Любовь под зонтом

Глава 11

Он спал. Крепким сном здорового человека, не замышляющего совершенно ничего коварного и зловредного. На её половине кровати лежала пижама со штанами на завязках и футболка. На выбор.

Настя улыбалась. Когда переодевалась в гостиной в его пижаму, не по размеру большую, но приятно льнущую к телу. Когда садилась на кровать и смотрела на него, такого спокойного, расслабленного. Когда укрывалась одеялом и укладывалась. Когда закрывала глаза.

Сон сразил её так же молниеносно, как и Диму. Когда утром она открыла глаза, то по–прежнему улыбалась. Было ещё темно, но друга рядом не оказалось. Где включается свет, Настя не помнила, поэтому пошла к двери едва ли не наощупь, удивляясь, как это так вышло, что она выспалась за такой короткий срок, ведь даже будильник ещё не прозвенел.

Лохматая, не совсем проснувшаяся, она вышла в коридор и оттуда – в гостиную. Освещённую дневным светом гостиную! Димка сидел на диване, с мокрой головой, в одних лишь коротких шортах, и смотрел телевизор.

– О, доброе утро, принцесса! Горазда ты давить подушку! – бодро и весело поприветствовал он, хотя совершенно не выспался. Домашняя уютная Настя – слишком большой соблазн. Оставалось лишь пойти на хитрость, чтобы обуздать зверское желание и не совратить её самым безнравственным образом – заснуть. Отключиться не получилось, зато сделать вид – вполне. – Иди в душ, я нашёл длинную футболку, она тебе как платье будет, положил там с полотенцем. А потом завтракать. Или уже обедать?

– Блин! Дима! Я должна была утром дома быть! Почему там так темно?

Остатки сна слетели в один миг, когда Настя сообразила, что она проспала. По субботам они с братьями–близнецами ездили в кинотеатр на мультфильмы, или на другие развлекательные мероприятия. Мама в выходные предпочитала отсыпаться и сильно раздражалась, если дети мешали ей.

– У меня шторы в спальне специальные, они свет не пропускают. А про «дома быть утром» не переживай, я написал твоему брату, что ты у меня, даже фотку скинул в What’sApp, как ты дрыхнешь. Невинно, в пижамке, как и полагается молодой приличной барышне.

– Что ты сделал?! – Настя буквально задохнулась от новостей.

– Да не парься ты. – Дима пожал широкими плечами, на которых блестели прозрачные капельки воды. – Он позвонил, я ему всё объяснил, честно ответил на все вопросы, а после фотки он вообще успокоился. Даже написал потом, чтобы я тебя не будил, а дал выспаться по–человечески. А! И передал ещё, что с малыми сам погуляет и с матерью поговорит. Заботливый у тебя братец, я прямо обзавидовался.

– Мне кранты, просто кранты. Он меня убьёт. – Настя скривилась, будто Борис уже принялся резать её без ножа аккуратными маленькими кусочками. – А мама вообще сожрёт мозг чайной ложкой. Нет, не чайной! Кофейной!

– Не преувеличивай. Ну ты чего? Насть, да всё нормально будет.

Настя не заметила, как оказалась в уютных объятиях друга. Димка усадил её к себе на колени и легонько поглаживал по спине, приговаривая ласковые глупости, успокаивая:

– … да и у тебя здесь ещё дел хватает. Примешь душик, почистишь зубки, позавтракаешь. Ты ведь меня накормишь завтраком? И самое главное – холодец. Ты говорила, там что–то надо перебрать, разложить по тарелкам…

– Чего?! – Настя встрепенулась и сузила сверкнувшие огнём зелёные глаза. – Ты и сегодня меня им решил допекать?

– Ну, надо же довести начатое до конца, – абсолютно серьёзно произнёс Дима, но не выдержал и рассмеялся. – Зато ты прекратила себя изводить. Топай в душ, я есть уже хочу. Могу или приготовить жареные яйца, или разогреть остатки ужина. Чего желаете, мадемуазель?

– Если это всё меню, то я лучше сама что–нибудь приготовлю. – Настя нахмурилась, припоминая, что видела у него в холодильнике и что они в четверг покупали не для шашлыков, а каждый себе. – О, творог и сметана у тебя есть. Как насчёт ленивых вареников?

– Это которые колбасками такими раскатывают, а потом нарезают и кидают в кипящую воду? Я их ел последний раз лет в пять, когда у тёти гостил. Вроде они вкусные. Давай!

Уже за завтраком Настя спросила, откуда у Димы номер её брата, и тот без всякого смущения ответил:

– Ну, так из твоего телефона же! Но я нигде там не лазил, только в контактах! А Борька знает, как он у тебя там забит?

– Сметану сотри с подбородка, ешь как поросёнок какой–то. Вроде не знает. Он–то в моём телефоне на лазает, в отличие от некоторых! – Настя не выдержала и, помимо сурового тона и взгляда, ещё и вилкой громыхнула по тарелке. Вмешательство в её личное пространство по меньшей мере бесило.

– Насть, ну ты вчера поздно легла спать, устала. Ну куда тебе было ещё рано вставать? Я утром пошёл на кухню водички попить, а там будильник. Что я должен был делать? А с Борей мы знакомы. Ой, позвони ему, кстати. Он просил, а я забыл передать.

Настя метнула в друга самый убийственный взгляд из своего артиллерийского набора «Стрельба глазами» и пошла к телефону. Морально готовиться к разговору с братом – дело бесполезное, в этом она убеждалась неоднократно и смысла особого не видела. Надо было просто сделать это.

Каждый протяжный гудок повышал степень тревожности на пару пунктов, и к тому моменту, когда брат наконец–то ответил, Настя уже накрутила себя и готовилась к самому худшему. Боря говорил мало, но парой фраз умудрялся испортить ей настроение на неделю, а то и на целый месяц.

– Да? – как всегда коротко ответил брат.

– Привет, Борь. Ты сказал, чтобы я перезвонила.

– Охренеть, ты дрыхнешь! Я с малыми погулял, везу в бассейн. Домой, пока меня нет, не иди – мать не в настроении.

– Э, ладно. А чего ты такой добрый сегодня?

– Малых сдам тренеру и позвоню тебе. Сиди у Димона пока, – приказал Борис в своей обычной манере и отключился.

Всё выглядело очень и очень странно. Во–первых, поведение брата. Он ведь никогда раньше не отменял работу в выходные ради семейных дел. Свой бизнес – это, конечно, свой бизнес, но брат справедливо считал, что именно поэтому и надо вкалывать, как папа Карло. Во–вторых, его забота. Настя не могла отрицать: брат всегда был довольно внимателен к её проблемам, иногда даже чрезмерно. Но чтобы вот так сделать приятное сестре, без какого–либо повода, – нет, никогда. Если даже у Димки сложилось впечатление, что Борис – заботливый брат, притом по одному телефонному разговору, то дело вообще пахло керосином.

– Что–то произошло, – сама себе под нос пробурчала Настя, но Дима услышал. – Слишком это всё подозрительно выглядит.

– Что произошло? – не стал скрывать любопытства друг.

– Боря сказал, чтобы я не шла домой, пока его там нет. Мама в ярости – из–за моего отсутствия, как я понимаю. Я по субботам занимаюсь малыми, но сегодня они, по ходу, разбудили ма, и она злится. Но вообще странно, что Борька так категоричен, не катастрофа ведь. Вот я и говорю: что–то ещё случилось, а я не знаю. Сказал, перезвонит.

– А разве мама тебе не позвонила бы и не высказала всё, что думает, в таком случае?

– Не-а. Ей мог Боря запретить. Они в последнее время сильно ссорятся, но я не знаю, из–за чего. Он доделывает ремонт спешно, даже нанял кого–то, чтобы поскорее свинтить от нас, хотя до этого не торопился, жил как у Христа за пазухой, всё ему постирано–приготовлено–убрано.

Дима не представлял, чтобы его матери мог кто–то что–то запретить. Мысль о подобном вообще казалась противоестественной. Родители, разумеется, спорили, как в любой нормальной семье, но старались находить компромисс в любой ситуации и учили этому сына. Парень попытался поставить себя на место Бориса и гаркнуть на мать, но не смог. Мама – это мама. Да и его маме всегда можно было объяснить всё по–человечески, и она сделала бы так, как ему нужно.

Боря казался парню настоящим суровым русским мужиком, где–то грубым и немного тираничным, но в целом заботливым и добрым, по крайней мере к своей семье. Что же такого сделала их мать, думал Дима и не находил ответа. Слишком мало информации.

«Вот же тёщенька достанется кому–то. Ой, блин! Мне и достанется! Надеюсь. Или не надеюсь? Млять! Почему к клёвым девушкам всегда прилагаются злые мамашки? Я тут уже расслабился, что с Борюсиком общий язык нашёл, а тут ещё и тёща. Надо хоть узнать, как её зовут. Эх!»

В ожидании звонка от брата Настя разлила холодец по формам, приготовила обед, початилась с Маришкой. Друг занимался какими–то своими делами и не мешал, только позвал смотреть «Теорию Большого Взрыва», когда наткнулся, листая каналы.

Димка по–свойски положил голову ей на колени, закинув свои длиннющие ноги на подлокотник дивана, и, глядя снизу вверх, то и дело комментировал особо удачные моменты и шутки в сериале. И ладно бы он комментировал только фильм, так нет же! Настя удостоилась неожиданного комплимента своим «идеальной формы ноздрям»! Что она ему могла ответить? Только фразой любимого Раджа: «Святая корова!»

Брат позвонил именно тогда, когда Настя отвлеклась и успокоилась. Звук до боли знакомого рингтона показался тревожным и излишне навязчивым. Он словно просачивался сквозь кожу, сковывая мышцы ледяными нитями страха.

– Алло? – пискнула нерешительно в трубку Настя.

– Опоздали на занятия, пришлось ждать следующий час, а при мелких не хочу говорить. Короче, я тут кой–чего узнал. Тебе тоже мать лечит, что она работает на двух работах и дико устаёт, поэтому на тебя свалила всё: и дом, и мелкотню?

– Ну да. – Настя напряглась. Борька всегда говорил «лечит», если был дико зол на враньё.

– То–то я думаю, чего ты такая покладистая, ни слова матери против не скажешь. Не оч на тебя похоже. Да и я тоже вёлся на этот поролон. Систер, суть в том, что она уже почти год работает только на старой работе своей, до четырёх. А деньги на содержание дома и на малых ей даю я.

– Капец, – только и нашла, что сказать Настя.

– Сам случайно узнал. Ехал от Наташки, думал с работы её забрать. Телефон сел. Ну, думаю, тут пройти–то два метра. Зашёл, а она, оказывается, давным–давно не работает там. Прикол, да?

– Угу.

– Короче, я ей сегодня с утра высказал всё, что думаю, когда она начала истерить про твой загул клубный. Помогать матери, конечно, надо, я не спорю, но не надо брать на себя всю её работу домашнюю. Ты поняла? У тебя сейчас диплом и ты будешь заниматься им. Я ей прямом текстом сказал, чтобы малых на тебя не вешала: ты им, в конце концов, не мать, а кое–кто слегка оборзел.

Боря говорил непривычно многословно, и Настя поняла – у брата давно накипело. Она действительно незаметно взвалила домашние обязанности на свои плечи, да и братьев тоже. И это было порой невыносимо тяжело.

Когда к ним переехал Борька, стал командовать направо и налево, Настя сперва взбесилась: и уборки, и готовки прибавилось, плюс любимый братец ещё и жизнь её контролировать стал активнее. А ведь получается, именно тогда мама и ушла с работы. Боря давал ей достаточно денег, небось и не считал, сколько. Чисто по–мужски. Попросили – дал, не особо задумываясь, на какие нужды.

– … хорошо устроилась, – закончил монолог Борис.

– Слушай, у меня вопрос: а где она проводит вообще всё оставшееся время? Она ведь поздно домой приходит всегда.

– О том и речь.

Брат прочистил горло и умолк, наверняка думая о том же, о чём и она.

– Блин, Борь, как мне вообще домой теперь идти, чтобы не разругаться с ней вдрызг? Если она мне что–то скажет, я не выдержу. – Настя и сейчас едва сдерживала слёзы. Она всегда была сдержанной и сильной, старалась не вспыхивать, но то, что касалось семьи, всегда задевало, ранило глубже, больнее.

– Я тебе звякну или напишу, как дома буду.

Дима делал вид, что сидит в телефоне, но на самом деле внимательно слушал разговор, периодически поглядывая на расстроенную подругу. Когда Настя ушла в кухню и зашумела посудой, он понял, для чего эта уловка – скрыть слёзы.

Он едва сдержал себя, так ему хотелось пойти, обнять, утешить. Но нельзя. Пусть лучше выплачется. Его Настя, гордая, сильная Настя, примет любые попытки успокоить как признак жалости и оскорбится.

Она плакала недолго, минут пять, может, чуть больше. За эти бесконечно долгие, просто–таки резиновые минуты он едва не сошёл с ума. Он знал её, хорошо знал. Понимал: нельзя, ни в коем случае нельзя идти на поводу у чувств, надо сделать так, чтобы ей стало легче. Ей, а не ему. И он терпел. Изо всех сил терпел, чтобы не прижать к себе, не запереть в золотой клетке без проблем и забот, не стереть слёзы поцелуями, не расслабить напряжённые от стресса мышцы ласками.

Поэтому он просто крикнул, когда шум воды и звяканье чистой и до мытья посуды стих:

– «Шерлок» начался, будем смотреть?

И она ответила спокойно, как ни в чём не бывало:

– Конечно! Обожаю его!