Любимый зомби

***

— Из-за вас моя дочь забеременела. — Сказала женщина.

Я поудобнее устроилась в своем деловом юбочном костюме и своем рабочем кресле. Я не была трансвеститом или еще кем-то подобным, так что наличие исключительно женских половых органов не позволяло мне сделать кого-то беременным, а значит, эта дамочка спятила, но, как и большинство людей, которые находятся в заблуждении, она казалась нормальной. Честно говоря, миссис Герман Хендерсон выглядела так, словно могла хоть сейчас оказаться у школьной доски на родительском собрании в каком-нибудь заведении, где по-прежнему устраивают продажу выпечки, чтобы собрать деньги на униформу для школьного оркестра.

Мужчина, сидевший рядом с ней, был просто ее мужской версией. Он производил впечатление тех людей, которые по-прежнему читают новости в газетах, возможно, курят трубку, раз в год ездят на охоту или рыбалку в компании тех же ребят, с которыми они учились в колледже, и все еще поддерживают связь. В общем, эта парочка выглядела до одури набожной, просто влажной мечтой консерватора, в которой люди хотят голосовать за республиканцев, но вынуждены отдать свой голос демократам, потому что некоторые вещи не обсуждают в церкви. Жаль, что они все сумасшедшие.

— Миссис Хендерсон, уверяю вас, что я не имею никакого отношения к беременности вашей дочери.

— Вы имеете к этому непосредственное отношение. — Слегка визгливо запротестовала она.

Я подавила в себе порыв нажать кнопку на стационарном телефоне, который стоял у меня на столе, чтобы дать знать секретарю, что мою встречу стоит прервать. Предполагалось, что эта штука для переговоров, но если нажать на кнопку, чтобы весь офис услышал сумасшедшие бредни или крики, то подкрепление не заставит себя долго ждать.

Мистер Хендерсон хотел было похлопать жену по руке, но она резко отстранилась от него.

— Джули, я не думаю, что мисс Блейк понимает, о чем ты говоришь.

В обычной ситуации я бы поправила его, сказав, что обращаться ко мне нужно «миз Блейк» или «маршал Блейк», однако он, судя по всему, был адекватной половиной их пары, и мне не хотелось на него наезжать. «Мисс» меня устраивает, если он поможет выпроводить свою сумасшедшую жену из моего офиса.

— Она должна знать, должна понимать, что ее черная магия делает с людьми.

— Ну-ну, дорогая.

— Никаких «ну-ну», Герман Хендерсон.

— Я не знаю, чем, по вашему мнению, я тут занимаюсь, миссис Хендерсон, но это не черная магия.

Она уставилась на меня, и ее карие глаза почти почернели от гнева — с моими тоже такое бывает. Ее пальцы так крепко вцепились в сумочку, лежавшую на коленях, что кожа на руках покрылась белыми пятнами. Если она откроет эту сумочку и полезет внутрь, я выхвачу ствол — просто на всякий случай.

— Вы поднимаете зомби — это черная магия.

— Нет, вообще-то, это не так.

— Вы приносите в жертву животных, чтобы поднять мертвеца. Это зло. — Ее сумку начало потряхивать, и на секунду я задумалась, не так ли трясутся бомбы, но потом поняла, что это просто ее руки дрожат. Мне реально стоит прекратить параноить все время. Если в этой сумке и лежит что-нибудь, то это максимум ствол. Видите? Не худший из вариантов.

— Значит, вы вегетарианка? — Я была готова поставить свои деньги на то, что это не так.

Мой вопрос достаточно обескуражил ее, чтобы она нахмурилась и на секунду забыла о том, что злится на меня.

— Нет, я не вегетарианка. Какое это имеет отношение к делу?

— Значит, вы едите мясо.

Она кивнула, ее руки немного расслабились на поверхности сумки.

— Я только что об этом сказала.

— Тот факт, что вы едите мясо, делает вас злом?

— Вы что, издеваетесь? — Спросила она, а ее руки и глаза вновь налились гневом.

— Нет, просто говорю, что убить пару цыплят, ну, или коз, чтобы поднять старых мертвецов, ничем не хуже убийства животных ради пищи. Если одно не делает вас злом, то и другое тоже.

— Съесть хороший стейк или запеченного цыпленка не то же самое, что рассечь им горло, чтобы призвать мертвеца из могилы. — Ее руки вновь покрылись белыми пятнами.

— Не вижу разницы. — Ответила я.

— Вот почему вы — зло! — Рявкнула она.

Не будь наш офис по большей части звуконепроницаемым, этот крик явно привлек бы внимание нашего дневного персонала, но при нынешних условиях для получения подмоги мне нужно заставить эту женщину орать громче. Впрочем, такие крики, скорее всего, исходили бы уже от меня.

— Значит, вы не хотите, чтобы я подняла для вас зомби.

— Ну разумеется нет! — Она встала, ее всю трясло от злости и других сильных эмоций, которые я не могла распознать.

— У вас проблемы с оборотнями или вампирами? — Поинтересовалась я, краем глаза следя за ее мужем и за ее руками на поверхности сумки. Сумка была достаточно вместительной, чтобы сунуть туда что угодно от девятимиллиметрового до одиннадцатимиллиметрового ствола. Может, там просто ее кошелек и какая-нибудь помада валяется, но если ты параноик, то ты не угодишь в беду. Я была маршалом сверхъестественной ветви США. Ты не параноишь, если тебя реально могут убить.

— Нет-нет, ничего из этого. — Ответил мне мистер Хендерсон. Он потянул жену за руку, пытаясь усадить ее на место, но она продолжала стоять, прямая, как жердь, и пялиться на меня. Он не собирался шикать на нее, чтобы она села, или каким-то образом заставить ее подчиниться. Если честно, я не была уверена, что хоть в чем-то могу на него рассчитывать. Если мне придется ее застрелить, потом он наверняка соврет и скажет, что это я выстрелила первой. Нахрен все это. Я потянулась к кнопке на телефоне.

— Пожалуйста, мисс Блейк, мы не знаем, куда еще обратиться.

Моя рука застыла над кнопкой.

— В записке, которая прилагалась к вашему обращению по поводу встречи, было сказано про зомби, так что я решила, что вы хотите кого-то поднять, ну, или упокоить.

— Вы опорочили мою дочь!

Я нажала кнопку и улыбнулась ненормальной дамочке, мысленно считая у себя в голове. Прежде, чем я досчитала до двадцати, в дверь постучали, и Мэри, наша дневная секретарша, заглянула в комнату.

— Прошу прощения, Анита, у тебя экстренный вызов.

Надо было решать, насколько серьезна фальшивая тревога, которую я подняла. Если это пустяк, то Хендерсонов проводят в холл и угостят кофе, чаем и каким-нибудь успокоительным, а если что-то серьезное, то моя работа на сегодня окончена, и тогда Мэри выпроводит потенциальных клиентов из нашего офиса. В таком случае для них мое расписание будет забито под завязку навсегда.

— Джули, сядь, а то они подумают, что мы сумасшедшие.

— Мне жаль, но я правда должна идти. — Сказала я, поднимаясь с места.

Мэри вошла в комнату, чтобы помочь мне выпроводить клиентов.

— Вы подняли зомби, из-за чего наша девочка теперь беременна.

— Мы закончили. — Сказала я, махнув рукой в сторону двери, и Мэри тоже указывала им на выход.

Мистер Хендерсон встал и взял жену за руку, не давая ей сунуться ко мне, и все же он не собирался идти к двери.

— Мисс Блейк, вы подняли Томаса Уоррингтона для исторического общества, в котором числится наша дочь.

Я прекратила махать рукой, потому что вспомнила, как подняла Томаса Уоррингтона из могилы. Я запомнила этот случай потому, что он был одним из самых идеальных зомби, которых я когда-либо поднимала. Он не только выглядел живым — он был теплым, у него был пульс. Даже мне он казался живым, а ведь именно моя парапсихическая способность, магия или что там еще, подняла его из мертвых. Это было чертовски стремно.

— По вашему лицу я вижу, что вы вспомнили, не так ли? — С триумфальной ноткой в голосе заявила миссис Хендерсон.

— Я помню Томаса Уоррингтона. Я отправила его обратно в могилу, как только историки закончили интервью. Он по-прежнему мертв и лежит в земле.

— Наша дочь сказала, вы в курсе, что они занимались сексом, и что вы знаете, что он с ней сделал.

— Не ожидала, что мне надо предупреждать клиентов о том, чтобы они не трахались с зомби, которых я подняла. Если мертвяки им нужны для этого, пусть обратятся к кому-то еще, потому что для меня это уже перебор.

— Моя дочь не планировала заниматься сексом с этим созданием, оно соблазнило ее вашей магией.

Я покачала головой.

— Когда я поняла, что все заходит слишком далеко, то вернула его в землю. Я помню вашу дочь, ей было больше двадцати одного, а значит, она уже взрослая. Не моя вина, что она сделала плохой выбор, но этот парень был мертв веками, а значит, если она и забеременела, то не от моего зомби.

— Вы только что назвали мою дочь шлюхой? — Миссис Хендерсон едва не бросилась на меня, но ее муж схватил ее за руки и удержал.

— Мы тоже не верили, мисс Блейк, но результаты анализа крови подтверждают, что наш внук состоит в родстве с последним живым потомком Томаса Уоррингтона.

— Да быть этого не может. — Возмутилась я.

— Анализ крови не лжет, мисс Блейк.

— Тогда вам следует сделать еще один.

— Мы сделали.

Я вылупилась на него, и при виде выражения моего лица миссис Хендерсон сказала:

— Вы в самом деле не знали, что такое возможно?

Я покачала головой.

— Любому немертвому трудно зачать ребенка, но зомби… это попросту невозможно.

— Наш внук реален, мисс Блейк. — Сказал мистер Хендерсон.

— Невозможно. — Чуть мягче повторила я.

— Мисс Блейк, наша дочь умирает.

— Что? От чего?

— Врачи не знают.

— Она просто лежит. — Сказала миссис Хендерсон. — И как бы ее ни кормили через трубки, она продолжает умирать. — Миссис Хендерсон начала беззвучно плакать.

— Это никак не может быть связано с зомби, которого подняли почти два года назад.

Гнев вновь накатил на нее, ее глаза сверкнули на меня сквозь слезы.

— Она увядает. Врачи говорят, что она как жертва вампира, с той только разницей, что укусов нет, но что-то высасывает из нее жизнь.

— Зомби такого не делают, они просто не могут.

— Доктора вызвали ведьму для консультации. — Сказал мистер Хендерсон.

Миссис Хендерсон смотрела на меня и слезы текли по ее лицу.

— Ведьма сказала, что нечто мертвое пытается утянуть ее за собой в могилу. Она уточнила, не было ли злых духов, связанных с нашей дочерью или семьей, но ничего подобного не было, кроме вашего зомби.

— Когда я поняла, что он необычный зомби, я вновь открыла могилу. Он был сожжен до костей, а его пепел развеян над текучей водой. Это гарантирует его уход навсегда, миссис Хендерсон.

— Но что же тогда убивает нашу дочь?

— Я не знаю.

— Пожалуйста, вы нам поможете? — Спросил мистер Хендерсон.

— Я понятия не имею, как помочь вашей дочери.

Миссис Хендерсон вырвалась из хватки своего мужа и ткнула пальцем мне в грудь — достаточно грубо, чтобы я пошатнулась. Я могла за себя постоять, но в таком случае пострадали бы мы обе. Ей не нужен сломанный палец.

— Ваш монстр обрюхатил нашу девочку. Жюстин больше ни с кем не хотела встречаться, потому что нашла свою идеальную любовь и ребенка. Она была так счастлива, что больше ни с кем ничего не хотела, а теперь она умирает.

— Мне чертовски жаль, что так случилось, но это не из-за моего зомби. Я уничтожила его почти два года назад.

Ее гнев ушел, она вновь начала плакать. Лучше бы она на меня орала.

— Вы перед нами в долгу. — Прошептала она.

* * *

Жюстин Хендерсон лежала на больничной койке и к ней было подключено больше трубок и проводов, чем я когда-либо видела хоть на ком-то. Волосы у нее все еще были прямые и каштановые, но я помнила их густыми и сияющими. Сейчас они казались сухими и безжизненными, как и прочие части ее тела. Она была болезненно худой. Врачи сказали, что как бы они не накачивали ее питательными веществами сквозь трубки и иголки, она продолжала терять вес. Я бы даже не узнала ее, если бы родители и доктора не уверили меня в том, что перед моими глазами сейчас та же женщина, которую я встретила одной странной ночью два года назад.

Врачи были озадачены, поэтому исследовали различные сверхъестественные заболевания, и в итоге остановились на увядающей хвори, которая ассоциировалась с вампирами старой школы — последний такой случай был зафиксирован в восемнадцатом веке. Вот почему я привела с собой Жан-Клода. Он прибыл в эту страну из Франции как раз в то время, хотя «эпидемия» увядающей хвори не имела к нему отношения. Я надеялась, что он знает что-то о той херне, которая творилась с Жюстин Хендерсон, знает что, то чего не знают современные доктора и ведьмы.

— Она была сильно худа, когда вы познакомились? — Спросил он.

— Нет, она была нормальная, в здоровом весе, вообще не из числа тех женщин, которые морят себя голодом.

— В таком случае, она много потеряла. — Ответил он, проведя пальцами вниз по своей белой рубашке в нервном жесте, но на ней не было кружев, чтобы поиграть с ними — это была самая обычная рубашка. Его пальцы поднялись вверх, к воротнику-стойке, но тот оказался слишком прост, чтобы поиграть с ним и найти в этом успокоение. На Жан-Клоде был сшитый на заказ черный костюм с шелковыми лацканами, так что частично он напоминал смокинг. Это была самая незамысловатая одежда, которую я только на нем видела, и его пальцы все время пытались найти что-нибудь такое, во что можно зарыться, но бестолку. Раньше я не осознавала, как сильно игра с кружевом и сложносочиненными элементами одежды помогала ему справляться со стрессом. Готовясь к встрече с докторами и семьей, он сказал:

— Если я оденусь броско, это будет неуместно перед лицом их горя.

Я взяла его за руку, чтобы он мог прокатиться подушечкой большого пальца по моим костяшкам — вдруг ему это поможет? Странно думать, что Мастер вампиров, правитель кровососов всей Америки, нервничает. Он был моим женихом, а значит, я давно должна была понять, что для него значат все эти бирюльки.

— Она похожа на скелет. — Тихо сказала я.

— Что логично, ведь она умирает.

— Ты согласен с теорией врачей? Что эту болезнь вызвало нечто вампирское.

Его рука в моей сделалась неподвижной, как будто он задержал дыхание, но дело было не в этом. Он просто перестал дышать. Ему и не нужно было, если только для разговора, но обычно он все-таки дышал. Теперь же он вдруг застыл в той неподвижности, на которую способны лишь старые вампиры, и если бы я не держала его за руку, то решила бы, что он попросту ушел из палаты.

— Та болезнь, о которой они говорят, происходит в тех случаях, когда новообращенный вампир начинает охотиться на свою семью. Он заманивает и выпивает их досуха. Некоторые обращаются в вампиров, но большинство умирает. — Его большой палец начал поглаживать мою ладонь маленькими кругами, и Жан-Клод снова начал дышать, как будто кто-то щелкнул переключателем. Будь он человеком, ему бы пришлось вдохнуть поглубже, возможно, он бы даже задохнулся, но человеком он не был.

— Такие вампиры охотятся на свою семью, потому что могут войти в дом без приглашения. — Сказала я.

— Oui, мы можем войти в публичные здания без приглашения, но частные владения для нас под запретом, если только они не были когда-то нашим домом.

— Разве вампир, обративший новичка, не должен оставаться рядом с ним и следить, чтобы тот не зарезал свою семью? Это же привлекает к вам внимание. — Заметила я.

— Должен, и в Европе он бы так и поступил, или будь он из старых вампиров, однако большинство из тех, кто перебрался в Америку, не следуют этой традиции. Они не понимают, что некоторые правила были не прихотью Совета, они продиктованы логикой.

— Ты слышал врачей — следов укусов на ней не было.

— Если и другие способы кормежки, ma petite, и ты об этом знаешь.

Я понизила голос до шепота, потому что далеко не все были в курсе, что Мастера вампиров умеют питаться как-то иначе.

— Я в курсе, что вы, ребята, способны кормиться от своих человеческих слуг, буквально поглощая питательные вещества из того, что мы едим, если вы, например, заперты где-то, вроде трюма на корабле. В этом есть смысл, когда речь идет о долгих путешествиях, но если иссушить своего человека-слугу до смерти, то и самому можно откинуться.

— Вред одному будет также причинен другому. — Подтвердил Жан-Клод. Его пальцы нащупали мое обручальное кольцо и он поглаживал его подушечкой. Видимо, что угодно сгодится в качестве игрушки для успокоения нервов.

— Значит, ни один вампир не стал бы так поступать со своим слугой.

— Ты права.

— Я что-то упускаю, да?

— Существует куда более редкие способы подпитки на расстоянии, ma petite.

Я мотнула головой.

— Кормежка на страхе, гневе или любой другой эмоции требует прикосновения кожи к коже.

— Нет, если вампир достаточно древний.

В уме я сделала себе пометку, потому что раньше этого не знала.

— Выходит, это дело рук какого-то древнего вампира?

— Non, ma petite, я бы почувствовал силу такого порядка. Даже по-настоящему древним из нас понадобилась бы какая-то связь с этой женщиной. Она не была бы случайной жертвой.

— Тогда что это?

— Я видел нечто подобное, и лишь одна вампирская способность приводила к такому. Ardeur может высушить до смерти.

— Только в случае продолжительного кормления, но сюда никто не приходит и не затрахивает Жюстин до смерти.

— Как только человек подсаживается на ardeur, нужда в регулярной подпитке исчезает. Отказ от еды и общее истощение может идти от жажды в прикосновении вампира.

— Она не уморила себя голодом, Жан-Клод, она теряет вес, хотя доктора продолжают пичкать ее едой. Она не должна худеть.

— Белль Морт, первая из одаренных ardeur’ом и способная питаться похотью, могла вот так иссушить человека на расстоянии.

— Хочешь сказать, это делает Белль Морт?

— Нет-нет.

— Тогда что ты хочешь сказать? — Я начинала злиться или терять терпение, или и то, и другое вместе, и мне не хотелось больше держаться за руки. Видимо, эта мысль оказалась слишком громкой, потому что Жан-Клод разжал свою ладонь.

— Прости, я просто… хочу помочь Жюстин и ее семье.

— Ты чувствуешь ответственность. — Сказал он.

— Ага, думаю, да.

— Ребенок действительно от зомби, которого ты подняла?

— По анализу крови они обнаружили связь с потомком брата Томаса Уоррингтона. Сам он умер бездетным. У этого потомка и правда есть генетическая связь с ребенком Жюстин — достаточно близкая, чтобы считать их родней, так что — да, по ходу, отец ребенка — Уоррингтон.

— Даже старому вампиру трудно зачать дитя. Я никогда не слышал, чтобы зомби были способны на это.

— Я тоже. Видимо, мне предстоит накатать еще одну статью в профессиональном журнале.

Если по чесноку, я не хотела, чтобы кто-то узнал, что я подняла настолько живого зомби. Совсем недавно одно правительство искало меня, чтобы я подняла мертвого политического лидера — ну, такие слухи ходили, но, к счастью, те зомби, которых они обнаружили, оказались трухлявыми, и не сошли бы за человека. Это было пару лет назад, и пару уровней силы назад. Если бы то правительство пронюхало, что я могу поднять кого-то настолько живого, за мной бы начали гоняться опять. Нет уж, спасибо. Наш менеджер в «Аниматорз Инкорпорейтед», Берт Вон, и так пытался подписать меня на поднятие из могилы мертвых мужей, чтобы они могли зачать ребенка. Ага, совсем нет совести у этого ублюдка — он реально считал, что это отличная идея. Нет. Просто нет.

Единственное, что помогло случаю с живым мертвяком не засветиться в прессе и перед глазами у беспринципных людей, было то, что Хендерсоны не хотели, чтобы кто-то пронюхал, что их дочурка занималась сексом с зомби. Они не хотели, чтобы их внук прославился на весь интернет, как малыш зомби. Если мы все приложим необходимые усилия, то эта история не засветится и сейчас.

— Если только Белль Морт не проникла в страну и по какой-то причине не выбрала Жюстин, то это не могло произойти из-за кормежки ardeur’а на расстоянии. — Резюмировала я.

— Это не Белль, но женщину совратила наша кровная линия.

Я уставилась на него.

— Это еще что значит?

— Твои зомби могут выглядеть живыми, ma petite, но эта девушка видела, как он встал из могилы, я прав?

— Ага.

— И все же, вопреки этому ужасному зрелищу, она занялась с ним сексом через час или два после того, как он был поднят.

Я кивнула.

— Это было чертовски быстро.

— Они также признались друг другу в любви в это время, верно?

— Да. — Подтвердила я. Мне не нравилось то, к чему он клонит.

— Способности Белль были завязаны на похоти, мои же вышли за ее пределы, но лишь после того, как ты обрела эту силу — тогда она и смогла обратиться в любовь.

— Ага, я случайно привязала к себе парочку людей, которые искренне меня полюбили. — Закатила глаза я, пытаясь высмеять то, что меня пугало. Я вообще не хотела обладать способностью заставить кого-то внезапно влюбиться в меня по-настоящему.

— Белль могла вызвать похоть у сотен и тысяч своих жертв, но не ощутить влечения в ответ, если не хотела, так что это было ее оружием. Я видел, как короли отдавали свои земли ради одной ночи с ней. В моем же случае эта способность стала обоюдоострым мечом. Я могу вызвать обычную похоть, но если речь идет о чем-то большем, в ответ я получу то же самое.

Я кивнула. Совсем недавно мы обнаружили, что частично наша любовь может быть вызвана ardeur’ом, но если это так, то мы оба ее чувствовали. Что вы будете делать, если вдруг узнаете, что ваша счастливая любовь на самом деле наколдована? Станете бороться? Проигнорируете этот факт? Обратитесь за помощью к какой-нибудь ведьме? Я бы взбесилась, если бы сама уже не привязала к себе случайно несколько людей на тот момент. Мне было трудно винить Жан-Клода. Мой мир и без того хрупкий, чтобы выебываться на него. Похоть — это не любовь, а в моем случае могла появиться и истинная дружба, потому что это тоже форма любви. Есть еще столько всего, что мне предстоит узнать.

— Ты повторяешь мне в деталях те вещи, которые я уже знаю, потому что хочешь, чтобы я над ними задумалась.

— Все так, ma petite.

— Ты хочешь сказать, что этот зомби, Томас Уоррингтон, использовал какой-то подвид ardeur’а на себе и Жюстин. И что из-за этого они друг в друга влюбились.

— Полагаю, что так.

— Но это же невозможно. Он зомби, а не вампир — начнем с этого, но даже вампиры не обретают так быстро способности вроде ardeur’а. На это уходят десятки лет, даже целые века.

— Я не думаю, что это был его ardeur, ma petite, я думаю, это был твой. В конце концов, этот зомби был твоим созданием.

Мне не понравилось, что он использовал слово «создание», но я решила забить, потому что это все не могло быть правдой, а может, я просто не хотела, чтобы это оказалось правдой.

— Но он мертв, Жан-Клод. Команда по зачистке сожгла его дотла и костей после того, как он слетел с катушек и попытался на нас напасть.

— Он превратился в кровожадного зомби, если я правильно помню.

— Ага, никто не знал, что при жизни он оказался в западне в горах посреди зимы. Он и те люди, которые с ним застряли, занялись каннибализмом, когда один из них умер от холода. Каннибализм находится в черном списке наряду с теми людьми, кто при жизни имел парапсихические или магические способности, практиковал вуду, был колдуном или ведьмой, поклонялся дьяволу, был убийцей или священником. Все эти штуки могут привести к тому, что зомби восстанет кровожадным. Сперва они выглядят хорошо, но если не едят плоть живых, то начинают гнить.

— Ты говорила, что случай в горах был тайной, которой он и те люди ни с кем не делились. Ты не могла этого знать, ma petite.

— Да я понимаю, но, черт возьми. Нам тупо повезло, что он никого не сожрал.

— Ты уверена, что он обратился в прах?

— В прах и косточки. В смысле, огнемет не разогревается до такой степени, чтобы крупные фрагменты костей стали пеплом, но для зомби этого более, чем достаточно. Я отнеслась к нему, к Мастеру-вампиру: собрала прах в несколько кучек и развеяла над текучей водой. Томас Уоррингтон настолько мертв, насколько это возможно, Жан-Клод.

— А где лежат крупные кости?

— Хватит ходить вокруг да около, просто скажи мне, на что ты на намекаешь, ладно? Я теряю терпение, и твоя обычная манера подачи информации меня бесит.

— Если череп и несколько других костей уцелели, и он был бы сильным вампиром, то в нем могло остаться достаточно мощи, чтобы потянуться к кому-то, кто подсел на его способности.

— Во-первых, он не вампир, а зомби. Во-вторых, нет, группа зачистки отправилась в крематорий и сожгла все нафиг, и только потом мы развеяли прах по ветру.

— Ты сама видела, как кости обратились в пепел?

Я уставилась на него.

— В смысле?

— Если ты этого не видела, ma petite, то, вероятно, кто-то мог забрать их в качестве сувенира вместо того, чтобы сделать свою работу.

— Ты что, серьезно заявляешь, что если череп и пара фрагментов скелета уцелели, то этого достаточно, чтобы вот так иссушать Жюстин?

— Не без помощи.

— Какой еще помощи?

— Магической.

— Ты реально считаешь, что кости этого парня тянут из нее жизнь?

— Это возможно.

Я опустила взгляд на Жюстин Хендерсон, которая умирала на наших глазах, и поняла, что ее мать права: я перед ними в долгу.

* * *

Из крематория мне прислали столько праха, что хватило бы на целого Томаса Уоррингтона, но как мне доказать, что это не его прах? Его останки развеяли над ручьем возле того кладбища, где он был захоронен изначально, и еще над двумя реками, так что даже если бы существовала возможность выудить ДНК для подтверждения личности, было уже слишком поздно — праха давно и след простыл. Будь у меня больше времени, я бы сообщила свои подозрения куда следует, и рано или поздно началось бы расследование. Но у Жюстин не было времени. Если мы собираемся спасти ей жизнь, то делать это нужно сейчас.

Мне нужен был коп, которому я могу доверять, а еще — сверхъестественное подкрепление. С копом было легко. Сержант Зебровски значился моим неофициальным напарником на заданиях, которые я выполняла для Региональной Группы Сверхъестественных Расследований. Раньше это была не группа, а отряд, но недавно они сменили название, чтобы оно отражало многозадачность и факт пересечения границ между штатами. Группа занималась сверхъестественными расследованиями еще до того, как правительство вынудило маршальскую службу США открыть сверхъестественное подразделение. «Группа» покрывала их задачи куда лучше, чем «отряд» или «команда».

Зебровски был со мной на кладбище, когда нам пришлось поджарить мертвого Томаса Уоррингтона. Зебровски видел, насколько опасным стал этот зомби, и как сильно он отличался ото всех других мертвяков, которых мы видели. Все, что мне было нужно сказать, это:

— Помнишь того кровожадного зомби, которого мы поджарили на кладбище?

— Такое трудно забыть.

— Кто-то мог подменить его прах в крематории и сохранить часть костей. Думаю, их используют для черномагического ритуала, и если мы это не остановим, женщина, которая даже моложе меня, умрет.

— Я найду время, просто скажи, когда и где.

Видите? В случае с копом все оказалось легко, однако, стоило мне пораскинуть мозгами, и с подкреплением ответ тоже стал очевиден. Никки Мердок был в числе телохранителей, которые помогли нам сражаться и убить того зомби. Зебровски согласится с тем, что мне под боком нужен кто-то, кто в курсе, с чем мы можем столкнуться, к тому же, они с Никки неплохо ладили, чего не скажешь об остальных охранниках, работавших на зарплате у Жан-Клода. Да и Никки был в списке моих любовников, а еще — донором крови у Жан-Клода, так что он хорошо ладил со всеми нами. С возрастом я все больше ценила это в партнере — что в рабочем, что в романтическом плане. Почему я не взяла с собой Жан-Клода? На улице стоял день, и все вампиры посапывали в своих гробах. Ну, или, в случае Жан-Клода — в кровати.

Мы с Никки заехали на парковку при крематории, чтобы обнаружить там Зебровски — он ждал нас в своей новой тачке. Интересно, как быстро он засрет ее салон коробками из-под фастфуда и прочим мусором? Я точно знала, что Кейти, его жена, следила за тем, чтобы он выглядел аккуратно, когда выходит из дома, но из машины он вылез с перекошенным галстуком и в пятнах от еды на одежде. Его короткие курчавые волосы были уже практически полностью как соль с перцем, из-за чего не так бросались в глаза очки в серебристой оправе, а карие глаза наоборот выделялись, словно только они и брови сохранили чистый темный оттенок на его лице.

— Привет, Анита, привет, Никки.

— Привет, Зебровски. — Поздоровалась я.

Он ухмыльнулся в сторону Никки, который возвышался надо мной и выглядел внушительно даже по сравнению с детективом.

— Господи, Мердок, ты еще, что ли, накачался?

— Нет, просто рядом с тобой я кажусь больше. — Невозмутимо ответил Никки. Он был одним из немногих знакомых мне ребят, кто мог заправить Зебровски за пояс по части бесконечных подтруниваний. Никки не стебался только над теми, кого ненавидел, а этот список был коротким.

Зебровски оскалился и похлопал себя по животу.

— Эй, я схуднул по приказу врача. У меня теперь нормальный холестерин. Фастфуд ем только раз в неделю. — Он погладил себя по животу, словно одна только мысль об этом делала его счастливым.

— Поздравляю с понижением холестерина и с обретением дня, свободного от диеты. — Сказала я и улыбнулась.

— Спасибо. Так как ты хочешь разыграть наши карты?

— Ты будешь милым копом, я — выебистым, а Никки — страшным.

— Но он же не коп.

— Нет, он специальный консультант, которого я привлекла к этому делу. Могу себе позволить, как маршал сверхъестественного отдела.

Зебровски глянул на Никки — на его короткие блондинистые волосы и единственный голубой глаз.

— Здорово, что ты избавился от той клубной стрижки. Трудно стрелять, когда волосы лезут в глаза, как у мохнатой псины.

— Не «глаза», Зебровски, а всего один глаз. — Поправил Никки, и вновь сделал это абсолютно серьезно.

— Ага, я вижу, что ты в повязке, никогда не видел тебя в ней.

— Она новая.

Зебровски смотрел на него так, словно надеялся услышать что-то еще, но когда этого не произошло, он забил и повернулся ко мне.

— Ладно, я их спрошу по-хорошему, кто в ответе за перенос праха в контейнер и его передачу команде зачистки.

— Будь милым до тех пор, пока это необходимо, а там уж настанет моя очередь.

— А когда придет очередь страшного копа?

— Когда Анита подаст мне сигнал, я сорву повязку и позволю им увидеть шрам. Если они не обосрутся, я придумаю что-нибудь еще.

Зебровски глянул на Никки так, словно не был уверен в том, серьезен тот или шутит, а затем кивнул, с трудом давя улыбку.

— Ты можешь крикнуть: «Бу!», когда будешь срывать повязку.

— Отличная мысль. — Сказал Никки, и даже я не могла понять, серьезен он или шутит.

* * *

Гарольд Рэмон не только убирался в крематории, но и был тем, к кому обращались, когда останки покойных нужно переместить в контейнеры по просьбе близких или полиции. Он много работал допоздна один. Он был тем, кто нам нужен. Он моргнул, оглядывая ту гору мускулов, которую не могла скрыть одежда Никки, но я его в этом не винила. Габариты Никки многих заставляли нервничать.

Он все отрицал до тех пор, пока Зебровски не ушел в сторонку, кивнув мне. Наступила моя очередь.

— В больнице умирает женщина по имени Жюстин. У нее есть ребенок и родители, которые любят ее. Она их единственная дочь.

— Мне жаль, что она больна, но я не делал того, в чем вы меня обвиняете.

— Если вы поможете нам найти останки и развеять заклинание до того, как она умрет, тогда, быть может, вам все сойдет с рук, возможно, на вас даже не доложат за надругательство над трупом.

— Я не…

Я вскинула палец и продолжила:

— Чш-ш, но если вы нам не поможете и Жюстин умрет из-за того, что мы не смогли вовремя развеять чары, то по закону вы будете так же виновны, как и тот, кто наколдовал их. Вы понимаете, что это значит, Гарольд?

Он нахмурился, его глаза забегали по комнате. Где-то посреди моей маленькой тирады он потерял желание встречаться взглядами. Его руки вцепились в подлокотники кресла, а сам он уперся в спинку, потому что я наклонилась вперед, вторгаясь в его личное пространство.

— Я… я не знаю. Я невиновен. Я ничего плохого не сделал.

— Это значит, Гарольд, что если Жюстин умрет из-за этих чар, я получу ордер на ликвидацию магического практика или практиков, которые наложили заклинание либо помогли этому свершиться. Под этим подразумеваются все, кто продал им нелегальные ингредиенты для заклинания — например, добытые незаконным образом части человеческого тела.

— Я самый обычный человек, вы не можете убить человека, как монстра или ведьму. Я знаю свои права.

— В обычной ситуации вы были бы правы. Будь вы владельцем магазина трав или оккультной лавки, и продай вы кому-нибудь книги или кристаллы, или что там еще, чем вы торгуете, то вы были бы под защитой закона, но за вычетом крайне специфических обстоятельств, продажа человеческих останков — это нелегально. Как и темные делишки с останками чьих-то любимых. Это может привести к закрытию крематория, и все по вине вашей жадности.

— Я не… я бы никогда…

— Что — никогда, Гарольд? — Переспросила я почти шепотом, наклоняясь так близко к нему, что наши лица почти соприкоснулись.

На секунду его глаза вспыхнули ужасом, и я даже подумала, что сейчас он выложит нам всю правду, но потом что-то другое, более упрямое, заполнило его взгляд, и я поняла, что упустила его.

— Я делал свою работу, только и всего. — По голосу было слышно, что он зол.

Вздохнув, я отошла в сторонку.

— У нас нет времени на ваше упрямство, Гарольд. — Я кивнула Никки, чтобы он шагнул вперед, словно уступила ему своего партнера на танцполе, чтобы он мог выйти на сцену.

Никки двигался, как гора мускулов, какой, впрочем, и был, и почти рыкнул:

— Моя очередь.

Гарольд оставался упрямым и невиновным до тех пор, пока Никки не приблизился к его лицу и не сорвал свою повязку с глаза. Гарольд пискнул.

— Я чую, что ты врешь. — Прорычал Никки, и на этот раз это действительно был рык. Теплая, покалывающая энергия его льва пробежала по его телу и заставила меня поежиться.

— Я не сделал ничего противозаконного. — Голос Гарольда был чуточку высоковат, но он оставался спокойным.

Жар зверя Никки усилился, распространился по комнате, как невидимая вода, наполнившая ванну — горячая, уже готовая тебя отпарить. Мне пришлось сделать глубокий вдох, чтобы не позволить своим собственным внутренним зверям подняться. Некогда нам возиться с моей метафизикой, сорвавшейся с цепи.

Гарольд заорал. Его босс поднялся из своего кресла за большим столом.

— Что вы с ним сделали? Даже если он виновен, я не позволю вам навредить ему.

— Я его не трогал. — Голос Никки был почти слишком низким, чтобы разобрать слова. — Пока не трогал.

— Уберите его от меня! Уберите! Я расскажу, кому я все продал, расскажу, просто не дайте ему навредить мне.

— Никто тебя не тронет, Гарольд, я прослежу. — Негодующим тоном заявил его начальник.

Никки встал и посмотрел на него своим единственным глазом — сейчас он был бледно-золотым, с оранжевой каемкой вокруг зрачка.

— Господи Иисусе, что вы такое? — Вопросил босс Гарольда.

Никки приоткрыл рот, чтобы сверкнуть кончиками заострившихся клыков, которые изменились под стать его глазу. Начальник вскрикнул и выставил между собой и Никки свое кресло, как будто это могло ему помочь.

Коротко кивнув, Никки передал эстафету мне, чтобы я могла получить информацию от Гарольда, а сам отправился искать туалет, чтобы привести себя в порядок. У большинства оборотней глаза меняются первыми, но иногда, если зубы тоже начали меняться, остановить трансформацию становится сложнее. Никки будет в порядке, но смена зубов — это смена костной структуры, и в первый раз наблюдать такое может быть стремно. Незачем нам пугать гражданских.

Гарольд рассказал нам все, что нужно, и даже больше, хотя никто из нас и пальцем его не тронул. Вот что я называю командной работой.

* * *

Мы думали, что Зебровски останется с Гарольдом, чтобы проследить за ним, а то вдруг кого предупредит, но когда Зебровски вызвал подмогу, копы явились в считанные минуты. Может, удача была на нашей стороне, а может, на стороне Жюстин. Я быстренько помолилась в благодарность, а также о том, чтобы она продержалась. Сейчас я могла оплатить свой долг перед Хендерсонами. Если же она умрет, я буду в долгу перед ними целую вечность.

До места, адрес которого дал нам Гарольд, было рукой подать от театра Фокса (речь о «Fabulous Fox Theater» в центре Сент-Луиса, а не о Фокс-театре в Атланте — прим. переводчика), где выступают гастролирующие группы с Бродвея, однако на улице, по которой мы ехали, ничье имя высвечено не было. Там вообще мало фонарей работало, но, к счастью для нас, на улице еще было светло, и нужда в фонарях отсутствовала. На каких-то окнах висели рекламные вывески, на других — барные, наряду с граффити, которые вполне могли оказаться визитной карточкой каких-нибудь банд, а может, это просто стрит-арт на стенах домов, картины городских художников. Мы проехали здание, расположенное по адресу, который прокричал нам Гарольд. Оно ничем не отличалось от соседних. Вообще не примечательное.

Мы припарковались через дом, чтобы никто из нужного здания не спалил, как мы надеваем броню, которая за пределами армейских вылазок представляла собой обычный бронежилет. Я перестроила свое боковое оружие и сменила его на сорок пятый калибр. Я была слишком маленькой и слишком фигуристой, чтобы носить его скрыто, но если ты уже в жилете, о скрытности речь больше не идет, так что сорок пятый отправился в кобуру на бедре. Также у меня с собой был девятимиллиметровый Спрингфилд EMP, который уже стал моим обычным оружием для скрытого ношения в офисе, где мне надо было одеваться по-девчачьи, потому что спрятать его было проще, чем все остальное, за исключением Зиг Сойера P238. Еще один маленький пистолет я держала про запас, потому что могла сныкать его и Спрингфилд под женскими офисными шмотками с укрепленным поясом на юбке. Сегодня мне ничего прятать не надо, так что все было на виду, как и сорок пятый. У меня также была винтовка AR-15, подогнанная под мою короткую руку и ближний бой, который я предпочитала. Винтовка Никки была подогнана под его собственные нужды. У нас обоих винтовки висели на ремешке, так что если нам понадобится сменить оружие, мы можем просто убрать их за спину. Обычные пистолеты у Никки тоже были, просто крупнее моих — более подходящие его ладоням. А еще у нас обоих были ножи. Просто у меня их было больше.

— Неадекватом попахивает. — Заметил Зебровски. Он сам был в жилете и с пистолетом, но на этом все.

— Я уже сказала, что это даже не пушка? — Поинтересовалась я, улыбаясь.

Он осклабился.

— Кейти все равно меня любит.

Я рассмеялась.

— Да, определенно.

Никки покачал головой, глядя на нас, и мы направились к нужному зданию.

— Эта часть всегда такая неловкая. Мы постучимся и представимся, или просто вышибем дверь? — Поинтересовался Зебровски. — Я в том смысле, что у нас ведь еще нет ордера.

— Я подала запрос, но магическое преступление доказать сложнее, чем нападение вампира или оборотня, так что для такого ордера нужно больше времени.

— У девушки в больнице вообще есть время ждать ордер? — Спросил Зебровски.

Я покачала головой.

— Не думаю.

— Эх, вот если бы был метафизический эквивалент дыма, который можно почуять. — Вслух рассуждал он.

— Анита, ты можешь почувствовать? — Поинтересовался Никки.

— Почувствовать что? Кости? — Уточнила я.

— Ага.

— Я с просто костями не работаю.

— Это кости одного из самых живых зомби, что ты поднимала. Разве в них нет твоей магии?

Я вновь покачала головой.

— Это не так работают.

— Как ты можешь знать, если не пробовала?

Я начала было спорить, но потом пожала плечами и просто попробовала, потому что если я могу обнаружить злонамеренную магию внутри здания, то это можно приравнять к дыму, который я почуяла, или к крикам, которые я услышала, ведь копу разрешено входить в здание без ордера, если он считает, что чьи-то жизни там в опасности. Я могла бы соврать и просто выломать дверь, но тогда Зебровски может влететь, а он здесь по моей просьбе. Почему я за себя не боялась? Потому что я состою в сверхъестественном отделе. Чтобы мне влетело, надо натворить делов похлеще, чем просто выломать дверь без ордера на руках. Люди, которые говорят, что мы фактически наемные убийцы на американской земле, которые действуют с разрешения правительства, не слишком ошибаются.

Я чуть-чуть приоткрыла свои метафизические щиты — это было как форточку открыть, чтобы уловить ветерок. И что-то я уловила, но слишком слабое, чтобы понять, что именно. Я подумала о том, чтобы посильнее открыть щиты, но если мы идем против злого практика того или иного рода, приспускать щиты это все равно, что физически опустить щит в драке. Ты улучшишь себе обзор, но и твой враг тоже, и он с удовольствием швырнет тебе топор между глаз.

Если я не хотела ослаблять свою защиту, то что еще я могла сделать?

— Попробуй свою некромантию. — Подсказал Никки.

— Я думал, днем она не работает. — Удивился Зебровски.

— Если бы я хотела поднять зомби, который способен трезво мыслить и отвечать на вопросы, то да, но я просто пытаюсь почувствовать мертвого или немертвого, и, может, Никки прав, и в костях сохранились какие-то фрагменты силы, которые я могу ощутить.

— И если они там, то что? — Поинтересовался он.

— На кону стоит человеческая жизнь, так что мы ломаем дверь и спасаем эту жизнь.

— Звучит как план. — Одобрил Зебровски.

Практически ко всем своим метафизическим способностям мне нужно было как-то подключаться, взывать к ним, взращивать их внутри себя, но некромантии это не касалось. Она всегда была здесь, почти что на поверхности, и жизнерадостно ждала, когда я потеряю бдительность, чтобы она могла пролиться из меня и войти в ближайшее мертвое тело. Я коснулась пальцами холодного кирпича на стене здания так, как обычно касалась могильной земли.

На секунду я замешкалась, потому что если бы за стеной и впрямь была могила, я бы послала свою силу на поиски, как слала ее сквозь землю на поиски тела, которое хотела поднять, и уже тогда могла призвать его. Я ведь не этого хотела, верно? Достаточно ли осталось от Уоррингтона, чтобы он смог прийти на мой зов? Достаточно ли моей магии сохранилось в его костях, чтобы призвать его ко мне? Если мы хотим арестовать преступника, его нужно поймать на горячем. То же самое, если мы хотим вернуться сюда позже с ордером и ликвидировать его, но было ли это моей целью? Нет, моя цель — спасти жизнь Жюстин Хендерсон, чтобы она могла растить своего маленького мальчика, чтобы ее родители проводили праздники со своей дочерью и внуком. Мне было срать на закон. Сейчас я просто хотела спасти чью-то жизнь.

Сперва ничего не было — только моя рука касалась шершавой поверхности кирпичей, а потом вдалеке я почувствовала эхо или даже привкус знакомой силы — моей силы. Я закрыла глаза и доверилась двум парням, что были сейчас со мной — они уберегут мою задницу от физической угрозы, пока я отдаюсь своей магии и позволяю ей вести себя сквозь кирпич, через дерево и краску, через покалывающее электричество внутри стен, и так я двигалась до тех пор, пока не смогла разобрать голос у себя в голове, который продолжал мысленно повторять, раз за разом, как биение пульса: «Жюстин, Жюстин, Жюстин».

Томас Уоррингтон умер не только влюбленным в нее, но и привязанным к ней той магией ardeur’а, которая вызывала истинную любовь. Уж не знаю, кто там начудил с магией так, чтобы Томас стал достаточно сознательным, чтобы думать о Жюстин, или обрел достаточно силы, чтобы потянуться к ней и вытягивать из нее энергию, но как только я услышала у себя в голове, как он выдохнул ее имя, повторяя его, как сердцебиение, я поняла, что происходит. Практик, который сотворил заклинание, срать хотел на Жюстин — ему просто нужны были начиненные силой останки, вроде костей кровожадного зомби, очень живого зомби. Интересно, перестали ли кости работать на него, когда Томас затосковал по своей возлюбленной?

Что ж, сейчас пойдем и узнаем. Я даже не поняла, что сказала это вслух, пока Зебровски не ответил:

— Пойдем куда и узнаем что?

* * *

Нашего покупателя знали Робби Кертис. Когда я спросила у Гарольда, было ли «Робби» сокращением от «Роберт», он сказал, что не знает. Робби жил на третьем этаже, а вовсе не в стремном подвале и не на жутком чердаке — это был самый обычный этаж. Никки разнес для нас дверь на кусочки. Мы с ним прижали наши винтовки к плечам, выискивая угрозу. Зебровски тоже нацелил свою пушку. Мы все знали, что нужно делать, и наши стволы смотрели подальше друг от друга, пока мы оглядывали тусклую гостиную, выискивая незнакомцев, однако комната оказалась пуста — лишь трухлявая мебель да ковер, который был так изношен, что сперва мне показалось, что это просто пол такой, пока он не съехал немного под моими ботинками.

На том конце комнаты виднелись две двери. Никки долбанул ту, что справа, так, что она отлетела к стене, подтвердив тем самым, что никто за ней не прячется. Маленькая кухонька казалась белой и затасканной в свете единственного окна. Там было чище, чем в гостиной — куда опрятнее и уютнее, а все тарелки убраны по шкафам. Я направилась к последней двери, и прежде, чем я до нее дотронулась, до меня долетела барабанная дробь этой тоски: «Жюстин, Жюстин, Жюстин».

Я мотнула головой, дав своим ребятам знать, что то, что мы ищем, прячется за дверью номер два. Никки вскинул палец и указал им на дверь. Либо он услышал, либо почуял запах того, кто там. Я кивнула и одними губами сказала, что внутри той комнаты один человек. Зебровски кивнул мне, дав понять, что понял.

Мы все столпились у одной стороны двери на тот случай, если у плохого парня помимо стремной магии есть ствол. Вполне обычное правило: не торчать перед дверью, если не знаешь, что за ней. Так продолжается до тех пор, пока не приходит черед выбить ее, и вот тогда ты вроде как оказываешься в зоне риска — вот почему SWAT и другие спецподразделения носят тяжелые щиты и броню на все тело. Конечно, они-то люди, а Никки — нет. Были времена, когда я бы поспорила о том, кто из нас будет выбивать дверь, но с точки зрения расчета логичнее было доверить это дело ему. После того, как он выбил ее, мы с Зебровски пристроились рядом, прижавшись к стенам по бокам от двери. Никки стоял за моей спиной так, как меня научили в SWAT’е, хотя сам он обучился этому в местах куда менее легальных. Из-за этого Зебровски на своей стороне остался один, но комната была достаточно маленькой, чтобы мы могли прикрывать друг друга и следить за помещением одновременно.

Лишь после того, как мы все оказались на позициях, и прикрывали друг друга настолько, насколько это было возможно, я позволила себе оглядеть открывшееся нам помещение. В смысле, я видела лишь, что там была маленькая кровать в углу, и стояла она напротив задвинутого тяжелыми шторами окна. Еще два миниатюрных окна располагались на дальней стене, но они оба были закрыты фанерой, а сверху покрыты черной краской, так что вся дальняя стена была черной. Между заколоченными окнами висели верхняя и нижняя половины черепа, прибитые к стене, или, может, прикрученные. Таким образом рот черепа был нарочито распахнут в кошмарном крике. Фрагменты левой руки и тазовой кости были также прибиты к стене, и все это напоминало какую-то бабочку под стеклом. Имя Жюстин в моей голове зазвучало так громко, что я даже не была уверена в том, что реально не слышу ее от кого-то из тех, кто сейчас находится в этой комнате.

Вокруг костей были начертаны незнакомые мне символы, но я все-таки не практикую подобную некромантию — ту, которая использует мертвых, чтобы увеличивать силы некроманта вместо того, чтобы наполнять их своей. Эта магия была практически противоположна моей. Символы покрывали всю стену до самого пола по обоим краям маленького алтаря, расположенного аккурат под костями.

— Где он? — Спросил Зебровски.

Секунду я тупила, а потом поняла, что он говорит о человеке, которого Никки почувствовал в этой комнате. Кости орали так громко, а магия была такой ошеломляющей, что я забыла о существовании живой опасности в этой комнате. Это было беспечно. Я знала, что не стоит позволять своей силе оглушать меня, когда вокруг могут быть иные источники опасности. «Дура-дура-дура» подумала я, и вдруг поняла, что повторяю это с тем же пульсом, что и «Жюстин, Жюстин, Жюстин», которое билось в моей голове.

Я свернула свою силу: будто бы собрала ее в тугой кулак, который не собираюсь разжимать. Как только я это сделала, до моих ушей стали доноситься другие звуки, я стала чувствовать другие вещи помимо того ужасного факта, что Томас Уоррингтон был каким-то образом привязан к своим костям и все еще осознавал себя достаточно, чтобы тянуться к своей любимой женщине. Он набирал силу, высушивая ее, но не потому, что хотел этого, а потому что когда от тебя осталась лишь парочка костей, развешанных на стене для темномагической церемонии, ты, вероятно, не слишком ясно мыслишь.

Зебровски и Никки уже двигались по направлению к кровати в дальнем углу. Я подоспела к ним, и в своей голове уже, благо, была одна, а не наедине с зацикленной мыслью Томаса. Мы с Зебровски целились в кровать, пока Никки подхватил ее изножье одной рукой, в другой по-прежнему держа ствол, и поднял кровать так, словно она ничего не весила.

Я глядела на дуло своей винтовки, которое указывало на низенького, темного мужчину, который взглянул на нас снизу вверх широко распахнутыми глазами. Спрятавшийся под кроватью Робби Кертис казался невероятно обычным и безвредным. Мне даже не нужно было быть верживотным, чтобы чувствовать его страх, но тот факт, что кто-то напуган, еще не делает его безвредным. Загнанный в угол зверь бьется насмерть. Руками Робби сжимал маленький мешочек, который висел у него на шее, как ожерелье. Он ткнул в меня другой рукой так, словно в ней у него был нож. Я почувствовала, как что-то сорвалось с этой руки и направилось ко мне, но оно разбежалось, столкнувшись с моими метафизическими щитами, как вода разбегается по камню.

Зебровски рявкнул:

— Опусти!

Я не очень поняла, что именно он требовал опустить — сумку, руку, что? Робби вновь послал ко мне свою энергию, но я была как валун: его сила не могла сдвинуть меня, сделать во мне трещину, ни хрена она не могла. Я прекратила целиться в него и опустила свою винтовку болтаться на ремне, пока сама наклонилась к Робби и схватила его за ту руку, которой он в меня тыкал, и рывком поставила его на ноги.

— Анита, будь осторожна. — Предупредил меня Зебровски.

Он был прав, но я слишком сильно разозлилась, чтобы париться об этом. Я годами не позволяла своему темпераменту охватить меня на месте преступления, но сейчас мне было похуй. Этот чувак снова ткнул в меня пальцем, и вновь его сила пробежала по краям моих щитов.

— И что это должно со мной сделать? А? Что это, блядь, должно сделать? Навредить мне? Что?

Робби предпринял еще одну попытку, но на этот раз он ткнул в сторону Зебровски. Я услышала, как с его губ сорвался какой-то звук — не вскрик, но это был нехороший звук. Поборов в себе желание обернуться, я знала, что должна убедиться в том, что Кертис больше никому не навредит. Сперва обезвредить оружие, потом перевязать раненых — в противном случае можно еще сильнее пораниться. Свободной рукой я схватила парня за указательный палец и сломала его. Он заорал и его колени подогнулись, что помогло мне уложить его на пол. Я пнула его по ногам и повалила мордой в пол. Никки хотел мне помочь, но я отрезала:

— Все под контролем, помоги Зебровски.

Никки не спорил — просто отошел, и я знала, что он сделает то, что я ему сказала. Смотреть я не стала, но мысленно сосредоточилась на том, чтобы завести руку Кертиса за спину и выудить наручники. Убивала я чаще, чем арестовывала, так что с наручниками не слишком хорошо управлялась, особенно когда кто-то извивался подо мной на полу. Пленника нужно обезвредить и зафиксировать, чтобы он больше никому не навредил. Если бы я сделала это сразу, вместо того, чтобы злобно выебываться, Зебровски бы не пострадал.

— Он жив. — Послышался позади меня голос Никки.

Кертис, который продолжал елозить под моим коленом, которым я упиралась ему в спину, простонал:

— Вы делаете мне больно!

— И хорошо. — Ответила я, застегнув, наконец, наручники у него на запястьях. Эта пара была разработана для того, чтобы выдержать натиск оборотня. Человеку, даже тому, который способен колдовать, не выбраться, если только он не откроет их с помощью магии. Черт, я даже не знала, возможно ли это. Я бы не смогла, но это не значит, что этот тип не мог.

— Пальнешь в нас магией своим сломанным пальчиком, и я сломаю его еще раз. Только попробуй что-нибудь учудить, и я начну с твоих пальцев, и не остановлюсь, пока ты больше вообще не сможешь колдовать. Ты понял, что будет, если попробуешь применить магию?

— Вы же коп, вам нельзя творить такую хрень.

Я наклонилась достаточно близко, чтобы он мог видеть мое лицо.

— Я — федеральный маршал из сверхъестественного отдела, а ты практикуешь магию смерти. Я могу сделать вещи и похуже, чем переломать тебе нахрен кости.

— Господи, пожалуйста, не убивайте меня.

Забавно, они все сразу такие набожные, когда думают, что смерть близко. Наполовину я ему врала. Будь у меня на руках ордер, я бы могла делать с ним что угодно, но ордера мы не дождались, так что мне нужно играть по коповским правилам, а не по правилам истребительницы. Наручники на месте, плохой парень обезврежен, так что я позволила себе оглянуться на Зебровски. Тот сидел, привалившись к Никки, но глаза у него были открыты, и в руке был ствол, направленный дулом в безопасную сторону.

— На нем магия сработала. Почему не сработала на тебе? — Прокряхтел Кертис голосом, переполненным болью.

— Что именно должно было сработать? Что ты пытался со мной сделать, кусок дерьма?

— Осушить тебя немного, вот и все. Это было неполное заклинание. Я никого из вас не пытался убить.

Секунду я размышляла о том, что он, вроде как, пытался поранить нас вместо того, чтобы убить, а если бы пытался убить, то мне бы пришлось объяснять это Кейти и детям.

— Анита. — Позвал меня Зебровски. — Я в порядке. Расслабься, хорошо?

Он намекал, чтобы я не наседала на Кертиса еще больше, но не хотел говорить об этом вслух перед нашим пленником на тот случай, если придется угрожать ему насилием ради получения информации. Я не жалела о сломанном пальце. Если этот тип настолько «зеленый» или слабый, что ему нужно тыкать, чтобы чары сработали, то он это заслужил. Еще я была зла на себя, потому что не сразу не поняла, что была не единственной целью. Я так зациклилась на том, чтобы закрыться от чужой магии, и так бесилась на то, что моя собственная на меня ополчилась, что даже не подумала об этом. Ошибка новичка, которая могла стоить Зебровски жизни.

Я посильнее надавила коленом на спину Кертиса, держа одну руку на нем, чтобы почувствовать, если он дернется. Не хотелось мне, чтобы из-за моей беспечности сегодня еще кто-нибудь пострадал. Я обернулась через плечо. Зебровски сидел на коленях, но выглядел лучше. Его пистолет все еще не был в кобуре, но если бы он хотел выстрелить в плохого парня, я бы загораживала ему обзор. Никки по-прежнему пытался помочь Зебровски встать на ноги, но тот отпихнул его.

— Иди помоги ей с преступником.

До меня доперло, что Никки не мог прекратить помогать Зебровски, пока я ему не скажу. У нашей метафизической связи были свои странные последствия — вроде тех, где я даю ему прямой приказ, и он подчиняется.

— Никки, все в порядке.

Он перестал возиться с Зебровски и подошел ко мне, чтобы опуститься рядом на колени.

— Придержи, пока я его обыщу. — Сказал мне Никки, и я вновь почувствовала себя глупо. Я так зациклилась на магии, что мне даже в голову не пришло обыскать Кертиса на предмет наличия у него ножа или пушки. Я помогла Никки прохлопать его спину, потом перевернула его, задев сломанный палец, на что он пожаловался — ладно, он закричал, — но мы все равно обыскали его со всех сторон. Искать было нечего, но я этого не знала, когда поднимала его с пола. Как я могла быть такой беспечной?

— Он чист. — Резюмировал Никки.

— Нет, не чист. — Возразил Зебровски. — Сумчонка у него на шее отнюдь не безвредна.

— Ты прав. — Согласилась я и потянулась к мешочку. Кертис попытался нас сбросить, хотя он был в наручниках и со сломанным пальцем. В итоге мне пришлось срезать кожаный шнурок, на котором эта штука крепилась, вися у него на шее, и лишь ладонь Никки, впечатавшая голову Кертиса в пол, помешала тому порезаться о мой нож.

Никки держал Кертиса, чтобы тот не мог подняться, пока я раскрывала мешочек, стоя у изножья кровати. Внутри оказалась маленькая косточка, какие-то травы, сероватая пудра и небольшой камушек. Я долго смотрела на косточку и, наконец, перевела взгляд на Кертиса.

— Эта кость из скелета, прибитого к стене. — Я говорила так, будто знала наверняка.

— Я приобрел кости у легального источника. — Даже в наручниках, лежа на полу, с Никки, который чуть ли на нем не сидел, Кертис умудрился прозвучать серьезно.

— Твой легальный источник тебя сдал. — Ответила я.

— Ты врешь.

— Как еще мы могли тебя найти?

Теперь Кертис выглядел неуверенным.

— Ты реально пытался использовать против меня некромантию или магию смерти? Что это за херня с тыканьем пальцем и жамканьем твоего мешочка джу-джу («джу-джу» — вид черной магии родом из Африки, наделяет различные предметы магическими свойствами — прим. переводчика)?

— Ты сломала мой блядский палец!

— Тебе повезло, что я сломала только его.

— Это полицейский произвол.

— Вспомни, что я не из обычной полиции, Кертис.

— Я не вижу маршальского значка — думаю, ты врешь. Я думаю, ты из обычных копов, так что все это — полицейский произвол. Я подам в суд.

— О, нет, сломать тебе палец — это вовсе не произвол, ты еще не видел настоящего произвола.

— Это угроза? — Возмущенно уточнил он.

— Да. — Ответила я.

Мое лаконичное согласие выбило его из колеи, так что он просто не нашел, что ответить. Я сняла свой значок с ремня и продемонстрировала его так, чтобы он мог видеть, что это значок маршала США с баннером поперек: «Сверхъестественный отдел». Глаза Кертиса расширились, а дыхание участилось.

— Видишь, маршал из сверхъестественного, а значит, я не должна играть по правилам обычных копов.

Голос Зебровски послышался со стороны стены, на которой висел скелет. Я была рада, что ему полегчала настолько, что он поднялся на ноги и мог передвигаться по комнате.

— Заставь его снять чары или что это вообще.

— Сними их. — Велела я, возвращая свой значок на ремень. С бронежилетом это оказалось труднее, чем снимать его.

Кертис помотал головой.

— Я не стану рушить их ради вас, и предупреждаю, что если вы тронете их без моей помощи, то можете серьезно пострадать или даже погибнуть.

— Ну и хер с тобой. — Сказала я. Оставив Никки охранять Кертиса, я направилась к стене с костями, испещренной загадочными символами.

Зебровски поинтересовался:

— Что ты собираешься делать?

— Снять чары.

— Разве не стоит подождать кого-нибудь из полицейских ведьм, чтобы они взглянули? Что-то из этого может быть по-настоящему стремным.

Я осмотрела стену не с помощью глаз, а с помощью того, что люди зовут третьим глазом, но, как бы там ни было, я смотрела на символы, и они сияли — а значит, магия действует. Этих символов я не знала, так что понятия не имела, что они означают. Я вообще слабо шарю в магических символах, потому что моя магия — это скорее парапсихическая способность. Тут ощущался какой-то вес и мощь в районе алтаря, но скорее в энергетическом смысле, нежели в том случае, когда физический предмет обретает силу из-за наложенных чар. Символы засияли, когда я глянула на кости на стене. Вот где сила. Там все сияло золотым пламенем, и ничто иное в этой комнате не могло быть его источником. Господи.

— Ты использовал кости как какую-то батарейку. Вот почему у тебя маленькая косточка в мешке на шее, и вот почему ты в него вцепился. Та магия, что ты пытался использовать против меня, по большей части идет от костей.

— Я чародей.

— Большинство чародеев черпают свою силу снаружи — от демонов, джиннов, элементалей, но источник всегда где-то вне их самих.

— Нужна воля, чтобы их контролировать — вот где реальная сила. — Заявил Кертис. Он пытался казаться крутым, но все еще валялся на полу, так что крутости от этого поубавилось, хотя он все равно звучал самодовольно. Мне не хотелось, чтобы он был доволен собой.

— Тебя напряжет тот факт, что это твое заклинание высасывает жизнь из молодой женщины?

— Не понимаю, о чем речь.

— Я готова биться об заклад, что ты даже не слышишь, что говорят кости, не так ли?

Кертис нахмурился, он выглядел озадаченным.

— Они не могут говорить. Это просто объекты силы, они не живые.

— Только потому, что ты их не слышишь, не стоит думать, что они молчат.

— Я не понимаю. — Сказал он.

— Да я знаю.

Я помолилась, чтобы меня направили, и ощутила тот маленький теплый толчок, который получала, когда моя молитва была услышана. Мне этого достаточно. Я хотела было попросить молоток, но вдруг поняла, что гвоздей и шурупов в стене не было — по крайней мере, в кости они вбиты не были. Кости сидели на каких-то креплениях в стене — они были зафиксированы при помощи зажимов.

— Зебровски, пойди встань рядом с Никки.

— А что такое?

— Я сейчас сниму одну из костей.

— Анита, тот факт, что ты достаточно крута, чтобы выдержать то, что он пытался провернуть со мной, не означает, что ты можешь безнаказанно трогать эту штуку.

— «Безнаказанно», серьезно?

Он осклабился.

— Эй, Кейти читает нам с детям на ночь, ясно?

Я улыбнулась и покачала головой.

— Присмотри за Кертисом и позволь Никки побыть моим любимым помощником.

— В обычной ситуации я бы поспорил, что это я твой любимый помощник, но на сегодня хватит с меня этих магических штучек. — То, что он реально не стал спорить и просто уступил, означало, что ему правда было больно, или, может, он испугался сильнее, чем я думала. Черт. Ему нужно наведаться к ведьме и доктору, чтобы убедиться, что все в порядке.

— Я не могу нести ответственность за то, что произойдет, если ты коснешься костей. Это мощная волшебная реликвия, и я не могу контролировать то, что они с тобой сделают.

Зебровски ответил Кертису за меня:

— Ты нам опять угрожаешь?

— Нет, но я использовал магию, чтобы убедиться, что защищен, когда касался реликвий. Она же хочет коснутся их голыми руками. Это опасно.

— Возможно, он прав. — Сказал Зебровски. — Может, подождать кого-нибудь из нашего магического подкрепления?

— Зебровски, это магия смерти. Я — то подкрепление, которое у нас для этого есть.

— Просто будь осторожна, хорошо?

— Хорошо. — Ответила я.

Я осмотрела кости на стене своим внутренним взором, и золотое свечение было на месте, но вдруг я поняла, что мои руки светятся точно так же, вот только мой свет был ярче, насыщеннее. Тот, что на костях, напоминал золотистую сахарную вату — легкий, воздушный. А тот, что на мне, больше напоминал карамель или даже яблоко в карамели. Это была моя магия. Я еще никогда не смотрела вот так на свою собственную энергию, когда поднимала мертвых. Я уже чувствовала ее раньше, но никогда не видела, как она сияет.

Я приложила к предплечью на стене кончик своего пальца, и их сияние объединилось. Голос костей в моей голове сделался чуть громче, повторяя «Жюстин, Жюстин», однако темп замедлился — он больше не был таким лихорадочным.

— Если ты вынесешь кости за пределы зоны ритуала, тебе влетит. — Послышался голос Кертиса со стороны кровати, куда усадил его Зебровски. Это было не ради его комфорта. Зебровски просто не хотел торчать с преступником на полу. Я не могла его винить.

Я взяла фрагмент кости руки и сняла его со стены. Сияние на кости растаяло, смешавшись с сиянием моей собственной силы, но больно при этом не было. Все ощущалось очень правильно. Я отнесла кость подальше от алтаря и символов, и чувствовала себя нормально. Фрагментов костей руки было много, на некоторых из них даже остались следы пламени от огнемета, который мы использовали на кладбище почти два года назад. Я ходила туда-сюда, снимая со стены фрагменты костей, и клала их на чистую простынь, которую раздобыл где-то Никки. Чем меньше на стене оставалось костей, тем тише звучало у меня в голове бормотание «Жюстин, Жюстин».

— Тебе должно быть больно. Ты должна орать. Почему ты не орешь? — Спросил Кертис, сидя на кровати.

Я сняла со стены округлую тазовую кость и отнесла к остальным, чтобы положить рядом с кусочками костей руки. Голос в моей голове звучал медленнее, он все меньше походил на мольбу о помощи, и скорее напоминал шепот любовника, который бормочет твое имя тебе в висок. Я сняла со стены нижнюю челюсть, и энергия еще больше притихла.

— Ты должна корчиться от боли или вообще сдохнуть. Почему ты жива?

Мне пришлось подняться на цыпочки, чтобы достать со стены верхнюю часть черепа, и вот я уже кладу ее рядом с другими костями, а голос в моей голове замолкает, после чего вдруг послышалось что-то вроде долгого вздоха и, наконец, тишина. Может, это и были не просто кости, но батарейкой для этого типа они теперь тоже не были.

— Это невозможно, никто не способен снять мои чары без последствий.

— Может, это и твои чары, но это мой зомби.

— Не понял. — Растерялся он.

— Ты пытался использовать против меня магию смерти. Я — некромант, против меня она не работает. И тем более ты не можешь использовать ее через предметы, наполненные моей силой.

— О чем ты говоришь? Какой еще твоей силы?

— На этой чертовой стене висели кости моего зомби.

— Это был кровожадный зомби, у таких нет хозяина. Они никому не принадлежат.

— Этот мой, потому что я подняла его из мертвых. Он принадлежит мне, а то, что ты учудил с его костями, убивает женщину, которую он любил. Тебе вообще есть дело до того, что из-за тебя маленький мальчик едва не сделался сиротой? Тебя хоть что-то заботит помимо собственной силы?

— Понятия не имею, о чем ты. Я накладывал чары не для того, чтобы навредить кому-то.

— Ты навредил мне и пытался навредить Аните с этим своим мешком костей. — Возразил Зебровски.

— Вы на меня напали. Я просто защищался.

— Судье об этом скажешь. — Бросила я.

— Я не сделал ничего плохого!

— Как я уже сказала, расскажешь об этом судье.

— Я не сделал ничего плохого. И я выйду под залог еще до того, как вы разберетесь с бумажками.

В обычной ситуации так бы и вышло, и тот факт, что он об этом знал, практически гарантировал, что он уже привлекался.

— Будь я обычным копом, ты был бы прав, но я не обычный коп, помнишь?

— Нет, я же человек. Ты не можешь ликвидировать меня, как какого-нибудь немертвого или получеловека.

— Поосторожнее там про полулюдей. — Вставил Никки.

— Ты — человек-колдун, который украл части тела, чтобы сотворить магию смерти, и она практически убила невинную женщину. Закон о магических преступлениях был разработан как раз для людей вроде тебя. — Сказала я.

— Нет-нет, вы не можете так со мной, я же человек. Я убиваю только чудовищ.

— Если ты не считаешь себя чудовищем, тебе нужно проверить свой третий глаз.

* * *

На Робби Кертиса был выписан ордер, но мне не позволили стать инструментом правосудия в этом деле. Оно касалось меня лично, так что кто-то другой из моих коллег-маршалов удостоится этой чести. Меня устраивает, главное чтобы этот тип больше никому не навредил.

Жюстин Хендерсон выписали из больницы — она теперь дома со своими родителями и малышом. Через пару месяцев надеется обзавестись отдельным жильем. Я пожелала ей всего самого лучшего и надеялась, что она встретит кого-нибудь, кого будет любить так же сильно, как любила Томаса. Меня корежило от мысли, что она зациклится на нем до конца своих дней.

Кости я отнесла в крематорий и лично наблюдала за тем, как они отправляются в печь. Я стояла, привалившись к стене, и читала книжку, пока они обращались в пепел без шанса на какую-нибудь магическую хрень в будущем. Пепел я разделила на части и развеяла над разными водными потоками. Это был последний раз, когда кто-нибудь слышал о Томасе Уоррингтоне. Мы с Жан-Клодом обсудили тему попадания зомби под некую версию ardeur’а, но так и не поняли, почему это произошло, а если я не знаю причины, то не могу предотвратить повторение подобного. Томас превратился в кровожадного зомби потому, что при жизни ел человечину. Никаких данных об этом нигде записано не было — он буквально унес этот секрет с собой в могилу, так что с технической точки зрения моей вины в этом не было. Что меня действительно парило, так это что способный на чувства харизматичный зомби был так полон моей версии ardeur’а, что это заставило его и Жюстин полюбить друг друга. Он был достаточно живым, чтобы человеческая женщина от него забеременела и родила абсолютно здорового ребенка — все произошло так, словно он и не был мертвым. Это попросту невозможно — даже я не могу быть настолько хороша, но ребенок был счастлив и здоров, так что, может, я все-таки достаточно хороша, чтобы провернуть такое, и это пиздец как меня пугало. Я поднимаю мертвых, а не воскрешаю, и никто не воскрешает, но Томас Уоррингтон оказался к этому близок. Я не знала, почему он получился настолько… человеком. Я понятия не имела, почему все это произошло, и от этих мыслей у меня мурашки бегали по коже. Но будем решать проблемы по мере их поступления, так? Мы спасли девушку и убили злого колдуна, и тот факт, что я сломала ему палец, посчитали насилием в пределах разумного. Все хорошо, что хорошо кончается — до поры, до времени.