Любовь на острие кинжала

1

Англия

Март, 1214 год

Туман мягко стлался вокруг высоких каменных стен, опоясывавших башни Стонхемского замка. Легкий ветер шелестел в ветвях деревьев, усеянных распускающимися почками. Петух сонно пропел, возвещая рассвет. Обитатели замка просыпались. Звуки их пробуждения были слышны даже за пределами крепостного рва, отделявшего Стонхем от дремучего леса, окружавшего замок.

Рольф Драгонвик с нетерпением ждал восхода. Конь под ним волновался, и рыцарь успокаивал его легким движением поводьев и ласковым шепотом. Он делал это рассеянно, все его мысли были обращены к предстоящей встрече с графом Сибруком. Встреча должна была состояться уже давно, как и свидание Рольфа с сыном Джастином. Вернувшись из Франции, Драгонвик жаждал немедленно свидеться с мальчиком, но его опекун лорд Тарстон Сибрук всячески препятствовал этому.

Волна гнева захлестнула рыцаря. Руки в железных перчатках резко натянули поводья. Вороной возмущенно зафыркал, затряс головой, грызя удила. Наклонившись в седле, Эдмунд де Моле произнес, успокаивая:

– Терпение, мой господин. Может быть, на этот раз лорд Тарстон отпустит мальчика…

Рольф помедлил с ответом. Да, хорошо, если бы все сложилось так, как говорит Эдмунд. И надо просто набраться терпения. Но оба не сомневались: Тарстон Сибрук никогда добровольно не откажется от опекунства над племянником. Если бы Рольф не волновался за безопасность Джастина, он, даже рискуя навлечь на себя гнев короля, снес бы с лица земли замок Стонхем и освободил мальчика – в конце концов, эта была бы не первая крепость, разрушенная им. Но Драгонвик знал: начни он только действовать без королевского разрешения, и его тут же объявят вне закона. Слишком долго он шел к своей цели, слишком много пережил, чтобы вот так, в одночасье, потерять все. Сейчас, имея на руках письмо от церковных властей с предписанием вернуть ему его единственного сына и наследника, Рольф хотя бы мог надеяться на успех. Он потратил на это два года. Два года унижений, прошений, лести, подарков, взяток, наконец! А в результате – всего несколько вежливых строчек официального послания, подписанного кардиналом. И это был единственный и притом слабый шанс. Ведь известно, что король легко игнорировал церковь, ее предписания и мнение, если считал это выгодным для себя. Ссора с папой римским из-за назначения нового архиепископа Кентерберийского закончилась отлучением Иоанна [1] от церкви. И только год назад состоялось примирение. Так что сомнительно, чтобы послание, которого Рольф добился с таким трудом, могло гарантировать ему успех у Сибрука.

И все же слова Моле давали надежду. Рольф улыбнулся:

– Может, он и согласится, Эдмунд. Я слышал, что Тарстон сейчас не в большой милости у короля. – Его улыбка превратилась в саркастическую гримасу. – Что-то, кажется, связанное с распутной камеристкой, на которую они оба положили глаз.

Эдмунд мягко засмеялся, карие глаза смотрели насмешливо:

– Никогда не слышал, чтобы Тарстон Сибрук отличался сдержанностью или осмотрительностью. – Он помолчал, затем выругался: – Кровавая свинья.

Рольф глядел на неприступные каменные стены, где на положении заложника держали его сына.

– Но этой свинье хватило предусмотрительности, чтобы захватить моего мальчика. Я стану заложником сам, подобно Джастину, но выполню задуманное. Я буду преследовать Сибрука, пока не заберу то, что принадлежит мне.

Эдмунд молчал. Глаза обоих всадников были прикованы к замку, окутанному туманом. Кто-то из оруженосцев кашлянул, негромко ржали лошади, приглушенно хлюпала грязь под их копытами. Эти звуки смешивались со звоном оружия и доспехов. Друзья привели с собой небольшой отряд: ровно столько хорошо обученных солдат, чтобы продемонстрировать силу, но не внушить реальную угрозу. Рольфу нужен был только его сын, и он готов был на все, чтобы склонить Сибрука к соглашению.

Но не в его характере было ходить с прошениями. Даже если этого требовала жизненная необходимость. Эдмунд не раз замечал, что ле Дрейку было гораздо сподручнее орудовать мечом и боевым топором, нежели пером и сладкими словами, как и его древним предкам – отважным норманнам, которые, смешавшись с саксами, произвели могучих воинов. И, конечно, свою жестокую репутацию бесстрашного рыцаря он завоевал, штурмуя замки, а не в залах, упражняясь в цветистых фразах и высокопарных речах… Еще мальчиком познал он власть силы. Крупный и рослый не по годам, он раньше своих сверстников научился владеть мечом и уже тогда узнал: слабый всегда остается в проигрыше. Узнал и запомнил навсегда, поэтому сумел сохранить достояние и власть.

Но сейчас он отдал бы все, чем владел, чтобы вновь обрести сына.

– Вы слышали, кто ожидает снаружи?

Эннис Д'Арси обернулась на взволнованное бормотание своей кузины. Серые полосы раннего света струились через высокое окно, напоминая столбы тумана, и бледно вспыхивали в волосах Алисы, когда та наклонялась вперед. Заспанные босоногие служанки, сгрудившись у большой жаровни, грели над раскаленными углями руки и голые ступни. Алиса подозвала одну из них, чтобы та причесала ее. И снова повернулась к своей собеседнице, ожидая ответа. Эннис тем временем разделила свои длинные волосы на две части, тщательно перевив их узкими лентами синего шелка. Кузина с одобрением улыбалась, глядя на ее ловкие движения.

Алиса любила посудачить. И разговор начинала обычно с вопроса: «Вы слышали?» Если бы она не была по натуре безобидным и незлобивым существом, эта ее привычка к сплетням стала бы для Эннис невыносимой.

– Нет, – отвечала она покорно, – кого же держат за воротами замка в такой холод?

– Дракона!

В шепоте Алисы прозвучали драматические нотки. Она неодобрительно взглянула на девушку, занимавшуюся ее волосами, затем добавила:

– Много бы я дала, чтобы посмотреть на это ненасытное животное. Мой муж говорит, что это самый отпетый негодяй из всех вояк королевства.

Пытаясь разобраться в скороговорке кузины, Эннис недоуменно нахмурилась и после краткой паузы спросила:

– Вы имеете в виду Рольфа, лорда Драгонвика? Того, кого называют ле Дрейком?

Алиса кивнула:

– Да! Вы что-нибудь слышали о нем?

– Так, кое-что…

Эннис снова умолкла. Зато Алиса и не думала останавливаться:

– Даже для барона [2], находящегося в немилости у короля, его репутация ужасающа! Говорят, он безжалостен к врагам и не дает ни малейшей поблажки ближайшим своим соратникам. Это тот самый ле Дрейк, который спалил дотла замок одного из врагов короля Иоанна и, ворвавшись в крепость, не пощадил никого!..

Алиса наконец перевела дыхание. Эннис воспользовалась паузой:

– Что же он делает здесь?

– Тарстон не обсуждает со мной своих дел, знаю только, что муж – опекун сына ле Дрейка…

Заметив удивление кузины, Алиса улыбнулась:

– Вы пробыли здесь совсем недолго и не можете знать, что ле Дрейк сочетался браком с сестрой моего мужа. Она умерла при родах, и вот тогда Тарстон был назначен опекуном новорожденного. Я и сама не понимаю, почему король поручил моему мужу воспитание сына Драгонвика… Однажды Тарстон обмолвился, что все дело в том, что это опекунство дает ему власть над Драконом, позволяет держать его на коротком поводке, как ручного медведя.

– Мне кажется, едва ли стоит сравнивать такое свирепое чудовище, как ле Дрейк, с несчастным животным, – усмехнулась Эннис. – Вероятно, прозвище Дракон ему подходит больше всего.

Обрадовавшись шутке, Алиса засмеялась и благодарно обняла кузину:

– Да, и как я слышала, это довольно миловидный дракон. Надеюсь, нам скоро удастся убедиться в этом.

– Хорошо бы… Я никогда не упущу случая взглянуть на человека якобы красивой внешности, пусть даже о нем и говорят, будто он воюет так же варварски, как и король в Уэльсе…

– Я рада, что вы приехали к нам, надеюсь, что вы останетесь со мной и разделите мой досуг. Все остальные дамы в этом замке – такие унылые создания, что порой я просто изнываю от тоски. Я хотела бы, чтобы ваше пребывание у нас продлилось как можно дольше.

– Этого же хочу и я, – откликнулась Эннис.

Это была истинная правда. Ведь сейчас в ее жизни настало нелегкое время. Алиса могла сколько угодно испытывать ее терпение, а ей оставалось только благодарить судьбу за то, что она находится здесь, а не в заточении. С той поры, как ее муж Люк Д'Арси попал в немилость к королю и был казнен, ей более нельзя было жить в своем замке. Роковая ошибка мужа лишила Эннис последней защиты и ввергла в пучину невзгод…

– Минутку, – прервала Эннис свою кузину, которая резко отчитывала служанку, так и не справившуюся с прической госпожи. – Разрешите мне помочь вам? Я уложу ваши волосы намного быстрее.

– Извольте. – Алиса облегченно вздохнула и нетерпеливым жестом отмахнулась от провинившейся. – Клянусь, я сойду с ума, если Тарстон снова начнет настаивать на том, чтобы я взяла на себя заботу хотя бы еще об одной из этих неряшливых нерасторопных особ. Разве я похожа на няньку?

– Разумеется, нет, моя дорогая кузина, – Эннис постаралась скрыть улыбку. Нянька… Ведь Алиса частенько забывала заглянуть даже к своим двум дочкам и передоверила кузине обязанность ежедневного посещения детской. Впрочем, собственные дети, похоже, волновали Алису куда меньше тех девушек, которыми под видом служанок Тарстон окружил свою жену.

Эннис завязала последнюю ленту в волосах кузины, еще раз поправила что-то в непослушных белокурых локонах.

– Ну вот, готово.

Алиса посмотрела в маленькое зеркало и удовлетворенно кивнула:

– Я думаю, алые ленты лучше смотрятся в моих волосах, не так ли? К вашим темно-рыжим больше подходят синие… А теперь нам пора. Если не поспешим, то рискуем опоздать к мессе. А вы представляете, как разозлится отец Франсуа, если мы заставим его ждать?

– Да, вы правы.

С этими словами Эннис накинула на голову капюшон, отороченный горностаем.

– Этот отец Франсуа, как и вы, частенько отчитывает нерадивых…

Алиса так и покатилась со смеху:

– Да, но в отличие от меня он получает от этого удовольствие. Ну что же, будем снисходительны к слабостям старших.

Эннис улыбнулась и подошла к огню, а Алиса на чем свет стоит бранила служанок. В заключение раздались две-три короткие звонкие оплеухи, и наконец вся группа покинула главные покои и направилась к маленькой часовне во дворе замка.

Тусклый свет пробивался сквозь туман бесформенными пятнами. Утренний воздух еще не прогрелся. Мороз пробирал до костей, проникая даже через шерстяную мантию, отороченную горностаем, и Эннис, чтобы сохранить тепло, пыталась натянуть на руки манжеты длинных рукавов платья. Вот уже несколько дней она не могла найти своих перчаток из овечьей шерсти. В этой пропаже она подозревала одну из девиц, которых Тарстон приставил для услуг к своей жене.

Бедная Алиса – она притворялась, что не понимает, какие отношения в действительности связывают ее мужа с этими обнаглевшими служанками. Но каждый в замке знал правду. Эннис недоумевала: ну если бы кузина была некрасивой, старой. Но нет! Яркая блондинка, изящная, со стройной фигурой, хозяйка Стонхемского замка притягивала взгляды многих мужчин, кроме… собственного мужа, который в постели предпочитал ей неряшливых девиц из простонародья и вульгарных служанок. И Эннис вновь и вновь задавалась вопросом: ну почему мужчины такие грубые животные?!

Отец Франсуа с нетерпением поджидал высокородных дам, бросая суровые взгляды на группу хихикающих девушек. Алиса резко ущипнула ту, что оказалась поближе, смех и перешептывания сразу же смолкли. Наступила благоговейная тишина.

В часовне стоял такой холод, что дыхание Эннис слетало с ее губ белым облачком. Сначала она помолилась за упокой души своих родителей, затем, послушная долгу, за своего мужа. Свечи в канделябрах отбрасывали мерцающий свет на серые каменные стены, на вышитые драпировки и на отделанное золочеными нитями одеяние пожилого священника. Его голос звучал монотонно, как всегда. Эннис машинально вторила давно заученным словам молитв. И скоро перестала слушать проповедь. Несколько позже она, как обычно, погрузилась в размышления о своей судьбе.

Сейчас для нее наступили опасные времена. Совсем недавно она умоляла мужа отойти от мятежных баронов, замышлявших измену королю Иоанну. Люк не послушал ее. Когда заговор был раскрыт, лишь немногим посчастливилось бежать во Францию. Люк оказался среди неудачников: был схвачен и казнен. Он потерял жизнь, а она – свой дом. И свою свободу.

Только счастливый случай помог Эннис. Давно, когда Иоанн был еще ребенком, Хью де Бьючамп, ее отец, был одним из немногих, кто отнесся к мальчику ласково и терпимо. Даже через десять лет после смерти Хью король не забыл милости, оказанной принцу. И это воспоминание спасло Эннис от тюрьмы, а может быть, и более страшной участи.

По приказу короля она отправилась в замок Стонхем, дабы остаться там при своей кузине. Люк Д'Арси был вассалом графа Сибрука, теперь ответственность за судьбу вдовы казненного ложилась на его плечи. Тарстон назначил наместника, который должен был заботиться о ее землях, пока сам граф не подыщет для нее подходящего мужа… Муж…

Эннис надеялась, что пройдет много времени, прежде чем появится новый претендент на ее руку. Она была обручена еще в колыбели, а в возрасте тринадцати лет уже вступила в брак с мужчиной, которого до свадьбы ни разу не видела. И хотя Люк Д'Арси не был человеком чрезмерно жестоким или безнравственным, но и хорошим мужем его также назвать было трудно. Ее первым чувством при известии о смерти Люка была боязнь за собственную безопасность. Затем пришло раздражение на то, что он так глупо загубил свою жизнь. Эннис соблюдала надлежащий траур без лишних эмоций.

Она подышала на свои озябшие пальцы. За одиннадцать лет брака с Люком Д'Арси она провела долгие часы в молитвах. И, наверное, не только потому, что так положено. Сколько раз преклоняла она колени на холодные камни, чтобы испросить у Всевышнего ребенка?! Она не смогла бы ответить, никто бы не смог сосчитать. Мысль о том, что она бесплодна, была раньше мучительна для нее. Теперь она питала надежду, что это обстоятельство отвадит хотя бы некоторых претендентов на ее руку. За прошедшие годы Эннис узнала вполне достаточно о мужчинах и о супружеской жизни! О, этих знаний ей хватит до конца дней… Если бы только это было возможно, она сама управляла бы своей собственностью и все оставшиеся ей годы провела в счастливом одиночестве.

Но она понимала, что это почти несбыточное желание. Измена Люка Д'Арси королю лишила ее прав на его земли, но ее собственные владения остались неприкосновенными. Ее единственный родственник, сводный брат, живущий в Нормандии, был вассалом английского короля и, конечно, никогда не осмелится вступиться за нее. Будучи ее сюзереном, лорд Сибрук оставлял в своем кармане немалую долю доходов с ее владений. Она для него – удачное помещение капитала, ее приданое – лакомый кусок для многих.

Когда месса наконец-то закончилась, Эннис направилась к выходу следом за Алисой и остальными. Солнце уже поднялось, и туман рассеялся. Юные зеленые почки покрывали все ветви деревьев в саду, окруженном невысокой оградой. Слышалось робкое блеяние ягнят. Долгожданная весна, как и во все времена, была полна новизны и обещаний после холодной, жестокой зимы.

– Эннис, – обернулась к ней кузина, – полагаю, нам стоит поспешить в пиршественный зал. Может быть, нам повезет, и мы увидим этого мрачного Дракона, который охотится в нашем лесу…

В зале было как всегда во время трапезы. Огонь пожирал толстые бревна в камине, дым спиралью поднимался к закопченным стропилам. Хорошо обученные охотничьи птицы сидели на черных балках и время от времени пикировали вниз. Громадные гобелены, развешанные по стенам, слегка колебались от неуловимого дуновения воздуха. Высокие окна пропускали тусклый свет. Факелы трещали в настенных подсвечниках и отбрасывали мерцающие блики на длинные столы. Стол лорда располагался на возвышении в дальнем конце зала. Множество столов поменьше, поставленных под прямым углом к нему, тянулось вдоль всего помещения. За ними на длинных скамьях разместились рыцари и гости. Слуги сновали взад и вперед из кухни в зал, разнося огромные блюда с едой, которая обычно успевала остыть, пока достигала пирующих.

Лорд Сибрук любил плотно позавтракать: к обычной овсянке и молоку он, если дело было не во время поста, требовал мяса, яиц и много пшеничного хлеба. Эннис ела умеренно. Приглашенная за стол лорда, она сидела рядом с Алисой и имела прекрасную возможность осматривать весь зал. Ей было интересно наблюдать за теми, кто собрался здесь этим утром. Некоторые рыцари состояли на службе у Сибрука, и она узнала нескольких его вассалов и одного своего. Из сидевших на нижнем конце она не знала почти никого. Никакого признака присутствия Дракона не наблюдалось.

Собаки ссорились под столами, пытаясь отнять друг у друга объедки. Время от времени слышался визг, когда чей-нибудь сапог пинал особенно надоевшего пса. Гул беседы то накатывал, то отступал, как морская волна.

Наконец утренняя трапеза закончилась, к немалому облегчению Эннис. Рыцари и вассалы разошлись, слуги начали убирать со столов. Эннис привстала, чтобы покинуть зал, но Алиса дернула ее за рукав.

– Подождите, – прошептала она, – разве вы не хотите увидеть Дракона?

Эннис колебалась: любопытство удерживало ее в зале, благоразумие подсказывало как можно скорее вернуться в свои комнаты. Чем меньше она будет знать о делах Тарстона, тем лучше. С тех пор как она поселилась в Стонхеме, она слышала немногое, но и этого было достаточно. Ей претили те методы и средства, с помощью которых граф вел дела со своими вассалами – будь то простолюдины или же бароны. Но предстоящая встреча обещала быть интересной. По законам рыцарской вежливости хозяин должен был пригласить Рольфа ле Дрейка к своему столу немедля по прибытии того к замку. То, что ему пришлось ожидать у ворот, пока трапеза не окончилась, было оскорблением.

– Да, – сказала Эннис, возвращаясь на место, – пожалуй, я останусь.

Алиса благодарно улыбнулась и с видом заговорщика пожала кузине руку. Она понимала, что, если бы Эннис покинула зал, Тарстон, вероятно, и жену отослал бы вместе с нею. Эту маленькую сценку, казалось, никто не заметил, да, собственно, на это не было уже времени: Тарстон подал знак к началу переговоров. Высокий, худощавый, с острым ястребиным профилем, он восседал в кресле с прямой спинкой возле маленького стола и ждал. Свет факела мерцал в его темных волосах. Пальцы выбивали нетерпеливую дробь. За ним стоял с пером и объемистой книгой в руках писец, готовый занести в нее любое распоряжение своего господина.

Столы были убраны и сложены вдоль стен до следующей трапезы. Только несколько скамей осталось посреди зала. Оруженосцы охраняли массивные деревянные двери. Эннис заметила, что некоторые рыцари возвратились обратно вооруженные и в доспехах. Они с безразличным видом слонялись вдоль стен, но в их позах было заметно ожидание. Они готовились к схватке.

Эннис нервно сжимала руки между коленями, чтобы унять дрожь. Наконец двойные двери открылись, и было объявлено о приходе лорда Драгонвика. Когда он вступил в палату, обстановка в ней накалилась, как от удара летней молнии. Алиса бормотала что-то, очень напоминавшее молитву, да и Эннис едва удержалась от того, чтобы не перекреститься, словно защищаясь от нечистой силы.

Войдя в двери без свиты, Дракон остановился, чтобы осмотреть зал. Первым впечатлением Эннис было, что он гораздо крупнее, чем она представляла себе. Может быть, дело было в его доспехах… Ходили слухи, что он потомок могучих и жестоких норманнов, которые в свое время свирепствовали на берегах Англии. Сходство было. Говорили, что это сходство особенно заметно в бою, когда он неустрашимо бился, подобно дикому витязю. Эннис понимала теперь, что в этих слухах была немалая доля правды. Несмотря на присутствие в зале вооруженных людей графа, поведение Дракона оставалось подчеркнуто невозмутимым. Ее поразило, что, оглядывая зал, он не выразил ни малейшего смущения либо недоумения. Он и не думал дожидаться позволения приблизиться к графу. Напротив, Рольф ле Дрейк шагал вперед с высокомерием короля, игнорируя впечатление, которое он производил на присутствующих. В нем не было ничего от скромного просителя, как можно было ожидать. Нет, этот человек дерзко направился к столу, где сидел Сибрук, в свою очередь не собиравшийся пригласить посетителя приблизиться хотя бы из вежливости.

– Вы знаете, зачем я прибыл, – заявил без предисловий ле Дрейк, и Эннис задрожала от враждебности его голоса.

В ее животе возникло ощущение, как если бы она съела слишком много зеленых яблок. Дракон оказался совсем не таким, как она ожидала; его массивные плечи были покрыты кольчугой и черной накидкой, на которой был золотом вышит дракон, стоящий на задних лапах. Алая мантия свисала с его плеч, а на поясе был прикреплен меч. Он снял латные перчатки и небрежно держал их в руках. Шлем он не надел, и его белокурые волосы, короткие на висках и затылке, отливали светлым золотом. Темно-каштановая борода была аккуратно подстрижена. Эннис ожидала увидеть жестокого, грубого человека, но перед ней предстал рыцарь отнюдь не свирепого вида и самых аристократических манер. Не было ничего от варвара в его поведении, он мог бы стать героем поэмы или романа о благородной любви. Высокие скулы, прямой нос, большие глаза под темными бровями и красиво очерченный рот, который был сейчас стиснут, делали его похожим скорее на ангела, чем на дракона. Мог ли он быть тем самым ле Дрейком, чье имя связывалось с убийствами и прочими мерзостями? Это казалось ей невероятным, но все-таки это был именно он.

Сибрук не отвечал, словно не замечая посетителя. Дракон сделал нетерпеливое движение, в его голосе послышались повелительные нотки:

– Так что же, милорд?

Ответ Тарстона прозвучал небрежно и насмешливо:

– У вас странная манера просить милости, лорд Рольф. И не в моих правилах беседовать о подобных вещах таким образом.

Темная бровь резко дернулась вверх:

– Вот как? Я думаю, вы предпочли бы не обсуждать этого вовсе, Сибрук. Но у меня есть предписание кардинала, чтобы вы освободили моего сына.

– Правда? – Тарстон подался вперед, уперев руки в стол, и ласково улыбнулся. – Могу я спросить, какого кардинала? Как вы знаете, велись некоторые споры о том, кого считать истинным главой духовной власти в Англии.

– Роберта Курсона! – Ответ был подобен рычанию, а улыбка Сибрука расширилась.

– А! Он ведь теперь представитель папы во Франции, не так ли? – Тарстон пренебрежительно пожал плечами. – Хотя Курсон и может вести переговоры с королями, это вовсе не означает, что у него есть какая-то власть надо мной.

– Он англичанин по происхождению и наделен всей полнотой церковной власти. Я принес присягу верности королю. И теперь желаю, чтобы мне возвратили сына.

От волнения у Драгонвика перехватило дыхание, и он умолк, пытаясь совладать с собою. Эннис со всевозрастающим интересом всматривалась в него. На лбу его вздулись жилы, глаза сузились. Но ему не удалось скрыть свой пристальный настороженный взгляд: из-под нахмуренных темных бровей сверкало зеленое пламя ярости. Но было и еще кое-что, что привлекло особое внимание Эннис, – этот яростный взгляд был полон боли. В ожидании ответа Сибрука ле Дрейк судорожно сжимал свои стальные перчатки. И она внезапно прониклась к нему необъяснимым сочувствием и симпатией.

– Я хотел бы увидеть документ, подписанный кардиналом, – сказал Сибрук, помолчав, и ле Дрейк достал свернутый пергамент из сумки на поясе. Он ступил вперед, чтобы положить его на стол перед графом. Последовала немедленная реакция вооруженных рыцарей, послышался слабый звон мечей и доспехов. Дракон уделил этому столько же внимания, как и собакам, прятавшимся под столами. Он стоял спокойно все время, пока Сибрук разворачивал и читал официальное письмо.

Только глаза Драгонвика находились в движении, отмечая все вокруг с настороженностью, выдававшей навык опытного воина. Когда его пристальный взгляд скользнул по ней, у Эннис перехватило дыхание. Затем этот взгляд прошел мимо и обратился к другим – к тем, кто сидел за столом и стоял вокруг. Она почувствовала, как краснеет от его безразличия. В его взгляде не было никакого интереса, только констатация ее присутствия, как чего-то несущественного. Уже давно никто ее столь откровенно не игнорировал.

Его равнодушие больно ранило Эннис. Хотя она и понятия не имела, почему это должно так ее задевать, но случившееся восприняла как оскорбление. Мало кто из мужчин смотрел на нее с безразличием, даже те немногие, кто не знал еще о ее статусе наследницы, не могли скрыть своих чувств при виде ее. Ее появление никогда не оставалось незамеченным. И хотя она и не думала чваниться своей внешностью, но отлично знала об эффекте, производимом ею на окружающих. Слишком многие и слишком часто разливались в восторженных дифирамбах ее «волшебному, прекраснейшему из всех лиц».

Прежде это не имело, конечно, никакого значения для нее. Но все же сейчас ей стало как-то тревожно от того, что лорд Драгонвик, казалось, вовсе не разделяет всеобщего мнения…

Легкий шелест пергамента немедленно привлек внимание ле Дрейка и всех остальных. Сибрук смял документ, его глаза превратились в щелки, когда он посмотрел на человека, стоявшего перед ним.

Эннис не удивилась, услышав слова Тарстона:

– Я сожалею, что должен отказать в вашем ходатайстве. До возвращения короля из Франции я не имею полномочий передать вам мальчика. Это ему решать, я всего лишь опекун вашего сына. – Легкая ироничная улыбка скривила его губы: – Кое-что позволяет мне сомневаться в вашей преданности короне.

– Моя преданность короне и Англии никогда не подвергалась сомнению, – прорычал Драгонвик в ответ.

– Может быть, я ошибаюсь, тогда простите меня. В конце концов, результат тот же самый. Мое решение то же: нет.

Улыбка Сибрука погасла, когда ле Дрейк резко шагнул вперед и его рука опустилась на рукоять меча. И тотчас же весь зал ощетинился оружием. Все замерли. Все смолкло, кто-то лишь взволнованно закашлял.

Драгонвик, однако, оценил ситуацию и вовремя остановился. Но глаза все еще горели от ярости.

Стояла такая тишина, как будто даже огромные псы перестали дышать… Наконец ле Дрейк склонил голову в знак согласия с решением Сибрука:

– Как пожелаете, милорд. Когда король вернется, я надеюсь увидеть вас снова.

– Когда король Иоанн возвратится из похода на Францию, возможно. Вы должны вручить ваше ходатайство ему.

Протянув руку, ле Дрейк сказал спокойно:

– Так я и сделаю. Возвратите мне письмо. Тарстон колебался, сжимая документ в кулаке… Его глаза столкнулись с глазами ле Дрейка, и он медленно протянул смятый пергамент. Драгонвик взял его и аккуратно разгладил, прежде чем заново свернуть и спрятать в кожаную сумку. Затем он посмотрел на Сибрука ледяным взглядом, который заставил графа поежиться в своем кресле.

Скривив губы, ле Дрейк спросил:

– Я, по крайней мере, могу увидеться с сыном? Прошло уже больше года, как я не видел его.

– Конечно. Он здесь заложник, а не заключенный.

Сибрук махнул рукой:

– Я выделю вам провожатых, они отведут вас в покои для посетителей. – Он сделал паузу, затем добавил: – Вы, надеюсь, поймете меня правильно: я вынужден настоятельно просить вас оставить оружие у моего управляющего имением.

– От вас, милорд, я и не ожидал ничего иного.

Эннис затаила дыхание, когда ле Дрейк развернулся на каблуках и зашагал прочь из зала. Она медленно выдохнула и услышала, что Алиса сделала то же самое. Тишина затягивалась, слышался только скрип пера в руке писца, неистово строчившего свои заметки. Граф первый нарушил молчание, закашлял, прочищая горло, и распорядился препроводить сына лорда Драгонвика к его отцу.

Обернувшись к жене, Сибрук приказал:

– Иди с ними!

Он не назвал причину, но Эннис догадалась: граф хочет, чтобы Алиса сообщила ему обо всем, что будет сказано между отцом и сыном. Если бы он послал одного из своих людей, его замысел стал бы слишком очевиден. Благородная дама, однако, была вне всяких подозрений.

– Пойдемте со мной, – попросила Алиса кузину, послушно поднимаясь с места. Любопытство, равно как и сострадание, заставило Эннис последовать за ней. Ни один маленький ребенок не должен оставаться наедине с таким страшным человеком, как ле Дрейк. Эннис недоумевала: что же Дракон может сказать сыну, которого видел всего несколько раз за пять лет?

И она думала, что ответ на этот вопрос поможет ей лучше узнать его. Для чего это так ей необходимо, Эннис не смогла бы объяснить, но Рольф ле Дрейк заинтриговал ее.

2

Сквозь высокое окно струились длинные узкие ленты света и ложились на каменный пол. Стоя в центре комнаты, Рольф изучал окружающую его обстановку. Он чувствовал приятное тепло солнечных лучей на лице, но его пристальный взгляд был обращен к открытой двери, через которую скоро войдет его сын. Так он надеялся. Тарстон Сибрук не был человеком, на которого можно было положиться даже в такой мелочи. Теперь он знал это слишком хорошо. Прежде он был глуп настолько, что доверял Сибруку, и это дорого ему обошлось. И как только он мог разрешить Марджори оставаться в замке графа до самого рождения их сына? Это было тайной для него. Почему он уступил жене? Чувство вины перед ней за свои постоянные отлучки, может быть, и заставило его согласиться на ее просьбы. Она хотела родить первенца в доме своего детства. Он не нашел что возразить ей. Если бы не мелкий спор о земельных границах, из-за которого в критическое для жены время он оказался вдали от нее, он сумел бы помешать махинациям Сибрука. Но к тому времени, когда весть о рождении сына достигла его, Марджори была уже мертва и опекуном их малыша был назначен его родной дядя…

И вот теперь он, Рольф ле Дрейк, унижен, безоружен и, подобно нищему, должен выпрашивать встречу с собственным сыном и наследником… Боже! Джастин всегда был в его мыслях. И бывали мгновения, когда он хотел уступить жестокому желанию уничтожить Стонхем и всех в этом замке, кто осмелится помешать ему соединиться с сыном. Эти мысли его угнетали, лишая покоя и сна.

Чуть слышный звук в коридоре вернул его к действительности. Он напрягся, услышав тихий детский голос. Только когда Джастин вошел в комнату, Рольф понял, каким черствым стал: ему было трудно даже подойти к собственному ребенку и еще тяжелее сложить свои губы в улыбку, которая больше всего походила на гримасу.

– Сын, – сказал он и поразился хрипоте своего голоса.

Мальчика сопровождали две женщины. Жену Сибрука он узнал сразу. Но кто же та, другая, чья нежная рука лежит на плече ребенка? Джастин застенчиво отвернулся, и горло Рольфа сжалось от нахлынувших чувств. Как мог он ожидать, что малыш поймет отца, который никогда не бывает с ним и сам не понимает, как это возможно? Его пальцы сжались в кулаки, и он беспомощно посмотрел на сына.

– Это ваш отец.

Женщина наклонилась к уху Джастина. Рольф переводил взгляд то на сына, то на нее. Эта женщина сидела за столом лорда в зале. Он никогда ее прежде не видел, иначе никогда бы ее не забыл. Хотя на ней было простое платье синего бархата, оно прекрасно подчеркивало соблазнительную высокую грудь, а юбки расширялись ниже стройной талии. Две толстые пряди темно-рыжих волос, переплетенные синими лентами, ниспадали вдоль ее спины и гибкого стана. Один только блеск ее волос – и тот был бы незабываем, но, увидев ее лицо, уже невозможно было оторвать взгляд. Да, она была воистину прекрасна…

Женщина встала на колени около Джастина и улыбнулась ему.

– Ваш отец прибыл издалека, чтобы повидаться с вами, – сказала она, – и он ждал, долго ждал этой минуты.

– Я знаю, – просто сказал Джастин. Его глаза, устремленные на Рольфа, казалось, оценивали его… – Я помню его.

Однако мальчик не двигался с места, и Рольф колебался: он не хотел пугать ребенка, но, боже правый, как же он жаждал прикоснуться к нему, потрепать его белокурые волосы и увидеть его оживленную улыбку, которая так давно запала в его сердце!

Прокашлявшись, он пробормотал:

– Я принес вам подарок.

Глаза Джастина расширились, и дрожащая улыбка коснулась уголков его губ:

– Подарок? Для меня?

– Да.

Чувствуя себя неуклюжим, Рольф полез в кожаную сумку, висевшую на поясе, и вытащил вырезанную из дерева фигурку лошади размером с ладонь. Он надеялся подарить ее мальчику по пути домой. Сейчас приходилось примириться с тем, что при теперешних обстоятельствах это всего лишь очередной подарок при очередном кратком свидании.

Восхищенный Джастин подошел поближе и взял лошадку из рук отца. Уже одно это легкое прикосновение маленьких пальцев к его ладони заставило сердце Рольфа забиться, и он поймал себя на том, что стоит на полу на одном колене так, чтобы его лицо было вровень с лицом мальчика. Наконечник его пустых ножен громко чиркнул по каменным плитам.

– Посмотрите сюда, – сказал Рольф, указывая на вырезанные седло и сбрую лошади. – Это мой – наш – фамильный герб. Глядите хорошенько, его не так-то легко увидеть… Ага… вот сюда… Видите дракона? Силой и храбростью он превосходит всех зверей. Мой боевой конь имеет такие же знаки на своей попоне. Поскольку вы мой сын, я добавил к вашему гербу этот знак. Видите? Это называется ярлык и означает, что вы старший сын. Я вырезал его очень мелко, но разглядеть все-таки можно.

Джастин принялся нетерпеливо исследовать лошадь, его лицо просветлело:

– Я вижу это! Вы действительно вырезали ее для меня?

– Да, только для вас. Эта лошадь похожа на мою собственную. Я даже придал ей тот же дикий взгляд, что и у Вулфзиге…

Он улыбнулся, когда Джастин небрежно облокотился о его согнутое колено. Он обнял мальчика дрожащей от волнения рукой. Сын был совсем маленький, но все же очень крепкий. Под короткой туникой, которую он носил, у Джастина были настоящие мускулы – в один прекрасный день они сделают его сильным мужчиной. Штаны на нем были мешковаты и сильно измяты, ботинки истерлись, как будто он ходил, постоянно волоча ноги. Скоро Джастин вырастет и станет совсем взрослым человеком, сыном, которым можно гордиться. Что он скажет тогда своему отцу?

– А вы можете сделать еще лошадей? – спросил мальчик. Он что есть силы прижал игрушку к груди, затем поднял голову. Зеленые глаза доверчиво глядели на Рольфа, и тот мог только кивать, стараясь взять себя в руки.

– Да, – наконец прошептал он. – Я могу вырезать и других. Прошлой зимой я вырезал нескольких рыцарей и еще одного боевого коня для вас. Я подумал, что, может быть, вам понравится с ними играть.

Весь сияя, Джастин вскричал:

– И я смогу устраивать собственные турниры, правда? С настоящими рыцарскими списками? Вы принесли их с собой?

Рольф покачал головой:

– Нет, мой мальчик. В этот раз – нет. Если смогу, я принесу их как можно скорее.

Недоверие ясно отразилось на лице Джастина, когда он печально отвечал отцу после паузы:

– Что ж, привезите их в следующий ваш приезд, на будущий год.

Рольфу хотелось объяснить, что нет его вины в том, что он не может навещать сына чаще, но он боялся чересчур нагружать ребенка сведениями, которые тот, быть может, еще не в состоянии постичь. Досада и чувство беспомощности переполняли его. Крепко сжав кулаки, он молча глядел на Джастина.

Рыжеволосая женщина неожиданно вмешалась в разговор.

– Можно мне посмотреть ваш подарок? – спросила она, опускаясь рядом с Джастином на колени.

Некоторое время она восхищалась лошадью, отмечая отменное мастерство и любовь, которые были вложены в резьбу. Она объясняла, как глубоко задуман подарок и сколько времени потребовалось, чтобы сделать его. И постепенно тень недовольства рассеялась, и на губах мальчика вновь заиграла улыбка.

– Расскажите отцу про вашего нового пони, – попросила женщина, и Джастин замялся.

– Но это всего только пони, – сказал он тихим голосом. – Он совсем не такой огромный и быстрый, как боевой конь моего отца.

– Я уверена, что у вашего отца раньше тоже был пони, и только потом появился боевой конь. – Она бросила на Рольфа выразительный взгляд. Он несколько мгновений непонимающе глядел на нее, но быстро сообразил, что она имела в виду.

– О да, – сказал он торопливо, – моим первым конем был пони по имени Терн. Мне не понадобилось много времени, чтобы понять, за что он получил свое имя. Он не упускал случая, чтобы сбросить меня в самые густые заросли терновника, так что я постоянно был весь в царапинах и колючках.

Джастин засмеялся и сказал:

– Мой пони тоже так и норовит меня сбросить! Я назвал его Злюка. Но в общем он мне нравится. На следующей неделе, если я буду делать успехи в верховой езде, мне обещали прогулку за стенами замка. Монтроз обещал, а он всегда держит слово. Он старший конюх – о, вам надо посмотреть лошадей в конюшне лорда Сибрука! Некоторые из них такие большие, как целых три пони…

Пока мальчик болтал, Рольф поглядывал на женщину с благодарным чувством. Он не знал, почему она так поступила, – ведь было совершенно очевидно, что ее послали следить за Джастином и сообщать лорду все, что покажется подозрительным, – но он был благодарен ей за своевременную поддержку. Встречи с сыном были так редки и немногочисленны, что любая размолвка между ними могла иметь непоправимые последствия.

Под его взглядами женщина слегка покраснела. Этот румянец подчеркнул яркую синеву ее глаз, и он заметил про себя, что она не нуждается ни в каких искусственных уловках, чтобы усилить и подчеркнуть свою красоту. Кто же она, гадал он. Одна из множества наложниц Сибрука? Нет, невозможно, ибо в этом случае ее не посадили бы рядом с женой графа на одно из почетных мест. Тогда скорее всего она член семьи или подруга жены лорда, гостящая в замке.

Рука Джастина, лежащая на отцовском колене, вернула внимание Рольфа к сыну, и он улыбнулся. Повинуясь своему давнему желанию, он взлохматил светлые волосы мальчика так, что они встали дыбом наподобие пучков соломы. Волосы были жесткими, как и его собственные, не то что легкие и тонкие волосы матери. Но белизну кожи Джастин унаследовал от Марджори. Полное слияние двух родов в одном маленьком ребенке, которое должно было бы соединить их навеки, странным образом обернулось жестокой враждой. Борьба за власть никогда не кончалась, и Рольф на свой лад был в ней столь же виноват, как и Сибрук.

– Вы вернетесь к празднику Майского дня? – спросил Джастин, и Рольф отрицательно покачал головой:

– Нет, мой мальчик, я хотел бы присоединиться к вам, но в этом году ничего не получится. Может быть, в следующем, если позволит король, вы будете жить со мною в замке Драгонвик. Вам бы хотелось этого?

– Не знаю.

Рольф улыбнулся непосредственности ребенка, а Джастин добавил:

– Я никогда не видел его. Ваш замок такой же большой, как и Стонхем?

Рольф колебался. Он хорошо знал жену Сибрука, которая так и вилась вокруг, тщательно прислушиваясь к разговору. Малейший намек на его реальные силы грозил опасностью.

Рольф медленно покачал головой:

– Нет, совсем не такой большой. У меня на службе всего несколько людей, и очень многое находится в запустении. Большая часть моего состояния пропала во время войны. Но скоро, надеюсь, удача вновь улыбнется нашей семье. Этого он не мог не добавить, заметив разочарование Джастина.

– О, – мальчик выглядел удрученным всего лишь мгновение, затем сказал: – Вы должны все исправить. Если я – ваш наследник, то не хотел бы получить в наследство груду камней.

Удивленный столь зрелым ответом, Рольф поднял голову, услышав приглушенный смех. Его взгляд встретился со взглядом синих глаз, искрящихся таким весельем, что и сам он не смог удержаться от смеха.

– Я постараюсь исправиться, – пообещал он и обнял Джастина так сильно, что мальчик испуганно пискнул. Отец немедленно ослабил объятия, чтобы своей кольчугой не поранить нежную кожу мальчика. Сжав его плечо, он посмотрел Джастину в глаза. – Знайте, мой сын, – сказал он мягко, – что даже когда я не могу быть с вами, то в душе все равно я с вами всегда. Что все, что я делаю в жизни, я делаю не для себя – ради вас. Вы понимаете?

– Да, отец.

Впервые Джастин назвал его отцом, и Рольф не мог говорить, так у него перехватило горло. Он нежно взъерошил волосы мальчика, затем поднялся на ноги. Облаченный в доспехи солдат возник в дверном проеме, и Рольф понял, что время свидания закончилось… Так даже лучше, подумал он, если бы он остался еще ненадолго, то просто расплакался бы. На прощание он слегка коснулся головы сына.

– Бог с тобою, сын мой, – сказал он хрипло.

Джастин пристально поглядел на него, и из его глаз под густыми ресницами закапали слезы.

– Бог с вами, милорд, – ответил он покорно, и его тихий голос дрожал. Он отвернулся.

Жена Сибрука появилась в дверях, и леди с темно-рыжими волосами взяла Джастина за руку. Он повернулся, чтобы идти с нею, но вдруг вырвался и бросился в объятия отца… Рольф поймал его и отчаянно прижал к груди. Он чувствовал крошечное бьющееся сердце даже через одежду и кольчугу и на миг закрыл глаза. Затем аккуратно поставил Джастина на пол. В этот раз мальчик уходил, не оглядываясь, его спина казалась жесткой и прямой, деревянного коня он крепко сжимал в руке.

Подняв голову, Рольф увидел слезы в глазах женщины, обернувшейся к нему, и вновь задался вопросом, кто же она? Но кем бы она ни была, ее сердце явно сочувствовало ему. А сочувствие никогда не являлось отличительной чертой женщин, которых он знал.

Когда они вышли, он направился к двери, и вооруженный солдат, стоявший там, кинул на Рольфа настороженный взгляд. Рыцарь спокойно и твердо посмотрел на него.

– Та леди, что сопровождала жену Сибрука, – ее сестра? – спросил он небрежно.

– Нет, она кузина миледи.

Ее кузина. Да, известное сходство налицо, хотя леди Алиса явно куда менее импульсивна, чем ее сдержанная кузина. И ни капли сострадания в холодных карих глазах хозяйки замка, смотревшей на него и Джастина с подозрением. Но Рольф ничуть не был удивлен такой несхожестью в характерах между членами одного семейства. Разве он не служил под предводительством короля Ричарда [3]? Разве ему не были известны вопиющие различия между тем королем-воином и малодушным человеком, который теперь правит Англией? Да, все это ему было известно и причиняло боль. Возможно, Ричард и не был разумным правителем, но в отличие от Иоанна ему было знакомо чувство чести.

Он никогда не унизился бы до того, чтобы отобрать у верного вассала заслуженную награду, как это сделал Иоанн. Что ж, однажды Иоанн пожалеет о том, что так деспотично насаждал свирепые налоги и несправедливо конфисковывал законную собственность.

И точно так же в один прекрасный день Тарстон Сибрук пожалеет, что разлучил его с сыном. Пальцы Рольфа сжались в кулаки.

– Ступайте за мною, милорд. – Голос охранника вернул Рольфа к действительности. Он поднял с пола свои железные перчатки и последовал за солдатом.

– Я хотела разрядить напряженность – и только, – ответила Эннис на вопрос кузины. – Мальчик не должен бояться своего отца.

– Боже правый, да почему это вас так заботит? – Алиса широко открыла большие карие глаза. – Он всего лишь заложник, содержащийся здесь для того, чтобы заставить Дракона прилично себя вести. И совершенно неважно, довольны ли отец и ребенок. Опасно позволять им общаться.

Эннис нахмурилась:

– Теперь вы говорите в точности как ваш муж.

– Так что же? Тарстон, может, и не самый справедливый человек в мире, но он часто бывает прав относительно таких вещей. Сами подумайте: весь Линкольншир, как говорят, охвачен мятежом. Замок Ричмонд в Йоркшире осажден и вот-вот падет. Если ле Дрейк получит даже самую незначительную уступку, он скоро будет у наших ворот с целой армией. Вы этого хотите?

– Я думаю, – медленно сказала Эннис, – что лорд Драгонвик просто хочет возвратить сына. Он не показался мне человеком, способным нарушить однажды данную клятву.

Она собрала волосы, ладонями пригладила их концы. Сцена, свидетельницей которой она только что стала, произвела на нее глубокое впечатление. Хотя она и допускала, что ее чувствительное сердце могло неверно истолковать отдельные слова, никакого сомнения в любви и преданности отца не возникало. Доказательством тому служила хотя бы эта маленькая лошадка. Сколько часов, должно быть, потратил он, чтобы с таким усердием изобразить все детали семейного герба, гриву и хвост своего боевого коня, его раздувающиеся ноздри и дикие глаза! Эта игрушка имела куда больший смысл, нежели простой подарок: вырезая лошадку, он вложил в свой труд главную идею семьи – наследование от отца к сыну. Каждый раз, как юный Джастин станет играть с конем, он будет видеть свой фамильный герб и вспоминать отца, который дал ему эту игрушку.

Алиса фыркнула:

– Я думаю, в поступках Драгонвика вы углядели куда больше, чем оно есть на самом деле. Как только он получит назад своего сына, он сразу развяжет войну. Разве вы не слыхали о его былых подвигах?

Эннис сказала раздраженно:

– Да, трудно было не слышать об этом. Но я вспоминаю своего собственного отца, который говорил, что всякая война – зверство и что люди в конце концов теряют чувство жалости.

– Это не извиняет ле Дрейка. Вы слышали, что он позволил своей жене умереть, так как не позаботился обеспечить уход за ней после родов?

Алиса воткнула иглу в полотно, которое она вышивала, затем посмотрела на кузину в поисках поддержки:

– Вот почему Тарстон и оградил мальчика от забот ле Дрейка. Это ребенок его сестры, и он стремится уберечь его от вреда. Если уж человек не позаботился о безопасности своей собственной жены, то сделает ли он нечто большее для беспомощного ребенка?

Эннис пришло на ум, что Тарстон куда больше заинтересован в получении доходов с земель своей покойной сестры, по наследству отходящих ее сыну, чем в соблюдении интересов мальчика, но вслух она сказала другое:

– Похоже, лорд Рольф очень любит своего сына. Я не думаю, что он может причинить ему вред.

Алиса покачала головой:

– Я не доверяю ему. Хорошо еще, что его состояние ничтожно, иначе бы мы тут же увидели Дракона у наших ворот с толпою вассалов – не важно, верных или враждебных королю. Я передала Тарстону его слова о том, что замок его лежит в руинах, а все золото съела война.

Ее игла пронзала полотно вышивки, натянутое на пяльцы.

– Бессмысленно было посылать меня подслушивать. Все, что ле Дрейк мог сделать, так это глазеть на своего глупого мальчишку.

Эннис смотрела в сторону, рассеянно разглядывая гобелен, вышитый ею для ризницы, но все еще висевший в комнате на раме. Сцена из жизни Христа изображала его первое чудо.

Противоречивые чувства смущали Эннис. Алиса была совершенно уверена в том, что говорила, и, по правде сказать, ничто до сих пор не опровергло слов кузины – молва была единодушна. Слухи о Драгонвике опережали его и задолго до сегодняшнего дня были известны Эннис. Не приходилось сомневаться, что в основном его репутация была им заслужена. Так неужели же та порядочность и благородство, которые она ощутила в нем, были притворством и маскарадом? Конечно, жестокость его не была преувеличением. Эннис ясно прочитала ее в его глазах во время встречи с Тарстоном Сибруком.

Но теперь она хорошо понимала его враждебность к графу. Ее собственная неприязнь к этому человеку быстро росла по мере знакомства с его взглядами и методами. Сибрук использовал своего племянника как заложника. Это было бесчестно. Правда, король пошел еще дальше. Прошло не так много времени с того дня, как он приказал повесить двадцать восемь детей уэльских баронов – некоторым из них было не более пяти лет, – которых он держал в заложниках, чтобы обеспечить покорность их отцов, и это повлияло на ход уэльского восстания.

Эннис была потрясена зверством короля. Вовсе не обязательно привыкает человек к жестокости, даже если постоянно ее видит или живет среди нее. Алиса часто упрекала кузину в излишнем мягкосердечии и, видимо, была права. Мало кто разделял отношение Эннис к насилию. Она вновь вспомнила трогательную сцену между Драгонвиком и его сыном. Мог ли свирепый воин быть способен на такую любовь?

– Вы меня больше не слушаете? – требовательно воскликнула Алиса, и Эннис повернулась к кузине:

– Простите меня, я задумалась о своем.

– Могу себе вообразить. – Алиса поджала губы. – А вы слышали, что старшая дочь Роберта Фицуолтера Матильда вышла замуж за Джоффри де Мандевилла и, по слухам, была отравлена королем за то, что ему отказала? Он послал ей отравленное яйцо. Говорили также, что Роберт был вынужден бежать из Франции после того, как король приказал снести его замок…

Убедившись, что внимание кузины наконец-то всецело обратилось к другим, близким ее сердцу предметам, Эннис притворилась, что сосредоточилась на гобелене и сплетнях. На самом же деле она углубилась в свои мысли, размышляя о том, что можно сделать для мальчика, оказавшегося без матери и отца, чем ему помочь? Своих родителей она потеряла рано, так не попробовать ли ей восполнить эту потерю для маленького заложника? Она будет наведываться в детскую осторожно, увеличивать время своих посещений постепенно, чтобы никто не заподозрил ее. Если уж ей счастье не улыбнулось, то дни этого ребенка она постарается скрасить.

…Эдмунд де Моле обернулся в седле и взглянул на своего лорда. Солнечный луч, пробивавшийся сквозь ветви, осветил его лицо под шлемом с поднятым забралом.

– А если и сегодня они не приедут, мой господин? Мы будем ждать их и завтра?

– Мы будем ждать. Появятся они сегодня или нет, я сказать не могу. – Руки Рольфа крепко сжимали поводья. – Но что они прибудут, я уверен, Эдмунд. Я иду по следу, и это, быть может, мой единственный шанс вернуть сына.

Кивнув, Эдмунд слегка приподнялся в стременах: с возрастом его суставы утратили былую гибкость, и ему было трудно долго сидеть верхом. Рольф это знал, но другого выхода не было. Эдмунд наотрез отказался остаться в Драгонвике, он непременно желал сопровождать своего сюзерена. Всю прошлую неделю они каждое утро прятались в этих лесах вдоль большой дороги, ведущей в замок Стонхем. Дождь поливал их два дня, но последние три выдались яркими и солнечными. Рольф был уверен, что обещанная Джастину поездка за стенами крепости скоро состоится. Мальчик говорил о ней так убежденно, что это не могло быть неправдой. Трудно обмануть ребенка, привыкшего к обману. То, что он с таким недоверием воспринял известие о возвращении отца, было достаточным доказательством того, что его непросто одурачить.

Рольф был благодарен прекрасной рыжеволосой леди за ее вмешательство, которое так помогло ему.

– А, рыжеволосая леди, вы говорите? – Эдмунд захихикал. – Клянусь, это не кто иная, как леди Эннис, которая была замужем за этим недоумком Люком Д'Арси. Она действительно кузина леди Сибрук. Ее недавно сослали в Стонхем по приказу короля за дурацкие дела ее мужа. И прекрасная, скажу я вам, вдова.

Нахмурясь, Рольф некоторое время изучал своего старого друга.

– Вы можете рассказать историю каждого английского семейства? – спросил он наконец, дивясь обширным познаниям Эдмунда.

Кивнув, Эдмунд ответил:

– Отцом прекрасной леди Эннис был Хью де Бьючамп, благородный джентльмен, служивший еще королю Генриху [4], а затем и Ричарду.

– А, Хью де Бьючамп… Я вспоминаю, он находился при короле Ричарде в Шамо, когда тот получил роковую рану, не так ли? Это была одна из светлейших голов того времени, как я помню.

Вслушиваясь в тишину, Рольф замолчал, думая о тех бурных годах. Сам он был еще юнцом, только приобретавшим рыцарские навыки. Хью де Бьючамп вызывал его особенное восхищение. Неудивительно, что дочь его унаследовала такой ясный ум. Именно находчивость леди Эннис помогла ему с Джастином в трудную минуту.

Отмахиваясь от надоевших насекомых, гудевших вокруг его головы, Рольф оглядел дорогу, ведущую к замку Стонхем. Он расположил своих людей поодиночке за деревьями. Они так слились с лесом, что казались частью его. Этому приему Рольф научился во время войны в Уэльсе. Теперь он молил Бога, чтобы это помогло ему так же, как когда-то хитрым уэльским баронам.

Время, казалось, еле ползло. Становилось жарко. Насекомые роились вокруг, блестя своими крошечными телами. Они измучили отряд. Хотя воздух был по-прежнему холодным, пот струился под доспехами и шлемами. Солнце стояло уже высоко, и его свет пятнами пробивался сквозь толстые ветви деревьев и молодые зеленые листья. Лес был спокоен.

Рольф пошевелился в седле, и его конь мотнул головой, отгоняя назойливую муху. Звук звякнувшей уздечки раздался в лесной тишине. Нагнувшись к морде коня, рыцарь погладил его, успокаивая. Слабое движение привлекло его внимание, и только он встал в стременах, как дозорные, которых он выслал вперед, возникли из глубокого мрака леса.

– Милорд, – тихо сказал разведчик, – они приближаются. Там дюжина солдат. Они охраняют шестерых детей и трех женщин.

«Терпение, – думал Рольф, продвигаясь вперед, – иногда вознаграждается».

На расстоянии около лье [5] появился маленький отряд. Воины, разделившись на две группы, возглавляли и замыкали его, а в середине видны были женщины и дети. Блики солнечного света отражались от шлемов и кольчуг. Среди женщин он узнал леди Эннис. Джастин, несомненно, был рядом с ней.

Его люди знали, что делать, и стали в засаду с обоих флангов. Одновременная атака со всех сторон сулила успех. Внезапность нападения должна была увеличить преимущество еще более. Рольф надеялся одним стремительным маневром отбить сына. В месте, которое он выбрал для нападения, дорога сильно сужалась, а густой лес по ее сторонам не даст людям Сибрука разбежаться.

Сдерживая нетерпение, он ждал противника, готовый к бою. Вот отряд скрылся из виду за изгибом дороги, но уже слышались женский смех, голоса детей, стук копыт в сухой пыли. Когда всадники вновь показались из-за поворота, Рольф дал сигнал передовой группе.

Его люди выскочили из леса на дорогу и тут же зарубили первых двух солдат Сибрука. Женщины пронзительно завизжали, их вопли смешались с громким ржанием испуганных лошадей. Мечи звенели, и кричали люди, слышался глухой стук сталкивающихся людей и животных.

Рольф пробился в середину схватки и увидел Джастина, пытавшегося удержаться в седле. Его пони брыкался и вставал на дыбы, а глаза смотрели дико и испуганно. Жизнь мальчика была в опасности. Рольф наклонился вперед и выхватил его из седла. Отчаянное сопротивление сына поразило его. Но он тут же понял, что Джастин его не узнал из-за опущенного на шлеме забрала. – Успокойтесь, – проговорил он, пытаясь удержать рвущегося прочь ребенка, – это я, ваш отец.

Джастин перестал сопротивляться и всмотрелся в него, беспокойно хмурясь. Убеждать его не было времени, борьба в тылу и на флангах разгоралась все жарче. Повернув коня, Рольф стал пробивать себе путь сквозь толпу сражающихся к тому месту, где ждал его Эдмунд. Он передал мальчика в его руки с приказом скрыться как можно быстрее.

– Доставьте его в безопасное место любой ценой, – добавил он, натянул поводья, повернул коня и снова ринулся в бой. Он хотел отвлечь солдат на себя, чтобы дать Эдмунду время ускакать с Джастином с поля боя. Его меч описывал сверкающие дуги. Времени для раздумья не было, его тело действовало машинально. Сражение было для Рольфа привычным делом, яростные выпады и молниеносные отражения ударов – в этом он был непревзойденным мастером: ведь более половины своей жизни он провел в битвах.

Обе стороны делали все возможное, чтобы не причинить вреда женщинам и детям, оказавшимся в самой гуще борьбы. Оруженосец Сибрука пытался создать вокруг них подобие защитного барьера. А Рольф ждал, когда Эдмунд с Джастином скроются, чтобы тотчас отозвать своих людей и отступить. Ни в коем случае он не хотел рисковать жизнями женщин и детей после того, как его цель будет достигнута. Спасение Джастина стало бы его триумфом и местью.

Отражая щитом сыпавшиеся на него удары, вращая сверкающим мечом, Рольф пришпорил своего огромного боевого коня. Клинок глубоко вошел в грудь противника. Он услышал хриплый крик и бросил взгляд на упавшего, затем посмотрел кругом и остался доволен: из дюжины всадников, выехавших из Стонхема, осталась только половина.

Рольф собирался уже подать сигнал к отступлению, как вдруг один из его воинов сразил солдата, охранявшего женщин и детей. Рванувшись вперед с сердитым криком, он увидел, что раненый волочится на поводьях за конем. Охваченное паникой животное встало на дыбы, молотя копытами воздух, и рухнуло прямо в толпу женщин и детей. Вопль ужаса огласил поле битвы.

Среди хаоса мелькающих копыт и тел еще одна лошадь упала, увлекая за собой наездницу. Он увидел, что это была леди Эннис – ее огненные волосы нельзя было спутать ни с чем. Рольф попытался пробиться к ней, но новая волна боя накрыла ее, он потерял ее из виду. Пришпоривая коня, чтобы пробиться к ней и спасти, он прекрасно понимал, что тем самым играет на руку врагу. Но он надеялся, что солдатам Сибрука, с трудом отбивающимся от его людей, сейчас не до нее. И он снова направлял своего коня к тому месту, где она упала. Он пробился сквозь столпившихся в беспорядке лошадей, сквозь мелькание клинков и испуганно вопящих женщин. Он нашел ее. Леди Эннис посмотрела на ле Дрейка глазами, выражавшими одновременно и страх и доверие, и протянула к нему руку. В этот момент одна из лошадей взбрыкнула и встала на дыбы. Удар копыта пришелся Эннис по голове, и она рухнула прежде, чем Рольф успел подхватить ее. Он выругался. Изогнувшись в седле, поднял ее с земли как раз вовремя: еще мгновение – и она была бы растоптана. Леди Эннис была без сознания и безвольно висела на его руках, ударяясь о лошадь при каждом движении. Отягощенный этим бременем, Рольф вспотел от усилий удерживать равновесие. Она тяжело лежала на его руке с мечом, и он не мог наносить и отражать удары, это делало его уязвимым – он лишь оборонялся щитом, который держал в свободной руке. Ле Дрейк понимал, что должен освободиться от своей ноши при первой же возможности, иначе гибель грозила им всем. Выведя коня из сражения, он осмотрелся в поисках безопасного места, где мог бы ее положить. Вдруг он услышал высокий тонкий крик:

– Отец!

У него похолодела кровь. Далеко впереди Эдмунд де Моле вел отчаянную борьбу. Один из рыцарей Сибрука вступил с ним в жестокую схватку за Джастина. Он пустил коня во весь опор, но уже понимал – слишком поздно… Высоко поднятый меч обрушился на шею и плечо Эдмунда. Когда он падал из седла, человек графа вырвал Джастина из его рук…

Не желая сдаваться, мальчик вырывался с истошным криком:

– Отец!!!

Рыцарь слегка ударил Джастина, чтобы тот замолчал, и погнал свою лошадь бешеным галопом в просвет между деревьями через луг. Рольф поглядел на леди Эннис, висевшую на его руке, и немедля принял решение. Он остановился только на мгновение, чтобы опустить ее в траву на обочине, а затем продолжил преследование. Из-под копыт летели комья дерна. Он чувствовал напряжение всех мускулов коня, вновь и вновь погоняя его. Выскочив на широкий луг, Рольф пустил его во весь опор. Но человек Сибрука летел, как будто сам дьявол гнался за ним. Когда ле Дрейк поднялся на холм, покрытый зеленой травой, то увидел, что из Стонхема вышло подкрепление. Очевидно, кто-то успел поднять тревогу. Перевес был явно на стороне противника. Но Рольф не желал сдаваться и пришпорил коня. Солнечный луч скользнул по окровавленному лезвию его меча, когда он высоко поднял его над головой. Если бы он мог дотянуться мечом до всадника или его лошади, победа была бы за ним. Он все еще не хотел расстаться с надеждой…

Издав свой боевой клич, ле Дрейк увидел полный отчаяния взгляд рыцаря, обернувшегося к нему. Тот понимал, что должен добраться до своих раньше, чем Дракон доберется до него. А Дракон уже совсем близко. Успеет ли он? Рольф пришпорил Вулфзиге, чтобы опередить рыцаря и отбить сына. Но удача уже склонилась на сторону Сибрука. И хотя огромный конь несся на пределе своих сил, враг, преследуемый страхом смерти, успел доскакать до своих: они ждали его возле повозки, запряженной парой лошадей. Теперь вместо одного перед Рольфом было полдюжины, а то и больше солдат. И рыцарь остановился – дальнейшая борьба не сулила успеха.

– Разрази меня бог! – выругался Рольф, борясь с отчаянием, поскольку был вынужден отступить. А его конь едва остановился, как уже спокойно опустил голову, довольно зафыркал и принялся щипать траву. Солнечный свет отражался от брони доспехов и светлых волос Джастина. Рольф увидел испуганное выражение на лице мальчика, выглядывающего из-за плеча своего похитителя; затем они скрылись за гребнем холма.

Горечь поражения комом стояла у него в горле. Все впустую. Теперь Тарстон удвоит охрану, и вряд ли представится случай для новой попытки. Озираясь кругом, Рольф медленно возвращался тем путем, по которому только что промчался так стремительно. Бой закончился. Мертвые лежали на земле, и дорога была пуста. Раненые пытались встать на ноги, зажимая кровавые раны. Послышался шум приближающегося вражеского отряда. Рольф поглядел сверху вниз на одного из своих людей.

– Мы пытались, милорд, – проговорил Гай Фицхью, задыхающийся и окровавленный. Его темные волосы слиплись от пота. Пеший, он стоял посредине дороги и жестами показывал на разгромленный отряд. – Эдмунд де Моле мертв.

У Рольфа перехватило дыхание.

– Соберите раненых. Мертвых мы вынуждены пока оставить. – Под осуждающим взглядом Гая Фицхью он добавил: – Подходит вражеское подкрепление. Они увезли всех женщин и детей?

Сэр Гай кивнул:

– Да. Кроме этой.

Леди Эннис все еще лежала на обочине, где он и оставил ее. Горячий гнев охватил его. Если бы он не бросился выручать леди, то смог бы помочь Эдмунду в его борьбе с солдатом. Если бы не она, Эдмунд был бы сейчас жив и его сын находился бы рядом. Рольф посмотрел на Гая Фицхью.

– Принесите ее, – резко приказал он. – Вероятно, Сибрука заинтересует обмен заложниками.

3

Монотонное движение раздражало ее. Эннис закрыла глаза, пытаясь унять пульсирующую боль, которая горячими волнами накатывала на нее, а левая сторона головы болезненно реагировала на любое прикосновение. Но неудобство менее всего волновало Эннис.

Открыв глаза, она увидела перед собой прямую спину Рольфа ле Дрейка. Он ехал во главе отряда, задавая жесткий темп. С той минуты, как она очнулась в седле перед одетым в кольчугу рыцарем, пропахшим кровью и потом, дурное предчувствие мучило ее куда больше, чем болезненная пульсация в голове.

Она сразу поняла, что случилось в то время, когда она была без сознания. Не требовалось особой сообразительности, чтобы догадаться, что она захвачена в плен. Отряд одетых в кольчуги рыцарей свернул свои знамена, чтобы пройти неузнанным. Постороннему глазу они могли бы показаться шайкой разбойников. И она одна из них.

Эннис никогда не путешествовала иначе как на носилках во время дальних поездок или же в дамском седле на прогулках. Она не переносила тяжелый галоп боевых коней и потому попросила остановиться. Рыцарь, который вез ее перед собой, позвал своего лорда.

Натянув поводья, ле Дрейк повернулся и вперил в нее внимательный взгляд из-под поднятого забрала. Косые лучи солнца струились сквозь густые ветви, освещая его лицо.

– Да, сэр Гай, что-нибудь не так?

– Нет, лорд, но леди должна отдохнуть.

Окинув ее холодным пристальным взглядом ледяных зеленых глаз, ле Дрейк с ходу разбил ее первое впечатление о нем как о благородном рыцаре, попавшем в трудное положение.

– У нас нет времени на женские прихоти. Мы спешим.

– Ну так оставьте меня здесь! – Она вышла из себя от гнева и боли. – Я не могу ехать дальше.

– Вы останетесь со мной, пока я не определю вашу судьбу, миледи, – огрызнулся он. – Молите Бога, чтобы ваш сюзерен был достаточно заинтересован в сохранении вашей жизни.

– А если нет? – огрызнулась она в ответ.

Он смотрел на нее, а его взмыленный конь опустил голову и бренчал уздечкой.

– Тогда вам стоит пожалеть о том дне, когда вы приняли неблагоразумное решение искать у него убежища.

Эннис промолчала. Это был Дракон из ночных кошмаров, суровый человек, о дикости которого ходили легенды.

– Милорд… – начал сэр Гай, но ле Дрейк уже развернул своего коня, оставив ее в гораздо большем смущении, чем она могла предположить… Ни одного слова больше сказано не было, и рыцарь ускакал вперед.

Жизнь не подготовила ее к такому повороту. В свое время она легко перенесла расставание с родным домом, потому что еще в детстве ее послали в замок Уолтера Монморанси обучаться женским искусствам. Когда она вышла замуж, войны часто бушевали в стране, но, хотя муж часто оставлял ее одну, опасности она не подвергалась никогда.

Однажды в замке Монморанси она пережила осаду мятежных вассалов, но это продолжалось недолго и не причинило ей особого беспокойства, если не считать необходимости ухаживать за ранеными. Но то, что происходило теперь, было совершенно иным. И это ужасало. Частые взрывы гнева Люка Д'Арси были ничто по сравнению с ледяной свирепостью Рольфа ле Дрейка.

День превратился в бесконечную череду неровного движения и глубокой тишины, нарушаемой только изменяющимся стуком копыт, то гулким – по твердой дороге, то глухим – по лесному мху. Слышался странный хруст опавшей прошлогодней листвы, звук ломающихся веток, дыхание лошадей и звон доспехов. Деревья обступали их плотным кольцом, а между ними змеились и переплетались узкие дорожки. Лес был темный, и огромные дубы возвышались кругом подобно великанам. Из их мрачных теней, казалось, выглядывали лица, еще более древние, чем искривленные стволы и сучья.

Эннис обхватила себя руками, поеживаясь, как в ознобе. Ее действительно била мелкая дрожь.

– Вам холодно, миледи? – спросил сэр Гай на ухо, боясь привлечь внимание Рольфа.

Даже сквозь кольчугу он чувствовал, как она дрожит, и это его беспокоило.

Она покачала головой, но движение, должно быть, причинило ей острую боль. Она вскрикнула, и Гай придержал взмыленного коня, бока которого тяжело ходили от усталости. Юбки леди намокли от соприкосновения с ними. Воздух наполнился острым запахом лошадиного пота. Слегка переменив положение, леди оглянулась через плечо.

Ее дыхание сразу же превращалось в пар, а слова выдавали обман:

– Я слегка замерзла, сэр рыцарь.

Сочувствие побудило его набросить ей на плечи свой плащ.

– Может быть, снова попросить остановиться?

– Нет, мне не хотелось бы, чтобы ваш лорд обвинил нас в опоздании, – слабая улыбка скользнула по ее губам. – Хотя мне и приятно было бы продлить нашу вечернюю прогулку.

Усмехаясь, Гай погонял коня.

– Хилая лошадь не может справиться с нашей тяжестью, леди. Но я постараюсь держать ровный шаг.

Некоторое время они ехали в полной тишине, нарушаемой только топотом копыт по твердой дороге. Но вот леди снова оглянулась на него через плечо.

– Сэр рыцарь, – мягко зашептала она, и голос ее дрожал, выдавая волнение, – я прошу вас о снисхождении. Я могу хорошо заплатить за один миг вашей рассеянности и за лошадь…

Гай ожидал этого и уже начал качать головой, когда леди сняла с длинного тонкого пальца кольцо. Она держала его так, чтобы оно, поймав свет, заискрилось синими бликами. Он быстро зажал в кулаке кольцо на ее руке, чтобы никто не увидел.

– Нет, миледи, – сказал он резко. – Не думайте, что я чего-то боюсь, присяга рыцаря обязывает меня к вечной верности.

Ее ресницы отбрасывали длинные тени на бледные щеки. Кольцо с сапфирами и бриллиантами в ее пальцах, зажатых в его кулаке, позволило бы ему купить новые доспехи, лошадь и обеспечило бы год безбедной жизни. Но если бы он и был склонен к предательству, этот позор убил бы его еще вернее, чем самое жестокое сражение. Он покачал головой и сказал любезным голосом:

– Я понимаю ваше желание бежать, но доверьтесь моему лорду.

Когда он выпустил ее руку, она вернула кольцо на указательный палец и произнесла с горечью:

– Я хорошо понимаю, что значит честь для мужчины, и вижу, что здесь ничего не исправить.

– Мне жаль, миледи.

Мгновение она не отвечала, но наконец повернула голову и посмотрела ему в лицо.

– Да, сэр рыцарь, я и сама такая. Она снова отвернулась от него. Шерстяной плащ, плотно облегавший ее фигуру, касался его кольчуги. Гай подумал, что она сильнее, чем кажется. Немногие из женщин, которых он знал, перенесли бы тяготы этого дня без громких жалоб и воплей; она же, несмотря на первоначальные протесты, больше не роптала. Ей было неудобно сидеть. Воздух стал холодным и влажным, и путь был трудным… И все же это не так удручало ее, как унизительное положение заложницы. Он подавил усмешку. Ему пришло на ум, что Рольфу Драгонвику, возможно, предстоит серьезная борьба с этой маленькой женщиной. Она обладала волей, чтобы противостоять Дракону, и Гай ожидал, что самое интересное впереди. Как лорд Рольф отнесся бы к женщине, которая посмела бы сказать ему «нет»? Здесь было бы за чем понаблюдать…

Их краткий разговор не прошел незамеченным. Лорд Драгонвик придержал коня, подождал, пока они поравняются с ним, затем быстро произнес:

– У вас неприятности, сэр Гай?

Его слова были обращены к рыцарю, но он пристально глядел на Эннис. Она стойко выдержала его взгляд. Нет, не для нее покорность пленницы. Рольф ле Дрейк скоро поймет, что имеет дело не с кроткой девушкой, а со взрослой, опытной женщиной, умеющей постоять за себя. Ведь не кто иной, как она, стойко сносила побои и ругань мужа. Эта ее твердость чаще всего и вызывала его гнев. И всякий раз это было ее маленькой победой, которая порой обходилась ей дорого, оставляя синяки на теле. Но в душе она была довольна, а сердце ликовало.

– Нет, милорд, – ответил сэр Гай, немало удивив этим Эннис. Он слегка подвинул ее в седле, одной рукой поддерживая ее.

– Мы не будем останавливаться до сумерек, – Драгонвик показал на восток. – Затем мы сделаем очень короткий привал. Если мы будем двигаться быстро, то достигнем цели прежде, чем рыцари Сибрука догонят нас.

Весь день отряд пробирался, минуя проезжие дороги, выбирая окольные тропки шириною со след овцы. Они тщательно обходили деревни и отдельно стоящие постройки, из чего было ясно, что ле Дрейк стремится попасть в Драгонвик незамеченным.

Эннис сжала обеими руками высокую луку седла и произнесла окрепшим голосом:

– И вы думаете, что сможете противостоять объединенным силам Сибрука и короля, милорд?

– Король во Франции, – сказал он резко. – Когда я уезжал оттуда, он не собирался ее покидать.

– Когда он узнает о вашем произволе, то пошлет войска, чтобы осадить ваш замок.

– Пусть посылает. – Беспощадная улыбка искривила его рот. – Если кто-то думает, что освобождение ваше пройдет успешно, то он заблуждается. Я верну вас по частям, пусть собирают в единое целое. Вы думаете, миледи, это удовлетворило бы их?

Она во все глаза смотрела на него. Внутри у нее похолодело. Не было никакого сомнения, что Рольф ле Дрейк выполнит свою угрозу. Холодея от ужаса, она увидела, как он грустно улыбнулся ей и поворотил свою лошадь. Он ускакал, не оглядываясь.

Они снова двигались вперед. И снова бормотание сэра Гая, но она даже не пыталась вникнуть в смысл его слов. В ее ушах без конца звучали насмешки ле Дрейка, угрожавшего ей гибелью. Теперь она ждала помощи только от Бога. А она-то наивно надеялась, что Дракон обладает душой…

Маленький отряд прибыл в Драгонвик глубокой ночью. Свет от трещавших факелов, прикрепленных к стенам замка, пытался бороться с темнотой.

Верный своему слову, Рольф прежде сделал очень короткую остановку для отдыха. Благодаря этой спешке он опередил своих преследователей и теперь мог чувствовать себя в безопасности. Драгонвик стоял на холме, обзор с которого был в радиусе лье, а в ясные дни и больше. Часом раньше, когда свет еще лился на землю, их приближение к замку заметили бы издалека.

Темная фигура стражника появилась в узком просвете бойницы, освещаемая прерывистым светом факела, и Рольф назвал свое имя. По приказанию лорда стражник немедленно опустил мост. Предчувствуя отдых и корм, усталые лошади били копытами и нетерпеливо фыркали, бренча сбруей. Он был дома.

Под громкий звон цепей мост опустился и замер с глухим стуком. Рольф направил коня вперед. Копыта зацокали по деревянному настилу, когда он проезжал под зубцами портала. Он свернул за угол, в проход между стен с бойницами. Утомленный отряд прошел еще через пять ворот и под шестью опускающимися решетками и достиг второго разводного моста и рва. Эта темная лента сонной воды не отличалась от первой. Легкий туман висел над ее поверхностью.

Миновав стены двадцатифутовой [6] высоты, они наконец очутились во дворе замка. По верху стен имелись зубцы для защиты стрелков и дорожки для ходьбы; слабые тени перемещались по ним: это были часовые, отвечающие за безопасность Драгонвика. На равном расстоянии друг от друга стояли бастионы. Казалось маловероятным, что враг, даже достаточно удачливый, чтобы проникнуть так далеко, мог бы уйти с победой.

Вспыхнули новые факелы, заливая потоками света глубокую тень внутреннего двора. Оруженосцы и слуги в ливреях бросились, позевывая, к вновь прибывшим. Собаки приветствовали их громким лаем. Знакомые очертания надворных построек тонули в темноте ночи. Рольф спешился и обратился к своему юному оруженосцу, передавая поводья:

– Позаботьтесь о Вулфзиге. Дайте ему дополнительную меру зерна. Он заработал это сегодня, как и все остальные.

Повернувшись, Рольф направился к Гаю Фицхью, который все еще сидел в седле и держал леди Эннис. Ее бледность была заметна даже в свете оранжево-красных факелов. Сплетенные обычно пряди сейчас растрепались, темно-рыжие волосы падали до самых бедер, легкие завитки обрамляли тонкое лицо. Не говоря ни слова, он подошел к ней и, обняв за талию, опустил на землю. Она оказалась легче, чем он думал. И меньше ростом, чем он помнил. Ее голова едва достигала его груди.

Она задохнулась от его бесцеремонности, но не препятствовала ему. Так оно будет лучше. Его характер не слишком мягок, и на сопротивление он не станет отвечать любезностью.

Плащ сэра Гая, накинутый ей на плечи, касался земли. Не убирая рук с ее талии, Рольф сказал насмешливо:

– Добро пожаловать в Драгонвик, миледи. Она поглядела вокруг на ухоженные здания и мощные укрепления замка.

– Я вижу, он не так уж нуждается в ремонте, как вы внушали Сибруку.

– Я очень надеюсь, что граф считает мой замок разрушенным. И мне бы очень хотелось увидеть его возле этих ворот.

– Вы можете рассчитывать на исполнение вашего желания, милорд.

Она слегка дрожала, и он понял, что это больше от усталости, чем от холода. Слабая синева легла вокруг ее глаз, и плечи поникли. Все же она держала голову высоко и не ежилась от прохлады. Он почувствовал к ней некоторое уважение. Наконец он убрал руки и отступил на несколько шагов.

– Завтра вы должны подписать письмо, которое отправится к Сибруку, миледи.

Он поднял руку, чтобы подозвать слугу, но, услышав слова леди Эннис, остановился, охваченный гневом.

– Я не намерена подписывать какое-либо послание. Делайте что хотите. Я не приму в этом никакого участия.

– У вас, – сказал он с тихой угрозой, – нет выбора. Меня не заботит, опускаю ли я свое перо в чернила или в кровь. Так что предупреждаю: я не в том настроении, чтобы шутить с женщиной.

Он не предполагал, что ее лицо может стать еще бледнее. Теперь он видел, что ошибся. Все краски исчезли с ее лица, губы были почти бескровны, так плотно она их сжала. Синие глаза под темными ресницами смотрели на него долгим оценивающим взглядом.

– Вы уже дважды угрожали мне серьезными неприятностями, милорд, – сказала она спокойно. – Вы, очевидно, привыкли воевать с женщинами?

– Я делаю то, что должен, чтобы достичь моей цели. Если это включает войну с женщинами – пусть так. Я что-то не заметил, чтобы Сибрук ограничивал себя в выборе средств. Он использует даже детей, чтобы добиться желаемого. Так почему же я должен быть брезглив?

– Конечно, нет, Дракон, – парировала она. – Вы же сказали, что не чувствуете сомнений, стремясь к успеху.

Ярость затмила ему глаза. Теряя самообладание, он резко схватил ее за подбородок и повернул к себе лицом.

– Да, – проговорил он, – я действительно делаю то, что должен, и не обращаю внимания на тех, кто пытается мне помешать. Послушайте, миледи: тот, кто бывает настолько глуп, чтобы встать на моем пути, скоро начинает оплакивать собственную глупость.

– Я ни разу не замечала, чтобы лорд Сибрук что-либо оплакивал, – выпалила она. Эти слова сорвались с ее губ, сжатых его пальцами, как будто он хотел помешать ей говорить.

Рольф смотрел на нее сверху вниз, ошеломленный и возмущенный ее безрассудством. Пятнистая собака заскулила, как будто чуя беду. Воцарилась тишина, прерываемая лишь шарканьем ног и потрескиванием факелов: все затаив дыхание стояли и ждали. Мало кто смел бросать вызов ему так открыто, как эта леди, маленькая и глупая. Он тяжело дышал, пытаясь обуздать свой вспыльчивый нрав.

– Вы заметите, – сказал он мягко и выпустил ее подбородок. Следы от железных перчаток остались на ее лице, и он на мгновение почувствовал стыд за то, что испортил такую красоту. Он забыл снять перчатки и не подумал о том, что случится с нежной кожей от соприкосновения с грубым металлом. Он смотрел на нее. – Я клянусь, вы очень скоро заметите в настроении Сибрука нечто гораздо большее, чем обычное сожаление.

Отвернувшись, он подозвал своего слугу, Вэчела:

– Проследите, чтобы леди Эннис проводили в ее комнату, – приказал он. – И принесите мне ключ, как только она будет заперта.

Краем глаза он увидел, что сэр Гай покачал головой и нахмурил брови. Но вслух рыцарь не сказал ничего, просто перевел взгляд с ле Дрейка на леди, а затем на слугу.

– Да, милорд. – Вэчел помешкал, затем спросил: – Отвести ее в покои в восточном крыле, сеньор?

Рольф сделал паузу. Это был тонкий ход Вэчела, чтобы выяснить, должна ли леди находиться в покоях, соответствующих ее положению, или же ее предстояло бросить в подземелье. Он кивнул:

– Да, Вэчел. Маленькие покои в восточном крыле будут наиболее подходящими для нее.

Леди Эннис немедленно распознала эту игру и сказала с презрением:

– О мой благородный господин! Я буду денно и нощно молиться о спасении вашей бессмертной души…

Посмотрев вокруг, он сказал мягко:

– Я думаю, что сейчас вам следует молиться о вашей собственной душе, миледи. Вы стоите намного ближе к вратам вечности, чем думаете.

Ее глаза расширились и губы задрожали от неподдельного страха. Но это не принесло ему того удовлетворения, которого он ожидал. Он должен был бы радоваться ее испугу. Но никакой радости не было. Вместо этого он чувствовал себя скорее грубым животным; она, очевидно, таким его и считает, и это открытие крайне раздосадовало его.

Одна в маленькой, плохо освещенной комнате, где стоял запах горящих факелов и заплесневелых камней, Эннис была готова поддаться отчаянию, и боязнь этого тяжелым бременем лежала на душе, внося в нее сумрак. Долгие часы физических и духовных мук истощили ее. Она сняла плащ сэра Гая, легла на холодный, неудобный, набитый соломой матрас и спрятала лицо в ладони. По крайней мере, она была наконец одна со своими страданиями.

Проходя через большой зал к винтовой лестнице, что вела наверх, она видела на стенах множество масок каменных драконов. Это окончательно вывело ее из равновесия. Стены, казалось, полны чудовищ, которые скалились изо всех углов и дверных проемов: толстокожие уроды с оскаленными пастями и высунутыми языками, они охраняли залы. Даже на подоконниках возвышались сидящие каменные твари. Обширный зал Драгонвика был полон кривляющихся морд, пришедших из прошлого. И она испугалась, когда почувствовала, что это лишает ее сил.

Только Вэчел был ей поддержкой. Он всячески оберегал ее от враждебности и злобных замечаний охраны. Не очень образованный молодой слуга был благороден в своих словах и поступках, ограждая ее от недружелюбных взглядов конвоиров.

То, что ее считали настолько опасной, что понадобился вооруженный эскорт, было смехотворно. То, что один враг считал нужным защищать ее от другого, было оскорбительно.

И вот теперь она была заперта в этой мрачной комнате, в которой имелись только кровать, стол, табурет и ночной горшок. Изодранная бархатная драпировка трепетала на сквозняке; лампа представляла собой неопределенной формы сосуд, заполненный рыбьим жиром с фитилем из тростника. Она подумала, что это все же лучше, чем дымные, коптящие факелы, освещавшие широкие коридоры Драгонвика.

Смолистые поленья рассыпали опасные искры и грозили каждый миг поджечь ее одежду, которая после сегодняшних испытаний находилась в плачевном состоянии. Ее отороченный горностаем плащ был сорван, вероятно, еще во время боя. Скромное платье синего бархата предназначалось для прогулок по лугам около замка Сибрука, а не для тяжелой длительной поездки. Позолоченная вышивка, обрамлявшая воротник и повторявшаяся на рукавах, порвалась и висела клочьями. Она отнеслась к этому с равнодушием. Отчаяние боролось с усталостью, и Эннис задавалась вопросом, будет ли Рольф ле Дрейк настолько жесток, чтобы удерживать ее в качестве заложницы. Переговоры могли длиться годами, учитывая упрямый характер мужа ее кузины и упорство Дракона. Какой заложник окажется более ценным в этой хитрой игре?

Не особенно успокаивало и то, что для Рольфа ле Дрейка ничего не было важнее возвращения сына. Человек, который посмел в лесу Сибрука выкрасть мальчика из-под носа у хорошо вооруженных людей графа, не станет стесняться в средствах, чтобы достичь своей цели и избежать возмездия. Или отомстить самому.

Закрыв глаза, Эннис вздрогнула. Да, она была надежным и ценным заложником в этой игре. И не в ее силах разрушить хитроумные планы и найти способ спасти себя. Это было бы возможно, думала она с дрожью, если бы Дракон не ужасал ее с каждой минутой все больше и больше. Эннис удивлялась, вспоминая тот день в Стонхеме. Где доброта, которую она увидела в нем? Он проявил такую нежность и любовь к своему ребенку – мало кто из рыцарей, знакомых ей, способен на подобную силу чувств. Неужели все это было просто маскировкой? Нет, она уверена, что никто не смог бы так притвориться, изображая хрипоту голоса, блеск слез в глазах, когда она уводила Джастина. Это был тот же самый человек, который рисковал своей жизнью, спасая ее из-под копыт, когда люди Сибрука спасали свою шкуру. Она до сих пор не понимала, почему он сделал это. Ведь, рискуя ради нее, он помогал тем самым врагу.

Рольф ле Дрейк оставался загадкой для нее. Это был сложный человек, полный противоречий. И теперь ее жизнь находилась всецело в его руках.

Эннис открыла глаза и в мерцающем свете лампы, стоявшей на столе, обвела взглядом комнату. Если бы он захотел, то смог бы уничтожить ее так же легко, как погасить эту лампу. Кто сможет остановить его? Король? Нет, он занят собственными врагами, и, хотя Иоанн без труда мог послать для такого дела одного из своих лучших баронов, он не сделает этого, так как больше заинтересован в своих провинциях Анжу и Аквитания, чем в судьбе богатой наследницы, чьи земли в случае ее смерти возвратятся короне. Да, Иоанн, пожалуй, был бы доволен таким исходом.

Скрежет ключа в замочной скважине насторожил Эннис. Ее руки сжались в кулаки, и она вскочила на ноги, дрожа от ожидания.

Ее не удивило появление Рольфа ле Дрейка. Он изучал ее некоторое время, затем ступил внутрь и затворил дверь, закрывшуюся со страшным грохотом. Он все еще был в доспехах, пыльных и грязных, как и во время дневного путешествия. Длинный плащ, закрывавший его мощную фигуру, был перепоясан в талии. На спине позолоченными нитями был вышит дракон. При свете лампы его волосы казались цвета зрелой пшеницы и золотистые волоски блестели в темной бороде.

Улыбка приподняла уголки его губ, но не отразилась в глазах, он скрестил руки на груди и прислонился к закрытой двери.

– Я вижу, вы ожидаете меня, миледи. Возможно, вы догадались, зачем я пришел.

Она не ответила. Ее сердце бешено билось в груди, и она удивлялась, почему он не слышит этого стука, который выдавал ее страх.

Кровь пульсировала в ушах, заглушая его голос. Слова доносились словно издалека:

– У вас было время, чтобы пересмотреть ваш необдуманный отказ. Мой писарь будет здесь на рассвете, и вы подпишете требование к Сибруку об обмене заложниками.

Его глаза светились, подобно блесткам зеленого камня.

– То, что я предлагаю, необходимо для вас самой. Это поможет вам облегчить свою жизнь в сложившихся обстоятельствах.

Эннис гордо вздернула подбородок и смерила Дракона пристальным взглядом:

– Я испытывала и бо́льшие неудобства в своей жизни, милорд. Это не ново для меня. Я не буду ничего подписывать.

Уязвленная гордость заставила ее отказать ле Дрейку, хотя следовало сказать иное из чувства самосохранения. Она действовала, не думая о последствиях.

Она не могла бы объяснить, почему бросила ему вызов, но малодушная уступчивость была чужда ее характеру. Никогда раньше она не просила пощады. Даже когда у Люка вошло в привычку избивать ее, она не делала ничего, чтобы избежать побоев: гордость не позволяла ей этого.

И все же Эннис подумала, не зашла ли она чересчур далеко на сей раз. Ведь если муж только избивал ее, то этот человек держал в своих руках ее жизнь. А он был сейчас разъярен.

Надвигаясь на нее, он прорычал:

– Не обманывайтесь моим вежливым обхождением, миледи, я не потерплю никакого сопротивления. Вы подпишете то, что лежит перед вами, или сильно пожалеете о последствиях.

– И вы что, убили бы меня?

Она бросилась к нему, спрятав руки в грязные складки своего платья, чтобы скрыть дрожь.

– В этом случае вы не сможете использовать меня как заложницу, милорд. Сибрук едва ли захочет обменять мертвого на живого.

Улыбка, которая змеилась на его губах, больше походила на гримасу:

– Я не настолько глуп, чтобы убивать вас, миледи, имеется много способов принуждения, доступных мне, и вы должны хорошо это усвоить.

Да, она знала об этом достаточно. Она видела, к каким устрашающим методам убеждения прибегал король: наиболее мягким считалось заключение непокорных дам в тюрьму, наиболее эффективным – голод или пытка.

Теперь, находясь рядом с разъяренным мужчиной ростом более шести футов [7], она почувствовала первые признаки того, что ее сопротивление начинает слабеть. Могла бы она противостоять ему просто из принципа? В конце концов, Эннис была согласна с тем, что сын должен быть возвращен отцу. Причины, по которым мальчика держали в заложниках, не вызывали у нее никакого сочувствия. Пока Сибрук удерживал ребенка, он мог быть уверен в поведении ле Дрейка. Это выглядело так, словно Дракон был у него на цепи, и граф манипулировал им, играя на безопасности сына. Она хорошо понимала, почему держали в заложниках Джастина. И вот теперь в той же самой ситуации оказалась она.

Эннис дышала прерывисто, она была слишком утомлена, чтобы думать ясно. Если бы только ле Дрейк подождал до утра со своими требованиями, тогда она встретила бы его со спокойной душой и разумными доводами.

Он спросил ее:

– Итак, миледи?

Это бесцеремонное напоминание заставило ее вздрогнуть. Он стоял почти рядом с нею. Сама близость его мощного тела приводила ее в трепет. А тут еще это рычание… Она отступила на шаг и почувствовала твердый край кровати под своими коленями. Ле Дрейк еще продвинулся вперед. Теперь он стоял так близко, что она могла бы сосчитать позолоченные нити, которыми был вышит дракон на его плаще.

– Я не уступлю, – сказала она сдавленным голосом и увидела, как нахмурились его темные брови.

– Нет, миледи, – сказал он, потирая руки, – вы все же уступите и знаете это так же хорошо, как и я.

Он сдавил ей предплечье, пальцы впились в тело, обещая дальнейшие мучения. Ее голова дернулась, а он другой рукой захватил ее волосы на затылке и зажал их в кулаке, лишив ее возможности двигаться. Эннис почувствовала, как в грудь врезалась острая пряжка его перевязи, и вцепилась в фигурные застежки, пытаясь отстраниться. Под ладонями она ощутила твердые, упругие мускулы его груди, и всплеск необузданного страха охватил ее. Она не дождется милосердия от этого рыцаря – только наказания за сопротивление. Правая рука наткнулась на рукоятку кинжала на его поясе. Прежде чем Дракон понял ее намерение, Эннис выхватила кинжал из ножен.

Она направила лезвие ему в живот, демонстрируя большую уверенность, чем ощущала на самом деле. Напряжение и опасность заставили ее дрожать, но голос был тверд:

– А теперь, милорд, отпустите меня, или я вырежу свое имя на вашем животе.

Какое-то мгновение он смотрел на нее скорее с удивлением, чем с яростью. Он не ожидал этого. Какое-то подобие восторга мелькнуло в его зеленых глазах. Затем они вновь превратились в две холодные щелки. Не ослабляя хватки, он сказал мягко:

– Ваше безумие будет вам дорого стоить.

Эннис и глазом моргнуть не успела, а он уже резко отогнул ее голову назад, в то время как другая рука его сомкнулась вокруг ее запястья с такой силой, что она с криком боли выронила кинжал.

– Отпустите меня, – задыхаясь, простонала она, мольба непроизвольно слетела с ее губ. Теперь она была полностью в его власти. Одной рукой он сжимал ее волосы, другая подхватила кинжал.

– Нет, – сказал он, – если я уступлю вашей прихоти, вы обманете меня, как лисица. И я буду сам виноват, если окажусь в капкане у женщины с таким диким характером, что она смеет нападать на рыцаря в его собственном замке. Вы и вправду так отважны? Или просто дурочка? Вот интересная загадка, клянусь.

Медленно толкая ее назад к кровати, он наступал на Эннис, пока она не упала навзничь. Паника охватила ее, когда она почувствовала спиною набитый соломой матрас. Невозможно! Не собирается же он…

– Нет, лорд! – вскрикнула она, борясь с ним. В его глазах она прочитала горячее желание. – Я предупреждаю вас, не делайте этого…

Своим мускулистым бедром он придавил ее дергающиеся ноги к кровати. Продолжая одной рукой удерживать ее за волосы, он другую подложил ей под голову. Не было ни намека на милосердие в его дразнящих зеленых глазах, пристально глядевших на нее.

– Не делать чего, миледи? Не бесчестить вас? Но ведь именно вы утверждали, что отсутствие чести – моя отличительная черта, не так ли? Я просто веду себя так, как подобает человеку моего сорта.

Он слегка ударил ее по щеке, затем, угрожая, схватил за горло.

– Мне следует поддерживать столь завидную репутацию. В конце концов, вы очень привлекательны, а я давно уже не укладывал силой в постель благородную леди.

Он легко отбил ее удары, нацеленные ему в голову, и перехватил ее руки. Безжалостно, пристально глядя ей в глаза, он просунул колено между ее ног и толчком широко их раздвинул. Только гордость не позволяла ей кричать. Она поняла его намерения. Эннис давно уже не была девственницей и исполняла супружеские обязанности с Люком без радости, но и без жалоб. Хотя ее муж бывал временами груб и заботился только о собственном удовольствии, пренебрегая ее желанием и настроением, он редко принуждал ее, прибегая к силе. Он стремился лишь поскорее сам испытать наслаждение и никогда не пытался вызвать в ней страсть.

Рольф ле Дрейк, напротив, казалось, ждал от нее ответного чувства, хотел ее возбудить. Ее запястья были сжаты его пятерней, и это лишало Эннис способности сопротивляться. Он начал неторопливо исследовать ее тело. Даже через бархат платья она почувствовала жар его руки. Он ласкал ее грудь нежными круговыми движениями ладони, и будто жгучие разряды пробегали по ней до самых кончиков пальцев. Эннис решила ударить его коленом, но он ловко уклонился и зажал ее ногу между своими бедрами.

– Нет, леди, – сказал ле Дрейк вкрадчиво, – вы не отделаетесь от меня, пока я не закончу.

Чувствуя свое бессилие, Эннис зажмурила глаза, напрягла мышцы, а мысленно попыталась перенестись как можно дальше отсюда. К подобной уловке она часто прибегала с Люком. Но сейчас это было не так-то легко. Ле Дрейк, казалось, знал, где коснуться, чтобы пробудить необычные для нее ощущения. Он сжал ее сосок между большим и указательным пальцами и принялся играть им. Это немедленно отозвалось в ней приятной истомой в низу живота и между бедрами. Панический ужас охватил Эннис, когда она почувствовала жаркую волну желания и не смогла сдержать громкого стона. Глаза широко распахнулись и встретились с его взглядом, затененным ресницами. Слабая улыбка блуждала по лицу ле Дрейка.

– Прекратите это немедленно! – только и сумела она выпалить.

Он покачал головой:

– Вы не девственница. Вы уже играли в эту игру прежде. Так что в ваших интересах играть в нее со мной хорошо, чтобы у меня появился повод быть снисходительным к вам.

Как могла она убедить его, что и понятия не имеет, о чем он говорит? Почти в отчаянии Эннис попыталась вывернуться из-под него, но ле Дрейк с легкостью ее удержал.

Стальные мускулы под длинным плащом не оставляли сомнений в том, что она ведет заранее проигранное сражение. Но она не хотела уступать без борьбы. Не в ее характере было сдаваться без боя.

– Не вынуждайте меня, милорд, – сказала она, задыхаясь. – Что будет с вами, когда король и мой сюзерен узнают о вашем поступке?

– Я думал услышать более убедительные аргументы от такого сильного противника, – поддразнил он ее, нисколько не ослабляя своих объятий. – У вас нет более вразумительных доводов?

Она свирепо посмотрела на него.

– Если вы силой возьмете то, что я не хочу уступать, я буду плевать на вас, как на дикого борова.

Его белые зубы сверкнули на темном бородатом лице.

– Ах, каким строптивым характером вы обладаете, очаровательная лисица. Скалите зубы и угрожающе рычите, подобно этой плутовке, когда не можете смириться. – Освободив одну руку, он играл ее волосами, гладил их, любовался тяжелой волной, медленно стекающей по его ладони. – Я не заяц, – проговорил он, – который боится рыжей бестии. – Потом, посмотрев ей в лицо, ласково добавил: – И я могу вас заставить уступить мне добровольно и с охотой, миледи…

Ее дыхание участилось, словно ей не хватало воздуха, ее всю трясло. Мышцы живота сжались, когда он наклонил голову, чтобы приникнуть губами туда, где лежала его вторая рука. Эннис почувствовала его влажный горячий язык на своей груди. Платье в этом месте сразу намокло, и вместе с материей он втянул ее сосок в рот. Горячая волна прошла по ее животу сверху вниз, еще более усиливая желание. Ничего подобного она не испытывала ранее. Все странным образом сжалось внутри ее. Дыхание прервалось. Лицо запылало.

– Милорд, – проговорила она, задыхаясь, – пожалуйста…

Ле Дрейк поднял голову. Лампа, стоявшая на столе за кроватью, заливала его волосы ярким золотым светом, оставляя лицо в тени. Он долго пристально глядел на Эннис сверху вниз. Задумчивая улыбка снова блуждала на его губах. Все еще держа колено между ее бедрами, он плотнее прижался к ней. И она вдруг ощутила толчок его пробуждающейся плоти.

Это очевидное подтверждение его намерений потрясло ее больше, чем она могла себе представить.

Эннис не сумела побороть внезапную дрожь. Голос сорвался, как у неопытной девушки.

– Нет, – взмолилась она, – не надо…

Она закусила нижнюю губу, чтобы не дать сорваться словам, за которые ей было бы стыдно потом и которые все равно не отвратили бы действий бессердечного рыцаря. Ле Дрейк слегка переменил положение рук, и огонь в его глазах вспыхнул с новой силой.

– Поглядим, – пробормотал он, – что у леди надето под платьем.

Эннис закрыла глаза, когда его пальцы проникли под воротник и резко рванули его. Бархат с треском распался, обнажив ее тело. Под платьем она не носила ничего, кроме льняной нижней рубашки и белых чулок, схваченных над коленями шелковыми подвязками.

В одно мгновение он сдернул с нее одежду и швырнул обрывки на пол. Эннис лежала в одной сорочке, доходившей ей до колен. Холодный воздух лизал ее обнаженную кожу. Она чувствовала себя совершенно беспомощной, всецело во власти этого безжалостного дикаря.

– Да, – сквозь зубы пробормотал он, – вы и вправду прекрасны. Пожалуй, я повременю с отправкой послания милорду Сибруку…

Содрогнувшись, она открыла глаза и воззрилась на него. Он встретил ее взгляд с каким-то странным выражением на лице. Под его густыми длинными ресницами Эннис вдруг увидела тот горячечный блеск, какой временами бывал у Люка в преддверии любовной баталии. И вот теперь ле Дрейк собирается сделать с ней все, что ему заблагорассудится.

– Нет, – прошептала она, ненавидя свой голос, звучавший скорее с мольбою, чем с вызовом, – не затягивайте моего плена…

Он сел над нею, опираясь на пятки. Своим весом он сильно давил ей на ноги, прижимая их к матрасу. Насмешливая улыбка тронула углы его губ.

– Что я слышу, миледи? Вы хотите подписать письмо, которое я намерен отослать? Вы это хотите сказать?

Эннис проглотила ответ, уже готовый сорваться с губ. Согласие означало для нее полное и окончательное поражение, а он получал в руки вернейший способ заставить ее служить его целям, какими бы они ни были. Да и будет ли эта подпись гарантией от его посягательств? Нет, в этом она была далеко не уверена. Это будет только первый шаг в ее падении.

Глубоко вздохнув, она сказала просто:

– Нет, это совсем не то, что я имела в виду.

Несколько мгновений он молча глядел на нее. Затем слегка пожал широкими плечами. Это движение, казалось, оживило чешуйчатого дракона на его плаще, переливавшегося золотым и зеленым. Руки ле Дрейка потянулись к пряжке ремня.

Эннис тут же спрятала лицо в ладони. Ей не раз приходилось сносить побои от Люка, и она хорошо знала, зачем нужен ремень.

К ее удивлению, руки ле Дрейка замерли. Он ухмыльнулся:

– Я и не думал вас бить, леди Эннис. Так что не поджимайте хвост, словно трусливая дворняжка.

Не смея ему поверить, она открыла лицо. И тут ее сердце забилось в панике, потому что свет лампы блеснул на лезвии кинжала… Святая Мария! Да ведь он задумал нечто пострашнее, чем побить ее… Надо было зарезать его без жалости, когда у нее была такая возможность, а не сомневаться и медлить… И вот теперь он убьет ее.

Она не смогла удержать сдавленного крика, почувствовав прикосновение холодной стали к животу. Одним движением ле Дрейк распорол ее нижнюю рубашку сверху донизу, материя распалась, обнажив тело Эннис. Зубы ее сжались в ожидании смертельного удара в сердце…

Но вместо этого ле Дрейк негромко произнес:

– Господи! Да неужели вы думаете, что я испорчу своего единственного заложника, даже если бы мне и очень хотелось его убить? Ах, как вам не совестно думать обо мне такое! Лежите смирно, а то я и вправду нечаянно могу вас зарезать. И вообще, было бы очень некстати запачкать кровью такое красивое тело… Нет, леди, лучше не шевелитесь.

Тремя быстрыми движениями он разрезал на куски ее нижнюю рубашку, оставив Эннис совершенно обнаженной и дрожащей. Затем поднялся, собрал все обрывки одежды и связал их в тугой узел. С легкой улыбкой он взглянул на нее сверху вниз:

– Раз вы отказываетесь подписаться под письмом, я отправлю Сибруку вашу одежду. Ваша кузина ее опознает, и, клянусь, граф поймет смысл послания.

Эннис не нашлась что ответить. Она лежала, молча глядя на него и не решаясь прикрыть наготу. Дракон издал резкий смешок. Шагнув вперед, он опустился на одно колено перед ее матрасом. Сталь клинка снова сверкнула в свете лампы. Эннис почувствовала резкий рывок, и, когда ле Дрейк поднял руку, его пальцы сжимали густую прядь ее отрезанных волос.

– Этого хватит, чтобы доказать ему, что вы в моих руках, не так ли, миледи?

Она безвольно кивнула. Он небрежным жестом накинул на нее плащ сэра Гая и вышел, заперев за собою дверь, из чего она заключила, что больше ей пока ничто не грозит. Пресвятая Дева! Он вверг ее из ужаса в бешенство и обратно за считанные минуты. Она содрогнулась. Рольф ле Дрейк был дьяволом – без сомнения! В молве о нем не было ни капли лжи.

4

Сэр Гай Фицхью глядел на своего господина с обеспокоенным и сердитым видом. Свет пламени в очаге, расположенном в центре зала, отражался на лице верного служаки, вспыхивал в его светлых глазах. В руках он держал то, во что превратилась одежда Эннис. Он с тоской изучал места, где сталь распорола лен. Какое-то время сэр Гай хранил молчание. Наконец произнес:

– Могу я гарантировать лорду Тарстону, что леди не причинили вреда, сеньор?

– Нет, не гарантируйте ничего, кроме того, что она моя заложница. В этих тряпках он может вычитать все, что ему заблагорассудится.

Рольф наполнил кубок. Но даже вино не могло уничтожить горький привкус во рту. Он нагнал страху на леди Эннис. Это должно бы его радовать. Пусть дрожит там, на кровати. Может быть, это ее образумит!

Допив вино, ле Дрейк с грохотом поставил кубок на стол. Сэр Гай даже подскочил от неожиданности. Его руки вцепились в изуродованное платье так, что костяшки пальцев побелели.

– Я передам послание, как вы хотите, – пробурчал он и замолк, но было видно, что ему хочется что-то сказать.

– Говорите, сэр Гай, а то у вас вид побитой собаки, – не выдержал молчания Рольф. – В чем дело?

– Леди… – Он глубоко вздохнул. – Она в порядке?

– Вполне! – Взгляд господина задержался на лице вассала. – Хотя она дерзка и своенравна и, мне кажется, заслуживает хорошей порки. Но будьте спокойны за нее. Даже если бы я имел обыкновение воевать с женщинами, то все равно слишком хорошо помню Хью де Бьючампа.

Гай удивленно поднял голову.

– Бьючамп? – эхом отозвался он. – Что у него общего с этой леди?

– Старый лорд был ее отцом. Он умер десять лет назад, но я никогда не причиню вреда его дочери.

От него не ускользнуло недоверчивое выражение на честном лице сэра Гая, и Рольф усмехнулся: похоже, один из его самых доверенных людей сомневается в чистоте его намерений относительно этой женщины. Да и он, по правде говоря, чувствует себя так, словно причинил кому-то незаслуженное зло. Потеря Эдмунда Моле была так же горька, как и провал попытки освободить сына. Старый учитель фехтования всегда был рядом с ним, еще с тех пор, когда Рольф, юный оруженосец, тренировался перед посвящением в рыцари. Теперь гибель товарища воспринималась особенно остро. То, что его тело пришлось оставить на поле битвы, было вдвойне невыносимо. Он надеялся только на то, что Эдмунда похоронят достойным образом, как и других павших. Если бы подобное случилось у стен Драгонвика, Рольф послал бы священника позаботиться о душах усопших и могильщиков – позаботиться об их телах. Но он не был уверен в том, что Сибрук поступит так же.

– Милорд, – сказал Гай, – вы позволите мне удалиться? Мне следует спешить, если я хочу помочь леди.

– Да, скачите быстро и осторожно. И постарайтесь выяснить все о тех, кого мы оставили там. – Он прикрыл рукою лицо и выдавил глухое проклятие. Спавший у его ног мастифф проснулся и заворчал. – О, если бы можно было что-то изменить, Гай! У меня такая тяжесть на душе от того, что я оставил наших мертвых…

– Не было выбора, милорд, – горькие складки легли на лицо Гая, – следовало спасать живых.

– Да, правда. И все-таки… Заботьтесь о своей безопасности.

Проводив сэра Гая, Рольф сел в глубокое кресло с высокой деревянной спинкой поближе к огню. Он опустил руку на огромную голову мастиффа, и пес положил морду ему на колени. Да, этот день выдался на редкость неудачным. Теперь Сибрук удесятерит бдительность и, может быть, даже отправит королю донос о действиях ле Дрейка. Не то чтобы он как-то боялся этого. Король редко ввязывался в распри между своими баронами, если это не сулило ему особенной выгоды.

Рольф присягнул на верность Иоанну в 1199 году, хотя это ему и претило. Но король Ричард на смертном одре повелел, чтобы его преемником стал Иоанн, а не их племянник Артур Бретонский. Это был самый мудрый выбор, потому что мало кто из англичан хотел видеть на троне иностранца, каковым в их глазах и являлся Артур, которого уже давно отвезли во Францию, где он жил при дворе Филиппа [8]. Если бы королем стал он, Англия надолго бы превратилась в предмет притязаний Филиппа. Маршал Вильям призвал баронов присягнуть Иоанну, и они сделали это, хотя любили его не больше, чем Рольф. Иоанн Безземельный – так за глаза называли его.

Рольф усмехнулся. Можно представить себе, как подобный титул злил короля. Его старший брат был уважаем всеми, даже самые непокорные бароны не осмеливались перечить ему. Ричард внушал своим недругам страх, они знали, что в случае неповиновения он вскоре появится с войском под стенами их замков. Иоанн не особенно полагался на свой талант полководца. Его методы были скорее политическими: интриги и кровавые заговоры стали его оружием, наемники часто играли в них решающую роль. При Ричарде человек всегда твердо знал, в милости он у короля или в опале. А Иоанн мог улыбаться в лицо и в то же время точить кинжал, чтобы ударить в спину. Хуже всего то, что нельзя верить королевскому слову. Нарушение любого договора, если только это сулило хоть малейшую выгоду, казалось ему самым обычным делом. Его двор стал вместилищем лжи и интриг.

Иоанн считал своим долгом отвоевать французские провинции. До этого были Ирландия и Уэльс. Вот уже несколько месяцев, как король пребывал за пределами Англии, и страна находилась под тиранической властью епископа Винчестерского Питера де Роше, который правил железной рукой. Это вызывало большое недовольство у баронов.

Хорошо еще, что маршалу Вильяму и графу Солсбери как-то удавалось пока исправлять вред от действий епископа, да и самого короля. Если бы не они и их сторонники из среды знатного рыцарства, озабоченные судьбами государства, Англия погрузилась бы в хаос…

Законы были зыбкими, и, что еще хуже, никто их не соблюдал.

Не в последнюю очередь причиной тому служила всеобщая ненависть к шерифам, которых король назначал для сбора налогов. Не раз и не два Рольф схватывался с сэром Ральфом Риделом, шерифом Линкольншира. Бессовестный и алчный, сэр Ральф взвинтил поборы до запредельных высот, утверждая, что цена на землю постоянно растет. Упорно отказываясь платить, Рольф протестовал против этого грабежа, доказывая его неправомерность. Он, конечно, не ждал, что Иоанн прислушается к его доводам. Но, вовлекая короля в свои споры с шерифом, он рассчитывал, что Иоанн не решится публично признать свое участие в вымогательствах и в конце концов согласится, что налоги чрезмерно высоки.

В отместку шериф обвинил двух рыцарей Рольфа в оскорблении власти, бросил их в темницу и подверг пытке. Это было прямым нарушением указа короля Генриха, строго ограничивавшего применение подобных методов и предписывавшего решать такие дела через суд гласный и справедливый.

Словом, чем больше и чем громче обращался ле Дрейк с протестами к королю, тем сильнее свирепствовал шериф. Возможно, он зашел бы в своих притеснениях еще дальше, если бы не знал, как нуждается его господин в могущественных баронах и их опытных воинах. Бароны были необходимы ему: без их поддержки Иоанн не мог бы вести войны, они поставляли ему хорошо обученных солдат, а если не хотели посылать в походы своих людей, обязаны были платить штраф. На эти деньги король приглашал наемников, и те сражались во славу его короны.

Иностранные наемники… Кровь стыла в жилах при одном упоминании об этих бродягах, свободно разгуливавших по английской земле. Иоанн не задумывался над тем, что однажды, не получив вовремя обещанных денег, они повернут оружие против него. Ведь голодная собака готова отчаянно сражаться за свою миску похлебки, и собственному желудку она всегда будет более верна, нежели ненавистному хозяину.

Рольф поглядел на своего любимого мастиффа. Пес свернулся на полу у ног хозяина, уткнув нос в собственный хвост. Устроившись поближе к огню, ле Дрейк осторожно поглаживал ноющее бедро. Давняя рана, память о былом сражении, часто мучила его. Много таких старых шрамов покрывали его тело – впрочем, и совсем новых тоже хватало. Такова доля мужчины, привыкшего к войне.

Но гораздо сильнее мучили раны, которые не оставляют видимых следов. Его пальцы сжались в кулаки, когда в пляшущем пламени очага он увидел лицо маленького мальчика, который выглядывал из-за плеча закованного в кольчугу похитителя. Забудет ли когда-нибудь Джастин, что отец не смог спасти его? Вряд ли. Время тянется для детей бесконечно, пока не сливается в размытое темное пятно, и лишь немногое всплывает на поверхность, четко запечатлевшись в воспоминаниях. И это, как правило, самые горькие, тяжелые картины былого.

Уж он-то знает. Разве его собственный отец не оставил в его памяти ощущение обиды и предательства? В душе Рольфа сохранились и другие чувства, связанные с детством, – чувства защищенности и любви, но такие мгновения в детстве были крайне редки. После смерти матери дни его наполнились несчастьем и страхом. И так продолжалось до тех пор, пока он не достиг возраста пажа и не поступил на службу к графу Вайтвиллу. Только тогда он впервые почувствовал, что может и сам управлять своей жизнью. Еще будучи оруженосцем, Рольф проявил недюжинные способности в овладении боевым искусством. И вот тогда его отец вновь проявил к нему некоторый интерес, который вырос еще больше, когда юноша был посвящен в рыцари.

Сейчас он лучше понимал прославленного барона. Имея двоих старших сыновей-наследников, не было особого смысла уделять много внимания маленькому мальчику… Третий сын добился отцовского расположения, только став рыцарем. Неважно, что это случилось так поздно – Рольф успел насладиться признанием и славой: его признал и полюбил старый барон, а славу он завоевал на поле брани и в рыцарских турнирах. Еще не получив титула, Рольф поместил на своем знамени изображение дракона. Ему казалось естественным и достойным, что это легендарное чудовище, которое его предки столь охотно вырезали на своих щитах и оружии, теперь постоянно носит он, что оно вышито на его одеждах, что оно ведет в бой его войско. Знак дракона издавна означал готовность биться до последнего; древние норманны, безжалостно опустошавшие берега Англии, украшали им свои корабли.

Королю Ричарду это знамя показалось настолько соответствующим характеру Рольфа, что он наградил его графством Драгонвик. За верную службу Ричард дал ле Дрейку земли в Англии, титул, а также жену. И однажды молодой рыцарь вдруг обнаружил, что помолвлен с восьмилетней английской наследницей. У Рольфа даже мысли не возникло противиться этой женитьбе. Он сделал все, что велел ему сюзерен, ибо свято чтил свой долг. Но свадьба состоялась лишь после смерти Ричарда: вернувшись из Франции в Англию, верный вассал стал фактическим мужем теперь уже четырнадцатилетней Марджори.

Хотя вначале он и не любил ее, но потом им не раз случалось испытывать подлинное счастье. Прошло несколько лет, а Марджори все никак не могла забеременеть. Он стал подумывать, что жена бесплодна… Но в конце концов она родила Джастина. И умерла от этого.

Он снова сжал кулаки. Повивальная бабка в слезах рассказала ему, что ребенок разорвал тело роженицы. Миниатюрная, хрупкая Марджори умерла с именем Рольфа на устах, не в силах перенести рождения столь крупного младенца. Рольф молча носил в себе ощущение вины все пять лет, прошедших с тех пор. Во искупление своего невольного греха он поклялся, что ни одной женщине больше не причинит вреда ни один его ребенок. Он останется холостяком до самой смерти. Его единственным наследником будет Джастин.

Не то чтобы он дал обет целомудрия. Вовсе нет. Он нередко приятно проводил время с легкомысленными придворными дамами. Про двор короля Иоанна с уверенностью можно было сказать, что распутству там предавались абсолютно все, вплоть до священнослужителей. У Рольфа не было недостатка в женском обществе, даже несмотря на его свирепую репутацию. А может быть, как раз и благодаря ей. Многих благородных леди привлекала возможность разделить ложе с мужчиной, который, по слухам, крушит своих врагов безо всякой жалости. Это интриговало, разжигало любопытство. Бывало, некоторые знатные дамы пользовались любым случаем, чтобы покрасоваться перед ним с блестящими глазами и полуоткрытыми губами, бросали ему вызов, намеренно обнажая грудь и не скрывая своего возбуждения.

Поначалу он был оскорблен, поняв, что на него смотрят просто как на добычу. Он не охотник, а дичь, обыкновенный объект пикантных сплетен для придворных дам. Но потом он сообразил, какую выгоду может извлечь для себя из их интереса к своей особе. Многие высокородные леди перебирались из постели в постель и имели массу возможностей подслушивать разговоры своих партнеров, выведывать их деловые тайны. Рольф не брезговал ценными сведениями, независимо от их источника и того способа, каким они были получены. И очень часто до него доходили секреты об устройстве замка или военных планах очередного недалекого и болтливого барона, забывшего об осторожности в объятиях придворной распутницы.

Но сегодня мысли Рольфа были обращены не к этим дамам.

Леди Эннис овдовела восемь месяцев назад. Несколько раз он встречал ее мужа и сумел составить мнение о нем. Люк Д'Арси был человеком слабым, пустым сосудом, который более сильные люди использовали по своему усмотрению и, как правило, в своих интересах. Рольф размышлял о мотивах Хью де Бьючампа, выдавшего за него свою дочь. По-видимому, такое решение продиктовала верность Ричарду, как она же предопределила и женитьбу самого ле Дрейка. Верные своему долгу вассалы обычно беспрекословно выполняли пожелания своего сюзерена не только на войне, но и в повседневной жизни.

Переливающиеся всеми оттенками красного языки пламени напомнили Рольфу об огненных волосах леди Эннис, подобных меху зимней лисы. И подобно этому зверю, она скалит зубы в безнадежном сопротивлении. Хотя она и овдовела всего несколько месяцев назад, ле Дрейку казалось странным, что она все еще не просватана. Здесь угадывается хитрая игра Сибрука. Граф будет приманивать ею то одного вассала, то другого, подобно тому, как водят морковкой перед мордой тягловой лошади. Он будет вымогать у них обещания верноподданничества и поддержки в обмен на руку леди. А сейчас он брызжет слюной, словно бешеный пес, поскольку она находится во власти ле Дрейка.

Рольф безрадостно усмехнулся. Да, это своего рода месть графу за то, что он держит в заложниках Джастина. Весьма кстати попала в его руки эта приманка… Ее земли равно вожделенны и для того, кто станет ее мужем, и для ее сюзерена. Хью де Бьючамп, должно быть, оставил неплохое приданое своей единственной дочери. При теперешних обстоятельствах очень важно разузнать побольше о наследстве старого лорда. Рольф слышал, что свои земли в Нормандии Бьючамп завещал сыну и наследнику, а менее значительные, но обширные владения в Англии отошли дочери. Это было все, что Рольф смог вспомнить. Но завтра он попробует узнать больше.

Так же необходимо разведать, насколько леди Эннис дорога своему брату. Если тот сочтет себя оскорбленным похищением сестры, то у стен Драгонвика или любого другого замка ле Дрейка не сегодня-завтра, помимо войска Сибрука, появится еще одна армия. Надо немедленно оповестить всех своих управляющих: пусть будут начеку и усилят охрану его владений. А кроме того, не стоит забывать, что не только родственники похищенной леди могут попытаться причинить ему вред.

Хотя сейчас его слава в зените, все же из соображений рыцарской чести многие, вероятно, захотят отбить у него благородную даму. Если ее брат прибудет из Нормандии, чтобы отомстить за оскорбление и вызволить из плена сестру, Рольф будет вынужден ее уступить или выплатить штраф. Или то и другое вместе, в зависимости от настроения короля. Иоанн, конечно, не будет в восторге, если иностранные войска вторгнутся в пределы Англии, – слишком много соблазнов будет искушать здесь иноземцев.

Неожиданное воспоминание о леди Эннис, распростертой под ним на жесткой кровати, обожгло Рольфа, как кипятком. Хотя его единственной целью и было просто напугать ее, чтобы заставить подписать письмо к Сибруку, он слишком легко соблазнился ее шелковистой кожей под своими ладонями и пленительными изгибами ее тела. В какой-то момент он почти подчинился зову плоти и чуть было не овладел ею. Еще немного, и он послал бы честь вместе с осторожностью куда подальше, чтобы утонуть в омуте наслаждений между ее бедрами. И, если бы она не реагировала столь бурно, он, безусловно, сделал бы это.

Он сообразил, что леди не хочет этого и что ее тело совершает предательство по отношению к ее воле. Вот что удержало его, а вовсе не соображения рыцарской чести. Хотя ее плоть и стремилась к наслаждению, в душе все противилось насилию. И так как он не хотел овладевать женщиной без ее согласия, ему пришлось вынести настоящую битву с самим собой. Неприятное чувство тяжести во всем теле напоминало ему о неудовлетворенном желании.

Огромный мастифф задрал морду и зарычал, предупреждая хозяина. Рольф успокоил его, потрепав по загривку.

– Милорд, – прозвучал голос у него за спиной, и он обернулся.

Перед ним стоял слуга. – Что вам, Вэчел?

Лицо Вэчела выдавало сильную усталость. Но он не отправится спать, пока его господин не отойдет ко сну. Рольф это знал наверняка. Несмотря на юный возраст, Вэчел исполнял свою работу с усердием и достоинством. Его отец служил ле Дрейку до самой своей смерти год назад, и Вэчел унаследовал должность покойного. Юноша высоко оценил оказанную ему честь.

– Милорд, я позаботился об удобствах для леди, как вы приказали. Теперь я хотел бы знать, что мне сделать для вашего удобства.

– Ничего ты здесь поделать не можешь, – пробормотал Рольф со вздохом. Поняв, что слуга не расслышал, он обрадовался, потому что незачем было показывать окружающим, что леди зажгла в нем нежданный огонь. – Сейчас, – сказал он громко, – я нуждаюсь только в постели и сне. Завтра мы встаем рано, так как предстоит многое сделать. Я хочу оповестить управляющих всех моих замков и удостовериться, что у них достаточно провизии. Проследите за тем, чтобы и здесь склады были полны на случай осады.

Не впервые этот замок выдерживал осаду. Вэчел сказал:

– Я взял на себя смелость отправить в деревню людей, чтобы запастись всем необходимым, а также предупредил старосту о возможной атаке. Завтра до наступления ночи у нас будет все, чтобы противостоять чему угодно.

Встав с кресла, Рольф потянулся всем телом.

– Вы незаменимый человек, Вэчел. Я счастлив, что вы у меня служите. А теперь ступайте. Нам сейчас необходим отдых, потому что завтра нам потребуется много сил. Я хочу созвать моих вассалов, если Сибрук решится напасть.

Вэчел фыркнул:

– Я очень сильно сомневаюсь, что этот славный рыцарь придет под наши стены. Ему больше пристали пустые угрозы и жалобы королю, чем честная схватка. И мало кто осмелится бросить вызов Дракону в его логове, – заключил он с гордостью.

– Не думайте, что все так просто, – мрачно возразил Рольф. – Многие хотят моей гибели. Даже мой собственный брат не отказался бы поглядеть на мое падение.

Это была чистая правда. Его старший брат, владеющий землями во Франции и Нормандии, считал Рольфа беззастенчивым выскочкой. Ни разу он не предложил ему поддержки в войне или переговорах, и Рольф давно поставил на нем крест. Между ними никогда не было близости, возможно, потому, что Вильям был гораздо старше и покинул родительский дом, когда он еще играл в детской. Джеффри, напротив, подходил ему и по возрасту, да и по характеру. Кроме того, его владения находились в Англии, как и владения Рольфа. Разница была в том, что один свои земли просто унаследовал, тогда как другому, младшему, пришлось за них долго и трудно бороться. Джеффри неоднократно говорил об этом с нескрываемым восхищением. Между ними была своего рода духовная связь, и Рольф делал все, чтобы не разорвать ее.

Родственные чувства дороже золота и драгоценных камней и встречаются реже, чем единорог, однажды заявил он Эдмунду. Его высказывания часто коробили честного учителя фехтования, который никогда не упускал возможности подметить лучшее в людях. Вот и Эдмунда нет в Драгонвике…

Оказавшись у себя в комнате, Рольф снова вспомнил о леди в восточном крыле. Он почувствовал необычный прилив симпатии к ней. Это, должно быть, очень страшно – оказаться заложником в борьбе могущественных баронов. Она же демонстрирует немалую силу духа. Мужественно переносит невзгоды. И тем не менее он ее укротит. Такова женская доля – всегда покоряться силе и воле мужчины, неважно, нравится ей это или нет. Точно так же, как долг вассала состоит в непременном подчинении своему сюзерену, независимо от своего желания. И высшей мудростью является смирение. И он усмирит леди Эннис.

Первые бледные пальцы рассвета проникли сквозь высокое окно за кроватью, тронули лицо Эннис и разбудили ее. Она удивилась, отчего это Алиса сегодня позволила ей так долго спать.

Затем память рывком вернула ее к действительности, и она, дрожа, плотнее завернулась в плащ сэра Гая. Дракон похитил ее… Кожа горела там, где он трогал ее, а когда он был тут, совсем рядом, Эннис могла видеть огонь в его глазах, зеленый, как чешуя того зверя, имя которого он носит. Как и это свирепое чудовище, он не имеет ни жалости, ни души.

Ничего в нем не было, кроме жестокой решимости, когда он сорвал с нее одежду и оставил здесь одну, обнаженную и дрожащую от ужаса. От стыда кровь бросилась ей в лицо, когда она вспомнила свое конвульсивное сопротивление и жалкие попытки усовестить его. Еще больший стыд испытала Эннис, подумав о том, какую предательскую шутку с ее волей сыграло ее тело под его руками. Он, видимо, и вправду колдун, если его ласки способны вызвать столь острые ощущения в греховной плоти.

Эннис закутала голые ноги, пытаясь согреться. В мыслях у нее царила полнейшая неразбериха. Она тяжело вздохнула. Ей необходимо взять себя в руки, необходимо понять истинные причины поведения ле Дрейка.

В свете дня комната, которая накануне казалась ей вместилищем злых сил, выглядела просто пустой и неухоженной. Последний завиток дыма поднимался над погасшей лампой. Свет из высокого окна не мог рассеять тени по углам. Он лишь причудливо освещал смятое покрывало у нее на кровати. Каменную стену занавешивал драный гобелен с изображением битвы святого Георгия с драконом.

Очень подходящий сюжет, хотя все и выглядит так, будто дракон побеждает. Лучше бы ле Дрейк себя на стенку повесил, со злобой подумала она.

Успокоившись, Эннис стала вспоминать прошлую ночь. Она, по-видимому, слишком бурно реагировала на его поведение. Но, если разобраться, надо признать, что его требования достаточно логичны. От своего заложника – случись ей, конечно, захватить такового – она добивалась бы того же самого. Под защитой стен замка своего мужа она никогда не попадала в подобное положение и ни разу не выступала в роли тюремщика. Хотя слышала, что некоторые женщины в отсутствие мужчин берут на себя такие обязанности. Ее эта судьба миновала. К счастью, так она думала раньше. Но сегодня жалела: будь у нее некоторый опыт в подобных делах, Эннис имела бы сейчас представление о том, чего может ждать заложник.

И вот теперь, когда ле Дрейка не было рядом, она могла на ясную голову попытаться понять его действия. Несомненно, он хотел запугать ее, чтобы заставить смириться. И Эннис, вероятно, смирилась бы, не будь она так издергана и измучена тяжелыми приключениями вчерашнего дня. Действительно, его дикий нрав мог заставить ее трепетать. В гневе хозяин Драгонвика был поистине страшен. Не надо иметь много ума, чтобы догадаться о его ледяной свирепости, о жестокой готовности совершить то, чего ему хочется. Все это она запомнит навсегда.

Легкость, с какой ле Дрейку удалось вселить в нее страх, Эннис объяснила своей усталостью и душевным смятением, которое овладело ею в тот момент. В следующий раз, когда он решит запугивать ее, это не удастся ему так просто. Она чувствовала, что любая уступка только подогреет его стремление заполучить все, но что он с уважением – естественно, против своего желания, – отнесется к стойкому сопротивлению.

Что же может она противопоставить ему? У нее нет ни малейшей поддержки, кроме силы собственного ума. Может быть, с помощью Божьей ей удастся перехитрить его и потянуть время, пока не придет спасение? Эннис была убеждена в том, что увидит его еще до захода солнца…

Но прошло целых две недели без какого-либо известия или знака от Рольфа ле Дрейка. Эта отсрочка дала ей массу времени для раздумий. Воспоминания о первом благоприятном впечатлении, которое он произвел на нее, все чаще стали ее посещать, борясь с впечатлениями более поздними. Она постоянно помнила его холодную жестокость по отношению к ней, но ничего не могла с собой поделать: ей все время мерещился благородный рыцарь, нежно качающий на колене маленького мальчика, его мягкая речь и особенно смущение в первые минуты общения с ребенком. Да, конечно, этот мальчик был его единственным сыном и наследником, но большинство мужчин, которых она знала, не относились к своим детям так трепетно. Нет спору, они их любили, но не с такой безумной самозабвенностью. Могло ли быть так, что безжалостный рыцарь вдруг оказался охвачен столь нежным чувством? Или же он был свирепым и непреклонным человеком, лишенным и намека на привязанность и ласку? Эта была большая загадка, которую она снова и снова пыталась разрешить.

Долгожданный вызов пришел к ней на закате, когда солнечный свет уже едва пробивался через высокое окно, почти не освещая комнату. В этот день ей дважды приносили еду, заменили лампу и выдали чистую одежду. Она медленно поднялась с кровати, лежа на которой составляла в уме список грехов, за которые очутилась здесь. Перед нею стоял слуга в черной с золотом ливрее Драгонвика. Затем она порывисто вздохнула.

– Дайте мне немного времени, чтобы собраться.

– Конечно, миледи, – ответил он и добавил: – Мне подождать в коридоре?

– О нет, я готова. Мне было нужно время, чтобы собраться с мыслями.

Она улыбнулась, разглядывая на полу бледный квадрат света, падавший сквозь незанавешенное окно.

– Я думала, пройдет еще две недели, прежде чем меня позовут…

– Было очень много дел. В противном случае лорд призвал бы вас раньше, я уверен.

– И я уверена, что он просто изнывал от желания еще раз со мною поговорить.

Вэчел, молодой слуга, покраснел и уставился в пол. Он так же, как и Эннис, был уверен в коварстве своего лорда. Это ожидание нужно было только для того, чтобы сломить ее волю и склонить к покорности.

Но в этот раз он недооценил свою добычу. Так поклялась Эннис самой себе, пока шла вслед за Вэчелом по широким коридорам и крутым лестницам. Факелы коптили и шипели в металлических подставках вдоль стен. Их свет плясал причудливыми пятнами, отчего резные каменные драконы, казалось, шевелились.

Когда они приблизились к залу, Эннис услышала знакомый беспорядочный гул вечерней трапезы. Он был одинаков для всех замков: шум шагов и голосов, висящий в воздухе, смех и неожиданно внятно прозвучавшее ругательство, рычание и лай собак под столами. Кто-то играл на лютне, и тихие звуки инструмента постоянно тонули в рокоте разговора. Запах рыбного паштета и медовых сладостей заставил желудок ее судорожно сжаться, ибо последние два дня она не ела ничего, кроме хлеба и черствого сыра.

Спустившись с последней ступеньки, Вэчел подал Эннис руку. Она осмотрела зал. Сегодня он не выглядел таким деревенски грубым, каким показался ей в ночь прибытия в замок. То впечатление было, конечно же, навеяно ее крайним утомлением и страхом. Богатые гобелены и портьеры с вышитыми на них сценами охоты сплошь покрывали каменные стены. Стропила и балки перекрытий были ярко расписаны знаками зодиака. Столы для гостей стояли под прямым углом к главному столу, находившемуся на возвышении. Гости сидели на длинных скамейках вдоль стен.

Позади верхнего стола висел гобелен с изображением герба ле Дрейка. Вышитый золотом дракон казался живым, колеблясь при малейшем движении воздуха.

Сидя в кресле с высокой спинкой, хозяин Драгонвика устремил взгляд на Эннис и Вэчела.

– Мужайтесь, – прошептал юноша и повел ее вперед.

Он шел с нею рядом через огромный зал, и на этом пути Эннис постоянно чувствовала на себе множество любопытных, по большей части враждебных взглядов. Ее ушей достигал громкий шепот, и, чтобы защитить себя, она надменно вздернула подбородок. Если они хотят устыдить ее тем, что она заложница, у них ничего не получится. Ей нечего стыдиться.

С высоко поднятой головой она пересекла зал, наполненный людьми. Вэчел вел ее под руку. Сэр Гай, сидевший за главным столом и наблюдавший за ее приближением, ободряюще ей улыбнулся. Она не сердилась на него за то, что тогда, в лесу, он не позволил ей бежать: его мотивы были ей понятны. Доброжелательный взгляд рыцаря и поддерживающая рука юноши придали ей смелости.

Не торопясь и с достоинством Эннис приблизилась к столу, где сидел ле Дрейк, наблюдавший за ней. В его глазах был странный блеск, объяснить который она не взялась бы. Огромный пятнистый мастифф лежал на полу у его ног. Она вспомнила собаку, виденную ею в ночь прибытия. Пес свесил язык на сторону, однако глаза его были живые и внимательные. Такие собаки были и в ее собственных замках. Рассказывали, что когда-то их завезли в Англию еще римляне для охоты на непокорных кельтов. Теперь они приносили пользу, охраняя замки и земельные угодья с преданностью и свирепостью, что стоило жизни не одному разбойнику.

– Бордэ, – позвал ле Дрейк тихо, и пес вскочил, внимательный и готовый к схватке. Слабая улыбка тронула губы барона, когда Эннис перевела взгляд с оскалившегося мастиффа на хозяина. – Он слушается беспрекословно, не так ли, миледи?

– Большинство собак так себя и ведет.

Этот ответ слегка удивил ле Дрейка. Его темная бровь поползла вверх, придавая ему циничный вид. Костяшками пальцев он лениво потирал челюсть, покрытую бородой. Некоторое время он изучающе разглядывал Эннис. Разговоры за соседними столами затихли, хотя гул голосов в других частях зала по-прежнему витал в воздухе. Эннис не глядела по сторонам, стояла неподвижно, подняв подбородок, как и подобает благородной леди.

– Собаки не рождаются с чувством покорности. Их надлежит приучить к ней. Среди них попадаются зловредные и своевольные. Особо упрямую суку не грех угостить хорошим пинком.

В этом грубом намеке ясно слышалась угроза. Но Эннис подавила страх.

– Это значит, – не задумываясь выпалила она, – что большинство преданных собак прошли прекрасную выучку и запомнили обращение с собой. Усвоив подобные навыки, даже самая покорная собака однажды бросится на своего хозяина и укусит.

Сэр Гай издал странный звук, похожий на фырканье, за что был награжден таким взглядом своего лорда, что неожиданно начал проявлять повышенный интерес к содержимому своего кубка. Ле Дрейк откинулся в кресле, воззрившись на Эннис.

– Тех собак, которые кусают руку, кормящую их, попросту уничтожают. Ни один мужчина не оставит без возмездия такое предательство.

– Это что, урок баронам, верным своему королю? – дерзко спросила Эннис.

Воцарилась потрясенная тишина. Хотя Эннис не сводила глаз с Рольфа, от нее не ускользнул быстрый взгляд сэра Гая, в котором читалась паника. За одним из нижних столов кто-то хихикнул. Эннис затаила дыхание. Она хотела бы вернуть обратно непроизвольно вырвавшиеся слова, но дело было сделано. То, что ее посмели сравнить с сукой, на мгновение заставило ее забыть об осторожности и дать резкий отпор. И вот теперь она сожалела об этом. Если слова Эннис начнут повторять – а их несомненно начнут повторять, – это грозит ей самыми серьезными последствиями. Неважно, что именно она имела в виду, – все может быть истолковано так, что принесет ей горе.

Наклонившись вперед, ле Дрейк прорычал по-английски [9]:

– Укротите свой дурацкий язык! Иначе я преподам вам жестокий урок!

– Да, лорд, – сказала она, склонив голову.

Очевидно, даже ле Дрейк не ожидал стать свидетелем столь быстрого ее отступления.

Смиренно потупившись, она украдкой оглядела лица присутствующих, ошеломленных ее смелостью. Некоторые несомненно поспешат донести обо всем королю.

– Вэчел, – сказал ле Дрейк, подзывая слугу, – подайте леди Эннис сиденье. Сегодня она согласилась отужинать с нами.

Несмотря на его кажущееся безразличие к ее присутствию, Эннис ощущала тревогу, однако не стала протестовать, когда Вэчел пододвинул ей стул и усадил между сэром Гаем и ле Дрейком. Высокий стол давал прекрасную возможность обзора. Посредине пылал очаг. Ужин, как правило, состоял из легкой пищи и подавался после вечерней молитвы и захода солнца. Пост все еще продолжался, так что вместо мясных блюд разносили жареную рыбу и сосуды с рыбным бульоном. Сыры и пшеничный хлеб восполняли отсутствие мяса. Не было никакого недостатка в пряном вине, кубки наполнялись немедленно, едва успев опустеть. Подавали и необычные блюда, к восхищению и восторгу гостей. Один из таких сюрпризов представлял собою огромный сладкий пирог, выполненный в виде рыцарского замка, окруженного рвом, в котором колыхалось желе.

Было очевидно, что лорд Драгонвик и не думает ограничивать себя и своих гостей в пище, как если бы он не подозревал о возможности блокады. Любой другой лорд на его месте ввел бы строгую экономию, предвидя длительные перебои с поставками.

Здесь же даже нищие, постоянно побирающиеся в любом замке, были обильно оделены свежей провизией: Эннис видела слуг, выходивших из зала с огромными корзинами на плечах. Нахмурившись, она праздно играла ложкой, вместо того чтобы есть. Что мог означать этот спектакль? Хотел ли лорд произвести на нее впечатление своим безразличием к близкой опасности? Или же он получил ответ на свои предложения и теперь ему больше не нужно готовиться к войне?

Надежда проснулась в душе Эннис. Взгляд ле Дрейка остановился на ней. Густые ресницы затеняли его глаза, и ничего нельзя было в них прочитать. Но слабая улыбка тронула его губы. Он был слишком спокоен, слишком уверен в себе. Значит, он знал что-то особенное. Возможно, гонец уже вернулся от Сибрука и принес его решение…

Ее сердце учащенно забилось. Быть может, ее скоро выпустят?.. Неужели переговоры закончились таким образом? В следующий момент ле Дрейк наклонился к ней, и она получила ответ.

– Я уверен, вам понравится быть здесь с нами, миледи, потому что пребывание ваше у нас сильно затягивается.

У нее сжалось горло. Рука непроизвольно взметнулась ко рту, как если бы она хотела помешать неосторожным словам слететь с языка. Эннис пристально смотрела в его глаза и видела в них зеленые огни гнева. Смущение охватило ее, и она неожиданно попыталась встать. Все вокруг воззрились на нее с недоумением.

Поймав ее руку, он отнюдь не вежливым образом усадил ее обратно:

– Нет, даже не думайте бежать. Вы прочно попались в западню, маленькая лиса. Ваш сюзерен, оказывается, предпочитает своего заложника моему. По крайней мере, так он утверждает. Будет ли он настаивать на этом решении в будущем? Я сомневаюсь. Хоть я и не причиню вам вреда, чтобы быть уверенным в том, что он не причинит вреда моему сыну, все же существуют разные степени принуждения.

Он принялся поглаживать ее руку, вяло лаская зеленый бархат ее платья, и она замерла. Длинная прядь волос ниспадала с ее плеча, покрывая грудь. Тыльной стороной ладони ле Дрейк приподнял эту тяжелую прядь, прижав ладонь к ее коже. Затем, захватив перевязанные лентами волосы, начал медленно накручивать их на пальцы, тем самым приближая ее лицо к своему.

Эннис попробовала сопротивляться, но тут же поняла всю тщетность этого. Даже присутствие посторонних его не смущало. Да и кто посмел бы вступиться за нее, рискуя навлечь на себя гнев лорда? Беспомощная, она оказалась в нескольких дюймах от его лица, и только руки ее еще упирались в его грудь в жалкой попытке отстраниться.

– Мне кажется. – пробормотал ле Дрейк так тихо, чтобы слышала только она, – я больше нравлюсь вашему сюзерену в роли похитителя, чем хитрого охотника за чужим наследством. Хотя между этими двумя занятиями разница на первый взгляд и не слишком велика, одно весьма существенное отличие все же имеется. Как похититель вдовы я могу быть приговорен к штрафу за насилие над вами. – Недобрая улыбка скривила его рот, и кровь застыла в ее жилах. – Если, конечно, я не получу разрешения от вашего ближайшего родственника, в данном случае – от вашего брата.

– Моего… моего брата? – Эннис с трудом подбирала слова. – Но ведь я долгие годы не общалась с Аубертом. Мы едва знаем друг друга, и – разрешение на что?

Продолжая сжимать ее волосы так, что лицо его находилось в пугающей близости, он другой рукой сдавил ее подбородок. Она окончательно пала духом. Несмотря на то, что времена, когда похищение женщин было обычным делом, прошли, сам по себе этот обычай не считался чем-то из ряда вон выходящим.

И вот теперь Эннис была полностью раздавлена, услышав страшные слова ле Дрейка:

– Разрешение жениться на вас, миледи.

5

Кровь отлила от лица леди Эннис, и ее начала бить дрожь. Рольф жестко добавил:

– Не заблуждайтесь относительно меня, прекрасная леди. Я вам обещаю, что буду отвратительным мужем.

Она, сколько было возможно, отстранилась от него, и краски вернулись на ее щеки, отчего ее глаза засияли особенной голубизной. Губы ее плотно сжались, и голос окреп:

– Это плохая шутка, милорд. Из всех мужчин Англии вы последний, за которого я вышла бы замуж. И мой брат никогда не согласится на этот брак.

– Ваш брат, – холодно сказал Рольф, – уже подтвердил свою готовность обсудить время подписания соглашения. За свое согласие он требует часть вашего наследства. Этого следовало ожидать. Теперь сроки диктует король. Он великодушно простил меня, памятуя о моей службе во Франции, и предложил мне остаться в Англии и жениться на вас законным образом. Один только ваш сюзерен, кажется, видит в нашем союзе вред для себя, поскольку ваше имущество станет моим.

Нижняя губа задрожала, и, чтобы унять волнение, Эннис прикусила ее зубами. Широко раскрытые синие глаза, устремленные на него, напомнили Рольфу летнее небо.

– Но не могли бы вы отказаться от брака со мной?

– Мог бы. – Он ослабил хватку, и ее волосы тяжелой волной упали вдоль тела. Казалось, он доволен случившимся не более, чем Эннис, но он должен был извлечь из этой ситуации выгоду во что бы то ни стало. Ле Дрейк выдержал ее пристальный взгляд и мягко сказал: – Но я не откажусь. Не надейтесь – я женюсь на вас.

Почувствовав, что он отпустил ее волосы, она откинулась на спинку стула, смертельно бледная и дрожащая. Конечно, мало хорошего в том, что она с таким ужасом смотрела на их будущий союз. Да и его настроение было ничуть не лучше. Святой Иероним! Да ведь он же угодил в ловушку, им же самим и расставленную. И это вызывало в нем ярость.

До конца ужина ле Дрейк не сказал больше ни слова своей пленнице. Все пошло совсем не так, как он представлял в своих планах, когда увозил леди Эннис от Сибрука. Он не предполагал, что этот безмозглый граф поспешит вовлечь в дело церковь и короля.

Неужели монарх позволит одному из сильнейших своих баронов пренебрегать церковной властью? Можно ли простить безумную выходку ле Дрейку – особенно после недавней отмены эдикта папы Иннокентия Третьего об отлучении? Не навлечет ли это на его величество новое недовольство Рима? Ведь закон требует кары для похитителей женщин. А король – высший судия…

Приблизительно так представил Сибрук дело королю. А сэр Гай, вернувшись из Стонхема, так и доложил своему господину. Рассказывая, рыцарь выглядел очень смущенным: его лорд оказался в неприятном положении и винить в этом мог только самого себя. Если бы он не был в тот день так сильно потрясен гибелью Эдмунда де Моле и неудачной попыткой вернуть своего сына, он скорее всего не поддался бы искушению похитить даму.

Наедине с преданным сэром Гаем ле Дрейк мог дать волю своему гневу. Особенно досталось Сибруку, который, желая отомстить ему, не заметил, что себе нанес ущерб гораздо больший, чем Рольфу… Слабое утешение… Все могло бы выйти по-другому. Не будь Сибрук столь трусливым, он явился бы с войском под стены Драгонвика, где переговорами или мечом разрешил бы спорные вопросы. Но граф вместо этого обратился с жалобой к церкви, король был вынужден принять меры и поставил ле Дрейка перед выбором… Что ж, положение трудное, но не безвыходное. Еще два дня назад Рольф всерьез обдумывал возможность вооруженного мятежа. Не составило бы никакого труда организовать его, соединившись с другими линкольнширскими баронами. Но он поклялся в верности королю еще тогда, когда отлучение Иоанна от церкви не было снято. И он никогда не нарушал своих клятв. Так должен ли он сделать это теперь, пусть даже ему и отвратителен этот монарх с его вечными интригами?..

Королевский посланник, прибывший в Драгонвик, явно разрывался между страхом и любопытством и успокоился только тогда, когда ле Дрейк заявил, что подчинится королевским приказам… И тут же в Нормандию был послан гонец, чтобы заручиться согласием брата леди Эннис на ее замужество. Из того, что Рольф узнал про Ауберта, явствовало, что этот достойнейший рыцарь будет счастлив освободить свою сводную сестру от некоторой части ее наследства в свою пользу. Он был ее ближайшим родственником-мужчиной, и, хотя его согласие на брак являлось пустой формальностью, провести переговоры следовало обязательно и со всей аккуратностью.

Рольф, конечно, мог бы отказаться от женитьбы на леди Эннис. Это и было его первым побуждением, едва он прочитал пергамент, привезенный королевским посланником, в котором устанавливались условия и сроки. Обязанностью короля было преследовать и наказывать похитителей женщин наравне с ворами. До тех пор пока леди Эннис не была просватана за другого человека, король мог получить с похитителя солидный штраф; затем даму вернули бы Сибруку, и все пошло бы по-старому. Ничего не было бы потеряно, кроме времени, король обогатился бы, а дама сохранила бы честь.

Но слухи и сплетни уже поползли. Двор королевы жил и развлекался скандальными пересудами. И для придворных не было лучшего подарка, чем весть о позоре и падении высокородной дамы. Безусловно, пойдут разговоры о том, что леди Эннис любовница ле Дрейка. И более того – что она была в сговоре с ним, потворствуя своему похищению, ибо такой метод сдаться в плен куда более соблазнителен. Рольф отлично знал манеру королевы делать из мухи слона. Раньше он не обращал на это внимания.

Сейчас же он чувствовал возмущение и протест против того, что леди Эннис перед всем королевством заклеймят как последнюю публичную девку.

Получив послание короля, лорд Драгонвик пригласил для совета верного Гая Фицхью. Рыцарь не преминул подчеркнуть своему господину преимущества, которые тот получит, выполнив волю короля и женившись на леди Эннис.

– Сибрук только того и ждет, милорд, что вы откажетесь. Это то, чего он хочет… – Сэр Гай возвысил голос, чтобы заглушить проклятия Рольфа и быть услышанным своим господином. – Все знают, что брать заложников – обычное дело, королю это известно лучше других. Если вы откажетесь жениться на ней, его с легкостью убедят, что вы захватили леди Эннис не как заложницу, но как любовницу. И он использует это в своих жалобах к церковным властям на неуправляемость баронов, после того как Рим позволил нарушать присягу, данную ему. И хотя вы один из тех, кто остался верным ему во время отлучения его от церкви, он не задумываясь предаст вас, чтобы присвоить себе ваши земли заодно с землями леди. Я клянусь, что в случае вашего согласия на брак больше всего потеряет Сибрук.

– Не думаете ли вы, что я брал это в расчет? – спросил Рольф таким угрожающе мягким голосом, что сэр Гай изумился. – Оставаясь в милости у короля, я могу отобрать у Сибрука моего сына, не важно, хочет этого лорд или нет.

– Да, лорд, – согласился сэр Гай. – Это даст вам гораздо больше, чем открытый мятеж. Король может приказать графу вернуть вам Джастина. А после того, как леди станет вашей женой, вы можете подать петицию о том, чтобы ее земли были признаны приданым. Ваша лояльность королю только усилит ваше положение при дворе. Все знают, что вы один из немногих в Линкольншире, кто не нарушал клятвы верности ему. А то, что вы силой увезли леди Эннис, чтобы жениться на ней, можно объяснить приступом страсти.

Здесь сэр Гай ухмыльнулся, и Рольф некоторое время смотрел на него, пока сам не расплылся в улыбке.

– Как вы объясните мой брак, – лукаво спросил он Гая, – если лицо леди будут украшать усы и бородавки? Я не думаю, что кто-нибудь поверит в то, что мной овладела внезапная страсть к ней.

– Да, но эта леди, к счастью, не имеет ни бородавок, ни усов. Она необычайно хороша собой, и нетрудно поверить в то, что мужчина при виде ее может быть охвачен желанием…

Это объяснение не вполне удовлетворило Рольфа, но он видел в нем здравый смысл. Возможно, ему удастся таким образом уладить последствия своих импульсивных действий. Ведь хотя он и не испытывал особой потребности жениться, леди Эннис от этого не становилась менее желанной. Сколько ночей провел он без сна, вспоминая о той первой ночи, когда она прибыла в Драгонвик… Что из того, что он упорно избегал встреч с нею? Мало кому из женщин удавалось удержать его интерес более чем на те несколько часов, что они проводили в его постели. Но леди Эннис вот уже долгое время постоянно всплывала в его памяти. И это его беспокоило.

Ему приходило в голову, что, может быть, отвага и огонь этой женщины так возбуждают его интерес. Из нее не вышло бы смиренной и тихой супруги, жизнь с которой заставляет мужчину искать более сильных впечатлений на стороне, – уж это точно! Он чувствовал преимущества такого брака, и они значительно перевешивали те причины, которые в свое время заставили его отказаться от повторной женитьбы.

Да, эта идея была заманчивой. Стоит только представить себе, как взбесится Сибрук, увидев, что его интриги оборачиваются против него самого и что внешняя уступчивость и смирение Рольфа на деле только усиливают его положение при дворе короля… Словом, письмо было написано и отослано. Дело сделано…

Но теперь, когда он объявил свое решение даме, а также своим избранным рыцарям и верным вассалам, сомнение вновь невидимыми цепями сковало его. И он обвинял в этом леди Эннис.

Трапеза близилась к концу. Рольф подозвал Вэчела и велел проводить даму в ее комнату. Она поднялась со стула и пошла через зал с гордо поднятой головой. И теперь ле Дрейк вновь мог оценить ее величественную осанку. Против воли он почувствовал восхищение.

Она была не высокой, ее походка поражала грациозностью, тело под зеленым бархатным платьем казалось гибким и крепким. Он с легкостью вызвал в памяти нежную шелковистость кожи, ощутил под своими ладонями ее грудь. Эти воспоминания взволновали его, и он сильно сжал ножку кубка. Темный огонь ее волос, в которых отражались пляшущие отсветы очага, сбегал по спине и бедрам. И в какой-то момент он отчетливо представил себе ее не отягощенной одеждой… И как бы тогда выглядел ее проход через зал! Ее бедра при ходьбе покачивались и, казалось, сулили небесные восторги. Невольно хотелось всецело отдаться на волю сладких волн, расходившихся вокруг нее, и раствориться в них полностью. Да и глаза ее под густой бахромой ресниц излучали соблазн. Но он тут же вспомнил взгляд, которым Эннис наградила его напоследок: ничего манящего, одна враждебность!

Когда она удалилась через арку в дальнем конце зала, сэр Гай наклонился к своему патрону и тихо проговорил, глядя поверх края кубка:

– А леди воистину хороша, милорд.

– Да, – ответил Рольф, и голос выдал волнение, которое он предпочел бы утаить. Он сделал большой глоток вина, желая скрыть досаду. – Столь же хороша, сколь упряма и своевольна.

– Возможно. Но о ней говорят как о женщине с прекрасным характером. Все, что я слышал о леди Эннис, рисует ее в самом добром свете. В своих собственных владениях она пользуется всеобщей любовью, а ее подданные были готовы выступить с войсками на ее защиту, если бы не трусливая позиция графа Сибрука.

– Пусть выступают, – с раздражением проворчал Рольф. – Им это ничего хорошего не сулит, потому как милостивое соизволение короля жениться на их госпоже очень скоро приведет их под мою руку.

От сэра Гая не ускользнула горькая ирония, с какой Рольф употребил слово «соизволение», говоря об ультимативном приказе короля вступить в брак или же пенять на себя. Но об этом он благоразумно умолчал, сказав только:

– Когда у короля в руках будет ваше согласие, он непременно передаст вам часть ее земель в качестве приданого. В любом случае он не осмелится незаконно разорить одного из своих могущественнейших баронов, если только, конечно, не увидит в этом особой выгоды для себя.

– Он осмеливается делать все, что ему заблагорассудится, – мрачно возразил Рольф. Менестрель запел тихую песню, и некоторое время они прислушивались к ней. Затем лорд продолжил: – Вы заметили, как грубо он властвует? Его не волнует, что он оскорбляет и предает своих баронов. Себя он считает непобедимым.

– Есть люди, – тихо ответил сэр Гай, – которые готовы доказать ему, что он сильно заблуждается. Юстейс де Вески и Роберт Фицуолтер всячески демонстрируют ему знаки внимания, а сами готовы при первой же возможности нанести удар в спину. Говорят, они собирают вокруг себя северных баронов, несмотря на все клятвы в верности королю.

Рольф горько усмехнулся:

– Юстейс де Вески просто дурак. Он женился на незаконной дочери короля Вильяма Шотландского, и этот монарх использует его как пешку в своей игре против Иоанна. Не обольщайтесь на их счет, эти люди могут принести большое несчастье.

– Но Роберт Фицуолтер и Юстейс де Вески сейчас в милости у короля…

– Нет, Гай. Хотя он и возвратил им их земли в прошлом году, он не так глуп, чтобы верить этой паре. Вы разве забыли заговор двухлетней давности, который возглавил король Уэльса? Многие погибли тогда – Люк Д'Арси, например, – но эти достойные плуты бежали во Францию. Оба давно проявили себя предателями и интриганами. Хотя сейчас король ослабил им вожжи, но это, конечно, одна видимость. Точно так же он не забыл и тех северных баронов, которые в свое время отказались следовать за ним во Францию. Если бы архиепископ не указал королю на то, что, начиная войну со своими подданными, он тем самым нарушает свою же клятву, которую дал им, он давно бы расправился с ними.

Сэр Гай кивнул:

– Боюсь, вы правы. Хорошо, что вам удалось сохранить расположение короля.

Вращая ножку кубка между пальцами, Рольф тихо сказал:

– Я постоянно думаю о том, что не смогу вечно выполнять мою клятву верности королю. Он слишком часто переходит все грани дозволенного. – Он внимательно посмотрел на сэра Гая. – Я не знаю, что сделаю в тот день, когда он принудит меня выбирать между честью и клятвой. А этот день придет, сэр Гай, хочу я того или нет.

Сэр Гай ничего не ответил. Все было так, и оба предчувствовали, что события не за горами. Женитьба на леди Эннис могла стать первым шагом к нарушению клятвы. И вот теперь Рольф испытывал нетерпеливое желание поскорее покончить со всем этим.

И его не смущало, что леди может стать той приманкой, попавшись на которую он погибнет.

Быстрыми шагами Эннис раздраженно мерила свою узкую комнату. Этот грубый осел под маской барона – он что же, воображает, что она так слаба и уступит ему без сопротивления? Нет, он, конечно же, не так глуп. И где, спрашивается, был этот Сибрук со всеми своими хитроумными планами, когда он был ей так необходим? Какой болван! Ведь он только сыграл на руку ле Дрейку, обратившись с жалобой к королю. Неужели Иоанн упустит такую отличную возможность, чтобы связать с собой Драгонвика еще сильнее? А ее брак с бароном, безусловно, послужит именно этой цели, хочет она того или нет. Отец Эннис был человеком Ричарда и по его просьбе дал клятву верности Иоанну, хотя и против своей воли. Вскоре он умер, и наследником стал Ауберт. Он тоже присягнул королю, но остался в Нормандии. Выйдя замуж за Люка Д'Арси, Эннис также стала подданной Иоанна. Пока Люк не совершил предательства и не поплатился за это жизнью.

Сейчас, если она заключит брак с ле Дрейком, ее зависимость от короля станет сильнее и она будет обязана ему подчиняться. Ее вассалы и рыцари поступят в распоряжение Иоанна, чтобы участвовать в его бесконечных войнах в Уэльсе, Ирландии, Франции, а равным образом и против своих собственных баронов. Но если бы она осталась у Сибрука и вышла замуж за одного из рыцарей графа, обладающего меньшими землями и не столь большой известностью, монарх не получил бы и малой доли этих выгод. Как же, должно быть, радуется этот коронованный скупец тому, что ле Дрейк ее похитил, а Сибрук обратился с неразумной петицией!

Но ведь именно ей приходится оставаться лицом к лицу с Драконом…

Содрогаясь, Эннис вспомнила горящие зеленые глаза, вперившиеся в нее с неподдельной враждебностью. Конечно, он крайне раздосадован тем, что его принуждают жениться, но это вряд ли можно считать утешением для нее. Мужа выбирает не женщина, вступающая в брак. Все решают родственники невесты, и Эннис оставалось лишь надеяться, что Ауберт сперва посоветуется с ней и только потом даст ответ.

Но эта надежда была крайне шаткой. Со своим сводным братом она общалась очень мало. Он начал самостоятельную жизнь, когда она еще играла в детской. Никакой особенной любви между ними никогда не было. Да если бы и была, вряд ли Ауберт станет противиться ясно выраженной воле короля, пожелавшего обвенчать Эннис с ле Дрейком.

Если уж Иоанн твердо решил выдать ее замуж, то для нее, пожалуй, не осталось никакой возможности купить свободу. Даже заплатив самый высокий штраф. Она оказалась втянута в борьбу могущественнейших людей. И ни для кого из них ее нежелание не играло ни малейшей роли.

Эннис подошла к кровати. Откинув покрывало, она легла на спину и устремила пристальный взгляд в высокий сводчатый потолок. По углам комнаты прятались тени. Седые клочья паутины колыхались под дуновением легкого ветерка, проникавшего через открытое окно. Лампа бросала неверный слабый свет, и рожденные им причудливые, дикие силуэты плясали по каменным стенам. На равнине лежала мглистая тьма, но неяркий луч луны, просочившись сквозь облака, украдкой заглядывал в комнату. Отдаленные звуки достигали ее ушей, напоминая о давно прошедших днях, когда она, еще совсем юная девушка, лежала в своей постели и мечтала о будущем.

Знай она, что ее ожидает, попыталась бы Эннис что-нибудь изменить? Она не протестовала, когда ее выдавали за Люка, ибо видела свой дочерний долг в почитании родителей и в подчинении их воле. Но будь ей известно о женихе то, что открылось ей после свадьбы, она бы наверняка молила их о другой доле.

Эти воспоминания заставили Эннис грустно улыбнуться: многие женщины поступили бы так же, она была в этом уверена.

И как будто мало было унижений и страданий последних месяцев – пришла вот эта новая беда.

Перспектива стать женой ле Дрейка повергла ее в дрожь. Мысли и чувства смешались. Ужасала не только молва о его жестокости. В памяти все время жила та, первая ночь в Драгонвике, его ласки и, что особенно потрясло Эннис, – ее отклик на них. Она и представить себе не могла, что может испытать такое влечение – и к такому человеку… Как могло случиться, что прикосновениями своих рук и губ он привел ее в состояние, которое, вероятно, знакомо лишь развратной женщине, изнывающей от желания? Как могла она забыться настолько, что уже была готова отдаться ему? И хуже того, он знал о ее падении. Она отчетливо помнила блеск торжества в его глазах, когда он ее оттолкнул, предварительно вволю над ней насмеявшись.

Для него это было ничего не значащим приключением. Без сомнения, одним из многих. Но для Эннис стало могучим толчком, пробудившим желания, которые отныне заполнили все ее ночи и сны. Не раз просыпалась она на своей жесткой кровати со страстною мечтою о нем, о его золотых волосах и зеленых глазах, представляя себе его так ясно, словно он был здесь, на расстоянии вытянутой руки от нее. Она пыталась не придавать значения тому горячему беспокойному чувству, которое он зажег в ней, той безымянной тревоге, что временами кружила ей голову. Но это всегда было здесь, укрывалось в глубине ее сознания, подобно назойливой тени, только и ждущей, как бы ворваться в ее сны.

Перевернувшись на бок, Эннис плотнее закуталась в покрывало и устроилась лицом к стене. Сейчас она заснет, и этой ночью снов не будет.

Слабый шум разбудил ее, и, медленно повернувшись, она увидела Рольфа, входящего в комнату. Он улыбался легкой улыбкой уверенного в себе хищника. Магическая сила, казалось, исходила из его глаз под густыми ресницами, и слова застыли в горле Эннис. Она не могла ни двигаться, ни говорить, а он приблизился к кровати и начал молча ее раздевать. Неторопливыми точными движениями он снял с нее абсолютно все. Она смежила глаза и открыла их только тогда, когда он был уже сверху, всем своим весом налегая на нее и вдавливая ее спину в матрас. Теперь он был так же обнажен, как и она; она ощущала, как его кожа скользит по ее, чувствовала тяжесть его пробудившейся плоти между своими бедрами.

Его руки терзали ее, доставляя неописуемое удовольствие: они касались ее грудей, живота, увлажнившегося лона. Когда же он губами отыскал и накрыл отвердевший бутон соска, сладкая судорога сотрясла все ее тело. Пульсирующее давление между ее ногами усилилось, и она выгнулась под ним с бессловесным стоном. Его глаза слегка сузились, из-под густых темных ресниц извергалось зеленое пламя и золотые искры. Он глядел на нее с выражением, смысл которого она не могла постичь. Он, казалось, о чем-то спрашивал, чего-то хотел от нее. Но чего?

Ее руки судорожно сжимались и разжимались. Вот она подняла их и обвила его тело. Едва касаясь, пальцы быстро заскользили по его широкой мускулистой спине. Он жестко и равномерно дышал у ее уха, тело его налилось тяжестью, лишив ее всякой возможности двигаться. Она попыталась прижаться к нему еще сильнее, стремясь получить от него все, что он только способен был дать ей. Но он отстранился, дразня ее новыми ласками, пока дыхание ее не стало прерываться. Задыхаясь, она видела в тусклом свете его лицо: зеленые глаза становились все темней и темней, от густых ресниц на лицо ложились тени. Он хрипло пробормотал какие-то слова, – какие? – она не расслышала. Затем его тело скользнуло ниже. Что-то твердое задело ее самое чувствительное место, где в сладкой муке билось и пульсировало между ее бедер непреодолимое желание. Она извивалась под ним, ожидая еще большего, но Рольф, казалось, специально уклонялся от нее. Эннис застонала. Разрядка могла наступить каждый миг.

Он дышал глубоко, темная кромка его ресниц затеняла лицо, когда он наклонялся над нею, чтобы видеть движения своих рук. Ей же все заслоняли тусклое золото его волос и широкие плечи, поднимавшиеся и опадавшие в любовном ритме. Она вскинула руки, чтобы коснуться его лица, а он взглянул на нее сверху вниз. И живой зеленый огонь, казалось, опалил ее душу. Губы его раскрылись, обнажив ровные белые зубы, ноздри раздувались, и у нее возникло ощущение, что ею овладел настоящий дракон, готовый вот-вот проглотить ее. Она закричала во весь голос, но он не обратил на это никакого внимания и не ослабил хватки, как она ни стремилась освободиться. Эннис всецело была в его власти.

Придавленная его тяжестью, она попыталась глубоко вздохнуть. Но это оказалось уже невозможным. Воздух вокруг стал густым, она задыхалась. Безумие страха овладело ею. Она беспорядочно замахала руками, и вдруг резкая боль пронзила ее – кулак неожиданно врезался в каменную стену. И это привело ее в чувство.

Эннис вцепилась в шерстяное одеяло, лежавшее на ее лице. Другой его конец, обмотавшись вокруг тела, сковывал ее движения. Она с трудом избавилась от этих пут и вдохнула полной грудью холодный свежий воздух, пахнувший дождем и рыбьим жиром. Сон. Это был еще один сон.

Эннис взглянула на руку. Пальцы распухли и болели после удара о стену. Капли дождя с легким шумом разбивались о каменный подоконник ее незакрытого окна. Огонь в лампе еще теплился и трепетал. Тени метались в бледном свете. Только сон, сказала она себе снова.

Но вместо облегчения она чувствовала неудовлетворенность и беспокойство, которые, казалось, наполняли ее опустошенное тело. Очевидно, Рольф ле Дрейк захватил даже ее сны. Неужели это ее судьба – до такой степени быть в его власти? Зато теперь она знала, каково было тем рыцарям, которые погибли, пытаясь перехитрить дракона. У нее теперь был свой собственный огнедышащий дракон из изумрудов и золота, призрачно маячащий в ее будущем и намеревающийся ее сожрать, как только он пресытится невинными девушками.

Но она не девушка, и ее дракон очень и очень реален. У него изумрудные глаза и золотые волосы, он прекрасен, если смотреть издалека, и смертельно опасен вблизи. Да, и угодила же она в ловушку…

В отчаянии она спрятала лицо в ладони.

6

– Я вам не верю. – В голубых глазах Эннис сверкала такая решительность, что Рольф просто опешил. Ее подбородок был протестующе поднят. Она с негодованием передернула плечами, и тяжелая волна волос переместилась за спину. Огонь очага, расположенного в центре зала, играл на ее лице, окрашивая высокие скулы розовыми бликами. – Ауберт не может быть столь жаден, чтобы требовать половину моих земель за свою подпись.

Рольф положил свиток пергамента на стол, по разные стороны которого они стояли. Только пегий мастифф был свидетелем их разговора. Они были одни, если не считать нескольких слуг, разбрасывавших свежие стебли камыша в дальнем конце зала.

– И все же он так и сделал. Правда, особой пользы ему это не принесло. Король ответил отказом, так что в конечном счете вашему брату пришлось довольствоваться одним или двумя маленькими замками, причем львиная доля доходов от них попадет в кошелек короля. – Он улыбнулся. – Вы удивлены? Иоанн страстно любит получать деньги и ни за что не упустит своей выгоды. Вашему брату еще повезло, что он вообще что-то получил. Если бы король захотел, он без труда заточил бы вас в тюрьму, а ваши наследные земли объявил собственностью вашего покойного мужа, конфискованной в казну из-за участия его в заговоре.

Эннис отвернулась, руки ее дрожали. Она спрятала их в широких манжетах своих рукавов и замерла, стоя спиной к Рольфу, глядя в огонь. Он испытал неожиданное чувство симпатии. Как это тяжело – быть заложником. Хотя много времени минуло с тех пор, когда его положение было похожим на ее, те ощущения легко всплыли в памяти. Когда он был еще пажом, его постоянно били, он сделался излюбленной жертвой и предметом издевательств для более старших слуг. В те годы он ненавидел каждый миг своей жизни и бунтовал так часто, что дня не проходило без порки, которой его подвергали за злостное неповиновение.

Но в конце концов он понял: чтобы однажды стать командиром, сначала надо научиться подчиняться. Как можно требовать дисциплины от других, если сам недисциплинирован? То, что сейчас он никак не выражал своей симпатии к Эннис, и было проявлением его самодисциплины, потому что ей не пойдет на пользу бальзам, приложенный к ее раненой гордости. Гораздо лучше для нее поскорей научиться отличать тех, кто может блюсти ее интересы, от тех, кто этого делать не станет. Совершенно очевидно, что Ауберту важна только собственная выгода, а не благо женщины, стоящей сейчас у огня.

Рольф удобно устроился в кресле, закинув одну ногу на угол стола. Он ждал, пока Эннис возьмет себя в руки. По всему было видно, ей удалось обуздать свои чувства. И когда она наконец повернулась, лишь глаза выдавали ее внутреннюю борьбу.

– Так, – спокойно произнесла она, – дело сделано. Король постановил, и наш брак состоится. Позволено ли будет мне покинуть место моего заточения на время церемонии или же я и тогда останусь под стражей?

Его губы сжались в порыве гнева.

– Это будет зависеть от вашего поведения, – сказал он с ледяным спокойствием. – Если вы собираетесь устроить спектакль на публике, перед алтарем отказавшись от своих клятв, вам стоит подумать об ужасных последствиях, которые этот поступок повлечет за собой для ваших верных подданных.

Сведя свои тонкие брови в одну линию, Эннис взглянула ему прямо в лицо. Щеки ее пылали, а в глазах была холодная голубизна, напомнившая ему зимний лед.

– Извините меня, – проговорила она, – но я не улавливаю вашей мысли. О каких подданных может идти речь, если в своих собственных замках я более не имею власти?

– Об этом я и говорю. – Он дал ей время подумать над своими словами, а затем продолжил: – Вассалы, верные клятве, данной вам, встанут на вашу защиту, не спросив вашего разрешения, и вы можете сыграть на этом. Стоит ли говорить о том, что сделает с ними король, если вы поступите таким образом?

– На этот счет я не сомневаюсь, – сказала она таким горьким тоном, что он понял: она уже обдумала эту возможность. – Если я могу стать заключенной, то и мои вассалы, конечно, подвергнутся гонениям, вздумай я вести себя столь безумно. Они не смогут воевать одновременно против вас и короля, и я никогда не потребую от них этой жертвы. Если бы черная тень предательства не висела надо мной, я никогда бы не уступила. Но я знаю моих вассалов и не подставлю их под удар. Не хочу я также окончить жизнь, как леди Мод де Брозе, которую уморили голодом за то, что она открыто выступила против Иоанна. Так что вам нечего бояться, милорд! Я не стану отказываться от клятв перед алтарем. У меня нет выбора.

Поскольку руки все еще были спрятаны в широкие рукава платья, Эннис кивком головы указала на пергамент, лежавший на столе.

– Это условия брака?

– Да, – ответил Рольф. – Мне их вам прочитать или позвать за писцом? Эннис извлекла из манжеты одну руку и протянула к столу раскрытую ладонь.

– Я прочитаю сама, если позволите.

С недоверием Рольф сказал:

– Но это написано на латыни.

Она безразлично заметила:

– Как и многие официальные документы. Мой предыдущий брачный договор был также составлен на латыни. Так вы позволите?

Он передал ей пергамент и стал смотреть, как она читает. Иногда брови ее раздраженно поднимались, а губы сжимались. Он ничуть не сомневался, что виной тому гнев, вызванный некоторыми условиями. На ее месте он чувствовал бы то же самое. Но что его поразило сильнее всего – так это ее умение читать. Некоторые из благородных дам, правда, имели кое-какие понятия о чтении, а равно и о письме. Но способность читать по-латыни была редкостью среди женщин, которых он знал.

Эннис отложила пергамент и взглянула на Рольфа:

– Итак, я, как мне показалось, лишаюсь всего, что имею?

– Нет, не совсем так. Вы разве не поняли того, что прочитали?

Он протянул руку к пергаменту, но она снова схватила его и прижала к груди. Ее глаза пылали гневом.

– Тут сказано, что мои земли после свадьбы переходят под ваш контроль. Этого следовало ожидать. Но, если от нашего союза появится ребенок, мои земли отойдут ему. – Ее губы скривились. – И этот пункт может быть аннулирован в случае, если ребенок не родится.

– Если бы я не был в этом уверен, миледи, то ни за что бы на вас не женился.

Ее глаза удивленно расширились, затем потемнели от смущения:

– Вы хотите сказать – вам не нужен ребенок?

Покачав головой, Рольф сказал с грустью:

– У меня уже есть сын и наследник, которого я лишен возможности видеть и воспитывать. Я не хочу иметь других детей, потому что нет никакой уверенности в том, что и этот ребенок не будет превращен в заложника. Времена сейчас слишком опасные. Одного заложника с меня довольно.

– Я согласна. – Ее руки слегка шевельнулись, отчего пергамент громко зашуршал. – Это хорошо, что вы не хотите детей. Я тоже не намерена рожать их от вас.

Хотя он и не собирался говорить ей, что знает о ее бесплодии, но эта холодная отповедь и самоуверенное заявление о том, что она не хочет детей от него, вывели его из равновесия. Он нахмурился:

– Если бы я желал иметь еще детей, а вы были способны их рожать, вы бы стали рожать без всяких отговорок, могу вас уверить! – Он шагнул вперед под ее презрительным взглядом. – Не надейтесь смутить меня вашими уловками, миледи. Я их не стану терпеть. Вы ведь всего только женщина. Когда мы поженимся, вы быстро выучите, где ваше место.

Эннис отступила на шаг, скривив губы.

– Я выучусь? Быстро выучусь сносить унижения, милорд? Вы переоцениваете свои способности. Я не собака, которую натаскивают для охоты, и не сокол, которого учат бить дичь. Нет, я женщина, и у меня есть права. – Она взяла пергамент и крепко сжала его. – Здесь говорится о лишении меня прав на мою собственность на время нашего брака или на время вашей жизни, если говорить деликатно. И вы надеетесь, что это навсегда? Предупреждаю вас – моя подпись необходима, чтобы придать силу такому документу. И я не собираюсь по своей воле передавать вам мою собственность навеки.

Лицо Эннис дышало гневом. Вместо того чтобы прямо и резко сказать ей, что она сделает все так, как велит ей король, Рольф решил промолчать. Это только затянуло бы спор о том, что он считал делом решенным. Если же сказать, что понимает ее желание рычать и скалить зубы подобно собаке, посаженной на цепь, она разозлится еще больше. Нет, лучше уж пропустить ее выпад мимо ушей.

Он молча встал с места, собираясь пожелать ей удачного дня и отправить обратно в комнату. Но Эннис вдруг отскочила от него на несколько шагов, вмиг закатала манжеты и сунула руку с пергаментом в пылающий очаг. Затем повернулась к нему:

– Вам показать, что я думаю о королевских декретах вообще и об этом вот документе, милорд?

Рольф замер, устремив глаза на свисающий край свитка, который уже начал скручиваться от жара пламени.

– Вы думаете, трудно сделать несколько копий? – проворчал он сквозь зубы. – Это только разгневает короля и затянет дело.

– Промедление мне на руку. Я не могу огорчить короля сильнее, чем он меня. Так почему бы мне не порадовать себя для разнообразия? Вот уже целый год со мной обращаются без всякого уважения, и я устала от этого. Никто меня не спрашивает, чего мне хочется, или в чем я нуждаюсь, или какое мое мнение о том, что со мной происходит. Нет, я просто птица в клетке!

Ее руки и голос дрожали, а загнутый конец пергамента начал уже чернеть. Рольф перевел взгляд на ее лицо.

– Свиток горит, – спокойно сказал он, но стоило ей взглянуть на документ, как он мгновенно прыгнул к ней.

Перехватив ее запястье, он отдернул Эннис от огня. Она выпустила пергамент, и тот с мягким шелестом упал в самое пламя. Рольф безжалостной рукой швырнул ее на пол, затем выхватил свиток из огня. Он сильно обжег себе руку, но, кажется, ему удалось спасти документ. Пахло паленым бархатом и кожей. Разгладив рукавом обгорелые края пергамента, Рольф убедился – все уцелело, если не считать нескольких слов, обуглившихся и превращенных в пепел.

Он присел на корточки. Эннис никак не могла подняться, запутавшись в складках платья, и барахталась на полу, опираясь на локоть. Подол задрался, открыв ее ноги. Шелковые подвязки поддерживали белые чулки, а шелковая же нижняя рубашка туго обмоталась вокруг колен, сковав ее движения. Длинные волосы змеились по камням пола, темно-рыжие пряди светились, отражая огонь. Пламя отражалось и в ее глазах, и весь ее облик дышал непокорной решимостью.

Они безмолвно глядели друг на друга, он – вне себя от гнева, она – свирепо оскалившись, словно волчица. Между ними, казалось, дрожала до предела натянутая струна. Из-под темных ресниц глаза ее смотрели настороженно и оценивающе. Во взгляде Эннис ясно читались ее намерения.

Он притворился, будто уронил свиток на пол, и, когда она подалась вперед, чтобы схватить пергамент, опередил ее: вмиг пряди рыжих волос оказались зажатыми у него в кулаке. Затем он рванул их на себя, словно это были поводья норовистой лошади.

Он медленно накручивал их на руку, принуждая Эннис ползти к нему на четвереньках. Сопротивляться она не могла, ибо он тянул все сильнее и сильнее. В глазах ее пылало бешенство, равно как и в словах, которыми она награждала его. Она была уже у его ног. Стоя на коленях на каменном полу, Рольф глядел на нее сверху вниз. Немного было радости в такой победе, да и женщина, кажется, не собиралась пока признавать своего поражения.

Искры огня упрямо вспыхивали в ее глазах. А щеки горели от ярости. Длинная манжета оторвалась от рукава ее платья и каким-то образом запуталась в волосах. Но, несмотря ни на что, она не сдавалась и упорно оказывала сопротивление.

– Господи, – пробормотал он, – неужели вы столь неразумны, чтобы пытаться бороться со мной?

– Это дело не разума, – огрызнулась она, стремясь освободить волосы от куска рукава, – но чести. Если вы должны жениться на мне – пусть так и будет. Но я не подчинюсь вам просто так, лорд Драгонвик. Как бы вы меня к этому ни принуждали.

Слабая улыбка тронула его губы:

– Мне всегда больше нравилась борьба, а не победа, миледи. Гораздо приятнее получать награду, которую пришлось добиваться с трудом.

– Но так ли уж приятно потерпеть поражение? – спросила она с насмешкой. Ей наконец удалось освободить свои рассыпавшиеся волосы от всего лишнего. – Не думаю. По крайней мере, для вас. Мужчины, которые больше полагаются на свою доблесть, знают, что даже лучший из лучших может быть побежден силой обстоятельств.

Рольф все еще держал в руке прядь ее волос. Не обращая на него внимания, словно находясь в своей комнате одна перед зеркалом, Эннис попыталась привести в порядок прическу. Она собрала блестящие ленты зеленого шелка и старалась укрепить ими волосы, аккуратно укладывая их в должной последовательности. Затем перебросила рыжую копну за плечи, и словно огненные змеи побежали по ее спине. Наконец Эннис посмотрела на Рольфа и спросила с дерзким вызовом:

– Вы боитесь, что я убегу от вас, милорд? Но я ведь всего только женщина, как вы изволили выразиться. Такого могучего воина я могу победить лишь своим жалким оружием – моим языком и умом. Это все, что у меня есть. Но этого вам не отнять!

– Подчас, – сказал он холодно, – возникает настоятельная необходимость в тишине. Тогда вам придется забыть о том, что у вас имеется язык, до тех пор, пока я вам не разрешу снова им воспользоваться. А что касается ума, то вам лучше употребить его на то, чтобы добиться моего расположения, а не искать способов мне досадить. Даже птица в клетке лучше поет ради корма.

Ее ресницы опустились, и тело пронизала дрожь. Ему не нравилось, что она вызывала в нем сочувствие. Это не нужно. Гораздо полезнее сейчас довести дело до конца и внушить ей раз и навсегда, что хозяин здесь он.

Намотав на пальцы прядь ее волос, которую он все еще удерживал в руке, Рольф медленно отогнул голову Эннис назад, лицо ее запрокинулось и оказалось прямо перед ним. Он слышал ее прерывистое дыхание, видел ее расширившиеся и сверкающие глаза. Ее ноздри раздувались, приоткрытые губы были совсем рядом. Полусидящая-полуподвешенная, она могла только одной рукой опереться о пол. В неловкой позе чувствовалась боль. Она была так уязвима и беспомощна.

Рольф не торопясь встал, увлекая за собой Эннис. Ее голову он держал так, чтобы она могла видеть только его, и ничего более. Подняв ее высоко – пальцы ее ног едва касались пола, – он обнял Эннис, не позволяя ей упасть, и его рука ощутила, как напряжена ее спина. Рольф еще сильнее прижал к себе молодой гибкий стан. Ее груди отвердели – он почувствовал это даже сквозь одежду, – а бедра трепетали и терлись об его пах. И это вызвало в теле Рольфа немедленный отклик.

Боже милостивый! Она не должна была зажечь его так быстро! Давным-давно он дал себе слово не позволять женщинам вызывать у него других чувств, кроме некоей отстраненной симпатии или же обычного вожделения. Эннис заставила кровь в его жилах биться в бешеном ритме, и это говорило о том, что ему с ней лучше не связываться. Но она трепетала в его объятиях, ноги обвивали его голени. И Рольф обнял ее еще крепче и что есть силы прижал ее тело к своим бедрам. Взгляд искал ее взгляда…

Какая-то хитрая, кошачья усмешка играла на ее губах. Он подумал, что она, должно быть, почувствовала его желание и скорее всего сейчас насмеется над ним. Что ж, он покажет ей, сколь мало она для него значит!

Осторожно, не торопясь, он наклонил голову, и его рот захватил ее губы. Она судорожно вздохнула. Эннис даже не пыталась уклониться – это было невозможно, ибо рука его все еще крепко сжимала волосы на ее затылке. Прикосновения его губ – сначала мягкие, легкие – становились все более настойчивыми и страстными. Дыхание ее участилось. Рот его не отрывался. И поцелуй все длился и длился, пока она не повисла без сил в его объятиях, а из горла не вырвался тихий стон. Руки ее в последнем порыве взметнулись вверх, и, почуяв, что его хватка ослабла, Эннис сама притянула его к себе.

Резко отстранив женщину от себя, Рольф поглядел на нее сверху вниз. Грудь ее вздымалась от неровного дыхания, глаза были широко распахнуты и сверкали. Она поднесла ко рту руку, чтобы потрогать свои распухшие от поцелуев губы.

– Ах, миледи, – сказал он нарочито легкомысленным тоном, – не будьте столь легко доступной со мною. Желание часто так мимолетно…

Она поглядела на него сперва с недоумением, а потом с яростью. Краска бросилась ей в лицо.

– Свинья! – прошипела она. – Не смейте больше касаться меня!

– Это мой замок. Я делаю здесь что хочу. – Рольф слегка усмехнулся. – И вы это скоро усвоите, став моей женой, леди Эннис.

Даже сейчас, когда глаза ее были полны гнева и ненависти, а на лице лежала черная тень, Эннис оставалась прекрасной. Но ведь он знал немало красивых женщин. Чем уж так отличается эта? Да ничем особенным, если не считать, что она его заложница и скоро станет его женой. Он не может позволить ей взять над ним верх, так сильно влиять на него! Воспоминание о бессонной ночи, которую он провел после набега на ее комнату, по-прежнему жгло его.

И уж, конечно, он не позволит ей догадаться, какое неистовое желание она будит в его теле. Годами учился он управлять своими чувствами, давно постиг искусство самообладания. Рольф без труда мог контролировать дыхание и сердцебиение. И, казалось, в нем ничто уже не напоминает того незрелого юнца, который впервые познал женщину. Но он должен был признаться самому себе, что, к величайшему изумлению, не знает, как ему поступить, и что у него нет никакой надежды обуздать свое влечение к Эннис. Что же касается сегодняшней сцены, он благодарит судьбу, укутавшую его в длинную и плотную тунику и таким образом скрывшую от глаз его пленницы-невесты самое наглядное доказательство его чувств к ней…

Отпустив наконец ее волосы, Рольф отступил назад и позвал слугу. Вэчел, по-видимому, был где-то рядом, так как появился прежде, чем раскаты хозяйского голоса успели спугнуть двух птиц, сидевших на стропилах.

– Да, милорд. – Юноша переводил взгляд с Рольфа на Эннис с деланным безразличием.

– Проводите леди Эннис в ее комнату. И проследите, чтобы она получала все, что ей потребуется для нашей скорой свадьбы. В пределах разумного, конечно. Если какие-либо ее распоряжения вызовут у вас сомнение, немедленно доложите мне.

– Да, милорд.

Слуга повернулся к Эннис и медлил, не зная, готова ли она, но леди уже вполне взяла себя в руки и направилась к выходу.

Но не успели они пройти и несколько шагов, как она внезапно остановилась и бедняга Вэчел налетел на нее. Эннис обратилась к Рольфу, высоко подняв подбородок:

– Скажите, милорд, скоро ли наша свадьба?

– Через две недели. Через неделю после Пасхи и Нового года, поскольку они совпадают [10]. – Он насмешливо улыбнулся. – Вам так не терпится исследовать наше супружеское ложе, миледи?

– Бог свидетель, вы большой мечтатель, – резко сказала она. – У меня есть веская причина спрашивать. Мне понадобятся сундуки с моими вещами, оставшиеся у Сибрука. Пошлите за ними. – Помедлив, она спросила: – Посетит ли король нашу свадьбу?

– Иоанн прислал свои поздравления, но сейчас он слишком далеко и не почтит нас своим присутствием.

– Какая жалость, – сказала Эннис с усмешкой. – И еще большая жалость, что вы не с ним. Поскольку мне приходится готовиться в такой спешке, мне понадобится женщина в помощь. Дело не в том, что Вэчел плохо справляется, он справляется великолепно. Мне нужна помощница, которой близки и понятны мои нужды.

Это прозвучало убедительно, и Рольф велел Вэчелу подыскать подходящую служанку для леди.

– И переведите ее в комнату в западном крыле, – приказал он. – Там более достойное место для новой графини Драгонвик. Но не ослабляйте охрану! Пусть у дверей постоянно находится стражник.

– Благодарю вас, милорд, – сказала насмешливо Эннис, – за ваше великодушие и заботу.

Она прошествовала прочь из зала в сопровождении безмолвного Вэчела.

Рольф наблюдал за нею, пока она не скрылась из виду, поднявшись по винтовой лестнице. Бордэ, опечаленный тем, что его забыли, негромко заскулил и вывел хозяина из задумчивости. Рольф потрепал мастиффа по огромной голове и сказал с грустью:

– Если бы женщины были так же тактичны и понятливы, как собаки…

В благодарность за этот комплимент пес лизнул его обожженную руку. Это живо напомнило Рольфу обстоятельства, при которых он спас пергамент. Свиток все еще лежал на полу, слегка обгоревший по краям, но вполне пригодный для чтения, если не считать нескольких слов, обратившихся в пепел. Неважно. Рука заживет. И эта леди Эннис будет его женой, хочет она этого или нет.

Конечно, не слишком приятно, что она так яростно противится браку. Не то чтобы он считал себя такой уж наградой для женщин, но он знал многих девушек и зрелых матрон, заглядывавших ему в глаза с желанием и надеждой. За что леди Эннис так его ненавидит? Но нет, он же помнит, в ее глазах ясно читалась симпатия – в тот день, в замке Стонхем… Она едва сдерживала слезы во время его расставания с Джастином…

Конечно, она может злиться на то, что ее похитили, что он запугивал ее, заставляя подписать письмо. Святой Иероним! Разве не знала она, каким жестоким он может быть? Да его сдержанность в ту ночь вообще достойна восхищения! В один день потерять Эдмунда и не вернуть сына – это больше, чем может вынести человек. Святые Мария и Иосиф! Как раз женщины в таких ситуациях и ведут себя особенно безжалостно. Эннис своевольна и по-детски упряма, а то бы она узнала, что он может быть вежливым и нежным.

Размышляя таким образом, Рольф расправил пергамент, затем аккуратно свернул его, перевязал лентой и спрятал. При этом он потревожил обожженную руку и выругался. Может быть, стоило позволить свитку сгореть? Стать одноруким рыцарем Рольфу совсем не улыбалось.

Вне себя от гнева, Эннис кружила по своей новой комнате. Ничего не скажешь, она была куда больше и наряднее прежней. Но это не радовало. Здесь царила огромная кровать, снабженная вышитым балдахином, занавесями и толстым мягким матрасом, набитым гусиным пухом. На покрывалах лежало множество подушек. Богатые драпировки покрывали стены. Посредине комнаты широкий медный котел с тлеющими углями давал достаточно тепла для обогрева. В напольных канделябрах много свечей. Еще были большой обеденный стол и маленький. На толстых коврах, как бы в ожидании гостей, располагались кресла и стулья. Высокие окна застеклены. Из них открывался просторный вид на косогор, сбегавший от стен замка к деревне, примостившейся внизу. Густой линкольнширский лес вплотную подступал к ней.

Эннис с презрением осматривала все. Не думает ли этот грубиян, что, возвратив ей комфорт, он заслужил прощение? Уж не рассчитывает ли он получить награду, переведя ее из маленькой убогой комнатушки? Он жестоко ошибается. Ему придется потрудиться гораздо больше, проявить чудеса вежливости и внимания, чтобы хоть немного подняться в ее мнении с того нижайшего уровня, на котором находится сейчас. Этот черный рыцарь не добьется ее расположения столь несложными средствами.

Эннис чувствовала боль и слабость в ногах, и это напомнило ей то, о чем охотнее всего хотелось забыть. Прикосновение его рта к ее губам было столь необычным и волнующим, что не заметить это она просто не имела права. Его невозмутимость и хладнокровие в те минуты, когда она теряла голову от его поцелуев, можно легко объяснить его опытом и цинизмом. Но почему он высмеял ее за это? Почему поиздевался над ее пылкостью, которую она не сумела скрыть? Стыд терзал ее. Какая непростительная глупость! Как она могла поддаться ему хоть на короткий миг? Как могла вообразить, что он ей не опасен, что она достаточно вооружена против его самоуверенности и наглости, что может противостоять любому его оскорблению?..

Эннис не предусмотрела, что он применит оружие, против которого она бессильна, – ее собственное тело! Оно опять совершило предательство по отношению к ней. Его прикосновения снова лишили ее стойкости. И что хуже всего – он нагло вторгся в ее сны. Слава Богу, он еще об этом не знает, иначе он несомненно использовал бы и это против нее…

Посреди этих тревожных раздумий Эннис вдруг услышала стук в дверь. Сердце ее бешено заколотилось, готовое выскочить через горло. Она медленно повернулась, дверь открылась, и сердце вернулось на место. Вошла темноволосая женщина маленького роста.

– Меня зовут Белл, миледи, – пробормотала она по-английски. – Я послана к вам.

Улыбнувшись, Эннис подошла к девушке, которая с застенчивым видом смотрела в пол, и заговорила тоже по-английски:

– Я леди Эннис, Белл. Я очень рада, что вы будете мне помогать.

Все еще робея, Белл теребила фартук.

– Говорят, – сказала она, – что вы скоро выходите замуж за лорда. Я умею класть тонкие швы.

– Ваши способности будут очень полезны. Мне надо приготовить подвенечное платье, так что жду ваших советов, Белл. Я их с радостью выслушаю, и вы поможете мне выбрать, что мне больше пойдет.

Белл оживилась:

– Как вам угодно, миледи. По словам Вэчела выходит, что у вас будет все, что вы пожелаете. А я сделаю все, что вы мне велите.

– Хорошо. А не говорил ли Вэчел, как и когда я увижу, из чего мне предстоит выбирать? – Белл отрицательно замотала головой, а Эннис продолжила: – Что ж, это мы попробуем выяснить завтра, а пока я устала, да и вы, наверное, тоже. Скажите Вэчелу, пусть вам приготовят постель здесь – я хочу, чтобы вы оставались со мной в комнате. Вам это подходит?

– О, миледи, это еще как мне подходит. – Белл восторженно оглядела все кругом. – Это ж мне как повезло, что я оказалась в замке лорда Рольфа. Он же самый распрекрасный лорд! Каждый хочет получить здесь место… Я прежде на кухне работала. И я так горжусь, что служу вам! Я все для вас сделаю, чего ни пожелаете.

– Я не сомневаюсь в вас, Белл. В ближайшие дни, когда прибудут мои вещи, нам придется много работать. И мне понадобится ваша помощь. Это прекрасно иметь такую приятную компанию и такие руки, готовые трудиться.

– Слава тебе, господи, я сделаю все, что только можно, чтобы скрасить вам эти дни, миледи.

Девушка посмотрела на нее с улыбкой в добрых карих глазах, и Эннис впервые за эти трудные дни вдруг почувствовала, что, возможно, когда-нибудь она и перестанет быть чужой в замке Драгонвик. И – кто знает? – это страшное место тогда ей покажется не таким уж и страшным, каким представляется сейчас.

– Ну что ж! В таком случае, Белл, пожалуй, начнем с маленького задания, – сказала она бодро. – Вынесите прочь эти канделябры. Чем меньше драконов я вижу, тем мне легче.

Бросив на госпожу любопытный взгляд, Белл вытащила из комнаты изваяния, на которые ей указала Эннис. Эти фигуры, выполненные в виде стоящих чудовищ с когтистыми лапами и широко развернутыми крыльями, напоминали ей о пережитых унижениях, и она спешила расстаться с ними. Ее сны и так полны драконов – зачем же они ей нужны еще и средь бела дня?

Когда служанка вернулась, Эннис, улыбаясь, сказала ей:

– Ну, теперь, думаю, мы отлично поладим. Мне, как правило, здесь нечем заняться, и я рада, что вы останетесь со мной.

Белл с благодарностью смотрела на госпожу:

– Это честь для меня – служить вам, миледи. Сэр Гай говорит, что вы добрая и благородная леди, и я постараюсь ничем вас не огорчить.

– Сэр Гай? – Эннис посмотрела на девушку с удивлением. – А что еще он говорит?

Белл смущенно уставилась в пол. Затем, поборов робость, сказала:

– Только то, что поначалу вам было здесь не по себе и что впереди будут трудные дни…

Это была чистая правда. Не нужно быть пророком, чтобы предвидеть беспокойные времена для всех них. Вот только что имел в виду сэр Гай – всю Англию или только жену Драгонвика?

7

Рольф замешкался перед комнатой Эннис. Он поймал недоумевающий взгляд стража, который явно не понимал, отчего его лорд мечется взад-вперед, словно пойманный волк. Подняв руку, он изо всех сил толкнул дверь и распахнул ее настежь.

Сделанная из тяжелых дубовых досок, она легко повернулась на смазанных петлях и с грохотом ударилась о каменную стену. Девушка-служанка, помогавшая Эннис, испуганно вскрикнула. Леди держалась спокойнее. Храня глубокое молчание, она еще какое-то время доканчивала работу. Большие куски шелковой ткани широкими складками покрывали ее колени и пол вокруг кресла. Иголка с ниткой быстро сновала в ее руках, сшивая шелк.

Не спеша она воткнула иголку в материю и отложила шитье в сторону. Затем поднялась со своего места, не сводя с Рольфа широко раскрытых глаз.

– Я польщена, что вы посетили меня, – сказала она спокойно, как будто не он только что с шумом вломился к ней в комнату. – Могу я предложить вам вина?

Он шумно вздохнул полной грудью, подавляя растущий гнев. Затем поднял руку, держащую смятый кусок пергамента, и потребовал:

– Извольте объяснить это, если сможете, миледи.

Эннис воззрилась на пергамент с выражением некоторой робости, исказившим ее милые черты.

– Об-объяснить? Я не знаю, о чем вы, милорд…

Шагнув к ней, Рольф прорычал:

– К дьяволу ваши отговорки, не считайте, что можно делать из меня дурака! Я отлично осведомлен обо всем, что творится в моем замке. Вы что же, думали отправить это без моего ведома? Мои люди мне преданы, вам не удастся их подкупить.

Она вздернула подбородок:

– Вы действительно считаете меня такой недалекой, милорд? У меня, конечно, много недостатков, видит Бог, но я не так слепа и глуха, чтобы не заметить, что вам удалось завоевать удивительную преданность тех, кто вам служит. Хотя вам и не нравится содержание и тон моего письма к брату, но я не считаю вас настолько низким, чтобы отказать мне в последней попытке умолять о милосердии…

Смяв письмо в кулаке, Рольф изо всех сил старался унять закипавшую ярость.

– Милосердие? Вы, по-видимому, путаете бракосочетание со смертной казнью, миледи.

Эннис опустила глаза и стиснула руки перед собой. Служанка у ее ног вся сжалась, словно собака, напуганная грозой. Рольф едва сдержал грубые слова, которыми его так и подмывало прогнать ее из комнаты. И, конечно же, его настроение не улучшилось, когда Эннис достаточно громко пробормотала:

– В данном случае брак и казнь видятся мне в одинаковом свете, милорд. – Понятно. – Его голос прозвучал резко, как удар кнута. Он бросил на девушку такой взгляд, что она мигом вскочила с пола: – Ты. Быстро. Оставь нас.

Он кивком головы указал ей на дверь, и девушка стрелой вылетела из комнаты.

Подождав, пока дверь за ней закроется, Рольф повернулся к Эннис. Хотя лицо ее и покрывала бледность, она не дрожала и не проявляла иных признаков страха. Она стояла очень прямо, отвечала на его взгляд спокойным и внимательным взглядом широко открытых голубых глаз.

– Мадам, вы испытываете мое терпение, – сказал он со всей вежливостью, на которую сейчас был способен. Вы думаете, что я в восторге от перспективы жениться на вас? Если так, вы сильно заблуждаетесь.

– Вам от этого, во всяком случае, есть выгода, не то что мне, – перебила она его речь ледяным тоном.

– Единственное, что я выгадываю, как мне кажется, так это сварливую жену, – отпарировал он, раздосадованный ее холодной враждебностью. – Вы думаете, мне нужны ваши земли? Ничего подобного! Но мой король повелел мне жениться на вас, и мы вступим в брак, хотим мы того или нет.

Эннис склонила голову к плечу и сказала с сомнением:

– Вы всегда во всем согласны с королем?

– Нет, я бываю согласен с королем крайне редко. Он творит все, что ему заблагорассудится, нарушая любые клятвы и обязательства. Но он – король.

– Это еще ни о чем не говорит.

– Как так? Вам не кажется разумным сохранить свою голову? Хотя что это я? Я же забыл, что вам ничего не стоит натянуть нос любому мужчине, даже королю.

Эннис слабо улыбнулась:

– Не совсем так, милорд. Единственный нос, с которым я могла бы проделать это, принадлежит вам.

Столь открытое пренебрежение Рольф не мог снести и с глухим проклятием шагнул к ней. Она попыталась отодвинуться, но он уже схватил ее за плечи. Пальцы больно впились в кожу, мяли и комкали платье. Он лишь слегка ослабил хватку, когда увидел в ее глазах тревогу.

– Вы напрасно меня испытываете, миледи. Не думайте, я не из тех жалких мужчин, что позволяют высмеивать себя!

Покачав головой, Эннис прошептала:

– О нет, лорд. Но и я не из тех ничтожных и малодушных женщин, что покоряются без борьбы! У меня есть разум и воля, и я никому не позволю подчинить или контролировать их…

– Мне и не нужен контроль над вашим разумом. Я требую вашего уважения.

– Уважение надо заслужить. – Она пристально поглядела на него, и глаза ее сверкали такой величественной голубизной, что, казалось, проникали в самую глубь души. – Нельзя приказать солнцу взойти, а луне светить. Эти вещи относятся к естественному ходу природных явлений. Так и мое уважение к мужчинам. Если когда-нибудь я стану уважать вас, милорд, то уважение это будет вами заслужено, не сомневайтесь.

Волна досады захлестнула его:

– Вы думаете, я позволю оскорблять моего короля? Ошибаетесь. Хоть я мало в чем согласен с ним, я дал ему клятву верности. Только знамение Божие может заставить меня нарушить ее.

– Знамение Божие? – Губы Эннис сложились в горькую улыбку. – Скорее знамение безбожия заставляет людей выступать против монарха! Я многое повидала с тех пор, как король отнял у меня моего мужа и мои земли. И вы думаете, я хочу, чтобы вы отвернулись от него? Нет, милорд, вы совершенно не так меня поняли! Мне безразлично, любите вы государя или нет. Это меня не касается. Что мне важно – так это достоинство мужчины. А оно проявляется в его делах, а не в словах…

– И, по-вашему, дела мои так ничтожны, что я не достоин уважения?

Рольф бросил этот вопрос и увидел, как расширяются ее глаза. Он не так хотел выразиться. Одному Богу известно, что он собирался сказать, но теперь по ее виду понял, что снова ее испугал. Но не этого он сейчас добивался. И ему было горько, что то, чего ему хотелось бы больше всего, было как раз наименее всего вероятно.

Опустив глаза, Эннис помолчала, затем мягко ответила:

– Ваше мужество и воинская доблесть вне всяких сомнений. Но это те качества, за которые я стану уважать любого бравого рыцаря в государстве. Это не то, что могло бы вызвать у меня восхищение мужем.

Он снова сжал ее плечи:

– Не то? Просветите же меня на сей счет! Чем же вы восхищаетесь в мужчинах?

– Я не думаю, что…

– Нет, миледи. Осчастливьте меня. Скажите, перед чем же вы готовы преклоняться?

Напрягшись в его железных руках, она ответила:

– Перед честью.

– И как же вы определяете честь, миледи? Я постиг, что это не одно и то же для женщин и для мужчин. Мужчины считают, что честь – это личная независимость, которая присуща человеку от природы, а не обеспечивается законами, клятвами или соглашениями. Напротив, для женщины честь – это нечто такое, что можно выиграть или купить, но не унаследовать.

Она бросила на него пристальный взгляд:

– Может быть, женщины, которых вы знали, и думают так, но не я.

Рольф насмешливо улыбнулся и, сняв одну руку с плеча Эннис, принялся мягко поглаживать ее щеку, лаская кожу тыльной стороной пальцев. Щека была мягкой и нежной, слегка разгоряченной от волнения.

– Не вы? – пробормотал он. – Готов поклясться, что вы не задумываясь продадите свою честь, едва за нее предложат подходящую цену, миледи.

– Во всей Англии нет столько золота, чтобы купить мою честь, – коротко отвечала она.

Улыбка Рольфа стала шире:

– Золото не всегда подходящая плата. Нередко честь продают за любовь или за другие не имеющие ценности обещания.

– Так любовь не имеет ценности для вас? – Она брезгливо отстранила голову от его ласкающих пальцев, и его рука упала.

– Никакая женская любовь никогда не стоила больше того воздуха, который нужен для болтовни о ней. Это самый тяжелый урок в моей жизни, но я отлично усвоил его еще в юности.

– В таком случае, милорд, мне вас жаль. – Эннис посмотрела на него с выражением, которого он не понял. – Ведь тот, кто не любил женщину, не знает, что значит быть любимым ею!

– Пусть так, но я видел несчастья, которые выпадали на долю тех, кто поддался любви, – резко ответил он. – Того, что я видел, хватило мне, чтобы не потерять голову и не променять душу на это чувство.

Эннис тряхнула головой и отбросила за спину тяжелую прядь своих перевитых лентами волос.

– Я уверена, что ваш сын будет счастлив услышать, что вы никогда не любили его мать.

Рольф лишился дара речи. Стрела была пущена так быстро и метко, что он не сумел защититься. Конечно же, он никогда не скажет Джастину ничего подобного. В этом не будет никакой нужды, такие откровения только ранили бы его, и ничего больше.

Немного переведя дух, он снова заговорил:

– Я никогда не скажу ему так, безусловно. – В глазах Эннис блеснули искры торжества. – Он сам сделает выводы насчет достоинств женской любви, когда я расскажу ему все, что я знаю об этом.

– Это будет весьма краткая беседа, милорд!

– Вы хотите сказать, что я мало знаю о женской любви, милочка? Да совсем не обязательно иметь большой опыт в чем-либо, чтобы правильно судить о предмете. К примеру, у меня есть познания в истории, но я же не жил в те века. Я могу рассказать вам о древних греках, и вы не поверите мне только потому, что я не участвовал лично в битвах Александра Великого [11]?

– Неверно сравнивать две эти вещи, милорд, – сказала она с уверенностью. – Люди, описавшие битвы Александра, были их свидетелями. Вы же находитесь здесь и сейчас. Так сможете ли вы правильно объяснить сыну то, о чем сами знаете весьма мало?

– Раз уж вы знаете об этом так много, то, наверное, мне следует послать сына к вам, если уж нужда в том возникнет. Что же вы ему скажете? Сказки о рыцарственных поклонниках и о поэтической любви? Я не думаю, что даже малый ребенок поверит в подобные россказни.

– Вы имеете в виду Тристана и Изольду? – Эннис высвободилась из его рук, и он не препятствовал ей. Она отступила поспешно назад, как бы опасаясь, что он ее снова схватит. – Эти романтические сказки имеют мало общего с правдой.

– Я полностью с вами согласен, миледи.

Подняв кверху подбородок, она сказала с убежденностью:

– Но это вовсе не означает, что любовь – это только сказки. Истинная любовь между мужчиной и женщиной возвышенна и чиста, и ее следует почитать как святыню. Я это знаю.

Рольфа охватила волна неожиданной ревности, и он не удержался от вопроса:

– А вы именно так и любили своего мужа, не правда ли?

– Люка? – Глаза Эннис расширились. – Если бы вы его знали, то ни на секунду не усомнились бы в том, что я чувствовала к нему. – Ее голос дрогнул, и она замолчала, но через мгновение продолжила: – Это, наверное, мне наказание за то, что я испытывала, когда он умер, – ведь я не смогла его отговорить от безумного шага…

Наказание? Губы Рольфа одеревенели от гнева и досады. Итак, его она воспринимает как наказание за потерю возлюбленного мужа? Во имя всего святого, такого он не заслужил. Он не желает быть заменой никому из мужчин, и тем более этому низкому предателю, который нарушил клятву, данную своему королю, был осужден за измену и казнен.

Но прежде, чем все эти мысли успели пронестись в его голове, прежде, чем он смог произнести хоть слово об этом, он непроизвольно привлек к себе Эннис, накрыв своим ртом ее губы. Повелительное стремление двигало им – вытравить из ее мыслей всякое воспоминание о другом мужчине. Его губы обжигали ее огненными поцелуями, горячее желание волнами накатывалось на него, когда он трогал ее тело. Запустив одну руку в ее распущенные волосы, он замер, пораженный совершенным изгибом ее спины, который ощутили его пальцы. Он прижал ее к себе. Сквозь поцелуи прорывалось ее неровное дыхание, а ее груди терлись о его грудь.

Уже установилась теплая погода, и женщины переменили одежду на более легкую. Тонкий шелк, в который была облачена Эннис, не ослабил ощущений Рольфа. Он осязал ее груди, ее стан, который сжимал в объятиях. Ему сейчас было безразлично, кто она и что делает здесь, – все доводы рассудка потонули в пучине желания, бушевавшего в нем. Пальцами он ощущал шелковистые волосы, волнение ее груди, которую исступленно прижимал к своей. Ее губы трепетали в сладостной неге, сливаясь с его губами.

Нетерпеливыми руками он принялся изучать ее тело. И где бы ни касался – всюду чувствовал нежную и упругую мягкость: груди, обтянутые шелком, ее стройная талия – всюду прикосновения были упоительны. Изгибы ее тела, восхитительные выпуклости и сладострастные впадинки – все влекло с непреодолимой силой. Она чуть отстранилась, чтобы глотнуть воздуха; вокруг распахнутых глаз легли тени. Рольф снова привлек ее к себе. Его руки двинулись вниз, следуя линиям ее тела, сжали хрупкие бедра. И она снова оказалась в тисках его объятий.

Руки Эннис упирались в его плечи в слабой попытке сопротивления, но у нее не было сил его оттолкнуть. Она тяжело дышала, и при каждом вдохе тонкий голубой шелк поднимался, обрисовывая высокую грудь. Его взгляд был прикован к игре света и тени на ослепительно белой коже, которую так соблазнительно и дразняще приоткрывал корсет платья. Сколько сладких обещаний расточало ее тело, лишая Рольфа остатков благоразумия и придавая отчаянную решимость его порыву. Конечно, все это было полным безумием и даже просто опасной глупостью, но сейчас его ничто не волновало. Ничто, кроме женщины в его объятиях и желания обладать ею.

Он вновь и вновь покрывал поцелуями ее губы. Тяжелые волосы рассыпались в восхитительном беспорядке. И он собрал их, чтобы развязать последнюю ленту, все еще как-то удерживающую их. Наконец это ему удалось, и он рукою стал перебирать и расчесывать золотые пряди, блуждая по ее напряженной спине.

– Ваши волосы прекрасны, – прошептал он едва слышно. Она попыталась движением головы освободить их, но он не отпускал. Еще сильнее отогнув голову Эннис, он приблизил ее губы к своим. Легкими поцелуями он начал покрывать ее рот – сперва уголки, потом все ближе к центру, пока не завладел полностью ее губами. Мягко, с нежностью, какой и сам не ожидал от себя, сдерживая силу своего вожделения, он упорно пытался раздвинуть ее ароматные губы, пока наконец она не уступила.

Ощущение удивительной теплоты и упругости пронизало Рольфа и Эннис, когда их языки соприкоснулись. Он содрогнулся от могучего желания, охватившего все его тело. Он сжимал ее в объятиях, и руки его дрожали от страсти, а когда приподнял ей голову, чтобы увидеть ее лицо, горло его сжала судорога. Рольф дышал глубоко и неровно и не мог унять стремительное биение своего сердца и бешеные толчки крови. Потрясенный непредсказуемостью своего тела и духа, которой он и предположить не мог, он всмотрелся в пылающее лицо Эннис. Глаза ее были закрыты, ресницы бросали легкие тени на щеки. Маленькая жилка во впадине ключицы билась в стремительном ритме, совпадающем с его собственным бешеным пульсом. Сейчас она бессильно отдавалась его рукам, уступчивая и покорная…

Рольф полностью утратил контроль над своими желаниями, которые ему властно диктовало тело. Все мысли утонули в вожделении, захватившем его. Ни мгновения не промедлив, чтобы взвесить последствия, он подхватил Эннис на руки, отнес на большую кровать и положил на матрас. Она что-то протестующе пробормотала, но он не понял, относилось ли это лично к нему или к неделикатному обращению с ее одеждой, когда он принялся воевать с непокорными завязками и шнурками. Это было сейчас неважно… Важно было войти в ее тело, в эту сладостную, пахнущую благовониями плоть, которая завладела им с той первой ночи в Драгонвике. Он хотел ее. И она больше не протестовала, напротив, покорно лежала под ним, поместив одну ногу поверх другой, заведя руки за голову, ладони утопив в волнах рыжих волос, разметавшихся по подушке.

Желание было горячим и мощным. Ее безмолвное согласие еще больше усиливало его. Будь что будет – он овладеет ею…

Шелковые и бархатные одежды были отброшены прочь, и она предстала перед ним во всей своей сияющей наготе. Рольф не удержался от восхищенного вздоха. Он наклонился над Эннис и принялся целовать ее губы, опущенные веки, высокие скулы, где остались влажные дорожки слез. Она не издавала ни звука. Он сел рядом, любуясь своей добычей. Ладони он положил на ее плоский живот. Она была так же хороша, как и тогда, первой ночью… Белая кожа, чистая, без изъянов, темно-розовые соски, венчающие высокие полные груди, – он проглотил слюну и перенес руки выше, чтобы коснуться их.

Эннис вздрогнула, когда его большие пальцы коснулись ее напрягшихся сосков и принялись ласкать их круговыми движениями. Дрожь превратилась в сладостную конвульсию, когда его губы завладели одним из этих твердых розовых завершений. Его язык быстрыми касаниями ласкал ее грудь, исследуя и изучая все изгибы, возвышенности и склоны. Из горла Эннис вырвался мягкий стон. Рольф переместился ниже, нащупывая путь к центру ее тела; как стрелка компаса, язык его неудержимо стремился к углубленному полюсу ее пупка. Когда он достиг его, Эннис вскрикнула и вцепилась в его руки, гладившие ее бока.

– Нет, милорд, – едва выдохнула она. – Я не могу! Не позорьте меня до свадьбы. Умоляю вас!

Он взглянул в ее горящее лицо, затем на гибкое нежное тело под собой, на завитки красно-рыжих волос, покрывающих пленительный холмик в низу живота, на перекрещенные стройные бедра, все еще прятавшие ее лоно. Его тело требовало действий, приказывало позабыть здравый смысл, осторожность и взять то, что будет скоро принадлежать ему. Он распустил завязки, державшие сзади бриджи, и его напряженная плоть обрела простор и свободу.

Извиваясь, он вдавил свое тело между ее бедрами и задрожал от наслаждения. Даже сквозь ткань бриджей он чувствовал восхитительное тепло, с хриплым ворчанием он продвинулся вперед. Теперь от цели его отделял только тонкий барьер ткани. Руки его устремились туда, чтобы убрать последнее препятствие, и тут Эннис схватила его за запястья.

– Пожалуйста, милорд, – мягко взмолилась она, и Рольф глубоко вздохнул. Господи! Куда подевалась его решимость не поддаваться воздействию этой женщины? Испарилась, растаяла.

С усилием Рольф сел на край кровати. Здравый смысл вел борьбу с вожделением и побеждал с огромным трудом. Сейчас самое время овладеть ею, но, если он так поступит, могут возникнуть многие осложнения, которых хотелось бы избежать.

Он привел в порядок свою одежду, подтянул бриджи, хотя это и не могло скрыть заметную выпуклость спереди. Эннис дрожала, и он нагнулся, чтобы подобрать раскиданные части ее туалета. Затем молча протянул ей. Глаза их встретились, и Рольф заметил, что ее губы трепещут. Волна горького удовлетворения слегка коснулась его – и отступила.

– Надеюсь, миледи, – произнес он на самых низких тонах своего голоса, – после нашей свадьбы вы не будете чересчур много внимания уделять вашему бывшему мужу.

Эннис мягко засмеялась. Это было не знаком ее пренебрежения, как он мог заметить, но скорее удивления. Глаза ее расширились.

– Нет, милорд, – сказала она, – надеюсь, этого не случится.

Ответ не такой, после которого у него могло бы возникнуть чувство победы, – он заронил в его душу еще больше вопросов, чем прежде.

Звук закрывшейся двери эхом разнесся по комнате. Скрестив руки на груди, Эннис медленно опустилась в кресло, в котором сидела до прихода Рольфа. Слава богу, он ушел. Как и всегда, он оставил ее в потрясении и недоумении. Как ему удается делать с ней что угодно? Ничего нет хорошего в том, что он может вот так, без труда управлять ее мыслями и чувствами.

Но он это может.

В его присутствии она совершенно теряется, и все ее хитрые уловки оказываются тщетными. Он это, наверное, знает. Иначе зачем ему принуждать ее принимать без протеста все эти прикосновения его рук и рта? Он стремится подчинить ее себе, лишить возможности ясно мыслить.

Все еще вне себя от волнения, она сидела, согнувшись, уперев локти в колени и опустив лицо в ладони. В какой-то момент ей показалось, что он удовлетворит свою похоть, несмотря ни на какие мольбы и протесты. Но он сдержался, хотя его тело нагляднейшим образом показало свою готовность. Это заставило ее мысль напряженно работать. Может быть, у него в душе все-таки есть то благородство, которое она заметила в нем при встрече в замке Стонхем? Не много мужчин прислушалось бы в такой ситуации к женским протестам, тем более что она протестовала отнюдь не самым отчаянным образом. Однако же Рольф прислушался, хотя от его глухих проклятий уши ее горели, пока она одевалась.

Она думала, что сможет восстановить в памяти любую деталь недавней встречи, каждое произнесенное слово. Но оказалось, что по-настоящему она помнит только его руки, блуждающие по ее телу, и ощущения, вызванные ими. Святая Мария, довольно!

Ее горло сжала судорога. Откуда взялась его власть над нею? Даже когда он не трогал ее, звук его глубокого голоса вызывал мурашки у нее по спине, все чувства немедленно обострялись, и тончайшие оттенки слов с легкостью проникали в ее сознание. Уже знать, что он где-то рядом, было достаточно, чтобы вся она напряглась.

При таком ее состоянии можно было считать чудом то, что она вообще могла вспомнить хоть что-то из сказанного им. В голове всплывали разрозненные ощущения и мысли.

Только одно прочно запечатлелось в памяти – слова Рольфа о том, что он никогда не нарушит клятвы, данной королю, несмотря на все свои разногласия с ним. В эти смутные времена, когда бароны продавали собственных родственников так же легко, как и своего короля, такая позиция могла стоить Драгонвику очень дорого, если он утратит осторожность.

Но это заставляло Эннис пересмотреть свой приговор Рольфу, когда она уверяла себя, что он так же фальшив и двуличен, как и Сибрук. Если ле Дрейк не желает предавать короля, тогда как этот монарх сам постоянно сеет недовольство своей деспотичной и коварной политикой и тем самым провоцирует вокруг себя измену, значит, у него больше чувства чести, чем она представляла раньше. Мало кто сохранит верность принципам перед новым мятежом, который разгорается сейчас при королевском дворе. Эннис не имела доступа к государственным тайнам, но Алиса, всегда готовая переносить сплетни, делилась с ней последними новостями. Множество людей, некогда лояльных к королю, ныне покидали ряды его сторонников, готовые в любой момент присоединиться к тому, на чьей стороне, как им казалось, победа более вероятна. Это была весьма рискованная игра, когда любой неверный шаг мог стоить жизни.

Эннис глянула на запертую дверь и вздрогнула – вот еще одна вещь, выводившая ее из равновесия: дубовая доска, из которой она была сделана, была сплошь покрыта резными драконами, этим постоянным напоминанием о лорде Драгонвике – как будто ей о нем надо было напоминать… Даже ее вещи, доставленные из Стонхема – серебряная щетка для волос и зеркало, любимые благовония и пудра, драгоценности из ее собственных шкатулок, – ничто не могло смягчить того, что она по-прежнему заложница в этом странном замке, что она – бесправная пленница Дракона.

Ее взгляд упал на груду шелка на полу у ее ног. Эннис наклонилась и подняла блестящую материю. Ее подвенечное платье. Она прижалась щекой к шелковой тунике. Златотканую накидку следует надеть поверх нее. Вдоль боков будет вышивка, а по низу такая же золотая кайма, отчего драгоценный шелк станет чудесно переливаться и сиять. Выкройки и шитье делала Белл, всю тонкую работу по украшению платья сложной вышивкой, золотыми нитями взяла на себя Эннис. С умелой помощью Белл уже была готова льняная основа. Оставалось нашить узорную позолоту, прикрепить рукава и подрубить края. Это будет прекрасное платье для свадьбы, вот только сама свадьба будет совсем не такой, как первая. Равно как и муж. Горло Эннис перехватило.

Замужество. На что это должно быть похоже – брак с лордом Драгонвиком? Он не был похож ни на один из тех образов, которые рисовало ей ее воображение, – ни на безжалостного головореза, который страшил ее, ни на нежного рыцаря, являвшегося ей в мечтах. У него была репутация свирепого воина, ни во что не ставящего человеческую жизнь. Она видела, что в этом мало правды. Но и первое ее впечатление о нем как о человеке благородных помыслов оказалось неверным. По отношению к ней он ни разу не проявил ни малейшего признака той нежности, которую излучал тогда, во время свидания с сыном. Напротив, он всячески подчеркивал свое невысокое мнение о женщинах. Или о любви.

Хотя Эннис и чувствовала, что он человек чести, она недостаточно знала его, чтобы предвидеть его поступки в тяжелые времена, которые были не за горами. Слишком многое могло случиться, слишком многое можно было потерять, не вовремя сказав «да» вместо «нет». Усвоила ли она свой прошлый урок? Люк проявил себя легковерным глупцом. Участие его в заговоре разорило ее и разрушило ее жизнь.

Что-то подсказывало ей, что Рольф ле Дрейк никогда не окажется в подобном положении. Наоборот, он дал клятву верности и будет верен ей при любых обстоятельствах. Поэтому если бароны поднимутся и свергнут короля, то его верноподданные так же, как и Рольф, потеряют все. Даже жизнь….

Легкий и горький смешок вырвался из уст Эннис. Какой дурацкий фарс! Однажды она лишилась всего, что имела, из-за бунта против короля. Сейчас ей грозит то же самое, но по причине, прямо противоположной. И вновь она бессильна что-либо изменить. В первом случае всякая помощь уже опоздала, во втором – события вне ее контроля. Она ненавидела это чувство беспомощности, когда все зависит от мужчин. Люк однажды ее погубил, теперь Рольф может сделать то же самое. И ничего нельзя изменить. Какая несправедливость, что в эти тяжелые времена у женщины нет никакой власти над своей собственной жизнью.

Были, конечно, женщины, обладавшие властью благодаря своим мужьям. Были и другие, управлявшие своими имениями сами. Но они рисковали лишиться всего в одночасье, и потому им приходилось рассчитывать малейший свой шаг. Выдать замуж, не спрашивая согласия невесты, могли не только юную девушку, но и взрослую женщину, поскольку ее свободой распоряжался сюзерен или король. Положение Эннис было и вовсе безнадежное, ибо она вдова казненного изменника.

При нормальном ходе вещей, – если бы речь не шла об измене – к молодой вдове мог обычным порядком посвататься человек, который постарался бы заслужить ее уважение и завоевать любовь. Но Эннис никакого выбора не предоставляли, и она независимо от своего желания становилась женой того, кто внушал ей скорее страх, чем любовь. Но были безумные сны, внушенные им, которые ее глубоко потрясали… Неопределенное влечение к чему-то, чего она еще не изведала… Память о его ласках и поцелуях будила в ней незнакомые чувства. Как же ей справиться с демоном, которого она не может опознать?

Ничуть не меньше беспокоила ее и странная уверенность Рольфа в том, что она любила своего незадачливого мужа. Это утверждение показалось ей даже слишком забавным, чтобы его отрицать, – особенно когда она увидела, как сильно это задело его.

Но кто знает, вдруг это на руку ей? На ее губах появилась слабая улыбка. Может быть, это оружие против Дракона, которое судьба ей послала?.. По окончании службы в капелле утренняя трапеза проходила в большом зале. Эннис в сопровождении своей постоянной охраны заняла место за высоким столом вместе с Рольфом. Он, казалось, не замечал ее, она же украдкой бросала на него осторожные взгляды.

Задетая, к своему удивлению, его невниманием, Эннис с видимым отвращением копалась в своей миске с овсянкой. Хотя ее желудок был пуст, она не могла себя заставить отведать этого варева. В замке Тарстона она привыкла к иному. И будь она хозяйкой на кухне, она бы распорядилась по-своему: приказала бы подать пшеничный хлеб, французские сыры, фрукты по сезону и – за отсутствием мяса во время поста – вареные яйца.

Подняв глаза, она встретилась с насмешливым взглядом Рольфа. Он кивком головы указал на ее нетронутую миску:

– Вам это не по вкусу, миледи?

– Да. С тех пор, как я живу в Драгонвике, никто ни разу не поинтересовался, чего бы мне хотелось на завтрак.

Он откинулся назад в своем кресле и некоторое время молча изучал ее.

– Вот как? Ни разу?

Она слегка покраснела: было верхом неучтивости указывать хозяину на недостаток пищи за столом. Если бы она не видела изобилия за другими трапезами, то могла бы подумать, что владелец этого замка попросту нищ.

По-прежнему не сводя с нее откровенно насмешливых глаз, Рольф сказал:

– Я разрешаю вам отправиться на кухню и переговорить с поварами. – Затем добавил: – Тостиг, естественно, будет сопровождать вас.

Тостиг. Ее постоянный охранник. Он всегда спал за дверью ее комнаты якобы для ее безопасности, а в действительности – чтобы пресечь ее возможные попытки снестись с внешним миром. Эннис уставилась на Рольфа:

– Господь да хранит вас, милорд, за ваше редкостное великодушие.

– Ваши слова ласкают слух, а глаза – как обнаженные кинжалы, прекрасная леди.

Она опустила глаза:

– Кинжалы… Это просто плод вашего лихорадочного воображения.

– Лихорадочного? Если меня и лихорадит, то виною тому не воображение, но память. Вы, может быть, забыли вчерашнюю ночь – я помню…

Краска бросилась ей в лицо, и она отвернулась от него, не заметив его понимающего взгляда. Нет, она ничего не забыла из событий прошедшей ночи. Просто, сидя рядом с ним, она чувствовала, как глубоко внутри начинается странная, действительно лихорадочная дрожь, которую она пыталась скрыть от себя и других. И, что хуже всего, он, кажется, знает об этом.

Когда трапеза кончилась и слуги принялись убирать столы и скамейки, складывая их вдоль стен, появился писарь Рольфа с пером, чернильницей, записями. Начинался деловой день, но Эннис не спешила подняться с места. Вдруг будут обсуждаться события за пределами замка и она узнает что-нибудь такое, что поможет ей уберечься от грядущих опасностей? Случайное слово подчас может пролить свет на весьма важные события.

Никто не собирался отсылать ее из зала, так что она пододвинула свой стул поближе к огню, делая вид, будто греется. Рольф занял место рядом с писарем, негромко обсуждая планы на день.

Двери в дальнем конце зала открылись, пропустив толпу просителей. Первым к Рольфу приблизился один из его вассалов. Он стал объяснять лорду причины неуплаты в срок положенных податей. В свое оправдание он стал жаловаться на королевский лесной налог, которым обложили его земли.

– Мне теперь не осталось иного выхода, милорд, как только купить лес у другого владельца, – сказал он с негодованием, – хотя на моих собственных землях повсюду полно густых дубрав. Мне запрещено охотиться в них на дичь для моего стола. Я вижу стада оленей, пасущихся на полянах, словно овцы. Они не боятся человека и надменно взирают на голодного охотника, который не смеет их потревожить благодаря покровительству королевского лесничего.

– Эти леса охраняются королем, – ответил Рольф. – Он объявляет браконьерами всех, кто охотится в местах, которые он считает своими. Если вы намерены протестовать, то вам следует подать петицию королю. У меня нет власти разрешить или запретить вам взять то, что не принадлежит ни мне, ни вам.

– Нет, я не хочу кончить как Томас Мултон, – с горечью ответил вассал. – Беднягу бросили в тюрьму.

– Это случилось из-за того, что он вовремя и в должном объеме не рассчитался с казной, – нахмурился Рольф. – Браконьерство здесь ни при чем. Я не вижу никакой связи между Томасом и вами, сэр Роджер. К тому же Томас был шерифом.

– Да, и за спиной зажиточных линкольнширских горожан он чувствовал себя спокойно, – вздохнул сэр Роджер. – Но он не смог собрать налоги в казну графства с дворян и потерял свободу.

– Это было шесть лет назад, – сказал Рольф разгневанному просителю. – Я уплатил Томасу все, что положено, и это кажется мне более важным, чем жаловаться на лесной налог, сэр Роджер.

Тяжело вздыхая, вассал некоторое время молча рассматривал носки своих сапог, затем снова поднял глаза:

– Да, лорд. Томас Мултон мой двоюродный брат. И вот теперь надо мною поставлен новый шериф, который втрое поднял налоги. Его люди рыщут по моей земле, как голодные волки. Они отбирают лес у моих крепостных вилланов, расхищают их имущество, охотятся на мою дичь и даже крадут рыбу в моих прудах. Мои вилланы не могут заплатить мне то, что положено, потому что им грозит голод. Мертвые мельники и фермеры никому не нужны. К тому же расходы, связанные с их похоронами, вконец меня разорят. Как же мне не жаловаться? Или я должен кончить как мой кузен, поскольку не смогу заплатить штраф?

Эннис перевела взгляд с вассала на Рольфа и заметила досаду в его глазах. По горьким складкам, появившимся в углах его рта, и напрягшимся кулакам, лежавшим поверх стола, было видно, что жалоба вассала задела его.

Наступило глубокое молчание, затем Рольф сказал глухим голосом:

– Я не могу отменить королевский закон.

Сэр Роджер выругался, но Рольф поднял руку и остановил его сердитым взглядом:

– Но я сделаю другое, учитывая вашу справедливую жалобу. Отдайте королю все, что принадлежит ему, но не платите мне податей до дня святого Михаила в будущем году. Если урожай нынешней осенью будет богатым, вы наверняка сможете собрать долги с ваших вилланов. Вас я не освобождаю от необходимости вернуть мне положенное, но даю отсрочку. Вы должны дать мне слово, что представите на мое рассмотрение правдивый отчет о долгах и доходах.

Сэр Роджер удивленно воззрился на Рольфа, потом облегченно вздохнул и кивнул головой:

– Слава богу, милорд. Я клянусь моей честью, что представлю вам этот отчет. Если Господь будет милостив, до следующего Михайлова дня король пришлет нового шерифа взамен этому, и налоги станут более разумными.

– Не слишком тешьтесь этой мечтой, – с иронией произнес Рольф. – Вряд ли такое возможно.

Когда сэр Роджер отвернулся к писарю, чтобы продиктовать список своих долгов, был вызван следующий проситель. Эннис через плечо взглянула на Рольфа, который сидел за столом с видом степенным и вдумчивым. И этого человека многие в Англии называют кровожадным животным? Сцена, свидетелем которой она только что стала, полностью опровергала подобные обвинения. Где это видано – давать отсрочку при сборе подати? Это значит, что ему придется глубоко залезть в свой собственный карман, чтобы заплатить королю деньги, обычно поступающие от дворян. Нет, этого не может быть. Мало кто пожелал бы войти в расходы, чтобы удовлетворить жалобу вассала.

Эннис стала свидетельницей еще многих подобных сцен, пока утренние дела не были закончены. В основном просителями выступали вилланы, жаловавшиеся на обиды и притеснения со стороны людей короля, и Рольф делал все возможное, чтобы уменьшить их трудности. Одним из случаев, которые ему пришлось разбирать, был спор о свинье.

Уолтер из Пинчбека, вольный фермер, обвинял своего соседа в том, что однажды ночью тот похитил у него свинью, и теперь требовал вернуть ее. Из допроса, который Рольф учинил обеим сторонам, выяснилось, что свинья скоро опоросится. Определить же, кому она в действительности принадлежит, оказалось невозможно. Тогда Рольф велел доставить животное в Драгонвик и держать там, пока не появится приплод. После этого поросят разделить поровну между спорящими, а собственность на свинью определит жребий.

Эннис с трудом удержалась от смеха при виде рассерженных крестьян, лишь слегка остуженных решением своего лорда и продолжающих переругиваться при выходе из зала. Поглядев на Рольфа, она поймала его ответный взгляд, и ее сердце дрогнуло. Он печально улыбался, покачивая головой.

– В какой-то момент меня так и подмывало поступить, как древний царь Соломон, – предложить разрубить свинью пополам и поделить между ними. Но это выглядело бы скорее попыткой снабдить их семьи запасами мяса на зиму, а не мудрым судом.

– Сейчас такое время, – пробормотала Эннис, – когда вам может понадобиться вся мудрость Соломона.

Рольф посмотрел в сторону, улыбка его погасла.

– Вы даже не догадываетесь, как она понадобится, прекрасная леди! Даже не догадываетесь…

Появились новые просители. Эннис глядела на Рольфа. Солнечные лучи из высокого окна озаряли его волосы тусклым светом, отчего те, казалось, сами излучали некое сияние. Как нимб, подумала она, и тут же посмеялась над собой за подобное сравнение. Нет, никакого нимба, Рольф не годится в святые. Просто мужчина. Но мужчина, показывающий пример стойкости и терпения, тогда как она готова в любой момент уступить искушению.

Рольф Драгонвик полон противоречий, он – загадка, которую ей предстоит разрешить. Что же это за человек, который уже так скоро станет ее мужем? Дракон или святой?

8

Гости съезжались заблаговременно, чтобы поспеть к свадебным торжествам. Замок Драгонвик был переполнен их слугами, повозками с багажом. Казалось, каждый дворянин, не находившийся во Франции с королем, счел долгом почтить своим присутствием свадьбу Дракона с вдовой изменника.

Рольф оказался втянутым в интриги короля, а для монарха его верность была всегда сомнительной. Не то чтобы ле Дрейк ожидал от него чего-то иного, искал скрытого подвоха в его поступках. Нет, поведение короля было более чем предсказуемо, оно диктовалось постоянным страхом измены со стороны одного из своих сильнейших вассалов. Хотя Драгонвик и поставлял регулярно солдат и пополнял казну деньгами, столь необходимыми для ведения королевских войн, он старательно избегал личного участия в планах государя. Его бесконечная борьба с Сибруком доказала королю, что ле Дрейк превыше всего ставит свои собственные дела и свою независимость. Граф знал, что его отъезд из Франции, возвращение в Англию вызовут у короля раздражение, и тем не менее пошел на это… Господи Иисусе, только бы этот его поступок не помешал борьбе за Джастина.

– Милорд, – раздался голос Вэчела, показавшегося на пороге комнаты Рольфа. На лице молодого человека читалось беспокойство. Это выражение в последние дни господин часто замечал у своего слуги и сейчас поспешил прийти ему на помощь:

– Мне кажется, у вас трудности из-за наплыва гостей и размещения их свиты.

Вэчел кивнул:

– Я не хотел вас тревожить, сеньор, но здесь лорд Генри де Совэйн, а у меня нет комнаты для него и его слуг.

– Лорд Генри может ночевать в комнате кого-нибудь из других гостей, а его слуги – на скамьях в зале или на конюшне.

Вэчел огорченно ответил:

– Все помещения переполнены, и лорд Генри говорит, что не станет спать в той же комнате, что и лорд Джордж де Бофон, и…

– Тогда поместите Совэйна в моей комнате, а я буду спать вместе с Бофоном, – отрезал Рольф, устало вздохнув. – Мне все равно, Вэчел. Распихайте их как-нибудь. А если у кого-то будут жалобы, пусть идут с ними ко мне. И вообще, всем им место на конюшне. Или на сеновале. Я по горло сыт этим хаосом и бестолковыми баронами.

– Да, милорд… – Вэчел запнулся, – я заметил, что эти бароны – беспокойный народ.

Рольф пожал плечами:

– Почему вы удивлены? Всех их оповестил о свадьбе Иоанн. Его краткое уведомление равносильно приказу. Потому-то они и здесь все. Он думал, что эти горы съестного, которые они поглощают, истощат мои запасы, но я неплохо подготовился. Я не стану сокрушаться из-за провизии, поскольку знаю причину, по которой все они здесь.

– Какую причину, милорд?

Рольф сунул ногу в башмак и оглянулся:

– Единственная причина, по которой все они слетелись сюда, – убедиться и донести королю, что я взаправду женился. Я уже говорил, что его намеки равносильны приказам. Они подслащены, завуалированы, но это именно приказ! Король будет доволен, когда узнает, что свадьба прошла именно так, как ему хотелось. Ведь это отличное начало нового года, не так ли?

Вэчел пробормотал со смущением:

– Так он считает вас предателем, милорд?

– Да, именно так он и считает. – Рольф улыбнулся, видя недоумение слуги. – Иоанн считает, что предать может каждый, если только представится хорошая возможность. И это довольно мудро с его стороны. Подайте-ка мне мой кинжал, пожалуйста.

Вэчел взял со стола драгоценный кинжал и вручил его Рольфу.

– Но, милорд, – сказал он, – король, конечно же, знает, что вы – один из самых верных его подданных. Разве вы не доказывали это множество раз?

– А что это значит для него? Тот же Юстейс де Вески с Робертом Фицуолтером – разве они не демонстрировали при случае верность? И разве они не переходили к его противникам, как только это казалось им более выгодным? Ах, Вэчел… И в этом вся мудрость короля – вечно подозревать клянущихся в верности. Мой отказ остаться с ним во Франции на этой последней войне против короля Филиппа не поднял меня в его глазах.

Вэчел покачал головой:

– Это очень досадно.

Рольф с улыбкой согласился:

– Да, но мы-то знаем, какого мнения о нас король. А ведь есть и такие несчастные, которые обречены на сомнения и неведение.

Ответная улыбка Вэчела была невеселой.

– Вы правы, но я не могу так беспечно говорить о короле. Ветры судьбы часто несут беду, и я молю Бога, чтобы вы выдержали испытание.

– Я выдержу. – Рольф нахмурился, глядя на свой кинжал с украшенной рукояткой. – Моя свадьба с леди Эннис быстро вернет мне его доверие.

Улыбка Вэчела стала шире:

– Она очень хороша собой. И у нее прекрасный характер.

– Прекрасный? – Рольф посмотрел на него с явным недоверием. – Я не мог разглядеть в ней прекрасного характера. Разговоры о нем я слышал, это правда. Характером же, насколько доселе я мог судить, она напоминает жгучую крапиву.

– Да, милорд, сейчас ее состояние не из лучших, да это и немудрено. Совсем не просто быть заложником. Но все образуется после свадьбы, когда вы сможете привыкнуть друг к другу.

– Я не думаю, что несколько слов, произнесенных священником, совершат это чудо, – пробормотал Рольф, прикрепляя кинжал к перевязи. – Ибо только чудо может породить между нами любовь.

– Может, и нет. Я же видел, как вам удавалось за короткое время очаровать сразу нескольких весьма грозных придворных дам. Если бы вы использовали те же приемы и с леди Эннис, я уверен, она очень быстро и думать забудет о всякой вражде между вами, милорд.

– Вы мечтатель, Вэчел. Гнев миледи гораздо серьезнее, чем легкое раздражение. – Он поднял руку, отметая любые глубокомысленные рассуждения безусого юнца. – Но, как только мы поженимся, ей придется спрятать свой острый язык, хочет она того или нет.

Замкнувшись в молчании, Вэчел поклонился и повернулся к выходу. Но в дверях он остановился и оглянулся. В его лице читалась досада.

– Леди, – сказал он, – остра на язык только с вами, милорд. Возможно, она вас слишком боится. И так проявляется ее страх…

– Только так и должно быть.

Ответить Вэчелу было нечего, и он аккуратно прикрыл за собой дверь. Довольно долго Рольф внимательно изучал дракона, вырезанного на тяжелой дубовой панели. Похоже, весь его замок считает своим долгом защищать леди. Даже сэр Гай заодно с нею, несмотря на долголетнюю верность своему лорду. То, что даже кроткая маленькая Белл при случае бросала на него вызывающие взгляды, говорило о многом…

С раздражением Рольф взлохматил волосы пальцами, словно граблями. Она живет в Драгонвике меньше месяца и уже завоевала уважение его рыцарей и слуг. Невольно он почувствовал восхищение – так легко ей это удалось. Из нее выйдет прекрасная хозяйка замка, что и говорить. Леди Эннис просто создана быть женою лорда. Если бы он сам должен был выбирать себе жену, то, пожалуй, она бы могла ею стать.

Эта мысль поразила его. Давно уже он не смотрел на женщин так. Он не задумывался о добродетелях, которыми должна обладать его будущая жена. Он даже не представлял себе, что эти добродетели когда-нибудь станут для него чем-то важным.

Хотя нет, не совсем так. Он уже давно проникся самыми глубокими чувствами к ее прелестной внешности. Ее влекущее лицо и соблазнительные изгибы тела постоянно всплывали в памяти, врывались в сны, так что он не раз просыпался среди ночи с мыслью о ней…

Чума! Что он здесь делает, стоя посреди комнаты и грезя о ней, когда ему надо быть в зале и занимать своих славных гостей? Безумие какое-то! Но после свадьбы он быстро излечится. В этом он был уверен. Страсть, которую он питал к Марджори, довольно быстро угасла после брачной ночи. Супружеская постель утратила свою привлекательность из-за постоянных капризов и упреков жены. То же самое будет и с Эннис.

Дым от очага поднимался густыми клубами и уходил в дымовое отверстие в центре потолка. Изрядно подгулявшие гости облепили пиршественные столы. Некоторые из них уже давно дремали, положив голову на скатерти, утром еще такие свежие и чистые, а сейчас покрытые остатками пищи и другими остатками, о которых лучше не упоминать. Бойкие прислужницы разносили тяжелые блюда, успевая при этом увертываться от множества рук, пытавшихся их ущипнуть.

Эннис задержалась на нижней ступеньке лестницы, ведущей в зал. Тостиг, ее постоянный телохранитель, был рядом. Она с невольным трепетом оглядела битком набитое помещение. Кое-кого из баронов и рыцарей она узнала, но большинство ей было совершенно незнакомо. Они здесь находились, чтобы засвидетельствовать ее свадьбу с Рольфом Драгонвиком и сообщить об этом королю. Свадьба была неизбежна, и участь ее решена.

Но – и это казалось ей странным – она обнаружила, что думает о своем браке с интересом и без особого страха. Рольф был человеком, которого она никогда прежде не знала, и, хотя она и могла не соглашаться с ним во многом, ее уважение к нему постоянно росло – к его мастерству судьи, к его верности и отваге. Мало кто в эти трагические времена решился бы ответить «нет» королю. Сэр Гай Фицхью рассказывал ей о том, как Рольф отказался остаться во Франции с Иоанном. Как только он получил от церковных властей документ, разрешающий вернуть Джастина, он тут же оставил свои войска на попечение надежного лейтенанта. Иоанн наблюдал за отъездом одного из своих самых влиятельных вассалов с раздражением и неприкрытым недоверием. Отсюда, думала Эннис, решение короля как можно крепче привязать к себе Рольфа с помощью этого брака.

И он обязательно состоится. Она по-прежнему была заложницей, и ее судьбу решали за нее. Вот в чем была причина ее внутреннего сопротивления. Если бы не это – о, да, если бы не это, предстоящее замужество казалось бы ей даже чем-то желанным. Уже давно она мечтала о том, чтобы в ее жизни появился сильный человек, которого она могла бы уважать и любить. Люк никогда таким не был. Только ее отец обладал нужными качествами, и Эннис уже сомневалась, что когда-нибудь встретит другого такого мужчину.

Пока не появился Рольф.

Легкое движение справа вернуло Эннис к действительности. К ней приблизился сэр Гай, и она с благодарностью ответила на его приветливую улыбку. Он был одет в придворный костюм. Ему явно было приятно видеть ее, и ей нравилось его общество. Уже не раз им случалось беседовать, и он всегда с удовольствием поддерживал разговор на отвлеченные темы, не имеющие отношения к невзгодам и унижениям ее теперешнего состояния, с неподдельным интересом выслушивал ее рассказы о детстве, о родителях. Немногие на его месте проявили бы столько такта.

– Миледи, – сказал Гай с неприкрытым восхищением в глазах, – вы сегодня еще блистательней, чем всегда. Я не представлял себе, что такое возможно.

Эннис рассмеялась:

– Вы рассчитываете на награду, сэр рыцарь? Нет, с вас штраф за то, что вы, оказывается, такой ужасный льстец, тогда как я считала вас правдивым мужем.

– Но я говорю истинную правду. – Он взял ее руку и склонился в изящном поклоне, слегка прикоснувшись губами к ее пальцам. Выпрямившись, он удержал ее руку в своей. – Вы прекраснейшая из женщин Англии, да что я говорю – всего христианского мира. Клянусь, мой лорд – счастливейший из мужчин.

Вежливо высвободив руку, Эннис пробормотала:

– Он, наверное, не поверит ни одному из ваших слов.

– Нет, даже такой упрямец, как ле Дрейк, не сможет отрицать очевидного! – Затем он заметил, что его светская болтовня не доставляет Эннис удовольствия, и с любезной улыбкой предложил ей руку, сказав: – Сегодня мне выпала честь и удача сопроводить вас к высокому столу, моя леди. Я умоляю простить меня за то, что я не встречал вас, когда вы впервые вошли в этот зал. Тогда я полностью находился во власти одного свирепого барона, у которого глаза не сыты, когда пахнет вином, и он напивается до чертиков.

– Похоже, сегодня таких баронов здесь тоже немало, – заметила Эннис. Действительно, не один и не два гостя бродили по залу на заплетающихся ногах.

– Да, – ответил сэр Гай с печальной улыбкой, – я молюсь о том, чтобы вино не слишком разгорячило им сердца этим вечером и чтобы до завтрашнего торжества не начались драки и не пролилась кровь.

– Дай-то бог.

Эннис оглядела зал, но Рольфа не обнаружила. Она постеснялась спросить о причинах его отсутствия. Всю прошлую неделю она приходила сюда после вечерней молитвы. Чем ближе был день свадьбы, тем она больше нервничала, надеясь как-то его оттянуть. И вот теперь ко всем ее волнениям еще и эти перепившиеся бароны… Мало кто из них пришел сегодня на вечернюю службу, и лорд Драгонвик там тоже отсутствовал. Вот и сейчас его не было в зале.

Тут она поймала на себе внимательный и острый взгляд сэра Гая. Он, казалось, знал причину ее беспокойства.

– Пожалуйста, идемте со мной, моя леди, – сказал он, увлекая Эннис сквозь толпу к высокому столу. – Сеньор занят и поручил мне быть при вас, пока он не придет.

Кресло Рольфа пустовало, и, к ее удивлению, рядом с ним стояло другое такое же кресло с высокой спинкой. Плюшевые подушки лежали на резном сиденье, а спинка и подлокотники были покрыты тканью, вышитой не только золотым и черным цветом Драгонвика, но также алым и серебряным, как на гербе ее отца. Соболь и золото… Кровь и серебро… Горло ее сжалось. Выставив эти цвета, он показал уважение к дому Бьючампа и лично к ней.

Не говоря ни слова, она позволила сэру Гаю усадить себя. Ее руки немного дрожали от волнения. Сейчас уже мало кто помнил цвета ее отца и еще меньше людей смогли бы расположить их надлежащим образом.

Более того, многие ожидали, что она наденет цвета знамени Люка Д'Арси. Дрожащей рукой она отогнула край серебряного шелка, покрывавшего кресло, и увидела ряд крошечных эмблем, вышитых вдоль него. Девиз рода Бьючампов. Она нежно погладила нити подушечками пальцев. Да, Рольф Драгонвик каким-то образом узнал, что более всего дорого ее сердцу.

Это усилило ее расположение к нему, и, когда он появился и стал пробираться к своему месту между жонглерами, шутами и пьяными рыцарями, она испытала радость, а не тревогу. Волнение стеснило ее грудь. Рольф Драгонвик был на целую голову выше всех в этом зале. Да и везде он выделялся бы. Его широкие плечи покрывала бархатная накидка цвета черного соболя, а золотой дракон у него на груди сверкал, как и его блестящие золотые волосы. Что и говорить, он был действительно красив и к тому же продемонстрировал настоящую учтивость, вспомнив цвета ее рода.

– Добрый вечер, миледи, – вежливо сказал он, приблизившись. Она пробормотала ответ. Руки она спрятала в складках платья, чтобы скрыть свои дрожащие пальцы. Его близость она ощущала так остро, как если бы он касался ее. Поцеловав руку Эннис, он некоторое время стоял за ее креслом, тихо беседуя с Тостигом.

Когда он занял место рядом с ней, она не сказала ничего и сочла за лучшее подождать, когда он сам выразит готовность к разговору. Вокруг в воздухе висел непрерывный глухой шум. Она привыкла к нему с юных лет – отрывистые аккорды лютни, арфы и флейт, смех рыцарей и девиц, случайный лай собаки… Сейчас все это казалось ей странным сном. Ощутимое присутствие мужчины рядом с нею было совершенно реальным, но она почему-то не могла до конца в это поверить. Ничто из пережитого за последний месяц не казалось реальным, кроме, конечно, страха и несвободы. И снов…

Кровь прилила к ее щекам, и пальцы впились в резные деревянные подлокотники, смяв шелк с вышитым на нем девизом отца. Святые Мария и Иосиф! О чем она думает, сидя рядом с Рольфом, окруженная этой толпой?! Если бы она была честна сама с собой, ей пришлось бы признаться, что эти ночные мечты уже властно вторглись и в дневные мысли.

Как объяснить иначе то, что, глядя на него, она живо вспоминает жесткость его бороды на своей груди, горячую ласку его ладоней у себя между бедер, возбуждающую жгучесть его поцелуев? Их последняя стычка оставила в ней чувство щемящего беспокойства, которое с каждым днем усиливалось. Да, он успешно ее преследовал, этот ночной дракон ее снов… И реальное присутствие мужчины здесь, сейчас и наяву было не менее захватывающим и тревожащим.

Рольф обернулся и устремил на нее внимательный взгляд зеленых глаз из-под длинных золотистых ресниц.

– Нравятся вам покрывала, миледи? – спросил он низким голосом.

– О да, лорд, – тихо отвечала она, – они мне нравятся. Я глубоко признательна.

Рольф слегка улыбнулся и вновь обратился к рыцарю, сидевшему слева от него.

Сэр Гай, сидящий по правую руку от Эннис, предложил ей медовую конфету. Вид у него был такой, словно эта конфета состояла из чистого золота.

– Откусите только самую малость, миледи. Когда на языке мед, то и речи становятся сладкими. – Она посмотрела в лицо сэру Гаю, но не обнаружила никакого тайного намека в его честных светлых глазах. Она медленно взяла предложенное лакомство.

– Благодарю, сэр рыцарь. Медовые конфеты действительно сладки. Но обычно они быстро приедаются.

Гай улыбнулся:

– Честь и хвала той мудрой женщине, которая понимает это. А о вас говорят как об очень мудрой женщине, прекрасная леди. Настолько мудрой, что ваши чары могут усмирять свирепых драконов…

Разговоры такого сорта были приняты при королевском дворе, но она не ожидала услышать что-либо подобное в замке ле Дрейка. Здесь не пользовались приемами словесного фехтования, обычными в светской беседе, разговоры, как правило, были конкретными и лишенными всяких украшений. Изысканная болтовня сэра Гая слегка удивила ее.

С напряженной улыбкой она сказала:

– Говорят, драконы преследуют исключительно девственниц, а я уже давно покинула их ряды. Стыд и позор, что мне приходится прибегать к чарам там, где можно договориться самым учтивым образом.

Светлые глаза сэра Гая наполовину исчезли под темными ресницами, и тонкая улыбка тронула углы его рта:

– А вот и нечего вам, миледи, пререкаться с таким простаком, как я. Я-то место свое очень знаю, – неожиданно заговорил он по-английски, чем снова немало ее удивил. Она никак не ожидала услышать свободный разговор на родном языке. Очень немногие дворяне владели им, ленясь изучать язык своей страны.

Опустив глаза, она мягко сказала:

– Я не улавливаю вашу мысль, сэр Гай.

– А мне кажется, что очень даже улавливаете. Вы когда-нибудь думали, какая это бездна одиночества – быть Драконом?

Сэр Гай несколько мгновений испытующе смотрел на нее, а затем отвернулся к своему соседу справа.

Несколько озадаченная услышанным, Эннис наклонилась над своим кубком с вином. Конечно, она недостаточно долго общалась с сэром Гаем, чтобы узнать его до конца, но доверяла ему. Коварство и двоедушие почитались при дворе короля чуть ли не основами добродетели, равно как и умение перекидываться пустыми словами и не говорить главного. Но она не верила, что Гай Фицхью вел с ней праздный разговор. Вероятно, он хотел таким образом смягчить ее страхи. Или предостеречь ее.

Она украдкой взглянула на Рольфа. Тот сидел, наклонившись к соседу, и негромко обсуждал с ним достоинства соколиной охоты в окрестностях замка. В ознаменование помолвки на завтра была назначена охота. Дичь, добытая охотниками, пойдет прямо на пиршественный стол. Возбуждающие запахи различных блюд и приправ уже доносились из кухонь. Казалось, что, хотя брак и заключался не по его свободному выбору, Дракон решил превратить эту свадьбу в подлинный праздник. И это тоже радовало Эннис. Так почему же у нее такое ощущение, что ее сажают на корабль, отправляющийся в опасное плавание?

Отпив вина, Эннис плотно сжала ножку кубка, чтобы унять неожиданную дрожь в пальцах. Кубок был украшен драгоценными камнями, блиставшими красными, зелеными и золотыми искрами в свете пламени очага и факелов. Серебряный кубок сплошь покрывали искусно вылитые фигурки драконов с глазами из крошечных изумрудов, рубиновыми язычками и позолоченной чешуей. Куда бы она ни глядела, к чему бы ни прикасалась – все вокруг было помечено знаком дракона.

Даже ее сны.

«Вы когда-нибудь думали, какая это бездна одиночества – быть Драконом?» Слова Гая звучали в ее ушах, и она снова взглянула на Рольфа. Одиночество? Страшный лорд Драгонвик испытывает одиночество? Невероятно.

Она глубоко вздохнула и сделала изрядный глоток вина. Оно было крепким, выдержанным, с прекрасным букетом. Тепло прошло вместе с влагой к желудку, согревая душу. Это, по-видимому, придало ей смелости. Она наклонилась вперед, чтобы привлечь к себе внимание человека, который через два дня станет ее мужем.

– Милорд, – сказала она и, когда он повернулся к ней, подняла кубок, – благодарю вас за великодушие.

Довольная улыбка тронула жесткие линии его рта, отчего вид его стал менее грозным.

– Вы благодарите меня за вино, миледи?

– Нет, – она покачала головой, – благородство вашего духа – вот что заслужило мою признательность. Цвета Бьючампа особенно дороги мне, и, я думаю, мало кто помнит их теперь.

Какое-то время Рольф изучал ее лицо, его густые ресницы бросали тень на глаза.

– Я хорошо помню, как радостно мне было увидеть цвета дома моего отца, особенно после долгого отсутствия. Надеюсь, и вы чувствуете то же самое, – медленно сказал он.

Глаза их встретились, и у Эннис вновь перехватило дыхание. В зеленых глазах были золотистые крапинки, крохотные лучи, расходящиеся от темных центров. Она не успела понять, что увидела в этих глазах – настороженность или любопытство, – так как он быстро отвел их прочь. Мимолетный порыв отступил, и его место заняло показное безразличие, к которому она была привычна.

Рольф вытянул свободную руку и завладел ее кистью, державшей кубок. Он приблизил ее руку к своему лицу и отпил из кубка, не сводя с Эннис глаз.

– Еще слаще – прямо из ваших губ, – пробормотал он, освобождая ее руку и кубок.

– Вы всегда галантны, как придворный…

– Нет, никогда, – возразил Рольф. – Я говорю только то, что думаю, прекрасная леди.

– Всегда ли, милорд? – Она не хотела дать ему победить в словесной игре. – По-моему, вы шутите.

Легкая улыбка обнажила его белые зубы на фоне темной бороды.

– Я совершил бы ошибку, имей я намерение сказать вам неправду. Не так ли? Разве вы думаете иначе?

Вновь заставив ее защищаться, Рольф воззрился на нее с невинным видом. Эннис поглядела внутрь своего кубка, затем подняла глаза, и ее губы сложились в недоверчивую улыбку:

– Фи, милорд, у меня нет других доказательств вашей искренности, кроме ваших же слов. Вот если бы вы признались, что уже совершили ошибку, сказав неправду, я согласилась бы с вами.

Он ответил ей поощряющей улыбкой:

– Отличный удар, миледи. Вы просто мастер жонглировать словами, как я вижу.

– Всему, чему я научилась, я обязана моему недолгому пребыванию в обществе кузины Алисы. Но я, конечно же, слабый игрок по сравнению с человеком вашей грозной репутации, милорд.

Эннис умолкла под взглядом Рольфа. Ее сердце замерло, когда он накрыл ее руку с кубком своею. Она только немного хотела его поддразнить, но выражение его глаз стало серьезным. В них отразился свет, и из зеленых они превратились в странно золотистые, переливаясь наподобие огня. Она снова опустила глаза и сосредоточилась на драгоценном кубке, соединившем их руки. Она не могла выдержать его взгляд, когда Рольф находился рядом.

– Как правило, – сказал он, – я не играю в игры.

Неожиданная серьезность тона, усиленная этим взглядом, окончательно смутила Эннис. Она безмолвно глядела на него. Ответ, уже готовый сорваться с языка, так и не прозвучал.

Справа от нее раздался голос Гая Фицхью.

– Милорд, – обратился он к Рольфу, – лорд Генри де Совэйн сказал мне, что вы готовите вашего сизого сокола для завтрашней охоты. Мы будем бить лесных уток и цапель?

Эннис вжалась в спинку кресла, чтобы не мешать сэру Гаю и Рольфу обсуждать план охоты на птицу и прочую дичь. Разговор обтекал ее, не затрагивая ее мыслей, словно посторонний шум. Она была благодарна сэру Гаю за его вмешательство. По-видимому, он сделал это намеренно, желая дать ей передышку. Неужели она так плохо скрывала свои чувства? Или он незаметно подслушивал?

Наверное, то и другое, ответила она сама себе. Но она ему с радостью это прощает, поскольку он спас ее в тот момент, когда она оказалась беспомощной перед ле Дрейком с его непредсказуемой сменой настроений. Стремительность, с какой они менялись, лишала ее всякой опоры, и она снова дала себе клятву в следующий раз быть готовой к любой неожиданности.

Глубоко втянув в себя воздух, пропахший древесной смолой и жареным мясом, Эннис вежливо наклонила голову к мужчинам, все еще обсуждавшим планы на завтра. Закончили хвалить преимущества соколиной охоты перед кречетами. Заговорили о выборе дичи.

– Двое пажей обнаружили следы медведя, – сказал сэр Гай, – мне кажется, это нельзя упускать.

Он слышал недавний разговор между Рольфом и леди Эннис и заметил, что она вдруг попала в затруднительное положение. И тогда, не задумываясь о настроении своего лорда, он немедленно поспешил ей на помощь. По-видимому, ле Дрейк разгадал его намерение. На его лице Гай заметил нечто похожее на довольную улыбку и заключил, что тот не против его вмешательства. Оставалось только удивляться этому. Но поскольку сэр Гай не собирался открывать причины своей поддержки леди Эннис, то он пустился в длинные рассуждения о преимуществах медвежьей охоты по сравнению с охотой на птиц.

– Некоторые бароны становятся чересчур беспокойными. Напряженная охота на опасного хищника могла бы дать выход их буйной энергии и остудить пыл. Соколиная охота – слишком спокойный спорт, особенно для мужчин, засидевшихся долгою зимою. Уже Новый год, и медведи нагуливают в лесу жир.

– После зимы медведи еще слишком тощи, а собаки чересчур горячи и порывисты. Может случиться несчастье.

Слуга наполнил опустевшие кубки, сэр Гай дождался, когда Рольф основательно отхлебнет из своего, и сказал:

– Только собаки свежи и горячи, как я вижу. Некоторые из нас обленились за зиму.

Сердитый взгляд Рольфа задержался на лице Гая. Быстрыми беспокойными движениями пальцев он поигрывал ножкой кубка.

– Я должен воспринять ваше наблюдение как вызов, сэр Гай? Или вы думаете поучить меня, как следует выбирать дичь для охоты?

В какой-то миг Гаю показалось, что он зашел слишком далеко. Однако в глазах Рольфа читался явный интерес, и он улыбнулся.

– Конечно же, вызов, – сказал он. – Я совершенно погряз в безделье и обленился в последние месяцы. Пусть Новый год застанет меня предающимся новому спорту.

– По мне, так все эти приключения последнего времени – куда как достаточный спорт для кого угодно, – проворчал Рольф и добавил: – Но в ваших словах есть правда. Бароны становятся буйными, и надо дать им возможность как следует измотать самих себя, чтобы они успокоились.

Довольный, Гай отпил еще вина. Этого он и добивался. Баронам нужна разрядка, как и его собственному лорду. Усталость – лучшее лекарство от похоти.

– Да, милорд, я с вами согласен.

Он хотел еще что-то добавить, но вдруг громкий шум у дверей зала привлек его внимание. Там происходила борьба. Серебряный и красный цвета смешались с соболями и золотом Драгонвика. Глухие проклятия на самом грубом английском носились над этим хаосом. Гай вскочил на ноги.

Рольф уже стоял во весь рост, сжимая рукоятку кинжала у пояса. В этот миг раздался крик леди Эннис:

– Не трогайте их! Это мои вассалы пришли выразить мне свою преданность. Я не позволю держать их в дверях.

Повернувшись к ле Дрейку, она воскликнула:

– Вы же не будете препятствовать моим вассалам войти? Вам следует встретить их с распростертыми объятиями, ибо, когда вы станете моим мужем, они вам присягнут как своему сюзерену.

Гнев горел в ее голубых глазах, отчего они светились, как сапфиры. Гай скрыл свое восхищение: свирепое выражение на лице Рольфа требовало немедленного вмешательства.

– Мой лорд, – проговорил он, – это я известил вассалов леди о предстоящей свадьбе. Времени было в обрез, и я подумал, что вы захотите видеть их у себя в качестве свидетелей. Молю, простите мне то, что я не сказал вам раньше, но из-за поездок к Сибруку и обратно я совершенно забыл о своем самонадеянном поступке.

– Воистину самонадеянном, – сказал Рольф таким холодным тоном, что Гай почувствовал неладное. Сердце его замерло. Заслужил ли он немилость лорда своим поступком? Он молил Бога, что нет, ведь он не желал ему зла.

Воины Драгонвика по-прежнему не давали северным баронам войти. Наконец ле Дрейк резко кивнул головой.

– Пропустите их и приветствуйте как должно, – коротко сказал он. – Их путешествие было долгим и трудным, и как вассалам моей госпожи им будет оказано уважение.

Его голос разнесся по всему залу. Стражники опустили оружие и расступились, пропуская вновь прибывших.

Гай почувствовал облегчение, которое испытала и Эннис. Хотя губы ее еще еле заметно дрожали, на них появилась слабая улыбка.

Когда четверо вассалов достигли возвышения и опустились на одно колено, чтобы приветствовать свою леди и сюзерена, она заговорила по-английски:

– Поднимитесь, господа. Я счастлива видеть вас снова после долгой разлуки.

По очереди они подошли к ее руке и коснулись губами кончиков ее пальцев, бормоча приветствия. На неподвижном лице ле Дрейка не выражалось ни вражды, ни дружелюбия. Гай мучился сомнениями. Совершил ли он ошибку, позвав этих людей? Он хотел порадовать леди, и это ему удалось. Но теперь ему оставалось только надеяться на то, что они не упустят из виду тех преимуществ, которые может им дать присяга на верность ле Дрейку. Хотя большинство северных баронов ненавидели короля, лояльность, пусть и против воли, Дракона к Иоанну была известна всем; Гай надеялся, что присяга может связать их друг с другом доверительными отношениями. Ему уже казалось, что план его удался, но из-за нескольких неосторожных слов все могло сорваться.

К счастью, Рольф, по-видимому, оценил выгоды от союза с этими северными баронами. С приветливым лицом он занял место рядом с Эннис, которая вышла из-за стола, чтобы приветствовать своих вассалов. При виде графа рядом со своей госпожой старший из них немного помедлил и вновь преклонил колено.

– Милорд Драгонвик, – начал он на ломаном французском.

– Поднимитесь, сэр, – по-английски отвечал Рольф, – и назовите себя и ваши имения.

Удивление отразилось на лице барона. Затем он взял себя в руки и встал:

– Меня зовут Глэйт из Вулфкота, что в Дархеме. Долго служил я дому Бьючампов и ныне счастлив служить дочери лорда Хью.

– Сэр Глэйт, ваши заслуги известны, и все, кто вас знает, отзываются о вас с уважением. Я рассчитываю на вашу лояльность.

Гай заметил довольный взгляд барона и почувствовал облегчение. Да, Рольф Драгонвик быстро поймет, что нужно привязать к себе этих людей с помощью доверия, и легко добьется этого.

Взглянув на леди Эннис, он увидел, что она рада встрече с вассалами, и Гай глубоко, с удовлетворением вздохнул. Времена были такие, что даже самый искусно задуманный план мог легко провалиться из-за ничтожного слова или необдуманного поступка, и он благодарил Бога, что на этот раз обошлось. Да, много могло бы случиться несчастий, окажи бароны сопротивление страже или не сообрази Дракон, что они нужны ему.

Прибыли еще Раннулф Мелтон Моубрэй из Лейчестершира, Ричард де Уайтби из Норт-Райдинга и Саймон де Роже, самый старший и осторожный из северных баронов, принесших клятву верности дому Бьючампа. Появление сэра Саймона было приятной неожиданностью, потому что Гай остерегся его приглашать. Теперь же он был здесь в сопровождении сэра Глэйта. Все они клялись в верности королю, хотя, как говорили, Вильям де Моубрэй, сюзерен сэра Раннулфа, примкнул к мятежникам. То, что сэр Раннулф стал союзником баронов, лояльных к Иоанну, породило множество слухов.

Да, размышлял Гай, это пестрая и благородная компания, и стоит пойти на риск, чтобы с их помощью обеспечить безопасность Эннис и будущее Рольфа. Если ее вассалы присягнут новому сюзерену, все, может быть, еще образуется.

9

– Этот спорт не для дам, – хрипло сказал Рольф, глядя с высоты своего коня в обращенное к нему лицо Эннис. Бледный луч солнца падал на ее щеку через квадратное отверстие в крепостной стене. – Медведи – опасные, злобные существа с непредсказуемым поведением.

Легкая улыбка пробежала по губам Эннис.

– Я понимаю. Но я и не прошусь к вам в сопровождающие, милорд, мне только хотелось бы встретить вас. Есть обычай готовить пищу для возвращающихся охотников.

Она кивнула в сторону людей, лошадей и собак во дворе замка.

– Один из оруженосцев оповестит о нашем возвращении, и слуги немедленно возьмутся за работу, – откликнулся Рольф. Он недоумевал, с чего это она вздумала демонстрировать женскую заботу. Свет золотил высокий изгиб одной ее щеки, другая тонула в тени. Иногда она казалась ему оборотнем или волшебницей, потому что она постоянно менялась. То надменная леди, то перепуганная девушка, то вожделенная соблазнительница – все эти образы она уже принимала, а вот теперь показывает что-то совсем новое.

– Повара сейчас заняты подготовкой к свадебному пиру. У них осталось мало времени. Могу я велеть им подождать, чтобы приготовить трапезу из вашей добычи?

Кони и всадники кружили по двору среди нетерпеливых собак, носившихся взад-вперед. Утренний туман клубился вокруг них рваными хлопьями. Рольф пожал плечами.

– Мои люди знают, что надо делать, – коротко ответил он и заметил, как поднялась ее бровь при этой высокомерной реплике. Временами он забывал, что она привыкла повелевать слугами и вести собственное хозяйство. Он скрыл растущее нетерпение и процедил сквозь зубы:

– Если вы хотите присмотреть за поварами, Вэчел поможет вам, он знает все детали и будет рад быть вам полезен. Большое спасибо за вашу заботу.

Охота на оленей и дичь представлялась Рольфу более подходящим делом в такой день. Травля медведя была занятием слишком изнурительным и долгим, хотя, и он согласился в этом с Гаем, это как нельзя лучше могло унять буйный нрав баронов, полностью их измотав. То же можно сказать и о его собственном нраве. От него не ускользнуло стремление рыцаря смягчить вспыльчивость своего лорда, и он знал, что Гай делает это ради леди. Ради того же он пригласил и ее вассалов.

Чего он не мог понять – так это причину такой заботы.

– Отправляйтесь с Богом, милорд, – пробормотала Эннис, склонившись в легком поклоне.

Рольф подавил желание задержать ее. Он боялся, что не справится с собой. Она завладела каждым часом его жизни – спал он или бодрствовал.

Разрази господь, но если не наступит завтра – а с ним вечер свадьбы и брачная постель – о, тогда он может полностью утратить контроль над собой. Это, наверное, заметно в каждом его движении, в каждом взгляде на Эннис. Он чувствовал себя так, как будто плечи его покрывал тяжелый плащ вожделения, который к тому же был виден всем и каждому.

И тут он вдруг догадался, в чем самый вероятный мотив Гая настоять на этой утомительной охоте. Это, конечно же, не просто случайная прихоть, нет, он пытается держать своего лорда подальше от Эннис. Вот только заботится ли рыцарь в этом случае исключительно о ее добродетели или же он хочет облегчить ей переговоры с прибывшими вассалами? Только один из них присоединился сегодня к охоте, остальные уклонились, сославшись на усталость после путешествия.

Рольф взглядом отыскал сэра Гая, тот стоял неподалеку, в густой тени, падавшей от стены. Рыцарь спокойно беседовал с охотником, одетым в ливрею Драгонвика.

Рольф быстро перебрал в уме все, что он знал о Гае. Тот появился в Драгонвике безземельным оруженосцем – незаконный сын некоего аристократа, как о нем говорили, – а до того воспитывался в монастыре в Нормандии, откуда его послали пажом в одно богатое английское поместье. О родителях Гая ничего не сообщалось по не вполне ясным причинам. Рольф никогда не выяснял их. Для него было важно другое – преданность и отвага молодого человека, проявленные им в жестокой битве с уэльсцами несколько лет назад. Когда убили рыцаря, которому служил Гай, Рольф взял его к себе, и юноша быстро заслужил свои шпоры и рыцарское звание.

Будучи схожи характерами, оба прекрасно ладили между собой, и Рольф ни разу не пожалел, что взял Гая к себе в замок. И все же за минувшие пять лет он почти ничего не узнал про него. Они обсуждали многие вещи, но не прошлое молодого рыцаря.

И вот сейчас в душу Рольфа вдруг стали закрадываться сомнения: а не слишком ли он был доверчив? Охота на медведя – вещь опасная, а он отлично запомнил особенный блеск в глазах Гая всякий раз, когда Эннис входила в зал. Нужно ли ему быть осторожным? Не так уж и редко людей убивают на охоте…

Будто почувствовав, что Рольф думает о нем, Гай оторвался от разговора и посмотрел на него. Рольфу почудился испуг в этом взгляде. Быстро закончив беседу с охотником, Гай вышел из тени. Солнце заблестело в его темных волосах, когда он приблизился к Рольфу.

– Милорд, Говейн сообщил, что в лесу за деревней обнаружены следы и свежий помет. Значит, недавно там прошло несколько медведей. Послать ли мне людей в том направлении?

– Безусловно, – ответил Рольф. – Пусть загонщики найдут зверя во что бы то ни стало. Я думаю, истинный смысл этой охоты состоит в том, чтобы остудить горячие головы.

– Так оно и есть, милорд, – слегка улыбнулся Гай. – Что же до охоты на крылатую дичь, то она скорее их головы только вскружила бы…

– К концу дня, надеюсь, все головы будут здоровы.

Оруженосец подал Рольфу кинжал, и он прикрепил его к поясу. Бордэ возбужденно носился под ногами лошадей. На верхней ступеньке лестницы караульного помещения стояла Эннис. Когда она поймала на себе взгляд Рольфа, ее рука поднялась в прощальном приветствии. На губах играла легкая улыбка, а утренний ветерок играл ее накидкой. Жест Эннис удивил Рольфа, и от неожиданности он его повторил.

Развернув коня, Рольф проскакал по мосту через ров. За собою он слышал стук копыт и голоса людей. Собаки лаяли и рвались с поводков, Гай был неподалеку, но держал постоянную дистанцию, как бы чувствуя недоверчивость сеньора. Это не улучшило настроение Рольфа. Вряд ли улучшит его и охота.

Едва они въехали в лес, бледный свет утреннего солнца померк. Густой туман висел над рекой. Он прятался в зарослях камыша и осоки вдоль берегов, смешивался с темными тенями, отбрасываемыми высокими деревьями, его белые пальцы цеплялись за траву в низинах. Все звуки усилились многократно – казалось, в лес въехала целая армия, а не два десятка охотников. Загонщики рассыпались в поисках дичи, их бесплотные голоса возникали то тут, то там, словно порожденные туманом.

Один из баронов перекрестился, отгоняя нечистую силу, – так подействовали на него эти призрачные голоса, лишенные формы. Переглянувшись с Гаем, Рольф обратился к охотникам.

– Нам лучше разбиться на мелкие группы. Звуки рогов скоро возвестят о том, что дичь поднята, – сказал он со всей внушительностью и принялся объединять людей в команды, в каждой выбирая старшего, независимо от его знатности, богатства и влиятельности.

Лорд Генри де Совэйн начал было протестовать, но лай собак впереди прервал его. Рога запели, возвещая, что зверь обнаружен. Дав шпоры лошадям, охотники устремились к цели.

Не обратив внимания на вопрошающий взгляд Гая, Рольф тоже поспешил вперед. Густой кустарник мешал ему, упавшие стволы валялись на земле, и их мертвые ветви, как змеи, норовили обвить ноги коня. Вдруг его кинжал зацепился за низко торчавший сук, который Рольф не заметил в туманном полумраке, и был выбит из руки. С проклятием охотник натянул поводья и спешился, чтобы подобрать оружие.

Нашел его Рольф быстро, проверил, нет ли повреждений. И тут вдруг обнаружил, что остался один. Остальные ускакали вслед за собаками, и звуки рогов теперь звучали гораздо тише. Клочья тумана кое-где еще лежали на почве, но солнце уже поднялось, и туман редел. Густые ветви Кестевенского леса смыкались над его головой, темные, таинственные, загадочно молчащие. Рольф осмотрелся, держа кинжал наготове.

Пена из пасти коня стекала по разгоряченной груди. Знакомый лошадиный запах успокаивал. Множество других ароматов носилось в лесном воздухе – распускающихся почек и разлагающейся древесины, сырой земли и бриза с примесью морской соли. Море было недалеко отсюда, и Рольфу даже казалось, что он слышит шум волн, разбивающихся о скалы.

Звуки охоты разносились далеко, хотя лес и заглушал их. Рольф не особенно спешил присоединиться к остальным. Завороженный, он поставил ногу на поваленное дерево и заслушался. Тишина окружала его. Только негромкая перекличка птиц да позвякивание уздечки его коня, когда тот через ветви и мертвые листья тянулся за свежей травой, нарушали ее. Он давно уже не слышал тишины. Его ухо привыкло к шуму зала и замка, к постоянным голосам окружающих его людей. Сейчас он наслаждался. Так продолжалось несколько минут.

Видимо, уединение – это то самое, что ему больше всего нужно. Он позже обдумает это основательней. Сейчас же главное, вокруг чего вращаются все его мысли, – женитьба на леди Эннис. Она властно вошла в его сознание. Он думал о ней непрерывно. Причем не как о важнейшей для него фигуре в политической игре, не как о средстве вернуть сына, но как о женщине. О женщине, которую он желает. Густые рыжие волосы, голубые глаза, которые могут искриться весельем и сверкать огнем гнева, и все ее прекрасное лицо с кожей кремового цвета – да, его страсть росла с каждым часом. Каких трудов ему стоило сохранять контроль над собой! И она, надо полагать, это знала…

Были моменты, когда он видел это знание в ее глазах. Например, нынешним утром, перед охотой. Она знала, что он ее хочет. Что он о ней думает даже тогда, когда знает, что этого делать нельзя. Но когда он в конце концов ею овладеет – с кем будут тогда ее мысли? С ним или с возлюбленным первым мужем? Поселится ли призрак в его супружеской постели? Память о другом мужчине – не встанет ли она между ним и женой? Все это горьким комом стояло у него в горле…

Рольф с усилием оторвался от мыслей об Эннис. Глупо предаваться фантазиям во время охоты. Он снял боевую перчатку и провел ладонью по деревянной рукоятке кинжала. Она была целой и неповрежденной, стальной клинок тоже в порядке. Неисправное оружие легко может стоить жизни неосторожному мечтателю.

Он шагнул вперед и услышал громкий треск сухой ветки под своей ногой. За спиной раздалось шуршание опавшей листвы. Неподалеку неожиданно обломился сук и рухнул под громкий треск и шорох листьев. Конь испуганно заржал, и Рольф обернулся к нему. Глаза животного округлились так, что стали видны белки. Рольф протянул руку, чтобы схватить повод, но не успел.

Встав на дыбы, конь лягнул передними ногами. Рольф отдернул руку с кинжалом, другой пытаясь завладеть уздечкой. В панике конь не давался ему.

– Успокойся ты, – прорычал он, задыхаясь.

Но совладать с Вулфзиге было трудно. Отлично обученный боевой конь не мог, конечно, испугаться лесных звуков до такой степени, чтобы перестать подчиняться. Не это вывело из себя жеребца, взгляд которого стал совершенно безумным, словно он увидел демонов ада, тянущихся к нему. Пытаясь поймать коня, Рольф действовал только одной рукой, в другой у него был кинжал. И вот теперь перед ним был выбор – упустить Вулфзиге или лишиться оружия. Он живо представил себе насмешки остальных, когда они увидят его пешим. Уклоняясь от Рольфа, конь попятился в заросли шиповника. Острые колючки вонзились в его шкуру, и он окончательно взбесился, принялся бить копытами и брыкаться, так что приблизиться к нему стало совсем невозможно. Если не удастся схватить кожаный ремень повода, обезумевшее животное безнадежно скроется в чаще.

Рольф вонзил в землю кинжал, теперь обе руки его были свободны. К счастью, на нем не было никаких доспехов, только плотная кожаная куртка, так что ничто не стесняло движений. Теперь все зависело от точности и быстроты – надо было спешить, чтобы конь не причинил себе еще большего вреда.

Рольф замер: может быть, его спокойствие подействует на жеребца? Ему удалось даже слегка потрепать его по холке. Но ничто не помогало. Конь бешено косил глазами, белки сверкали, ноздри раздувались. Рольф понял, испуг Вулфзиге не случаен. Он обернулся по направлению его взгляда, и волосы его поднялись дыбом.

В зарослях, совсем недалеко от него, стоял медведь, скаля острые длинные клыки. Его бока вздымались и опадали, словно после быстрого бега, маленькие злобные глазки неотрывно смотрели на человека и лошадь. Он был огромен, весом примерно в двадцать пять стоунов [12], если не больше. Даже в сером туманном сумраке густого леса его кривые клыки отсвечивали белым и сулили смерть.

Мускулы Рольфа напряглись. Кинжал был в недосягаемости, между ним и зверем. Поведение диких медведей непредсказуемо. Стоит ли Рольфу, оставив лошадь, броситься вперед за кинжалом? Но успеет ли он схватить оружие раньше, чем когтистая лапа достанет его самого? В лучшем случае пострадает конь, в худшем – смертоносные клыки вонзятся в человека. Холодный пот стекал по лицу Рольфа.

Натягивая изо всех сил узду, он пытался заставить коня не шевелиться, так как знал, что любое его резкое движение сразу вызовет прыжок хищника. Это все, что он мог сделать, пока медведь не отвернется и у него не появится шанс завладеть оружием.

Пронзительный визг прозвучал в воздухе, и когтистые лапы медведя взрыли землю. Злобные глазки смотрели на Рольфа. Очень медленно Рольф ослабил натяжение уздечки. Почувствовав это, конь отчаянно скакнул назад, взметнув копыта. Порыв ветра обдал щеку Рольфа, когда стальная подкова рассекла воздух там, где только что была его голова.

Рольф кинулся вперед и еле успел схватить кинжал – в этот миг медведь стремительно бросился на него.

Эннис пристально глядела на закрытую дверь зала, как будто ее нетерпение могло заставить ее распахнуться. Давно уже прошло время, когда охотников ждали назад. Повара на кухне выбивались из сил, чтобы пища не остыла и не потеряла вкус. Все было готово в зале.

– Миледи.

Обернувшись, она встретилась взглядом с сэром Раннулфом, который уклонился от охоты. Он сидел на стуле у огня, и на его серьезном лице отражалось пламя и озабоченность. Она скрыла тревогу под приветливой улыбкой.

– Да, милорд?

– Я вижу, как вы волнуетесь. Можно мне…

Но что он хотел сообщить, осталось тайной, так как в дверях возникло движение. Приподнявшись в кресле, Эннис почувствовала, как волна тревоги стесняет ей горло, когда двери распахнулись с громким стуком. Мужчины ввалились в зал. Их одежда и снаряжение были в полном беспорядке, возбуждение звучало в расстроенных громких голосах.

Сэр Раннулф тоже вскочил с места и встал впереди Эннис, как бы защищая ее от неожиданного вторжения. Хотя он и был без доспехов, но меч, предусмотрительно пристегнутый к поясу, ясно свидетельствовал о том, что он не вполне спокойно чувствует себя среди каменных стен Драгонвика.

– Повремените, миледи, – сказал он, когда Эннис сделала несколько шагов вперед, – пока мы не выясним, что случилось.

Но Эннис увидела носилки с лежащим на них человеком и не стала ждать. Если бы пострадавший был кем-то из охотников, его бы отнесли в одну из комнат возле капеллы. То, что раненого доставили в зал, указывало на то, что этот человек имеет особый статус – такой, как у Рольфа.

Она не отдавала себе отчета в тех мыслях, которые обрушились на нее. Главным было – как можно скорее добраться до лежавшего на носилках. С помощью сэра Раннулфа она пробилась через толпу мужчин и женщин, сгрудившихся вокруг раненого.

Тихий крик сорвался с ее губ, когда она увидела мужскую фигуру, накрытую куском ткани, одна рука волочилась по камышу, которым был застлан пол. Но когда она протиснулась к носилкам, то поняла, что это не Рольф Драгонвик.

Сэр Гай напряженно вытянулся на носилках и застонал, когда их медленно опустили на пол. Его глаза слегка приоткрылись, когда Эннис наклонилась над ним, и слабая улыбка тронула его губы.

– Святая Мария… Это же был демон глупости… который внушил мне… идти на медведя… – проговорил он слабым голосом. Его чувство юмора иссякло, когда один из охотников нечаянно задел его раненую руку.

Эннис бережно уложила ее поверх его груди. Кожаная рубаха была порвана и висела длинными лоскутами, а на бедре зияла глубокая рана, которая требовала немедленного вмешательства. Она видела такие раны прежде и полностью сосредоточилась на ней.

– Потерпите, – мягко сказала она, – я пошлю за сумкой с целебными травами. – Она оглянулась и увидела в толпе испуганное лицо юного оруженосца Рольфа. – Корбет, – приказала она, – принесите целебные травы, а также чистую материю и горячую воду. Вас, господа, я попрошу поднять носилки и очень аккуратно перенести их в соседнюю комнату. И пусть там разведут огонь. Есть ли еще раненые?

Сперва никто не отвечал, и волна страха накатила на нее. Ей показалось, что они смотрят в сторону, избегают ее взгляда. Неужели он мертв? Хозяин замка? Накануне их свадьбы… Смилуйся, Святая Дева!

Стоя на коленях подле сэра Гая и глядя снизу вверх на море лиц вокруг нее, Эннис вдруг поняла, что, если Рольфа настигнет смерть, она не сможет этого выдержать.

Слепое неведение становилось все более пугающим и разрушительным.

Здоровой рукой сэр Гай дотянулся до нее и сжал широкую манжету рукава. Его пальцы оставили грязные следы на золотистой ткани.

– Нет… Нет, миледи. Только я виноват… в этом… несчастье. Больше никто… сильно не пострадал.

Его рука бессильно упала. Эннис на мгновенье застыла. Рольф не пострадал. Она успокоилась. Заставив себя улыбнуться, она положила свою нежную руку на лоб Гая.

– Большое спасибо, – сказала она. – Теперь пусть эти люди перенесут вас отсюда в отдельную комнату, где я смогу заняться вашими ранами.

Подымаясь с колен, она встретилась глазами с зеленым взглядом Рольфа. Ее сердце заколотилось. Он стоял всего в нескольких шагах от нее, скрестив на груди руки. Сухие листья прилипли к его одежде, а кожаная рубаха была сильно порвана. Волосы и бороду покрывала грязь. Одна рука была перевязана куском материи.

Но он был жив. Долгий миг он не сводил с нее глаз, и ей показалось, что все окружающие отдалились и уменьшились в размерах, а неумолкающий гул их голосов неожиданно стих. Все ее внимание сосредоточилось на одном человеке, этом единственном Золотом Рыцаре с сияющими зелеными глазами – с горящими глазами Дракона…

– Милорд, – еле выдохнула она наконец, и слова ее, казалось, вырывались не из горла, а из самой глубины души, – есть ли у вас… раны… которые нужно лечить?

– Нет, ничего такого, с чем не справился бы мой оруженосец.

– Но как произошло несчастье с сэром Гаем?

Глаза Рольфа сузились:

– Я и сам толком не знаю. Говорят, что медведь, за которым гнались, вдруг повернул назад и выскочил прямо на меня как раз тогда, когда я был не в седле, а мое оружие в недосягаемости. Я не могу сказать, как сэр Гай оказался между нами. Последнее, что я помню, так это то, что кинжал мой оказался сломан после первого же удара медведя.

– Милорд… – начала Эннис, но он покачал головой и отступил на шаг.

– Нет, не думайте об этом сейчас. Сэр Гай нуждается в вашем внимании. Я уверен, что ваши нежные руки он предпочтет рукам своего оруженосца или моим. Я же займусь гостями.

Развернувшись на каблуках, Рольф ушел, не обернувшись. Какое-то время Эннис стояла, глядя ему вслед, но потом заметила, что сэр Саймон и остальные смотрят на нее. Немедленно взяв себя в руки, она сказала:

– Корбет, проводите меня к сэру Гаю, а вы, Вэчел, позаботьтесь, чтобы подавали на стол. Я уверена, что среди охотников многие проголодались.

Когда все разошлись, Эннис проследовала в комнату, где лежал сэр Гай. Перевязка и обработка ран были для нее привычным делом. Она научилась помогать раненым еще в своем замке и делала это без боязни и хорошо. На охоте постоянно происходили несчастные случаи. Часто очень тяжелые. Длинная глубокая рана сэра Гая была, в общем-то, вещью вполне обычной.

– Это, – сказала она, обмыв и перевязав его, – достаточно серьезно для того, чтобы несколько дней продержать вас в постели. По-видимому, мне не придется танцевать с вами на моей свадьбе.

Она ласково улыбнулась и поднесла к его губам чашу с травяным отваром, но он схватил ее за рукав.

– Нет, я не хочу этого питья.

С гримасой боли он попытался сесть. Но она положила руку ему на грудь и удержала его. Гай выдавил покорную улыбку.

– Я слаб, как новорожденный котенок. Это моя собственная вина. Если бы я не вмешался… Мои действия едва не стоили жизни моему лорду, да и мне самому. Но я заклинаю вас, верьте мне, когда я увидел все… то только страх заставил меня действовать неразумно…

Эннис посмотрела на раненого рыцаря:

– Вы должны выпить это, а потом объяснить мне ваши слова, сэр.

Несмотря на боль от раны и потерю крови, в голосе Гая, когда он заговорил, была настоящая сила:

– Я слышал их разговоры! Они говорят, будто я пытался подстроить смерть лорда Рольфа и не встал между ним и медведем. – Он сделал глоток из чаши, которую Эннис по-прежнему держала перед ним, и сморщился от горечи. – Миледи, я вас заклинаю, не верьте этим лживым россказням, – он перешел на грубый английский. – Когда кинжал лорда разлетелся надвое от удара о медвежью морду, он попал в беду – зверь его почти завалил. В свалке я не мог быть уверен, что мой удар попадет в кого надо…

– Да, я вам верю, сэр Гай, – успокоила его Эннис. Она понимала теперь его душевные муки. Кое-кто из охотников – неважно, просто тупых или злонамеренных, – желая выслужиться перед лордом, постарался свалить вину за несчастье с Рольфом на рыцаря. Это казалось ей верхом несправедливости. Она улыбнулась:

– Сейчас вы должны отдыхать, и все образуется. Я уверена, что лорд не станет вас обвинять.

Гай отвернулся к стене.

– Нет, он считает меня в ответе за происшедшее, – сказал он обреченным голосом. – Это в его глазах, когда он смотрит на меня.

Она ничего не ответила. Ей вспомнился огонь недоверия в глазах Рольфа. Он вполне может подозревать сэра Гая в дурных намерениях против него. А если это правда? Она глубоко вздохнула. Между лордом и рыцарем было некоторое напряжение. Возможно, за всем этим скрывалось нечто, о чем она не знала…

Поднявшись, Эннис сказала, что вернется позднее проверить его самочувствие и не открылись ли раны. Гай пробормотал какую-то невнятную благодарность – действие мандрагоры началось. Трава погрузит его скоро в глубокий сон.

Когда Эннис вернулась в зал, рана Рольфа была тоже перевязана, грязь и листва исчезли с волос. На нем была чистая одежда, и выглядел он отдохнувшим. Пищу щедро подносили к столу, и изголодавшиеся охотники отдавали ей должное, равно как и крепкому вину. Взрывы смеха эхом отражались от стропил и балок.

Оказалось, что ее вассалы решили признать лорда Драгонвика своим новым сюзереном, они обращались к нему как к старому знакомому.

Обстановка на севере страны была неспокойной. Одни бароны открыто заявляли о своем бунте против короля, другие сегодня клялись ему в верности, а назавтра примыкали к мятежникам. Эннис совершенно не была уверена, что эти бароны станут хранить верность Рольфу так же долго, как тот будет показывать свою верность королю.

Но сейчас она была рада их появлению, чувствовала облегчение от сознания того, что здесь не будет попыток принудить их дать клятву, которую они не намерены выполнять. Было заключено временное перемирие.

Когда она заняла свое место, взгляд Рольфа скользнул по ней, и в его зеленых с золотом глазах она прочитала, что перемирие между ним и ею такое же временное и ненадежное, как между баронами и королем. И что действовать оно будет до их свадьбы.

А потом – она это знала – начнется настоящая борьба характеров.

10

Восходящее солнце слегка позолотило поля вокруг Драгонвика. Прозрачный туман клубился по окрестным холмам, покрытым молодой зеленью. Стоя у открытого окна, Рольф отсутствующим взглядом смотрел на поля, леса и болотные топи. Внизу, в деревне, слышались звуки приготовлений к свадьбе, которая должна была свершиться этим утром в большой церкви. Причудливые клубы дыма поднимались над соломенными кровлями и уносились прочь, гонимые утренним бризом.

Давно, когда он только еще начинал строить свой замок Драгонвик, у Рольфа возникла странная фантазия – если смотреть вдаль упорно и долго, можно увидеть шпили Линкольнширского собора. Конечно, пустая фантазия. Чересчур далеко, чтобы что-то увидеть, как бы высока ни была твоя башня… Но в том далеком прошлом он вообще был более склонен к мечтам, чем теперь.

Суровая жизнь слишком часто окатывала его ледяной волной, не спрашивая на то его согласия. Теперь он хорошо понимал, что это значит – видеть собственную жизнь раздробленной на множество частей, часто слишком маленьких для того, чтобы собрать их вместе. Он одолел невзгоды после долгой борьбы в одиночку. Хватит ли у него сил, чтобы продолжить ее? Он не был уверен.

Давно уже он не испытывал к женщинам тех чувств, которыми жил в юности. Тогда он был наивен и доверчив. Марджори быстро показала ему всю несбыточность его надежд.

Его пальцы сжались в кулак, которым он несильно ударил по каменной раме окна с частым свинцовым переплетом. Цветные стекла витража преображали усиливавшийся свет солнца, дробя его самым причудливым образом, заставляя переливаться всеми красками. И эти чудные цвета исчезали, стоило лишь слегка повернуть голову. Так исчезает радуга, так без следа рассеивается туман… Так же и он держал когда-то счастье в руке, а оно обернулось миражем. Он не собирался вторично обречь себя на подобное саморазрушение.

Он прежних ошибок не повторит, когда женится на прекрасной леди Эннис, не позволит своему сердцу размякнуть, не доверит свою мужественность рукам женщины. В первый раз это стоило слишком дорого. Теперь он должен вернуть то, что утратил когда-то. Горечь былых поражений до сих пор причиняет боль.

Через несколько часов священник, присланный Питером де Роше, верховным судьей Англии и епископом Винчестерским, соединит его узами брака с Эннис Д'Арси. Эти клятвы не даются так просто. Если он даст обет быть ей возлюбленным законным мужем, то уже не отступит от него. И хотя выбор супруги принадлежит не ему, он своих клятв не нарушит. Поступит ли она так же?

Королевский двор был полон дамами, которые вовсе не видели смысла блюсти верность своим мужьям. Они изменяли им мыслями, телом и сердцем, причем с такой готовностью, что это даже слегка восхищало его. Да и мужья изменяли им, не задумываясь и не сомневаясь. Но тень скандала ни разу не коснулась имени леди Эннис. Возможно, она и не изменяла своему мужу.

Горло Рольфа свела судорога. Память о Люке Д'Арси до сих пор жива в сердце его вдовы. Она, должно быть, сильно любила его. Это большая редкость в такие времена – отыскать мужа и жену, столь постоянных в любви и верности, единорога и то чаще встретишь. Легкая улыбка тронула углы его рта. Именно этими словами описывал он нравы двора Эдмунду, и его учитель фехтования всегда сильно смущался.

Как жаль, что его не будет с ним сегодня… Как бы порадовался старый наставник, видя своего лорда идущим к алтарю! Часто говаривал Эдмунд, что если Рольфу чего и не хватает, так это жены. Жены, чтобы была рядом долгими зимними вечерами, чтобы делила радость и горе, – жены для любви…

Стук в дверь вывел Рольфа из задумчивости. С некоторым удивлением он заметил, что солнце уже окрасило горизонт и что на равнине совсем светло. Сегодня не будет дождя.

На его разрешение войти в дверном проеме появилась темноволосая голова Вэчела:

– Милорд, сэр Саймон хотел бы поговорить с вами. Он в зале.

– Сэр Саймон? – Рольф удивился. Хотя барон и не выражал радости по поводу предстоящей свадьбы, слов осуждения от него тоже никто не слыхал. Он держал свои мысли при себе. – Скажите, что я скоро спущусь к нему. Вы видите, я еще не одет для свадьбы.

– Да, милорд, он ждет у очага. – Вэчел помедлил мгновение и добавил: – Мне кажется, он малость обезумел.

Рольф недоуменно поднял бровь, Саймон де Роже был тем бароном, за которым следовало приглядывать особенно внимательно. Остальные пойдут за ним, куда он их поведет. Если бы Рольфу удалось договориться с этим осторожным лидером, склонить его на сторону короля, то, возможно, открытого мятежа удалось бы избежать. Времена были темные, смутные. Многие бывшие союзники короля примыкали к бунтовщикам. Крупные лорды, плетущие заговоры, как правило, опирались на таких вот Саймонов, имевших авторитет среди рыцарей. Они их рассматривали как своего рода арендаторов, хотя бывали исключения. Рыцарские лены [13] и создавались обычно по этому принципу. Если же ленник пытался сохранить верность королю, то положение его становилось весьма незавидным. Его лорд мог весьма произвольно собирать налоги, предоставлять необходимую помощь или отказывать в ней. Так было сплошь и рядом. И если лорд бунтовал, то и зависимые от него рыцари вынуждены были следовать за ним. Времена были тяжелые для всех и каждого.

Размышляя таким образом, Рольф спустился в зал, где увидел барона. Тот нервно метался взад-вперед перед возвышением, а вокруг слуги, еле увертываясь от него, расставляли скамьи вокруг столов; серебряные сосуды со специями и медом размещались подле массивных серебряных солонок. Деревянные блюда с резными ручками в форме драконов уже стояли и ждали.

– Нет ли более уединенного места, где мы могли бы переговорить? – резко спросил сэр Саймон, и Рольф кивнул.

Они прошли под полукруглой аркой в нечто вроде алькова, закрытого от всех любопытных ушей и глаз.

– Говорите свободно, сэр, – сказал Рольф.

Некоторое время сэр Саймон сердито разглядывал свои сапоги, затем посмотрел на Рольфа:

– Глэйт Вулфкот считает, что у вас есть враг, желающий вам смерти, милорд.

Рольф слегка улыбнулся:

– Конечно, у меня очень много врагов, и все они хотят моей смерти. Это вас так расстроило, сэр?

Раздраженно покачав головой, сэр Саймон проворчал:

– Нет. В наше чертово время у каждого полно врагов. Я хочу сказать только, что нападение медведя, который вас чуть было не убил, не было несчастным случаем. Сэр Глэйт был там, и он рассказал мне: загонщики повернули зверя в одну сторону, но житель замка направил его прямиком туда, где вы отстали от остальных.

Рольф молча глядел в расстроенное лицо сэра Саймона. Приехать в чужой замок и обвинять одного из его жителей – вещь опасная. Сэр Саймон должен быть твердо уверен в своих словах.

Рольф уперся кулаком в каменную арку и уставился на дракона, вырезанного на раме окна за спиной сэра Саймона. Из пасти чудовища вырывалось пламя, а оскаленные зубы были кривы и длинны. Он одерживал победу над конным рыцарем.

– И кто же погнал медведя этим путем? – спросил он безразличным тоном, как если бы ответ не имел никакого значения. Ответ для него не прозвучал неожиданно, хотя еще совсем недавно ошеломил бы.

– Мне сказали, что медведя направил сэр Гай Фицхью. Хотя он первым на вас натолкнулся и получил рану вместо вас, я не знаю, что и сказать. – Сэр Саймон выпрямился и застыл. – Я чувствовал себя обязанным сообщить вам, милорд.

Да уж, он чувствовал. Его прямая душа не оставила ему выбора. Больше похоже на то, что он бы просто почувствовал себя не у дел, не поступи он вот так прямодушно…

– Благодарю вас, сэр Саймон, – мягко сказал Рольф. – Ваше предупреждение как нельзя более кстати.

Сэр Саймон, однако, не уходил. Рольф вопросительно поднял на него глаза, и барон медленно произнес:

– Я считаю вас уважаемым человеком и только поэтому не сказал вам всего. – Кривая улыбка появилась на его губах. – Не следовало, быть может, прислушиваться к сплетням, но я слишком стар, чтобы меняться. Мне случалось в жизни ошибаться, но я рад видеть, что леди, которую вы избрали в жены, попадет в хорошие руки. Это облегчает мне исполнение тягостной обязанности – но дело не терпит отлагательств.

– Благодарю вас за вашу оценку, – вежливо сказал Рольф, а сэр Саймон поднял руку:

– Подождите, милорд. Мне не нравится то, что я скажу, но, кажется, сэр Гай слишком часто и вожделенно смотрит на леди. Я это замечал еще раньше, да и вчера вечером, когда его принесли на носилках.

Когда сэр Саймон наконец ушел, Рольф прислонился к холодным камням алькова. Да, он и сам это замечал. Взгляд Гая часто задерживался на Эннис, и в глазах его был свет, предназначавшийся исключительно ей. Он это сам видел. И теперь он знал наверняка, что это не просто игра его воображения. Другие все замечали не хуже его.

Рольф заслонил рукой глаза, пораженный внезапным приступом душевной боли. Когда там, в лесу, он упал на одно колено, едва успев схватить свой кинжал и пытаясь отразить стремительный натиск медведя, у него не хватило времени, чтобы правильно взять оружие. Он ранил хищника, но удар пришелся под неверным углом, и рукоятка раскололась в руке. Длинный острый кусок дерева пронзил ладонь Рольфа. Он был на волосок от гибели.

Медведь был ранен сильно, но не смертельно. Вне себя от боли и ярости, он опять кинулся на охотника, оскалив свои страшные клыки, и тот едва сумел увернуться, яростно тыча сломанной рукояткой в нос зверя. Рольф видел перед собой грозную опасность и весь сосредоточился на том, чтобы спастись. Поэтому он не заметил, как подъехал сэр Гай. Рыцарь закричал, и от неожиданности Рольф оглянулся – в самый неподходящий момент! – и чуть не был растерзан. Не зарычи медведь перед новым броском, Рольф не успел бы отпрянуть и погиб бы, задавленный огромной тушей. Но в последнюю секунду он сумел отскочить, и зверь промахнулся, его клыки лишь слегка задели противника. Но он опять изготовился к прыжку. Всего несколько дюймов отделяет хищника от его жертвы. Рольф ощущает горячее смрадное дыхание на своем лице. И снова делает выпад обломком кинжала… Сколько раз наскакивал медведь… Сколько раз отбивал его атаки лорд… Но исход схватки был предрешен. И тогда, теряя силы, Рольф закричал. Он звал Гая. Звал на помощь…

Но тот почему-то медлил… Почему?.. Послышались людские голоса. И только тут Гай поразил животное верным ударом кинжала. Но вовремя не успел отскочить: агонизируя, зверь разорвал ему ногу. Едва переводя дух, Рольф недвижно стоял над своим рыцарем, распростертым поперек медведя, все еще бившегося в последних конвульсиях. Поляна огласилась криками, собачьим лаем – это наконец-то появились остальные охотники… Рольф не потребовал от Гая объяснений. Но вопрос остался: почему тот медлил? Ведь эта медлительность могла стоить его лорду жизни. Рольф промолчал – он был чересчур потрясен, чтобы устраивать расследование…

Теперь он уже сожалел об этом. Любой ответ мог бы стать знаком верности Гая. Неужели его приближенный рыцарь не пришел вовремя ему на помощь потому, что желал его смерти? Ведь именно Гай предложил устроить вместо утиной охоты травлю медведя. Именно Гай видел, как он уронил свой кинжал, но не подождал его, оставил одного, последовав за остальными…

Во рту появился горький привкус – привкус измены, и Рольф с трудом сглотнул. Возможно, это предательство послано ему в наказание за то, что он увез леди против ее воли. Говорят, за все приходится платить. Он думал, что эта женитьба, к которой его принуждают, тоже является наказанием за то, что он дал себе зарок не жениться вторично…

Сколько ночей провел он без сна, думая о женщине в западном крыле? Только железная воля удержала его от того, чтобы не ворваться к ней в комнату и не предъявить супружеские права еще до заключения брака.

Господи Иисусе! Да он попросту бредил ею. К его ужасу, она вторглась в его сны, заполнив их своим прекрасным лицом и рыжими волосами, мягкими изгибами тела под платьем, которые заставляли его забывать самого себя. Она была огнем, сжигавшим его кровь, и он дождаться не мог совершения брачного обряда.

А вдруг, думал он как в лихорадке, – вдруг она сговорилась с сэром Гаем, чтобы избавиться от нежеланного мужа? Не были ли ее ласковая улыбка и мягкие слова просто маскировкой для подлинных чувств? Горькие мысли сводили его с ума. Но даже если она желает ему смерти, если хочет его отравить или вонзить ему кинжал между ребер, он все равно ее хочет! Самым печальным открытием для него стало то, что ему безразлично: она его ненавидит или нет. Он ее просто хотел! Хотел ощутить под собой ее тело, вновь прикоснуться к губам, погрузиться руками в ее женское тепло. Он был околдован, пленен, превратился в ее раба. И он ничего не мог с этим поделать. Он станет ее мужем через несколько часов, и они будут связаны навеки.

Рольф закрыл глаза, и ему пришла в голову мрачная мысль, что он воистину проклят.

Опустившись на колени перед алтарем, Эннис вдруг почувствовала тревогу и подумала, что совершает большую ошибку. Рольф, тоже коленопреклоненный, стоял рядом с ней. Тело его было напряжено, а на вопросы священника он отвечал резким голосом, от которого ее сердце сжималось. Никакого восхищения не было в его глазах, когда он смотрел на нее, только холодный зеленый блеск. Она в замешательстве глядела на свои сплетенные пальцы. Рольф, облаченный в черную с зеленым тунику и алую мантию поверх широких плеч – высокий, красивый, величественный, – глядел мимо нее холодно, равнодушно, как в самый первый раз. Все ухищрения, к которым она прибегла, чтобы выглядеть как можно лучше, пропали даром. В шелковой тунике янтарного цвета и златотканом платье она была похожа на живое пламя. Белл поразилась, когда застегнула на шее Эннис тяжелое ожерелье. Не найдя слов, чтобы выразить свое восхищение, она просто принесла полированное серебряное зеркало как лучшее подтверждение своей правоты. Вышитый золотыми нитями янтарный шелк стекал по телу красивыми складками. Длинные рукава, также покрытые искусной вышивкой, достигали пола, но не волочились по нему, удерживаемые тонкими коваными золотыми цепочками, соединенными с золотым же поясом вокруг талии. Тонкие золотые нити, вплетенные в ее распущенные волосы, блистали и сверкали. Поверх ее короны лежал маленький изящный венок едва распустившихся желтых и белых цветов.

Но наибольшее внимание привлекало ее ожерелье. Настоящая драгоценность из оправленных в золото гранатов горела на ее груди, как костер. Подобранные в тон серьги пламенели при каждом повороте головы. Этот свадебный подарок Рольф прислал ей сегодня утром. Она хотела поблагодарить его за внимание и улыбнулась, когда они стояли перед алтарем. Но холодный, равнодушный взгляд, обращенный к ней, пригвоздил ее к месту, и сердце сжалось.

Он не хотел жениться, она это знала, но все-таки надеялась, что его отношение к ней стало более теплым. Его внимание, когда он выставил цвета ее отца, его теплые слова за вечерней трапезой – все это вселяло надежду. И вот теперь эта надежда рухнула.

Она постаралась собраться с духом и покорно отвечала на вопросы священника в богатом облачении, который руководил церемонией.

Свечи в высоких шандалах мерцали, отражаясь в вышитых золотом алтарных покровах. Запах курящегося фимиама и приглушенный шум наполняли деревенскую церковь, набитую до отказа. Люди стояли не только на ступенях капеллы, но и заполняли все окрестные улицы. Это был удачный день для деревенских жителей, и все высыпали из домов. Не то чтобы их очень интересовала свадьба сеньора, но после церемонии всех в замке и вокруг него ждали выпивка и угощение, а для счастливцев, которые сумеют пробиться в зал, – еще и всяческие увеселения. Остальным же придется вытягивать шеи снаружи, пытаясь что-то разглядеть, да пить хозяйское вино, забывая призывы священника к воздержанию. Несмотря на духоту внутри переполненной людьми капеллы, Эннис задрожала, когда священник закончил свои благословения и велел Рольфу поцеловать жену. Прикоснувшись губами к ее губам, Рольф подал ей руку и помог подняться. Она повернулась и увидела целое море чужих лиц.

Если бы это была обычная свадьба, ее глаза встретили бы множество доброжелательных улыбок, к ней подходили бы подруги и родственники, чтобы поцеловать в щеку и пожелать счастья. Но здесь ей улыбалась одна только Белл, глаза которой были затуманены романтическими грезами. Бедная девушка. Она вообразила, что ее лорд влюблен, тогда как он всего лишь повиновался королю.

Спускаясь со ступенек перед алтарем, Эннис сосредоточилась на том, куда ей ставить ноги, а вовсе не на своем муже. Он по-прежнему держал ее руку, горячими пальцами сжав ее кисть. Она испытала благодарность за эту поддержку, потому что ноги у нее дрожали и она вряд ли сумела бы покинуть церковь без посторонней помощи. На нее давили эти своды, и сотни свечей, и эти чужие лица повсюду. Выйдя на улицу через высокие двери, она увидела своих вассалов. Они с серьезным видом наблюдали за свадьбой дочери старого лорда с новым сюзереном.

Глэйт Вулфкот и сэр Саймон, стоявшие ближе других, преклонили колено, когда она проходила мимо. Эннис спустилась с паперти, солнце светило ей в глаза, и мягкий бриз остужал лицо. Рольф двумя руками взял ее за талию и посадил на белоснежную лошадь, украшенную шелковой попоной и цветочными гирляндами. Тихим шагом они проехали по улицам деревни, под ноги их коней летели цветы, а на головы новобрачных – зерно, дабы союз их был благословен детьми.

Эннис подавляла в себе желание рассмеяться. Все это казалось ей маскарадом, балаганным представлением для развлечения гостей. Даже когда после всего они вернулись в большой зал Драгонвика и она заняла свое место за высоким столом, происходящее продолжало казаться ей чем-то нереальным. Все было похоже на сон, перед глазами постоянно возникали какие-то неясные образы, которые исчезнут, как только она проснется.

Время тянулось мучительно медленно. Она сидела как деревянная, улыбка застыла у нее на губах. Подавались все новые и новые перемены блюд. Слуги ставили на столы тяжелые сосуды; запеченный лосось, копченые и маринованные угри, вареная морская свинья и копченая сельдь, миноги, щуки и треска – такое количество рыбы проплыло мимо нее, что она почувствовала нечто вроде морской болезни… Эта мысль показалась ей забавной, и она с трудом подавила спазм смеха в горле.

– Миледи, – спросил сэр Саймон, наклонившись к ней, – с вами все в порядке?

Она подняла глаза на него и взяла себя в руки. Должна ли она обнаружить свое замешательство? Нет, не должна.

– Да, сэр Саймон, я в полном порядке, только слегка утомилась от всего этого множества блюд. Что это там еще несут? Неужели лебедя?

Сэр Саймон отвернулся, чтобы посмотреть на слуг, которые как раз подносили огромное тяжелое блюдо на одобрение к высокому столу. Лебедь был зажарен целиком, затем перья его возвратили на прежние места. Блюдо было залито голубым желе, так что птица, казалось, плыла. Деревья и тростник, исполненные из теста и зелени, дрожали при каждом шаге слуг. За лебедем последовал жареный павлин, тоже на огромном блюде и тоже во всем своем роскошном оперении и с распущенным хвостом.

Как того требовал обычай, Рольф встал и торжественно объявил новые блюда, особо похвалив искусство поваров. После его одобрения кушанья были разрезаны.

Музыка, звучавшая непрерывно во время трапезы, сменилась на более живую: пока на кухне готовилась следующая перемена, столы были убраны, чтобы освободить место для танцев. У Эннис перехватило горло. Конечно, от нее ожидают танца с Рольфом, но она совершенно забыла об этом. Ее мысли были заняты только свадьбой и переменчивыми настроениями ее мужа.

К счастью, желающих потанцевать было множество, и в их толпе смятения Эннис никто не заметил. Рука Рольфа была теплой и легкой, как будто он и не был ее возлюбленным законным мужем, а кем-то посторонним. Когда она осмелилась взглянуть на него, глаза ее встретили глаза чужого человека – отстраненный, холодный, безразличный взгляд. Она отвернулась, уныние затуманило ее взор.

Рука Рольфа слегка напряглась на ее руке:

– Не надо изображать застенчивость там, где ее нет, леди жена, – пробормотал он, и она обнаружила на его лице насмешливую улыбку. – О, я вижу, вы прекрасно поняли мою мысль.

– Вовсе нет. Я понятия не имею, о чем вы. Молю, объясните!

– Позже. – Его пальцы скользнули по ее ладони ближе к запястью. – Когда мы будем одни.

Хотя ей и очень хотелось заставить его отвечать, она помнила, что в зале множество любителей переносить слухи, для которых как воздух необходим хотя бы намек на сплетню. Нет, она не даст ни малейшего повода к пересудам, которые порадуют ухо Сибрука, а может, и короля.

Ее губы сжались, чтобы удержать сердитый ответ, уже готовый слететь с языка. Когда все вернулись на свои места, заждавшиеся слуги вновь принялись разносить блюда по столам. Появилось множество настоящих шедевров кулинарной скульптуры и архитектуры из желе и сдобы: охотничьи сцены, рыцарские замки, мужчины и женщины. Вино струилось свободным потоком, а процессия плодов, приправ и зелени казалась бесконечной.

Когда и эта перемена блюд завершилась, вновь начались танцы. Эннис приглашали сэр Саймон, за ним – Глэйт Вулфкот, а после Раннулф Мелтон Моубрэй и Ричард де Уитби. Протанцевав со своими вассалами, Эннис обнаружила, что ее партнером стал преданный агент короля, Роберт де Викспонт.

Улыбаясь ей, лорд Роберт вежливо сказал:

– Я прекрасно помню вашего отца, миледи. И я счастлив видеть его дочь замужем за человеком короля. Ваша прежняя… неудача… теперь исправлена.

Чувствуя себя не в своей тарелке от этих намеков, Эннис заставила себя улыбнуться:

– Да, милорд, я молю Бога, чтобы все неудачи остались в прошлом. Это в обычае короля – вспоминать обо мне в моих несчастьях.

Лорд Роберт слегка смешался. Ее ответ мог быть истолкован как угодно, и, немного подумав, он решил истолковать его благоприятным образом. Он улыбнулся:

– Хотя порой и может показаться, что король забывает своих верных подданных, я уверяю вас, это не так. Многие бунтовщики, на свое горе, скоро поймут, что он не забывает также и своих неверных подданных. У него длинная память.

Эннис опустила глаза и, когда фигуры танца снова приблизили ее к лорду Роберту, пробормотала:

– Я молю Бога, чтобы король, имея долгую память обо всем на свете, не забыл бы, что мой отец любил его.

– Совершенно очевидно, что он этого не забыл. В противном случае ваша неудача с Люком Д'Арси могла бы привести вас в тюрьму. – Лорд Роберт улыбнулся и мягко сказал: – Я очень доволен, что вы сделали правильный выбор, миледи. Вам не придется об этом жалеть.

Глядя на Рольфа, танцевавшего с женой одного из своих вассалов, Эннис пробормотала:

– Я молю Бога, чтобы вы оказались правы, лорд Роберт.

Словно почувствовав ее взгляд, Рольф улучил момент посмотреть на нее. Их глаза мимолетно встретились, и ее сердце дрогнуло. Он был так мил, что взглянул на нее, но что при этом у него на душе? Не придется ли ей раскаиваться в этом браке еще сильнее, чем в браке с Люком? Она молит Бога, чтобы этого не случилось. Святая Мария! Пусть человек, за которого она вышла замуж, не погубит ее.

Она почти не заметила, как закончился этот танец и другой вассал пригласил ее. От обилия новых имен кружилась голова, и она изо всех сил старалась их не перепутать и назвать каждого должным образом. Было странно узнавать, что ленники мятежных лордов могут быть лояльны по отношению к королю и, напротив, лояльные бароны раздают лены откровенным мятежникам. В одном Линкольншире, как говорили, было подписано более сотни таких соглашений. Юстейс де Вески владел огромными поместьями в Линкольншире со многими ленниками. В этом густонаселенном графстве мятежники повсюду теснили сторонников короля.

Дело шло к внутренней войне, Эннис была в этом уверена. Кто победит в ней? И чем это кончится для нее? Святые Мария и Иосиф, она не решалась признаться себе, что ей не было дела до того, чья сторона победит, пока она была предоставлена сама себе. Она была сыта войной, сыта политической возней, по горло сыта необходимостью следить за всяким сказанным словом, всяким случайным взглядом.

Но еще тяжелее было не знать, можно ли откровенно говорить с собственным мужем, который и был самой большой загадкой. Лояльность Дракона общеизвестна, и он последний, кто стал бы вслух говорить о своей преданности, втайне замыслив измену.

Никого у нее не было, кому можно было довериться, никого, на кого можно было положиться в этом сумбурном мире перемен и измен. И меньше всего – на человека, который только что стал ее мужем.

Сев на свое место, Эннис пыталась отдышаться. Сердце ее колотилось, музыка казалась слишком громкой. Она хотела бы убежать отсюда в свою комнату и чтобы день этот остался позади. Но день был еще в разгаре, и свет струился сквозь прозрачные занавеси, закрывавшие высокие окна. Свечи в тяжелых канделябрах и факелы на стенах также освещали зал. Но все эти огни не могли рассеять вечные тени, прятавшиеся в дальних углах огромного помещения.

Медвежатина и оленина подавались в следующей перемене блюд, частично под густыми соусами, частично в жареном виде. Дикие утки и цапли также подавались вместе с другой дичью. Когда разрезали огромные пироги, из них вылетало множество маленьких птичек и с чириканьем устремлялось к стропилам и окнам. Запах пищи стал ей невыносим. С течением времени и рек вина люди шумели все сильнее. Эннис хотелось на свежий воздух.

Рука ее сжала кубок, и на мгновение она закрыла глаза. Рядом с собой она слышала низкий голос Рольфа, беседовавшего с бароном, сидевшим слева от него. Когда наступит ночь, их проводят в брачные покои и закроют до утра. Учитывая необычные обстоятельства свадьбы, а также то, что невеста к тому же являлась вдовой, постельной церемонии не предвиделось, чему она была несказанно рада. Ей совсем не хотелось, чтобы ее раздевали и осматривали перед целым собранием, не улыбалось стоять покрытой гусиной кожей и дрожать, выслушивая замечания о прелестях невесты и мужских достоинствах жениха.

– Миледи, – раздался голос у нее за плечом, и она обернулась к сэру Гаю. Тонкая улыбка играла на его губах. Он опирался на костыль. Показав на него, он печально произнес: – Я не могу просить вас о танце, но я хочу высказать вам пожелания счастья.

Она улыбнулась ему:

– Ваши пожелания очень кстати, сэр рыцарь. Как вы решились встать? Ваши раны не заживут как следует, если вы будете чересчур напрягаться.

Мальчишеская улыбка растянула его рот, отчего он вдруг показался ей гораздо моложе, чем она раньше думала.

– Для меня нет лучше лекарства, чем увидеть улыбку на вашем прекрасном лице, миледи.

Эннис почувствовала, как рядом с ней Рольф поднимается со своего места. Послышался его низкий голос:

– Вы не выглядите таким уж покалеченным, сэр Гай. Ваш язык, по крайней мере, совершенно здоров. А я уже подумал, что вы на смертном одре, – так некоторые девушки убивались о вашем здоровье.

Гай отвесил холодный поклон.

– Некоторые женщины склонны к истерии, мой господин. Как вы видите, я не настолько обессилел, чтобы быть не в состоянии передвигаться.

– Да, хвала Богу за это. Ведь все могло кончиться для вас куда хуже. Или для меня.

От Эннис не ускользнула странная интонация в голосе Рольфа. Заметил ее и Гай. Он принял еще более чопорный вид. Его челюсть окаменела, и он сказал словно сквозь зубы:

– В подобных обстоятельствах я снова рискну покалечиться, милорд.

Долго Рольф не говорил ничего. Затем медленно произнес:

– Я верю, что вы так и поступите, Гай. Вчера я не поблагодарил вас за помощь. Простите меня.

Напряжение отчасти покинуло Гая, и он кивнул:

– Мне не нужна благодарность. Я – ваш рыцарь, принесший присягу. Это мой долг – приходить к вам на помощь.

Их взгляды встретились и задержались на миг. У Эннис возникло ощущение, что она пропустила нечто важное. Потом она подумала, что ошиблась. Рольф еле заметно кивнул и вновь обратился к гостю слева от себя.

Гай посмотрел на нее.

– Миледи, – мягко сказал он по-английски, – не надо глядеть исподлобья. Радуйтесь этому вечеру. Верьте мне, если я говорю, что отдам все на свете, только бы видеть, что вы в порядке. Вам попался хороший муж, хоть он и бывает немного горяч.

Озадаченная, Эннис хотела ответить, но Гай покачал головой:

– Нет, миледи, не сейчас. Я устал и мечтаю забраться на свой соломенный тюфяк, пока не свалился прямо здесь и не стал похож на круглого дурака. Храни вас Бог.

Его смех заглушил ее протестующую реплику, и Эннис увидела, как Гай, хромая, пробирается сквозь толпу.

Жонглеры и акробаты с большой ловкостью демонстрировали свое искусство. Тут же группа маленьких дрессированных собачек не отставала от них: они прыгали через обруч, взбирались по крошечным лестницам, ходили на передних лапках, изрядно веселя гостей. Вдруг один из псов возмутился наглым присутствием этих захватчиков в его поместье и яростно бросился на крохотного черно-белого терьера. Взрывы хохота были наградой попыткам хозяина собачки защитить ее от страшной пасти огромного мастиффа. И только когда Рольф отдал короткий и громкий приказ, провинившийся пес оставил в покое свою жертву и покорно поплелся к хозяину.

Погладив массивную голову собаки, Рольф приказал ей лечь у его ног, и зверь повиновался. Эннис смотрела на пса, не сводившего с хозяина преданных глаз.

Такое ли будущее ждет и ее? Преданность и покорность хорошей собаки, которую можно подозвать свистом или же с безразличием отправить прочь? Нет, это не для нее. До последнего биения сердца, до последнего вздоха она будет сопротивляться тому, чтобы, как выразился однажды Рольф, стать покорной дрессированной сукой.

Она отвела глаза от собаки и вдруг поймала на себе взгляд Рольфа. Он смотрел неотрывно, в глазах был загадочный блеск, заставивший ее сердце сжаться. Неужели он ждет от нее этого – слепой, безотказной покорности? Если так, то он будет сильно разочарован, когда поймет, что его новая жена не собирается легко сдаваться…

Тонкая насмешливая улыбка тронула углы его губ, и Эннис с изумлением подумала, не высмеивает ли он ее растущий страх перед близящейся ночью.

Уже совсем немного времени оставалось до того момента, когда их проводят в брачные покои. Она прекрасно знала свои обязанности и понимала, что как-то ущемить его супружеские права – все равно что разрушить этот брак. Если она изберет такой путь, может выйти конфликт между ее и его вассалами, дойдет до кровопролития. Но просто уступить ему означает похоронить свое достоинство, свои надежды на духовную независимость. Она совершенно не представляла себе, как поступит, когда придет решающий момент.

11

Только Белл прислуживала своей госпоже в этом полутемном брачном покое, освещенном несколькими свечами. Она хотела бы ее подбодрить, но, готовя постель, сама нервничала ничуть не меньше Эннис. В комнате толпились веселые гости, отпускавшие шуточки, подчас самого грубого свойства.

Молодые стояли посреди комнаты возле стола с вином, холодным мясом и другими закусками. Эннис, не двигаясь, смотрела на своего мужа, Белл бормотала что-то насчет постели и белья, Рольф стоял рядом, безмолвный и отстраненный, прихлебывая вино из кубка. Один из гостей тронул его за локоть, говоря, что ему следует быть поживее, иначе он рискует, что его невесту уведет кто-нибудь более прыткий.

Рольф поставил свой кубок и изобразил на лице улыбку, больше похожую на гримасу:

– Прыткий, как вы, сэр Ридел? Будучи шерифом Линкольншира, вы, должно быть, ловко умеете орудовать нашими налогами.

Эта шутка вызвала всеобщий хохот и краску на лице Ральфа Ридела, который имел самое прямое отношение к взвинчиванию налогов, взимаемых с сеньоров и вассалов Линкольншира. У него была масса стычек с баронами из бунтовщиков, но и те, кто хранил верность королю, часто протестовали против его притеснений.

Хитрая усмешка скривила рот сэра Ридела:

– Да, милорд, это так. Но что касается вас, то все мои попытки стребовать с вас налоги оканчивались ничем. Ведь общеизвестна ваша прижимистость и скаредность во всем, что касается вашей собственности. Поэтому я не рискнул бы вольно обращаться с вашими деньгами – или с вашей женой.

Громкий смех был наградой шерифу, и даже Рольф улыбнулся. Он поглядел на Эннис и увидел, что она бледна и дрожит. Пора заканчивать эту игру, пока она не упала в обморок, а он не сделался объектом еще более грубых насмешек.

– Как вы верно заметили, сэр, я очень прижимист, – сказал Рольф громко, чтобы все его слышали, – и потому сейчас пришло время оставить меня наедине с невестой. Мы не новички и не нуждаемся в подсказках относительно грядущих радостей брака. Если никто из вас не хочет ощутить укол моего клинка, то попрошу всех уйти быстро.

– О, – блистательно отпарировал шериф, – настало время вашей невесте ощутить укол вашего нижнего клинка, я полагаю!

Громкий хохот и поток скабрезностей сотрясли своды. В конце концов Рольф и несколько его наиболее сильных вассалов буквально вытолкали гостей из покоев. Вэчел вышел вслед за ними, и их веселые вопли еще долго слышались в широких коридорах, когда они направились в зал, чтобы продолжить пиршество.

Глядя, как Белл хлопочет возле своей госпожи и уже начала помогать ей раздеваться, Рольф вдруг ощутил растущее беспокойство. Минута, о которой он грезил с первых же ее шагов в Драгонвике, вот-вот наступит, а он не чувствует радости. Одну только всеподавляющую пустоту… Нет слов, еще до конца этой ночи она будет его, но чем он овладеет? Телом ее, и только. А нечто большее? В ее глазах любви не было – только растущее смятение. Он уже видел такой взгляд раньше, у первой своей невесты. Но Марджори была девственницей, а Эннис – нет и должна отлично знать, что к чему.

Кляня себя за то, что он такой романтический осел, Рольф ничего не мог с собой поделать и желал чего-то большего, чем физическое наслаждение. Он мечтал познать то, о чем ему говорил Эдмунд, – мягкий восторженный шепот в ночи, глубокую интимность между мужчиной и женщиной, благодаря которой души их всегда рядом, несмотря на любую разлуку. В его жизни было мало любви, это правда, и он думал, что так и надо, что главное – его любовь к сыну и ответное чувство мальчика. Но это совсем другое дело.

И вдруг – он осознал это с тяжелым сердцем – что-то разбудило в нем те особые чувства, о которых так часто говорил Эдмунд. Ему раньше иногда случалось видеть их у других, и он тотчас понял, что с ним произошло. Времена были такие, что любовь между мужем и женой встречалась нечасто и стала воистину редким сокровищем.

Приглушенные голоса прервали его мысли, и Рольф увидел, что служанка уже закончила раздевать госпожу. На миг блеснула матовая кожа и великолепная волна распущенных рыжих волос. Затем Белл накинула на плечи Эннис просторную мантию.

Отодвинув часть занавеса, окружавшего кровать, Белл помогала своей госпоже, не забывая держать горностаевую накидку таким образом, чтобы скрыть Эннис от его глаз. Рольф улыбался про себя при виде этого последнего рубежа обороны и прихлебывал из кубка. Да, леди Эннис быстро заручилась верностью своего окружения, ничего не скажешь. Пример тому – юная Белл, ее очевидная любовь и уважение к хозяйке.

Когда Эннис скрылась за шелковой драпировкой кровати, между простынями и покрывалами, Белл еще раз поправила занавеси вокруг ложа и повесила снятую мантию на спинку стула. В комнате чувствовался холод, несмотря на гобелены во всю стену и наполненную углями жаровню, излучавшую тепло. Острый запах специй, стоявших на столе. Легкое колебание воздуха на миг приподняло занавес, Рольф мельком увидел Эннис, распростертую на подушках, наполненных гусиным пухом. В неярком свете свечей ее лицо казалось бледным. Перед ним промелькнули широко раскрытые испуганные глаза и обнаженные плечи. Его пальцы впились в кубок с вином.

Господи! Да она выглядит как ягненок, обреченный на заклание. Неужели она так боится его прикосновений? Или она думает, что он набросится на нее, как голодное животное, которому дела нет до ее чувств?

Рольф непроизвольно шагнул к кровати, но неожиданный стук в дверь остановил его. Корбет, его юный оруженосец, показался на пороге. Лицо его выражало глубокую серьезность. По-видимому, ему объяснили всю исключительность сегодняшней ночи и необходимость безупречного поведения – от его всегдашней беззаботной веселости не осталось и следа.

Рассерженный и одновременно благодарный судьбе за это вмешательство, Рольф позволил молодому человеку войти, чтобы помочь при раздевании. В обязанности оруженосца входило много мелких, но необходимых дел по уходу за лордом: одевать и раздевать его, следить за его оружием и доспехами и – что было важнее всего – за драгоценной особой самого сеньора. Рольфу никогда не мешало, что о нем заботятся, но сегодня он переносил это с явным нетерпением.

Корбет Воррингтон был прислан в Драгонвик несколько лет назад как паж и только совсем недавно заслужил серебряные шпоры. Сознание своей новой значимости и ответственности заставляло его исполнять обязанности оруженосца особенно точно, отчего на это уходило больше времени, чем требовалось.

Отстегнув богато украшенную золотую пряжку в форме головы дракона, которая скрепляла концы алой мантии из тонкой шерсти, Корбет расправил одеяние и аккуратно повесил его на спинку стула, затем он принялся за черную тунику, украшенную драконом, который состоял из крошечных золотых квадратиков, нашитых один на другой. Богатая вышивка покрывала ее воротник и манжеты.

– Какая прекрасная туника, милорд, – с восхищением пробормотал Корбет, но Рольф бросил на него недовольный взгляд.

– Да, но прошу поторопиться. Я не в настроении слушать комплименты и терять время.

После этого внушения Корбет заторопился и вскоре освободил Рольфа от остатков одежды – нижней туники, мягких замшевых сапог, пояса, штанов. Затем он надел на него горностаевую мантию и хотел уже заняться сброшенными сапогами, но Рольф приказал:

– Оставьте. Для этого есть утро. – Пока Корбет делал свое дело, лорд успел собраться с мыслями. Нельзя, решил он, позволять, чтобы им руководила страсть.

Но едва оруженосец удалился, Рольф обнаружил, что движется по направлению к заветной цели. Под пологом было почти темно, слабый свет едва проникал снаружи. Несколько мгновений он стоял неподвижно, остановив взгляд на лице жены.

Она тоже молча смотрела на него. Волосы густой массой лежали на подушках и по плечам. Рольф оказался не подготовлен к потоку чувств, захлестнувших его. Он судорожно вздохнул. Да, она была воистину прекрасна, эта его жена-оборотень. Надменная и неприступная заложница, перепуганная девушка или соблазнительная сирена – о, она слишком часто овладевала его помыслами… То же и сейчас.

Балки, на которых держался матрас, скрипнули, когда он всей тяжестью опустился на постель. В полной тишине этот скрип прозвучал слишком громко. Сперва он сидел, не зная что сказать, пытаясь извлечь из своей головы какую-нибудь фразу, которая облегчила бы им общение.

В конце концов заговорила Эннис. Ее губы слегка подергивались, когда она спросила с оттенком юмора:

– Вы всегда ложитесь в постель в своей мантии, милорд?

Мех горностая щекотал ему кожу. Он выпрямился, и мантия соскользнула на его бедра.

– Нет, не всегда, – он сделал паузу. – Только когда мне бывает неловко.

– Вам? Неловко? – Ее глаза округлились от удивления.

– Да, жена, неловко. – Лукавая улыбка тронула его губы. – За все, что было раньше. Я не могу сказать, что сейчас мне легко с вами.

Несколько мгновений длилась тишина. Оба словно застыли в молчании и неподвижности. Но вот Эннис кончиками пальцев провела по его руке, которой он опирался на матрас. Он поглядел на ее руку, такую красивую и тонкую на фоне его потемневшей и загрубевшей кожи. Движимый непреодолимым чувством, он сплел свои пальцы с ее, крепко сжал их. Так просидели они некоторое время, а неровный огонь свечей заставлял причудливые тени плясать вокруг них. Запах благовоний, исходящий от жаровни, становился сильнее. К нему примешивался аромат ее духов и притираний.

Рольф резко втянул в себя воздух. Он не собирался позволить себе увязнуть в болоте чувств, не хотел он и терять время в бесплодной хандре, подобно впервые влюбившемуся зеленому юнцу. Перед ним была его возлюбленная и жена, и он намеревался спокойно взять то, что принадлежит ему по праву. Своим нежным прикосновением к его руке она достаточно ясно дала понять, что никакие призраки не должны вставать между ними этой ночью. Ничего, кроме наслаждения, и, как он надеется, навсегда.

Встав во весь рост, он дал своей мантии упасть на пол. Эннис отвернула лицо. Ее руки покоились на покрывале. Скромность или неприязнь? – сомневался он. Ему редко приходилось читать неодобрение в женских глазах. Как Эннис находит его?

Множество шрамов покрывало его тело – память о войнах, турнирах, стычках. Ничего слишком уродливого, но ведь никогда нельзя знать заранее, что привлекает женщину, а что вызывает ее отвращение. Рольф приподнял край покрывала и скользнул под него. Балки опять застонали под его весом. Смяв покрывало в ладони, он повернул лицо к Эннис.

Она приподнялась, чтобы лучше его разглядеть, одновременно придерживая покрывало, ее обнаженные плечи белели в призрачном свете. Легкая улыбка играла в уголках ее рта.

– Вы весьма привлекательны, милорд, – сказала она.

Вдруг какая-то сила свела его мышцы, спазм пронзил все его тело. Секунду спустя он расслабился и ответил:

– Я очень рад, что в ваших глазах прочел одобрение, прекрасная леди.

Тишина вновь воцарилась под пологом, но теперь в ней чувствовалась обоюдная уверенность в надежности партнера и в том, что скоро должно случиться. Завершающее соитие было неизбежно и необходимо. Брак без подобного завершения был бы недействителен. Теперь между ними было нечто большее, чем просто сознание этой необходимости, теперь между ними возникло безмолвное влечение, которое крепко связывало их и без объятий. Он это чувствовал. И еще он ощущал внутреннюю дрожь ее тела. Она ждала, молча и внимательно глядя на него.

И непроизвольный порыв заставил его сломать последний барьер неловкости. Он плотно прижался к ней и обнял за плечи. Она дрожала, но не сопротивлялась. Он же принялся легко поглаживать ее мягкую кожу своей грубой ладонью. Она задышала быстрее, затрепетала. Глядя ей прямо в глаза, Рольф вдруг почувствовал, что эта ночь сулила большее, чем физическое наслаждение. Он теперь не отступит – куда бы ни завела страсть.

Медленно он провел другой рукой по ее ключице, груди. Вот он почувствовал стремительное биение ее сердца под своей ладонью, вот ее дыхание сорвалось. Как и его собственное. Уже его тело напряглось в ожидании, воплощенное вожделение восстало под тонким покрывалом, тяжелое и исполненное страсти. Приподнявшись, Рольф заменил свою ласкающую руку губами, язык его заскользил по отвердевшим вершинам ее грудей. Эннис вздохнула, и ее руки обняли его за шею, пальцы сплелись, и она потянула его на себя. Тонкая ткань, прикрывавшая ее, соскользнула на пол. Ее тело изогнулось навстречу ему, и он почувствовал шелковистое трение ее волос о свою щеку.

Он не ожидал такого, и это еще сильнее возбудило его. Застонав, он сомкнул губы вокруг ее соска и глубоко втянул его в рот. О, она была сладка, словно мед, вкуснее любого вина, какое он пробовал в жизни, ее благовонное тело, казалось, таяло на его языке. Когда он наконец оторвался, поднял голову, дыхание его было тяжелым и он почти не контролировал себя.

Лицо Эннис казалось бледным овалом в полумраке, голова скатилась набок, а руки по-прежнему смыкались на затылке Рольфа. Ее пальцы перебирали пряди его волос, и эта легкая ласка была одновременно нежной и возбуждающей. Ее опущенные ресницы бросали зубчатую тень на щеки, приоткрытые губы чуть трепетали. Дрожь прошла по ее телу. Веки поднялись, и она взглянула на него.

– Ты чудный, – прошептала она по-английски.

Он не знал, что ответить. Никакие слова не могли бы описать, что он чувствовал. По правде сказать, он даже не знал, чувствовал ли он еще что-нибудь, помимо необходимости обладать ею полностью.

– Миледи, – наконец прошептал он прерывающимся голосом, как если бы пробежал лье в полных доспехах. – Ты мне жена.

Это прозвучало довольно бессмысленно, по крайней мере с его точки зрения, и он пожалел об этих словах. Но она ответила с понимающей улыбкой:

– Да, лорд Драгонвик, я тебе – жена. И буду ею, сколько ты пожелаешь…

Наверное, этого ему и не хватало. Долгие дни и ночи он овладевал ею в своих мыслях, в дневных и ночных грезах. И вот теперь он должен сделать это наяву! Возбуждение пронзило его с ног до головы, и он постарался быть нежным, когда лег на нее всем телом, как бы желая отпечататься на нем.

Она затаила дыхание, глаза ее широко раскрылись, когда она почувствовала, что напрягшееся свидетельство его вожделения вдавилось ей в живот. Оно скользило, горячее и напряженное, терлось о ее кожу, распаляя желание, но не давая ему выхода. Наслаждение волнами пробегало по его телу. На мгновение он закрыл глаза, отдаваясь сладости движения.

Эннис издала стонущий звук. Изогнувшись, он снова начал ее целовать – глаза, и нос, и прекрасную дугу губ… Его рот исследовал линии и углубления ее лица, задержался на мочке уха, нежно возбуждая ее языком.

С нежностью, наслаждаясь каждым мгновением, Рольф водил языком по ее плечам вверх и вниз, пока вновь не вернулся к отвердевшим соскам, задержался, чтобы посмаковать их, и двинулся ниже. Он нашел маленькую впадинку пупка, прислушался к мягкому стону и отправился еще ниже. Здесь, среди красновато-золотых завитков, лежала сладчайшая цель, к которой он так упорно стремился.

Изогнувшись еще сильнее, он поцеловал ее там, проникая во впадину легкими, быстрыми и сильными атаками языка. Эннис забилась, ее бедра задрожали, и она издала громкий крик испуга:

– Святая Мария! Нет, Рольф… не надо!

Прижавшись щекой к ее дрожащему бедру, он слегка погладил пальцами ее лоно; он нежно рукой исследовал ее, разгоряченную и влажную, делая все новые открытия. Он твердо решил доставить ей все удовольствия, которых она была достойна. Ее судорожные движения и крики чуть было не довели его до края. И все же он сумел взять себя в руки.

– Рольф… Что ты творишь… Ах, я никогда ведь…

Последние слова поразили его. Может ли такое быть? Возможно ли, что ее первый муж никогда не играл с нею перед соитием? Так вот почему она была шокирована, когда он поцеловал ее в те губы, которые скрывают главный знак ее женственности. Очень осторожно Рольф снова нагнулся над нею, едва трогая ее кончиком языка.

Эннис дышала отрывисто и громко. Ее руки смыкались и размыкались у него на спине, пальцы длинными движениями скользили по коже. Рольф крепко сжимал ее бедра, чтобы она не могла помешать его языку проникать и ласкать ее, где ему хотелось. Так продолжалось до тех пор, пока она не начала корчиться и трепетать. Только услышав высокий прерывистый крик, он сделал паузу. Она мелко дрожала, и слабые стоны вырывались из ее горла. Рольф почувствовал, что она на вершине блаженства.

Потом он снова двинулся вверх по ее телу, языком лаская ее нежную кожу. В ответ послышался дрожащий стон. Он поднял голову и взглянул на нее. Бледный овал лица с падающими на него тенями был окружен великолепными волнами разметавшихся волос. Давно он мечтал овладеть ею именно так – чтобы эти чудесные волосы были под ней, а он – сверху… Их взгляды встретились, и в ее глазах он прочел восхищение.

Трепещущей рукой она нежно сжала его подбородок.

– Это, должно быть, грешно – наслаждаться так сильно, – тихо сказала она.

Рольф поцеловал ее ладонь:

– Нет, возлюбленная, это дар Божий…

Мысли, такие же прерывистые, как и ее дыхание, проносились в голове Эннис. Что же это? Что это значит, когда женщина в таком экстазе? Она никогда не думала, не подозревала, что в постели могут крыться такие удовольствия. Люк никогда не стремился дать ей наслаждение, он только брал свое. Откуда же ей было знать?

Оставалось еще очень много такого, о чем она не знала, – целые океаны неведомого. И как ей теперь сделать так, чтобы он получил то же удовольствие, что и она? Она хотела спросить, но язык ее словно прилип к гортани. Некое чувство, гораздо сильнее ее, сжало ей сердце и сдавило горло так, что она не смогла бы сказать ничего, даже если бы знала верные слова.

Будто поняв ее молчание, Рольф снова лег на нее и стал целовать ее, бормоча ласковые слова. Она впилась пальцами в его плечи, почувствовала его сильное тело под своими руками. Он слегка вздрогнул, когда ее пальцы проскользили вниз по его спине к тонкой талии, а после вернулись наверх, к завиткам густых волос на его груди. С каким-то восторгом она перебирала их, пыталась накрутить их на пальцы, поглаживала. Все было так ново и восхитительно! Она хотела продлить это как можно дольше…

Откинув голову на подушку, Эннис с легкой улыбкой смотрела на Рольфа. Все ее страхи исчезли. Существовал только этот момент, эта ночь с Рольфом, придавившим ее своей тяжестью, а все остальное не имело значения и смысла. Завтра реальность опять вторгнется в ее жизнь со всеми своими проклятыми заботами, войнами, лоялистами, мятежниками и, уж конечно, со всегдашней тревогой и неуверенностью – а тот ли все-таки человек этот Рольф Драгонвик, о котором она мечтала всю жизнь?

Но сейчас, когда он утвердился на ней, а ее тело ноет от желания, в мире есть только это. Только это наслаждение, которого она прежде не ведала, которое считала выдумкой мужчин для заманивания женщин, сказкой вроде легенд о единорогах или драконах.

Однако ее собственный Дракон был даже очень реален и смог вознести ее на такие высоты, о которых она и не догадывалась.

Приподнявшись на локтях, Рольф быстро нашел нужную позу, чтобы направить свой нетерпеливый член прямо в истомившуюся влажность между ее бедрами. Она широко раскрыла глаза и со всхлипом втянула воздух, когда он придвинулся вплотную, слегка раздвигая ей ноги. Здесь ее охватило легкое сожаление от того, что сейчас все должно кончиться. Как только он войдет в нее, вся та близость, которая между ними возникла, мгновенно исчезнет. Это знание она вынесла из своего супружества с Люком. Несколько коротких толчков, и, извергнув семя, он завалится спать.

Но Рольф не переставал изумлять ее, и уж не ей мешать ему получать удовольствие. Ее руки сплелись у него на затылке, когда он медленно двинулся вперед, неудержимо скользя вглубь. Ее тело приняло его в себя полностью, оно дернулось и обвилось вокруг него конвульсивной волной. Затем он двинулся вспять, выходя из нее, целиком освобождаясь, чтобы вновь ринуться вперед, повергая ее в экстатическую дрожь. К ее удивлению, он не кончил после нескольких толчков, но продолжал еще и еще наполнять ее собою, освобождать и наполнять снова.

Эннис смутно осознавала происходящее с ней. Как сквозь туман она слышала свои крики, его дыхание у своего уха… Его руки сомкнулись на ее закинутых на подушки предплечьях, словно он пытался ее удержать, но ничто уже не могло унять биения и вращения ее бедер, когда они поднимались навстречу его ударам. То был древний ответ женского тела – встречать его толчки своими. Неистово, так, будто это в последний раз, Эннис вжалась в него. Сладкий, дикий экстаз, горячий и непреодолимый, расплавил их тела и слил воедино – как мужа и как жену, как любовников.

Погрузившись в нее до самого дна, Рольф замер, когда она судорожно забилась, завертелась в водовороте разрядки, крича в голос и вжимаясь в него что есть силы. Но едва напряжение этой кульминации стало немного спадать, как он возобновил свои глубинные, замедленные движения внутри ее тела.

Она застонала, и он прошептал ей на ухо:

– Нет, возлюбленная, это слишком хорошо, чтобы кончиться…

Свечи догорели и погасли, а Рольф снова и снова возносил ее на эту заоблачную вершину. Время растеклось в мягком горячем шепоте и дрожащем бормотании. Ничего в целом мире не существовало для них за пределами этого полога над кроватью.

И когда наконец Рольф позволил себе освободиться и его твердая плоть жарко запульсировала внутри ее, Эннис вдруг подумала, что никогда прежде даже и представить не могла, как же это прекрасно – любить Дракона.

12

Когда Эннис проснулась, было еще совсем рано. Бледный свет еле проникал сквозь занавеси. Никому бы и в голову не пришло в такую рань будить спящую пару. Она повернула голову к Рольфу. При воспоминании о вчерашнем ее тело охватил трепет. Муж лежал неподвижно, занимая почти всю кровать. Он заснул, повернувшись к ней лицом и по-хозяйски закинув ногу на ее бедра.

Она слегка улыбнулась. Во сне он был больше похож на мальчика, чем на свирепого дракона из легенды. Если бы не борода, он бы выглядел так же, как и его сын. Длинные ресницы оттеняли его щеки, а из-за полуоткрытых губ блестели белые зубы. Золотистые волосы в беспорядке падали ему на лоб.

Поборов искушение зачесать их назад, Эннис продолжала разглядывать Рольфа. Как могли ее чувства так стремительно перемениться? Куда подевались сомнения, подозрения, которые она так долго питала в отношении его? Прошлой ночью не было ни намека на скованность, которая еще совсем недавно стеной стояла между ними.

Но изменилось ли что-нибудь в реальной жизни? Она была по-прежнему уверена в том, что мужчины готовы отринуть все нежные чувства, едва только забрезжит рассвет. Сейчас она, пожалуй, не могла бы сказать, что так тронуло ее вчера вечером, помимо предположительной неловкости Рольфа. То, что он не только не отдавал себе отчета в том, что между ними протянулись нити влечения, но даже и не предполагал, что они могут существовать, заинтриговало ее.

Свет постепенно прибывал, тени под пологом кровати светлели, и она могла теперь рассмотреть его получше. Что и говорить, сложен он был на славу. Массивные, в твердых мускулах, плечи, крепкие руки и широкая грудь – все это, должно быть, без остатка заполняло его доспехи. Связки рельефных мышц перетягивали его живот, узкие бедра и длинные стройные ноги. На груди вились темные шелковистые волосы. Да, он был просто красавец, как она уже давно это поняла.

«Дура, – с наслаждением обратилась она сама к себе, – лежишь здесь и восхищаешься, а он держит твою судьбу в своих руках…»

Это была правда. При всей его привлекательности и при том, что он выказал ей свою нежность, она ни малейшего понятия не имела о своем будущем. Вдруг он, как прежде Люк, начнет ее бить только за то, что она его жена? Ведь во всей Англии не найдется мужчины, который бы считал жену чем-то большим, чем разновидность движимого имущества. И вот теперь, когда ее земли стали его собственностью, когда их брак заключен и осуществлен, судьба ее полностью в его руках. Ей остается только молиться, чтобы муж не оказался человеком бесчувственным или дураком, каким был Люк.

Эннис лежала, размышляя, как основательно изменилась ее жизнь за такое короткое время. Ровное глубокое дыхание Рольфа никак не помогало ей рассеять беспокойство. Страхи возвращались. Проснется ли он с тем же светом в глазах, с каким заснул вчера? Или же он наградит ее – как это было в церкви или во время свадебного пира – враждебным холодным взглядом?

Она боялась его пробуждения. Скоро ей придется звать служанку. Затем появятся гуляки от праздничного стола. Они будут толпиться в их комнате, начнут острить и скабрезничать насчет молодоженов. Это будет совсем скоро. Ей была невыносима мысль о любопытных дерзких взглядах, рассматривающих ее, о людях, восхищающихся в глаза и глумящихся за спиной. Брак, заключенный под чужим давлением, породит массу грубых острот, и она вовсе не расположена слушать все это.

Ее взгляд упал на горностаевую мантию, висевшую поверх стула рядом с кроватью. Если бы ей удалось незаметно выскользнуть из кровати, то она, пожалуй, смогла бы отыскать гардероб без помощи слуг. Конечно, где-то здесь должна быть ночная ваза, но пользоваться ею при Рольфе она не хотела. Скромность возобладала, и она решила найти гардероб, где обязательно есть каменная уборная.

Но стоило ей повернуться, как она обнаружила, что ее волосы придавлены массивными плечами Рольфа. Если она попытается освободиться и выскользнуть из-под тяжелой ноги, лежащей поверх ее бедер, то он может проснуться. Пойманная в эту ловушку, она лежала, раздумывая, что же делать.

– Возлюбленная…

Вздрогнув, Эннис взглянула на него и увидела: он открыл глаза и внимательно на нее смотрит. Она покраснела.

– Но я только хотела встать, не будя вас, – начала она, но он притянул ее к себе. Его борода уткнулась в ее руку, колючая и щекочущая.

Заметив, что от прикосновения бороды к ее груди покраснела кожа, Рольф пробормотал:

– Это грех, что такую прекрасную плоть я отметил грубой щетиной. Сбрить мне ее?

Она засмеялась и погладила его темную бороду:

– Нет, лорд. Она придает вам вид медведя, а не дракона.

Шутливо зарычав, он приподнялся, чтобы лечь на нее. Глаза его метали зеленые искры.

– Лучше быть поглощенной медведем, чем драконом?

– О нет, – отвечала она, слегка задохнувшись, потому что опять почувствовала его скольжение у себя между бедер, горячее, тяжелое и требовательное, – дракон легко одолеет бедного медведя…

Он сплел свои пальцы с ее и завел ей руки за голову, вдавливая спину в матрас. Лицо его наклонилось над нею. Казалось, он ищет слова, чтобы что-то спросить. Она почувствовала растущее беспокойство.

Неожиданно краска бросилась ей в лицо. Она вспомнила свои бурные ответы на его ласки. Вдруг он хочет ее устыдить за вчерашнее распутное поведение? Вдруг он станет ее презирать, как тех придворных дам, со многими из которых он наверняка был в весьма близких отношениях?

– Мне хотелось бы знать, – наконец произнес он, очень медленно и аккуратно подбирая слова, – что означали ваши действия вчера вечером?

– Вчера вечером? – Она замерла. Да, он считает ее распутной и собирается с ней развестись.

Нетерпеливо Рольф повысил голос:

– В зале, когда вы ходили гоголем и задавались, изображая застенчивую скромность там, где ее и в помине не было.

Она изо всех сил пыталась понять, что он такое имеет в виду.

– Я не знаю…

Руки его напряглись.

– О нет, вы прекрасно знаете, что я имею в виду! Эта ваша притворная скромность – она была для меня? Или еще кого-то?

В полном недоумении Эннис уставилась на него. Она пыталась найти его словам еще какое-нибудь объяснение, кроме очевидного, и не могла. Она вспомнила его раздражение и угрозу в обещании поговорить с нею позже наедине. Может быть, он решил, что она положила глаз на другого мужчину? И в этом причина его холодных отчужденных взглядов? Легкая улыбка тронула ее губы. Ревнует? Рольф Драгонвик? Могло ли случиться, что она все это время неправильно понимала его? Да, похоже, что она все истолковывала неверно. Значит, совсем не враждебность им двигала, а мельчайшие семена ревности, давшие вдруг богатые всходы.

Совладав с дыханием, она пробормотала:

– С тех пор, как впервые я положила на вас глаз в Стонхеме, я не думала ни о ком другом, милорд. Вы завладели всеми моими мыслями, нравилось мне это или нет.

Это была правда. Чем сильнее боролась она против капитуляции своего сердца, тем бесповоротнее этот свирепый воитель его завоевывал. Итак, вовсе не в ее поведении вчерашней ночью было дело, а совсем в другом, в пустяке. И это открытие вновь рассеяло все ее страхи и заставило восхищаться им. Хотя повсюду о нем говорили как о жестоком и грубом человеке, все слуги любили его. Люди в Драгонвике были ему верны, мужчины и женщины. Он не угнетал их, но, напротив, щедро дарил им свое имущество и время. Был ли он самовластен? Да, иногда, но не более, чем любой другой на его месте.

Бывали дни, когда он обходился с нею весьма не по-рыцарски. Но при тех же обстоятельствах другой мужчина мог бы вести себя еще хуже. Она была его заложницей, но не раз бросала ему вызов и открытые оскорбления. Он не наказывал ее за это ничем, кроме словесных отповедей. Будь на его месте Люк – о, она бы ходила в синяках. Рольф Драгонвик ни разу не поднял руки на нее.

Но сильнее всего привлекло ее в нем то, что он вывесил для нее цвета и девиз ее отца. Этот скромный жест уважения превзошел все, что мог придумать влюбленный для завоевания доверия любимой, – вежливое обхождение, дорогие подарки, обещания; он же сделал ей самый лучший подарок – понял ее сердце.

Освободившись от его цепкой хватки, она подняла руку и погладила его по щеке. Борода колола ладонь.

Эннис мягко сказала:

– Мой лорд и супруг. У меня нет объяснения тому, чего я не делала. Боюсь, вы неправильно поняли меня.

Рольф сел на постели, положив руки на бедра, и посмотрел на нее со смущением. Затем он слегка улыбнулся:

– Да, наверное, так оно и было. Когда я впервые увидел вас, то понял, что вы женщина высоких достоинств и чести. То, как вы обошлись с моим сыном и со мной, достойно всяческого восхищения.

– Разве я так сильно изменилась?

– Нет, – ответил он, покачав головой, – изменились только ваши обстоятельства. – Помедлив, он добавил: – Не следовало мне уступать желанию вас похищать. Боюсь, я доставил вам множество неудобств.

Она провела рукой по волосам на его груди и почувствовала ответное дрожание мускулов под своими пальцами.

– Нет, лорд, – пробормотала она, – никаких неудобств, которые бы не окупились стократно.

Он крепко взял ее руку и прижал к своему животу. Она почувствовала быстрое биение его крови, легкое дрожание под ладонью. На лице его было странное выражение полустрадания-полунаслаждения. Его губы сложились в жалобную улыбку:

– Мое везение не может длиться вечно. Скажите мне, кто вы – колдунья, быть может? Или оборотень, посланный навести на меня порчу?

– Да, лорд, – сказала она с легким дрожанием голоса, – я послана, дабы отметить вас знаками преданности и любви…

Зелень его глаз углубилась, он медленно наклонился и страстно поцеловал ее. После этого у нее не осталось иных желаний, как только чувствовать, что его руки смыкаются вокруг нее, и она изо всех сил притянула его к себе.

Но в этот момент раздался громкий стук. За дверью послышался взволнованный голос. Голова Рольфа резко дернулась, и он коротко выругался, проклиная, что у него нет оружия.

Дверь отворилась, и на пороге появился Вэчел. Сквозь шелковые занавеси над кроватью он был едва различим.

– Милорд, – отрывисто произнес он, – случилось несчастье!

Рольф уже вскочил с кровати и стоял во весь рост, нисколько не стесняясь своей наготы.

– Какое еще несчастье?

– Среди нас предатель.

– Предатель? – Рольф принялся собирать свою одежду, не обращая внимания на попытки Вэчела помочь ему.

Эннис села на кровати. Она натянула покрывало до подбородка и со всевозрастающим ужасом слушала доклад Вэчела, из которого поняла, что замок пытаются взять штурмом.

– Кто-то открыл задние восточные ворота, – мрачно сообщил он. – Снаружи этого сделать нельзя. Никто не мог бы пройти без помощи изнутри.

– Каковы потери? – Голос Рольфа дрожал от негодования. – Что сэр Гай? Он организовал оборону? Вэчел помедлил, затем сказал с горечью:

– Сэр Гай не может встать из-за раны. Ему дали сильнодействующее лекарство, чтобы облегчить боль. Его разум затуманен.

Вынырнув из своей туники, которую долго не мог натянуть на плечи, Рольф прорычал:

– Кто же командует? Разрази господь, но без Эдмунда все не ладится. Никто лучше не мог наладить дисциплину среди солдат. Что Гарет Кестевен?

– Он как раз пытается поднять наших людей. Очень многие вчера перепились… Тот, кто все это спланировал, наверняка знал, что наши напьются, милорд.

Рольф жестко посмотрел на Вэчела:

– Я же приказал, чтобы не все участвовали в попойке. Кто отменил мой приказ?

Вэчел беспомощно пробормотал:

– Я не знаю ответа, милорд. Но только у немногих в головах еще светится что-то.

– Клянусь мощами святого Иеронима, многие пустые головы полетят с плеч, когда я доберусь до них своим мечом, – процедил Рольф сквозь зубы. – А что шериф? Он поднял своих людей в бой?

Уставившись в землю, Вэчел пробормотал:

– Его люди мертвецки пьяны, как и он сам.

Скрежеща зубами и ругаясь на чем свет стоит, Рольф натянул сапоги. Эннис подала голос:

– Вэчел, скажите, где мои вассалы?

– Сэр Саймон клянет все на свете и поднимает своих людей, то же и сэр Глэйт. Про остальных я не знаю.

– А Роберт де Викспонт? Где королевский агент?

– Я отправил слуг, чтобы его спрятали в караульном помещении.

Вэчел подал Рольфу его меч, затем отступил, пропуская его вперед. Бросив взгляд на Эннис, слуга произнес:

– Вам лучше оставаться здесь, миледи.

Обернувшись на полпути к дверям, Рольф добавил:

– Не пытайтесь выходить одна. Будьте здесь, пока я не пришлю кого-нибудь с новыми указаниями. И заприте дверь, как только мы выйдем.

Затем он ушел. Вэчел вслед за ним. Эннис вскочила с постели и накинула свою мантию. Сердце ее колотило по ребрам, как молот. Святая Мария! Штурм! Враги внутри неприступных стен Драгонвика… О, она согласна с Вэчелом. Предатель открыл ворота замка. Крепость слишком прочная, чтобы взять ее обычным способом.

Когда после некоторой борьбы с дубовым засовом дверь все же была заперта, Эннис бросилась к окну, выходившему во внутренний двор. Отворив тяжелую створу с витражными стеклами в свинцовых пазах, она оперлась обеими руками об оконную раму, и сердце ее замерло от ужаса.

Мужчины яростно сражались посреди каменных башен и парапетов. Крики перекрывали звон мечей и боевых топоров. Некоторые были одеты только в штаны и туники, что ясно указывало на их неготовность к штурму, начавшемуся с восходом солнца. Куча соломы в углу двора горела. Искры пламени уже достигали порой деревянного надворного строения. Если оно займется, весь замок рискует сгореть.

Эннис перебежала к другому окну, где глазам ее предстала та же картина. Различить в общем хаосе фигуру Рольфа не удалось. На головах большинства воинов были железные шлемы. Эннис прижала руку ко рту, борясь с паникой. Она должна думать, должна действовать. Прежде всего надо удовлетворить телесные потребности, а после одеться, чтобы в любом случае быть в полной готовности.

Покончив с этим, она пробормотала молитву, в которой замолвила словечко и о безопасности Белл. Девушка так много потрудилась, чтобы в брачном покое госпожи было все необходимое: одежда, ларцы с гребнями, щетками и другими личными вещами. Через открытые окна слышались вопли, звон оружия. Это подстегивало Эннис, и она поспешила закончить свои приготовления, чтобы снова занять наблюдательный пост у открытой рамы.

Битва разгоралась все сильнее. Эннис высунулась наружу, чтобы разглядеть ворота в дальнем конце двора. Решетка была опущена; нападающие и защитники замка оказались заперты в одной общей ловушке. Хотя из-за высокой крыши невозможно было разглядеть, что творится на внешнем дворе, шум боя доносился и оттуда. Сражение захватило весь замок, и нельзя было сказать, кто одерживает верх.

Закрыв глаза, Эннис попыталась вызвать в памяти план Драгонвика. Со времени своего прибытия сюда она выходила наружу всего несколько раз, причем только под охраной. Прогулки по саду были редкостью. Самой дальней ее вылазкой за стены крепости стала поездка в деревню в день свадьбы. Сейчас она изо всех сил пыталась вспомнить расположение коридоров и покоев в жилой части замка.

Брачная комната выходила окнами во внутренний двор, примыкавший к главной башне и окруженный четырьмя бастионами. Множество парапетов и сторожевых башенок защищало центральное здание, а все вместе опоясывала высокая стена. Жилые помещения в дальнем конце замкового комплекса располагались на большом скалистом холме, подходы к которому преграждали многочисленные ворота, рвы и подъемные решетки.

Крепость казалась неприступной. То, что врагам удалось проникнуть так далеко, до самых дверей жилых помещений, было подлинной катастрофой.

Похоже, что битве конца не предвидится. Все новые и новые люди выбегали из дверей и вступали в бой. В воздухе было густо от стрел, пускаемых непрерывно, а звон мечей мешался с воплями воинов. Пламя охватило одну из надворных построек. Сражение разгоралось.

Никогда, даже во время осады замка Монморанси, она не была в такой опасности. И вот теперь, когда она под защитой самого могущественного рыцаря страны, жизнь ее висит на волоске. Конечно же, только предательство могло стать причиной несчастья, и она терялась в догадках, кто здесь мог изменить своему лорду.

Снизу послышались глухие удары и треск. Вновь и вновь раздавались они, равномерно и мощно, как шум отдаленного шторма. Из окна Эннис не было видно, но было ясно, что сражение переместилось под стену жилого помещения. Она перегнулась через подоконник, чуть было не выпав наружу, и увидела стенобитное орудие, производившее эти звуки. Тараном ломали дверь! Святая Мария! Враги штурмуют вход в центральное здание… Сейчас они ворвутся… Отскочив от окна, она схватила декоративный, украшенный самоцветами кинжал и прицепила его к поясу. Затем поменяла обувь, натянув кожаные полусапожки, которые Белл включила в ее гардероб. Здесь же в комнате стоял сундук, привезенный из Стонхема, где лежали разные мелочи, которые могли понадобиться ей в первое время после свадьбы. Она опустилась рядом с ним на колени и с трудом откинула тяжелую крышку. Там она обнаружила еще один клинок, грубый, удобный и похожий на оружие. Им она заменила драгоценную игрушку у пояса.

С колотящимся сердцем Эннис поднялась с колен. О, только бы врагов остановили, пока они не ворвались во внутренние помещения! Где Рольф? Цел ли он? Если его ранят – о, пусть тогда король осудит негодяев, пусть их приговорят к смерти! Она сама готова взять в руки топор палача и снести их головы!

Конечно же, только мятежники могли напасть на замок лояльного к королю барона. Это ясно. Король бы не послал людей штурмовать такую крепость, как Драгонвик, тем более что ее владелец принес ему присягу.

Время шло, Эннис перебегала от одного окна к другому, пытаясь понять, что происходит. Почему никто не принесет ей весточку? Неужели ее здесь забыли?

Шум боя усилился. Она подбежала к восточному окну и выглянула. У нее перехватило дыхание, а пальцы судорожно вцепились в каменный подоконник. Она узнала цвета атакующих – цвета дома Моубрэй. Солдаты сражались с яростью – и отнюдь не на стороне Драгонвика.

В полном расстройстве она опустила голову и закрыла руками лицо. Вильям Моубрэй был откровенный мятежник. Сэр Раннулф Моубрэй оставил свою службу у него, чтобы, как ей казалось, присоединиться к лоялистам. Неужели она так ошибалась? Как сэр Раннулф, бывший вассал Бьючампа, мог предать ее? Во имя Господа, пусть она ошибется!

Неожиданно в дверь громко постучали. Эннис подпрыгнула от неожиданности, сердце ее готово было выскочить из груди. Шум повторился. Но вдруг, к ее облегчению и радости, раздался знакомый голос:

– Миледи! Это Белл! Откройте, прошу вас!

Вне себя от радости, Эннис подбежала к дверям. Белл невредима, и теперь они будут вдвоем! Может быть, у нее есть новости, а может быть, это Рольф послал за нею служанку…

Тяжелый засов поддался не сразу, но все же отодвинулся со скрипом. Тут же грубый сильный удар обрушился на дверь снаружи, она стремительно распахнулась, едва не сбив Эннис с ног.

Белл действительно стояла в дверном проеме, но к ее горлу был приставлен кинжал, а держал его воин в цветах Моубрэя. Он ухмыльнулся:

– Очень мудро, миледи. Позвольте войти.

И тут же еще трое ворвались в комнату и схватили Эннис под руки.

Рыдая, Белл проговорила:

– Я не хотела вас предавать, миледи! Но ведь они бы убили меня, не сделай я, чего они хотели…

– Я тебя не обвиняю, – ответила Эннис, глядя на солдат, толпящихся в комнате. – Я обвиняю презренных людей, которые прячутся за женской юбкой.

– Может, и так, – коротко сказал воин, – но нам приказали доставить вас к нашему лорду любой ценой. И мы это сделаем.

В ужасе Эннис пыталась сопротивляться, но все было тщетно. Ей только и оставалось, что молиться, чтобы Рольф ее спас. И чтобы он сам был жив и не ранен.

Превозмогая боль, сэр Гай заставил себя подняться. Меч был крепко зажат в его здоровой руке. Немало времени понадобилось ему, чтобы достичь балкона, опоясывавшего зал. Опираясь рукою о стену, чтобы не упасть, он прижался лицом к деревянной стойке перил. Потрясенным взором он окинул сцену внизу. Одна из огромных дверей зала была сорвана и криво висела на петле. Дневной свет проникал внутрь и освещал дикий разгром. Вооруженные люди яростно бились, мечи звенели и сыпались искры, когда клинки скрещивались.

Истерические вопли служанок, попавших в гущу боя, усиливали хаос. Лай собак мешался с проклятиями солдат. Стол с грохотом перевернулся, взметнув тучу пыли и камышовой соломы. Настенный гобелен упал, накрыв собою двоих противников, которые изо всех сил пытались освободиться.

– Дерьмо… – прорычал Гай, сжав зубы от боли. Проклятый дурман все еще заволакивал мозг. Он отпустил деревянную стойку и оперся на меч. Первое, что он сделал, едва разобрав звуки боя, – схватился за оружие. Его можно использовать и как костыль. Хорошо еще, что он не выпил вторую порцию травяного зелья. Хватило и одной. И все же отрывочные образы реальности проникали в затуманенное сознание, как лучи солнца через густые облака…

С трудом передвигаясь, используя рукоятку меча как костыль, Гай доковылял до верхней части галереи для музыкантов. Здесь он облокотился на ограждение и вновь посмотрел вниз. Будь они прокляты… Эти мятежники хотят использовать ле Дрейка против короля. Если они возьмут Драгонвик, в их руках окажется ключ к большей части Линкольншира. Они соединятся с другими мятежниками графства, и тогда король будет почти бессилен против них. Но он появится здесь, услышав о случившемся. Король удивительно цепко держится за все, что считает своим. Он непременно пошлет войска, чтобы усмирить бунтовщиков. Это выступление раздробит его силы, ослабит его, но он не станет учитывать такие «мелочи»: он не обладает стратегической мудростью и осторожностью Ричарда. Этим изъяном его характера, видимо, и воспользовались бунтовщики, напав на Драгонвик. Разделяй и властвуй. Да, древняя мудрость ничуть не устарела.

Тяжело дыша, Гай с большим трудом выпрямился. Он так ослаб, что любая его попытка вмешаться в борьбу означала бы только смерть. Но отсиживаться и ждать было подобно пытке.

А борьба шла не на жизнь, а на смерть. Захваченные врасплох и одурманенные вином воины Драгонвика сражались отчаянно, но безуспешно. Не всех вообще удалось поднять на ноги. Но где Рольф? Лорд Драгонвик должен быть среди защитников внутренних помещений.

Гай рассматривал сражающихся, но не видел его среди них. Хотя и казалось, что уже прошли часы, в действительности битва началась сравнительно недавно. Неужели Рольф так и не вышел из спальни? Неужели никто не сообщил лорду о нападении? Ведь не мог же он не слышать звуки боя, как бы ни был упоен своей красавицей женой!

На всякий случай Гай решил сам узнать, проснулся ли Рольф, осведомлен ли о происходящем.

Подъем по винтовой лестнице занял у него намного больше времени, чем обычно. Когда же он достиг верхней площадки, нога его болела невыносимо. Хоть он и старался преодолеть боль, пришлось все же сделать паузу и отдохнуть. Он прислонился спиной к стене, судорожно глотая воздух.

Меч он выставил перед собой и обеими руками оперся на рукоятку. Дурман в его теле все еще буйствовал, отчего в ушах звенело, а сердце стучало, как кузнечный молот. Он потряс головой, пытаясь ее прочистить, и вдруг замер.

Из верхнего коридора до него донеслись голоса. Женский был резкий и гневный, и он узнал леди Эннис. Неужели она с Рольфом? Раньше у них были трения, это бесспорно. Но Гай и представить себе не мог, чтобы она говорила с ним в таком тоне. В ее словах звучало презрение, которое он не умел объяснить.

В замешательстве он отступил и спрятался в маленьком алькове, отделенном от коридора занавеской. Едва он задернул ее, как голоса приблизились.

– Вы будете вечно каяться в этом, безмозглый болван, – грубо сказала Эннис. – Когда мой лорд узнает о том, что вы сделали, у вас недостанет времени даже на то, чтобы оплакать свой подлый поступок.

– Когда ваш лорд узнает об этом, – пробурчал мужской голос, – он будет делать все, что от него потребуют. Меня не волнует, кого он за это убьет, потому что ему будет совсем не до того.

Наступила тишина, и Гай слышал только стук башмаков и шарканье ног по камням. Тихо звякало оружие. Он понял, что там несколько солдат. Если он попробует вмешаться, они его просто убьют. Конечно, он с радостью отдал бы жизнь, если бы это спасло леди. Но его смерть ей ничем не поможет. А вот любые сведения – да…

Гай, затаив дыхание, изо всех сил напрягал слух.

– И что же такое ваш лорд? – презрительно сказала Эннис. – Он попросту надутый павлин, если думает одолеть Рольфа Драгонвика. Думаете, сэр Раннулф одолеет Дракона в честном бою?

Воин грубо загоготал:

– Раннулф? Да сэру Раннулфу в жизни не додуматься до такого плана. Нет, миледи, поищите кого-нибудь поумнее.

– Если не сэр Раннулф… – Голос Эннис удалялся и слабел, по мере того как солдаты и их пленница, миновав альков, уходили все дальше. Они уже начали спускаться по ступенькам. Гай ловил каждый звук: – Если не сэр Раннулф, значит, граф Моубрэй тот глупец, который учинил это!

Новый взрыв хохота был ей ответом:

– Это вы глуповаты, миледи, если думаете, что Вильяму Моубрэю хватит смелости для такого!

– Тогда кто? – потребовала Эннис. Ее голос был едва различим.

Пытаясь уловить ответ, Гай отодвинул край занавески. Уже едва слышным отзвуком до него донеслось:

– Сибрук…

Вздох изумления вырвался из груди Гая, пальцы крепко впились в грубую материю. Тарстон! О, этот коварный граф ввязался в опасную игру! Когда Рольф узнает правду, он снесет Стонхем до основания. Останутся только руины и дым над ними…

Шаги и голоса удалились. Гай выбрался из алькова и огляделся. Никого. Со всей возможной осторожностью он двинулся вперед, используя меч как костыль. Острие со скрежетом скользнуло по каменному полу, и он чуть не упал, пока с трудом не обрел равновесие. Затем поплелся дальше, рукой опираясь о стену. Он искал Рольфа!

Он должен найти его, должен ему рассказать правду о нападающих! Поскольку они одеты в цвета Моубрэя, обвинят в преступлении невиновного Вильяма. Рольф должен узнать все раньше, чем направит свои силы и поиск в ложном направлении. Торопясь, Гай начал спускаться по лестнице. Он пытался идти тихо, пересиливая желание ускорить шаги.

Его внимание было полностью занято этими мыслями, и, когда он заметил человека у себя за спиной, было уже поздно. Только легчайший звук шагов да неясная тень сзади насторожили его. Гай успел податься чуть в сторону, и удар не раскроил ему затылок, но был такой сильный, что, ослепнув от боли, на черных крыльях уносившей его в беспамятство, он полетел вниз по каменным ступеням головой вперед. Последняя его мысль была о том, что он не успел спасти Эннис. Опоздал. Затем наступил мрак.

13

Внутренний двор Драгонвика медленно погружался во тьму. Неясные тени сгущались на камнях, залитых кровью и усеянных трупами. Скрип поднимаемой решетки смешивался с бранью людей и бряцанием оружия.

Рольф мрачно подводил итоги. Много его людей погибло. Захватчикам тоже досталось. Те, кто сумел, отступили. Остальные были отправлены в темницу, где их ждал допрос. Цвета Моубрэя повсюду были в крови и в поту, но никакого удовлетворения Рольф не ощущал. Он давно не враждовал с Вильямом Моубрэем, и, не одобряя действий короля, они оба соблюдали нейтралитет. И вот сейчас Рольф не мог понять, зачем Моубрэю понадобилось нарушать этот неписаный мирный договор. Времена воистину безумные, если люди отказываются от выгодного и спасительного мира.

Рольф вспомнил, как он вылетел во двор, даже не закрепив как следует доспехи, как мечом проложил себе путь к караулке, где спали его пьяные бойцы, как криком и ударами он заставил их собраться и обрушиться на Моубрэя. Это оказалось поворотным моментом битвы и произвело спасительное действие: неожиданное подкрепление позволило изнемогавшим защитникам крепости одолеть противника.

Он поднял руку, чтобы поправить шлем. Пот заливал его лицо и стекал по ушам. Доспехи висели на нем кое-как, большие участки тела оставались незащищенными. Корбет будет вне себя от этой неосторожности. Если, конечно, он жив. Молодой оруженосец не показывался с раннего утра, когда яростная схватка разгорелась внутри зала. Последний раз Рольф его видел, когда тот загонял визжащих служанок в относительно безопасные кухонные помещения.

Битва закончилась лишь к вечеру, когда небо окрасил закат. Слуги стали выбираться из своих убежищ. Большинство предпочло спрятаться, чтобы не угодить в гущу боя, где их могли покалечить или убить свои столь же легко, как и враги. В эти смутные времена, когда на замок нападали, все его мирные обитатели должны были спрятаться как можно надежней – таково было одно из строжайших правил обороны. Никогда еще Драгонвик не подвергался прямому штурму, даже в те дни, когда на его до половины возведенных стенах трудились каменщики, а землекопы только еще копали внутренний ров.

И вот теперь, глядя на разгром, учиненный солдатами Моубрэя, Рольф дал волю переполнявшей его ярости. Он накажет своих людей за потерю бдительности, а Моубрэй страшно пожалеет о том, что начал войну. Даже король не посмеет помешать отмщению.

Сняв шлем, Рольф прошел через разбитую дверь в большой зал. Он хотел поскорее сообщить Эннис, что бояться больше нечего. Он вообще удивлялся тому, что ее до сих пор не видно, хотя битва закончилась уже час назад.

То, что он увидел в зале, не было, конечно, чем-то неожиданным, но все-таки дрожь охватила его. Гобелены и занавеси были сорваны со стен и изрезаны. Перевернутые столы и скамьи годились теперь по большей части лишь на дрова. Подсвечники валялись в беспорядке, а на месте очага чернел огромный уродливый круг развороченных камней и золы. Тела погибших уже начали выносить, а раненым оказывать помощь. Рольф прошел между ними, обещая сделать все, что в его силах, чтобы облегчить их страдания.

Даже Бордэ, его пес, получил тяжелую рану. Когда Рольф приблизился к нему, думая, что тот мертв, зверь поднял тяжелую голову и заскулил, подметая хвостом окровавленный камыш. Рольф опустился на колени рядом со страдающим животным. Злоба переполняла его.

– Ну-ну, мой преданный слуга, – сказал он сдавленным голосом, и пес накрыл его руку своим языком, как бы говоря, что все в порядке. Глубокая рана зияла у него между ребрами. Была видна кость, неестественно белая на фоне окровавленной кожи. Рольф нежно потрепал его за уши.

– Милорд, – произнес мягкий голос, и Рольф поднял голову. Белл стояла, дрожа от нерешительности и смущения.

– Проследите, – он указал на раненую собаку, – чтобы за Бордэ ухаживали, как и за остальными. Он долго и верно служил мне, и теперь я о нем позабочусь.

После короткого замешательства Белл кивнула:

– Да, милорд, я позабочусь о нем сама. У меня, говорят, есть дар лечить, я знаю травы и умею делать припарки.

Она запнулась, взволнованно жестикулируя. Рольф спросил:

– Вы еще что-то хотите сказать? Говорите, а затем передайте своей госпоже, что она нужна здесь.

– Но, милорд, – пролепетала Белл, – об этом-то я и хочу вам сказать.

Рольф медленно встал. Дурное предчувствие охватило его, и он понял, что лучше ему не слышать то, что она сейчас скажет.

– Что? Что сказать? – по-английски потребовал он.

Сквозь всхлипывания Белл ответила:

– Нельзя было уберечь леди. Я ничего не смогла, хоть и очень старалась, мой лорд, я клянусь, я старалась…

Рольф вцепился ей в плечи, чуть не до костей его пальцы добрались, как ей показалось. Он пытался найти в ее лепете хоть какой-нибудь смысл.

– Где она?

– Нету… Солдаты… ее утащили… и сэр Гай исчез тоже…

Немного придя в себя, Рольф недоверчиво посмотрел на девушку, указывавшую на лестницу, ведущую наверх. Сэр Гай? Он замешан? И кто же тогда увел Эннис?

Широкими шагами Рольф приблизился к лестнице и чуть было не наступил на тело, лежавшее перед ним. Громкий крик Белл остановил его, и он посмотрел под ноги.

Гай Фицхью, неподвижный и бледный, лежал на камнях. Одна нога была неестественно вывернута. Опустившись на колени, Рольф снял железную перчатку и приложил пальцы к груди. Сердце билось, но неровно и слабо. Рольф бросил на Белл сердитый взгляд.

– Никто ему не поможет? Он так и будет лежать здесь, пока не умрет? Идите за мной.

Подняв Гая на руки, Рольф перенес его в комнату. Здесь также виднелись следы борьбы, мебель была перевернута и разбита вдребезги. Он кое-как очистил угол комнаты от обломков и осторожно положил там Гая на сорванный со стены гобелен. Потом обратился к Белл:

– Прекратите это дурацкое нытье и позаботьтесь о раненом. Я пойду поищу кого-нибудь вам в помощь.

Слезы катились по щекам Белл.

– Я же, правда, его не видела, милорд, покуда вы об него не споткнулись, клянусь вам…

– Бестолочь! Что, нет других дел, как молоть языком? – Рольф осмотрел Гая. Того явно ударили по голове. Рана еще кровоточила, но была неглубокой и только казалась смертельной. – Он скоро очнется. Расспросите его обо всем, что он знает, – приказал Рольф и вышел.

Он нашел оруженосца, которому велел позаботиться о раненом и о собаке, сделав тем самым два дела сразу. Он знал, что ждет его в брачном покое, но зрелище, представшее его глазам, заставило его попятиться.

Дверь была приоткрыта и слабо заскрипела, когда Рольф толкнул ее ладонью. Занавеси над кроватью были изрезаны, сорваны или висели лохмотьями. Сундук Эннис был разворочен, а его содержимое раскидано по всей комнате. На ковре блестели осколки бокалов и другой посуды. Столик превратился в груду щепок, а следы вина и закусок, стоявших на нем, виднелись на полу, потолке и стенах. Куча шелковой материи привлекла внимание Рольфа, и, оторвавшись от дверного косяка, он пересек комнату.

Янтарного цвета шелк и златотканые вышивки валялись у кровати, смятые и скрученные отвратительным узлом. Он встал на колени и расправил шелк. Глядя на ткань, он вспомнил Эннис в ее прекрасном платье, когда она стояла перед алтарем, с надеждой обратив свое лицо к нему. Разрази господь, каким же безмозглым болваном он был тогда! Он почти и не глядел на нее – так переполняли его сомнения и подозрительность. И вот теперь он прирос к ней душою, захвачен чувствами, которые сильнее его воли. Это казалось невероятной правдой. И опасной.

Сжав в кулаке тонкий шелк, он понял, почему всегда избегал всех и всяческих нежных чувств. Это надежнее, безопаснее, когда тобой движет просто вожделение. Нечто большее грозит сразу лишить тебя бдительности, сделать расслабленным и неспособным к действию.

Тени в комнате густели, и свет сквозь раскрытые окна проникал все слабее и слабее. Наконец он обнаружил, что стоит на коленях в полной темноте. Когда же он поднял голову, то ему показалось, что вот так, на испорченном ковре и с остатками платья Эннис в руке, он стоит уже целую вечность.

Последние лучи дневного света еле окрашивали небо за окном. Ноги Рольфа свела судорога, и он вдруг вспомнил всю боль и все опасности этого дня. В гуще боя человек не обращает внимания на то, что его задели мечом или иным оружием. Но после, когда битва уже позади, все раны начинают вопиять о лечении.

Рольфу снова вспомнились сегодняшние противники. Они носили цвета Моубрэя, но он не слышал его боевого клича, когда солдаты собирались под знамя. Теперь же, когда он взвешивал все обстоятельства, у него появились сомнения относительно этих солдат. Пахло чем-то похлеще измены.

Выпустив из руки янтарный шелк, Рольф дал ему мягко опуститься на пол. Затем он повернулся к двери. Там кто-то стоял, лицо его скрывалось в глубокой тени, поскольку факел в коридоре горел за его спиной. В ночи раздался знакомый голос:

– Милорд… Сэр Гай очнулся и спрашивает вас. Он говорит, что срочно должен вам сообщить нечто важное.

Рольф кивнул:

– Да, Вэчел. Мне кажется, я начинаю догадываться, что он мне может сказать.

В комнате, где он оставил Гая, было теперь больше раненых. Бордэ тоже лежал здесь под грудой теплых попон, перевязанный, и спал. Рольф сел на стул рядом с ложем Гая. Голова рыцаря была плотно забинтована, голос невнятный, но энергичный.

То, что за этим предательским нападением стоит Тарстон Сибрук, не стало большим сюрпризом. Озадачило Рольфа то, что графу с такой легкостью удалось добиться своего. Его не оставляло горькое сознание того, что, не будь он так занят мыслями о леди, то наверняка больше бы доверился интуиции и принял меры предосторожности.

Как бы прочитав его мысли, сэр Гай сказал:

– Никто не мог знать, что у него на уме. Найти среди нас изменника и использовать цвета Моубрэя – даже королю придется его осудить.

– Но захочет ли он? – Рольф безрадостно улыбнулся. – И больше того, захочет ли леди его обвинить? Она исчезла так быстро, никто ничего не заметил, ни единого знака, так что я начинаю сомневаться, а не она ли подговорила Сибрука освободить ее. Аннулировать наш брак вообще-то можно, хотя вся деревня засвидетельствует ее клятвы.

– Нет, милорд, – запротестовал Гай, пытаясь встать. – Вы страшно несправедливы к леди.

– Вот как? – Рольф пожал плечами. – Возможно. Но вспомните, сэр Гай, что она была увезена против воли. Клятвы в церкви произносились также против ее воли, хотя и в присутствии королевских агентов и моих собственных. Не исключено, что она притворилась, будто принимает условия короля, чтобы усыпить мою бдительность.

– Нет, невозможно, – раздраженно ответил сэр Гай, – совершенно невозможно! Она женщина высоких достоинств и чести, и вы ее сильно оскорбляете, думая так.

Глядя в сторону, Рольф пробормотал:

– Надеюсь, что так. Я молюсь, чтобы я был не прав.

Его сжатые в кулаки руки лежали на коленях. Он чувствовал свою беспомощность. Ему хотелось броситься в погоню прямо сейчас, не дожидаясь рассвета. К несчастью, люди валились с ног от усталости, многие были ранены, и в ночной темноте нельзя было определить, какой дорогой ушли похитители. Терпеливость не относилась к главным достоинствам Рольфа, и сейчас он чувствовал себя отвратительно.

Настенный факел громко зашипел и выплюнул гроздь красных искр. Рольф сбил со своей руки тлеющий уголек. Кольчуга все еще была на нем. Но свой шлем он где-то оставил. Может быть, в зале возле собаки, когда он наклонился к ней? Или позже, когда прислушивался к сердцу Гая?.. А может быть, в разгромленном брачном покое…

– Милорд. – Рольф увидел Вэчела, шедшего к нему с озабоченным лицом. В руке он нес серебряный кубок с вином. – Подкрепитесь этим, милорд. Я приготовил вам комнату и послал Корбета позаботиться о вашем оружии для завтрашнего похода.

– Корбет… – Рольф приложил ладонь к глазам. – Значит, он жив. Я рад. Со мной отправится Гарет Кестевен. Мы выступаем с восходом солнца. Позаботьтесь о провианте для солдат. Я не вернусь в Драгонвик без нее.

– Да, милорд. – Вэчел поднес вино ближе. – Сэр Раннулф и сэр Глэйт просят позволения поговорить с вами, как и Роберт де Викспонт.

Рольф кивнул.

– А сэр Саймон и сэр Ричард?

Вэчел запнулся, потом сказал:

– Их не могут найти. Я не знаю, погибли они или ранены.

Глядя на Гая, Рольф сказал тихо:

– Если их не найдут, я обвиню их в измене. Где их люди?

– Они привели очень немного людей. Те, что на службе у сэра Саймона, еще здесь. Они не знают, где их лорд. Люди Ричарда де Уитби исчезли.

– Сэр Раннулф и сэр Глэйт найдут меня в моей комнате. И пошлите ко мне сэра Роберта, если он, конечно, еще не там.

– Милорд, – расстроенным голосом сказал Гай, – есть одна вещь, о которой я должен был раньше сказать вам, но не придал значения. Сэр Саймон… Во время охоты его с нами не было. Когда я вас обнаружил, то могу поклясться, что видел его за деревьями рядом с той прогалиной. Но потом все так быстро случилось, и когда меня порвал медведь…

Рольф поднял руку и остановил его:

– Не думайте сейчас об этом. Сначала я должен найти Эннис. Сэр Саймон, вероятно, скоро появится.

Поднявшись, Рольф поймал взгляд Гая. Его прежние подозрения не исчезли, несмотря на ранения рыцаря. Сэр Саймон сказал, что это Гай погнал на него медведя. Это логично для человека, стремящегося посеять сомнения в его мозгу. Но Гай ли это? Или сэр Саймон? Рольф чувствовал, что Гай что-то скрывает. И он не мог себе представить, что же ему скрывать, если не свою вину.

Гай прочистил горло и указал на свою раненую ногу:

– Я не могу отправиться на помощь леди. Если бы я был в силах, то непременно поехал бы. Я просто хотел вас предупредить, чтобы вы их остановили…

Рольф поднял руку:

– Нет, сэр Гай. Что бы я ни думал об этом, одно я знаю точно: будь на то ваша воля, вы не позволили бы причинить вред моей леди.

– Будь моя воля, я поехал бы с вами завтра, – пробормотал Гай расстроенно.

– Мне понадобятся мои рыцари, но только те, что могут держаться в седле, – ответил Рольф с улыбкой. – Выздоравливайте. Я оставляю замок на вашу ответственность. – Его голос стал жестче: – Не обманите моего доверия, сэр Гай.

На какое-то время наступила тишина, нарушаемая только шипением факелов и затрудненным дыханием собаки. Затем Гай отчетливо произнес:

– Скорее я умру, чем обману ваше доверие и доверие леди.

– Если вы обманете мое доверие, то будете мечтать о смерти задолго до того, как она наступит, – медленно проговорил Рольф.

14

Дождь лил немилосердно. Чувствуя себя совершенно несчастной, Эннис куталась в свой плащ с капюшоном и молилась об освобождении, как она делала это с того самого момента, когда ее увезли из Драгонвика. От первого дня в ее сознании осталось впечатление грязного пятна, состоящего из страха и ярости. Целые часы изнурительной скачки, укромные тропы и долгая ночь, проведенная под стогом сена. С первыми лучами солнца ее похитители разделились и поехали разными путями.

Эннис охватило отчаяние. Рольф не сможет определить, какой дорогой ему надо ехать, какая группа воинов ее увезла. И она скоро окажется в Стонхеме, где он не сможет уже ей помочь. Как, должно быть, кудахтал от радости Тарстон, когда замышлял все это… Теперь понятно, почему он так легко примирился со свадьбой. Ведь он уже тогда был уверен, что она не задержится в Драгонвике надолго. Ее единственное упование было на то, что король не посвящен в эту интригу и что он не одобрит ее. Он мог бы заставить Сибрука освободить пленницу.

Закрыв глаза, Эннис вцепилась в высокую луку седла. Ее лошадь вел за своим конем солдат, одетый в кольчугу. Они быстро скакали по грязной дороге. От дождя ручьи и реки вышли из берегов, и дважды им пришлось пересекать опасные потоки. Все тропы были залиты водой, так что казалось невероятным, чтобы Рольф отыскал следы.

Если, конечно, он кинется в погоню.

А если нет? Их брачные обеты были произнесены, документы подписаны при свидетелях, и брак осуществлен. Теперь ее земли как приданое перешли в распоряжение Рольфа. Ему будет достаточно просто «лишиться» тем или иным способом жены и сохранить контроль над ее землями. Агенты короля подтвердят законность брака. Он был заключен в присутствии вассалов и вилланов. Никто не опротестовал возможность союза, она не произнесла слов отказа. Все совершилось законно и согласно обычаю, и, говоря по правде, попалась она, словно заяц в ловушку…

С трудом балансируя в седле, поскольку лошадь все время скользила и спотыкалась на грязной дороге, Эннис обратилась к человеку, ехавшему впереди:

– Ваш командир отдает себе отчет в том, что мы прежде умрем, чем доберемся до места назначения?

Солдат бросил на нее безразличный взгляд.

– Когда остановимся, сами у него спросите, – угрюмо ответил он.

Было ясно, что эта скачка в такую погоду доставляла ему не больше радости, чем ей. По его шлему стекала вода, проникала под забрало, отчего борода совершенно промокла. Плащ, надетый поверх кольчуги, прилип к ней. Каждый раз, когда его конь встряхивал головой, крупные брызги летели во все стороны, обдавая воина с головы до ног. Остальные выглядели и чувствовали себя не лучше.

Деревья вплотную подступали к дороге, мокрые ветви касались лиц всадников. Ровный шум капель, разбивавшихся о землю, постоянно усиливался. Вдалеке слышались раскаты грома, тихое, зловещее сопровождение жуткого дня. Лошади вздрагивали и фыркали.

Наконец командир маленького отряда приказал остановиться. В одном месте высокие деревья росли так густо, что их ветви слились в какое-то подобие шатра. Под ним было темно и сыро, но он давал хоть какую-то защиту от дождя. Под этим природным навесом они и решили переждать надвигающуюся бурю.

Острый запах мокрых конских шкур, шерсти и земли мешался с ароматом цветущего боярышника. Его темно-зеленые зубчатые листья трепетали на ветру. Колючки вцепились в руку Эннис и вырвали из ее плаща кусок ткани. Крошечные розовые цветы усеивали колючие ветки. Новые почки готовы были распуститься вопреки непрерывным ударам дождя.

Солдат, ведший ее лошадь, разломил пополам кусок хлеба и молча подал Эннис. Она взяла. Возможно, другой пищи не будет, пока они прячутся здесь в темноте.

– Спасибо, – пробормотала она, и он коротко кивнул.

Хлеб был сырой и несвежий, но голод все-таки утолял. Скоро стало ясно, что дождь не намерен прекращаться. Эннис взглянула на своего стража. Тот молча жевал, глядя прямо перед собой в темноту размытой дороги.

– Далеко нам еще до места? – спросила она, не надеясь получить ответ.

Солдат обернулся к ней:

– Мы не едем прямой дорогой. Мы петляем и ищем окольные тропы.

– Чтобы обмануть погоню, я думаю.

Он кивнул:

– Да. Опасно навлекать на себя гнев Дракона.

Эннис уставилась на него:

– Вы что же, думаете, что уже не сделали этого? Святая Мария! Когда ле Дрейк нас найдет, вы сильно пожалеете, что были настолько глупы, чтобы присоединиться к этой безмозглой банде, сэр Дурак!

Солдат смерил ее спокойным взглядом:

– Вы можете задирать меня сколько угодно, но только в заложниках не я, а вы. И что, вам действительно так важно, кто хозяин?

В его словах было много горькой правды.

– Возможно, – сказала Эннис, – но вот вы, например, свободный человек. Вы можете сами выбирать свой образ жизни – или смерти. Кажется, вы уже определили и то, и другое.

Какое-то время слышался только шум дождя, фырканье лошадей и бормотание солдат. Затем страж произнес:

– Моя судьба решилась еще при рождении. Мой удел в точности такой, как и у других, свободных по рождению, но закабаленных нуждой. Мой отец был солдатом, и его отец тоже – и так со времен Вильгельма Первого [14]. Это все, что мы знаем.

Эннис молчала. Этот безымянный солдат говорил от лица большинства англичан. Все, казалось, были в тисках нужды, кроме некоторых достаточно сильных и жестоких, кому удалось разбить оковы и начать строить новую жизнь. Она не была в их числе. Она была поймана в сеть, порвать которую не могла. Что с того, что тюрьма ее отделана шелком и бархатом, а не построена из глины и грязной соломы? Тюрьма есть тюрьма… Правила безжалостны, решетки невидимы, и это, наверное, самое страшное, что их увидеть нельзя. Даже крепостные свободнее, чем она.

Если Рольф и придет на помощь, изменится ли что-то в ее жизни? Нет, как и прежде, она будет связана правилами своего сословия, жизнь ее будет вновь определяться другими. Если не муж, то король станет постоянно подрезать ей крылья.

Начался град. Ледяные шарики величиной с горошину засыпали разбитую дорогу и ветви деревьев, пробивая толщу сучьев и падая на головы тех, кто прятался под ними. Эннис наблюдала, как градины падают в глубокую колею, оставленную колесами множества повозок. Некоторые из них исчезали в грязи, другие отскакивали и оставались блестеть на траве.

Лошадь заржала. Один из солдат кашлянул. Страж Эннис сидел неподвижно и прямо, обратив окаменелое лицо к зарослям боярышника. Еще какое-то время град сыпался с назойливым стуком. Льдинки шуршали, падая на листья, и позвякивали, отскакивая от стальных шлемов. Затем град прекратился столь же внезапно, как и начался. Градины лежали повсюду – на траве, на земле, на дороге. Ветер понемногу разогнал облака, и солнечный свет стал проникать сквозь ветви, создавая замысловатые узоры. Крошечные льдинки начали таять, отражая свет холодными искрами.

Они снова выехали на дорогу, которая теперь шла полем. Копыта заскользили по грязи. Эннис сложила пальцы на луке седла, пытаясь молиться, но слова не шли с языка.

Впереди дорога поворачивала, снова теряясь в тенистой гуще деревьев. Заполненные водой колеи превратились в серебряные ленты благодаря отразившемуся в них солнцу. Над изумрудной зеленью луговой травы изогнулась сверкающая радуга. Говорили, что это – знак, которым Бог возвещает миру, что тот не будет вновь уничтожен потопом. Отец Эннис однажды сказал в шутку, что при этом у Него остается в запасе еще много других способов уничтожить мир. Иногда ей казалось, что у каждого человека есть свой собственный мир, который может быть разрушен. Если так, то ее миру как раз сейчас и грозит опасность.

Когда они снова въехали в тень деревьев, солнце уже вовсю играло на влажных листьях. Дорога здесь не была такой грязной, потому что ветви смыкались в вышине, образуя подобие крыши. Все кругом тихо шептало, мягкие шорохи эхом отражались от деревьев по обеим сторонам дороги.

Вдруг кони навострили уши и их бег ускорился. Эннис заметила, как ее страж напрягся в седле, а его рука легла на рукоять меча. Шестеро остальных солдат обнажили оружие. Сердце Эннис бешено застучало. Она потянулась к своему кинжалу, но вспомнила, что его у нее отобрали.

Не успела она спросить, что происходит, как со всех сторон раздались гортанные вопли. В испуге она пятками ударила по бокам лошади как раз тогда, когда ее телохранитель дернул коня за узду, поэтому животное прогалопировало вперед неровными скачками, закидывая задние ноги. Эннис едва удержалась в седле.

Затем все смешалось в хаосе криков, ржания и звона мечей. Эннис обеими руками вцепилась в седло, а страж пытался обуздать ее лошадь, чтобы та не могла встать на дыбы. После нескольких энергичных рывков она перешла наконец на рысь.

Капюшон плаща Эннис съехал ей на глаза. Она почти ничего не видела во время их скачки по узкой тропинке – только несущуюся под копытами землю да придорожный кустарник. Оглянувшись на Эннис, солдат велел ей держаться ближе. Его губы были плотно сжаты, а солнечный свет сверкал на мече и шлеме.

– Вы должны быть рядом со мной, миледи, что бы ни случилось. Я не позволю причинить вам вред.

– Это разбойники?

Разбойники, этот бич и ужас лесных дорог, прятались среди густых зарослей, поджидая свои жертвы. Эти изгои не просто грабили путешественников, но обязательно их убивали, чтобы не оставлять свидетелей. Когда кого-нибудь из разбойников удавалось схватить, его вешали без церемоний, иногда предварительно лишив глаз и конечностей. Но даже такие зверства действовали не слишком устрашающе.

Эннис знала, что не в обычае разбойников нападать на вооруженных солдат. По-видимому, их смелость и алчность подстегнул ее отделанный горностаем плащ и красивая одежда. Но, даже если бы разбойникам удалось победить, ее вряд ли ждала смерть. Конечно, ее оставили бы в живых, чтобы потребовать выкуп. Ее судьба, окажись она в их руках, мало отличалась бы от той, что ждет ее в замке Тарстона Сибрука. Да, она всегда была пешкой и всегда будет разменной монетой в руках мужчин.

Ее телохранитель ускорил бег коня. Другие воины остались далеко позади. Брызги грязи летели из-под копыт лошадей, попадая на ее одежду. Звуки боя едва слышались за спиной, заглушаемые деревьями и стуком копыт. Тени пятнами ложились на землю, свет мерцал над дорогой и над странным темным силуэтом, возникшим посредине ее. Затем яркий луч солнца пробился сквозь облака и ветви и осветил это нечто.

Затаив дыхание, Эннис едва удержалась от крика при виде огромного призрака. Гигантское страшное чудовище, вокруг которого клубился дым, неотвратимо приближалось, сверкая желтым, зеленым и черным. На фоне призрачного света оно казалось объятым пламенем. На мгновение ее сердце остановилось, и она услышала, как вскрикнул, перекрестившись, ее телохранитель.

Святые Мария и Иосиф! Это дракон! Настоящий, в дыму и в адском пламени, издающий громкий яростный вой, от которого качаются деревья… И он все ближе, все отчетливее вырисовывается из этих мрачных теней и туманного света. Но что это? Она видит не неуклюжую чешуйчатую тварь, а всадника.

Тут только она поняла, что перед нею боевой конь, несущий всадника в полных доспехах. За клубы дыма она приняла свет, проникающий сквозь испарения, которыми после дождя был пропитан воздух. От быстрого движения всадника эта туманная дымка завихрялась и поднималась с земли. Ее страж замедлил бег лошади, резко натянув поводья. Животное подалось назад, и конь Эннис едва избежал столкновения.

Она чуть не соскользнула с седла, но удержалась, хотя сердце ее сковал страх. Она увидела, что рыцарь подъехал вплотную и вызвал ее стража на бой. Хотя кровь так стучала в ее висках, что она едва могла расслышать голос, Эннис узнала его.

– Рольф, – еле выдохнула она.

Солдат поднял свое оружие и осадил коня, чтобы встать между нею и Рольфом.

– Дракон, – произнес он, и в голосе его был страх. Затем он выпрямился в седле, и она услышала: – Я поклялся защищать эту леди ценой своей жизни.

Прежде чем она успела остановить его, объяснить, что это ее муж, примчавшийся ей на помощь, Рольф уже дал коню шпоры и бросился на непокорного воина. Солнечный свет сверкнул на клинке, поднятом для смертельного удара. Огромные копыта Вулфзиге угрожающе застучали по дороге, и земля затряслась от его тяжелого галопа.

Телохранитель повернул своего коня мордой к противнику, подняв меч и щит и изготовившись отбить атаку. Эннис закрыла глаза. Она слышала первый звон скрестившихся мечей, храп коней и тяжелое дыхание мужчин. Это было невыносимо.

Открыв глаза, она увидела, что после первой атаки Рольф оказался позади нее и теперь разворачивается. Прекрасно обученный конь сам знал, какую позицию ему следует занять, и не нуждался в указаниях седока, руки которого были отягощены мечом и щитом.

– Нет! – воскликнула Эннис, увидев кровь на руке своего телохранителя. – Не делайте этого, мой лорд!

Она попыталась направить свою лошадь между бойцами, но та только фыркала и пятилась в заросли. Позабыв про осторожность, она спрыгнула наземь, не удержалась на ногах, упала, но быстро вскочила с колен и выбежала на середину дороги.

– Нет, милорд, не надо!

Вулфзиге нетерпеливо затанцевал, едва не сбив ее, его ноздри раздувались от негодования. Глаза Рольфа из-под шлема показались Эннис ледяными зелеными кристаллами гнева.

– Прочь с дороги, – прохрипел он, но она покачала головой.

– Нет, выслушайте…

Ее телохранитель пробормотал что-то невнятное и подъехал вплотную.

– Миледи, я повторяю, вы в большой опасности, – сказал он громче.

Она через плечо оглянулась на него:

– Это ле Дрейк – так что это вы в самой большой опасности!

Страж посмотрел на Рольфа, и его челюсти сжались.

– Я поклялся, что доставлю вас в Стонхем невредимой, – упрямо процедил он.

Она не смогла бы внятно объяснить, почему именно – может быть, потому, что он так убедительно говорил о своей судьбе, определенной при рождении, – но ей было нужно по возможности уберечь его от смертельной опасности. Он не был с нею груб, он просто собирался вернуть ее Тарстону.

– Сдавайтесь, или он вас убьет, – повторила она. Не было времени подыскивать тактичные слова. – Разве Сибрук стоит вашей жизни? Думаю, нет. Я его знаю и заверяю вас, что он не станет благодарить вас за то, что вы рискуете жизнью, тем более если вы ее потеряете.

Мужчина колебался, бросая на Рольфа короткие взгляды.

– Я дал клятву.

– Заботиться о моей безопасности? Тогда передайте меня моему мужу.

– Дракону? – В его голосе звучало недоверие. Его конь нетерпеливо гарцевал под ним. – Мне говорили, что вас похитили и что вы в опасности.

– Да, так оно и было, но теперь мы женаты. – Она поглядела на Рольфа, который сидел молча и смотрел на них с яростью в прищуренных глазах. Набрав побольше воздуха, она продолжала: – Не далее как вчера мы принесли наши клятвы перед священником и половиной Линкольншира. Неужели вы хотите похитить жену у ее возлюбленного мужа?

Меч дрогнул в его руке. Он покачал головой:

– Нет, но вас заставили выйти замуж.

– Нет, опустите оружие, храбрый воин. Я вышла за него по своей воле. Будьте уверены, нет никакого позора в том, чтобы уступить то, что вы поклялись защищать, человеку, поклявшемуся в том же раньше вас…

Он медленно опустил меч, однако щит продолжал держать наготове. Рольф не шевелился. Молчание затягивалось, и Эннис испугалась, что он не примет капитуляцию. В его глазах сверкал гнев, а огромная ладонь в железной перчатке крепко сжимала рукоятку меча.

Наконец он поднял руку и отсалютовал бывшему противнику, коснувшись своего шлема острием меча. Вулфзиге с ржанием скакнул вперед и затряс своей огромной головой, отчего его длинная грива стала хлестать по сторонам наподобие плети.

Подъехав к тому месту, где Эннис стояла в грязи посреди дороги, Рольф слегка наклонился, чтобы поднять ее. Обхватив ее талию одной рукой, он несколько секунд держал ее так на весу, внимательно глядя ей в лицо. Затем он посадил ее впереди себя. Высокая лука седла больно вонзилась в ее тело, но на это неудобство Эннис не обратила никакого внимания. Она чувствовала глубокое облегчение. Он приехал за ней, хотя мог бы, не утруждая себя, призвать Тарстона к ответу безопасным и официальным путем.

– Как ваше имя? – спросил Рольф воина.

После некоторой заминки тот ответил:

– Меня зовут Сигир, милорд. Я на службе у леди Сибрук.

– Вы храбрый и верный защитник, Сигир. В моем замке всегда есть место для человека вашего склада, если вы когда-нибудь надумаете оставить вашего сюзерена. Но послушайте меня внимательно – я больше не допущу никаких покушений на мои земли или на мою леди. Если бы не ее вмешательство, вы вполне могли сегодня погибнуть.

– Если бы не ее вмешательство, – откликнулся Сигир, – я бы не отступил.

Рольф кивнул:

– Надеюсь, если мы встретимся снова, это не произойдет на поле боя.

Оглянувшись на пустую дорогу за спиной, Сигир решил, что его товарищи к нему вряд ли присоединятся.

– Да, лорд, я тоже надеюсь.

– Ступайте и сообщите лорду Сибруку, что вы справились со своим заданием. Леди цела – и со своим мужем.

Легкая усмешка пробежала по лицу воина, и он покачал головой:

– Мне заранее не по нутру то, как будет воспринято мое сообщение.

– Жаль, что я не могу передать его лично. Я вам советую ехать на восток, потом повернуть обратно. Мои люди рыщут здесь повсюду, и они настроены не вполне благодушно.

Разворачивая своего коня, Сигир поклонился:

– Храни вас Бог, милорд.

– Это правда? – спросила Эннис, когда Сигир удалился. – Вы послали воинов на мои поиски?

Взгляд Рольфа остался ледяным.

– Кто вам этот человек? – резко спросил он. – Вы его знали еще в замке Сибрука?

– Я в глаза его не видела до вчерашнего дня.

Напряжение его рук несколько ослабло, и она поняла, что Рольф принял этого человека за ее фаворита. Она бросила на него негодующий взгляд. Сейчас не время выяснять отношения, но позже, когда он успокоится и они отдохнут, она постарается ему растолковать, что нельзя каждого мужчину считать возможным соперником на ее руку. Неужели он считает, что она настолько безответственна или лишена сознания своего достоинства, что может путаться с солдатами?

Обняв его за талию, она со вздохом сказала:

– Я думала, вы уже никогда не появитесь, мой лорд. Я начала подозревать, что вы не против, чтобы Сибрук забрал меня назад. Брачные узы так скоро надоели вам?

Она всего лишь хотела нежно его поддразнить и вывести из мрачного настроения, но по неожиданно вспыхнувшим глазам поняла, что ошиблась.

В одно мгновение Рольф спрыгнул с коня и стащил Эннис вслед за собой. Он изо всех сил прижал ее к груди и поволок через дорогу в густую рощу. При этом плащ ее волочился по грязи. Не говоря ни слова, он сорвал его и швырнул поверх кучи листьев и травы, затем толкнул ее так, что она упала спиной на плащ, а сам присел рядом, одной рукой прижимая ее к этому странному ложу.

В первый момент ей показалось, что он собирается овладеть ею прямо здесь у дороги, на постели из грязи и листьев, но он просто придавил ее своими руками и так наклонился над ней, что их лица почти соприкасались.

– Никогда, – процедил он сквозь стиснутые зубы, – не вставайте между мной и противником. Не все люди такие сговорчивые, как Сигир. Если бы он решил сражаться, вы могли бы быть ранены или убиты. – Он сделал паузу, чтобы набрать воздух. – И не думайте, что я позволю Тарстону забрать у меня еще хоть мельчайшую частицу моей жизни. Он взял у меня все, что хотел, и теперь я верну все назад, даже если для этого мне придется разнести всю Англию.

– Да, лорд, – сказала она как могла мягко.

Ноздри Рольфа раздувались, в глазах горел мрачный зеленый огонь. Его рот, казалось, окаменел, как и все лицо. Он слегка отодвинулся и, отстегнув одну из железных перчаток, снял ее. Затем он тронул ее лицо, бровь, щеку, губы. Потом поднял прядь ее распущенных волос и сжал в кулаке. Глаза его закрылись, когда он поднес эти волосы к губам и глубоко втянул воздух. Он не шевелился и не говорил, он замер, прислушиваясь к тому, как страшное напряжение внутри его проходит. Долго они сидели так среди мокрых листьев. Когда он опять посмотрел на нее, опасный огонь в его глазах погас и рот расслабился в мягкой улыбке.

– Я боялся, что не сумею отбить вас по пути в Стонхем, – просто сказал он. – Мы вышли с таким опозданием, что я не мог знать, с какой именно группой солдат вы находитесь.

Она погладила его бородатую щеку:

– Я молилась, чтобы вы нас настигли. Как же вы отыскали меня?

– Сэр Саймон. – Ее брови удивленно поднялись. – Да, он заметил, как несколько человек вас увозят, и узнал среди них одного из людей Сибрука. Почти никого с собой не взяв, сэр Саймон незаметно последовал за ними. Потом его гонец сообщил мне нужное направление.

– А что остальные мои вассалы? Они живы?

Рольф взвесил прядь ее волос в своей руке и нахмурился.

– Да, насколько я знаю. Сэр Саймон и сэр Глэйт ехали с нами, пока мы не разбились на группы.

– А сэр Ричард де Уитби?

Рольф нахмурился еще сильнее:

– Ни он, ни его люди не остались в Драгонвике, когда началась битва. Я не знаю, на чьей он стороне.

Она испустила долгий вздох разочарования. Сэр Ричард много лет был вассалом Бьючампа. То, что он, возможно, перекинулся на сторону Тарстона, – неприятная неожиданность, но ничего невероятного здесь нет.

– Вы не подозреваете его в предательстве?

Он пожал плечами:

– Я не знаю. Кто-то открыл задние ворота и впустил неприятеля. Если это не сэр Ричард, значит, кто-то еще, кого мы не подозреваем.

– Предатель среди нас… Он ест за одним столом с нами, пьет с нами вино. Милорд, его надо найти и повесить!

Легкая улыбка тронула его губы:

– Жестокая маленькая графиня. Да, я с вами согласен. Или лучше так: его следует выявить, но чтобы он не подозревал о том, что его раскрыли.

– Что? Вы оставите предателю жизнь?

Рольф пожал плечами:

– Мудрость в том, чтобы держать друга близко к себе, а врага еще ближе. Если мы не убьем предателя, ценность его сильно возрастет.

Выпрямившись, он протянул руку и помог ей встать на ноги.

– Пойдем, жена. Нам нужно вернуться в Драгонвик и подготовить достойную встречу для изменника. Молюсь, чтобы он тоже вернулся.

– Но как мы узнаем?

– Это как раз несложно. У предателя будет самая очаровательная улыбка и самое безукоризненное объяснение его отсутствия в замке.

Это была не самая успокоительная мысль.

15

Факелы Драгонвика были уже зажжены, хотя ночь не полностью вступила в свои права и смутные пятна рассеянного света еще нависали над лесом по ту сторону деревни. Решетка ворот поднялась под лязг цепей и громкий скрежет и пропустила вернувшихся воинов и их лорда внутрь замка. Они пересекли подъемный мост, и копыта лошадей застучали по камням внешнего двора, вызывая печальное эхо.

Странная тишина царила в замке. Рольф беспокойно поглядел на ряд бойниц, опоясывающий верхнюю часть стен, он был почти готов к тому, что оттуда сейчас обрушится шквал вражеских стрел.

Но никакого движения не происходило. Кроме приглушенных голосов часовых в навесной башне над воротами крепости, не было заметно ни малейших признаков привычной жизни замка. Рука Рольфа сжала рукоять меча. Неужели враги вернулись в его отсутствие? Сэр Саймон, ехавший позади него рядом с Эннис, пробормотал невнятное проклятие, подхваченное остальными.

Сэр Раннулф выразил общее замешательство.

– Милорд, – сказал он, вплотную приблизившись к Рольфу, – что-то слишком мрачно и тихо для такого большого замка. Нет ли другого пути?

– Нет, – кратко ответил Рольф, но это не удовлетворило сэра Раннулфа, который переводил взгляд со стены на стену, как бы ожидая в любой момент появления людей за амбразурами. Рольф добавил: – Несомненно, сэр Гай отдал приказ внимательно следить за всем. Предателя еще предстоит схватить.

Резко подавшись назад, сэр Раннулф запротестовал:

– Не может быть, чтобы он поехал с вами, милорд.

Рольф бросил на него насмешливый взгляд:

– Почему же? Он сидел за моим столом, ел мою пищу и пил мое вино – так почему бы ему не отправиться со мной в поход под видом друга?

Сэр Раннулф открыл рот, но так ничего и не сказал. Чуть помедлив, он пожал плечами:

– Да, в этом есть известный смысл. Если так, то под подозрением каждый из нас.

– Да, сэр Раннулф.

То, что хотел ответить сэр Раннулф, так и не было произнесено, потому что маленький отряд миновал арку и въехал во внутренний двор. Следы битвы еще были видны. Слуги вынесли из зала разбитую вдребезги мебель, и кучи обломков были сложены во дворе в ожидании, когда их уберут. После дождя на каменных плитах двора остались лужи. В них отражались башни, стены и факелы. В воздухе пахло жареным мясом и дымом костра у дальней стены.

Вокруг него на развалинах сгоревшей конюшни сидели вооруженные люди, одетые в цвета короля. Чума, выругался про себя Рольф. Как раз сейчас ему больше всего необходим Иоанн с его претензиями!.. Он остановил коня у лестницы караульного помещения. Эхо копыт Вулфзиге еще не отзвучало в сумерках приближающейся ночи, как на ступеньках появился Вэчел и бросился приветствовать своего господина. Слуги и оруженосцы выбежали вслед за ним, и скоро весь двор наполнился шумом и смехом. Усталые рыцари почувствовали облегчение, видя, что жизнь возвращается в нормальное русло, и начали спешиваться.

– Милорд, вижу, вам удалось возвратить вашу леди.

Рольф улыбнулся Вэчелу:

– А вы сомневались?

Вэчел велел Корбету помочь Эннис сойти с коня, потому что сам он держал стремя Рольфа. Спешившись, Рольф передал поводья слуге. Усталость валила его с ног, и он решил оставить коня на попечение Вэчела, не дожидаясь оруженосца. Сегодня он поднялся еще до рассвета. Накануне обсуждение плана похода затянулось до глубокой ночи. Так что на сон у него не осталось почти ничего. Чувство долга поддерживало его в напряжении весь день, но сейчас, когда Эннис была вне опасности, усталость взяла свое.

Не спуская внимательных глаз с норовистого жеребца, которого он побаивался, Вэчел кратко рассказал Рольфу о мерах, принятых для безопасности замка.

– Сэр Гай, – добавил он, – ждет вас в зале. У нас, как вы могли заметить, гости.

Он поманил Корбета, ведшего под руку Эннис, и передал ему щит Рольфа. Затем посторонился, чтобы дать оруженосцу забрать остальное снаряжение рыцаря.

Но, когда Корбет протянул руку за мечом, Рольф отрицательно покачал головой. Без оружия он сейчас не чувствовал себя в безопасности, независимо от того, королевские люди в замке или нет. Остальные рыцари, приехавшие с ним, поступили точно так же. Весь двор был забит рыцарями и оруженосцами. Одни расположились под сводами каменных арок, другие – под матерчатым навесом, растянутым на шестах. Куски мяса на железных вертелах жарились над огнем. Дразнящий аромат жареных уток мешался с дымом костра и запахом конского пота.

Препоручив Вулфзиге Корбету, Рольф под руку с Эннис проследовал в зал. Порядок там был восстановлен. Столы стояли на своих местах и были готовы к вечерней трапезе. Слуги суетились вокруг них как обычно. Свет факелов и очага оживлял обстановку. В дальнем конце, положив больную ногу на пустой стул, сидел сэр Гай. Рядом с ним были двое людей короля в полных доспехах, Рольф не видел их раньше.

Оставив Эннис с Вэчелом, Рольф направился к гостям, держа пальцы на рукояти меча. Оба рыцаря повернулись к нему. Сэр Гай попытался подняться. Лицо исказила боль, и Рольф махнул рукой:

– Не вставайте, сэр Гай. И представьте мне наших посетителей, если не трудно.

Приезжие быстро переглянулись, но сэр Гай опередил их:

– Они явились по делам короля, милорд. Лорд Генри Бертлоу и сэр Фрэнсис Эпуорт. Они говорят, что король…

– Лорд Драгонвик, – перебил тот, который был выше ростом, – позвольте мне объяснить. Я – лорд Генри. Король поручил нам передать вам его поздравления по поводу вашей женитьбы. Кроме того, мы уполномочены вручить вам его приглашение присоединиться к королевской свите со всем необходимым и с подобающей поспешностью.

Лорд Генри улыбнулся, но его глаза оставались холодными и внимательно следили за Рольфом.

Рольф не ответил на его улыбку. Ему ясны были намерения короля, он понимал, о чем идет речь.

– Я чрезвычайно польщен, но, как вы, конечно, заметили, – он указал рукой в направлении двора по ту сторону двойных дверей, – совсем недавно у нас были неприятности. Поэтому сейчас для меня невозможно покинуть свои земли. Передайте королю, что я сожалею.

– Вот это как раз и невозможно. – Лорд Генри выпрямился. – Сейчас король находится на пути в Ла-Рошель и желает видеть вас снова при себе.

Утомленным и раздраженным взглядом Рольф уставился на Бертлоу, пока тот не опустил глаза.

– Я выплатил все налоги, – медленно и отчетливо произнес Рольф. – Я отправил рыцарей и вассалов на королевскую службу. Я сражался во всех его внутренних войнах, но я освобожден от участия во внешней войне против Филиппа. Конечно же, король не может требовать от меня рисковать землями ради его прихоти.

– Прихоть? – Сэр Фрэнсис нахмурился. – Я бы не стал называть королевский приказ прихотью, милорд. Как и войну с Филиппом не следует считать внешней. Король стремится вернуть области, принадлежащие Англии по закону. Я бы не рассматривал это как войну за чужие земли.

– Вы, может быть, и не рассматривали бы, но я при теперешних обстоятельствах вижу дело именно в таком свете. Я был верен королю, и я охраняю сейчас мои земли от тех, кто собирается ему изменить. Неужели он хочет, чтобы в руках мятежников оказалось еще больше людей и денег?

– Вы утверждаете, что этот конфликт – результат мятежа баронов против короля? Я думаю, это скорее ссора соседей, – сказал лорд Генри.

– Это гораздо более серьезно. – Рольф глубоко вздохнул. – Если вы хотите знать больше, спросите Роберта де Викспонта или шерифа Линкольншира. Оба были здесь, и оба достаточно проницательны, чтобы понять причины похищения моей жены.

Лорд Генри взглянул недоверчиво:

– Так ваша жена похищена?

– И уже возвращена обратно! – рявкнул Рольф. Полуобернувшись, он заметил Эннис и Вэчела, стоявших в другом конце зала. Он поманил их к себе. – Глядите, она снова со мной. И так будет всегда, нравится это кому-нибудь или нет. То, что ее похитили, – прямой вызов и неподчинение королевскому приказу. Это попахивает изменой, вам не кажется?

Не дожидаясь ответа, Рольф пожелал знать последние новости из Франции. Слегка смешавшись, сэр Фрэнсис коротко сообщил то, что и так было всем известно. Рольф слегка улыбнулся. Посланцы короля не простят ему этого. Он же считал, что ему дела нет до того, как они поступят. Усталость давила на него нестерпимо, и в конце концов он резко объявил о своем уходе. Он заметил, что Гай беспокойно приподнялся в кресле.

– Сэр Гай позаботится о вас, я же поговорю с вами завтра утром, – сказал он и покинул зал. Он чувствовал, какие взгляды посылают ему в спину. Его уход был прямым оскорблением, но он слишком устал, чтобы с этим считаться.

К тому времени, когда он добрался до спальни, Эннис успела быстро и умело распорядиться слугами, приказав им позаботиться о лорде. Переодетая в чистое платье, с волосами, еще влажными после вчерашнего ливня, она волшебно преобразилась из неопрятной заложницы в хозяйку дома.

Оглядевшись, Рольф заметил, что комната приведена в порядок, следы разгрома, учиненного людьми Сибрука, исчезли, и все вымыто. Он опустился наконец-то в кресло. Мысли его вернулись к требованиям короля. Говорили, что война с Филиппом идет крайне неудачно для Иоанна, что он отчаянно нуждается в людях и оружии. Те дворяне, кто оказывал сопротивление, были вынуждены принести присягу и дать королю заложников, многих казнили. Все это было для Иоанна вполне обычным способом политической борьбы. Но чего же он хочет от Рольфа? Все налоги уплачены должным образом. Немало его рыцарей сейчас во Франции. Может быть, король хочет получить с него больше денег? Или он надеется сделать отказ от войны невозможным для Рольфа?

Святая Мария! Он уже устал воевать! Устал от распрей между королем и дворянами. Будет ли когда-нибудь в этой Англии мир? Или всегда здесь должна литься кровь? Пока королем будет Иоанн, война не прекратится, отвечал он на собственный вопрос. Монарх одержим дьяволом, а тот всегда будет препятствовать людям вести мирную жизнь.

– Муж мой, – позвала Эннис мягким голосом. Он поднял глаза. С легкой улыбкой она присела рядом с его креслом так, что их лица оказались на одной высоте. – Еще будет утро, чтобы подумать о королевских делах. Сегодня вечером вы обязаны отдыхать и набираться сил.

Он внимательно посмотрел на нее. Бесхитростные голубые глаза ответили его взгляду, и он испытал стыд за свои былые сомнения. Она и не думала его покидать. Ни одно из недавних событий не бросило на нее ни малейшей тени подозрения.

Он осторожно приподнял ее подбородок, нежно поглаживая теплую кожу.

– Милая жена, – пробормотал он, – возможно, я буду вынужден присоединиться к королю во Франции. Готовы ли вы к разлуке со мной?

– Будет ли мне предложен выбор – остаться или ехать с вами?

– А вы поедете, если я предложу вам?

– Да, лорд. Куда вы, туда и я. – Она улыбнулась и, подняв руку, накрыла его ладонь, по-прежнему ласкавшую ее подбородок. – Я обещала вам быть женою и буду рядом всегда.

– Потому что обещала?

– Да, и еще потому, что не могу быть вдали от вас.

От этих простых слов у него перехватило дыхание. Он с волнением глядел на нее. Их молчаливый диалог прервался только тогда, когда в комнату вошли слуги. Белл и Корбет внесли большую деревянную лохань. Появился также кипяток, ароматическое мыло и толстые полотенца. Белл набросала в воду для купания пахучих трав. Наполнив лохань более чем наполовину, юный оруженосец присел на край бадьи с кипятком и повернулся к своему лорду.

– Должен ли я подготовить вас к купанию? – спросил он.

– Я сама о нем позабочусь, – сказала Эннис, и по ее тону было ясно, что помощники ей не нужны.

Корбет уступил с благодарностью и готовностью, радостно переглянувшись с Белл. Девушка открыла горшок с мылом и поставила его на столик рядом с лоханью. Затем на мгновение замешкалась.

– Это все, что мне нужно от вас, Белл, – ласково сказала Эннис, и девушка, отвесив легкий поклон, удалилась с чувством облегчения.

Эннис повернулась к Рольфу.

Развалившись в кресле и вытянув ноги далеко вперед, он насмешливо изогнул бровь:

– Я должен ждать, пока вы соблаговолите, миледи?

Эннис повернулась к двери и опустила тяжелый засов. Затем прислонилась спиной к ней. Ее сердце бешено колотилось. Она рисковала навлечь на себя его недовольство, устроив все это без его ведома, но сегодня она хотела его для себя одной. Ей не улыбалось сидеть и смотреть, как оруженосец его купает, тем более – дожидаться, пока он будет готов. Нет, она хотела прикасаться к нему, ощущать его кожу и убедиться наконец в том, что он действительно здесь и с ней.

– Будет ли это большим неудобством для вас, если я заменю вашего оруженосца? – с притворным самоуничижением произнесла она.

Рольф усмехнулся. Несмотря на очевидную усталость, в глазах его вспыхивало что-то особенное.

– Нет, прекрасная леди. Думаю, что предпочту вас. Хотя у вас и нет сноровки Корбета. Но надеюсь, вам не свойственна его раздражающая манера скакать, как заяц вокруг винной бочки.

– Это единственная причина?

– Одна из дюжины других.

Он выпрямился в кресле, разглядывая ее с выжидательной усмешкой.

Эннис придвинулась к нему, опустив глаза, стала на колени и начала развязывать его пояс. Он поднял руки, чтобы ей было удобней. Меч тихо звякнул, когда она отстегнула его и положила на кресло. Она изумилась: Рольфу удается управляться с ним, как с невесомым пером. Ей же пришлось напрячь обе руки, чтобы не уронить тяжелое оружие.

Когда она вновь повернулась к нему, его взгляд был исполнен любопытства, он как бы спрашивал, что же она собирается делать теперь.

Первым делом она через голову сняла с него сетчатый железный капюшон. При этом часть его волос зацепилась за тонкие кольца, и ей пришлось повозиться, прежде чем она освободила их.

– Пожалуйста, приподнимитесь, милорд, – пробормотала она и, когда он это сделал, вновь занялась его поясом. Немного времени понадобилось ей, чтобы понять, как же это немыслимо сложно – снимать с мужчин облачение. Когда был удален кожаный пояс и верхняя накидка, выяснилось, что кольца его железной рубашки мешают ей развязать маленькие узелки на спине. Рольф ничего не говорил и не помогал ей, но неподвижно стоял, наблюдая за ее мучениями. Но в конце концов она справилась с этим, и кольчуга была снята. Снять толстую рубаху, которая предохраняет тело от трения о стальные кольца, оказалось гораздо проще.

Когда наконец все это было снято, она некоторое время глядела на него, оставшегося только в рубахе, бриджах и чулках.

– А еще говорят, что женщины надевают на себя чересчур много лишнего, – тихо сказала она.

Он улыбнулся:

– Ах, жена, так говорим только мы, мужчины, потому что слишком много времени уходит на то, чтобы достигнуть награды, далеко спрятанной за всем этим шелком и льном. Мужчина же должен носить доспехи, чтобы защищать себя.

Позволив ему прижать ее к себе, Эннис опять прошептала:

– А вы не думали, что и женщинам приходится надевать на себя так много по той же причине? Именно потому, что мужчины с таким нетерпением стремятся к неуловимой награде…

Рольф спрятал лицо в ее волосах, там, где сходятся плечо и шея.

– И она всегда так неуловима?

– Только для чужого мужчины, – отвечала она и оттолкнула его. Она не хотела показывать ему, как сильно он действует на нее, что она воспламеняется от его малейшего прикосновения, взгляда или слова. Погрозив ему пальцем, она сказала: – От вас пахнет лошадью, сэр. Идите же купаться, пока вы еще не поддались любовным соблазнам.

Веселая улыбка появилась на его губах и в глазах. Она принялась снимать с него остатки одежды, а он сказал:

– Я могу ждать еще очень немного, возлюбленная.

Эти слова заставили ее сердце забиться. Она опустила глаза, когда он предстал перед ней обнаженным. Заметив это, он рассмеялся, шагнул в лохань и погрузился в воду со стоном наслаждения.

Эннис взяла горшок с мылом и принялась намыливать квадратный кусок ткани, сосредоточившись на этом занятии и стараясь на Рольфа не глядеть. Пахло мускусом, и она глубоко вдыхала этот пряный аромат. Когда она подняла глаза, голова Рольфа была запрокинута на край лохани, а глаза закрыты. Руки он вытянул вдоль деревянных бортов. Волосы смялись и потемнели в том месте, где капюшон прижимал их к голове.

Подавив в себе желание запустить пальцы в темное золото его волос, Эннис опустилась на колени рядом с лоханью и принялась сосредоточенно скоблить его плечи. Бледные шрамы покрывали его кожу. Она продвинула намыленную материю по предплечьям к широким запястьям. У него были большие, красиво слепленные руки с длинными пальцами. Узловатые суставы тоже были испещрены шрамами.

Не открывая глаз, Рольф пробормотал:

– Не очень-то приглядный вид, а?

– Я нахожу ваши руки в высшей степени изумительными и умелыми, – ответила она убежденно. – Именно они возвратили меня в Драгонвик.

Он открыл один глаз и посмотрел на нее испытующе:

– Раньше вы ненавидели меня за это. Что изменилось?

Действительно, что? Она беспомощно глядела на него, не в силах вразумительно объяснить, что же такое изменилось. Конечно, ее чувство к нему выросло неизмеримо, но она не могла бы утверждать, что одно это сотворило подобное чудо. Наверное, все вместе, все, что произошло с ними после того, как он впервые привез ее в Драгонвик… Благородство и нежность, которые она в нем почувствовала, постепенно подтверждались, опровергая все ее страхи и подозрения. И та искра притягательности, которую она сразу ощутила, теперь пылает в ней пламенем страсти. Но объяснить ему эти чувства сейчас было выше ее сил.

Она слегка улыбнулась:

– Мне понравились ваши повара.

– Мои повара? – Он открыл глаза от удивления.

– Да, никогда прежде не получала я такого наслаждения от кулинарных шедевров, как здесь.

Она окунула материю в воду, чтобы смыть пену. Пока было можно, она избегала его взгляда. Потом он поймал ее за запястье и скривил губы в лукавой усмешке.

– Если не хотите отвечать, так и скажите.

Она подняла бровь с насмешливым видом:

– Мне кажется, я ответила на ваш вопрос совершенно правдиво, милорд. А теперь вы позволите вымыть вам волосы?

Еще будучи замужем за Люком, она не раз видела купающихся мужчин и даже помогала им, но ничего при этом не испытывала. Это входило в обязанности жены – заботиться об удобствах гостей. Но никогда вид или присутствие голого мужчины, включая Люка, не вводили ее ни в малейший соблазн.

Но не то было с Рольфом.

Когда он потянулся, выпрямив длинные ноги, а голову откинул на край лохани, она почувствовала необъяснимое беспокойство. Дыхание участилось, сердце забилось так часто, что, казалось ей, сейчас выскочит из груди. В руках появилась дрожь. Чтобы унять ее, она со всем усердием принялась за работу: сперва вымыла ему волосы, затем широкую грудь, потом ноги и ступни. Теперь не удостоенными ее внимания остались только нижние области его тела, скрытые под водой, и она оттягивала их мытье, сосредоточившись на пальцах ног. Он посмотрел на нее с вызывающей улыбкой.

– Если вы взялись за работу, – сказал он, – то уж делайте ее добросовестно и честно.

В ее ответном взгляде была нерешительность. Он, должно быть, догадывался, что она не привыкла купать мужчин в столь интимной манере. И действительно, она никогда так не делала, даже со своим бывшим мужем. Но теперь, когда Рольф вздумал ее испытывать, она решила смело ответить на его вызов.

Она не торопясь стала водить намыленным полотном по его груди, животу и ниже, под водой. Она почувствовала, как там все напряглось у нее под рукой. Она даже поймала его испуганный взгляд, когда ее скребущие движения стали более энергичными.

– Так правильно, милорд? – спросила она, когда он вдруг судорожно дернулся. Рольф вцепился ей в руку. От его резких движений фонтан воды брызнул вверх и залил ей корсаж и лицо. Эннис стряхнула капли с ресниц.

– Ну и ну, – прорычал он сквозь стиснутые зубы. – Если вот так вы хотите охладить мой пыл, то, уверяю вас, это не лучший способ достичь цели.

Ее пальцы продолжали свою дерзкую работу, хотя рука по-прежнему оставалась в его железных тисках. Всей ладонью она чувствовала его живой отклик, его ответные дергающиеся движения. Улыбка застыла в углах его губ.

– Вот так оно лучше…

Рольф слегка ослабил хватку, теперь его пальцы легко касались ее руки. Он полуприкрыл свои горящие зеленым огнем глаза и только изредка поглядывал вниз вдоль ее руки, уходящей под воду. Медленно, нарочно не торопясь, она двигала пальцами вверх и вниз по всей длине, и ее открытия были тем более волнующими, что делались вслепую. Вода была теплой и пахучей, ощущения его плоти под ее изучающей рукой – пьянящими.

Рольф зажмурил глаза. Вот он отпустил ее руку, схватился за борт лохани и откинулся назад. Его грудь вздымалась, как кузнечный мех. Все это для Эннис было необычным, возбуждающим, радостным… Она не была уверена, что же ей делать дальше, как продолжать. Ничто в ее прошлой жизни не подготовило ее к тому, что она делала сейчас, и Эннис удивлялась своей смелости. Ее ладонь и пальцы продолжали ощупывать его все дерзновеннее и оживленней.

Рольф поднялся, и вода потекла на пол. Он прижал ее к себе, и ее платье намокло. Она ощущала тепло воды и давление его тела. Это был удивительный миг – его тяжелая налившаяся плоть, сжатая ее ладонью, его нагота и ее мокрое платье, бархат и стальное тело, ароматное тепло воды на ее коже и одежде, шелк, прилипающий к телу… Неповторимо. Возбуждающе.

Эннис встретилась глазами с Рольфом. Они были прищурены и излучали жар. В них полыхал драконий огонь. У нее перехватило дыхание. Много раз она видела это во сне. И вот теперь наяву он перед нею – обнаженный, могучий, зажигающий в ней дикое пламя. Да, именно он – золотистый дракон ее снов, воплощение мощи и древней легенды, и он был рядом…

Ощущение грезы продолжалось. Он вышел из своей купели и заключил ее в объятия. Его тело со всем жаром прижалось к ней. Она стояла, но ног под собою не чувствовала, и ей казалось, что она парит над полом. Ее руки обвились вокруг него. Наклонив голову, он поцеловал ее. Его рот был горячий и жадный, языком он раздвинул ее губы. Эннис слегка покачивалась. Ее пальцы впивались в его плечи, скользили вниз, блуждали по спине…

Пахло сандаловым деревом.

– Рольф, – выдохнула она, когда его руки нашли томящееся от желания завершение ее груди. Он большим пальцем принялся давить на твердое утолщение, ясно обозначившееся на мокром шелке. Беспомощная и захваченная водоворотом чувств, она припала к нему всем телом.

Дыхание Рольфа участилось. Он положил ладони ей на бедра сзади. Затем одна рука его скользнула ниже, и он начал сминать в кулаке ее платье. Так он постепенно собрал складки у талии, обнажив ее ноги и бедра. Холодный воздух коснулся ее кожи, она вздрогнула и обеими руками вцепилась в затылок Рольфа.

Господи! Какое это чудо – чувствовать его вот так! Мир, который только что готов был, казалось, перевернуться и рухнуть, теперь вновь обретал равновесие. Страхи и безысходность последних двух дней исчезли, растаяв в тепле его большого тела, прижатого к ней.

Рольф прошептал что-то невнятное. Затем поднял ее на руки и через всю комнату пронес в кровать. Вышитые шелковые занавеси над нею были отодвинуты, и свет свечей падал на постель.

Не успела она прикоснуться к мягкому ложу, как он принялся срывать с нее одежду. Его пальцы нетерпеливо боролись со шнурками и шелком. Она накрыла его руку своей.

– Позвольте мне, – проговорила она, слегка улыбаясь. – А то с вашим нетерпеливым пылом вы оставите меня в лохмотьях.

Но шнурки были разорваны, а швы приведены в негодность. Едва сдерживая ярость, он раздел ее, бормоча невнятные обещания купить ей другую одежду. Полностью захваченная растущим желанием, Эннис и не претендовала на возмещение убытков.

Его вожделение смешалось с ее. Он был груб и нетерпелив; сорвав с нее всю одежду, он сжал обе ее кисти одной рукой и резко завел ей руки за голову. Прыгающие огоньки свечей освещали его напряженные черты. Она видела над собой его крепкие костистые ключицы, бородатую челюсть, сверкающие зеленые глаза – и затаила дыхание.

Она уже вся дрожала от предчувствия сладкой разрядки, которая – она знала – скоро наступит. Вот его губы нашли одну ее грудь, потом другую, язык заработал усердно и возбуждающе. Ритм его движений подстегивал ее нетерпение, и из горла вырвался стон. Она вцепилась в подушки под своей головой. Ее тело выгнулось дугой, затрепетав в ожидании.

– Рольф… – пробормотала она, задыхаясь.

Он прижал свои губы к впадинке между плечом и шеей, дважды прошептав ее имя, прежде чем его губы слились с ее в глубоком поцелуе. Он продвинулся ниже, и его тело оказалось над ее бедрами.

– Отворите мне, прекрасная леди, – прошептал он в ее ухо.

Прежде чем она подчинилась, его ноги раздвинули ей колени требовательно и настойчиво. Всей своей тяжестью он вдавил ее в матрас. Ее руки по-прежнему были заломлены над головой. Эннис издала глубокий стон.

Рольф глядел на нее сверху вниз. В его глазах пылал драконий огонь, а руки дарили экстаз. Губы его ласкали ей горло, потом впились в рот. Вот он отпустил кисти ее заломленных за голову рук и принялся стремительными легкими движениями ласкать ее тело. Потом он сжал ее ягодицы и приподнял ее навстречу себе.

Его напряженная сила крепко прижалась к ее пульсирующему входу. Она выгнулась, чтобы принять его, содрогаясь от наслаждения. Запрокинув назад голову, она дышала с резким звуком, похожим на всхлипывание.

Вот оно – то наполнение до краев, которое заманило ее в его объятия, вот она – необоримая страсть, которая влечет ее к нему, как пчелу на нектар. С мягкими стонами она сдалась перед его агрессивной силой, перед бурным вторжением, которое заменило ей целый мир. Теперь, когда они стали единым целым, нерасторжимым телесно, она почувствовала, что ничто на свете уже не разделит их души. Он принадлежал ей. Был ее законным мужем. Ее жизнью. Ее любовью.

Слезы наполнили ее глаза, горло сдавило от избытка чувств. Да, она любила его. Любила его с дикой страстью. Ничто не могло разлучить их.

Со стонами извиваясь под ним, Эннис подняла ноги, чтобы он глубже проник в нее. Почти бездыханная от жадного нетерпения, от предчувствия конечного высочайшего наслаждения, она вытянулась под ним, словно струна. Рольф двигался внутри ее с нарастающей силой, пока вожделение нарастало до феерической кульминации. Она закричала в голос, не в силах удержать в себе эту песнь экстаза. Сотрясаясь, она прижалась к нему изо всех сил. Руки ее дрожали. Дыхания не хватало.

Рольф на мгновение прервался. Потом начал снова – сперва медленно, затем увеличивая силу и скорость своих ударов. Ее руки скользили по его спине, бедрам, талии. Сжав его изо всех сил, она содрогалась от свирепых толчков его тела глубоко внутри ее. Наконец она почувствовала и его дрожь. Его дыхание прервалось резким всхлипом, все мышцы отвердели под ее руками.

Потом Рольф дернулся всем телом, вжавшись в Эннис и содрогаясь. Он то прижимал ее к себе, то отстранял, снова и снова изгибаясь в экстазе. Его тело в ее объятиях билось и дергалось. Долгий вибрирующий стон вырвался из его горла, и она прижалась щекой к волосам на его груди. Дыхание его было частым, неровным.

Эннис не разжимала объятий, пока он не расслабился. Свечи уже догорали. Глубокие тени окутали кровать и тех, кто был в ней. Так, не отпуская друг друга, они заснули…