Шэрон появилась на следующий день и наполнила дом суетой и жизнью. Она долго выбирала место съемок и остановилась на том, что удобнее всего снимать в саду. Утро было солнечным и безветренным, поэтому не было необходимости ставить дополнительный свет, а разговаривать среди цветов и деревьев было куда приятнее, чем в тихом мрачном доме.
Шэрон все правильно рассчитала. Экономка, садовник и дворецкий, с которыми она договорилась об интервью, согласились, что на воле разговор будет более свободным и непринужденным.
Но этот этап договора был самым простым. Перед тем как начать выбирать место для съемок, Шэрон битый час пыталась объяснить, чего она хочет. Она долго и увлеченно рассказывала о своем проекте, о том, что хочет показать всему городу, как много значит работа и жизнь каждого… Но Базиль, Мэри и Питер только пожимали плечами и с сомнением погладывали друг на друга. Никто не мог решиться встать перед объективом.
Ральф какое-то время наблюдал за мучениями Шэрон, потом решил, что ему надо удалиться и не мешать процессу. Шэрон обладала способностью убеждать в своей правоте. К тому же разрешение хозяев дома было получено. Рано утром Элизабет собрала их в холле и очень серьезно попросила, чтобы они помогли Шэрон (близкому другу их дома) сделать интересную передачу, и уверила, что полностью доверяет их такту. Все трое закивали в ответ, но, когда увидели приготовления, оробели.
Шэрон с благодарностью посмотрела на удаляющуюся спину Ральфа — ей было немного неловко в его присутствии — и снова ринулась в атаку. Ей понадобилось еще минут пятнадцать, пока Мэри не кивнула в ответ.
Шэрон перевела дух: она не предполагала, что это будет так трудно.
Мэри держалась так, будто проглотила палку. Она сидела на самом краешке широкой скамьи, сжав в руках носовой платок, и все время косилась на камеру.
Шэрон имела достаточный опыт разговоров с людьми, которые находились под следствием, и могла заставить их разговориться. Но та ситуация была простой, потому что они хотели от нее защиты. В данном же случае она была в затруднении. Как бы она ни расписывала прелести будущей передачи, у нее не было никакого опыта, чтобы заставить человека забыть про телекамеру и то, как он там выгладит. Тогда она пошла на хитрость.
— Мэри, — решительно сказала она, — сейчас я попрошу оператора выключить камеру и мы с вами просто поболтаем. А когда вы будете готовы, я позову его. Согласны?
— Да уж, — кивнула Мэри, опять покосившись на штатив, — лучше так. Никогда не думала, что это так страшно.
Шэрон подошла к оператору и шепнула ему, чтобы он погулял, но не отключал аппаратуру. Он кивнул, сделал вид, что что-то выключает, и попросил, чтобы они позвали его, когда будут готовы.
Мэри благодарно посмотрела на Шэрон и откинулась на спинку скамейки. Шэрон тоже уселась поудобнее и начала задавать вопросы.
— Мэри, у вас есть друзья?
Экономка совершенно не ожидала такого вопроса. Она улыбнулась и стала похожа на маленькую девочку, которую застали за проказами.
— Конечно, — зарделась она. — Я поддерживаю отношения с другими экономками из приличных домов. Когда у нас совпадают выходные, мы собираемся вместе в одном очень уютном кафе и делимся новостями.
— Обсуждаете наряды? — улыбнулась Шэрон.
— Нет, какие наряды?! — притворно возмутилась Мэри. — Мы все взрослые солидные женщины, а не какие-нибудь молодые глупышки, которым больше и говорить-то не о чем. Мы делимся опытом. Понимаете, не всем иногда везет с хозяевами… — Мэри запнулась и с опаской оглянулась на камеру, поняв, что сказала лишнее.
— Мэри, уверяю вас, этого никто и никогда не услышит, — улыбнулась Шэрон. — Говорите все, что взбредет в голову. Мы ведь хотим, чтобы вы почувствовали себя легко. Когда придет оператор и начнется съемка, мы будем строго следовать плану. А сейчас мне хочется понять, из чего состоит ваша повседневная жизнь и как вы отдыхаете. Какими секретами делитесь со своими приятельницами.
Шэрон не лукавила. Она не собиралась выпытывать жареные факты из жизни местной аристократии. Ее интересовал только этот дом. А в передаче она использует только то, что накидала вчера вечером в своем сценарии. Да и пленка, на которую сейчас пишется разговор, была ее личная. Она договорилась об этом с оператором и собиралась забрать ее после съемок.
— Ну что вы, милая, — чуть расслабилась Мэри после своей оплошности. — Я не собиралась ничего такого рассказывать. Но, знаете, как это бывает… Неопытная молодая хозяйка, или проблемы с подрастающими детьми, или довольно капризный старый хозяин… Вот тут и нужны свои приемы и секреты. Иногда от хорошо приготовленного ужина или красиво составленного букета зависит не только настроение в доме, но и судьба.
Шэрон искренне засмеялась. В выражении лица Мэри было столько уверенности, что создавалось впечатление, что она говорит о рецептах управления государством или его внешней политике.
— И вы можете рассказать такую историю? — искренне поинтересовалась она. — Неужели хороший обед может изменить судьбу?
— Еще бы! — воскликнула Мэри. — Заметьте, как в лучшую, так и в худшую сторону. Одна моя приятельница — не будем называть ее имени — помогала молодой хозяйке принимать значительного гостя. Тот давно потерял жену и присматривался к этой девушке. Ну, вы понимаете… Искал замену жене. Он был старым приятелем хозяина дома. Так вот. Юная леди должна была организовать прием. А ее матушка в это время находилась на лечении и ничем не могла помочь своей дочери. Что поставить на стол? Как встретить и чем развлечь? Какое платье надеть? Сами знаете, какой это сложный вопрос. Тем более, скажу по секрету, девушка давно и тайно была влюблена в этого господина. И догадывалась, с какой целью он наносит визит. Моя знакомая на нашей встрече поделилась с нами своими сомнениями. Ей ужасно хотелось, чтобы девочка вышла за него замуж. И надо вам сказать, мы ей очень помогли. Одна из нас бывала в доме того господина и прекрасно знала его вкусы. Более всего он ценил домашний уют и хорошую кухню. Она поделилась некоторыми рецептами. Только и всего. Старая истина про путь к сердцу мужчины оправдалась. После обеда, на котором гость с удовольствием поел и был восхищен сходством вкусов с возможной невестой, все и решилось. — Мэри с гордостью посмотрела на Шэрон. Мол, знай наших.
Шэрон спрятала улыбку, но потом не удержалась и слегка поддела Мэри.
— По-моему, это сказки, — с сомнением покачала она головой, — или один из известных сюжетов какой-нибудь мыльной оперы. Вы, наверное, любите их смотреть, когда есть время?
— Вот еще, — обиделась Мэри. — Буду я смотреть всякую чепуху. И сказок я не рассказываю. Если хотите узнать, правда ли это, то спросите у своей соседки, миссис Чарлз Сноу, как она вышла замуж. — Мэри победоносно посмотрела на Шэрон.
Шэрон поняла, что лед недоверия сломан.
— Я, конечно, не буду ее ни о чем спрашивать, я же пообещала не выдавать вас…
— Об этом можно и спросить, — милостиво разрешила Мэри, махнув рукой, — потому что эта история со счастливым концом. А вот другие истории бывают и не такие романтические.
— А страшную историю вы могли бы рассказать? — Шэрон даже привстала от любопытства.
— Страшную? — задумчиво протянула Мэри. — Нет, никакой страшной я не знаю.
— Ну вот… — Шэрон всем своим видом показала, что ужасно разочарована.
— Страшную — нет, а вот довольно странную — могу. — Амбициозность Мэри взяла верх над ее осторожностью. — Здесь уж действительно без имен.
— Естественно, — согласилась Шэрон и затрепетала от предвкушения.
— Мы ведь как ангелы-хранители в доме, — грустно вздохнула Мэри, опустив глаза в землю, — но есть ситуации, когда и мы не можем ничего сделать. И никакие советы не помогут…
— Что же такое странное случилось в одном из почтенных семейств? — подзадорила ее Шэрон.
— Представляете, отец узнал, что его молодая жена и сын — любовники! — проговорила Мэри, вытаращив глаза и понизив голос почти до шепота.
У Шэрон на минуту потемнело в глазах. Этого не может быть. Пусть это будет история про другой дом… Но она видела, видела сама, как Ральф боялся прикоснуться к Элизабет и как отчаянно ему неприятен дядя.
— Ну и что? — как можно равнодушнее спросила она. — В нашей жизни и не такое бывает. Никто от этого еще не умирал.
— Как сказать? — загадочно покачала головой Мэри.
— Мэри, — укорила ее Шэрон, — вы обещали, что это будет не страшная, а странная история.
— Я и говорю, что странная… Мы даже поссорились из-за этого с Базилем! — Сказав это, Мэри остолбенела, потом прижала ко рту платок и мелко затрясла головой.
— Вы нарушили тайну, — с тоской проговорила Шэрон, и у нее моментально разболелась голова. — Кто-то рассказал мистеру Грину, что его сын любовник Элизабет.
Отпираться было поздно и бесполезно. Мэри это поняла, поэтому только тяжело вздохнула и принялась крутить в руках скомканный платок.
Шэрон добилась того, из-за чего затеяла весь этот репортаж о жизни слуг, и можно было сворачивать работу…
Но она не могла обмануть ожидания Мэри. Та попала в катастрофическую ситуацию. После подобного заявления она не могла рассчитывать на приличную рекомендацию и найти работу в другом доме. Шэрон почувствовала себя страшно виноватой. Ведь это все затеяла она. Лучше бы здесь сидел комиссар полиции, тогда бы это квалифицировалось как свидетельское показание, а не как сплетня слуг о хозяевах. Надо как-то выбираться из щекотливой ситуации, в которую она загнала их обеих.
— Мэри, а вам легко работалось в этом доме? — спросила она, чтобы смягчить разговор. — Вы ладили с Элизабет? С мистером Грином.
— В этом-то все и дело, — еще раз вздохнула Мэри. — Мне они оба не просто нравились, а могу вам сказать, что такой приятной и счастливой пары я никогда не видела. Сын-то давно с ними не жил. Лет пятнадцать. Я пришла в дом, когда он уже уехал. Мы из-за этого с Базилем и поругались.
— Из-за чего? — не поняла Шэрон. — Из-за сына?
— Да нет, — удивилась ее непонятливости Мэри. — Из-за того разговора, который я случайно услышала. Вы не подумайте, что у меня есть привычка подслушивать то, что говорят хозяева, просто разговор был громким…
— То есть вы слышали, как кто-то рассказывал мистеру Грину про…
— Ну да. И не кто-то, а этот противный его брат. — Мэри говорила теперь, ничего не пытаясь скрыть. — Я так возмутилась, что он обливает грязью хозяйку, о которой ничего, кроме добрых слов, сказать нельзя, что пошла к Базилю… Ну и рассказала ему. И говорю, что пойду к хозяину, чтобы заступиться за хозяйку… А он накричал на меня. Сказал, чтобы я не лезла не в свое дело. Что у хозяина свои отношения с сыном. Что я только еще хуже сделаю. Представляешь, говорит, каково ему узнать, что его жена изменяет ему с собственным сыном?.. А по мне, лучше было пойти. Но не успела я…
— Так этот разговор был накануне смерти хозяина? — спросила Шэрон, которой после рассказа экономки стало практически все понятно…
— Нет, — покачала головой Мэри. — Это было недели за две. А может быть, и больше. Если надо, я вспомню.
Шэрон поняла, что у нее автоматически включились навыки разговора со свидетелями. Она говорила мало, лишь изредка задавая точные и короткие вопросы.
— Да, — продолжала Мэри. — Он был еще совершенно здоров. Потом приболел, но не сильно. Мы все были удивлены. Такая внезапная кончина… — Мэри всплакнула, потом громко высморкалась и вытерла слезы.
— То есть вы уверены, что ее оговорили? — уточнила Шэрон. — Почему?
— Что ж, я маленькая? Неужели не пойму, когда женщина любит, а когда так — одна видимость? Любила она его, сильно любила. Да и сейчас посмотрите, как убивается. И они с сыном почти не разговаривают. Если бы это было так, как тот говорил, все было бы совсем по-другому. Уж если к ней кто и набивается, то совсем не Ральф. Поверьте мне.
— Ладно, Мэри. — Шэрон тоже вздохнула. — Будем считать, что это очень грустная история. К тому же мистер Грин не поверил своему брату. Вы, наверное, знаете, что он все оставил жене. С неверными женами так не поступают.
— А вы поговорите с Базилем, он что-нибудь еще знает, — посоветовала Мэри.
Шэрон потрясла ее прозорливость. Значит, это не Шэрон, а Мэри использовала ее. Ее мучила эта тайна, но она не знала, кому рассказать о ней…
— Спасибо, я поговорю непременно, — ответила Шэрон и дотронулась до руки Мэри. — А теперь давайте позовем оператора, включим камеру, и я буду задавать совсем простые и невинные вопросы. Теперь ведь вы ничего не боитесь?
— Теперь ничего, — согласилась Мэри, — зовите.
Остаток работы прошел действительно гладко и быстро. Шэрон и Мэри сделали вид, что этого тяжелого разговора не было. Они весело и с удовольствием говорили о детстве Мэри, о секретах ее профессии, о радостях жизни и множестве других мелочей, из которых складывается судьба.
В конце интервью Шэрон могла с уверенностью сказать, что у нее действительно может получиться весьма интересная передача.
Да и с Ральфом было о чем теперь поговорить…
Ральф тоже не терял времени даром. Он заглянул в сад, увидел, что Шэрон занята, и решил действовать по своему плану. Надо было встретиться с адвокатом отца. Вполне может быть, что теперь он расскажет правду о завещании.
Мистер Ферт был настроен весьма благодушно. Он широко улыбнулся, протянул Ральфу руку и указал на глубокое кресло в дальнем конце кабинета. Потом попросил секретаршу принести кофе и устроился напротив. Всем своим видом он излучал желание помочь и всячески демонстрировал, что их беседа будет носить неформальный характер.
Ральф понимал, что в глазах адвоката он всего лишь мальчишка, несведущий в вопросах права. К тому же лишенный наследства отпрыск не может даже заплатить достойный гонорар специалисту такого уровня. Ральф все это учел, когда ехал сюда, но у него было признание Элизабет, и это давало какие-то шансы.
— Мистер Ферт, — начал он, тоже широко улыбаясь, — я понимаю, что отнимаю ваше время, но обстоятельства заставляют меня обратиться именно к вам.
— Всегда рад служить, — любезно ответил Ферт и замолчал, предоставляя посетителю изложить суть вопроса.
— Я не собираюсь оспаривать решение отца, — твердо сказал Ральф.
Ферт пожал плечами, показывая, что это его не касается.
— Но… — Ральф сделал вид, что не знает, с чего начать.
— Но какой-то вопрос ведь привел вас ко мне, — подсказал ему Ферт.
— Именно вопрос, — кивнул Ральф. — Я думаю, что была некая причина, по которой отец изменил свое решение.
— Для подобных поступков всегда есть причина, — согласился Ферт. — От плохого настроения до несварения желудка. Мы часто сами не знаем, что нами руководит. В моей практике бывали разные странные случаи. К сожалению, не могу вам рассказать.
Ральфу очень не понравилось, как разворачивается разговор: Ферт был спокоен, уверен и циничен. Он не собирался откровенничать, поэтому Ральф мог уйти из его кабинета ни с чем. Оставалось только одно… И он пошел ва-банк.
— Дело в том, что мне известна причина, — очень спокойно произнес он, отпивая глоток кофе.
— Вот как? — не удивился Ферт, но глаза его на минуту превратились в две злые щелочки. — Зачем же вам я? Если вы осведомлены о том, что побудило вашего отца отказать вам в наследстве, то…
— Мне неизвестны детали, — резко возразил Ральф. — Но думаю, что это существенно меняет ситуацию.
— Я не совсем понимаю, о чем вы говорите? — пожал плечами Ферт.
— Вы представляли интересы моего отца много лет, — уже спокойнее продолжил Ральф, — и хорошо знали его…
— Можно ли что-нибудь действительно знать о человеке? — Ферт смотрел на Ральфа пустыми глазами.
— Вы прекрасно понимаете, что это демагогия, — оборвал его Ральф. — Меня интересуют кое-какие вещи, и я задам вам несколько вопросов, а вы постарайтесь на них правдиво ответить. Только и всего.
— Мистер Грин, — засмеялся Ферт, — не считаете ли вы, что я обязан перед вами отчитываться? Вы не полицейский, я не на допросе… Да и там, уверяю вас, моя профессия защищает меня от того, чтобы раскрывать все тайны моих клиентов.
— Мистер Ферт, вы действительно не на допросе, — спокойно согласился Ральф и добавил: — Хотя, наверное, было бы легче, если бы этим занимался профессионал.
— Даже так? — опять ухмыльнулся Ферт. — И что, у вас есть основания заявлять в полицию?
Ральф видел, что не напугал его и такой поворот беседы ничего не даст, поэтому решил сменить тактику.
— Приношу свои извинения, — мягко сказал он и просительно посмотрел на Ферта. — Но я нахожусь в затруднительном положении и не знаю человека, который может мне помочь. Поэтому и пришел к вам.
Это сработало. Ферт улыбнулся змеиной улыбкой и откинулся в кресле.
— Ладно, задавайте ваши вопросы. Я постараюсь помочь вам, — милостиво согласился он.
— Отец в последнее время был чем-то расстроен?
— Учитывая, что он очень сдержанный человек, увидеть это было сложно, — задумчиво произнес Ферт, — но вы правы. Он был огорчен. Весьма огорчен. Но, как вы понимаете, я не мог спрашивать у него о его проблемах. Думаю, что это было связано с семьей.
— Почему вы так думаете?
— Я ведь обслуживал и его бизнес. Все проблемы корпорации мне хорошо известны. Там все шло как по маслу. Мелкие неурядицы, которые возникали, решать было просто. Он был гений бизнеса. Рабочие и служащие его боготворили, совет директоров уважал, а партнеры побаивались… Какие могли возникнуть у него серьезные проблемы? А вот дела домашние… Вы ведь не хуже меня посвящены в это?
— Я не понимаю, о чем вы говорите. — Ральф внимательно посмотрел в глаза Ферту. — С кем у отца были проблемы?
— Вы же в начале нашего разговора сказали, что вам известно, почему он поменял завещание. Так?
— И?
— Значит, вам известно, что между вами и вашим отцом были определенные трения, — рассудительно ответил Ферт. — А вы приходите ко мне и пытаетесь выяснить в чем дело. Это вы знаете, а не кто-то другой.
— Ладно, я действительно не понимаю, на что вы намекаете, — устало сказал Ральф. — И ни на шаг не продвинулся в своих поисках. Может, он получил какое-то известие?
— Может быть… — задумчиво ответил адвокат. — А не легче ли поискать поближе? Вы в последнее время не совершали опрометчивых поступков?
— Я не жил вместе с семьей пятнадцать лет, — пожал плечами Ральф. — Мы с отцом встречались иногда, иногда созванивались. И отношения у нас были достаточно стабильные и приятельские. Я не лез в его дела, он — в мои. Нас это вполне устраивало.
— Тогда не знаю, чем помочь, — развел руками Ферт. — Поймите, я не врач, а адвокат. Мы оба принимаем откровения, но несколько разного плана. Сходите к психоаналитику… Может быть, он поможет разобраться в ваших довольно запутанных отношениях с отцом.
— Скажите только, не получал ли отец какого-либо известия в последнее время? — сделал последнюю попытку Ральф.
Ферт ускользал как змея, выворачивался, но его ни в чем нельзя было уличить или заподозрить. Хотя Ральф нутром чувствовал, что он на правильном пути.
— Известие? — переспросил Ферт. — Вы имеете в виду что-либо, порочащее вас?
— Да… Или кого-нибудь из нашей семьи?
— Он не сообщал мне об этом. Хотя могу вам сказать, что он оставил у меня на хранение какие-то документы. Что это, я не знаю.
— Но ведь это могут быть важные документы? — схватился за информацию Ральф.
— Не могу ничего сказать. Распоряжений на этот счет мне дано не было. А обнародовать их я не имею права. Я могу передать архив только наследникам после соблюдения всех формальностей.
— Но ведь я…
— Что вы, Ральф? — вздохнул с большим сочувствием Ферт. — По завещанию, единственной наследницей всего является ваша мачеха. Ей я все и передам, когда придет время. Ждите. Хотя не думаю, что вас обрадуют эти документы…
— Почему вы так уверены, что это касается меня?
— А почему вы так в этом уверены? — вопросом на вопрос ответил Ферт. — Логика, дорогой Ральф, простая логика. Подумайте, и вы согласитесь со мной.
— Вы предлагаете ждать?
— У вас нет другого выхода.
— И Элизабет вы их тоже не отдадите? — уточнил на всякий случай Ральф.
Ферт отрицательно покачал головой. Потом встал, давая понять, что время встречи подошло к концу. Ральф молча кивнул и направился к дверям.
Он захлопнул дверь своей старушки, опустил голову на руль и долго сидел так, размышляя, что же делать дальше. Единственной полезной информацией, которую он получил от Ферта, была та, что у него хранятся какие-то документы отца. Но они могут касаться бизнеса. Ждать их получения, чтобы убедиться, что они не имеют никакого отношения к делу? С другой стороны, эти документы появились внезапно и недавно и почему-то хранятся не в домашнем сейфе, а в конторе адвоката. Значит, их не должна была видеть Элизабет. Тогда это то, что нужно. Вопрос только в том, как их извлечь на свет божий.
Советоваться с Элизабет бесполезно. Она только расстроится и испугается.
Шэрон! Шэрон… Вот кто ему сейчас нужен. Она знает законы и подскажет, как получить пакет.
Ральф подумал о девушке и обрадовался, что у него так быстро нашелся повод увидеть ее. Что бы ни происходило, он знал, что их встреча не случайна. Когда все выяснится (а теперь он в этом не сомневался), он обязательно скажет ей, что рыжие кудряшки и синие с зеленью глаза — самое лучшее, что он видел в последнее время. И пусть она думает о нем что угодно!
Шэрон в это время как раз и думала о нем. О ком же еще? Она думала о нем вот уже несколько дней и ловила себя на том, что все остальное просто перестало существовать. Он стал ее мечтой, ее желанием, ее наваждением. Она засыпала и просыпалась с его именем. Когда отец спрашивал, как дела у Ральфа, она вздрагивала и краснела, как будто у них были какие-то дела. Ей казалось, что именно о нем она мечтала всю жизнь, томилась, тосковала…
Лучше бы она никогда не встречала его!
Эта последняя мысль была сейчас самая яркая и самая ужасная.
Шэрон вернулась домой после съемок в доме Ральфа, тихонько прошмыгнула в ванную, чтобы не встретить отца, и заперлась там. Это было единственное место в доме, куда отец не посмеет даже постучать. А ей сейчас нужен хотя бы час полного одиночества, чтобы сообразить, как жить дальше.
Шэрон сбросила с себя одежду, наполнила ванну водой, насыпала туда ароматических солей и, погрузившись в воду, приготовилась думать. Обычно такой способ помогал. Облако ароматов обладало способностью приводить ее чувства и мысли в порядок. Иногда она так боролась с бессонницей, иногда, наоборот, вставала из ванны бодрая и полная сил. Все зависело от задачи, которую надо было решить. Сейчас она прибегла к испытанному средству, не совсем понимая, чего хочет — успокоиться или начать действовать.
Признание, которое случайно сделала экономка, убило ее. Тихоня Ральф и красавица Элизабет были любовниками. К такому повороту событий она не была готова даже в тот момент, когда говорила Ральфу, что заметила его интерес к мачехе. Но он ведь не стал отрицать, а пообещал рассказать ей все позже. Господи, надо же было родиться такой глупой и не понять все с самого начала! Она почти убедила себя, что нравится Ральфу. А он просто использовал ее.
Шэрон зажмурилась и вдруг отчетливо представила их вдвоем: Ральфа и Элизабет. Ее длинные тонкие пальцы гладят его волосы, а он целует ее выгнутую высокую шею. Она закрыла глаза и одной рукой осторожно, чтобы не помешать ему, вынимает заколки из волос. И вот уже ее волосы волной накрывают их лица. Тело мужчины вжимается в мягкое податливое тело женщины. Ноги переплетаются с ногами. Движения становятся ритмичными и порывистыми. Он входит и входит в нее…
Шэрон уже сама не понимала, чего больше в ее чувстве: любования красотой таинства любви или ненависти, что на ее месте не она, Шэрон. Ее тело томилось, а душу раздирала огромная темная ревность. Она была готова убить соперницу. Какое право имела эта стареющая особа присвоить себе Ральфа? Чем она смогла приворожить его? Своей женственностью и молчанием, взглядом из-под полуопущенных ресниц, голосом? Но ведь Шэрон тоже очень хорошенькая, к тому же она молодая и сможет любить его долго, очень долго…
Шэрон понимала, что мысли ее окончательно смешались и запутались. То, что она умудрилась влюбиться в мужчину, который принадлежат другой, это ее беда. Он ничего не обещал ей, не говорил, не давал никаких надежд. Она сама все придумала за те несколько встреч, которые у них были. Что из того, что он попросил у нее помощи и был очень ласков? Она даже тихонько застонала от боли и ненависти к своей богатой фантазии.
Она просто выбрала мужчину, который впервые ей по-настоящему понравился, и требовала от него соответствия.
Бежать, бежать! Сегодня же! На край света. Куда угодно, где нет людей и телефонов, где не работает почта, чтобы ее руки не потянулись к листу бумаги и не отправили ему жалобную просьбу хоть немножечко ее любить, хотя бы просто быть другом…
«Офелия, иди в монастырь», — вспомнила она. Бедная, бедная Офелия! Ее тоже свели с ума и утопили. Бедная Шэрон, ей захотелось нырнуть в воду и тоже утопиться.
Бедный, бедный мистер Грин, вдруг подумала Шэрон. Если я так мучаюсь и злюсь, что же должен был испытывать он, когда узнал о таком подлом двойном предательстве?
Эта мысль ее тут же отрезвила. Она села, посмотрела по сторонам, приходя в себя, и поняла, что еще не все потеряно…
Испытанный любимый процесс восстановления сил дал результат. И именно тот, которого так желала Шэрон. Она готова бороться. Но для этого нужен небольшой тайм-аут. Она не будет в ближайшее время встречаться с Ральфом. Ей нужно выяснить все до конца.
Сегодня она была так потрясена, что не стала говорить с Базилем и садовником Питером. А ведь они тоже могут что-то знать.
Может быть, Базиль был прав, когда говорил Мэри, чтобы та не распускала язык раньше времени…
Перед уходом Шэрон попросила у Элизабет разрешения вернуться завтра. Та только печально улыбнулась и кивнула. Базиль был настроен менее приветливо. Он сказал, что подумает, есть ли у него желание выставлять себя на всеобщее обозрение. Теперь, когда у Шэрон появилась надежда, она обязательно добьется, чтобы он поговорил с ней. И она не будет прятаться за камеру, она спросит его обо всем прямо!
Шэрон взглянула на часы и усмехнулась: прошел ровно час с того момента, когда она заперлась в ванной. Ее организм всегда сам знал, что нужно делать. Она не будет ничего планировать сегодня. Сейчас они мирно поужинают с отцом, потом она посмотрит какую-нибудь чепуху по телевизору, потом почитает и сладко заснет, а завтра отправится на поиски своего счастья. И она обязательно добудет его…
Отец ждал ее в библиотеке. Он не знал, в каком настроении будет его отчаянное дитя, и готовился к худшему. По его расчетам, дело, за которое взялись дети, почти не двигалось. Это должно раздражать Шэрон, которая всегда бежала впереди паровоза. Он мог ей все рассказать, но знал, что человек сам должен найти ответы. Иначе он всегда будет прятаться за чью-нибудь спину. Если она в дурном расположении духа, он не будет к ней приставать или успокаивать. Разочарование — это только шаг к победе.
Когда Шэрон появилась на пороге, Уильям был удивлен. Шэрон выглядела отдохнувшей и хитро улыбалась.
— Пап, хочешь, я угадаю, какая книга лежит у тебя на коленях? — спросила она, приближаясь.
Уильям быстро накрыл книгу руками, принимая игру. Дочь подошла, уселась на подлокотник и отвернулась.
— Можешь не закрывать, — сказала она. — Я не подсматриваю, потому что и так знаю.
— И что же я читаю?
— Как всегда одно и то же, — засмеялась Шэрон. — Своего любимого Фолкнера. Ты, папуля, эстет. Сейчас ничего, кроме комиксов, не читают. А ты как верная жена…
— Победила, — притворно вздохнул отец. — Что ты хочешь за это?
— Ни-че-го! — опять засмеялась дочь, целуя его в макушку. — Хочу поужинать с тобой, а потом поваляться и посмотреть телевизор. Если ты не против, мы будем язвительно обсуждать несовершенства телевидения и жизни.
— С удовольствием, — ответил отец, откладывая книгу. Потом не удержался и спросил: — У тебя все в порядке?
— Папа, ты же видишь, я в отличном настроении, — ответила Шэрон, поднимаясь с кресла. — Если захочешь, я потом тебе все-все расскажу, но не сейчас. Ладно? Сегодня у нас день безделья и пустых разговоров. Пойдем, очень есть хочется.
Уильям пошел за Шэрон, ругая себя за то, что у девочки нет рядом близкой женщины. Он видел, что ее томит какая-то боль, как бы она ни притворялась веселой и бодрой.
Если бы с ней была мать, то Шэрон могла бы поплакать у нее на плече или та дала бы ей дельный совет… Но, однажды дав себе слово не верить женщинам, он пожертвовал ради этого принципа и кое-каким комфортом. Теперь об этом уже поздно думать: Шэрон сама женщина. Только очень маленькая, очень самоуверенная и очень одинокая.
— Папа, почему ты так мало ешь? — спросила Шэрон, отправляя в рот последний кусок второй порции жаркого. — По-моему, так вкусно.
— Милая, ты забываешь, сколько мне лет, — невесело рассмеялся отец. — Мне совсем немного нужно.
— Но ты очень похудел в последнее время, — заметила Шэрон.
— Разве? Мне кажется, я в отличной форме, — не согласился Уильям. — Кроме того, доктора советуют воздерживаться.
— Папа, с каких это пор ты стал слушать советы докторов? Раньше ты их всех считал шарлатанами, — поддела его дочь.
— Детка, настает время, когда начинаешь себя беречь хотя бы для того, чтобы не доставлять хлопот близким.
— Если ты не будешь нормально питаться, то у меня начнутся хлопоты, — строго сказала Шэрон. — Ты мне нужен молодой и сильный.
— Да, действительно очень вкусно, — кивнул Уильям, с трудом проглатывая очередной кусок.
— А знаешь ли ты, что наша экономка посвящает все свое время тому, чтобы в нашем доме было уютно и комфортно? — вдруг спросила дочь.
— Вот как? — удивился Уильям. — Никогда об этом не задумывался. По-моему, она просто выполняет свою работу…
— Эх, папа, в этом-то все дело! Мы не замечаем людей, которые нас окружают, не видим их забот, не ценим того, что они делают для нас.
— Ты стала коммунисткой? — удивился отец.
— Нет, — засмеялась Шэрон. — Я еще не дошла до того, что все надо разделить поровну. Просто я сейчас делаю серию передач про людей нашего города, и сегодня экономка отца Ральфа рассказала мне много интересного.
Уильям замер. Значит, он был не прав. Дети оказались гораздо разумнее и изобретательнее.
— И что же она тебе рассказала? — спросил он с интересом.
— О! Ты все это увидишь, — заверила его Шэрон. — Наберись терпения. По-моему, может получиться интересный проект.
— Ты что-то скрываешь? — В голосе отца Шэрон услышала напряжение. Значит, он тоже что-то знает…
— Что ты, папа, — улыбнулась она. — Что может знать экономка, чего не знают все бульварные газеты. Мне действительно интересно делать новую передачу. Просто руки чешутся засесть за монтаж. Но я еще очень мало сняла. Завтра должен давать интервью Базиль. Значительный человек…
— Ну что ж, — не стал настаивать отец, — желаю тебе удачи!
Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы была рядом и счастлива, подумал он. Когда они до чего-нибудь докопаются, он им все расскажет. Пусть думают, что они могут перевернуть мир.
— Простите, мисс Мортенсен, — в столовую вошла Грейс, — вас к телефону.
— Кто?
— Мистер Ральф Грин.
— Хорошо, спасибо, — ответила Шэрон, допивая сок. — Грейс, все было очень вкусно. Спасибо.
Грейс зарделась от удовольствия, потом укоризненно посмотрела на тарелку хозяина.
— Грейс, мне тоже все понравилось, — сказал он, уловив ее взгляд, — но убери побыстрее, я больше не могу съесть ни кусочка. А Шэрон это расстраивает.
— Вам принести ваши пилюли? — спросила Грейс, понимающе помотав головой.
— Позже, я не хочу, чтобы Шэрон что-нибудь знала.
— Хорошо, я оставлю их в спальне.
Господи, как наивны дети! — подумал Уильям. Дочь рассказывает мне о том, как мы зависим от наших слуг. Единственный человек, кроме доктора, который знает, что происходит со мной, это Грейс. Ворчливая, некрасивая, сухая, она сейчас для него настоящая опора… Вот о ком надо делать передачу. У нее самой хлопот достаточно, но она никогда не забывает сказать ему доброе слово и подбодрить. А иногда и промолчать, если это ему нужно…
— Слушаю, Ральф.
— Шэрон, — голос Ральфа заставил ее сильнее стиснуть зубы, чтобы не отступить, — как же я рад тебя слышать!
— Что-то случилось, Ральф? — ровным голосом спросила она.
— Нет, — удивился он, — а почему ты спрашиваешь?
— Я подумала, что у тебя есть какая-то новая информация, поэтому ты так рад. Я права?
— И да и нет. — Голос Ральфа тоже стал ровным и спокойным. — Информация есть, поэтому я и звоню. Но я действительно очень рад тебя слышать. Просто рад. Это принимается?
— Принимается, — не стала углубляться в подробности Шэрон. — Так что у тебя?
— Мы можем встретиться и поговорить?
Сердце Шэрон подпрыгнуло, и она уже хотела согласиться, но обещание, которое она дала себе в ванной, заставило ее перевести дыхание и спокойно ответить:
— У меня сегодня другие планы. Если дело не терпит отлагательств, говори по телефону. Если нет, то мы можем встретиться через пару дней.
— Пару дней? — Ральф был явно озадачен и разочарован. — У тебя что-то случилось?
— Нет, Ральф, у меня все в порядке. Я занимаюсь нашими делами. Мне нужно время. Вот и все.
— Но я тоже хотел поговорить о наших делах… — Он никак не мог понять, почему она ему отказывает.
— Говори, Ральф, — нетерпеливо перебила его Шэрон, — мне еще надо подумать.
— Прости, я не знал, что мешаю тебе думать, — обиделся Ральф.
Душа Шэрон пела. Она понимала, что так ведут себя настоящие кокетки, которые хотят помучить мужчину, но останавливаться было поздно. К тому же Ральф был явно огорчен ее отказом, и она даже чуть подпрыгивала от радости. Ура, ура! У нее есть надежда!
— Хорошо, Шэрон. — Голос Ральфа стал серьезным и взрослым. — Я был сегодня у Ферта.
— И? Он что-нибудь рассказал? — напряглась Шэрон.
— Почти ничего. Час пустого разговора с формальными заверениями в вечном почтении. Но…
— Но что-то он сказал? Или дал наводку?..
— Да. Он сказал, что у него в офисе хранятся какие-то документы отца, которые он не покажет никому, а отдаст Элизабет, когда закончатся все формальности по ее вступлению в права наследования. Он прав?
— Формально да, — задумчиво сказала Шэрон.
— Но пообещай, что ты подумаешь, есть ли какие-нибудь юридические основания, чтобы получить их раньше. И мне, а не Элизабет.
— Дай я подумаю, — сказала Шэрон и замолчала.
Ральф терпеливо ждал. Он очень расстроился из-за того, что Шэрон занята и не может с ним встретиться. Он так рассчитывал на приятный вечер в ее обществе. Можно было погулять по парку и съездить на пляж… Как же давно он не позволял себе романтических приключений.
— Что на тебе надето? — спросил он, сам не ожидая того.
— Что? — удивилась Шэрон. — Ты о чем спрашиваешь?
— Прости, я хотел узнать, какая ты, когда тебя видят только домашние. В чем тебе комфортно?
Вопрос был настолько интимным, что Шэрон показалось, как краска заливает не только ее лицо, но и телефонную трубку, просачивается по проводам и ее вот-вот увидит Ральф. Голос его, когда он спрашивал, был такой сексуально-напряженный… Так, молчать! — приказала себе Шэрон. Тебе это только кажется.
— Ральф… — Она не ответила на последний вопрос. — Мне нужно посмотреть книги и справочники. Я не слишком хорошо знаю вопросы наследования. Но я поищу и завтра позвоню тебе. Ты когда будешь дома? — Она спросила это для того, чтобы рассчитать время и прийти на съемку в тот момент, когда его не будет.
— С утра, часов до одиннадцати, — сказал Ральф, на чем свет кляня себя за глупый вопрос. — Потом я хотел зайти в офис к твоему отцу. Мне есть о чем с ним поговорить. Так что или с утра, или после четырех. Идет?
— Отлично! — Шэрон обрадовалась тому, что у нее есть пять часов, чтобы организовать съемки у него дома. — Я позвоню после четырех, а с утра схожу в библиотеку. Пока, Ральф.
— Спокойной ночи, Шэрон, — грустно вздохнул он и повесил трубку.