Любовь под вязами (Eugene O'Neill. Desire Under the Elms)

Картина первая

Спустя два месяца. Жаркий воскресный полдень. Абби в нарядном платье сидит на крыльце в качалке. Она лениво раскачивается взад-вперед, обессилев от жары, опустив руки и полузакрыв глаза.

Эбин высовывается из окна своей комнаты. Он прислушивается, есть ли кто на крыльце? И, хотя он очень осторожен, Абби догадывается о его присутствии. Она перестает раскачиваться и замирает в ожидании. Эбин недоволен, и прежде всего тем, что не может не думать о ней, сплевывает и возвращается в комнату.

Абби не в силах унять охватившее ее волнение. Затаив дыхание, она слушает, что делается в доме. Наконец на крыльце появляется Эбин. Их глаза встречаются. Эбин смущен, отворачивается и с силой хлопает дверью. Он хмурится, проходит мимо, стараясь не замечать ее. Одет он в воскресный костюм, свежевыбрит, лицо его блестит от воды и мыла. Когда он проходит мимо Абби, она наклоняется вперед и смеется зло и откровенно.

Эбин (уязвленный, оборачивается к ней; с раздражением). Чего это вы раскудахтались?

Абби (торжествуя). Тебя увидела!

Эбин. Что во мне смешного?

Абби. Ты такой вылизанный, как бык на выставке.

Эбин (насмешливо). А сами-то вы не бог весть что!

Смотрят друг другу в глаза. Они захлестнуты внезапным порывом страсти.

Абби (мягко). Ты же так не думаешь. Может, ты и хотел бы, да не выходит. Это против природы! С самого первого дня, как мы встретились, ты борешься с ней, все стараешься убедить себя, что я не нравлюсь тебе. (Не сводя с него глаз, тихо смеется и умолкает. Затем, страстно поводя бедрами, шепчет.) Разве солнце уже остыло и не светит? Ты же чувствуешь, как оно опаляет землю. Заставляет расти все вокруг, тянуться к нему. Опалило оно и твою душу, пробудило желание тянуться… Слиться с кем-нибудь. Ты противишься, но природа берет свое, заставляет тебя, как эти деревья, как эти вязы, стремиться к кому-нибудь.

Эбин (пытается освободиться от ее чар; смущенно). Если бы отец слышал ваши слова… (Резко.) Впрочем, вы так заморочили старику голову…

Абби (смеется). Разве тебе не легче от того, что он стал мягче?

Эбин (с вызовом). Нет. До сих пор я боролся с ним одним, теперь — и с ним и с вами. Я должен отстоять права моей матери — мои права на этот дом. (Освободившись от ее чар, распаляется.) Меня вам не одурачить. Вы хотите заграбастать все и сделать своим. Вы убедитесь, что я — орешек не по вашим зубам. (Отворачивается с усмешкой.)

Абби (пытаясь восстановить власть над ним, вкрадчиво). Эбин…

Эбин (направляясь к двери). Нам не о чем говорить.

Абби (повелительно). Эбин!

Эбин (останавливается, грубо). Что вам надо?

Абби (стараясь скрыть растущее волнение). Куда ты идешь?

Эбин (с нарочитым безразличием). Погулять.

Абби. В деревню?

Эбин (беззаботно). Возможно.

Абби. К Минни?

Эбин. Возможно.

Абби (побеждена). Зачем она тебе?

Эбин (мстительно). Мы ж не можем одолеть природы, так, кажется? (Смеется, хочет идти.)

Абби (взрываясь). Отвратительная старая потаскуха!

Эбин (усмехаясь). Она покрасивее, чем вы!

Абби. Каждый пьяница в округе может провести с ней ночь.

Эбин. Может быть. И все равно она лучше вас.

Абби (повысив голос). Не смей сравнивать!

Эбин. По крайней мере она не присваивает себе то, что принадлежит мне.

Абби. Тебе? Ты хочешь сказать, что моя ферма принадлежит тебе?

Эбин. Да. Ферма, за которую вы продались, старая шлюха, — моя ферма.

Абби (разъярена). Эта ферма никогда не будет твоей. Никогда. (Кричит.) Убирайся с моих глаз! Убирайся к своей потаскухе — позор на наши головы! Ты заставишь меня сказать отцу, чтобы он тебя выгнал. Ты здесь только потому, что я терплю тебя, понял? Убирайся! Один твой вид отвратителен мне. (Замолкает. Задыхаясь от злобы, свирепо смотрит на него.)

Эбин (отвечает тем же взглядом). И вы мне отвратительны. (Уходит.)

Она провожает его взглядом, полным ненависти.

С заднего двора, где находится хлев, выходит Кэбот. Он очень изменился. В глазах его появилась какая-то странная мечтательность, весь его облик стал мягче, добродушнее. И в то же время от его физической усталости не осталось и следа, он словно помолодел. Абби видит его и отворачивается с отвращением.

Кэбот (медленно подходя к Абби). Опять вы с Эбином ссорились?

Абби (кротко). Нет.

Кэбот. Но вы говорили довольно громко. (Садится на ступеньку крыльца.)

Абби (поспешно). Если слышал, зачем же спрашиваешь?

Кэбот. Я слышал голоса, но не разобрал слов.

Абби (с облегчением). Бог с ним, не стоит говорить…

Кэбот (помолчав). Он странный.

Абби (с горечью). Он весь в тебя.

Кэбот (заинтересован). Ты находишь? (Пауза.) Мы всегда не ладили — я и Эбин. Я недолюбливал Эбина за его кротость.

Абби (презрительно). Ха! Он так же кроток, как и ты.

Кэбот (отвечая на свои мысли). Может быть, я был с ним слишком суров.

Абби. Зато ты сейчас мягок. Мягок, как дерьмо. Так он сказал.

Кэбот (помрачнев). Он так сказал? Ну, лучше ему меня не злить…

Пауза. Она все еще смотрит в сторону. (Смягчается. Смотрит на небо.) Красиво, а?

Абби (зло). Небо как небо. Ничего особенного.

Кэбот. Небо. Оно теплое, как свежевспаханное поле.

Абби (с сарказмом). Уж не собираешься ли приобрести там еще одну ферму?

Кэбот (сдержанно). Я хотел бы там иметь свое место. Я старею, Абби.

Пауза. Она смотрит на него озадаченно.

В доме всегда холодно, даже в самую жару. Холодно, а?

Абби. Не заметила.

Кэбот. В коровнике тепло, и запах там хороший. С коровами тепло. (Пауза.) И коровы странные.

Абби. Странные. Как ты.

Кэбот. Как Эбин. (Пауза.) Я, кажется, смиряюсь с Эбином, как примирился с его матерью. С ее кротостью. Думаю, я бы с ним поладил, не будь он придурком. (Пауза.) Похоже, старость одолевает.

Абби (безжалостно). Не причитай, ты же еще не умер.

Кэбот (как бы очнувшись). Нет, черт возьми. Я еще крепок и вынослив, как орешник. (Пауза.) Но после семидесяти господь велит готовиться. Вот почему я думаю о Эбине. Теперь, когда его грешные братья отправились по дороге в ад, не осталось никого, кроме Эбина.

Абби (обиженно). А я? Что это ты вдруг так полюбил Эбина? Почему ты ни слова не говоришь обо мне? Разве я тебе не законная жена?

Кэбот (просто). Да, ты жена. (Пауза. Смотрит на нее, и глаза его становятся алчными, хватает ее руки сжимает их и говорит как проповедь.) Роза ты моя саронская! Как прекрасна ты; глаза твои голубиные, губы твои как лента алая; два сосца твои — как два козленка; живот твой — круглая чаша, чрево твое — ворох пшеницы… (Целует ее руки.)

Абби (словно не замечает его, сидит, зло уставившись перед собой, затем отдергивает руки; сурово). Так, значит, ты хочешь ферму оставить Эбину? Я тебя правильно поняла?

Кэбот (изумленно). Оставить? Я ее никому не собираюсь оставлять.

Абби. Но ты же не можешь забрать ее с собой?

Кэбот (после раздумья, нехотя). Не могу. Думаю, что не могу. (Умолкает, а затем неожиданно горячо.) А если б мог — забрал бы, клянусь всевышним. Или поджег бы в самый последний час и смотрел, как горит. Спалил бы дом, посевы, деревья, все до последней былинки. По крайней мере знал бы, что все погибло со мной, и никому не достанется то, что я потом и кровью здесь создал. (Помолчав, продолжает с некоторой отрешенностью.) Коровы… Вот только коров я бы отпустил на свободу.

Абби (резко). А меня?

Кэбот (улыбаясь). И тебя отпустил бы.

Абби (в бешенстве). Так вот какова твоя благодарность за мое согласие стать твоей женой. Что-то ты подобрел к Эбину, который ненавидит тебя. А меня грозишься вышвырнуть на улицу!

Кэбот (поспешно). Послушай, Абби. Ты же знаешь, что нет у меня такого намерения.

Абби (мстительно). Нет, позволь уж мне сказать пару слов! Ты знаешь, куда он ушел? Он отправился к Минни, этой шлюхе. Я пыталась его отговорить, но безуспешно. Он позорит и тебя и меня.

Кэбот (несколько виновато). Он грешник, такой уж уродился. Похоть пожирает его.

Абби (приходя в ярость, мстительно). Поэтому и мне проходу не дает. Может, ты простишь ему и это?

Кэбот (после паузы, тихо). Пристает к тебе?

Абби (с вызовом). Только что лип тут! Потому-то мы и ссорились.

Кэбот (смотрит на нее, злоба искажает его лицо. Вскакивает, весь трясется от ярости). Я прикончу его, бог мне судья!

Абби (боясь за Эбина). Не надо, не надо!

Кэбот (в неистовстве). Я размозжу ему голову!

Абби (подходит к нему, обнимает). Нет, Эфраим, нет!

Кэбот (отталкивает ее). Я это сделаю, клянусь богом.

Абби (спокойно). Послушай меня. Он просто валял дурака, шутил… Ничего серьезного. Шутил, и все.

Кэбот. Ты же сказала — проходу не дает.

Абби. Ну, я это так уж, очень я обозлилась, когда подумала, что ферму ты оставишь ему.

Кэбот (немного смягчившись). Я всыплю ему кнутом, если ты этого хочешь, и выгоню.

Абби (берет его за руку). Не беспокойся, я могу постоять за себя. Не надо его выгонять. Это неразумно, в конце концов. Кто тебе будет помогать в работе, ведь ты один.

Кэбот (задумывается, затем одобрительно кивнув). Что ж, это по-деловому, голова у тебя варит. (Раздраженно.) Пусть остается, ладно! (Садится на ступеньку лестницы.) Абби опускается рядом. (Бурчит презрительно.) Черт с ним, с этим глупым телком! Но вот в чем загвоздка — кто же будет работать на ферме, когда господь призовет меня? Симеон и Питер отправились в самое пекло, Эбин, того гляди, побежит за ними.

Абби. Ты забыл меня.

Кэбот. Ты женщина.

Абби. Я твоя жена.

Кэбот. Не то. Сын — это моя кровь. Плоть от плоти. Мое, перешедшее моему, продолжает принадлежать мне. Даже если меня зароют в яму глубиной в шесть футов. Понимаешь?

Абби (с ненавистью). Да. Понимаю. (Прищурившись, долго смотрит на него, изучает.)

Кэбот. Я становлюсь стар. Но я еще крепок, как орех, и у меня еще много лет впереди. Клянусь, любому молодому я готов дать фору.

Абби (вдруг). Может быть, господь бог пошлет нам сына?

Кэбот (круто поворачивается и жадно смотрит на нее). Сына? Нам с тобой?

Абби (льстиво). Ты еще сильный мужчина, Эфраим. Разве у нас не могут быть дети? Что в этом удивительного? Что уставился на меня, как будто сам не думал об этом? А я все время мечтаю о сыне. И молю бога, чтоб у нас он родился.

Кэбот (лицо его озаряется радостью). Молишься? Ты? Ты хочешь, чтобы у нас был сын?

Абби (подчеркнуто, решительно). Да. Я хочу, чтобы у нас был сын.

Кэбот (хватает ее за руки). Это будет благословением бога, всемогущего бога — в моем возрасте, в моем одиночестве. Я сделаю ради тебя все, Абби, все, что ты попросишь. Ты только попроси…

Абби (перебивая). И ферму завещаешь мне… и…

Кэбот (страстно). Я же сказал — все, что попросишь, клянусь! Пусть я буду гореть в аду, если нарушу клятву. (Становится на колени и заставляет ее сделать то же самое. Он полон надежды, его бьет дрожь.) Помолись еще, Абби. Сегодня воскресенье. Будем молиться вместе. Две молитвы дойдут быстрее, чем одна. И господь услышал Рахиль, и она зачала и родила сына. Господь услышит Абби… Молись, Абби. Молись, чтобы он услышал. Молись. (Склоняет голову, бормоча слова молитвы.) Абби, делая вид, что молится, бросает на него взгляд, полный насмешки и победы.

Картина вторая

Восемь часов вечера. Спальня Кэбота и Абби. Слева спальня Эбина.

Эбин в нижней рубашке, босой, сидит на кровати, подперев подбородок кулаками. Он угрюм и сосредоточен, в лице какая-то безнадежность. За перегородкой — Кэбот и Абби; они рядом сидят на краешке кровати под пологом, на них ночные рубашки. Он все еще в странно-возбужденном настроении — мысль о сыне не дает ему покоя. Комнаты освещены мерцающим пламенем свеч.

Кэбот. Ферме нужен сын.

Абби. И мне нужен.

Кэбот. Иной раз мне кажется, что ты и ферма — одно целое. Я одинок, поэтому и тянусь к тебе. (Стучит кулаком по колену.) От нас — меня и фермы — ты родишь сына.

Абби. Лучше спи. Ты начинаешь заговариваться.

Кэбот (нетерпеливо). Нет, голова у меня ясная. Ты меня не знаешь, потому так и говоришь. (Безнадежно смотрит в пол.)

Абби (безразлично). Может быть.

В соседней комнате Эбин встает, рассеянно ходит взад-вперед. Абби сразу же прислушивается. Эбин останавливается, смотрит на перегородку. Можно подумать, что Абби и Эбин видят друг друга сквозь перегородку. Он, как загипнотизированный, протягивает руку, — Абби поднимается с кровати.

Вдруг, как бы очнувшись, он, ругая себя, бросается на постель, прячет лицо в подушку. Абби облегченно вздыхает, опускается на кровать, однако продолжает смотреть на перегородку, внимательно прислушиваясь к каждому шороху из комнаты Эбина.

Кэбот (вдруг поднял голову, смотрит на нее, говорит презрительно). Поймешь ли ты меня когда-нибудь? Найдется ли такой человек, который поймет меня? (Качая головой.) Вряд ли. Скорее всего, нет. (Отворачивается. Не глядя на Абби, кладет руку ей на колено.) Она вздрагивает, зло смотрит на него. Увидев, что он продолжает смотреть в сторону, вновь обращает взор к перегородке. (Не в состоянии думать про себя, вновь заговаривает с ней.) Слушай, Абби.

Она не обращает на него внимания.

Прошло полвека с тех пор, как я пришел сюда, мне было тогда двадцать лет, и я был самым сильным и твердым — из всех, кого ты когда-либо встречала. В десять раз сильнее Эбина. Здесь было голое место, одни камни. Надо мной люди смеялись, когда я решил здесь остаться. Но то, что знал я, не знали они. Если ты сможешь сделать так, чтобы из камня проросли колосья, — в тебя вселится бог. Они были слабы для этого. И бога считали слабым. Смеялись! Теперь они больше не смеются. Одни умерли неподалеку отсюда, другие уехали на Запад и умерли там. Перемерли все. Они искали легкой наживы, а бог силен и любит только сильных. (Медленно качает головой.) Я стал суровым, а про меня говорили: "Он жестокий человек". Будто это грех — быть жестоким! И я ответил им: "Что ж, тогда, клянусь громом, я стану жестоким, и посмотрим, как это вам понравится". (Вдруг.) Но однажды я смалодушничал. Это произошло года через два, как я здесь поселился. Я устал и отчаялся от камней. Люди один за другим уходили на Запад. И я решил уйти с ними. Мы шли день и ночь, все дальше и дальше. И наконец достигли земель черных, как уголь, и богатых, как золото, нигде ни камня. Только паши и сей, да сиди покуривай трубочку, ожидая, когда придет время снимать урожай. О, я мог легко разбогатеть! Но, какой-то внутренний голос мне все время твердил: "Все это не для тебя, не для тебя. Вернись назад, вернись". Я испугался этого голоса… и — домой; ушел, урожай бросил, забирай кто хочет! Оставил то, что принадлежало мне! Бог — он суровый, а не мягкий. Он в камнях. "Построй на скале церковь из камней, в них буду — я", — вот что он говорил святому Петру. (Тяжело вздыхает. Пауза.) Камни. Я собирал их и складывал из них стены. Всю историю моей жизни можно прочесть в этих стенах. Каждый день, год за годом я таскал их и огораживал свои поля, которые заставлял родить! Так повелел господь, и я был орудием в его руках. Это было нелегко, но господь закалил меня. Все время я был одинок. Но вот женился. На свет появились Симеон и Питер. Двадцать лет я прожил с женщиной, которая меня не понимала. Она была хорошей женой, работала не покладая рук, но не понимала, во имя чего работает. Я был всегда одинок. Когда она умерла, я почувствовал себя менее одиноким. (Пауза). Я потерял счет годам, — у меня не оставалось времени считать их. Сим и Питер помогали мне, ферма постепенно росла. Она принадлежала мне. Только мне. Когда я думал о ферме — не чувствовал одиночества. Но нельзя же все время думать об одном и том же. (Пауза.) Я женился во второй раз, — жена родила Эбина. Ее родные оспаривали мои права на ферму. На мою ферму. Вот почему Эбин то и дело заводит дурацкий разговор, что ферма принадлежит его матери. Глупые слова! Она была красива, но уж очень мягка. И она ни в чем не понимала меня. Она пробовала стать твердой, но не смогла. С ней мне было еще более одиноко. Через шестнадцать лет она умерла. (Пауза.) Я остался с мальчиками; они ненавидели меня за то, что я был тверд, а я их за то, что они были мягкими. Ничего еще не смысля, они требовали от меня ферму. Они требовали то, что принадлежало мне. Все это обидело меня, ожесточило и состарило. Они требовали того, что я создавал для себя. (Смотрит на Абби.) Этой весной я вновь услышал голос бога. Бог пожалел меня в моем одиночестве, он сказал: "Иди, ищи и обрящешь". (Поворачивается к ней.) Я искал тебя и обрел, Абби. Ты моя роза саронская!..

Она поворачивает к нему холодное лицо и зло смотрит на него. (Застывает на миг, затем грубо.) Уразумела хоть что-нибудь из моего рассказа?

Абби (обескураженно). Кажется.

Кэбот (отталкивает ее). Ты ничего не поняла и никогда не поймешь. Только сыном ты можешь откупиться, — иначе…

Абби (зло). Разве я не молюсь?

Кэбот (с горечью). Молись еще!

Абби (спокойно, почти угрожающе). Хорошо. Я рожу сына. Я тебе обещаю.

Кэбот. Разве такие вещи обещают? Кто знает наперед…

Абби. А я, может, ясновидящая. Я, может, могу предвидеть. (Странно улыбается.)

Кэбот. Кто знает! — может, и ясновидящая. Иной раз ты заставляешь меня холодеть. (Вздрагивает.) Холодно в этом доме. Холодно и одиноко. Мне все время кажется, что в углу кто-то шевелится. (Встает, натягивает штаны и обувает ботинки.)

Абби (удивленно). Куда ты?

Кэбот. Туда, где тепло и спокойно. Пойду к коровам. (С горечью.) Я с ними разговариваю, они меня понимают. Они знают ферму, знают меня. После беседы с ними я успокаиваюсь.

Абби (с некоторым испугом). Тебе нездоровится, Эфраим?

Не отвечая, Кэбот уходит, гремя ботинками. Эбин садится на кровать, прислушивается. Абби смотрит на перегородку. Кэбот выходит из дома, огибает угол, останавливается у ворот и смотрит на небо.

Кэбот (простирая руки). Господь всемогущий, отзовись из темноты. (Прислушивается как бы в ожидании ответа и, не дождавшись, опускает руки, качает головой и медленно бредет к коровнику.)

Эбин и Абби продолжают смотреть на перегородку. Эбин тяжело вздыхает, Абби отзывается как эхо. Они очень взволнованы. Наконец Абби встает, подходит к перегородке и прикладывает ухо. Эбин встревожен. Абби отходит от перегородки, направляется к двери. Взгляд Эбина безошибочно следует за ней, как будто он видит ее через перегородку. Дверь в комнату Эбина бесшумно отворяется, входит Абби. Он застыл в напряженном ожидании. Она с секунду смотрит на него, затем, легко вскрикнув, подбегает к нему, обнимает и покрывает его лицо поцелуями. Очнувшись от оцепенения, он обнимает Абби и сам целует ее. Вдруг отстраняет ее и резко вскакивает на ноги. Охваченные страстью, затаив дыхание, они молча стоят друг против друга.

Абби (с болью). Зачем так, Эбин! Не сторонись! Ты будешь счастлив со мной.

Эбин (резко). Не хочу я твоего счастья!

Абби (беспомощно). Ты так не думаешь, Эбин. Не надо лгать.

Эбин (зло). Я же сказал, ничего мне от тебя не нужно. Я ненавижу тебя.

Абби. Я целовала тебя, да и ты тоже. Я чувствовала, как горят твои губы. Не обманывай себя. (Напряженно.) Если тебе было все равно, почему ты ответил на поцелуи, почему губы твои горели?

Эбин (вытирая губы). Они горели, быть может, оттого, что я думал о другой.

Абби (уязвлена). О Минни?

Эбин. Возможно.

Абби (с болью). Ты все же ходил к ней? Скажи — ходил? Я надеялась… Потому ты и отвергаешь меня?

Эбин (усмехнувшись). А если и так, — что тогда?

Абби (в ярости). Тогда ты скотина, Эбин Кэбот!

Эбин (издеваясь). По какому праву вы так разговариваете со мной?

Абби (рассмеявшись). По какому праву? Может, ты возомнил, что я влюблена в тебя? В такое жалкое существо, как ты? Ха! Ты мне нужен, мне так надо! Нужен. И я тебя заполучу. Потому что я сильнее тебя.

Эбин (резко). Я понимаю — это часть вашего плана. Заграбастать все.

Абби (насмешливо). Возможно.

Эбин (в бешенстве). Убирайтесь из моей комнаты!

Абби. Это моя комната, и ты всего-навсего нанят в работники.

Эбин. Убирайтесь, пока я не убил вас!

Абби (уверенно). А я тебя не боюсь. Ни капельки. Ты ведь хочешь меня. Такой, как ты, никогда не убьет женщину, которую хочет. Твой взгляд выдает тебя, в нем страсть ко мне, твои губы дрожат — они жаждут поцелуя, зубы твои готовы меня укусить.

Он следит за ней с ужасом, как зачарованный. (Смеется сумасшедшим победоносным смехом.) Этот дом — мой, лишь одна комната — та, что внизу, — не моя. Но и она станет моей нынешней ночью. Я иду вниз, Эбин. Я зажгу свечи. (Издевательски кланяется.) Не хотите ли поухаживать за мной, мистер Кэбот?

Эбин (глухо). Вы не смеете. С тех пор как умерла моя мать, никто не переступал порог этой комнаты. И вы не смеете…

Взгляд Абби пылает такой испепеляющей страстью, что Эбин в растерянности замолкает.

Абби (направляется к выходу и, чувствуя на себе взгляд Эбина, набирается духу сказать). Я буду ждать тебя, Эбин. (Уходит.)

Эбин смотрит ей вслед, подходит к двери. В окне первого этажа зажигается свет.

Эбин (бормочет). Там — внизу? (Берет со стула белую рубашку, надевает, повязывает галстук, надевает пиджак, берет шляпу. В галстуке, босой, он озирается вокруг и удивленно бормочет.) Мама, где ты? (Медленно идет к двери.)

Картина третья

Несколько минут спустя. Мрачная, как гроб, гостиная. Можно подумать, что обитатели дома здесь себя заживо похоронили. Абби зажгла все свечи, какие были в комнате, и обстановка гостиной предстала перед ней во всем своем уродстве. Абби неподвижно сидит на краешке дивана, хотя страх и подсказывает ей бежать отсюда. Дверь открывается, и входит Эбин. Он бос, в руке шляпа. Смущенный, останавливается и смотрит на Абби.

Абби (нервничая; вежливо). Может, присядешь?

Эбин (тупо). Да. (Осторожно кладет шляпу на пол около двери, подходит к дивану и садится рядом с Абби на краешек дивана. Сохраняя суровость, сидят, уставившись в пол.)

Абби. Когда я вошла сюда, мне показалось, что тут кто-то есть.

Эбин (просто). Это была мама.

Абби. Мне кажется, что и сейчас кто-то есть.

Эбин. Это мама.

Абби. Сперва я хотела убежать — так испугалась. Теперь, когда ты пришел, эти стены стали добрее. (В пространство.) Благодарю вас.

Эбин. Она всегда меня любила.

Абби. Может быть, она знает, что и я тебя люблю. Может быть, поэтому она стала добрее.

Эбин. Не знаю. Думаю, ненавидит вас.

Абби. Нет. Я чувствую, что нет.

Эбин. Она ненавидит вас за то, что вы заняли ее место, живете в ее доме, сидите в ее комнате, где она умерла. (Внезапно замолкает; чем-то обеспокоен, смотрит по сторонам.)

Абби. Что случилось, Эбин?

Эбин (шепотом). Она не хочет, чтобы я напоминал вам об этом.

Абби (возбужденно). Конечно, Эбин. Она добра ко мне. Она ничего не может иметь против меня. Мы не знали друг друга.

Эбин. Она затаила на него обиду.

Абби. Все мы затаили на него обиду.

Эбин. Да. (Страстно.) Я затаил, видит бог.

Абби (берет его за руку, гладит). Не думай о нем, — думай о своей матери, которая добра к нам. Расскажи мне о ней, Эбин.

Эбин. Что рассказывать?! Она была доброй. Она была хорошей.

Абби (кладет руку на его плечо, он не реагирует. Страстно). И я буду доброй к тебе.

Эбин. Иногда она пела мне.

Абби. И я буду петь!

Эбин. Это был ее дом. Это была ее ферма.

Абби. Это мой дом. Это моя ферма!

Эбин. Он женился, чтобы ограбить ее. Она была кроткой и безропотной. Он не ценил ее.

Абби. Он и меня не ценит.

Эбин. Он убивал ее изо дня в день своей жестокостью.

Абби. Он и меня убивает.

Эбин. Она умерла. (Пауза.) Иногда она пела мне. (Плачет.)

Абби (обхватив его голову; страстно). И я буду петь. Я умру ради тебя, Эбин. (Несмотря на переполняющее ее желание, в ее голосе, в манерах — искреннее чувство, ужасная смесь вожделения и материнской любви.) Не плачь, Эбин! Я постараюсь заменить тебе мать. Я буду такой, какой она была для тебя. Разреши мне поцеловать тебя! (Притягивает его голову, он пытается притворно воспротивиться. Нежно.) Не бойся, я поцелую тебя так, как поцеловала бы тебя она. И ты поцелуй меня, как целовал ее перед сном, желая доброй ночи.

Сдержанно обмениваются поцелуями. Вдруг дикая страсть охватывает ее; она как безумная начинает целовать его; обняв ее, он отвечает ей тем же. Неожиданно Эбин — так же как недавно наверху, в своей комнате, — вдруг резко отталкивает ее. Он охвачен ужасом.

Абби (протягивает к нему руки, молит). Пожалей меня, Эбин. Не оставляй. Видишь, я не могу быть тебе только матерью. Любовь моя больше, чем материнская любовь. Во много раз больше. Ее так много, что мы могли бы быть счастливыми — ты и я…

Эбин (в глубину комнаты). Мама! Мама! Что ты хочешь? Что ты мне говоришь?

Абби. Она говорит, чтоб ты любил меня. Она знает, что я люблю тебя. Нам будет хорошо. Разве ты это не чувствуешь? Разве ты не знаешь? Она говорит, чтоб ты любил меня.

Эбин. Да, я чувствую… может быть, она… Но… почему же… Ведь вы заняли ее место, ее дом, сидите в ее комнате, где она…

Абби. Но она знает, что я люблю тебя!

Эбин (неожиданная догадка ошеломляет его. Улыбается зло и торжествующе). Я понял. Понял, почему… Она хочет отомстить ему. Тогда она будет отдыхать спокойно — там, в могиле.

Абби (дико). Все мы мстим друг другу! Она — ему, он — мне, я — тебе, ты — мне, мы — ему! И всем нам мстит бог! Я люблю тебя, Эбин. Бог знает, что я тебя люблю!

Эбин (бросается перед ней на колени, обнимает ее ноги). Я люблю тебя, Абби! С той минуты, как увидел тебя, я думаю только о тебе! Теперь я могу сказать об этом. Я люблю тебя…

Губы их сливаются в страстном поцелуе.

Картина четвертая

Раннее утро. Эбин выходит на крыльцо и направляется к воротам. Он в рабочей одежде. Что-то в нем изменилось. Выражение лица самодовольное, почти наглое, он смотрит на окно гостиной, усмехается. Когда он доходит до калитки, слышно, как открывается окно. В окне появляется Абби. Она заспанна, волосы в беспорядке падают на плечи, она с нежностью смотрит на Эбина, тихо окликает.

Абби. Эбин. (Увидев, что он обернулся, игриво.) Только один поцелуй. Весь день мы будем врозь. Я буду скучать.

Эбин. Клянусь тебе, я тоже. (Подходит к окну, Абби наклоняется, они целуются.) Хватит. А то не останется для следующего раза. (Смеется.)

Абби. Для тебя у меня хватит. (Вдруг.) Но ты меня любишь, Эбин?

Эбин. Ты мне нравишься больше всех девиц, каких только я видел. Клянусь!

Абби. Нравлюсь — это еще не значит, что любишь.

Эбин. Тогда я люблю тебя. Ты довольна?

Абби (смотрит на него с обожанием). Да.

Эбин. Мне пора. Того гляди старик спохватится и прибежит.

Абби (с доверительным смешком). Пусть! Я в любой момент смогу его провести. Я оставлю окно открытым, — хорошо? Эта комната давно не видела солнца, Эбин, теперь она будет моей, эта комната?

Эбин (хмуро). Да.

Абби (поправляясь). Нашей.

Эбин. Да.

Абби. Этой ночью она стала нашей. Разве нет? Мы оживили ее нашей любовью.

Эбин (после молчания). Мама ушла. Теперь она может спать спокойно — там, в могиле.

Абби. Пусть спит спокойно. (С нежным упреком.) Не надо говорить о грустном сегодня утром.

Эбин. Это помимо моей воли.

Абби. Не разрешай грустным воспоминаниям посещать тебя. (Пауза. Зевает.) Пойду посплю чуточку. Я скажу ему, что мне нездоровится, пусть завтракает один.

Эбин. Вон он идет сюда. Поднимись наверх, приведи себя в порядок.

Абби. До свидания. Не забывай меня. (Посылает ему воздушный поцелуй.) Он усмехается, расправляет плечи; ждет отца.

Слева появляется Кэбот. Он идет медленно, останавливается, смотрит, прищурившись, на небо.

Эбин (весело). Доброе утро, отец. Звезды днем считаешь?

Кэбот (все еще глядя на небо). Красиво?

Эбин (оглядывается вокруг). Еще бы! Такой фермы не найти.

Кэбот. Я говорю о небе.

Эбин (усмехнувшись). Ах, о небе! Откуда тебе знать — красиво оно или некрасиво? У тебя же плохое зрение. (Доволен собственной шуткой, хлопает себя по ляжке, смеется.)

Кэбот (помрачнев). Ты что-то весел не в меру. Хватил спиртного?

Эбин (добродушно). Это не от спиртного. Просто от жизни. (Протягивает руку.) Мы квиты. Ударим по рукам?

Кэбот (насторожившись.) Что это нашло на тебя?

Эбин. Как хочешь. Может, это и к лучшему. (Пауза.) Что нашло на меня? Ты не чувствовал, что она была здесь и ушла к себе в могилу?

Кэбот. Кто — она?

Эбин. Мама. Теперь может спать спокойно. Она расквиталась с тобой!

Кэбот (растерявшись). Я был в коровнике, спал крепким сном. Они знают, как спать, и учат меня.

Эбин (вновь наигранно весело). Да здравствуют коровы! Ну ладно! Тебе пора приниматься за работу!

Кэбот (зло). Ты что, сопляк, командуешь мной?

Эбин (смеется). Я командую тобой. Ха! Ха! Ха! Ишь как тебе не нравится, когда командуют тобой! Ха! Ха! Ха! Не нравится! Я главный петух в этом курятнике. Ха! Ха! Ха! (Идет к хлеву, продолжая смеяться.)

Кэбот (с жалостью, полной презрения, смотрит ему вслед). Весь в мать, копия. Что с него взять! Одно слово — придурок. (Сплевывает.) Однако я голоден. (Идет к двери.)

Занавес