Надежда Герман Лунитана – лунная фея

История первая. Загадка Золотого Города

Нилкины печали

Нилка лежал и глядел на луну за окном. В глазах стояли слёзы, и оттого луна казалась ему мокрым белым пятном.

Два часа назад папа привёз Нилку сюда, в лесной домик, к бабушке Василисе Наркисовне, а сам тут же уехал. Даже чаю не попил, так торопился.

А если всё по порядку, то начать надо так.

Нилкины мама и папа – геологи. И потому редко бывают дома. Ну, работа у них такая – вечно скитаться где-то далеко, за тридевять земель.

А ребёнок остаётся с бабушкой. С бабой Анютой, маминой мамой

И вдруг баба Анюта заболела. Врачи настоятельно посоветовали ей лечь в больницу на месяц-полтора. Моментально встал вопрос – а куда ребёнка-то девать? Поехать в летний лагерь Нилка наотрез отказался, сказал, что лучше умрёт. Ну, не коммуникабельный он, что тут поделаешь!

И тогда осталось последнее – отвезти ребёнка ко второй бабушке. Тоже, конечно, вариант не самый лучший. Проблема в том, что она живёт в диком лесу, без всяких благ цивилизации. И, что характерно, менять свой образ жизни наотрез отказывается, как её не уговаривали переехать в город, к сыну. В общем, тот ещё характер у старушки.

Мама сначала была категорически против:

– Там же дикий лес, медведи, волки, комары и прочая жуть. И никакого телефона – ни мобильного, ни стационарного! Я просто с ума сойду от беспокойства и тревоги за ребёнка.

Папа возразил так:

– Во-первых, телефон есть. В деревне. Это километра два. А во-вторых, неизвестно, где ребёнку опаснее – в глухом лесу или в городе, где всякий транспорт, под который недолго угодить, и полным-полно хулиганов.

– Везде страшно, – со вздохом согласилась мама. А папа улыбнулся и сказал:

– Ах, ты моя трусишка!

– Не обо мне речь, – рассердилась мама. – Вопрос – найдут ли они общий язык?

– А почему нет? – удивился папа.

– Вот скажи на милость: когда Василиса Наркисовна в последний раз общалась с детьми? Когда вас с братом Лёшкой хворостиной гоняла по всей избе?

– Ай, сколько той избы, чтобы гонять! – отмахнулся папа. – Ну, гоняла. Так было за что. А Даниил у нас парень не шкодливый. Для чего его хворостиной?

Мама опять тяжело вздохнула:

– Не нравится мне это всё…

– А что, есть другие варианты?

Вариантов не было.

И вот уже собран чемодан с одеждой и прочими необходимыми вещами.

И вот уже они втроём – мама, папа и сын – едут на вокзал.

И вот уже объявили посадку на поезд.

В купе на прощание мама со слезами на глазах обняла Нилку:

– Солнце моё, потерпи, это всего каких-то полтора месяца.

Она вышла из вагона и всё стояла, махала рукой, глядя в окошко. Нилка тоже махал ей в ответ изо всех сил.

Но вот поезд тронулся. И они с папой поехали.

Ехать и смотреть в окно сначала было интересно. Но в конце концов это наскучило, мальчик задремал.

Вышли они на каком-то глухом полустанке. Уже смеркалось.

С полчаса сидели в крохотном деревянном вокзальчике. Ждали. Наконец, подъехал старенький газик. Из него вышел усталый парень лет двадцати пяти, сказал не то обиженно, не то виновато:

– Извините, Пётр Иванович, колесо по дороге спустило, вот и задержался.

– И тебе, Никита, здравствуй! – весело ответил папа. – Ну, поскакали?

И они действительно – поскакали: трясло и подбрасывало так, что Нилка уже не мечтал доехать живым.

Однако, доехал. Газик посигналил, остановился, осветил фарами какое-то тёмное строение впереди. Папа бодрым голосом сообщил:

– Вот это и есть дом твоей бабушки Василисы Наркисовны Заречиной. Здесь я, можно сказать, родился и вырос.

И они стали выбираться из машины, потирая ушибленные места. А на крыльцо дома, щурясь от яркого света фар, вышла старуха, высокая, сухопарая, немного сутулая.

– Кого принесла нелёгкая? – спросила она низким хрипловатым голосом.

– Мама, это я, – отозвался папа. И добавил: – Внука тебе привёз.

– Ладно, заходите все, нечего там топтаться!

Зашли только Нилка и папа. Никита остался ждать в машине.

Внутри большого, сложенного из круглых брёвен дома царил полумрак. Вместо привычной электрической лампочки комнату освещала стоящая на столе закопченная керосиновая лампа.

«Здесь, кажется, и вправду нет электричества!» – догадался Нилка и опечалился.

Мама, конечно, предупреждала, мол, бабушка Василиса Наркисовна застряла в каменном веке. Но Нилка подумал: это шутка такая. Мама так пошутила в надежде, что сын оставит свой планшет дома.

У них на этой теме вечная война.

Обычно мама говорит так:

– Хватит глаза портить. Иди погуляй, погляди на солнышко, на белый свет, подыши воздухом!

– Не хочу, – ноет Нилка

– Вы со своей виртуальной реальностью скоро дистрофиками станете, – вмешивается в разговор папа. – То ли дело мы: носились с утра до вечера во дворе, на воле, играли в лапту, в выжигалы!

– А это как? – вяло интересуется Нилка.

Папа горестно хватается за голову:

– Маша, ты слышишь? Современные детки даже не знают, что такое выжигалы и лапта!

– Увы! – Мама соглашается с папой и разводит руками. А Нилке она говорит: – Выжигалы и лапта – это здОрово! И здорОво, между прочим. Так же как волейбол, классики или городки. Но вам, похоже, понять эти вещи – уже не дано! Вы кроме своих гаджетов ничего не видите и не слышите…

И такие разговоры – чуть не каждый день.

Потому Нилка и подумал, что мама выложила из чемодана планшет для того, чтобы её сын хоть ненадолго от него оторвался. Чтобы он хоть немного побыл «живым ребёнком, а не полуживым придатком к электронной безделушке».

Нилка так подумал и незаметно сунул любимую игрушку поглубже, под одежду.

А оказывается – зря…


***

Папа сразу же заторопился ехать обратно.

– Ты что, и чаю с матерью не попьёшь? – всплеснула руками Василиса Наркисовна.

– Нет, мама. Мне нужно к поезду успеть. Да и Никитка нервничает, ему завтра рано на работу, а он ещё не отдыхал… Так что прости, пожалуйста!

– Я-то прощу. А тебе самому не стыдно: столько времени с матерью не виделся, заскочил на три минуты и обратно!

– Стыдно, мама… Но завтра в два часа дня наша экспедиция улетает спецрейсом, на грузовом вертолёте, а я в ней начальник, и опаздывать мне, как ты понимаешь, нельзя…

– Ладно, лети уже… – махнула рукой старуха. – Как ты, Петька, был бестолковый торопыга, таким и остался.

И она пошла провожать своего непутёвого сына. Нилка тоже вышел вместе с ними, весь поникший, с опущенной головой. Папа на прощание обнял его за плечи, сказал бодро:

– Ну, Даниил, не кисни тут, ты ведь уже взрослый. Держи хвост пистолетом!

Ага, взрослый! Это в неполных-то десять лет? Слёзы подступили к горлу, но мальчик сдержался, не расплакался.

Баба Вася

– Ну, внук наш Данила Петрович, начнём, что ли, знакомится? Дай-ка я на тебя погляжу.

Старуха неторопливо оглядела Нилку с головы до пят, и не понять: то ли осталась довольна, то ли нет?

– Длиннющий, худющий! Голодный, небось? Сейчас я тебя чаем напою. С бубликами. Или чего посущественнее хочешь? Супа, например?

Нилка отрицательно замотал головой.

– Значит, чай с бубликами, – не стала спорить бабушка.

Она разожгла газовую горелку, поставила на неё чайник. Воды в чайнике было немного, и потому он почти сразу зашумел, потом запел тонко, запищал, как большой комар. И закипел.

Бабушка налила кипяток в цветастую кружку, добавила заварки, насыпала сахар. Выставила на стол тарелку с бубликами.

– Откушайте, Данила Петрович, милости просим!

А сама села напротив, подперла голову руками.

Нилка несмело подвинул к себе кружку, отхлебнул.

– Ты чего воду-то хлещешь? Ну-ка, быстро взял бублик и съел.

Есть почему-то совсем не хотелось. Но возражать Нилка не рискнул. Он послушно потянулся к сдобе, через силу откусил. Осторожно поднял глаза на бабушку. И даже вздрогнул от неожиданности: в неярком свете керосиновой лампы перед ним сидела самая настоящая баба-яга. В смешном, сплетённом из ниток ночном чепце, вся седая, с длинным носом, сурово нависающим над верхней губой.

Заметив, что мальчик смущён, бабушка приветливо улыбнулась, отчего стала походить на бабу-ягу ещё больше. И произнесла ласково:

– Ты что-то хотел, соколик?

Нилка совсем стушевался. И спросил первое, что пришло в голову:

– У вас есть ружьё?

– Ружьё? – удивилась бабушка. – А тебе зачем?

– Вам, наверное, страшно одной в лесу?

– Да разве я одна? Во-первых, разного зверья в нашем лесу видимо-невидимо, и я со всеми в приятельских отношениях. Во-вторых, у меня есть друг и защитник. Михайло Потапыч.

– А это кто?

– Как кто? Медведь, конечно. Хозяин. Надо ведь кому-то следить за порядком в лесу.

– Настоящий живой медведь?

– Конечно, живой. Не игрушечный же.

Нилка не очень поверил бабушке. Решил, что та его обманывает. Взрослые ведь часто обманывают детей. То есть, может быть, даже и не обманывает, а просто шутит. Обыкновенная вещь.

– Не веришь, – понимающе кивнула бабушка. – А зря. Я его совсем крохой подобрала. Представь себе, сидит такой маленький пушистый комочек на лесной полянке и плачет. Натурально, как ребёнок. Маму-медведицу браконьеры убили. А детеныш как-то убежал, спасся. Вот я и пожалела малыша, взяла к себе домой, выкормила, вырастила. А вырос он, я тебе доложу, огромным, как скала. Самый настоящий хозяин леса.

“Ух ты, – подумал Нилка. – Вот бы попросить, чтобы мне тоже с ним познакомиться!”

– Василиса Нарки…

– Э, нет, так дело не пойдёт! – решительно перебила старуха. – Я тебе бабушка или кто? Вот и зови меня просто – баба Вася. И на «ты», пожалуйста. А то – как чужие будто.

Нилка кивнул не слишком уверенно, потому что не знал – получится ли ему эту непонятную, эту совершенно чужую старую женщину… эту суровую бабу-ягу звать бабой Васей… да ещё на «ты»?

– Чего спросить-то хотел? – напомнила баба Вася.

Мальчик снова засмущался:

– Да так… Ничего…

– Ладно, заговорила я тебя. Ты тут сиди, насыщайся, а я пока приготовлю комнату. Ты ведь не забоишься один спать?

– Не забоюсь…


***

Оставшись один в отведённой ему комнатке, Нилка первым делом достал из чемодана планшет. Поиграть в последний раз хоть немного. Пока не сядет батарейка.

Но батарейка села практически сразу. Очевидно, он просто забыл её зарядить перед отъездом.

И стало Нилке совсем грустно и одиноко. Вот лежит он, один одинёшенек, в чужом, незнакомом доме, на чужой, незнакомой кровати. За стенкой похрапывает чужая, незнакомая бабушка, похожая на бабу-ягу (попробуй догадайся – добрая она или злая?). И совершенно неизвестно, как он будет жить здесь, в чужом незнакомом месте целых полтора месяца? Чем тут можно заниматься, если даже электричества нет?

И ни друзей, ни знакомых. Правда, с друзьями сложновато было и дома. Так вышло, что Нилка очень тяжело сходится с другими детьми. Напроситься играть в весёлую компанию сверстников он не умеет. И в школе ни друзей, ни даже постоянных товарищей тоже почему-то не завелось.

Однако, дома есть мама, папа, бабушка Аня. И – планшет, самый верный друг, с которым никогда не бывает скучно. А здесь? Что он будет делать здесь?

Вот лежит Нилка один одинёшенек. В комнате полумрак. Только огарок свечки чуть теплится в блюдце на тумбочке (бабушка Василиса оставила, чтобы внуку не страшно было в полной темноте засыпать на новом месте). А он лежит, один-одинёшенек, как та луна на небе. Лежит, глядит в окно и шепчет одними губами:

– Луна, миленькая луна! Только ты можешь понять, как мне сейчас грустно. Ты там, на небе, совсем одна. А я здесь, на земле, тоже совсем-совсем один…

От жалости к самому себе Нилка тихо, беззвучно заплакал.

Очевидно оттого, что слёзы затуманили взгляд, показалось мальчику, что луна покачала головой. И сказала:

– Хватит плакать!

Ночная гостья.

– Рёва-корова!

Перед Нилкой стояла очень красивая девочка возрастом чуть постарше, чем он сам. В руках – небольшой блестящий зонтик. Вся она как будто излучала мягкий зеленовато-голубоватый свет: и лицо, и волосы, и платье…

– Ты кто? – шепотом спросил мальчик.

– Ты не знаешь, кто я? – удивилась девочка и гордо откинула назад свои серебристо-голубоватые волосы. – Я – Лунитана, лунная фея! – И добавила тоном попроще: – Но ты можешь звать меня просто Лунита. Или Тата. Я разрешаю своим друзьям звать меня так. А ты? Как тебя зовут?

– Даниил. Но ты можешь звать меня просто – Нилка. Ты с луны свалилась, да?

Девочка глянула на мальчика своим огромными глазищами… а ресницы у неё длинные-предлинные, аж дух захватывает.

– Почти угадал! – сказала она. – Только прошу заметить: я – не свалилась, а прилетела на зонтике. Мы, феи, обожаем летать по небу на своих зонтиках.

– Задавака ты, а не фея! – Нилке показалась, что девочка разговаривает с ним, как с маленьким, и немного обиделся. – А волшебная палочка у тебя есть?

– Есть. Только я не люблю таскать её с собой. Она капризная и не очень послушная. Характер у неё такой. Строптивый.

Мальчик захлопал глазами:

– Разве так бывает?

Девочка пожала плечами:

– Постепенно мы с ней найдём общий язык. А пока у меня есть волшебное колечко с лунным камнем. Вот, посмотри.

И показала Нилке красивый серебряный перстенёк с беловато-голубоватым камушком круглой формы, который мягко и таинственно светился в полумраке комнаты.

– Здорово! – Слёзы у Нилки на глазах высохли окончательно. – А что ты можешь?

– Пока не очень много, я ведь только учусь. Но и не так мало! Хочешь, например, я сейчас оживлю что-нибудь из вещей?

– Правда?

– Конечно. Мой дедушка говорит, что все вещи – живые, нужно только им об этом иногда напоминать.

– Очень хочу! – Нилка захлопал в ладошки от радости (ещё бы не захотеть самого настоящего волшебства!) – А как?

Девочка достала из кармана небольшое круглое зеркальце.

– Ты пускал когда-нибудь лунных зайчиков?

– Не знаю… – растерялся мальчик.

– Современные дети – это что-то безнадёжное! – проворчала Лунитана совсем по-взрослому. – Не знают простейших вещей! Ладно, смотри сюда.

Она повернула зеркальце так, чтобы в нём отразилась луна, и позвала:

– Митя, иди к нам!

От зеркальной поверхности отделился сгусток неяркого света, который повис в воздухе, а затем как-то незаметно превратился в маленького прозрачного светящегося зайчонка.

– Прежде всего поздоровайся с мальчиком! – подчёркнуто строго сказала лунная фея.

Зайчонок послушно поднялся на задние лапки, передние приветственно сложил на груди и сказал:

– Здравствуйте! Меня зовут Митя. Я – лунный зайчик. Это почти то же самое, что солнечный. Но, может быть, я не такой яркий.

– Ух ты! – обрадовался Нилка. – А меня зовут…

– Нилка тебя зовут, – нетерпеливо перебила девочка. – Слышали уже. Лучше скажи, что бы ты хотел сейчас оживить?

– Кто, я? Но я же это… ну, не умею…

– А то я сама не догадалась! – Юная фея хмыкнула, задрала носик и слегка оттопырила нижнюю губку. – Ты просто укажешь на какой-нибудь предмет, а оживлять будет мой ассистент. Митя, ты готов?

– Как юный пионер! – с готовностью отозвался зайчонок.

– Ах, оставь свои старомодные остроты! Это никому не интересно.

– Жаль! – Митя ностальгически вздохнул. – Эх, Танька, знала бы ты, какое славное то было времечко! Как весело маршировать под барабанный бой и радостное сипение пионерского горна! Бом, бом! Ту-ду-ду-ту!

Тата пропустила всё это мимо ушей. Она отвернулась от лунного зайчика, посмотрела на Нилку и спросила нетерпеливо:

– Ну? С чего начнём?

Чудеса и превращения

Пока Нилка крутил головой, придумывая – а что бы такое взять и оживить? – непоседа Митька успел уже пробежаться по цветущей герани на подоконнике, оседлать стоящую у кровати скамеечку для ног и даже подуть на догорающую свечку. Огонёк свечи от дыхания лунного зайчика вспыхнул ярким пламенем и превратился вдруг в огненную птицу, которая взмахнула крыльями, оторвалась от подсвечника, перелетела через всю комнату и уселась на металлическую спинку кровати. Стало светло, как днём.

– Ух ты! – восхитился мальчик.

– Раньше это чудо называлось бы Жар-Птица, – пояснил зайчонок. – Но вы же, нынешние дети, ничего не хотите понимать в красоте. Вы не любите старые добрые сказки. Вам почему-то больше нравятся уродцы, такие, как Губка Боб Квадратные Штаны. И имена вы предпочитает такие же уродливые, ни на что не похожие… Э-эх… Ладно, пойду на поводу у времени… Я назову её Птица О.

– А почему О?

– Ну так… От слова Огонь.

Пока лунный зайчик и Нилка беседовали, с окна вспорхнуло золотистое облако. Это цветы герани превратились вдруг в лимонно-жёлтых мотыльков, которые поднялись к потолку и разлетелись по всей комнате.

– Красиво-то как! – Нилка засмотрелся на бабочек, задрал голову вверх, закрутился по комнате. И чуть не упал, налетев на ожившую скамейку для ног (которая чудесным образом преобразилась в симпатичного светло-коричневого пони!)

– А можно – меня будут звать Ириска? – робко спросила маленькая лошадка. – Мне кажется, что я ужасно люблю сладкое.

– Можно, – сказал Митя. – Я сегодня добрый!

– Чудеса! – Нилка готов был прыгать на одной ножке и хлопать в ладоши. – Самые настоящие чудеса!

– Да-да-да, чу-деса! – весело запел лунный зайчонок, приплясывая и светясь от избытка радости.

– Да тише вы, весь дом разбудите!

Но было уже поздно.

– Что там за шум? – громко спросила проснувшаяся за стенкой бабушка Василиса. – Данилка, это ты хулиганишь? Чего тебе не спится-то? Спи давай, а то я тебя к себе в комнату заберу. Будешь у меня под надзором дрыхнуть.

– Это мне страшный сон приснился! – поспешно соврал Нилка. – Я больше не буду!

– Если не будешь – тогда ладно. Имей в виду – завтра я разбужу тебя ни свет, ни заря. Так что – спокойной ночи!

– Ну вот! – сердито прошептала Тата. – Спокойной ночи всем!

– Уже уходишь? – опечалился мальчик.

– Нечего было шуметь!

– Я случайно…

– Случайно он!

– А ты… Ты завтра придёшь?

– Всё может быть.

Девочка беззвучно хлопнула в ладоши. И чудеса стали пропадать.

Пони Ириска прижалась к ножке кровати, притворилась маленькой скамейкой.

Огненная Птица О тяжело взмахнула крыльями и полетела на своё место, на тумбочку, туда, где в самой середине большого алюминиевого блюдца торчал крохотный огарок свечи. По дороге она будто бы случайно обронила одно из своих сверкающих перьев на Нилкину кровать. А потом превратилась в тихий, затухающий язычок пламени.

Лунный зайчонок Митя нырнул обратно в зеркальце, как ныряют в открытый люк.

А юная фея просто растаяла в воздухе, как пучок лунного света. Будто бы ничего не было.

И только лимонно-жёлтые бабочки продолжали порхать по комнате. Да ярко светилось упавшее на кровать перо Птицы О, напоминая Нилке, что всё-таки оно было, волшебство. И удивительная девочка по имени Тата – тоже была.

Первое утро

Бабушка Василиса, как и обещала, разбудила внука рано:

– Данила Петрович, подъём! Быстренько одевайся. Я уже козу подоила, блинов напекла. Сейчас мы с тобой позавтракаем, и – в путь!

– А куда? – сонно спросил Нилка.

– Известно куда. В лес. Куда тут ещё можно идти?

Вставать совсем не хотелось.

– Василиса Наркисовна, а можно… можно я останусь дома?

– Во-первых, мы же договорились вчера: я твоя бабушка, баба Вася. И не выкай мне, я этого терпеть не могу! А во-вторых, как я тебя брошу одного? Мало ли что… Нет уж, поднимайся, в путь-дорогу собирайся.

Нилка зевнул, потянулся. А потом вдруг вспомнил, сунул руку под подушку. Ну конечно же, вот оно, волшебное перо Птицы О. Значит – не приснилось!

Сразу на сердце стало весело и светло.

«Ладно, – подумал мальчик, – так и быть, пойду, погуляю по лесу. А вечером, наверное, опять придёт Тата. И опять начнутся чудеса!»

Он сел, оглядел комнату. Герань на подоконнике стояла вся в цвету. Значит, ночью бабочки вернулись на своё место.

Прямо в окно светило яркое утреннее солнце. Оно освещало небольшую уютную комнатку. У стены направо от окна стояла старомодная этажерка с кружевными салфетками на каждой полочке. В углу – тумбочка с кривыми ножками, на ней – подсвечник с оплавленным огарком вчерашней свечи. На полу – пёстрый вязаный коврик. Ну, и скамейка для ног, которая, как мы помним, этой ночью превращалась в маленькую лошадку по имени Ириска.

Во всю противоположную от окна стену помещалась та самая железная кровать, на которой спал Нилка. Над кроватью – допотопный гобеленовый коврик с нарисованным пейзажем. Голубое озеро с плавающими лебедями. Небо с белыми облаками. На переднем плане – куст цветущих роз. Справа – небольшая гора, можно сказать – горка. А на ней – белый домик с трубой, с красной крышей. В общем, забавный такой коврик. Хоть и выцветший немного от времени.


***

Позавтракав горячими блинами, они вышли из дому, и потопали по лесной дорожке вдоль ручья. Ручей этот два или три раза перебегал им дорогу. Приходилось разуваться и идти вброд.

Такого леса Нилка ещё ни разу в жизни не видел. С бабушкой Анютой они чаще всего гуляли в городском парке. Иногда по выходным ребёнка вывозили за город, в зону отдыха. Но всё это даже близко не было похоже на то, что он видел сейчас. Могучие кедры, пушистые ёлки, высоченные сосны, лопухи в человеческий рост… И запахи! Какие-то совершенно особенные дремучие запахи: пахло сырой землёй, мхом, древесной корой, нагретой хвоей, травами, цветами и ещё чем-то.

Нилка нисколько не жалел, что пошёл с Василисой Наркисовной… то есть с бабой Васей, в этот замечательный лес. Более того – он тихо радовался тому, что не остался на всё лето в пыльном душном городе, а приехал сюда. И даже то обстоятельство, что любимый планшет запустить невозможно, сейчас почти не огорчало мальчика.

Шли они, не торопясь, часто останавливаясь передохнуть, умыться в ручье, полюбоваться видами природы. А полюбоваться было на что!

Сначала они увидели огненно-рыжих лисят. Зверята весело играли в догонялки на краю небольшой полянки, под старой сосной.

– Тише, не будем их пугать, – прошептала бабушка. – Пусть резвятся.

Они обошли лисят стороной, и двинулись дальше.

Потом Нилка увидел на стволе наклонившейся берёзы маленького полосатого зверька с большим пушистым хвостом.

– Какая смешная белка! – засмеялся мальчик. – И совсем нас не боится.

– Это не белка. Это бурундучок. Очень любопытный зверёк, потому и подпускает к себе человека так близко.

Белок, двух рыжих и одну чёрную, они тоже встретили. А ещё – большого глухаря и целый выводок куропаток. И даже увидели пасущуюся на пригорке лесную козу, косулю.

– Здесь в сто раз интереснее, чем в зоопарке! – радовался Нилка.

– Зоопарки я терпеть не могу! – сердито поморщилась Василиса Наркисовна.

– Баба Вася, а куда мы идём?

– Да так… К одному вредному старикашке. Попроведать – жив ли?

– А этот вредный старикашка – он кто?

Дед Пихто.

Не успела бабушка ответить на вопрос, как прямо из густых зарослей тальника и смородины возник сердитый дед в зимней шапке-ушанке, с сучковатой палкой в руке, косматый, бородатый.

– Кто, кто! Дед Пихто! – сварливым голосом сказал старик, и добавил скороговоркой: – Пихтач-ельник, понимаешь ли…

Нилка покраснел: ему стало неловко перед дедом за «вредного старикашку». Но откуда же было знать, что старикашка этот стоит тут рядом и всё подслушивает!

– Здравствуй, соседушка! – нарочито сладким голосом поздоровалась Василиса Наркисовна. – А мы как раз про тебя вспоминали. Сто лет жить будешь!

– Ага, куда там… пихтач-ельник… здоровья совсем не стало…

– Да что ты, что ты! Ты, Пиня, у нас – мОлодец хоть куда! – продолжала свои медоточивые речи бабушка Василиса. – Жениться-то ещё не надумал? Надумаешь – скажи, я тебе невесту подыщу. Такую же, как ты – молодую, красивую!

– Ох… пихтач-ельник, понимаешь… – От откровенной, неприкрытой лести дед Пихто смутился, крякнул в кулак, поморщился, но тут же расцвел, подобрел. – Ты это… того… ну здравствуй, что ли! А это кто с тобой? Никак внук?

Он самый.

– Лёшкин или Петькин?

– Петенькин. Данила Петрович. Прошу любить и жаловать. Радость моей жизни. Свет моих очей. А какой умница! Круглый отличник.

«Ну, положим, до отличника мне далеко…» – стыдливо подумал Нилка, но вслух этого говорить не стал. Зачем?

Дед, возможно, и сам заподозрил, что не такой это образцово-показательный ребёнок, как хотелось бы его бабушке. Потому сказал:

– Ой, Васька, смотри, не перехвали… пихтач-ельник, понимаешь ли… Детей, а тем паче внуков, лучше держать в строгости. Ладно, айда ко мне чай пить!


***

Дед Пихто выставил на стол малиновое варенье, налил всем кипятка с заваркой.

Помолчали. Потом старик помялся, спросил смущенно:

– А я вот чего интересуюсь… пихтач-ельник, понимаешь ли… Ты, Вася, мне вроде как невесту обещалась просватать… так я это… того… пихтач-ельник… вроде как согласен!

– Согласен он, надо же! – удивилась Василиса Наркисовна. – Но тут ведь… как это там у тебя… пихтач-ельник… одного твоего согласия мало. Надо чтоб и невеста была не против, хотя бы в принципе. А где такую взять?

– Ты же обещалась найти! Или передумала?

– Ох, пошутила я, Пиша. Какая с меня сваха? Окстись, сроду я этим ремеслом не промышляла.

– Пошутила… – разочарованно вздохнул дед. – А я грешным делом подумал…

– Чего ты подумал?

Старик смутился, даже покраснел:

– Я это… пихтач-ельник, понимаешь… Подумал: а вдруг ты сама за меня согласна? А?

Василиса смерила его оценивающим взглядом:

– Ты себя в зеркале давно видел? Суженый-ряженый.

– Не понял, к чему это ты?

– Пойди, говорю, в зеркало поглядись!

– Да где ж его взять-то, пихтач-ельник? – растерялся Дед Пихто.

– Как, у тебя и зеркала нет?

– А на кой оно мне?

Старуха рассмеялась:

– Макияж наводить. Без этого разве нас, нынешних девок, соблазнишь?

– Ах, ты зараза! – обиженно завопил дед. – Грымза старая! Я её тут, понимаешь, как путнюю, чаем потчую, а она надо мной же и потешаться! А ну, отдавайте варенье! И вон из моего дома!

Дед сердито схватил со стола банку с малиной, спрятал её за спину. Василиса Наркисовна поднялась из-за стола, церемонно поклонилась:

– Спасибочки за угощение, за привет, за ласку! Пора нам с внучком и честь знать. Засиделись мы у тебя. Так что – счастливо оставаться! Данилка, попрощайся с дедушкой.

– Чтоб глаза мои вас не видели! – Дед Пихто затопал ногами. – Чтоб на пушечный выстрел к моей усадьбе не смели подходить!

– И тебе, сосед, доброго здоровья. И счастья в личной жизни!


***

Нилка с бабушкой отошли метров на двести от дома, когда старик неслышно вынырнул из зарослей лопуха, сунул мальчику в руки небольшую корзинку с отборными маслятами, сказал шепотом:

– На-кось. Первый урожай. Кушай на здоровье. Только этой старой грымзе, смотри, не давай! Вот ей, а не грибочки! – И показал суровый кукиш в сторону бабы Васи. – Пихтач-ельник, понимаешь ли…

Нилка даже поблагодарить толком не успел, как дед исчез, будто растворился в воздухе.

– Что это у тебя? – спросила бабушка.

– Грибы… – смутился Нилка. – Мне их… это…

– Понятно! Старый балбес припёр, чтоб купить тебя с потрохами?

– Да нет, он просто так… – Нилка почувствовал себя каким-то предателем и виновато потупился.

– И, конечно же, велел ни в коем случае не давать мне?

– Велел… – мальчик смутился ещё больше. – И что теперь делать?

Баба Вася ласково потрепала внука по голове.

– Как что делать? Радоваться жизни. Видишь ли, это у нас такая игра: я его вроде как поддразниваю, а он вроде как злится. Развлекаемся мы так. Чтобы скучно не было.

– Правда? – обрадовался Нилка. – А я уж подумал…

Бабушка улыбнулась, вздохнула:

– Старики, они, Данилка, те же дети! Интересно получается: жизнь, считай, прошла, а ума – как не было, так и нет…


***

Пирожки с грибами получились знатные. Бабушка Василиса нажарила их полный тазик с горкой. Сказала:

– Конечно, не мешало бы отнести десяточек пирожков этому старому скандалисту. Но только завтра я совсем в другую сторону планирую поход. Поглядеть хочу – поспела клубника, или нет ещё? Ты как, не против? Или уж сегодня так находился, что теперь месяц от кровати не оторвёшься?

– Я пойду. Обязательно пойду!

– Вот и славно. А сейчас беги спать. Хорошенько выспись, чтобы сил набраться. Я со стола быстренько уберу, и тоже – на боковую.

Нилка возражать не стал: спать, действительно, очень хотелось. Бабушка проводила его в комнату, помогла разобрать постель.

– Может, я сегодня свечку оставлять не буду? Вон какая лунища за окном! Или забоишься без огня?

– Не, не забоюсь. Я уже большой.

– Умничка моя! Я, видишь ли, пожара опасаюсь: ты заснёшь, а свечка, не дай бог, упадёт на пол! Как заполыхает всё, как загорится… господи, прости душу грешную, даже думать про такое страшно!

– Ага, – согласился Нилка.

– Ну тогда – спокойной ночи, Данила Петрович!

– Спокойной ночи, баба Вася!

Прогулки при луне.

Однако, спокойной ночи не получилось. Едва Нилка задремал, как появилась Тата.

– Эй, соня, просыпайся! Или ты мне не рад?

И сложила губки бантиком в знак того, что она может взять и уйти, если её тут не очень ждали.

– Нет, что ты, совсем наоборот! – обрадовался Нилка. – Я уже встаю!

Он поспешно вылез из-под одеяла, натянул шортики (ну не ходить же перед девочкой без штанов!)

И снова начались чудеса.

Из зеркальца опять выпрыгнул лунный зайчонок Митя, воспитанно поздоровался:

– Здравствуйте!

Над подоконником поднялась стая весёлых бабочек. Всё, как вчера. Скамейка для ног превратилась в маленькую лошадку, тихонько заржала, ткнулась тёплой мохнатой мордочкой мальчику в ладонь.

И только жар-птица, огненная птица О, не слетела с тумбочки (потому что, как мы помним, свечка сегодня ведь не горела). Ну и ладно. Нилка достал из-под подушки волшебное перо, и тут же в комнате стало светло, как днём.

– Ну, – приказала Тата. – Рассказывай.

– А что рассказывать?

– Как что? Где ты был сегодня днём, что делал?

– Сегодня мы с бабушкой ходили в гости к одному смешному старикану. – Нилка вспомнил, как старик топал ногами, как прятал за спиной банку с вареньем. И улыбнулся. – Он, между прочим, подарил мне целую корзину грибов.

– Что ещё за старикан? – строго, как учительница, спросила Лунитана. – Имя-то у него есть, я надеюсь?

– Конечно, есть. Только оно тоже очень смешное. Его зовут дед Пихто.

Девочка укоризненно покачала головой:

– Это не имя. Это прозвище. Его так прозвали, потому что он вечно повторяет: «пихтач-ельник, понимаешь ли».

– Точно, – обрадовался Нилка. – Я и сам это заметил. А как его по правде зовут?

– Его зовут Пинуфрий Евлампович.

– Пиф… нуф… нуфрий … – попытался выговорить Нилка. – Как там дальше? Лампович?

– Неужели трудно запомнить такое простое имя? – вздохнула Тата. –Пинуфрий Евлампович.

– Ага, я так и говорю…

– В общем, я его хорошо знаю. Славный дедулька! Как-нибудь надо будет зайти к нему в гости, чай попить.

И тут Нилку осенило:

– А давай мы прямо сейчас – к нему! Заодно пирожков отнесём. Пусть лопает на здоровье!

– У тебя есть пирожки?

– Ну да. Баба Вася настряпала полный тазик. С грибами. С теми самыми.

– Лично мне нравится эта идея! – встрял в разговор зайчонок Митя.

– И мне тоже! И мне тоже! – радостно заржала лошадка Ириска. – Я предлагаю всем поехать на мне верхом!


***

Так и поехали верхом на Ириске: впереди – Тата, за ней – Нилка, и последним, на самом можно сказать хвосте примостился Митька.

Нилка хотел взять с собой перо огненной птицы О, чтобы освещать дорогу. Но Тата запретила. Она сказала так:

– От этого пера слишком много света. Нас будет видно за километр. А я не люблю привлекать к себе лишнее внимание.

И правильно. Ехать и так было хорошо. С неба светила полная луна, и потому лесная дорожка просматривалась до мельчайших тонкостей: каждую травинку можно было рассмотреть, каждый камушек. А под сенью деревьев лунный свет ложился фигурными пятнами, и это напоминало пятнистую шкуру какого-то зверя, например – леопарда.

Лунный зайчонок Митька мерцал в темноте голубовато-зелёным светом. А кроме того, Тата достала из кармана своё волшебное зеркальце и включала его время от времени, как фонарик.

Цок-цок-цок! – стучали по каменистой дорожке маленькие подкованные копытца. Где-то ухала сова. Стрекотали в траве бессонные кузнечики.

Наконец доехали.

Девочка громко постучалась в окошко. Крикнула совсем по-взрослому:

– Дедуля, открывай, гости пришли!

Однако, никакой реакции не последовало. Пришлось постучать ещё раз. Только тогда зажёгся свет керосиновой лампы, послышались шаркающие шаги. Дверь приоткрылась, и недовольный голос деда Пихто спросил:

– Кого там черти носят по ночам? Нет, чтобы днём прийти, как все нормальные люди, пихтач-ельник, понимаешь ли…

– Это никак невозможно! – подчёркнуто печально объяснила Лунитана. – Днём я сплю.

– А я, к вашему сведению, сплю ночью! – Дед Пихто широко зевнул. – А если кто-то этого не понимает…

Но Тата перебила его:

– Вы не сердитесь на нас пожалуйста, Пинуфрий Евлампович! Мы Вам пирожков принесли. Вкусных. С грибами. Бабушка Василиса нажарила.

– Ладно, шут с вами… – заметно подобрел дед Пихто. – Так и быть… Ух ты, кого я вижу! Давешний гость! Ну, заходи, Данилка, не стесняйся. И вы тоже – не стойте тут на пороге, как столбы, входите уже… пихтач-ельник, понимаешь…

Про курочку Рябу, и не только

– Какая славная у вас лошадка! – Дед Пихто ласково похлопал Ириску по холке. – Эх, мне бы такую…

Старик давно перестал сердиться. Он окончательно проснулся, подобрел и даже вскипятил чайник. И теперь все сидели и пили чай с пирожками.

Ириске Дед Пихто тоже очень понравился. И она попросилась:

– Можно я останусь здесь, у дедушки, насовсем? Он ведь такой одинокий. И ему так трудно ходить пешком.

– Ну, в общем-то, если теоретически, то… – Тата неопределённо пожала плечами.

– Ура! – радостно запрыгала Ириска.

– Погоди радоваться, тебе ещё никто ничего не разрешил!

– Конечно, – понимающе вздохнул Нилка. – Вдруг бабушка хватится: «Где моя скамейка для ног?» И что я ей скажу?

– Чего бы ей хвататься? – пробурчал себе под нос Дед Пихто. – А если вдруг даже обнаружит пропажу – ну и ладно! Решит, что, голова дырявая, выкинула её, да и забыла. Или, скажем, в печке сожгла… пихтач-ельник, понимаешь ли…

– Ага. Или подумает, что скамейка превратилась в маленькую лошадку и убежала в лес, к Деду Пихто? – весело засмеялась лунная фея.

– Точно! – обрадовался зайчонок Митя. – Именно так она и подумает!

– А я ей всё объясню при встрече. И еще грибов насобираю. Две корзины. Или даже три. И малины, как поспеет. И смородины… пихтач-ельник… ага…

В общем, решили так: пусть Ириска остаётся жить у дедушки, раз уж они друг другу так понравились! Но только сначала, конечно же, она отвезёт Нилку домой к бабушке Василисе.

– Вот спасибо так спасибо! – обрадовался дед. – Век не забуду вашей доброты! Уж не знаю, как вас отблагодарить за такой подарок!

– А Вы, Пинуфрий Евлампович, расскажите нам сказку! – вежливо, как и полагается очень воспитанной девочке, предложила Тата.

– Я тоже люблю сказки! – обрадовался Нилка.

– И я! – пискнул лунный зайчонок.

– Не мастер я рассказывать… пихтач-ельник, понимаешь ли… Да и не знаю я нормальных сказок.

– А какие знаете?

– Какие? Про курочку Рябу, например…

– Это я тоже знаю… – Нилка разочарованно вздохнул. – Скучная и она и неправильная.

– Чего так? – удивился Дед Пихто.

– Ну, помните же там, в конце, курочка деда с бабкой утешает: «Не плачьте, я снесу вам новое яичко, да не золотое, а простое!» Какое же это утешение? Что, они простого яйца ни разу не видели?

– Может и видели. Только сказка-то с подтекстом! С тайным, так сказать, смыслом. Вот ответь мне: разве золото дороже жизни?

– А причём тут жизнь? – не понял Нилка.

– Очень даже причём! В простом яйце – жизнь заключена. Из него ведь цыплёнок вылупляется. Живой. Слышь, Данилка, бабушка твоя, Василиса, курей-то держит, ведь так?

– Да. Я видел сегодня днём. Они у неё по двору бродят. Чего-то ищут, копаются в земле. И петух с ними. Красивый такой. Но сердитый. Я к нему пытался подойти, так он меня чуть не клюнул.

– Вот! – Дед Пихто назидательно поднял вверх указательный палец. – Так она, бабушка-то твоя, с этими курями мне такое чудо показала, век не забуду!

– Чудо?

– Ну да. Положила она под курицу десяток яиц… или сколь там, не помню уже. Прямо при мне положила. И велела прийти ровно через три недели. Ага. Вот я и припёрся.

– И что?

– А то. Заместо яиц-то под курицей цыплята пищат. Жёлтенькие, чёрные, рыженькие. Такие вот пушистые комочки. Пищат, бегают. Пихтач-ельник, понимаешь ли. Я тогда часа два не мог оторваться, всё смотрел на эту красоту.

– А я ни разу живых цыплят не видел, – вздохнул Нилка. – Только на картинке…

– А хотелось бы?

– Конечно! – Нилка опять вздохнул.

– А… забодай вас комар! Айда все со мной, чего покажу! – Дед Пихто решительно встал с табуретки, взял со стены переносную керосиновую лампу, которую принято называть "летучая мышь". – Я ведь тут… пихтач-ельник, понимаешь… тоже недавно себе курочку-рябу приобрёл. А она, умница-разумница, мне аж цельных семерых цыпляток вывела. Буквально вчера. Хотите посмотреть?

– Ещё бы! – в голос обрадовались Нилка и зайчонок Митя.

А Тата сделал вид, что ей решительно всё равно: подумаешь, невидаль!

Как и любой девочке, ей хотелось быть в центре внимания. А тут – какие-то цыплята задвигают её на задний план! Обидно же…

Вышли во двор, завернули за угол дома. Там стоял крохотный, покосившийся сарайчик. Дед Пихто осторожно отодвинул висящую на одной петле дверцу.

– Вот она, моя красавица!

В углу сарайчика на куче прошлогодней соломы царственно восседала большая пёстрая курица. От резкого света или от шума она проснулась, недовольно закудахтала, расшиперила крылья. Из-под левого крыла вывалился совершенно чёрный цыплёнок, пискнул испуганно и сонно. Ему моментально ответили другие такие же сонные писклявые голоса. Ещё три, но уже не чёрных, а желтых птенца, выбрались из-под мамы-курицы, суетливо забегали, смешно перебирая тоненькими розовыми лапками.

– Класс! – восхитился Нилка. – Надо же, какие они. А я и не знал. А можно их потрогать? Ну хотя бы одного?

И он умоляюще посмотрел на Деда Пихто.

– А, пихтач-ельник, можно! Я сегодня добрый. На вот, держи! Только без фанатизма, не придави случайно!

И он протянул мальчику одного из птенцов.

Нилка осторожно взял в ладошку тёплый, невесомый, щекотно шевелящийся и царапающийся комочек пуха.

– Ну? – с весёлым ехидством спросил старик.– Так какое яйцо, по-вашему, дороже: золотое али простое? А? Пихтач-ельник …

Нилка подумал и решил, что – а ведь и правда: простое-то яйцо, кажется – дороже! Ну, если по большому счёту.


***

Когда вернулись в дом, Нилка спросил:

– Дедушка, а какие вы ещё сказки знаете?

Дед Пихто пожал плечами:

– Да какие там сказки. Про Кудыкину гору знаю. Ну, и про белого бычка, разумеется.

– Про белого бычка?

– Ага. Рассказать тебе сказку про белого бычка?

– Рассказать! – обрадовался Нила.

– Тебе – рассказать, мене – рассказать… – неторопливо, чуть нараспев, завёлся старик. – Рассказать тебе сказку про белого бычка?

– Ну да, я же сказал… – До мальчика ещё не дошёл смысл старинной словесной забавы под названием «Сказка про белого бычка».

– Тебе – «ну да, я же сказал», мене – «ну да, я же сказал»… – Старик не выдержал, хихикнул. – Рассказать тебе сказку про белого бычка?

Теперь уже Нилка всё понял и тоже засмеялся. Спросил:

– А про Кудыкину гору – такая же сказка, как и эта?

– Да там и сказки никакой нету. Так, вроде присказки. Один, к примеру, спрашивает: «Ты куда?» А другой ему отвечает: «На Кудыкину гору, мышат ловить, лягушат кормить!»

– То есть, нет никакой Кудыкиной горы?

– Как это нет? Кто сказал – нет? Очень даже есть. Такая небольшая гора, вся зелёная. На ней Кудыка живёт. В домике с белыми ставнями. Зовут её Марфа Сидоровна. Если кто-то не знает куда ему идти – она, Кудыка то есть, может и подсказать. Ну, если в хорошем настроении, конечно. А это с ней редко. Вреднющая баба, я вам доложу. Ей под горячую руку лучше не попадаться: ка-ак даст пинка – будешь лететь, свистеть и радоваться, пихтач-ельник, понимаешь…

Нилка засмеялся:

– Шутите, да?

– Какие уж тут шуточки! Я сам как-то там был, на горе на этой. Так больше, слышь-ка, не хочу ни за какие пирожки с грибами!

– И как же она выглядит, та гора? – продолжая смеяться, спросил Нилка. Просто так спросил. Чтобы весёлый разговор продолжить.

– А так и выглядит. Прямо у подножия горы – озеро. С лебедями. А на берегу озера – большой цветущий розовый куст. Озеро – оно голубое-голубое. Лебеди в нём плавают – белоснежные, две штуки. А розы на кусту – ярко-розовые. Вот. А ты – нету, нету… пихтач-ельник, понимаешь…

– Между прочим, кому-то давно пора домой. В кроватку! – вмешалась в разговор молчавшая до сих пор Тата. (Ну сколько ж ещё такое терпеть: старик с мальчиком всё время болтают меж собой, а про неё, можно сказать, совсем забыли!) – Вот проснётся бабушка Василиса, пойдёт глянуть – как-то там её дорогой внучок почивает? А внучка-то и нету!

– Ой, и правда – пора! Василиса – женщина сурьёзная, лучше её не сердить, пихтач-ельник, понимаешь ли…

Дед Пихто заковылял проводить гостей до крыльца.

Луна ещё светила вовсю, но заметно было, что небо постепенно затягивается тучами.

– Ой, скоро дождь пойдёт! – забеспокоилась девочка. – А я как раз бельё развесила сушиться. Надо успеть его собрать, а то намокнет. Так что мы с Митей полетели. А ты, Нилка, садись на Ириску, она тебя в два счёта довезёт. Не забоишься один? Или ты трус, тебе страшно?

– А вот и не трус! – Нилка сделал вид, что и вправду ничего не боится.

– Замечательно! Значит, мы с Митей не будем задерживаться. Митя, на место!

Зайчонок послушно запрыгнул в зеркальце. Лунная фея раскрыла свой волшебный зонтик, слегка оттолкнулась от земли и невесомо повисла в прозрачном ночном воздухе.

– Эх, если бы я тоже умел вот так… – с безнадёжной завистью выдохнул Нилка.

– А ты хочешь летать? – удивилась Лунита.

– Ещё бы…

– Ладно, так и быть! Достану я тебе летательный зонтик. Возможно – прямо завтра. Жди!

Она помахала мальчику рукой и стала подниматься всё выше и выше над землёй. В ярком свете луны платье маленькой феи сверкало и искрилось.

И вот уже девочка с серебристым зонтом превратилась в маленькую мерцающую звёздочку…

Тогда Нилка сел верхом на Ириску и поехал по знакомой уже дорожке обратно. К дому бабушки Василисы.

Дождливый день.

Дождь пошёл ближе к рассвету. Он громко и монотонно барабанил по крыше, шумел в кронах сосен, простудно хлюпая, стекал по оконным стёклам, по наличникам, глухо ударялся о деревянную завалинку.

Под шум дождя за окнами сон бывает такой глубокий, такой безмятежный! Особенно если накануне совершишь столько путешествий. И столько нового всего насмотришься, и столько впечатлений у тебя от этого всего увиденного и услышанного!

Бабушка не стала будить внука – пусть поспит! Когда ещё понежиться ребёнку, если не в каникулы? Тем более, что подниматься ни свет ни заря всё равно ведь не было смысла: куда пойдёшь в такую погоду!

Нилка проснулся сам, лениво открыл глаза, потянулся. Вставать не хотелось. Лежать под одеялом было уютно и тепло. А в доме – прохладно. Повсюду царил серый сонный полумрак. Шум дождя навевал какие-то не то мысли, не то воспоминания. Не весёлые, но и не грустные. Скорей – мягкие и осторожные, как шаги бабушки Анюты, когда она входит ночью в Нилкину спальню, чтобы проверить – спит ли ребёнок? Всё ли у него хорошо? Нету ли (не дай Бог!) температуры?

А вот сейчас температура, кажется, была. Нилку немного знобило. В горле начинало першить, но не сильно, а так… В общем, пустяки.

Захотелось вдруг выйти на крыльцо и посмотреть на дождик. Нилка спрыгнул с кровати и зашлёпал босыми ногами через кухню в сенки. Но тут его остановила бабушка:

– Ты куда это голышом? Если по нужде – то даже и не думай! Вон, за печкой – ведро!

– Я просто… – неуверенно забормотал мальчик. – Я на дождик посмотреть…

– Тогда оденься потеплей. Курточку мою накинь. Галоши возьми там, в углу. Да не стой долго. Простынешь ещё, не приведи Господи… разболеешься. И куда я с тобой? До ближайшей больницы – как до Пекина через Париж и Гваделупу…


***

Смотреть на дождь весело. Он так смешно булькает и пузырится, стекая по водосточному жёлобу в большую пузатую бочку. А ещё интереснее наблюдать, как сбегают на землю тоненькие прозрачные струйки с низкого навеса над крыльцом. Они свисают до земли длинными серебристыми нитями, и похожи на мамину любимую шторку из стеклянных бусинок. На ту, что висит в дверях из гостиной в коридор.

Деревья под дождём сделались все какие-то понурые: стоят, скукожились, сгорбились. Им, наверное, тоже холодно. Нилка поёжился. Озноб усилился. Но уходить не хотелось. Мальчику казалось, что ещё ни разу в жизни он не видел дождь так близко. Так осязаемо.

Нет, разумеется, он много раз попадал под ливень. Он ходил в осеннюю серую слякоть с зонтиком. А то и без зонтика – бежал со всех ног, чтобы не промокнуть насквозь. Но это совсем не то. Просто – бушевала непогода, которую нужно было пережить. От которой следовало убегать. А здесь…

Здесь был не просто дождь, а Дождь с большой буквы.

Дождь – это имя живого существа.

Дождь – это Явление Природы. Так являет себя Чудо.

Сырой прохладный воздух, насквозь пронизанный запахами леса и земли, был сейчас таким упругим, и одновременно – таким лёгким, что казалось: стоит оттолкнуться – и ты поплывёшь, поплывёшь в мокром мареве, медленно-медленно поднимешься до вершины ближайшей сосны.

«А ведь Тата обещала принести мне зонтик, с которым можно летать!» – вспомнил Нилка. И стало совсем хорошо. Даже захотелось петь, или просто кричать от радости, прыгать по лужам, ловить эти тугие звонкие струны-струйки.

Но тут на крыльцо вышла бабушка.

– Хватит стоять, однако. Замёрз ведь уже. Вон, весь дрожишь. Идём-ка, я там кашку сварила, оладушек напекла.


***

– Да у тебя никак жар? – ахнула баба Вася. – Вот чуяло моё сердце, что добром это не кончится! Вчера в ручье набродился, а сегодня ещё и на дожде столько времени стоял! Горе ты моё! А ну, марш в постель! Сейчас я тебя чаем с малиной лечить буду. И мёдом.

От горячего чая с малиной и мёдом Нилка согрелся. И уснул. А когда проснулся – озноб ушёл. Ушла и неприятная резь в горле.

Дождь, кажется, перестал. Во всяком случае стало значительно светлей. С улицы доносилось весёлое чириканье птичек. А звука стекающей воды не было.

Бабушка сидела в кресле-качалке у окна и вязала носок на пяти спицах.

– Ну, как ты? – спросила она заботливо.

– Хорошо, – ответил Нилка. – У меня совсем ничего не болит. Можно, я встану?

– Нет, полежи ещё маленько. На всякий случай. Бережёного Бог бережёт. А ты, может, хочешь чего? Попить? Покушать?

– Не хочу. Просто… лежать – скучно. А у меня даже планшет не работает.

– Это вон та плоская стекляшка?

– Да.

– Есть о чём печалиться! Мы всю жизнь без этого добра прожили, и ни разу не умерли. И ты не умрёшь, будь уверен.

– Может и не умру… Только ведь скучно очень… Не знаешь, куда время девать…

– Куда время девать не знаешь? – не то укоризненно, не то завистливо покачала головой бабушка. – Где бы его взять, это время, вот вопрос.

– Да вон же его сколько!

– Ох, не так много, как кажется. Раньше я тоже этого не понимала. А теперь у меня, можно сказать, каждая минута на учёте в Красной Книге.

– Это как?

– А как исчезающий вид. Ты что, про Красную Книгу ни разу не слышал?

– Слышал. Мы в школе проходили. А причём тут время?

– Ну, это я вроде как – образно. В молодости-то все мы не знаем, как убить время. А теперь я над каждой минуткой дрожу. Берегу, лелею и радуюсь, что она есть.

– И вам… – Нилка запнулся. – И тебе никогда не бывает скучно?

– Никогда. Грустно – бывает. Тоскливо – тоже бывает. Бывает и плохо, да так, что хоть волком вой. А скучно… нет, этого – не бывает.

– А в детстве?

– Что в детстве?

– Ну… было скучно?

– Да вроде нет.

– У вас ведь тогда ни компьютера не было, ни даже телевизора?

– Ну не было. И что с того! У меня и сейчас ничего такого нет… Стоп, Данила Петрович! – бабушка шлёпнула себя ладошкой по лбу. – Вот дура старая. У меня же радио есть. На батарейках. Сейчас я тебе его предоставлю. Будешь лежать, развлекаться. А я пока хозяйством займусь. Оно, конечно, хорошо сидеть, бездельничать. Особенно когда предлог есть. В мокроту-то ведь во дворе много не наработаешь. Однако, дождь перестал, скоро солнышко выглянет. Так что пора тебе, Васенька, работу работать, а не отлынивать…

Продолжая бурчать себе под нос, Василиса Наркисовна вышла в другую комнату и вскоре принесла внуку небольшой транзисторный приёмник.

– Вот. Сиди, слушай. Только не крути зря колёсико настройки, а то испортишь мне всю технику! Тут всё равно только одна волна ловит.

Поставила радио на тумбочку, включила и ушла по своим делам.

Песня

Нилка лежал и слушал. Сначала были какие-то новости. Ну это, конечно же, скучно. Потом стали передавать сказку про старика Хоттабыча.

Такой фильм Нилка уже видел один раз, по телевизору. И даже подумалось вначале, что слушать будет скучно. Но нет, оказалось – интересно.

Мальчик лежал и представлял себе старика в смешных тапочках, который время от времени выдёргивает волосинки из своей длинной бороды и шепчет заклинания. Потому что он, старикан этот – самый настоящий джин. То есть – могучий волшебник, который подружился с мальчиком по имени Волька. Да уж, есть чему позавидовать.

Загрузка...