Любить не страшно

1.

- Ты ждешь, Лизавета, от друга привета,

Ты не спишь до рассвета – все грустишь обо мне-е-е…

Помимо воли своей я рассмеялась, так старательно брат моей лучшей подруги выводил эту старинную песню! Юлька и Юрка – мои одногруппники и друзья. Они - брат и сестра, близнецы. Внешне, с поправкой на пол, очень-очень похожие. Собственно, характеры – тоже идентичны. И профессию они почему-то выбрали одну на двоих, на троих со мной – педагог, учитель истории. Мы заканчивали первый курс магистратуры – впереди экзамены и, конечно, долгожданные каникулы - целое лето!

- Юрка, ты прав, я не спала до рассвета. Только по причине экзамена по «Теории и методологии...», а никак не из-за тебя!

- Лизка, ты бессердечна! Ты же знаешь, что я тебя люблю!

Заглядывая грустными глазами мне в глаза, этот наглец стащил с моего блюдца пироженку и засунул целиком себе в рот. Я только взглядом проводила. Он, зажмурившись от удовольствия, прожевал, запил моим же кофе и, развалившись на стуле, сказал, как будто ничего не произошло:

- А где это моя сестрица?

- Поражаюсь твоей наглости, Евдокимов! Придется на семинаре сегодня сесть с Юлькой, а не с тобой!

Он поменялся в лице. Глаза снова стали грустными, он захлопал ресницами и, прижав к груди обе руки, прокричал на все кафе:

- Нет! Ты просто убиваешь меня! Не бросай! Я верну твое пирожное! Только не бросай!

Схватив мою ладонь, Юрка начал покрывать ее поцелуями, шепча между ними: «Прости! Прости! Прости!»

- Ни в коем случае не возвращай! Просто купи мне другое! – руку вырвала, демонстративно вытерла об джинсы.

В помещение вошла большая компания парней, некоторые показались мне знакомыми – с параллельного потока, наверное. А следом за ними, прижимая к груди стопку тетрадей, плелась моя кудрявая подружка. Судя по расстроенному виду, Кузнечик зачет не принял. Она плюхнулась на стул рядом со мной, схватила мою многострадальную чашку и допила кофе, недопитое ее братом. Нет, ну угораздило же меня на первом курсе связаться с этой парочкой! И эта туда же! Одни проблемы от них!

Учились они неплохо. Отличниками, как я, не были, но и до двоечников им тоже было далеко. Юрка был обычным парнем, без странностей. Периодически знакомил нас с девчонками. Повстречавшись пару недель, незаметно расставался, чтобы в скором времени представить нам с Юлей новую пассию.

А Юлька была катастрофически, просто патологически влюбчива. В преподавателя социальной психологии – Сергеева Александра Николаевича, а попросту Кузнечика, прозванного так студентами за излишнюю худобу и неправдоподобно длинные конечности, она влюбилась на самой первой паре еще в январе. Пыталась привлечь внимание молодого аспиранта хорошими знаниями и блестящими ответами. Но он не обращал внимание на студенток, и на Юльку в том числе. Тогда Евдокимова перешла к другой тактике – заработала пару, напросилась на отработку и сегодня полчаса назад, оставив меня в одиночестве пить кофе здесь, вприпрыжку отправилась соблазнять Кузнечика, то есть пересдавать тему.

- Юлечка, что с твоим лицом? – братец совершенно не сочувствовал горю единоутробной сестры. – У тебя диарея?

- Отстань, дурак! – она обратила свой взор на меня. – Лиза-а, я так опозорилась!

Я приготовилась услышать страшную историю о ее недавнем приключении, как вдруг Юлька уставилась на вход в кафе, открыв рот, и, наверное, забыв дышать. Я обернулась. Но ничего сверхъестественного не заметила.

- Юлька, муха залетит – рот прикрой! – Юрка потешался, раскачиваясь на стуле.

Она отмерла и показала ему средний палец на левой руке. Юрка, видимо, обидевшись, вместе со стулом повернулся к соседнему столику, где сидели девчонки-первокурсницы, и начал их отчаянно клеить. А его сестра снова обратилась ко мне:

- Смотри, какой красавчик! – подруга одними глазами указала мне направление.

К зашедшей перед ней компании присоединился еще один парень. Незнакомый мне даже внешне. Приятный молодой человек. Обычный.

- Лиза, зачем ты его так разглядываешь? Он же видит твой интерес.

- Знаешь что, Юлечка, я его разглядываю, исходя исключительно из твоего интереса.

Я отвернулась, увидев все, что хотела. Самовлюбленный индюк – этот ее красавчик! В дорогих шмотках. С крутым телефоном, который в целях привлечения внимания особо падких на деньги девушек, все время крутился в руках хозяина. Особо мне не понравилось кольцо-печатка у парня на левой руке. Вот не люблю у мужчин подобные украшения, особенно золотые! У мужика, по моему убеждению, вообще, на пальцах не должно быть ничего, кроме обручального кольца.

На моих глазах Юлька стремительно краснела. Мне и оборачиваться не нужно было. Я сказала в унисон с подругой:

- Он идет сюда.

Рассмеялась только я одна…

- Привет, девочки-красавицы! Что-то я раньше вас не видел. Первокурсницы, наверное?

Юлька сразу бросилась в бой.

- Не совсем. Точнее совсем не первокурсницы. Гораздо, гораздо старше…, - она поглядывала на парня из-под длиннющих ресниц. – и намного опытнее.

Он заинтересованно осмотрел ее:

2.

Ребенок кричал всю ночь. Такие приступы не были редкостью. Только раньше мне помогала мама. Раньше, это после того, как Нелли ушла… Мама говорила, что для больного малыша – настоящая трагедия пережить предательство одного из родителей, особенно матери. Мама, как всегда, была права.

Сейчас мама лежала в больнице. И я не мог быть с ней рядом. Дело было совсем плохо. Точнее, надежды не было никакой. Она уже несколько суток не приходила в себя. Роман, мой брат, ночевал у нее. Мы ждали, что со дня на день это случится – она умрет.

Я не мог спать. Даже в те короткие мгновения, когда Данечка забывался беспокойным сном. Как мы будем без нее? Как без нее буду я? Совсем один. С ребенком.

Потом сын начинал всхлипывать, ворочаться и снова заходился криком. Я носил его по дому, положив темноволосую головку на свое плечо, гладил по спине, напевал песни без слов и думал…

Тот факт, что Данечка серьезно болен, стал известен нам еще в роддоме. Правда, как сказал наш собственный доктор – Павел Петрович, кандидат наук в области кардиохирургии, очень опытный врач, порок сердца вполне излечим.

Конечно, это было трудно. Несколько месяцев мы с Нелли жили, как в аду. С новорожденным и дома-то нелегко. А в больнице? Да еще в другом городе, далеко от дома? Мы дежурили с женой попеременно. Жили в квартире Павла Петровича, благо что она неподалеку от клиники. Ребенок был слабенький, операция нужна была срочная. Но детский организм мог запросто не пережить наркоз…

Полгода набирали вес, учились жить в больничных стенах. Нелли было очень трудно. Мне, конечно же, тоже. Особенно на фоне ее постоянных истерик. В один далеко не прекрасный день, когда я приехал сменить ее у кроватки сына, (дело как раз было перед операцией) наш лечащий врач пригласил меня в свой кабинет. Разговор сводился к тому, что наша мама – неуравновешенный человек, способный в моменты всплесков своих эмоций навредить малышу. Он настоятельно рекомендовал на время операции и особенно послеоперационного периода рядом с сыном находиться мне, а не ей. Мне было стыдно признаваться в этом, но Нелли, действительно, была ненормальной.

Довести ее до криков и истерики с вырыванием волос, с бешеными воплями и даже потерей сознания можно было одним неловким словом. Из палаты, где лежал Даня, через пару дней сбегали другие маленькие пациенты, потому что их мамы часто к концу первого дня пребываения рядом с моей женой, уже успевали поругаться, а-то и выдержать схватку с этой злобной мегерой.

Что с Нелли будет трудно, я понял еще на нашей свадьбе.

… Она была потрясающе красива в белом свадебном платье! Даже мой брат, Роман, безумно влюбленный в свою жену, увидев, как Нелли выходит из дома и садится в машину, не мог отвести глаз! Точеная фигурка, идеальное лицо с огромными синими глазами, шикарные черные волосы. Платье Нелли привезла из Парижа, куда ездила на съемки для какого-то модного женского журнала. Такой красоты, наверное, в нашем городе не видел никто! Она им очень гордилась. Видимо поэтому и произошло то, что произошло!

Садясь в машину, она случайно наступила тонкой шпилькой на подол. Легкая ткань естественно не выдержала и порвалась. Собственно, можно было просто чуть заколоть булавкой, ведь порвалась только подкладка… Но моя будущая жена считала, что в этот день у нее все должно быть идеально. Она прямо на улице с визгами и воплями оторвала практически весь низ, укоротив свой наряд сантиметров на тридцать, бросила его на землю и долго топталась в луже по куску ни в чем неповинной материи и проклинала все на свете, в том числе и меня, за то, что такой позор вдруг случился с ее Величеством. Я впервые видел подобное. Я был в шоке! Наверное, это читалось по лицу. Потому что ее мать, моя будущая теща, отвела меня в сторонку и сказала, что-то типа того: «Дорогой зять, тебе досталось настоящее сокровище – умная, безумно красивая женщина, зарабатывающая побольше многих мужиков. Однако, есть у нее один секрет. И этот секрет – теперь твоя головная боль, а не наша! Смирись, и потакай ей во всем, ни слова против! Будешь себя вести правильно – лучшей жены у тебя не будет никогда! Но если…»

Я вел себя неправильно. Первую ошибку я совершил, когда она забеременела. Собственно говоря, в этом факте и была ошибка. Она не хотела рожать. Она хотела работать. Нелли была моделью. Ее лицо красовалось на обложках журналов. И красуется до сих пор.

Второй ошибкой было заставить Нелли родить, а не сделать аборт, как хотела она. Девять месяцев кошмара с каждодневными истериками! Тема истерик всегда была разная. Но главная мысль одна - я испортил ее безупречную фигуру своим (!) ребенком! Я не знаю, как не развелся с ней тогда! Уже в те дни, ругая себя самого, я дико жалел, что вообще женился. Но ведь она должна была родить моего сына! Я терпел.

Следующая ошибка, которая неумолимо разводила в стороны меня и ее, была совершена не мной. Ее совершил наш ребенок, родившийся нездоровым. Она вытерпела целых полгода. Только теперь каждый мой взгляд, каждое слово, каждое движение могли привести к скандалу. Да, собственно, скандалом это было трудно назвать. Потому что во время приступов Нелли, я просто молчал, или уходил куда-либо.

После Даниной операции на сердце Нелли ушла. И я был этому рад.

К нам с малышом приехала моя мама. Сыну стало намного лучше сразу. Через несколько месяцев он уже практически догнал по развитию своих сверстников. Скоро мы уехали домой. И вроде бы все наладилось: я работал в совместной с братом Романом фирме по ремонту и продаже компьютеров, мама сидела с Даней. Мальчик рос идеально послушным, тихим ребенком. Мама, не сразу, но все же, стала говорить, что это-то ее и пугает. В полтора года он мог часами рассматривать пятно на обоях, или по полдня перекладывать кубики из одной коробки в другую. Я, помня неугомонных и очень активных детей старшего брата, отправился с сыном в путешествие по больницам. Диагноз нам поставили не сразу. Примерно через полгода седая женщина в очках с золотой оправой, устало вздохнув, сказала с сочувствием в голосе:

3.

На последний экзамен я шла с сильной головной болью, першением в горле и ощущением повышенной температуры. Точно не помню, какой вытащила билет. Уверена, что ответ знала. Потому что, выходя отвечать к столу экзаменатора, не чувствовала страха совсем. Правда, потом - все как в тумане. Наверное, я несла бред, потому что Иван Сергеевич, наш преподаватель по педагогике, что-то удивленно переспрашивал. Я закашлялась… И все…

Следующее воспоминание – общежитие. Кудрявая голова над моим лицом, испуганные Юлькины, а потом и Юркины глаза. Женщина в белом халате, болезненное ощущение укола, сон…

Следующий кадр моего кошмарного фильма – меня кто-то несет на руках. Он очень сильный – так просто поднял и понес... Что-то ласково приговаривает мне на ушко, вроде бы: «Бедная девочка, совсем, как перышко стала легкая». Я не могу открыть глаза, у меня нет сил. Я не вижу того, кто меня несет, но почему-то мне кажется, что это – Матвей. Я думаю о том, что выздоравливать не хочу. Я мечтаю, чтобы всегда вот так, без сил, но на его руках… Я прошу его, не отпускать, не бросать меня. Я шепчу его имя. Я стараюсь ухватить его руками, вцепиться в него, чтобы никогда больше… И все…

Я в машине. На заднем сиденье. Укрытая пледом до самой головы. Тихо играет музыка в салоне. Впереди на пассажирском сиденье сидит мама. За рулем, узнаю по голосу, – Сергей. Они спорят. Мама твердит, что меня нужно отвезти в больницу, потому что температура слишком высокая и падать не желает. А Сергей утверждает, что Павел Петрович сам справится – сделает мне какой-нибудь чудодейственный укольчик… И все…

Окончательный кадр. Я в своей комнате. В зале – мне видно в приоткрытую дверь - за большим столом сидит все мое семейство, кроме детей. Похоже, решается моя судьба. Может, я при смерти? Или у меня неизлечимая болезнь? Или я завалила экзамен, и меня выгнали из института?

Стоп. Если стараться дышать потише, то все отлично слышно, несмотря на включенные в детской мультфильмы. Мама:

- Пусть она проснется и сама решит. Нет смысла обсуждать это.

Аля:

- Мы можем просто ей не говорить. Зачем бередить рану? Она только успокоилась.

Сергей:

- Девочки, милые, вы счастливы со своими мужьями?

Мама:

- Сережа, при чем здесь это?

Сергей:

- Ты слышала, что она шептала, когда я нес ее в машину? Да она в бессознательном состоянии была, а Матвея звала все равно. Просила, чтобы он не уходил, не бросал ее…

Боже, как стыдно! Я Сергея обнимала! Я цеплялась за него! Я его называла… Кто-то слабонервный (не видно отсюда – мама или бабушка) начал всхлипывать. Все-таки мама. Сергей встал из-за стола и перешел на другую сторону – туда, где дверь закрывала обзор. Скорее всего, обнимает ее за плечи – успокаивает.

Алька:

— Значит, нужно сказать.

Роман:

- Конечно, нужно. Пусть поедет. Там – свежий воздух, природа! Ей сейчас это – самое то!

Алька:

- А он?

Роман:

- Он же ищет няньку и кухарку. Вот ему и будет – в одном лице!

Мама:

- Я думала, мама Нелли ему помогает!

Роман:

- На прошлых выходных, когда я был у них, Валентина Игоревна уехала домой – муж приболел. Да и трудно с Даней – не нашла она общий язык с ним.

Голова была удивительно ясной. Я все отлично понимала. Они хотят отправить меня к Матвею. Сердце радостно сжалось в груди. На глазах выступили слезы. Увидеть его? Жить с ним в одном доме? Пусть даже недолго (хоть бы в первый же день не выставил за дверь!)! Я даже на одну минуточку согласна!

Нет! Где гордость твоя, Лиза? Ты не нужна! Никогда не была нужна! Ты – глупая девчонка, с самого детства влюбленная в одного единственного мужчину.

… Я отлично помнила, как увидела его в первый раз. Это было, когда мне только исполнилось десять. Я помогала Але убирать квартиру. Бабушка уехала на операцию в Москву. Мама лежала в реабилитационном центре. Папа… Кажется, уже сидел в тюрьме. Алька терла тряпкой комод и плакала – думала, что я не вижу. Мне казалось, что она из-за бабушки. Вдруг в дверь позвонили. Она изменилась в лице – испугалась, потом обрадовалась, потом, видимо вспомнив о своей ужасной прическе, снова испугалась. Побежала в ванную, потом бросилась открывать. Я смотрела в чуть приоткрытую дверь – это могли быть папины и мамины друзья, а от них – жди беды! Это я понимала с самого раннего возраста.

На пороге стоял мужчина. Взрослый, высокий, красиво и модно одетый. Русые волосы падали на высокий лоб, и он время от времени отбрасывал их рукой назад. Почему-то я запомнила это его движение. И оно всегда казалось мне родным, особенным, присущим только ему одному…

О чем они говорили, я не слышала. Вернее, я слышала, но не старалась понять и запомнить. Я была поражена, очарована, восхищена. Когда он ушел, я забралась на подоконник в нашей комнате и смотрела, как он садится в машину и уезжает.

Потом, когда Аля с Ромой поженились, мы с Матвеем стали часто встречаться.

В тринадцать лет я уже знала, что влюблена в него. В пятнадцать меня накрыло горькое ощущение нашей разницы в возрасте. Он был вдвое старше! Это невозможно! Это нереально! Это – пропасть сколько! Я плакала ночами в подушку. Я страдала. Мои переживания нисколько не мешали учебе – я была отличницей. А еще занималась танцами, училась играть на гитаре, ходила на кружок рисования. И не столько ради своего собственного удовольствия, сколько для того, чтобы однажды поразить своими умениями его сердце. Мне почему-то казалось, что мои способности когда-нибудь будут замечены им. Наивная дурочка! Не о том… не тому учиться нужно было!

4.

Когда мама умерла, и мы остались вдвоем с сыном, я понял всю глубину проблемы, с которой мне предстояло дальше жить.

Мой мальчик в три года, если сфотографировать его, и показать фотографию вместе с изображениями других детей - ничем от них не отличался. Может быть, во мне говорили отцовские чувства, но мне казалось даже, что он был более красивым внешне, чем другие дети, с которыми мне приходилось раньше общаться, включая даже моих племянников. Иногда в магазине или больнице, или на игровой площадке, видя меня с малышом, молодые мамочки с детками подходили пообщаться. И поначалу они восхищались его красотой. Но только поначалу...

Если понаблюдать за Даней хотя бы десять минут, становится ясно, что он не такой, как окружающие. Эта его особенность наиболее ярко видна в контрасте с другими детьми. Я помню один такой случай. Мы гуляли в парке. Я вытащил Даню из прогулочной коляски и поставил на ноги. Сам сел на скамейку, а он ходил мимо меня туда-сюда четко от одного края скамейки к другому. Останавливался на несколько секунд у края, как бы фиксируя невидимую границу, и шел назад. Он не смотрел вокруг, он не видел ни детей, ни взрослых гуляющих неподалеку. Так продолжалось, пока к нам не подошла девушка с таким же по возрасту малышом. Подозреваю, что она больше хотела познакомиться со мной, чем навести мосты для игры ее сына с моим. Это была одна из наших первых, после смерти бабушки, совместных прогулок...

Девушка что-то говорила о детских проблемах, о том, какой у нее непоседливый и непослушный мальчик. Потом она спросила, можно ли ей познакомить наших детей. Я, конечно же, ответил утвердительно. Она поймала все также шагающего Даню за руку. Он остановился, глядя в землю. Она подозвала своего мальчика и сказала: "Это - Саша! А тебя, как зовут?" Мой сын ожидаемо молчал, хотя свое имя знал и даже иногда сам называл его. Я сказал за него. Тогда девушка подняла пальцем его опущенное лицо за подбородок и спросила: "Ты будешь играть с Сашей?" Ничего не добившись от него, она вопросительно посмотрела на меня. Пришлось озвучить его диагноз.

Мы сидели с ней молча на скамейке и наблюдали за мальчиками. Саша собирал осенние листья и носил к нам. Складывал их кучками на свободной части скамьи. Даня ходил. Неожиданно Даня заинтересовался листьями. Он подошел к кучкам, не обращая никакого внимания на Сашу, как будто того и не было рядом, и стал отрывать от листьев черенки. Саша возмутился, но мама уговорила позволить Дане поиграть с листиками. Эти кусочки мой сын не выбрасывал, а собирал в руку. Потом он отошел к соседней скамейке, положил свою добычу на нее, стал брать черенки по очереди, подносить близко к глазам. Он долго рассматривал каждый кусочек, затем клал его в кучку. Брал другой и с ним проделывал то же самое, что и с предыдущим.

Саша успел порисовать мелками на тротуаре и скамье, сделать несколько букетов из листьев и подарить маме, найти гриб неподалеку, подуть мыльные пузыри, половить их, наконец, намочить в луже ботинок, а мой мальчик все также рассматривал кусочки от листьев, как будто от этого зависела его жизнь.

Если честно, я был в ужасе. Я не понимал его. Мама, уже болея, пыталась передать мне весь накопленный ею опыт по воспитанию Дани. Но тогда я думал о другом... Самое главное, говорила она, суметь его полюбить. До того, как я остался с ним один на один, мне казалось, я его люблю. Я приходил домой, когда Даня уже спал, я поправлял на нем одеяло, оставлял на столике в детской новую игрушку, любовался его милой мордашкой и шел спать. И даже в те часы, когда я бывал дома вместе с ним, он казался мне идеальным ребенком: никогда не шумит, сидит себе спокойно в своей комнате с игрушками или бумажками какими-нибудь. Я видел некоторые его странности, но я ведь знал о его диагнозе и многое прочитал в интернете на эту тему. Но читать - это одно, а жить с ним - совсем другое.

За полгода вместе я изучил всю литературу об аутизме, какую только мог найти. Я понял, что вылечить это заболевание нельзя, но кое-что сделать, чтобы помочь Дане социализироваться, все-таки вполне реально. И для этого ему нужен я. Целиком и полностью. Рядом всегда.

Я вычитал в какой-то статье, что детям с диагнозом аутизм лучше не менять обстановку. Жить в одном и том же месте. Но, хотя и старался следовать всем рекомендациям врачей, в данном случае пошел своим путем.

У нашей мамы в деревне в другой области, в двухстах километрах от нашего города, был небольшой домик. Мы с братом отремонтировали его, провели все возможные коммуникации, обставили современной мебелью. Благодаря близости районного центра, в деревушке был интернет. Я работал в удаленном доступе - чинил компьтеры нашим заказчикам, делал многое другое, связанное с починкой компьютеров. Иногда по ночам писал программки и даже занимался разработкой собственной компьютерной игры. Времени на это было не так уж и много, но наша с Романом общая фирма приносила стабильный доход, и мы с братом решили, что в данной ситуации я больше нужен сыну, чем брату.

Первые месяцы с нами жила Валентина Игоревна, моя теща. Физически мне с ней было легче, потому что бабушка замечательно готовила, стирала для нас, убирала в доме... Но морально... Нет, Валентина Игоревна не была нервнобольной, как ее дочь, просто она не принимала Даню. Мне кажется, женщина по-своему, как внука, любила его, только не могла понять, что переделать ребенка в данном случае практически невозможно, реально только скорректировать.

Бабушка всячески старалась воздействовать на Даню. Лаской, уговорами, а иногда даже угрозами, заставляла его делать то, что считала правильным. Однажды она подняла на него руку. В тот день я собрал ее вещи, вызвал такси, и Валентина Игоревна уехала в город к своему мужу, который как раз в этот момент заболел гриппом.

5.

Я вспоминала с замиранием сердца. Именно так, с замиранием сердца, я всегда думала о Нем. Мне казалось, что если бы я могла быть рядом с ним - в любом качестве, нянькой для Дани, которого я видела всего лишь три раза в своей жизни, и то еще младенцем, кухаркой, уборщицей, секретаршей, я была бы счастлива.

Разговор семейного совета продолжался. Теперь в него вступила тяжелая артиллерия в лице бабушки, которая сидела во главе стола. Бабушка вставила свои пять копеек:

- Но ведь Данечка болен. Сможет ли Лиза с ним справиться?

Рома тут же возвразил:

- Матвей с Даней справляется сам. Ему нужно, чтобы кто-то убирал, стирал там... В общем, делал домашнюю работу. Местных он брать не хочет - они Даню считают агрессивным, не понимают, не верят, что такие болезни вообще существуют!

Бабушка:

- У Лизы только два месяца есть - а потом на учебу.

Роман:

- Вот за это время он и подыщет себе помощницу. Может быть, даже сам съездит в город и подберет подходящую, потому что предложенные мной кандидатуры ему всегда не нравятся!

Мама:

- Она привыкнет к нему за это время и потом еще тяжелее будет.

Роман:

- Марина, ты давно не встречалась с Матвеем?

Мама:

- Год точно его не видела.

Роман:

- Так вот он не такой милый и пушистый, каким был при жизни нашей мамы. Ему нелегко приходится! Вероятность того, что он разочарует нашу Лизу, оттолкнет ее, больше, чем то, что она привыкнет!

Аля:

- Рома, говорит правду! Он просто невыносим! Примерно такой, каким ты сам, Ромочка, был, когда не мог ходить! Нет, он еще хуже! Только с Даней он добрый, ласковый, а на всех остальных рычит, как ... как медведь! Я там раз-два в месяц бываю, и то успеваю с ним поцапаться...

Роман:

- Но, если помнишь, именно такого - невыносимого и злого ты меня и полюбила!

Наверное, этот спор продолжался бы до бесконечности. Женщины - сомневались и боялись за меня, а мужчины всячески хотели помочь Матвею. Только вдруг заговорил бабушкин муж, Павел Петрович. Несмотря на то, что он не был отцом моей мамы и Али, они обе и их мужья, относились с огромным уважением к этому человеку.

- Разрешите и мне, раз уж я здесь сижу, высказаться!

Все замолчали.

- На мой взгляд, все они нуждаются друг в друге. Мы имеем троих людей с разными диагнозами, но лечение одно на всех - любовь! И пусть я - неисправимый романтик, но давно доказано, что любовь творит чудеса! Рома, вези Лизу, если, конечно, она согласится. И переночуй там с ними, чтобы убедиться, что Матвей не натворит бед. А она, в конце концов, взрослая девушка, если что-то пойдет не так, позвонит кому-нибудь из вас, и Роман, или Сергей, или я - поедем и заберем ее из логова этого... медведя!

Как говорится в сказках, на том и порешили... Когда поднялись из-за стола, я поняла, что сейчас кто-нибудь зайдет ко мне. И не ошиблась. Из-под опущенных ресниц наблюдала, как вошла бабушка, поправила одеяло, потрогала мой лоб. Видимо, не поняла, что я уже не сплю, потому что ничего не сказав, поцеловала меня в щеку и вышла.

Та-а-ак, и что же мне делать? Лиза, включи голову! Лиза, выключи сердце! Подумай, нужно ли это тебе? Все мои чувства восставали против самой формулировки этого вопроса! Нужно-нужно-нужно - кричало все во мне! И только мозг тихонечко выдавал: "Дура, эти два месяца убьют тебя! Зачем? Зачем бередить душу?" Хотя, собственно, разве легче мне от того, что Матвей где-то там, далеко? Разве я не вспоминаю о нем постоянно? Разве не думаю, не мечтаю, несмотря на то, что всегда считала, что мои фантазии неосуществимы? Так, может, стоит хоть раз в своей жизни рискнуть? Может, послушать сердце, которое столько лет тянется к нему?

Полночи я просидела в интернете - читала про Данину болезнь. Многого не понимала. И даже сделал для себя вывод, что для ребенка я скорее всего окажусь бесполезной. Но, с другой стороны, Матвею же кухарка нужна? Приготовить, постирать, убраться - это я умею! А там, по обстоятельствам!

Я встала с кровати рано утром - все в квартире спали. Сварила себе кофе, нашла в кухонном ящике мамино любимое печенье, открыла ноутбук и стала скачивать в него (вдруг там интернета нет?) разные рецепты, которые на мой взгляд, я могла бы попробовать приготовить. Я чувствовала себя так, как будто это не я, а кто-то другой, вчера спал целый день и был болен. Я же ощущала себя отдохнувшей, совершенно здоровой и готовой сделать все, чтобы помочь двум одиноким мужчинам...

В кухню тихонько прокралась мама.

- Лиза, ты зачем встала?

Она поцеловала меня в лоб, видимо, тоже пробуя температуру, как в детстве.

- Мама, я абсолютно здорова. Даже кашель исчез.

- Разве так бывает? Три дня болела, а на четвертый - здорова?

- Бывает, как видишь!

Мама поставила турку с засыпанным в нее кофе - решила присоединиться ко мне.

- Лиза, дочка, мне нужно с тобой поговорить...

6.

Утро началось как попало! Обычно по субботам к нам приходила с другого конца деревни тетя Лида, которая приносила молоко и творог. Причем, за символическую плату. Сегодня она почему-то не пришла.

А мы на завтрак едим кашу. У нас должен быть режим. Порылся в холодильнике - нашёл пол-банки литровой молока. Когда оставалось? Вчера, позавчера? Почесал в затылке - кто его знает?

Начал кипятить - сварилось... Сжав зубы, чтобы не материться при ребенке, задумался. Что дальше? Топать в деревенский магазин за молоком или накормить тем, что есть? А что есть? А имеется у нас только вчерашний гречневый суп.

- Даня, ты будешь кушать суп?

Ребенок, в ожидании еды, как обычно, крутился поблизости. Суп он не очень любил, но, видимо, настолько проголодался, что готов был умять и его, тем более, что я помахал перед его носом шоколадкой. Конечно, это - запрещенный прием, но зато действенный.

Что же готовить на обед? Не знаю, как женщины с этим справляются! Для меня ежедневно существовала проблема кормления ребенка, ну и собственного питания заодно.

А что если на велосипедах съездить в деревню за молоком? Даня - на своем трехколесном, я на большом? Он, как раз устанет к обеду и будет спать, как убитый. А из молока я сварю эту долбаную кашу...

Только у старенького велосипеда, доставшегося мне в наследство от предыдущих хозяев дома - моих деда с бабкой, было пробито колесо.

Разобрал, заклеил, с трудом собрал обратно. Весь в мазуте. Крутившийся рядом Даня тоже весь чумазый, в порванной (когда успел?) рубашонке.

Прежде чем ехать, переодеться нужно...

...Что за крики? Посмотрел на сына - увлеченно ковыряет отверткой в земле. В деревне орут? Молодой женский голос? Не старушечий, что было бы объяснимо, а именно молодой? Хм, может в гости к кому приехала телка городская? Теперь точно в деревню поеду - бабу полгода не видел, может, повезёт и...

Да нет, кричат-то у меня перед домом. Неспеша пошел туда. Возле веранды остановился. Ромка приехал! Блять, неужто любовницу ко мне привез? Ромка... не может быть!

Руки просто зачесались ему морду набить - Альку жалко! Как он мог-то!

Но женская фигурка, преследовавшая страшного облезлого пса, показалась знакомой... Лиза? О нет! Скрипнув зубами, пошел к ним.

Брат, зачем? Лучше бы проститутку мне привез, или бабку, чтобы жрать готовила, кого угодно, только не Лизу! От шалавы какой-нибудь было бы больше толку... Блядь, в логово зверя привез ребенка... Красивого, сладкого, просто крышесносного ... ребенка... В мое логово...

- Это что за зверинец, брат? Я, кажется, цирк не заказывал.

Сука, что ж она такая... Не мог отвести глаз, как всегда, когда видел ее. Я убью его! Зачем? Козёл, сволочь, а не брат!

Она выпрямилась и смерила меня взглядом. Оценила мою "красоту"!

- Рома, блядь, отойдем! Вон туда, - показал ему за дом, Даньку заодно проверю.

Старший мудрый братец, пожав плечами, пошел вперед, на ходу пытаясь вправить на место мозги тупому младшему, мне то есть:

- Брат, а где же здрасте? Чего ты злой-то такой с утра? Не выспался? Где Данька?

Я шел молча - нечего при девчонке отношения выяснять, тем более, что речь именно о ней пойдет.

Когда за дом зашли, Ромка резко остановился, я еле успел затормозить, чтобы не впечататься в его спину.

- Матвей, давай без психов твоих обойдёмся! Что тебе опять не так? Чего орешь, как ненормальный?

- Зачем? Зачем привез девчонку? Мне что, без нее проблем, что ли, мало?

Роман положил руку мне на плечо и заглянул в глаза:

- Проблем у тебя много. Она поможет решить парочку - готовить, убирать, стирать вам с Данькой будет.

- Рома, о чем ты? Готовить она будет... Бред... Ты же знаешь, как я к ней... Ты же знаешь, что я трахну ее через пару дней, и ты сам приедешь мне за это голову отрывать! Зачем? Я разве об этом просил тебя?

- Не об этом. Но..., - Ромыч замялся, не решаясь продолжить. - Мы решили, что так вам всем троим будет лучше.

- Е... мать, они решили! Меня спросили, решалы? Ещё одного ребенка мне на шею повесить хотите? Серега меня потом за растление привлечет, ага?

- Матвей, мы переночуем с Лизой у тебя. А ты подумай. Завтра, как скажешь, так и сделаем. Только хорошо подумай, брат. Не руби с плеча! Даньке нужна женская рука... и тебе тоже, посмотри на себя... ты же, как бомж какой-то!

Я осмотрел себя.

- Нормальный я! Я просил тебя домработницу мне найти. Это что, так трудно? Не смог? Тогда уж лучше бы проститутку какую привез - я хоть бы пар выпустил... А ты - девочку-целочку в кровать мою своими руками!

- Идиот! О чем ты думаешь? Воспринимай ее, как домработницу - и все! Если бы я тебе другую нанял, ты бы тоже о том, как ее трахнуть с порога думал?

Мимо нас, как всегда, не заметив Романа, промчался Даня в порванной испачканной рубахе. Ромка проводил его взглядом, многозначительно подняв бровь. Типа, я за ребенком плохо ухаживаю! Ладно, до завтра, так до завтра! Свалите оба, никуда не денетесь!

7.

     - Ромочка, не уезжай! - просила в шутку, но в душе готова была на самом деле вцепиться в старшего Аверина мёртвой хваткой и не отпустить. 

      - Аля утром звонила, соскучилась. Сказала, что если сегодня не приеду, явится сама. Я и так-то ночевать не собирался... Да и на работу нужно...

      - Да я шучу! Езжай, все будет хорошо! - хорошо в этом доме будет только в том случае, если Матвей сменит гнев на милость. Но пока, судя по всему, этого не предвиделось. 

      Роман сбивал из досок будку для Джека, крутившегося рядом со мной. Матвей с Даней на Роминой машине поехали на заправку, которая находилась где-то за деревней. А я сидела на ступеньках крыльца и думала, к чему готовиться, чего ожидать от этого непредсказуемого мужчины...

   ... Ночью спала, как убитая! Конечно, так вымотаться! Кухню отдраила - маникюра больше нет... Ну, да ладно, зато приятно смотреть на результат своего труда! И Ромка удивлялся - туда ли он попал, в том ли доме находится, настолько здесь чисто стало! Матвей, правда, сделал вид, что не заметил... А, может, и не заметил... 

     Потом ужин готовила - борщ по бабушкиному рецепту. А еще блинов напекла. Что-то подсказывает мне, что совсем не чистая кухня и даже не мои неумелые попытки подружиться с Даней, а именно эти блины, которые, кстати, пригорали и с огромным трудом отлипали от сковороды, заставили Матвея смириться с моим присутствием в своём доме. 

     Потому что наблюдая за тем, как он их уплетает, я поняла, что значат слова моей бабули, по состоянию здоровья вынужденной сидеть на строгой диете: "Когда смотрю, как вы едите то, что я приготовила, кажется, сама наедаюсь!"

    Вот и я "наелась", даже не попробовав ни одного. Сливочное масло, щедрыми кусочками положенное мною на каждый блин, стекало по его пальцам, подбородку, а он, казалось, чуть не мурчал от удовольствия, как довольный кот!

     А вот Даня блинчик есть не стал. Хотя борщом его отец накормил. Я спросила об этом Матвея и он, нехотя, ответил:

     - Он не ест незнакомую, новую для него пищу.

     Блины - это незнакомая пища? Я, конечно, промолчала, но на заметку взяла. Ну, собственно, ребенок сыт, что еще нужно? 

     ....Хозяин выделил мне отдельную комнату, тоже изрядно захламленную. Ее убирать я решила с утра после завтрака. Проснулась очень рано от ощущения, что на меня кто-то смотрит. Как только подняла голову с подушки, дверь, издав громкий скрип, захлопнулась. Не Матвей это, конечно. А жаль... Оделась в тоненький летний сарафанчик - сегодня, наверное, будет еще жарче, чем вчера! Умылась, расчесалась, потрогала синяк на лбу, чуть подкрасила ресницы - не смогла удержаться, хотелось быть красивой... для него. Пора готовить завтрак, ведь кое-кто уже не спит! Выполнять, так сказать, свои прямые обязанности. Хотя, Матвей еще не решил, оставит меня или нет. 

     Дверь в комнату, где спали Матвей и Даня, была прикрыта, но маленькая щелочка все-таки осталась. Проходя мимо, не устояла и заглянула. К сожалению, был виден только самый краешек кровати и загорелая рука, чуть свисавшая вниз. Я замерла на несколько секунд перед дверью, сгорая от желания приоткрыть еще немного, совсем чуточку - одним глазком посмотреть на него. Но сдержалась. Подумала, что веду себя так же, как за полчаса до этого - Даня. 

       В зале, где спал Роман, возле окна заметила какое-то движение. Даня стоит за шторой? Прячется? Решила подыграть. Шепотом, чтобы не разбудить Рому, сказала, подойдя ближе:

     - Где-то здесь прячется серый волк! Ой, боюсь его! Ой, как же страшно!

    И, неожиданно для себя, услышала тоненький вой - не волка, конечно, скорее, маленького волчонка. Играет со мной? Отвечает? С удивлением, подумала о том, что впервые за сутки слышу звуки, издаваемые малышом, до этого он просто молчал. Чтобы закрепить успех, продолжила:

    - Побегу-ка я в свой домик, спрячусь от волка! А если он придет ко мне, дам ему что-нибудь вкусненькое, чтобы меня не съел!

    И на цыпочках поскакала в сторону кухни. 

    Поставила молоко на плиту, помня о том, что Даню нужно кормить кашей - Матвей в приказном порядке озвучил это вечером перед сном. Молока мы привезли всего один пакет, а пили его здесь много. Нужно в магазин сходить сегодня в деревню. Есть же он здесь? Хотела достать из холодильника и погреть оставшиеся блины, но не нашла их. Зато пустой пластиковый контейнер стоял вымытый в сушке. Матвей, что ли, ночью съел? Бедненький, наголодался тут без женской руки! Ну, значит, оладьи испеку на завтрак! С вареньем можно будет кушать, которое бабушка им передала! Когда уже закрывала дверцу холодильника, разыскав в нем два последних яйца, увидела "волчонка", стоящего на пороге. Та-а-ак, обещала же ему вкусненькое! Если дать шокладку, кашу есть не захочет! Взяла морковку, почищенную и вымытую вчера для борща и оказавшуюся лишней. 

     Малыш стоял на пороге в голубой пижамке с короткими рукавами и штанишками, взъерошенный, маленький, такой миленький, что хотелось схватить его на руки и потискать, поцеловать в щечки, погладить по головке. Только я помнила, что с такими детками, как Даня, так поступать нельзя, а тем более мне сейчас, когда я для него совершенно чужая. Как же он на Матвея похож - просто одно лицо, такой же красивый!

8.

    - Так,  ты у кого здесь? К бабушке приехала на каникулы? - не унимался мой старый знакомый. А я мучительно вспоминала, как его зовут.

   - Э-э, извини, я не помню, мы знакомились, но я... - было стыдно, что так некрасиво выбросила его имя из головы.

  - Влад, - если он и был удивлен этим фактом, то вида не подал. - Видишь, судьба дает мне еще один шанс познакомиться с тобой поближе. 

   - А ты к кому приехал? - вот чего мне не нужно, так это с кем-то знакомиться поближе. Что ему сказать, чтобы не шел со мной дальше?

   - К бабушке. Мы с отцом решили ей крышу на доме поменять - старая протекать стала. Вообще, родители давно ее в город зовут - даже квартирку прикупили, чтобы ее туда заселить. Но она, представляешь, ни в какую! Корову держит, курочек разводит... Так ты у кого гостишь?

     Хм, как Матвея представить? Как старушкам - братом? Тогда Влад может попытаться со мной скоротать скучные деревенские вечера. Чего бы мне совсем не хотелось. Правду? Ситуация-то со стороны щекотливой выглядит. И тут меня осенило:

   - Подрабатываю на каникулах - у родственника богатого. Убираю, готовлю. Только он очень неприятный тип - твердые правила у него. И одно из них - никаких свиданий в рабочее время. 

    - А когда у тебя нерабочее? Ты же отдыхаешь, наверное, иногда? 

   - Мы ещё не очертили круг моих обязанностей.

   - Зачем ты это терпишь?

   - Элементарно, Ватсон,  - он платит много.

    И тут в мою голову (не иначе, солнце напекло! ) пришла замечательная идея! А что?  А вдруг? Пусть Влад пакетики-то мои до дома донесет - а Матвей увидит. Вот бы приревновал меня! Я даже, мечтательно улыбаясь, остановилась на тропинке.

  - Лиза, это ты так радуешься моему предложению?

   - Ой, прости, я задумалась... Надеюсь, ты не замуж предложил?

   -  Нет.  Тут до районного центра - десять километров всего. По выходным в клубе местном дискотеки проходят - поехали! Заценим, как здесь люди развлекаются!

    - Послезавтра? - суббота будет, подумала я, а Влад кивнул. - Я подумаю и завтра скажу.

   - То есть я могу к тебе завтра прийти?

   - Давай, - в конце концов, я могу и отказаться, если что!

    Мы подошли к дому.  К сожалению, Матвея с Даней рядом не было. Влад поставил пакеты на крыльцо. Наверное, он хотел ещё поболтать, но я, сославшись на большой объем работы, схватила покупки и поволокла их в дом.

    ***

    Будь я на месте этого голопузого Тарзана с модной стрижкой, я поступил бы точно так же! Увидел красивую девчонку с тяжелым грузом, схватил у нее из рук пакетики - и никуда она не денется, будет рядышком идти и в рот заглядывать, опасаясь, что ее ценный груз так и останется в твоих лапах! А тем временем, нужно хорошенько поездить ей по ушам. И вот уже она мило улыбается и согласно кивает головой. Стопудово куда-то зовет! И она соглашается! Ну, бля-ядь, прыткий какой этот Тарзан малолетний! 

     А я вот возьму и не отпущу! И ведь четко отдавал себе отчет, что я ей не любящий папочка, и прав-то у меня никаких что-либо запрещать взрослой девушке нет. Да только настроение, только-только с Ромкиным отъездом, начавшее улучшаться, снова упало ниже плинтуса. 

   И ни фига я не ревную! Ведь я ни в коем случае не собирался сам к ней подкатить. Мне это не нужно. Потрахаться с кем-нибудь без обязательств, это - да! Да где тут бабу раздобыть? В деревне точно никого подходящего нет, проверено. Завтра на разведку в район смотаться?.. А с такой девчонкой, как Лиза, нужно по-серьезному, чтобы замуж там и все такое... Зачем мне эта головная боль? На фиг. Опять же, в силу своего возраста возиться с еще одним ребенком, да еще и девочкой. Два взаимоисключающих чувства боролись во мне, когда я смотрел на Лизу. С одной стороны, я видел в ней ту золотоволосую десятилетнюю девочку, которую узнал буквально перед свадьбой своего брата и Али. Отличницу, с белоснежной улыбкой и огромными глазищами на пол-лица. С другой, по мере ее взросления у меня на глазах, нет-нет, да и возникали мерзкие пошлые мысли... 

   ... Так. Сейчас войдет с пакетами. Чего она там набрала? Пора из кухни валить, иначе догадается, что я наблюдал за ними. 

    Оставив свой пункт наблюдения возле окна в кухне, пошел заниматься с Даней. Делали мы это обязательно перед обедом и старались не пропускать. Недолго, буквально несколько минут играли  с карточками, где нужно было подобрав кусочки по форме, собрать картинку на тему: "Что едят животные". В эту игру мы уже как-то играли и поэтому Даня быстро справился. Вообще, проблемы определения форм  предметов у сына не было - различные кубики с отверстиями по бокам, куда нужно вставлять более мелкие части определенной формы, он собирал легко. Только вот называть эти формы он не мог. Поэтому сегодня я особо остановился именно на этом вопросе. 

    У меня была определенная программа, по которой я занимался с Даней. Дважды в месяц мы ездили в город к доктору, который нам в этом помогал. Мне не раз говорили в этом центре, что для сына было бы очень хорошо работать с их специалистами чаще - несколько раз в неделю. И нужен ему не только психолог, но и логопед, коррекционный педагог и другие. Я думал над этим вопросом. Не мог пока решить. Мне казалось, что нам с сыном очень хорошо здесь, в деревне, в лесу. Я видел, что его отношение ко мне медленно и неуклонно меняется, и, пусть эгоистично, но полагал, что в данный момент для него (и меня) именно это - установление наших с ним отношений - самое главное. 

9.

     Усилием воли, неимоверным просто, заставила себя резать огурец дальше. Ни повернуться, ни вздрогнуть,  ни замереть - уйдет, исчезнет...

     То, что Матвей стоит за моей спиной я поняла сразу, как только он там оказался. Зачем  он пришёл? Что именно хотел увидеть из-за моего плеча? Я не знала. Не это было важно. 

      Важен был его запах, который окружил меня, который до предела наполнил мои лёгкие - я хотела дышать им всегда... Я никогда не умела определять запахи. Они для меня делятся на четко определенные: приятные или неприятные, сладкие или горькие. Ну, может быть, цветочные от цитрусовых я еще могла бы отличить. Но Его запах я и не пыталась как-то определить. Зачем? Так пах только он один. Я подозреваю, что он всегда пользовался одной туалетной водой, которая носила лично мной придуманное название - "Запах Матвея". И вот сейчас... так близко...

    Никогда, ни один мужчина не производил на меня такого впечатления. Хотя, Лиза, многих ли мужиков тебе приходилось нюхать? Если исключить не всегда приятные случаи в автобусе или метро, то всего пару парней, с которыми пришлось встречаться. Причем, "пришлось" в самом негативном понимании этого слова. Потому встречалась, что в моем возрасте встречались все, потому, что не смогла отказать вовремя и нужными словами. Но не потому,  что нравились...

    Всегда только этот запах... Всегда только этот мужчина... 

    Огурец был измельчен до состояния каши, но я все резала и резала его, боясь, что стоит мне показать, что я его чувствую, он развернется и уйдет.

    Не дотронулся, не прикоснулся даже, а мои ноги стали ватными, голова кружилась. Я не слышала больше слов песни, что звучала в моих наушниках. 

     Мое воображение подсовывало совершенно невозможную картинку...

     Руки скользят по моей талии, смыкаются в замок впереди. Горячее дыхание опаляет шею... И я шепчу ему то, что всегда мечтала сказать: "Матвей, любимый..."

     Все-таки не выдержав, оборачиваюсь. А за спиной никого нет... 

     Выдыхаю. Оказывается, голова кружится, если не дышать так долго. Что это было?  Я сошла с ума? Привиделось? Да нет, я же не видела его... глазами.

    ... Незаметно наблюдаю за ним во время обеда. Он терпеливо кормит Даню. А я, как ненормальная, слежу за тем, как его длинные пальцы с короткими светлыми волосками на тыльной стороне отламывают кусочки хлеба и подносят ко рту ребенка. 

    Картошка с мясом из духовки Даней воспринимается без энтузиазма. Но он все-таки ест, уговариваемый отцом. Зато компот из собранных в саду яблок с шарлоткой из этих же яблок идет на ура! 

     А вот сама я есть не могу. Совсем. При Роме не так остро воспринималось присутствие рядом Матвея. А сейчас мне все время кажется, что мы с ним в комнате вдвоем. Даня молчит, может, поэтому? 

    Он не смотрит в мою сторону. Спокойно кормит, потом также спокойно ест сам. Собирает посуду со стола. Ой, что ж я сижу-то? Это же я должна делать...

   - Матвей, я сама уберу! - выхватываю тарелку у него из рук...

     Не знаю, как у меня получается, но рука накрывает его руку. Меня ощутимо встряхивает. Точно так же было в общаге, когда я будучи первокурсницей, решила поменять лампочку в комнате. "Статическое электричество?" - думаю я, разглядывая свою ладонь, лежащую поверх его руки. Убрать! Убрать же нужно? Но это выше моих сил. 

     Поднимаю взгляд на его лицо. Он тоже завороженно рассматривает наши руки. Потом у него слегка кривятся губы, как от зубной боли, он резко вырывает свою руку вместе с несчастной тарелкой, бросает ее в раковину, разворачивается и быстро уходит в свою спальню. 

    Что это было? 

    ***

    Что это было? 

    Она специально? 

    Током бьётся, как оголенный провод! Да что со мной творится сегодня? От одного прикосновения, от близости к ней - в трусах камень, в мыслях - порнофильмы... Все дело в таком долгом воздержании, конечно. И дальше терпеть это опасно, причем для Лизы в первую очередь. Та-ак, пора начинать операцию под кодовым названием "Найти бабу на ночь".

     Вернулся на кухню, где она все еще мыла посуду. Остановился возле окна и уставился на щенка, который гонялся за бабочкой возле будки. Смотреть на девчонку нельзя! 

     - Лиза, мне нужно в город. Ты справишься с Даней? Он не будет плакать. Просто присматривай за ним и все. 

    - Справлюсь. Хорошо. 

     Все-таки не удержался и посмотрел на нее: глаза опущены в пол, руки теребят скатерть, щеки покраснели. Что? Внутренний голос тут же принялся нашептывать, что с ней происходит то же самое, что и со мной - она хочет меня, также, как я ее! Но я давно понял, что если у других людей внутренний голос называется совестью, то у меня - это какая-то мерзкая, пошлая тварь, цель которой - превратить хозяина, то есть меня, в монстра. Поэтому задавил в зачатке эту тупую идею. 

10.

     Хм, "сынок"? "Не шали"? На нее как-то непохоже... Хотя, много ли я о Лизе знаю? Она - современная девушка. А среди них безумно скромных средневековых барышень не встретишь. Да и ей-то уже не пятнадцать. Сидел в машине, и ждал, уставившись в экран телефона, как будто сейчас кто-то свыше пришлет мне сообщение с подробными инструкциями, что делать дальше. Пальцы сами набирали текст:

    "Как ты разговариваешь со своим работодателем?"

    ЛИЗА:

   "Как он того заслуживает"

   ? Что бы это значило?

   "Не понял. Что это значит?"

   ЛИЗА:

   "Ты сорвался, как сумасшедший. Прыгнул в машину. И с места набрал скорость звука, чуть не снося деревья в лесу! Что случилось? Я переживаю. Ты мог бы и объяснить!"

   Ну что ж, если настаиваешь! Я могу и объяснить.

   "Когда ты ехала с Ромкой в мой дом, ты не думала, наверное, о том, что здесь живет голодный мужик, который бабу не видел уже хрен знает сколько! А ты в сарафане своем... Да я просто с ума схожу, как тебя хочу!"

    Сообщение отправлено. Зачем? От злости стукнул кулаком по рулю. Дебил! Как в глаза-то ребенку будешь смотреть. Так, ладно, ехать нужно дальше. Ответа не ждал. Ну, что может она ответить на подобное? Но он все-таки пришел.

   ЛИЗА:

   "И я тебя тоже. Безумно. Ужасно. Хочу. Возвращайся, пожалуйста. Ко мне".

    Что? ЧТО? В шоковом состоянии я просидел в машине неизвестно сколько времени. Благо хоть отъехать не успел, точно бы, куда-нибудь врубился!  Читал снова и снова. Читал и не верил собственным глазам. Даже пару раз потер их кулаками, чтобы исчезло, схлынуло наваждение, чтобы эти буквы вдруг сложились в совсем другие слова, в те, которыми они и должны были быть. Но все оставалось на своем месте. А мразь внутри меня нашептывала своим мерзким голосом:

    "Она тебя хочет. Ты ее хочешь. Что мешает вам? Какая Саша! Не встанет у тебя на нее! Разве что глаза закроешь и Лизу на ее месте представишь! Так зачем тебе подделка, если ОНА сама тебе предлагает?" 

   Не вполне отдавая себе отчет в том, что делаю, я развернул машину и поехал в обратном направлении. Словно под гипнозом. Словно собака на привязи, длина цепи которой закончилась, размотавшись максимально, и теперь нужно назад в будку, пока не надавил ошейник. 

    Я не знаю, что было бы, окажись я сейчас ближе к дому. Но ехать назад почти два часа и, может быть, в разгоряченном мозгу к концу пути перестанут мелькать эти картинки? И когда я приеду, может быть, хоть немного успокоюсь. Иначе просто забуду о Дане и унесу Лизу в спальню! И плевать, плевать на все! 

   ***

   Матвей, уложив Даню спать после обеда, уехал в город. Я пыталась себя убедить, что у него может быть там дело, связанное с их бизнесом, но сердце подсказывало мне, что поехал он туда совсем по другому поводу. К женщине. Или, может, я просто ревновала, как ревновала его всегда ко всем, кто был с ним рядом? 

   Мне хотелось встать перед машиной, закрыть дорогу распахнутыми в разные стороны руками и никуда его не пустить. Мне хотелось лечь под колеса, ухватить его за руку, проколоть ему шины, в конце концов! Но я просто смотрела в окно на то, как он сорвался с места и помчался на огромной скорости, как будто за ним гналось полчище монстров! Стояла и смотрела и тогда, когда пыль осела и стих шум мотора. Стояла и смотрела... неизвестно сколько времени, пока не услышала тихие шаги сзади.

   Данечка проснулся! Маленький мой! Он и тебя бросил! Нас с тобой. Оставил здесь одних тосковать, скучать, подыхать без него.

   Мальчик нерешительно замер на пороге, глядя, как обычно, мимо меня, в какую-то, одному ему ведомую точку на стене. 

   - Данечка! А давай мы с тобою переоденемся, нельзя в пижамке ходить. 

   Я пошла в комнату Матвея, где они спали с Даней,  за одеждой. Открыла дверь и поразилась порядку, который был там. Если во всем доме наблюдался откровенный бедлам, то в их спальне все лежало на своих местах. В центре комнаты стояла большая кровать. Другого спального места в комнате не было. То есть, получается, они спять вдвоем? Заправленная, застеленная пушистым покрывалом, сбитым совсем немного в том месте, где спал малыш. Сверху - маленькое одеяльце в белом пододеяльнике, которым, видимо, укрывался Данечка. Шкаф под потолок. Современный детский столик со множеством шкафчиков и всевозможными лампочками - подсветка это что ли? На полочках - разные детские книжки, пазлы, игры в коробочках. Напротив у стены - множество ящиков с игрушками. 

     В шкафу стопочками лежали вещи, четко выровненные по краю. Выбрала для Дани рубашечку и шортики в тон. Он спокойно дал себя одеть, не делая попытки поучаствовать в процессе.

    - А давай ты мне поможешь шортики надеть? 

    Он посмотрел на предлагаемую ему вещь, но взять в руки отказался. Я натянула до колен, в надежде, что он дальше продолжит сам. Но он встал и пошел, еле передвигая ножки в стягивающих колени шортах. Так, с первого раза к самостоятельности приучить не получится! Ладно, попробуем в другой раз!

11.

      - Да, это - моя женщина. А с нею - мой сын. За них я убью любого. 

    Матвей говорил четко и громко, таким голосом, что я была уверена - так и сделает, как предупреждает. Он держал биту двумя руками, чуть отведя в сторону, готовый нанести удар.

    Влад с трудом разогнулся, держась за живот:

   - Серый, пошли назад! Оставь их! 

    Я ожидала от него совсем другого. Думала, что он сейчас скажет о том, что я просто домработница у Матвея. И тогда они решат, что ему нужен только ребенок, а меня можно забрать. С ужасом представила себе, как Матвей отдает меня им, забирает Даню и уходит домой. Но он бросил быстрый взгляд на меня и сказал:

    - Лиза, иди сюда!

    Я с Даней на руках бросилась в сторону своего защитника и спряталась за его широкую спину. Серый засмеялся противным наглым смехом, а показушно похохотав, сказал, как плюнул:

    - Не поделишься, значит? Ну и дурак! Это ты - тот чудила, что один в лесу живет? 

    Матвей молчал. Я с ужасом поняла,  что этот подонок нам угрожает. Стало еще страшнее - а вдруг они спалят нас в доме ночью, например? Но лицо Аверина было совершенно спокойно. 

    Третий, тот, который получил удар битой по голове, опираясь на Влада, с трудом поднялся с земли. Он, с искаженным от боли  и, наверное, злости, лицом, проговорил через стиснутые зубы:

    - Ты знаешь, кто мой отец, падла? Он тебя посадит за тяжкие телесные! Готовься на нары, тварь!

    Серый добавил, вглядываясь в мои глаза наглым совершенно трезвым взглядом:

    - Мы всего лишь угостить  ее хотели. А ты - не пойми чего придумал! Да, и она тоже хороша - сначала задом перед нами крутила, а теперь - в кусты!

    От обиды на мои глаза навернулись слезы. Я крутила? Да я из дому не вышла бы, если бы знала, что поблизости вообще есть какая-то компания! А что теперь обо мне Матвей подумает?

    - Мне пох..й на ваши намерения. Только суньтесь - убью! 

      Серый отвернулся и неспешной походкой пошел в сторону речки. Влад молча - за ним. А третий, чуть отойдя,  обернулся и прошипел:

    - Ты пожалеешь, сука...

     Матвей еще какое-то время простоял с битой наготове - возможно, думал, что они могут вернуться. 

     Даня, до этого крепко сжимавший мою шею, теперь начал вырываться из рук.  

   - Лиза, отпусти его! Пошли домой, - Матвей говорил таким холодным, злым тоном, что мне стало еще обиднее - разве я виновата, что эти придурки пристали?

    Но с другой стороны, они с Даней жили здесь спокойно. Ничего такого не случалось. А теперь, когда я появилась, вот такая случилась страшная история... Он ведь еле-еле согласился меня оставить здесь. А теперь передумает. Боже, как же стыдно! У него из-за меня теперь еще и проблемы могут быть! 

  Даня бежал по дорожке в сторону дома. Матвей шел впереди, не глядя в мою сторону. А я... я просто не знала, что мне теперь делать. Может, пора идти собирать вещи?

***

   Услыхав Данин крик, я так испугался, что волосы зашевелились на голове. Я в тот момент только из машины вылез. Биту (в машине на всякий случай возил) ухватил на автопилоте и побежал в ту сторону, откуда мне послышался голос сына. 

   А когда увидел, как один из этих козлов держит его, как другой тащит упирающуюся Лизу, просто озверел. Треснул без предупреждения того, который был ближе, по голове и получил от этого отвратительного действия  прямо-таки физическое удовольствие. 

     Мне хотелось не просто бить этих ублюдков, мне хотелось крушить их, ломать кости, пустить им кровь! Почему? Они трогали моего мальчика! Они испугали его, заставили кричать! Ну, а того, который удерживал Лизу... Это, наверное, было странно и необъяснимо, но его я бы тоже с радостью избил. Да ещё с какой радостью. 

    Одна мысль удерживала от этого - их больше. 

    Но все обошлось.... Во всяком случае, пока обошлось. 

   Шел домой и постепенно остывал, успокаивался.

   ...  Оглянулся, чтобы посмотреть на нее, когда Даня был уже возле будки радостно повизгивавшего пса. Идет, опустив голову, смотрит под ноги. Испугалась? Плачет? А может, ее кто-нибудь из них ударил? Дождался, когда подойдет ближе. Хотел взять за руку, но побоялся своей реакции на нее - все мои пошлые мысли сейчас совершенно неуместны. Да и адреналин в крови от недавней драки зашкаливал!

      - Лиза, - позвал, как можно мягче.

     Она остановилась, медленно подняла лицо и огромными полными непролитых слез глазами посмотрела на меня. 

      И сам не понял, как оказался рядом. Обеими руками рывком прижал к себе - так жаль ее было! Она уткнулась лицом в плечо и обхватила руками  за талию. 

12.

     Когда у тебя нет выбора, когда с детства твоё сердце наполнено любовью к одному-единственному мужчине, когда глаза твои видят только его... Его прикосновение - это гром зимою, снег летом, цунами, землятресение, причем одновременно. Это, когда слабеют ноги... Это, когда не помнишь своего имени... 

     Теперь я знаю, что это такое! Тот поцелуй шесть лет назад - это детский лепет, по сравнению с этим. 

     Его тёплые сухие губы на моих губах... Все мое тело - оголенный нерв, мне больно от прикосновения этих желанных губ. Мне больно, но нет ничего естественнее, нет ничего нужнее этой боли. 

     Но этого мало. Даже руки, царапающие его спину, дают мне больше ощущений, чем простое легкое прикосновение губ. Мало! Я хочу по-настоящему, по-взрослому! Но он никогда не решится.

     Я сосредоточена на своих чувствах. Я не слышу ничего вокруг. Я не вижу ничего. Я чувствую его каждой клеточкой, каждой порой своего тела. И это мой язык скользит в его рот. Первым. И прикасается к его... И трогает его зубы. У меня нет стыда - я потираюсь о его грудь. У меня нет совести - я обвожу языком его губы. У меня больше нет воли - я не отпущу его, я никогда его не отпущу.

    И он отвечает! Не верю себе, но он отвечает!  Да еще как! Он сгребает меня в охапку с силой, с нетерпением... Я впечатываюсь в него, я распластываюсь по его груди. Его язык бешено врывается в мой рот, сталкивается с моим, трогает небо, линию зубов... и начинает толкаться, имитируя совсем другие движения! 

    И, о Боже! Я просто повисаю на нем безвольной куклой, тряпочкой... Я в вакууме, куда не долетают звуки... все, кроме каких-то странных полустонов-полувсхлипов... Это я? 

   Нет, не-е-ет, только не отстраняйся! Только не отпускай меня! Но он уже оторвался, отодвинулся. Я не сразу смогла открыть глаза, а когда смогла, то поняла, что не только я в смятении, но и он. 

    Матвей, похоже, понял, что я сейчас просто не смогу устоять на ногах - не оттолкнул сразу, придержал, немного отодвинувшись. 

    Уткнувшись лбом в его футболку, я думала: "Так бывает со всеми? Или это только я такое почувствовала? А он?"

   - Матвей?

    Его руки напряглись на моей талии. 

   - Не надо так, - он говорил сквозь стиснутые зубы. -  Лучше вообще молчи. Иначе...

    Не понимаю. Что я сказала-то? Бесчувственный чурбан! Невыносимый человек! 

    Я отодвинулась сама. Убрала руки с его тела. И пошла в дом, не оглядываясь. 

    Видела из окна в кухне, как Матвей посадил Даню в машину и куда-то уехал. Вяло разогрела ужин. Без желания, без аппетита. Какой тут аппетит, если перед глазами его приближающееся ко мне лицо, если на губах - вкус его губ? Просто попила чаю одна - они все не возвращались. Оставила все на столе - можно будет разогреть в микроволновке...

       Закрыла входную дверь изнутри, вдруг эти гады - Вадим с друзьями - решат прийти. Выключила свет во всем доме и легла на диване перед выключенным телевизором. 

    ***

     Зачем уехал? Как мог бросить ее одну в доме? Вдруг эти подонки решат вернуться?  А она - совсем одна! Осознал всю степень опасности только через полчаса, отъехав прилично от дома. 

       Мне нужно было обдумать, остыть. Мне нужно было побыть одному. Даня любил ездить в машине - обычно смотрел в окно или спал в детском кресле. Я думал о том, что натворил.

     Я забыл о ребенке. Я забыл о мужиках, которые угрожали и вполне могли вернуться. Я забыл обо всем на свете, когда она засунула свой язык в мой рот. Снесло крышу. А сейчас я почему-то вдруг подумал - она меня соблазняет! А что если она не так уж и невинна? Почему я решил, что она девственница? Сейчас девчонки ранние - и Лиза с парнями встречалась. 

    Во всяком случае, действует она вполне по-взрослому. И моя реакция на нее... Что со мной? Почему так неприятно, так гадко думать о том, что у неё кто-то был, что кто-то уже ласкал это нежное девичье тело, так крепко прижимавшееся ко мне? 

     Я понимал, что её вины в этом нет никакой - она мне ничего не обещала. А я всегда только отталкивал ее. Я не думал, что однажды произойдёт такое, как сегодня. Не хранил ее для себя. А мог. И теперь вот мысль о том, что девственность Лизы досталась другому, сводила с ума. 

     Достал из бардачка бутылку шампанского, купленного в магазине на заправке для Саши. Оглянулся на Даню - спит, и остановившись на обочине, выпил сразу половину, с трудом глотая мерзкий напиток. 

      Назад ехал еще быстрее, потому что осознал, наконец, две вещи. 

    Во-первых, я - мудак, потому что оставил Лизу одну в доме.

      Во-вторых,  я - идиот, потому что отказываюсь непонятно почему от того, что само идет в мои руки. 

      В доме было темно. Вот тут-то меня и накрыла паника - они ее забрали. Сука, я бросил ее! Ублюдок! Только о себе думал! О том, как хотелось бы первым у нее оказаться! О том, что она могла с кем-то там...  А ее в это время...

13.

     Вернулся, слава Богу! Я безумно обрадовалась, увидев Матвея. Только он, как всегда, смотрел напряженным суровым взглядом из-под бровей, как будто прикидывал, какого наказания я удостоилась на этот раз. Собиралась сказать что-нибудь обидное и злое, но почему-то пролепетала:

    - Ужин на столе. 

    Он вскинул вверх левую бровь.   

   - Ну, пошли, что ли, ужинать?

   - А Даня?

  - Он спит. 

    И ведь, пошла! Никакой гордости у меня! Я же, вроде бы, на еду и смотреть не могла всего... всего час назад! И злилась на него безумно. Но теперь - шла за Матвеем на кухню и была голодной, как волк! Вот интересно, почему он так себя ведет? Я всего-то по имени его назвала - ничего ведь такого? 

    Думала, а еду грела. Он поставил чайник на огонь (электрического почему-то в доме не было), потом порезал хлеб, потом открыл холодильник и уставился туда, как будто в нем фильмы показывают!

      И я не удержалась...

   - Э-э, послушай, не знаю, как к тебе обращаться. На собственное имя у тебя - неадекватная реакция! Ты не хочешь мне ничего объяснить? 

    Он наконец закрыл холодильник и сел за стол. Я поставила перед ним тарелку с картошкой и мясом. Достала несчастный салат, который еще в обед был нарезан. Села напротив, захватив тарелку с мясом для себя. 

   Он молча ел. Задумчиво посматривал на меня. Куда-то исчезла скованность. Пропало волнение, которое всегда ощущалось рядом с этим человеком. 

     И когда я уже не ждала ответа, он медленно с расстановкой произнес:

    - Нормальная у меня реакция на имя. Это ты его неправильно произносишь. 

    - Чего? Неправильно? А как надо?

    -  Обычным, спокойным голосом.

    - А я каким? - нет, он точно - сумасшедший! 

    - А ты... томным, возбужденным, хриплым, - он говорил и ковырялся вилкой в картошке. А я сидела с открытым ртом и куском мяса в руке, так и не донесенным до рта.

    Я не успела понять, что значат его слова, и как на них реагировать, как Матвей добавил:

     - Я так понимаю,  поговорить придется. Я объясню свою позицию. Смотри. Ты мне нравишься. Я хочу тебя. Но мне не нужны лишние заморочки. Мне не нужны разговоры о чувствах, о свадьбе. Мне нужен просто секс. Я сначала  думал, что сойдет любая, не обязательно ты. Но... Оказалось, что не сойдёт. Тебя хочу. И, судя по твоей реакции,  если ты здесь останешься, долго мы не протянем  - все равно в моей постели окажешься. Вот и получается, либо ты со мной спишь, безо всяких обязательств с моей стороны, либо завтра же едешь домой. До завтра я еще потерплю.

    Он замолчал. Вот так, значит? Ну а чего ты, Лиза, хотела - признаний в вечной любви? Он всерьёз думает, что я домой поеду? Мне стало смешно. Бросив мясо назад в тарелку, я, закрыв рот рукой - чтобы сильно не шуметь, рассмеялась. Дурачок, я только этого и добиваюсь  - зря что ли столько лет ждала. Да если хочешь знать, судя по отвращению, которое у меня вызывают другие мужчины, если не ты, я обречена навсегда девственницей остаться! 

    Он удивленно смотрел на меня хохочущую. 

    - Я согласна. Спать с тобой. Без обязательств. 

  Он некоторое время молчал, снова нахмурившись. А потом спросил: 

     - Лиза, ты девственница?

    Так. Глаза в тарелку, чтобы не понял, не разглядел правду, пока я буду думать, как лучше сказать. Если скажу, как есть, он может передумать. Скажет, что не может так с моим вероятным будущим мужем поступить - лишить его жены-девственницы. А если совру? Он же в любом случае меня никогда не обидит!

   ***

    Что? Я думал, мне послышалось, когда она согласилась спать со мной. Бля-я-ядь, не может быть! Это Лиза такое говорит - милая, невинная девочка? Невинная ли?  Я был уверен, что она обидится. Я понимал, что она в меня влюблена. Всегда это знал. Она и не скрывала. Но думал, что чувства ее из разряда высокодуховных, какими пылают молоденькие девочки к артистам, певцам там всяким. А она: "Согласна спать с тобой"! 

   - Лиза, ты девственница?

     Глаза опустила, щеки покраснели. Хм. 

    - Нет, - и твердый взгляд прямо мне в глаза. 

     Так я и думал. Аппетит пропал. Отложил вилку в сторону. А ты-то сам? Кобель еще тот! Так чего ждёшь от нее? Зачем вообще думаешь о ней в таком ключе? С другими бабами так по хер было, сколько мужиков через них прошло! А тут девочку подавай тебе! Зато, если посмотреть на этот вопрос с другой стороны, угрызения совести мучить не будут! И даже к лучшему.... 

     Она спокойно ела. Разглядывала то, что лежит в тарелке, отрывала кусочки мяса руками и отправляла в рот. И облизывала пальцы... Облизывала. Языком. Нет, Аверин, ты не просто мудак, ты - озабоченный мудак! Ты вообще о чем-нибудь, кроме секса, рядом с Лизой думать можешь? И внутренний голос тут же отвечал: "Нет. Не могу. Пока не могу. Пока не трахну ее!"

14.

      Нельзя, вот нельзя спать вечером - ночью не заснешь! Предыдущие ночи спала спокойно и все было хорошо. Но сегодня... Мне было страшно. Нет, не так. Мне было дико, безумно страшно. Я, как в детстве, укрылась с головой одеялом, но чего-чего, а этого делать ни в коем случае нельзя. От этого ещё страшнее. Накроешься и кажется, что кто-то чёрный и жуткий стоит рядом. 

     Я всегда немного боялась темноты. Но в общежитие всегда много народу - даже ночью кто-то не спит, ходит по коридору, болтает за стеной. В доме у мамы и Сергея, новом  и уютном, окруженном со всех сторон такими же домиками, постоянно просыпаются дети, слышны голоса успокаивающих, укладывающих их снова родителей. А тут...

      Не спалось и в голову лезли дурные мысли. Лес... Пьяные мужики с нехорошими намерениями бродят... и скрипы...

     Я покрылась холодным потом, когда вдруг в полной тишине услышала скрип половиц. Что это? Кто-то ходит в доме? В данную минуту меня не сильно бы испугали даже эти гады - друзья Влада. Сейчас я боялась чего-то необъяснимого, чего-то потустороннего. 

     Эти странные редкие скрипы слышались будто бы из гостиной. Дверь в мою комнату была чуть приоткрыта, и я слышала отчётливо эти пугающие звуки. Они то приближались, то удалялись. Я осмелилась немного приподнять край одеяла, так, чтобы было видно хотя бы то, что находится возле меня. 

    Лунный свет, проникавший в комнату сквозь незашторенные окна, и освещавший ее, не успокаивал ни капельки - мне мерещились какие-то тени за окном. 

    Я была в ужасе. Мне было так страшно, что то, что случилось дальше, я толком не запомнила. Услышала только шлепок в мое окно, как если бы в него ударилось что-то мягкое,  и мгновенно высвободившись из одеяла, уже неслась в сторону кухни. 

    Я не помню, кричала я вначале или нет, но когда в центре гостиной врезалась в кого-то, заорала точно. Только мой рот был закрыт чьей-то рукой еще на вдохе. Спокойный голос, который в моем шоковом состоянии я даже не узнала сразу, прошептал на ухо: 

   - Тихо, тихо, все в порядке, не бойся... Только не кричи - Даньку разбудишь.

 - М-м-матвей? - обхватила его руками и обернулась проверить, не гонится ли за мной кто-нибудь. Не гнался. 

     - Да я, я, кто же ещё? - он гладил меня по голове. И потихонечку волна ужаса откатывала, отпускала меня. - Чего ты испугалась? Что случилось? 

    - Что-то в окно ударилось. И скрипы эти... 

   - Я ничего не слышал.

   Я с подозрением уставилась на него. 

   - Это ты скрипел. Точно, ты! - напугал меня и говорит теперь, что ничего не слышал. В сердцах, да ещё и от обиды - сама себя дурочкой выставила! - стукнула его кулаком в плечо. - Чего ходишь ночью? Не спишь? 

    - Заснешь тут после твоих обещаний! А что в окно-то стукнулось? Пошли, посмотрим.

   О, нет! Я совсем не хотела туда возвращаться... Но Матвей уже, отпустив меня, шел в спальню, а одной в гостиной тоже как-то не хотелось быть. Поплелась за ним, с ужасом оборачиваясь, каждую секунду ожидая нападения сбоку или сзади. Когда он включил свет в комнате, страх меня отпустил в одно мгновенье! 

    Мы осмотрели комнату, окно, но, понятное дело, ничего не обнаружили. Выглядеть глупым ребенком, боящимся темноты, в его глазах, совсем не хотелось.

   - Может быть, что-то снаружи ударилось?

  - Завтра утром посмотрим. Не бойся. Дом замкнут. Я еще не сплю, - он уговаривал меня, а я сгорала от стыда. - Если хочешь, можно свет не гасить. 

    Он не смеялся надо мной. Был спокоен и серьёзен. И я невольно чувствовала благодарность за это отношение. Только меньше всего на свете я хотела бы, чтобы Матвей сейчас уходил. Такого - доброго, ласкового, не пытающегося обидеть, я любила его вдвойне. Я не могла его отпустить. 

    - Матвей, - на этот раз я и сама почувствовала ту самую хрипоту, то возбуждение в своем голосе, о котором он мне говорил. Только сейчас, в данную секунду, я была безумно смелой, словно не я только что боялась каждого шороха. И благодаря этой неожиданной смелости, я сказала то, что сказала. - Останься со мной. Сегодня. Сейчас. 

    ***

     Я бы и сам уже не ушел. Даже если бы она меня прогоняла. Даже если бы она, испуганная и разгоряченная в одной коротенькой ночной рубашке не выбежала и не упала в мои объятья, я бы пришел к ней сам. 

     Я ходил кругами по гостиной хрен знает сколько времени. Останавливался возле двери в ее комнату и изо всех сил боролся с самим собой, чтобы не войти. Я бы все равно проиграл... 

     И дело тут было не только в физическом желании, хотя, оно, конечно, присутствовало. Она влекла меня, как что-то запретное, как что-то сбивающее с толку, непонятное. 

    Я раздумывал над нашим разговором и понимал, что что-то важное в ее поведении ускользает от меня, что-то не так, но что? Ее неуместный смех. Ее странные взгляды. О чем она думает? Почему так легко соглашается на мои мерзкие предложения? Если бы она просто хотела соблазнить, то по-другому вела бы себя, учитывая наличие хотя бы минимального опыта - какие-то позы вызывающие принимала бы, смотрела бы с намеком... Да просто из ванны вышла бы голой, когда я еще посуду мыл! А она - нет, шмыгнула, как мышка в норку, в спальню и притаилась. 

15.

Легко, будто я ничего не весила, он поднял меня на руки и, сделав несколько шагов, уложил на кровать. Зачем? Кровать-то, вот она! Я и сама могла... Да, только я не спорила. Внимательно следила за ним. А он не спешил раздеваться. Сел рядом, наклонившись над моим лицом. Его ладони обвили мою голову, большие пальцы гладили щеки. Взгляд медленно скользил сверху-вниз. По бровям, ресницам, заглянув на секунду в глаза, потом - к губам. Остановился ненадолго на них. Я видела, как его губы чуть приоткрылись - я отлично понимала, о чем он думает. Я думала о том же. Только, как бы мне этого ни хотелось, я не дождалась поцелуя.

За взглядом его потянулся указательный палец. Медленно провел линию по щеке, обвел вокруг губ, не касаясь, не задевая их. Он, как будто изучал меня, запоминал, раскладывал по полочкам, заставляя трепетать, волноваться и ждать.

- Ли-иза-а, - протянул ласково. - Какая же ты...

Я видела, как его взгляд сосредоточился на моих губах и медленно, так медленно, что мне хотелось вцепиться в черную ткань его футболки и ускорить, Матвей приблизился и поцеловал меня.

Не знаю, какого чуда я ждала от него, только все происходящее сейчас со мной - язык Матвея, ласкающий, обжигающий, подчиняющий мой рот, мои губы, я воспринимала как что-то сказочно-волшебное и никоим образом не имеющее отношение к пошлому слову "секс".

И горячая рука, проникшая под подол моей единственной одежды, легко огладившая живот и замершая над грудью, все еще была чем-то возвышенным.

И только когда сильные, немного шероховатые ладони обхватили обе груди, а пальцы погладили, покружили вокруг сосков и тронули вершинки, я поняла, что это - не одна из моих ночных фантазий об этом мужчине, это на самом деле происходит сейчас.

И то ли от осознания этого, то ли от поцелуя и ласковых прикосновений, внизу моего живота появилось странное ощущение, легкая боль, тянущее чувство, заставляющее меня яростно отвечать на его поцелуи.

Я обхватила голову Матвея, пальцы запустила в волосы, так, как мечтала сделать всегда. Я попыталась притянуть его ближе, не понимая, какого именно эффекта хочу добиться.

- Нет, милая, не спеши, - он отстранился и заглянул в глаза. - Можно я раздену тебя?

Стыдно? Может быть... Нет, совершенно точно, стыдно. И совсем не потому, что впервые в моей жизни меня увидит, совершенно голой, посторонний человек. А потому, что это - Матвей. А он - не просто красивый мужчина, он - моя мечта, тот, кем я восхищалась, тот, лучше которого в мире не было, нет и никогда не будет. А вдруг я не понравлюсь ему? Нелли, его бывшая жена, - потрясающая красавица! На мгновение только захотелось прикрыться руками, одернуть задравшуюся ночную рубашку и спрятаться под спасительное одеяло. Но тут же в голову пришла мысль, что стоит только показать Матвею мою неуверенность, мой страх перед тем, что должно произойти, как он оставит меня, передумает и никогда больше... Так и будет.

- Да, - мой голос сорвался до шепота, я непроизвольно сглотнула. Но сказала, все-таки сказала это!

Я села, чтобы он смог снять с меня мою любимую ночную рубашку, всю в коричневых мишках, держащих в своих мягких лапках подушки. Через мгновение она была где-то далеко, скорее всего, просто на полу. Как жаль, что я не догадалась надеть трусы. Вот так одним движением он лишил меня единственной защиты. Не зная, что делать дальше, я снова легла на подушку, не прикрываясь, хотя руки так и тянулись. Он молча сидел в той же позе и смотрел на меня. Поднять глаза на его лицо и попытаться понять, нравится ли ему то, что он видит, я не могла - слишком стеснялась. Лежала и думала.

Может быть, я должна что-то сделать? Может быть, теперь Я должна его раздевать? Лиза, в своих фантазиях ты всегда была смелой! Он уже здесь. Он с тобой. Сделай так, чтобы он не ушел! Подчиняясь этому мысленному приказу, я снова села и, стараясь не думать об открытой груди, оказавшейся рядом с его плечом, взялась за край футболки и потянула ее вверх. Он поднял руки. Я стащила и бросила, не глядя. И осмелилась посмотреть на его тело.

Я совершенно точно - фетишистка. У меня больная фантазия. Мне нравилось все, что я вижу - красивое мужское тело: не протеинового качка с огромными бицепсами, а мужчины с хорошо развитой мускулатурой, с загорелой кожей, практически без волос на груди, только лишь внизу от пупка небольшая полоска пряталась под резинкой спортивных брюк. Это все было прекрасно, но... Я, как настоящая извращенка, уставилась на татуировки, которые покрывали плечи Матвея. О-о, это, действительно, моя тайная страсть! Всегда хотела потрогать. И сейчас никто не запретит мне это сделать.

Только на секунду я, быстро подняв глаза, встретилась с его карим взглядом. И поцеловала его в правое плечо, туда, где была большая округлая татуировка, непонятная, но очень красивая. Более того, повинуясь своему давнему желанию, я провела по ней языком. Я ждала его удивления и смеха в ответ на этот странный поступок, но неожиданно услышала приглушенный стон, как если бы сделала ему больно. Это было непонятно мне и удивительно. Я отодвинулась, понимая, что сотворила что-то не то.

- Не-е-ет, Лиза, мне нравится... правда, продолжай, - я не узнала его голоса. Хриплый, низкий, словно он месяц не разговаривал и тут вдруг сказал несколько слов.

***

Изначально план моих действий был абсолютно прост: раздеть, поласкать, и, наконец, удовлетворить свое бешеное желание, свою похоть. Но... что-то сбивало с толку. Мне казалось, что я упускаю что-то важное, что обязательно нужно видеть и понимать. Из последних сил я сдерживался и позволял себе только смотреть на эту обнаженную совершенной формы грудь с твердыми бусинами розовых сосков, торчащих дерзко и прямо. Я просто ощущал ее вкус во рту. Я уже знал, что вкус этот будет потрясающим.