерпнув от души, и забила гелем ноздри. Принюхалась, проверяя ощущения, а затем просто погрузила в баночку нос целиком.
– Обычно всё не так ужасно, – сказала Герти.
– Почему же сейчас так?
– Лето. Из-за жары запахи усиливаются. Никто сюда не лезет, пока не похолодает. Но пятнистая форель тут гигантская…
– Да плевать. Я бы сюда и за золотой рыбкой не приплыла.
– Ты изменишь своё мнение, если побываешь на одном из наших ночных пикников с жареной рыбой после дня, проведённого на Большой Нужде.
– Вряд ли. Если только у вас не будет отупляющего количества пива.
Ида Белль фыркнула:
– Конечно, у нас будет пиво. Кто ест жареную рыбу без пива?
Я вскинула брови:
– Южные баптисты?
– В присутствии чужих – да. Но греховодные дамы не в счёт.
Герти кивнула и улыбнулась:
– Знаешь, почему на рыбалку всегда нужно брать двух баптистов?
– Понятия не имею.
– Потому что, если возьмёшь только одного, он выдует всё пиво! – Она расхохоталась, согнувшись на скамейке.
Ида Белль закатила глаза:
– Эта шутка так же стара, как сама Герти, но она не устаёт над ней хихикать.
– Итак, давайте-ка проясним, – сказала я. – Ваша религия запрещает алкоголь, но следуете вы этим правилам только в присутствии других людей?
– Ага, весьма ёмкое резюме, – согласилась Ида Белль.
– Но разве бог не видит?
– Ох, чёрт. Богу плевать на пиво. Все эти правила придуманы людьми, чтобы уберечь народ от по-настоящему серьёзных ошибок. Пьяные принимают дурацкие решения. Если не пьёшь, то у тебя меньше шансов наделать глупостей.
В её рассуждениях имелись огромные дыры, но поскольку я, даже будучи трезвой, умудрилась совершить кучу глупостей – и эта поездочка среди них, – то решила тему не развивать. Религия, по большому счёту, дело рук людей, а попробуй найти логичного человека. Попытка разобраться в религиозных догматах – прямой путь к безумию.
– Почти прибыли, – сообщила Ида Белль. – Фортуна, хватайся за столб у причала и подтягивай нас ближе к лестнице.
Я обернулась и едва не впечаталась лицом в дерево – спасли только недремлющие инстинкты обученного наёмника. Я выбросила руки вперёд и схватилась за столб. А когда мы остановились, взяла верёвку и привязала лодку.
– Отлично справилась, – одобрила Ида Белль.
– Отлично было бы, предупреди вы заранее, – отозвалась я.
– Вот ещё. Я держу тебя в форме. Здесь никогда не знаешь, когда придётся действовать быстро. Не время расслабляться.
– Поверьте, здесь я планирую двигаться со скоростью света. – Я начала подниматься по лестнице и зацепилась болотником за болтающуюся доску. Ида Белль и Герти молча наблюдали, как я сражаюсь с куском гнилого дерева. Наконец вырвав сапог вместе с доской и поднявшись на пристань, я заметила: – Ладно, может быть, со скоростью звука.
– Может, скажем, что на другой стороне острова её ждёт миска бананового пудинга? – предложила Герти.
Проигнорировав шпильку, я нагнулась и схватила протянутый дробовик. Вчера я неслась по главной улице вовсе не из-за пудинга. Да я тогда ещё даже не знала, что такое настоящий банановый пудинг. Я бежала, потому что терпеть не могу прятаться от проблем. И волновалась лишь о том, чтобы прийти первой. Пудинг стал приятным бонусом, но кроссовки я притащила в церковь не из-за него.
Я положила ружьё и собралась было подать руку Герти, но она уже самостоятельно вскарабкалась на пристань, да и Ида Белль не отставала. Видимо, они прекрасно обучены искусству передвижения в болотниках. Оставалось утешать себя тем, что я, вероятно, облегчила им задачу, выдрав гнилую деревяшку.
Я потянулась к дробовику, но Герти успела сграбастать его первой и одарила меня таким взглядом, что стало ясно: без боя не отдаст. Драка с вооружённой старушкой – да ещё и на этом навозном острове – меня не прельщала. С моим везением, Герти прострелит лодку, и мы застрянем здесь навеки.
– Куда теперь?
Ида Белль махнула налево:
– Сюда. Лагерь у самой воды… ну, когда там есть вода. Вдоль берега мы доберёмся прямо до двери.
Шагнув с пристани, я угодила в ту же чернильную слизь, что и в байю за моим домом, но быстро выдернула ноги и доковыляла до более-менее твёрдой почвы. Ида Белль пробралась через ил и побрела вниз по берегу мимо меня. Я дождалась, когда Герти последует за ней, а сама замкнула шествие.
– А что, если Мари откажется уходить? – спросила я по дороге.
– У неё нет выбора. – Ида Белль произнесла это таким тоном, что сомнений в её серьёзности не осталось.
– А если её тут нет?
– Где ж ещё ей быть? Лодка Харви пропала. Сомневаюсь, что Мари уплыла рыбачить, тем более рыбу она не ест.
– Вы мне не говорили, что лодка Харви пропала.
– Мы не догадались проверить, пока Картер не ворвался к тебе сегодня утром. И только когда ты переодевалась, Герти позвонила одной из греховодных дам и попросила посмотреть.
– Но если Мари приплыла сюда на лодке, то почему у пристани её не было?
– Она, наверное, причалила с другой стороны острова, где чаща плотнее, и спрятала лодку на берегу.
– Как-то чересчур предусмотрительно для бесхребетной домохозяйки.
– За годы знакомства мы кое-чему её научили, – пояснила Герти. – На всякий случай.
– На случай, если она убьёт своего мужа и будет вынуждена скрываться?
– Нет! Господи, ну ты и выдумщица. На случай, если Харви особенно разойдётся, и ей понадобится укрыться на некоторое время. Он был слишком глуп и ленив, чтобы искать спрятанную лодку. Он бы проверил пристань и решил, что Мари здесь нет. Единственное, на что у него всегда хватало энергии, так это на беготню за другими женщинами.
– Но почему Мари его не бросила?
– Из-за денег, конечно же. Мари не обладала тем, что ты бы назвала «полезными навыками», и её родители были бедны как церковные мыши. А с учётом железобетонного брачного контракта, Мари ушла бы ни с чем.
– Но ведь вы бы ей помогли.
– Разумеется, и мы предлагали помощь миллион раз, некоторые даже весьма настойчиво. Но Мари и слышать ничего не хотела. Из-за Чарли.
– Кто такой Чарли?
– Её брат, – прогудела Герти. – Намного младше Мари, он стал для матери настоящим сюрпризом. В юности мы обзывали его Чарли-тугодум. Теперь-то мы знаем, что у него аутизм. Обучение помогало, но пока Мари не организовала терапию и проживание в специальном заведении, где с ним работали специалисты, Чарли влачил довольно жалкое существование.
Теперь картина прояснилась.
Я нахмурилась:
– И Мари взяла на себя расходы за терапию и проживание Чарли.
– Конечно. Она любит этого мальчика больше всего на свете. И я её понимаю – он невероятно милый. Но врачи дерут втридорога, и ни одна из нас не в силах оплачивать уход за Чарли. Мы обеспечены, но не миллионеры вроде Харви.
Я выдохнула. Если Мари признают виновной в убийстве Харви, суд, вероятно, назначит наследниками его ближайших живых родственников.
Я и так жалела Мари, зная, как измывался над ней муженёк, но теперь, с учётом того, что у неё просто не было иного выбора… моё сочувствие усилилось в разы. Долгие годы она оставалась с этим говнюком, только чтобы иметь возможность заботиться о больном брате. О таких историях обычно болтают в ток-шоу и снимают фильмы.
Мари не злодейка, а героиня. И с этой минуты я собиралась перестать плакаться о своей вынужденной помощи Иде Белль и Герти. У них-то с сопереживанием ближнему явно всё в порядке. Спасение Мари от тюрьмы стоит этой мороки и уж точно важнее упаковывания вещей мёртвой старушки, с которой я предположительно в родстве.
Я глянула на часы. Прошло почти пятнадцать минут, и цель, наверное, уже близко. Едва я об этом подумала, как мы завернули за угол и увидели…
Хотя мой опыт в пустыне не позволял назвать сие «лагерем», на «дом у озера» хлипкое и наскоро сколоченное строение тоже не тянуло. «Хижина из ужастика», кажется, самое подходящее описание. С обшарпанными и искорёженными деревянными боками и насквозь проржавевшей жестяной крышей. Хорошо, что не было грозы, а то Мари бы там утонула.
Мы прошли к двери, сделанной – плохо – из листа фанеры. Изнутри не доносилось ни звука, и пусть я свято верила, что Мари хороший человек, рука моя всё же потянулась к поясу, едва Ида Белль толкнула дверь.
– Пусто, – огорчённо констатировала она.
Я расслабилась и вслед за старушками шагнула в дом. Внутри всё выглядело так же плачевно, как снаружи. В углу притулился скособоченный деревянный стол со сколотой посудой и походной плитой на нём. А напротив – детская кровать, заваленная скомканными одеялами. На стене красовались самодельные полки с сушёными овощами и консервами. Пол под слоем грязи и мусора было не разглядеть.
– Выглядит заброшенным, – заметила я.
– Так и есть, – отозвалась Ида Белль. – Мари никогда не любила рыбалку.
– Вы что тут круглый год еду храните?
– Некоторые оставляют кое-что про запас. Непортящееся.
– А как насчёт животных? Эта лачуга вряд ли надёжна. Звери не забираются в поисках пропитания?
Ида Белль тряхнула головой:
– На Большой Нужде нет животных. На остров даже птицы не приземляются.
Я сдержала вздох. Типичная человеческая близорукость. Раз звери избегают какого-то места, значит его надо обязательно подо что-нибудь приспособить.
– Что ж, дамы, – начала я, – похоже, мы промахнулись. Ясно, что Мари не здесь.
Ида Белль нахмурилась:
– Но недавно была.
Я обернулась к ней:
– С чего вы взяли?
– Одеяла не грязные, как всё остальное.
Я подняла с кровати одно из одеял и поднесла к лицу. К запаху ментолатума примешался аромат кондиционера для белья.
– Могла она перебраться в другое место на острове?
– Это тебе не Гавайи. Другие места точно такие же – захудалые лачуги, грязь и кипарисы.
– Может, она услышала нас и сбежала, – предположила Герти.
Я вернулась на улицу и обошла хижину.
– Здесь только нашли следы. Так что если Мари не умеет летать, то она ушла достаточно давно.
Ида Белль кивнула:
– Ещё до прилива. Последний был примерно восемь часов назад.
– Ну я не думаю, что она сорвалась бы посреди ночи. Потому, наверное, можно считать, что ушла она до вчерашнего вечера.
– Полагаю, да.
– И где же она теперь? Должны же быть ещё варианты помимо этого клочка вонючей грязи.
– Ни одного! – всплеснула руками Герти.
– Ни у кого из вас? Вы мне тут соловьями заливались о силе и власти Общества греховодных дам, и ни одна из вас понятия не имеет, где Мари?
Она покачала головой:
– Мы же уже сказали, другие дамы не в курсе ситуации. Мы пытались сохранить всё в тайне.
Я прищурилась:
– То есть, я должна поверить, будто на вечернем собрании в субботу вы и правда вязали? И в воскресенье после службы тоже?
– Мы вязали в воскресенье.
– Но не в субботу?
Виноватое выражение лица выдало Герти с потрохами. Ида Белль посмотрела на неё и вздохнула:
– Никогда никого не убивай. Тебя вычислят за секунду.
– Так и знала! Никакого субботнего вязания.
– Нет, – сказала Ида Белль.
– И чем же вы таким секретным занимались?
– Гнали самогон.
Я выпучила глаза:
– Прикалываетесь?
– Не-а.
– Самогон? Который незаконный? Который деревенщины разливают по коричневым кувшинам?
Ида Белль расправила плечи:
– Когда-то он не был незаконным. И мы едва ли деревенщины. Да и разливаем его в весьма милые розовые бутылочки из-под сиропа от кашля.
В голове пронеслось воспоминание, как Герти потягивает такой сироп перед воскресной службой.
– Вы напиваетесь в церкви?
– Конечно нет, – возмутилась Герти. – Мы позволяем себе лишь чуть-чуть перед службой – только чтобы пережить нудные проповеди пастора Дона и фальшивое пение хора. Никакая это не пьянка.
– А что пастор думает о вашем сиропе от кашля?
– Полагаю, он думает, что сироп помогает нам не кашлять. – Ида Белль прищурилась. – Неужели ты и правда веришь, что все женщины в прежние времена страдали от судорог и головных болей? И всё же они принимали настойку опиума. Ну ты понимаешь – потому что мужчины ни о чём не догадывались.
– Но ни одна из вас не замужем.
– О, мы ежегодно продаём сироп на церковном базаре, – оживилась Герти. – Наверное, каждая женщина в Греховодье хоть раз-два да покупала. Мы десять лет подряд выручаем за него больше, чем все остальные за свои товары. Даже больше, чем Франсин за пудинг.
Ида Белль кивнула:
– С тех пор, как мы начали продавать сироп, число разводов в городе упало на двадцать процентов.
Я бросила последний взгляд на хижину и покачала головой:
– Возможно, стоило дать Мари двойную порцию.