4. Скулящему не сочувствуют.

Влюбленный может говорить о предмете своей любви бесконечно. Усвоив суть и наскучив подробностями, в двенадцатом часу Звягин подавил зевок. Извинившись, вышел в туалет и с шумом спустил воду. Подобные действия неукоснительно меняют тональность беседы. Выговорившийся Ларик примолк, отрезвел, успокоился.

– И чего ты дергаешься, собственно говоря? – подытожил Звягин.

– Как это?..

– Так. Что, собственно, страшного произошло? Она вышла замуж?

– Нет… пока.

– Но у нее есть ребенок?

– Что?! Нет, откуда…

– Может быть, она смертельно больна?

– Вы о чем…

– Тоже нет? Ну тогда, возможно, она совершила преступление, и твой гражданский долг – посадить ее за решетку?

– Не надо издевок, – тихо попросил Ларик.

– А может, ты инвалид? Отвечать!

– Нет…

– Урод?

– Не блещу, как видите…

– Мужеством ты не блещешь. А, ты слабоумный? Или тебе завтра уходить на фронт? А-а – тебе приходится содержать больную семью, отнимает все силы и время. Угадал?

– Перестаньте.

– Тоже нет? – удивился Звягин. – Тогда я не понимаю – чего ты убиваешься? Какие трудности? В чем препятствия?

– Не нужен я ей…

– Стань нужен!

– Как?

– Как угодно!

– Она не любит меня, – качнул головой Ларик безнадежно, горько.

– Всего делов? Хм! Значит, надо сделать так, чтоб полюбила, – невозмутимо заключил Звягин.

Сухо, рассыпчато скрипнул под ногами снег. Стукнула дверь, звякнул ключ. Метнулась во тьме поземка и пропала. Черный прозрачный воздух обжег ноздри. Пар от дыхания индевел мохнато на шарфе.

– Что вы говорите?

– Пою. «Турецкий марш».

– Почему?

– А что же мне петь, лазаря? Боевой гимн индейцев чероки? – Звягин сплюнул: плевок затрещал на лету, стукнулся об тротуар и подпрыгнул ледышкой. – Минус сорок, – удовлетворенно констатировал Звягин. – Верная примета, так мы на Севере проверяли.

Загрузка...