Любовь в тени платанов

8

Обед шел своим чередом — превосходные блюда, дорогие вина и непринужденная беседа, в которой Энни охотно приняла бы участие, если бы знала, о чем говорить.

Это похоже на дурной сон, с отчаянием думала она. Словно вернулось прошлое, только тогда Лу Цян была где-то на краю света, а сейчас китаянка сидела с ней за одним столом.

Энни захотелось убежать. Вырваться из замкнутой обстановки ресторана в суету афинских улиц и бежать до тех пор, пока Гейл не останется далеко-далеко и вообще навсегда не скроется с глаз…

Но Гейл, похоже, все время наблюдал за ней, ни на минуту не спуская с нее глаз. Видимо, его пристальный взгляд должен был напоминать Энни о ее обещании. Он как будто любопытствовал — хватит ли ее, выдержит ли она испытание до конца?

Неужели он действительно откажется поддержать бизнес Луизы и Герберта, если она бросит его сегодня? Пробовать сделать это слишком рискованно. Луиза, может быть, поняла бы Энни и встала бы на ее сторону против Гейла, но она так помогала ей, когда погибли их родители. Разве ее доброта не стоит той жертвы, которую Энни приходится приносить сегодня?

С большим трудом взяв себя в руки, Энни постаралась спрятать глаза от проницательного взгляда Гейла. Она сомневалась, что сможет поддерживать с ним вежливый разговор, если этого потребуют возложенные на нее так называемые супружеские обязанности. Но, к радости Энни, Гейл большую часть времени беседовал или с Александром или с Чжан Чэном.

Чэны, похоже, были связаны с греческим консорциумом по отелям и судоходству и хотели распространить свои интересы от Гонконга до Афин. Обе компании, видимо, были заинтересованы в деятельности Гейла. Ей трудно было разобраться в их делах, да и не хотелось.

— Итак, вы все еще… жена Гейла? — Вопрос был задан Лу Цян исключительно вежливым тоном, но в нем безошибочно чувствовалась неприязнь. Обед закончился, когда на маленькой эстраде появились греческие танцоры, привлекшие к себе всеобщее внимание. Компания двинулась вниз, чтобы выпить кофе и пообщаться в более спокойном месте, поближе к тускло освещенному бару. Черноволосая красавица-китаянка скользнула на стул рядом с Энни.

В душе у Энни заныло, и она обратила свои кроткие глаза газели на Лу Цян.

— Да, я его жена, — ответила Энни, с трудом выдавив из себя улыбку.

Она была уверена, что Гейл по-прежнему наблюдает за ней, облокотившись на стойку бара, в то время как Александр оживленно разговаривает с ним. Оливия тоже с любопытством смотрела на нее своими черными глазами. Энни почувствовала себя канатоходцем: одно неверное движение — и она рухнет, провалив все это дурацкое представление, организованное Гейлом.

— Хотелось бы знать, надолго ли? — На нежном личике Лу Цян насмешливо поблескивали черные глаза.

Энни слегка пожала плечами.

— Вы же, наверное, знаете, что говорится в брачных обетах: «Пока смерть не разлучит нас».

— Так оно и есть, — сухо подтвердил Гейл. Он незаметно подошел к их столику и облокотился на спинку стула, на котором сидела Энни. От неожиданности она чуть не пролила свой кофе. Крошечная золоченая чашечка предательски дрогнула в ее руках. Она постаралась как можно скорее поставить ее на низкий стеклянный столик. — Я рад, что ты познакомилась с Лу Цян, Энни. Хотя и не уверен, что у вас найдется что-нибудь общее. — Его голос звучал твердо.

Энни удивленно воззрилась на него. Выражение смуглого лица показалось ей еще более циничным, чем обычно. Гипнотизирующие синие глаза были полуприкрыты веками. От крыльев носа к уголкам губ сбегали глубокие морщины. Гейл выглядел чужим, далеким, и она невольно напряглась.

Лу Цян грациозно поднялась, бросив на Гейла обольстительный взгляд из-под длинных пушистых ресниц.

— Гейл, дорогой, — промурлыкала она, — как приятно снова видеть тебя. Как долго ты пробудешь в Афинах?

— Пока не закончу одно дело, — спокойно ответил он. — Мы с Энни обожаем свежий воздух этих островов, правда, дорогая?

Лицо Лу Цян застыло. Энни затаила дыхание. Так какова же была настоящая причина поездки сюда, в Афины, поездки, на которой так настаивал Гейл? Наверное, Гейлу нужно было продемонстрировать свой благополучный брак, чтобы окончательно порвать отношения с Лу Цян, при этом не оттолкнув от общего дела ее состоятельного отца?

Энни еще никогда в своей жизни не чувствовала себя столь унизительно используемой: она оказалась марионеткой в руках Гейла.

Неловко поднявшись из-за стола, она схватила свою бархатную вечернюю сумочку. Сердце громко стучало. Держать себя в руках было невероятно трудно. К черту Гейла и его гениальные задумки, он зашел слишком далеко. Вызывающее, наглое поведение Лу Цян, ее хладнокровный напор вынести было невозможно.

— Надеюсь, вы меня извините? — резко сказала она. — Мне необходимо выйти на свежий воздух.

— Конечно, — быстро ответила Лу Цян, ее высокий голос зазвенел от злости. — Фиктивный брак, как я понимаю, вам в тягость.

— Кто это говорит о фиктивном браке? — удивленно спросил Гейл, хватая Энни за руку и не давая ей уйти. — Наш брак самый что ни на есть настоящий, не правда ли, дорогая?

— Гейл… я…

— Это после двух лет жизни врозь? — прошипела Лу Цян. Ее черные глаза метали молнии. — Не думаю, что вас сильно влечет друг к другу!

— О нет, меня тянет к моей жене. И даже очень!

От такого утверждения в Энни поднялась волна гнева. Пальцы Гейла крепко сжимали ее руку. Боже, какой же он мошенник! Как можно вести себя столь… предательски? Как можно так безжалостно использовать людей? Несмотря ни на что, несмотря на отблеск ненависти в глазах Лу Цян, Энни стало жаль китаянку.

Все окружающее поблекло, стало каким-то нереальным. Звуки оркестра на эстраде, зажигательные движения танцоров в ярких национальных костюмах, болтовня и смех — все куда-то пропало, остался только Гейл с удивительно странным блеском в глазах.

— Мне кажется, вам с Лу Цян есть о чем поговорить, — холодно заметила она. Шагнув в сторону, ей удалось наконец вырваться из рук Гейла. — А с меня на сегодня хватит.

Смутно ощущая, что Александр и Оливия наблюдают эту сцену, Энни отчаянно заторопилась к выходу. Ее уже не беспокоило, что ее внезапный уход может повредить деловым интересам Гейла. Даже спасение будущего Луизы отступило на второй план перед невыносимой болью в сердце. Энни ни на секунду не могла больше оставаться здесь.

Поспешно выскочив в дверь ночного клуба, она окунулась в духоту летнего афинского вечера. Она не сдержалась и горько заплакала. Вдоль улицы один за одним располагались бары и сияющие огнями кафе, в одном из них звучала печальная греческая мелодия.

На углу продавали жареную кукурузу, приятный аромат которой привлек ее внимание, и она направилась туда. А впрочем, она не знала, куда ей надо. Слезы застилали глаза. Совсем недавно ей казалось, что с этим давно покончено — плакать из-за Гейла. Еще чего?! Зачем он только вернулся? Зачем стал ворошить обломки их брака? Почему оказался таким вероломным жуликом?

— Энни!.. Энни! — услышала она за своей спиной голос Гейла.

Он бежал за ней. Бросив взгляд через плечо, она увидела, как его широкоплечая фигура быстро настигает ее. Она бросилась прочь от него, не соображая, как глупо выглядит — бегущая по улице в вечернем платье и туфлях на высоких каблуках. Через пару секунд Гейл, естественно, настиг ее и схватил за локоть, резко развернув к себе.

— Мы одеты неподобающим образом для бега, — съязвил он. Полы его элегантного светлого пиджака разошлись, галстук-бабочка сполз набок. Гейл мрачно поглядывал на нее. — Когда же ты перестанешь раньше времени сдаваться и удирать при первых признаках того, что дела идут не так, как тебе хотелось бы?

— Ну, конечно! — взвизгнула она, не успев как следует отдышаться. — Это я во всем виновата, да? Ты… ты, шантажируя меня, вовлек в свою глупую затею, чтобы показать, будто мы счастливо женаты, обращаешься со мной как с наемной шлюхой, забываешь предупредить, что на обеде появится твоя любовница…

Они стояли около уличного кафе, заполненного хорошо одетыми посетителями, которые, расположившись под широкими тентами, болтали, потягивали напитки и лениво разглядывали прохожих. Энни чувствовала, что они с Гейлом оказались в центре внимания. Она попыталась высвободиться из сильных рук мужа, но он крепко держал ее.

— А если бы я предупредил тебя, что там будет Лу Цян, ты пошла бы на этот обед?

— Не знаю! Я беспокоюсь о Луизе. Но, наверное, дела моей сестры не стоят такого унижения.

Глаза Гейла были прикрыты, но в уголках губ спряталась насмешливая улыбка.

— Ах, да. Так ты считаешь, что это мой подлый шантаж?

— Конечно. Ты ведь такой сильный, такой умный! Я хочу только одного, Гейл, чтобы ты навсегда ушел из моей жизни, потому что я… я устала и…

— Позволь, но ведь ты поехала со мной в Афины добровольно, Энни.

— Какой же ты негодяй, Гейл, знаешь, если честно, то я тебя больше чем ненавижу…

— Пойдем-ка отсюда, — пробормотал он с легким смятением в голосе. Энни беспомощно огляделась. Посетители кафе внимательно прислушивались к их разговору. — Давай сядем на фуникулер и поедем на гору Ликаветос, — мрачно предложил он и, не дожидаясь ответа, увлек ее подальше от любопытных глаз. — Там можно спокойно поговорить.

В напряженном молчании Энни уселась рядом с ним в кабину фуникулера, которая вознесла их высоко над городом, к мерцающему звездами небу. На вершине горы она невольно затаила дыхание, когда они сели за столик уютно освещенного открытого кафе. Как красив был открывающийся отсюда вид! Огни Афин далеко внизу мерцали, словно тысячи светлячков. Здесь даже чувствовалось легкое дуновение ветра, смягчающее вечернюю жару.

— Кофе? — отрывисто бросил Гейл. — Или чего-нибудь покрепче?

— Не уверена, что мне вообще чего-нибудь хочется… — Энни холодно посмотрела на него через крытый стеклом столик, не замечая склонившегося над ними официанта.

— Два бренди, — заказал Гейл, отпустив официанта прежде, чем она успела возразить.

— Ты воображаешь себя… всемогущим, не правда ли? — яростно прошипела она. — Все сам за всех решаешь, проворачиваешь свои дела, используя людей…

— Я тебя не использовал, Энни.

— А кто обманом вовлек меня в это морское путешествие? Сегодня ты использовал меня как витрину для своих деловых партнеров. Ты стравил меня с Лу Цян, не предупредив ни единым словом о ее присутствии… Я могла бы убить тебя!

— Нет, не могла бы. — Мрачный юмор в его голосе только усилил ее гнев. — Ты слишком добра, чтобы кого-нибудь убить, дорогая.

— Не смей говорить со мной свысока! И я тебе не «дорогая»! — зло выкрикнула она.

— А Лу Цян мне не любовница!

Воцарилось тяжелое молчание. Энни закрыла лицо руками, пытаясь успокоиться.

— Неужели ты рассчитываешь, что я этому поверю?

Гейл пожал своими мощными плечами и спокойно посмотрел на нее, слегка вздернув подбородок.

— Судя по прошлому опыту, ты вообще ничему не веришь, — согласился он.

Энни открыла было рот, чтобы возразить, но внезапно ей показалось, что она перестала соображать.

— Но Лу Цян, похоже, считает себя таковою! — Через мгновение Энни вернулась к своему утверждению.

— Ну что ж, у нее всегда было богатое воображение… А наша с тобой проблема состоит в том, что твоя дикая ревность никак не сочетается с представлением о счастливом браке, не правда ли?

Она обхватила себя руками, несмотря на теплую духоту ночи. В воздухе стоял густой запах сосен, тысячи цикад неумолчно стрекотали в бархатной тьме на склонах. Мимо столиков прошла обнявшаяся парочка, нежно склонив друг к другу головы. Возлюбленные в лунном свете, мрачно подумала Энни. При других обстоятельствах Афины показались бы ей идеальным городом для влюбленных.

— Ревность? — произнесла она наконец. — Это всего лишь незначительная малость того, что в нас не сочетается, не так ли? По крайней мере… по крайней мере, это вполне нормальное чувство, показывающее, что кто-то за тебя переживает.

Принесли бренди. Энни задумчиво посмотрела на свою порцию, затем отпила глоток. Крепкая жидкость обожгла пищевод, немного оживив нервы.

— Если хочешь этим сказать, что я не переживаю за тебя, то ты ошибаешься, — мягко возразил Гейл. Он внимательно наблюдал за Энни поверх золотистого шара настольной лампы.

Она закрыла глаза. Надо было хоть немного привести мысли в порядок. И чувства тоже.

— Гейл, это все слова, — решительно проговорила она. Сердце у нее сильно билось, а в горле пересохло. — Необходимо подтверждать их делом, разве не понятно? Когда я в тебе нуждалась — действительно нуждалась! — тебя рядом не было. Ты был где-то очень далеко.

— Я знаю.

Она беспомощно посмотрела на него.

— Ты хочешь сказать, что дела для тебя значат больше, чем слова? — продолжал он внезапно помрачневшим тоном. — Боже мой, Энни, неужели ты думаешь, я сам не понимаю, что плохо поступил, покинув тебя?

Вынужденное его признание заставило ее сердце забиться еще сильнее.

— Ну, тогда… — начал было Гейл и вдруг замолчал.

Конечно, она давно уже привыкла к его циничной откровенности, но оттого, что он по-прежнему говорил честно и обезоруживающе искренне, ей все-таки стало не по себе.

— На острове Китнос я тебе сказал, — упрямо продолжал он, — что не готов был тогда взять на себя серьезные обязательства. — Он холодно усмехнулся. — И если хочешь знать правду, Энни, то меня это чертовски напугало.

— Что же тебя напугало? То, что я была от тебя без ума?

— Нет, то, что ты, возможно, считаешь, что совершила большую ошибку. То, что Фред Бакстер был прав — я ведь действительно испортил тебе жизнь тем, что ты забеременела.

— Подожди минуточку. Не впутывай в наши дела Фреда Бакстера. Он был всего лишь моим другом.

Перед глазами Энни мгновенно возник образ Фреда — карие глаза, длинные густые каштановые волосы. Как глава агентства, взявшего ее на работу еще студенткой, он высказывал крайнее недовольство ее решением уйти совсем. Тем не менее, когда Энни потеряла ребенка, он показал себя верным другом. Во время частых и долгих отлучек Гейла Фред не оставлял ее, звонил, приглашал на обед и появлялся всякий раз, когда Энни нуждалась в чьем-нибудь участии…

— По крайней мере, он всегда был заботлив и особенно внимателен после того, как у меня случился… выкидыш, а иногда даже проводил со мной свое свободное время, не то, что ты. В отличие от тебя, Фред принял участие во мне в трудное для меня время. И вообще сделал для меня намного больше, чем ты…

— Конечно, намного, — с убийственным сарказмом ответил Гейл. — Я ведь лишь встретил тебя, сделал тебя беременной и женился на тебе…

— Ребенка делают двое, Гейл, — хрипло возразила она. — И… и когда я обнаружила, что беременна, то почувствовала себя счастливой… Это было самое лучшее из всего, что когда-нибудь со мной случалось.

— А потом вдруг произошло несчастье, ты потеряла ребенка, — сухо согласился Гейл. Слегка вздрогнув, он отпил бренди и резко, со стуком, поставил бокал на стол. В его голосе прозвучала какая-то непонятная ей нотка. — Итак, самое лучшее осталось в прошлом, верно?

Самые разнообразные чувства душили Энни, мешая соображать. Она едва могла вымолвить слово.

— Гейл… похоже, ты совсем не понимаешь меня. Когда я говорю, что любила тебя, ты приплетаешь сюда Фреда Бакстера. Когда говорю, что радовалась и ждала появления на свет нашего ребенка, ты обвиняешь меня, что я вышла за тебя только для того, чтобы у ребенка был отец. Ты, видимо, никак не хочешь понять в своем тупом самодовольстве, что бросил меня в тот момент, когда я в тебе нуждалась, отчаянно нуждалась. А тем временем ты шлялся с Лу Цян по ночным клубам Гонконга, и твои фото красовались в колонках светской хроники. Неужели заботливый, любящий муж может так поступать?

— Может, если он огорчен так же, как и его жена…

Энни бросила на него недоуменный взгляд. Гейлу нельзя доверять, предупреждающе шепнул внутренний голос. Новый намек на искренность наверняка был еще одним приемом из его обширного репертуара психологических игр. Этот человек никогда не терял контроля над событиями. Если какой-то путь оказывался для него закрытым, он моментально, со скоростью вычислительной машины находил другой.

— Ты хочешь сказать, что потеря ребенка тебя огорчила так же, как и меня?

— Я не могу тебе ответить на это.

Его глаза потемнели. Отвернувшись от Энни, он стал вглядываться в россыпь городских огней далеко внизу.

Когда он снова заговорил, его голос звучал глухо.

— Почему ты, Энни, не можешь поверить в то, что я действительно хотел нашего ребенка, по-настоящему хотел. А когда ты сообщила, что у нас будет ребенок, я подумал, а почему бы мне не жениться. Ведь завести семью — это замечательно! Потом у тебя случился выкидыш. Ты очень изменилась, перестала допускать меня… Мне показалось, что ты охладела ко мне и я тебе вовсе не нужен…

— Ты меня не понял… — с трудом выговорила она.

Гейл по-прежнему смотрел вниз, на ночной город. Энни опустила глаза в бокал с бренди, боясь встретиться с его взглядом.

— Гейл, я была так расстроена, чувствовала себя совершенно потерянной и опустошенной. А ты вдруг показался мне ужасно чужим, как будто между нами выросла стена. Невидимая стена. Ты понимаешь? Радостное ощущение жизни вдруг куда-то исчезло, и мир для меня стал бессмысленным…

Он глубоко вздохнул. Повисло долгое молчание, которое в конце концов прервал сам же Гейл.

— Когда мне было двенадцать, моя мать бросила отца, — тихо сказал он. — Пережить ее уход отец не смог… И тогда я поклялся, что никогда не позволю никакой женщине поступить со мной так же. Видишь ли, я считал… что твое отчуждение… сознательное.

Гейл холодно усмехнулся, оглядев ее.

Энни вдруг осознала, что Гейл впервые заговорил о матери. Они прежде никогда не упоминали о своем прошлом. Может быть, потому, что их настоящее оказалось достаточно драматичным? Их роман развивался стремительно. Но теперь-то Энни поняла, что отношения, сложившиеся между ними, были не до конца искренними, а брак — вынужденным из-за ее беременности…

Она судорожно проглотила комок, застрявший в горле. Не время проявлять сочувствие к Гейлу, тем самым затушевывая правду, печально думала она.

— Так вот почему ты бросил меня?

— Я тебя не бросал, Энни. Поверь, мне нужно было работать, и я уехал по делам. Это ты меня бросила, — упрямо стоял на своем Гейл. Его глаза стали еще холоднее, взгляд жестче, а выражение лица — таким враждебным, что у нее перехватило дыхание. Энни была на грани срыва, мысли путались в голове. Она с трудом понимала то, о чем они говорили. Снова волной нахлынуло ощущение отторжения, и ей казалось, будто какое-то течение относит их дальше друг от друга.

— Ну, если я тебя и бросила, как ты считаешь, то только потому, что мне больше ничего не оставалось, — вздрогнув, глухо проговорила она. Ее слова прозвучали сурово, как бы провозглашая неизбежность их развода. Но почему же ее сердце разрывается на части? — думала Энни.

— Ну вот, приехали, — пробормотал Гейл, взглянув на ее побелевшее лицо. — Мы продолжаем причинять друг другу много боли, как и раньше.

— Ах, нет, — поспешно возразила Энни. Она энергично замотала головой, ладони у нее вспотели. — Нет, Гейл! Раньше я гораздо ближе принимала к сердцу все, что касалось нас с тобой. Теперь же ты не способен задеть меня своими силовыми играми.

— Что ты хочешь сказать? — спросил он с горечью в голосе.

— Да то, что за последние два года я… я изменилась, повзрослела, что ли… Я не собираюсь больше быть пешкой в твоих руках.

Снова повисло напряженное молчание.

— Понятно, — наконец откликнулся Гейл. — Но дело в том, что мои силовые, как ты говоришь, игры, к счастью, принесли добрые плоды. Что до сегодняшнего вечера, то, несмотря на твое ничем не оправданное бегство, изрядно подпортившее дело, мне все-таки удалось заключить выгодный контракт о временных консультациях с Александром и его группой. И если я решу сделать некоторые капиталовложения в ресторан «Оливковая роща», то, думаю, что мой новый образ жизни потребует продолжения этих самых игр. Пойдем, миссис Стикс?

Держась на некотором расстоянии друг от друга, они молча двинулись к фуникулеру. Судорожно сжимая одной рукой сумочку, другой рукой Энни вцепилась в край собственного платья. Шесть дюймов, отделявших сейчас ее от Гейла, казались ей милей. Да, их брак мертв, безжалостно напомнила она себе. Не было уже никакого смысла гадать о будущем и перебирать в памяти поступки Гейла, которые помогли бы ей понять, как он относится к ней на самом деле…

— Что значит, если решишь сделать капиталовложения в «Оливковую рощу»? — резко спросила она. Они уже подходили к своему отелю, когда Энни захотелось выяснить, что же кроется за его последней репликой. — Ты ведь обещал непременно помочь Луизе и Герберту, если я поеду с тобой в Афины на деловой обед.

— Да, обещал. Но мы договаривались о том, что ты сыграешь роль преданной жены, дорогая. — Синие глаза Гейла опасно сверкнули. — Ты очень удивила Александра и Оливию, когда пустилась наутек из клуба, словно за тобой гнались черти.

— Неужели я должна была оставаться в ресторане и выслушивать колкости от Лу Цян? И теперь ты будешь обвинять меня в том, что я испортила твои драгоценные дела? — возмутилась Энни, сердито глядя на него. — Боже мой, Гейл, да ты просто искушаешь судьбу!

— Расслабься, — бросил он небрежно. — Ты всегда спешишь с выводами. Тем самым только создаешь себе кучу проблем, миссис Стикс.

Она тяжело вздохнула. Когда он прекратит сердить ее? — думала Энни. Она каждый раз выходила из себя. Какое, должно быть, удовольствие испытывал Гейл, поддразнивая и подкалывая ее, без особого труда вовлекая в свою игру.

— Может быть, и спешу, — тихо ответила она. — Зато я поняла причину, по которой ты женился на мне, а не на Лу Цян. Причиной была моя беременность.

— Да, мы уже говорили об этом: я женился на тебе только потому, что ты от меня забеременела.

Гейл насмешливо посмотрел на нее.

— Не нуждалась я в твоем покровительстве! — возмутилась Энни. — И не говори так, будто в этом деле ты единственный участник!

Он криво улыбнулся.

— Раз уж мы заговорили о беременности, миссис Стикс, то нет ли оснований считать, что за два дня, проведенных вместе, история могла повториться?

— Оснований нет, — высокомерно отрезала Энни. — Если думаешь, что я способна дважды совершить одну и ту же ошибку, значит, ты не очень-то высокого мнения о моем интеллекте!

Она не могла понять, удовлетворил ли Гейла ее ответ.

— Ты, что, принимала противозачаточные таблетки? — вкрадчиво спросил он.

— Таблетки? При чем здесь… — Энни осеклась.

Они дошли до шумного перекрестка, и Гейл, схватив ее за руку, помешал Энни шагнуть на мостовую прямо перед мчавшимся на большой скорости такси. Машина, пронзительно засигналив, пронеслась мимо.

Ее лицо запылало, но не потому, что она испугалась, чуть не попав под колеса машины. Энни словно током пронзило, когда до нее наконец дошел смысл их разговора. Болезненное, тревожное ощущение закралось в душу.

Ей не было смысла регулярно принимать таблетки, поскольку, расставшись с мужем, она не хотела не только встречаться с другими мужчинами, но даже видеть их или слышать о них. Пламя страсти, вспыхнувшее в ней вновь в объятиях Гейла, заставило Энни позабыть об элементарной предосторожности.

Могла ли она действительно забеременеть во время этих ужасных провалов самообладания? История может повториться? Бессердечное замечание Гейла продолжало звучать у нее в ушах. Ее бил озноб, несмотря на теплую ночь.

— Так, значит, когда ты ушла от меня, такие старые, испытанные средства, как противозачаточные таблетки, стали необходимой принадлежностью твоего образа жизни?

Ее продолжала сотрясать дрожь. Об ответе Энни даже не помышляла.

Когда они наконец перешли на другую сторону улицы, он впился в ее лицо проницательным взглядом.

— В чем дело? Ты что-то вспомнила? — с едкой насмешкой спросил Гейл.

От его двусмысленных намеков щеки Энни запылали еще ярче.

— Я вижу, куда ты клонишь, Гейл, — проговорила она в сильнейшем волнении, переходя почти на крик, — но у тебя ничего не выйдет, не надейся!

— Считаешь, что не стоит упоминать о твоих отношениях с другими с тех пор, как мы расстались? Значит, ты можешь обвинять меня в измене, — удивленно сказал он, — а я тебя нет?!

Она прекрасно понимала, что Гейл разыгрывает представление. Сжав зубы, Энни пробормотала:

— Я никогда тебе не изменяла — ни с Фредом Бакстером, ни с кем-либо другим.

Она с трудом сдерживала свой гнев.

— Но, если ты воображаешь, что сможешь продолжать манипулировать мною, считая своей собственностью, что ж, я не могу тебе в этом воспрепятствовать.

Они подошли к входу в отель, и Энни подняла на него глаза, полные слез.

— И если я все-таки забеременела за эти два дня, то постараюсь предпринять все, что в моих силах, чтобы ты никогда больше не имел ни малейшего отношения к моему ребенку. Понятно, Гейл?