Любовный соблазн

13

Утром следующего дня Поль отправился в больницу и не уходил до тех пор, пока не узнал, что операция прошла успешно и жизни его матери ничто не угрожает. Вернувшись домой, Поль поделился с Эйлин радостными новостями.

— Поехали на море, — весело предложил он. — Там мы и поплаваем, и поваляемся на песочке, и устроим пикник. Женевьева соберет нам что-нибудь.

Через десять минут Эйлин, одетая в джинсы и в футболку, стояла перед машиной, в багажник которой Поль укладывал приготовленную Женевьевой корзину для пикника.

Он оглядел Эйлин с головы до ног и, усмехнувшись, сказал:

— Воплощение юности.

— Едва ли. Мне уже двадцать три.

— Старуха, — сухо согласился он.

Эйлин не понравился его тон, и, не говоря ни слова, она села на переднее сиденье. Однако, стоило им выехать на дорогу, как Эйлин постепенно расслабилась. Она пообещала себе жить каждой минутой, а не ждать чего-то, и не собиралась копаться в своих мыслях и чувствах. Надо прекратить анализировать сказанное Оливией и не надеяться на чудо, твердо сказала она себе. Чудес не бывает.

— Здесь, — наконец объявил Поль, сворачивая с шоссе. — Я знаю отличное место для пикника. — Проехав около километра, он заглушил двигатель. — Родители часто привозили сюда нас с Сесиль, сестре нравилось здесь больше, чем на море. Она, видишь ли, всегда боялась волн, а тут можно спокойно поплескаться.

Эйлин огляделась. Бухта, куда привез ее Поль, была тихим, безлюдным и очаровательным местом. Ослепительно белый песок был усыпан розоватыми и серебристыми раковинами, вынесенными на берег ласковыми, неспешно набегающими волнами бирюзово-синего моря. Привозил ли он сюда других своих женщин? В те дни, когда был беззаботен и счастлив? Спросить Эйлин не решилась. Вместо этого задала другой, вполне невинный вопрос:

— Сесиль привозит сюда своих детей?

— Это племя обезьян? — Он лукаво улыбнулся, отчего у глаз собрались морщинки, и сердце Эйлин переполнилось любовью. — Да она и не соберет их, если выпустит на волю.

— Уверена, что они не настолько непоседливы, — укоризненно сказала Эйлин.

— Ты просто не представляешь, — сухо ответил Поль, открывая дверцу и помогая Эйлин выйти из машины. Потом он достал из багажника корзину и одеяло. — Если когда-нибудь мне потребуется лишний раз убедиться в том, что брак, семья, дети и домашняя жизнь не для меня, то достаточно будет одного визита в дом сестры. Бедлам. Постоянный.

Сильно сказано. Эйлин шагала рядом с Полем и размышляла над его словами. Может быть, это и не предупреждение, но, по крайней мере, напоминание, а если не то и не другое, то как тогда воспринимать его слова? Да и вообще как он смеет?! Как смеет он предупреждать ее таким вот образом?! Страшная мысль пришла ей в голову: что, если Оливия рассказала ему то, в чем она, Эйлин, призналась ей? Сказала, что она любит его? Нет-нет, Оливия ведь дала слово, что разговор останется между ними, ей можно верить. Просто Поль остается Полем.

С тяжелым сердцем опустилась Эйлин на расстеленное Полем одеяло, однако пикник, он же ланч, приготовленный Женевьевой, слегка улучшил ее настроение.

Вино, ветчина, ростбиф, хрустящий хлеб, сливочное масло, красные, готовые лопнуть, помидоры, салат, сваренные вкрутую яйца, домашний паштет, несколько видов сыра, маслины, фрукты…

— Интересно, на сколько человек рассчитывала Женевьева? — спросила Эйлин, когда они утолили голод, не съев и трети припасов.

— Только на нас двоих.

Поль допил вино, после чего лег на одеяло, прикрыл рукой глаза и, похоже, уснул. Эйлин смотрела на него, большого, сильного, похожего сейчас на отдыхающего после охоты гепарда, и думала, что он, пожалуй, не менее опасен, чем эта дикая кошка. Несмотря на это, Эйлин хотелось прижаться губами к смуглой коже Поля, вдохнуть исходящий от него аромат свежести, дорогого одеколона и чего-то еще, волнующего.

И все же ничего подобного Эйлин не сделала. Поль полностью контролировал свои чувства, почему она не может быть такой же? Торопливо выпив вино, Эйлин ощутила его приятное успокаивающее тепло, постепенно развеявшее мрачные мысли, и тоже улеглась на согретое солнцем одеяло. Что бы Поль ни делал — повергал ее в экстаз или швырял в пучину отчаяния, — ее мысли, ее душа были наполнены им все двадцать четыре часа в сутки. В отличие от него.

Солнце согревало лицо, легкий ветерок нежно касался кожи, принося с собой неповторимый аромат моря. Должно быть, Эйлин ненадолго уснула, потому что очнулась от прикосновения губ, прикосновения столь нежного, что оно могло показаться частью сна. Волнующего, эротического сна.

Она открыла глаза, и губы Поля тут же принялись ласкать их. Томное тепло разлилось по телу Эйлин, проникая в каждый уголок и отзываясь где-то в глубине его медленно зреющей болью.

И тут Эйлин услышала:

— Скоро уезжать, а мы так и не искупаемся?

Уезжать? Эйлин хотела остаться здесь навсегда, в этой укромной и уютной бухте, вдалеке от реального мира со всеми его проблемами.

— А море сегодня прекрасное, тихое и ленивое, — сообщил Поль и улыбнулся — слегка вымученно.

— Это самое прекрасное место на земле, — тихо сказала Эйлин. — Спасибо, Поль, что показал его мне.

Что-то дрогнуло в его лице, но голос прозвучал сдержанно:

— Не стоит благодарности.

— Поль…

Эйлин умолкла. Она почти физически ощущала его боль, скрытую за маской бесстрастности. И все же в выражении его лица было что-то такое, отчего по спине у нее прошел холодок. Поль обладал железной волей, сила духа, заключенная в этом человеке, пугала Эйлин. Ей никогда не сравняться с ним, никогда не добраться до оскорбленной души, надежно защищенной броней внешней невозмутимости. Она не знала, как это сделать.

— Что, Эйлин?

— Ничего, пустяки.

Пока она снимала джинсы и футболку, под которыми был купальник, Поль уже качался на синих волнах и призывно махал ей рукой. Несмотря на то, что солнце припекало, вода оказалась прохладной, и Эйлин невольно ахнула, сделав первый шаг по направлению к Полю. Но стоило ей зайти чуть дальше и пуститься вплавь, как ощущение холода пропало. Шелковистая восхитительная вода ласкала кожу, а бирюзовые волны безмолвно приглашали на них покачаться.

Доплыв до того места, где, по ее расчетам, находился Поль, Эйлин не увидела его и удивленно вскрикнула, когда он вынырнул прямо перед ней, как джинн из бутылки.

— Ты это сделал специально! — пробурчала она, сплевывая соленую воду и сердито глядя на Поля.

Но он, вымаливая себе прощение, прижал ее к себе, поцеловал, и в следующий момент Эйлин забыла о злости — она оказалась в раю. Ей казалось, что она может все, потому что никогда не чувствовала в себе столько жизни, столько желания жить.

Они провели в воде полчаса — резвились как дети, сбежавшие с уроков, ныряли, смеялись, качались на волнах. Наконец почувствовав, что сил больше не осталось, Эйлин направилась к берегу. Поль сказал, что еще поплавает. Эйлин доплелась до расстеленного на песке одеяла и рухнула на него.

Немного отдохнув, она набросила на плечи полотенце и села, чтобы было удобнее наблюдать за Полем. Его крепкое жилистое тело будто резало воду, и Эйлин невольно залюбовалась четкими движениями Поля. Она подозревала, что для Поля этот заплыв не просто дань любви к спорту, а что море для него еще одна арена, где он доказывал, вероятно, самому себе, что может справиться со стихией в одиночку. Почему-то эта мысль опечалила ее, омрачила радость от совместно проведенного дня.

Наконец Поль вышел из воды. Узкие черные плавки скрывали так мало, что их вполне можно было не принимать во внимание. Эйлин зачарованно смотрела на растянувшегося рядом Поля. Ей еще не доводилось видеть столь прекрасное, совершенное по силе и красоте тело. Она отвела взгляд, только когда Поль посмотрел на нее.

— Хорошо?

— Что? — На какое-то время Эйлин замерла, думая, что он заметил, как она разглядывает его.

— В море намного лучше, чем в любом бассейне, ты согласна?

— Да, конечно, — выдавила Эйлин.

— Хочешь выпить чего-нибудь? По-моему, в бутылке еще осталось вино.

— Отлично.

Отлично, отлично, отлично! Пожалуйста, надень же что-нибудь! — молила Эйлин, глядя, как перекатываются мышцы под гладкой смуглой кожей Поля. Догадывается ли Поль, в какое состояние приводит ее, находясь в этих похожих на фиговый листок плавках на расстоянии вытянутой руки? Если и догадывается, то не придает этому никакого значения.

Поль разлил по стаканам содержимое бутылки, сделал несколько глотков и снова улегся на полотенце.

— Хорошо.

— Да, очень хорошо, — согласилась Эйлин.

— Об этом месте мало кто знает, поэтому здесь почти всегда пустынно.

В данный момент это обстоятельство вовсе не обрадовало Эйлин.

— Ты должно быть устал. Как-никак пробыл в воде больше часа.

— Нет, Эйлин, я не устал.

Она уже знала, что сейчас случится. Знала с того самого момента, когда вышла из машины. Знала, что у него на уме. Но теперь, когда Поль привлек ее к себе, не сделала ни малейшей попытки оттолкнуть его. Она хотела этого. Все «за» и «против» не имели уже никакого значения. Она хотела Поля, хотела так, как никогда в жизни никого и ничего не хотела.

Его губы были соблазнительно близки, и первый поцелуй опалил обоих жаром разделенной страсти. Язык, проникший в рот Эйлин, словно включил какую-то кнопку, и все ее тело затрепетало. Ласки Поля становились настойчивее, и она принимала их с восторгом, не помня себя, полностью отдаваясь восхитительным ощущениям.

— Ты так хороша, — хрипло пробормотал он. — Такая сладко-соленая и невероятно мягкая. Черт возьми, Эйлин, ты знаешь, что делаешь со мной?

Вопрос не требовал ответа — плавки не могли скрыть очевидную силу его возбуждения. В душе Эйлин вспыхнула дикая, первобытная радость, примитивное удовлетворение оттого, что Поль не в состоянии обуздать потребность в ней. Она чувствовала нарастающую дрожь, чувствовала его силу. Его неукротимую страсть.

Она любила его. Она хотела знать, каково это — быть любимой им. В конце концов все свелось к этой простой истине.

Эйлин дрожала от возбуждения, но Поль, чьи руки и губы ласкали и дразнили ее, не спешил. Он умело пробуждал в ней желание, вызывал огонь в крови и… ждал ответа.

Чем могла ответить Эйлин на эти искусные ласки, если не страстью и желанием, рожденными любовью? В какой-то момент она ощутила глухое беспокойство: ей не следовало так вольно вести себя с Полем. Ведь им движет вовсе не любовь, а всего лишь желание. Его интересует только секс. Но, когда Поль потерся грудью о ее жаждущие любви набухшие соски, Эйлин забыла обо всем и отдалась захлестнувшему ее наслаждению.

— Эйлин, скажи. Скажи, что хочешь меня, — прошептал Поль, прижавшись губами к ее горячей коже. — Скажи, что хочешь меня так же сильно, как я хочу тебя. — Он вгляделся в ее бирюзовые глаза. — Скажи, что хочешь, чтобы я раздел тебя, чтобы взял тебя прямо здесь, на песке, под этим небом. Скажи. Эйлин чувствовала руки Поля, ласкающие ее грудь через тонкую ткань купальника. Она задыхалась, изнывала от желания принадлежать ему, но все же произнесла лишь те слова, которые были у нее в сердце:

— Я люблю тебя.

— Нет, Эйлин, скажи то, что я хочу услышать. Мы здесь вдвоем, не надо притворяться.

Она почувствовала, что Поль начал снимать с нее купальник, и тут только осознала смысл его требования. Все будет на его условиях: Поль хочет, чтобы она пригласила взять ее, сказала, что хочет его, но ей не разрешалось говорить о любви. Но ведь она его любит.

— Я люблю тебя.

Эйлин произнесла это так, словно констатировала факт, а не выплескивала безумную страсть, и Поль, поняв и почувствовав это, замер.

Она увидела, как меняется выражение его лица — оно будто застывало под порывами холодного зимнего ветра. Это было страшно. Эйлин поняла: ей никогда не забыть этот момент.

— Нет. Нет. Нет.

— Да. Да. Да! — Эйлин села, поправила бретельки купальника и набросила на плечи соскользнувшее полотенце. Несмотря на жару, ей вдруг стало холодно. Ее бил озноб. — Тебе это может не понравиться, — с достоинством сказала она, — но дело обстоит именно так. Ты сказал, что нам не нужно притворяться. Ты прав, Поль. В таком случае тебе следует знать: я хотела быть с тобой, потому что люблю тебя и у меня никогда ни с кем не было… близких отношений.

— Хочешь сказать, что не спала с Робертом? — В тоне Поля Эйлин отчетливо услышала удивление и недоверие.

— Нет, не спала. Возможно, тебе это кажется странным, возможно, это неправильно, но, пока не встретила тебя, я не осознавала почему. Я не любила его, не любила как мужчину, с которым хотела бы остаться до конца жизни.

Ну вот, теперь все сказано, подумала Эйлин. Пользы от этого не будет, но и жить дальше, терзая себя размышлениями о том, «что было бы, если бы», я не хочу. Пусть Поль знает, что любовь в моей душе, в моем сердце. Утешение небольшое, но, по крайней мере, теперь ему все известно. Она взглянула на застывшее лицо Поля.

— Я никогда ничего не обещал тебе, Эйлин. — Поль не смотрел на нее. — Ты все знала, знала мое отношение к тем вещам, о которых ты говоришь. Я не создан для того, чтобы быть вместе с кем-то. Я этого не хочу.

— Почему ты так боишься произнести это слово? — тихо спросила Эйлин. — Потому что любовь идет рука об руку с вероятностью предательства и утраты?

Он бросил на нее пронзительный взгляд, словно хотел заставить замолчать.

— Мари-Лу, о которой ты рассказывал, она ведь предала тебя, да? Что произошло, Поль?

Он тяжело вздохнул и раздраженно бросил:

— Что толку говорить об этом? Прошлое это прошлое.

— Но для тебя это не прошлое, — упрямо возразила Эйлин. — И, пока это так, ты никогда не сможешь достичь будущего.

— Оставь банальности при себе, Эйлин!

— Ты хочешь поругаться со мной, да? — Она видела, что Поль начинает злиться, но все же решила не останавливаться. — Нападение это лучшая защита, и все такое. Этим ты только прикрываешь свой страх. Да, тебе страшно. Ты боишься рискнуть и довериться кому-то!

— Хочешь услышать о Мари-Лу? — с горечью спросил Поль. — Что ж, я тебе расскажу! Все! Со всеми омерзительными подробностями.

Слушая бесстрастный рассказ, Эйлин внимательно смотрела на Поля. Он был прав, это ничего не дало, с болью поняла она. Только теперь он возненавидел и меня. Мне казалось, что, рассказав о прошлом, Поль облегчит душу, но вместо этого он поведал мне о том, что считал своим унижением, своим поражением. Я сама заставила его возненавидеть меня. Его гордость безгранична, и теперь он не сможет простить мне свою откровенность.

Когда он закончил и молчание стало невыносимым, Эйлин едва нашла в себе силы заговорить.

— Она была больна, Поль. Больна и телом, и разумом. Человек в таком состоянии не способен любить. Любовь это совсем другое…

— А почему ты считаешь себя экспертом? — грубо спросил Поль.

— Потому что люблю тебя.

Он вздрогнул, как от удара, но тут же его лицо снова превратилось в маску.

— Ты говоришь о сексуальной привлекательности, только обряжаешь это в нечто благопристойное, успокаивая совесть. Ты обманываешь себя. Чувство, о котором ты говоришь, не существует. Биологическая потребность в совокуплении, желание создать гнездо, продолжить род, потребность в тепле и в защите, в безопасности — все это грани того, что ты называешь любовью. Совершенно неестественно ожидать, что два человека смогут жить вместе до самого конца. Человек не моногамное животное.

Эйлин знала, что потеряла Поля. Хотя, чтобы что-то потерять, надо сначала это что-то иметь, а Поль никогда не принадлежал ей.

— Я в это не верю и не думаю, что ты веришь. Загляни себе в душу, Поль. Есть такая любовь, которая длится вечно, в которой соединено все — и желание, и страсть, и преданность. Так было у моего брата и его жены. Думаю, что так было и у твоих родителей.

— Ты ничего не знаешь о моих родителях, — отрезал Поль, — так что не читай мне нотаций.

Эйлин была задета за живое. Какая самоуверенность! Впервые за время разговора ее охватил гнев, и она даже не стала пытаться унять его. Ей нужна была укрепляющая сила злости, чтобы справиться с душевной болью и отчаянием.

— Читать нотации — тебе? — Она усмехнулась. — Тебе, великому Полю Дасте? Да как бы я посмела! Как может простой смертный прекословить столь великой личности?! Как смеет выражать собственное мнение в твоем присутствии?!

— Прекрати, не будь ребенком, — поморщившись, попросил Поль.

— Пусть я ребенок, но предпочитаю быть им, а не бездушным камнем вроде тебя! — запальчиво возразила Эйлин. — По крайней мере, я живая, Поль! Я чувствую, мне больно, я плачу… я делаю все, что делают нормальные люди, я чувствую то же, что и все. Конечно, жизнь может сложиться так, что мы еще пожалеем, что родились, но надо не отступать, а бороться. Ты же позволил Мари-Лу убить тебя, это ты понимаешь? Да, тебя вытащили из этого чертового подвала, но потом ты вырыл себе другую нору, более глубокую и более страшную. Ты не человек, ты мертвец.

— Ты закончила?! — свистящим шепотом зловеще осведомился Поль.

— О да, закончила. Покончила. С тобой. С этим смехотворным фарсом! С этой страной! Я хочу вернуться домой. — На последних словах у Эйлин сорвался голос.

— Обещаю, что отправлю тебя в Канаду завтра первым же рейсом, — язвительно бросил Поль.

Пусть мне плохо, пусть я опустошена и убита горем, но он меня не сломает!

— Поосторожнее, Поль. Обещания — это не твое.

Возвращение в имение походило на кошмар, какого Эйлин не пожелала бы и врагу.

Лицо Поля превратилось в каменную маску. Он не смотрел на Эйлин, не разговаривал с ней. Она сидела, вжавшись в спинку сиденья, а в голове у нее вертелись и вертелись жестокие слова, брошенные ею Полю.

Да, жестокие, горестно признавала Эйлин. Я люблю его, люблю всем сердцем, а попытка объясниться закончилась взаимными оскорблениями. Мне следовало проявить понимание, быть доброй и любящей, показать, что настоящая любовь способна подставить другую щеку. Мне следовало дать понять Полю, что, каким бы он ни был, я все равно люблю его.

Но Поль… Его дерзость, самоуверенность были совершенно невыносимыми! До встречи с ним я даже не подозревала, что способна так разозлиться! Только вот все сказанное… Эйлин закрыла глаза. Можно держать пари, что никто еще не разговаривал с ним в таком духе. Как он мог довести меня до такого состояния, что я, любя его, дошла до столь сильных выражений? Я отдала бы все на свете ради того, чтобы залечить раны, нанесенные ему Мари-Лу и его, так называемыми, друзьями.

Они подъехали к дому, Поль вышел из машины и открыл для Эйлин дверцу, но не сказал ни слова, пока они не вошли в холл.

— Ты, должно быть, устала после столь изнурительного дня, — сдержанно заговорил он, глядя на Эйлин сверху вниз. — Я распоряжусь, чтобы Женевьева принесла тебе ужин в комнату, после того как ты примешь ванну.

Другими словами, он не желал ее больше видеть до самого отъезда, до завтрашнего утра. Эйлин сдержанно кивнула и с достоинством заявила:

— Спасибо, я не голодна.

— Тем не менее, ужин тебе принесут.

— Делай что хочешь, ты всегда так поступал.

Эйлин направилась к лестнице, еле передвигая дрожащие ноги. Бесчувственное чудовище, вот он кто. Эйлин хотелось плакать, дать волю слезам, облегчить душу, но внутри ничего не осталось, кроме сухого пепла, и от этого ей было еще хуже.

Приняв ванну, она накинула халат и вышла на балкон. Солнце уже садилось, и сад погружался в сумерки. Эйлин подставила лицо нежному ветерку, принесшему аромат цветов, и удивленно подумала, что еще может ходить и разговаривать, когда сердце разбито вдребезги. А ведь это только начало, ей нужно научиться жить с этой болью в сердце до конца дней… жить без Поля.

Минут через десять Женевьева принесла поднос с ужином. Эйлин не притронулась ни к чему, лишь взяла с собой на балкон бокал белого вина. Усевшись на плетеный стул, она потягивала терпкий напиток и перебирала в памяти события сегодняшнего дня. После долгих раздумий Эйлин решила, что не сожалеет о том, что сказала Полю.

Солнце уже почти скрылось за горизонтом, и огромное бледно-голубое небо исчертили яркие алые, золотые и оранжевые полосы. Все было так величественно, так красиво, но сегодня красота не наполняла душу радостью, а скорее пугала. Эйлин чувствовала, что внутри нее что-то умерло.

— Поднос на столике, Женевьева, — не поворачивая головы, сказала Эйлин, услышав за спиной шаги. — Извините, у меня совсем нет аппетита, наверное, это из-за того, что я сегодня слишком долго пробыла на солнце.

— Прости меня, Эйлин.

Она резко обернулась, пролив вино. Поль стоял совсем рядом, в нескольких шагах от нее. Он выглядел ужасно. И прекрасно. Сердце Эйлин дрогнуло и тут же пустилось вскачь.

— Что… что тебе нужно?

— Чтобы ты продолжала любить меня. — Он не попытался приблизиться даже на шаг.

— Ты не веришь в любовь, — возразила Эйлин, чувствуя, как подступают к глазам слезы, те самые слезы, которых, как казалось, в ней уже не осталось.

— Если то, что я чувствую к тебе, не любовь, тогда все поэты просто ошибались, — со вздохом сказал Поль. — С того момента, когда я увидел тебя, оно было во мне всегда. Я пытался дать этому другое название — желание, страсть, сексуальная привлекательность… ты все это уже слышала. Я не могу… не могу позволить, чтобы ты оставила меня. Если ты уедешь, я умру, и это меня пугает.

Признание прозвучало так, будто Поль сердился на себя, при других обстоятельствах Эйлин, наверное, нашла бы это забавным.

— Ты… ты не умрешь. У тебя есть Жанна и другие. — Только теперь, произнеся имя, Эйлин вдруг поняла, как мучит ее присутствие в жизни Поля этой женщины.

— Жанна? — Он махнул рукой, и жест этот вызвал у Эйлин сочувствие к прекрасной француженке. — Жанна для меня все равно, что сестра. Я уже говорил тебе. А другие… их просто нет. Теперь, когда я встретил тебя, других не будет. Ты это сделала, ты отняла меня у всех остальных.

— Ты сказал… — Эйлин глубоко вдохнула, чтобы не дрожал голос. — Ты сказал…

— Я сказал, что ты обманываешь себя, но это я, — я, а не ты — не хотел признавать очевидного. Ты бросила мне вызов, сказав, что я боюсь произнести слово «любовь». Это правда. Да, правда.

— Так что же изменилось? — спросила Эйлин, глотая слезы. — Что заставило тебя передумать?

— Мысль о том, что я теряю тебя, любовь моя.

Эйлин никогда не думала, что Поль сможет назвать ее так, да и сейчас не могла в это поверить.

— Ты хотел просто скоротечного романа, — обвиняюще бросила она.

— Да, я хочу романа. Такого, который продолжался бы до конца жизни, настоящего романа. Я хочу тебя, Эйлин. Не просто теплого тела в постели. Я хочу, чтобы мы стали друг для друга всем: супругами, любовниками, друзьями. Да, меня это страшит, но меня еще сильнее страшит жизнь без тебя. Когда ты сегодня сказала, что любишь меня, я понял это. Помнишь тот участок земли, который я купил? Там, где живут бабочки? — внезапно спросил он.

— Бабочки? Недоуменно переспросила Эйлин. — О да, Леви-Вэлли.

— Я не буду ничего там строить, — мягко продолжал Поль. — Я уже купил новый участок, вот на нем Фрэнк и развернется. Властям сообщено, что я намерен превратить этот твой луг в заповедник и место для прогулок. На эти цели будет ежегодно выделяться определенная сумма.

— Когда ты это сделал? — растерянно спросила Эйлин.

— Когда встретил девушку, которую ждал всю жизнь, — просто ответил он. — Несколько недель назад. Теперь это место будет называться «Луг Эйлин».

Она долго смотрела на него и молчала.

— Мой луг? — наконец спросила Эйлин.

— Твой. — Поль обнял ее и поцеловал так, что у нее перехватило дыхание. — Ты моя любовь, навсегда.

— Я хочу детей, — предупредила Эйлин, удивляясь, что одного поцелуя оказалось достаточно, чтобы стереть всю боль последних часов.

— И я тоже. Дюжину, не меньше.

— А если они будут такими же, как дети Сесиль?

— Они будут совершенством, — уверенно возразил Поль. — Да и как может быть иначе, если у них будет идеальная мать?

— Я не идеал, — самокритично сказала Эйлин.

— Идеал. Для меня.

Он поднял ее на руки как пушинку и снова начал целовать, пока у Эйлин не закружилась голова.