Любовь срывает маски

19

Гаретт поднялся со своего места в тот же миг, когда Мэриан торопливо вышла из столовой. Он с такой силой сжал край стола, что было заметно, как побелели костяшки пальцев.

— Извините меня, друзья, — произнес он с мрачной решимостью, обращаясь к своим недоумевающим гостям, — но я должен взглянуть, что случилось с моей хозяйкой. — И решительным шагом вышел из комнаты, не обращая внимания на громкое шушуканье за своей спиной.

Он сейчас хотел только одного — поймать свою вероломную любовницу и выяснить, как далеко она зашла в своей лжи.

Он уже успел пересечь холл и подняться до середины лестницы, когда его окликнул Хэмпден, который вышел следом за ним. Гаретт остановился и повернулся к другу, встретив его ледяным взглядом.

— Почему бы тебе не оставить в покое бедную девушку и не мучить ее больше? — Его лицо пылало негодованием. — Будь милосерден хотя бы в этом, если уж тебе не хватило чуткости и ты при ней пил за здоровье другой женщины.

В ответ раздался издевательский смех.

— Другой женщины? И ты хочешь сказать, что после всего, что тут было сказано, даже не заподозрил истину? Боже, должно быть, она и тебя лишила разума, не только меня.

Хэмпден с изумлением посмотрел на друга, словно вдруг засомневался, в своем ли тот уме.

— О чем это ты?

Но Гаретт вовсе не был расположен что-либо ему объяснять. Тем более что он не был уверен, стоило ли вообще это делать.

— Не беспокойся, Мина прекрасно знает, за кого я пил сейчас. И волнует ее нечто совсем иное, а вот что именно, тебя не касается.

Не слушая дальнейших возражений, Гаретт повернулся спиной к Хэмпдену и быстро взбежал вверх по ступеням, уверенный, что тот за ним не последует. Хэмпден слишком хорошо знал Гаретта и понимал, когда надо уйти с дороги.

В несколько шагов граф преодолел расстояние до двери в комнату, которую занимала Мина с тех самых пор, как он силой заставил ее остаться в Фолкхэм-хаузе. Даже не постучав, он резко распахнул дверь.

Мина стояла возле кровати и заталкивала свою одежду в матерчатую сумку. Несколько мгновений он молча смотрел на нее, не в силах поверить в то, что эта прелестная, очаровательная девушка могла быть убийцей. Неужели эти ласковые, нежные руки приготовили и положили яд в королевское лекарство?

«Нет! Только не это!» — кричала в нем каждая частичка его существа.

И все же она постоянно лгала ему. Как ему следует поступить? Гаретт намеренно попытался ожесточить себя, чтобы нежные чувства, которые он все еще испытывал к девушке, окончательно не лишили его твердости духа и решимости выяснить все до конца.

Войдя в комнату, он с шумом захлопнул за собой дверь. Мэриан вздрогнула, обернувшись на резкий звук. Ее лицо сделалось белым как мел. Затем она молча отвернулась и продолжила свои сборы, больше ни разу не взглянув на него.

— Собираетесь куда-то, леди Мэриан? — спросил он, выделив с особенно злым сарказмом слово «леди».

Она застыла на миг, но так и не взглянула в его сторону. Все так же молча девушка повернулась и направилась к бюро, на котором лежал мешочек с травами и мазями. Затем она снова вернулась к кровати и положила его вместе с платьями.

Всем своим видом Мэриан явно демонстрировала, что он для нее ничего не значит, и это окончательно вывело Гаретта из себя. Шагнув вперед, он крепко схватил ее за руку.

— Прекрати сейчас же эти бесконечные сборы! Ты никуда отсюда не уйдешь! — властно заявил он.

Мэриан подняла голову и посмотрела на него. При виде безысходного отчаяния, застывшего в ее золотистых глазах, у графа болезненно сжалось сердце.

— Не уйду? Но я не так глупа, Гаретт. Или ты сдашь меня королевской охране, или позволишь покинуть этот дом и этот город. Но в любом случае я не могу здесь больше оставаться.

Граф застыл на мгновение, словно громом пораженный. Он был готов к ее открытому неповиновению, к вызову, даже возмущению. Зная теперь ее тайну, Гаретт ожидал, что она начнет защищаться, попытается убедить его в своей невиновности. Но он был совершенно не готов к этому молчаливому отчаянию, к этой безнадежной покорности, которая поразила его в самое сердце, заставив совершенно безосновательно злиться на себя за то, что он виновен в ее страданиях.

— Но почему ты думаешь, что я сделаю что-то подобное? — спросил он, не в состоянии удержаться от горького упрека, так явно прозвучавшего в его тоне. И с ужасом увидел, как ее глаза сверкают от набегающих слез. Девушка сердито смахнула их.

— А какой еще у тебя есть выбор? Ты принес клятву верности своему королю, а меня объявили врагом Его Величества. Если ты позволишь мне уйти, то потом сможешь сказать, что я сбежала, и таким образом сохранишь свою честь. Если же ты решишь сдать меня гвардейцам короля, то выполнишь свой долг. Но ты не можешь скрывать меня, зная, кто я такая. Это-то я хорошо понимаю. Слишком хорошо.

Безысходная печаль, прозвучавшая в ее словах, глубоко ранила его. Одна часть его души рвалась утешить ее, сказать, что он защитит ее от всего мира несмотря ни на что. А другая — напоминала, что она лгала ему с самой первой их встречи. Девушка воспользовалась его хорошим к ней отношением, пока он не потерял голову настолько, что готов был выполнить любое ее желание. Но теперь с этим покончено!

— Совершила ли ты преступление, в котором тебя обвиняют? — задал он ей вопрос тоном более жестким, чем намеревался. Этот вопрос вертелся у него на языке с той самой минуты, когда он обнаружил правду. — Ты действительно приготовила отраву, которую нашли в лекарстве у твоего отца?

Мэриан почувствовала, как внутри у нее все оборвалось. А она-то думала, что нельзя вынести боль сильнее, чем та, которую она испытала за последние полчаса! Она обратила на него свой пылающий яростью взгляд:

— И ты еще можешь об этом спрашивать? О, ну конечно же! Я и забыла, какой коварной и вероломной ты меня считаешь!

— Мина, послушай…

— Не смейте называть меня так, милорд! — сквозь зубы прошипела она. — Этим именем меня, любя, называла моя мама. Мина — уменьшительное от Люмина. — Мэриан невесело рассмеялась. — Вам наверняка понравится горькая ирония, заключенная в этом, ведь на языке народа моей матери это слово означает «свет». Когда-то и вы называли меня так, испытывая ко мне, как я надеялась, нежную привязанность. Но теперь я вижу, как я ошибалась. Что ж, отправьте меня на виселицу, ведь это именно то, чего вы добиваетесь. Но запомните, что вы отправили на верную смерть леди Мэриан. Мина умерла в тот день, когда она так глупо доверилась вашим заботам.

— Черт возьми! — крикнул он, схватив ее за плечи. — Можно подумать, это не ты лгала мне все это время. Я жизнью из-за тебя рискую! Так уж, по крайней мере, я могу потребовать от тебя правды!

От этих слов весь ее боевой задор куда-то делся. Девушка сникла, словно из нее выпустили воздух. С тихим возгласом она отпрянула от него и отошла к окну.

На несколько бесконечных мгновений в комнате повисла гнетущая тишина. Затем Мэриан заговорила, но таким безжизненным, бесцветным голосом, что Гаретт едва узнал свою живую, веселую цыганочку:

— Это так. Полагаю, ты действительно заслуживаешь правды. Что ж, вот она. Я не клала яд в лекарство, которое готовила для отца. Я уверена, что он этого также не совершал, так как мой отец никогда не был и не мог быть предателем и убийцей.

— Но тогда как оно туда попало?

— Не знаю. Должно быть, его туда положил тот, кто хотел, чтобы в преступлении обвинили ни в чем не повинного человека. Но я не знаю никого, кто бы так сильно ненавидел моего отца. У него никогда не было врагов. И тем не менее кто-то хотел его уничтожить. — Она всхлипнула. — И кто-то его убил.

Гаретт едва удержался, чтобы не сообщить ей, что ее отец жив. По зрелом размышлении он решил, что лучше сейчас ничего ей не говорить. Во-первых, прошло слишком много времени с тех пор, как он разговаривал с королем. Возможно, отца Мэриан и в самом деле уже нет в живых. Во-вторых, Его Величество предупреждал его, что Винчелси мог быть участником большого заговора. Если только это было так, то Мина тоже могла быть его участницей, а значит, ей нельзя доверять такие важные сведения.

— Ты говоришь, что кто-то другой подложил отраву в лекарство, — холодно сказал Гаретт, — но по всем данным именно ты дала лекарство в руки своего отца, и с тех пор он ни разу не терял его из виду.

Мэриан пожала плечами.

— Я слышала об этом. Это правда, что я передала ему лекарства сразу, как только приготовила их. Но что случилось потом, я не могу сказать. Я больше не видела отца после того, как он ушел из дома. Возможно, он где-то оставлял лекарства или кто-то незаметно подменил их. Я не знаю. — Она повернулась и с вызовом посмотрела ему в глаза. — Но только когда я в последний раз видела лекарства, в них не было яда. В этом я могу поклясться.

Мэриан сказала это с такой непоколебимой уверенностью, что Гаретт не мог не поверить в ее невиновность. Всеми фибрами своей души он хотел надеяться, что она говорит правду. И если так, то он все перевернет, камня на камне не оставит, пока не докажет, что она и ее отец ни в чем не виноваты. Но затем им вновь овладели сомнения. Ведь все это время она упорно лгала ему. Что, если она лжет и сейчас? Как мог он ей доверять? Однажды его родители жестоко поплатились за то, что доверились дяде. Что, если и он делает сейчас такую же фатальную ошибку?

А кроме того, оставалось еще так много вопросов, на которые он бы очень хотел получить ответы.

— Почему ты вернулась именно сюда? Почему не покинула Англию?

Она вздохнула и чуть дрожащим голосом ответила:

— Я думала… действительно надеялась, что если я останусь в Англии, то смогу найти человека, который виновен в гибели моего отца. Но эта надежда оказалась тщетной.

Мэриан замолчала. А Гаретт тем временем мысленно вернулся назад к своим первым встречам с ней. Теперь многое находило свое объяснение: ее маска… непонятный страх перед констеблем… манеры и речь настоящей леди. Однако многое все еще оставалось неясным.

— Ты явно испугалась меня, когда первый раз со мной встретилась. Думаю, что могу понять причину. Ты знала, что я — верный слуга короля. Так почему же ты сразу не сбежала, когда у тебя еще была такая возможность?

Мэриан замялась, потом неуверенно сказала:

— Я бы не хотела… отвечать на этот вопрос, милорд.

Гаретт подошел к ней и, схватив за плечи, повернул к себе лицом. Ее глаза сейчас были сухими, но в них притаился страх — страх перед ним, — и это вновь вывело его из себя.

Ни на мгновение не испытывая угрызений совести, он решил обратить этот страх против нее же самой.

— Боюсь, что вам придется ответить на этот вопрос, леди Мэриан, — холодным, официальным тоном произнес он, — потому что сейчас только я один стою между вами и сырой камерой Тауэра. Полагаю, вам не стоит забывать об этом и упрямиться. Я бы хотел услышать от вас ответы на все интересующие меня вопросы.

На короткое мгновение в ее глазах вспыхнул мятежный огонек. Но она подавила его и опустила глаза.

— Я уже говорила, что хотела найти человека, ответственного за арест моего отца. И я бы не уехала отсюда, не попытавшись это сделать.

Такой уклончивый ответ никак не мог его удовлетворить.

— Но если вы понятия не имели, кто этот человек, — настойчиво продолжал выспрашивать Гаретт, — то почему вы искали его здесь, а не в Лондоне, где все и произошло?

Она прямо взглянула на него, и, хотя он чувствовал, как она дрожит, взгляд ее оставался спокойным и твердым.

— Но подумайте сами, милорд! Кто именно выиграл от гибели моего отца? Кто не мог осуществить свою мечту до тех пор, пока мой отец оставался полноправным владельцем Фолкхэм-хауза? Кому не терпелось убрать его со своего пути?

Ответ казался слишком очевидным, и ледяной ужас охватил сердце графа. Прошло несколько мгновений, прежде чем он смог произнести хоть слово.

— Так ты думала, что это я спланировал отравление?

— Я думала, что вы виновны в его аресте, что каким-то образом сумели впутать его в это преступление. Я не знала, кто убил отца. Но вы должны согласиться, что вы — единственный человек, которому было выгодно, чтобы отец навсегда исчез с его пути.

Гаретт разжал руки и оттолкнул ее от себя с глухим проклятием.

— Так ты воображала меня таким монстром? — Он покачал головой, отказываясь поверить в это до конца. Ему было нестерпимо больно от ее подозрений.

— О Боже! — прошептал он вдруг, закрыв глаза, чтобы не видеть ее пытливого взгляда. — Как давно ты… — начал он, затем замолчал и спросил иначе: — Когда ты узнала, что я не виноват в его аресте? Там, в гостинице, когда мы занимались с тобой любовью, ты… неужели, лежа в моих объятиях, ты могла думать, что я виновен в убийстве твоего отца?

Он вовремя открыл глаза, чтобы увидеть, как она побледнела.

— Нет! — воскликнула она, и слезы ручьем потекли по ее щекам. — Нет, тогда я уже не сомневалась, что ты не мог в этом участвовать, иначе я бы никогда…

Боже, спасибо хоть за это, подумал он, глядя поверх ее головы. Он чувствовал, что сейчас, именно в эту минуту едва не умерла очень важная часть его души, он не смог бы вынести мысли, что их жаркие, полные любовной страсти и неги ночи были всего лишь обманом, что она притворялась, что вместо наслаждения и радости испытывала одну слепую ненависть.

— Гаретт, — прошептала она. Когда он не ответил, она произнесла чуть громче: — Гаретт, я хотела сказать тебе все, особенно когда я поняла, что ты… я, честное слово, хотела тебе скоро обо всем рассказать. Но я не знала, что ты будешь делать с этой правдой. Я понимала, как тебе придется тяжело, и я так боялась…

Он опустил глаза и с горечью взглянул на нее.

— Но разве я когда-нибудь давал тебе повод бояться меня? И сколько раз я умолял тебя довериться мне? Сколько раз я обещал, что стану защищать тебя от чего бы то ни было?

— Но ты ведь не знал, что именно ты обещаешь. Я не могла полностью положиться на такое обещание.

Ее слова неожиданно больно ранили Гаретта. Он-то был готов ответить за каждое произнесенное им слово и надеялся, что смог убедить ее всецело доверять ему. Мысль о доверии напомнила ему, что от ответа на один вопрос она все-таки уклонилась.

— Каким образом ты связана с моим дядей?

Вопрос, казалось, озадачил ее.

— Твоим… дядей? — повторила она, чуть запинаясь.

— Да, да, моим дядей! Откуда ты так хорошо его знаешь?

Мэриан пожала плечами и спокойно ответила:

— Он пытался выкупить Фолкхэм-хауз у моего отца. А когда отец отказал ему, принялся принуждать его всякими грязными способами, вплоть до того, что стал распускать слухи обо мне и моей маме. Собственно, это и все. Просто я не могла сказать тебе об этом раньше, так как иначе мне пришлось бы признаться, что отец владел этим имением. Ты бы сразу все понял.

В ее ответе был определенный смысл, однако он не мог безоговорочно принять его. Другой разговор всплыл в его памяти — разговор с королем. Его Величество высказал тогда предположение о возможных виновниках покушения на его жизнь.

— Почему же мой дядя оставил попытки выкупить у твоего отца Фолкхэм-хауз? — спросил он, подозрительно глядя на нее.

Мэриан покачала головой, явно сбитая с толку шквалом обрушившихся на нее вопросов.

— Не знаю. Возможно, он понял, что отец не собирается уступать ему.

— Или, возможно, по другой причине. Да будет тебе известно, что король подозревал моего дядю в том, что тот, так или иначе, участвовал в попытке отравить его.

Мэриан очень странно взглянула на него.

— Я уже думала об этом. Но ведь он знал, что ты возвращаешься и готов предъявить свои права на поместье. Так зачем бы ему помогать тебе получить назад Фолкхэм-хауз? В этом нет никакого смысла!

— В том-то все и дело, что он ничего не знал! — горячо воскликнул Гаретт. — Он понятия не имел, что я собираюсь вернуться в Англию, он даже не был уверен в том, что я еще жив, до того самого дня, когда я сам объявился в Лондоне совсем недавно.

Мэриан нахмурилась.

— Так, значит, это он…

— Да, — прервал ее Гаретт. — Все сходится. Питни ненавидит короля. И он действительно жаждал бы увидеть его мертвым.

Мэриан в волнении схватила его за руку.

— Но тогда… тогда отец действительно невиновен! Это сделал сэр Питни, а затем он же приказал убить отца в тюрьме, чтобы правда не вышла наружу!

Зная, что ее отца никто не убивал, Гаретт не мог до конца согласиться с ее версией. Кроме того, существовало одно существенное затруднение — сэр Генри сам утверждал, и это следовало из показаний всех свидетелей, что он ни на минуту не выпускал лекарства из своего поля зрения.

— Есть и другое объяснение, — холодно заявил граф. — Мой дядя и твой отец могли обо всем договориться между собой. Возможно, сэр Генри согласился выполнить для сэра Питни эту грязную работу за обещание оставить все попытки вернуть Фолкхэм-хауз.

Гаретт никогда всерьез не рассматривал подобную возможность, однако сейчас, когда он произнес ее вслух, она показалась ему вполне заслуживающей внимания.

Однако Мэриан никак не могла согласиться со столь вопиющей инсинуацией.

— Нет! — горячо запротестовала она. — Ты не можешь так думать! Мой отец никогда бы не пошел на такое гнусное преступление! Ни за что!

— Но что, если твой отец побоялся угроз, которые Питни вполне мог осуществить в ответ на его нежелание продать Фолкхэм-хауз? Возможно, он боялся за тебя, хотел уберечь от грязных помыслов Питни. Он мог сделать это, чтобы спасти тебя, Мина. Это очень даже возможно. Зная Питни так, как его знаю я…

Мэриан не дала Гаретту продолжить и накинулась на него, изо всех сил молотя кулачками по его крепкой, мускулистой груди.

— Не смей так говорить, слышишь! Это ложь! Они все лгут!

Ее страстность вызвала к жизни его самые худшие подозрения. Схватив девушку за плечи, он встряхнул ее, чтобы прекратить истерику, и прижал к себе.

— Послушай меня, — попытался он ее убедить. — Твой отец любил тебя так же сильно, как и ты его, и он мог пойти на все, что угодно, чтобы спасти тебя и твою честь! Мы ведь не знаем, чем именно мог пригрозить ему Питни!

Но Мэриан отчаянно замотала головой.

— Только не мой отец. Он бы никогда не пошел на измену, ни за что! Он бы сумел найти другой способ избавить меня от опасности! — Лицо Мэриан исказилось от отчаяния. — Если ты веришь в его виновность, то, значит, веришь, что виновна и я, ведь именно я готовила ему все его лекарства: каждый порошок, каждая мазь были приготовлены моими руками. Потому что именно моя мама и я, а вовсе не мой отец знали о свойствах каждого препарата, каждого снадобья… и каждого яда, которые он использовал. Мы готовили лекарства, он только применял их!

Гаретт молча, почти растерянно смотрел на нее. На него обрушилось сразу слишком много самых разных, неожиданных сведений. Он знал, что способен все сопоставить и выявить истину… со временем. Однако сейчас, когда она стояла перед ним, трепещущая, с безмолвным укором в глазах, он чувствовал, что ничего не соображает.

Он хотел верить ей. Боже! Как же он хотел ей верить! Но в следующую минуту он подумал о своем дяде, который, теперь Гаретт почти не сомневался в этом, стоял за покушением на жизнь короля. Тарле был страшным человеком, и он мог заставить честных, но слабых людей, каким представлялся Гаретту сэр Генри, плясать под свою дудку. Но вместе с этой мыслью страшное подозрение против воли закралось в душу: Тарле также мог с легкостью заставить женщину выполнить для него любую грязную работу.

Раздираемый мучительным желанием поверить ей и неуверенностью в том, что он когда-либо сможет это сделать, Гаретт машинально сжал ей плечи.

Мэриан интуитивно ощутила его внутреннюю борьбу и застыла, понимая, что сейчас решается ее судьба.

— Гаретт, — тихо спросила она, чувствуя, как тает ее последняя надежда, — как ты намерен со мной поступить?

Что за вопрос, подумал он, сжимая в отчаянии зубы. Как может он сейчас решить это! Ведь ему придется выбирать между ней и его честью и долгом. Как бы ему хотелось вернуть назад время. Чтобы она по-прежнему оставалась для него простой цыганкой, женщиной, которую он мог бы сделать навсегда своей любовницей. Возможно, она все же была права, когда умоляла его не выпытывать у нее, кто она такая.

Гаретт заставил себя не думать об этом. Какой смысл сожалеть о том, что она не та, кем бы ему хотелось ее видеть. Сейчас ему надлежит встретиться лицом к лицу с реальностью и сделать свой нелегкий выбор.

Но прежде чем он примет решение…

— Завтра мы едем в Лондон, — объявил граф не терпящим возражения тоном. Только там он сможет выяснить правду. Осталось еще несколько возможностей сделать это, и он использует их все, прежде чем что-либо решит.

— Что мы будем там делать? — спросила она дрожащим голосом.

Гаретт пристально взглянул на ее бледное пепельно-серое лицо, на котором отчетливо читался страх. Он хорошо понимал причину этого страха, и ему было невыносимо думать, что он, Гаретт, стал виновником боли, которой были полны ее глаза. Но сейчас он не мог ничем ее утешить, так как сам еще не знал, что их ждет в Лондоне. Где-то в глубине его измученной сомнениями души шевельнулась мысль, что ее страх — это подтверждение ее вины. Но в то же мгновение он возненавидел себя за эту мысль.

— Скажи мне, что ты намерен предпринять, — взмолилась девушка. Ее голос от боли и гнева сорвался на высокие ноты.

— Не знаю! — прорычал он в ответ.

Гаретт закрыл глаза, пытаясь изгнать ее образ, освободиться от той власти, которую она имела над ним, над его мыслями и чувствами. Но и с закрытыми глазами он все равно продолжал видеть ее перед собой, поэтому он вновь взглянул на нее и с тоской обнаружил, что она мужественно пытается сдержать слезы, готовые вот-вот пролиться из ее глаз. С трудом подавив в себе волну протеста против собственной жестокости, он заставил себя не обращать внимания на ее слезы.

— Сейчас, Мина, я не могу тебе ничего сказать, так как сам ничего не знаю. Но только в Лондоне мы сможем получить ответы на интересующие меня вопросы, поэтому мы поедем туда сразу, как только сможем собраться.

— Но в Лондоне уже нет никаких ответов для меня, — отвечала она. — Скажи, Гаретт, что именно ты надеешься там узнать? Неужели ты и в самом деле думаешь, что сможешь обнаружить правду спустя многие недели и месяцы после покушения, когда этим безуспешно занимались слуги короля, Так как Его Величество, кажется, не до конца уверен в виновности моего отца? Что ты сможешь предпринять такого, чего не смогли они?

Она сказала это очень решительно, гордо выпрямившись под его взглядом и подняв голову, полная достоинства и уверенности в собственной невиновности. На мгновение страстное желание обладать ею пронзило его, заставив вспыхнуть жаркий огонь, который он с таким усилием подавлял в себе последние часы. Какими же чарами обладает эта женщина, если может заставить его сгорать от страсти даже в такой трагический момент.

— Разрази меня гром, если я знаю! — ответил он, желая сейчас оказаться от нее как можно дальше, чтобы не наделать глупостей. — Но лучше бы ты молилась, что я найду там доказательства твоей невиновности, раз уж тебе приходится полагаться на мою помощь. Потому что только всемогущий Господь знает, что я смогу там обнаружить.

С этими словами он отстранил ее от себя. Несколько мгновений они продолжали так стоять, не отрывая взглядов друг от друга. В ее глазах читался открытый вызов пополам с болью, в его — неуверенность и горечь. Затем, не сказав ни слова, она гордо тряхнула копной золотистых волос и, резко отвернувшись от него, продолжила свое прерванное занятие.

— Мы выезжаем завтра на рассвете, Мина, — сказал он на прощание, — и ты поедешь со мной. — Затем он развернулся на каблуках и быстрым шагом покинул комнату, с шумом закрыв за собой дверь.

— Ты должна была меня предупредить, — были первые слова Уилла, когда Тамара открыла дверь на его настойчивый, нетерпеливый стук.

— О чем? — смущенно спросила она, пытаясь рукой пригладить взлохмаченные после сна волосы.

Это растерянное, исполненное скрытой грации и чувственности движение мгновенно зажгло Уилла, и, крепко обняв Тамару, он страстно поцеловал ее в губы. Затем с явной неохотой отпустил и сказал укоризненно:

— Ну хотя бы для начала ты могла сообщить мне, что твоя племянница на самом деле никакая не цыганка, а благородная леди и что она до смерти боится, как бы ее не узнали и не выдали гвардейцам короля.

Тамара понимающе взглянула на Уилла.

— Итак, его светлость теперь знает правду?

— А как иначе я бы смог об этом узнать? — едва не закричал возмущенный Уилл. — Он ведет себя сейчас, как самый настоящий сумасшедший! Лорд Хэмпден и остальные гости уехали, даже не удостоившись с его стороны обычного вежливого прощания. Он отдал распоряжения слугам подготовить как можно скорее лошадей для отъезда, а сам мечется по холлу с таким выражением, словно замыслил убийство.

— О мой Бог! — прошептала в тревоге цыганка. Полная самых дурных предчувствий, она схватила Уилла за руку. — Где сейчас Мина?

— О ней не беспокойся. Насколько я могу судить, он ее и пальцем не тронул. Бедняжка сейчас сидит в своей комнате. Одна.

— Ты сказал что-то об отъезде…

Лицо Уилла мгновенно помрачнело.

— Ну да, он собрался завтра утром отправиться вместе с ней в Лондон.

— Дьявол его забери! Неужели же он настолько безжалостен, что хочет увидеть, как ее повесят за то, чего она не совершала? — Тамара горестно покачала головой. — А ведь она мне говорила, что боится того, что он сделает, когда узнает правду. Только я не хотела ее слушать. Я сама уговаривала ее рассказать ему…

— Но в том-то и дело, что она ничего ему не сказала. Думаю, что именно это так его и взбесило, хотя сам он не хочет в этом признаться. Правда выплыла наружу совершенно случайно. Кто-то из гостей лорда Хэмпдена рассказал достаточно о леди Мэриан, чтобы его светлость без труда смог обо всем догадаться. Черт побери, я бы тоже хотел, чтобы ты рассказала мне раньше. Уж я бы постарался, чтобы правда дошла до него в более выгодном для вас обеих свете!

Тамара от души порадовалась его искренней озабоченности и вместо ответа обняла его за шею и громко чмокнула в щеку. Но глаза ее при этом блестели подозрительно ярко.

— Ты говорил, что любишь меня, Уилл, — сказала она тихо, заглядывая ему в глаза. — Ты говорил это много раз. Что ж, теперь пришло время доказать свои слова. Забери ее у него. Мне не важно, как ты это сделаешь. Просто вырви ее из рук этого вероломного человека.

Уилл не отрывал от нее своего пылающего взгляда, и Тамара невольно вздрогнула, заметив презрение, неожиданно мелькнувшее в его глазах.

— Так вот, значит, для чего тебе нужна моя любовь? Ты хочешь воспользоваться ею, чтобы заставить плясать под свою дудку? Я должен заслужить любовь моей дамы славными подвигами? Но я не рыцарь, любовь моя. Я всего лишь бедный, покрытый шрамами солдат, который ищет в этой жизни немного счастья. Я не стану покупать твою любовь. Что бы я ни сделал, это ничуть не поможет, если только ты меня не любишь.

Она должна была бы рассердиться на него, подумала Тамара, но почему-то злости не было. Вместо этого огромная радость окатила ее горячей волной, когда она поняла, с каким достойным, гордым человеком свела ее судьба. Она достаточно имела дел с мужчинами и знала, насколько легко подчинить их своей воле, заставить делать то, что ей надо. И каждый раз, кроме удовлетворения, она испытывала легкое презрение к ним за то, что они так легко теряли свое достоинство. В этом заключалась, пожалуй, главная причина, почему она до сих пор не осталась ни с одним из них.

Но Уилл всегда держал себя достойно, независимо от того, какую игру она вела. И хотя в этот момент она бы предпочла, чтобы он был более покладистым, тем не менее не могла не восхититься им.

— Ты прав, — сказала она, опустив глаза под его взглядом. — Я не должна была просить тебя таким образом подтверждать свою любовь ко мне. Но мне так необходимо спасти мою девочку! Поэтому я прошу тебя как своего друга и любимого. Я отдала тебе свою любовь независимо от того, сделаешь ты это или нет. Но, Уилл, я просто прошу, сделай это для меня!

Уилл в ответ тяжело вздохнул и прижал ее к себе.

— Все не так просто, Тамара, и ты сама хорошо это знаешь. Я бы не смог забрать ее у него, даже если бы это было возможно. Хоть, может, это не так очевидно, но его светлость совсем потерял голову от любви к ней, и, если она вновь сбежит от него, он не успокоится, пока не поймает ее рано или поздно, и тогда один только Бог знает, что он сотворит в приступе гнева и отчаяния.

Тамара вздрогнула, поняв, насколько он прав.

— Или, что еще хуже, он пустит по ее следу гвардейцев короля.

Уилл едва не оттолкнул ее от себя, при этом его лицо потемнело от ярости.

— Нет! Это невозможно! Он совсем не такой. Думаю, что достаточно хорошо знаю своего хозяина, и я уверен, что он никогда не предаст ее! Просто сейчас им владеет гнев. Дай ему время немного свыкнуться с мыслью, кто она такая. А тогда все уладится. Вот увидишь!

Тамара прищурилась и с горечью взглянула на него.

— Я не хочу видеть, что она страдает, можешь ты это понять? Она — это все, что осталось у меня от всей нашей семьи, и я вовсе не хочу ее потерять только потому, что какой-то мужчина позволяет своим страстям взять верх над рассудком.

Уилл мгновенно ощетинился.

— Это правда, что он несколько потерял способность рассуждать здраво, но кто в этом виноват? Разве не она сама свела его с ума? Но он поступит с ней по справедливости, я уверен в этом, в чем собираюсь еще раз убедиться, так как еду завтра в Лондон с его светлостью. И клянусь, я глаз не спущу с маленькой леди.

Она одарила его ослепительной улыбкой.

— А если тебе покажется, что он намеревается передать ее гвардейцам?

— Этого не будет!

— Так говоришь ты. И все же…

Уилл посмотрел на нее долгим, тяжелым взглядом, затем взял ее руки в свои и, поднеся по очереди к губам, пылко поцеловал.

— Если я увижу, что твоей племяннице грозит опасность, то, клянусь своей любовью к тебе, я сумею ее защитить.

— Даже если тебе придется пойти против воли твоего хозяина?

Уилл мрачно кивнул.

— Даже если мне придется пойти против воли его светлости.

Цыганка чуть вскрикнула и, бросившись ему на грудь, обвила руками шею и спрятала лицо, уткнувшись ему в плечо. В первое мгновение Уилл застыл от неожиданности, но затем обнял и прижал к себе.

— Благодарю тебя, — прошептала Тамара.

— Ради тебя я готов на все, любовь моя.

Она чуть отодвинулась от него и подняла к нему лицо. Ее глаза были сухи, но сияли любовью, которая сейчас переполняла ее сердце.

— Когда ты вернешься, Уильям Крэшоу, то обнаружишь меня здесь. Я буду ждать тебя.

— Чтобы стать моей женой?

Она серьезно посмотрела на него, но затем уголки ее губ чуть дрогнули.

— Чтобы стать для тебя тем, кем бы ты хотел, чтобы я стала.

Он засмеялся.

— Что-то я очень в этом сомневаюсь, ведь ты никогда не была слишком покладистой. Поэтому я и не жду, что ты изменишься только оттого, что я подарил тебе свое сердце.

Однако ее этот смех ничуть не позабавил.

— Это хорошо, что ты так настроен. Так как я намерена на все эти долгие годы стать тебе не слишком-то сговорчивой женой.

Он усмехнулся.

— Я с огромным нетерпением буду ждать этого, — пробормотал он, привлекая ее к себе. Горячий поцелуй послужил подтверждением его слов.

Она тоже ждет этого, подумала Тамара, крепче прижимаясь к нему. С огромным нетерпением.