Нина Горланова
"Любоф"
Рассказ
Варе было шестнадцать лет, когда ей поставили длинный, сложный диагноз. Она там ничего не поняла, кроме последних слов: "средней степени, сложной этиологии".
- В переводе на русский это значит: мы сами ни фига не понимаем, соседка по палате прикнопливала фотографию артиста Крючкова с лицом непьющего отца (она была Надежда во всех смыслах, потому что говорила: "Ничего! Все выздоровеем, еще и в Кишинев съездим. Говорят, что Кишинев это маленький Париж").
Варю навестила Мариэтка:
- Здесь конди, а вот вишневое варенье.
Варя угостила Надежду, которая все время или говорила или напевала. Молчать она не умела. Про Мариэтку сразу заметила: "Вся кружевная и дочь генерала. Не встает с постели, пока ей в рот не положат кусочек шоколада". Мариэтка - не дочь генерала! Но и генерала - от промышленности. Ее отец замдиректора кондитерской фабрики. И шоколад там всегда есть.
В столовой Варя угощала вареньем соседей, а сама выкладывала на столе сердце из вишневых косточек. Когда последняя косточка легла на свое место в "сердце", к ним посадили больного с лицом веселого филина. (Через тридцать с лишним лет, в девяностых, такое лицо Варя увидит у Ельцина, счастливо перенесшего операцию на сердце - покажут по телевидению, как родные прогуливают Бориса Николаевича. Эта веселость - веселость после пережитой опасной боли, вот что она означала на самом деле).
А пока Варя с удивлением глядела на новенького. И кстати, когда же будет пробегающе-убегающая девушка в спортивном костюме? И вот она тут: схватила солонку, извинилась, посмотрела на веселого больного, унеслась куда-то, принеслась, поставила солонку на место, посмотрела на Варино сердце из вишневых косточек: "У вас три линии идут от безымянного пальца?". Снова исчезла. Странная завитушка жизни, есть такие люди - орнамент.
В это время "филин" встретился с Варей взглядом, и она поняла, что веселье слоеное. Там есть вопрос: "Стоит ли жить на свете?". И есть ответ: "Не стоит". Однако веселая птичья гримаса надежно заслоняла...
Но почему-то вдруг показалось, что воздуха стало больше! Легко задышалось. Он микро-микро... проявил, а от его внимания уже весь стол расцвел мальво-розами. Это Варя собрала у всех вишневые косточки и пустила куститься и цвести крупные бутоны.
Ночью Варе приснилось, что она танцует в комнате, вдруг ей не стало хватать воздуха, и сверху опустилась огромная рука, которая дает ей этот воздух. Тут Варя захотела поиграть, и рука дала ей плюшевого мишку. Она покачала игрушку и захотела любить руку: стала ласкать ее, гладить, прижимать к щеке, но рука вырвалась. Варя подпрыгнула и поцеловала руку, но та в ответ начала бить ее, и пребольно! Варя молитвенно умоляет руку не бить и просыпается...
Через пять минут она от Надежды узнала кое-что про нового соседа по столу: у него некрасивая фамилия - Дыкин, год назад похоронил жену, умершую родами, на руках два сына-близнеца, ему под тридцать, офицер. Попал сюда с сердечным приступом... Богатые родственники приезжают к нему на машине.
Узнавать что-то об окружающих было ее, Надежды, слабостью. Она так и приговаривала:
- Маленькие слабости большой женщины.
Вскоре, придя из сестринской, она рассказала про Дыкина еще вот что: он зашел к медсестрам с таблетками на ладони и спросил: "Я забыл, как их принимать: под язык, на язык или запить?".
Варя по привычке пораньше пришла к завтраку и встала у окна с открытой форточкой. Она знала: когда появятся все, форточку закроют. Ну и что... сегодня это уже не важно: дышалось полной грудью и казалось, что так будет всегда. Словно в воздухе счастье переплескивалось. К ней подошел Дыкин и сказал:
- Странная нынче весна: без ручейков... снег в один день ушел в землю.
Издалека высвистывала какая-то птица, подавая сигналы, похожие на дудку спортивного арбитра: фу-фу, фу-фу! Звуки ударялись о стекло, а Дыкин рядом стоит, и все это плюсуется, плюсуется, и на волне стеклянных звуков Варю сносит в сторону, на некую поляну, и словно уже лето... Вдруг появилась пробегающая-убегающая девушка, закрыла форточку.
- А я думала: целуются. Хочется увидеть, как целуются, не в кино, а на самом деле! У вас этрусский профиль, вы знаете? Нос и лоб на одной линии, она встала на цыпочки, взяла затылок Дыкина в руки и повернула его голову так, чтоб Варе был виден профиль, и улетела.
Варя вопросительно посмотрела на этот профиль, и он ответил:
- Меня зовут Сергей. Я еще вчера заметил, какие у вас длинные зеленые глаза.
Варя сняла очки:
- Без очков глаза не такие длинные. Меня зовут Варя.
- Слушайте, сутки назад я думал, что умираю... а сегодня легче.
- И мне. Чтобы силы появились, начнем завтракать!
Варя поняла, что такое любовь - это мгновенное взросление! Она легко представляла себя женщиной лет сорока с кипой сушеного укропа, похожего на огромный веник, призванный дать аромат целому миллиону семейных борщей.
- А в котлеты не булку добавляю, а галеты, замоченные в молоке, повествуя нараспев, учила Надежда-во-всех-смыслах (с таким видом, с каким читают монолог Гамлета "Быть или не быть").
Варя внимала, оторвавшись от Пастернака ("И воздух синь, как узелок в руке, у выписавшегося из больницы" - это Мариэтка переписала, они вместе готовились поступать).
- Я визуально зависима, - продолжала Надежда, - поэтому в борщ зелень не режу, а кладу укроп веточкой - в тарелку прямо...
Работала Надежда машинисткой в каком-то научно-исследовательском институте и, видимо, там почерпнула разные выражения, вроде этого "визуально зависима". В то же время слово "любовь" она произносила по-пермски: ЛЮБОФ (твердо в конце).
- Какая такая любоФ, где она? - риторически вопрошала соседка по палате. - То есть ты-то еще можешь полюбить, а вот чтобы тебя!..
Варя сама не знала, откуда у нее берутся взрослые выражения, но она их произносила, их было немало в эти дни. Были не только слова, но и поступки. Например, она заметила, что тапочки у него порвались в одном месте - взяла и зашила. Это было объяснением известно в чем. И стало хорошо. Для нее время стало надвременным, превратилось в покой, несмотря на эту пробегающе-убегающую девушку, всегда некстати появляющуюся возле них.
Через день Надежда предложила Варе тушь для ресниц, и Дыкин спросил: "Ты накрасилась? Зачем?".
- Ну... должна же я быть готова к тому, чтобы нравиться кому-то, если ты меня бросишь!
- Я тебя не бросишь, я тебя любишь, - ответил он и вдруг поцеловал Варю.
Они стояли за шторой в столовой. У поцелуя был вкус черешни и детства. Тут что-то не так, думала Варя, ведь я вступила во взрослую жизнь. И вдруг ее осенило: это понарошке, может, он поцеловал ее, как ребенка! Или это шутка, как неправильное согласование: "Я тебя любишь"... Но! Ведь воздуха еще больше стало, значит, не шутка?
Как быстро потом все для всех раскрылось. Сначала с нею строго поговорил отец:
- Представь: у тебя будет фамилия - Дыкина!
- При чем тут фамилия-то?
- Ну, Варя, тебе ведь учиться надо, ты же хотела в педагогический... и как ты в 16 лет будешь растить двух детей-то!
- Ах-ах, ужасы царизма, - так шутить Варя научилась у Мариэтки.
И тогда отец пообещал купить... золотые сережки, если Варя одумается. Это обещание много сказало ей, ведь мама была на инвалидности, из-за этого и перебрались в Пермь из деревни, чтоб чаще она могла обследоваться... Бабушка с трудом привыкала к городу, каждый день спрашивала: "А помните: наши поросята ходили в стаде с коровами? Ничьи не ходили, а наши ходили!". Бабушка недавно умерла, перед смертью (ей было за семьдесят) в ночнушке пошла на мороз: корову доить. С трудом уговорили вернуться. "Корова не доена!" - "Корову продали, мы в Перми!" - "Зачем продали?!"
И вдруг - золотые сережки! Но Сережа дороже всех сережек на свете.
- Что с тобой? - спрашивала в третий раз Надежда Ивановна. - Бедой надо делиться, таким образом изживать ее. У вас что: уже были отношения особенно в некоторых моментах?
- Лишь в некоторых...
За обедом пожилой сосед-татарин к слову рассказал историю о том, как однажды он тонул и взмолился: "Русский Бог Колька, помоги!". И Николай Угодник помог: сразу силы появились, выплыл.
Варя мысленно тотчас взмолилась: Николай Угодник, помоги мне выплыть... нам!
А все стекалось в одни уши - Надеждины. Она, оказывается, слышала, как мать говорила Дыкину: "Зачем тебе эта больная, сердечница! В холодную погоду как синявка будет! Страшно посмотреть". И голос у матери шел, как из проржавевшей трубы, добавила Надежда.
И воздух синь, как узелок в руке... Воздуху хорошо, про него не скажут: как синявка. И с тех пор Варя всегда приглядывалась к цвету своей кожи в зеркале, особенно отвергая красное (в красном я зеленая, говорила в магазине, выбирая одежду).
В тот же день Дыкин сказал, что его сегодня переводят в другую больницу.
- Что ты молчишь, Варя? Пятнадцать минут молчишь!
- Прошло 15 минут? А там у меня прошла целая вечность.
- Где ТАМ?
- Не знаю. Там...
Он стал похож на печального филина, сунул ей бумажку с номером своего телефона. Что у нее нет телефона, Сережа знал. Дать адрес Варя не могла не смела ослушаться, отца она боялась. Когда за Сережей приехали, пожилая нянечка ему пожелала:
- Здоровья кулек вам!
Он улыбнулся, не разжимая губ.
А потом Варя в окно смотрела на машину, которая увозит воздух...
Когда ее выписали, Варя на улице снимала очки, чтоб нечаянно его не увидеть. Ходила и смотрела на расплывчатый мир. "Если б ему икалось, когда я о нем думаю, он бы давно умер от икоты".
...однажды она мылась в ванне, и одну золотую сережку унесло струей воды. Варя испугалась: ой, попадет от отца. Мариэтка в день стипендии повела ее в ломбард: купить похожие. Выбирали, Варя надевала, примеряла... нет, не то, нет. Она стояла перед зеркалом и по диагонали скользила глазами вверх: да, она - вечный гадкий утенок! Расцветала на время в больнице, а как Сережу отобрали, снова завяла. Вот! Одни сережки похожи, но стоят так дорого, нет-нет, не надо. Отправились в ювелирный и там...
...были схвачены милиционерами. Оказывается, их уже ждали: Варя не заметила под волосами одну сережку - ушла из ломбарда с нею. Как-то они страшно кричали, милиционеры: "Держите воровку!".
- Ну, подумаешь, ужасы царизма, - успокаивала ее потом Мариэтка.
Однако Варя именно в этот вечер не выдержала - подошла к его, Дыкина, дому, вычислила балкон: шкура медведя проветривается. Значит, жизнь продолжается... Не умер, даже шкуру проветривает.
Так, тут пора сказать о Рыхлове, неудавшемся японисте. Он учился в Москве, что-то не пошло, перевелся в Пермский пединститут на русское отделение. Но главное: похож на Дыкина! В группе он произвел такой переворот, что стали говорить: это было до Рыхлова, а это было после приезда Рыхлова! В компании Рыхлова одним из развлечений было - любование струей воды, бегущей из крана (то ли подражание японцам, часами любующимся горой Фудзи, то ли прикол, не понять). Мариэтка говорила:
- Он всем в морду сует свою тонкость и хочет унизить за то, что все не такие тонкие, как он. И этим он отменяет свою тонкость! А однажды я зашла случайно на кухню Рыхловых, где курила чисто мужская компания, и услышала кусок разговора о поллюциях: кто-то такой сон видел, что сперма до потолка летела, мол...
Но что делать, если Варя расцветает, слушая перлы из коллекции Рыхлова. Он собирал графоманские строки про лошадей. "И хотя у князя тело и стонало и болело, но вскочило на коня". Или: "Конь как другой" (тема для курсовой). Наконец самое последнее приобретение: "Третьим в конной скульптуре была лошадь" (это Варина уже находка - из газет). Она продолжала думать о Дыкине, но одно уже не мешало любить Колю Рыхлова: это просто было как бы на разных полочках.
Самое большое удовольствие для Рыхлова: играть в дегустаторов. Брали обыкновенный портвейн и тщательно исследовали: "Цитрусовая компонента, кажется" - "Извините, я сегодня не в носе, коллега" - "Нет, мне показалось, что цитрусовая, на самом деле эта горьковатость - можжевеловая сущность..." И: "Жалею, что у меня нет полуметрового горла со вкусовыми сосочками".
В свадебное путешествие Рыхлов и Варя отправились в Москву. И муж там так напился, что пришлось откачивать. Еще разбил банку со сливовым компотом на эскалаторе, всех забрызгал, оштрафовали... Почему была с ними эта банка, уже не хотелось вспоминать, напрягаться. Вскоре на рыбалке он бросал в реку прикорм и так сильно взмахнул рукой, что слетело обручальное кольцо нырял, но не нашел.
Рыхлов уже скоро мог подбросить себя под дверь их квартиры, когда напьется. Открываешь дверь, а с той стороны что-то мешает. Это "что-то" муж. Но похож на Дыкина, и Варя терпела, тем более что была беременна. Хотелось, чтоб родился сын, похожий на Сережу. Но родилась дочь. Назвали: Маша.
- Коля, ты бы убавил - печень испортишь...
- Какая печень! У меня никаких снов с фекалиями.
- Да-да, твоя печень - лебединый стан!
На работе он держался, умел льстить под видом критики: "Какой у нас шеф - никуда не годный - того и гляди: залетит в какую-нибудь историю, для него и для нас опасную! Решил издавать хрестоматию по Серебряному веку! Мечта, но... как бы за такую смелость он не пострадал". Слушая мужа, думала: "Медаль бы Хлестакова выпустить и вручать таким... с другой стороны - Чичиков". Каждую копейку прятал себе на выпивку. Дома он ничего не мог сделать, про таких Надежда говорила когда-то: "Обе руки левые". Часто Варя вспоминала свою соседку по палате - жалела, что не сохранила связи.
Потом работы мужа стали меняться чуть ли не каждые два месяца. Последнее запомнилось: Рыхлов - секретарем в суде. Хвастался, что каждый день ставит в коридоре букет цветов (с клумбы), чтоб люди перед уходом в зону видели живые цветы... Все же он внутри хороший, подумала Варя и развелась с ним. Она знала, что на самом деле эта "хорошесть", как томный налет на сливе: быстро стирается (после третьей рюмки).
Варя старалась в выходные меньше видеть бывшего мужа: все время ныряла в финансовых океанах (репетировала по русскому языку), изредка вынося в зубах на семейный берег трепещущую добычу. Учеников было много. Интеллигентный человек - это тот, кто слово "интеллигентный" пишет без ошибок. Было престижно быть интеллигентным.
Однокомнатную квартиру разменять не удавалось. Рыхлов делал мелкие гадости: то покрасит полкухни, то включит с утра магнитофон с музыкой из пощечин: буквально - шлепки минуты четыре, вынести трудно. Но при этом не у Вари, а у Рыхлова появилась фраза: "Я человек выдержанный, но скоро не выдержу и...". Она не стала дожидаться, что же за "и" ожидается... Для начала уехала в санаторий, оставив Машу с родителями.
Не важно, как она в Москве познакомилась с англичанином. Потом сама вытеснила это из памяти, хотя подаренная им футболка европейского цвета (кирпичный-не кирпичный) кое-что порой напоминала. Например, что он с акцентом произносил слово "любовь" и получалось тоже твердо на конце: "ЛЮБОФ"... Горби вон вообще говорил с украинским акцентом? "ЛЮБОУ", и всем это нравилось. Когда гуляли с англичанином, Варя сорвала ветку с цветущего неизвестного куста. Англичанин так посмотрел на нее, что стало понятно: все, у них там никто веток не срывает... Еще, правда, долго помнила его слова: два друга говорят: "Мы отчасти в раю живем, у нас русские жены".
Потом, во время рыночной эпохи, когда поездки стали возможны, она копила именно на Англию. Но на шнурке от ботинка, как говорят англичане, не поедешь (деньги сгорели во время дефолта). А Мариэтка дважды уже побывала в Англии. Говорила, что там ей особенно хорошо, словно в каком-то из прошлых рождений она была англичанкой. Работала она редактором милицейских диссертаций и сводок, ее на руках носили, задаривали французскими духами. Вот что значит простое знание русского языка, но в милиции. Иногда подруга звонила Варе и спрашивала, как писать: двухячеЕчный или двухячеЯчный.
- А это о чем?
- Даю объявление: туалет куплю на дачу...
Семья Мариэтки сильно разрослась: сыновья женились рано, два внука. Старшая невестка писала стихи, в доме появлялись питерские митьки. Один рассказывал:
- На Невском сидит мужик с ящиком, вытаращив глаза: "Исцеляю, б..., возвращаю на х... здоровье! А на ящике какие-то пузырьки с жидкостью.
Митьку было за сорок, и он вызвался проводить Варю. Она отказалась. Шла домой, и вдруг в голове появилась такая фраза: "Вы мне отснились, Дыкин!" В самом деле, давно уже он не снился.
В это время Варя репетировала дочку директора цирка. Занимались в его кабинете. Извинившись, вошел ветеринар и стал звонить по телефону. На руке у него не было пальцев, как у Ельцина. Куда-то наскоро сообщив, что выезжает, он неторопливо стал рассказывать:
- Питона тигрового лечил, они его, бедного, замучили донельзя. Мое мнение такое: не можешь животному обеспечить человеческие условия, не бери!
- А питон не сдавливает артиста во время выступления? - спросила Варя.
- Ему это на фиг не нужно, ему бы куда-нибудь убежать, в уголке полежать. Он сбегает, а они перехватывают и притворяются, что борются с ним.
От мужчины отделилось облако и укутало Варю. Подумала: от усталости, немного сознание сбоит, Рыхлов в последнее время совсем не дает спать, ходун на него находит ночью: в кисок, из киоска, снова в киоск...
- А почему питон здесь такой неагрессивный? - спросила Варя.
- Пятая кладка в неволе.
Так вот почему я потеряла аппетит - в неволе... Варя никак не могла разменять квартиру с бывшим мужем. И вдруг почувствовала, что хочет есть! Спасибо, Всева! Так звали ветеринара (Всеволод). Хотя он тоже произносил "ЛЮБОФ", но Варя уже по ТВ смотрела интервью с Барбарой Брыльской, которая с польским акцентом так вкусно тянула "любофф". Всева был холост и называл себя принципиальным холостяком, при этом приглашал Варю то в цирк (с дочкой), то в ресторан. Тогда зачем он твердит, что принципиальный холостяк? Мариэтка ответила так:
- Ты ловишь его на противоречиях и думаешь: что же может быть между мужчиной и женщиной, которая ловит его на противоречиях?
Через неделю Варя с Машей переехали к Всеве в его двухкомнатную квартиру, где он сразу же затеял смену ванны:
- Чугун держит тепло, а в железо набрал воды - быстро остыла.
- Но почему ты для себя не менял железо на чугун?
- Для себя не обязательно, а для Маши нужно. Как и лампу новую купить. Старая настольная - с маленьким цоколем, поэтому перегорает быстро.
Варя почувствовала такую свежесть всего, словно мир только в прошлую среду создан для тебя и для твоей дочки. В зимние каникулы поехала наконец на Белую Гору. Учителям дали бесплатный автобус. Когда подъезжали, экскурсоводша вдруг сказала:
- Знаете, есть такая примета: если у сидящих в автобусе много грехов, то гора не видна.
- Да откуда грехи у учителей, какие у нас грехи! - загалдели вокруг.
Но автобус начал медленно подниматься, а гора не видна! Туман ее враз покрыл... Все бросились исповедываться, как только приехали, но Варя не решилась. Только купила икону Богородицы "Умиление".
Но скоро начались проблемы с Машей, Махой, как звали ее друзья, у них нынче все Махи и Дахи, а Варе это не очень нравилось, потому что для нее Маха - это "Обнаженная Маха" у Гойи. Но если бы только это! Нет, уже с первых дней университета у дочери появилась на устах формула: "Учись учиться не учась". Варя не спорила, вон и Гаспаров пишет, что "умение студента, не читая, рассказать о художественном произведении, тоже входит в профессиональные качества". Это им на курсах повышения квалификации цитировали... В летнюю сессию Маша провалила два экзамена, но говорила, что это ничего, ведь по основнухе она сдает!
И вдруг - ушла в секту "День и ночь"! Рано вернулась с фольклорной практики: якобы старушки отказываются петь, потому что пост. Пожилые люди уже уверовали, а начальство в вузе этого не учитывает - отправляют студентов по старым советским срокам в деревню... Все это звучало убедительно. Но вечером Маша не пришла ночевать. Потом позвонила, что она у Матери-Смерти...
Утром Варя поехала туда, плакала, совала дочери икону Богородицы, но Маша выбросила икону в форточку.
- У них в секте копилка в виде... гроба. Гроб-копилка! - рассказывала Варя в милиции. - Прорезь срерху. Отец-день, мать-смерть... И в самом деле - смерть! Они ведь требуют, чтоб дети отсудили свою часть квартиры, передали в секту.
В милиции отвечали: нынче свобода, все совершеннолетние, собираются по своему желанию, порядок не нарушают, сделать ничего нельзя.
- К Богу надо сделать три шага над пропастью, - проговорила внятно Мариэтка.
Ей в школе книги подписывали: "Мариэтте-Рахметову", считали железной, а уверовала раньше всех.
И Варя, попостившись три дня, отправилась к первой исповеди. Особая светопись в церкви - от витражей, золотой фон на иконах, символизирующий собою беспредельное пространство и покой, все это напомнило ей то состояние, какое было в больнице, с Дыкиным. Нет, не так, а лучше! После причастия три дня не болело сердце, а потом снова как накатит: тоска, жить не хочется, Маша вернулась домой, но чужая и все требует-требует: дубленку такую и именно такую, дорогую... Раньше Варя с бедными, но способными учениками занималась бесплатно, а теперь столько денег нужно! Всева раздражает своим "кого". ("Без десяти девять". - "Кого без десяти! Без пяти!" - "Давай спать!" - "Кого спать! Посмотрим кино")...
В осенние каникулы собиралась обследовать сердце, но директриса их гимназии заставила четыре дня сидеть на психотренинге. Учили в рамочку из незабудок поместить то, что не нравится, и тогда это будет нравиться. ЧТО бы вы поместили сейчас в рамочку? - Четырехдневный психотренинг, - не удержалась Варя. (Она понимала: это все пригодится, но если бы однодневный психотренинг, учителям так нужен перерыв-передых).
Мариэтка считала, что тоска - от климакса. Варя подумала: если бы писать пьесу о своей жизни, то в этом месте по сцене должна пройти Ахматова, мимоходом бросив: "Климакс - это вопрос интеллекта"...
Огромный кондуктор в автобусе двигался осторожно, как ледокол, оставляя вкруг себя завихрения пассажиров. И вдруг из завихрения кто-то тронул Варю за плечо: сначала она не поняла, кто эта седая смутно знакомая женщина, но та сразу напомнила: "Я - Надежда. Про Дыкина знаешь что-нибудь?" - "Нет, а вы как вообще?" - "Петь не могу, только возьму высокую ноту - сразу давление поднимается".
Зашли в кафе, взяли по бокалу вина. Варя произнесла нечто вроде тоста:
- Нас здесь двое, и одна - Надежда. Предлагаю выпить за то, чтобы надежды всегда было не менее 50 процентов!
- Недавно хотела санитаркой устроиться в нашу больницу, помнишь ее? Сразу дали тесты заполнить - на 6 страницах. Сколько знаете иностранных языков, назовите три отрицательных качества человека... И все это надо на компьютере!
- Санитарке на компьютере? Зачем?
- Глобализация, что ли... Погубит она нас?
- Нет, муж говорит, что спасет. У физиков идея: зонтик из фольги на орбите. Это ослабит солнечное излучение. Но для этого нужно глобально объединиться.
После второго бокала они рассказали друг другу вкратце свои жизни. Вокруг верещали пейджеры, звонили сотовые. В кафе трудно разговаривать. Вдруг Варя увидела на соседнем сидении сотовый. Кто-то забыл.
- Нашла сотовый. Батюшка говорил: мало делаю добрых дел, поэтому тоска. Отдам вот, позвонит ведь хозяин.
И тут же раздался ожидаемый звонок: сколько вы хотите за это? Варя сначала не поняла, а потом сказала, что ничего не хочет, так отдаст совершенно бесплатно.
- Вас, как подснежник фиолетовый в Закамске, в Красную книгу надо занести! - сказал молодой человек. - Ну, хорэ, не берете деньги - вот вам моя визитка, вдруг понадобится машина, кого-то куда-то.. я раз-другой пригожусь вам.
- Да, будет нужна, муж затеял ремонт, надо кое-что подвезти...
Ремонт хотели делать вдвоем, но Варя - холерик, а Всева - меланхолик, он все делает медленно, хотя и обстоятельно. Мы разведемся во время этого ремонта, сказал он. Давай лучше наймем. И вот Варя смотрит в предложенную визитку: "Дыкин Виталий Сергеевич". А телефон Сергея Дыкина вы знаете?
Она позвонила в тот же вечер - от Мариэтки. Тут нужно сказать, что Мариэтку в это время бросил муж: по Интернету его отыскала первая любовь, и он ушел к ней. Но Мариэтка верила, что муж вернется: по Интернету переписываться - это вам не обеды готовить, не белье гладить, а как увидит, какова реальность, так захочется ему привычного быта (заранее заявляем, что она оказалась права: муж вскоре вернулся).
- Слушай, ты - вечный гадкий утенок! - говорила Мариэтка, пока муж еще не вернулся, готовая уступить свою квартиру на два часа подруге с Дыкиным. - Опять расцвела на моих глазах! А ведь еще вчера говорила: "что-то вроде лета" - не въезжала во времена года из-за своей депрессии.
- Просто, понимаешь: уже казалось, что я гребу против течения. Трудно было все: встать с постели, выйти из дому. А вдруг жизнь снова изменилась, и я опять плыву по течению, то есть легко стало.
Только один момент омрачил это: Всева читал газету, задумался, долго держал очки в руках, и вдруг газета задымилась, пришлось тушить водой. У Вари внутри что-то защемило: завтра встреча с Дыкиным, а что будет с мужем?
Дыкин два раза сказал по телефону, что он - Рыба по гороскопу. Если бы Варя задумала написать пьесу про их любовь, однажды герой вошел бы в облике рыбы.
Он вошел и сразу протянул букет: семь кремовых роз.
- Сережа, спасибо! Это ведь очень дорого?
- Думал, как тебе угодить...
- С этого места поподробнее, пожалуйста!
- Черные дерут, конечно, но для тебя не жалею! - пукающий звук губ у него раздражил ее менее, чем слова про черных.
- Ты что: расист?
- Первый тост: за шагающие экскаваторы!
Она подумала, что от волнения Дыкин не в себе просто, да и от трех глотков вина стало тепло в груди. Сказала ответный тост:
- Чтоб жизнь была похожа на этот золотой корень, - и ни слова о том, что муж настойку делал. - Принимаешь в малом количестве, а эффект какой! А то жизнь мы принимаем в огромных количествах, а где эффект...
А у Мариэтки сухие розы лежат в вазах по всей квартире. Дыкин берет горсть и рассыпает по дивану, вторую горсть проливает на Варю. Она думала, что за этим последует как минимум поцелуй. Но Дыкин вдруг начал считать свой пульс, красиво подняв руку, а потом налил полные бокалы:
- Третий тост: за шагающие экскаваторы!
Она уже окончательно ничего не понимала! При чем тут шагающие экскаваторы? Посмотрела на часы, изобразила смятение, закричала: "Ой, опоздаю, попадет", - и быстро начала обуваться.
Дома сидели туркмены. Сафар-Мурад приехал лечить жену от бесплодия и привез инструменты, чтоб ремонтом зарабатывать на лекарства. Где их нашел Всева, Варя не стала уточнять. Молодая туркменская пара уже приготовила плов, от которого не то чтобы кружилась голова, но уже и кружилась немного.
- В фирма дали тлефон... дом, там одни только джип много во двор!
- Да уж, кто в таком доме будет комнаты сдавать! Варя, а пусть они пока живут у нас - ремонт делают? - спросил Всева.
- Конечно!
На другой день она гуляла с собакой, Дыкин подошел. Как он ее нашел?
- Варя, я поговорил с Мариэттой! Мы завтра можем еще встретиться там! Ой, какая смешная, - и он пальцем показал на собаку, захохотал. Фиолетовый язык!
А чау-чау не выносит, когда над нею смеются. И Фудзи сразу окаменела ну ни с места. Пришлось на руках нести ее домой. Но и дома она весь вечер капризничала, не ела, залезла под кровать, не вылазит. Даже с руки не брала ничего.
Всева что-то вдруг словно почувствовал и начал подозрительно коситься на жену. Варя срочно включила телевизор:
- Люблю такую музыку, как разговор: то один инструмент вступит, то другой... Но если хочешь, я переключу. Смотри-ка: даже Индия обогнала нас по уровню жизни!
- Индия нам поможет, - ответил муж.
- Ладно, пойду проверять сочинения.
Один девятиклассник написал: "У Онегина была разочарованность в книгах, в свете, в любви. Это бывает - такая усталость от любви (за собой я что-то такого не замечал)". И я, подумала Варя и поставила пятерку. Главное, она чувствовала, что Дыкин - никто и ничто по сравнению с ее Всевой! Но без этой встречи не понимала ничего. А теперь? А что теперь? А то, что вчера увидела, как старушка приклеивает объявление к столбу: "Потерялся дедушка, 82 года. Особые приметы: с палочкой, хромой. Просьба сообщить по адресу...", и Варя представила, что будет - обязательно писать такие объявления, если Всева в старости потеряется.
Вместо того чтобы искать родственную душу, надо ее формировать, а то ведь обыщешься, если искать...