Лука + Айви и четыре певчие птички

Серия: Рождественская романтика братьев Коста #3

(разные герои)

Переводчик: Светлана П.

Редактор: Дания Г.

Вычитка: Ирина В.

Обложка: Татьяна С.

Переведено для группы: vk.com/bookhours

ПРОЛОГ

Эй, Санта!

Песня со строчкой «Эй, Санта!» крутится у меня в голове уже несколько дней. Полагаю, могло быть и хуже. (Когда мы были маленькими, моя сестра пела «Песню, которая никогда не кончается», просто чтобы помучить меня. Она застревала у меня в голове на несколько недель.) Но могло ли быть хуже в целом? Это хороший вопрос. Я не слишком уверена в этом, потому что прямо сейчас все довольно плохо. Пока что это похоже на день, который никогда не кончается. Он продолжается и продолжается. Хотя, наверное, это лучше, чем альтернатива, учитывая обстоятельства.

Я в библиотеке в маленьком городке под названием Хоук-Ридж-Холлоу, на случай, если тебе понадобится найти меня для спасательной миссии. Ну, пока что я здесь.

Если бы все было иначе, я бы не хотела уезжать отсюда. Это место восхитительно. Такое причудливое. Такое милое. Проблема в том, что есть кое-кто, кому я не желаю меня найти. Или, точнее, кто-то, кто я не хотела бы, чтобы нашел мою сестру.

Пытаясь слиться с толпой и быть незаметной, я забрела на «Час истории с Холли». Она читала забавную книгу о том, как детские письма Санте теряются при пересылке. Предупреждение о спойлерах! Непослушный эльф-изгой их перехватывал. Возможно, ты знаком с этой книжкой. В любом случае, у меня остались теплые воспоминания о посещении библиотеки, когда я была ребенком. Это было убежище, побег в сказки, где я могла жить не своей жизнью.

Вернемся к сегодняшнему дню, когда после чтения библиотекарь Холли попросила всех детей написать тебе письма. Точно так же, как библиотека была для меня убежищем в детстве, вера в доброту незнакомцев (и Санты) принесла мне утешение и надежду. Сейчас мне бы не помешало немного этого. Поэтому я решила, что стоит написать тебе собственное письмо. К тому же, когда в моем мозгу повторяется песня «Эй, Санта!», я восприняла это как знак.

Дело в том, что в данный момент мне не к кому обратиться.

Ты знаешь ситуацию с моей семьей или вернее с ее отсутствием. После того, как я увидела всех этих улыбающихся, милых детей с библиотекарем, я бы очень хотела, чтобы когда-нибудь у меня было несколько собственных детей, и я могла бы делать с ними все эти веселые рождественские вещи: колядовать, печь печенье, ходить к тебе в гости…

Эх.

То, что в моей жизни было не так много перспектив для отношений, не значит, что этого никогда не произойдет. Ведь так?

Кроме того, я хотела бы принести несколько извинений, прежде чем ты решишь, в какой список включить меня в этом году, потому что у меня есть большая просьба, но я к этому еще вернусь.

Для начала, прости, что я сказала Айрис, что Санты не существует. В третьем классе Джоуи Дерст рассказал эту небылицу. Это было началом и концом моей доверчивости, особенно после того, как я увидела твои следы на снегу возле дома Вандерхаузенов, где жила той зимой. С этого момента я стала искателем фактов. Сторонником истины.

Верующим в Санта Клауса!

Кроме того, совсем недавно, девятнадцать часов назад, если быть точной, я не совсем удачно покинула свою работу. Это было больше похоже на бегство. В буквальном смысле, ведь я парикмахер. Но я была нужна Айрис и не могла оставить ее в одиночку противостоять врагу номер один. Уверена, ты знаешь, о ком я говорю, потому что не могу представить, чтобы ты набил его чулок чем-то другим, кроме запретительного ордера.

Мы оба знаем, что Айрис не из тех, кто живет жизнью одинокой женщины. Ну, до сих пор. Не удивлюсь, если она встретила парня в аэропорту, влюбилась и отменила свои планы. Она такая взбалмошная. Парни стекаются к ней, особенно те, которые совершенно ей не подходят. Тем не менее, сестра собирается взять на себя совсем другое пожизненное обязательство, так что давай надеяться, что она не будет отвлекаться.

Вот моя просьба: не мог бы ты проследить за тем, чтобы она благополучно добралась до места назначения? А если по какой-то причине Айрис решит отправиться в другое место, не мог бы ты позаботиться о том, чтобы она встретила достойного мужчину? Для начала, мужчину, который соблюдает закон, будет относиться к ней по-доброму и любить ее? Я знаю, что это огромная просьба, и не ожидаю, что это произойдет в одночасье, но мы все будем спокойнее, зная, что она в безопасности. Я молюсь за нее.

Что касается меня, я надеюсь на счастливое Рождество. Вот и все. Если, конечно, проживу так долго. Полагаю, это тоже существенное пожелание, но, если ты способен творить волшебство или чудеса, сестрам Херли они точно пригодятся. Если же я могу выбрать только одно, то сделай это для Айрис. Она заслуживает этого после всего, через что ей пришлось пройти.

С любовью,

Айви (в бегах в зимней стране чудес)

ГЛАВА 1

АЙВИ

Возможно, я свернула не туда и оказалась на Северном полюсе. Но, опять же, я не прилагала особых усилий, чтобы сделать правильный поворот. Скорее, ехала как можно быстрее и как можно дальше.

Я не злюсь из-за того, где оказалась. Могло быть гораздо хуже. Пряничные дома, светящиеся разноцветными огнями по дороге в главную часть города, вызывают улыбку на моем лице, несмотря на обстоятельства. Красные и белые ленты, обвивающие уличные знаки, делают их похожими на леденцы для великанов. С неба сыплется снег, словно кружевное покрывало. На улице очень уютно!

Хоук-Ридж-Холлоу просто очарователен.

Еще больше огней и больших венков украшают все четыре стороны кирпичной башни с часами в центре города. Уже поздно, а они прозвонили четыре раза. Полагаю, что на севере Монтаны скоро стемнеет. И что тогда? Об этом я подумаю позже.

Потому что прямо сейчас я шагнула, э-эм, въехала в свою детскую мечту. Когда росли, мы с сестрой переезжали с места на место, и у нас никогда не было настоящего Рождества, о котором мы так мечтали. Оно всегда было чем-то второстепенным или чужим праздником.

Проезжаю мимо церкви, где проходит рождественская ярмарка. Одно из моих самых ярких воспоминаний — посещение такой ярмарки с сестрой и мамой. Мы заходили во все лавки, покупали самодельные леденцы и фотографировались с Санта Клаусом. Это был идеальный день с обещанием семейного Рождества на следующей неделе.

Спойлер: этого не случилось.

Я не могу вернуться в прошлое, но могу посетить базар и притвориться, что моя жизнь нормальна в течение часа или около того. Это последнее место, куда бы заглянул такой парень, как Райф.

Развернувшись, я въезжаю на стоянку и паркую Ники — мою не очень надежную «Мазду».

Словно не нахожусь в бегах, я легко теряюсь в толпе. Когда прохожу мимо ларьков, украшенных рождественской атрибутикой, пирогами, печеньем и изделиями ручной работы, мне хочется задержаться, купить несколько подарков и попробовать угощения.

Продавцы и ремесленники веселятся, выставляя на продажу свои изделия. Я подумываю купить стеклянное украшение ручной росписи для своей сестры, но тогда мне придется отправить его ей, а я не хочу оставлять следы.

Я дрожу, укутываясь в свою тонкую пыльно-розовую куртку. Поскольку я целый день на ногах на работе, то на мне хотя бы подходящая обувь, но уж точно не снегоступы. Судя по густым облакам над головой, не удивлюсь, если скоро снегопад станет еще сильнее.

Здесь, в Хоук-Ридж-Холлоу, холодно, но это место — настоящая зимняя страна чудес, и мне здесь нравится. Я не хочу никуда уезжать. Но придется, и скорее, чем хотелось бы. Как часто случается в моей жизни, я здесь просто проездом.

Следуя за толпой приезжих и местных жителей, я вхожу в главную часть города, испытывая почти головокружение.

Если бы только Айрис была здесь со мной, чтобы посмотреть на это место.

Возле закусочной я останавливаюсь перед нарисованной мелом вывеской, рекламирующей горячий шоколад собственного приготовления.

Этот город был создан специально для меня? Я начинаю думать, что так и есть.

Невозможно устоять. Хотя должна, потому что пытаюсь залечь на дно. Но после прошедших двадцати четырех часов мне нужно согреться и подкрепиться шоколадом.

Сделав заказ веселому бариста в мини-красно-белой шапочке Санты, я рассматриваю причину, по которой мне нужно поднять настроение.

Вчера я знала, что с Айрис что-то происходит, но решила, что это просто одна из ее обычных драм, и пошла на работу как обычно. Через несколько часов стало ясно, что ситуация плачевная.

Тяжело вздыхаю, когда перечисляю все, что произошло, включая поезда, самолеты и автомобили, чтобы убедиться, что она будет в безопасности. Удивительно, что я до сих пор не сплю. И все могло быть хуже, чем забрести в зимнюю страну чудес.

Пока жду горячее какао, звенит колокольчик над дверью, и кто-то входит внутрь. Мои мышцы напрягаются. Оглядываюсь через плечо и молюсь, чтобы это был обычный человек, ищущий горячий шоколад, а не кто-то, ищущий меня.

При виде улыбающейся пары я расслабляюсь с облегчением. Они держатся за руки, стаптывая снег со своих сапог на коврике у входа. Он целует снежинку на кончике ее носа.

Если бы я была одной из тех анимашек в текстовых сообщениях, сердечки окружили бы мое лицо. Какая любовь. Так мило. Я уже говорила, что мне здесь нравится? Достопримечательности, запахи, даже люди. По крайней мере, пока.

Осматриваю остальную часть маленького кафе, чтобы убедиться, что никто не следит за мной. Мужчина и его дочь сидят за маленьким столиком с горячим шоколадом. С игрушкой единорога в одной руке, девочка осторожно слизывает взбитые сливки с ложки в другой. Молодая женщина судорожно набирает текст на ноутбуке. Другая читает, потягивая чай. Три женщины сидят рядом и болтают. Еще один мужчина сидит в одиночестве. Он, вероятно, на несколько лет моложе меня, у него копна вьющихся каштановых волос — издержки профессии замечать хорошие волосы. Он не притронулся к своему круассану — я называю их опасностью для сладкоежек. И почему тот до сих пор не съел хрустящее, маслянистое тесто? К счастью, он не тот человек, которого я пытаюсь избежать.

— Горячий шоколад для Айви, — произносит бариста мое имя.

Я вздрагиваю.

Первое правило нахождения в бегах: используй псевдоним.

Я уже не справляюсь с этой работой. Однако Айрис, моя сестра, предпочитала ваниль шоколаду. Она почти не прикасалась к таким вещам, так что есть шанс, что Райф не будет искать здесь, если вообще знает, где я.

Будем надеяться, что нет.

Райф Мэйхью из тех, кто превращает снег в копоть. Мишуру в кинжалоподобные сосульки и вмиг расколет кулаками оконные стекла с морозными узорами. И если бы свечи мерцали внутри, он бы использовал их, чтобы поджечь все вокруг.

Откуда я это знаю? Он настроил мою сестру против меня, по крайней мере, временно. Оторвал ее от семьи и друзей, утверждая, что мы врали о нем. Что Айрис не может нам доверять. Что она в безопасности только с ним.

После того, как сестра неоднократно отменяла планы на ужин, я пыталась встретиться с ней за обедом. Несколько раз, в последнюю минуту, Айрис придумывала случайные отговорки: потеряла ключи, забыла, что у нее назначена встреча в это же время, или помогала соседке, которая потеряла зубные протезы. Что было удивительно. Не в том смысле, что она кому-то помогала. Скорее, у ее соседки не было зубных протезов. Когда Айрис сказала, что Райф теперь отвечает за ее расписание, вспыхнул красный флажок.

Когда я хотела встретиться с ней за поздним завтраком, а потом попыталась выпить с ней кофе, она неоднократно отказывалась, что было не в ее характере, красных флажков стало слишком много, чтобы их можно было сосчитать.

Я залезла в интернет и заплатила двадцать девять долларов и девяносто девять центов службе проверки биографий, чтобы узнать, что у Райфа Мэйхью есть досье, длинное, как крысиный хвост. Очень большой, жирной, лживой, жуликоватой крысы. Я ничего не имею против крыс, потому что в одной из моих приемных семей была такая крыса, но вы понимаете, о чем я.

Когда Айрис перестала отвечать на звонки, я появилась у неё дома, но злобные сторожевые собаки прогнали меня с территории.

Насколько я слышала, Райф держит в заложниках ее йорка. У меня есть друг, который руководит организацией по спасению животных в Техасе, который занимается этим вопросом.

С чашкой горячего какао в руке я подхожу к бару самообслуживания, расположенному рядом с обычной кофейной станцией. Рядом со мной мужчина с широкими мускулистыми плечами, одетый в серо-зеленую фланелевую рубашку и темно-синюю вязаную шапку, добавляет в свой кофе немного молока, а затем отходит в сторону, чтобы прикрепить крышку к бумажному стаканчику. Он похож на человека, которого я хотела бы видеть в качестве телохранителя, чтобы тот прикрывал мне спину.

Я подхожу к задаче по добавлению молока в мой горячий шоколад с той же сосредоточенностью, с которой готовила бы последний ужин. Что вполне возможно.

Двигаясь слева направо, я выкладываю на какао порцию взбитых сливок, а также горсть, кажется, огромного домашнего зефира, ассорти из белого шоколада, арахисового масла и ирисок, шоколадной стружки, измельченных мятных конфет и по ложечке красной и зеленой посыпки.

Удовлетворенная и слегка обеспокоенная тем, что чашка может переполниться, я чувствую чье-то затянувшееся присутствие. Мой желудок подпрыгивает.

Пожалуйста, не будь Райфом.

Я поднимаю взгляд на пару карих глаз. Дрожь в моем желудке переходит в трепет. В глубине души этого мужчины, в его темных глазах, скрыта какая-то задумчивость и, возможно, немного веселья, о чем свидетельствует кривая улыбка, спрятанная за его отросшей бородой. Не то чтобы он казался неискренним, но как будто не решается позволить себе улыбнуться полностью.

Так же, как и я, по крайней мере сегодня, потому что я настороже. Я как открытая книга с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать лет. Ранние же главы содержат не самые лучшие воспоминания.

Приветствую его своей чашкой и, как я надеюсь, кокетливой улыбкой, а потом перестаю покачивать ею, пока не растеряла все свои топинги.

— С таким же успехом я могу получить все за свои деньги.

— Выглядит неплохо. — Его глаза не отрываются от моих, и я не могу понять, относится ли это к моему какао… или ко мне.

Под моей тонкой курткой цвета пыльной розы, той самой, которую надела на работу, зная, что только добегу от машины до теплого салона, я согреваюсь внутри, как будто нахожусь под электрическим одеялом.

— Зефир — это все равно, что обнимать облако ртом. Хочешь? — Я немного задыхаюсь. Что я только что сказала? — Ух, это был долгий день. Я этого не говорила. Тебе это померещилось.

Его кривая улыбка становится шире.

— Но ты хочешь зефир? Я, наверное, взяла слишком много. Старая добрая штука «глаза больше, чем живот», — добавляю я, несомненно, только усугубляя этот неловкий момент.

Оказывается, моя игра во флирт скорее неуклюжая, чем милая. В свою защиту могу сказать, что у меня мало практики. Ладно, вообще нет.

Днем я стригу волосы. По вечерам работаю волонтером в программе «Старшая сестра». Э-эм, работала. Я также старалась проводить как можно больше времени со своей настоящей сестрой. Достаточно сказать, что свиданий было очень-очень мало.

— Хочу ли я зефир? Конечно, но только чтобы удостовериться, что это как обнимать облако, — произносит мистер Зефир, борясь со смехом.

Фальшиво нахмурившись, я медленно качаю головой.

— Что? Понятия не имею, о чем ты.

Мы оба сдерживаем улыбки, взаимно соглашаясь не признавать, что я сказала что-то нелепое. Возможно, я заработала полбалла за милую ответную реплику.

Ай да я!

Незнакомец отщипывает зефир, висящий на боку взбитых сливок, и отправляет его в рот. Полные губы смыкаются, пока мужчина жует.

Я улыбаюсь. Может быть, немного пускаю слюни. Что? Мой горячий шоколад «сделай сам» выглядит восхитительно, но он все еще слишком горячий, чтобы его пить.

— Ага. Очень похоже на облако, — замечает он низким бархатистым голосом.

— Рада, что смогла помочь подтвердить этот факт.

— Твое здоровье. — Он стукает своей чашкой по боку моей чашки. Затем мистер Зефир выходит за дверь.

Бабочки, порхающие в моем животе, успокаиваются, посылая вздох.

Как и моя чашка какао, этот мужчина слишком горяч для своего собственного блага в духе секси-дровосека. Очевидно, мне это нравится. Кто бы мог подумать?

Испускаю долгий вздох, представляя, как мы с ним прогуливаемся по Мэйн-стрит, рука об руку, пьем теплый напиток, любуемся огнями и ходим за рождественскими покупками. Он даже целует снежинку на кончике моего носа.

Может же девушка помечтать?

Правда в том, что у меня никогда не будет настоящей любви. К тому же, глядя на Райфа, я разочаровалась в отношениях.

Конечно, я встречалась время от времени — в основном со свободными духом: фрилансерами¹, фри-клайберами², фридайверами³ и фрирайдерами⁴.

Свободны приходить. Свободны уходить. И, Боже, они уходили.

Я так и не нашла того единственного, не говоря уже о том, который оставался бы со мной надолго. Но это освободило меня, чтобы помочь моей сестре выбраться из ужасной ситуации, так что я здесь.

Поскольку мое горячее какао похоже на быстро тающую Пизанскую башню без цемента, я нахожу свободный столик.

Я наполовину надеюсь, что мистер Зефир вернется и присоединится ко мне. Оглядываюсь. Его точно нет. Тихо пришел. Тихо ушел. История моей жизни. Надеюсь, то же самое можно сказать и о Райфе.

Глядя на ассортимент топингов на моем горячем какао, я улыбаюсь. Айрис предпочла бы теплое молоко. Если бы захотела пикантности, то, возможно, добавила бы корицу.

В то время как я иду на все, она более сдержанна. Если я говорю парням глупости и остаюсь одинокой, то она ничего не говорит, и они прилипают к ней, как… ну, как зефир к взбитым сливкам. Жаль, что все они неудачники.

Если бы мы с Айрис жили бок о бок, на Рождество мой дом выглядел бы так, будто я соревнуюсь с семьей Гризволдов из классического фильма⁵, покрывая его сверху донизу огнями. Там была бы целая флотилия надувных оленей, тянущих Санту в санях. Я бы украсила все доступные поверхности милыми безделушками.

В то время как в доме Айрис был бы простой венок, свечи в окнах и, возможно, группа этих элегантных светящихся оленей в натуральную величину, пасущихся на лужайке.

Готова поспорить на что угодно, что мистер Зефир дал бы ей номер своего мобильного телефона, и ей даже не пришлось бы спрашивать.

Это все к тому, что мы очень разные, хотя выглядим одинаково, настолько, что люди не могут нас отличить. В данный момент я надеюсь, что это послужит на пользу Айрис, когда она будет убегать.

Отпивая горячее какао, я смотрю в окно на проходящих мимо людей: мать и дочь, муж и жена, группа подростков, хихикающих и фотографирующих друг друга на свои телефоны. Тоска вонзается в мою грудь, как абордажный крюк, и терзает сердце.

Когда ехала по Хоук-Ридж-Холлоу, я не могла отделаться от мысли, что попала в рождественское святилище.

На окраине города был даже центр приема гостей, где можно было встретиться с Санта Клаусом, отведать печенья и свежего молока с фермы.

Этот город идеален. Если бы я только могла остаться здесь на некоторое время. Но где мне спрятаться? Возможно, Санте на городской площади нужна помощь, и он наймет меня в качестве эльфа-инкогнито. Ах, если бы!

Курорт, скорее всего, слишком дорогой, а на вывесках нескольких других отелей, мимо которых я проезжала, было написано «Нет свободных мест». Мне просто повезло приехать в идеальный маленький городок в самое оживленное время года.

Надуваю щеки, обдумывая свои дальнейшие действия.

Не думаю, что сотрудники библиотеки позволят мне остаться на ночь. Придется ехать дальше.

Однако, я бы хотела заглянуть в паб «Ястреб и свисток», посмотреть, что продается в универсальном магазине «Хоук Пост», посетить милые бутики и магазин сладостей «Мама и леденцы». Так же я проходила мимо магазина пиццы и пирогов, который хвастался открытием. Не совсем понимаю, как сочетается кусочек пепперони с кусочком яблока, но я бы не отказалась остаться здесь и выяснить это.

Странно, но единственное, чего здесь не хватает, это парикмахерской. Я всегда мечтала стать владелицей такого бизнеса.

К тому времени, как съедаю все топинги с верхушки какао и добираюсь до сливочно-шоколадного напитка под ним, мой телефон пикает. Это сообщение от Айрис, в котором просто говорится: «Прибыла. Молюсь за тебя.»

Откидываюсь в кресле, и облегчение проникает в меня, как теплый шоколадный напиток.

Миссия выполнена. Что касается меня, то моя только началась.

Снова смотрю в окно, как снежинки танцует с неба, а с востока надвигается стена тяжелых облаков. Интересно, как далеко еще до Канады?

С своего уютного места в кафе мой взгляд случайно падает на знакомую фигуру, стоящую на тротуаре. Одетый во все черное, он среднего роста, стройный, с редеющей копной бело-русых волос и глазами-бусинками. Они блестят, как два уголька на бледном лице.

Сладость внутри меня превращается в свинец, когда ужас проникает в мои кости.

Не думаю, что Райф видит меня, но, скорее всего, он отследил мою машину. Поднявшись на ноги, я спешу к задней части закусочной и тут понимаю, что оставила шапку на столе.

Вернуться назад? Зайдет ли он внутрь?

Я паникую и хлопаю руками себя по бедрам, переминаясь с ноги на ногу и думаю, что для остальных, кто это видит, это выглядит так, будто мне нужно в туалет.

Пожалуйста, сделайте мне поблажку. Это первый раз, когда я пытаюсь убежать от плохого парня.

Второе правило бегства: сохранять спокойствие.

Возвращение за шапкой и риск раскрыть свое местонахождение, кажется, не входит в список правил бегства.

Однако я жалею, что оставила остатки какао. Приоритеты!

Я стою в коридоре с двумя туалетными комнатами и несколькими полками, уставленными разными товарами. Хорошая новость в том, что я могу построить баррикаду. Плохая новость — здесь нет выхода.

Из передней части кафе доносится звук колокольчика над дверью. Выглядываю за угол. Райф шагает к стойке, словно он здесь хозяин. И задает вопрос женщине за кассой, но, судя по ее улыбке, это не о чашке горячего шоколада.

Вот же крыса.

Кем он себя возомнил, запугивая милую кассиршу, которая носит праздничное ожерелье из мигающих рождественских огней? Только вместо обычных лампочек они в форме кофейных зерен. Это место лучшее.

Нет времени думать об этом.

Пульс учащается, я оглядываюсь через плечо. Выхода нет. Черный ход должен быть на другой стороне кухни. Есть шанс, что если Райф отследил мою машину, он ищет нас с Айрис, думая, что мы вместе. К счастью, она в безопасности за границей.

Думай быстро, Айви.

Если бы я была на месте Райфа, что бы я сделала? Поскольку я оставила на столе одну чашку какао и шапку, он, вероятно, не заподозрит, что оставленные вещи принадлежат мне и Айрис, потому что чашек было бы две.

Здравая логика.

Вдыхаю и выдыхаю короткими вдохами, чтобы не задохнуться.

Он может проверить дамскую комнату. Я никак не могу выйти через дверь, не пройдя мимо него. Если останусь здесь, на виду, то есть шанс, что тот меня заметит.

Я делаю то, что сделала бы любая женщина, заботящаяся о самосохранении. Проскальзываю в мужской туалет и закрываю за собой дверь. Прислонившись к стене, перевожу дыхание, как будто пробежала милю, а не пятнадцать футов.

Здесь на удивление чисто. На стене висит коллаж. Он похож на тот, что висит в женском туалете, которым я пользовалась, когда только пришла. Надписи под фотографиями расплываются, так как мое сердце бешено колотится, но я замечаю на фото женщину с привлекательной стрижкой в стиле боб.

Изучаю себя в зеркале. Мои длинные темные волосы обрамляют лицо. Айрис называет их «русалочьими волосами». Глаза расширены, выражение лица шокированное. Я смотрю в потолок, думая, что делать.

Открыв сумочку, достаю ножницы: я чуть не забыла их, когда в спешке уезжала из города. Это моя сама ценная и дорогая вещь — если у меня есть ножницы, то я могу работать. Они никогда меня не подводили. Учитывая, что я даже не упаковала багаж, уехав незамедлительно, они отправились в мою сумочку.

Прикусив губу, я закрываю глаза. Зная, что мне нужно сделать, я делаю глубокий вдох. Я стригла себя всего один раз в жизни и это была катастрофа, вызванная отчаянием. Потом дала себе торжественную клятву никогда больше этого не делать.

Но я должна. Подстригаю свои длинные темные локоны. Сестры Херли, может быть, и не были лучшими выпускницами, не получали особых призов и не были слишком успешны до сих пор, но у нас хорошие волосы. Исключительные волосы: шелковистые, густые и почти, но не совсем, черные.

Скрежет ножниц разрывает мне сердце, когда я отрезаю пряди, оставляя достаточно волос, чтобы у меня тоже был стильный боб, как у женщины на фотографии на стене.

Если присмотреться, то это не стильно, скорее, неровно, но мне придется исправить это позже. Сейчас не время для совершенства. Райф ищет женщину с длинными волосами. Это самая определяющая черта Айрис и меня. В остальном мы среднего роста, среднего телосложения.

На глаза наворачиваются слезы, но я вытираю их, чувствуя себя глупо. Я делаю это для своей сестры.

Сердце учащенно бьется, когда кто-то резко стучит в дверь женского туалета рядом с моим. Женский голос с акцентом произносит: «Минутку».

Тяжелые шаги удаляются.

Я молюсь, чтобы Райф понял, что человек в туалете это не я, и вышел за дверь. Может, его переедет северный олень. Остается только надеяться. Не поймите меня неправильно, я бы не хотела, чтобы это было смертельно, но, может быть, нанесет легкие увечья, чтобы замедлить его.

Это может показаться необычным в такой момент, но я обматываю резинкой свои отрезанные волосы. Не потому, что надеюсь каким-то образом приклеить их обратно, а чтобы я могла пожертвовать их. Иногда в салоны, где я работала в течение многих лет, приходили женщины, которые просили сделать им стрижку с желанием пожертвовать волосы, чтобы помочь кому-то с медицинским диагнозом, кто пережил травму или проходит курс лечения, в результате которого у него выпадают волосы. Такая щедрость. Глубокий вздох, обещание сделать то же самое — единственное, что делает это терпимым.

Прислушиваюсь у двери. К этому времени, скорее всего, Райф уже пошел дальше, проверяя другие магазины и рестораны на улице. Скрестив пальцы, приоткрываю дверь и выглядываю наружу. В коридоре пусто. Не поднимая головы, я спешу на улицу. По дороге замечаю, что мои какао и шапка исчезли.

Какая досада.

Еще раз оглянувшись через плечо, я разочаровываюсь, что мистера Зефира тоже нет. Я бы предложила ему еще одну порцию моего горячего какао, если бы оно у меня еще было. Конечно, он и его кривая улыбка могли бы прикрыть меня, чтобы я смогла сбежать.

Хотя, возможно, это не самая лучшая идея, учитывая все обстоятельства.

Третье правило нахождения в бегах: оставайтесь сосредоточенными на миссии.

Это еще один способ сказать: не отвлекайтесь на дородных, красивых мужчин с красивыми глазами.

ГЛАВА 2

АЙВИ

Стараясь не отставать от покупателей и людей на тротуаре, я говорю себе, что Райф не будет делать ничего подозрительного на публике. Он ни за что не устроит сцену на глазах у всех этих людей.

Как раз в тот момент, когда думаю, что в безопасности, мужчина, тоже одетый во все черное, подходит с другого конца тротуара. Украдкой оглядываясь через плечо, я вижу, что Райф стоит на углу улицы.

У меня кровь стынет в жилах.

Используя в качестве щита отца, который остановился, чтобы завязать шнурок на ботинке своей дочери, я приседаю за ними, а затем крадусь к ряду машин, припаркованных носом вперед вдоль бордюра. Я проскальзываю сзади, а затем между припаркованными машинами, пробираюсь к своей.

Если кто-то наблюдает за мной, то подумает, что я пьяная мисс Пакман⁶.

Я понятия не имею, был ли тот одинокий парень одним из головорезов Райфа. Есть ли у него вообще головорезы? И что именно это такое? Я хмурюсь. Какое странное слово.

Но мне не нужен ответ ни на один из этих вопросов, поэтому я спешу к своей побитой, ржавой, красной «Мазде», она же «Мазда-рати», как «Мазерати», но гораздо медленнее. Один из моих клиентов обменял ее мне на годовую стоимость стрижки. В то время я добиралась на работу на трех автобусах, поэтому не смогла отказать, хотя Ники не самый надежный автомобиль.

Если бы я не пыталась быть инкогнито, то оставила бы большую шапку Санта Клауса на крыше. По крайней мере, я правильно поняла эту часть того, что значит быть в бегах.

Жаль, что нет настоящего руководства «Правила поведения в бегах».

Да, я украшаю свою машину к Рождеству. Я даже сделала белую бороду из пушистой ткани, чтобы прикрепить ее к решетке радиатора. Я была в середине переезда, когда мне пришлось помогать сестре, поэтому в этом году не успела украсить свою квартиру, и Ники досталась честь рождественского декора. Теперь они в багажнике.

— Пожалуйста, заведись, Ники, — говорю я машине, поворачивая ключ в замке зажигания.

Машина заводится в семи случаях из десяти. Обычно. Чем холоднее погода, тем более капризным становится автомобиль. И да, у нее есть имя — в честь предыдущего владельца, на самом деле. Я подумала, что это поможет улучшить наши отношения.

К счастью, двигатель, заикаясь, оживает. Бросив взгляд в зеркало заднего вида, я замечаю, что позади меня проходит семья, поэтому жду, чтобы дать задний ход. Опустив голову, я вижу через лобовое стекло, как одинокий мужчина встречает Райфа на углу. Они наклоняются друг к другу, словно совещаясь.

Не смотрите в эту сторону. Держите свои глаза при себе, господа.

Когда семья благополучно переходит на другую сторону улицы, когда голова головореза поворачивается в ту сторону, я выезжаю с парковки и еду в противоположном направлении. Из-за рождественских песен по радио мой пульс гулко отдается в ушах. Я постоянно смотрю в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что за мной никто не следует.

Но это трудно сказать наверняка, потому что Хоук-Ридж-Холлоу кишит туристами. Я предполагаю, что Райф ездит на черном внедорожнике с номерами другого штата, но это относится практически ко всем остальным автомобилям, которые не являются пикапами — почти без исключения у них номерные знаки Монтаны.

Когда опускаются сумерки и загораются огни, я проезжаю по району и говорю себе, что я здесь, чтобы полюбоваться рождественскими украшениями. Затем, не желая показаться подозрительной, направляюсь в сторону курорта. Чем больше людей будет вокруг, тем проще будет сливаться с ними. Тем временем небо темнеет от надвигающейся бури. Снег падает все гуще.

Когда проезжаю через парковку, заполненную людьми, которые занимают места на стоянке, одна из машин мигает фарами. Вероятно, они показывают, что застолбили место между машинами.

Отлично. Неважно. Я не собираюсь спорить из-за этого места.

Эта борьба за место на парковке требует терпения. Делаю глубокие вдохи. Такие же, какие делаю, когда у меня особенно придирчивая клиентка, которая не знает, какой стиль ей нужен, и продолжает передумывать на протяжении всего сеанса.

Я снова огибаю парковку. Массивное здание курорта высотой в несколько этажей, построенное в стиле ремесленников, возвышается справа от меня в сиянии мягких белых рождественских огней. Выплатив все долги по кредитной карте, я пообещала себе не пользоваться ею, кроме экстренных случаев. Это похоже на чрезвычайную ситуацию. Может быть, мне удастся снять номер на одну ночь.

В худшем случае, я свернусь калачиком под одной из тех тележек для доставки еды в номер, которые обычно накрывают скатертью. Райф туда не заглянет.

И снова мы с черным внедорожником сталкиваемся. Он снова мигает фарами. Однако на этот раз у нас нет повода для борьбы за свободную парковку. Когда он не трогается с места, я объезжаю его, злясь на то, какими грубыми бывают люди.

Когда проезжаю мимо, мурашки пробегают по моей коже.

— Обогреватель, не подведи меня сейчас, — говорю я, переключая диск регулятора.

Необъяснимое чувство, что кто-то смотрит на меня через окно машины, заставляет меня поднять взгляд вверх, и я смотрю на внедорожник. Пассажир смотрит на меня парой темных глаз.

Райф.

Срываюсь с места в противоположном направлении, лавирую между машинами, пытаясь выбраться с парковки. К счастью, скопление машин блокирует внедорожник Райфа с его головорезом за рулем.

Думаю, они последуют за мной, но, по крайней мере, у меня есть преимущество.

Вернувшись на главную дорогу, я проезжаю, кажется, несколько миль. Канада должна быть где-то рядом. Я вожусь со своим телефоном, пытаясь заставить GPS работать, но сигнала нет. В любом случае, так Райф мог выследить меня. По словам Айрис, этот парень технический гений, но использует свои навыки во зло. Хотя мог бы помогать людям, используя свои суперспособности. Я никогда не понимала, когда люди, которые могли бы стать героями, предпочитают разрушать жизни.

Задний привод «Мазды» с трудом справляется с подъемом на холм, когда на дороге начинает скапливаться снег. Доезжаю до развилки с указателем, указывающим на елочную ферму, и еду в том направлении, потому что там свежие следы шин.

Дорога сужается, и деревья, заваленные снегом, смыкаются вокруг меня. Свет фар подпрыгивает вверх-вниз, когда белая масса падает, словно кто-то сверху вылил ванильный молочный коктейль. Как будто я въезжаю в свежевыкрашенную стену.

— Ники, еще немножко. Ты сможешь, — шепчу я.

Я никогда не встречала фермеров, выращивающих елки, но представляю их добрыми, веселыми людьми. Возможно, они приютят меня на ночь. Я даже переночую в сарае, если понадобится.

Продолжаю подбадривать машину и себя, но она идет юзом. Мой желудок подпрыгивает к горлу, когда теряю контроль. Схватившись за руль, отпускаю тормоза, но уже слишком поздно. Мы с Ники крутимся, а затем скользим боком к просеке. Затем балансируем на двух колесах над тем, что кажется краем оврага. К счастью, это не утес. Просто чистый слой снега.

Я делаю вдох, замираю, но машина все равно накреняется. Протягиваю руку, и ремешок моей сумочки запутывается вокруг моей руки. Дергаю за нее, и она летит мне на колени. Машина глохнет и затихает, медленно наклоняясь.

— Это нехорошо.

Снежная земля быстро надвигается на меня. Я распахиваю дверь и вываливаюсь наружу, в последний момент оттолкнувшись от рамы.

— Ники, нет! — кричу я, отскакивая в сторону и выбираясь на дорогу. Моя машина с треском падает на бок.

Раздается скрип, раскалывающий тихую снежную ночь. Он становится громче, пронзая тишину, как стекло, раскалывающееся пополам. Затем раздается бульканье. Я понимаю, что машина упала не на поляну. Скорее, это пруд. Это не мой желудок булькал. Он перекрутился, как садовый шланг. Шум издавал воздушный пузырь.

Поднимаюсь на ноги и отступаю назад, пока Ники медленно погружается в воду, как тонущий корабль, оставляя меня одну в лесу.

В горле образуется комок, а в глазах застывают слезы.

— Что же мне делать?

Единственное, что подтверждает тот факт, что я действительно на дороге, это полог деревьев над головой. Но снег валит так быстро и так густо, что я не могу определить, какое направление ведет обратно к главной дороге.

Кружась по кругу, я шепчу:

— Пожалуйста, не дай мне умереть здесь.

Проверяю телефон в сумочке, но он был прикреплен к консоли машины, когда я пыталась воспользоваться GPS. Я могла бы попытаться достать его, прежде чем Ники полностью погрузится под лед, но не могу определить, где начинается край пруда, и не хочу рисковать уйти под воду вместе с ней.

— Выбери направление, Айви, — шепчу я.

Я начинаю идти, пробираясь по снегу, молясь, чтобы мимо проехала машина. Сейчас я бы обрадовалась даже Райфу. Какую бы судьбу он ни приготовил для моей сестры, это не может быть хуже, чем замерзнуть до смерти в одиночестве здесь.

Может, это и не так, но я рискну.

По мере того, как продолжаю идти, я теряю чувствительность в пальцах ног. Лицо горит от холода. Зрение затуманивается от ветра, поэтому не могу быть уверена, что вижу свет вдалеке, но если это так, то я иду в том направлении, как на маяк, ведущий меня вперед.

Снег настолько плотный, что я задыхаюсь, вдыхая несколько хлопьев, когда внезапно открывается вид на шале, расположенное между массивными соснами и сугробами снега. Внутри светятся огни.

— Спасибо, — шепчу я.

Каменный нижний уровень поддерживает массивную террасу, обвивающую дом с двумя деревянными этажами, построенными в стиле «столб и балка». Выглядит благоприятно и безопасно, по крайней мере, по сравнению с тем, чтобы оставаться здесь и рисковать смертью от обморожения.

Поднимаюсь по ступенькам на террасу и стучу в деревянную дверь с окном из гравированного стекла. Заглядываю внутрь: в массивном каменном камине пылает огонь. Вдалеке сквозь завывание ветра четыре раза лает собака. Я стучу снова и снова, молясь, чтобы кто-нибудь ответил.

Свет горит. Огонь горит. Конечно, это не заброшенный коттедж в лесу с привидениями.

Стучу еще раз. Когда никто не отвечает, а собака перестает лаять, я пробую ручку. К счастью, дверь открывается.

— Слава Богу, — шепчу я.

Скинув сапоги и смахнув снег с плеч, я бегу к огню. Мои пальцы на руках и ногах горят. Конечно, есть правильный способ оттаять, но если бы это не означало верную смерть, я бы залезла в огонь, до такой степени мне холодно.

Мой голос дрожит, когда я говорю:

— Эй. Есть кто-нибудь дома?

Медленно поворачиваюсь по кругу, осматривая большую комнату со сводчатым потолком, открытой планировкой с современной кухней, длинным обеденным столом и кожаным диваном. Опустив взгляд, понимаю, что стою на том, что вполне может быть ковром из медвежьей шкуры. Телевизора нет. Но, опять же, я видела передачи с подобными шикарными домами, где телевизор появлялся из-за скрытой панели в стене или всплывал из обычного на вид предмета мебели.

Кроме потрескивания огня, в доме тихо. Если бы я уже не замерзла, мурашки покрыли бы мою кожу.

— Эй! — повторяю я, беспокоясь, что попала в эстетически приятную ловушку.

Бабушка Гензеля и Гретель жила в захудалом домике, а не в таком месте, как это. По крайней мере, я надеюсь, что в сказке было точное ее описание. Кто знает, может, она была злой и богатой, как Райф.

Продолжая дрожать, стаскиваю с дивана плед и опускаюсь в мягкое кресло. Я отплачу хозяину дома, чем смогу. Я просто не хочу умирать.

Когда начинаю согреваться, мои веки тяжелеют. Мое тело кажется вялым, кровь густой. Я дремлю, пытаясь не дать себе заснуть, но не уверена, конец ли это или мне просто нужно отдохнуть после испытаний на свежем воздухе.

Должно быть, я все же заснула, потому что в следующий момент что-то теплое и влажное скользит по моей щеке. Это повторяется снова и снова. Тем временем вдалеке кто-то насвистывает веселую мелодию.

Мне снится сон? Если да, то это странный и насыщенный сон, особенно учитывая слабый запах гнилой пищи. Мусоропровод? Собачье дыхание?

Затем раздается резкий лай, и мои глаза распахиваются.

— Птичка, что ты?.. — спрашивает глубокий и смутно знакомый мужской голос.

Я рывком сажусь, когда надо мной нависает массивный мужчина с бородой во фланелевой рубашке. Его карие глаза обрамлены темными ресницами. Глаза, которые я уже видела раньше.

Его выражение озабоченности и настороженности должно быть совпадает с моим, но я благодарна, что это не Райф или его головорез.

Вместо того чтобы прятать волосы под шапкой, они длинные и обрамляют лицо. Его мускулистые руки напрягаются под длинными рукавами рубашки.

Это мистер Зефир.

ГЛАВА 3

ЛУКА

Свернувшись калачиком в кресле перед камином, спала женщина из закусочной закуталась в плед. Теперь страх пронизывает ее глаза, когда она смотрит на меня.

Моя охотничья собака, помесь сеттера и бернского зенненхунда, пытается забраться в кресло, как комнатная собачонка, которой она не является. И несколько раз лижет лицо женщины.

— Птичка, — командую я негромко.

— Айви, — говорит незнакомка с легким милым южным акцентом, который я узнаю.

— Нет, Птичка, прекрати.

Сведя брови, женщина говорит:

— Пожалуйста, не убивай меня.

— Я не собираюсь. С чего ты это взяла?

Ее взгляд устремлен на дверь, словно она прикидывает, стоит ли убегать.

— Я пришла с миром, — пищит она.

— Откуда ты? Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я с замешательством, встречающимся с беспокойством.

— Давай посмотрим, я родилась в Техасе, но переехала, когда мне было три года. Потом мы вернулись туда, так что я хорошо знаю местность, ну, во всяком случае, центральную часть. Потом я жила с…

Снег тает, когда я качаю головой.

— Нет, я имею в виду, как ты сюда попала?

Женщина съеживается в плюшевом кресле, которое выбрала Фрэнки, говоря, что оно идеально, чтобы откинуться перед камином после долгого дня. Но не в том случае, если у меня есть незваный гость, что довольно странно, учитывая, что единственный другой дом на много миль вокруг принадлежит моей сестре, которая и настояла на том, чтобы я взял это кресло.

Однако, даже завернутая в плед, эта женщина с бледно-голубыми глазами с серебристыми прожилками, темными ресницами, светлой кожей и прямыми волосами совсем не похожа на Фрэнки. Скачок моего пульса тоже не похож на родственный. Он такой же, как у меня был раньше, когда мы встретились в закусочной.

Я изо всех сил старался не обращать внимания.

Я приехал в горы, чтобы убежать от себя, ответственности и, прежде всего, от женщин. Короткий флирт был именно таким. Коротким. Он должен был быть оставлен в городе. Неужели она последовала за мной сюда?

Ее взгляд перебегает с меня на мою руку и обратно, затем она подталкивает собаку и позволяет ей забраться в кресло.

— Птичка, вниз, — приказываю я.

Когда животное забрело на ферму, кожа да кости, вероятно, брошенное организованной охотничьей группой, которая привозит руководителей компаний и людей с большими деньгами на удаленные экскурсии в горы, чтобы «уйти от всего», у меня были самые лучшие намерения держать ее подальше от мебели.

Иронично, что теперь она хозяйничает здесь.

Я также теперь знаю, почему когда мы были в поле она пролаяла четыре раза, как я ее приучил, когда кто-то ступает на территорию. Сегодня я никого не ждал. Особенно в такую погоду. Даже у моей сестры хватает здравого смысла оставаться дома.

Несмотря на мое нежелательное влечение к Айви, если это ее настоящее имя, я насторожен.

Одно я знаю точно: охотничья компания не бросала эту женщину. Из того, что я могу сказать, она стройная, но не отчаянно нуждающаяся в еде со спутанной шерстью и проблемами с желудком из-за блужданий по лесу, питавшаяся неизвестно чем в течение нескольких недель.

Такова была судьба Птички до того, как я взял ее к себе.

На самом деле, я знаю, что раньше женщина пила горячий шоколад — лучший в Хоук-Ридж-Холлоу.

Айви прячется за спиной Птички, которая смотрит на меня, высунув язык и тяжело дыша после нашего похода домой. Она хочет получить свое печенье за то, что вела нас во время шквала, но придется подождать.

— Мисс, если это какая-то афера, то я из Нью-Йорка и знаю все уловки. — На ум приходит лигерийский принц, который утверждал, что его похитили пираты, и обманом заставил моих родителей перечислять ему деньги.

— С моей точки зрения, единственный человек в этом доме, которому угрожает опасность, это я. — Ее голос дрожит.

— И как это понимать, учитывая, что это ты вторглась на чужую территорию? — Я использую свой твердый, тренировочно-командный голос.

— Это у тебя в руках топор… — Ее взгляд падает на мою руку, и она, кажется, сжимается в клубок.

— О. Точно. — Я подбрасываю и перекидываю эту штуку из руки в руку. — Вообще-то, это колун.

— Ты словно Охотник, мистер Зефир.

Я наклоняю голову в сторону.

— Мистер кто? Неважно. Да, я охочусь.

— Я имею в виду, как в «Белоснежке и Охотнике»⁷.

Белоснежка? Это точно. Ее почти серебряные глаза завораживают, а светлая кожа контрастирует с темными волосами. Стряхиваю с себя эту мысль и электрический разряд, который эта женщина посылает через мою систему.

Кладу топор на ящик для хвороста рядом с камином.

— Как ты сюда попала?

— Я ехала вверх по холму, повернула на развилке дороги, а потом потеряла управление. Машина заскользила и опрокинулась. Почти слишком поздно я поняла, что выехала на пруд.

Обычно я наслаждаюсь зимней прохладой, но в моих жилах застыл лед. Она могла погибнуть.

— Ты ранена?

— Нет, просто замерзла. — Она немного дрожит несмотря на то, что плотно закутана.

Я подбрасываю еще пару поленьев в огонь. Птичка опускается в кресле, лапы свисают с края подушки. Она поможет согреть женщину вместе с огнем.

— Зачем ты вообще сюда забралась? Это далеко от дороги, — повторяю я, на этот раз мягче.

— О, эм, я… ну, я была… потом я… — Она возится со свободной веревкой на пледе.

Я поднимаю бровь.

— Ты потерялась?

Не могу понять, травмирована ли она, замерзла или пытается придумать правдоподобную историю, чтобы замести следы. Подозрение обостряет мои чувства. Обычно аферисты, нападающие на удаленные роскошные дома, работают парами или группами. Если это так, то, скорее всего, она выбрала меня в качестве своей метки еще в закусочной.

С другой стороны, я вожу побитый пикап, у меня волосы почти до плеч, и я ношу те же ботинки, что и во время службы в армии. Я не подхожу под описание владельца дома стоимостью в несколько миллионов долларов. Это пришло благодаря упорному труду и целеустремленности. Возможно, одержимости.

Мне нужно было как-то справляться с прошлым.

Упираясь кулаками в подлокотники кресла, я опускаю голову, чтобы мы с Айви оказались на одном уровне. Моргаю, отгоняя очарование ее взгляда, и сосредотачиваюсь на своем намерении.

— Слушай, если ты с каким-то паршивым бойфрендом пришла сюда, чтобы обнести дом, дай ему знать, что я буду защищать свою собственность. — Мой голос звучит как рык.

Женщина еще глубже погружается в кресло, и в ее светлых глазах появляется страх. Мы так близко, что серебристые прожилки в ее радужной оболочке грозят заворожить меня.

— Клянусь, что я здесь одна. Совсем, совсем одна.

По какой-то причине это переворачивает что-то внутри меня.

Моя предательская собака снова лижет ей руку.

Отлично, теперь мой верный лучший друг засыпает ее поцелуями. Птичка должна быть сторожевым животным, охотничьей собакой. Я пошлю сообщение Расти по соседству и предупрежу его, если кто-то будет рыскать вокруг. У него много собак и можно рассчитывать на то, что они отпугнут или поймают любого незваного гостя. Но опять же, эта буря такая сильная, что если кто-то там есть, то он застрянет, пока я не смогу расчистить дорогу.

Подвал можно использовать как темницу, пока буду ждать властей.

Я ворчу. В кои-то веки эта жалкая погода работает в мою пользу. И тут меня осеняет тревожная мысль. Если ее партнер по преступлению застрял, значит, и она тоже. Застряла здесь. Со мной.

— Слушай, я серьезно. Если ты лжешь, я… — Мой взгляд летит к топору.

— Мистер, я обещаю. Я была в Хоук-Ридж-Холлоу и поехала сюда…

— Почему?

— Пейзаж? — Она произносит это скорее как вопрос, чем как констатацию факта.

Я фыркаю. Вполне вероятная история, и, скорее всего, она действительно заблудилась. Это нетрудно сделать, особенно с таким снегопадом.

— Ну, у тебя есть час, чтобы согреться, затем собирайся и отправляйся в путь. Можешь сказать то же самое тому, с кем работаешь. — Я говорю последнюю часть на всякий случай. Предупрежден — значит вооружен. Я не могу позволить себе быть ленивым, небрежным или обманутым ее привлекательной внешностью.

…или ее глазами, ее слегка вздернутым носом, трепетным изгибом губ. Я отворачиваюсь.

— Я не могу уйти. Куда я пойду? Как? — спрашивает Айви.

— Тем же путем, каким попала сюда.

— Ты слышал, что я сказала? Моя машина в пруду. Возможно, уже давно подо льдом.

— Докажи это.

Птичка кладет подбородок на колени женщины и по-собачьи вздыхает.

Предательница.

Мы все еще работаем над дрессировкой. Но опять же, обычно она рычит, когда на дороге водитель или почтальон. У нас есть система, по которой она лает четыре раза, если кто-то ступает на нашу территорию.

Айви открывает и закрывает рот, глаза наполняются слезами.

— Знаешь, как добраться до пруда?

— Конечно, знаю.

— Можешь одолжить мне шапку? Я потеряла свою. — Дрожа, она поднимается на ноги.

Помимо ее завораживающих глаз, ее волосы развеваются вокруг лица в стрижке длиной до подбородка. Они немного растрепаны. Я помню, что девушка была в шапке в закусочной, но думал, что ее волосы длиннее. Айви стройная, с изгибами в нужных местах. Я замечаю это только потому, что ее куртка тонкая, а джинсы облегающие.

Других причин нет. Честное скаутское. В основном.

— Конечно. Можешь одолжить и пальто получше, — говорю я с неохотой.

Птичка идет следом, не отходя от женщины. Как будто охраняет. Я оцениваю ситуацию, прокручивая в голове сценарии и вероятности. Выстраиваю несколько вариантов развития событий. Она была с охотничьей группой, которая бросила Птичку? Она проворачивает аферу? Она действительно потерялась?

Собака пытается присоединиться к нам, но после нашего предыдущего похода, чтобы поддержать некоторые слабые деревья в поле перед очередной метелью, я не хочу снова подвергать ее суровой погоде. Если уж на то пошло, я сам не хотел бы возвращаться туда, но выдыхаю и открываю дверь, потому что эта женщина не может здесь оставаться.

Айви медленно идет за мной, прижимая к груди свою сумочку.

В одной руке фонарик, свет отражается от снега. В другой держу наготове баллончик со спреем от медведя. Не могу себе представить, чтобы он был сегодня на улице, но слышал истории о том, как люди сталкивались с дикими животными в такую погоду. Спрей также остановит ее соучастника по преступлению, если у нас произойдет близкая встреча.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она сквозь ветер.

— Я здесь живу.

Я почти представляю, как она закатывает глаза на мой ответ.

— Почему ты был не дома, когда я пришла?

— Шторм налетел неожиданно. Может быть, у меня и есть опыт в обороне, но я не прирожденный любитель активного отдыха. Я родился и вырос в городе. Пока рос, старался как можно чаще уезжать подальше. Я был тем, кто играл в грязи в парке, пока остальные дети были на скалодромах. Я все еще учусь читать местность и погоду. Пришлось ухаживать за деревьями. — Сказав слишком много, я замолкаю. Но в эти дни у меня нет возможности разговаривать со многими людьми.

— Ты управляешь елочной фермой?

Я киваю, но не уверен, что она меня видит.

Когда мы с трудом проходим несколько футов, она спрашивает:

— Ты знаешь, куда идешь?

— Да, знаю.

Несмотря на глубокий снег, мне знакома длинная подъездная дорога, ведущая к дому. Я пометил край дороги колышками обмотанными светоотражающей лентой, чтобы не оказаться в пруду при расчистке снега.

— Уверен? — спрашивает она.

Я останавливаюсь и хмыкаю.

— Мой предыдущий ответ заставил тебя усомниться в моих способностях?

— Скорее, в твоей разумности. Моя машина в пруду. Даже если мы ее найдем, как ты собираешься ее вытаскивать?

Она права.

Сезон только начался, а снежные завалы уже окаймляют подъездную дорогу.

Я резко поворачиваю направо к сараю.

— Мы возьмем сани.

— Что? — Она еще не начала следовать за мной.

— Не отставай. Ты можешь здесь заблудиться.

— Уже, — бормочет она.

Хруст ее ботинок по снегу настигает меня, когда я открываю дверь сарая и свечу фонариком на мотосани.

— Это мотосани, не путать с этим. — Я свечу фонариком на старые сани, прислоненные к стене.

Снегоход заводится с ревом. Я подаю сигнал, чтобы она села позади меня.

Айви не двигается с места.

— Это безопасно?

— А пешком сейчас безопасно? — Я планирую ехать медленно, чтобы следовать дорожным указателям, но это будет намного быстрее, чем если мы попытаемся добраться до пруда пешком.

Она колеблется, затем опускается на сиденье, располагая ноги по обе стороны от меня.

— Держись крепче, — кричу я.

— Держаться за что? — спрашивает она.

— За меня. — Я трогаюсь с места.

Я чувствую, как Айви отшатывается назад, прежде чем схватиться за меня, обхватив руками мою грудь.

От ее прикосновения во мне пробегает волна трепета, но я сосредоточен на дороге и безопасности, пока мы летим сквозь бурю. Считаю количество светоотражающих маркеров, пока приближаемся к пруду.

Вскоре я замечаю свет, пробивающийся сквозь лес, но это не мой фонарик. Это одинокая фара, направленная вверх сквозь ледяной покров.

Либо это тщательно продуманная уловка, либо Айви не лгала о том, что пруд поглотил ее машину.

Девушка крепче вцепляется в меня, словно заново переживая смертельную опасность.

— Это Ники, — говорит она.

Встревоженный, я поворачиваюсь на сиденье.

— Значит, кто-то был с тобой?

— Нет. Так я называю свою «Мазду».

— Ты дала имя своей машине? — Я не жду ее ответа. — Её не вытащить до весны.

— Значит я застряла здесь? — Она хнычет.

— По крайней мере, пока не прекратится буря, и я не смогу отвезти тебя в город. — И это должно произойти как можно скорее, потому что, когда я завожу снегоход и возвращаюсь тем же путем, которым мы приехали, ее хватка усиливается.

Прежде всего, я не могу допустить, чтобы женщина держалась за меня. Давным-давно я распрощался с ними, отпустил и намерен оставить все как есть. Есть причина почему я одинок, и никто, даже такая милая женщина, как Айви, этого не изменит.

— Ты живешь поблизости? — спрашиваю я через плечо, прикидывая, как быстро смогу увезти ее отсюда.

Когда мы проделываем обратный путь, она крепко обхватывает мою грудь руками и мне приходится заставлять себя не наслаждаться её прикосновениями — такими теплыми, даже сквозь слои моего зимнего пальто.

— Нет. Вайоминг, — отвечает она.

И снова мои шестеренки начинают вращаться, пытаясь понять ее предысторию, ее ситуацию.

После того как ставлю мотосани на место, мы возвращаемся в дом. Птичка лает четыре раза, как я ее учил, чтобы предупредить, что кто-то пришел. Отлично. Теперь она выполняет команды.

— Это я, девочка, — говорю я, когда мы входим в дом.

Собака подбегает к женщине, обнюхивает ее и прижимается к ней.

Я снимаю верхнюю одежду и дышу на руки, чтобы согреть их.

Айви остается у двери, дрожа. Она нервничает, ей холодно или и то, и другое?

Ее взгляд обращается к моему с мольбой. Возможно, она ждет, что я приглашу ее войти.

— Входи. Согрейся.

Она снимает с себя мое комично большое пальто и бросается к огню.

Взглянув еще раз, я вижу, что ее волосы определенно выглядят не так, как тогда, в закусочной. Возможно, я теряю свою способность к острой наблюдательности. С другой стороны, я больше не считаю своей задачей идентифицировать всех, кто находится поблизости, как друзей или врагов.

Но одно я знаю точно: Айви посылает через меня всплеск не знаю чего. Но это сильно. Интенсивно. Мне хочется познакомиться с ней поближе, но если я думаю, что это хорошая идея, то должен выйти на улицу и присоединиться к Ники в пруду, хотя бы для того, чтобы выкинуть эту мысль из головы.

ГЛАВА 4

ЛУКА

— Осторожно, — говорю я, потому что Айви стоит слишком близко к пламени, лижущему очаг.

Стуча зубами, она говорит:

— Холодно.

Я приношу ей плед с кресла.

— Все твои вещи, наверное, тоже были в машине, да?

— Нет. Я не взяла…

Быстро заметив несоответствие, я говорю:

— Ты сказала, что живешь в Вайоминге, значит, ты путешествовала. И все же у тебя ничего с собой не было?

— Нет… — говорит она медленно, словно пытаясь придумать лучший, более правдоподобный ответ.

— Так ты действительно одна? Наверняка тебя кто-то ищет.

Я замечаю плавную линию ее шеи, когда она тяжело сглатывает.

— Нет.

Мне трудно в это поверить.

— Ты здесь один? — спрашивает она через некоторое время.

— Да. — И я хотел бы остаться один на Рождество. Таков был план. Я небольшой поклонник этого конкретного праздника. Мне больше нравится четвертое июля. Звезды, полосы и все такое. Но теперь моей семье пришлось переехать сюда, так что ожидаю, что они вторгнутся в мое личное пространство с вечнозелеными гирляндами и елочными украшениями.

Чей-то желудок громко урчит.

Зуд ползет у меня под кожей, и это не тот вид, который можно почесать. Я нужен этой женщине. Хоть и напоминаю себе, что она мне не нужна. Я иду на кухню и свистом подзываю Птичку, наполняя ее миску едой.

Благодаря открытой планировке я могу присматривать за Айви, пока нарезаю картофель.

— Могу я чем-нибудь помочь? — спрашивает она через несколько минут, уже не дрожа и, похоже, достаточно согревшись у огня.

Не обращая внимания на свою еду, Птичка держится рядом с Айви.

— Нет. Просто готовлю ужин.

Женщина прикусывает губу.

— У тебя очень красивый дом.

Я резко дергаю головой в ответ на ее комментарий, и картофелина скатывается со столешницы от моего резкого движения.

Девушка наклоняется и поднимает ее.

Наши руки соприкасаются, когда Айви передает ее мне. Ее прикосновение электризует.

Она поднимает ладони.

— Обещаю, я здесь не для того, чтобы что-то украсть, если ты об этом подумал. Я заблудилась. Сбилась с дороги. Поверь, я бы хотела сказать обратное.

Птичка подталкивает девушку мордочкой, прося, чтобы ее погладили.

Айви гладит шерсть собаки, как будто это приносит ей столько же утешения, сколько Птичке радости.

— Поверь мне, когда я говорю, что быть одной в лесу с человеком, который вполне может оказаться убийцей с топором, это не то, что я называю идеальной ситуацией.

Указывая ножом в руке на ящик для хвороста, я говорю:

— Как я уже сказал, это был колун. Но у меня есть топор, молот и куча пил.

Она натянуто улыбается и делает неопределенный жест в мою сторону.

— Это не помогает.

— Я — фермер, выращивающий рождественские елки, а не убийца с топором. Но, конечно, у меня есть острые инструменты.

— Если кто и подвергается риску, так это я. У меня даже телефона нет. — Она морщится, как будто сожалеет, что рассказала об этом.

— И я должен тебе поверить?

Поворачиваясь по кругу, она снова поднимает руки вверх, как будто ее обыскивает полиция.

— Я докажу. — Затем она бросает свою сумочку на столешницу. — Мой бумажник. — Она достает водительские права.

— Айви Херли, — говорю я, читая ее имя.

Голубые глаза. Каштановые волосы. Пять футов пять дюймов. Сто тридцать фунтов. Я сканирую ее взглядом. Мой пульс учащается. Да, она подходит, если только удостоверение личности не поддельное. Хотя оно довольно убедительно с металлической полосой и голографическим изображением в углу.

— Мне казалось, ты говорила, что ты из Вайоминга. Это удостоверение штата Теннесси.

— Я его еще не обновила. — Она убирает удостоверение обратно в бумажник.

— Ты из Техаса, жила в Теннесси, потом в Вайоминге?

— Да, и в Оклахоме тоже. Я много переезжала, когда была ребенком.

— Как ты сюда попала? — повторяю я, используя тактику допроса, чтобы увидеть, правдива ли она в своей истории или добавляет и путает детали с каждым вопросом, зарывая себя в яму лжи.

— Насколько я понимаю, в двигателе внутреннего сгорания искра запускает серию событий, которые…

Я наклоняю голову.

— Я знаю, как работает автомобиль. Ты уклоняешься от моего вопроса. Почему ты здесь, в Хоук-Ридж-Холлоу?

Девушка улыбается, но могу сказать, что улыбка фальшивая. Та, которую она продемонстрировала в закусочной, заставила меня забыть, почему мне лучше быть одному.

— Я искала необычный городок, чтобы отпраздновать Рождество. Свернула не туда. Очевидно.

Мельком замечаю фотографию в ее бумажнике: ее и другой женщины. Я вижу только половину лица, но они похожи. Может быть, сестра или кузина?

— У тебя там волосы. — Кончиком ножа я указываю на то, что выглядит как оторванный конский хвост, который вывалился из ее сумочки.

Она быстро убирает их, и ее рука подсознательно тянется к тому, что, как я предполагаю, были ее длинными локонами. Кончиками пальцев едва касается зазубренных концов, подтверждая, что она, должно быть, подстригла их недавно.

— Да. Нужны были перемены. Я парикмахер и почувствовала вдохновение постричься самой. Воспользовалась моментом. Я собираюсь пожертвовать волосы на благотворительность. Сейчас как раз сезон. — Она издает игривый смешок.

— Выпила слишком много шоколада? — спрашиваю я.

— Нет. Не могу винить в чем-то шоколад, но могу подстричь тебе бороду.

— Учитывая, что ты все еще слегка дрожишь, не думаю, что доверю тебе острые предметы.

— Это говорит парень, который набросился на меня с колотушкой или как ты там сказал, это называется.

— Это был колун, и я на тебя не нападал. — Кладу нож, которым резал картошку, на столешницу, чтобы успокоить ее.

— Только не раскалывай меня, — говорит Айви.

— Не буду. Обещаю. — И я знаю, что лучше не нарушать это обещание.

Она вздрагивает, а затем, кажется, замыкается в себе, как будто думает о чем-то, что предпочла бы оставить на дне озера.

— Хочешь сыграем в «Правда или ложь»? Мы можем превратить это в игру. — Мой голос звучит ровно, потому что у меня такое чувство, что она опускает важные части своей истории.

Проверяю, закипела ли вода для картофеля, давая ей время решить, стоит ли признаваться.

Она отвечает:

— Не особенно. Но если хочешь услышать что-то правдивое, то вот. Ты, как если бы у Чудовища и Охотника родился ребенок.

— Как это может получиться?

— Ты грубый, как Чудовище, и прекра… грубый, как Охотник.

Что она чуть не сказала? Прекра… что?

— Я грубый и грубый? — Я почти хихикаю.

Розовый цвет ее щек от холода становится еще гуще.

— Я не уделяю особого внимания сказкам, но у меня есть младшая сестра, которая заставила меня посмотреть ту, в которой девочка любила книги.

— Это была «Красавица и чудовище».

— И он оказался прекрасным принцем, — добавляю я.

— Хочешь сказать, что под твоей суровой бородой на самом деле скрывается прекрасный Охотник? Пфф. Сомневаюсь. — Ее голос повышается на пару децибел, как будто она в этом не сомневается.

— Это ты сказала, а не я. — Пряча ухмылку, я поворачиваюсь к плите и добавляю картофель в кипящую воду.

— Я почти сказала это.

Убирая за собой беспорядок, я направляю на нее нож в руке, как бы говоря: «Ага, попалась!», но понимаю свою ошибку, когда ее глаза расширяются от ужаса.

— Извини, — бормочу я.

Наступает густая тишина.

Наконец, я нарушаю её словами:

— Ты как Белоснежка и девочка из «Трех медведей».

— Ты имеешь в виду Златовласку? Как это?

— Ты забрела в мой дом и сидела в моем кресле.

— У меня темные волосы, а не золотые локоны, и я не сломала кресло.

— Достаточно справедливо.

Она возвращается к своей сумочке.

— Просто чтобы прояснить, что я не хочу ничего плохого и мне просто нужно место, чтобы переждать эту бурю… — Она достает из сумочки другие предметы и называет их. — Бальзам для губ, упаковка салфеток, ручка и мятные конфеты…

— Стащила из ресторана? У тебя их там много.

— Они были бесплатными. Я работаю с людьми весь день и не могу душить их кофейным дыханием.

Я ворчу. Вполне правдоподобная история. Хотя ее комментарий о дыхании привлекает мое внимание к ее рту. К ее губам. Как они могут вызывать мой интерес и заставлять думать о невозможном, когда, скорее всего, она использует их, чтобы лгать? Ее губы могут быть оружием. Пара красивых, пухлых орудий. Я напоминаю себе, что нужно быть осторожным.

— У меня также есть квитанция, несколько резинок для волос и женские средства. — Последнюю часть она пробормотала.

— Что это? — Я жестом указываю на две серебряные ручки, торчащие из черного мешочка.

— Ножницы, э-эм, ножницы для стрижки волос.

Прищуриваюсь.

— Можно использовать как оружие.

— Или для стрижки волос, — говорит она более твердо.

У меня пересыхает во рту. Несмотря на столь необычные обстоятельства, эта женщина с ее манящими глазами и полными губами вызывает жажду. Я делаю глоток воды, а затем насвистываю, чтобы занять себя и не сказать какую-нибудь глупость или не прижаться к ее губам.

— Я не знаю, как еще доказать тебе, что не желаю зла.

Сливаю воду с картофеля, когда волосы на руках встают дыбом при мысли о том, что с ней могло что-то случиться на моей земле. Я не могу допустить еще одну потерю на моих глазах.

— Подумай о том, какой вред может принести пребывание здесь без надлежащих припасов. Следует постоянно иметь при себе термоодеяло, протеиновые батончики, вода, аптечка первой помощи, включая жгут, сигнальные ракеты и мультитул.

— Разве он не может быть использован как оружие? — спрашивает она.

Туше, она меня раскусила.

— В таких условиях никогда нельзя быть слишком осторожным, — говорю я резко, как для нее, так и для себя: условия представляют собой снежный шквал путаницы между моей головой и внутренностями. Как будто я проглотил жужжащий будильник.

— Похоже, ты прав, но я не планировала приходить сюда и… — Она гладит Птичку. — Почему ты назвал свою собаку Птичкой? Она больше похожа на медведя. Разве тебя это не смущает?

Нет, то, что Айви здесь — вот что меня смущает. Читай: внутренний снежный шквал. Высылайте снегоуборщиков. Я сделаю все возможное: выброшу эти мысли и расчищу лопатой путь.

— Она охотится на птиц, так что не совсем. Иди сюда, Птичка, — говорю я.

Собака не отходит от Айви.

Женщина наклоняет голову слева направо, гладя шерсть животного.

— Как птичка Твити⁸? Она вроде желтая.

— Помесь сеттера и бернской горной собаки.

— Может, и лабрадора тоже?

— Может быть. Я нашел её. — Глажу ее мягкую шерсть.

— Это неправильно. У нее должно быть другое имя. Хм. Например, Красотка или Милашка.

— Она Птичка.

— Почему? — спрашивает Айви.

У меня такое чувство, что она не отстанет, пока я не объясню, поэтому прекращаю разминать картофель и приседаю перед животным. Все внимание обычно приковано к голове собаки, но я поглаживаю бока ее шеи — ее любимое место. Ее веки становятся тяжелыми, она опускается, а затем переворачивается. Когда продолжаю чесать Птичку, ее уши поднимаются и застывают, напоминая два крыла.

— Когда я нашел ее, у нее была редкая шерсть. Клочья вокруг ушей были спутанными и грязными. Вскоре я обнаружил ее сладкое местечко вот здесь. — Я все еще почесываю, демонстрируя. — После того, как привел ее в порядок, и она снова стала здоровой, шерсть наполнилась, а ее уши стали такими забавными… — Я подавляю улыбку, не желая впускать эту незнакомку в нашу жизнь. Ту, которую я построил у этой горы. Которую разделяю с лучшим другом человека, потому что именно так я хочу, чтобы все оставалось. Достаточно того, что весь клан Коста вторгся в мою отшельническую жизнь волка-одиночки.

Айви, должно быть, заметила мою мимолетную улыбку, потому что она говорит:

— У тебя к ней нежные чувства. А я уже начала думать, что ты Снеговик Фрости⁹.

Хрюкаю в ответ. Вернувшись в кухню, я заканчиваю готовить ужин — картофельное пюре, салат и оленину.

Айви возвращается к камину и смотрит на пламя. Она молчит, и я предполагаю, что женщина снова заснула.

Наконец, я могу сделать глубокий вдох.

Когда мясо готово, я ставлю тарелку для нее на дальнем конце стола и тихонько зову:

— Ужин готов.

С удивительной быстротой Айви вскакивает на ноги и садится за стол.

Я усаживаюсь на другом конце, давая понять, что хочу сохранить дистанцию. Она произносит тихую молитву, а затем приступает к еде. Я успеваю откусить всего несколько кусочков, когда ее тарелка пустеет.

— Что это было? Было очень вкусно, — говорит она, вытирая рот салфеткой.

— Дичь.

— Э-эм, а что это?

— Олень.

Она задыхается.

— Как северный олень?

— Нет, как обычный олень. Я убил его на охоте и разделал его. Мне хватит до следующего сезона.

Айви отодвигает свою тарелку.

— Картофель и зелень тоже сам вырастил, если тебе интересно.

— Спасибо. Я была голодна.

— Скорее оголодала.

— Да. Длинный день. Чуть не умерла. — Она откидывается в кресле.

Даже отсюда я вижу, как дрожит ее челюсть, словно события этого вечера настигли ее.

Я не могу позволить этой женщине плакать в моем доме, но и не могу выгнать ее. Вздыхаю, когда реальность вступает в свои права, и принимаю тот факт, что Айви придется остаться на ночь.

— Ты можешь принять душ, — говорю я после некоторой паузы, в течение которой смиряюсь с тем, что она останется здесь.

На ее полных губах появляется медленная улыбка, словно ей требуется много усилий, чтобы отогнать потрясения за день и, возможно, печаль.

— Это было бы здорово. Вау. Спасибо. Правда.

Я кладу салфетку рядом с тарелкой и поднимаюсь.

— Пойдем. Я покажу тебе, где ты можешь остановиться.

— Позволь мне сначала помочь прибраться. Это меньшее, что я могу сделать, раз уж ты приготовил ужин.

— Это необязательно.

— Даже если это на одну вынужденную ночь, я намерена выразить свою благодарность за твою помощь, — говорит Айви.

Ничего не ответив, потому что не хочу, чтобы мы проводили вместе больше времени, чем нужно, я иду по коридору в одну из гостевых спален.

Я не могу не чувствовать близость Айви, когда она следует за мной. Как будто она боится снова заблудиться или все еще замерзла после пребывания на улице и надеется впитать немного моего тепла. Это заставляет мой пульс учащаться, как будто я пытаюсь убежать от нее… от желания, которое, как я думал, давным-давно оставил позади в городе.

— Можешь остаться здесь. Ванная там. — Я указываю на раздвижную дверь с кованой фурнитурой справа.

— Здесь прекрасно. У тебя очень красивый дом.

Я бросаю на нее многозначительный взгляд, вспоминая, что она потенциально может осматривать это место, чтобы ограбить.

Айви почти, но не совсем, закатывает глаза, как будто чувствует, куда ушли мои мысли.

— И здесь так тихо. Я к такому не привыкла.

— Так тихо, что я все услышу, — бормочу я, чтобы было вдвойне ясно, что никто не ограбит мой дом. Мое убежище.

— Если только мы с Птичкой не пара домушников¹⁰, тебе не о чем беспокоиться. И, честно говоря, думаю, она была бы оскорблена, если бы узнала, что ты думаешь так о такой прекрасной собаке.

Я почти улыбаюсь ее шутке — она могла бы вызвать смех. Но вместо этого контролирую выражение своего лица и сдерживаюсь.

Шагнув в комнату, я жестом указал на шкаф в ванной комнате.

— Здесь найдешь все, что тебе нужно. Мой брат Джованни недавно останавливался у меня. Как самопровозглашенный король гостеприимства, он оборудовал все свободные спальни и ванные комнаты предметами, которые, по его словам, понравятся гостям. Хотя я сказал ему, что гости меня не интересуют, — говорю я с укором.

— Понятно. Мне не рады. Тем не менее, я ценю это. — Её голос тихий, граничащий с оборонительным, как будто ее уже отвергали, выставляли из дома.

Что-то щемит у меня в груди.

— Постараюсь найти что-нибудь, во что ты сможешь переодеться, по крайней мере, пока мы не сможем постирать и высушить твою одежду.

— Спасибо, — повторяет она и останавливается в дверях.

Я медлю, не в силах оторвать взгляд. Очевидно, потому что не хочу, чтобы она прикарманила мыло для рук или другие предметы, оставленные Джио. А не по какой-то другой причине, связанной с тенью грусти, которую я хочу развеять или с соблазнительным телом женщины, к которой я хочу приблизиться, чтобы убедиться, что она в тепле. Никаких других причин.

— Кстати, как тебя зовут? — спрашивает она.

Мои брови рефлекторно поднимаются, как будто меня застали за чем-то непотребным. Моя мама отругала бы меня разными способами, если бы узнала, что я не представился и даже не проявил хотя бы толику гостеприимства по отношению к этой женщине. Она бы сказала все это по-итальянски, и это было бы очень убедительно.

Правило номер один в семье Коста: каждый, кто входит в наш дом — почетный гость.

Правило номер два в семье Коста: каждому, кто входит в наш дом, должно быть предложено непристойное количество еды и питья.

Правило номер три в семье Коста: если в дом входит подходящая женщина, она должна быть оценена как потенциальный кандидат для брака.

На последнем правиле я замираю, потому что, несмотря на его очевидную правду, оно не озвучивается. Тем не менее, я слышу голос моей матери в своей голове, говорящий так, как будто это официальное заявление.

Не сейчас, ма. Никогда.

Эти правила действуют независимо от того, идет ли речь о доме моих родителей или о доме любого из их семерых детей. Фамилия Коста обязывает к выполнению этих правил.

Айви стоит в тусклом свете коридора и ждет. Выражение ее лица меняется, как будто она задается вопросом, почему я так долго не могу ответить на простой вопрос. Ее серебряные глаза смотрят на меня с противоестественной силой.

— Меня зовут Лука. Лука Коста, — говорю я, наконец. Мой голос звучит грубее, чем я хотел.

— Лука, — повторяет она.

Звук моего имени из ее уст подобен кленовой ириске, печенью в рождественское утро и звону серебряных колокольчиков.

От всего этого я давно отказался.

Поворачиваюсь, чтобы уйти, потому что это единственное, что я умею делать, чтобы не развалиться на части… или не влюбиться в нее.

ГЛАВА 5

АЙВИ

Когда шаги Луки затихают в коридоре, я длительно выдыхаю. Сегодняшний день был сюрреалистичным, и вот я здесь, в укромном доме мистера Зефира в горах. Если бы только снег был зефирным пухом, а не холодным и смертельно опасным.

Облокачиваюсь на стойку в ванной, прежде чем посмотреть в зеркало. Под глазами темные круги. Розовые прожилки в глазах. Я так устала. Устала до костей.

И мои волосы. Хорошо, что в ближайшие двенадцать часов я не появлюсь на публике, и мне не придется беспокоиться о своей репутации парикмахера. Достаточно сказать, что они выглядят так, будто трехлетний ребенок поработал над волосами куклы безопасными ножницами.

Пока раздеваюсь, мое тело болит и кричит на меня скованными мышцами и холодом, который никак не хочет униматься. Как люди здесь выживают?

Оглядев хорошо оборудованную ванную комнату с широкой мраморной плиткой, деревянным туалетным столиком с двумя фарфоровыми раковинами и вазой с орхидеей, можно подумать, что они живут довольно хорошо.

Здесь шикарно. Модно. Роскошно.

Это не те слова, которые я бы ассоциировала со Снеговиком Фрости — Чудовищем-Охотником, он же Лука. Он же парень, похожий на Антонио Бандераса в расцвете сил. Это полный комплект плюс волосы.

О, волосы Луки. Последний час я сидела на ладонях, чтобы случайно не провести по ним пальцами.

Раньше, в закусочной, он был просто мистер Зефир. Но человек, который живет здесь, оказался совсем другим, чем тот, которого я встретила раньше. С другой стороны, я не вломилась в его дом, а вошла.

Дверь была не заперта. Я заявляю о своей невиновности.

Душ выглядит так, будто для его управления требуется инструкция, чтобы разобраться с потоками воды. Гладкие речные камни покрывают дно. Ванна стоит перед окном, из которого, как мне кажется, открывается вид на горы или лес: если бы не было темно и не шел снег. По одной из стен приятно журчит водопад. Это безмятежно и похоже на спа.

Есть гораздо худшие места, где я могла бы застрять. И с гораздо худшей компанией. Даже если я застряла здесь с Чудовищем, по крайней мере, это не Райф.

Я бы с удовольствием понежилась в горячей ванне, но как гость предпочитаю душ и думаю о моем таинственном хозяине мистере Зефире. Что случилось с тем кокетливым парнем, которого я встретила в закусочной?

Чтобы было понятно, в нем нет ничего зефирного. Он крепкий дровосек с подтянутыми, четко очерченными мышцами и скрывает живот, на котором можно стирать одежду. Я мельком увидела его, когда мужчина снял пальто и его рубашка слегка приподнялась. Бросив взгляд на мою жалкую кучу одежды на стуле, понимаю, что проблема решена. Потом я могла бы высушить одежду перед огнем.

Когда намыливаюсь мылом с мужским ароматом, вспоминаю, как он пахнет. Мне не претит идея позаимствовать что-то, что принадлежит ему. Хотя я хотела бы, чтобы это была версия Луки, с которым я чокалась чашками ранее в закусочной.

Пока вода из душа согревает меня, я представляю его карие глаза, равномерно загорелую кожу, да, даже зимой, похожую на идеально поджаренный зефир. Под несколько растрепанной бородой, подозреваю, находится четко очерченная линия подбородка, которая могла бы вырезать эти мраморные плитки.

Вырывается долгий вздох, соперничающий с моим предыдущим выдохом.

Да, в присутствии Луки возникает притяжение. Я не могу этого отрицать. Но есть в нем и что-то безошибочно суровое. Он определенно заледеневший. Появившись здесь, пусть даже случайно, я чувствую, что пересекла границу, которую он возвел. Учитывая мужественность этого места, я не удивлюсь, если завтра, при свете дня, увижу на входной двери табличку «Женщинам вход воспрещен», которую я не заметила, когда только пришла.

Но надо отдать должное Луке, он принял меня, приготовил ужин и разрешил остаться.

Это место с таким же успехом может быть курортом. Я жила не в лачуге в Вайоминге, но и не совсем одна. Грызуны, с которыми я ничего не могла поделать, делили мое пространство. Поговорим о непрошеных гостях.

Это место для меня новый уровень роскоши.

Полотенце, которым вытираюсь, такое пушистое, что если бы я была в отеле, то могла бы забыть, что положила его в свою сумку. Не то чтобы я когда-либо делала нечто подобное. Может быть, Ники и была дрянной машиной, а на моем банковском счете только лишь трехзначная сумма (билеты на международные самолеты стоят дорого), но я честный человек. Никогда не воровала и не стала бы начинать.

Накинув белый халат, который нашла висящим на задней стенке шкафа, наношу на кожу множество дорогих увлажняющих средств, которые, к счастью, предоставил его брат, потому что от холодного и сухого северного воздуха моя кожа похожа на шкуру ящерицы.

Достав ножницы, пытаюсь поправить волосы, но без зеркала, расположенного позади меня, чтобы видеть, что делаю, я сделаю только хуже. И так все плохо.

Карикатура. Посмешище.

Если присмотреться, то я выгляжу ненамного лучше, чем Птичка, когда она появилась здесь.

Освежившись после душа, я возвращаюсь в гостиную и замечаю на стенах картины, а не семейные фотографии. Может быть, дом сдается в аренду на часть года. Если бы у меня была семья, я бы заказала его для воссоединения.

Перед очагом Лука сидит в кресле, которое недавно занимала я. Его волосы свободно свисают по плечам, и свет огня вырисовывает его силуэт, первобытный и опасно манящий. Рядом с ним на полу раскинулась Птичка, словно она тоже неплохо устроилась, забредя на территорию этого парня.

Пол не скрипит, но прежде, чем я успеваю даже пискнуть, Лука оборачивается с горящими глазами.

Подняв руки вверх, как делала раньше, я задыхаюсь от свирепого выражения его лица.

— Всегда объявляй о себе, — приказывает он.

— Хорошо. Прости. Не хотела тебя напугать.

Он осматривает меня с головы до ног.

— Где ты это взяла?

— Что? Этот халат? Он висел на крючке с обратной стороны двери шкафа в ванной.

Все еще в ботинках, он встаёт и передает мне стопку одежды. Наши руки соприкасаются. Его кожа грубая, но теплая. Тепло проникает сквозь меня, отогревая до мозга костей.

— Спасибо. — Я остаюсь у огня, чувствуя на себе его взгляд.

Когда мужчина садится и возвращает свое внимание к огню в очаге, я незаметно подношу предметы одежды к носу и вдыхаю. Они пахнут как сосновый лес: свежо, землисто и с возможностью легко дышать. Последнее замечание приводит в замешательство, потому что я вдруг понимаю, что из-за ситуации с сестрой я уже несколько недель не могу сделать глубокий вдох.

— Ты нюхаешь мою одежду? — спрашивает Лука.

Я вздрагиваю. Мои щеки горят, и не из-за огня.

— Ты покраснела? — продолжает он.

— Я? Нет. Конечно, нет. Я просто дышу. — Просто нормальная человеческая функция насыщения кислородом крови, поэтому я и красная, того же цвета…

Я ужасно покраснела. Покраснела всем телом. Я думала, что была осторожна. Но, должно быть, дышала слишком громко, вдыхая запах толстовки с сосновым, свежим, мужским, лесным ароматом. Запах Луки.

Он осматривает меня с головы до ног, словно пытаясь решить, веселая я или представляю угрозу. Румянец на теле становится глубже, когда взгляд его карих глаз встречается с моим.

— Я хотела спросить, не мог бы ты оказать мне услугу, — спрашиваю я.

— Я думал, что уже это сделал. — Лука прищуривается, как будто все еще подозревает, что я что-то замышляю.

— Пожалуйста?

Он ворчит.

— Что ты хотела?

Прикусив губу, я спрашиваю:

— Не мог бы ты подержать для меня зеркало, чтобы я могла поправить прическу? Боюсь, что не смогу спать с такой прической.

— Если помнишь, не так давно ты заснула в таком виде прямо здесь, перед камином.

Птичка сидит по стойке смирно, щенячьими глазами смотрит на него, как бы говоря: «Ну, давай же, хозяин. Помоги девушке».

— Кажется, у меня открылось второе дыхание. Это займет всего несколько минут. — Я делаю извиняющееся лицо, и Лука поднимается на ноги.

Заметка для себя: щенячьи глаза Птички в сочетании с моей извиняющейся гримасой делают свое дело.

Однако его тяжелый вздох и топот по коридору говорят о том, что мужчина делает это неохотно.

Улыбаясь, я встаю перед зеркалом в ванной и показываю Луке, как бы я хотела, чтобы он держал небольшое зеркало, которое я нашла в ящике туалетного столика. И снова наши руки соприкасаются, и я умоляю свои не дрожать от трепета, который пробегает от нервных окончаний до моей груди.

Осторожными движениями я подравниваю волосы. Когда заканчиваю, разглаживаю их между ладонями. В носу щекочет, глаза увлажняются. Я знаю, что в этом нет ничего страшного. Как мы говорим в бизнесе: «Они отрастут снова», но мои волосы были своего рода моей индивидуальностью. Это была бесплатная реклама. Источник гордости, когда у меня было мало чего другого в жизни. Теперь их нет.

Мой голос дрожит, когда я говорю Луке:

— Спасибо. Спасибо за все.

Он делает паузу, словно собираясь спросить, все ли со мной в порядке, но останавливает себя.

— Спокойной ночи.

Я глажу Птичку. Лука свистит ей и они исчезают в коридоре.

Я плюхаюсь на кровать, матрас и одеяла мягкие, как зефир. Мне есть о чем подумать, в первую очередь о том, что делать завтра, но, наконец согревшись, я погружаюсь в сон.

В комнате темно, ночь тиха, когда я просыпаюсь от царапающего звука, раздающегося неподалеку.

У меня перехватывает дыхание.

Мыши последовали за мной из Вайоминга?

Внимательно прислушиваюсь, а затем сажусь, когда дверь распахивается. Плотнее закутываясь в одеяло, я вздрагиваю.

— Кто бы там ни был, у меня есть топор. То есть колун. — У меня его нет, но здесь, в глухомани, никогда нельзя быть слишком осторожным.

Затем мои мысли обрываются, когда я понимаю, что Райф охотится за мной. Э-эм, за Айрис.

В этот момент пружины на кровати подпрыгивают, и теплый, влажный язык скользит по моей щеке.

— Птичка. Ты меня напугала, — говорю я и с облегчением почесываю ее в том месте, где, по словам Луки, ей больше всего нравится.

Она фыркает, потом несколько раз кружит вокруг меня, прежде чем плюхнуться на кровать.

— Спасибо, девочка.

Она знала, что мне нужна дополнительная забота. Наконец-то, в одиночестве и вдали от Райфа, слезы капают из уголков моих глаз. По крайней мере, на какое-то время я в безопасности.

Завтра будет другой день. Новое начало, как говорила я Айрис, когда мы были в приемной семье.

Сейчас я наконец-то могу отдохнуть.

На следующее утро я просыпаюсь от веселого свиста, который становится все громче по мере приближения шагов. Я чувствую, что кто-то рядом. Мужчина ворчит, а затем низко свистит. Матрас сдвигается, и четыре лапы приземляются на деревянный пол, а затем убегают прочь.

Когда моргаю, открывая глаза, прошлая ночь прокручивается в памяти. Я пытаюсь убежать от Райфа, теряюсь в метели, Ники тонет в пруду, а потом нахожу это убежище, в котором живут Снеговик Фрости и его особенная собака Птичка.

Где-то в доме открывается и закрывается дверь. Сапоги хрустят по снегу. Заводится мотор.

Я встаю с кровати и иду в ванную. Положительный момент — моя прическа выглядит прилично. Я не дала бы себе двадцатипроцентных чаевых, но и карьеру не потеряю. Что касается минусов, то мои дальнейшие действия медленно приходят в фокус.

— Что мне теперь делать?

Я в маленьком городке у черта на куличках. Райф преследует меня. У меня нет машины. Я надеялась, что ответ придет ко мне во сне. Не повезло.

Бреду по коридору и захожу в большую комнату. Солнечный свет проникает сквозь стену окон с видом на долину внизу. Снег покрывает деревья инеем, а голубое небо это воплощение надежды, если я ее когда-либо видела.

Толстые балки пролегают над головой, а кованые светильники свисают с потолка. Полы из полированного дерева чистые, как и все поверхности. Несмотря на свое грубое поведение, Лука опрятен.

На столе лежит записка.

«В холодильнике йогурт, фрукты, вареные яйца и оливки».

Оливки на завтрак? Возможно, он из средиземноморья. Вполне логично, учитывая его темные черты лица и имя.

— Лука Коста, — произношу я несколько раз, мне нравится как звучит.

Он мне нравится.

Лука не обязан был принимать меня прошлой ночью. А мне не нужно было замечать, какой он красивый… и одинокий.

Я не особенно голодна, но угощаюсь предложенной им едой, потому что не уверена, когда будет следующий прием пищи и где я буду, когда уйду отсюда.

Сидя на одном из четырех табуретов у стойки, я думаю о том, чему научилась вчера:

Не уезжать от цивилизации в бурю.

Избегать падения в пруд.

Всегда одеваться по погоде.

Заблудившись в лесу, искать тепло.

Сидя перед источником тепла, не дремать.

Для ясности, вчерашний день был не самым лучшим примером здравого рассудка с моей стороны. Я определенно не следовала правилам поведения в бегах. Однако я пережила эту ночь. Я сухая, в тепле и в безопасности. Это уже кое-что, и это лучше, чем ничего.

За окном дым поднимается над деревьями, как будто из трубы. Я не уверена, кто там живет, но, возможно, они оставили бы меня на холоде. Лука холодный и грубый, но по крайней мере моя кровь не покрывает топор, лежащий у камина.

После того, как убираюсь за собой, я разжигаю огонь и добавляю полено, надеясь, что меня не выгонят за это. Затем делаю круг по гостиной. При свете дня я замечаю еще несколько личных вещей — американский флаг, сложенный треугольником, в стеклянной коробке. Несколько жетонов окружают его вместе с фотографией двух молодых людей в военной форме, обнявших друг друга за плечи и гордо улыбающихся.

Присмотревшись, я узнаю в одном из них Луку. Аккуратно подстриженные волосы. Чисто выбрит. Лет на десять моложе.

Он военный. Кусочки его личности собираются воедино и начинают обретать смысл. Если взглянуть вниз на его хорошо поношенную зеленую толстовку с выцветшими буквами А-Р-M-И-Я на груди, то все, кроме длинных волос и неухоженной бороды, указывает на его предыдущую военную карьеру.

На бирке его военной формы на фотографии написано: «Коста». У другого парня: «Родригес». У меня щекочет в носу, как прошлой ночью. Его друг, должно быть, скончался.

Во многих отношениях Лука напоминает мне парней, с которыми обычно встречается моя сестра. Мужчины вроде Райфа. Альфа-самцы. Парни, с которыми встречалась я, это беты. Может быть, даже омеги.

Луки и Райфы в этом мире холодные, дерзкие, уверенные в себе. Однако там, где Райф расчетлив, Лука осторожен. С ним я чувствую себя в безопасности. С Райфом — нет. Совсем нет.

Они оба могут быть альфами, но Лука уверен в себе, контролирует ситуацию, и кажется, что он обеспеченный, но измученный. Это из-за войны? Потери? Травмы?

Он дровосек-одиночка, но почему?

Смотрю в окно и одновременно надеюсь, что если буду тихой и спокойной, то мой следующий шаг появится в моей голове, как вспышка гениальности. Куда мне ехать, кроме Канады? Как я туда попаду?

Лука, наверное, чистит снег, потому что он до сих пор не вернулся.

В поисках книги или какого-нибудь занятия я поднимаюсь по лестнице на второй этаж, где нахожу еще несколько спален для гостей и домашний офис. На стенах висят награды, благодарности и военные фотографии.

Большой деревянный стол стоит перед окном, из которого открывается вид на горы за домом. Моя челюсть падает на пол, потому что из-за вчерашней облачности я не смогла разглядеть, насколько они массивны. Я не смогу перейти через границу пешком, это точно.

На столе стоит фотография семьи в рамке. Пожилые мужчина и женщина стоят в центре. Они слабо улыбаются. Вокруг них семь молодых людей и одна женщина. Я нахожу Луку и парня с фотографии внизу. Одетая в мешковатые треники, которые свалились бы, если бы я не затянула внутренний шнурок, и армейскую толстовку, я бы вписалась в команду.

Однако, чувствуя, что забрела слишком далеко в логове льва, спешу вниз и занимаюсь камином.

То, что я узнала сегодня… пока что:

Лука служил или служит в армии (последнее маловероятно, учитывая длинные волосы).

Возможно, он потерял брата или хорошего друга.

Ворчливый, но помогает тем, кто нуждается (Птичка, я).

Он не украшает дом к Рождеству.

У него достаточно кофе, чтобы снабдить целую армию.

Так что я готовлю себе немного. Через некоторое время слышу топот тяжелых ботинок по лестнице снаружи.

Мой пульс учащается, то ли от кофеина, то ли от приближающегося красавца-мужчины, я не уверена.

Дверь с грохотом распахивается. Я улыбаюсь. Лука хмурится.

Несмотря на это, мое сердце не успокаивается. И не потому, что я боюсь или нервничаю.

Его куртка делает крупную фигуру мужчины еще более внушительной. Его волосы, убранные от лица в пучок, вызывают желание развязать их и пропустить между пальцами. Его губы и щеки красные от холода…

Когда в камине потрескивает полено, мое тело распознает искру притяжения между нами и отправляет эту информацию в мой мозг.

Это влечение, которое началось в закусочной, но отступило, когда я приехала сюда вчера вечером, теперь разгорелось с новой силой под ярким утренним солнцем.

ГЛАВА 6

ЛУКА

Насвистывая мелодию, я умолкаю.

Айви сидит за стойкой, ее серебристо-голубые глаза словно захватывают меня в столь необходимое объятие.

Этому не бывать.

— Доброе утро, — говорит она.

В ответ на ее веселый настрой я хмуро отвечаю:

— Это не так. У меня плохие новости и плохие новости.

— Разве выражение звучит не «У меня хорошие и плохие новости»?

Я ворчу.

— Ты все еще здесь.

— Я так понимаю, что плохие новости это я, — говорит Айви. Мой разум соглашается, но сердце нет.

— Мой снегоочиститель сломался, — добавляю я.

Без моей просьбы она наливает мне чашку кофе и готовит его именно так, как мне нравится. Я хмурюсь. Откуда она узнала про молоко? Может, она шпионка? Мужской голос кричит у меня в голове.

Айзек: Лука Коста, остановись. Не будь идиотом.

Я: Я не идиот…

Айзек: Ты на сто процентов ведешь себя как идиот. Она заметила, какой кофе ты пил вчера в закусочной.

Не волнуйтесь. Я не слышу голоса. Мой внутренний голос разума принадлежит Айзеку: моей правой руке, лучшему другу, технически брату, хотя мы и не были кровными родственниками. Мы пошли в армию по разным причинам: я, чтобы сбежать. Он — из-за семейного наследия — семьи, которой у него больше не было. Мы были очень разными, но я не мог представить, как буду жить без него.

Я не знаю, как выживаю сейчас.

Тем не менее, его чувства громко звучат в моей голове, борясь за место, с тех пор как Айви появилась на моем пороге. Вернее, когда Птичка нашла ее спящей в моем кресле, как раз подходящем для Златовласки.

Если бы Айзек был здесь, он бы сказал мне, чтобы я расслабился, смягчился, может быть, немного пофлиртовал. Но я приехал сюда, чтобы уйти от этого. Это мое убежище. Мое спасение от бури.

Иронично.

Я потягиваю вкусный и насыщенный кофе — ненавижу признавать, что он лучше, чем когда я его готовлю.

Айви смотрит в окно, как будто комментарий о том, что она плохие новости, задерживается в воздухе между нами и глубоко режет.

— Кстати, спасибо за это.

В моей голове Айзек говорит: «Так-то лучше».

— Это меньшее, что я могу сделать. Мне жаль, если мое присутствие тебя обременяет.

У меня вырывается еще одно ворчание, потому что не могу найти слов, чтобы сказать ей обратное. Я объясняю настоящую плохую новость, что случилось с моим плужным снегоочистителем.

— Механическая деталь, которая крепит отвал плуга к раме грузовика, сломалась. Все сложнее, чем просто прикрутить болт на место. Мне нужна новая деталь. Теперь я не могу сдвинуть с места ни грузовик, ни плуг, который блокирует подъездную дорогу.

— А нельзя просто отсоединить плуг от грузовика? Или оттащить его с дороги?

— Если я это сделаю, то рискую вывести из строя гидравлику. — Я тяжело вздыхаю.

— Есть места и похуже, где можно застрять. Просто говорю. — Айви приятно улыбается, словно пытается извлечь из ситуации максимум позитива.

Я бросаю на нее раздраженный взгляд, раздувая ноздри, прежде чем понимаю, что она, скорее всего, подумает, что я злюсь на нее. Может, я и есть чудовище.

Птичка лакает воду, а потом плюхается на пол перед огнем.

В этот раз внутренне Айзек вместе с мамой ругают меня. Несмотря на мою независимость, они с папой играют важную роль в моей жизни — еще одна причина, по которой мне понадобилось собственное жилье.

— Спасибо, что добавила поленьев в огонь, — бормочу я, помня о вежливости.

Надо бы проверить и дровяную печь в подвале. У меня несколько источников отопления, потому что, несмотря на то, что переехал сюда, я плохо переношу холод. Наверное, это моя итальянская кровь.

— Я заметила, что у тебя нет рождественских украшений. — Айви крепко сжимает свою кружку, словно готовясь к защите от моего ответа на ее замечание.

— Моя сестра с лихвой компенсирует это.

Она хмурится, как будто не понимает.

— Фрэнки и ее семья живут по соседству.

— А, так ты не старый, ворчливый отшельник в горах.

— Я не старый. Мне тридцать. Ты описала мистера Орсона, который живет примерно в миле дальше по горе, хотя он не так уж плох, когда узнаешь его получше. Он разрешает мне пользоваться его холмом, чтобы покататься на санках. — Я неопределенно указываю пальцем через плечо.

Она поднимает брови, как бы удивляясь замечанию о катании на санках.

— Мне показалось, что я видела дым из трубы раньше.

Я делаю глоток кофе, и кофеин, должно быть, развязывает мне язык.

— Фрэнки и Расти живут дальше через лес в ту сторону. — Я жестом показываю в окно. — Изначально этот коттедж принадлежал моему деду. Родители дедушки Франческо, мои прабабушка и прадедушка, хотели, чтобы он женился на женщине из Италии. История гласит, что она была из хорошей семьи и прекрасной девушкой. Она ему понравилась, но он решил, что они слишком молоды, чтобы остепениться. Франческо сказал родителям, что собирается путешествовать в течение месяца, прежде чем принять решение. Каким-то образом он оказался в Хоук-Ридж-Холлоу. Самое холодное место на земле, по его словам.

— Согласна. — Айви потирает руки.

Я веду нас к дивану у камина.

— Я тоже. В общем, однажды вечером он и парень по имени Чарльз Хокинс играли в карты. В игре он выиграл эту собственность. Хокинс жил по соседству в доме, который сейчас принадлежит моей сестре и Расти. — Делаю паузу, не уверенный, стоит ли рассказывать остальную часть истории.

Айви наклоняется ко мне, уделяя мне все свое внимание. Концы ее волос обрамляют ровную линию челюсти. Ее полные губы едва соприкасаются, как будто она следит за каждым моим словом. Ее большие, яркие глаза сосредоточены на мне. Это почти болезненно, потому что есть так много деталей, которые я не хочу, чтобы она видела. И все же я хочу смотреть на нее.

Вырывается неровный вздох.

— Есть еще что-то? — спрашивает она.

Мой рефлекторный кивок обязывает меня рассказать ей все остальное.

— Франческо и Чарльз стали хорошими друзьями. Потом появилась Елена — его сестра, моя двоюродная бабушка. Их родители послали ее, чтобы она привезла их сына домой. Месяц превратился в год. Но в итоге она осталась… и завоевала сердце Чарли, живущего по соседству. Франческо был против этого романа. Никто не был достаточно хорош для его сестры. До появления Расти я мог легко понять его чувства. Все мы, братья Коста, очень оберегали Фрэнки.

Айви свела брови.

— Я полагаю, что у этой истории счастливый конец.

Может быть, для них. Для меня — никогда.

— Дружба между Франческо и Чарли распалась. Переросла во вражду. Елене очень нравился Чарли, но она согласилась отпустить его, если Франческо вернется с ней в Италию. Он так и сделал, и в последствии женился на моей бабушке.

— А как же Елена?

— Она оставила позади свою настоящую любовь. Так и не вышла замуж.

— А как ты оказался здесь?

— Мои родители родились в Италии. Переехали в Нью-Йорк. Я родился и вырос там. Несколько лет назад сюда приехала моя сестра. Разожгла вражду с соседом — Расти Хокинсом. Внуком Чарли. Все могло быть ужасно. Вместо этого они полюбили друг друга.

— Значит, она переехала в соседний дом, а ты приехал сюда, — говорит Айви, собирая все воедино и оглядываясь по сторонам. — Елочная ферма, должно быть, довольно прибыльная.

— Этот дом не первоначальный коттедж. Нет, когда моя сестра сюда приехала, он был размером с кухню и завален коробками от пола до потолка. Наши родители использовали его как хранилище. — Я пожимаю плечами, потому что они иногда сбивают нас с толку.

Айви вскидывает бровь, и ее губы расходятся еще больше, как будто она потрясена.

— Я так понимаю, ты все это сделал.

— Мне помогли расширить и обновить этот коттедж, ставший шале. — Я хлопаю ладонями по брюкам, почти закончив рассказывать о себе. — В любом случае, Расти должен скоро приехать и посмотреть, что можно сделать с плугом. Возможно, понадобится лебедка.

Айви бледнеет.

— Ведьма¹¹?

Я чуть не расплескиваю кофе повсюду и не могу сдержать улыбку

Она хмурится.

— Что смешного? От ведьм у меня мурашки по коже. Я больше люблю Рождество.

— Я сказал: «лебедка». Это устройство, которое поможет нам сдвинуть плуг, если я не смогу прикрепить его к грузовику. Сейчас мы в затруднительном положении. Также я мог бы использовать ее, чтобы вытащить твою машину из пруда.

— Могло быть и хуже. — Ее плечи поднимаются и опускаются, как будто она отчаянно пытается напомнить себе об этом факте.

Да, всегда может быть хуже. Прежде чем я слишком глубоко погружусь в эту яму, я спрашиваю:

— Так и что с тобой случилось?

— Что случилось? Я же сказала тебе. Я искала особенное место, чтобы провести Рождество и…

— Нет, реальная история. У тебя флюиды милой девушки, но ты определенно что-то недоговариваешь.

— И мы уже выяснили, что ты большой плохой волк в лесу.

— Я думала, ты сказала, что я Охотник.

— Или Чудовище. Снеговик Фрости. Одинокий Волк. Дровосек. Все вышеперечисленное.

Если не считать угасающего огня, тишина заполняет комнату. Мое тело словно вибрирует, притягивается к ней, как магнит, как камертон, что-то твердое и металлическое к ее мягкому и уютному спокойствию.

Мы оба избегаем зрительного контакта, словно, если совершим эту ошибку, то пути назад уже не будет.

Я поднимаюсь на ноги и подбрасываю еще одно полено в очаг. Взгляд Айви следит за мной.

Она прочищает горло и спрашивает:

— А есть ли миссис Волк?

Я фыркаю.

— Моя фамилия Коста, и нет. Определенно нет.

— Ты не женат. Не празднуешь Рождество. Есть ли еще что-нибудь, что должно заставить меня волноваться о тебе?

Я хмыкаю.

— Почему это должно заставлять тебя волноваться?

— Похоже, ты не хочешь быть счастливым.

— Я не из тех, кто любит отношения.

— Ты, конечно, немного грубоватый, но это не значит, что ты не сможешь быть счастливым с кем-то особенным.

Смех, который я издаю, поднимает Птичку на ноги.

— Все в порядке, девочка. Айви только что сказала самую уморительную вещь на свете. — Вопреки своему здравому смыслу, я поворачиваюсь к девушке и вижу вспышку в ее глазах. — Ты не поймешь.

Айви складывает руки перед грудью.

— А ты попробуй.

— Я разговаривал с собакой.

Айви натянуто, если не сказать неодобрительно, улыбается.

— Тем более, тебе нужна миссис Волк.

— Как я уже говорил, моя фамилия Коста. — Я наклоняю голову в сторону. — И я припоминаю, что вчера вечером ты называла меня «мистер Зефир». Куда он делся?

Она фыркает.

— Ты мне скажи.

Ах, я вижу, что она сделала. Умно.

— Дело в том, что я не хочу быть связанным.

— Не очень хороший способ посмотреть на это. Опять же, когда ты вчера появился с топором…

— С колуном, — поправляю я.

— Я подумала, что ты точно собираешься меня связать. Теперь я вижу, что ты служил в армии, что объясняет жесткость. Но это не повод мешать любви войти в твою жизнь.

Полено хлопает и трещит.

Мое горло сжимается, и не из-за дыма. Айви очень мягко говорит то, что я не могу сказать. Она понимает, что я пережил потерю. Она открывает во мне дверь, которую я давно захлопнул. Возможно, еще до моей дружбы с Айзеком. Это вызывает во мне одновременно облегчение и ужас. Если я пойду на это, то больше не буду одинок. Но снова буду подвержен риску потерять тех, кого люблю.

— А как насчет всех положительных моментов, которые могут принести отношения? Можешь думать о том, что они связывают тебя, но они могут и воодушевлять. — На последней фразе о том, что отношения могут воодушевлять, ее взгляд останавливается на моих руках.

Между колкой дров, работой по дому и домашним спортзалом внизу, мне, возможно, скоро придется заказывать пошив рубашек, потому что мои бицепсы натягивают фланель. Остекленевший взгляд Айви говорит о том, что она не возражает… и ей скорее нравится то, что она видит.

Я качаю головой, чтобы отбросить эту мысль.

— Люди в отношениях ставят слишком высокие требования. Не существует такой вещи, как вторая половинка. Идеального партнера. Я не верю, что есть кто-то, кто дополняет тебя или делает тебя лучшим человеком.

Айви не возражает. Вместо этого она говорит.

— Что заставляет тебя так говорить?

— Это слишком большое давление.

— Знаешь, что говорят о давлении.

Я фыркаю.

— Да, оно создает бриллианты.

— Есть некоторые женщины, которым не нужны бриллианты или мужчина, который их дополнит. Скорее, они ищут настоящую любовь, защиту и дружеское общение. Выход в свет время от времени и ужин вместе в большинстве вечеров. Обязанности, домашние дела, жизнь бок о бок. Честность, общение, доверие. — Ее голос чист, звенит колокольчиками правды.

Я хмурюсь не потому, что не согласен, а потому, что никогда не ожидал услышать от женщины нечто подобное. Если уж на то пошло, мне никто этого не говорил.

Долгий вдох наполняет мои легкие. Странно, что я могу говорить с ней так свободно. А может, она ведьма и подмешала в кофе какую-то сыворотку правды. В любом случае, я чувствую себя легче. Как будто могу починить плуг. Но хочу ли я этого? Неужели провести еще один день вместе это так плохо?

Смех врывается в мои мысли. Это звон серебряных колокольчиков в холодную ночь у камина.

— Если боишься, что я пытаюсь тебя в чем-то переубедить, — говорит Айви, — то можешь не волноваться. Я не на рынке.

— В твоей жизни есть мистер Зефир? — спрашиваю я.

На этот раз ее смех звучит пронзительно, снова пугая Птичку. Айви садится на пол рядом с собакой и потирает ей живот. Она становится напряженно тихой.

— Если есть, и он не ищет тебя… — Моя угроза смолкает.

Айви смотрит на меня с самым печальным выражением в глазах. Сердце сжимается у меня в груди.

— Нет, нет никакого мистера Зефира. Никого нет.

— Но то, что ты только что говорила об одиночестве?.. — Я замолкаю, давая ей возможность заполнить пробелы, если захочет, но Айви отворачивается к огню, словно хочет бросить правду в пламя и посмотреть, как она исчезнет.

Ее смех эхом отдается в моей голове. Как и смех Айзека. К сожалению, я не могу снова услышать его вживую. Но могу попытаться заставить Айви рассмеяться или хотя бы улыбнуться. Это удивительно, потому что это не мой типичный образ действий. Но она словно разбудила что-то внутри меня, распахнула дверь и ждет меня по ту сторону.

Я не могу переступить порог. Но она открыта. Это уже начало.

Переминаясь с ноги на ногу, обдумывая свои дальнейшие действия, я прочищаю горло.

— Пока ждем Расти, не хочешь ли вместе со мной проверить деревья?

Айви сияет и поднимается на ноги, как будто рада, что ее включили в это дело.

— Не знаю, что это значит, но я с удовольствием.

Я укутываю ее своим дополнительным зимним снаряжением, и Птичка следует за нами на улицу. Сегодня утром я первым делом расчистил лопатой и снегоуборщиком основные тропы. Когда пробираемся по ним, на моем лице появляется непрошеная улыбка.

— Что? — спрашивает Айви, словно почувствовав перемену в моем выражении лица.

— Ты похожа на миссис Зефир.

Одетая в мою безразмерную одежду, ее приглушенный смех доносится из-за шарфа, закрывающего нижнюю половину лица. Звук проникает глубоко, успокаивает меня и пробуждает то, чего я давно не чувствовал.

Радость.

Когда добираемся до засаженного участка, я с помощью специального шеста со щеткой сбиваю снег с деревьев. Показываю Айви, как это делать, но она неправильно выбирает угол, и снег покрывает ее свежей зимней белизной.

— Теперь ты действительно похожа на зефир, — говорю я со смехом.

Она отмахивается, и тут что-то бьет меня в грудь. Инстинкты подсказывают мне бежать в укрытие, но повреждение на передней части моей куртки белое. Никакой крови. Никакой опасности. Сделав глубокий вдох, я смотрю на Айви.

Айви подмигивает.

— Попался.

— Ну, понеслась.

Мы собираем снег и кидаем его друг в друга. Конечно, у меня преимущество, потому что мое снаряжение мне подходит. Но она хитрит и несколько снежков попадают в цель. В меня. Птичка прыгает и скачет за ними, пытаясь поймать снежки в воздухе зубами, прежде чем они попадут в цель.

Вскоре мы уже подшучиваем друг над другом.

Я попадаю снежком ей в бедро. Она на мгновение замирает с расширенными глазами, а потом падает в снег. Я бросаюсь к ней, беспокоясь, что бросил слишком сильно, хотя и старался рассчитывать свою силу.

На четвереньках я опускаюсь на снег рядом с Айви. Ее грудь вздымается и опускается. Она смотрит на небо, и на ее лице появляется улыбка. В один момент Айви взбирается на меня и с близкого расстояния бьет снежком в грудь. Мне не больно. Я даже не чувствую холода. Скорее, ее теплая и желанная тяжесть прижимается ко мне, напоминая, каково это ощущать контакт, связь.

Ее смех эхом отражается от склона горы.

Из меня вырывается звук, которого я давно не слышал.

Айви улыбается, и я понимаю, что тоже смеюсь.

Обхватив девушку за талию, я мягко переворачиваю ее, притягивая к себе.

Мы играючи боремся в снегу, пока оба не начинаем запыхаться и снова не падаем на спину, уставившись в чистое голубое небо.

Айви должно быть поворачивается ко мне лицом, потому что снег скрипит от ее движения. Я чувствую ее взгляд на себе. Я перевожу свой, чтобы встретиться с ее светло-голубыми глазами с серебристыми прожилками. Меня пронзает волна.

Что-то теплое и уютное плывет между нами.

Если протяну руку, то смогу дотронуться до неё. Держать ее в руках. И что тогда? Что бы я с ней сделал?

Я бы сказал ей, что не хочу, чтобы она покидала гору. Что хочу сделать ее своей.

И это пугает меня.

ГЛАВА 7

АЙВИ

Взгляд карих глаз Луки смягчается и фокусируется на мне с какой-то нежной интенсивностью, которую я не ожидала от Чудовища.

По мне пробегают мурашки.

Уголок его губ приподнимается в кривой ухмылке. Затем, к моему изумлению, к нему присоединяется другая сторона. Полная улыбка. Я получаю полную улыбку мистера Зефира — Луки Косты.

Моя улыбка совпадает с его.

Это тот самый момент?

Что бы это ни было, сердце бьется о ребра.

Я протягиваю руку. Лука вздрагивает, но потом успокаивается, когда я кладу свою руку в огромной перчатке на его лицо. Возможно, это не Птичка была напугана и отстранена, когда появилась на участке. Возможно, Лука сам был раненым животным. Или они оба. Мы все трое по-своему.

Его взгляд не отрывается от моего, словно отслеживая каждое мое движение, чтобы быть готовым защитить себя в случае необходимости. Я хочу сказать ему, что не причиню ему вреда. Даже снежком. Хотелось бы мне дать такое обещание. Не то, чтобы я намеренно причинила ему вред. Но я в бегах, и, наверное, не стоит впутывать в это Луку.