И я испугался, что он меня сейчас увидит, потому чтоя совершенно не спрятался, и я заметался по коридору тудасюда,
как подстреленный заяц. И тут в самое нужное время
я увидел раскрытую дверь и вскочил в неё.
Это была какая-то комната, и в ней на самом видном месте,
у стены, стояла кровать, высокая и широкая, так что я моментально
нырнул под эту кровать. Там был приятный полумрак
и лежало довольно много вещей, и я стал сейчас же их рассматривать.
Во-первых, под этой кроватью было очень много
туфель разных фасонов, но все довольно старые, а ещё стоял
плоский деревянный чемодан, а на чемодане стояло алюминиевое
корыто вверх тормашками, и я устроился очень удобно:
голову на корыто, чемодан под поясницей - очень ловко
и уютно. Я рассматривал разные тапочки и шлёпанцы и всё
время думал, как это здорово я спрятался и сколько смеху
будет, когда Костик меня тут найдёт.
Я отогнул немножко кончик
одеяла, которое свешивалось со
всех сторон до пола и закрывало
от меня всю комнату: я хотел глядеть
на дверь, чтобы видеть, как
Костик войдёт и будет меня искать.
Но в это время в комнату вошёл
никакой не Костик, а вошла
Ефросинья Петровна, симпатичная
старушка, но немножко похожая на
Бабу-ягу.
Она вошла, вытирая руки
о полотенце.
Я всё время потихоньку наблюдал
за нею, думал, что она обрадуется,
когда увидит, как Костик вытащит
меня из-под кровати. А я ещё
для смеху возьму какую-нибудь её
туфлю в зубы, она тогда наверняка
упадёт от смеха. Я был уверен, что
вот ещё секунда или две промелькнут,
и Костик обязательно меня
обнаружит. Поэтому я сам всё
время смеялся про себя, без звука.
У меня было чудесное настроение.
И я всё время поглядывал на
Ефросинью Петровн~
А она тем временем очень спокойно
подошла к двери и ни с того
ни с сего плотно захлопнула её. А потом, гляжу, повернула ключик - и готово! Заперлась. Ото всех заперлась! Вместе со мной
и корытом. Заперлась на два оборота.
В комнате сразу стало как-то тихо и зловеще. Но тут я подумал, что
это она заперлась не надолго, а на минутку, и сейчас отопрёт
дверь, и всё пойдёт как по маслу, и опять будет смех и радость,
и Костик будет просто счастлив, что вот он в таком трудном
месте меня отыскал! Поэтому я хотя и оробел, но не до конца,
и всё продолжал посматривать на Ефросинью Петровну, что
же она будет делать дальше.
А она села на кровать, и надо мной запели и заскрежетали
пружины, и я увидел её ноги. Она одну за другой скинула
с себя туфли и прямо в одних чулках подошла к двери,
и у меня от радости заколотилось сердце.
Я был уверен, что она сейчас отопрёт замок, но не тут-то
было. Можете себе представить, она - чик! - и погасила
свет. И я услышал, как опять завыли пружины над моей головой,
а кругом кромешная тьма, и Ефросинья Петровна лежит
в своей постели и не знает, что я тоже здесь, под кроватью.
Я понял, что попал в скверную историю, что теперь я в заточении,
в ловушке.
Сколько я буду тут лежать? Счастье, если час или два! А если
до утра? А как утром вылезать? А если я не приду домой, папа
и мама обязательно сообщат в милицию. А милиция придёт
с собакой-ищейкой. По кличке Мухтар. А если в нашей милиции
никаких собак нету? И если милиция меня не найдёт? А если
Ефросинья Петровна проспит до самого утра, а утром пойдёт в
свой любимый сквер сидеть целый день и снова запрёт меня,
уходя? Тогда как? Я, конечно, поем немножко из её буфета, и,
когда она придёт, придётся мне лезть под кровать, потому что
я съел её продукты и она отдаст меня под суд! И чтобы избежать
позора, я буду жить под кроватью целую вечность? Ведь
это самый настоящий кошмар! Конечно, тут есть тот плюс, что я
всю школу просижу под кроватью, но как быть с аттестатом, вот
в чём вопрос. С аттестатом зрелости! Я под кроватью за двадцать
лет не то что созрею, я там вполне перезрею.
Тут я не выдержал и со злости как трахнул кулаком по корыту,
на котором лежала моя голова! Раздался ужасный грохот!
И в этой страшной тишине при погашенном свете и в таком
моём жутком положении мне этот стук показался раз в двадцать
сильнее. Он просто оглушил меня.
И у меня сердце замерло от испуга. А Ефросинья Петровна
надо мной, видно, проснулась от этого грохота. Она, наверное,
давно спала мирным сном, а тут пожалуйте - тах-тах из-под
кровати! Она полежала маленько, отдышалась и вдруг спросила
темноту слабым и испуганным голосом:
- Ка - ра-ул?!
Я хотел ей ответить: «Что вы, Ефросинья Петровна, какое
там «караул»? Спите дальше, это я, Дениска!» Я всё это хотел ей
ответить, но вдруг вместо ответа как чихну во всю ивановскую,
да ещё с хвостиком:
- Апчхи! Чхи! Чхи! Чхи! ..
Там, наверное, пыль поднялась под кроватью ото всей этой
возни, но Ефросинья Петровна после моего чиханья убедилась,
что под кроватью происходит что-то неладное, здорово
перепугалась и закричала уже не с вопросом, а совершенно
утвердительно:
- Караул!
И я, непонятно почему, вдруг опять чихнул изо всех сил,
с каким-то даже подвыванием чихнул, вот так:
- Апчхи-уу!
Ефросинья Петровна как услышала этот вой, так закричала
ещё тише и слабей:
- Грабят! ..
И видно, сама подумала, что если грабят, так это ерунда, не
страшно. А вот если ... И тут она довольно громко завопила:
- Режут!
Вот какое враньё! Кто её режет? И за что? И чем? Разве можно
по ночам кричать неправду? Поэтому я решил, что пора кончать
это дело, и раз она всё равно не спит, мне пора вылезать.
И всё подо мной загремело, особенно корыто, ведь я в темноте
не вижу. Грохот стоит дьявольский, а Ефросинья Петровна
уже слегка помешалась и кричит какие-то странные слова:
- Грабаул! Караулят!
А я выскочил и по стене шарю, где тут выключатель, и нашёл
вместо выключателя ключ, и обрадовался, что это дверь.
Я повернул ключ, но оказалось, что я открыл дверь от шкафа,
и я тут же перевалился через порог этой двери, и стою,
и тычусь в разные стороны, и только слышу, мне на голову
разное барахло падает.
Ефросинья Петровна пищит, а я совсем онемел от страха,
а тут кто-то забарабанил в настоящую дверь!
- Эй, Дениска! Выходи сейчас же! Ефросинья Петровна!
Отдайте Дениску, за ним его папа пришёл!
И папин голос:
- Скажите, пожалуйста, у вас нет моего сына?
Тут вспыхнул свет. Открылась дверь. И вся наша компания
ввалилась в комнату. Они стали бегать по комнате, меня
искать, а когда я вышел из шкафа, на мне было две шляпки
и три платья.
Папа сказал:
- Что с тобой было? Где ты пропадал?
Костик и Мишка сказали тоже:
- Где ты был, что с тобой приключилось? Рассказывай!
Но я молчал. У меня было такое чувство, что я и в самом
деле просидел под кроватью ровно двадцать лет.
Ещё когда я был маленький, мне подарили трёхколёсный
велосипед. И я на нём выучился ездить. Сразу сел и поехал,
нисколько не боясь, как будто я всю жизнь ездил на
велосипедах.
Мама сказала:
- Смотри, какой он способный к спорту.
А папа сказал:
- Сидит довольно обезьяновато ...
А я здорово научился ездить и довольно скоро стал делать
на велосипеде разные штуки, как весёлые артисты в цирке.
Например, я ездил задом наперёд или лёжа на седле и вертя
педали какой угодно рукой - хочешь правой, хочешь левой;
ездил боком, растопыря ноги; ездил, сидя на руле, а то зажмурясь
и без рук; ездил со стаканом воды в руке. Словом, наловчился
по-всякому.
А потом дядя Женя отвернул у моего велосипеда одно
колесо, и он стал двухколёсным, и я опять очень быстро всё
заучил . И ребята во дворе стали меня называть «чемпионом
мира и его окрестностей».
И так я катался на своём велосипеде до тех пор, пока колени
у меня не стали во время езды подниматься выше руля. Тогда
я догадался, что я уже вырос из этого велосипеда, и стал
думать, когда же папа купит мне настоящую машину «Школьник».
И вот однажды к нам во двор въезжает велосипед. И дяденька,
который на нём сидит, не крутит ногами, а велосипед трещит
себе под ним, как стрекоза, и едет сам. Я ужасно удивился.
Я никогда не видел, чтобы велосипед ехал сам. Мотоцикл -
это другое дело, автомобиль - тоже, ракета - ясно, а велосипед?
Сам?
Я просто глазам своим не поверил.
А этот дяденька, что на велосипеде, подъехал к Мишкиному
парадному и остановился. И он оказался совсем не дяденькой,
а молодым парнем. Потом он поставил велосипед около
трубы и ушёл. А я остался стоять тут же с разинутым ртом.
Вдруг выходит Мишка.
Он говорит:
- Ну? Чего уставился?
Я говорю:
- Сам едет, понял?
Мишка говорит:
- Это нашего племянника Федьки машина. Велосипед
с мотором. Федька к нам приехал по делу - чай пить.
Я спрашиваю:
- А трудно такой машиной управлять?
- Ерунда на постном масле, - говорит Мишка. - Она
заводится с пол-оборота. Один раз нажмёшь на педаль, и готово
- можешь ехать. А бензину в ней на сто километров. А скорость
двадцать километров за полчаса.
- Ого! Вот это да! - говорю я. - Вот это машина! На такой
покататься бы!
Тут Мишка покачал головой:
- Влетит. Федька убьёт. Голову оторвёт!
- Да. Опасно, - говорю я.
Но Мишка огляделся по сторонам и вдруг заявляет:
- Во дворе никого нет, а ты всё-таки «чемпион мира».
Садись! Я помогу разогнать машину, а ты один разок толкни
педаль, и всё пойдёт как по маслу. Объедешь вокруг садика
два-три круга, и мы тихонечко поставим машину на место.
Федька у нас чай подолгу пьёт. По три стакана дует. Давай!
- Давай! - сказал я.
И Мишка стал держать велосипед, а я на него взгромоздился.
Одна нога действительно доставала самым носком до
края педали, зато другая висела в воздухе, как макаронина.
Я этой макарониной отпихнулся от трубы, а Мишка побежал
рядом и кричит:
- Жми педаль, жми давай!
Я постарался, съехал чуть набок с седла да как нажму на
педаль. Мишка чем-то щёлкнул на руле". И вдруг машина
затрещала, и я поехал!
Я поехал! Сам! На педали не жму - не достаю, а только еду,
соблюдаю равновесие!
Это было чудесно! Ветерок засвистел у меня в ушах, всё
вокруг понеслось быстро-быстро по кругу: столбик, ворота,
скамеечка, грибы от дождя, песочник, качели, домоуправление
и опять столбик, ворота, скамеечка, грибы от дождя,
песочник, качели, домоуправление, и опять столбик, и всё
сначала, и я ехал, вцепившись в руль, а Мишка всё бежал за
мной, но на третьем круге он крикнул:
- Я устал! - и прислонился к столбику.
А я поехал один, и мне было очень весело, и я всё ездил
и воображал, что участвую в мотогонках по отвесной стене.
Я видел, в парке культуры так мчалась отважная артистка".
И столбик, и Мишка, и качели, и домоуправление - всё мелькало
передо мной довольно долго, и всё было очень хорошо, только
ногу, которая висела, как макаронина, стали немножко колоть
мурашки ... И ещё мне вдруг стало как-то не по себе, и ладони сразу
стали мокрыми, и очень захотелось остановиться.
Я доехал до Мишки и крикнул:
- Хватит! Останавливай!
Мишка побежал за мной и кричит:
- Что? Говори громче!
Я кричу:
- Ты что, оглох, что ли?
Но Мишка уже отстал. Тогда я проехал ещё круг и закричал:
- Останови машину, Мишка!
Тогда он схватился за руль, машину качнуло, он упал,
а я опять поехал дальше.
Гляжу, он снова встречает меня у столбика и орёт:
- Тормоз! Тормоз!
Я промчался мимо него и стал искать этот тормоз. Но ведь
я же не знал, где он! Я стал крутить разные винтики и что-то
нажимать на руле. Куда там! Никакого толку. Машина трещит
себе как ни в чём не бывало, а у меня в макаронную ногу уже
тысячи иголок впиваются!
Я кричу:
- Мишка, а где этот тормоз?
А он:
- Я забыл!
А я:
- Ты вспомни!
- Ладно, вспомню, ты пока покрутись ещё немножко!
- Ты скорей вспоминай, Мишка! - опять кричу я.
И проехал дальше, и чувствую, что мне уже совсем не по
себе, тошнит как-то. А на следующем кругу Мишка снова
кричит:
- Не могу вспомнить! Ты лучше попробуй спрыгни!
А я ему:
- Меня тошнит!
Если бы я знал, что так получится, ни за что бы не стал
кататься, лучше пешком ходить, честное слово!
А тут опять впереди Мишка кричит:
- Надо достать матрац, на котором спят! Чтоб ты в него
врезался и остановился! Ты на чём спишь?
Я кричу:
- На раскладушке!
А Мишка:
- Тогда езди, пока бензин не кончится!
Я чуть не переехал его за это. «Пока бензин не кончится» ...
Это, может быть, ещё две недели так носиться вокруг садика,
а у нас на вторник билеты в кукольный театр. И ногу колет!
Я кричу этому дуралею:
- Сбегай за вашим Федькой!
- Он чай пьёт! - кричит Мишка.
- Потом допьёт! - ору я.
А он недослышал и соглашается со мной:
- Убьёт! Обязательно убьёт!
И опять всё завертелось передо мной: столбик, ворота, скамеечка,
качели, домоуправление. Потом наоборот: домоуправление,
качели, скамеечка, столбик, а потом пошло вперемешку:
домик, столбоуправление, грибеечка ... И я понял,
что дело плохо.
Но в это время кто-то сильно схватил машину, она перестала
трещать, и меня довольно крепко хлопнули по затылку.
Я сообразил, что это Мишкин Федька наконец почайпил.
И я тут же кинулся бежать, но не смог, потому что макаронная
нога вонзилась в меня, как кинжал. Но я всё-таки не растерялся
и ускакал от Федьки на одной ноге.
И он не стал догонять меня.
А я на него не рассердился за подзатыльник. Потому что без
него я, наверно, кружил бы по двору до сих пор.
~~f \~ 1 ~;
'.! • ·. 1·(
1. '