Любовная дилемма

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Услышав стук в дверь, Мелани сразу поняла — это Бэйли.

— Мелли?

Она осталась лежать на диване, где провела почти всю неделю.

Если не ответить, может, он уйдет?

Всю неделю она надеялась, что наберется сил, чтобы поговорить с ним по телефону или даже повидаться. Но сил было не больше, чем в ту первую ночь, которую она почти всю проплакала.

Мелани не могла представить, что он так прочно вплетен в ее жизнь. Одна только мысль о том, что она должна будет жить без его дружбы, без привычных братских отношений с ним, а главное, без его любви, погрузила ее в ужасную депрессию.

Бэйли постучал еще раз, уже громче. Автомобиль Мелани стоял перед домом, он знал — она тут. Девушка встала, понимая — нельзя больше откладывать неизбежное.

Рано или поздно мне придется встретиться с ним, так почему бы и не сейчас.

Она попыталась пригладить волосы, которые, скорее всего, были в совершенно немыслимом беспорядке, и открыла дверь как раз в тот момент, когда Бэйли занес руку, чтобы в очередной раз постучать.

— Вот ты где, — воскликнул он, — я уж начал думать, что ты меня избегаешь.

— Я всю неделю была очень занята, — сказала она.

Бэйли прошел в гостиную и рухнул на диван, как делал миллион раз до этого. Но сейчас Мелани видела в нем не лучшего друга и наперсника, как раньше, а любимого человека, который никогда не будет с ней, человека, разбившего ее сердце.

Он, как всегда, был в джинсах, застиранный хлопок облегал его стройные ноги и талию. Голубая футболка обтягивала широкую грудь. Больше всего на свете Мелани хотелось усесться рядом, положить голову ему на грудь, вдыхать родной особенный запах, чувствовать, как он крепко обнимает ее мускулистыми руками.

Она поставила стул у дивана, чтобы не быть слишком близко к Бэйли, гадая, сколько же времени ей удастся делать вид, что все в порядке и они без особых проблем возвращаются к прежним отношениям.

— Очень занята? И что ты делала?

Слонялась по квартире из комнаты в комнату, вспоминая каждый момент, проведенный с тобой.

— Всякое. Вещи раскладывала. Все приводила в порядок. Убирала — я же не была здесь два месяца.

— Что же ты не позвонила? Я бы помог.

Мелани улыбнулась — впервые за неделю:

— Бэйли, не обижайся, но мы с тобой по-разному понимаем уют.

— Ну, хоть компанию бы тебе составил. Придешь сегодня — попкорн и фильм? — он смотрел ей прямо в глаза.

— Не думаю, — Мелли потупилась, — я устала. Лягу пораньше.

Мужчина по-прежнему не сводил с нее глаз.

— Может, на следующей неделе, — торопливо добавила она.

— Все это так странно. Подозреваю, ты и на следующей неделе будешь усталой. Так занята, что некогда позвонить или повидаться. Что происходит, Мелли?

Ей было трудно на него смотреть, еще трудней выдерживать его взгляд. Не сказать ему правду было бы просто нечестно.

— Не могу, Бэйли. Не могу это делать, — дрожащим голосом произнесла Мелани.

— Делать что?

Мелани почувствовала смятение в его голосе. Ей захотелось стукнуть его — ну почему он такой тупой? Не может понять, что все изменилось? Не чувствует ее любви, которой насыщен воздух?

— Бэйли, я не могу больше смотреть с тобой по пятницам кино, не могу сидеть с тобой в кафе, гулять, купаться... — Мелани была не в силах заставить себя взглянуть на Бэйли, поэтому, не мигая, смотрела на картину, которая висела над диваном, как раз над его головой. — Я люблю тебя.

Эти слова, которые могли и должны были принести ей радость, вызвали поток горечи. Любовь обычно бывает началом счастья, но в их случае она означала конец всему.

— И я люблю тебя, — ответ прозвучал странно невыразительно.

Мелани казалось, что за эти дни она выплакала все слезы. Но нет, слезы снова застилали ее глаза, когда она посмотрела на Бэйли.

— Ты не понял, я влюблена в тебя, Бэйли. — Таких темных глаз она у него еще не видела. Он собирался что-то сказать, но она поспешно продолжила: — Я думала, что сумею. Притворимся женатыми до тех пор, пока я не забеременею, а потом опять наша дружба — я так ею дорожу. Но я ошиблась. Я уже не могу быть тебе просто другом, это невозможно, — слезы жгли ей глаза.

Его лицо застыло, только глаза сверкали гневом.

— О чем ты говоришь? Я не возьму в толк. Ведь ничего такого не планировалось. Черт побери, Мелли, ты не говорила, что так может быть!

Она молча смотрела на него, потрясенная его реакцией. Она знала — Бэйли расстроится, но такой реакции Мелани никак не ожидала.

— Я не предполагала такого развития событий и уж точно не планировала.

— Но ты же обещала, что ничего не изменится, — с каждым словом его голос становился громче. — Ты же знала, я не хотел больше жениться, мне одного раза с лихвой хватило. Ты обещала мне, что все останется по-старому — именно это было для меня важно.

— Не кричи на меня, — в ней тоже закипал гнев. — Ты думаешь, я нарочно? Нет, поверь. Я никак не ожидала, что влюблюсь в тебя, — горько сказала она.

— Может, ты сумеешь справиться с этим?

Мелани на мгновение потеряла дар речи. Впервые она слышала от него такую очевидную бессмыслицу.

— Бэйли, это же не грипп, не корь. Ну как можно знать — пройдет, не пройдет?

— Просто не верится, что ты устроила такое мне... нам.

Мелани разозлилась.

— Сказала же, я не хотела, но я не могу приказать себе, как и что чувствовать... и перестань быть таким идиотом!

— Если я такой идиот, перестань меня любить и снова стань моим другом.

Ей хотелось его стукнуть. А еще больше хотелось, чтобы он сжал ее в объятиях и крепко держал, пока не уйдет эта жуткая боль.

— Бэйли, не исключено, что время поможет. Просто не знаю. Но как бы то ни было, я согласна на совместное опекунство.

Он был все еще жутко сердит. Она понимала это по напряженным плечам, по тяжелым шагам, когда он направился к двери.

— Тогда, как я понимаю, мне остается только позвонить тебе после разговора с адвокатом о разводе.

Бэйли рывком открыл дверь и повернулся к Мелани. Его глаза продолжали метать молнии.

— Если бы я знал цену, которую мы заплатим за этот дурацкий план, я бы ни за что не согласился, — он торопливо вышел.

Мелани долго смотрела на закрытую дверь, слезы струились по ее щекам. Оказывается, подсознательно, где-то очень глубоко внутри, она надеялась: когда она признается Бэйли в любви, он вдруг поймет, что и он ее любит. Но этого не произошло. Напротив, он страшно обозлился на нее за то, что она своей любовью к нему все переломала и перепортила. И разрушила их дружбу.

Теперь Мелани предстояло обходиться без Бэйли.

Но только как ей жить без него?

Бэйли не сумел бы описать, что творилось у него в душе, когда он выскочил из квартиры Мелли. Он был жутко зол на нее — почему она полюбила его, зол на себя — зачем он согласился на этот брак, зол на весь свет.

А еще Бэйли было ужасно стыдно за то, как он вел себя у Мелли. Ее прекрасные зеленые глаза были наполнены слезами, ее губы — он привык мысленно называть их «поцелуй Купидона» — дрожали от ужаса.

Кроме гнева и стыда его терзало и еще кое-что. Мелли не будет в его жизни, не будет каждый день, не будет вообще. Эта мысль вызывала у него печаль... и страх.

Последняя неделя была мучительна, потому что он не видел ее, не говорил с ней.

Конечно, он еще увидит ее, им придется общаться — ведь скоро на свет появится их ребенок, но уже не будет сладкой откровенности их дружбы, полного доверия друг к другу, открытости.

И как же ему жить без всего этого? Никто не знал его так, как она. Никто не понимал его так, как она. Как же ему жить без нее?

Бэйли ехал и ехал — сколько времени, куда, как, зачем? Старался остудить гнев и проветрить голову. Говорил себе — все будет хорошо, с ней все будет в порядке. Черт возьми, они же просто друзья, и ничего более.

Было немногим больше пяти, когда он вдруг обнаружил, что подъехал к дому родителей. Пожалуй, можно им сказать об их с Мелли разводе. Бэйли говорил с ними на прошедшей неделе, но не упоминал, что Мелли вернулась к себе.

Надо будет заняться возвращением свадебных подарков, они по-прежнему сложены в свободной комнате. Мелли оставила подробный список с указаниями, что и кому возвращать.

Бэйли заглушил мотор и потер лоб, там сосредоточилась ужасная головная боль. Казалось, она вот-вот пробьет дыру наружу. Мелли не хотела никому сообщать о беременности, ему нечем подсластить ужасное для матери известие об их предстоящем разводе.

Вздохнув, Бэйли вошел в дом родителей. Там его встретила тишина. Обычно его родители в это время смотрели в гостиной вечерние новости.

— Мам... Пап? — позвал он, заглядывая в кухню.

Ясно было, что они недавно поели. В воздухе еще держался запах жаркого, которое так вкусно готовила его мать. В сушке стояло несколько тарелок.

Дверь на веранду была приоткрыта. Подходя, Бэйли услышал негромкие знакомые голоса родителей и скрип качелей.

Он уже собирался открыть дверь на веранду, когда услышал смех матери. Он никогда раньше не слышал, чтобы она так смеялась. Затем воцарилась тишина, а через некоторое время до него донесся вздох.

Ух ты! Они там обнимаются. Эта мысль сразила Бэйли, он захлебнулся, как будто его ударили в солнечное сплетение. Его родители, два человека, которых он считал несчастными в браке! Бэйли всегда думал, что они не расстаются только по инерции, а они качаются на качелях, любуясь закатом солнца... И целуются!

Бэйли тихонько попятился, неслышными шагами пересек гостиную и вышел к машине. Пока он ехал домой, мысли в его голове прыгали и обгоняли одна другую.

Годами он думал, что только узы брака, только клятва, данная перед алтарем, связывают его родителей. Снова и снова Мелли повторяла ему, что все их споры, стычки и препирательства просто добродушное подшучивание друг над другом, некоторая форма любовной игры.

Он никогда не слушал Мелли. Кто мог лучше него знать его родителей? Сейчас у него было ощущение, что весь мир перевернулся. Из-под него, Бэйли, вышибли все опоры, изменили все привычные понятия. Сначала Мелли, потом это, совершенно неожиданное, новое представление о супружеской жизни родителей. Так значит, они не только спорить умеют, они любят, любят друг друга! Любовь была с ними все эти годы!

А ведь семейная жизнь родителей и стала основной причиной ненависти Бэйли к супружеству. Недолгая жизнь со Стефани, которая не оставила у него ничего, кроме неприятных воспоминаний, привела его к твердому решению никогда больше не жениться. Но теперь все его представления и убеждения рушились, как карточный домик.

Головная боль не оставила Бэйли, когда он подъехал к своему дому.

Надо собраться с мыслями. Мне необходим мир и покой моего холостяцкого убежища. Мне нужно... нужно... да черт побери, я понятия не имею, что же мне нужно.

Мелани обнаружила, что она ненавидит закат, ненавидит это смутное время между днем и ночью, когда ложиться спать еще рано, а смотреть в окно слишком грустно.

Сумерки — тягостное время, но нет ничего мрачнее и хуже, чем жизнь без друзей. Так думала Мелани, сидя за кухонным столом с ручкой, блокнотом и чашкой кофе.

Завтра непременно надо сходить за продуктами.

Всю последнюю неделю она питалась консервами. Идти в магазин ей было очень страшно — встретишь знакомых и придется рассказывать о том, что они с Бэйли расстались. Но теперь, когда их пути окончательно разошлись, надо приготовиться говорить всем, кто станет спрашивать — а таких, несомненно, будет очень много, — что они вскоре разведутся.

Неприятно отвечать на эти вопросы, но через несколько месяцев, когда вырастет живот, будет значительно хуже.

Беременность... Мелани положила руки на живот, думая о ребенке, который растет внутри нее. Несмотря на ее страдания из-за любви к Бэйли, несмотря на их нелепый разрыв, она нисколько не жалела, что забеременела. Скорее, это радостно волновало ее. В ее жизни всегда будет кусочек Бэйли, его маленькая девочка или маленький мальчик, и она сможет любить его, дорожить им.

Мелани направилась в спальню, решив, что семь часов вечера — вполне подходящее время, чтобы залезть в пижаму. В этот момент раздался стук в дверь.

Кто там еще?

Возможно, кто-нибудь из друзей или соседей увидел в окнах свет и решил узнать, в чем дело.

Да, похоже, пришло время ответов на многочисленные вопросы.

Мелани уныло вышла из спальни и пошла открывать дверь. Увидев в дверях Бэйли, она раскрыла рот от изумления.

— Я знаю, ты говорила, что не хочешь меня больше видеть, — без всяких предисловий начал он.

— По правде, я не говорила, что не хочу тебя больше видеть.

— Ты должна поехать со мной, Мелли.

— Поехать с тобой? Куда? — она крепко держала дверь, словно тем самым могла помешать Бэйли войти не только в свою квартиру, но и в свое сердце.

— Ко мне. Понимаешь, Хитрец...

У нее упало сердце.

— Господи, что с ним? Он ранен? — Мелани схватила и сильно сжала руку Бэйли, в глазах появились слезы.

— Нет, нет, — торопливо ответил мужчина. — Ничего особенно плохого. Он... он просто не ест. Я думаю, он скучает по тебе. И я подумал, может, ты придешь к нему на несколько минут. Покормишь его.

Меньше всего Мелани хотелось бы ехать в дом Бэйли, но раз это нужно Хитрецу, то не о чем и думать.

— Хорошо, только сумку возьму, — сказала она.

Через несколько мгновений Мелани уже сидела рядом с Бэйли в его машине, вдыхала знакомый, любимый запах и понимала, что опять подверглась пытке воспоминаниями.

Через неделю или две после того, как началась их семейная жизнь с Бэйли, Мелани очень разволновалась — вдруг подумала, что она нимфоманка. Ее насторожило, что ей так нравится заниматься сексом. Она думала, что это именно секс, а Бэйли абсолютно ни при чем. Но теперь она знала — так хорошо ей было именно с Бэйли, и даже сама мысль о близости с другим мужчиной теперь стала ей отвратительна.

Она тайком посмотрела на Бэйли, который насвистывал так, как только он один и умел. Насвистывает... значит, что-то обдумывает. Были времена, когда она могла понять, о чем он думает. Могла, но теперь — нет.

Похоже, Бэйли почувствовал ее взгляд. Он быстро посмотрел на нее и снова сосредоточился на дороге.

— Прости, я так жутко вел себя, — сказал он.

Мелани захотелось как следует разозлиться на него. Когда злишься, легче забыть о боли, легче иметь с ним дело. Но сохранять в себе эти эмоции Мелани никогда не удавалось, у нее не получалось долго сердиться на Бэйли.

— Все в порядке, мы оба были слишком возбуждены, — мягко ответила она.

Оба замолчали. Прежде их никогда не тяготило молчание, они прекрасно понимали друг друга и молчали потому, что им не нужно было слов. Возникшая сейчас пауза была иной, она вызывала тягостную неловкость, ее хотелось прервать.

Но Мелани все уже высказала раньше, а Бэйли, видимо, тоже нечего было добавить к тому, что он ей наговорил.

Чем дольше длилось молчание, тем громче стучало сердце Мелани. Ей казалось, этот стук становится оглушительным, почти крещендо. Она безучастно смотрела в окно, а внутри болело все, потому что они как раз подъезжали к аллее, ведущей к его дому.

Солнце уже село, вокруг лежали глубокие вечерние тени, вход в дом был ярко освещен... А вот и веранда...

С качелями.

Бэйли поставил машину на тормоз, а Мелани повернулась и уставилась на него. Он много раз говорил ей, что качели на веранде — не для холостяков, а для пожилых супружеских пар. А однажды он сказал: день, когда на его веранде появятся качели, будет днем, когда его заберут в сумасшедший дом.

— Ты потерял рассудок? — мягко спросила Мелани.

Бэйли заглушил двигатель, неторопливо отстегнул ремень, повернулся к ней и спокойно ответил:

— Да.

— И это то, для чего ты привез меня сюда, то, что хотел мне показать?

Ей было непонятно, для чего он купил качели. Была ли это неуклюжая попытка попросить прощения за то, как он вел себя у нее дома? Или он сделал это, чтобы как-то восстановить их дружбу?

— Пойдем на веранду, покачаемся, мне нужно многое тебе сказать, — спокойно произнес мужчина.

Господи, неужели он, Бэйли, способен на такую немыслимую жестокость? Разве он не понимает, что это моя мечта — мы вдвоем, сидя на качелях, смотрим на своих детей, играющих во дворе... Разве он не понимает — таково мое представление о счастье, сидеть с ним рядом на качелях каждый вечер, рассказывать друг другу о событиях прошедшего дня, делиться переживаниями и... любовью.

На негнущихся норах Мелани вышла из машины и поднялась вслед за Бэйли на веранду. Он ждал, пока она усядется, потом опустился с ней рядом, так близко, что она чувствовала тепло и крепость его тела.

— Мелли, с того момента, как я сегодня днем от тебя уехал, я очень много думал. Я ехал несколько часов, ехал и ехал. Я был жутко зол на весь свет, потому что все так по-дурацки получилось, — он глубоко вздохнул и несколько раз качнул качели. — Непонятно как, но я оказался рядом с домом родителей. Я подумал, пора рассказать им о нашем расставании, — он смотрел не на Мелани, а в пространство перед собой.

— И как они это восприняли? — Она понимала, как ему трудно. У Мелани все это было еще впереди, она еще не говорила со своими родителями.

— Я им так ничего и не сказал. Не удалось, — Бэйли посмотрел на нее. — Когда я пришел туда, они были на задней веранде — сидели на качелях и ласкали друг друга, как пара старшеклассников.

К удивлению Мелани, с ее губ сорвался смех.

— Генри и Луэлла ласкали друг друга?

Бэйли тоже усмехнулся:

— Ну, я не стал присматриваться. — Улыбка сошла с его лица, он выпрямился, провел рукой по волосам. — Я ушел, они и не знали, что я был там. Я был потрясен, увидев, как они любят друг друга... Я понял — именно любовь держит их вместе столько лет.

— Я все время старалась растолковать тебе это.

— А я никак не мог понять, до сегодняшнего дня. Мои родители лучшие друзья, а иногда злейшие враги, и каждый день, на закате, они приходят на веранду, садятся на качели и делят нежность, ласку и страсть. Они друзья и любовники.

Мелани напряглась. Она не понимала, к чему он ведет. Может, он говорит о том, чтобы развестись, но сохранить не только привилегии дружбы с ней, но и секс?

— Бэйли, если ты считаешь...

— Подожди, дай закончить. Знаешь, в чем твой большой недостаток, Мелли? Ты всегда начинаешь распространяться о том или другом, когда парню необходимо сказать что-то особенно важное, — он улыбнулся ей, и эта улыбка чуть не лишила ее дыхания. — Знаешь, как меня всегда мучило, что я у родителей единственный ребенок? Ребенок не должен быть единственным. Мой ребенок не должен стать единственным.

— Бэйли, теперь именно ты уходишь куда-то в сторону. Ради бога, объясни мне, что я тут делаю?

Мужчина внимательно смотрел на нее:

— Когда мы сюда приехали и ты вдруг увидела качели, я сказал тебе, что потерял рассудок. Я действительно потерял рассудок, когда представил себе жизнь без тебя... — Он взял ее руку в свою. — Я вспоминал все то время, на протяжении которого мы знакомы друг с другом. И знаешь, всегда, когда мне было одиноко, грустно или весело, когда я бывал счастлив или испуган, я всегда хотел видеть и чувствовать рядом только одного человека — тебя.

Мелани удивленно смотрела на него, на его красивое лицо, в его прекрасные глаза, а ее сердце колотилось все сильнее и сильнее. Впервые за долгое время их знакомства она даже предположить боялась, чем же он закончит свой монолог.

— Когда я был на церемонии окончания колледжа, Мелли, я искал в публике тебя, а не Стефани. Предполагалось, что именно Стефани — женщина, которую я люблю, но я выискивал в зале твое веснушчатое лицо, ведь именно это мне и надо было увидеть. — Он отпустил ее руку и провел пальцем по щеке. — Мелани Костлявый Карасик, я понял сегодня, что люблю тебя столько времени, сколько знаю, со второго класса, и я не хочу разводиться, и не хочу проводить ни одного мгновенья своей жизни без тебя.

Мелани пристально смотрела на него... боясь верить, боясь, что слух играет с ней какую-то странную шутку. Или шутит Бэйли?

— Если это одна из твоих безумных шуток, Бэйли, я никогда, никогда в жизни не прощу тебя.

— Когда это я сыграл с тобой какую-нибудь безумную шутку?

— В шестом классе, когда ты подсунул червей в мой бутерброд, а потом поспорил с Майком Муром, что я съем свой быстрее, чем он свой. Хорошо, что я увидела червей раньше, чем откусила первый кусок.

Глаза Бэйли весело загорелись.

— Да, действительно, значит, я все-таки однажды сыграл с тобой безумную шутку... но это было давно, мы были детьми, — он вздохнул, глаза его потемнели. — Мы уже давно не дети, Мелли. Я хочу остаться твоим лучшим другом, но я также хочу быть твоим мужем и человеком, с которым ты разделишь мечты... человеком, с которым ты будешь заниматься любовью каждую ночь до конца твоей жизни.

— Ох, Бэйли, если ты меня не поцелуешь, вот прямо сейчас, клянусь, я умру! — почти закричала Мелани.

Он поспешил осуществить ее желание — крепко обнял и, прижав к себе, стал целовать с такой изумительной сладостью и нежностью, что все кусочки ее разбитого сердца вернулись на свои места.

Немного отстранившись, Мелани посмотрела на него серьезно и твердо.

— Бэйли, а это все не из-за ребенка? Я имею в виду, может, ты хочешь остаться женатым на мне, потому что нам нужно завести еще одного ребенка, чтобы этот не был единственным?

— Моя чудесная, изумительная Мелли, существует только одна причина, которая может заставить меня остаться женатым на тебе, и эта причина — любовь. Я говорю не о любви друга к другу, я говорю о любви мужчины к женщине. А ты моя единственная любимая женщина, с детства и на всю жизнь.

Мелани кивнула — эмоции переполняли ее, и она была не способна говорить.

— Я думаю, что был уже влюблен в тебя, когда в пятом классе избил из-за тебя Харли Раймонда.

Рассмеявшись, Мелани потрясла головой.

— Нет, это Харли Раймонд отделал тебя, но самое важное — твой порыв.

Бэйли взял ее лицо в свои ладони и, глядя на нее с почти осязаемой нежностью, сказал:

— Нет, Мелли, самое важное — это любовь. Я хочу всю оставшуюся жизнь любить тебя и быть любимым тобой.

Их губы вновь слились в поцелуе. В этом поцелуе было все: доверие и радость дружбы, страстное желание любовников, душевная близость единомышленников.

— Я люблю тебя, Мелли, — прошептал он ей на ухо.

— И я люблю тебя, Бэйли, — ответила она.

Внезапно он встал, а она охнула от неожиданности, потому что он вдруг поднял ее на руки.

— Что ты делаешь? — спросила она.

— То, что должен был сделать два месяца назад. В некоторых вопросах надо строго следовать правилам. Я думаю, если я перенесу тебя сейчас через порог, как положено, это сделает наш брак настоящим — навсегда.

Настоящий. Навсегда. Эти слова отозвались в сердце Мелани невозможным счастьем.

— Когда ты смотришь на меня так, как сейчас, я чувствую себя королевой конкурса «Мисс Лучшая Молочница».

Бэйли засмеялся, в его глазах горело желание.

— Одно я знаю точно — ты королева моего сердца, — с этими словами он ударом ноги открыл дверь и перенес свою жену через порог.