Лунный зверь

ГЛАВА 7

Надпись на дощечке, прикрепленной к клетке Камио, гласила: «Американский рыжий лис». Для него самого, впрочем, больший интерес представляла изнанка таблички: просовывая морду сквозь прутья клетки, он точил о нее зубы и начисто отгрыз один из углов. Мех у Камио был густой, необыкновенно темного, почти шоколадного оттенка, а взгляд лиса светился умом и проницательностью. По крайней мере, так было раньше, когда он жил в городском предместье, где улицы широки, а редкие дома окружены садами. Крыльцо пригородного дома вполне может служить лису пристанищем. Никто не мешает спать под ним целый день, а то и устроить нору, если только в доме нет детей. (Человечьи детеныши в чем-то сродни лисам — их влекут укромные места, полумрак, затянутые паутиной подвалы.)

Далеко-далеко отсюда прошли молодые годы Камио. Еды ему хватало — он ловил маленьких зверюшек, что в изобилии водятся вокруг человеческого жилья, и подбирал отбросы. Он был самым настоящим мусорщиком и отнюдь не считал это зазорным. Есть, конечно, звери, которые полагают, что охотиться куда благороднее, чем рыться в мусоре, но, по мнению большинства, это полная чепуха. Главное — выжить, и если можно извлечь пользу от соседства с людьми, глупо пренебрегать остатками их пищи.

Подобно многим диким зверям, нашедшим приют в городе, Камио был смел и дерзок. Ходил он всегда гордо, высоко вскинув голову. И хотя он далеко не всегда сохранял неколебимую уверенность в себе, но не видел надобности сообщать об этом всему свету. Поэтому держался он так, словно в мире для него не было тайн, всем своим видом показывая, что нечего и тягаться с ним ни в хитрости, ни в смекалке. Все окружающие так и думали, за исключением подруги Камио Роксины, которая относилась к нему более скептически, хотя, конечно, признавала и силу, и обаяние своего друга. Знала бы Роксина, как он поставил себя здесь, в зоопарке, с каким спокойным достоинством он держится, она бы им гордилась, частенько думал Камио.

Лис, как и всегда, лежал на полу своей тюрьмы, а посетители глазели на него, иные даже наставляли на Камио фотоаппараты, ослепляя его вспышками. Он оставался недвижным. Пусть обезьяны прыгают и скачут на потеху публике, выламываются, чтобы услышать довольный человеческий лай. Он, Камио, не собирается унижаться. Тем более его все равно накормят, даже если он целый день проваляется в клетке, ни разу не шевельнувшись, лишь угрюмо скаля на посетителей зубы. Повезло еще, считал Камио, что он не из редких, диковинных зверей. Будь он, к примеру, утконосом, тогда бы уж от посетителей не стало бы никакого покоя. А около клетки с таким обычным зверем, как лис, люди не толпились и долго не задерживались.

Мимо прошел служитель с двумя овчарками на поводке. По ночам эти псы охраняли зоопарк. Камио не упустил случая немного поразвлечься.

— Привет, красавчики! — насмешливо протянул он. — Как дела в Великом союзе человечьих рабов?

Один из псов рванулся к нему и прорычал:

— Заткни пасть!

— Мы хотя бы на чистом воздухе, — подхватил второй. — А не в вонючей клетке!

— На чистом воздухе? Да он весь смердит людьми, ваш воздух! Ну уж вы скажете, братцы! Вам только таким воздухом и дышать!

— Не смей звать нас братцами, — рявкнул первый пес. — Не то…

Закончить ему не удалось, потому что служитель дернул за поводок и что-то пролаял.

— Арестант несчастный, — лязгнул зубами второй пес.

— Кто бы говорил, — не остался в долгу Камио. — Всю жизнь болтаешься на цепи. Поди потаскай меня на этой удавке! Не выйдет. Да у вас, бедолаг, выбора нет. Хорошую шутку сыграли с вами предки, когда взяли и сдались людям в рабство.

Псы в ответ разразились яростной бранью, и недоумевающий служитель с визгливым тявканьем потащил их прочь, при этом он так натянул цепи, что едва не задушил собак.

Довольный Камио поскреб за ухом:

— Уж эти мне немецкие овчарки. Скверные твари. Прирожденные убийцы. Вот кого надо держать за решеткой, а не меня. Я-то, между прочим, за всю жизнь не сделал людям ничего плохого…

Так он бормотал себе под нос, пока не наступил час кормежки. По правде говоря, Камио потихоньку сходил с ума. Зоопарк был настоящим скопищем умалишенных зверей. Почти все они попадали сюда в здравом рассудке, но долго сохранить его не удавалось почти никому.

На свободе хищники вступают в контакт с травоядными, лишь когда голодны и выходят на промысел. Запах добычи приводит в движение специальные механизмы, отвечающие за скорость и ловкость, в крови происходят изменения, мозг работает быстрее, мускулы напрягаются, чутье обостряется.

Так же происходит и с травоядными: стоит им почувствовать близость охотника, как немедленно включаются механизмы самозащиты. В сознании животных мелькают всевозможные способы спасения, железы их вырабатывают адреналин, носы ловят мельчайшие оттенки запахов, приносимые ветром.

В зоопарке хищников и травоядных разделяло пространство в несколько ярдов, и они все время видели, слышали, чуяли друг друга. Беспокойство будоражило их кровь, волны ужаса накатывали на травоядных, напряжение не оставляло хищников. Леопард ощущал запах антилопы, лев — лани. Олень чуял гепарда, а кролик мог заглянуть в клетку к орлу. Сознание их мутилось, и это кончалось безумием, чистым безумием.

Добыча постоянно чувствовала присутствие охотника, охотник — присутствие добычи.

Страх ни на секунду не оставлял кроликов — они постоянно слышали вой волков, тявканье лис, пронзительный крик ястребов. Олень чувствовал запах своих смертельных врагов и представлял их крючковатые когти и острые зубы. Ледяные взгляды питонов и рысей приводили его в исступление. На пространстве меньше одной квадратной мили собрали около тысячи животных, половина из которых впадала в помешательство от близости недостижимой добычи, другая — от беспрестанного страха. Скрыться друг от друга было невозможно, пленников окружали глубокие рвы или крепкие клетки. Звери ходили и ходили кругами до полного отупления, словно связывали себя невидимыми узлами, и рассудок их слабел с каждым днем.

Но к безумию вело не только непосильное напряжение инстинктов. Узники зоопарка буквально умирали с тоски. Если один день похож на другой как две капли воды, если перед глазами одна и та же картина — три стены и решетка, — ум неизбежно начинает гаснуть. Три шага — ты на краю своего мирка, поворот, еще три шага — и ты на другом его краю, и бежать некуда, только в воспоминания.

Камио еще не утратил ясность ума, но был от этого недалек. Безысходность делала свое дело, отчаяние уже разверзлось под лисом, словно зияющая черная пасть, и он мог свалиться туда в любую минуту. В нем сохранились лишь искорки того свободного духа, что был ему некогда присущ. Эти искорки он раздувал, высмеивая овчарок-сторожей да огрызаясь на посетителей.

Наступила ночь, люди покинули зоопарк, и звери остались одни. Камио, по обыкновению, кружил по клетке и что-то негромко бурчал. На повороте он задел дверцу, и она громко скрипнула. Сначала лис не придал этому значения, но, когда он сделал по клетке еще пару кругов, его вдруг осенило: что-то не так. Дверь не скрипит, если она на запоре.

Он подбежал к двери и налег на нее всем телом. Она вновь скрипнула и приоткрылась примерно на дюйм, так что можно было просунуть в щель морду.

Камио глазам своим не верил. За время заточения он убедился в надежности своей тюрьмы.

Наконец лис решился, изогнул лапу крючком, просунул в щель и раскрыл дверь пошире. Путь на волю был открыт, ничто не мешало ему выскользнуть в темноту ночи. Как видно, служитель позабыл запереть клетку. Мгновение спустя лис, бесшумно ступая, уже крался мимо клеток, где были заперты другие животные. Чувства его были настороже. Стоило вырваться из клетки, и к нему вернулась острота слуха и обоняния, казалось безвозвратно утраченная.

Когда Камио проходил мимо клетки волка, тот окликнул его:

— Привет, брат. Выпусти и меня.

Камио замедлил шаг.

— Рад бы, но как? — ответил он. — Не представляю, как управляться с этими замками. Тут человечьи пальцы нужны. Ты уж прости.

Волк, хоть и был разочарован, понимающе кивнул:

— Что поделаешь, брат…

Взгляд его вновь остекленел, и он застыл, безнадежно опустив голову на лапы.

Камио направился прямиком к ограде. Он выбрался из клетки, но до настоящей свободы было еще далеко. Зоопарк окружала высокая каменная стена и ограда из металлических прутьев, между ними ночью разгуливали две сторожевые собаки. Конечно, главной их обязанностью было не ловить беглецов, а охранять экзотических обитателей зверинца от воров. К тому же вырвись из клетки, скажем, лев, овчарки вряд ли сумели бы его остановить. Но Камио знал, что псы всей душой ненавидят волков и лис и, подвернись им только случай, набросятся на него и разорвут.

У клетки льва Камио остановился и вгляделся внутрь. В темноте сверкнула пара недобрых глаз, взгляд их остановился на Камио. Из пасти огромного желтого зверя, развалившегося в полумраке клетки, вырвался грозный рык, и лис, хотя и не понимал львиного языка, поборол любопытство и поспешил убраться подобру-поздорову. Нет, решил он, за львами лучше наблюдать на расстоянии, тогда они внушают благоговейный трепет. Вблизи же у них слишком злобный и свирепый вид. В сравнении с гигантской кошкой прутья клетки выглядели хлипкими и ненадежными, и Камио не испытывал ни малейшего желания искушать судьбу. Лис еще долго ощущал терпкий запах застоявшейся силы, пропитавший львиную клетку. Осмотревшись по сторонам, Камио сообразил, как взобраться на стену. Сначала он вскочил на вал у вольера медведя, потом перепрыгнул на искусственную скалу в загоне горных козлов. Стена была утыкана железными зубцами, через которые он перескочил лишь с третьей попытки. Наконец, оцарапав живот о зубцы, он оказался по ту сторону. Царапины, впрочем, были не глубоки и, уж конечно, не могли остановить лиса.

Но, даже перебравшись за стену, он все еще не выбрался на свободу. Оставалась решетка, преграждавшая посетителям вход в зоопарк, и к тому же надо было избежать встречи с овчарками. Лис наполовину пересек залитое бетоном пространство между стеной и железной оградой, когда ночной ветер принес ему предостережение. Он замешкался, не зная, как лучше поступить — стремглав кинуться к решетке и попытаться через нее перескочить или затаиться где-нибудь: чутье собак не так остро, как его собственное, и, возможно, они его не обнаружат.

Пока он размышлял, два пса, те самые, которых он дразнил днем, выскочили из-за поворота. Оба были чем-то возбуждены. Только тут Камио заметил, что за решеткой расположились люди — их было семь или восемь — и все ели мясо, нанизанное на палочки и распространявшее восхитительный аромат. Люди оживленно перелаивались, — похоже, то был человечий молодняк. С бешено колотящимся сердцем Камио скользнул в тень козлиной скалы и замер.

Псы, неистово ругаясь, принялись кидаться на решетку. Сначала люди испугались и подались назад, но вскоре убедились, что собаки не в состоянии причинить им вред, и разразились злорадным лаем. То были яркие, непоседливые создания, затянутые в шкуры из чужой кожи и обвешанные цепями. Одна из человечьих самок, с малиновыми, как дюжина закатов, волосами, стала дразнить псов — она протягивала им кусочек мяса и хохотала, наблюдая за их неудачными попытками дотянуться до пищи.

Наконец человечьему молодняку наскучило издеваться над собаками, и компания двинулась прочь. Овчарки с пеной у рта изрыгали вслед людям проклятия. Когда люди скрылись, псы отошли от решетки и, угрюмо переговариваясь, направились туда, где притаился Камио.

Лис затаил дыхание. Аромат жареного мяса все еще витал в воздухе. Но если собаки подойдут слишком близко, даже они неизбежно почувствуют лисий запах.

Один из псов остановился и поскреб за ухом.

— Пошли, пошли, — заторопил второй.

Ему, видно, не терпелось сделать еще круг, убедиться, что все в порядке. Но его напарник зевнул во всю пасть:

— Да погоди ты.

Вдруг он перестал чесаться, замер с поднятой лапой и потянул носом воздух:

— Ничего не чуешь? Клянусь, что…

— Очень даже чую, — насмешливо ответил второй, — чую это проклятое мясо и больше ничего.

— Нет, не то… не то… — Пес вздернул голову. — Лиса! Это лиса!

— Чего?

Второй пес повернулся и двинулся назад. Камио понял — нельзя терять ни секунды.

Он молнией выскочил из укрытия, перепрыгнул через того пса, что чесал ухо, и бросился к решетке. Вторая овчарка налетела на него сбоку, но Камио успел увернуться от лязгающих челюстей.

Добежав до ограды, он подпрыгнул, но едва достал до середины, напрасно пытаясь зацепиться за железные прутья лапами.

Соскользнув, он свалился прямо на спину одного из псов и перекатился через него. Зубы собаки вцепились в заднюю лапу лиса, но прежде, чем челюсти сжались, Камио успел вырваться. К счастью, кость осталась цела. Второй пес нацелился на его живот, но лис завертелся волчком, и собачьи челюсти щелкнули, как ножницы, вырвав лишь несколько шерстинок.

Задыхаясь, Камио вновь кинулся к ограде. На этот раз собаки пытались окружить его с двух сторон. Он отчаянно петлял, уворачиваясь от преследователей, и в результате этих маневров псы столкнулись лбами и полетели кубарем. Мгновенно смекнув, что нельзя упускать случай, Камио вскочил псам на спины, используя их как стартовую площадку. Оттолкнувшись от сплетенных клубком собачьих тел, он подпрыгнул вверх. Псы поняли, что послужили беглецу трамплином, и зашлись от ярости, но было уже поздно.

Камио совершил поистине великолепный прыжок, сделавший бы честь газели, и повис, зацепившись лапами за край ограды. В этом положении он на мгновение замер, чтобы хоть чуточку перевести дух. Силы лиса были на исходе, и он в любую секунду мог свалиться вниз. Псы под ним подпрыгивали и рычали, обдавая его горячим дыханием. Казалось, они вот-вот вцепятся в задние лапы Камио.

Лис понял, что обратного пути нет, — либо свобода, либо гибель. Как бы то ни было, он больше не вернется в зловонную клетку, где сохнет мозг, слабеют мускулы, гаснут чувства.

Собрав последние силы, он с ловкостью мартышки подтянул задние лапы и уселся на краю ограды. Секунду спустя Камио спрыгнул, повредив при этом правую переднюю лапу. Собаки, задыхаясь от бессильной злобы и испепеляя беглеца ненавидящими взглядами, кидались на решетку. Камио торжествовал.

— Что, съели, безмозглые твари? — крикнул он напоследок. — Поделом вам. Наверняка вас теперь посадят в мою клетку, чтобы зря не пустовала!

Но сил на перебранку у Камио уже не оставалось. Осмотревшись, он понял, что оказался на улице, где ревут машины, а по тротуарам снуют люди, вскочил и заковылял прочь в надежде найти укромное местечко и отдохнуть вдали от людских глаз.

Впрочем, он не слишком опасался людей. Городские жители, особенно те, что выходят на улицы в такой поздний час, все как один нелюбопытны и невнимательны. С остекленевшим взглядом они решительно движутся к своей цели, ничего вокруг не замечая. Они вряд ли остановятся, даже если станут свидетелями убийства себе подобного, разве что это случится перед самым их носом. Люди, спешившие по улицам, даже и не смотрели на лиса, а те, кто скользил по нему взглядом, скорее всего принимали за бродячую собаку. Возможно, кто-то и обращал на странную собаку внимание, и даже догадывался, что это лиса, но и тогда он лишь на несколько секунд замедлял свой шаг, прежде чем помчаться дальше. Люди не привыкли смотреть дальше своего носа, их интересуют лишь собственные дела. Лишь один раз какой-то остроглазый продавец газет указал на лиса рукой и залаял, но, судя по голосу, он ничуть не был встревожен при виде дикого зверя. За свою жизнь газетчик, без сомнения, вдоволь нагляделся на лис, ведь в городских предместьях их водилось множество.

Вечером Камио как следует поел, и поэтому запахи, доносившиеся из ресторанов и кафе, не слишком волновали его. Влекомый инстинктом, он двигался прямиком к реке, которая протекала через центр города. Там, под мостом, он нашел убежище, которое было ему так необходимо, дал отдых поврежденной лапе и облизал царапины на животе. Лис был на седьмом небе от счастья. Теперь уж он ни за что не вернется в зоопарк. Отныне он свободен. Будь он львом или гепардом, за ним в погоню выслали бы отряд полицейских и его неминуемо застрелили бы или поймали в сети: ведь город не мог бы жить спокойно, пока грозный хищник разгуливает по улицам. Будь он орлом, в программе новостей показали бы его фотографию. Но он всего лишь лис и ничем не отличается от своих многочисленных собратьев, обитающих на городских окраинах. Значит, в зоопарке не будут слишком сокрушаться, обнаружив, что он исчез, быстренько водворят в его клетку другого бедолагу и успокоятся. Повезло, что он самый обычный зверь и не представляет ни ценности, ни опасности. Как хорошо, что он просто лис.

Камио не ощущал себя в городе новичком. Ведь до зоопарка он жил в городском предместье, и там ему нравилось. Конечно, у него на родине уличное движение было намного слабее, но Камио прекрасно знал одно из главных правил городской жизни — от дорог следует по возможности держаться подальше. Знал он также, что у многих людей глаза жаднее желудков и в городе можно прожить без хлопот, питаясь выброшенными сосисками и гамбургерами. Еще лису было известно, что люди, которыми кишмя кишит город, вовсе не так опасны, как деревенские жители. У горожан нет привычки охотиться на лис, которые роются в мусорных бачках; если они и носят с собой оружие, то лишь для того, чтобы убивать друг друга. Обитатели города не будут гнаться за лисой на лошадях и натравливать на нее свору гончих собак, готовых вырвать злополучному зверю кишки. Конечно, такого добра, как собаки, в городе хватает, но, как правило, хозяева водят их на поводках, а от тех недотеп, что расхаживают на свободе, не составляет труда улизнуть. Самое опасное в городе — это дороги, по которым мчатся потоки машин. Зрение у лис слабое, и они нередко гибнут под колесами. Конечно, постоянная близость машин обрекает на определенный риск, но, надо признать, эти железные создания хотя бы не отличаются свирепостью и злобой. Они никогда не свернут со своего пути, чтобы прикончить избранную жертву. Убивают они непреднамеренно, к тому же не умеют перепрыгивать через изгороди и взбираться на стены. Стоит подняться с проезжей части на тротуар, они уже не страшны. Машины всегда плывут по своей твердой черной реке.

На следующее утро лис чувствовал себя намного лучше. Чтобы проверить, зажила ли поврежденная лапа, он немного прошелся по берегу. Хромота осталась, но Камио почти не ощущал боли. Еще день-два, и он будет совсем здоров.

Утром по мосту оглушительно загрохотали машины и люди засновали туда-сюда в привычной городской спешке. Весь день Камио не покидал своего пристанища. Наступило время отлива, река обмелела, и лис спустился вниз. Он бродил по обнажившемуся дну, покрытому вязкой тиной, и охотился за чайками, больше ради забавы, чем пропитания. На берегу в изобилии валялись объедки, так что лису было чем утолить голод; развлечений у него тоже хватало. Люди, проплывавшие мимо на лодках и баржах, видели Камио, а некоторые даже указывали на лиса, но сверху, с моста, его невозможно было заметить. День подарил Камио немало удовольствий, лис упивался свободой, мягкая тина ласкала его больную лапу, и жизнь представлялась ему безоблачной и прекрасной. С наступлением темноты лис без страха вышел на улицы. Похолодало, в воздухе носились снежинки, и, хоть в городе всегда намного теплее, чем в полях и лесах, в такую погоду не мешает плотно набить желудок. Чутье безошибочно привело лиса к ресторану. Обогнув здание, он подошел к задней двери, где стояли бачки для отбросов.

Все бачки были плотно закрыты крышками, и Камио пришлось притаиться в тени, ожидая, пока кто-нибудь выйдет выбросить мусор. В темноте туда-сюда шастали кошки и крысы, тоже охочие до лакомых кусков. На лиса они не обращали внимания. Камио вполне мог бы перекусить крысой, но он решил запастись терпением и добраться до вожделенных объедков. Наконец из ресторана вышел человек, открыл бачок и что-то бросил туда. Небрежно надвинув крышку, человек поспешил обратно в кухню. Как только за ним закрылась дверь, Камио подскочил к бачку и сдвинул крышку носом. Она со стуком полетела на землю, а лис прыгнул внутрь и принялся рыться в объедках носом, пожирая то, что приходилось ему по вкусу. Внезапно до Камио донесся человеческий лай, и, прежде чем лис успел выскочить, кто-то вновь закрыл бачок крышкой, на этот раз плотно. Напрасно лис толкал крышку головой. Некоторое время он был слишком поглощен едой, чтобы расстраиваться, но, до отказа набив себе брюхо, он осознал, что оказался в ловушке. Теперь ему придется ждать, пока кто-нибудь вновь откроет бачок.

Из задней двери ресторана не раз выходили люди, до лиса доносился звук шагов. Но все они подходили к другим бачкам, словно позабыв про тот, где сидел Камио. Однажды кто-то попытался поднять крышку, но, видно, человек, надвинувший ее, сделал это на славу, потому что она не поддалась. Ждать пришлось дольше, чем рассчитывал Камио.

Чтобы скрасить томительные часы ожидания, Камио предался мечтам о далеких прекрасных странах, о своей утраченной подруге, о чудных днях, что предстоят ему в будущем.

ГЛАВА 8

Камио разбудил грохот железа и гудение какой-то машины. Лису, заточенному в мусорном бачке, эти звуки показались ужасающими. Обезумев от страха, он пытался прогрызть стенки своей металлической тюрьмы. Вдруг кто-то сдвинул бачок с места и поднял крышку. Камио немедля выпрыгнул; ослепленный ярким сиянием дня, он налетел прямо на человека и едва не сбил его с ног. Раздался испуганный человеческий лай, бачок опрокинулся. Но Камио не стал любоваться эффектом, который произвело его внезапное появление. Он со всех ног бросился по аллее, добежал до забора и одним прыжком перемахнул через него. Даже оказавшись на другой улице, лис все еще слышал несущийся ему вслед человеческий лай и визг.

Охваченный паникой, Камио позабыл обо всем и выскочил на проезжую часть. В ту же секунду что-то сильно ударило его в плечо, и он кувырком полетел в водосточную канаву. Когда он попытался встать, голова у него закружилась, и он опять повалился в грязь. До оглушенного лиса слабо доносился человеческий лай, потом он почувствовал, что его схватили и поднимают. Хотя прикосновение рук было мягким и бережным, Камио извернулся, пытаясь вцепиться человеку в палец. Затем его опустили на что-то мягкое, и вскоре он ощутил, что это мягкое движется и сам он движется тоже.

Постепенно к лису вернулись слух и зрение, он смог поднять голову. Выяснилось, что он очутился в какой-то крошечной странной комнатке, а рядом — человек. Человек внимательно смотрел вперед, в одно из окон, что окружали их со всех сторон. Камио выглянул в то окно, что было от него слева. За стеклом пролетал город, вспышки света перемежались полосами тьмы. У лиса вновь закружилась голова, и он бессильно опустил морду на лапы. Человек, сидевший впереди, несколько раз обернулся, и Камио успел различить, что у него темные веки и ярко-красные губы. «Э, да это самка», — сообразил лис. Во время пребывания в зоопарке он хорошо изучил человечью породу и знал, что существует особая разновидность ярколицых человеческих самок. Самцы, как правило, предпочитали их бледнолицым. Человечьи самки, за исключением тех, что служили в зоопарке, всегда казались лису довольно приятными и безобидными созданиями. Правда, некоторые из них, как видно желая ввести в заблуждение врагов, наряжались в шкуры других животных, к примеру норок. Изредка в таких странных нарядах щеголяли даже самцы. Этот обычай представлялся лису глупым и непонятным, и он был рад, что самка, поймавшая его, обходилась без подобных ухищрений.

Внезапно движение прекратилось, и самка, повернувшись к Камио, уставилась на него. Камио оскалил зубы и зарычал, так что ее раскрашенное лицо побелело от страха. Она выскочила наружу, захлопнув дверь перед самым носом у пленника. Несколько секунд Камио яростно рвал когтями мягкие стенки своей новой тюрьмы и, едва не ломая зубы, пытался прогрызть дырку в полу. Убедившись, что вырваться из заточения невозможно, лис приник к стеклу и увидел, что самка привела на подмогу самца. Оба глазели на него, как, бывало, глазели посетители в зоопарке. По белой шкуре он моментально определил, к какой породе относится человек, — в зоопарке ему приходилось с такими сталкиваться. От этих белых добра не жди — они хватают тебя и непонятно за что начинают мучить. Вкалывают в шкуру иглы, брызгают в нос какой-то гадостью, распространяющей омерзительную вонь, впихивают в рот твердые противные шарики.

«Надо вырваться отсюда во что бы то ни стало, — промелькнуло в голове у Камио, — или белый усыпит меня». Они всегда усыпляют зверей, чтобы без помех перевезти их куда-нибудь. Камио прекрасно знал, куда его отправят, — назад в зоопарк.

Люди меж тем увлеченно перелаивались, при этом белый мучитель тряс головой, а самка размахивала руками. Неожиданно дверь распахнулась — путь к свободе был открыт. Камио остолбенел. Несколько секунд он не двигался с места, подозревая, что это новая хитрость. Потом, вспомнив, что терять ему нечего, лис спрыгнул на тротуар и неторопливо, с достоинством двинулся вдоль по улице. Никто не бросился за ним в погоню, и, обернувшись, он увидел, что самка машет ему рукой.

— Странные все же твари, — бормотал Камио себе под нос. — Сначала хватают тебя и везут незнамо куда и зачем. — Теперь-то он рассмотрел, что его тюрьмой была машина. — Потом отпускают на все четыре стороны. Да, поди разберись с этими людьми.

Дойдя до конца улицы, лис наткнулся на высокий дощатый забор. Между досками он обнаружил щель, втиснул в нее свое гибкое тело и оказался на краю огромной квадратной ямы. Повсюду — и на дне котлована, и по краям — застыли какие-то машины. Сейчас все они бездействовали. Лис вздохнул с облегчением. У него есть время осмотреться и собраться с силами. По земляному склону он спустился на дно котлована. Здесь его было невозможно заметить из окон домов, стоявших неподалеку от забора.

Напившись из маленькой лужицы, Камио наконец утолил жажду, которая мучила его уже давно. Потом он наставил нос по ветру и сразу уловил запах другой лисы, скорее всего самки. Камио пошел на запах и действительно вскоре увидел лисицу, которая спала на куче тряпья. Он тронул ее носом, и она проснулась.

— Привет, — сказал Камио.

— Привет, — процедила она, приоткрыв один глаз. — Что надо?

Камио, не ожидавший столь неприветливой встречи, на секунду растерялся, но потом вспомнил, что он здесь чужак, не знает здешних обычаев и ему еще предстоит завоевать расположение местных лис. Вполне естественно, они будут с подозрением относиться к лису, который вторгся на их территорию.

— Да ничего мне не надо, — примирительно заметил Камио. — Просто я давно не говорил с лисой, вот и все.

— Зря теряешь время, — раздраженно пробурчала лисица. — Меня ты не интересуешь, тем более и выговор у тебя какой-то дурацкий. Я видала и почище. Да и вообще, сейчас не время. И место не подходящее.

Сначала он не понял, о чем это она, но потом сообразил — лисица решила, что он предлагает ей стать его подругой.

— Да пойми ты, я хочу только поболтать, и ничего больше.

— Вот как? — И она зевнула.

Камио заметил, что шуба у нее всклокоченная, лохматая и пахнет так, как пахнет невылизанный, неухоженный мех. Она явно не следила за собой, а, по убеждению Камио, это составляло первейшую обязанность каждой порядочной лисы.

— И для этого ты меня разбудил?

— Говорю тебе, я давно не общался с лисами. Много лет назад люди поймали меня, увезли прочь от дома и заперли в клетку. Я сидел там безвылазно, а люди и их детеныши пялили на меня глаза. Я не мог даже словом перемолвиться с другой лисой. Сам не знаю, сколько времени провел в заточении. Расскажи мне, что это за город? И куда подевались все койоты и еноты? Пока что я встречал только кошек и собак.

— Какие еще койноты? Несешь чушь. Я пришла сюда отдохнуть и вовсе не хочу, чтобы меня донимали глупыми расспросами. Ищи своих койнотов в другом месте.

— Да не нужны они мне вовсе. Просто я думал, что… Скажи, а что здесь творится? Почему не видно людей? — Камио указал носом на застывшие машины. — Люди наверняка работали в этой огромной яме, что-то строили. Но где они теперь?

— Это почти что отдушка, — пробормотала лисица. — Люди здесь бывают, но не часто. Они уходят по ночам, и еще каждый седьмой день. Только не спрашивай меня куда и почему. Все, что я знаю, — обычно люди толкутся в этой яме, а на седьмой день, видишь сам, — ни одного. Вот так. А теперь, может быть, ты будешь так любезен и оставишь меня в покое?

— Отдушка? Впервые слышу это слово. Вот что значит очутиться вдали от родных краев. И много здесь таких мест? Отдушек? Или почти что отдушек?

— В этой части города полно. Шесть дней подряд люди работают там на своих машинах, а на седьмой там пусто и тихо.

Неприветливость лисицы постепенно улетучивалась, возможность просветить неопытного лиса насчет городских нравов и обычаев явно доставляла ей удовольствие.

— Сам-то ты откуда? — осведомилась она. — Говор у тебя чудной. Я такого никогда не слыхала. И мех темный. Ты из деревни, что ли? А может, из лесу?

— Не совсем.

— «Не совсем», — передразнила она. — Значит, ты из деревни, но не совсем. Так, что ли?

— Я сам толком не знаю, откуда я. То есть знаю, что родился не здесь, но где она, моя родина, далеко ли отсюда — это мне неизвестно.

— Заруби себе на носу — с этими ямами, что роют люди, надо быть настороже. Они всякие бывают. Некоторые пять дней подряд — настоящие отдушки, а на шестой и седьмой день там полно людей. Вижу, ты совсем сбился с толку? Что ж, придется разъяснить тебе хорошенько. В отдушке вроде этой люди работают на огромных машинах, а в тех, других, они орудуют лопатами. Маленькие такие лопатки, не больше человеческой ладони. А еще у них есть маленькие щеточки, и все, что люди выроют из земли, они бережно очищают этими щеточками. А здесь, — и лисица махнула головой в сторону котлована, — они стараются вырыть земли побольше, и их совершенно не волнует, что там окажется. Похоже, они заранее знают: если там что и попадется, это хлам и трястись над ним нечего. Удивительно, правда?

— Да, удивительно. И очень интересно. А можно по виду сразу определить, что это за… отдушка? — с запинкой выговорил Камио незнакомое слово.

— Ясно, можно. Те, что бывают отдушками лишь один день из семи, очень большие, вроде этого. Пятидневные куда меньше, и там не одна здоровенная яма, а много, и все разного размера. Еще там вечно валяются всякие рулетки и веревки… хотя этой ерунды и здесь хватает. В общем, сам смекнешь, что к чему, или получишь лопатой в бок.

С этими словами лисица поднялась и лениво направилась к ближайшей лужице; напившись, она вновь вернулась к Камио. Некоторое время она изучающе рассматривала лиса и наконец спросила:

— Скажи, а подруга у тебя есть?

Камио заметил, что зубы и язык лисицы покрыты яркими желтыми пятнышками. Уж не ест ли она, чего доброго, дурманных желтых грибов, подумал он. Ими ведь можно отравиться насмерть. Но прямо спросить об этом лис постеснялся, опасаясь, что его сочтут невежей. Потом, когда они познакомятся поближе, он обязательно выяснит насчет дурманных грибов, решил Камио.

— Сейчас я один, — ответил он и в свою очередь внимательно взглянул на лисицу. Не первой молодости. Разжирела, и мех начал редеть. Конечно, это не главное. Он сам давно не лисенок, к тому же сейчас линяет. Пожалуй, к лету вид у обоих будет довольно жалкий. Вряд ли их сочтут красивой парочкой, скорее наоборот.

— У меня тоже никого нет, — заявила лисица. — Был приятель, да сбежал с одной… — Тут она ввернула крепкое словечко. — Толку с него все равно было немного. Они здесь, в живопырке, все такие, хилый народ. Сама-то я из лесу, как и ты…

Камио уже открыл рот, чтобы возразить, но подумал, что это лишь запутает дело, и промолчал.

— Знаю, там у вас в лесах привыкли находить себе пару раз и навсегда. Конечно, у нас, в живопырке, такое тоже иногда случается. Но теперь здесь развелось столько лис, можно менять дружков и подружек хоть каждый год. Ну и связи, ясно, уже не такие прочные. По виду ты лис что надо…

— Спасибо, — проронил Камио.

Ему было неловко. Эта циничная, острая на язык особа не слишком пришлась ему по душе. Может, это и предрассудок, подумал он, а все же лисицу украшает сдержанность и скромность. Взять хоть его бывшую подругу, ту, что увернулась от сетей, в которых запутался Камио, и осталась на свободе. Сообразительности и хитрости ей было не занимать, но она вовсе не походила на эту развязную замухрышку.

— Долго ты собираешься здесь пробыть?

— Ну, на день-то точно останусь. Хочется побольше разузнать о городской жизни.

— Понятно.

Она придвинулась к нему ближе и улеглась так, чтобы их тела соприкасались. Камио не возражал, хотя лисица порядком придавила его. Так они лежали часа два, согревая друг друга.

— Знаешь, я как-то слыхал про чудесную страну, — сквозь сон пробормотал Камио. — Деревья там высоченные, и у них огромные плоские листья, которые бросают на землю густую тень. А небо яркое, просторное, высокое и всегда синее-синее. Конечно, дождь там тоже бывает — иногда льет по нескольку дней. Но земля сразу впитывает воду. А реки порой переполняются и выходят из берегов. Мутные, коричневые реки, и там полно крокодилов, гиппопотамов…

— Кого-кого?

— Ну таких зверей. Здесь их нет, они живут только в той стране. А здесь их встретишь разве что в зоопарке. Да, там в Стране Львов, стране гор и пустынь, почти нет людей. Жизнь там течет медленно, будто в полусне, и в то же время даже воздух словно будоражит тебя… Да, любой тамошний шакал скажет, в Стране Львов особый воздух… дурманящий. А людей нет. Или совсем, совсем мало. Да и те гоняются только за слонами и носорогами.

— Какими-какими рогами?

— Понимаешь, это такие… В общем, неважно. Их надо видеть своими глазами. Те, что жили в зоопарке, все посходили с ума, представляешь… Наверное, я бы тоже тронулся, если бы меня увезли из такой дивной страны… Там столько простора — можно бежать целыми днями и не встретить ни города, ни даже маленькой деревеньки. Хотел бы я там побывать! Хотя, спору нет, еду легче добыть в городе, где людей что муравьев.

— В живопырке, — вставила лисица, прервав поток его мечтаний. — Кстати, о еде. Не пора ли нам подкрепиться?

— По-моему, самое время, — согласился Камио.

Он сразу почувствовал, что успел проголодаться.

— Меня зовут О-тассо, — сообщила новая знакомая, вялой поступью направляясь к дыре в заборе. — А тебя?

— Камио.

— А-камио?

— Нет, просто Камио.

— Смешное имя. Откуда ты, говоришь?

— Из лесу, — торопливо ответил он, не желая возобновлять запутанный неловкий разговор. — А куда мы пойдем на промысел? Прошлой ночью мне не повезло: только залез в мусорный бачок, как меня захлопнули крышкой. Просидел там до утра. Удовольствие сомнительное.

О-тассо оскалила зубы:

— Нет, таскать объедки из бачков — это скучно. А мы с тобой не только поедим, но и повеселимся. Здесь поблизости есть одно местечко — люди берут там горячую еду и несут домой. Туда и пойдем.

Она выскользнула на улицу, и Камио вслед за ней. При мысли о теплой еде желудок его сжимался. Он терпеть не мог теплого. Холодное куда вкуснее. К тому же холодную еду намного проще добыть. В бачках все быстро остывает. Но лисица замыслила что-то другое.

Камио и О-тассо, миновав несколько пустынных улиц, оказались в узеньком переулке, мощенном булыжником. Там находился маленький ресторанчик — в нем не было столиков, за которыми люди едят. Посетители покупали еду и уносили с собой. Камио знал про такие заведения — около них всегда можно найти аппетитные гамбургеры, приправленные соусом.

Правда, ресторан, к которому привела его новая знакомая, распространял какой-то необычный запах. Ароматы, носившиеся в воздухе, были слишком приятными и острыми. Люди выносили еду в особых блестящих коробочках. О-тассо сделала лису знак припасть к земле и затаиться в тени у дверей. Сама она поступила точно так же. Прояснившиеся, блестящие глаза лисицы были устремлены на дверь, откуда выходили посетители.

— Сейчас полакомимся на славу, — беспрестанно бормотала она себе под нос. — Вот уж будет объеденье. До чего люблю горяченькое…

— Может, нам лучше ждать у задних дверей? — спустя некоторое время прошептал Камио. Но лисица в ответ лишь сверкнула глазами, и он понял — сейчас с ней лучше не спорить.

Сквозь застекленную дверь Камио видел темнокожих людей, которые не покладая рук суетились в клубах пара. Стены ресторана были обиты темно-красной тканью, тут и там висели картины, изображающие что-то вроде водопадов. Конечно, лису не удалось разглядеть их как следует, он ведь не мог долго задерживать взгляд на неподвижных предметах. Зато запахи он ощущал явственно, необычайные, резкие, экзотические запахи. Интересно, что за еда скрывается в этих блестящих коробках, размышлял лис.

Люди с коробками в руках выходили из ресторана по двое и по трое. О-тассо все ждала подходящего момента. Наконец в дверь вошел одинокий посетитель. О-тассо потянула воздух носом и напряглась, приготовившись к решительным действиям.

— Отлично, — прошептала она. — То, что нам надо. Когда он выйдет, ты его отвлечешь, а я выхвачу пакет. Как только я скажу «пора», беги за мной, но…

Лисица смолкла, потому что человек уже выходил из ресторана.

— Пора!

С невероятной скоростью лисица устремилась вперед, а недоумевающий Камио покорно последовал за ней.

О-тассо, словно в лунатическом сне, бросилась прямо на человека, подпрыгнула и выхватила у него еду. С коробкой в зубах она кинулась наутек. Камио ничего не оставалось, как бежать вслед.

Человек, пронзительно залаяв, налетел на лиса и пнул его в бок. Впрочем, удар был не настолько сильным, чтобы сбить Камио с ног. Из ресторана выскочили еще двое и тоже бросились в погоню. О-тассо тем временем скрылась из виду.

С бешено колотящимся сердцем Камио мчался по улице. Наконец он свернул за угол и понял, что ему удалось улизнуть от преследователей. Тем же самым путем, который они недавно проделали вместе с О-тассо, он добрался до дощатого забора и шмыгнул в дыру. Воздух был пропитан пряным ароматом, так что лис не сомневался — на расстоянии нескольких миль каждый человек способен догадаться по запаху, где искать украденную еду. О-тассо, устроившись на дне котлована, с жадностью пожирала содержимое блестящей коробки.

Увидев его, она подняла голову:

— А, пришел. Давай ешь. Я тебе оставила половину.

Сунув нос в коробку, Камио понял, что лисица его надула. Там оставались лишь жалкие объедки. Подумать только, из-за этой ничтожной добычи он только что рисковал жизнью! Да, в голове у О-тассо явно завелись жучки. Конечно, воровать еду — самое привычное дело для любой городской лисы. Но выхватывать ее прямо из рук у людей — это ж надо совсем спятить. Иного слова не подберешь.

Камио взял в рот кусок мяса, покрытый желтым соусом. В следующее мгновение лису показалось, что мозги его расплавились и брызнули сквозь уши в ноздри. Горячо!

Горячо! Горячо! Горячо!

Проглоченный кусок обжег чувствительный рот лиса, его горло и внутренности, опалил перечным огнем все нежные вкусовые центры. Слезящиеся глаза Камио готовы было выскочить из орбит.

— Ах-ах-ах-ах-а! — застонал он.

О-тассо понимающе кивнула:

— Здорово, правда? Потрясающее ощущение!

Камио стремглав бросился к ближайшей луже и принялся пить, пытаясь затушить бушевавший в животе пожар. Вернувшись, он обнаружил, что лисица доела все остававшееся в коробке до последней крошки.

— Ох, извини, — рассеянно заметила она, словно сделала это ненароком. — Ничего, мы еще добудем, для тебя. На этот раз ты будешь вырывать, а я отвлекать. Пожалуй, мы с тобой неплохо сработаемся, а?

— Что это за штука? — выдавил из себя осипший Камио.

— Ну, не знаю, как она называется, эта еда. Она хороша свеженькой, с пылу, с жару. Иначе совсем не то. В бачках все слишком быстро остывает, так что я туда не суюсь. Вкуснятина, правда? Горяченькая, остренькая. Я обожаю горяченькое. Ела бы да ела. Ничего другого я теперь и в рот не беру. Честно говоря, — задумчиво продолжала она, взглянув на понурого Камио, — поначалу у тебя в кишках будет твориться черт знает что. Света белого не взвидишь! Но к этому скоро привыкаешь. Надо прочувствовать вкус и языком, и нутром, тогда и получишь настоящее наслаждение. Ох, как я люблю горяченькое! И чтоб острого соусу побольше!

Теперь-то Камио понимая, почему друг О-тассо сбежал с другой лисицей. Эта чокнутая сама искала опасностей на свою голову — и все ради огненной дряни, способной прожечь камень, не то что желудок. Камио был отнюдь не робкого десятка, но он считал, если идешь на риск, в конце тебя должна ждать награда, а не наказание.

— Знаешь, я уже сыт, — сказал он. — Больше не хочу. Я и не был особенно голоден. На сегодня, думаю, хватит. Сходим туда завтра, ладно?

Лисица явно была разочарована, но не стала возражать и свернулась калачиком на куче тряпья.

— Ладно. Разбуди меня, когда придут люди. Хотя я сама проснусь. Эти проклятые машины так ревут, что никакого покоя от них нет. Ничего, Камио, скоро ты привыкнешь к жизни в живопырке. Я научу тебя всему, что сама знаю. Ведь когда у нас появятся детеныши, тебе придется одному добывать еду для всей семьи.

— Какую еду? Обычную или…

— Зачем нам обычная? — возмутилась О-тассо. — Нам нужна настоящая, горячая. Вырастим крепких, сильных детенышей. Нет, ты будешь приносить нам горячую, только горячую.

— Хорошо, — торопливо согласился лис. — Горячую так горячую.

Как только О-тассо уснула, Камио украдкой выскользнул через дыру в заборе. Нет, жизнь в этом городе совсем не похожа на жизнь в предместье, к которой он привык, размышлял про себя лис. Надо убираться отсюда прочь, туда, где еда прохладнее и вкуснее.

Неторопливой рысцой лис шел по вечерним улицам. Изредка ему встречались кошки и другие лисы, но люди почти не попадались. В этот странный седьмой день центр города отличался от предместья особенно разительно. В предместьях, вспоминал Камио, люди с утра высыпают из домов, копошатся на лужайках, возятся в садах, моют машины. Повсюду снуют собаки, а в полдень люди, принаряженные, в белых шляпах, важно шествуют к церквам. (Кстати, в другие дни, не в седьмой, церкви почти всегда пусты и в них можно без помех спрятаться.) Потом люди принимаются ходить из дома в дом, друг к другу в гости. Здесь же, в центре, все люди словно сквозь землю провалились. Впрочем, Камио не имел ничего против.

Неплохо бы найти один из этих, как их, отдушек, про которые рассказывала О-тассо, мечтал он. Что может быть лучше места, где люди появляются лишь изредка, небольшими группами. У него на родине такие места, разумеется, тоже встречались, например вблизи от железных дорог. Только у тамошних лис не было для них специальных слов. Дома у Камио лисы разделяли все места на земле на опасные и безопасные. «Здесь опасно?» — первым делом спрашивали они при встрече с койотом или енотом. Все дикие животные, живущие в пригороде, считали своим долгом ответить на этот вопрос, даже если его задал извечный враг. Потом вы можете сражаться до смерти, но сперва ответить, не угрожает ли вам здесь людское вторжение.

— Отдушка, живопырка, напридумывали словечек, — бурчал Камио.

В этом городе животным, похоже, не приходилось сражаться друг с другом за пропитание так яростно, как у него на родине. Там, бывало, и двадцать ярдов не пробежишь, не встретив другого зверя. Хотя, спору нет, и еды там было больше. Здесь же главными городскими обитателями, как видно, были бродячие кошки, которые слонялись по улицам, как привидения. Судя по виду, злобы и коварства этим созданиям занимать не приходилось. Некоторые выглядели так, словно их разорвали на куски, а после наспех сшили. У многих не хватало глаз, ушей, а то и хвостов, на боках и на спинах были вырваны клочья шерсти. Да, похоже, нрав у местных жителей крутой, решил Камио.

Он брел по улицам, продуваемым ветром, и все больше убеждался — новый дом ему лучше искать не в этом городе. Из пропахших влажной землей аллей и бульваров бродячие кошки сверлили его холодными, немигающими, словно электрические лампочки, глазами. Стоило ему войти в парк, другие лисы бросали на него свирепые взгляды, ясно говорившие, что чужаку надо убираться подобру-поздорову. Покрытые паршой собаки вряд ли были способны загрызть Камио, зато вполне могли заразить его чесоткой. Нет, город оказался совсем не таким, как ожидал лис.

ГЛАВА 9

Вскоре Камио окончательно уверился, что город вовсе не то место, где он хотел бы провести остаток своих дней. Выяснилось, что жить на шумных людных улицах куда труднее, чем ему показалось сначала.

За три дня, прошедшие с тех пор, как он расстался с О-тассо, ему ни разу не удалось как следует поесть. Почему-то лис все время забредал в те районы, где невозможно было добыть и крошки съестного. В первый день его занесло в брошенный док — лучшего места, чтобы спрятаться от людей, не сыщешь. Животные там, однако, не селились. Даже крысы покинули пустые бетонные склады. У причалов по-прежнему стояли проржавевшие насквозь, дряхлые корабли, с которых давным-давно разгрузили все товары. Камио поспешил унести ноги из этого царства запустения. На второй день лис оказался в шикарном районе — дома там, казалось, были сделаны из стекла и упирались крышами в небо, тротуары сверкали чистотой, а люди, тоже точно стеклянные, поспешно выскакивали из дверей машин и влетали в подъезды. Судя по всему, они могли не есть целыми днями. На третий день Камио начал подумывать, что было бы разумнее остаться с О-тассо, несмотря на ее пагубное пристрастие к обжигающей перченой пище. Он приплелся в какие-то трущобы, — здешним жителям едва хватало еды для себя, и им нечего было выбрасывать в мусорные бачки. Те жалкие отбросы, которыми лис смог поживиться на помойке в этом нищенском квартале, ничуть не утолили его голода. Изнуренному Камио казалось, что его желудок вывалился наружу и тащится вслед за ним по булыжникам.

Вечером, прокравшись между бесформенными кучами тряпья — то были бродяги, ночующие прямо на земле, — Камио спустился вниз по аллее. На земле он наткнулся на черствую горбушку хлеба, покрытую плесенью. С жадностью сжевав свою находку, Камио вдруг заметил в самом конце аллеи труп другого лиса. Он подошел к мертвецу и со всех сторон обнюхал его. Остекленевшие глаза трупа уставились в глаза Камио. Охваченный странным трепетом, живой лис долго кружил вокруг мертвого. Трудно было решиться и вонзить зубы в окоченевшую плоть, в мясо, которое отнюдь не было пищей. Попадись Камио другое мертвое животное, наверное, он съел бы его. Но перед ним лежал соплеменник, и, хотя голова у Камио кружилась от голода, он не мог прикоснуться к трупу. Потухшие глаза смотрели сурово, челюсти были непреклонно сжаты, на острой морде застыло ожесточенное выражение. «Куда же так строго смотрит мертвец, — размышлял Камио, — возможно, не в мир, который он оставил, а в себя самого». И как тонка, как ненадежна грань, отделяющая его, живого, от того, кто недвижно распростерся на земле. Легкие Камио полны воздуха, легкие мертвеца пусты — вот и все! Лишь глоток воздуха! Встреча со смертью угнетающе подействовала на Камио, и он торопливо покинул аллею.

Несколькими минутами позже его вырвало только что съеденной горбушкой. Крысиная отрава, догадался лис. Как только он сразу не распознал этот запах? К счастью, его желудок оказался умнее и извергнул яд.

Той же ночью, слоняясь поблизости от железнодорожного склада, Камио повстречал на редкость приветливого и дружелюбного лиса по имени А-лобо. Узнав, что Камио несколько дней не ел, новый знакомый поделился с ним запасами из своей кладовой. Признательность странника, встретившего на чужбине подобную щедрость и радушие, не знала границ. Как ни силен был голод Камио, лис, прежде чем наброситься на съестное, рассыпался перед А-лобо в благодарностях.

А-лобо был нервным лисом с беспокойным, бегающим взглядом. Он поведал Камио, что городские улицы осточертели ему своим шумом и он счел за благо переселиться сюда, в отдушку. Здесь относительно безопасно, утверждал А-лобо. Конечно, если живешь у самой железной дороги, приходится все время остерегаться поездов, но их приближение слышно издалека: рельсы долго гудят и вибрируют, прежде чем с грохотом пролетит тяжелый состав. Порой, сообщил Камио новый приятель, поезда идут один за другим, а иногда здесь совсем тихо. Люди частенько выбрасывают из окон вагонов недоеденные сандвичи и пирожки, а на худой конец, всегда можно поймать мышь или крысу. Жизнь, конечно, несколько однообразна, зато всегда вдоволь нанюхаешься машинного масла и смазки.

— Неужели тебе нравится эта вонь? — поразился Камио.

Оба лиса улеглись под насыпью, над их головами убегали вдаль черные провода, натянутые между столбами.

— Об…божаю, к…как п…ппахнет масло, п-ппросто обожаю, — заикаясь, выговорил А-лобо. — А к…когда м…масло ггггорит — это же п-ппросто чудо.

А-лобо отнюдь не блистал красотой. Однажды он едва не попал под поезд, поплатившись за собственную неосторожность ухом и глазом. Вся левая сторона его морды была перекорежена и покрыта шрамами. Подобно О-тассо, доброжелательный лис явно получал удовольствие, рассказывая неопытному новичку о железной дороге, которую он называл «пути», о прелестях жизни рядом со складом.

— Оттепляй уже з…здесь, з…ззначит, скоро весна. Это хорошо — нн…надоела холодрыга.

— Оттепляй?

— Разве т…ты не знаешь? Ввесенний ветер, легкий бриз.

— Понятно.

Кажется, немилосердная судьба забросила его в город, где все лисы чокнутые, сокрушенно подумал Камио. Одной подавай мясо, от которого из ушей идет пар, другой уже не может дышать чистым воздухом и упивается запахом горящего масла.

Гром приближающегося поезда прервал их разговор. Солнце играло в бесчисленных окнах вагонов — на Камио это зрелище произвело чарующее, почти гипнотическое действие. Пока поезд грохотал по рельсам, лиса можно было брать голыми руками — он словно оцепенел. Шум колес заглушал все звуки, запах машинного масла — все запахи, блеск стекла приковывал к себе взгляд.

Наконец грохот стих; тогда А-лобо повернулся к Камио и спросил, не доводилось ли тому принимать участие в «игре».

— В игре? Разумеется, когда я был лисенком, только и делал, что играл… Но теперь? По-моему, играть не самое подходящее занятие для взрослого лиса.

— Это особенная игра. Хочешь попробовать? 3-ззнаешь, она п…придает ж…жизни остроту. Т…только есть да сп…пать — т…тоска зеленая. В ж…жизни ддолжны быть п…приключения, с…согласен?

— Ну наверное… Хотя не знаю. Когда я жил в зоопарке, целыми днями мечтал о приключениях. Там действительно нет других дел, кроме как есть да спать. Вот и подыхаешь со скуки. Но здесь, на воле, добыть себе пропитание и найти укромное местечко для сна не так просто. По-моему, здесь сама жизнь — сплошное приключение.

— Вот уж нет, — с досадой возразил А-лобо. — Глупости. — И он нервно затряс головой, потому что на тропе поблизости от путей показалась группа людей.

До зоопарка Камио случалось жить рядом с железной дорогой, и он знал — перелезать через ограждение у насыпи не в человечьих привычках. Правда, иногда на шпалах появляются люди в ярких жилетах, с инструментами в руках, но такие нашествия происходят не часто. К тому же рабочих всегда можно увидеть издали и заблаговременно спрятаться в канаве.

— Так что это за игра такая? — вернулся к прерванному разговору Камио, когда люди скрылись из виду.

А-лобо поднялся и встряхнулся.

— Идем. Сейчас сам увидишь.

Расхлябанной походкой он направился к рельсам. Камио, сгорая от любопытства, шел за ним вслед. А-лобо улегся на гравии между шпалами, опустив голову на лапы.

— Делай, как я, — распорядился он.

Камио послушно улегся рядом с новым другом. Скорее всего сейчас они будут кого-нибудь вынюхивать или выслеживать, решил он. Наверное, вблизи от путей водятся какие-нибудь мелкие животные, крысы или что-то в этом роде. Здесь они с А-лобо подкараулят добычу.

Некоторое время оба лиса лежали неподвижно, но вскоре Камио не вытерпел.

— Чего мы ждем? — прошептал он.

— Ш-шшш.

И Камио вновь затих. Лежать между шпал было довольно приятно — лиса обдувал легкий теплый ветерок, а солнышко грело ему спину. Приходилось бороться с подступающей дремотой. Спать здесь было нельзя, ведь каждую минуту мог налететь поезд. Закрыв глаза, Камио мечтал о чудесной стране, где нет ни поездов, ни машин, лишь бескрайние леса и горы с белыми вершинами. Ласковые солнечные лучи гладили шоколадно-коричневую шубу лиса, даже блохи, казалось, задремали и не беспокоили Камио. Ему припомнился один далекий день на родине: он и Роксина, его подруга, сидели у реки, что протекала у них в предместье. С тех пор как берега реки покрылись бетонным одеянием, а большая часть воды ушла в подземные трубы, люди почти не заходили сюда. И все же здесь, в тени моста и домов, обступивших реку со всех сторон, иногда удавалось поймать рыбу, беззаботную рыбу, которая в поисках корма подплывала к самой поверхности воды. Вот тут-то лисы и выхватывали ее зубами. Наевшись до отвала, они с Роксиной нежились на солнышке, а по мосту над ними грохотали и грохотали грузовики, и бетонный берег так приятно вибрировал.

Внезапно Камио проснулся. Рельсы дребезжали и тряслись, как живые. Грохот, нарастающий грохот приближался с каждой секундой. Даже гравий перекатывался и дрожал, точно в волнении.

Поезд!

Камио вскочил.

— Поезд идет! — во всю глотку завопил он.

Камио прыгнул, чувствуя, что воздушный поток, вздымаемый поездом, увлекает и затягивает его. Пронзительный свист рассекаемого воздуха оглушил лиса. Волны грохота накатывались на него одна за другой, не давая передышки. Обезумев от ужаса, Камио скатился с насыпи, больно ударившись о жесткую, поросшую чахлой травой землю. В нескольких дюймах от него неслось по стальным рельсам неумолимое чудовище, и колеса его без умолку выбивали жестокую песню смерти, песню, которая резала уши лиса и наполняла его сердце томительным страхом. Ему казалось, этот страх не пройдет никогда, одуряющий грохот будет преследовать его вечно. Никогда раньше он не подходил к поезду так близко. Стоило ему замешкаться хоть на мгновение, и его жалкие останки не прельстили бы даже ворону, пронеслось у него в голове. Его раздавило бы в лепешку, да что там — от него и мокрого места не осталось бы. А поезд, словно мощный, грозный зверь, мчался и мчался вперед, неукротимый и беспощадный. Свист рассекаемого воздуха и стук колес способны были заглушить предсмертные визги тысячи лис.

Наконец поезд скрылся.

Содрогаясь всем телом, Камио поднялся и огляделся вокруг. Бедняга А-лобо нашел свою смерть, в этом Камио не сомневался. Действительно, его новый приятель неподвижно лежал на шпалах, а Оттепляй, или, как они здесь называют, весенний ветер, шевелил его облезлый, свалявшийся мех. Какое печальное зрелище, вздохнул Камио. Мертвое тело беспомощно распростерлось на жестком гравии, а душа, наверное, мечется внутри в поисках выхода.

Внезапно труп шевельнулся. Мутные глаза открылись, они сияли каким-то удивительным блеском — это напомнило Камио взгляд лисы, которую он знал когда-то, лисы, пожиравшей подозрительные зеленые грибы с белым пушком на шляпке.

— Ты жив, — все еще не веря собственным глазам, пробормотал Камио. — Но поезд… он же проехался прямо по тебе!

— Это и есть игра, — ответил А-лобо.

Слова падали у него изо рта, словно капли меда из раскуроченного улья.

— Всякий раз, ложась на шпалы, я говорю себе: ну все, А-лобо, пришел твой смертный час. Знаешь, когда поезд грохочет над тобой, едва не задевая своим железным днищем, ужасно хочется вскочить и бежать прочь. Вот этого-то и нельзя делать. Если вскочишь, тебе сразу крышка. Лежи недвижно или умрешь. И вот я лежу ни жив ни мертв, вокруг все грохочет. По обеим сторонам от меня стучат колеса, над самой головой — сплошной поток ревущего металла. Лежишь и знаешь: стоит шевельнуться, и тебе снесет голову. Начисто снесет. И мозги вышибет. Я часто представляю, как голова моя подпрыгивает по насыпи, а тело, раздавленное, обмякшее, тащат колеса, превращая в рваную тряпку. Представляю, а сам лежу недвижно среди этого жуткого грохота. Наконец шум затихает, я вновь вижу свет и понимаю — все позади. Я опять победил. Победил страх. Мы схлестнулись с ним не на жизнь, а на смерть, и я победил, победил, победил! Знал бы ты, какая это радость! Какое счастье!

На морде А-лобо застыло отсутствующее выражение, взгляд, казалось, был устремлен в неведомые дали. Точно такой же взгляд был у шакала, который в зоопарке рассказывал Камио о Стране Львов.

А-лобо говорил взахлеб и ни разу не заикнулся. Перед Камио стоял совсем новый, уверенный в себе лис, не похожий на прежнего робкого недотепу. Да, А-лобо игра явно помогла обрести себя. Но Камио в такой помощи не нуждался. Ему и так хватало самоуверенности.

— Из-за тебя я едва не погиб, — сердито заметил он.

А-лобо недоуменно заморгал:

— Из-за меня?

— Ты должен был объяснить мне заранее, что это за игра такая, и я бы сам решил, хочу я играть или нет.

— Но ты бы мог решить, что не хочешь.

— Конечно. Это же безумие, так рисковать.

— И ты бы никогда не испытал этого. Как знать, понравится тебе игра или нет, покуда ты сам не попробовал.

— Не надо прыгать в огонь, чтобы узнать, что он жжется.

А-лобо покачал головой:

— Все это я уже слышал. Огонь — это совсем другое.

Он помолчал, и нерешительно спросил:

— Ну и как, тебе понравилось?

— Честно говоря, слово «понравилось» не слишком подходит к тому, что я испытал. Я выпрыгнул из-под самых колес поезда. Нет, эти сумасшедшие забавы не для меня.

А-лобо кивнул:

— Ну извини. Знаешь, моя подруга, когда первый раз играла, тоже не выдержала и прыгнула. Она долго наблюдала, как я играю, и в конце концов захотела попробовать сама. Но страх оказался сильнее ее, и, когда на нас стал надвигаться поезд, она прыгнула.

— Наверняка она потом костила тебя на чем свет стоит.

— Нет. Она не ругалась. Она попала под поезд. И умерла.

Камио был так потрясен, что слова застряли у него в горле.

Остаток дня оба лиса провели в поисках сандвичей и пирожков, валявшихся вдоль путей, и мертвых животных, которых А-лобо называл ханырами. Наступил вечер. Когда сгустилась темнота, к путям подошли люди, засветили фонари и подожгли проколотую канистру из-под масла. Воздух наполнился едкой вонью, которую А-лобо вдыхал всей грудью. Он вовсе не считал, что близость людей представляет для них опасность. Камио тоже не стал прятаться, но, пока люди не ушли, он все время был начеку.

Ближе к рассвету он сказал А-лобо:

— Думаю, лучше мне уйти прочь из города.

— У…уйти и…из жж…живопырки? Н-но куда? — Заикание вновь вернулось к А-лобо.

— Что-то мне здесь не слишком нравится. Может, окраина этой вашей живопырки придется мне по душе. Ты, случаем, не знаешь, долго отсюда выбираться? За ночь дойду я до окраины?

А-лобо затряс своей одноухой головой:

— Не знаю, врать не буду. Но думаю, окраина далеко — куда дальше, чем ты рассчитываешь. Я несколько раз подолгу шел вдоль путей, но никогда не добирался до места, где кончаются дома. Может, все же останешься?

— Нет, я твердо решил. За городом мне будет лучше.

— Тогда вот что сделай. Прыгни в п…поезд.

— Чего?

— Есть з…здесь т…такие п…ппоезда — с пп…пустыми т…товарными вагонами. Л…людей т…там не бб…бывает. Я отведу т…тебя туда, где они с…стоят. П…ппроберешься в вагон, п…поезд от…твезет тебя за город. А к-когда он ос…становится, ты спрыгнешь. З…знавал я одного лиса — он очень л…любил т…так путешествовать. Весь с…свет объездил. Р…разумеется, если ты б…боишься…

— Не то чтобы я был в восторге, но, думаю, стоит попробовать. Вот только вдруг люди меня заметят и поймают.

— Д…да н-нет, все б…б…будет в порядке. У этих л-ллюдей, с поездов, н-ннет с с…собой оружия. М-может, они и п…погоняются з…за тобой м-малость, но разве ч-человеку п…поймать лиса голыми руками!

— Это вряд ли.

— Значит, т-так и с…сделаем.

Ночью А-лобо отвел Камио в депо, место, где отдыхают поезда перед тем, как вновь отправиться в неведомые края. В груди Камио шевельнулась слабая надежда: вдруг поезд отвезет его на родину или в чудесную Страну Львов? Поезда ведь такие быстрые, любые расстояния им нипочем. Но он прогнал эту мысль прочь. Если Камио что и узнал в зоопарке, так это то, что мир огромен и глупо рассчитывать, что тебя случайно занесет именно в тот уголок необъятной земли, в который тебя тянет.

Друзья отыскали подходящий вагон. Пол там был устлан соломой, в которую Камио мог зарыться. Наступила минута прощания.

— Как ты думаешь, мы еще увидимся? — спросил А-лобо.

— Сомневаюсь. К тому же, если будешь продолжать свои дурацкие игры, ты недолго проживешь.

А-лобо яростно затряс головой:

— Нет. Поезда мне не страшны. Скорее уж меня доконает чесотка или враг подкрадется с той стороны, где у меня нет уха. Хотя сам я предпочел бы смерть под колесами. Во всяком случае, тогда я унес бы с собой дивный запах рельсов…

— Ну и желания у тебя.

— Я люблю пути. Привык к ним. Знаешь, ты самый странный зверь из всех, кого мне довелось встретить за свою жизнь. И самый лучший. Спору нет, выговор у тебя смешной, и ты часто говоришь о каких-то непонятных вещах. И все же ты отличный лис, Камио.

— Спасибо. Прошу тебя, А-лобо, когда будешь играть, пригибай голову пониже.

С этими словами Камио прыгнул в вагон и зарылся в мягкую солому, от которой исходил приятный сладковатый запах. Лис был готов к встрече с неизвестным. Сказать, что он вовсе не боялся, значило бы погрешить против правды. Но дорожная лихорадка, сходная с тем ощущением, которое испытывал А-лобо во время своей игры, будоражила ему кровь. Жажда приключений пьянила Камио. Раньше — на родине, где он жил с подругой, — он был обыкновенным домоседом, но, раз уж судьба занесла его так далеко от дома, почему бы ему не стать настоящим странником, — в его родных краях таких лисов называли долгобродами. Конечно, долгобродов подстерегает множество опасностей. Вдруг он окажется в той проклятой стране, где за лисами гоняются в открытых машинах целые банды охотников, вооруженных винтовками с оптическими прицелами? Из этих винтовок даже мутноглазый пьяница бьет без промаха. Или он попадет на лисью ферму. Лис там, как и в зоопарке, держат в клетках и кормят до отвала. Но время от времени пленники таинственно исчезают, хотя и находятся в добром здравии.

«И все же мне стоит познать свет и стать странником, — размышлял Камио. — Не зря мой отец был заправским долгобродом».

Двери вагона захлопнулись, оставив Камио в полной темноте. Вскоре поезд тронулся, и лис, не выносивший тряски, бессильно опустил голову на деревянный пол. «Лишь бы не этот поезд, не мой поезд, принес смерть А-лобо, — молил он про себя, — лишь бы не мой поезд выпустил душу из потрепанного, искореженного тела. Если ему суждено погибнуть под колесами, пусть это случится в другой раз. Не хочу, чтобы мой поезд тащил его за собой, превратив в ханыр, жалкую падаль. Мне предстоит новая жизнь, и пусть ничто не омрачит ее начало. Пусть его убьет другой поезд, потом, когда он состарится, ослабеет и одряхлеет. Но не сейчас».