Лунные грезы

Глава 6

Гай де Шардонне сдержал слово. Наутро Корри принесли билет первого класса на самолет до Парижа вместе с изящной картонкой, в которой лежали платье из кремового шелка потрясающе простого покроя, кремовый полотняный жакет и босоножки в тон. К лацкану жакета была прикреплена короткая записка:

«Униформа. Прошу надеть. Гай».

Горничные были потрясены и умирали от любопытства, но Корри снова обуревали сомнения. До сих пор она не сознавала, как будет скучать по новым подругам. А кремовый шелк… По округлившимся глазам Шеван было ясно, о чем та подумала. Платье для содержанки…

Но Корри подписала контракт. И, надевая костюм, заметила, что цвет идеально соответствует оттенку ее кожи, а фасон удивительно ей идет. В этом наряде она выглядела юной и трепетной. Глаза стали еще темнее, губы краснее.

– Не знаю, Корри, – пробормотала Шеван со слезами на глазах. – Ты кажешься совсем чужой.

– Не расстраивайся. Обещаю, что когда-нибудь вернусь.

Корри почувствовала, что сейчас тоже расплачется. Шеван грустно покачала головой:

– Париж… это так далеко.

И Корри поняла, что девушка имеет в виду не только расстояние.

После ухода Шеван ей стало совсем одиноко. Она вытерла слезы, щедро надушилась «Бегом времени» и наконец, словно бросая вызов невидимому противнику, пришпилила букетик маргариток к лацкану жакета. Пусть она подписала контракт с Гаем де Шардонне, но собственностью его не стала.

Два часа спустя, оказавшись среди неземного великолепия аэропорта Орли, Корри тотчас забыла о своих сомнениях. Как здесь чудесно: роскошная отделка, стекло и хром, и машины, которые при малейшем движении немедленно приходят в действие… Хорошо бы подольше побыть здесь и все как следует рассмотреть, но время не ждет. Париж зовет!

Девушка с сожалением направилась к выходу. Ее, конечно, встречают – Гай, несомненно, обо всем позаботился. Корри с видом знатной дамы оглядывала проходивших мимо людей, жалея лишь о том, что ободранный чемодан плохо соответствует образу богатой и независимой путешественницы. Хотя, возможно, ее просто посчитают эксцентричной англичанкой, из тех, которым прощаются любые выходки.

– Доброе утро.

Корри с удивлением обернулась. Сам Гай не погнушался приехать за ней!

Он внимательно осмотрел девушку с чисто французской основательностью.

– Ну как, сойдет?

При виде маргариток в петличке жакета Гай только вздохнул:

– Что за страсть к полевым цветам! Примите добрый совет.

Он ловко отстегнул бутоньерку и церемонно передал водителю в униформе, почтительно стоявшему сзади.

– Днем вы должны носить исключительно фиалки. Вечером – орхидеи.

– А что плохого в маргаритках?

Она не собирается стоять на задних лапках перед всякими чванливыми типами!

– А контракт? Помните? – мягко, но неумолимо возразил Гай. – Когда выходите на улицу без меня, можете нацепить что угодно. Хоть кочан капусты.

Корри с трудом спрятала улыбку. Конечно, он сноб, но совершенно прав. Сделка есть сделка.

Она безуспешно старалась сохранить остатки апломба, пока серый лимузин уносил их из аэропорта по направлению к столице.

– Но почему фиалки? Это так старомодно!

Очнувшийся от раздумий Гай изумленно уставился на нее:

– Неужели непонятно?

Корри недоумевающе взглянула на него.

– Ох уж эти англичанки…

Он небрежно приподнял ее подбородок и показал на узкое зеркальце над сиденьем:

– Под цвет ваших глаз, разумеется.

Корри не нашлась что ответить и вжалась в сиденье, чувствуя себя маленькой дурочкой. Нет, пожалуй, следует держать ухо востро, иначе враг легко одержит верх. Однако ей польстило, что он заметил и запомнил цвет ее глаз. Конечно, она потешила свое тщеславие, ибо это замечание не должно иметь никакого значения, но тем не менее украдкой посмотрелась в зеркальце, пытаясь представить, как будет выглядеть фиолетовая бутоньерка на кремовом фоне.

Но тут машина свернула с безликой автострады на улицы французской столицы, и девушка мгновенно забыла обо всем на свете, чувствуя невероятную легкость. Стоит, кажется, взмахнуть руками, и она взлетит. Здесь все было знакомым, точно она всю жизнь прожила в этом городе. Как долго Корри ждала своего часа! Она поспешно опустила окно и глубоко вдохнула непередаваемую смесь запахов нагретого солнцем гудрона, бензиновых выхлопов, только что смолотого кофе и свежеиспеченного хлеба… Она почему-то, была уверена, что здесь даже пыль другая. Повсюду уличные кафе, белые столы и стулья под полосатыми зонтиками, официанты, снующие меж ними с проворством муравьев. Ей казалось, что в окно доносится картавая скороговорка, такая же пьянящая, как глоток морского воздуха. И женщины, гуляющие по тротуарам, изящные, уверенные в собственной неотразимости, поистине созданные для любви парижанки. Далеко, в конце бульвара, обсаженного безжалостно подстриженными деревьями, блеснула лента реки. Рыболовы терпеливо восседали в тени массивных куполов собора Парижской богоматери. Корри узнала позолоченный шпиль Сен-Шапель, крытые черепицей башенки Консьержери. Серебристые ивовые листочки купались в воде, оборванные клошары[9] улыбались, радуясь майскому солнцу. Они проехали мимо Тюильри с его неповторимыми фонтанами, украшенными скульптурами богов, нимф, сильфид, сатиров и лошадей, и очутились на залитой солнечным сиянием площади Согласия. Водитель выключил зажигание. Гай повернулся к девушке, забавляясь ее волнением.

– Чем бы вы хотели сегодня заняться?

Корри замялась, сбитая с толку внезапным изменением планов.

– Мне казалось, что надо немедленно приниматься за работу!

Гай невозмутимо пожал плечами:

– Я решил воспользоваться правом хозяина и дать вам выходной. Очередной каприз. Не откажите мне в удовольствии. Мужчинам надо потакать!

Но Корри все еще не сдавалась, зная, что ей будет куда спокойнее, если у них сложатся чисто официальные отношения.

– Однако если вас утомило путешествие… – сочувственно начал Гай.

Утомило? Какая чушь! На улице тепло, на небе ни облачка, а чуть подальше возвышается Эйфелева башня во всей своей красе!

– Нет, просто…

– А, все ясно, – понимающе кивнул Гай. – Вы пресытились путешествиями по всему свету и так много повидали, что еще один музей или памятник уже не может вас заинтересовать.

Корри стиснула зубы. Разыгрывать умудренную жизнью женщину, оказывается, довольно нелегко, особенно если это означает отказ от всего того, чем она так восхищается. Девушка с трудом удержалась, чтобы не бросить тоскливый взгляд на башню.

– Думаю, есть вещи, которые просто необходимо увидеть каждому.

Возможно, он поймет ее намек.

– Разумеется. Ну что же, откуда начнем? Зная ваши аппетиты, не сомневаюсь, что вы предпочли бы все и сразу. Так… Эйфелева башня, конечно, собор Парижской богоматери, Пантеон, Монмартр, могила Наполеона…

Скучающий голос вернул Корри к реальности. Девушка мысленно и с сожалением попрощалась до завтра с парижскими достопримечательностями. Это может и подождать. Она обойдет город позже, сама, свободная от гнетущего присутствия и оскорбительных замечаний спутника. Рассмотрит каждую горгулью, опустит пальцы в воду Сены, посидит за столиками монмартрского кафе, где бывали Тулуз-Лотрек и Модильяни, Бодлер и Рембо…

Но и сейчас она не позволит Гаю испортить ее первое впечатление от Парижа. Никто не встанет между городом, о котором столько рассказывала мать и писал Арлекин, городом-легендой, городом света и теней. Городом, созданным для любовников, где они могут мечтать и притворяться невидимыми или гордо выставлять напоказ свои чувства на оживленных бульварах и улицах. Городом неповторимых, прославленных на весь мир женщин, посвятивших себя модам, остроумию и любви, где каждая девушка, красивая или дурнушка, выглядит так, как будто ее только что целовали.

Из писем Арлекина она знала, где отыскать настоящий Париж, столь непохожий на тот, в котором жил Гай де Шардонне. Арлекин знал все укромные местечки, где можно без помех дать простор воображению и представить, как здесь было в древние времена. Именно туда Корри хотела попасть сегодня. Вероятно, ей даже удастся показать заносчивому месье де Шардонне то, что ему никогда не приходилось и не придется увидеть.

– Можно? – ослепительно улыбнулась она, указывая на стеклянную перегородку, отделявшую водителя от пассажиров.

– Ради Бога, – лениво ответил Гай. – Андре в вашем распоряжении.

Девушка едва сдерживала бурлившее в ней возбуждение. В эту минуту весь Париж принадлежит ей!

Она подалась вперед и постучала в перегородку.

– Улица Фобур Сен-Оноре, пожалуйста.

На бульваре, где теснились безумно дорогие магазинчики, она надолго застыла у витрины, не в силах отвести глаз сначала от сиреневых замшевых перчаток, не имевших очевидного практического применения, зато стоивших огромных денег, а потом от крошечной табакерки с эмалью, которая могла бы принадлежать Марии Антуанетте, доживи та до ста пятидесяти лет.

Гай, снисходительно улыбаясь, наблюдал за припавшей к стеклу девушкой.

– Войдем?

– Конечно, нет.

Он удивленно поднял брови:

– Но так обычно и поступают, если что-то понравилось.

– Вы придаете слишком большое значение условностям, – фыркнула Корри. – И чересчур предсказуемы.

Наслаждаясь его изумлением – Гай, безусловно, уже готовился купить ей какую-нибудь драгоценную безделушку, – Корри повела своего нанимателя обратно к машине. Она велела водителю ехать в Маре, древний квартал, где за средневековыми фасадами, позеленевшими от времени, ютилось множество крохотных мастерских, поистине аладдинова пещера, в которой можно было найти ленты, искусственные цветы и жемчуг, изящные поделки и тесьму. Она долго обходила лавчонки одну за другой, восхищаясь и ахая, но опять ничего не купила.

Наконец они оказались на Монмартре, не в тех местах, где любили бывать прославленные художники и поэты, и не в «Мулен Руж», а на улице ле Сале, где с незапамятных времен росли виноградные лозы, уродливо скрученные, серые, но по-прежнему плодоносившие. Из этого винограда даже изготовляли особый сорт вина. Девушка зачарованно уставилась на покрытый лишайниками ствол.

– Интересно, какое оно на вкус?

– Несомненно, восхитительное, – иронически улыбнулся Гай. – Если вам нравится запах выхлопных газов и привкус голубиного помета…

– Кстати, – заметила Корри, не обращая внимания на колкость, – я как раз сообразила, что ужасно голодна.

– Странно, как это вы только сейчас об этом вспомнили? Я ожидал чего-то подобного с самого вашего приезда.

Он терпеливо дождался, пока она выпьет лимонный сок и доест соленые фисташки в кафе у фонтана Невинных, и даже согласился отведать пирога с клубникой и шпинатом в маленьком захудалом ресторанчике. Сидя у окна, они наблюдали за китайскими поварами в ресторане напротив, с самоубийственной быстротой резавшими манго на неправдоподобно тонкие ломтики острыми как бритва ножами.

– Интересно… – задумчиво начала Корри, не отрывая глаз от завораживающего зрелища.

– Не продолжайте, – поспешно перебил он. – И разумеется, всякое бывает.

– В тесто, как по-вашему? Или кисло-сладкий соус?

Гай поспешно отодвинул недоеденный пирог.

Корри, спрятав улыбку, повезла его к старейшему в Париже дереву, сучковатой акации, посаженной в тысяча шестьсот первом году на площади Вивиани и до сих пор цветущей каждую весну. Последние грозди цветов еще не опали.

– Подумать только, четыреста раз наступало лето… – задумчиво протянула Корри, грезя о южном солнце.

– И четыреста раз зима, – язвительно отозвался Гай, очевидно, еще не простивший ей испорченный обед.

Но ностальгия по детству вскоре растаяла, стоило Корри обнаружить в очередном переулке темный маленький бар, где она уничтожила несколько сандвичей с ростбифом, запивая их горячим черным кофе с сахаром-рафинадом. Гай терпеливо сопровождал ее повсюду, хотя отказался зайти в «Монопри», самый дешевый и популярный универмаг в городе. Корри, облегченно вздохнув, проехалась на эскалаторе и даже купила блестящий, немыслимо яркий пластиковый пояс с огромной чудовищной пряжкой. Гай поджидал ее у входа с блинчиками из гречишной муки, начиненными бананами, пропитанными вином.

– Боюсь, как бы вы не умерли с голоду, – торжественно объявил он, стараясь не улыбаться.

И тут Корри осенило. Надо во что бы то ни стало посетить рынок на улице Муффар, колоритный, как картины Брака, где царит невообразимое буйство красок: зеленые, красные и желтые перцы, дыни, манго, папайя, лесная земляника, свежий миндаль в мягкой скорлупе, испанские корольки и овернские колбаски. И сыры – от крошечных до огромных, величиной с колесо телеги.

Корри с жадностью воззрилась на живописную картину. Гай взглянул на нее и в притворном отчаянии воздел руки:

– Ни за что. Все это просто не войдет в машину.

– А если свернуть? – робко предложила Корри.

Гай решительно покачал головой, едва удерживаясь от смеха. Однако, поговорив о чем-то с лоточником, вручил ей маленький пакетик из серой бумаги. Внутри оказался ломтик шаума – самого мягкого, самого вкусного, самого сливочного в мире сыра.

– Утешительный приз.

Бросив последний отчаянный взгляд на венские хлебцы, аппетитные булочки и пирожные, розовевшие свежим кремом, Корри позволила увлечь себя в ближайшее кафе, где и осушила чашку горячего шоколада, запив ее ледяным перье.

Оставалось только одно. Они вернулись на Елисейские поля, обсаженные цветущими каштанами, остановившись по дороге лишь затем, чтобы послушать цыгана-аккордеониста. У самой площади Звезды девушка неожиданно выскочила из машины, слегка покачиваясь на непривычно высоких каблуках, и, глядя прямо перед собой, стремглав перебежала улицу, сопровождаемая какофонией гудков, скрежетом тормозов, яростными воплями, быстро сменившимися одобрительным свистом. Достигнув противоположной стороны, она так же быстро вернулась.

– Какого черта вам взбрело в голову? – взорвался Гай.

Девушка лукаво улыбнулась. Откуда ему знать, что говорила дочери Мария! Она сдала экзамен, стала настоящей женщиной!

– Просто клятва, которую я себе дала давным-давно.

Гай с любопытством посмотрел на нее, но, ничего не сказав, взял под руку и проводил в аптеку на Елисейских полях, место, где причудливо сочетались Франция и Америка. Там он купил ей молочный коктейль с настоящими персиками и пластырь, чтобы заклеить волдырь на пятке. В Люксембургском саду он усадил ее на железную скамью, и они долго наблюдали за детьми, игравшими в песке, и стариками, гревшимися на солнце.

– Вы устали.

– Вовсе нет.

Однако Корри, пусть и нехотя, призналась себе, что переполнена впечатлениями. Но ему об этом говорить не собирается.

– Только ноги меня не держат.

Ее спутник покровительственно улыбнулся:

– Женщине не пристало говорить подобные вещи.

– Почему? Что тут такого? Это чистая правда.

– Страсть к правде и полевым цветам… Большинство цивилизованных людей предпочитают садовые. Сейчас попытаюсь объяснить. Вместо того чтобы утверждать, будто ноги вас не держат, следует говорить «ноги болят». Это более изящно. Так и представляешь маленькую ножку, словно созданную для поцелуев.

– А по-моему, все это чистый вздор. Ноги есть ноги, – упрямо возразила Корри, хотя почувствовала, что краснеет. Поглядев на свои голые пальцы, она сбросила красивые, но ужасно неудобные туфли, но тут же поспешно их надела.

– Простите, что допустил вольность, – с прежней иронией учтиво заметил Гай, – но позволю себе остаться при своем мнении. Однако, принимая во внимание поздний час и… э-э-э… состояние ваших ног, думаю, нам лучше вернуться в дом.

Корри потрясение уставилась на него. Он не сказал «домой» или «ко мне», просто упомянул о некоем жилище, с таким же безразличием, как о гостиничном номере.

Остаток пути оба молчали. Гай рассеянно смотрел в окно, Корри украдкой массировала ноги, гадая, что это за дом такой! Возможно, современная, высотная башня со скоростными лифтами, с крыши которой виден весь Париж.

Как выяснилось, она ошиблась и страшно удивилась, когда машина остановилась перед двухэтажным зданием в классическом стиле на улице Петра Сербского. Прекрасный лепной фасад, гигантские окна, свидетельствующие о высоте потолков. Простая постройка восемнадцатого века, но все в ней говорило о больших деньгах, не нажитых нечестным путем, не украденных у доверчивых простаков, а о солидном, скопленном на протяжении веков состоянии и людях, не поддающихся сиюминутным прихотям и новомодным веяниям. Итальянская кровь Корри мгновенно взыграла. Она хотела бы внести в спокойные пастельные тона сумятицу живых красок, увить стены диким виноградом и глицинией, но все-таки не осталась равнодушной к его элегантности, скромному очарованию, изящным очертаниям рам и дверей, безупречности пропорций.

Гай повел ее по ступенькам крыльца к двери, где уже поджидала горничная в униформе.

– Пойдемте, мадемуазель, я покажу вашу комнату, – предложил он.

Горничная взяла у водителя чемодан и последовала за ними. Широкая мраморная лестница вела на второй этаж. Окна выходили на затененный прохладный дворик. Солнце едва проглядывало сквозь густую крону растущего в самой середине дерева.

Комната Корри была обставлена с обманчивым аскетизмом, говорившим об огромных расходах. Как и весь дом, она была выдержана в нейтральных тонах – бежевом, сером и кремовом. Строгий сдержанный стиль. Стены, обтянутые серым шелком, поблескивали, как жемчужины под слоем воды. Шелковые шторы с выработкой более темного оттенка висели на окнах. Ничто, ни единый предмет не противоречил общей атмосфере классической простоты. Здесь царили тишина, полумрак и спокойствие. Действительно чем-то смахивало на гостиничный номер. К комнате примыкали выложенная серым мрамором ванная и гардеробная, где могла бы разместиться семья из четырех человек. Горничная поставила чемодан у кровати, сделала реверанс и исчезла.

После ее ухода стало так тихо, что молчание казалось оглушительным. Сюда не доносился даже шум уличного движения, хотя они находились в центре города. Гай шагнул к девушке. Та отступила, едва не споткнувшись о чемодан.

– Контракт!

– Я просто собирался взять у вас пакеты, – улыбнулся Гай, забирая аляповато раскрашенный пластиковый мешочек с эмблемой «Монопри» и подставку под пивную кружку, которую Корри захватила на память из бара.

– Ну вот, – удовлетворенно кивнул он, положив все это рядом с чемоданом. – Туанетт разберет ваши вещи. Пора переодеваться к ужину. У вас десять минут.

– Что? – сокрушенно охнула девушка. Оказывается, она устала куда сильнее, чем думала! – По-моему, вы собирались дать мне выходной.

– Да. Днем. А сейчас вечер.

Он направился к двери, но у порога обернулся:

– Десять минут. Гостиная.

Десять минут! Да она пошевелиться не в состоянии! Какая несправедливость! Но стоит ли ожидать справедливости или сочувствия от таких, как Гай де Шардонне! И кто она такая! Ничтожество, обыкновенная девочка на побегушках! Лучше с самого начала приучиться автоматически выполнять все его распоряжения, превратиться в такую же машину, как он сам. Кстати, на внешности его совершенно не отразились сегодняшние приключения. Значит, он предъявил ей ультиматум?! Хорошо же! Недаром она гордилась своей выносливостью и теперь не собирается сдаваться.

Девушка посмотрела на часы. Целая минута прошла в бесплодных размышлениях! Надо действовать быстро.

Она позвонила и попросила принести побольше льда. К тому времени как появилась Туанетт, Корри уже выскочила из ванной, где пустила горячую воду, чтобы платье успело отвисеться и разгладиться. Наполнив биде холодной водой, она добавила льда и, съежившись, сунула туда ноги, где и держала целую минуту. Так, кажется, теперь она способна передвигаться. Корри расчесала волосы, уложила их узлом, надушилась «Бегом времени». Она не позволит себе опоздать, даже если умрет от перенапряжения!

Девушка натянула платье. Наверное, оно тоже радуется, что вернулось на родину после стольких путешествий и долгого заточения. Корри чуть пригладила брови и веки пальцем, смоченным маслом какао, наслаждаясь сладким запахом, и коснулась губ помадой. Бледная кожа матово светилась на фоне темного, переливающегося всеми цветами радуги шелка. Сегодня она не матадор, не наемный убийца, не взломщик. Она нечто большее, неизмеримо большее. Настоящая парижанка.

Взглянув в зеркало, Корри сняла часы и стерла почти всю помаду. Осталось три минуты. Она подержала у висков кусочки льда, глубоко вздохнула, схватила туфли и сбежала с лестницы босиком. У дверей гостиной она помедлила, чтобы прийти в себя, и надела туфли.

– Я готова.

И была вознаграждена удивлением, промелькнувшим во взгляде Гая. Он уже переоделся в светлосерый смокинг. Гостиная была отделана в таких же приглушенных серых и кремовых тонах, как ее комната, но мебели здесь оказалось гораздо больше – антикварный секретер, роскошные глубокие диваны и кресла, обитые кремовой замшей. Единственное яркое пятно оживляло общее однообразие – большая картина маслом, несомненно, принадлежащая кисти Шагала: мальчик в клоунской маске пляшет под яркой улыбающейся луной. Это было так же удивительно, как встретить икону в протестантской церкви, и так же прекрасно, как оркестровое вступление к унылой деревенской песне. Интересно, как она сюда попала.

– Подойдите.

Голос ее работодателя вывел Корри из транса. Одного взгляда на его бесстрастное лицо оказалось достаточно, чтобы получить ответ на невысказанный вопрос. Он вообще вряд ли замечал дремотную красоту картины, для него это не более чем выгодное вложение денег, дань моде.

Гай подошел к камину и взял черный бархатный футляр. Корри неохотно повиновалась его нетерпеливому жесту.

– Повернитесь.

Она молча подчинилась, услышала щелканье замочка, почувствовала, как что-то холодное и гладкое скользнуло по шее. От прикосновения его неожиданно горячих пальцев по спине девушки прошел озноб.

– Да. Думаю, это как раз то, что надо.

Корри повернулась и посмотрелась в зеркало над каминной полкой. На груди красовалось целое состояние – тщательно подобранное ожерелье из черных жемчужин, отливающих, однако, зеленью, розовым и темным ультрамарином, как пленка нефти на воде. Жемчуга сверкали таинственно и немного зловеще на белоснежной коже.

– Но почему… почему вы мне их дарите?

– Дорогая мисс Модена, боюсь, вы слишком нетерпеливы и поэтому часто забегаете вперед, – мягко объяснил Гай, хотя издевательский тон окончательно смутил девушку. – Я не дарю вам ожерелье, просто даю взаймы. Оно принадлежало моей бабушке. Она, правда, считала, что жемчуга годятся исключительно для торжественных случаев, но выхода нет. Сегодня вы должны выглядеть как никогда ослепительно, и эта нить по крайней мере отвлечет внимание от вашего платья.

– А что плохого в моем платье? – устало спросила Корри, неожиданно охваченная тоской и безнадежностью.

– Ничего. Просто вы надеваете его вот уже третий раз подряд, – резко бросил он. – Выезжая со мной, вам придется постоянно менять наряды. Это неписаный закон. Одно и то же платье можно надеть самое большее трижды – на вечеринку или дневной прием, на июльскую прогулку в Булонский лес и в казино… но уже в августе.

И при виде ее ошеломленного лица пожал плечами:

– Ничего, научитесь. Ну а пока я позабочусь, чтобы вас снабдили достаточным количеством… униформ, на все случаи жизни. Когда-нибудь вы, конечно, сможете носить все что хотите, по своему выбору.

Корри сжала кулаки. Неизвестно, что хуже – его нотации или оскорбления. В бытность ее горничной с ней обращались куда лучше.

– За работу!

Он уже стоял у двери.

– Подождите, – окликнула Корри, тщетно пытаясь прийти в себя. – Вы еще не сказали, в чем будет заключаться моя работа.

– Ах, это…

Он поколебался, как-то странно глядя на нее.

– Вы, по всей видимости, просто не можете жить без чего-то вроде ярлыка… или клейма.

– Совершенно верно.

Почему в его обществе она вечно чувствует себя глупой провинциалкой?! Ну и пусть. Корри была исполнена решимости получить какой-то официальный статус.

– Кто я – экономка, секретарь или платная компаньонка?

Гай долго молчал, прежде чем ответить:

– Все вместе и ни то ни другое. Дайте подумать. Да, кажется, я нашел. Пожалуйста, считайте себя компаньонкой.

Компаньонкой? О чем это он?!

Но времени на расспросы не осталось, Гай уж тащил Корри к машине. Может, у него есть молодая родственница, которой нужна компаньонка? Вряд ли. В доме нет никаких следов женского пребывания, и в любом случае Гай ясно дал понять, что редко здесь бывает.

Она была так поглощена своими мыслями, что не заметила, как машина остановилась. Только сейчас Корри догадалась поинтересоваться, куда они приехали. Гай лишь поднял брови:

– К «Максиму», куда же еще? Слава Богу, сегодня здесь нет приема и не нужны приглашения, иначе вас не пропустили бы даже со мной.

Душа Корри ушла в пятки. «Максим»… Гречишные блинчики неожиданно заворочались в желудке свинцовым комом. Хорошо еще, что в «Савое» она получила некоторое представление об этикете, и сейчас высоко подняла голову и расправила плечи, не выказывая, как сильно нервничает.

Пока худшие ее подозрения оправдывались. Недаром Арлекин утверждал, что здесь не веселятся, а выставляют себя напоказ. Все эти красивые, пресыщенные люди привыкли к роскоши и огромным деньгам. Именно то место, где человек должен не моргнув глазом оплатить любой счет, чтобы не потерять лица.

Войдя в зал под руку с Гаем, девушка мгновенно почувствовала на себе вопросительные взгляды. По залу пронесся шепоток. Но с ее спутником произошла молниеносная метаморфоза. Он тут же превратился в образчик заботливости и учтивости и усадил ее на стул так осторожно, как если бы она была сделана из бесценного лиможского фарфора. Корри решительно подавила искушение изо всех сил наступить ему на ногу. Заинтересованное жужжание постепенно стихало, однако сидевшие за соседними столиками не сводили с нее глаз. Корри упорно уставилась в скатерть. Да, работа оказалась куда труднее, чем она ожидала!

– Прекрасно, – одобрил Гай. – Не улыбайтесь, это придает вам более уверенный вид.

– Можно я сниму туфли? – умоляюще прошептала девушка.

– Ни в коем случае.

Гай поздоровался со знакомым, лицо на миг превратилось в приветливую маску.

– И ради Бога, ешьте поменьше!

Все хуже и хуже. Время тянется бесконечно! Чем бы заняться? Есть запрещено, а пристальные взгляды вот-вот просверлят дыры в спине!

Корри бесстрастно уставилась в пространство, не обращая внимания на метрдотеля, который почтительно-равнодушно приветствовал Гая. К счастью, после дневных излишеств Корри была не голодна и поэтому только попробовала отбивные из ягнятины с горошком и спаржей, хотя едва удержалась от искушения расправиться с блинчиками «жуайез Софи». Кроме того, девушка с угрюмостью истинной англичанки мрачно взирала на всех, кто попадался на глаза. Гай тоже ел мало и пристально оглядывал посетителей. Корри никак не могла понять, чего он ищет и с какой целью привез ее сюда, но когда наконец подали кофе, она немного успокоилась. Ну и странный же человек этот месье де Шардонне! То сплошное обаяние, то сама холодная отчужденность.

– Кажется, момент вполне подходящий, – сообщил Гай, наполнив ее бокал.

Девушка с надеждой выжидала. Возможно, сейчас он познакомит Корри с ее подопечной или по крайней мере подробно объяснит, в чем состоят ее обязанности.

– Мне многое надо сказать вам, и вы должны хорошенько запомнить мои слова, поскольку дважды повторять я не стану, – начал он тихо, не допускающим возражений тоном. Пожалуй, он не шутит. Корри сосредоточилась.

– Вам почти все простят в обществе, как невоспитанной, невежественной англичанке, но есть вещи, которые даже вы обязаны знать, если не хотите быть парией и изгоем.

Корри кивнула.

– Это нетрудно, – продолжал Гай. – Совсем простой трюк, обман, иллюзия. Ни один человек не должен знать, кто вы, но все должны быть уверены, что знают. Понятно?

Корри снова кивнула.

– Прекрасно, – одобрительно заметил Гай. – У вас уже есть некоторая практика, так что роль вам удастся. Большинство людей легко вас примут, хотя бы потому, что вы со мной, и посчитают вас либо богатой наследницей, либо моей содержанкой.

– Или тем и другим. Гай наклонил голову:

– Спасибо за комплимент. К счастью, ни от наследницы, ни от любовницы не требуется вести умную беседу. Однако на какие-то вопросы вам придется отвечать, особенно если встретите слишком любопытную особу, неплохо знающую английский, чтобы их задать. Например, что, если вас спросят о планах на лето?

– Отвечу, что проведу его в Париже, – нахмурилась девушка.

– Нет, нет. Не пойдет. Ни один человек, хоть что-то собой представляющий, не остается в Париже на июль и август. Сезон заканчивается в июне, и не дай Бог вас кто-то увидит позже тридцатого! Это чистое самоубийство!

– Но вы же знаете, я хочу остаться в Париже! Это часть нашего соглашения!

Гай терпеливо вздохнул.

– Вы, кажется, не поняли. Мне совершенно все равно, где вы проведете лето, но надо говорить, что уезжаете, ясно?

Корри приуныла. Он обращается с ней, как с младенцем, но она еще покажет ему, что ничуть не менее умудрена опытом!

– Итак, где решили отдыхать?

Девушка задумалась.

– Деньги не имеют значения? Я могу отправляться куда хочу?

– Разумеется. Помните, вы либо наследница или моя любовница.

– В таком случае я знаю, где хотела бы оказаться, – торжествующе объявила Корри. – На Ривьере!

– Я так и думал, – неодобрительно покачал головой Гай. – Какое счастье, что у меня есть время вас подготовить! Позвольте объяснить…

– Не надо, я знаю, что вы скажете. Ни один человек, что-то собой представляющий, не ездит на Ривьеру, – передразнила Корри.

Губы Гая дрогнули, но лицо оставалось серьезным.

– Совершенно верно. Если хотите, можете поехать туда на Рождество или Марди-Гра[10]. Конечно, не Сен-Тропез, а Кап д'Антиб, а в мае, возможно, Канны. Хотя я предпочел бы Нормандию и яблони в цвету. Но Ривьера в июле и августе?! Никогда! Это только для всякого сброда!

Судя по голосу Гая, «всякий сброд» веселился от души и развлекался на всю катушку. Но вряд ли стоит говорить об этом, тем более что Корри была окончательно сбита с толку и ужасно зла.

– А куда мне будет позволено удалиться в июле и августе?

– На один из курортов атлантического побережья, естественно, – охотно пояснил Гай. – Но средиземноморские пляжи буквально забиты людьми. Довиль или Ле Баль, а в сентябре – Биарриц. Это куда приличнее!

– Насколько я понимаю, вы никогда не были на Ривьере? – так же вкрадчиво осведомилась девушка, подавляя инстинктивное желание броситься на защиту детских воспоминаний. Она не имеет права разоблачить себя и дать понять, что хорошо знает те места.

– Раз или два зимой еще в детстве. Но сейчас все там стало таким убогим, дешевым и безвкусным. Дурной тон. Лучше всего проводить зиму на Корсике, – небрежно бросил Гай.

Корри кипела от гнева, но стойко молчала.

– Вероятно, вы никогда не отдыхали на побережье Атлантики, – предположил он.

– Нет, и не желаю. Судя по тому, что вы рассказали, вряд ли оно мне понравится.

Гай улыбнулся оскорбительной, покровительственной улыбкой:

– Ваши суждения слишком поспешны. Когда-нибудь вы будете удивлены, обнаружив, сколько очарования в этих маленьких городках! С возрастом и опытом вкус становится более изощренным.

Он не обратил внимания на ее разъяренный взгляд.

– Лазурный берег, Золотой берег… золото и бирюза, это так вульгарно! Лучше уж Серебряный берег.

– А мне нравятся золото и бирюза!

– Возможно, – безапелляционно заявил Гай, – но в моем присутствии вы будете носить исключительно серебро.

И снова Корри пришлось замолчать. Гай продолжал как ни в чем не бывало:

– О чем это мы? Ах да, ноябрь. Отныне вы станете заниматься горными лыжами в Альпах или на Корсике, но летом этого делать не стоит, даже в таких высокогорных местечках, как Валь д'Изер или Шамони, потому что никто не принимает всерьез подобные увлечения в такое время года. Весной вы просто обязаны вернуться в Париж, посетить вернисажи и скачки в Лоншаме или Шантийи. Можете мельком упомянуть о призе Дианы. Кажется, все? Нет, совсем забыл. Учтите, попав на Елисейские поля, вы должны ходить только по той стороне, где номера домов – четные. Неплохо также кататься верхом в Булонском лесу, но не по воскресеньям – слишком много народа.

– А чем же мне заняться в воскресенье? – мило осведомилась она.

– Можно побывать на дневном аукционе в Отей де Рамо в Версале.

У Корри закружилась голова от обилия сведений. Она устало обмякла на стуле, но Гай невозмутимо улыбнулся:

– Есть вопросы?

– Один. Как все это запомнить?

– Ничего не поделаешь, придется, – неумолимо объявил Гай. – Это крайне важно. Иначе какой от вас толк? – И немного выждав, осведомился: – Ну, что скажете?

– Знаете, что я думаю? – грустно усмехнулась Корри. – Надо было сразу согласиться стать вашей любовницей. По-моему, это куда легче.

Гай нахмурился. Ледяные глаза на мгновение впились в нее так пристально, что девушке стало не по себе. Но он тут же отвел взгляд и чуть презрительно улыбнулся.

– В любое время, дорогая Корри, – лениво протянул он. – Только прикажите.

Он, конечно, вовсе не имел в виду ничего такого, да и Корри просто пошутила, но, очевидно, дала ему очередной повод для насмешек.

– Вы намеренно все усложняете, пытаясь поставить меня в затруднительное положение!

– Возможно, – пожал плечами Гай. – Надо же мне воспользоваться хозяйскими правами!

– В таком случае, – отрезала Корри, – давно пора бы определить мой круг занятий.

В эту минуту выражение лица Гая было почти сочувственным. Он уже хотел что-то ответить, но краем глаза уловил какое-то движение в глубине зала. Бесстрастная маска мгновенно вернулась на место. Корри проследила, куда он смотрит. Между столиками, расставленными среди колонн, пробиралась высокая рыжеволосая дама. Ее спутник почтительно шел сзади.

– Добрый вечер, Гай, как поживаешь?

Женщина не сводила с Корри испуганно-любопытного взгляда. Однако Гай, казалось, ничуть не встревожился.

– Позволь представить тебе мисс Корри Модена, моего английского друга.

К очевидному расстройству дамы, Гай говорил по-английски.

– Мисс Модена, это Агнес, одна из моих старейших и… э… ближайших приятельниц.

Корри пожала руку рыжей, ловко уклонилась от поцелуя в обе щеки. Агнес уже раскрыла было рот, но Гай поспешно вмешался:

– К сожалению, Корри ни слова не знает по-французски.

На сей раз он перешел на родной язык.

– Хотя я уверен, что ты была бы рада учинить ей допрос.

– Что это ты затеял, Гай? – Агнес, судя по всему, была приятно поражена, предвкушая очередной светский скандал. – Подумай хорошенько, что ты делаешь. И что скажет наша крошка Бланш?

Гай растянул губы в зловещей ухмылке:

– Мы с Бланш прекрасно понимаем друг друга, дорогая. И в любом случае вряд ли это тебя касается.

– Но кто она? Где ты ее нашел? И у кого она живет?

К этому времени Корри уже начала чувствовать себя призовой кобылкой на конском аукционе. Она прилагала все усилия, чтобы не показать, что понимает каждое слово.

– Как я уже сообщил, ее зовут Корри. Она англичанка и гостит в моем доме. Это все, что тебе надо знать.

Глаза Агнес широко распахнулись. Теперь она глядела на Корри с чем-то вроде завистливого уважения, разбавленного, однако, малой толикой неодобрения.

– Она, кажется, довольно оригинальна, но слишком молода, – прошипела Агнес.

Корри едва сдерживала ярость. Поняв, что атмосфера определенно накалилась, Гай учтиво заметил:

– Дорогая Агнес, если не возражаешь, нам хотелось бы побыть вдвоем. Надеюсь, ты не обидишься.

– Ну разумеется.

Рыжеволосая дама величественно отплыла. Кавалер послушно тащился следом, словно прогулочная шхуна за военным кораблем. Едва она подошла к своему столику, как головы соседей немедленно повернулись в ее сторону – очевидно, всем не терпелось услышать последнюю сплетню.

– Кто эта женщина? – спросила Корри с плохо скрытым раздражением.

Но Гай, будто ничего не замечая, хладнокровно пояснил:

– Так… никто. Нечто вроде центра управления полетами. Новость, рассказанная Агнес, распространяется по Парижу со скоростью света.

– Не понимаю, – процедила Корри, теряя терпение, и лишь усилием воли заставила себя вернуться к самой неотложной проблеме: – Кстати, вы все еще не объяснили, в чем будут заключаться мои обязанности.

Опять эта презрительная улыбочка!

– Дорогая Корри, в этот самый момент вы уже к ним приступили. Большего от вас пока не требуется. И должен заметить, вы прекрасно справляетесь.

– О чем вы? – рассерженно выпалила Корри. – Сами сказали, что я должна стать компаньонкой. Как я могу быть компаньонкой, если даже не знаю, кто мой подопечный?

Глаза Гая сверкнули поистине дьявольским блеском:

– Как, разве не видите?

Он торжественно коснулся края ее бокала своим.

– Кто же это?

Гай осушил бокал и осторожно поставил на стол.

– Я.

Корри ошарашенно уставилась на него. Опять он издевается!

Но лицо Гая было серьезным.

– Вы?

– Почему нет?

Одна бровь иронически поднялась.

– Неужели это настолько странно?

– Конечно! Просто смехотворно! Зачем, спрашивается, вам понадобилась компаньонка? Или вы не способны защитить себя от посягательств назойливых дам? – саркастически осведомилась девушка.

– К сожалению, я не настолько стар, чтобы уберечься от соблазна, – вздохнул Гай, лениво поигрывая бокалом. – А женщины – народ настойчивый, как это вы уже успели продемонстрировать.

В бархатном голосе неожиданно прозвучали стальные нотки, но тут же исчезли.

– Неудивительно, что женщины мной интересуются, – откровенно заявил он. – Я достаточно привлекателен и имею доступ в мир, о котором мечтают многие, а кроме того – прекрасный любовник. И, что самое главное, как вы уже неоднократно подчеркивали, я очень богат. Женщины наделены практическим умом, особенно француженки.

Гай говорил так размеренно, почти отрешенно, что Корри задохнулась. Он считает любовь чем-то вроде биржевой сделки! Какой негодяй!

Девушка с трудом подавила гнев.

– В таком случае, – так же деловито предложила она, – почему бы не плыть по воле волн и не наслаждаться вниманием прекрасного пола?

– По одной весьма веской причине. – Гай, слегка нахмурившись, помолчал. – Я помолвлен и скоро женюсь.