Любовь старой девы

Глава восьмая

Все говорили одновременно. Рори стояла на пороге своей кухни и удивлялась, как ее угораздило попасть в такую странную полосу жизни. И что же ей делать: лечь в постель и проспать несколько следующих лет или препоясать чресла и очертя голову броситься в драку? Отказавшись от идеи вступить во французский Иностранный легион, она обдумывала возможность стать послушницей в каком-нибудь религиозном ордене. В одном из тех, где дают обет молчания.

У нее началась головная боль. У Рори никогда не болела голова. Царапина на пальце саднила, и она рассеянно почесала ее.

— Этот воришка? Ха! — Фауна нашла секретный тайник Рори с клочком шерсти Риза и вещала, набив рот арахисовым маслом. — Помню, когда она привела его в дом первый раз, он имел жалкий вид. Он был даже хуже, чем…

— Рори, где ты держишь мерные чашки?

— Студент философии! Это он сам сказал? Этот подонок такой же скользкий, как пролитое масло! Рори, у тебя есть лимон? — Это Туся. Горячая вода с лимоном, вопреки семейному бизнесу, — предпочитаемый ею утренний напиток.

— Билл, если хочешь, чтобы шорты были выстираны, брось их в грязное белье. Я собираюсь загрузить машину.

Билл подчинился команде жены и снял мятые, отрезанные до колен джинсы, а Рори вытаращила глаза на его огненно-красные трусы, — очевидно, один из не совсем успешных экспериментов Санни.

Голова тяжелая как камень, в животе урчит. Рори с трудом пытается включиться в семейную суету. И, оказывается, только для того, чтобы обнаружить, что кто-то прикончил ее шоколадное молоко, а кувшин с арахисом опустел, только на дне остался тонкий слой серой соли.

Санни что-то поднесла к носу.

— Душа моя, что за навозная гуща в твоей мерной чашке?

— Пчелиный воск для…

— Боже мой, Рори, ведь ты не ешь эту гадость? — Туся держала коробку с хлопьями и читала таблицу состава. — Ничего полезного, одни пустые калории.

Фауна перегнулась через корзину с грязным бельем и выхватила у нее коробку.

— Пустые? Значит, я могу есть сколько захочу и не прибавлю и грамма веса?

— Что за столпотворение? — спросила Рори.

Никто ее не услышал, и она повторила громче:

— Я спрашиваю, какого дьявола вы все торчите в моем доме? Проклятие! — еще громче выкрикнула она.

Наступила мертвая тишина. Все лица повернулись в ее сторону. Санни поморгала своими густыми бесцветными ресницами и сказала:

— Душа моя, с тобой все в порядке?

— Чарлз перед уходом в офис предложил нам позавтракать, но миссис Манкиджау не появлялась до десяти, — объяснил Билл.

— Маунтджой, — машинально поправила Санни. — Маделин тоже занята. Она должна до свадьбы просмотреть весь свой бельевой шкаф. Ты знала, что она Дева? Солнце, Луна, Марс и Меркурий. Несчастная женщина.

Туся, хлопая своими бесхитростными голубыми глазами, обернулась к Фауне.

— Что ты делала утром в комнате Чарли? Держу пари, что Рори хотелось бы знать. Правда, Рори?

Но Рори больше не слушала. Очень тихо она вернулась в спальню и закрыла за собой дверь. Сорок семь минут спустя она появилась снова. Безупречно, но несоответствующе одетая — в свадебном жаккардовом костюме медового цвета и в бронзовых лодочках, — она несла в одной руке шляпную коробку и маленький раздутый конверт, в другой чемодан, а на плече потрепанную кожаную сумку.

Она так и не выбралась в магазин, чтобы купить сумочку под цвет новому костюму.

Спокойно выдержав шквал вопросов, переждав, когда жужжание голосов смолкнет, Рори сказала:

— В банке, на которой написано «Мука», — свинина, поджаренная со специями, на верхней полке холодильника, в коробочке с отбитым верхом, сладкие палочки. А вообще берите все, что хотите. Мне надо встретиться в городе с Чарлзом. Срочное дело. И, наверно, до завтра я не вернусь домой.

Билл нахмурился. Туся выглядела озадаченной. Фауна пыталась протестовать, но быстро замолчала. А Санни только улыбалась своими невозможными глазами оракула.

Кейна занесло далеко от дома. Он колесил уже несколько часов. Обычно он устраивал себе такие гонки одиночества, чтобы прочистить мозги. Метод действовал почти безотказно. Время от времени, когда работа не спорилась, к примеру, если надо было обстругать сюжет, а в нем торчал сучок, он нанимал на несколько часов самолет и летал. Но в этот раз ему надо было справиться не просто с неподдающимся сюжетом, а с чем-то большим. И езда в ад и обратно не помогла.

Кейн никогда не стремился быть святым. И прежде всего потому, что это чертовски скучно. Но и он был шокирован, обнаружив, каким низким, беспринципным подонком может стать при соответствующих условиях. Или, как в данном случае, несоответствующих. Собственный характер преподнес ему сюрприз.

Прошлым вечером, вырвавшись из окружения, с одной стороны, Билла Хаббарда, желавшего поговорить о страховании, а с другой — женщин, выстроившихся под дверями двух ванных комнат, он ухитрился выкроить пять минут для разговора с Чарли. Кейн понимал, что момент он выбрал никудышный, но время поджимало.

Было поздно. За столом Хаббарды с чрезмерным энтузиазмом отнеслись к местному белому совиньону, что сейчас давало о себе знать, а Чарли по какой-то причине был раздражен, как сатана.

Конечно, его раздражение могло быть вызвано тем, что во время обеда в одно ухо ему что-то страстно шептала миниатюрная Венера, а в другое, наклонившись, гудел о коммерческих тарифах и защитном страховании Хаббард.

Или бедному старине Чарли всего лишь срочно была нужна уборная.

Как бы то ни было, Кейн загнал его в спальню, будто в стойло, и там насел, прямо в лоб сказал, что Чарли должен забыть о женитьбе на Рори.

— Прошу прощения, не понял?

— Чарли, послушай меня… Она не хочет выходить за тебя замуж. Неужели ты не видишь…

— Нет, я прекрасно нижу, какой ошибкой было думать, что ты изменился. Ты по-прежнему ни на йоту не уважаешь чужую собственность. Ты по-прежнему…

Это стало последней каплей.

— Проклятие! Дружище, она женщина! Она не предмет мебели, который ты купил только потому, что он подходит к ковру в парадной гостиной! Она живая, и настоящая, и удивительная, а ты душишь ее! Когда она с тобой, она не может даже дышать полной грудью из страха, что ты не одобришь такой способ вдыхания воздуха!

— Это Фауна мутит воду?

Такая вот реакция, для Кейна совсем неожиданная. Он начал ругаться, и к тому моменту, когда убедил себя, что еще успеет, когда оба выспятся, вбить в голову этому бедному слепцу немного здравого смысла, Чарлз хлопнул дверью и ушел.

Фауна? Старшая, Мир, еще куда ни шло. У нее тип замужней женщины, и она готова снова отправиться на охоту. Но Фауна? Она настолько далека от всего этого в своем юношеском радикализме, что смешно даже думать!

Но, все же подумав, Кейн нахмурился и решил, что подозрения Чарли довольно правдоподобны. Во всяком случае, для банального сюжета.

К тому времени, когда Кейн затормозил перед домом Бэнксов, оранжевые паруса солнца уже начали пробиваться сквозь листья деревьев. Он проездил всю ночь. Ключ был спрятан там же, где его прятали последние двадцать лет. Кейн тихо вошел в дом, на цыпочках поднялся по лестнице и провалился в сон на шесть часов.

Рори никогда в жизни не останавливалась в комнате, которая стоила бы больше тридцати восьми долларов за ночь. Она никогда в жизни не останавливалась в отеле. Школьная учительница научилась быть скромной, ее бюджет позволял только комнату в мотеле. Бюджет! Только мотель! И она уже потратила на одно платье столько же, сколько обычно тратила за сезон на всю одежду.

А, плевать. Не тот случай, чтобы думать о деньгах. Завтра утром, оплачивая свой счет из последних сбережений, она не будет жалеть ни об едином пенни.

Это ее медовый месяц. Медовый месяц для нее одной. И не предвидится проклятого съезда страховых агентов, и у нее королевского размера постель для нее одной, а ванна с джакузи такая большая, как озеро Норман. Сейчас она полежит в ней, а потом будет спать и, может быть, закажет в номер еще одну пиццу, диетическую колу и мороженое. И как только она додумается, как пользоваться этой штуковиной, включающей телевизор, она очутится в кино только для взрослых или, в крайнем случае, посмотрит приятную, хоть и низкопробную, мыльную оперу. А завтра поедет домой и спокойно скажет своей семье, что свадьба отменяется и, пожалуйста, возвращайтесь к себе.

Понюхав, она вытащила из коробки еще одну полоску сладкой пиццы.

Было почти четыре часа дня, когда Кейн узнал, где она. И пять к тому моменту, когда добрался до города. Ему потребовалось чертовски много времени, чтобы выйти на ее след, даже с помощью всего клана Хаббардов и секретарши Чарлза.

— Простите, мистер Смит, но она действительно не сказала, куда едет, когда уходила отсюда. Она передала мне конверт для мистера Бэнкса — и все. — (Сначала Кейн допрашивал секретаршу Чарлза.) — Скорее пакет, пожалуй, так можно сказать.

— Пакет?

— Похожий на коробочку с кольцом. В конверте прощупывалась коробочка. Мистер Бэнкс был на конференции, когда мисс…

— Когда это было? — перебил ее Кейн.

— В одиннадцать семнадцать, — ответила сверхпедантичная миссис Спейнауэр.

Кейн, не стесняясь, выругался на непонятном диалекте Среднего Запада. Тупик. Никакой зацепки! Он уже допытывался у Чарлза, и тот нехотя признался, что Рори вернула кольцо с сожалениями по поводу объявленной сдачи дома. Сожаления были запоздалыми, потому что следующий жилец уже подписал контракт и займет дом первого августа.

Что дальше? Обратиться к полицейским? Дать объявление в бюллетень разыскиваемых лиц — о сером седане среднего возраста с проржавевшим, помятым левым передним крылом?

То смеясь, то ругаясь, то натыкаясь на дорожный знак на углу Главной и Четвертой улиц, Кейн вспомнил, как несколько вечеров назад Чарлз хвалился, что, пока они будут в Цинциннати, он устроит ремонт ее машины как сюрприз, а вернее сказать, свадебный подарок.

Боже! Неудивительно, что женщина сбежала!

— Она оделась как на выход, когда уехала, — сообщил утром Билл.

— В руке у нее был чемодан, — добавила Санни.

— И она сказала, что вернется завтра, — закончила Фауна. У нее по щекам стекал грим, она плакала.

Черт возьми, этой Фауне есть из-за чего плакать, кипятился Кейн. Если Рори узнала, что ее собственная сестра делает пассы Чарли, то неудивительно, что она сломалась! Удивительно другое — почему она перед отъездом не скрутила этим двоим шею!

И не потому, что она гипсовая святая, вовсе нет. Меньше чем за неделю Кейн разглядел под безмятежной веснушчатой поверхностью нутро настоящей женщины. Он увидел больше, чем хотел бы увидеть, и даже больше, чем мог бы забыть.

Пришлось сделать уйму звонков, прежде чем он обнаружил ее в лучшем отеле города. И тут снова наткнулся на стену. В отеле готовы были проводить Кейна в ее комнату, но отказывались назвать ее номер. Он мог бы позвонить, но вдруг она опять сбежит. И он вернется к тому же, с чего начал.

И тогда он позвонил своему агенту, решив выложить свою просьбу без объяснений. В конце концов, этот человек в долгу перед ним.

— Росс? Кейн Смит. Послушай, мне надо…

— Кейн, черт возьми, куда ты запропастился? Позавчера я звонил тебе каждые пять минут! Мне сказали, что ты расплатился… — Отличный агент Росс Клингмен, но склонен к гиперболам.

— Я в Северной Каролине, в городе, который называется Тобакковиль, и мне надо…

— Погоди! Послушай, сколько тебе понадобится времени, чтобы вернуться на побережье? По-моему, нами заинтересовался Кестнер, но до тех пор, пока не будет контракта…

— Росс, не мог бы ты заткнуться и послушать меня? Мне нужно, чтобы ты кое-куда позвонил! Любезность за любезность. Взамен обещаю тебе, через три дня быть в Нью-Йорке. Это вопрос жизни и смерти. — Кейн тоже умел для эффекта преувеличивать.

— Послушай, ненаглядный мой, я хочу видеть тебя живым, и я хочу видеть тебя завтра. Опоздаешь — не даю никаких утешительных гарантий, хоть посади меня в ад! Договорились?

Они договорились.

Час спустя, вырядившись ради инкогнито в великолепный костюм, который сидел на нем, будто болячка на большом пальце, Кейн не спеша вошел в холл отеля на Пятой авеню и спросил у регистраторши, выполнены ли услуги, которые заказывал его агент.

— Моя… гм, секретарша, мисс Хаббард, приехала два дня назад. На какой этаж вы нас поместили? Я никогда не останавливаюсь в номере выше пятого этажа.

— Мисс Хаббард? Ну да, у нас живет мисс Кристел Аврора Хаббард, но она прибыла только сегодня.

Кейн сгреб рукой волосы жестом, который был знаменит тем, что сильных женщин превращал в слабых.

— Проклятие, — проговорил он с неотразимым огорчением. — Она, должно быть, пропустила свой рейс из лондонского Хитроу. И теперь нам не удастся наверстать… — Затем тоном христианского всепрощения продолжал: — Ну да ладно, это не ваша вина. Только пришлите наверх мой багаж и кофейник с кофе, ах да, и еще «Таймс», лондонскую и нью-йоркскую. И если кто-нибудь из репортеров будет спрашивать, вы знать обо мне ничего не знаете, договорились?

— Может быть, вас устроят «Джорнэл», «Ньюс» и «Обсервер»? Мы не получаем лондонских газет, а «Нью-Йорк таймс» только воскресная, и она уже продана.

Кейн смотрел на девицу поверх оправы темных очков до тех пор, пока она не заерзала.

— Да, мистер Смит, сию минутку, мистер Смит. Кофе, «Таймс» и никаких репортеров… и, мистер Смит… ох, не могли бы вы дать мне автограф? Это для моей матери. — Девица понятия не имела, кто на самом деле этот тип, называвшийся Смитом, но на всякий случай решила не упускать шанс.

Кейн еле подавил смех, радуясь, что отражающая поверхность рекомендованных ему темных очков прячет глаза. Потом неразборчиво нацарапал свою фамилию на листке с грифом отеля вверху, кивнул посыльному и прошествовал через холл.

Перед дверью номера он отпустил посыльного, дав ему чаевые, достаточно большие за такую услугу, но не столь большие, чтобы вызвать подозрения, и вошел в комнату. Остановившись на пороге, в одной руке темные очки, в другой — потертая летная сумка, он смотрел на фигурку в мятой хлопчатобумажной пижаме, сидевшую скрестив ноги посреди двух акров стеганого покрывала перед полупустой коробкой пиццы. Стрелка кондиционера была поставлена на арктическую вьюгу.

Она плакала. Дорожки блестящих слезинок медленно и беззвучно сбегали по веснушчатым щекам. На ней была та же самая пижама, в какой он первый раз увидел и оценил ее. Отвернувшись от экрана, показывавшего погоду, Рори покрасневшими от слез янтарными глазами взглянула на него. И вдруг Кейн почувствовал, что и сам тоже чуть не плачет.

— Рори! — хрипло проговорил он. — Солнышко…

— Это нечестно, — выдохнула она и вытащила из кармана смятый бумажный платок. — Как вы нашли меня? Уходите, пожалуйста.

Кейн опустил на пол сумку, положил на ближайший стол очки и подошел к кровати. Она отвернулась от него и уставилась в экран. Кончик ее короткого изящного носа покраснел. Губы бледные. И полоска засохшего томатного соуса на подбородке. Она замерзла. Милое зрелище — веснушки на гусиной коже.

Кейн подошел к кондиционеру и передвинул стрелку на нормальную температуру. Адреналин в крови достиг пика, и он почувствовал упадок сил, словно после выполненной задачи. Итак, он нашел ее. Что дальше?

Проклятие, ругал он себя, ты только посмотри на нее! Она же черт-те что! Кейн знал десятки женщин гораздо красивее, чем Кристел Аврора Хаббард. На одной из них он даже женился. Многие из тех, кого он знал, были более расторопными, не говоря уже о том, что добивались большего успеха. Хотя, поправил он себя, это зависит от того, что ты подразумеваешь под успехом.

Что в этой было такого? Как она сумела забраться ему в самое нутро и влезть в его сны? С тех пор как он поцеловал ее первый раз, он постоянно ходил в полувозбужденном состоянии, а такого с ним не бывало уже много лет!

— Леди, что же в вас есть такого? — пробормотал он про себя. — Я облетел со своим магнитным прибором чуть ли не полсвета, заправлялся из сотен новехоньких баков, и вот нате вам — напрочь приклеился к какому-то плохонькому, помятому и проржавевшему.

Он покачал головой, достал носовой платок и, подойдя к кровати, осторожно стер ей с подбородка соус от пиццы.

— Что будем с этим делать? — хрипло спросил он.

Рори глубоко вздохнула и попыталась напустить на себя независимый вид. Ей бы это далось легче, если бы не старая, протертая пижама, та самая, в которой она первый раз столкнулась с Кейном Смитом. Она влезла в эту пижаму вовсе не потому, что у нее в чемодане не лежала новая, красивая ночная рубашка. Она привезла с собой весь свой гардероб. И больше того, она даже собиралась надеть свой свадебный костюм — это был бы некий символический жест. Просто к тому времени, когда она съела три четверти большой, как кухонная раковина, пиццы и двойную порцию шоколадного пломбира, приправленного орехами и вишней, у нее пропало всякое желание наряжаться в новое платье, даже если бы она смогла влезть в него.

— Уходите. Я не хочу вас видеть. — Она бесстрашно посмотрела ему в глаза.

— Врете.

— Слишком вы о себе воображаете. — Глаза у нее резало от слез, она ущипнула себя и молча дала обет ущипнуть еще больнее, если все слезы до единой не исчезнут. Она не нытик. Она приняла решение и сделала то, что сделала. И с этим покончено.

— Солнышко, что случилось? Разрешите мне помочь.

— С чего вы взяли, будто мне нужна помощь? У меня все в порядке.

— Не сомневаюсь, — нежно проговорил он и продолжал стоять над ней, словно заботливый ястреб, охраняющий свою добычу.

— Ладно! Да, я наломала дров, заварила кашу и прочее! Я ничего не умею сделать как надо, но по крайней мере это теперь сделано!

Сам-то он думал, что она отлично справилась, когда у нее прояснилось в голове. Прощальное «прости» Чарли, «до свидания» своей семье — и объявление независимости. Он гордился ею и, к собственному удивлению, вовсе не был удивлен.

— И что же, по-вашему, вы не умеете делать? — снисходительно спросил он, чуть поддразнивая ее и желая гораздо больше того, на что пока еще мог рассчитывать.

— Ничего. Все. Ох, не знаю! Хотела принять ванну, но я никогда раньше не пользовалась джакузи и боюсь, что меня ударит током. И не могу додуматься, как работает этот проклятый телевизор, а еще я всегда терпеть не могла электронные часы! — Выпалив это взахлеб, она потупилась, стараясь не смотреть на мужчину с густыми темными волосами и коварной улыбкой, на мужчину в черных джинсах, чересчур откровенно обтягивающих бедра, и в рубашке из натурального полотна, не иначе как сделанной на заказ.

— Что вы хотите посмотреть? Мне удается справляться с такими вещами, как телевизор или электронные часы. Я даже мастер по джакузи.

— Молодец, — угрюмо пробормотала она. — Я не приглашала вас на свой медовый месяц. И у меня нет настроения для компании, так что, если хотите уйти, не стесняйтесь.

— На медовый месяц? — Он присел на уголок кровати — слишком близко для Рори и на полмили дальше, чем хотел бы сам.

Она с остервенением вытерла мокрые глаза и засунула бумажный платок в нагрудный карман, приковав тем самым его внимание к тому, что под пижамой на ней ничего нет. Пришлось какое-то время изучать рисунок на стеганом покрывале, пока он не овладел собой.

— По-моему, мне пришла в голову хорошая идея, — сказала Рори. — Я подумала, что раз я не собираюсь ехать в Цинциннати, то почему бы не устроить себе отпуск до начала занятий прямо здесь. — Она судорожно, со всхлипом, вздохнула, жалея, что не взяла из ванной всю пачку бумажных платков. Но всего не предусмотришь. — Мне просто следовало побыть одной, чтобы привести в порядок свои мысли. Можете вы это понять?

— Что случилось с Цинциннати?

— Вы уже знаете. — Она подозрительно взглянула на него.

— Да.

Он посмотрел на пустую вазочку из-под мороженого и на полупустую коробку пиццы и взял себе ломтик. Пицца была холодная, впрочем, он не особенно привередлив.

— Вы всегда так едите? — спросил он, с трудом прожевав и проглотив кусок. Соус был ужасный, тесто крутое. — Неудивительно, что желудок не выдержал.

— У меня желудок в полном порядке.

— Знаю.

— Но вы только что сказали…

Кейн отложил недоеденный ломоть и, взяв ее руку, осмотрел красную ссадину на среднем пальце левой руки.

— Я всегда знал, что вас мучает, Рори. И даже начал побаиваться, что вы не успеете вовремя принять решение.

Рори, чувствуя, как слабеет в ней внутреннее сопротивление, вздохнула.

— Я тоже, — кивнула она.

— Хотите об этом поговорить?

— Тут не о чем говорить.

— Вы открыли?.. — начал Кейн и молча ждал, не желая давить на нее.

— Я открыла, что по-настоящему не люблю Чарлза, значит, было бы нечестно выходить за него замуж. Я бы никогда не стала для него такой хорошей женой, какую он заслуживает.

— Да, — задумчиво протянул Кейн, — полагаю, вы бы не смогли стать.

Рори быстро скользнула взглядом по его загорелым чертам, по крючковатому носу, чуть скошенному рту и удивительным глазам, от которых у нее все внутри теплеет и в то же время по спине пробегают мурашки.

— Фактически я не подошла его матери, он сказал вам? По крайней мере, я написала в записке, которую отдала секретарше вместе с кольцом, что, по-моему, миссис Бэнкс не будет счастлива, живя с нами.

— Мудрое решение. — Он сознательно держал под контролем выражение лица, но давалось это с трудом.

— Кейн, вы когда-нибудь размышляли над тем, к какой среде принадлежите?

Кейн покусал свою полную нижнюю губу. Рори рассеянно отметила, что зубы у него не кривые. Безукоризненные зубы, за исключением одного со стесанным уголком.

— Не помню, чтобы я вообще особенно задумывался над этим.

— А я много об этом думаю, — с тоской произнесла она.

В комнате стало теплее, но Рори еще выглядела замерзшей. Съежившаяся посередине королевского размера кровати, она казалась похожей и на несчастного ребенка, и на желанную женщину, завернутую в восхитительную, хотя и неопрятную, упаковку.

Кейн решил, что, пожалуй, он сначала утешит первого, а потом приступит ко второй. Поднявшись, он оставил ее и скрылся в ванной. Рори услышала, как побежала вода. Она вытащила из пиццы маслину и пожевала ее, потом достала свой использованный бумажный платок и вытерла пальцы. Они были липкими.

Черт, проклятие, позор! Она не сумела даже устроить приличный медовый месяц для себя одной.

Звук, доносившийся из ванной, изменился, и через секунду на пороге с поклоном появился Кейн.

— Мадам, ванна готова.

— Под вашу ответственность?

— Температура отличная, и я обещаю, что вас не ударит током. Поверьте мне, ладно? Я всегда был молодцом с любой техникой.

Из соседней комнаты Кейн слушал журчание и мысленно рисовал картину, как она сбрасывает на пол пижаму и пробует воду одной ногой. Он видел мысленным взглядом, как ее восхитительная маленькая попка приближается к водовороту в ванне, как она закрывает глаза и склоняется к горячему потоку, который пощипывает розовые соски. Он представлял…

— Милостивый святой Петр, — пробормотал Кейн, подошел к окну и уставился на голубя, разгуливавшего по крыше съездовского центра Бентона. Потом рядом с первым голубем появился второй, но Кейн в это время уже вышагивал по комнате, засунув руки в задние карманы джинсов и ругаясь.

Пятнадцать минут спустя он постучал в дверь ванной.

— Эй, есть там кто живой? Я заказал кофейник горячего кофе для себя и кувшин горячего шоколада для вас, а еще бутылку вина, для поднятия духа. Да, обратите внимание, на двери висит толстый банный халат.

— Как мне сладить с этой штуковиной? Что надо сделать?

— Вы и вправду хотите, чтобы я вошел и показал? — Одно слово приглашения — и его самолет уйдет в пике.

Но слово не последовало.

— Вы только вылезайте, завернитесь в халат и выходите. Я все сделаю. — Его надо бы за это канонизировать в святые.

Двадцать минут спустя Рори с бокалом вина в руке сидела, облокотившись спиной на гору подушек, а забытый горячий шоколад остывал перед ней на столе. Она согрелась, расслабилась и чувствовала себя в безопасности. И даже если такое ощущение было лишь следствием выпитого вина, все равно она им наслаждалась.

Кейн задумчиво вертел ножку бокала между своими массивными, с квадратными подушечками пальцами. Вдумчивый по природе, он наконец выбрал тонкий подход.

— Так какого дьявола вам пришло в голову, что если вы с Чарлзом оказались хорошими соседями, то и супруги из вас выйдут не хуже? Вы бы уже через месяц вымотали друг другу кишки!

Слишком сильно для тонкого подхода. Да и вообще долгое терпение не главная его добродетель. К примеру, толстый махровый халат не помогал. Слишком просторный, он приоткрывал то и се. Оставалась голой шея, и он видел холмик груди как раз там, где проходила демаркационная линия и где кончались веснушки. А если добавить к этому, что она пахла мылом, и солнцем, и сладостью теплой женщины и ее веки начинали закрываться, то единственное, на что ему оставалось полагаться, так это на свои добрые намерения.

— Почему вы это сделали? — в конце концов спросил он.

— По-моему, из-за бабушки. Она была… У нее были… Наверно, можно сказать, что у нее были очень высокие стандарты. Она бы одобрила Чарлза.

— Как мужа для вас? — усмехнулся Кейн. — Никогда, если она по-настоящему вас знала.

Кейн снова наполнил ее бокал, и Рори постепенно рассказала ему о своих детских годах, когда она росла свободной и дикой, как цветок в поле, о том, какой пугающей может быть свобода, если она вызывает чувство опасности и удивления ее пределами.

— Вокруг много говорили о любви, но я не уверена, что хиппи так уж особенно любили друг друга. Порой мне хотелось сказать: вон тот лжет, а вот эта на самом деле совсем не такая, какой хочет казаться, но я не могла, ведь мы были одной большой семьей. Мы все принадлежали друг другу, но…

Она нахмурилась, а Кейн, к собственному неудовольствию, обнаружил, что даже морщинки на ее веснушчатом лбу могут возбуждать его. Он повернулся, чтобы не видеть ее так уж прямо перед собой, и попытался поразмышлять о чем-нибудь не таком воспламеняющем. Проклятие! Он старался быть ее другом, но мог думать только о том, как бы погрузиться в ее нежные, жаркие глубины, а потом можно и умереть!

— Вы знаете, странно, но я обычно размышляла, не приемный ли я ребенок, не украли ли меня у настоящих родителей. Конечно, сейчас я знаю, что большинство детей рано или поздно проходят через такие сомнения.

— Когда вы доживете до возраста Санни, — скрипучим голосом проговорил Кейн, — вы будете выглядеть точно как она. А Санни красивая женщина.

Рори благодарно улыбнулась.

— И все же я постоянно чувствую что-то вроде… ох… не знаю… будто я ничейная. — Рори вздохнула и отпила из бокала. Когда она облизала губы, Кейн закрыл глаза. Ничейная, говоришь, мелькнула у него жаркая мысль…

Со вздохом спокойной капитуляции он сбросил туфли и лег рядом с ней на постель. Откинувшись на подушки, он закинул руки за голову и постарался напустить на себя небрежный и рассеянный вид. И пытался убедить себя, что она всего лишь женщина, которую он случайно встретил, и что он, черт возьми, не влюблен в нее до безумия. Ничего не вышло.

Они поговорили о ее разлуке с семьей и переезде в Кентукки, к бабушке, которая так никогда фактически и не простила дочь, убежавшую из дома в шестнадцать лет.

— Я и сейчас не совсем уверена, что брак у них оформлен.

— Сомневаюсь, чтобы для них это имело значение.

— А для миссис Бэнкс? — Рори улыбнулась и потом громко засмеялась. — По-моему, она рада, что я больше не угрожаю благополучию Чарлза. Не думаю, чтобы я ей очень понравилась.

— Добро пожаловать в клуб угрожавших благополучию Чарли, — усмехнулся Кейн. — Рори, а почему вы решили учить детей?

— Бабушка была школьной учительницей. Она ушла из школы вскоре после того, как я переехала к ней. Она мучилась из-за сильного артрита. А я скучала без Туси, Фауны и Мир. И еще мне нравилась мысль о дисциплинированной жизни. Есть определенная безопасность в профессии, так строго организованной, как учительство. Человек принадлежит конкретному месту. Вы считаете это глупым?

— Это вовсе не глупо. — Особенно для ребенка, который начал свою жизнь в коммуне хиппи, мысленно добавил он. — И вы довольны своим выбором?

Она отпила вина и задумчиво кивнула головой.

— В некотором смысле.

И то слава Богу. Вероятно, в действительности никто никакому месту не принадлежит. Принадлежать кому-то или чему-то — это состояние сознания. Прежде он не задумывался над такими вопросами. Но теперь ему захотелось поразмышлять.

— Мой отец служил в авиации, — помолчав, проговорил он. — Я не знал его. Он погиб в тренировочном полете еще до моего рождения. А мать как раз получила стипендию и начала учиться в колледже. Они планировали пожениться, когда он приедет в следующий раз. Но он разбился. А она была беременна мной, на пятом месяце. Она все бросила и нашла работу в лаборатории. Платили совсем немного.

Каким-то образом рука Рори забралась в руку Кейна и устроилась в ней сжатым кулачком.

— Могу себе представить, — сочувственно вздохнула она.

Он пожал плечами. Прошли годы с тех пор, как он перестал даже думать об этом, а не то что говорить. Бывшая жена никогда не спрашивала у него о детстве.

— Брат помогал, когда ей уже трудно было работать из-за беременности. Она жила у него и когда я родился. Но жена его, как я догадываюсь, постаралась выжить ее. И при первой же возможности мать переехала в Кинг и начала работать в офисе. Когда мне исполнилось пять, она переквалифицировалась в официантки. Платили гораздо больше, и в течение дня она могла быть дома. Мы переехали в бунгало Мадди Бэнкс и прожили в нем, пока я и Чарли не закончили школу. Конец истории.

— Вы говорили, что ваша мать…

— Она умерла несколько лет назад. Ей вырезали молочную железу, болезнь оказалась запущенной. — Он сказал об этом совершенно спокойно, будто вовсе и не убивался у ее постели и долго еще после смерти.

— И никаких других родственников?

— Никаких. — Никогда прежде он особенно не задумывался над их отсутствием. Черт возьми, а ведь это так естественно для человека — переживать минуты одиночества.

Но нет, то, что он сейчас испытывал, нельзя назвать чувством одиночества.

Что-то вроде ностальгии или меланхолии стало вползать в него. От одиночества ощущаешь тоску. А с ним рядом была Рори Хаббард. Словно солнечный луч, она пробивалась в окна его души и освещала ее уголки, так давно обходившиеся без света, что он со временем привык к темноте.

Рори снова отпила глоток вина. Ее голова чуть-чуть подвинулась и спокойно и естественно опустилась ему на плечо. И чего уж естественней — его рука обняла ее за плечи, а она приникла к нему, согнутыми коленями прижавшись к его бедру.

— Обычно я не говорю так много, — чуть ли не извиняющимся тоном пробормотал он.

— Я тоже, — призналась она. — Во всяком случае, не о… личных вещах.

— Вроде той, почему вас послали жить к бабушке?

Она молчала так долго, что Кейн уже не надеялся на ответ. Хотя чутье подсказывало ему важность момента. Что-то тяжелое все эти годы камнем лежало у нее на душе. И, может быть, чуть не привело ее к катастрофическому браку.

— Я никогда и никому раньше об этом не рассказывала, — начала она спокойным решительным тоном. — Однажды к нам в коммуну пришел этот мужчина… Мне было одиннадцать, и у меня… вы знаете… я начала меняться.

У Кейна пальцы сжались в кулаки, и он убийственно бесстрастным, хотя и осипшим голосом уточнил:

— Ваши груди начали расти, это вы имеете в виду?

— Вроде бы, — промямлила она. — В общем, мне было неловко рядом с ним. Но, по правде, он никогда ничего не делал. Только как-то странно смотрел на меня. И все время улыбался.

Кейн легко представил себе, как такой подонок мог подействовать на чувствительную, застенчивую девочку. Почему-то у него не вызвало удивления, что он способен проникнуться чувствами девочки, хотя лично с ним и близко ничего такого не случалось. Способен — и все тут. Проникнуться чувствами Рори-ребенка. Чувствами Рори-женщины. Чувствами Рори через пятьдесят лет — целая жизнь воспоминаний, безопасно укрытая за фасадом возраста.

Кейн начал тихо себе под нос ругаться, а она положила на их сжатые руки свободную ладонь и успокаивающе заглянула ему в глаза.

— Кейн, ничего страшного не было. Честно, я не беззащитная рохля, вы же знаете. Это случилось ночью… да, фактически ничего не произошло. Так вот, в ту ночь взрослые были наверху, а Айен спал с нами. Все дети спали в одной комнате. Обычно все в одной. Когда я проснулась и нашла его руку на моей… ладно, короче, я толкнула локтем Мир, и она разбудила всех остальных. И он ушел. На следующий день Билл и Санни поехали в город звонить, а потом меня отправили жить к бабушке.

Чувствуя напряжение Кейна, она заставила себя хихикнуть.

— А дальше все переменилось так, что жутко вспомнить! От купания нагишом в ручье к ежедневной ванне. Вначале я ее терпеть не могла! Каждое утро мы ели сладкие овсяные хлопья, и я должна была очистить тарелку под разговоры о несчастных страдающих от голода сиротках.

— И как вы справились с этим? — Это была только игра на оттягивание времени, и больше ничего. Близость Рори довела Кейна до точки кипения. Под угрозой смерти он не сумел бы понять, как нормальный интерес к женщине за неделю вырос во что-то настолько мощное, что жизнь без нее представлялась ему чуть ли не адом.

Но так получилось. И теперь, когда он нашел ее, теперь, когда она свободна, он попытается делать один за другим осторожные шаги во времени, давая ей шанс разобраться в прошлом и освободиться от него.

— Как я справилась? — повторила она с таким обаятельным смешком, от которого его окатило жаркой волной. — Я начинаю думать, что не справилась. — Она улыбнулась ему, и сердце его сделало две ленивых «бочки», будто самолет в небе. — Вам не кажется, что тридцатилетняя, немного шизоидная девственница Аврора Хаббард не справилась?