Когда раздался крик миссис Шастер, первой мыслью коммодора Ханстена было: «Господи, только еще истерики не хватало». А через полсекунды он сам лишь величайшим напряжением воли удержался от крика.
Снаружи доносился какой-то звук! Три дня за обшивкой шуршала пыль, и вот… Ну, конечно, что-то металлическое скребет по корпусу! В следующий миг кабина загудела от радостных возгласов. С большим трудом коммодору Ханстену удалось перекричать ликующий хор.
— Они нашли нас! — воскликнул он. — Хотя, возможно, сами об этом не знают. Надо что-то сделать, помочь им. Пат, попробуйте включить передатчик. А мы будем сигналить ударами по корпусу судна. Напоминаю сигнал настройки в азбуке Морзе: буква «ж» — ти-ти-ти-та! Ну, все вместе!
Сперва стук получился довольно беспорядочным, но мало-помалу установился правильный ритм.
— Стоп! — крикнул Ханстен через минуту. — Теперь послушаем! Внимание!…
Тишина… Жуткая, неприятная тишина. Пат выключил вентиляцию, и в кабине было слышно только биение двадцати двух сердец.
Ничто не нарушало безмолвия. Может быть, странный звук был вызван напряжением в корпусе самой «Селены»? Или спасатели, — если это были они, — уже прошли дальше по пустынной поверхности моря?
Вдруг опять — царапанье по обшивке. Движением руки Ханстен остановил новый взрыв энтузиазма.
— Слушайте, прошу вас! Возможно, удастся что-нибудь разобрать.
Несколько секунд длился скребущий звук. И снова — томительное безмолвие. Кто-то сказал негромко, разряжая напряжение:
— Как будто трос протащили. Может быть, они тралят?
— Исключено, — ответил Пат. — Сопротивление среды слишком велико, особенно на такой глубине. Скорее, это щуп.
— А это значит, — подхватил коммодор, — что над нами, совсем близко — спасатели. Постучим еще. Ну-ка… все разом…
«Ти-ти-ти-та!»
«Ти-ти-ти-та!»
Сквозь двойную обшивку «Селены» в пылевой пласт уходили звуки, которые сто лет назад летели в эфире над оккупированной Европой, голос рока, открывающий Пятую симфонию Бетховена.
Пат Харрис, сидя в кресле водителя, тревожно взывал:
— Я «Селена», я «Селена». Как слышите? Прием.
И слушал пятнадцать нескончаемых секунд, прежде чем повторить вызов. Но эфир по-прежнему оставался безжизненным.
На борту «Ауриги» Морис Спенсер нетерпеливо поглядывал на часы.
— Черт возьми, — вырвалось у него. — Пылекатам давно пора вернуться. Когда была с ними последняя связь?
— Двадцать пять минут назад, — ответил старший радист. — До очередного сеанса пять минут, независимо от того, нашли они что-нибудь или нет.
— А вы не сбили настройку?
— Занимайтесь своим делом, уж я как-нибудь справлюсь со своим, — отрезал радист.
— Виноват, — ответил Спенсер, давно усвоивший, в каких случаях надо не медлить с извинением. — Это просто нервы.
Он поднялся с сиденья, чтобы пройтись по тесной навигационной рубке «Ауриги». Больно ударился о приборную доску (Спенсер еще не привык к лунному тяготению и уже начал сомневаться, что когда-либо привыкнет) и наконец взял себя в руки.
Хуже нет ждать, ждать, когда выяснится, будет ли «материал» для статей… Сколько денег уже потрачено, а ведь это пустяки по сравнению со счетами, которые начнут поступать, едва он даст капитану Ансону команду вылетать. Правда, тогда волнения кончатся, первенство «Интерплэнет» будет обеспечено.
— Вызывают, — вдруг услышал он голос радиста. — За две минуты до срока. Что-то произошло.
— Я что-то нащупал, — раздельно произнес Лоуренс. — Но не знаю, что.
— На какой глубине? — вместе спросили Лоусон и оба водителя.
— Около пятнадцати метров. Отойдем метра на два вправо, попробую еще раз.
Он вытащил щуп и погрузил его в пыль в новой точке.
— Есть, — сообщил Лоуренс, — и на той же глубине. Еще два метра!…
Теперь препятствие исчезло. Или ушло вглубь за пределы досягаемости щупа?
— Здесь ничего. Проверим в других направлениях.
Требовалось немало времени и усилий, чтобы определить очертания затаившегося в глубине предмета. Примерно такие же трудоемкие приемы применяли те, кто двести лет назад начал промерять океаны: опустят на дно груз на тросе, потом поднимают. «Жалко, — подумал Лоуренс, — что нет эхолота». Да только вряд ли звуковые или электромагнитные волны проникли бы здесь больше чем на пять метров в глубину.
Какой же он идиот, не подумал раньше! Вот почему пропали радиосигналы «Селены». Среда, которая поглотила ее, поглощает и радиоволны. Хотя, если под ним пылеход…
Лоуренс переключил приемник на аварийную волну. Вот он, голос автомата, орет что есть мочи! Да так громко, что непонятно, почему его не слышно на «Лагранже» и в Порт-Рорисе… Впрочем, все ясно, ведь это металлический щуп помог. Коснувшись обшивки «Селены», он тотчас стал своего рода антенной, вывел импульсы на поверхность.
Добрых пятнадцать секунд главный инженер слушал зов маяка, прежде чем собрался с духом сделать следующий шаг. С самого начала Лоуренс не был уверен в том, что поиски увенчаются успехом; он и сейчас опасался, как бы их усилия не оказались напрасными. Ведь еще ничего не известно: автомат будет слать свои сигналы неделями даже, если люди на «Селене» давно погибли.
Резким, решительным жестом Лоуренс переключил приемник на обычную волну пылехода… и был почти оглушен голосом Пата Харриса:
— Я «Селена», я «Селена». Как слышите? Прием.
— Я «Пылекат-Один», — ответил он. — Говорит главный инженер Эртсайда. Я в пятнадцати метрах над вами. Как дела? Прием.
В хоре ликующих воплей он не сразу разобрал ответ. Но и без того было очевидно, что пассажиры живы и настроение хорошее! Такой шум подняли, будто за праздничным столом сидят. Думают, раз их нашли, значит все неприятности позади…
Ладно, пусть ликуют, все равно пока надо доложить на Базу.
— Порт-Рорис, я «Пылекат-Один», — сказал главный. — Мы нашли «Селену», установили с ней радиосвязь. Судя по оживлению на борту, все живы-здоровы. Корабль лежит на глубине пятнадцати метров, там, где указал доктор Лоусон. Вызову вас через пять минут. Все.
Со скоростью света волны радости и облегчения распространятся по всей Луне, Земле и планетам внутренней сферы, неся добрую весть миллиардам людей… На улицах и движущихся тротуарах, в автобусах и космических кораблях незнакомые люди будут обращаться друг к другу:
— Вы слышали? «Селену» нашли!!
Во всей солнечной системе в этот миг, наверное, только один человек не мог всей душой предаться радости. Сидя на пылекате и слушая счастливые возгласы, которые доносило радио, глядя на завихрения пыли, главный инженер Лоуренс чувствовал себя куда более беспомощным, чем люди, заточенные в толще Моря под ним. Ему было страшно. Он знал, что предстоит труднейшая битва его жизни.