Любовь ангела

В детстве у Алисы был лучший друг — он играл с ней, рассказывал множество интересных историй, утешал, когда было грустно… Никто, кроме девочки, его не видел, и Алиса считала своего друга ангелом. Она забыла о нем, как только выросла. Но однажды случилось чудо: Алиса встретила таинственного незнакомца, необычайно похожего на ангела из ее детства, и… влюбилась с первого взгляда!

Пролог

Фигуры на доске расставлены. Замерла в ожидании королева, готовая к решительному броску. Бьет в нетерпении копытом взнузданный конь. Безмятежно-спокойна мощная ладья… Выстроен шеренгой ряд солдат-пешек. Именно им начинать. Говорят, что короля играет свита. В шахматах это актуально вдвойне, потому что король — самая слабая фигура на доске, и больше всех возможностей именно у простой пешки — она единственная из всех может измениться, превратившись в любую фигуру, даже в королеву.

Ну что же, e2–e4 — игра начинается…

В комнате было слишком много света. Яркого, почти слепящего, ровным четырехугольником вычерчивающего углы. Свет падал так, что во всем помещении не было ни единой тени, или те, кто в нем находился, просто ее не отбрасывали. Белые стены, белый пушистый ковер на полу… От этой белизны резало глаза, впрочем, если бы посторонний взгляд проник сюда, человек бы ослеп, не в силах вынести идеальности и торжества света.

Царящий в комнате порядок тоже казался идеальным. Всю обстановку составляли два низких белых кресла и стоящий между ними столик с прозрачной столешницей, на которой были начерчены шахматные клетки. Нет, не белые и черные, а белые и… белые, чуть желтее, оттенка слоновой кости. На столе стояли шахматы, готовые к игре. Но игроки не двигали фигуры и даже не смотрели на доску. Они смотрели только друг на друга.

Оба были мужчинами, вернее, даже юношами, лет двадцати на вид. Непохожие внешне, они все же могли бы быть братьями, потому что редко встретишь такие правильные и утонченные черты, как у этих двоих. Волосы у обоих были густые. У одного — светлые, упругими кудрями ложащиеся на плечи, у другого — темные, коротко, почти аскетично подстриженные. Глаза тоже разные: небесно-голубые у блондина и пасмурно-серые у брюнета.

Юноши не сказали друг другу ни слова, но тем не менее между ними шел безмолвный разговор.

«Ты не прав. Разве ты не видишь, как живут люди? Они предают и убивают друг друга. Они кидают свою судьбу как мячик о стену, размениваются на пустяки и не ценят того, что им дано».

«Ты не прав. Они создают свой мир сами, они умеют любить и умеют ненавидеть, им ведомы такие чувства, что и не снились нам. Они изменяются, живут и страдают, а потому Господь возлюбил их».

«Это смешно. Ты сам не знаешь, что говоришь. Люди — только тряпичные куклы, глупые марионетки, тростник на ветру, что послушно клонится из стороны в сторону. Все это их хваленая свобода воли. Зачем она им, когда они не умеют ею распоряжаться?»

«Быть праведным по приказу нельзя, так же как и быть счастливым. У людей — свой путь. И во многом они счастливее нас».

Легкая улыбка, быстрый обмен взглядами, словно ударами в поединке. Туше![12] Еще туше!

«Ты действительно так считаешь? Ну что же, я докажу тебе обратное».

Один из собеседников отвел взгляд, и на его лицо словно набежала тень — единственная тень в этом сияющем безупречном пространстве. Он вдруг вспомнил маленькую девочку — такой, как он увидел ее в солнечный день у фонтана, где та ладошкой ловила в воде отражение радуги. Ее смех и тонкую загорелую руку, на которой блестели под ярким солнцем хрустальные брызги, он вспоминал всякий раз, когда в его сердце закрадывались сомнения. Однако сейчас было не время, и он слегка нахмурился, прогоняя непрошеные мысли.

Его безмолвный оппонент смотрел на него с равнодушным любопытством.

Белая рука с длинными изящными пальцами зависла над пешкой, словно не решаясь сделать ход. Но вот фигура тронулась. Партия была начата.

1. Добро пожаловать в нереальный мир!

Алиса промокла и устала. День не заладился с самого утра. Причин для огорчения нашлось более чем достаточно. Во-первых, прожженная во время глажки юбка. Любимая юбка, между прочим. Во-вторых, утренняя пробка, через которую автобус пробирался целую вечность и еще немного, ну да, пробки — давно не новость, но эта оказалась особенно противной. В-третьих, порванные колготки, и пока Алиса бегала за новыми в соседний магазин, ее успели остановить двое девочек из института, а еще одна добрая тетенька — и все специально, чтобы сообщить о безобразной стрелке! В-четвертых, в-пятых и в-шестых, был институт и «любимый» препод, как нарочно, видимо, в целях борьбы с вампирами, наевшийся чеснока и разглагольствовавший прямо перед столом, за которым сидела Алиса. Нет, она вовсе не была вампиром, но и ей хватило, настоящего вампира от этого наверняка разорвало бы на части. «Все, что нас не убивает, делает нас свиннее», — пошутила после пары однокурсница Наташка и демонстративно похрюкала. Алисе ее юмор не приглянулся, и она лишь пожала плечами. В завершение удачного дня ей отдавили в метро ногу и оторвали пуговицу. В общем, Алиса вовсе не удивилась, что как раз в тот момент, когда она вышла на улицу, стеной ливанул дождь.

И вот теперь, стоя у двери, девушка лихорадочно искала в сумке ключи. Ключи, конечно, не находились, а под ноги Алисы уже натекла лужа, накапавшая с ее волос.

«Потеряла!» — с ужасом подумала девушка, но в этот миг пальцы нащупали знакомый брелок. Ура! Ну наконец во мраке забрезжил просвет.

Открыв дверь, девушка поспешно скинула мокрые туфли и повесила на веревку в ванной плащ — там ему самое место. Затем переоделась в домашнее и отжала волосы. Теперь можно позаботиться и о душевном комфорте. Для восстановления хрупкого душевного равновесия в холодильнике как раз стояла баночка варенья из розовых лепестков. Алиса заварила свежий, пахнущий бергамотом чай и выложила в хрустальное блюдечко розовое варенье… Облизав ложечку, девушка зажмурилась от удовольствия: а жизнь-то, пожалуй, налаживается. Однако к чаю с вареньем требовалось дополнение: хорошая книга, знакомая до последней буквы, добрая, как старый друг.

У Алисы всегда было много книг. Сначала ей читали мама или папа, затем, едва выучив буквы, Алиса сама начала читать запоем, не различая сказки и познавательные книжки — она любила их все. Но, разумеется, среди книг были и особенные, самые близкие друзья. Алиса знала их почти наизусть и перечитывала уже не один десяток раз. Войдя в комнату и остановившись перед стареньким книжным шкафом, девушка осторожно провела пальцем по корешкам, словно лаская: «Проклятые короли» Дрюона, несколько пухлых томов Дюма, Жюль Верн, «Маленький принц» Экзюпери и белый матерчатый корешок, украшенный смешными прыгающими буквами. «Алиса в Стране чудес» — самая любимая Алисина книжка. В детстве Алиса думала, что это написано про нее.

Ну конечно, в такой день, как сегодня, помочь способна только «Алиса».

Девушка села на диван и принялась перелистывать чуть желтоватые страницы, разглядывая яркие буквицы и чудесатые картинки, пока не наткнулась на сухой цветок. Он лежал в книге, словно закладка — нежный колокольчик на тоненьком стебле, высохший и хрупкий.

Алиса осторожно взяла его и понюхала. Как ни странно, цветок пах. К его сладковатому легкому, словно праздничному, аромату примешивался запах бумаги и еще чего-то — густого, смолистого. Так пахло в церкви — свечами и ладаном. Этот запах Алиса помнила с детства…

Четырнадцать лет назад

— Мама, а какие они, ангелы? — спросила девочка с густыми золотистыми волосами. Ее большие синие глаза, цвета безоблачного весеннего неба, смотрели с любопытством, и только иногда солнечными зайчиками в них проблескивала хитринка.

— Алиса, я же тебе рассказывала, — мама отложила тарелку, которую мыла, вытерла руки и посадила дочь на колени. — Ну хорошо. Слушай. Ангелы — это прекрасные существа. Они живут на небе и могут летать…

— Так что, у них есть крылья? — не унималась девочка. Она была наполнена любопытством и нетерпением, поэтому ни единой минуты не могла усидеть спокойно и уже успела развязать завязки маминого фартука, а теперь, высунув от усердия язык, с самым серьезным видом пыталась заплести ей косичку.

— Конечно, есть, — мама мягко высвободила волосы, но девочка уже переключилась на другое, пытаясь дотянуться до висящей на шее у матери цепочки.

— А вот и нет, — возразила Алиса, не оставляющая своих попыток. — Нет у них крыльев.

— Откуда ты знаешь? — удивилась мама.

— Я сама видела!

Девочка, наконец, добилась своего и теперь потянула цепочку на себя, пытаясь разглядеть украшение.

— Алиса! — одернула мама, заправляя цепочку под кофту, — ну что за беда с этим ребенком! Можешь ли хотя бы минуту посидеть спокойно?

Девочка отвернулась, демонстрируя всю глубину своей обиды.

— А он никогда не ругает меня, и он играет со мной, — заявила она, не глядя на маму.

— Кто это он? — осторожно поинтересовалась та.

— Ангел.

Забытая на коленях книга захлопнулась. Алиса вздрогнула, словно от звука выстрела, и, поспешно встав, поставила Кэрролла на полку. Ангелы, говорящие кролики и все такое осталось в далеком детстве. Теперь девушке был прекрасно известен термин «воображаемый друг» и она ни за что бы не призналась, что когда-то у нее имелся такой. Алиса не хотела об этом думать, потому что даже сейчас, спустя время, все, что происходило тогда, казалось ей слишком настоящим. Это в восемнадцать лет она знает, что никаких ангелов не бывает, а тогда, в четыре, свято верила и даже считала одного из них своим другом, устраивала для него кукольные чаепития, а он сидел напротив, на цветном ковре детской, и кивал головой, нахваливая вкус воображаемого чая. Чушь и чепуха! Что угодно, только бы не думать об этом!

Девушка одним глотком допила остывший чай и, почти не чувствуя вкуса, доела варенье. Глупо было рассчитывать, что эти простые вещи поднимут настроение.

Покосившись на часы, Алиса увидела, что стрелки приближаются к шести, а Дэн так и не звонил.

С Денисом, или Дэном, Алиса познакомилась два месяца тому назад, в буквальном смысле столкнувшись в книжном магазине. Дэн сразу понравился девушке, не слишком высокий, чуть выше ее, темноволосый, худощавый — явно не мачо, зато очень интеллигентный, приятный. Сейчас парни почти не читают, тем приятнее встретить исключение. Они разговорились о Ниле Геймане[13], за которым, как оказалось, пришли оба. И, обнаружив общие темы, тут же отправились продолжать разговор в ближайшее кафе. Дэн говорил авторитетно и знал так много интересных фактов, что Алиса едва решалась высказать собственное мнение. Казалось, что нового она может сказать такому умному и просвещенному парню, но Дэн тем не менее слушал ее внимательно и кивал. В конце концов Алиса окончательно уверилась, что он просто супер.

Дэн, студент четвертого курса филфака МГУ, оказался замечательным парнем — первым реальным парнем, с которым начала встречаться Алиса, совершенно реальным, не чета всяким воображаемым друзьям.

С тех пор они созванивались каждый день и выбирались куда-нибудь не реже трех раз в неделю. Дэн таскал Алису по фотовыставкам и продолжал поражать объемами своих знаний во всевозможных областях. В общем, с парнем Алисе повезло, хотя где-то в глубине души она осознавала, что ему подошла бы другая девушка — более эрудированная, сложная и умная, чем Алиса. С ним она все больше молчала и слушала. К счастью, Дэна это не смущало, и он охотно говорил сам.

Тяжело вздохнув, Алиса подошла к зеркалу, хотя уже догадывалась, что не стоит это делать в плохом настроении. И вправду зеркала имели волшебную привычку отражать в первую очередь настроение. Стоило Алисе посмотреться в них в состоянии счастья — и она видела настоящую красавицу с сияющими глазами и густыми золотистыми волосами, рассыпавшимися по плечам, похожую скорее на сказочную принцессу. Сейчас же зеркало отразило девушку с грустным потерянным взглядом, немного крупноватым носом и лохматыми растрепанными патлами. До идеала ей было далеко, как до канадской границы, а может, и того дальше.

Алиса снова вздохнула, вытащила из сумки мобильник и с надеждой посмотрела на экран: возможно, она просто пропустила звонок, с ней иногда такое бывает. Но нет, неотвеченных вызовов не было. Помаявшись еще с полчаса, девушка все-таки решилась позвонить сама.

— Да? — послышалось в трубке после пятого или шестого гудка.

— Дэн, привет! Что-нибудь случилось? — Алиса присела на тумбочку в коридоре и, подтянув коленку к груди, обхватила ее руками.

— Привет, — отозвался он, и Алиса не услышала в его голосе радости. — Ничего, а почему ты спрашиваешь?

— Ну как же… — растерялась она. — Ты же не позвонил…

— А был обязан?

Теперь в голосе звучало раздражение, и Алиса почувствовала, что у нее дрожат губы, а на глаза начинают наворачиваться слезы.

— Не напрягайся, — продолжил Дэн немного мягче. — Ну не позвонил, дела всякие. Ты же знаешь, как меня в универе нагружают. Потом бы позвонил. Зачем сразу в панику впадать? Паника — прибежище трусливых и неуравновешенных натур. Кстати, ты знаешь, что изначально паника — это безотчетный ужас, внушаемый богом лесов Паном. Помнишь такого козлоногого древнегреческого бога? Он был покровителем природы и вечно шлялся в окружении прекрасных нимф — эдаких шаловливых красоток с роскошными формами. Он ужасно не любил, когда ему мешали — и в этом я его даже понимаю, — Дэн сдержанно усмехнулся. — Так вот, именно поэтому случайным путникам, потревожившим его покой, иногда приходилось плохо…

Алиса слушала его с недоумением. Конечно, Дэн, как всегда, говорил очень умно и она действительно никогда не задумывалась, откуда произошло слово «паника», но с другой стороны, ее, Алису, занимало сейчас совершенно другое, и козлоногий бог со всеми своими шаловливыми нимфами не имел к этому совершенно никакого отношения.

— Вот так, — закончил свою речь Дэн. — Так что каков первейший закон для человека? Не напрягайся по пустякам и думай. Мыслить вообще полезно, мышление развивает мозг и дает стимул для развития.

Алисе стало стыдно. В общем, Дэн, конечно, абсолютно и непреложно прав. Как, впрочем, и всегда. Недавняя паника… (вот привяжется теперь к ней это словечко!) показалась ужасно глупой и совершенно безосновательной.

— Извини, день какой-то неприятный выдался, — пожаловалась Алиса.

— А, пустяки, — отмахнулся Дэн. — Ладно, я сейчас немного занят. Успокойся и займись чем-нибудь полезным. Шпенглера[14] почитай. Помнишь, я давал тебе книгу?.. У него неплохие идеи циклической истории возникновения, расцвета и гибели многочисленных самобытных и неповторимых культур. Современному мыслящему человеку без этого знания нельзя.

Алиса почувствовала, что краснеет: потрепанный том так и лежал нераскрытым уже, наверное, с месяц там же, куда девушка положила его, вернувшись со встречи с Дэном.

— Хорошо… — ей еще хотелось пожаловаться на неприятности, но Дэн явно не имел желания сейчас что-либо слушать.

— Давай, пока, целую, — и он нажал отбой, сбрасывая звонок, не дожидаясь ответного прощания.

Алиса положила телефон и медленно побрела в свою комнату. Чувство горечи не прошло, а, напротив, многократно усилилось.

«Да, Дэн немного занудный. Но кто без недостатков? Только ангелы, — думала девушка, устраиваясь поудобнее на диване. — Зато он нормальный парень, умный и совершенно реальный».

«Ты уже взрослая. Пора выйти из воображаемого мира и жить реальностью», — любила повторять мама.

Алиса и сама видела, что что-то не так. К одиннадцатому классу без мальчика осталась только она и еще несколько совсем уж невзрачных тихонь, в то время как некоторые из одноклассниц сменили уже по несколько кавалеров. В институте ситуация оказалась и того хуже. Когда речь заходила о парнях, Алиса тушевалась и чувствовала, что сказать ей нечего на все эти бесконечные «а вот мой», «а мы с моим…». Дэн стал для нее настоящим спасением, якорем, связывающим с реальным миром, не дающим целиком раствориться в мире книг и грез. В таком милом и уютном мирке, где Алисе было привычно и комфортно.

«Я засну, а завтра проснусь — и все будет лучше, — сказала себе девушка. — Если день не задался с самого начала, нечего и ждать от него чего-либо хорошего».

2. Водоворот

— Алиса, ты уже спишь?

Девушка открыла глаза. Оказывается, она и вправду незаметно уснула и проспала до самого прихода родителей.

Родители Алисы были химиками, познакомились они на заре своей молодости, когда вместе начинали работу в какой-то советской лаборатории, и с тех пор практически не расставались. Друзья не могли представить их порознь: и на работе, и в гостях, и на отдыхе они всегда были вместе. Объединяло их не только общее дело, но и область увлечений. Оба были заядлые походники — из тех, кто не представляет себе отдыха без палатки, горящего в ночи костра и песен под гитару. Разумеется, походной романтики досталось и на Алисину долю, но чем взрослее она становилась, тем яснее понимала, что пошла не в родителей. К химии она оказалась абсолютно равнодушна, и хотя свои пятерки (попробуй не получи пятерку по химии при таких-то родителях) в школе имела, а от походов отговаривалась всеми удобными способами — зачем тащиться черт знает куда с тяжелым рюкзаком, спать на земле и есть невкусную подгоревшую кашу, когда гораздо приятнее устроиться на диване с книгой. А для того чтобы путешествовать, можно и вовсе не вставать с дивана. Достаточно взять в руки того же Жюля Верна, Майн Рида или Купера — и перенесешься куда угодно не только в пространстве, но и во времени.

Конечно, родители пытались приохотить дочь к своим увлечениям, но постепенно сдались и позволили ей сначала поступить после школы в пединститут на исторический факультет, затем смирились, что каникулы Алиса проводит по своему вкусу. Впрочем, в семье на девочку никогда не давили — скорее мягко направляли.

— Вставай, сонное царство! Пойдем с нами поужинаем! — подмигнул заглянувший в комнату папа.

— Давай, иди, нам как раз с тобой поговорить надо! — крикнула с кухни мама, весело гремя посудой.

Делать нечего, и Алиса зевнула, потянулась и неохотно встала. Есть не хотелось, ну не беда, можно просто чаю попить. Горячего для разнообразия.

— Понимаешь, ребенок, — говорила мама, раскладывая по тарелкам овощное рагу, — нас с папой сегодня срочно вызвали в Прагу.

— Срочно? — удивилась Алиса, закрывая ладонью тарелку и упрямо мотая головой: мол, не хочу ужинать и не буду!

Родители, кроме преподавания в университете, занимались исследовательской работой и сотрудничали с фирмой, специализирующейся на производстве продуктов бытовой химии. В связи с этой работой они раз в год ездили на пару месяцев в Чехию, но самым странным было то, что всего месяц назад они как раз вернулись из плановой поездки и не ждали следующей раньше наступления нового года.

— Ну да, — папа, тщательно нарезавший хлеб, удивленно пожал плечами. — Вызывают, билеты уже на эту пятницу заказали. Визы-то у нас еще не кончились, вроде ничего не препятствует… Вот так-то, ребенок.

Алиса слегка поморщилась: она не любила, когда ее называли ребенком, но что поделать, если это любимое родительское словечко.

— А надолго вы едете? — спросила она, все еще выбитая из колеи неожиданной новостью.

— Не знаем, — вздохнула мама. — Там какая-то проблема возникла. Как разберемся — так сразу назад. Ты ведь уже большая, скучать не будешь? Одна справишься? — в голосе мамы звучало искренне беспокойство. И ее волновал этот странный и неожиданный вызов.

— Олечка, ребенок у нас молодец. Да, ребенок?! — снова подмигнул папа. — Что главное? Главное — не дрейфить. Вперед и с песней! «Потому, что мы народ бродячий, потому, что нам нельзя иначе. Потому, что нам нельзя без песен, потому, что мир без песен тесен»[15], — пропел он слова из походной песни.

— Погоди, Вить, — остановила его мама, с тревогой вглядываясь в Алисино лицо. — Что-то случилось? Алиска, хочешь, мы останемся? Ну просто скажем, что не сможем поехать, что семья важнее.

Девушка и сама не могла объяснить своего странного состояния. Отчего-то все сегодня казалось неправильным, а сердце странно щемило. Но беспокоить по пустякам родителей и мешать их работе, без которой они и не представляли собственной жизни, она никак не могла.

— Все в порядке, — поспешно сказала Алиса, отхлебнула чаю и тут же высунула ошпаренный язык. — Ну почти все, — торопливо поправилась она. — Разумеется, поезжайте. Что я, маленькая? И не в первый раз одна останусь.

— Вот, запей холодным, — мама плеснула из графина холодной воды в новую чашку и поставила перед дочерью. — Не слишком больно?

Алиса не ответила, усиленно пытаясь подуть на высунутый язык.

— Ничего, до свадьбы заживет, — успокоил папа. — Как, кстати, твой кавалер?

Девушка пожала плечами, не зная, что и сказать.

— Денис — славный парень, — заметила мама, аккуратно подчищая хлебом остатки рагу в своей тарелке. — Правильный, основательный. И вообще хорошо, что ты хоть с кем-то встречаться начала. Для девушки естественно интересоваться мальчиками. Знаешь, в твои годы за мной пол-института бегало… — мечтательно закончила она, подпирая рукой щеку.

— Но выбрала ты самого лучшего! — папа выкатил грудь колесом и гордо вздернул подбородок. — Так что, Алиска, не спеши. Любовь и дружба проверяются в испытаниях. Знаешь же: «Парня в горы тяни — рискни! Не бросай одного его: пусть он в связке в одной с тобой. Там поймешь, кто такой…»[16] Э, да ты опять спишь, ребенок! Ну давай дуй спать!

И Алиса не стала спорить и поплелась обратно на свой диван.

Четырнадцать лет назад

Он сидел напротив нее, скрестив ноги, и улыбался. Она почти не могла разобрать черт его лица, да и, если говорить откровенно, ей это было совсем не нужно: главное — она ощущала идущее от него тепло и свет, ей было хорошо рядом с ним, и она знала, что он выслушает и поймет ее — все, что она говорила, было для него значимым и важным.

— Там была кошка, — торопливо, сбивчиво рассказывала девочка, — такая рыжая. Красивая. Худая. Котенок. Он мяукал и говорил, чтобы мы его взяли. А мама сказала, что мы не можем взять кошку. Очень редкую и красивую кошку. Мы собираемся в экс… педицию.

— И где же эта кошка? — спросил он, гладя девочку по голове легкой, почти невесомой рукой.

— Она обиделась, что мы ее не взяли, и ушла. Ей было очень грустно, она мне сама это сказала… Ты же ей поможешь?.. — девочка доверчиво заглянула в его глаза — словно окунулась в теплую успокаивающую воду.

— Конечно, помогу, Алиса. Считай, что кошка уже под моим особым присмотром. Обещаю. Спасибо за чай, — он поставил на ковер игрушечную пластмассовую чашечку. — Никогда еще не пил такой вкусный!

— Хочешь, я тебе еще налью? — деловито поинтересовалась девочка, потянувшись за игрушечным чайничком — в ее распоряжении был отличный кукольный сервиз, совсем новый, в задорный оранжевый горошек.

— Конечно, хочу, еще спрашиваешь! — он улыбнулся, и от этой улыбки в комнате стало светлее, а на стене заплясали веселые солнечные зайчики.

Алиса проснулась, ее губы все еще были растянуты в улыбке, а по щекам медленно текли слезы. На миг ей вдруг показалось, что она все еще та маленькая девочка и на нее с вниманием и заботой смотрит тот, кто в те годы часто приходил к ней в гости, — стоило ей только остаться одной в комнате, и от этого взгляда было так хорошо и томительно, что на глаза сами собой наворачивались счастливые слезы.

«И зачем я проснулась?..» — прошептала девушка, прижимая руку к гулко бьющемуся в груди сердцу.

Несколько минут она лежала, вслушиваясь в тишину. В комнате было темно, до рассвета еще далеко, а сон исчез, оставив после себя чувство тоски и разочарования.

«Если целиком погрузиться в мир фантазий, то и до сумасшедшего дома недалеко», — пробормотала Алиса, переворачиваясь набок и поджимая коленки к груди.

Так, свернувшись калачиком, она лежала, пока, наконец, снова не заснула.

Утро оказалось неожиданно приятным. За окном громко щебетали птицы, предрекая солнечный, по-настоящему весенний денек. Алиса проснулась в превосходном настроении.

Мама налила ей кофе, положила на блюдечко необыкновенно вкусное запеченное яблоко и помахала из коридора рукой: они с папой уже убегали на работу, тем более что дел перед внезапным отъездом должно быть немало.

Алиса умылась, позавтракала, подкрасила глаза и слегка подчеркнула губы коричневой матовой помадой. Сегодня девушке захотелось одеться как можно красивее — без всякого повода, просто так, для настроения, поэтому она достала из шкафа любимое черное платье — вроде бы совсем простое, с неглубоким вырезом, и вместе с тем очень эффектное, удачно подчеркивающее фигуру. Ремень с узорной пряжкой дополнял наряд, и Алиса, заглянув в зеркало, довольно улыбнулась.

Сегодня она была красавицей с сияющими глазами, таинственной незнакомкой, словно случайно попавшей в привычные интерьеры квартиры.

Отведя за ухо прядь волос и от полноты светлых чувств послав своему отражению воздушный поцелуй, Алиса обулась в туфельки, накинула светлый, цвета топленого молока, плащ и выбежала из квартиры.

Погода и вправду оказалось чудесной, небо было пронзительно-синим, не замутненным ни единым облачком, а на тоненькой вишенке у подъезда уже распустились первые цветы. Хотя Алиса спешила, она все же остановилась, чтобы вдохнуть нежный, едва ощутимый аромат весны.

Даже обычная толчея в метро не смогла испортить девушке настроение, и она влетела в институт радостно-возбужденная.

Уверенная, что ей сегодня будет везти, Алиса взбежала по лестнице и нос к носу столкнулась с девчонкой из своей группы, Наташей Кошелевой.

— Привет, Алиска, — протяжно проговорила та, разглядывая девушку чуть наклонив голову и прищурившись. — Что-то ты сегодня сама на себя не похожа. Не пойму, в чем дело. Может, прическу изменила или по-другому накрасилась…

— Да нет, — Алиса довольно рассмеялась, — просто настроение хорошее и… весна! — она взмахнула руками, словно вместо рук у нее было два широких крыла.

— Ну радуйся, радуйся… А тебя уже Светланка искала, — Кошелева многозначительно хмыкнула. На ее лице ясно читалось любопытство.

Светланкой звали преподавателя по культурологии. Она носила неизменную «дулю» на затылке, очки с толстыми линзами, в которых ее глаза казались огромными и круглыми, почти рыбьими, нелепые костюмы и особо славилась тем, что сдать ей зачет с первого раза считалось в институте чем-то вполне сравнимым с одним из двенадцати подвигов Геракла. Хотя, сказать откровенно, лекции ее были интересны, если их, конечно, слушать. Алиса всегда слушала Светланку и была уверена, что уж она-то сама сдаст зачет без всяких трудностей.

— Ну и пусть, — пожала плечами Алиса. — Подумаешь, напугала!

Уж ей-то бояться было нечего: она всегда прекрасно училась и как раз недавно сдала Светланке реферат, над которым работала целых три недели и которым ужасно гордилась. Выбрав тему «Мистика в искусстве Древнего Египта», Алиса неожиданно увлеклась ею и с удовольствием просиживала в библиотеке вечерами, бережно выписывая из толстых книг различные материалы и разыскивая в Сети подходящие изображения.

— Как знаешь! Я побежала, а то пара вот-вот начнется!

Наташка развернулась, чтобы уйти, но вдруг опять повернулась к Алисе.

— Кстати, она выглядела очень-очень злой, — добавила Кошелева напоследок и триумфально удалилась, словно мавр, сделавший свое дело.

«Ерунда, просто завидует», — решила Алиса, не придавая значения запугиваниям одногруппницы. Они никогда не дружили, а, напротив, старались держаться друг от друга подальше. Кошелева была неформальным лидером группы и бесконечно совала свой веснушчатый носик в чужие дела, Алиса же, напротив, держалась скорее замкнуто и никогда не лезла ни к кому ни с вопросами, ни с откровенностью.

Первой парой была как раз культурология, и Алиса поспешила в кабинет. В любом случае поведение Светланки вскоре разъяснится, хотя, скорее всего, преподаватель всего лишь хотела похвалить реферат, который не был похож на обычную для студиозусов отписку.

Вся группа была уже в сборе, а сама Светланка стояла на кафедре, сложив перед тощей, скорее впалой, грудью худые морщинистые руки, и глядела из-под своих очков точь-в-точь как рыба из-за стекла аквариума.

— Алиса Зеленская, — произнесла она скрипучим голосом. — Рада, что вы почтили нас своим присутствием. Почему опаздываете?

— Простите, я не нарочно, — пробормотала Алиса, краснея.

— Так-так, — Светланка кивнула, словно сбивчивое объяснение было ей абсолютно понятно. — Будьте так добры, Зеленская, сообщите группе тему своего реферата и то, как вы готовили к нему материалы.

Просьба была совершенно неожиданной, и девушка растерялась, не зная, что и сказать.

— Мы ждем, не томите, Зеленская, — поторопила Светланка.

Алиса искоса взглянула на нее. Как ни странно, она казалась чем-то ужасно недовольной. Но чем?! Этого Алиса даже предположить не могла.

— Ну… Моя тема «Мистика в искусстве Древнего Египта», — неуверенно начала девушка. — Я выбрала ее потому, что меня всегда интересовала египетская цивилизация. Это очень таинственная и древняя земля, и даже теперь, при современном уровне развития науки, после того как были расшифрованы записи Розетского камня, нельзя сказать, что мы знаем об этой культуре все… — с каждым словом Алиса чувствовала себя все увереннее и увереннее, воодушевляясь все больше. Ей ужасно нравились рассказы о прошлых временах, она любила представлять себе красноватую, растрескавшуюся от жара землю, и красные скалы, покрытые выбитыми иероглифами и фигурками полулюдей-полуживотных, и изгиб полноводного Нила, на берегах которого зеленеет сочная трава, а на выброшенных водой корягах сидят длинноклювые ибисы. Эти картины вставали перед девушкой как живые, словно она видела их собственными глазами…

— Достаточно! — сухо прервала Светланка, и Алиса почувствовала себя так, словно ее с большой высоты бросили о землю. — А теперь расскажу я. Тему Зеленская выбрала, скорее всего, не по душевному порыву, как она пыталась тут представить, а потому… — преподаватель подняла вверх тонкий, как сухая веточка палец, — потому что нашла ее на просторах Интернета. Более того, Зеленская позволила себе крайнюю степень цинизма.

— Но почему! — Алиса чувствовала, что теперь у нее горят и щеки, и шея. — Почему вы так считаете?!

— Ах, вы не знаете? — рыбьи глаза хищно прищурились. — Ну что же, прочтите, пожалуйста, вот это!

Перед Алисой появилась знакомая распечатка, раскрытая примерно посредине.

— Но… — Алиса вгляделась в текст и вдруг почувствовала, что пол вздрогнул под ногами, а буквы превратились в черных копошащихся муравьев. — Но я этого не писала!

— Это ваш реферат? — рявкнула Светланка.

Вся группа следила за спектаклем с любопытством пресыщенных зрителей, и только на лице Наташи Кошелевой читалось явное торжество: ну теперь видишь! Я же говорила!

Алиса растерянно оглядела распечатку. Сомнений быть не могло: это именно ее реферат, у нее как раз заканчивался в принтере картридж, поэтому часть распечатки получилась более светлой. Шрифт, картинки — все было на месте и ничего, на первый взгляд, не отличалось от того, что помнила Алиса. Ничего, кроме одной-единственной фразы.

— Кажется, мой, — тихо произнесла она. — Но я действительно не понимаю…

— Прям-таки мистика! — ехидно заметила Светланка. — Ну давайте, Зеленская, прочтите нам вслух тот фрагмент вашего опуса, который я отчеркнула красной ручкой.

— Зачем? Может, не надо? — еще пыталась сопротивляться Алиса.

— Читайте! — гаркнула Светланка так, что девушка вздрогнула.

— «Я, конечно, все это добросовестно скачала из Сети, но неужели ты дочитала до этого момента, старая сушеная вобла?» — прочитала Алиса, уже понимая, что надеяться не на что. — Но я этого не писала! — снова повторила она.

— Тогда это, наверное, написала я?! — ухмыльнулась Светланка. — Садитесь, Зеленская, только верните мне ваш шедевр. Пригодится для будущих поколений. И еще. Выделите из своих занятий побольше свободного времени, думаю, вам предстоит сдавать зачет по предмету еще очень долго, если вы, конечно, еще рассчитываете учиться в этом вузе!..

3. И пусть не кончается дождь

— Алиса, ты что, совсем рехнулась? — Нина — единственная в группе девочка, подружившаяся с Алисой, смотрела на нее так, словно за подругой вот-вот должна приехать психиатрическая неотложка. — Знаешь, от тебя такого ну точно не ожидала!

Они стояли у перил лестницы, спускающейся на полуподвальный этаж — там, где Нина догнала Алису, сразу же после лекции выскочившую из кабинета.

Полтора часа прошли для Алисы как в кошмаре. Она слушала монотонный Светланкин голос и никак не могла поверить, что все это происходит с ней. Все казалось слишком нереальным и совершенно невозможным.

— Нин, ну ты хоть поверь, не писала я этой гадости, понимаешь, не писала! — глаза Алисы сухо блестели — ни единой слезинки, и только отчаянно пульсировала на виске тонкая, почти незаметная жилочка.

— Но кто же тогда?.. — Нина — немногословная брюнетка с мягким, словно бархатным взглядом — растерялась. Видно было, что она верит подруге, вернее, хочет верить, но разве попрешь против фактов?

— Если бы я знала, — вздохнула Алиса и, поставив локти на перила, опустила голову на скрещенные ладони.

— Ты хочешь сказать, что кто-то подменил страницу в твоем реферате? — осторожно предположила Нина. — Но зачем? И как?

— Я не знаю!

Обе замолчали. С верхней площадки доносились веселые голоса, кипела жизнь, а здесь, внизу, все словно было сковано странным холодом.

— Не расстраивайся, Алиска, — сказала, наконец, Нина, легко прикоснувшись к плечу подруги — то ли погладив, то ли похлопав, — плохое не может продолжаться долго. Наверняка все исправится. И со Светланкой как-нибудь уладим. Она не имеет права не поставить тебе зачет, если ты правильно ответишь на все вопросы. Мы войдем вместе, и я буду свидетелем. Если что, пойдем к ректору. Нельзя ломать жизнь человеку из-за какого-то дурацкого реферата.

— Но я сама его писала!

— Да, я знаю…

Алиса подняла голову и потерла сухие щеки, ощущая, что они, должно быть, уже пылают закатно-алым.

— Спасибо, Нин. Только не обижайся, я сейчас домой. Не могу сегодня здесь находиться. Такое ощущение, будто стены давят — вот-вот сойдутся и расплющат меня!

— Конечно, иди, — поспешно сказала Нина. — Хочешь, я провожу?

В голосе подруги слышалось напряжение. Нина была круглой отличницей еще со школы и всегда относилась к занятиям очень серьезно, даже слишком серьезно, на Алисин взгляд, и не прогуляла, и не проспала ни единой лекции.

— Да ладно, сама разве не дойду? — с деланой беззаботностью ответила Алиса, и подруга с видимым облегчением перевела дух. — Ну давай, хорошего дня!

Накинув плащик, Алиса вышла на улицу. На щеку упала капля — то ли слезы, то ли дождь… Вот и хорошо, что дождь. Пускай он поплачет за нее.

Четырнадцать лет назад

— Скажи, а отчего бывает дождь? — спросила она, проводя пальчиком по стеклу вслед за резво бегущей вниз каплей.

— Дождь бывает не от чего, а для чего, — ответил он, становясь рядом с девочкой и кладя руку на ее плечо. Алиса сразу почувствовала, словно ее согрело ласковое солнце. Такое чудо случалось даже в самый пасмурный и холодный день, главное — чтобы Он был рядом.

— А для чего? — спросила она, улыбаясь и уже предвкушая увлекательную сказку.

— Весь мир устроен очень просто и очень сложно: нет ничего лишнего и неправильного. Ты думаешь, что дождь — это плохо?

— Конечно! В это время мне нельзя гулять, — ответила Алиса, втягиваясь в игру.

— Вот представь себе, что растет в поле маленькая ромашка с желтенькой серединкой и белыми лепестками. Она совсем крохотная, ее даже не видно из-за высокой травы, и ромашка очень хочет вырасти, дотянуться до солнца, на которое, как сказал ей друг ветерок, она очень похожа. Но у нее совсем нет сил, к тому же она страдает от жажды…

Он говорил, а Алиса слушала эти бесконечные истории обо всем на свете, которые не уставал рассказывать ей друг ангел. Никто не умел рассказывать так, что перед глазами сами собой возникали картины.

— Теперь поняла? — спросил ангел, когда история закончилась.

Алиса кивнула. А еще у нее был один-единственный, но самый важный вопрос.

Девочка посмотрела на друга, и тот кивнул, разрешая задать его, хотя Алиса знала, что он уже прочел все в ее сердце.

— Ты не уйдешь? — спросила она с беспокойством. Слова «никогда» еще не существовало в ее мыслях и ее языке, но смутное беспокойство уже начинало трогать сердце своими липкими когтистыми лапками. Алиса уже догадывалась, что хорошее всегда заканчивается, как заканчивается вкусная конфета — стоит только положить на язык, глядишь, а ее уже нет.

Он молчал, девочка чувствовала, как где-то в животе возникает тугой комок.

— Я обязательно вернусь, — тихо сказал он.

А по стеклу, словно невыплаканные слезы, катились капли дождя.

Дэн позвонил, когда Алиса, плача, отстирывала в ванной грязные брызги с плаща — проезжавшая машина украсила его непредусмотренным дизайнером хаотичным узором, разгадать который не смог бы сам Роршах[17].

— Привет, извини, что говорил вчера так коротко, но мне показалось, ты не в настроении, — заявил Дэн, пока Алиса, сдерживая слезы, старалась не дышать в трубку, чтобы не разразиться рыданиями.

— А почему ты не попытался его изменить? — спросила девушка, чувствуя, что слезы наконец-то иссякают.

— Что изменить?

— Настроение.

В трубке обескураженно молчали.

— Ладно, проехали, — махнула рукой Алиса и едва не выронила мобильник в таз с мыльной водой.

— Алис, ты не сердись, — в голос Дэна постепенно возвращался былой апломб. — Давай не будем выяснять отношения, это удел низких и необразованных людей. Мы с тобой — другие. Я, собственно, звоню, чтобы пригласить тебя прогуляться.

— Разве там не идет дождь? — девушка осторожно присела на краешек ванны, печально глядя на белеющий, точно парус одинокий, среди пены, рукав плаща.

— Ты живешь если не прошлым днем, то прошлым часом! — рассмеялся Дэн. — Дождь уже давным-давно закончился, погода волшебная! В Нескучном саду сейчас красота! Буду ждать тебя через час у «Октябрьской». Успеешь?

Алиса задумалась. Оставаться дома, предаваясь горестным мыслям, действительно не было смысла.

— Хорошо, я приду, — отозвалась она.

Накинув вместо испорченного плаща старую куртку, Алиса стерла с щек потеки туши, несколько раз провела расческой по волосам и вышла на улицу.

Дождь закончился, и небо стало ясным. «Как с утра», — подумала девушка и вздрогнула, вдруг вспомнив об утренних событиях.

Вернувшись домой, она первым делом включила свой ноут, загрузила реферат по культурологии и отыскала нужную страницу. Странная чужая фраза была на месте, и составляющие ее буквы, словно ухмыляясь, глядели на девушку: что, мол, съела?!

«Я схожу с ума», — сообщила сама себе Алиса и отправилась в ванную застирывать плащ.

«Может, извиниться перед Светланкой, — размышляла девушка теперь, шагая к метро. — Объяснить, что страдаю странными приступами лунатизма». Алиса тут же представила себе, как встает посреди ночи — в своей тоненькой бледно-голубой батистовой ночнушке — и, смешно вытянув руки вперед, шагает к столу, включает компьютер, открывает документ и, не приходя в сознание, впечатывает ругательство в адрес преподавателя. Получалось, мягко говоря, абсурдно. «Ну что же, по крайней мере, исключается версия, что кто-то из института ненавидит меня так сильно, что для того, чтобы доставить мне неприятности, не поленился заменить страницу реферата», — подумала она, переходя дорогу у входа в метро.

И тут, уже стоя у стеклянных дверей метрополитена, Алиса поежилась, будто ей в спину ударил порыв ледяного ветра. Она почувствовала на себе чей-то тяжелый холодный взгляд. Девушка резко оглянулась.

По улице шли люди. Двое мальчишек пинали чью-то грязную шапку. Молодой мужчина смеялся, разговаривая по мобильнику. Сморщенная, как высушенный гриб, старушка медленно ковыляла, неся тяжелую сумку. Смеялись, переговариваясь, две симпатичные девушки. По дороге плотными рядами ехали машины.

И никого… Она не видела никого, кто бы смотрел в ее сторону, и тем не менее до сих пор ощущала на себе этот взгляд.

— Девушка, если не будете входить, освободите, пожалуйста, проход, — вежливо обратилась к Алисе молодая мамаша с ребенком.

— Да, конечно, — Алиса вошла и придержала для женщины тяжелую дверь.

«Любопытно, — думала девушка, садясь в вагон, — лунатизм и паранойя — это следствие одной психиатрической болезни или разных?..»

Дэна она увидела сразу. Он стоял у палатки и с аппетитом уплетал мороженое.

— Привет, Алис! — он поцеловал ее в щеку холодными и немного липкими губами с таким собственническим видом, словно своим поцелуем ставил печать: «Это принадлежит мне».

— Привет! — она попыталась улыбнуться.

Ощущение чужого взгляда давно исчезло, но что-то до сих пор тревожило девушку, и она огляделась, пытаясь отыскать среди равнодушных прохожих источник своего беспокойства, и почти сразу наткнулась на знакомое лицо.

— Глазам своим не верю! Смотрю — наша Алиска. С парнем, и каким симпатичным! Ну, тихоня, не ожидала! — Кошелева говорила почти без остановки, тем не менее успевая улыбаться Дэну, который, похоже, под ее взглядами стал таять, как снег в жаркий весенний день. — А я — Наташа. Мы с этой чудачкой на одном курсе учимся. Но ведь какая скрытная! Но я понимаю, будь у меня такой мальчик, я бы тоже переживала, что отобьют!..

— Дэн, — представился Денис, поправляя полосатый шарф и одергивая черную замшевую куртку.

— Отличное имя! — заулыбалась Кошелева. — А я, представляете, возвращалась из института… Вовсе даже не собиралась сюда. Но на «Октябрьской» вдруг так захотелось выйти на воздух — что прям сил нет! Словно магнитом потянуло. Вышла — и правда, в метро душно, а здесь хорошо, воздух свежий, и тут — вы!

Общение с Наташкой Кошелевой, которую злой рок сегодня уже выставлял своим вестником, вовсе не входило в Алисины планы.

— Наташ, прости, нам некогда, мы погулять собирались, — вклинилась она в короткую паузу и потянула Дэна за рукав. — Пойдем же.

Лицо сокурсницы обиженно вытянулось.

— Вы наверняка в Нескучник! — сказала она так трагически, словно сообщала о крахе Галактики. — А я так люблю это место! Но, увы, совершенно не могу гулять одна. Не могу — и все!..

Намек был прозрачен, как только что отмытое стекло, Алисе даже стало неудобно за Наташку и немного жаль ее: что может быть хуже такой наивной непосредственности? Но она едва поверила своим ушам, когда услышала голос Дэна:

— Ну так присоединяйся к нам, веселее будет.

Алиса бросила на сокурсницу взгляд, намекающий, что той неплохо бы найти какие-то срочные дела и отказаться от любезного предложения. Но Наташка сделала вид, словно ничего не заметила, и обрадованно закричала «Здорово!» так громко, что проходящая мимо женщина недоуменно оглянулась на нее.

Прогулка была испорчена. Они двинулись мимо палаток, к входу в Нескучный сад. Всю дорогу Алиса молчала, зато оба ее спутника оживленно переговаривались.

— Вот вы каждый день ходите в институт, учитесь. А что такое познание? — спрашивал Дэн и тут же отвечал: — Философ, родоначальник немецкой классической философии, Кант говорил о методе критического философствования, сущность которого заключается в исследовании способов познания самого разума; границ, которые может достичь разумом человек. Это и есть познание… Впрочем… — он смутился, — может быть, я путано объясняю, может, вам неинтересно…

— Нет, что ты, очень интересно… свежо… — поспешно уверила Кошелева, шагавшая с другой стороны от Дэна.

Он польщено вспыхнул и продолжил речь.

Алиса уже начинала чувствовать себя так, словно попала в какой-то зверинец. Дэн и Наташа, казалось, вполне довольны друг другом. Алисе вспомнилось, что всякий раз при встречах с Дэном ее охватывало странное ощущение, будто он ждет от нее чего-то. Сначала она думала, что это внимание, может быть, любовь. Но нет, очевидно — только признание, он желает самоутвердиться. И то, как он говорил с ней о Геймане, и как производил впечатление на Алисину маму, рассказывая туристические байки, видимо, взятые из Интернета, потому что тогда Алиса уже догадывалась, что ни туризмом, ни Гейманом он всерьез не интересуется. Все это — материал, чтобы обратить на себя внимание, сделаться значимым.

С этими мыслями девушка немного отстала от увлеченной друг другом парочки. В принципе Наташку она понимала: кажется, у той тоже нелады с личной жизнью. Чем больше она слушала Дэна, тем сильнее уверялась в мысли, что они все равно не остались бы вместе… Но в душе отчего-то поселилась противная сосущая тоска. «И чем Наташка лучше меня? — думала Алиса, мрачно глядя себе под ноги. — У нее волосы жидкие, и зубы кривые, и веснушки… Однако получится, что Дэн меня бросит. И зачем я только дала ему свой телефон, ведь чувствовала же, что ничего путного не выйдет!..»

Тогда, два месяца назад, Алиса так страдала от одиночества, так хотела любви, что готова была полюбить первого, кто обратит на нее внимание.

Первым оказался Денис.

Задумавшись, девушка едва не наткнулась на какое-то препятствие и, подняв взгляд, увидела, что это препятствие — ожидающие ее Дэн и Наташка.

— Ты где застряла? Мы тебя ждем-ждем… — обвиняюще протянула Кошелева.

— Нигде. Извините, ребята, я вспомнила об одном срочном деле. Составлю вам компанию как-нибудь в другой раз, — скороговоркой проговорила Алиса и, отвернувшись, зашагала прочь.

Она думала, что ее догонят, но этого не случилось.

Когда Алиса вышла из метро на своей станции, снова разразился ливень. Еще недавно чистое небо было темно от туч, словно их нагнал сюда злой волшебник. Люди теснились под козырьками остановок, стояли под крышей метро, пережидая буйство стихии. Но Алиса не стала ждать. Затянув потуже воротник куртки, она пошла по улице, перечерченной бурными потоками, не обращая внимания на то, что тут же вымокла до нитки. Погода как нельзя больше соответствовала ее настроению, а на душе было так же мрачно, как и на небе.

«Пусть дождь, — думала она, идя прямо по лужам и не замечая того, как шарахнулись от нее две девицы под веселым красочным зонтиком. — Может быть, простужусь, заболею и умру. Это лучший выход, раз я никому не нужна».

Дождь смывал с лица слезы, он плакал, солидарный с ней во всем, оплакивая даже не столько собственные Алисины неудачи, сколько горькое несовершенство мира — мира, где возможно притворство, равнодушие, предательство и ложь…

«Мы с ним одни на целом свете. Пусть же не кончается дождь», — думала девушка.

4. Неожиданное знакомство

Вопреки самым мрачным предчувствиям Алиса не умерла и даже не заболела. Это было, в конце концов, досадно: ни единого чиха!

Родители, вовсю собирающие чемоданы в Прагу, встревоженно потрогали ее лоб (холодный), но на всякий случай все же сунули подмышку термометр.

Тридцать шесть и один. Горло у ребенка тоже ничуть не красное… Зрачки вроде не расширены… Алиса безвольно сидела на диване, позволяя проделывать с собой любые манипуляции. Мама и папа переглянулись.

— Знаешь, Вить, я остаюсь! Ребенок дороже! — заявила мама, решительным жестом отставляя в сторону чемодан.

— Ты права, Оль! Шли бы они со своими срочными вызовами на… высокие горы, — махнул рукой папа. — Решено! Останемся оба!

— Нет, ты лучше поезжай, — мама настойчиво подтолкнула его к двери. — Мы контракт подписывали. Объяснишь там, почему я приехать не смогла.

— Оль, ну сама подумай, как я там со всем без тебя справлюсь? И здесь ребенку необходимо наше внимание. Мы и без того слишком долго пренебрегали им ради науки.

Алисе надоело, что о ней говорят в третьем лице, к тому же самопожертвование родителей отчего-то вызывало в ней сейчас только раздражение.

— Мам, пап, — сказала она, поднимаясь с дивана. — Не болтайте ерунды. Сами видите, что со мной все в порядке. Я не болею, жива-здорова, — девушка даже помахала руками, словно в подтверждение собственного здоровья и благополучия. — Я уже выросла и могу сама о себе позаботиться. Кстати, а если я вдруг без вас заболею, тоже не останусь без заботы. Вы же знаете бабушку: мигом примчится, обложит подушками, горчичниками и градусниками. В общем, поезжайте себе спокойно, так даже лучше будет.

— Бабушка, как ты знаешь, уже немолода, за ней самой уход требуется, — заметил папа.

— Ага, — скептически хмыкнула Алиса, представив себе сухонькую, но энергичную, взрывоопасную, как килограмм тротила, бабушку, ни минуты не сидящую без дела.

— Эх, ребенок, чего же ты у нас такой слабенький уродился, — уже смиряясь, проговорил папа, гладя Алису по голове. — Я же всегда говорил: нужно закаляться и ходить в горы. Физкультура — это жизнь, а лень…

— Это смерть, — мрачно закончила Алиса любимую папину поговорку.

— Я буду звонить тебе каждый день, — пообещала мама. — Следи за своим здоровьем, одевайся потеплее: весна — очень коварное время, возвращайся домой пораньше и никому не говори, что осталась в квартире одна…

— Да знаю я, знаю. В первый раз, что ли? — отмахнулась Алиса, но в душе отчего-то все же угнездилась тревога.

Ей вдруг снова показалось, что на нее смотрят — пристально, холодно-изучающе, словно на бациллу под микроскопом. Но, разумеется, это был всего лишь обман чувств, потому что смотреть здесь было некому. Девушка осталась в комнате совершенно одна.

Когда родители уехали, Алиса все-таки вздохнула немножечко свободней. Она не видела их обеспокоенных лиц, а значит, не нужно было притворяться. В институте она не была уже несколько дней. После странного случая с рефератом и нелепой прогулки с Дэном она погрузилась в апатию, накрывшую ее с головой, словно тяжелое ватное одеяло. «Все бесполезно», — думала Алиса и, вместо того, чтобы идти в институт, отправлялась бродить по улицам или сидела дома, часто даже без всякого дела, — просто равнодушно пялилась в потолок. Раньше она, твердая хорошистка, и не представляла себе, что будет прогуливать. Но теперь все получилось само собой, и девушка не испытывала ни волнения, ни угрызений совести. «Ну не хочу я сейчас никуда идти и встречаться со знакомыми. Понимаешь? Просто не хочу — и все», — отвечала она Нине, тщетно пытавшейся уговорить подругу вернуться к занятиям.

На третий день после отъезда родителей в квартиру настойчиво позвонили.

Не требовалось даже подходить к двери, чтобы узнать, кто это. Бабушкин звонок можно было узнать из тысячи. Бывшая походница и даже, кажется, разрядница, бабушка, несмотря на годы, сохранила всю кипучую энергию своей юности. Она не ходила — она почти летала, она презирала лифты и занималась сразу несколькими делами одновременно. Звонок был полностью под стать ей: резкий, энергичный, нетерпеливый.

Алиса со вздохом отложила книгу: ну все, мирной спокойной жизни на ближайшие пару часов пришел конец. Вопреки прогнозам синоптиков, обещавшим сегодня тихую почти безветренную погоду, в одной отдельно взятой московской квартире разбушуется торнадо, и хорошо, если все обойдется мелкими разрушениями.

Пока девушка шла к двери, звонок выдал еще залп коротких энергичных трелей.

— Привет, бабушка. Почему без предупреждения? — спросила Алиса, открывая дверь и замерла: за бабушкиной спиной стоял совершенно незнакомый парень!

— Не понимаю я этих современных средств связи, — как ни в чем не бывало сказала бабушка, протягивая Алисе сумку с продуктами. — Не было в моей молодости телефонов, и ничего — обходились, больше живого общения. Да к тому же — разве далеко доехать до тебя?

Хотя бабушка жила не так уж далеко, до ее дома было добрых минут тридцать.

Но возражать Алиса не стала. Она во все глаза уставилась на бабушкиного спутника. На вид ему было лет восемнадцать, может быть, двадцать. Довольно симпатичный, темноволосый, но, в общем, обычный парнишка.

— Познакомься, это Миша, — представила бабушка, заметив, наконец, на кого смотрит внучка. — Очень любезный молодой человек. Помог принести мне сумки из магазина.

— Он что… посыльный? — ядовито поинтересовалась Алиса, вспомнив старомодное словечко.

— Никак нет, — парень улыбался, отчего на щеках обозначились милые ямочки, делая его сразу раза в два симпатичнее, Алисе даже показалось, будто на миг в нем вспыхнул яркий свет и… снова пропал. — Просто помог Татьяне Сергеевне донести сумки. Простите, уже ухожу.

Он поставил два огромных пакета на пол и виновато развел руками.

— Нет-нет, Мишенька, — бабушка резво обернулась и удержала его за локоть. — Ты же не бросишь эту страшную тяжесть на двух слабых дам? Разве это по-джентльменски?

— Хорошо, сейчас отнесу на кухню. — Он нагнулся, поднимая пакеты.

— Вот и хорошо. А без чая мы тебя и подавно не отпустим. Надо же как-то отблагодарить за помощь! — отозвалась бабушка, отодвигая Алису, все еще загораживающую вход в квартиру.

Миша ловко разулся в прихожей и понес пакеты на кухню.

— Ты кого это привела? — зашептала Алиса, делая «страшные глаза».

— Как кого? Мишу. Знаю же, у тебя холодильник пустой, вот Миша и помог донести пакеты. А еще он мальчик хороший, это сразу видно, — невозмутимо выдала бабушка, снимая одновременно и куртку, и кроссовки. — Мишенька, не сердись на Алису, — тут же заговорила она, войдя на кухню. — Не думай, будто она у нас невоспитанная, это она от неожиданности.

— Ну еще бы, я бы тоже растерялся, если бы ко мне без приглашения незнакомый парень явился! — снова улыбнулся незваный гость. — Не сердись, Алис, бабушка у тебя хорошая и по-настоящему тебе добра желает, это с первого взгляда видно, как любую настоящую любовь.

— А ты, значит, специалист по любви? — поинтересовалась девушка, невольно принимая оборонительную позицию и складывая на груди руки.

— Я?! Да куда мне! — Миша рассмеялся так искренне и простодушно, что Алиса почувствовала смущение и невольную симпатию. Она рассеянно взглянула на бабушку, которая шуршала пакетами, доставая оттуда какие-то немыслимые пирожные. Бабушка усиленно делала вид, что полностью сосредоточена на своем занятии, однако внучка, знающая ее не первый день, заметила на потемневшем от времени морщинистом лице довольное выражение. Сейчас бабушка как нельзя больше напоминала хитренькую старушку-лисичку. У Алисы частенько возникало ощущение, что бабушка переигрывает ее на один ход. Но делать уже было нечего: не выставлять же парня на улицу, да и сам Миша вовсе не вызывал неприязни. Особенно когда улыбался или когда, как сейчас, небрежным жестом, видимо вошедшим у него в привычку, лохматил собственную челку, отчего становился похож на тринадцатилетнего мальчишку.

И девушка, сдаваясь, достала из шкафа «пражские» глиняные чашки, чай в которых всегда был вдвойне вкуснее, чем в обыкновенных.

И вот уже, сидя за столом, все трое пили чай и непринужденно болтали, а Алиса, сама не замечая как, рассказала не только о неприятностях, связанных с учебой, но и о Дэне.

— Я так сразу и поняла: твой Дэн пустышка и напыщенный индюк! — объявила бабушка в ответ на последнюю новость.

А Миша кивнул.

— Хорошо, что ты разглядела его сейчас, — заметил он, отпивая глоток из чашки и на секунду закрывая глаза, видимо, чтобы лучше почувствовать вкус чая, — чем позже это происходит, тем хуже.

Алиса кивнула. Она и сама думала точно так же.

Позже, когда Миша, а затем и бабушка ушли, Алиса удивлялась своей откровенности: обычно она стеснялась и мало говорила в присутствии малознакомых людей. Но, как ни странно, она ни секунды не сожалела ни о чем и отчего-то была уверена, что поступила правильно.

Ложась спать, она снова подумала о Мише и впервые за эти дни заснула в хорошем настроении. Снилось ей тоже что-то удивительно хорошее и солнечное, что-то из далекого, полузабытого детства.

Миша позвонил ей на следующий день, а вечером они уже встретились в центре.

— Куда пойдем? — спросила Алиса, чья небогатая практика встреч включала в себя исключительно посещение музеев, кинотеатров и дешевых закусочных типа «Макдональса» или «Ростикса».

— А никуда! — Миша улыбнулся, и девушка в который раз удивилась тому, насколько же ему идет улыбка. — Просто прогуляемся по улицам — куда глаза глядят. Согласна?

Она кивнула.

И они пошли. Вечерний город уже зажег огни и казался в наступающих сумерках нежно-акварельным. Старые улицы, огромные дома, среди которых, словно занесенные в наше время из прошлого, вдруг попадались старинные усадьбы. Каждый раз когда удавалось найти такой дом, прячущийся среди безликих слепых высоток, это казалось настоящим чудом. В одном из неприметных переулков скрывался настоящий готический собор, конечно, не такой роскошный, как в Праге, но все же удивительно красивый на фоне мягких красок московского вечера. А может, он казался таким оттого, что Алиса смотрела на него не одна…

Миша оказался совершенно не таким, как Дэн. Он больше молчал, но это молчание не чувствовалось неловким или неестественным. Молчать вместе с Мишей было неожиданно хорошо и приятно, и Алисе вдруг стало мерещиться, что они знакомы уже давно, наверное, целую вечность, и что они могут идти рядом сколь угодно долго. Ей было легко и весело. Просто так. От одного его присутствия. Или в этом виноват шальной весенний воздух, пьянящий, словно молодое капризное вино.

Они взошли на Андреевский мост и остановились, глядя на яркие огни города.

Было ветрено, это особенно чувствовалось здесь, над рекой, и руки Алисы замерзли. Но она только спрятала их в рукава куртки, не желая уходить с моста. Внизу тяжелой темной лавой медленно перетекала вода, и в ней бесконечно отражались огни и звезды.

— Дай свои руки, — сказал Миша, протягивая раскрытые ладони.

Девушка вложила в них свои замерзшие пальцы и тут же почувствовала, как в ее тело вливается живительное тепло.

Они стояли, взявшись за руки, и это было хорошо и правильно. Мимо прошла стайка девушек, переговариваясь и смеясь.

Алиса отчего-то совсем не смущалась.

— Согрелась?

Алиса кивнула, ужасно боясь, что сейчас он выпустит ее руки. Но Миша по-прежнему сжимал их — крепко, но бережно, словно хрупких птичек.

«Он меня поцелует», — подумала девушка одновременно со страхом и с надеждой.

Но Миша не поцеловал. Алисе показалось, будто по его лицу скользнула тень.

Он отвел глаза.

— Пойдем?..

Горечь разочарования обожгла ей горло. Разочарования и обиды. Но вернувшись домой, она вдруг подумала, что так даже лучше. Слишком недавно произошел тот случай с Дэном, а охватившее ее на мосту чувство было слишком внезапным. Мимолетным? Пока что об этом еще сложно судить.

Наполнив ванну и утопая в сладко пахнущей абрикосом пене, она вспоминала ночные огни, и звезды, и глаза Миши, казавшиеся в сумраке темно-серыми, почти черными.

5. Друг из детства

— Алиса, о тебе опять спрашивали! — взволнованно говорила Нина.

На этот раз она вопреки обыкновению позвонила с утра, разбудив подругу от сладкого сна, и Алиса морщилась, досадуя на внезапный звонок, рассеявший сон в клочья, так что вспомнить, что снилось, было совершенно невозможно.

— Алис, что молчишь? Я же говорю: в институте тебя совсем потеряли!

— Ага, — равнодушно согласилась Алиса. — Ты сказала им, что я заболела?

— Да… сказала, но они напоминают, чтобы ты не забыла принести справку… — голос честной Нины сбился. Она вообще не умела врать, и Алиса прекрасно представляла себе, как подруга стоит перед какой-нибудь Светланкой и, отчаянно краснея и запинаясь, лепечет свою ложь, пахнущую за километры именно ложью.

— Ничего страшного, — успокаивала она Нину, словно это она нуждалась в дружеском участии. — Сейчас справку купить — пара пустяков. Я сама в И-нете объяву видела.

— Алис, — голос Нины стал серьезным и торжественным, — я понимаю, что ты сейчас расстроена из-за всяких… неприятностей, но не стоит бросать из-за этого учебу. Пообещай, что не бросишь институт!

— Конечно, не брошу, — смеялась Алиса. — Погуляю и приду — куда же я денусь?..

Она действительно много гуляла в эти дни. Просыпалась в то же время, что и на учебу, но вместо того, чтобы ехать в институт и просиживать на лекциях, отправлялась пешком по улицам Москвы, проходила по еще пустым стылым бульварам, смотрела на цветущую вишню и наливающиеся соком почки, доходила до набережной и долго сидела на каменном парапете над свинцовой тяжелой водой.

Именно там, у Москвы-реки, она и увидела его.

Он стоял, небрежно опираясь о гранит, и легкий ветерок перебирал его длинные золотистые волосы, от которых словно исходило сияние. Он отличался от всех людей, словно цветное трехмерное изображение от «слепых» черно-белых ксероксных копий. Он казался настолько настоящим, что все прочие были рядом с ним давно отжившими свой век тенями.

При взгляде на него сердце Алисы забилось где-то в горле, а руки и ноги сделались ватными — словно она провалилась в глубокий снег и не может теперь пошевелиться, — и только внутри разлилось тепло и странное чувство — то ли восторга, то ли опьянения.

— Алиса, — позвал он, и девушка нисколько не удивилась тому, что незнакомец знает ее имя. Она вдруг подумала, что он знает о ней все, и это было даже приятно, потому что ей не хотелось иметь от него тайны, ей хотелось, чтобы он читал ее душу, словно открытую книгу — только это сейчас могло принести ей умиротворение и радость.

— Алиса, ты узнаешь меня? — спросил он, и девушка кивнула.

— Да. Я помню тебя. Это ведь ты приходил ко мне, когда мне еще было четыре?

Четырнадцать лет назад

— Ну и где же твой друг? — мама, оглядев пустую комнату, подняла с пола одноглазого плюшевого мишку, с которым Алиса давно уже не играла.

— Его сейчас нет! — ответила девочка, удивленная бестолковостью взрослых. — Но он придет. Он всегда ко мне приходит. Нам весело. Мы играем и разговариваем.

Мама вздохнула, села на диван и усадила Алису к себе на колени.

— Ребенок, ты уже довольно взрослый. Разве тебе нужны придуманные друзья? Ты же дружишь со Светочкой, Егором и Настей. И мы с папой твои друзья…

— Он другой! — категорично заявила девочка, прекрасно понимавшая, что сравнивать ее особенного друга со Светой или с родителями совершенно невозможно. Она не помнила его лица, но прекрасно помнила его тепло и свет.

— Конечно, другой. Потому что его нет. Ты сама его придумала, — ласково объясняла мама.

— Нет! Не сама! Он есть! — Алиса попыталась вырваться из материнских объятий.

— И где же? Познакомь меня с ним, — попросила мама.

— Его нет, — повторила Алиса.

— Вот видишь, нет! — уцепилась за фразу мама, отпуская вырывающуюся дочь.

— Нет… — повторила Алиса и вдруг горько расплакалась.

Крупные слезы стекали по щекам и по носу, падали на новое красное платье, а мама вытирала их бумажным платком и что-то говорила, успокаивающе гладя по голове…

Он не отвечал, но ей оказалось достаточно его улыбки. Больше ни у кого не бывает такой особенной улыбки, больше ни от кого не исходит такое тепло и свет. Он — совершенно особенный.

Взгляд Алисы упал на асфальт, и сердце замерло в груди: у ног незнакомца послушной собачкой лежала тень, и у этой тени были крылья! Широкие перистые крылья, полусложенные за спиной.

Как же она смогла убедить себя, что его действительно не существует, зачем поверила маме и прожила эти четырнадцать лет совершенно напрасно, забыв его и запретив себе думать о нем! Она сама предала, оттолкнула его, и от этого стало так горько, что Алиса вновь почувствовала, что щеки ее увлажнились от слез. На этот раз она плакала совершенно беззвучно, не поднимая головы. И вздрогнула, почувствовав прикосновение рук. Утешая, он обнял ее, прижимая к своей груди. Девушка замерла, не решаясь вздохнуть. Ее охватило совершенно необыкновенное чувство. От ангела едва ощутимо пахло ароматом цветов, а еще свечами и ладаном — такой знакомый, любимый с детства запах, чуть сладковатый, чуть дурманящий… Прикосновение его рук было легким и вместе с тем почти обжигающим. Ощущение оказалось таким необычным, что Алиса не нашла бы слов, чтобы его описать. Она вдруг испытала такое полное счастье, какого не было никогда в ее жизни… или было, но давным-давно, в полузабытом детстве.

Она не знала, сколько прошло — миг или целая жизнь, категория времени перестала существовать, но вот он немного отстранился и заглянул в ее глаза.

«Я не хотела предавать тебя! Какое счастье, что ты вернулся!» — сказали Алисины глаза.

«Я знаю, — ответили его. — Я все понимаю, не бойся».

Алиса подумала, что теперь все случившиеся с ней неприятности не имеют значения, если бы за этот миг пришлось заплатить, она готова была отдать большую цену.

— Алиса, — мягко произнес он, улыбаясь, — ты была необыкновенным ребенком, и я рад, что не ошибся в тебе. Теперь я тебя не оставлю.

— Как мне называть тебя? У тебя есть имя? — спросила девушка, набравшись храбрости. Она сразу поняла, что холодное и вычурное «вы» было бы тут излишним и неправильным. Таких, как он, не называют на «вы».

— Зови меня Кассиэль, — ответил ангел. — Но, я вижу, ты хочешь меня спросить о чем-то. Говори.

В голове Алисы теснилось множество вопросов. Про себя, и про мир, и для чего она здесь, и что с нею будет…

— А какой Он, Бог? — вдруг, неожиданно для себя, спросила девушка.

— В языке недостаточно слов, чтобы описать Его. Прикоснись к моей руке.

Кассиэль протянул руку, и дрожащие пальцы Алисы коснулись его ладони. Слов действительно не хватало. Здесь смешалось все: и свет, и забота, и тепло, и что-то еще, необъятное, словно Вселенная.

— Довольно. Не задавай больше вопросов, — вдруг попросил он. — Человеку нельзя знать слишком много, это может принести ему вред. Я сам расскажу все, что тебе потребуется.

Алиса задумалась. Действительно, не нужно знать все. Что случится, если она узнает, например, как умрет? Спасет ли это ее или, напротив, превратит в испуганное существо, каждый день которого будет отравлен ожиданием смерти.

Кассиэль кивнул — ну конечно, он видит все ее мысли. И Алиса была этому рада: у нее не было от него тайн.

— Мне пора, — сказал тем временем ангел, отступая от нее. — Еще увидимся. И помни: ты — особенная, избранная из всех людей, — сказал он и исчез, растаяв в воздухе.

Только теперь, когда исчезло золотое сияние его волос и голубое небо его глаз, Алиса увидела, что вокруг продолжается обыденная жизнь: мчатся по дороге машины, бьются о гранитный парапет свинцовые волны реки, идут люди. Она словно выпала из волшебного мира, вернувшись в свой, привычный, но такой блеклый, такой невозможно-невыразительный и скучный без него.

Теперь она знала его имя.

— Кассиэль, — неслышно прошептала Алиса, чувствуя себя обладательницей великого сокровища.

Она избрана. Она не такая, как все эти серые прохожие. Алиса почувствовала, словно у нее за спиной тоже выросли крылья.

И вдруг ощутила чей-то взгляд. Не тот, что уже беспокоил ее несколько раз, другой. Алиса резко оглянулась.

Довольно далеко от нее, через улицу, стоял Миша… Хотя нет, наверное, не он, просто незнакомый темноволосый молодой человек в расстегнутой на груди черной куртке, из-под которой виднелась обычная белая футболка, безо всяких принтов, и в потертых, порванных на коленках светло-синих вылинявших джинсах. Он смотрел прямо на нее, и в его взгляде читалась горечь и странная жалость.

Девушка вздрогнула как от пощечины и сделала шаг к дороге, но в этот миг мимо нее, заслонив незнакомца, пронеслась высокая фура, а когда машина проехала, его уже не было. Алиса разглядела удаляющегося прочь человека в черной кожанке, но догонять его, разумеется, не стала.

Ей не было дела до этого случайного человека, она чувствовала лишь легкую досаду, что его появление на миг отвлекло ее от мыслей о Кассиэле.

Сжав пальцы, которыми она касалась его ладони, Алиса поднесла руку к губам. Ей казалось, будто там, в кулаке, спрятался солнечный лучик или бойкая птичка — то, что нельзя никак выпустить и нужно сохранить во что бы то ни стало.

А ночью ей привиделся сон.

Ей снилось, будто она перенеслась в детство и идет по городу рядом со своим другом. Его лицо по-прежнему затмевает яркий свет, но теперь девочка знала, что это — свет его золотых, как солнце, волос. Они шли по широкому проспекту, где отчего-то не было ни единой машины. Дорога лежала перед ними ровной стальной лентой, уводя за горизонт. Алиса шла рядом с ангелом и чувствовала его любовь и заботу.

Вдруг что-то случилось, и мир вокруг стал рушиться. Покачнувшись, словно картонные коробки, поставленные одна на другую, развалились огромные дома. Они падали на дорогу, уже всю покрытую змеящимися трещинами. От грохота заложило уши, пыль слепила глаза так, что уже почти ничего нельзя было разглядеть.

Алиса в ужасе повернулась к своему спутнику и вдруг увидела в облаке пыли его лицо.

Это было не лицо Кассиэля. Стальные глаза вчерашнего темноволосого незнакомца смотрели на нее с грустью и жалостью.

«Это он — источник всех бед!» — подумала Алиса и, пронзительно закричав, проснулась.

Она была одна в пустой квартире, и девушке сделалось так страшно, что она, боясь взглянуть по сторонам, натянула на голову одеяло.

— Это всего лишь сон, — прошептала она себе.

«Но кто же он? При чем здесь он?» — с раздражением подумала она о темноволосом.

6. Утро с ангелом

Утром она проснулась, почти позабыв о кошмаре. И сразу улыбнулась, вспомнив о том удивительном, что с ней случилось.

«Кассиэль», — произнесла Алиса, и в комнате сразу стало светлее, солнечные блики заплясали по легким занавескам, скользнули к кровати, мимоходом прикоснувшись к щеке девушки, словно здороваясь.

Она улыбалась: ей не нужно было видеть его, достаточно просто знать, что он есть, что он избрал ее и вернулся к ней после стольких лет.

«Ну конечно, он никогда не оставлял меня, поэтому со мной не случалось ничего очень плохого!» — думала Алиса. Это она отвернулась от него, и потребовалось, чтобы ее прежняя жизнь потерпела фиаско, чтобы она снова смогла увидеть его — Кассиэля.

Зазвонил телефон. Девушка легко вскочила с кровати и подняла трубку.

— Ну как ты там, ребенок? — послышался немного приглушенный расстоянием, но такой родной мамин голос.

— Замечательно! — выдохнула в ответ Алиса.

— Ну слава богу! В последнее время ты была странной, и мы с папой беспокоились за тебя, — сказала мама, пока Алиса, прижимая трубку к уху плечом, наливала себе полный стакан холодного молока. — Но теперь слышу, что все в порядке.

— Да, мамочка! Все-все в порядке! — девушка отхлебнула молока и вытерла запястьем свободной руки тут же образовавшиеся белые усы.

— Ну хорошо. Да, давно хотела спросить, как у тебя с Денисом?

— Никак! — отмахнулась Алиса, усаживаясь прямо на стол и болтая в воздухе ногами. — Он оказался ужасным занудой, к тому же, кажется, переключился на Наташку из моей группы.

— Надо же? — удивилась мама. — А мне он показался надежным. Ну что же, это хорошо, что он показал себя во всей красе в самом начале знакомства. Человек познается в трудностях.

— Ага, как поете вы с папой: «Парня в горы тяни…» — подхватила Алиса беспечно.

— Ничего смешного, — укоризненно заметила мама. — А еще мне не хочется, чтобы ты оставалась одна и жила в нереальном мире, созданном твоим воображением.

Алиса закрыла рот ладонью, чтобы мама не слышала хихиканья. Слова мамы очень насмешили ее: ну конечно, пусть та еще скажет, что ангелов не существует, и вспомнит якобы воображаемого друга Алисиного детства. А ведь вчера она видела Кассиэля и говорила с ним, стоя на набережной Москвы-реки.

— Алиса, мы с папой очень беспокоимся за тебя. Тебе нужно больше общаться с твоими ровесниками, бывать в компаниях… Нельзя замыкаться в себе…

Разговор перестал доставлять девушке удовольствие.

— Извини, мам, мне в институт пора. Лекции, — прервала она.

— В институт? Но сегодня же воскресенье!.. — удивилась мама.

Алиса состроила досадливую гримаску: ну надо же, едва не прокололась! Она уже несколько дней не ходила в институт и, конечно, не смотрела на календарь. Теперь придется выкручиваться. Врать Алиса не любила и обычно либо говорила все как есть, либо молчала. Но тут ложь требовалась для спасения: если мама заподозрит, что что-то не так, она еще вернется из Праги и может как-нибудь помешать Алисе видеться с Кассиэлем. Может, не случайно он появился лишь тогда, когда Алисины родители уехали. Маленькая ложь во благо — что может быть невинней и безобидней?..

— А у нас сегодня дополнительное занятие по истории! — сказала девушка, следя за тем, чтобы голос звучал как можно небрежнее и в нем не слышалось подозрительных ноток оправдания.

— Странно, а раньше не было…

— А теперь будет. Знаешь же, нас там так муштруют, будто из каждого Тацита[18] готовят, никак не меньше!

— Только не делай вид, будто тебе не нравится история! — засмеялась мама, видимо, разом успокоившись.

Они попрощались, и Алиса положила трубку.

Девушка одним глотком допила молоко и, вытащив из холодильника, все еще полного благодаря стараниям бабушки, зеленое яблоко, откусила кусочек. Яблоко было таким сочным, что пальцы Алисы тут же стали влажными, и ей пришлось облизать их.

За окном была прекрасная погода, а старые яблони, росшие во дворе, утопали в бледно-розовой пене цветов, распустившихся, кажется, буквально за одну ночь!

процитировала Алиса, уже забывшая о разговоре с мамой и думавшая только об ангеле.

Четырнадцать лет назад

В тот день Алиса с мамой ходили в магазин, и девочка выбрала себе замечательную куклу — настоящую барышню в голубом платье, украшенном пышным золотистым кружевом. На шее у барышни были бусы, а в ушах — крохотные сережки. Вся она была так торжественно красива, что замирало сердце.

Целый вечер девочка играла с ней, и кукла, сидя напротив нее, на месте, где раньше сидел ангел, пила из его чашки и поддерживала занимательную беседу.

На следующий день папа повел всех в зоопарк. Алиса и ее новая подруга-кукла смотрели на настоящего слона и на смешных пингвинов, ловко скользящих в воде огромного аквариума, и кормили уток… Алиса была старше и объясняла кукле, как переходить дорогу, где живут пингвины и другие очень важные вещи.

О друге девочка вспомнила не сразу. Его все не было, и Алиса спросила о нем у мамы.

— Он улетел, но обещал вернуться, — пошутила та. — Когда-нибудь.

И Алиса ждала, ждала. А потом забыла…

«Что, если его на самом деле нет? — вдруг пришла в ее голову дикая мысль. — Что, если я вдруг схожу с ума?.. Бывает же, что сумасшедшие видят того, кого нет!..» Ей вдруг вспомнилась старуха, жившая раньше на этаж ниже. Она постоянно выходила из дома в потрепанной старой телогрейке, не снимая ее даже летом, и постоянно что-то бормотала себе под нос. Алиса боялась эту старуху до дрожи в коленках и, прежде чем выйти из квартиры, сначала долго прислушивалась, не раздается ли снизу скрипучий негромкий голос. Тем не менее из их нечастых столкновений на лестнице и во дворе девушка поняла, что бабка ведет с кем-то, видимо, давний спор. Ее собеседника рядом не наблюдалось, не исключено, что его давным-давно уже и в живых-то не было, а старуха говорила и говорила… Потом она исчезла, видимо, умерла, но странно: от этого дом вдруг словно обезлюдел и потерял нечто важное. Проходя мимо обитой темно-красным дерматином старухиной двери, Алиса всегда косилась на нее, но никогда не видела, чтобы из квартиры кто-то выходил.

«А что, если я становлюсь такой же, как эта сумасшедшая старуха?» — подумала девушка. Обеспокоенная, она быстро натянула джинсы и простую черную водолазку, надела кроссовки и легкую куртку и выбежала из дома.

Несмотря на довольно ранний час воскресного дня на улице, видимо, по случаю прекрасной погоды, было многолюдно.

На площадке сидели молодые мамы, с умилением глядящие на своих копающихся в песке чад… Алиса огляделась. Кассиэля нигде не было видно. Она уже не помнила точно, как он появлялся, когда она еще была ребенком. Кажется, он делал это всякий раз, когда девочка думала о нем и хотела его увидеть. Алиса зажмурилась и открыла глаза, ожидая чуда. Но чуда не произошло. Может, став взрослой, она разучилась желать по-настоящему? Или она все-таки сходит с ума и временами перестает различать действительность и фантазии?..

Не давая себе погрузиться в отчаяние, Алиса быстро пошла по узкому тротуару, веря, что непременно найдет Кассиэля, если только будет искать.

Он стоял, прислонясь спиной к старому дереву, и на золотых сияющих волосах, пригревшись, дремал солнечный зайчик.

— Ты все-таки существуешь! — выдохнула Алиса, останавливаясь подле него.

— Это тебе, — ангел протянул девушке ладонь, на которой лежала маленькая веточка, сплошь усыпанная снежно-белыми цветами.

Они шли по залитой солнечным светом улице. Алиса была счастлива, и все же что-то тревожило ее, что-то не давало покоя. «Это ведь как в сегодняшнем сне!» — вдруг вспомнила она. Девушка хотела спросить о темноволосом незнакомце, но не решалась задать вопрос: вряд ли Кассиэлю понравится ее любопытство.

Она искоса взглянула на ангела. Тот хмурился.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — произнес он, не глядя на девушку.

Алиса, опустив голову, промолчала. С минуту они шли молча, затем Кассиэль остановился и, словно расплакавшегося ребенка, привлек Алису к своей груди.

— Не бойся, — сказал он, легкими пальцами гладя ее по волосам, и девушка почувствовала, что никого не боится. — Тот незнакомец не причинит тебе зла, но тебе нужно избегать его. Я не хочу, чтобы ты с ним встретилась и заговорила.

— Если что-то зависит от меня, я поклянусь…

— Не надо! — Кассиэль приложил палец к ее губам. — Не клянись, я тебе верю и просто предупредил, что тебе следует держаться от него подальше.

«Я была права: тот темноволосый не человек! — мелькнуло в голове у Алисы. — Но тогда кто?.. Если существуют ангелы, почему бы не существовать иным, темным силам? Неужели он вампир? Или демон? Но что ему от меня надо?» — и тут же сама нашла ответ: если цель ангелов — гармония и созидание, то их темные противники стремятся к хаосу и разрушению. Очевидно, как и говорил Кассиэль, она действительно для чего-то важна, раз к ней проявили интерес обе стороны. Но сможет ли она спастись, если ей противостоит такой противник? Может ли былинка противостоять урагану?

— Не бойся, Алиса, — повторил ангел, — разве я брошу тебя? Запомни: я смотрю на тебя. Всегда. И даже если ты меня не видишь, я все равно рядом.

Алиса почувствовала себя спокойнее, но у нее все равно оставался вопрос, который жег ей язык.

— А можно спросить… — робко произнесла она.

Идеальные брови Кассиэля на миг сошлись на переносице, но тут же лицо ангела снова сделалось спокойным, и он ласково улыбнулся.

— Тебя беспокоит, существую ли я на самом деле. Ты и вправду думаешь, что сходишь с ума, а я — плод твоего горячечного бреда? — с любопытством спросил он.

Девушка покраснела.

— Я вдруг заметила, что мы стоим здесь, прямо посреди улицы, а люди не обращают на нас внимание, обходят нас, хотя мы находимся у них на пути, и никто не выражает ни тени недовольства. Почему?

— С тобой все в порядке. Участь сумасшедшей старухи тебе не грозит, — успокоил Кассиэль. — Просто мы с тобой стоим в таком ярком пятне света, что глаза прохожих могут ослепнуть, и они предпочитают не замечать нас. Так лучше. Хотя, если хочешь, я могу сделать так, чтобы на минуту люди увидели нас. Хочешь?

Алиса кивнула. Кассиэль едва приметно щелкнул пальцами, и мир вокруг изменился и стал немного ярче. Девушка вдруг поняла, что когда она рядом с ангелом, то из-за его света все вокруг выцветает, а вещи и люди становятся похожи на собственные тени.

Меж тем вокруг происходило нечто необычное: люди, спешащие по своим делам, вдруг останавливались, словно окаменевшие, и, забыв обо всем, смотрели на Кассиэля. Рядом, на дороге, послышался визг тормозов. Это остановилась машина. В нее тут же врезалась другая — послышался дикий скрежет ломающегося металла.

— Что это?! — закричала Алиса, не помня себя от ужаса.

— Это последствия твоего любопытства, — ответил ангел и легко взмахнул рукой.

Люди тут же недоуменно огляделись, пытаясь понять, что происходит и зачем они здесь.

Со стороны дороги послышались крики и ругань.

— К счастью, никто не погиб, — сказал ангел, глядя на девушку. — Это судьба. Или везение. Одно и то же можно называть разными словами, люди придумали их великое множество…

— Но неужели все это из-за моего любопытства?! Неужели из-за меня действительно могли погибнуть люди? Почему ты не остановил меня?

Она напряженно вглядывалась в совершенное лицо Кассиэля, но то оставалось таким же прекрасно-бесстрастным. Он был похож на дивную мраморную скульптуру.

— Ты человек, у тебя есть свобода воли, и ты сама принимаешь решения и должна понимать, к чему приводят твои желания и поступки, — ответил ангел.

— Я поняла, — прошептала Алиса. — Это тяжелый, но хороший урок. Впредь я не стану действовать легкомысленно.

— Я вижу, ты быстро учишься. Но то, что произошло здесь, — пустяки по сравнению с тем, что люди делают друг с другом. Пойдем, я тебе покажу.

Ангел взял ее за руку, и они вдруг оказались в совершенно другом месте.

Перед ними был кабинет, посреди которого стоял огромный стол со столешницей обтянутой кожей, на нем матово поблескивали письменные приборы. Перед столом в высоком удобном кресле сидел человек и подписывал лежащие стопкой перед ним бумаги. Зазвонил телефон, и человек взял трубку.

Алиса слышала лишь его реплики. Судя по всему, разговор шел о каких-то скучных деловых вопросах.

— Я сказал, чтобы препятствие было устранено. Как вы этого добьетесь — не мое дело, — сухо завершил он разговор.

Девушка вопросительно посмотрела на Кассиэля.

— Тебе интересно, зачем я тебя сюда привел? — спросил ангел. — Деловой человек решает деловые вопросы. Ну что же, давай посмотрим дальше.

Теперь они очутились в комнате куда менее помпезной. Однако здесь тоже имелся большой стол, пусть несколько обшарпанный, и кресло, пусть и не такое огромное и удобное. В кресле сидел мужчина с нервным лицом нездорового желтоватого цвета, а напротив него, через стол, сидел другой — темноволосый, с очень неприятными колючими глазами.

— Я только что получил распоряжение уладить проблему любым способом. Думаю, ты знаешь, что делать, — произнес нервный. Алиса заметила, что его правый глаз мелко моргает, видимо, от нервного тика.

Собеседник кивнул.

— Ставка прежняя? — по-деловому уточнил он.

— Да, только того… чтобы аккуратненько, без шумихи и громкой пальбы. Скажем, несчастный случай. Вон у нас все, слава богу, не в порядке: то дома рушатся, то кирпичи на голову падают, а аварии и вовсе каждый день случаются.

— Они планируют убийство? — задохнулась от ужаса Алиса.

Больше всего ее испугало, как спокойно, по-деловому происходил разговор. Она с дрожью вспоминала того благополучного бизнесмена в уютном кабинете, небрежно, словно играючи, запустившего в действие этот ужасный механизм.

— Ну конечно, тебе до сих пор никогда не приходилось сталкиваться со злом, — задумчиво произнес ангел. — Но если ты его не видишь, не думай, будто зла нет. Оно совсем рядом, оно идет бок о бок с людьми.

И не успела Алиса ничего сказать, как они уже очутились на темной улице. Здесь происходила ужасная сцена: несколько парней избивали ногами своего ровесника, скорчившегося на земле. Парень уже почти не шевелился и только иногда слабо вздрагивал от очередного удара.

— Но почему ты не вмешаешься?! — не выдержала Алиса, не помня себя от ужаса и боли.

— И это выбор людей, это выражение их свободной воли. Разве кто-то натравливает их друг на друга?.. Знаешь, за что бьют этого парня? Он имел глупость не испугаться этих людей, а этого они простить не смогли.

Парень затих, а земля вокруг него медленно окрашивалась в темно-вишневый.

Перед глазами у девушки все поплыло, и она покачнулась, но ангел поддержал ее, не давая упасть.

— Ты еще не все видела, — прошептал он, и перед Алисой за одну минуты промелькнула целая сотня сцен. В них люди не видели и не слышали друг друга, унижали и предавали друг друга. Это напоминало огромную смердящую яму, Алиса и не знала, что на свете существует так много подлости и грязи.

— Довольно! — взмолилась девушка, закрывая лицо руками. — Зачем ты показываешь мне все это, если ничего нельзя изменить?

— Ну почему же, — они вновь перенеслись и оказались на набережной Москвы-реки, в том самом месте, где Алиса вчера впервые увидела Кассиэля. — Мы, ангелы, не можем вмешиваться в людские дела. Но вы, люди, можете принимать решения и нести за них ответственность. Протяни руку.

Алиса протянула ладонь, и кожу вдруг обожгло, словно в руку влился невидимый огонь. Дыхание перехватило.

— Ч-что это? — с трудом спросила она.

Кассиэль посмотрел на нее с укором.

— Мы же договорились: ты не должна спрашивать. Все, что нужно, я объясню тебе сам. Теперь в тебе есть частица моей силы. Ты можешь сама бороться со злом, неся наказание тем, кто его заслужил, и восстанавливая справедливость. Ты согласна, что хорошо и справедливо, чтобы добра в мире стало больше?

Девушка кивнула.

— Но что мне нужно будет делать? — спросила она, с недоумением глядя на собственную ладонь.

— Это легко — достаточно коснуться человека…

— Но…

— Помнишь, я говорил тебе, что ты избрана. Ступай с Богом, — ответил он, касаясь ее лба легким поцелуем. Его губы были прохладны и пахли яблоками и сандалом.

7. Право на кару

«Избранная, — прошептала Алиса. — Я избранная…»

Рука горела, словно ее поджаривали на медленном огне.

Девушка ни о чем не думала, просто шла и шла, и ноги сами принесли ее в знакомый с детства дворик. Здесь, у фонтана, она впервые встретила ангела. Кассиэля. Сейчас фонтан еще не работал, но солнце переливалось на его металлических поверхностях, щедро разбрасывая повсюду пригоршни шаловливых солнечных зайчиков.

Здесь, именно здесь, началось то, что привело ее в сегодняшний день. Круг замкнут. Что теперь, новый круг или подъем вверх и новый виток?..

Конечно, виток. Ведь теперь она обрела силу. У фонтана играли дети, и Алиса вдруг заметила, что приглядывается к ним, оценивает их. Один из мальчишек, на полголовы выше и значительно крупнее прочих, был заводилой. Он самовластно царил в своем крохотном государстве, щедро раздавая тычки и затрещины своим подданным.

Он ведет себя неправильно. Его надо наказать.

«Вот покажу им, кто на самом деле здесь всем распоряжается», — подумала девушка и испугалась собственных мыслей.

Она попятилась и, оступившись, едва не упала. Однако кто-то успел поддержать ее, и подняв взгляд, Алиса с изумлением узнала Мишу — того самого, которого приводила ее бабушка.

— Привет, — он обезоруживающе улыбнулся, наверняка зная силу своей волшебной улыбки. — Хороший парк, правда?

Кажется, Миша ничуть не удивлялся этой неожиданной встрече.

— Да… — девушка осторожно высвободила руку. — А ты часто здесь бываешь?

— Увы, нет, — он с сожалением развел руками, — но с этим местом у меня связаны очень хорошие воспоминания…

Он замолчал, и Алиса не решилась спросить какие. Она украдкой взглянула на Мишу. По сравнению с Кассиэлем он казался еще более обычным, чем она его запомнила. Совсем не примечательным, похожих сотни — мимо такого пройдешь и не заметишь. Неудивительно, что она приняла за Мишу того незнакомца с набережной. Совсем заурядный, тем не менее…

— Пройдемся немного, — он потянул ее по дорожке.

Пахло свежей молодой зеленью, громко, словно соревнуясь, кто кого пересвистит, заливались птицы.

— Я тебе нравлюсь? — вдруг спросила Алиса, резко остановившись.

Миша опять словно не удивился.

— Нравишься, — ответил он ничуть не смутившись.

— А… почему? — девушка напряглась в ожидании ответа.

— Потому что ты искренняя и добрая. А еще у тебя чистое сердце, — ответил он.

Алиса рассмеялась. Миша с удивлением посмотрел на нее.

— Ты как-то странно говоришь. Словно по-книжному, — пояснила она, все еще смеясь. — Ты вообще не похож на обычных парней. Носишь старушкам сумки, не боишься сказать девчонке, что она тебе симпатична…

— Да это пустяки! Я еще на большие чудачества способен! — он вдруг подмигнул ей. — Потанцуем?

— То есть? — не поняла Алиса.

Он сделал шаг, очутившись прямо перед ней, и, склонив голову, торжественно произнес:

— Мадмуазель, позвольте на тур вальса.

— Прямо здесь, в парке?

— Конечно! Это лучший бальный зал из всех, которые я знаю. Посмотри, какой высоченный потолок, и совершенно дивного бирюзового цвета.

Алиса тоже запрокинула голову. Небо было дымчато-голубым и действительно совершенно необыкновенным, с тонкими перистыми облаками, будто нарисованными на синеве прозрачной белой акварелью.

— А музыка? — спросила девушка. Странно, рядом с Мишей она чувствовала себя очень легко, и та тяжесть, которая давила на плечи после разговора с Кассиэлем, вдруг будто испарилась.

— Музыка звучит. Разве ты не слышишь? Трам-там-тарам… — тихо напел он.

Алиса сама не понимала, как это произошло, но вдруг опустила руку на плечо Миши, и они закружились в танце. Вообще-то танцевать она не умела, но он вел ее так бережно и умело, что правильные движения выходили как бы сами собой. И самое странное: девушка уже ясно слышала музыку — ту самую, о которой говорил Миша.

Трам-там-тарам… проплывали мимо цветущие вишни и лица незнакомых людей. Трам-там-тарам… кружилось над ними небо.

— Посмотри, как прикольно танцуют. Наверняка где-то этому учились… — услышала вдруг Алиса чужой голос, и тут же сбилась с шага.

Музыка внезапно исчезла, без следа растворившись в сладком апрельском воздухе.

Девушка смущенно замерла. Вокруг стояли, глазея на них, люди.

— Что же вы не танцуете? — спросила старуха в сиреневом берете. Алиса ее знала, она жила в их доме, в соседнем подъезде, и в погожие дни всегда гуляла в парке — всегда одна и всегда с замкнутым и недовольным лицом. Алиса не верила, что старуха способна улыбаться, но сейчас на старческих, тщательно подкрашенных ядовито-фиолетовой помадой, губах вдруг появилась улыбка. — Красивая пара. Совсем как мы с моим Александром, когда еще молодыми были, после войны… — задумчиво произнесла она.

— Ну? — Миша смотрел на девушку, чуть приподняв бровь.

Можно было забыть обо всем и снова позволить закружить себя в сумасшедшем танце…

Твое предназначение не в этом. Помни, ты избранная. И вообще, кто знает, возможно, появление Миши не случайно. Он хочет помешать. Он отвлекает тебя. Он завидует. И он тебя не любит. Вспомни, как он отвел взгляд там, на мосту.

— Хватит! Я не танцую. Шоу закончилось! — объявила Алиса, вырвав свои пальцы из руки партнера.

— Что с тобой, Алиса?.. — едва слышно спросил он.

— Ничего! Хватит! Просто отстань от меня, понятно! — крикнула она, чувствуя, как закипают на глазах злые слезы. — Отстань!

И девушка бросилась бежать прочь. Ее каблучки стучали, словно посылая в радиоэфир непонятные сигналы: Точка. Точка. Точка. Точка.

Телефонный звонок нагнал Алису, когда она уже открывала дверь своей квартиры. На экране мобильника высветилось: «Дэн». Вот только этого еще не хватало! «Однако я начинаю пользоваться популярностью», — подумала, усмехнувшись, девушка.

Она приняла звонок, уже входя в коридор и снимая туфли.

— Ну наконец-то! — послышался в трубке обрадованный голос Дениса. — Я уже боялся, что ты на меня обиделась и не хочешь со мной разговаривать.

— Ну что ты, на что мне обижаться? — спросила Алиса, не скрывая иронии. И вправду, его поведение с Наташей Кошелевой и последующее за ним молчание длиной почти в неделю — это такие пустяки!

— Ты не обижайся, — повторил Дэн жалобным голосом. — Эта Наташка такая липучая, я от нее едва отделался.

— А зачем?

— Что «зачем»? — не понял Дэн.

— Зачем отделывался?

— Ну как же?.. Разве ты не знаешь? Она поверхностная натура, болтливая и глупая. Разве такая девушка мне нужна?! Нет, мне нравятся искренние, сложные личности, когда девушка — это не только смазливое личико, грудь и попа, но и прекрасный собеседник, понимающий и сочувствующий. В общем, такая, как ты! Мы не виделись с тобой уже целую вечность, и все это время я думал о тебе.

— И что же надумал? — без особого любопытства поинтересовалась Алиса.

— То, что мне очень тебя не хватает! Мне нужна именно ты, понимаешь! Я хочу, чтобы ты была моей девушкой и, вполне вероятно, когда-нибудь в будущем матерью моих детей!.. Гмм… А что это у тебя там за шум? — спросил Денис, снижая пафос своей торжественной речи.

— Яичницу делаю, — объяснила девушка, разбивая яйца и сваливая их на сковородку, где уже вовсю шкворчали, поджариваясь, тоненькие ломтики ветчины.

— Как яичницу?! — вошел в ступор Дэн. — В то время, как я говорю тебе такое, ты делаешь яичницу?..

— Делаю, — подтвердила Алиса, облизывая кончик ножа. — Я, знаешь ли, только вернулась с улицы и очень-очень голодная.

— Мммм… — Алиса почти слышала, как скрипят у Дэна в голове рычажки переключения. — Да, конечно. Извини, что отвлек… Давай сегодня встретимся. Я не хочу тебя терять! — пафос понемногу возвращался в его голос.

— Неохота, — отмахнулась девушка.

— Я подъеду к твоему дому. В шесть. И не возражай! — он поспешно отключился.

Алиса пожала плечами и переложила яичницу на тарелку.

«Вот точно, — думала девушка, — не зря говорят, что то густо, то пусто, и стоит появиться одному парню, как следом тут же набегают другие. Парни, как волки, охотятся стаями… Но разве может хоть один из них сравниться с настоящим ангелом? А Дэн вообще зануда и, как выяснилось, к тому же бабник. Такой мне и даром не нужен… Вот бы проучить его…»

Но сперва требовалось кое-что проверить, и Алиса спешно набрала номер подруги.

— Привет, Нин, я на минутку. Не знаешь, Кошелева с кем-нибудь встречается?.. Ах, новый мальчик… Денис?.. Какая неожиданность!.. Нет, спасибо, все в порядке. В институт приду, не волнуйся. Давай, пока!

Девушка положила трубку и улыбнулась: кажется, у нее появился шанс испробовать свои силы, а заодно убедиться в том, что Кассиэль все же не плод ее собственной бурной фантазии.

Дэн позвонил ровно в шесть, минута в минуту.

— Уже выхожу, — отозвалась Алиса.

Прежде чем покинуть квартиру, девушка подошла к зеркалу и взглянула на себя. Она сама показалась себе очень красивой: немного бледное спокойное лицо, внимательные глаза, тонкая линия губ… Это было лицо настоящей избранной.

Алиса кивнула своему отражению: неплохо выглядишь, и обулась в любимые туфли на среднем каблучке.

Дэн ждал ее у подъезда. У него в руках алела небольшая розочка. Алиса даже удивилась: прежде он никогда не приносил цветов.

— Это тебе, — Денис протянул Алисе цветок. — Между прочим, роза — очень сложный символ. Она амбивалентна, так как обозначает и земное, и небесное. А еще она синоним молчания и тайны. Когда говорят sub rosa то есть «под розой», это означает наедине.

Девушка вздохнула: ну что же, Дэн оставался верен себе и не упустил случая покрасоваться и показать собственную эрудицию. «Интересно, — вдруг подумала она, — он что, готовится к каждой встрече, заранее подбирая темы для беседы и выуживая ценную информацию из Интернета?..»

— Спасибо за лекцию, — сказала Алиса, нюхая амбивалентную розу. Роза почти не пахла, и девушка вдруг подумала что эта ненастоящая роза, выращенная на химикатах где-нибудь в Голландии, очень похожа на Алисину прежнюю жизнь. Тогда, до новой встречи с Кассиэлем, она жила словно бы искусственной жизнью, которая теперь, если оглянуться, кажется дикой и ужасной. Как можно было хотя бы общаться с Дэном, искренне считая его очень умным и начитанным человеком. Теперь же ей словно открыли глаза, и она стала ясно все видеть.

— Ты изменилась, Алиса, — произнес парень с неудовольствием. — Я думаю, ты на меня еще сердишься. Между прочим, совершенно напрасно. Наташа — бойкая и привлекательная девушка. Ты слишком зажатая и скромная, а она яркая, поэтому я и обратил на нее внимание. Но пообщавшись, понял, что она мне не подходит. Она, ты представляешь, совершенно не умеет слушать. К тому же, как я уже упоминал, слишком легкомысленна. Кафе и магазины — это все, что ее интересует. Вспомни, как мы ходили с тобой в Пушкинский, а потом долго гуляли по улицам. Помнишь, я еще рассказывал тебе о великих древних, как хорошо…

— А Наташа знает, что ты счел ее неподходящей для себя и, как я понимаю, не собираешься встречаться с ней в дальнейшем? — перебила его Алиса.

Дэн растерянно заморгал.

— Конечно, — наконец, сказал он таким голосом, что Алиса четко поняла: врет!

Ну что же, проверка пройдена, более достойного кандидата ей не найти.

— Дэн, дай, пожалуйста, руку, — попросила она.

Тот опять моргнул и, не понимая, протянул руку.

«Прими заслуженное наказание», — подумала Алиса, прикоснувшись ладонью к его ладони, и в этот миг ее тело на секунду пронзила боль, а ладонь кольнуло, словно от электрического разряда. Дэн дернулся и вырвал руку:

— Что это было?

— Ничего. Прощание, — ответила девушка. Она чувствовала удовлетворение.

Ты все сделала правильно. Ты избранная, и у тебя есть право наказывать недостойных.

— Ты что, меня правда бросаешь?

— Пока, пока! И забери свой символ. Он тебе еще пригодится. Подаришь какой-нибудь другой девушке.

Алиса сунула растерянному Дэну розу и захлопнула за своей спиной дверь подъезда.

«Интересно, какой именно окажется кара?» — подумала она, поднимаясь к себе на третий этаж.

Ей снова снилось детство. Золотистый свет, заливающий комнату, — такой прозрачный, яркий и чистый, какого не бывает в реальности, хоровод пылинок, пляшущих в этом ласковом свете, тонкая и сильная рука… Он, ее друг, ее ангел сидит против света, поэтому Алисе виден лишь силуэт — гордый изгиб шеи, широкие плечи… От него идет особенное тепло, и Алиса приникает к нему. Ангел обнимает ее, прижимая к своей груди, и все мелкие неприятности вдруг исчезают, ей становится легко и хорошо.

— Покажи мне чудо! — просит маленькая Алиса.

— Смотри! — он разжимает ладонь, и оттуда взлетает лазоревая бабочка. — Подставь руку, — говорит ангел.

Алиса протягивает дрожащую от волнения ладошку, и бабочка тут же опускается на нее, доверчиво складывая крылышки.

Девочка боится дышать, чтобы не спугнуть волшебную красавицу.

— Видишь, она в твоих руках, — говорит ангел. — Она зависит от тебя. Будь осторожна: в мире очень много хрупких вещей и ломать всегда легче, чем создавать. Будь осторожна и внимательна всегда.

— А я смогу так? — Алиса кивает на бабочку.

— Ты сможешь еще лучше. Настоящие чудеса делают сами люди. Любовь, которая вдруг вспыхивает между ними, — самое большое чудо на свете. Надеюсь, ты когда-нибудь поймешь это.

— А когда будет эта любовь? — спрашивает Алиса, уверенная, что ей не нужна другая любовь: разве можно любить кого-то другого? Не его?..

— Держи свое сердце открытым, — говорит ангел. Девочка не видит его лица, но чувствует, что он улыбается. — Если твое сердце замкнется и очерствеет, любовь не сможет проникнуть в него и уйдет ни с чем. А еще доверяй себе и будь добра к людям. Тот, кто несет зло, получает только засеянное камнями поле, тот, кто идет с добром, соберет богатый урожай.

— Зачем мне урожай? — спрашивает Алиса, у которой и так все есть.

— Вырастешь — узнаешь. Ну, хочешь полетать? — и он, не дожидаясь ее ответа, подхватывает девочку на руки и кружит по комнате.

Свет становится все ярче и ярче и вспыхивает ослепительной звездой…

Алиса проснулась, чувствуя, что в груди сумасшедше колотится сердце. Ей не хотелось просыпаться, хотелось еще немного побыть в том совершенном золотом мире, чувствуя любовь, заботу и тепло. Но поздно. Сон растаял, растворившись в легкой утренней дымке, исчез, унесенный дуновением легкого ветерка.

Девушка села на кровати, обхватив руками колени, и нахмурилась. Что-то очень важное было в этом сне. Оно прошло совсем рядом и исчезло… забылось. И чем больше она думала о сне, пытаясь вспомнить, ухватить нужную деталь, тем призрачней он становился.

— Наверняка пустяк, ничего важного, — пробормотала Алиса, глядя на часы.

На сборы, раз уж она решила пойти в институт, оставалось всего полчаса. Нужно было поторопиться.

Быстро собравшись, Алиса, на бегу жуя бутерброд, поспешила в институт.

На крыльце alma mater стояла Наташа Кошелева, манерно держа в руках тлеющую сигарету.

— Привет! Алиса, кого я вижу! — протянула она, оглядывая девушку с головы до ног так, что Алиса пожалела, что второпях надела старые джинсы и стоптанные кроссовки. Стоило появиться перед одногруппницей во всей красе, впрочем, так ли это важно, и Алиса улыбнулась, стараясь держаться как можно увереннее и беспечнее.

— Привет! — ответила она, останавливаясь перед Наташкой и в свою очередь оценивая ее ультракороткую юбку, пожалуй, судя по сегодняшней ветреной погоде, еще немного преждевременную.

— Ты, говорят, болела?.. Неплохо выглядишь, — подвела итог Кошелева. — Надеюсь, сейчас уже все в порядке?

— Полный порядок, — согласилась Алиса.

— Хорошо… — Наташка затушила сигарету и вздохнула. — Да… Должна тебе кое-что сказать. Лучше, если ты узнаешь это от меня… В общем, не сердись, я сейчас с Дэном.

Она говорила притворно покаянным голосом, но Алиса заметила, как Наташка искоса, с любопытством поглядывает на нее, ожидая слез, бурного возмущения — в общем, какого-то свидетельства отчаяния соперницы, призванного усилить ощущение собственной победы.

В груди было пусто. Алиса вспомнила растерянное и разом поглупевшее лицо Дэна — таким она его видела вчера, и ей стало смешно: как вообще можно было придавать ему значение?!

— Ну что же, поздравляю. Если тут есть с чем поздравлять, — заметила девушка, поправляя на плече ремешок сумки. — Ну что, покаялась? Стало легче? Ну пойдем на лекцию. Что у нас там по расписанию?..

— Ты что, совсем не расстроилась? — спросила Кошелева, уже без всякого стеснения пялясь на Алису в лицо.

— Разумеется, нет. И, честно говоря, я думаю, что Дэн не заслуживает даже тебя.

С этими словами Алиса открыла тяжелую дверь и проскользнула внутрь, оставив Кошелеву в одиночестве размышлять над услышанным.

— Алиска! — Нина явно обрадовалась, и ее неприметное простенькое лицо сразу стало привлекательнее. — Как хорошо, что ты пришла? С тобой все нормально?

Вопрос был тот же, что задала Кошелева, однако тон, которым он был задан, отличался самым кардинальным образом.

— Не волнуйся, все отлично, — сообщила Алиса, пока они поднимались на второй этаж, в аудиторию.

Уже перед самым входом Нина вдруг остановилась.

— Я должна у тебя кое-что спросить… — произнесла она, глядя в глаза подруге. — Это, конечно, твое личное дело, но… в общем, скажи, Денис, с которым встречается Кошелева, — это твой парень?

— Конечно, нет! — рассмеялась Алиса. — Я общалась с ним какое-то время, но он не такой, каким хочет казаться, и он никогда не был моим парнем.

— Это хорошо! — обрадовалась подруга. — Ну пойдем же, лекция вот-вот начнется. Знаешь, ты много пропустила. Ну ничего, я все записывала и уже отксерила для тебя, так что у тебя все равно будут все конспекты.

— Ну, с тобой точно не пропадешь!

И они вошли в аудиторию.

Первой парой была педагогика — предмет, не вызывавший у Алисы особого интереса. Поэтому, сидя над открытой тетрадью и конспектируя лекцию совершенно бездумно, девушка машинально рисовала что-то на полях. Штрихи небрежно ложились на бумагу, образуя гордый профиль, высокую линию бровей, длинные, до плеч волосы… Перейдя на следующую страницу, Алиса так же машинально набросала второй рисунок.

— Это что, дуэль? — шепотом поинтересовалась Нина, мимоходом заглянув в тетрадь подруги.

— Почему дуэль? — не поняла Алиса.

— Ну… — соседка смутилась, — они так друг на друга смотрят…

И действительно: оба профиля, повернутые друг к другу и разделенные небрежно исписанными страницами, словно напряженно всматривались друг в друга. Только теперь Алиса вдруг поняла, на кого они похожи. Первый из них, несомненно, Кассиэль, а второй… второй — странный парень Миша, танцующий в парках под неслышимую никому музыку.

— Ерунда, — произнесла Алиса, чувствуя, что краснеет, и поспешила перевернуть страницу.

Нина равнодушно пожала плечами, возвращаясь к записыванию лекции. Алиса наклонилась пониже так, чтобы волосы завесили лицо, закрывая разгоревшиеся щеки. «При чем здесь Миша, — думала она с досадой. — И ведь не скажешь, что с ума сойти какой красавец». Она потерла виски руками, пытаясь сосредоточиться на том, что рассказывает педагогичка.

— На этом мы сегодня и закончим. Благодарю за внимание, — объявила та, собирая со стола бумаги с записями. — До новых встреч, дамы и… дамы.

Старая шутка была встречена хихиканьем. Студентки тут же зашумели, поднимаясь с мест, и аудитория сразу наполнилась голосами и шумом, словно вдруг включили на полную мощность радио.

— Пойдем постоим в коридоре, — позвала Алису Нина.

Девушки вышли и остановились у открытого окна.

— Алис, мне кажется, с тобой что-то происходит, — сказала Нина, глядя на еще по-зимнему голый тополь. — Ты изменилась, и очень сильно. Я едва узнала тебя сегодня. Тебе точно не нужна моя помощь?

— Да ладно?! У меня все в порядке, — отмахнулась Алиса и вдруг заметила, что к ним целенаправленно шагает Наташка.

Все лицо Кошелевой было покрыто ярко-алыми пятнами, словно ее раскрасили гуашью, а нижняя губа обиженно дрожала.

— Ты! Это ты во всем виновата! — выпалила она, остановившись напротив Алисы.

— В чем же? — Алиса с независимым видом оперлась рукой о подоконник.

— Сама знаешь! Ну ты и скотина! — Кошелева окинула девушку слепым от ярости взглядом и, резко отвернувшись, зашагала прочь.

— Я не понимаю, о чем она, — оглянувшись на подругу, поспешно сказала Алиса.

Нина по-прежнему смотрела в окно.

— Я не вмешиваюсь. Это твое личное дело, можешь ничего не рассказывать, — тихо произнесла она после недолгой паузы.

— Алиса Зеленская. Не часто вас теперь здесь увидишь, — проговорил почти над ухом скрипучий голос, от которого девушка испуганно вздрогнула.

Тусклые рыбьи глаза Светланки за мутными стеклами очков-аквариумов сверкнули нескрываемым торжеством.

— Я болела, — соврала Алиса, отступая на шаг от приближающегося противника.

— Вот как? — по сухому лицу со впадинами щек можно было прочитать не больше, чем по шумерской табличке. — Надеюсь, вы употребили время с пользой и основательно подготовились к зачету. Вы приготовили новый реферат?

— А разве надо было? Вы не говорили…

— Я не говорила?! — выпятив впалую грудь, Светланка пошла в атаку. — А у вас, студентка Зеленская, голова совсем не варит? Вы думаете, у нас оценки за красивые глазки ставят?

— Я подготовлюсь… — пробормотала Алиса и вдруг разозлилась: с чего это она оправдывается перед старой злобной мымрой?

Ты избранная, а она — никто, вредная злобная старуха, которую все здесь ненавидят и боятся! Почему бы не дать ей отпор? Почему бы не показать ей ЕЕ место?!

— Не кричите на меня, — сказала девушка, глядя в выпученные глаза Светланки. — Вы — просто злобная старуха! Вы как вампир, который питается страхом и болью! Вами можно только детей, как Бармалеем, пугать! И вы получите по заслугам, я это обещаю!

От неожиданности профессор культурологии попятилась, словно для защиты выставив перед собой руку.

— Вы еще меня вспомните! — уже крикнула Алиса и прикоснулась пылающей ладонью к холодным дрожащим пальцам Светланки.

Снова, как и прежде во дворе, с Дэном, ее словно шибануло электрическим током.

Светланка тоже дернулась и вдруг, совсем по-детски жалобно всхлипнув, топоча разношенными старыми туфлями, побежала прочь по коридору.

Нина стояла у окна и смотрела на эту сцену расширившимися от ужаса глазами.

— Она не права! Она всех уже тут застращала! Нужно, чтобы кто-нибудь поставил ее на место! — объяснила Алиса.

Но подруга поспешно отвела взгляд, чтобы не встречаться с ней глазами, и ничего не ответила.

«Она мне завидует, — думала Алиса, быстро шагая по улице. — Это трудно — быть избранной, я знаю. Избранный один против многих. Он слишком яркий, слишком настоящий для них».

Она повернула за угол дома и вдруг остановилась.

У подъезда стояли двое: девушка и парень. Все щеки девушки были исполосованы косыми потеками туши, а помада смазана так, что лицо стало похожим на клоунскую маску. Алиса видела в цирке печальных клоунов. Так вот девушка была точь-в-точь одна из них.

— Ты подлец! Как ты смеешь! — крикнула она, замахнувшись, чтобы дать парню пощечину.

Но тот перехватил руки подруги и плотно прижал ее к себе.

— Ну, ну, потише, не маши лапками, — засмеялся он, легко уклоняясь от ее обутой в изящный сапожок ножки.

— Ненавижу! Гад! Сволочь! — девушка попыталась плюнуть молодому человеку в лицо.

— Ах так! — прошипел он, перехватывая кисти подруги одной рукой, а второй вдруг отвесил ей ощутимую затрещину. — Вот тебе, истеричка. Так лучше?

Девушка застыла. По ее лицу тропическим ливнем катились слезы.

Если бы импрессионисты искали натурщицу для новой поражающей воображение картины, лучшей кандидатуры им было бы не найти.

— Ты… ты ударил меня?!..

Оставаться безучастной свидетельницей этой сцены Алиса не могла. В животе уже образовался тугой комок. Она вспомнила те ужасающие сцены, что показывал ей Кассиэль. А еще она вспомнила себя и Дэна.

— Отпусти девушку, — сухо произнесла она, подходя к парочке.

Плачущая девушка уставилась на неожиданную защитницу, забыв даже плакать.

— Слушай, не вмешивайся, а? — лениво бросил парень, не удостаивая Алису ни единым взглядом. — Это наше дело, что, не поняла?

— Нет, это ты не понял, — так же спокойно, сдерживая бушующую в груди ярость, ответила Алиса. — Никто не смеет бить слабых! И я отомщу тебе за всех, кому ты причинил боль!

С этими словами она протянула руку и прикоснулась ко лбу парня, словно ставя на нем клеймо.

Парень вздрогнул и выпустил руки своей пленницы.

С полминуты он неподвижно стоял, словно пытаясь осознать, что же произошло, потом вдруг посмотрел на девушку.

— Да, и вправду нет никакого смысла. Я ухожу. Мы с тобой действительно не пара.

— Но Олег! Постой! — Девушка умоляюще простерла руки, и на ее омытом слезами лице появилось беспомощное умоляющее выражение. — Ну, прости меня, пожалуйста, прости! Да, я дура, я истеричка! Но я ведь люблю тебя! Понимаешь, люблю! Ну вспомни, сколько мы с тобой ссорились, а потом опять мирились!

Он покачал головой.

— Прости, Марин, я вдруг опомнился и понял, что ничего больше между нами не будет.

Ее пальцы судорожно вцепились в его куртку, но он, один за другим, разжал их и, не оглядываясь, зашагал прочь.

Марина медленно повернулась к Алисе. Глаза девушки сверкали, словно у фурии.

— Слушай, ты кто такая?! Зачем ты вмешалась! Зачем? Да как ты смеешь!

Изогнув пальцы, словно когти, она ринулась на Алису.

— Я хотела тебе помочь, защитить! — закричала та, уворачиваясь от длинных, выкрашенных алым лаком ногтей.

— Помочь?! Помочь?!

Девушка запрокинула лицо и вдруг, словно сумасшедшая, захохотала.

— Прости, я не знала, — пробормотала Алиса. Закрыв руками пылающие щеки, она кинулась в направлении дома.

Ну почему это случилось с ней?! Она же хотела только добра! Только добра, и ничего другого!

8. Лепестки сакуры

Она узнала его даже со спины. Он сидел на скамейке у детской площадки и не обернулся, когда она подошла, хотя наверняка слышал звук ее шагов.

— Привет, Миша! — окликнула его Алиса, останавливаясь за ним. — Что ты тут делаешь? Меня ждешь?

— Жду, — согласился он, указывая на сиденье рядом с собой.

Алиса подозрительно провела рукой по скамейке: не испачкать бы джинсы, но села.

Миша молчал. Его лицо показалось Алисе грустным и немного растерянным. Кому-кому, а ей было прекрасно известно это выражение.

— Неприятности? — поинтересовалась она.

Он кивнул.

— На учебе или на работе? Ты вообще не говорил, работаешь ты или учишься?

— И работаю, и учусь одновременно, — отозвался он, чертя прутиком на земле непонятные узоры. — И ты права: неприятности, и очень серьезные.

— И там и там? — с деловым видом поинтересовалась девушка.

— Ага, — парень кивнул.

— Не парься! — попыталась ободрить его Алиса. — Все проходит, пройдет и это. У меня вот тоже неприятности были…

— И что? — Миша, наконец, посмотрел на нее, и ей вдруг стало отчего-то не по себе под внимательным взглядом серых безоблачных глаз.

— Ну… теперь уже лучше, — не слишком уверенно отозвалась она.

Они помолчали. Сидеть рядом с Мишей — просто так, не говоря ни слова, оказалось неожиданно хорошо.

— Ты когда-нибудь разочаровывалась в людях? — вдруг спросил он.

— Да, — кивнула Алиса, вспоминая о Дэне. Она надеялась, что он заплатил за ее разочарование… Но виновен ли он в нем? Возможно, она сама просто не хотела видеть, каков он с самого начала. И Светланка… не слишком ли жестоко она поступила с ней сегодня?..

— Тебя предали? — спросила девушка, глядя на молчаливого парня.

Миша покачал головой.

— Нет, хуже: предали себя, — ответил он очень серьезно.

Что-то легко коснулось Алисиной щеки. Девушка подняла голову и увидела, что это облетающие лепестки вишни. Умирая, цветы рассыпались белыми лепестками и падали на землю, словно непролитые слезы.

Миша поймал один из лепестков на раскрытую ладонь.

— Посмотри, какая хрупкая красота… — задумчиво произнес он и дунул на лепесток, отправляя его в дальнейшие странствия.

— Ты странный, — заметила Алиса, сама не зная, нравится ей эта странность или настораживает.

— Ты тоже непростая девушка, — отозвался парень, задумчиво глядя на кружащийся в плавном танце лепесток. — И, как понимаю, у тебя тоже сейчас не все в порядке. Хочешь — расскажи мне, вдруг смогу помочь.

Алиса молча покачала головой. Ей никто не может помочь. Да и разве можно рассказать все — и про Кассиэля, и про миссию, и про Светланку… Все происходило слишком быстро, как будто пущенный с горы снежный ком — катится, катится, — и нет ни минуты, чтобы остановиться, чтобы подумать.

— Ты знай, — Миша вдруг повернулся к Алисе и сжал ее руку, — знай, что ты не одна, понимаешь?! Что бы ни случилось!

Никто и никогда не говорил Алисе таких слов. И, разумеется, у нее глаза тут же оказались на мокром месте. Пришлось отвернуться, чтобы парень не заметил этих глупых слез.

— Я пойду. Мне пора, — пробормотала она, вставая. — Увидимся, конечно.

— Увидимся.

Девушка шла, надеясь, что он окликнет ее, заставит вернуться. Но нет.

У подъезда маячила знакомая фигура.

Дэн, сгорбившись и засунув кулаки в карманы куртки, мрачно пинал камень, заставляя его, ударившись о стену, отскакивать обратно.

«Вот уж вечер встреч!» — подумала Алиса и уже собиралась тихонько отступить обратно, пока парень ее не заметил, но Дэн вдруг обернулся.

— Вот и ты, — сказал он, не удосужившись поздороваться.

— Я, — согласилась Алиса обреченно.

— Я ждал тебя.

Это было очевидно. Но самым странным казалось то, что обычная болтливость, похоже, изменила Денису. Сегодня он едва выцеживал из себя слова.

— Да? — переспросила девушка, удивленно приподнимая брови и прикидывая, успеет ли она заскочить в подъезд. Дэн явно какой-то не такой, как всегда. Вдруг он совсем рехнулся? Или у него обострение, говорят, такое случается с психами в межсезонье.

Словно поняв ее намеренье, Денис преградил ей дорогу к отступлению и уставился на Алису мрачно и отчаянно.

— Что ты со мной сделала? — спросил он, прожигая ее взглядом.

Алиса вздрогнула. Неужели то самое? Неужели уже сработало? Но как?..

— Когда ты вчера говорила и размахивала руками, — продолжил Дэн, — я подумал, что ты просто городишь фигню, ну как обычно… Я всегда думал, что ты слишком глупая и мечтательная, а еще что тобой легко управлять… Ну вот… — он помолчал, пока Алиса приходила в себя, переваривая услышанное. — Вот теперь ты и сама видишь. В общем, дело в том, что я совершенно против своей воли постоянно говорю правду. Представляешь, не хочу — а говорю. И от этого теперь одни только проблемы.

Алиса вспомнила разгневанную Кошелеву с ярко-алыми пятнами на щеках.

— Ты небось и Наташке сказал что-то типа того, что и мне? — поинтересовалась она.

— Я сказал ей, что она глупая, болтливая и страшненькая. А я типа закрутил с ней для того, чтобы чувствовать себя на ее фоне умней, и вообще, понимаешь, хочу, чтобы вокруг меня было много девчонок. Мне еще в школе надоело быть тихеньким паинькой, у которого даже девушки нет! Ну не дано мне от природы ни мускулов, ни наглой морды. Так я ведь думал, что научусь болтать так, чтобы заболтать любую девчонку. Мне это совершенно необходимо, чтобы хотя бы в собственных глазах возвыситься! Мне нельзя говорить правду!

— Ага, — Алиса склонила набок голову, с любопытством разглядывая стоящего перед ней парня. — Теперь, похоже, у тебя будут проблемы.

— Алис, ну отомстила. Ладно, я действительно вел себя с тобой по-свински. Ты имеешь право на месть. Только теперь отпусти, а? — попросил он, искательно заглядывая в ее глаза.

Девушке стало противно. Как же она могла вообще встречаться с таким, как Денис! Почему не раскусила его сразу. Как здорово, что теперь у нее есть дар, переданный Кассиэлем! Вот она — картина восторжествовавшей справедливости!

— Ну нет! — Алиса отстранила Дэна рукой и открыла дверь подъезда. — Мне кажется, тебе полезно побыть честным. Это, в конце концов, справедливо!

— Погоди…

Но девушка уже захлопнула дверь перед его носом и, прислонившись к стене, слушала, как Денис колотит кулаками в дверь.

Сердце судорожно билось, а ноги едва держали Алису. Впервые в жизни она чувствовала собственную значимость, впервые могла вершить правосудие!

Ты избранная. Ты этого достойна. Как в древние времена Моисей отделял грешников от достойных, так и ты теперь вершишь человеческие судьбы. Это только начало. Твой дар будет расти, и именно ты установишь на земле царство добра и справедливости.

А ночью Алисе опять привиделся кошмар. Ей снилось, что она стоит в центре огромного смерча. Там, в самом его ядре, тишина и покой, а вокруг творится нечто невообразимое — рассыпаются, словно пазлы, дома, как спички, ломаются под невидимым ветром деревья. Вдруг среди этой суматохи и мельтешения появилось знакомое лицо, лицо Миши.

— Сакура уже облетела. Пора пускаться в путь, — сказал он и протянул руку, чтобы увлечь Алису туда, в безумство смерча.

Ей стало страшно.

— Нет, не надо! — взмолилась она, отходя так, чтобы Миша не смог до нее дотянуться.

По его напряженному лицу было видно, что он едва удерживается на месте, отчаянно борясь с ураганным ветром.

— Ты должна сделать это! Ты же не хочешь остаться одна?! — крикнул он.

И решимость Алисы поколебалась. Если весь мир будет уничтожен, сможет ли она остаться одна, захочет ли?..

— Да, я пойду с тобой! — Девушка протянула руку навстречу Мишиной руке, но вдруг почувствовала легкое прикосновение к плечу.

Чуть повернув голову, она увидела, что рядом стоит Кассиэль.

— Неужели я ошибся в тебе? — скорбно сказал он, и на гладком беломраморном лбу появилась тяжелая складка. — Неужели ты откажешься от моего дара и пренебрежешь высшей участью, которая была тебе уготована?

— Не слушай его. Просто пойдем со мной! — Миша удерживался на месте из последних сил.

— Ну что же, пришло время выбирать. Что же выберешь ты? — ангел смотрел на Алису, и в небесно-голубых глазах по-прежнему не было ни единого облачка: ни сомнения, ни любопытства.

Рука Алисы так и зависла в воздухе. Если бы знать, из чего она выбирает!

В серых глазах Миши плеснулась боль. И Алиса, не отдавая себе отчета, потянулась к нему.

Но поздно. Стихия уже унесла его прочь, и он исчез за пологом ветра.

Алиса оглянулась. Кассиэля уже не было рядом.

«Я осталась одна!» — с ужасом поняла девушка — и проснулась.

Ночь еще не истекла, и комната была полна влажной жадной тьмой, поглотившей предметы. «А что, если я действительно осталась одна?» — подумала Алиса. Умом она понимала, что этого быть не может, но страх, сидевший глубоко внутри, оказался сильнее.

Девушка встала с кровати и, ощупью добравшись до окна, отодвинула штору. Улица была темна, и только в доме напротив едва светились теплым желтым светом два окна. Единственные во всем темном доме. Алиса вдруг обрадовалась этим окнам так, словно за ними были родные для нее люди.

Успокоенная, девушка вернулась в постель и заснула так крепко, что не услышала звонка будильника.

Когда Алиса проснулась во второй раз, было уже девять. На первую пару она опоздала совершенно точно. Пришлось быстро натянуть на себя джинсы, плеснуть в лицо холодной водой и пулей вылететь из дома в надежде успеть хотя бы ко второй паре.

Запыхавшаяся, с взлохмаченными волосами, Алиса вбежала в коридор института и тут же заметила Нину. Девушка сидела на лавочке в холле и читала толстую книгу. Алиса с недоумением перевела взгляд на часы. Пара еще должна идти, но почему Нина не на лекции? У Алисы было буйное воображение, но представить себе прогуливающую занятия Нину она никак не могла.

— Привет! Что это ты не на лекции? — спросила Алиса, плюхнувшись на сиденье рядом с подругой.

Нина подняла взгляд от книги и тут же снова уставилась в текст.

— А ты разве не знаешь? — спросила она сухо.

«Ах да, мы же вчера вроде как поссорились, вот она на меня до сих пор и дуется!» — догадалась девушка.

— Конечно, не знаю. Я только что пришла, — произнесла она вслух. — А что вообще у нас по расписанию.

— Культурология, — отозвалась Нина тоном, от которого могла бы замерзнуть даже ртуть.

— Да? И что же?.. — Алиса никак не могла понять, что все-таки происходит.

— Ничего, — Нина перелистнула две страницы разом, но даже не заметила этого. — Светланку уволили — только и всего.

— То есть как? — опешила Алиса. Мысли ворочались в ее голове словно тяжелые камни. — И ты что, считаешь, будто я…

— Простое совпадение. Как и с Наташкой, — едва слышно сказала Нина, одергивая на плечах джинсовую курточку. — Ты очень изменилась. Прости, но в последнее время с тобой как-то неуютно… Холодно, что ли… — она зябко поежилась.

Не говоря ни слова, Алиса развернулась и пошла прочь. Настроение было испорчено.

Вернувшись домой, девушка включила телевизор. Показывали какой-то приключенческий фильм, и она уставилась в экран — просто так, не следя за сюжетом. На моменте погони за героем, выкравшим из какой-то древней гробницы могущественный артефакт, призывно зазвонил городской телефон.

— Ребенок, почему ты дома? — поинтересовался папа, как будто звонил специально для того, чтобы убедиться, что ему никто не ответит.

— У нас пару отменили, — ответила Алиса, радуясь, что почти не приходится лгать.

— Ты смотри там, не прогуливай, — наставительно велел папа. — Знания — это… Ну же?..

— Сила, — без малейшего энтузиазма подхватила девушка.

— Ну как там у тебя? Все в порядке?

Родительская забота начинала надоедать Алисе. Она уже давным-давно выросла. Более того, ей доверено вершить людские судьбы. И только родители могут быть так слепы, что до сих пор видят в ней пятилетнюю девочку. И эти бесконечные прибаутки, и обращение «ребенок» смертельно ей надоели.

— Пап, ну о чем ты спрашиваешь?! Все нормально, — с долей раздражения ответила она.

— Ну-ка дай мне трубку! — послышался на заднем фоне требовательный мамин голос.

— Алиса, что случилось? — мама, перехватив инициативу, тут же пошла в атаку.

— Ну ничего, мам, я же сказала!.. — Алиса скользнула спиной по стенке и, опустившись прямо на пол, в отчаянии сжала голову руками.

— Я чувствую, что-то случилось! — настаивала мама. — Хочешь, я сегодня же возьму билет в Москву?

Но Алиса, конечно, не хотела.

— Мам, ну хватит меня опекать! Мне, слава богу, восемнадцать лет, некоторые в этом возрасте уже свою семью заводят.

— Алиса, девочка, ты же не хочешь сказать… — она запнулась.

И Алиса вдруг поняла, о чем подумала мама. Ей стало смешно.

— Об этом не волнуйся! — заверила она, отсмеявшись, — мы с Дэном и целовались-то только один раз.

Мама с заметным облегчением перевела дух.

— И все-таки ты меня настораживаешь, — сказала она напоследок Алисе. — Ты всегда была мечтательной и очень впечатлительной девочкой, и мне не хотелось бы, чтобы ты попала под дурное влияние.

Попрощавшись с мамой, Алиса поставила трубку на базу и, не став возвращаться в комнату, где работал телевизор и слышались звуки перестрелки между героем и злодеями, осталась в своем углу. Воображение рисовало прекрасные картины безоблачного будущего. Девушка представлялась себе кем-то вроде супергероя. Вот они вместе с Кассиэлем плечом к плечу борются против зла, сверкающими мечами отражая атаки темных орд, и длинные волосы Алисы красиво летят по ветру. Возможно, ее опасно ранят в этой неравной борьбе, и Кассиэль будет плакать над ней, а потом коснется губами ее холодеющих губ… Нет, пусть это лучше будет не Кассиэль, а Миша.

Пораженная этой мыслью, Алиса даже села. Как вообще можно сравнить ангела и… обычного человека? Как можно предпочесть последнего? Но сейчас, сидя на полу в сумраке коридора, она вдруг поняла, что в присутствии Кассиэля всегда испытывала преклонение, восторг и… ничего больше. Ни следа того тепла и радости, что ощущала когда-то в детстве, ни следа того волнения и неясного, но жгуче-приятного чувства, что охватывало ее в присутствии Миши. Но как же так?..

Серия резких нетерпеливых звонков в дверь заставили Алису подскочить. Ну вот, только бабушки здесь не хватало!

Девушка на цыпочках приблизилась к двери и заглянула в глазок, надеясь, что у нее случилась слуховая галлюцинация. Но, разумеется, совершенно напрасно.

— Да, это я. Открывай же, Алиса, я знаю, что ты дома!

Пришлось повернуть замок и открыть дверь.

— Ну, рассказывай, что у тебя стряслось! — велела старушка, ураганным вихрем влетая в квартиру.

Алиса вздохнула. Ну конечно, обеспокоенная после разговора мама позвонила бабушке — и вот нате вам. Вызвать отряд жандармерии или лучших сыщиков Скотленд-Ярда было бы, пожалуй, не так эффективно и уж точно не столь эффектно.

Отвертеться не удалось, и пока бабушка одной рукой ставила на плиту кастрюлю с кипящей водой, а другой шинковала капусту для борща, Алиса вкратце рассказала ей об отношениях с Дэном и о событиях в институте, пропустив только Кассиэля и то, какую роль она сама сыграла во всем этом.

Бабушка только качала головой.

— Погоди, вашего преподавателя зовут Светлана Васильевна Клеменкова? — вдруг поинтересовалась она.

— Ну да, а откуда ты ее знаешь? — удивилась Алиса.

— Ну Светлана Васильевна Клеменкова — моя соседка. Мы с ней сто лет на одной площадке живем, — бабушка отложила нож и села, поставив локти на стол. — Знаешь, это женщина очень сложной судьбы. Не буду рассказывать тебе о ее личной драме, но сложилось так, что она осталась одна и целиком посвятила себя науке. Да-да, можешь не улыбаться. Может, характер у нее был не сахар, но работа была для нее всем. Она даже про собственный день рождения забывала. Принесешь ей, бывало, пирог, она откроет дверь вся растрепанная, в старом халате, а в руке — книга. Каждый раз, бедняжка, так смущалась, бежала на кухню ставить чайник и рассказывала мне о всяких цивилизациях. Слушаешь ее — словно в волшебную сказку попадаешь!..

Алиса, как ни старалась, никак не могла представить себе Светланку — всегда застегнутую на все пуговицы, с застывшим на лице кислым выражением — в домашней обстановке, мирно пьющей чай, одетую в старый застиранный халат. Это было что-то запредельное, почти фантастическое.

— Разве она так любила свою работу? — Алиса задумчиво провела рукой по столу. — Я думала, что ей просто нравится унижать других.

— Да она без работы не могла!.. Эх, что уж там.

На плите выкипал суп, но бабушка не обращала на его сердитое шипение никакого внимания.

— А разве что-то случилось? — осторожно поинтересовалась девушка.

— Случилось.

Бабушка встала, уменьшила газ и принялась пересыпать в кастрюлю капусту.

— И что же? — Алиса уже не могла ждать.

— А ты разве не знаешь?

— То, что ее уволили? — Алиса встала рядом с бабушкой, глядя, как пляшут в кастрюле пластинки капусты и проплывают в водовороте, созданном большой ложкой, маленькие смешные помидорные кораблики.

— Уволили ее за какую-то глупость. Что-то у нее с бумагами не в порядке было. Я видела ее вчера вечером. На ней лица не было. И ведь я, старая дура, прошла мимо. Надо было уже тогда ее к стенке припереть!..

Бабушка снова вздохнула.

— Ну, рассказывай же! — потребовала Алиса.

— А что там рассказывать, — махнула рукой бабушка. — Некоторые до старости доживают, а ума так и не наживают. Наглоталась Светлана Васильевна снотворного. Хорошо, что у меня душа не на месте была: пошла-таки узнать, что с ней, и вовремя «Скорую» вызвала. Вроде откачали. Но что теперь будет, и сердце у нее и без того больное.

Алиса застыла. Такой справедливости она вовсе не ожидала.

— Это я! Это я во всем виновата! — пробормотала она, чувствуя, что все тело покрывается холодным липким потом. — Бабушка, это я!

— Глупости опять выдумываешь! Ну скажи, при чем здесь ты?! — бабушка отложила ложку и погладила внучку по голове. — Успокойся. Зря я, дура, тебе сказала!..

— Вовсе не зря! Ты ничего не знаешь!

Девушка вдруг расплакалась. Все напряжение последних дней, все сомнения и страхи превратились в целый водопад слез, которые катились и катились по щекам.

— Да что с тобой, Алиса? — не на шутку испугалась бабушка.

— Н-ничего, — бормотала та, рыдая все громче.

Бабушка усадила внучку на стол и прижала ее голову к своей груди, баюкая, словно младенца.

— Ну поплачь, поплачь, со слезами часть горя-то и вытечет, — ласково приговаривала она.

Алиса плакала долго. Но даже самые горькие слезы не бывают бесконечными и вдруг иссякают, оставляя после себя чувство пустоты и усталости.

— Бабушка, а что делать, если запутался и не знаешь, как поступить? — спросила, наконец, Алиса, шмыгая носом.

— Это сложный вопрос, — покачала головой бабушка. — Всякие философы небось уйму книг про это написали…

— Психологи, ба, — машинально поправила девушка.

— Так кто их разберет, мудрецов всяких. Но вот моя мама всегда попросту говорила: «Что бы ни случилось, слушайся своего сердца. Оно одно правду знает». Вот и вся наука.

Алиса попыталась прислушаться к себе. Пустота. Бескрайняя пустота, словно выжженная солнцем равнина.

— Не получается, — она подняла на бабушку покрасневшие от слез глаза.

— Конечно, не получится! Ты сейчас умом думать пытаешься, а я же говорю: сердцем. Оно мудрее тебя. Когда придет время, все само подскажет. Только не прослушай. Поняла?

Алиса кивнула.

— Вот же дура я старая! — вдруг подскочила с места бабушка. — Про борщ-то совсем забыла. Хорошо, хоть отключила вовремя, а то всю кастрюлю бы сожгли!.. Вот уж бестолочь тебе в бабки досталась!..

9. Сожженные крылья

Вместе со слезами ушла и нерешительность. Теперь Алиса знала, что ей делать.

Закрыв за бабушкой дверь, она нашла в мобильнике номер Миши, который тот дал ей еще в первый день знакомства, и, уже не сомневаясь, набрала его.

Миша откликнулся тут же, однако голос его звучал странно, будто очень издалека.

— Привет, Алиса, — сказал он тихо и немного грустно.

— Привет! Я хотела бы встретиться с тобой сегодня, если ты, конечно, не против… — немного смущенно произнесла она. Ей еще никогда в жизни не приходилось звать парня на свидание.

— Конечно, не против.

По его голосу нельзя было понять, рад он или не очень. Но терять Алисе было уже нечего, и они договорились о встрече.

Вытащив из косметички тональный крем, Алиса долго втирала его в кожу под глазами, стараясь замаскировать покраснение и припухлость, но, в конце концов, махнула на это рукой. То, как она выглядит, было не самым главным. Самым главным было сказать Мише, что она его любит. Да, это не имело никакого отношения к истории с Дэном или со Светланкой. Но это было единственным, что подсказывало ей сердце. Теперь, когда Алиса услышала его, ей вдруг стало необыкновенно легко.

Она не загадывала далеко вперед, не выстраивала в воображении сцену разговора, не придумывала за Мишу его реплики. Она просто знала, что прямо скажет ему о том, что его любит, а дальше — не важно. На душе стало так спокойно, словно она все делала правильно.

Алиса даже не стала переодеваться и вышла из дома точно так же, как ходила в институт: в старых джинсах и короткой курточке.

Ее путь лежал к пруду. Это место она особенно любила в детстве. Здесь, на высоком извилистом берегу, они с девчонками играли в первооткрывателей, отправляясь в опасные экспедиции.

Алиса поспешила. До условленного часа оставалось еще пятнадцать минут. Но Миша уже был на месте. Девушка заметила его издали. Он стоял на краю обрыва и смотрел вниз. В своей вечной черной кожаной куртке, с капюшоном на голове.

Теперь их разделяли считаные секунды, и Алиса ускорила шаг. Парень, будто услышав ее торопливые шаги, обернулся, одновременно снимая с головы капюшон. И солнце тысячью ярких искорок вспыхнуло на его золотых волосах.

Не дойдя всего-то пару метров, девушка остановилась.

— Ну здравствуй, Алиса, — сказал Кассиэль.

Лицо его было, как прежде, прекрасно и безоблачно.

— Здравствуй… — ее снова ослепил исходящий от него свет, однако сейчас в груди не поднималось ни восторга, ни благоговения. — Я хотела увидеть не тебя.

— Неужели? — тонкие красивые брови едва заметно приподнялись. — Но отчего же? Разве не я возвысил тебя над другими людьми? Разве не я наделил тебя великим даром?..

Девушка поморщилась. Пронзительно-ярко блестела вода, отражая в себе небо. И никого не было — только они двое. Она и ангел, у ног которого послушно лежала тень с нелепо растопыренными крыльями.

— Мне не нужен твой дар! Забирай его обратно! — сказала Алиса, делая шаг навстречу ангелу. — От него одно только горе!

Кассиэль пронзительно расхохотался, запрокинув лицо к небу.

— Глупые люди! Они всегда ищут причины во всем вокруг, только не в себе! — произнес он, отсмеявшись. — Разве я велел тебе поступать так, как ты поступила? Разве мой дар изменил тебя? Нет! Он только открыл то, что было в тебе, то, что ты прятала до поры. Ты все сделала сама. Благодаря вашей хваленой свободе воли! Разве тебе не было приятно чувствовать себя избранной, вершительницей судеб?

Он снова засмеялся.

Алиса смотрела на него и не верила собственным глазам: он оказался не так красив, как ей всегда казалось. Его чертам недоставало тепла и жизни, они были словно вырезаны изо льда — безупречно-правильные, совершенные, неживые.

Она смотрела на его золотистые волосы, мягкими прядями спадавшие до плеч, и вдруг явственно вспомнила свой сон: знакомая с детства комната, теплый солнечный свет и темный силуэт ангела, держащего на ладони живую бабочку.

Озарение пришло сразу — яркой вспышкой приближающегося поезда:

— Ты не тот! Это не ты приходил ко мне в детстве!

Кассиэль равнодушно пожал плечами.

— Конечно, не тот. Я и не утверждал этого. Ты сама все выдумала за меня. Ты вообще способная девочка.

— Но ты… ты… — Алиса запнулась, не зная, что и сказать. Слова вдруг стали бесполезными и ненужными, как золотая фольга из-под конфет, зачем-то брошенная на дне пустой коробки.

— Я не подталкивал тебя ко злу. Я просто предоставил тебе возможность, и ты сама, по свободной воле избрала свой путь, — Кассиэль небрежным жестом отвел с белоснежного лба упавшую на него прядь волос. — Я победил, — добавил он и вовсе непонятно.

— Нет, ты проиграл. Проиграл и потерял все, что у тебя было, — послышался вдруг голос.

В пятно солнечного света, словно пародировавшего освещенную софитами сцену, вошел Миша. Только теперь он стал немного другим. Алиса узнавала его и не узнавала. Его короткие темные волосы были взлохмачены, серые, со стальным отливом глаза смотрели на ангела строго.

Она ничего не понимала. Неужели они знакомы?! А еще она вдруг узнала его. Это тот же незнакомец, что смотрел на нее на набережной Москвы-реки после их первой встречи с Кассиэлем, а затем она видела его во сне. Кассиэль дал понять, что это существо опасно… Но можно ли верить самому Кассиэлю?..

— Ты проиграл, — повторил темноволосый.

— Ты лжешь! — воскликнул Кассиэль гневно.

Миша покачал головой. В его глазах были теперь боль и сожаление.

— Ты пал, — тихо сказал он. — Еще в тот самый момент, когда позавидовал людям, в тот момент, когда в голову тебе пришел этот план.

— Ты лжешь! — повторил Кассиэль. — Ничего не изменилось! Я по-прежнему служу Ему и пасу доверенный мне скот. Ты говоришь о падении, но разве ты слышал негодующий звук труб, видел, как меня сбрасывают оттуда? — ангел пальцем ткнул в беззаботно синеющее небо.

— Это ты не услышал и не увидел всего этого, оглушенный и ослепленный собственной гордыней. Ты пал, Кассиэль, и, увы, это правда. И в конце концов трубы и прочая шумиха — это иносказание, фигуральное выражение. Ответь, нет не мне — себе, — как давно ты не слышишь Бога?

Ангел пошатнулся, и его безмятежное лицо вдруг исказилось гримасой гнева и боли.

— Я лишь хотел, чтобы люди знали свое место! Они слабы и уступчивы к искушениям зла! — крикнул он с негодованием.

— Так почему же ты стал злом, Кассиэль? Ангелы не искушают, — покачал головой Михаил.

— Ну что же… — Кассиэль обернулся к Алисе, и губы его искривила дикая ухмылка. — Он и вправду выиграл. Я проиграл. Но каково тебе быть игрушкой, которую мы перебрасываем друг другу? Неужели ты думала, что он — человек и случайно появился возле тебя? Неужели ты думала, что он сможет полюбить тебя и вы будете с ним вместе? Это смешно. Ты смертная, он — белокрылый ангел.

В последних словах Кассиэля звучала уже откровенная издевка, но Алиса и так поняла все. То новое и необычное чувство, которое пришло к ней сегодня, никому не нужно. Ее душа, ее сердце стали разменной монетой в борьбе высших сил. Смешно! Рассказать кому-нибудь в институте — обхохочутся. Или, что вернее, сочтут ее чокнутой.

— Да, я поняла, — тихо проговорила она, опустив голову. — Я поняла. Я пойду.

— Ты играл один, Кассиэль. С самого начала. Я лишь пытался не дать тебе заиграться.

Алиса отвернулась. Ей хотелось зажать руками уши и ничего больше не слышать. Все понятно. Миша — такой же, как Кассиэль. Только тот темный, а он светлый. Она думала, что он любит ее, а он… только спасал. Отчего-то от этой мысли стало больнее, чем от предательства Кассиэля. Именно теперь она почувствовала себя окончательно растоптанной.

— Постой!

Миша… нет, Михаил попытался взять ее за руку, но Алиса отшатнулась. Ангелам свойственно утешать. Ей не нужны утешения и ангелы-утешители тоже.

Сделав несколько шагов прочь, она вдруг вспомнила об очень важном деле и обернулась, глядя не на Михаила — только на Кассиэля.

— Я возвращаю тебе твой гибельный дар! — громко повторила она.

Все. Теперь уже все. И ничего не осталось. Только пустота в груди, только тупая боль. Девушка не плакала. Ей было слишком больно, чтобы плакать. Плачут, когда жалеют себя, плачут, когда сердечные раны уже подживают и боль постепенно сменяется тихой печалью, легкой, как дуновение летнего ветерка. Первый, самый страшный, удар переживают со стиснутыми зубами, даже не мечтая о том облегчении, что приносят слезы.

Алиса шла по знакомой с детства улице, не узнавая ни места, ни людей. Она брела словно в густом тумане, и прохожие сторонились ее.

— Такая молодая, а уже выпивает, — укоризненно покачала головой какая-то бабулька.

Но Алиса не слышала ее.

Она шла и шла, пока не врезалась в какое-то препятствие. Инстинкты, заменившие ей сейчас сознание, подсказывали, что препятствие следует обойти. Алиса шагнула в сторону, но препятствие переместилось вслед за ней. Еще один шаг — и повторилось то же. Девушка остановилась, не сразу догадавшись поднять взгляд. Но когда она сделала это, то увидела перед собой Михаила. Точь-в-точь такого же, каким она его знала всегда. Над его головой не было сияющего нимба, черты его лица не казались столь совершенно скульптурными, как у Кассиэля. Он был похож на обычного парня лет двадцати. Его выдавали только глаза — слишком пронзительные и умные, а еще — похожие на два солнышка ямочки на щеках, появляющиеся, когда он улыбался.

Сейчас он улыбался — но чему?..

— Привет! — сказал Михаил… или Миша?.. — Я говорю «привет» потому, что сегодня ты со мной уже попрощалась. И вот мы снова встретились. Заново. Можно сказать, с чистого листа. Это необыкновенная способность людей: каждый раз начинать все сначала.

Алиса не понимала, зачем он все это ей говорит.

— Но ты — не человек, — выдавила она хмуро.

— Правда! — он кивнул, легко соглашаясь с ней. — Но я буду стараться, ты же мне поможешь?.. Знаешь, сегодня замечательный день, потому что я нашел себя. Так странно, что я не понимал это долгое время.

Девушка замерла, боясь пошевелиться, страшась легким случайным движением спугнуть ощущение чуда. Сердце, замерзавшее в груди, стало оттаивать и принялось биться. Удар. Еще удар…

— Все просто, — продолжил он, — мое место — здесь, рядом с тобой. Помнишь, как мы встретились в первый раз — там, у фонтана.

Алиса кивнула.

— Это было четырнадцать лет назад, — тихо сказала она. — Почему же тебя не было со мной так долго?

Миша улыбнулся.

— Я был, всегда был рядом, просто ты меня не замечала.

— И теперь все будет так же? — осторожно спросила девушка и тут же пожалела о своем вопросе. Лучше не спрашивать. Лучше не знать. Обмороженное сердце еще помнило о боли и еще слишком боялось потрясений — любых — и грустных, и радостных.

— Нет, — твердо ответил Михаил. — Теперь все будет по-другому. Если ты захочешь.

— Захочу, — выдохнула Алиса. — Знаешь, а ведь я любила тебя всегда. С самого детства, когда мне было еще четыре, и поэтому потом не могла полюбить никого другого.

— Я знаю, — ответил он серьезно. — Я тоже полюбил тебя с тех самых пор.

Серые глаза смотрели прямо в ее глаза, и девушка видела в них свое отражение. Это необыкновенное чувство — видеть свое отражение в глазах того, кого ты действительно любишь.

Миша осторожно притянул ее к себе. От него исходило тепло, совсем как в детстве, а еще едва уловимо пахло ладаном и цветами.

— Неужели ты покинул небо только ради меня… — начала говорить Алиса.

Но Миша не дал ей договорить, прикоснувшись губами к ее губам.

И мир вдруг перевернулся и… встал с головы на ноги. Только теперь Алиса поняла, что все вокруг именно такое, как надо, только в этот миг из ее сердца исчезла та тоска, что жила в нем всегда, из-за которой ее считали мечтательницей и фантазеркой. Все встало на свои места, и пазлы сложились.

Они стояли и целовались прямо посреди оживленной улицы. И проходящие мимо них старые женщины вдруг смущенно, словно школьницы, переглянулись.

— Молодость… — мечтательно вздохнула одна.

— Любовь, — добавила вторая.

По улице неслись машины, шли, переговариваясь, люди, но Мишу с Алисой окружала особенная тишина.

— Слышишь? — спросил он, по-прежнему не разнимая рук, обнимающих девушку за плечи.

Алиса прислушалась.

— Что слышу? — переспросила она.

— А ты вслушайся, вслушайся в тишину. Она сейчас особенно звонкая. Знаешь, что это? Это смеются ангелы, радуясь тому, что на земле стало немножечко больше счастья.

— Я хочу, чтобы они смеялись всегда, — прошептала Алиса.

И тогда Миша снова ее поцеловал.