Любаша (СИ)

1

Удушающая духота сменилась долгожданной прохладой. Летний вечер вступил в свои права. Ручеек усталых людей тек по улицам: воспитатели дежурных групп, работяги с ближайшего завода, сотрудники детского дома, расположенного через пару улиц за широким фасадом большого здания, чтобы не мозолил глаза, преподаватели из ВУЗов, мающиеся с летней практикой и закрыванием «хвостов» нерадивых учеников, мелкие служащие банков — все возвращались домой.

Их провожали завистливые глаза продавцов из двух небольших магазинчиков, находящихся в партерах домов напротив друг друга. До десяти еще долго. Хотя, если быть честными, у последних был один большущий и жирный плюс — наличие работающего кондиционера, что хоть немного примиряло их с длинным рабочим днем.

Старые панельные девятиэтажки располагались квадратом, надежно охраняя от посторонних глаз площадку, детей и старушек, кочующих в течении дня от подъезда к подъезду по пошарпанным, но еще крепким скамейкам.

Все меньше темных прямоугольников пустых квартир. Настежь открыты окна, в тщетной попытке хозяев урвать побольше свежести. Двор наполняется звуками радости, смеха, веселья или громких ссор, обид, ругани. Тут уж как повезет.

Опытные бабули спешат занять местечко под окнами третьего этажа возле пятого подъезда. Божественный аромат выплывает, словно пава, из кристально чистых окон, минуя занавески пыльно розового цвета, пересекает весь двор и оповещает: Люба из сто пятьдесят шестой квартиры снова приготовила что-то умопомрачительно вкусное.

Неизменные ценители кулинарных шедевров начинают ежевечернюю викторину: угадай блюдо. Люба, по своей натуре добрая и сострадательная, часто делится со скучающими пенсионерами, наполняя их жизнь и животы яркими красками.

Василий, муж Любы, заворачивает из-за угла, неся в руках скромный полевой букетик, по-простому обернутый в утреннюю газету. Пенсионеры прерывают свою беседу, старательно растягивая улыбки на лицах:

— Доброго вечера, — еще издалека кивает мужчина.

— Доброго, Василий, — степенно отвечают знатоки жизни каждой квартиры.

Мужчина медленно проходит мимо, сворачивает к подъезду. На левом плече поверх грязной потной спецовки висит синяя пухлая сумка, украшенная старыми черными и свежими коричневыми пятнами заводского мазута и земли с пустыря, где были аккуратно оборваны цветы. Правая рука достает ключи из заднего кармана, пиликает входная дверь, принимая в прохладе сырые объятия темного зева лестничной площадки. Малолетние хулиганы снова разбили лампочку.

Все это проходит в абсолютной тишине, взрывающейся торопливыми шепотками пересудов, как только предмет обсуждения покидает поле зрения. Пока Василий жмет кнопку вызова и проходит в лифт, его жена порхает по кухне, заботливо выкладывая столовые приборы и тарелки на стол — дежурное приветствие мужа снизу сигнализирует о скорой встрече.

Люба с улыбкой снимает передник, накинутый поверх голубого платья в мелкий цветочек, проходит по коридору в пушистых тапочках на каблучке, мягким движением откидывает густую вьющуюся копну назад и открывает дверь.

Василий, выйдя из лифта, подходит к уже ожидающей жене, дарит цветы, целует свою красавицу и разувается. Тихая беседа во время вкусного ужина о прошедшем дне. Аромат цветов из китайской вазы посреди стола. Ненавязчивые переливы классической музыки. Отпахавший две смены муж плюхнется на диван, зажав пульт в одной руке и открытую бутылку пива в другой. Жена помоет тарелки, а потом тихонько устроится под бочок, чтобы вместе посмотреть телевизор перед сном.

— Повезло Василию, — завистливо вздыхает Михаил Иванович, живущий напротив в сто пятьдесят третьей.

Его жена, сидящая рядом, отвешивает смачный подзатыльник мужу, от чего он вздрагивает, трет несправедливо ушибленное место и спешно оправдывается:

— Мясной рулет говорю пахнет вкусно сегодня! — отодвигается от пышущей праведным гневом жены.

— Да, конечно…рулет…, - цедит с прищуром благоверная, поджимая губы.

Пять утра: звонок будильника, запах свежих оладий и травяного чая, шуршание пакета, наполненного обедом, звук поцелуя на прощание и аромат мужского геля для бритья в коридоре. Муж Любы решил копить, поэтому отрабатывал утреннюю смену по ТК и вторую за доплату в конверте. Копить на что — оставалось вопросом. Внятного ответа не прозвучало.

Люба доспит, встанет часиков в восемь и начинает хлопотать: отмыть, погладить, убрать, разложить, приготовить, немного поболтать с приятельницами по телефону, доехать все как-то не с руки, дежурные звонки свекрови, найти новый рецепт и уйти с головой в его воплощение. Весь день в движении. Принести продукты, вынести мусор, приголубить и поделиться с пенсионерами, довольно улыбаясь в ответ на слова благодарности и похвалы.

Женщина счастлива, каждый день в радость.

Но иногда, как, например, сегодня, отлаженная модель жизни дает сбой…

Люба проснулась и поняла — день будет отстой. Да, есть и такие слова в ее широком начитанном лексиконе, ибо тоже была когда-то молодой и дерзкой, способной на разные поступки, совершенно не подходящие благовоспитанной дочери интеллигентных профессоров.

В такие дни достаетcя золотой запас — мешочек дорогущих конфет с верхней полки, припрятанный на особые случаи. Чашка чая, балкон и воспоминания, что уносят в далекое в прошлое…. Где-то после третьей конфеты с ликером в процессе перелистывания картонного альбома с цветными фотографиями, спрятанного в коробке из-под обуви…

На модной тусовке «цвета» интеллигенции было таааак скучно, что хотелось удавиться от уныния. Группа девушек, группа парней, стол с закусками и компот, заботливо сваренный родителями. Хорошие манеры помноженные на правила приличия разделяли группы молодых людей покрепче глухой бетонной стены. Один из молодых людей решился на невероятный риск — прыгнул за руль и умчался, никому ничего не пояснив.

Интереснейшие беседы об области применения числа Пи в повседневной жизни были нагло прерваны нетерпеливыми гудками клаксона. Вернувшийся привез то, что гарантированно должно было разрядить обстановку — четверых веселых парней и три ящика горячительных напитков.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дело пошло.

Парни из простых умели веселиться и быстро научили зубрил расслабляться. Через пол часа барьеры были начисто сметены — молодежь голосила и танцевала. Непозволительно близко друг к другу. Василий шел через толпу, неожиданно задел девушку, да так и остался, пропав в омуте ее глаз, пока Люба, гневно сопя, читала отповедь «неуклюжему барану» о нормах поведения в приличном обществе. Между молодыми буквально искрило, сигнализируя о нешуточном интересе. Понял это и жених Любы, ставший бывшим именно в тот вечер, тактично растворившийся в толпе.

Василий лихо ворвался в ее жизнь и очаровал: видный, мускулистый, веселый. Позже он признался, что был сражен внутренним светом девушки и решил стать лучше. Немного погодя закончил курсы повышения квалификации. Трижды. И стал самым молодым старшим мастером. Лучшей наградой для него было одобрение в глазах любимой.

Родители Любы пили капли, увещевали, трясли кулаками и ремнями, переходили к угрозам — ничего не помогло.

Любаша влюбилась. Окончательно и бесповоротно.

На скромной свадьбе была мать Василия, друзья Василия и, собственно, сама Люба. Ее родители отреклись от неблагодарной дочери, гордо вычеркнув из трехкомнатной квартиры в центре города и из своих сердец. Благо, на растерзание, в смысле на осуществление их чаяний оставалась младшая дочь.

Институтские друзья — подруги ограничились устными поздравлениями при встрече — родители запретили посещать непотребное торжество. Да и последний курс — это вам не уравнение с одной неизвестной, там диплом на носу! Учиться надо, а не замуж выходить.

Люба многое переосмыслила и мудро не стала отсекать былые связи, что помогло сохранить приятельские отношения с некоторыми, пусть и на расстоянии. Первое время было очень не просто. Мать Василия буквально жрала новоиспеченную жену на своих законных метрах тесной однушки. Работать Любе запретил муж. Так и сказал:

— Ты теперь мужняя жена. Занимайся домом.

Взращенная в любви и науке, она была далека от пирогов и котлет. Девушка, собрав себя и характер в кулак, твердо решила подружиться со свекровью, а потому стала помогать от всей души, не смотря на постоянные тычки и недовольство. В совершенстве научилась печь ее любимые пирожки с яблоками и капустой с грибами. Ходила по лесу за ягодами, катала банки и пахала на участке, как не в себя.

— Не умеешь готовить! — ворчала мать.

— Научите пожалуйста! — искренне отвечала невестка.

— Плохо моешь полы!

— Сейчас исправлюсь! — спокойно и с улыбкой.

— Кто так складывает!!! — вещи летят на пол.

— Переделаю, — и снова улыбка.

Не известно, чем бы закончилось противостояние титанов. В один из дней пришла бабушка Любы по линии матери — в дорогущем твидовом костюме, с крупными жемчужинами в ушах, модно уложенными седыми волосами, в лакированных, между прочим, блестящих туфлях, с большой коробкой, перевязанной фирменной красной лентой, и скоромным подарком — нежнейшим палантином из натурального шелка.

Хитрая старушка, увлекла родственницу на крохотную кухню, предварительно проинспектировав каждый закуток. Через час, когда чай был выпит, торт съеден, шелк лежал на плечах новой хозяйки, бабуля скомандовала:

— Люба! Собирай чемоданы! Не гоже стеснять мать Василия. Она еще молода и красива. Ей счастье свое строить надо, а не за вами сопли подтирать.

«Молодая и красивая» сидела с открытым ртом, не зная, толи быть польщенной, толи негодовать, что контроль над новой ячейкой общества уплывает из ее рук. Так пара переехали в просторную двушку, а деятельная бабушка Любы ультимативно прикатила чемодан к своей нерадивой дочери. На пмж. Говорят, был дикий скандал. И это в интеллигентной семье, которую годами ставили в пример!

Женщины в роду Любы, все без исключения, были с характером.

Первое время мать Василия ежедневно приходила с инспекцией и неизменным ворчанием о внуках. Люба очень старалась и от всей души умасливала свекровь, которая со временем стала неуютно чувствовать себя в компании жены сына. Не понятно откуда, появился виноватый взгляд, а после свекровь и вовсе перестала приходить, списывая за сильную занятость. Адекватных причин не было.

С улыбкой вспомнив этот период жизни, Люба снова воспряла духом.

— И правда, чего раскисла? — решительно встала, отряхнулась, улыбнулась, гордо выпрямила спину и пошла уверенным тараном на льды несбыточных желаний.

Войдя обратно, женщина медленно прошла на кухню, по-новому оглядывая жил площадь в стиле прованс.

Сливочные стены радовали крупными розами спокойных тонов с причудливым зеленым орнаментом из стеблей и листьев. Пыльно-розовые занавески в тон. Белый кухонный гарнитур и такого же цвета небольшой прямоугольный стол, накрытый кружевной скатертью. В такой светлой комнате даже дышать было легко.

Светлая цвета оббивка на стульях и кокетливые бледно-розовые подушечки с вышивкой парящих птиц. Бежевый пол и мягкий ковер под столом розовых, сливочных и лиловых оттенков. На открытых полках коллекция расписных тарелок, фарфоровой посуды и красивых безделушек. Фотографии в рамках. Настольная лампа с белым абажуром и керамической ножкой, расписанной под гжель. Пара китайских ваз, оставшаяся в наследство, одна из которых стояла по среди кухонного стола, наполненная свежим букетом полевых цветов.

Люба прошла в коридор, ведя ладонью по обоям. Удобная прихожая с мягкой софой и вместительный светлый шкаф с большим зеркалом в пол. Темно-фиолетовый коврик. Коллекция картин в золоченых рамах. Цветы в горшках.

Бежевый диван, два синих кресла, низкий журнальный стеклянный столик и большой телевизор в зале. Большой во всю комнату ковер с длинным ворсом, по которому так приятно ходить босыми ногами. Песочного цвета занавески со свисающей бахромой.

Книжный шкаф во всю длину стены сдержанно демонстрировал корешки интеллектуального богатства сквозь прозрачные стекла створок. Комод с пятью выдвижными ящиками, накрытый вязанными салфетками, попал под прицел хозяйки. Мысленно она его разобрала и убрала. Затем прошла в спальню, да так и осталась стоять, прикидывая, чего коснутся перемены.

Синие ягоды и зелёные листья на светлых обоях задавали тон. Большая белая металлическая кровать с высоким матрасом, под бежевым покрывалом с квадратными и прямоугольными подушками разной величины, радовавшие глаза цветочным орнаментом. Две прикроватные тумбочки с парными светильниками на стене, синие фиалки в расписных горшках, женский будуар с мягким синим креслом и большой белый шкаф у стены.

— Оставлю только кровать и шкаф, — рассуждение в слух.

Для планов требовалось место. Много места. Мужу придётся смириться, не смотря на все протесты и увещевания.

Люба решила завести ребёнка.

Терпения выжидать подходящего момента хватило на неделю. Под кончиками пальцев уже зудело от желания начать действовать, а муж вот уже месяц приходил все позже и позже с настроением на уровне отметки "отвратительно". Пришлось идти ва-банк.

Задержавшийся до темна, хмурый Василий оттаял, окружённый лаской и вниманием. После неожиданного праздничного ужина из лёгких блюд, он, наконец, заметил и приодевшуюся жену, и загадочную улыбку, и аппетитную грудь в большом вырезе интересного платья, выставленную напоказ.

Конечно, грудь он заметил первее. Остальное потом. Люба так не одевалась никогда. Василий порывисто встал и навис:

— Кто он?? — требовательный тон.

— Кто? — не поняла женщина.

— Твой любовник! Признавайся!

Люба расхохоталась, встала и смачно поцеловала, обвив руками, чем привела в полное недоумение.

— Любаша, что происходит? — беспомощно спросил мужчина, подняв брови.

— Пойдем, расскажу, — загадочно произнесла женщина и повела несопротивляющегося Василия за руку в спальню.

Уставший мозг сложил один плюс один, и муж с радостью устремился в заданном направлении. Где-то между жаркими поцелуями и треском порванного платья в темноте раздался шепот:

— Вась, давай сделаем ребеночка.

В ту же секунду он отскочил словно священник от блудницы, разом растеряв весь настрой.

— Нет! — сказал, прежде чем подумал, смешно запахивая на груди расстёгнутую рубашку, будто выстраивая стену между ними.

— Ну, Вааась, — мурлыкнула жена, гипнотизируя взглядом и ажурным бельем на четвёртом размере.

— Я сказал нет! — неожиданно зло проорал и выскочил, хлопнув дверью.

За все двадцать совместных лет он ни разу не орал. Люба разозлилась и пошла требовать ответа. Мужчина обнаружился угрюмым на кухне с рюмкой и початой бутылкой. Женщина поморщилась. Лет пять назад Василий ушёл в глухой запой, объяснив крупной ссорой на работе. Через три месяца терпеливого труда жены, он оставил пагубное увлечение, но бутылка "на всякий случай" осталась на видном месте.

— Мама твоя будет рада, — зашла с козырей Любаша. — Вспомни, как просила сделать внуков, пока были молодыми?

— Вот именно! Молодыми! — снова на повышенных тонах. — Вспомни, к чему привели попытки?!

— Хватит на меня орать!!! — гаркнула Люба, разбивая ненавистную бутылку об стену.

Характер не засунешь в карман, даже обернув сильной любовью, как и воспоминания о двух выкидышах с долгим лечением. Врачи советовали санаторий, восстановление и перерыв. А после уж с новыми силами… Попыток больше не было.

— Люба, ты знаешь, как я тебя люблю! Знаешь, что в нашем роду женщины тяжело вынашивают детей! Я не хочу тебя потерять, Люба! Я все сказал! Матери уже не надо, ей есть, чем заняться!

— Огород — не внук, — попыталась успокоиться Любаша. — Давай попробуем последний…

— Нет! И чтобы больше не слышал этой дури!

Хлопнула дверь. Злость была не свойственна Любе, а вот упрямство и решительность да. Остыла быстро, поскольку любила неимоверно, но не простила некрасивого отношения.

Мужчина спал на диване. В спальню не пустили, как и не дали с собой завтрака рано утром, не поцеловали и не обняли. Маленький демарш должен был вразумить, но отчего-то вышло иначе. Муж приходил очень поздно, молча ел и ложился спать все там же, на диване, не делая попыток примирения.

Люба тихо обливалась слезами. Двор застыл в преддверии бури. Старушки сверлили презрительными взглядами Василия, от чего тот сатанел еще больше. Дедули сохраняли мужскую солидарность.

Скандал из сто пятьдесят девятой был хорошо слышен в тиши ночного двора. Тем, кто все проспал, милостиво рассказали утром.

На третий день изматывающего молчания Люба вскочила, как только хлопнула входная дверь с утра. Решительно побросала вещи в дорожную сумку, села на автобус и поехала на поклон к свекрови. Ей нужен был союзник, дабы совместно склонить барана к нужному решению.

Старенький автобус плавно катился по ровному асфальту дорог. За окном пестрые поля сменялись зеленой лесополосой, щедро залитой солнечным светом. Немногочисленные соседи мирно сопели, досматривая красочные сны.

Люба улыбалась и наслаждалась природой. Ее душа пела. Вот сейчас приедет, и как обрадует свекровь! Взятка в виде любимых пирогов была приготовлена заранее и заботливо обернута промасленной бумагой.

Окрыленная предвкушением быстрой победы, женщина козочкой пробежала по виляющей заросшей тропинке к нужному участку. Лихо дернув свободной рукой дверцу калитки, Люба с грохотом уронила челюсть, встав как вкопанная.

Свекровь бегала по траве с незнакомым ребенком лет четырёх-пяти. Подозрительно счастливая. Мальчик первым увидел застывшую незнакомку, вскрикнул и убежал в дом. Мать Василия обернулась, улыбка стекла с ее лица. Хмурая складка меж бровей росла по мере приближения к незваной гостье.

— Что случилось? — спросила Аглая Ивановна, хватаясь за сердце.

— Ннничего, — не могла отойти от увиденного Любаша. — Пироги вот привезла, — сунула в руки подарок. Собралась. — Нужна ваша помощь, — решительно выдохнула. — Я хочу детей. Василий сопротивляется. Помогите.

Аглая Ивановна странно посмотрела и торопливо выдала:

— Не могу, Любаша, — отступила назад, увеличивая расстояние. Еще шажок. — Соседка приболела сильно, попросила за внуком присмотреть. Родители его в командировке. Ты уж сама, как-нибудь, — пожала плечами, продолжая пятиться и оглядываться. — Все, езжай обратно! Он болеет, как бы не заразилась от нас! Васечке привееет! — хлопок закрывшейся двери.

— Она что, сбежала?

Конечно, никто не ответил. Немного постояла, переваривая, развернулась и задумчиво побрела обратно. Где-то на середине пути положила сумку на траву и села, невидяще уставившись на горизонт.

С первых дней Аглая Ивановна требовала внуков, выедая мозг по чайной ложечке. Из глубин памяти всплыли причитания.

— Пока молодые и здоровые!..Не затягивайте! … Будет поздно!.. Еле выносила Васеньку!.. В роду тяжко с детьми! Были летальные случаи!.. Слабоумие, болезни!..

Люба нахмурилась, вспоминая, когда свекровь успокоилась? Мысленные подсчёты не понравились. Следовало проверить еще раз. Женщина встала, кинула вещи в кусты и окольными путями полезла на разведку, попутно расцарапав голые плечи в летнем сарафане. Кого это сейчас волнует…

— Лови, лови, солнышко! — щебетала Аглая Ивановна, кидая разноцветный мяч.

Ей вторил заливистый детский смех. Любаша мрачно отметила, что они выглядят до безобразия здоровыми. Противоречивые чувства разрывали изнутри. Тихонько шагнув назад, она скрылась за деревьями. Не чувствуя жалящей крапивы, Любаша перла сквозь заросли обратно. Попеременно вздыхая и отгоняя зарождающуюся лавину в душе.

Может, правда, соседский?

Мальчик…

Отбросив переживания на потом, Люба встряхнулась, расправила плечи и побежала, не желая опаздывать на пригородный рейс. Окружающий пейзаж утратил свое очарование. Зеленая листва более не притягивала взгляд, аромат цветов душил, а высокая трава мешала идти.

Стоя на остановке с зажатым билетом в протянутой вперед руке, она поняла, что очень устала. Руки и ноги были щедро усыпаны красными пятнами. Всё это нещадно зудело, но не шло в сравнение с муками сердца.

— Отставить панику, — строго сказала сама себе.

Пустая остановка радовала отсутствием людей, не нужно было держать лицо. Во всем мире был только один человек, который мог выслушать и помочь.

— Рассказывай, — кивнула бабушка вместо приветствия.

Все такая же боевая, но, к сожалению, сильно постаревшая, старушка гордо восседала в любимом кресле у окна. В комнате не было вязания, шитья или прочей ереси милой сердцу далеко за шестьдесят, зато в изобилии наблюдались книги, газеты и кроссворды. Особенно в почёте были судоку. Выключив криминальную сводку, дождалась, пока внучка плюхнется в соседнее кресло и зычно крикнула:

— Светлана, чаю!

— Слушаюсь, Мария Вениаминовна! — мгновенно отозвалась молодая девушка азиатской внешности, появляясь в дверном проеме. — Что-то ещё?

— Конфеты. В красной коробке. Ступай.

Длинные косы взметнулись и пропали.

— Светлана, — уточнила Любаша, склонив голову на бок.

— Да хоть Ахмет, — пожала плечами Бабуля. — Быстрая, умная и молчаливая. Матери твоей не стучит… Да на отдыхе они, в санатории, — верно поняла немой вопрос. — Третья смена подряд, — тонко усмехнулась Мария Вениаминовна. — Кто еще от кого отдыхает…

Чуть звякнули чашки с ароматным чаем об стол. В нос ударил приятный запах свежих шоколадных конфет.

— Спасибо, Светлана. Отдохни.

— Хорошо, Мария Вениаминовна.

Плотно прикрылась дверь и через пять секунд в соседней комнате включили телевизор. Очень громко.

— Действительно, — искренне поразилась Любаша.

— С чем пришла? — проницательный взгляд из-под ресниц, выглядывающий поверх чашки не хуже прожектора в темную ночь.

— Тут такое дело, ба…, - глубокий вздох.

Конфеты так и остались призывно блестеть в ярких бумажках. Сжатый рассказ строго по делу превратился в сопливые подвывания. При своих не малых габаритах пятьдесят второго размера, Люба незаметно оказалась сидящей на подлокотнике кресла, ухитрившись изогнуться и пристроить голову на плечо бабули, которая молча гладила по макушке, словно маленькую девочку, изредка вздыхая и целуя в густые волосы.

Когда поток слов и слез схлынул, дышать стало чуть легче. Озвучивать страхи вслух дело трудное. Люба была доброй, сильной, сентиментальной, но никак не дурой. Свекровь врала. И лучше бы о состоянии здоровья. Но поразительное сходство мальчика с ее мужем сводило все надежды на нет. Тягучее молчание было прервано словами:

— Сервант, третья полка томик Ожегова. Дай пожалуйста, — посоветовала бабушка.

Не понимая, на кой им сейчас толковый словарь, женщина послушно исполнила просьбу.

— Открой.

— Б**ть, — пораженно выдохнула Люба, увидев содержимое.

Надо сказать в семье вот уже семь, а то и больше поколений, рождались только девочки. Есть такое понятие — память рода. Так вот, превалирующей профессией было учительство. Как на ветках бывают не только листья, так и плоды, на семейном древе встречались и другие виды деятельности.

Мария Вениаминовна, бабушка Любы, была судьей. Исключительно по велению своего сердца, что доставило не мало проблем в юности, как ей, так и ее консервативным родителям. Многие сходились в том, что Люба — копия бабушки, не внешностью, но внутренней начинкой точно.

Есть такие профессии, которые не оставишь за порогом, приходя домой. Деятельность накладывает отпечаток на все сферы. Мария Вениаминовна, даже уйдя на покой, не забывала приглядывать за своим семейством и поддерживать связь с друзьями, полезными в том числе. Что и демонстрировали фотографии частного детектива, безжалостно запечатлевшего тайны Василия.

Страницы Ожегова были аккуратно вырезаны внутри. Словарь был не чем иным, как хранилищем.

— Как давно ты … знаешь?

— Не давно, как хотелось бы. Внешне было все пристойно, я и подумать не могла.

Дрожащие пальцы перебирали влажный компромат. Люба плакала. В ушах стоял невыносимый звук лопающегося стекла — розовые очки ломались под натиском действительности.

Фотографии уголок к уголку сложила ровной стопочкой на место и захлопнула переплет, словно крышку гроба, отрезавшую от прошлой жизни.

— Ты хотела любить, хотела гореть. Моя внучка, перед которой были открыты все двери, любая возможность, выбрала роль идеальной, счастливой жены. Не знала, в праве ли мешать…

— Мама не задавалась подобными мыслями, — буркнула Люба.

— И была не права, — отрезала Мария Вениаминовна. — Каждый человек выбирает свой путь сам. Моя работа разрушила семью. Однажды, он просто перестал ждать. Твоя мать вышла замуж по принципу удобства, выбирая такого, чтобы всегда был рядом. Ты же и вовсе выбрала чувства с большой буквы, отринув иную деятельность… У нас у всех не здоровые отношения с любовью, — не весело закончила бабушка.

Сладость в желудке не помогала скрепить трещину в сердце. Люба чувствовала себя Колоссом Родосским. Землетрясение новостью о внебрачном сыне разрушило Любу.

— Пройдемся.

Мария Вениаминовна видела, как новость подкосила внучку, как она тонула и не могла выбраться наверх.

— Светлана!

— Я здесь! — услужливая сиделка мгновенно пришла.

— Помоги собраться, — попросила старая женщина.

Философствовать о бытие она еще могла сама, а вот одеться сил уже не хватало.

Просторная трешка находилась в центре города рядом с шикарным парком, что раскинул свои зеленые руки далеко на север и юг, принимая в свои объятия каждого, кто в нем нуждался.

Полуденное солнце без устали делилось витамином Д с каждым, до кого могло дотянуться. Густые кроны величественных дубов дарили прохладную тень. Тщательно высаженные цветы причудливым орнаментом радовали прохожих ненавязчивым ароматом, а многочисленных насекомых сладким нектаром.

Люба ничего не видела, механически переставляя ноги вперед. Впервые в жизни у нее не было сил, словно из тела вынули все кости, и она осела на пол бесформенной кучкой жижи.

Светлана с большой сумкой шла на почтительном расстоянии, кидая преувеличенно заинтересованные взгляды по сторонам, будто не гуляла по этим дорожкам каждый день с десяти до двенадцати и с пяти до восьми.

— Расскажи, — попросила Люба. Во рту было горько и вязко, как от зеленой хурмы.

— Аглая очень хотела внуков. У них там действительно все плохо: болезни, слабоумие, летальные исходы… Нашла здоровую и молодую, поселила у себя. Василий держался. Тогда Ивановна споила его. Через девять месяцев появился долгожданный внук. Припомни, запил без причины… Девица уехала к своим, в какую-то глухую деревню. Мальчик немного подрос, вернулись, живут у Ивановны.

— Он не работает во вторую смену… Ходит к ним? — прошептала догадку Люба.

— Да, — покачала головой бабушка. — И похоже… ему интересно не только с сыном. В Ожегове были не все фото… Василий живет на две семьи, — выдавила из себя старушка. — С недавних пор.

— Со мной тогда зачем? — не понимала женщина.

— Ты прости, внучка, — сжала зубы Мария Вениаминовна, — я должна была рассказать… Но ты так хотела быть с ним…

— Прекращай, ба, — отчаянно стиснула Люба дорого человека. — Все равно бы не поверила, пока не увидела сама.

— Что будешь делать, Любонька? — решительный взгляд сквозь слезы говорил, что женщина приняла решение.

— Поеду на море, давно хотела…. Успокоюсь… Подумаю.

— Неужели сдашься? Вот этой подзаборной??

— Нет… Не знаю…

— Я не советчик в этом деле, ты знаешь. Свой выбор сделала давно. Но с годами… пришло понимание. Пойди мы хоть немного на компромисс… Засунь я свою гордость и желание сделать карьеру в одно место, не потеряла бы того, кого любила. Люба, если ты любишь, так может не стоит сдаваться?

Вопрос остался без ответа.

Черное и белое смешиваются, рождая тона и полутона. Люба остро ощутила одиночество, ибо оказалась лишней точкой за пределами треугольника, хотя всю жизнь полгала, что является одним из концов отрезка.

Они молча шли, погруженные в тяжкие думы.

Вокруг кипела жизнь. Молодая пара самозабвенно целовалась у всех на виду. Бойкий парень зазывал покупателей в скромную палатку, пестревшую от мелочей. Бригада дворников во всю трудилась над уборкой зеленой полосы, загаженной добросовестными горожанами на пикниках и посиделках.

Как грибы после дождя, то тут, то там, сидели старики, все как один, презрительно осуждая девушку в смелой мини и ярком топе на высоченных каблуках, уверенно идущую по дорожке. Не заметить было сложно.

В личной иерархии предпочтений Любы после любви к мужу стояла любовь к детям. Значит, Василий, как минимум, признает мальчика. Трос любви, идущей из сердца, размочалился до пары ниточек. О максимуме думать не хотелось. Не сейчас.

Частный сад выгуливал детей, одетых в одинаковые кислотно-желтые формы дорожников со светоотражающими элементами и большими черными буквами «Ромашка», которые не увидел бы только слепой. Воспитанники, как и полагается, лезли во все щели, заставляя нервничать двух воспитателей все сильнее. Не выдержав, взрослые собрали таракашек и повели в ближайшее кафе — подарить себе пятнадцать минут тишины, а детям мороженое. Столики на улице споро сдвинули. Разноцветные носки на маленьких ножках нетерпеливо болтались взад-вперед похлеще ветряков, предвкушая сладкое.

— Давай тоже присядем, — попросила Мария Вениаминовна. — Тяжко…

— Конечно! — спохватилась внучка.

Светлана уже подхватывала старушку с другого бока и вела к плетеным креслам.

В ожидании заказа Люба внимательно рассматривала ветхое одноэтажное здание, волей неизвестного чиновника получившее вторую жизнь. Легкий косметический марафет, подлатать крышу, новые двери-окна — площадь для общепита готова.

«Вот бы и мне получить второй шанс», — горько подумала Люба, старательно сдерживая слезы. Бабушке ни к чему видеть отчаяние, ей еще тащить груз вины, который внучка, к сожалению, не сможет снять.

Тук. Тук. Тук.

Ноги ощутили слабую вибрацию, будто глубоко под землей забилось чье-то огромное сердце. Посуда тревожно зазвенела, предупреждая глупых людей, которые испугались, замерли, но никуда не сдвинулись, вернувшись к своим занятиям после пятиминутной тишины.

— Хочу уйти, — внезапно встала Мария Вениаминовна. — Не спокойно мне.

— Уже прошло, — попыталась успокоить внучка.

— Помоги, мне! — повысила голос старушка.

Молодая стажерка раздраженно закатила глаза. Чаевые проплыли мимо кармана. Пришлось уносить посуду и меню обратно. Зря только приветливо улыбалась.

Светлана помогла дошаркать подопечной до ближайшей скамейки, к которой ползли минут десять, и спешно открыла сумку. Старушка была взволнована, надо дать препараты.

— Что-то не так, — оглядывалась по сторонам, растирая морщинистые руки, старая женщина.

— Все хорошо, — Люба обхватила ладонями лицо бабушки, заставляя посмотреть на себя. — И у тебя, и у меня. Посмотри, со мной все в порядке. Не расстраивайся так пожалуйста, начинаю бояться за те..

— Я еще не впала в маразм!!! — гневно процедила Мария Вениаминовна, уперев руки в боки.

Раздался оглушительный хлопок. На секунду пространство замерло, а затем половина летнего кафе взлетела на воздух мелким крошевом. Хорошо, что задняя его часть. Ударная волна раскачала близстоящих людей будто кегли. Кто-то даже упал.

— Дети!! — воскликнули три женщины одновременно.

— Следи за ней, — грубо схватила Люба Светлану за кисть, прищурив глаза.

— Да.

Старушка охала, ковыляя вслед за убежавшей внучкой. Второй хлопок. Пол под летней верандой пошел трещинами и за секунду обвалился под визг замешкавшихся «ромашек». Воспитательницы бестолково заламывали руки, стоя у края, истерично вопя имена упавших детей. Двое мужчин бросились вниз в пролом. За ними последовал охранник кафе.

Вокруг стоял дикий гул и треск, слева бил фонтан — прорвало трубу. Собралась толпа зевак аккурат у края, бурно обсуждающая произошедшее. Дым, поваливший из недр здания, закрывал обзор, но это не мешало десяткам очевидцев щелкать камерами и записывать видео. Среди них было не мало крепких мужчин, что могли бы помочь выбраться пострадавшим, если они еще живы. Пустые советы сотрясали воздух вместе с притворным сочувствием.

Испуганные дети громко плакали навзрыд.

Пока Люба бежала, успела посчитать мелких. Не хватало пятерых. Плохо. Адреналин смыл границы. Прыгая по еле заметным уступам, хватаясь за торчащие обломки, Люба не хуже Кин-Конга спускалась вниз.

Кусок стены неожиданно раскрошился, и женщина неуклюже упала, раскровив ноги об острые края выступающих предметов. Отодвинув боль на задний план, Люба вскочила, потрясла головой, прогоняя гул и избавляясь от мусора на волосах, протерла глаза и огляделась. Не понятно почему, вокруг было сумеречно и холодно. Стало зябко. Накатило желание сбежать обратно. Женщина повела плечами и уверенно двинулась в сторону звуков, прихватив по пути острый обломок толстой трубы на случай, если придется использовать в качестве рычага.

Пригибаясь, словно пес, по полу стелился туман.

Споткнулась обо что-то мягкое. Пришлось наклониться, напрягая зрение в сумраке, а увидев, отпрянуть. На полу лежал охранник кафе. Кровь из разодранной грудной клетки уже начала густеть.

Сжав трубу крепче, Люба двинулась дальше.

— Пять детей, — напомнила себе еле слышно.

Вдалеке забрезжил свет. Чем ближе, тем громче становились звуки. Странные звуки. Отбросив конспирацию, быстро преодолела расстояние. Увиденное повергло в шок. Времени думать снова не было.

Люба оказалась стоящей на улице по среди хаоса. И это точно был не парк.

Вижу цель — не вижу препятствий.

— Хвала идиоту, что обрядил в этот ужасный цвет, — пробормотала женщина, мельком оглядываясь.

«Ромашки» истошно орали, в страхе закрывая чумазыми ручками лица. Второй из добровольцев отгонял… Прости господи, монстра.

Черное нечто, под два метра, прямоходящее, но имеющее хвост, повадки и внешность, приближенную к зверям. Мощная челюсть с выдающимися клыками. Красные глаза, в которых светился разум. Тело покрыто короткими блестящими волосами, на голове — копна густых и длинных волос. Руки — лапы венчали острые когти. В открытой пасти извивался длинный язык.

Рядом с добровольцем, сиганувшим вниз, стояла дородная женщина в странной одежде. Главное, что она закрывала собой трех детей, которых искала Люба.

Вокруг кипело сражение. Еще несколько монстров атаковали здания и людей, которые тоже были не цветочками. Из их рук вырывались сгустки пламени и потоки воды. Кто-то летал. Рушились здания. Земля под ногами гудела и стонала. В сизом небе шло воздушное сражение.

Мир сузился до трех детей.

Пригибаясь, мелкими перебежками, Люба добралась до стены со стороны, не видимой атаковавшему монстру. Землянин давно бы сдох, если бы не подоспевшая подмога в виде двух парней в странной форме. Все странности, словно острые осколки, складывались мысленно в ведро с крышкой, чтобы не обращать внимая, а уж после спокойно обдумать.

Поочередно дернув за крепкие жилетки, как сорняки с грядки, она расположила детей рядом, взяв на руки девочку трех лет.

— Бежим назад. Молча, — скомандовала Люба.

Два мальчика пяти-шести лет сообразили замолчать и побежать за тетей, не выпуская из рук спасительного платья. Девочке пришлось закрыть рот рукой, которую кусали от страха.

Они смогли добежать, не привлекая внимания. Вход в кафе был похож на круг, рваный по краям. Воздух шел рябью. Нещадно смердело.

По полу разрушенного здания струились ручейки воды. Люба чертыхнулась, ускорившись. Дойдя с детьми до разлома с зеваками, подала каждого ребенка в руки длинному парню, висевшему вниз головой. Два товарища держали его за ноги. Живая веревка.

— Любаааа, — надсадно провыла Мария Вениаминовна, кидаясь к краю, протягивая руки к внучке.

— Я здесь, — громко отрапортовала Светлана на гневный взгляд женщины, оттягивая ретивую старушку назад.

— Еще двое, ба. Жди! Сделайте петли из ремней! — крикнула она, уже несясь обратно.

Спасателей все не было. Да, не Москва. Люба хмыкнула на ходу.

Вот мужик мельчает, все самим, все самим…

На этот раз она остановилась рядом с выходом, чтобы глупо не подставляться. Была еще одна неприятная причина — отдышка. Глаза споткнулись об увиденное: второй доброволец смотрел застывшим взглядом вверх, раскинув руки и ноги в стороны. Воткнув ногти в ладони, сглотнула подступивший комок в горле. Не сейчас.

Давешняя тетка в странном чепчике держала малышку в кислотном жилете, дрожа от страха, постоянно оглядываясь по сторонам. Ее спину прикрывали четверо солдат, сражающихся с монстром.

Увидев выскочившую Любу, женщина ринулась к ней, протягивая на ходу ребенка, что очень не понравилось нападавшему. Издав утробный рев, оно бросилось на обидчиков, пытаясь прорваться. Что там происходило, Люба не смотрела. Добежала, перехватила посылку и прокричала, пытаясь быть услышанной в какофонии звуков:

— Еще один! Скоро вернусь!

Тетка отрицательно помахала головой, ответив на не понятном языке. Тогда Люба ткнула указательным пальцем на застывшую девочку, оттопырила указательный палец и обвела рукой обозримое пространство, снова оттопырив палец перед лицом неожиданной помощницы. Та понятливо кивнула.

За спиной убегающей Любы раздался злой рев, ему вторили два крика боли. Сжав зубы, домохозяйка бежала к цели, коря себя за отсутствие физ нагрузок.

Ребенок обмочился прямо на руках. Комментария не последовало. Силы были на исходе. Тело тряслось от усталости и подавляемого страха. Ноги болели и кровоточили. Споткнувшись, Люба упала, успев сгруппироваться, чтобы не рухнуть на свою ношу. Девочка пискнула при ударе и захныкала.

— Почему никого нет? — злое недоумение.

Внизу чуть покачивались сплетенные ремни в форме веревочных качелей и трое мужчин сверху с озабоченными лицами.

— Сюда! Сюда! — кричали, завидев ослепленных светом, вылезающих из-под обломков.

— Любаааааа!!!! — бабушка плакала.

— Ба! Еще один! Почему никого нет?!!

— Две бригады внизу! — тут же отозвалась Светлана. — Ищут вас и остальных.

— Не видела, — мотнула головой Люба и поспешила назад.

Она прекрасно понимала, что случилось паранормальное явление, хотя не увлекалась беллетристикой такого плана. Было не понятно, почему тоннель не видим для остальных.

— Торт. Только мне. Шоколадный, — пообещала сама себе.

Вооружившись очередным обломком трубы, Люба кралась вперед, крутя головой в разные стороны, вздрагивая от каждого крика. По спине струился пот, волосы слиплись и постоянно лезли в рот, приходилось отплевываться. Бок просто разрывался от боли.

— Где же ты, — шептала, стараясь не заострять внимание на трупах под ногами.

Воздух пронзил детский голос, полный боли и отчаяния. Кислотный жилет мотыляло из стороны в сторону. Его поверхность окрашивалась цветными росчерками, будто работа невидимого художника. Краски заменяла свежая кровь. Последний ребенок был окружен четырьмя маленькими монстриками. За ними следила довольно урчащая взрослая особь.

— Мать и дети, — догадалась Люба. — Учит.

Живая еда отбрыкивалась, раздавая тумаков по мере сил. Зареванному мальчику на вид было семь — восемь лет, поди разбери, сколько точно.

Оглянувшись, Люба увидела знакомую женщину в чепчике, размахивающую из укрытия напротив, пытаясь привлечь внимание землянки. Видимо, их тут только две ненормальных, остальные сделали ноги. Объяснить иначе отсутствие людей не получалось.

Тетка показала пальцем на себя, на монстров, в сторону. Дождавшись кивка от Любы, она неожиданная лихо бросила обломок балки в сторону хищного семейства, чудом попав в мохнатика. Тот взвыл и заскулил, упав на бок. Хищница прыжком подскочила к нему, облизнула и бросилась к обидчице, издав угрожающий рев. Летящий в ее морду камень на лету раскрошили мощные челюсти.

Чепчик улептывал со всех ног. На ее крики прибежали местные в форме, защищая от разъярённой самки.

Люба семенила со своей трубой наперевес. Добежав, проткнула ближайшего монстрика, испытывая глубочайшее омерзение, от которого внутри все сжималось и передергивало. Сердце бешено прыгало в груди. Воздуха не хватало, а двигаться было надо.

Второй мохнатый повис на ее руке, сжав челюсти. Люба заорала. Мальчуган со всего маху опустил внушительный кусок камня на голову монстрика, изображавшего питбуля. Еще двое рыча набросились на окровавленные ноги, но успели лишь оцарапать — на них обрушился кусок стены. Невдалеке стоял мужчина, шевеля руками.

Раздался оглушительный визг хищницы, почувствовавшей смерть потомства.

Мужчина что-то вопросительно гаркнул. Люба благодарно кивнула, плохо слыша и уже окончательно не соображая. Сработал автопилот. Уцепив здоровой рукой мальчика, помчалась к спасительному выходу, старательно напрягая глаза в расплывающейся картинке действительности.

Поджилки тряслись, ведя отсчет не известно чему. Шатаясь, словно последний пьяница, Люба приближалась к знакомым обломкам кафе.

— Дойти… надо дойти…

Мальчик, сжав губы в ниточку, подпирал раненную тетю сбоку, хотя давно мог дать стрекоча. Они ввалились в проем, тяжело дыша, и поползли, словно хромоногие утки на обе ноги.

Угрожающий рык пронесся над землей, как раскат грома. Люба заторможенно обернулась. Отец-хищник, крупнее самки, что висела в странных завихрениях воздуха, издалека мчался к ним. В него врезались сгустки огня, хаотично летящие из разных сторон, но это не могло остановить пышущего злобой монстра, лишь немного замедляло.

— Бежим! — крикнул малец, дергая застывшую женщину.

— Догоню, — толкнула его Люба, когда были почти у цели. — Залезай.

— А ты? — обернулся мальчик.

— Следом, — улыбка вышла кислой и совсем не правдоподобной.

Только бы успеть. Люба уже видела трясущуюся бабушку, размазывающую слезы по морщинистым щекам. От былого стержня не осталось ничего. Просто старая женщина, отчаянно желающая возвращения внучки назад. Вокруг стоял шум возбужденной толпы. Народу прибавилось. Их пытались оттеснить появившиеся полицейские. Медики с краю орали:

— Женщина, вы как? Видели кого-нибудь? Пострадавшие есть?

Раздался торжествующий рев. Волосы встали дыбом.

— Когда ж ты отстанешь, — еле шевелила языком Люба.

Пришлось развернуться, делая два шага обратно в темноту, чтобы оценить степень дна ситуации. Скребя котями по остаткам треснувшего кафеля, ползло возмездие. Как черт из табакерки, на него бросился спасатель с топором для расчистки завалов. Оружие осталось торчать в боку монстра. Мужчина улетел к стене и осел мешком, не подавая признаков жизни.

Тяжко вздыхая от дикой усталости, женщина прокричала, выныривая на свет:

— Нож! Срочно! Мужчина застрял!

Давно поняла, что видит и слышит только она, иначе бы люди уже разбегались в панике, а полицейские стреляли из пистолетов.

— Женщина, какой нож?! — крикнула молодая мед сестра, словно слабоумной, едва не крутя пальцем у виска. — Стойте на месте и дождитесь помощи! Вам будет оказана…

— Держи, сестра! — крикнул бородатый мужчина не русской национальности в форме повара из ближайшей шашлычной.

Три ножа в фартуке полетели вниз. Мальчик застрял, зацепившись ногой по середине пути, и громко плакал, бесполезно дергаясь в попытке освободиться. Все тот же бородач, обвязавшись веревкой, спускался ему на помощь. Люба, дрожа, подняла три предмета.

— Люблю, — нашла взглядом бабушку. Губы тряслись.

— Вернись! Вернись, Люба!!! Стой!!! — Марию Вениаминовну трясло.

Бабушка упала в обморок. Внучка уже не видела и не слышала, скрывшись в сумраке.

— Кого обманываю, — вздохнула уставшая женщина, стирая испарину со лба. — Может, хоть задержу.

Стало так жалко себя, остальных, что скоро станут ужином не известной твари. Монстр издал рев и бросился вперед. Первый снаряд пролетел мимо. Второй в плечо. Люба по крепче перехватила последний, самый большой тесак.

— Одна попытка, — прошептала сама себе, сосредотачиваясь на цели.

Хищник оттолкнулся в мощном прыжке задними лапами и, презрев все законы гравитации, полетел назад.

Уставший мозг не понял финта. Прищурившись, женщина увидела, как монстра тянет назад мужчина, что помог справиться с мелкими зверенышами. Руки шевелились в воздухе, от чего рычащий и брыкающийся монстр отчаливал обратно в их мир.

Рваные края портала стали срастаться, слабо светясь. Пришелец обессилил, но не сдавался, брыкаясь во все стороны. Его глаза горели ненавистью. Надежда на благоприятный исход осторожно расправила крылья.

Две трети туши были на той стороне, осталось совсем ничего — морда с передними лапами, и все, прощай! Земля и Люба забудут все, как кошмарный сон.

Внезапно мужчина, левитирующий монстра, дернулся, округлил глаза от удивления и обмяк тряпичной куклой. Из его груди торчали острые когти торжествующей самки, издавшей победный рев.

— С**ка!!! — в сердцах воскликнула воспитанная Люба. — Хоть ромашек вытащила… Василий, будь счастлив, дурачок. Отпускаю…

Волна любви горячей лавой растеклась по венам, давая мощный заряд сил и ненормального спокойствия. Люба побежала вперед, чуть выставила левое плечо вперед, приближаясь к цели, пригнулась и врезалась от души. Большой вес сыграл на руку. Обалдевший от такой наглости монстр не сопротивлялся. Домохозяйка с тушей шлепнулись в другой мир, поднимая вокруг клубы пыли.

Промеж глаз хищника торчал тесак, вогнутый по рукоятку. Женщина, изображая колбаску, покатилась в сторону.

Вокруг разгоралось сияние света.

Самка, отчаянно визжа, подскочила к самцу, пытаясь заставить подняться. Он вяло порыкивал в ответ, обнимая одной лапой на последнем издыхании.

Пообещав себе отоспаться на том свете, Люба заставила тело встать и побежать. От было подъёма сил остались жалкие крохи. Подскочила все та же неутомимая тетка в чепце, поднырнула под плечо иномирянки, придавая скорости, и потащила на буксире.

Почуяв не ладное, домохозяйка обернулась и что было сил оттолкнула помощницу, перпендикулярно увеличивая расстояние между ними.

— Да сдохни уже, — в сердцах воскликнула женщина, тяжело дыша.

Слезы непрерывным потоком лились из глаз. Последовала нестерпимо яркая вспышка света.

Портал схлопнулся. Люба провалилась в темноту.