— Мисс Фицджеральд, что вы чувствовали, когда Перси приставил револьвер к вашему виску?
— Он угрожал, что убьет вас?
— Вы знали, что он профессиональный убийца?
— Что вы предпринимали, чтобы сохранить в безопасности персонал больницы?
Эбби чувствовала себя поглощенной этой стоустой, кричащей в микрофон толпой, ослепленной вспышками множества блицев. На какой-то миг она почувствовала сумасшедшее желание ответить на последний вопрос как можно парадоксальнее, ну, вроде того, что она предложила в обмен за безопасность персонала Бордвок и Парк-плэйс.
— Какое чувство вы испытывали от сознания, что благодаря вам спасено так много жизней?
— Спросите об этом офицера Вивиано и его коллегу офицера Мендельсона. Это они настоящие спасители. — Произнося эти слова, она подумала, а где Вивиано? Он обещал быть рядом с ней.
— Но вы подвергали себя смертельной опасности. Этот человек был известным преступником.
— Преступник не вручал мне своих верительных грамот. Все, что я сделала, это выиграла немного времени.
Не ожидал! Она не имела ни малейшего представления, как вести себя с репортерами, думал Майкл, прокладывая себе путь к Эбби.
— Сержант Вивиано…
— Извините, — перебил он, беря за руку Эбби и направляясь к дверям. — У нас назначена встреча в зале.
— Дружище, — умоляли фотокорреспонденты, — всего лишь несколько снимков!
— Сержант! — предложил один из ближайших фоторепортеров. — Как насчет рукопожатия или чего-то в этом роде? Одного спасителя с другим?
Наконец они пробились к стеклянным дверям. Майкл мог разглядеть, что внутри их поджидает лейтенант Кэпшоу. Выражение страдальческого нетерпения делало еще более мрачным его от природы угрюмое лицо. Репортеры все еще безуспешно призывали к сотрудничеству, и Эбби из жалости пыталась ответить на сотни вопросов, когда они с Майклом были уже далеко.
Дотошный корреспондент Юнайтед Пресс снова попросил сделать снимок, как один герой благодарит другого. Майкл обернулся к толпе.
— Вы хотите снимок? — спросил он с неожиданной улыбкой. — Хорошо, нацельте ваши камеры.
Прежде чем Эбби расслышала его слова, он нежно обнял ее и прижал к своей груди. Она попыталась сопротивляться, но безуспешно. Майкл лишь теснее сжимал ее в объятиях; потом немного согнул в талии, так что ее руки беспомощно опустились, и прильнул губами к ее рту.
Эбби потеряла всякое представление о том, где она, что с ней происходит. Но всем своим женским существом она почувствовала, как ей хорошо! И тут Эбби призналась себе, что с того мгновения, как она увидела его глаза, ее охватило неодолимое желание упасть в его объятия, прильнуть к его ладному телу, ощутить вкус его губ… И вот мечта сбылась: он обнимает ее, его поцелуй обжег как пламя, разбудил в ней затаившуюся страсть…
Это чудо длилось несколько секунд — и Эбби оказалась живой и невредимой, на ногах. Майкл стоял рядом, но его глаза еще сохраняли тепло безумной мгновенной близости. Он повернулся к репортерам с мальчишеской улыбкой и спросил, не сомневаясь в ответе:
— Ну, как вам понравилась наша импровизация?
Репортер Юнайтед Пресс был в восторге от находчивости Майкла.
— Сержант знает, как надо позировать для великолепного снимка. Надеюсь, публика будет довольна. Эта фотография завоюет особую популярность.
— Он также заработает еще одну повязку, если вздумает повторить такую непростительную вольность, — надменно процедила Эбби.
Майкл вовлек ее в вестибюль, прежде чем она могла казать что-нибудь еще в этом роде.
— Получил удовольствие, Вивиано? — насмешливо спросил Кэпшоу.
— Да сэр — добродушно откликнулся Майкл, проходя мимо.
Несколько полисменов, работавших в темном, старом здании, заметили Майкла и подошли к нему. Очень скоро здесь вокруг них образовалась такая же толпа, как на улице.
— Дружище! Рады видеть тебя! Ты пришел, чтобы узнать у старых приятелей, как по-настоящему разделываются с бандитами?
— Эй, Вивиано, что случилось? Ты пропустил занятие, как уберечься от пули?
— Я и уберегся, — улыбнулся Вивиано, принимая рукопожатия и одобрительные похлопывания по плечу, — он не попал мне в голову.
Один из полисменов решил пошутить:
— Пуля не просверлила то самое место, без которого сержант Вивиано мог бы прекрасно обойтись.
Реплика вызвала веселый смех, нисколько не задевший Вивиано. Эбби видела, что Майкла окружали истинные друзья. Он пользовался их уважением и доверием. Постоянная опасность, сознание, что на каждом шагу любого из них подстерегает смерть, — вот неразрывные узы, которые сплотили их на всю исполненную тревог жизнь. Это сообщество друзей, где понятия долга и чести были святыми, выделялось среди штатских людей с их суетными заботами. Их замкнутый мир был недосягаем для гражданского человека. Эбби чувствовала себя среди Майкла и его коллег каким-то пришельцем с другой планеты. Тем более что они еще не могли забыть погибшего офицера, которого совсем недавно похоронили с воинскими почестями.
Когда Майкл подвел ее к двери перед лестницей, Эбби наконец обрела дар речи.
— Почему вы меня так поцеловали? — нетерпеливо спросила она, с трудом переводя дыхание, превозмогая стремительное биение сердца.
— Нам наверх, — будто не слыша ее настойчивого вопроса, заметил Майкл, придерживая перед ней дверь, — прием у детектива Свэнна. Тактика — отвлекающая внимание.
Эбби остановилась.
— Что это означает, я не понимаю.
Майкл уклончиво пожал плечами.
— Это удержит их от скрупулезного изучения вашего сомнительного прошлого.
Эбби выразила явное недовольство таким ответом и молча стала подниматься по лестнице. Майкл, хитро улыбаясь, последовал за ней.
— Почему вы не ходите на свидания с полисменами? — Его сердце тоже лихорадочно билось. После первого шального поцелуя ему хотелось целовать Эбби бесконечно.
— Таков мой стиль поведения.
— Господи! Как высокопарно. Не понимаю, зачем себя так ограничивать? — недоумевал Майкл.
Она снова остановилась. Майкл тоже остановился ступенькой ниже, их глаза встретились, как тогда, в то страшное мгновение. Она не сказала ему, что воспоминание о его прикосновении все еще волнует ее. Не сказала и другого, что жаждет его поцелуев — здесь, на лестнице, где никто их не видит.
— Да, таков мой стиль поведения, — повторила она, стараясь, чтобы ее объяснение прозвучало как нечто само собой разумеющееся. — Сейчас меня не интересует личная жизнь.
— Бережете себя для другого, доктор?
— Пожалуйста, — ее серьезный тон был искренним, — поверьте мне немного.
— Тогда почему?
Эбби почувствовала, что дальше уклоняться от правды она не в состоянии.
— Так само собой сложилось, теперь трудно что-либо изменить, — неопределенно ответила Эбби, понимая, что все больше запутывается.
Майкл оставался стоять на той же ступеньке, держась рукой за перила. Какая глупость, но он в самом деле не мог разобраться в ней. Ее кидало из жара в холод с такой скоростью, что было невозможно проследить за этими крутыми перепадами. И чем сильнее она металась то в одну, то другую сторону, чем больше приводила его в замешательство, тем сильнее привлекала его. Ему необходимо было понять, кто же такая Эбби Фицджеральд. Тем более что Майкл не забыл, какое разочарование постигло его в недалеком прошлом.
Когда Эбби заметила, что Майкл не поднимается вслед она остановилась и посмотрела вниз. Он стоял там, где она оставила его и, полузакрыв глаза, потирал пальцами виски, как обычно делают, если начинает болеть голова.
— Майкл, с вами все в порядке?
Не дожидаясь ответа, она спустилась вниз. А вдруг он почувствовал головокружение, или его начало мутить посреди лестничного пролета? Он может, потеряв сознание, упасть и скатиться по ступеням, промелькнуло в мыслях встревоженной Эбби.
— Майкл? — Она схватила его за руку, повернула к себе и взглянула ему в лицо настороженными, обеспокоенными глазами.
Майкл поднял голову, окунулся в светящуюся синеву ее глаз и почувствовал, как замерло его сердце. За последние сутки он дважды видел эти полные нежного участия глаза и снова подумал, как легко может мужчина покориться их очарованию.
— Со мной все хорошо, просто некоторые вещи я не совсем понимаю, хотя и пытаюсь изо всех сил.
Глаза Эбби сверкнули.
— Тогда отвечайте мне прямо, чего вы не понимаете? Вы до смерти напугали меня.
— Благодарю вас за такое внимание к моей персоне. Извините, что нечаянно испугал вас. Несмотря на ваш «стиль поведения», вы, оказывается, способны проявлять чуткость к полисмену.
— Я врач. И забота о людях, в том числе и полисменах, — моя обязанность.
Эбби продолжала держать руку Майкла, все еще с тревогой всматриваясь в его глаза. Внезапно ее выразительное лицо стало озабоченным и растерянным.
— Вы останетесь со мной, когда детектив Свэнн будет расспрашивать меня? — с надеждой спросила Эбби.
Майкл нежно приложил руку к ее щеке.
— А я и не собирался оставлять вас.
Эбби понуро сидела, поставив чашку кофе на исцарапанный стол заседаний, и задумчиво потирала переносицу. Он бесконечно устала. После того как накануне ночью она спала всего не более двух часов и после утреннего выяснения отношений с Майклом Вивиано, она вынуждена была провести весь день, восстанавливая по крупицам малейшие подробности ограбления. Минуту за минутой. Секунду за секундой.
Что именно этот вооруженный налетчик — Мартин Перси, как любезно квалифицировало его ФБР, — произнес при своем появлении? Когда впервые она увидела второго преступника? Как он выглядел? Какого рода оружие было у него? Сказал ли он что-нибудь? Эбби видела его лишь одно мгновение, как раз перед тем, как Майкл кинулся обезоруживать Перси.
Потом перед ней разложили альбомы с фотографиями подозреваемых, чтобы опознать другого налетчика. Но все эти грубые, безликие физиономии выглядели почти близнецами на черно-белых неряшливых снимках. Эбби предупредила, что у нее плохая память на лица. Она бы узнала его, столкнувшись с ним снова лицом к лицу, но не могла быть уверенной в своих показаниях, разглядывая слепые снимки 2x2, сделанные восемь лет назад.
Эбби чувствовала себя, как истертый ковер, выбитый палкой и повешенный на веревку, чтобы проветриться. У нее пересохло горло от бесконечных показаний, возникло отвратительное ощущение, будто ее горло полно песка. Несметное количество выпитых чашечек кофе так возбудили ее, что она могла бы отплясывать чечетку. Эбби потеряла всякое представление о том, сколько времени она провела в этом затхлом звуконепроницаемом склепе. (Ее часы так и остались в ящике на работе.) Потребуется по крайней мере неделя, чтобы прийти в себя, сокрушенно подумала обессиленная допросом Эбби.
Она смогла вынести эту муку лишь благодаря присутствию Майкла. Он молча сидел рядом с ней, пока детектив Свэнн монотонно задавал обычную для таких случаев серию вопросов. Майкл терпеливо повторял их, когда Эбби приходила в замешательство, и держал за руку, если пересказ событий становился очень уж мучительным. Он предложил свою поддержку, понимание и сочувствие. Эбби черпала утешение и силы в этих полных сострадания зеленых глазах каждый раз когда давление на нее становилось невыносимым. Если Майкл чувствовал, что допрашивающий в своем заходит непозволительно далеко, он подавал знак Свэнну, чтобы тот разрешил Эбби передохнуть. Она немного отпила остывшего кофе, все ее мысли были о полисмене с глазами цвета молодой зелени на пологих холмах.
За пределами кабинета Свэнн и Майкл стояли, прислонившись к серой потрескавшейся стене, не обращая внимания на гул толпы, собравшейся в участке.
— Конечно, желательно, чтобы она разоблачила Марлоу, — вяло заметил Свэнн.
— Но я же опознал его. Этого должно быть достаточно.
— Согласен, должно, — угрюмо кивнул Свэнн. — Но кое-что так и не проясняется.
— Может быть, когда мы его задержим, он даст более определенные показания? — предположил Майкл. — Ее описание совпадает с оригиналом, просто она не в состоянии узнать его на плохом снимке.
— Ты уверен, что он был в белой майке с рукавчиками?
Майкл молча кивнул, затянувшись сигаретой.
— Мне кажется, тебе хватит курить…
— Уже кончил. — Майкл сделал последнюю затяжку и погасил окурок. — За время своей работы я выявил зловещую закономерность: одно близкое соприкосновение со смертью неминуемо влечет следующее.
Он снова осторожно потер пальцами виски. Голова разболелась с удвоенной силой.
— Ты мог бы уйти с улиц и присоединиться к настоящей полиции в подразделении детективов. Об этом я прошу тебя каждый раз, когда ты выполняешь специальное задание, но бесполезно, — посетовал Свэнн. — Не так уж много людей догадаются выстрелить в тебя, когда ты в гражданском костюме.
— Очень скоро, Свэнн, я выполню твою просьбу. Только наберись терпения.
— Хочешь уйти домой? — Вопрос был задан осторожным, нарочито безразличным тоном. — Диксон вызвался помочь мне в этом темном деле с попыткой ограбления больницы.
— Нет, я начал это дело и должен довести его до конца. — Он не заметил огорчения своего старого приятеля. Потянувшись, чтобы размять уставшую спину, Майкл взглянул на часы: оказалось, он пропустил и завтрак, и ленч. В том состоянии крайнего утомления, в каком он находился, Майкл мог бы пропустить и обед. — Так что ты намерен делать дальше?
Свэнн недоуменно пожал плечами, допил кофе из своей пластмассовой чашки и бросил ее в мусорный ящик через весь холл.
— Я бы хотел все, что связано с этим проклятым делом, упаковать, как рождественский подарок, и сбыть с рук, — но это шутка. А что я немедленно сделаю, так это задам хорошенькой леди еще несколько вопросов и выгоню вас обоих.
— Ты будешь держать ее в поле зрения?
— Да. По крайней мере, до тех пор пока не упеку Марлоу на тот свет. После того как вы оба подняли такой шум, мне очень бы не хотелось, чтобы Марлоу угодил туда раньше, чем я найду его.
— Я буду присматривать за Эбби до тех пор, пока ты собираешься задавать ей новые каверзные вопросы, — пообещал Майкл.
— Первый раз слышу, что ты добровольно согласился мне помогать. Уверен, что у твоей Эбби стройные красивые ноги, — съехидничал Свэнн.
— Беда в том, что она не назначает свидания полицейским.
— Что ж поделаешь, ей придется изменить своим правилам и терпеть твое присутствие — другого выхода у нее нет.
— Ты в самом деле думаешь, что ей не следует знать, почему мы будем следить за ней?
— Я не собираюсь говорить ей, что следить будешь ты.
— А я не скажу ей, что тебя зовут Левелин, ведь это ирландское имя у вас, негров, не встречается.
— Ты этого не сделаешь, если собираешься дождаться пенсии, — с уверенностью заявил ироничный Свэнн. — Я не скажу ей, что есть одна не совсем решенная проблема, пока ты уверен, что она действительно существует. Этого достаточно?
— Вполне.
Когда дверь открылась, Эбби приветствовала их усталой улыбкой. Детектив Свэнн сел в свое кресло. Майкл остался стоять у двери.
— Я хочу задать вам еще один-два вопроса, доктор Фицджеральд. — Свэнн нажал на клавишу магнитофона.
Эбби кивнула, бросив на Майкла страдающий взгляд. От нее не ускользнуло, что морщинки в углах его рта углубились и что у Майкла снова был серый цвет лица. Она еле превозмогла порыв подойти и спросить, как он себя чувствует.
— А теперь, — Свэнн стал раскладывать перед нею стопку новых снимков, — я хочу, чтобы вы взглянули на эти фотографии и сказали мне, узнаете ли вы кого-нибудь среди этих лиц.
— Вы хотите, чтобы я сказала «да»?
— Я хочу, чтобы вы сказали мне именно то, что вспомните.
Эбби подняла руки в знак согласия. Снова потерев переносицу, она тщательно рассматривала фотографии всех белых мужчин. Во взглядах преступников ощущалось презрение к фотографу. Эбби подумала, а как бы выглядела она сама, если бы позировала перед этой камерой?
Как ни старалась, она не могла опознать ни на одной из этих фотографий лицо, мелькнувшее за дверью. Некоторые оказались очень похожи, но полной уверенности у нее не было. Она почему-то вспомнила известную фразу, часто произносимую на одном из народных праздников: «Или обмани, или угости!» — когда вынуждена была отдать Перси его мешок с украденными наркотиками. Наверное, он очень нуждается в них, подумала тогда Эбби. Она также вспомнила, что человек за дверью больше походил на отчаявшегося, чем на злоумышленника. Но он исчез слишком быстро, чтобы можно было хорошенько запомнить его лицо. Смуглокожий, с черными волосами и глазами, без бороды и усов, ни единого шрама или царапины — то есть ни одной приметы, которая помогла бы узнать его.
— Нет, — наконец сказала она, — очень сожалею. Я не запомнила лица этого человека — вот и вся правда.
Сказав это, она кокетливо посмотрела на Свэнна:
— А теперь, не хотите ли вы посоветовать мне, что я должна сказать?
Она изумилась, увидев, что на губах обоих полисменов: мелькнула улыбка. Свэнн бросил на сержанта мимолетный взгляд. Майкл в ответ только пожал плечами. Свэнн снова повернулся к Эбби, которая старалась быть спокойной. У нее появилось неприятное ощущение, что все складывается как нельзя хуже.
Свэнн невозмутимо собрал фотографии и положил их аккуратной стопочкой возле себя.
— Вивиано говорил вам, что наш мистер Перси был вовлечен еще в несколько ограблений?
— Не только об этом. Он упомянул об убийстве.
— Да, Перси участвовал в мокрых делах еще с несколькими сообщниками. Вивиано отобрал фотографию одного из этих подонков, узнав на снимке второго человека, который был с ним вчера. Мерзкий прес по имени Бадди Марлоу.
— Прес?!
— Преступник. Доктора не единственные, кто пользуется своим сленгом, — пояснил Майкл.
— Мы гордимся тем, что наш так называемый сленг — это латынь. Нам порой нравится смущать людей, намекая, мягко говоря, на их необразованность. — Снова повернувшись к Свэнну, она показала на стопку: — Который?
Свэнн вытащил фотографию Марлоу и протянул ей. Обычная безликая физиономия, ничего хоть сколько-нибудь примечательного. Эбби добросовестно вглядывалась в снимок, пытаясь хоть за что-нибудь зацепиться.
Она перевела взгляд со Свэнна на Майкла, пытаясь извлечь из глубин памяти то, чего они ждали. И прежде всего она хотела сделать это для Майкла. Он по-прежнему стоял неподалеку от нее, внешне спокойный, но ее опытный глаз врача видел, что он превозмогал и боль и утомление, отсюда и землистый цвет лица.
Но и Майкл не меньше переживал за нее. Он чувствовал, как она ранима, внутренне не защищена. Это выражалось в ее страдающих от непосильного напряжения глазах. Чуткий Майкл видел, каких душевных мук стоит ей это изматывающее последние силы интервью. У Майкла кончилось терпение — и он решил прекратить жестокую игру на нервах.
— Если вы не опознаете его, это по-своему хорошо, — Вдруг произнес Майкл, что вызвало глубокое изумление Свэнна. — Это означает, что вам больше не придется проводить время в обществе моего великодушного приятеля. Уже время обеда. Вы голодны?
— Да, я проголодалась, — сказала она и подумала, что, наверное, следует получить разрешение Свэнна.
Свэнн жестом показал, что они оба свободны.
— Если вы нам еще понадобитесь, то я уверен, Вивиано даст вам знать об этом. — Последнее слово он оставил за собой.
Эбби схватила свою сумочку и встала, неожиданно очень взволнованная тем, что наконец покидает эту прокуренную клетку. Майкл распахнул перед ней дверь, предложил руку. Они были на свободе… Но опять раздался знакомый голос:
— Доктор Фицджеральд, — окликнул Свэнн, Эбби обернулась. — Благодарю вас. Вы были великолепны!
— Мне бы хотелось оказаться чуточку полезнее, — сказала она, словно извиняясь, что не оправдала надежд следствия.
— Вы хотите быть более полезной? — Свэнн бросил на нее невозмутимый взгляд, его смеющиеся черные глаза пытались сохранить серьезность. Он кивнул головой в сторону Майкла. — Тогда внимательнее приглядывайте за ним. Он не очень-то хорошо исполняет приказы. Особенно — докторов.
Майкл поспешил увести Эбби, боясь, что Свэнн продолжит свои разглагольствования. Было уже слишком поздно. Эбби чувствовала себя опустошенной и бесконечно усталой. Когда она пробиралась через шумный, кишащий людьми участок, Эбби никого не видела и не слышала. Для нее существовал только Майкл. Она испытывала ни с чем не сравнимое, сладостное ощущение от его близости, тепла его руки, нежно обнимавшей ее. Когда же она вспоминала, как поддерживал ее Майкл на допросе, — сердце переполнялось благодарностью.
Эбби чувствовала, что у Майкла Вивиано самые надежные руки, которым женщина может с легкостью довериться.
— У меня есть настроение съесть пиццу и выпить хорошего пива.
— Можно и пиццу, — согласилась Эбби, — но никакого пива. С кодеином — это не лучшее сочетание.
Он хитро улыбнулся, изобразив покорного пациента.
— Вы, доктора, всегда берете верх, такая уж ваша специальность.
Неожиданная радость, вспыхнувшая в его глазах, вызвала в ней непроизвольную приятную дрожь.
— А как насчет того, чтобы взять пиццу с собой? — спросила она. — Тогда мы могли бы полакомиться ею у меня дома.
— Леди! Это самое прекрасное предложение, какое я только услышал за весь день.
Эбби вновь сделалась серьезной, будто вспомнив назидания Свэнна.
— Все, что я предлагаю, это всего лишь пиццу.
— Осторожно, — предостерег он, оглянувшись. — Корпус репортеров в полной боевой готовности.
Но Эбби пропустила мимо ушей предостережения Майкла. Меньше всего ее заботили репортеры… Господь с ними!
Эбби намеревалась принять Майкла по всем правилам хорошего тона: с салфетками и приборами на покрытом скатертью столе. Она даже собиралась убрать из кухни свой велосипед, который составлял обычно ей компанию за едой.
Однако в конце концов они устроились на полу гостиной и обошлись бумажными полотенцами и руками вместо вилок. Майкл вообще ни на что не обратил внимания, пока не проглотил с волчьим аппетитом три больших куска пиццы.
Эбби заметила, что перед обедом он прошел в ванную, чтобы принять очередную дозу кодеина. Возможно, подумала она, это сила привычки, возникшей за годы службы в полиции. Когда никому нельзя показать, что у тебя слабость, или, что ты болен. У него было то, что она всегда называла «синдромом Джона Уэйна», или «синдромом героя», а проще — супермена. Ее собственные братья, хоть и не полисмены, были классическими жертвами этого кумира.
— Майкл Вивиано… Звучит очень по-итальянски, — наугад сказала она, слизывая крошки сыра с пальцев.
Майкл кивнул.
— Очень.
— Но цвет твоих волос и кожи наводит на мысль, что твоя мать, наверное, была шведка.
— Нет, француженка.
Эбби несколько удивилась.
— В семье определенно царила эмоциональная обстановка; ее создавала парижанка, не так ли?
— Не совсем. Скорее, очень шумная, когда мой отец проигрывал свои оперные пластинки.
— Опера?! — удивилась Эбби еще больше.
— Это развивает вкус — так говорил мой отец. Как и хорошее вино.
— И ты, — спросила она как можно осторожнее, — приобрел такой вкус?
Он кивнул и с удовольствием съел еще один кусок пиццы и запил его глотком коки.
— У меня есть годовой абонемент в оперу.
Эбби была поражена. Даже такой непосвященной, как она, было известно, что это означало. Чикагская оперная труппа имела мировую известность. На сцене Чикагского оперного театра выступали прославленные певцы. Абонементы в оперу годами имели стопроцентную подписку. В больнице шутили, что для того, чтобы туда попасть, нужно получить билеты по завещанию.
— И кому ты дал взятку, чтобы получить недосягаемый простому смертному абонемент? — спросила с некоторой долей иронии Эбби.
— Моему отцу.
— А твоя мать?
— Умерла, когда мне было десять лет.
Казалось, любопытство Эбби было удовлетворено.
— А как насчет твоей семьи? — спросил он непринужденно.
— Сплошной шум и гам, — призналась она. — Я единственная девочка в большом выводке, как говаривала моя бабушка. Пятеро братьев.
— Пятеро?! Не многовато ли?
— Отец хотел, чтобы мальчиков хватило на баскетбольную команду. А мама сказала, что он должен быть счастлив: получилась стартовая пятерка.
— Неудивительно, что тебя не так-то легко запугать.
— А ты давно в полиции? — спросила она, потянувшись к коробке с пиццей за очередной порцией. Колбаса, грибы и лук — отличное состояние. Совпадало с представлением Эбби о небесном блаженстве.
Майкл устроился поудобнее и глотнул коки.
— Около двенадцати лет.
— Тебе нравится?
Она заметила, что он снова дотронулся до висков жестом, выдавшим боль.
— По-разному. Многое зависит от самых непредвиденных обстоятельств.
Майкл был лаконичен. Ей же хотелось спросить о большем, но она понимала, что выбрала не лучшее время.
— В действительности я не так уж много знаю о полиции.
— С такой фамилией, как Фицджеральд, в этом городе?[3] — улыбнулся Майкл. — В вашей семье копов должно кишмя кишеть. Как и политиков.
— Мы, должно быть, исключение из этого правила. — Улыбнулась Эбби. — Солидные «белые воротнички»[4] имеют склонность к тихому пригороду. Единственное, кого у нас в роду было много, — так это бухгалтеров.
Ей было легко. Она чувствовала себя так свободно, будто знала Майкла с детских лет, словно их жизни слились в одну… Когда они разговаривали, то не возникало никаких недомолвок, оба были искренни. Когда же они замолкали, то это молчание было наполнено их чувствами.
Майкл, казалось, не замечал, когда глаза Эбби с пристрастием разглядывали четкие линии его открытого красивого лица или с нежностью погружались в прозрачную зелень его глаз. Эбби не шелохнулась, ощутив взгляд Майкла, скользивший по ее фигуре: от завитков волос, упавших на высокий и чистый лоб, до пальцев ее маленьких босых ног. Порой, даже не смотря на него, она чувствовала, где задержался его взгляд: она ощущала что-то вроде острого покалывания, походившего на легкий электрический разряд.
Эбби понимала, что пора остановиться. Она не может позволить перейти запретную черту в их отношениях. Много лет назад она приняла решение не заводить больше романов и до сих пор не жалела об этом. До встречи с Майклом, чьи улыбка и глаза гипнотизировали ее. Надо, чего бы ей ни стоило, освободиться от этой магии, от этих чар…
— Почему ты не замужем? — спросил после обдуманной паузы Майкл.
— Разве это не запретный вопрос?
Он ответил благодушной улыбкой.
— Возможно. Но мне очень хотелось бы знать.
Мне бы тоже хотелось, подумала она с горькой усмешкой.
— Я как раз размышляла об этом, когда к моей голове приставили револьвер.
— Когда ты решила завязать роман?
— Совершенно неожиданно мне стало ясно, что в моей жизни никогда не было отношений с мужчинами, которые бы меня удовлетворяли и как женщину, и как личность. Я полагала, что будет лучше, если я сосредоточусь на чем-то одном, и до сих пор это было осознанное желание — стать доктором… Почему я рассказываю тебе обо всем этом?
— Держу пари, что ты хороший доктор.
— А я держу пари, что ты хороший коп.
— Надеюсь. Это как раз то, что сказала мне моя жена, когда пять лет назад попросила меня дать ей развод.
Эбби увидела боль, которая все еще скрывалась за этими словами, и подумала, что Майкл с ней откровенен. А еще она подумала, как ей хотелось бы вот так сидеть на полу и рассказывать Майклу о всех своих мечтах и замыслах, о разочарованиях… И о трагической истории, которая случилась шестнадцать лет назад, когда четырнадцатилетняя девочка была схвачена бандитами в бакалейной лавке…
Эбби увидела, как рука Майкла инстинктивно поднялась к виску: головная боль не проходила. Эбби с тревогой подумала, что должна разорвать эти ставшие опасными отношения. Но еще не сейчас…