Любовные игры

5

— Да где же все? — воскликнула пораженная Маги, когда они с Алексом вновь оказались в гостиной. Музыка по-прежнему играла, в пепельнице догорали окурки от сигарет, на полу валялись два опрокинутых бокала. Других следов вечернего приема не наблюдалось.

— Стая отправилась к кормушке. Послушай! — Алекс кивнул в сторону столовой, из которой доносились возбужденные голоса и веселый смех.

— Замечательно, когда окружен хорошими друзьями. — Маги повернулась и хотела уйти в столовую, однако остановилась и снова обернулась назад. В ее голубых глазах был вопрос, который она сразу же высказала: — Ты мне еще не сказал…

— Что? — Алекс подыгрывал ей, хотя уже понял ее. Но он хотел, чтобы она произнесла вслух то, что хочет от него услышать.

— Ты меня любишь, Алекс?

Он посмотрел в ее голубые глаза.

— Я люблю тебя, Маги, — сказал он просто и убежденно. Поцеловав, он, улыбаясь, подтолкнул ее в сторону столовой. — Между прочим, я проголодался. Ты отняла у меня много сил.

— Что от меня потребовалось много сил, ты, конечно, не догадываешься, погруженный в свой безграничный эгоизм. — Упрек звучал так нежно, что вполне мог сойти за комплимент. Перед дверью Маги снова остановилась и обернулась. — Я тоже люблю тебя, Алекс. — Она поднялась на цыпочки и поцеловала его.

В этот момент Кончита открыла дверь и наткнулась на целующуюся пару. Она была растрогана и залепетала что-то на своем, лишь ей понятном языке.

— Да, да, принесите что-нибудь поесть, — перебила ее Маги, резко прервав безумный поток слов. Она вдруг смутилась, как молодая девушка, которую застали целующейся первый раз в жизни.

— Все уже приготовлено, сеньора Фокс. — Кончита показала на длинные столы, сервированные в глубине помещения. Подносы с закусками были искусно расставлены на столе, напитки обильно представлены в баре, который так же, как и панели стен, был сделан из отполированного до блеска красного дерева.

— Спасибо, Кончита. — Маги порылась в своем бедном запасе испанских слов: Gracias, muy bien.

Кончита сияла.

— Que pareja hermosa! — воскликнула она и исчезла.

— Что она сказала? — полюбопытствовал Алекс.

— Она находит, что мы очень красивая, очень влюбленная пара, — перевела Маги.

— А так ли это? — спросил Алекс и перешагнул вместе с Маги через порог.

Как только они появились в свете сияющих хрустальных люстр, все гости встали из-за стола и захлопали.

Маги несколько растерялась, и Алекс ободряюще пожал ей руку.

— С каких пор ты боишься аплодисментов? — шепнул он ей на ухо.

— Совсем не боюсь, но почему они так рады? — шепнула Маги.

— Они видят, что мы очень красивая, влюбленная пара, а в наше холодное, рациональное время это надо приветствовать. — Улыбаясь, он проводил ее на место во главе стола, а сам сел справа на свободный стул.

Генри Мортимер постучал пару раз ножом по бокалу.

— Надеюсь, он не будет держать долгую речь, — прошептала Сельда так громко, что все услышали, хотя стол был длиной в несколько метров.

— Друзья! — голос Генри Мортимера дрожал от радости, которая объяснялась то ли восторгом по поводу примирения, то ли финансовыми соображениями продюсера.

— Поднимем бокалы за самую красивую, самую влюбленную и самую талантливую пару, которую когда-либо видел Бродвей!

Все подняли бокалы и пригубили. Алекс махом выпил весь бокал и налил еще.

— Друзья, — воскликнул он. — Поднимем бокалы за звезду Бродвея!

Сельда льстиво засмеялась.

— За Маги Фокс!

Смех Сельды умолк, она отпила глоток вина, Маги, улыбаясь своему возлюбленному, тоже отпила небольшой глоток, в то время как Алекс снова выпил весь бокал.

— Не пей так быстро, — прошептала она ему. — У тебя же пустой желудок.

Его губы касались ее уха.

— У меня жажда от любви, — прошептал он и улыбнулся.

— За столом не шепчутся, — сказала Аннабель. — Когда я жила у своей матушки, за это наказывали.

— Не будем сегодня строго судить нашу влюбленную пару, — заметил Генри Мортимер со снисходительностью любящего отца.

— Они очаровательны, наши голубки. — Розалинда, ближайшая из подруг Маги, счастливо улыбнулась и толкнула сидящего рядом Ханка. — Вы не хотели бы быть на месте Алекса?

— Я бы лучше побывал на месте Маги, — просиял Ханк в ответ.

Анна, художница, все время рисовала что-то на салфетках, и Рон спросил у нее:

— Вам и во время еды все время надо рисовать насекомых?

— Да, — ответила она коротко и ясно.

— И обязательно жующих насекомых?

— Да.

Рон несколько рассердился.

— Вам надо выйти замуж за камер-егеря, он истребит в вашей голове всех насекомых.

— Я никогда не выйду замуж, — заявила Анна и несколькими штрихами набросала на салфетке Рона толстую стрекозу в подвенечном платье с фатой. — Брак смертелен для любви.

Маги схватила Алекса за руку, увидев, что Рон поджег салфетку со стрекозой в своем бокале.

— Дорогой, а что ты думаешь о браке? — Она радостно захлопала в ладоши. — Друзья, великолепная идея. Алекс и я уже целую вечность вместе, нашу любовь невозможно описать. Мы хотим легализовать свои отношения.

При этих словах Генри Мортимер навострил уши.

— Великолепная реклама! Маги Фокс и Алекс Рейнольд, знаменитая супружеская пара Бродвея!

— Ах, свадьба, — Аннабель Арроу глубоко вздохнула. — Мне кажется, что число разводов в Нью-Йорке меньше, чем в Калифорнии.

— Почему ты говоришь о разводе, ведь мы еще не женаты? — запротестовала Маги в сердцах. Она не могла всерьез сердиться на свою старую подружку.

Аннабель стала в позу.

— Тогда я расскажу вам пару брачных историй, случившихся на Западном побережье, — начала она и на некоторое время овладела вниманием гостей за столом. Все продолжали жевать и смеялись над историями Аннабель, особенно над теми, которые касались ее первых шагов в Нью-Йорке.

Маги, сидевшая напротив Аннабель, забавлялась рассказами последней, в то время как Алекс с воодушевлением опрокидывал один бокал за другим. Маги погрузилась в воспоминания о прошлом.

Вечность тому назад Маги и Аннабель исполняли второстепенные роли в одном из мюзиклов на Бродвее, и талант рассказчика, который был присущ Аннабель, превратил бесславное начало их карьеры в забавные анекдоты. Потом Аннабель стала звездой киноэкрана, и прежде всего благодаря своим глазам, в которых при крупном плане светились наивность, доверчивость, сердечность и нежность — все те качества, которые Аннабель растеряла за многие годы борьбы, приведшие ее из трущоб Нью-Йорка к солнечным вершинам Голливуда.

— Хорошо вам там, в Голливуде, — заметила Сельда, когда Аннабель сделала паузу. — У вас есть возможность на частных просмотрах, которые всегда устраиваются на скучных встречах продюсеров, видеть новые ленты, еще не вышедшие на экран. Мы же, простые смертные… — Сельда засмеялась, желая услышать от пирующих, что сама она не принадлежит к простым смертным.

— Описать тебе последний просмотр, на котором я была? — Аннабель засунула в рот луковицу. — Сначала на экране появилось имя звезды, в том фильме Патрик Шелдон, потом дурацкое название «За облаками». Потом имя продюсера — Георг Гардер и Стив Брукс, сопродюсер Рауль Филд, режиссер Джефферсон, оператор Херб Морган, пересказ Лайзы Морроу и Петера Коннеля новеллы Мэтью Хендли, сценарий Райана Вимборне и Глена Харриса, режиссер по диалогу Эдди Эванс, музыка Элизабет Барт, композиция Т. Руссель, оркестровка С. Чатема, аранжировка Майка Магью, звук Дона Билла, освещение Джефри Робинсона, грим Галлоре, костюмы Лилиан Лангет, спецэффекты Кристофера Барри… Затем наконец-то начался фильм, и я заснула!

Алекс погладил руку Маги, пока все смеялись над рассказом Аннабель.

— Мне нравится, когда жизнь не принимают так серьезно, — заявил он громко. — Жизнь достаточно серьезна сама по себе.

Маги искоса посмотрела на него. Она не следила за тем, сколько бокалов выпил Алекс, да в ее правила и не входило контролировать его. Он говорил ясно, у него еще не заплетался язык, и все-таки что-то в его голосе насторожило Маги.

— Не только вы развлекаетесь на Западном побережье, — сказал он Аннабель. — Мы в Нью-Йорке тоже умеем смеяться.

— Юмор Нью-Йорка тоже хорошо известен, — заметила Сельда.

— Да, это так, — Алекс развеселился. — Могу поклясться, что внес свою лепту в нью-йоркский юмор.

— Вуди Ален также известен своим юмором, — сказал Генри Мортимер поспешно. — Мне кажется, хватит об этом, давайте сменим тему.

— Вы против юмора, Генри? — осведомился Алекс, улыбаясь.

— Нет, но вот идея с вашей свадьбой великолепна, — Генри нервно улыбнулся. — Когда состоится радостное событие?

Алекс громко рассмеялся, единственный за столом.

— Радостное событие? Хорошо, Генри, так обычно называют рождение. До этого дело еще не дошло. А вы знаете, что я сделал один раз на сцене? — Алекс икнул.

— Я знаю, что он сейчас расскажет, — простонал Генри.

Алекс смахнул слезинки со щек.

— Вместо «приятное послание» я сказал «приятное событие». Ты помнишь, дорогая?

Маги мужественно засмеялась.

— Я помню, дорогой. Тогда я тоже оговорилась под конец. Вместо «в любви» я сказала «в гульбе». Публика очень смеялась.

— Да, публика хохотала. — Алекс ударил рукой по столу.

— Я не смеялась, — добавила Маги.

— Я упомянул Вуди Алена, — лихорадочно начал Генри Мортимер. — Кто знает его фильм…

— Вы все знаете, что на сцене никогда не бывает настоящей еды.

Алекс не слушал Генри. Он видел направленные на него выжидательные взгляды и не хотел разочаровывать своих слушателей. — Несколько лет тому назад я играл вместе со старым добрым Буком Харманом. А ему надо было каждый вечер в одной сцене есть панированную рыбу. Конечно, это была не настоящая рыба, а муляж, но Бук решил, почему бы ему не поужинать за счет компании. Он настоял на том, чтобы каждый вечер из ближайшего ресторана приносили настоящую рыбу.

Маги слушала и смеялась, потому что история была ей хорошо известна. Если она не ошибалась, она слышала эту историю в двадцать третий раз…

Генри расслабился, так как Маги в истории не фигурировала.

— Однажды коллеги сыграли с ним злую шутку. Костюмерша обваляла в сухарях тряпку, зажарила ее до коричневой корочки, и это было подано Буку вместо рыбы. Он напрасно старался разрезать рыбу, рвал и кромсал ее…

Веселые лица за столом радовали Алекса. Он раскраснелся, его глаза загадочно блестели. Он икнул второй раз…

— Ну, что вам сказать, — заключил он. — Все это Бук превратил в свой успех. Когда он понял, что ему принесли, он подцепил тряпку вилкой и высоко поднял, так, чтобы публика могла видеть, что это. Он сказал: «То, что сегодня ловят вместо рыбы в реке Гудзон, не поддается описанию!» Смеющийся зал был на его стороне.

Алекс мог гордиться подобным же успехом, ибо за столом все смеялись.

— Дорогая, — он обратился к Маги, как только все затихли. — Этот анекдот с Буком — хороший пример для тебя. Тебе еще надо научиться в решающем месте на сцене сохранять покой и с юмором выходить из сложившейся ситуации.

— Тебе так кажется? — спросила Маги, улыбаясь несколько холоднее. Генри Мортимер при этом от волнения укусил себя за палец.

— Да, конечно, — настаивал Алекс. — Ты слишком скована, тебе не хватает юмора, когда я…

— В Европе я слышал изысканный анекдот, — воскликнул Генри хрипло. — Это случилось во время представления оперы Вагнера. Коллега поспорили, что они рассмешат одного певца. Он утверждал, что всегда владеет собой. Незадолго до определенной сцены его коллега крикнул ему из-за кулис: «Какие яйца ты хочешь на завтрак?» А он должен был петь: «Мягкие, Вотон, мягкие». Конечно, певец рассмеялся. — Генри сам прыскал от смеха. Однако другие лишь слегка улыбались.

Сельда подняла руку, как в школе, когда хотят что-то спросить.

— У меня вопрос, Генри. Человека за кулисами звали Вотон?

Теперь раздался взрыв хохота, и Генри надеялся, что Алекс наконец-то отвлечется, но вместо этого Алекс, не останавливаясь, продолжал:

— Я много проказил на сцене.

— Сегодня не мой день, — пробормотал Генри Мортимер.

Розалинда подергала Ханка за руку.

— Почему вы хотели бы быть на месте Маги? Вы любите сидеть во главе стола?

Генри широко открыл глаза, но Ханк не удостоил свою соседку ответом.

— Маринованный огурчик? — воскликнул Алекс.

— Маги! — закричал Генри. — Я уже рассказывал вам о новой пьесе, которую я собираюсь поставить в следующем сезоне?

— Маринованный огурчик! — твердил Алекс.

— Нет, не рассказывали, Генри. — Маги заботливо положила руку на плечо Алексу. — Послушай, дорогой. У Генри новая пьеса. Это может быть нам интересно.

Алекс сделал над собой усилие и перевел свой горящий взгляд на Генри.

— Ну, Генри, что там у вас за пьеса.

Генри вытер салфеткой лоб.

— Да, в этом-то и проблема. У меня… Я знаю… Я хотел бы произвести фурор на сцене.

— С маринованным огурчиком, — закричал Алекс.

— И ты думаешь, там найдется роль для меня, — спросила Маги.

— В моей новой пьесе вы оба будете играть, — заверил Генри. — Вы нужны мне. Вы мой основной капитал.

— Хорошо, хорошо, хорошо. — Алекс замахал руками. — А что это за пьеса, Генри?

Адвокат, менеджер и продюсер глубоко вздохнул.

— Пьесы еще нет, вот в чем проблема.

— Тогда нечего об этом и говорить, — решил Алекс. — Может быть, мы снова пойдем в гостиную?

— Хорошая идея! — возликовал Генри.

— Но до этого я должен рассказать вам историю с маринованным огурчиком. — Алекс встал в позу. — Итак, дело было вот как…

— История известна всем за столом, — заверил Генри. — Правда, Алекс, это лишнее.

— Я не знаю эту странную историю, — сказал Роберт Грандвилл из Санкт-Луиза.

— Тогда я расскажу ее! — воскликнул счастливый Алекс, наклонился к Маги и поцеловал ее в щеку. В окаменевшую от смеха щеку. — Это как раз была особенно красивая, впечатляющая сцена, сцена с поцелуем. В кармане я спрятал маринованный огурчик, свеженький, из деликатесной лавки, которая расположена поблизости от театра. — Он погладил Маги по руке. — Я всегда забочусь, чтобы моя дорогая получала все самое лучшее.

— Как мило с твоей стороны, дорогой, — сказала Маги, и лицо ее свела судорожная улыбка.

— Я говорю свой текст. — Алекс воспроизводил сцену, жестикулируя. — Потом быстро лезу в карман, достаю огурец, прячу в руку, и, наконец, засовываю в рот так, чтобы никто не видел.

— Я что-то заметила, — бросила Маги.

— Невозможно, — заявил Алекс авторитетным тоном. — Подобное я могу сделать совершенно незаметно. Я же работал волшебником. — Алекс икнул третий раз.

— Ты имеешь в виду фокусником?

— Волшебником.

— Фокусником.

— Волшебником.

— Друзья! — Генри подскочил и бешено зааплодировал. — Наш дорогой Алекс Рейнольд покажет нам свое мастерство. Похлопаем Алексу!

Никто не захлопал, как будто бы все руки были заняты едой, и Генри медленно опустился на стул.

— Я, с огурчиком во рту, обнимаю Маги на глазах у всех, — Алекс показал, как он это сделал. — На сцене мы никогда не делали вид, что целуемся, мы действительно целовались, но вчера мы превзошли себя.

— О поцелуях я вам позже кое-что расскажу, — вставила Аннабель. — Вы будете смеяться до смерти.

— Сделайте это! — Генри пытался взглядом заручиться поддержкой Маги, но та не хотела мешать Алексу. Казалось, она ждала, что он еще выкинет.

— Поцелуй! — воскликнул Алекс. — Огурчик попадает к Маги, и она застывает, как соляной столб. Это просто умора!

— Да, я действительно был там и видел, — застонал Альф. — Это было потрясающе.

— Вы совершенно не понимаете, когда вам лучше промолчать, — напустился на него Генри.

— Что я такого сказал? Вы злой, толстый, старый человек, — обиделся Альф. — Ханк, этот злой, старый, толстый мужчина ругается на меня. А я только сказал, что Маги выглядела неподражаемо смешно. Рядом со мной зритель так смеялся, что чуть не упал со стула. От радости он бил себя по ногам и задел меня.

— А что вы сделали? — спросил Генри, который понял, что за эту соломинку он должен ухватиться.

— А, теперь вы хотите это знать, — заворчал Альф. — Сначала ругаетесь, а потом выспрашиваете. Я тоже стукнул его, но он даже не заметил, так как Маги выглядела настолько смешно, так необыкновенно комично, что…

— Да, да, да, это мы уже знаем, — прошипел Генри.

— Ханк, теперь он снова грубо обращается со мной!

Из всего этого Алекс ничего не понял. Он изображал застывшую Маги, раздутые щеки, круглые вытаращенные глаза — просто карикатура, над которой все с удовольствием смеялись, в то время как улыбка Маги становилась все более натянутой.

— Уук ниик грамм! — Алекс передал неописуемое клокотание и шипение, похлопал в ладоши и показал на сидящую рядом Маги. — Так она начала свой волнующий монолог, невнятно и гнусаво. Вы не верите? Таких ужасных звуков не слыхала ни одна сцена мира! Я клянусь! Это был позор столетия!

Алекс почти кричал от смеха и бил руками по столу, как по барабану. Все смеялись вместе с ним, за исключением Генри Мортимера и Маги.

Наконец смех Алекса перешел в непрерывный стон, он откинулся на стул и захрипел приняв положение беременной женщины.

— Но самое интересное еще впереди. — Он смочил пересохшее горло очередным глотком вина. — Я держал ее руки нежно и крепко, так как хорошо знаю свой сахарный кусочек.

Теперь Маги вздрогнула.

— И вот, я держу ее руки и думаю: ты не вытащишь этот огурец из своего сахарного ротика! Я думаю, а она рвется и дергается и не может освободиться. Она все-таки пытается говорить, но начинает кашлять, и огурец стрелой летит за кулисы. Раздается дребезжание. Маги попала в стоявшую там вазу. Конец сцены! Публика ревет от смеха.

У Алекса уже больше не было сил смеяться над своим повествованием, а остальные гости бушевали и топали ногами по полу, некоторые стучали приборами о тарелки.

— В театре это было смешнее, — пробормотал Алекс. — Когда рассказываешь, многое теряется.

— Это произвело огромное впечатление, дорогой, просто грандиозное, — сказала Маги таким голосом, от которого замерзло вино в бокалах. — Мы смеялись от души. Ты собираешься еще что-то рассказать?

Алекс откашлялся.

— Мои голосовые связки, — пробормотал он и выпил еще глоток вина.

— Мы разве не говорили до этого о Вуди Аллене? — осторожно промолвил Генри после небольшой паузы.

— Он великолепен, — сообщила Анна.

— Да, не так ли? — оживился Генри. — Какие его фильмы вы смотрели?

— Я ничего не видела, — заявила Анна, и разговор исчерпал себя.

— Я знаю еще одну историю, — нарушил тишину Алекс.

— Я чувствую, — прошептала Маги и улыбнулась той улыбкой, которая принесла ей успех в роли Клеопатры, когда та повелевает убить раба.

Алекс сделал большой глоток вина и икнул в очередной раз.

Аннабель Арроу использовала эту заминку и выступила с предложением.

— Почему бы мне не написать для вас пьесу, Генри? — предложила она. — К следующему сезону я бы успела.

Генри почувствовал шанс, который шел ему в руки.

— Вы это правда сделаете, Аннабель? — Он уже видел рекламу, которую обеспечили бы известные имена Голливуда. — Это было бы замечательно! Единственное условие, пьеса должна быть написана для Маги и Алекса.

— Это просто, — сказала Аннабель. — Вообще-то, я пишу преимущественно высоко-драматические пьесы, даже трагические.

Генри бросил взгляд на пару, о которой шла речь.

— Я убежден, что это будет кстати, — прошептал он. — Публика знает и любит обоих как исполнителей комических ролей, а почему бы и не попробовать? А что вы задумали, Аннабель?

— Что-нибудь из жизни. Моя школьная подруга вышла замуж за очень скучного человека, за друга юности. После развода она влюбилась в фокусника, так сказать в полную противоположность.

Алекс начал хихикать.

— Превосходно, превосходно. — Он улыбался все шире. — Получится замечательная комедия.

— Речь идет о трагедии, — зашипела Маги. — Аннабель пишет трагедию, а не комедию.

— А мне откуда знать? — пожаловался Алекс. — Я что, знаю школьную подругу твоей подруги, Аннабель? Нет, я ее не знаю, так как я совсем не интересуюсь школьной подругой, твоей школой… твоей подругой… твоей подруги… — Он запнулся и подумал: «Ах, женщины меня не интересуют».

Маги все быстрее вертела в руке свой бокал, но заговорила ясно, спокойно и стараясь владеть собой:

— Аннабель, ты имеешь в виду Венди Сивельхоффер из 4-Б?

— Нет, нет, она вышла замуж за пожарника, который погиб во время пожара, ее сын из-за этого начал принимать наркотики.

— Это Лоретта Малабокка?

Аннабель покачала головой.

— Лоретта была убита своим сутенером на 42-й улице, после того как она его кастрировала. Нет, я говорю о Бетти Майер. Она вышла замуж за почтальона, развелась и с тех пор встречается с фокусником, который выступает в основном на благотворительных базарах.

— А, — сказала Маги, но напрасно пыталась вспомнить одноклассницу с таким именем. — И что же дальше?

— Ничего, — ответила Аннабель. — Она сказала, что любит его, а до почтальона ей нет дела.

Хави, утешитель вдовушек, следил за Аннабель и ждал, когда она кивнет ему.

— У меня вопрос, мисс Арроу. Почему вы хотите написать пьесу об этой скучной подруге? Почему вы не обратитесь к судьбе двух первых? В их историях есть все, что сделает пьесу интересной.

Аннабель снисходительно покачала головой.

— А тщеславие писателя? — Аннабель смеялась над непосвященным, который ничего не смыслит в писательском труде. — Описать кастрацию и убийство сможет любой, и публика будет в восторге. А вот вы попробуйте описать скучную жизнь с почтальоном так, чтобы публику прошиб холодный пот от волнения, когда почтальон произносит: «Ну я пошел в ночную смену». Попробуйте, напишите!

— Я был однажды волшебником, я играл почтальона, — вновь заявил о себе Алекс и сморщил лоб. — Я играл почтальона?

— Ты был фокусником, — пришла на помощь Маги. — Фокусником.

— А, вспомнил! — обрадовался Алекс. — Я был волшебником и играл тоже волшебника. Я уже поведал вам историю о бюстгальтере на сцене?

Разговоры сразу умолкли, и все взгляды устремились на Алекса. Генри замахал руками, как будто он с величайшим удовольствием вспорхнул бы с одной люстры на другую. Маги перестала вертеть в руке свой бокал и стала считать в уме до пятидесяти. А Анна схватила салфетку и нарисовала стройную стрекозу в крохотном бюстгальтере и пчелу с огромным бюстом, едва умещающимся в растянувшемся бюстгальтере.

Рон посмотрел на Алекса, по-прежнему боровшегося с икотой, на Маги, принявшую позу, которую он как режиссер телевидения рекомендовал своим исполнительницам, когда они должны были передать напряжение.

— Я не хочу вмешиваться, — сказал Рон, — но мне кажется, Алекс, что тебе лучше не рассказывать эту историю.

— Но это великолепная история. — Алекс отдохнул, взор его стал ясным и острым, а заплетающийся язык снова начал подчиняться. — Была зима. Это важно, так как в театре был ужасный холод. Поэтому Маги засунула под бюстгальтер упаковочную пленку, двойную искусственную пленку с воздушной прослойкой внутри. Это был прекрасный иллюстрационный… изоционный материал… он сохранял тепло.

— Изоляционный материал, — помог Рон.

— Я и говорю. Я поспорил с приятелем, что обвенчаюсь. Он утверждал, что я не обвенчаюсь. Я ему говорю: «Чудак, мы с Маги так дружны, что я обвенчаюсь». Он доказывал, что именно поэтому я и не обвенчаюсь. — Алекс глубоко вздохнул, явно давая понять, что рассказ требует от него большого напряжения.

Молчание, воцарившееся за столом, окутало всех, словно покрывало. Одни гадали, что еще произойдет, другие уже горевали из-за этого. Во всяком случае, никто не остался безучастным.

Но похоже было, что Алекс раздумал рассказывать. Он дважды заглянул в бокал, как бы желая убедиться, не осталось ли там чего, и откинулся на спинку стула. Его голова болталась из стороны в сторону, как будто плохо держалась на плечах.

— Алекс, дорогой. — Маги слегка подтолкнула его. — Ты еще не докончил свою историю. Ты не должен разочаровывать своих друзей.

— Какая история? — пробормотал Алекс.

— История о бюстгальтере и защитной пленке, — помогла Маги.

— О да, это замечательная история. — Он кивнул, так что его подбородок коснулся груди. — Я уже рассказал вам эту историю?

— Ты начал рассказывать, но не докончил, дорогой, — объяснила Маги мягким голосом. — Ты расскажешь ее до конца?

— Да, я расскажу, конечно, я это сделаю! Итак! — Алекс засиял. — Где я остановился?

— В том месте… — начала Маги.

— Не лучше ли остановить это? — спросил Генри поспешно.

— Генри! — Маги с упреком покачала головой. — Я прошу вас! Мы же не хотим разочаровывать наших друзей? Все за столом мечтают дослушать историю до конца.

— Вот уж нет, — заверил Генри поспешно.

— Проведем опрос? Голосование поднятием руки или в письменной форме?

— Лучше в письменной форме. — Генри лучезарно улыбнулся всем за столом. — Послушайте, завтра каждый из вас напишет письмо и бросит его в ближайший почтовый ящик, ну а там посмотрим.

— Отклоняется. — Маги обратила все свое внимание на Алекса, который все еще вспоминал начало истории. — Ты поспорил с другом, что ты венчаешься.

Алекс кивнул и устремил на Маги подозрительный взгляд.

— Откуда ты знаешь про друга? Ты тогда была очень сердита из-за спора, но о друге я тебе ничего не рассказывал. Я клялся и божился, что это был несчастный случай.

— Ты сам упомянул своего друга, рассказывай дальше, — прошептала она.

— Да, дальше. — Алекс оживился. — На Маги тогда был костюм, верхняя часть которого была сколота сзади простым бантом. Что-то типа корсажа. Все очень просто. Проходя мимо, я сделал вид, будто бы случайно задел за бант, бант отскочил, и вся верхняя часть платья упала вниз.

Рон начал смеяться и разрушил чары за столом. Другие стали также вести себя менее скованно.

— Итак, платье упало вниз. — Алекс снова принялся жестикулировать. — И Маги стояла на глазах у всех на сцене, и на ней был только бюстгальтер. — Он изображал руками огромные выпуклости, которые едва помещались в гигантский бюстгальтер. — А здесь, сверху и с боков, торчала пленка, — закончил он под оглушительный смех присутствующих.

— Почему я не читала об этом в газете? — бросила Сельда. — Случись это на Бродвее, это было бы напечатано в газетах под крупными заголовками.

Алекс замахал руками.

— У нас тогда были гастроли в каком-то маленьком городке. Буффало или что-то похожее. — Алекс мечтательно закатил глаза. Сначала Маги хотела меня убить, но позднее мы безумно любили друг друга в мотеле. — Его голова, как на промасленных шарнирах, наклонялась то к Маги, то от нее. — Ты еще помнишь?

Настороженная тишина вернулась. Маги была в центре внимания.

— Нет, я не помню, — заверила она нежно.

— Такого не может быть, — закричал взволнованно Алекс. — Такое невозможно забыть, пережив хоть раз.

— Ты прав, мой непредсказуемый партнер по сцене и нежный друг, — еще мягче сказала Маги. — Самое удивительное, что это случилось не со мной.

Секундная стрелка тикала так громко, что, казалось, кто-то бьет молотком по железной пластине.

— Не с тобой? — вымолвил удивленный Алекс.

— Нет, дорогой, мне не пришлось пережить ни это изысканное представление на холодной сцене, ни раздевание, ни последующие события в мотеле.

— Нет, действительно? — Алекс хотел рассмеяться, но из его горла исторглись лишь нервное кряхтение и икота. — Ты не ошибаешься?

— Нет, не ошибаюсь, — заверила Маги. — Или ты думаешь, что такое можно забыть? Заключительную сцену в мотеле, пожалуй. Ее можно спокойно забыть, но не изысканную элегантную проделку на сцене. Это забыть невозможно!

Алекс слегка протрезвел.

— Ты хочешь сказать, Маги, мой ангел, что я пережил это м… с одной… с другой женщиной? — спросил он тихо.

Маги пожала плечами.

— Бюстгальтер свидетельствует о том, что речь идет все-таки о женщине или ты играл в пьесе с трансвеститами!

Лицо Алекса прояснилось.

— Конечно! Это было шоу трансвеститов, а я был заезжая звезда. — Некоторые из сидящих за столом вздохнули, другие замерли.

— Что ты говоришь? — Интерес Маги возрастал. — И под конец вы безумно любили друг Друга в мотеле!

Алекс сморщил лоб и напряженно задумался, взвешивая различные возможные варианты.

— Нет, я думаю это не была пьеса с трансвеститами, — пробормотал он опустошенно. — Это была все-таки женщина. — Он облокотился на спинку стула и стал смотреть в потолок. — Я, кажется, наступил на любимую мозоль?

— На все мозоли сразу, дорогой, — Маги глубоко вздохнула. — В последние годы дела в Голливуде наладились, не правда ли? — Она небрежно подбросила новую тему для разговора. — Даже несмотря на то, что телевидение играет сейчас более значительную роль.

— Старые времена не вернутся, — вздохнула Аннабель. — Когда я беседую с коллегами старшего поколения, то готова рыдать. Все стало таким бездушным.

Рон вступил в разговор.

— Вы хотите сказать, что система звезд была правильной и хорошей? — спросил он. — Когда люди являлись собственностью студии?

— Система звезд имела свои преимущества, — возразила Аннабель, и сейчас же разразились жаркие дебаты.

Алекс не принимал в них участия. Он застыл на своем стуле и только время от времени вздрагивал, когда новый приступ икоты сотрясал его тело.

Маги внимательно слушала спорящих, а когда украдкой взглянула на Алекса, по ее лицу пробежала тень.

Генри Мортимер, который был внимательным наблюдателем, сразу почувствовал, что оба скоро снова займутся друг другом. Генри возблагодарил судьбу за то, что в настоящий момент Алекс был не способен ничего говорить. Возможно, если бы он извинился перед Маги, это бы еще спасло дело, но Генри боялся, что и тут Алекс может остаться верен себе.

— Голливуд и хиппи, — сказал кто-то за столом. — Ужасная комбинация!

Генри Мортимер снова прислушался к разговору, часть которого он пропустил.

— Что хиппи делают в Голливуде?

— Ну, здесь, в Нью-Йорке, их очень много, — просветил его Хави. — Если вы, к своему несчастью, заговорите с одним из этих ужасных типов, то темой номер один будет Голливуд.

— Существует даже диско для хиппи, которое называется «Голливуд», — сообщил Рон. — Где-то на 86-й улице, недалеко от Центрального парка.

Сельда схватилась за голову.

— Конечно, этот сарай называется «Голливуд»! — закричала она. — Я была там вчера и не могла вспомнить название. Везде развешаны камеры, прожекторы, пленки, и внутри все похоже на киностудию. Не так ли, Алекс?

Алекс кивнул, и Генри с благодарностью заметил, что он кивнул достаточно безучастно.

— Вы знаете Нель Пибоди из Голливуда? — спросила Сельда.

Мужчины закивали. Женщины скривили лица, а Алекс начал делать руками странные знаки.

Рон усмехнулся.

— Говорят, Мэрилин Монро по сравнению с Нель Пибоди была худая как жердь.

У Алекса не прекращалась дрожь в руках.

Сельда все больше и больше увлекалась темой.

— Итак, вчера она была там и демонстрировала в «Голливуде» свое умение. Ее вырез показался мне слишком глубоким и слишком смелым. Даже для Нью-Йорка и для диско. А гостям-хиппи это понравилось. А Алекс сорвал аплодисменты за «Танец прыгающих мопсов».

Генри Мортимер издал хриплый стон, что побудило соседку по столу пощупать его пульс. Генри стал лилового цвета.

Алекс прекратил размахивать руками. Он застыл, а лицо его сделалось серым.

Казалось, Маги увеличилась в размерах. Она не двигалась, но производила впечатление активной деятельности. Ее щеки покрыл лихорадочный румянец, как будто она вымазала все содержимое баночки с гримом на лицо. Она предчувствовала дальнейшие разоблачения.

— Что же дальше… — Маги откашлялась и облокотилась на стол, глядя проникновенно на Сельду. — Если мне позволят спросить, что это еще за «Танец прыгающих мопсов», — прошептала она. Это был тихий шепот, но все услышали его, так как в помещении в этот момент стояла такая тишина, что можно было бы слышать стук упавшей пушинки. — Что собаки делали в диско?

— Собаки, — захихикала Сельда. Она выставила руки вперед, как будто собиралась жонглировать. — Мопсы подразумевались, а танец был совсем прост. Вы же знаете, когда стриптизерки вращают верхней частью тела так, что их груди трясутся, вот так танцевала Нель Пибоди, и все ждали, когда мопс выпрыгнет из платья.

— Как вульгарно, — сказал Ханк.

— Ну и что? — спросил Рон. — Выпрыгнул?

— Три раза, — Сельда захихикала. — Мне кажется, это глупо, но смешно.

Что-то зазвенело. Это Маги опрокинула свой бокал.

— А что, простите, Алекс делал с этими мопсами? — спросила она громко и резко.

Сельда не заметила угрозу в голосе Маги или не захотела заметить. Она также не обратила внимание на то, как соседка помогала Генри вздохнуть, расстегивая ему воротник. Сельда даже не увидела, что Алекс совсем позеленел.

— Прошу у всех прощения, — прошептал Алекс и хотела встать.

Но Маги толкнула его обратно на стул.

— Мы тебя не простим, — прошипела она. — Продолжай, Сельда!

— Это было так смешно, — воскликнула Сельда. — Он каждый раз провозглашал, что очень любит собак и должен прогулять мопсов, он танцевал при этом с Нель Пибоди, люди неистовствовали!

Алекс попробовал расстегнуть ворот.

— Но не по моему поводу, — прошептал он. — Я собственно ничего не делал. Я выполнил роль катализатора. Это мог бы сделать любой на моем месте.

— Но никто этого не сделал, — сказала Маги ледяным голосом. — Что-то отталкивающее, дикое и неописуемо глупое!

— Это было действительно глупо, — согласился Алекс слабым голосом, — не стоит об этом и говорить.

— Действительно, не стоит об этом говорить, — согласилась Аннабель, которая почувствовала сострадание к бедному Алексу, и единственная за столом приняла его сторону. — Не обращай на это внимание, Маги.

Маги медленно повернулась к своей бывшей коллеге по Бродвею.

— Я что, похожа на малодушную ограниченную женщину, — спросила она спокойно и тихо. — После вчерашнего случая с маринованным огурцом, который я рассматриваю как покушение на свои актерские способности, я сделала соответствующие выводы. Я обрываю свои личные и профессиональные отношения с Алексом и объявляю это ему, а также моему адвокату, менеджеру и продюсеру, и я ставлю в известность об этом своих друзей.

— Ты же простила меня, — слабо запротестовал Алекс. А в это время соседи Генри совещались, не надо ли поднять повыше его ноги, чтобы вернуть его к жизни.

— Я тебя простила, душа моя, это правда, — заверила Маги. — Это было очень великодушно, не так ли?

— Очень, — согласился Алекс.

— Я даже не обращала внимание на то, что ты выпил лишний стаканчик за наше примирение и пустился рассказывать анекдоты. Это тоже говорит о моем великодушии. Так ведь?

— Да, — согласилась Аннабель.

— И я даже не посмотрела на то, что ты, Алекс, рассказывал о своем постыдном деянии, о своем огурце. Не было ж и это великодушно?

— Фантастически великодушно, — согласился Алекс.

— И эта история с бюстгальтером и мотелем, которую я также добросердечно восприняла и забыла, хотя она произошла в то время, когда мы уже были вместе. С тех пор как я с тобой знакома, ты не был ни в турне, ни на гастролях, во всяком случае, без меня. Я не мелочна. Или?

— Нет, не мелочна, — прошептал Алекс.

— Я даже не ставлю тебе в упрек танец прыгающих собак, — закончила она.

— Мопсов, — вставила Сельда.

Маги махнула рукой.

— Хорошо, я простила то, что прыгает. Иногда люди шутят, даже грубо.

— Ты святая, — прохрипел Генри Мортимер, и его голова снова упала набок.

— Я знаю, — Маги скромно улыбалась. — Но есть одна мелочь, которая мне мешает. — Она облокотилась на стол и медленно повернулась к Алексу. — После того как вчера вечером ты меня вконец опозорил, после того как вчера вечером ты вверг меня в глубокую депрессию, самую глубокую за всю мою жизнь, после того как вчера вечером ты бесстыдно выставил меня на посмешище перед моей публикой, после того как вчера вечером ты бросил меня в беде…

— Ты выставила меня из гардеробной, ударив ногой, — осмелился скромно вставить Алекс.

— …после того как ты причинил мне все эти неприятности, ты пошел в диско! — Маги выделяла голосом каждое слово. — В… диско!.. Ты забавлялся, смеялся и был весел, ты был среди смеющихся людей, а меня оставил с моим горем. Ты… ты… ты таракан!

Она проворно схватила свой недопитый бокал и выплеснула остатки в лицо Алексу. Он зажмурил глаза и фыркнул, но не пошевелился, так как был убежден, что худшего ждать уже не приходится.

— Ты насмехался надо мной, — закричала Маги, схватила графин, налила себе бокал вина, сделала небольшой глоток, а остатки снова выплеснула Алексу в лицо.

Он фыркал, но не шевелился. Холодная жидкость помогла ему слегка отрезветь, а хуже уже и быть не могло.

— Ты забыл меня. — Голос Маги стал на октаву выше, она поднесла графин к груди Алекса и поливала его. — Я для тебя больше не существую!

Он все сидел, так как вставать было уже поздно. А хуже быть уже не могло.

Маги уронила графин и схватилась за голову.

— Я причинила себе зло в собственном пентхаузе, — воскликнула она и схватила цветы, стоявшие на столе в серебряной вазе. — Я могла бы сделать с собой что-то еще в театре! — Она ударила Алекса. — В костюмерной! — Последовал очередной удар. — У рампы! — Еще удар! — В зрительном зале! — Последний удар, и цветы полетели в Алекса.

Алекс почти протрезвел. Легкие удары способствовали восстановлению кровообращения, что было необходимо. Теперь он мог встать, но он сидел, ведь хуже уже не могло быть. Или могло?

— Ты бессовестный предатель! — Маги набросилась на него и начала трясти. — Ты, помешанный на диско! Я горюю одна в своем пентхаузе, а ты танцуешь и смеешься с хиппи в диско! Душитель!

Алекс защищался, положив руки на голову, удары Маги не были сильными. Если Маги сейчас даст волю ярости, то самое худшее останется позади.

— Я-то думала, что ты поехал домой и сидишь там, сгорая от стыда! — Маги захлебнулась, наткнувшись на вазу с фруктами. Соседи Алекса благоразумно отпрянули. — Я-то думала, что ты раскаиваешься и сожалеешь! — Она кинула в него яблоком, которое попало в цель. — Я думала, что ты уйдешь в себя! — За яблоком полетел банан. — Попросишь у меня прошения! — Полетел апельсин. — Ты, плясун! Наемный танцор в ресторане! — Она кинула грейпфрут, потом четыре яблока.

Когда Маги бросила вслед тяжелую вазу, Алекс, который полагал, что дело кончится фруктами, спрятался под стол. После того как ваза приземлилась, он выбрался из укрытия, но в лоб ему полетела солонка. Неужели и это еще не кульминация? Хуже уже некуда!

Маги схватила нож, посмотрела на закругленный конец и отбросила в сторону. Второй и третий нож тоже были отвергнуты. В поисках подходящего смертоносного оружия она подошла к Генри и остановилась.

— Генри, вам нехорошо? — спросила она заинтересованно. — Это сказалось ваше сочувствие мне. Вы всегда понимали меня. Отнесите его в мою комнату, — попросила она гостей. — Там он сможет отдохнуть. Не волнуйтесь, — сказала она вслед шатающемуся Генри, которого поддерживали двое мужчин. — Все наладится.

При этих словах Алекс вздохнул вместе с Генри. Но это был вечер поспешных выводов.

— И порядок я сейчас наведу! — Маги наклонилась вперед и посмотрела на Алекса через стол. — Ты этого хотел! Ты умолял меня, и я исполню твою просьбу, Алекс, ты, таракан! Мы расстались. И в частной жизни, и на сцене. Я вас больше не знаю, мистер Рейнольд, я уже забыла ваше имя, мистер! И я не выйду больше на сцену, где ты, вошь, распространяешь свой яд. Смеясь, я буду смотреть, как ты теряешь ангажемент, так как без меня ты никому не нужен. Ты сможешь зарабатывать деньги, танцуя в диско или прогуливая собак. Тут у тебя есть опыт, ты… ты… насекомое!

Алекс сидел, опустив голову, и не двигался. Ну, уж хуже этого и впрямь не может быть ничего.

Маги глубоко вздохнула, выпрямилась и поправила свое золотое платье.

— Больше мне нечего добавить, — холодно заявила она. — Мне не позволяет сделать это хорошее воспитание. — Она направилась к двери, обернулась и бросила: — Ты, огурец!