Глава 16

– Миледи, прибыла леди Харрингтон.

– Спасибо, Сэнди. -Эмили Александер подняла взгляд на свою сиделку. Её кресло жизнеобеспечения стояло в любимом уголке крытого портика. Она нажала указательным пальцем правой руки на клавишу сохранения и закрыла сценарий голодрамы, к которому делала комментарии. – Пожалуйста, просите её войти. – добавила Эмили.

– Разумеется, миледи.

Тёрстон неглубоко поклонилась и вышла. Несколькими секундами спустя она вернулась в сопровождении доктора Алисон Харрингтон.

Уже в который раз Эмили поразилась, как такая крошечная женщина смогла стать матерью Хонор, учитывая рост и телосложение той. В Алисон Харрингтон, по её мнению, явно было что-то кошачье. Что-то в самообладании, постоянном равновесии и сдержанном чуть насмешливом отношении к окружающему миру. Не отстранённость – нет – но довольство тем, кто она есть, в степени достаточной, чтобы позволить всему остальному миру быть чем угодно ему. Она не очень-то была внешне похожа на Хонор, хотя совершить ошибку и не признать в ней мать Хонор было решительно невозможно. «Дело в глазах», – подумала Эмили. Единственная черта абсолютно одинаковая у матери и дочери.

– Добрый день, леди Харрингтон, – произнесла Эмили, когда Тёрстон с улыбкой удалилась, оставив их наедине. Алисон закатила свои миндалевидные глаза точно так же, как могла бы их закатить Хонор.

– Помилуйте, леди Александер, – сказала она. Эмили изогнула бровь, а Алисон фыркнула. – Я родилась на Беовульфе, миледи, – пояснила она, – а замуж вышла за йомена. Пока моя дочь не попала в дурную компанию, я и представить себе не могла, что когда-нибудь могу оказаться хотя бы косвенно связанной с мантикорской аристократией, тем более её грейсонским аналогом. Если вы настаиваете на использовании титулов, то я бы предпочла «доктор», поскольку его, по крайней мере, я заслужила самостоятельно. В данной ситуации, однако, если вы не против, я бы предпочла просто «Алисон».

– Вижу, у кого набралась Хонор, – сказала Эмили, слегка улыбнувшись. – Но если вы предпочитаете игнорировать аристократические титулы, меня это вполне устроит. В конце концов, – её улыбка стала шире, – как мать герцогини и землевладельца вы изрядно превосходите меня рангом.

– Чушь! – припечатала Алисон, а Эмили усмехнулась.

– Хорошо, Алисон. Вы победили. Но, в таком случае, я – Эмили, а не «миледи».

– Замечательно. – Алисон покачала головой, выражение её лица на мгновение почти стало растерянным. – Полагаю, что все родители желают своим дочерям успеха и процветания, но временами мне кажется, что в младенчестве я стукнула Хонор головой. Девочка абсолютно нацелена на сверхдостижения, какие бы неудобства это ни создавало нам с её отцом.

– А ещё вы чрезвычайно ею гордитесь, – заметила Эмили.

– Ну конечно же да. По крайней мере тогда, когда не провожу время в тревогах о том, в какую чудовищно рискованную историю она ввяжется в следующий раз.

Алисон сказала это легко, с юмором, но в её шоколадных глазах плеснули мрачные эмоции и Эмили почувствовала, что её собственная улыбка дрогнула.

– Ей свойственно заставлять волноваться любящих её людей, – тихо произнесла Эмили. – Буду честна, Алисон. Я ничему так не радовалась, как просьбе королевы Хэмишу заняться Адмиралтейством. Знаю, что он ненавидит эту работу, но лучше уж так, чем если бы они оба были в космосе, где в них бы стреляли.

– Я знаю. – Алисон уселась на каменную скамью – ту самую, на которой обычно устраивалась Хонор, присоединяясь к Эмили – и уверенно встретила взгляд Эмили. – Я сознаю, что время для всей этой ситуации выдалось «интересным» в том смысле, который в это слово вкладывали китайцы. Как и во всех остальных случаях, где была замешана Хонор. Я, очевидно, не слишком хорошо знаю вас… пока. Однако надеюсь, вы не станете возражать, если я скажу, что во многом вы с Хэмишем – лучшее, что случилось в жизни Хонор. По крайней мере с того дня, когда был убит Пол Тэнкерсли. Надеюсь, вы также рады знакомству с ней, но я достаточно эгоистична, чтобы радоваться за неё в любом случае.

– Она очень молода, не правда ли? – уклончиво ответила Эмили. Алисон улыбнулась.

– Уверена, что сама она так не считает, однако во многих отношениях вы правы. А еще она совершенно «сфинксианка». Я же, с другой стороны, опытная пожилая леди с декадентского Беовульфа. К тому же, из всех ненормальных мест, выбравшая теперь Грейсон.

– Знаю. Не буду уверять, что мне было легко. Особенно на первых порах. Но вашей дочери, Алисон, присуще обаяние. Полагаю, это можно назвать харизмой, хотя она сама вряд ли это сознаёт. Таких как она на самом деле не так уж много. А ещё она потрясающе сложена. Большинство профессиональных танцоров, с которыми я была знакома, когда ещё выступала, пошли бы на убийство, чтобы научится двигаться так, как это делает она. По правде говоря, – улыбнулась она, – если бы я не была прикована к креслу, то для меня она была бы физически притягательна не меньше, чем для Хэмиша. – Подобного признания она бы не сделала перед большей частью людей её собственного круга, но, как только что заметила Алисон, та была родом с Беовульфа. – Даже если не принимать это во внимание, она невероятно славная личность, в своём собственном стиле. И с такой чертовской решимостью не выпячивать собственные заслуги, что временами хочется её удавить.

– Это у неё от отца, – с энтузиазмом заявила Алисон. – Весь этот альтруизм. – она покачала головой. – Моя собственная философия намного более гедонистична.

– Наверняка. – Эмили улыбнулась. – И это наверняка объясняет, неким замысловатым образом, причину вашего сегодняшнего визита в Белую Гавань?

– Ну, даже завзятый гедонист обычно проявляет желание позаботится о своём первом внуке.

Алисон пристально смотрела на хозяйку, но улыбка Эмили не дрогнула.

– Почему-то я не удивлена, – сказала она. – Но, прежде чем мы приступим к данной теме, какова официальная причина вашего пребывания здесь? Просто чтобы излагаемые нами версии, знаете ли, не расходились.

– О, официально я представляю доктора Ариф. Она призвала меня в свою комиссию как представителя медиков, более других пригодного на роль эксперта по древесным котам. Я отбивалась и кричала, что очень занята на Грейсоне, но это не помогло. Однако наблюдать, как Саманта и прочие певцы памяти сотрудничают с доктором Ариф, чтобы раскрыть свой потенциал, на самом деле увлекательно. Как абсолютный минимум их помощь произведет революцию в психотерапии Звёздного Королевства и, по моему мнению, последствия для охраны правопорядка должны быть не менее существенны. Но для протокола я здесь для разговора с вами – и Хэмишем, когда он вечером вернётся домой – о вашем опыте общения с Самантой для справки, которую мне поручено составить. Ожидается, что я предоставлю её комиссии в следующую среду.

– Понимаю. А истинная причина?

– А истинная причина – это разговор с вами на совершенно иную тему, – сказала Алисон внезапно заметно тише. Под взглядом Эмили Алисон помотала головой.

– Я не собираюсь спрашивать о ваших чувствах в отношении моей дочери и вашего мужа. Перво-наперво, это не моё дело. И, что ещё более важно, даже до нашей встречи я знала, что вы сильная личность, не из тех, кто смиряется с чем-либо сделанным против вашей воли. Но у Хонор не было времени завершить все необходимые формальности с Бриарвудом до отлёта на Звезду Тревора. Поскольку я её официальный представитель, с доверенностью на принятие медицинских решений, я подбираю за ней эти хвосты. Говоря абсолютно честно, Эмили, я считаю, что заниматься всем этим должно было быть позволено вам. И, полагаю, в других обстоятельствах на этом настаивала бы сама Хонор.

Глаза Эмили увлажнились, губы задрожали. Затем она глубоко вдохнула.

– Хотелось бы мне быть способной на это, – тихо произнесла она. – Не могу даже сказать, насколько хотелось бы.

– Я лично строго моногамна, что достаточно странно для уроженки Беовульфа, – сказала Алисон с меньшим напряжением. – Полагаю, что это часть моего бунта против нравов родного мира. Но, если бы я была на вашем месте, знаю – напряжение вернулось, – насколько бы мне хотелось делать эти решения, принять на себя эту ответственность. И поэтому, а также потому, что Хонор чувствует то же самое, я здесь чтобы просить вас с Хэмишем помочь мне с записью звукового окружения.

Брови Эмили поползли вверх. Одним из суровых уроков практики искусственного вынашивания оказалась необходимость предоставить развивающемуся плоду такую же физическую и звуковую стимуляцию, какую ребёнок обычно получает в утробе матери. Биение сердца, случайные внешние звуки, движение и – во многом самое важное изо всего – звук голоса матери.

– Мы с Хонор отобрали некоторые из её писем ко мне и к её отцу, – продолжила Алисон. – Она также нашла время записать несколько часов чтения поэзии и её любимых детских книг. И настояла на включении в набор наших с её отцом голосов. Также она очень, очень хочет, чтобы её ребенок слышал голос своего отца… и обеих матерей.

Лицо Эмили застыло. Она несколько секунд смотрела на Алисон, не в силах вымолвить ни слова. Та нежно улыбнулась.

– Она в общих словах описала мне вашу реакцию на известие о её беременности, Эмили. На сегодня она принадлежит Грейсону ничуть не меньше, чем Мантикоре. Временами я думаю, что даже она сама не понимает насколько это так. Но она видела крепость семьи на Грейсоне, видела насколько там способны лелеять детей, и хочет для своего – для вашего – ребёнка того же. И она любит вас. Она заботится не только о благе ребёнка; она заботится также и о вашем благе.

– И она сказала Хэмишу, что они не заслуживают меня, – наконец сумела охрипшим голосом произнести Эмили. – Конечно, мы поможем вам с записями, Алисон. Спасибо.

– Я бы ответила «пожалуйста», если бы существовала причина благодарить меня, – ответила Алисон. – И, переходя к более простым вопросам, надеюсь вы готовы придумать причину того, что я провожу у вас так необычно много времени. – Эмили почувствовала, что её брови снова поползли вверх, а Алисон усмехнулась. – Я намерена быть очень активной бабушкой и это значит, что в ближайшие десятилетия вы будете лицезреть меня постоянно.

Эмили рассмеялась.

– Ну, уверена, мы что-нибудь изобретём. Разработка благовидных предлогов скоро станет моей второй натурой.

Алисон было начала отвечать, но остановилась, внезапно погрузившись в задумчивость. Прошло несколько секунд и Эмили нахмурилась, гадая на чём та настолько сосредоточилась.

– На самом деле, – наконец медленно произнесла Алисон, – я подумала, что может найтись совершенно законная причина. Которую я не собиралась предлагать.

– Звучит немного зловеще, – сказала Эмили.

– Надеюсь, что не зловеще. Может быть несколько… назойливо.

Определённо зловеще. – сказала по возможности непринуждённо Эмили. – Учитывая, что вы мать матери ребёнка моего мужа, всё, что заставляет вас чувствовать себя ещё более назойливой, должно быть поистине ужасным.

– Я бы не стала использовать данное конкретное прилагательное, – серьёзно заявила Алисон, – но, боюсь, это дело довольно личное. Если вы предпочтёте не обсуждать его, это ваше право. Но, учитывая, что именно случайно произошло с Хэмишем и Хонор, я не перестаю удивляться, почему вы никогда не задумывались над возможностью завести собственного ребёнка.

Эмили показалось, что сердце её остановилось. Этого, конечно же, произойти не могло. Аппаратура кресла жизнеобеспечения не позволила бы, так же как не позволила бы остановится дыханию. Но, несмотря на все повреждения её нервной системы, на мгновение она чувствовала себя так, как будто кто-то ударил её под дых.

Она уставилась на Алисон, в шоке, не в силах говорить. Та приблизилась и положила ладонь на правую руку Эмили.

– Это мой вопрос, не Хонор, – тихо добавила она. – Хонор и подумать не могла бы о подобном вторжении в вашу личную жизнь. Отчасти потому, что любит вас и сознаёт, сколько уже беспокойства непреднамеренно причинила вам. И отчасти потому, что она настолько моложе вас – что в моём случае совсем не так. И ещё отчасти потому, что она не врач. Мы разговаривали с ней, конечно, особенно когда она обнаружила, что беременна. Но вашего доверия она не предала, да я и не просила её об этом. Тем не менее, уверена, что вы должны понимать, что как врач, тем более генетик, я прекрасно осведомлена о всех доступных вам вариантах оставить потомство. И это, Эмили, заставляет меня предположить, что у вас должна быть глубоко личная причина к ним не прибегать.

Решать, конечно, вам. Но Хонор описала мне, как вы отреагировали, обнаружив, что у неё будет ребёнок. А только что я видела вашу реакцию на заверение, что вы тоже будете этому ребёнку матерью. Так что я в недоумении, почему человек, так ясно понимающий, что должна чувствовать Хонор, и так очевидно желающий быть частью всего этого, так и не завёл собственного ребёнка.

Частичка Эмили Александер желала заорать на Алисон Харрингтон. Крикнуть ей, что, как бы любопытно ей не было, это все, черт побери, не ее дело. Но она этого не сделала. Сочетание нежного, очень личного сочувствия и профессиональной отстранённости во взгляде и голосе Алисон остановило её.

Не то, чтобы хоть что-либо могло сделать эту тему хотя бы чуточку менее болезненной.

– У меня есть причина, – наконец произнесла она, голосом сдавленным гораздо более обычного.

– Уверена что есть. Вы – сильная, умная, компетентная женщина. Люди, такие как вы, не поворачиваются спиной к чему-то, столь очевидно для них важному, беспричинно. Волнует меня другое: является ли эта причина настолько серьёзной, насколько кажется вам.

– Это решение далось мне нелегко, – жёстко сказала Эмили.

– Эмили, – голос Алисон звучал мягким упрёком, – ни одна женщина не смогла бы пройти через всё пережитое вами, не осознав простого факта: то, что решение далось нелегко, не обязательно делает его верным. Я – врач. Я специализируюсь на генетических дефектах и их исправлении – слишком часто, даже в наше время, на поздней стадии. А мой муж – один из трёх лучших нейрохирургов Звёздного Королевства. Таких, которым достаются совсем аховые случаи. Если бы он был на гражданской службе, когда вы пострадали, то, вероятно, стал бы одним из ваших врачей. Имеете ли вы какое-нибудь представление о том, сколько ужасов, сколько разрушенных жизней и изломанных тел приходилось видеть нам двоим? На двоих мы практикуем медицину уже более века, Эмили. Если и есть в Звёздном Королевстве пара людей, точно знающих через что прошли вы, ваша семья и все люди которым вы небезразличны, то это мы с ним.

Губы Эмили дрожали, пальцы единственной действующей руки сжалась в кулак. Она была потрясена – физически – внезапным осознанием того, что ей отчаянно хочется открыться Алисон. Потрясена открытием того, что ей необходимо было знать, что Алисон на самом деле понимает, что жестокие травмы разрушили гораздо больше, чем просто кости и сухожилия.

Но всё-таки… всё-таки что-то её удерживало. Собственная версия упрямства и гордости, присущих Хонор, потребность самой вести свою битву. Эмили Александер была женщиной выдающегося ума. У неё было полвека, проведенных в кресле жизнеобеспечения, чтобы понять насколько глупо было настаивать на том, чтобы противостоять всем своим демонам, всем вызовам стоящим перед ней, без сторонней помощи. Более того, ей и не приходилось оставаться без помощи. Возле неё был Хэмиш. За исключением краткого периода проявленной слабости, о котором он горько сожалел, Хэмиш всегда был возле неё и она всегда на него полагалась. Но это был другой случай. Она не могла сформулировать в чём состоит разница, но знала, что она есть.

– Эмили, – вновь сказала Алисон. Тихо, поскольку между ними сгустилось молчание. – ваш случай не настолько уникален, как вы должно быть думаете. О, травмы, которые вы пережили, скорее всего уникальны. По крайней мере я не припоминаю другого случая в моей практике или практике Альфреда чтобы кто-то выжил после таких же повреждений, как у вас. Но другие люди получали столь же тяжкие травмы, как и ваши, разными способами. Естественно, у меня не было доступа к вашей истории болезни. И я никогда не пыталась вытянуть подобную информацию из Хонор – хотя она бы всё равно ничего не рассказала, даже если бы я и попыталась. Но я должна вас спросить. Подобно Хонор, вы не регенерируете. Не в этом ли причина? Вы боитесь, что ваш ребенок унаследует эту неспособность?

– Я… – голос Эмили сорвался, она остановилась и откашлялась.

– Это… отчасти так, – наконец вымолвила она, отстранённо удивляясь, что смогла признать перед Алисон даже это. – Полагаю, я всегда сознавала, что это не вполне… разумно. Как вы говорите, – губы её искривила горькая усмешка, – тот факт, что у кого-то есть причина принять решение, не означает обязательно, что причина стоящая.

– Вы когда-нибудь обсуждали этот вопрос с хорошим генетиком? – в мягком голосе Алисон не было и тени осуждения.

– Нет. – Эмили посмотрела вдаль. – Нет, не по-настоящему. Я консультировалась с несколькими. Но надо честно признать, что делала это проформы ради. Для себя, возможно для Хэмиша. Не знаю. – она вновь взглянула на Алисон, её зелёные глаза были полны слез. – Я говорила с ними. Они говорили со мной. И продолжали заверять меня, убеждать меня, что такого не случится. И даже если я каким-то образом передам ребёнку это «проклятие», то абсурдно рассчитывать на то, что мой ребенок пострадает подобным образом. Но всё это было не важно. Ни единое слово. – она уставилась прямо в глаза Алисон и заставила себя признаться в том, в чём она до сих пор не признавалась даже сама себе. – Я была слишком напугана, чтобы мыслить разумно.

Она чуть было не сказала Алисон почему. Чуть было не сказала, что подслушала слова своей матери. Чуть было не призналась, насколько глубоко это её ранило, как бы ни отрицал её разум опаляющую боль. Но не смогла. Даже теперь она не могла выставить на обозрение этот ужасный шрам. Не сейчас.

– Если это единственный случай вашей «иррациональной» реакции после всего случившегося, то вы что-то вроде супервумен, – сухо сказала Алисон. – Бог ты мой! Ваша жизнь была уничтожена. Вы не сдались и построили новую, чрезвычайно плодотворную. Вы заслужили право не быть сильной каждую секунду и по любому случаю. И право признавать, что вам больно и что есть то, что вас пугает. Вам стоит однажды сесть рядом с Хонор и позволить ей рассказать вам о том, что она носила в себе слишком долго. О том, чем она не поделилась даже со мной. От этого на ней остались шрамы – уверена, некоторые из них вы видели. Однако она первой заявит, что все случившееся с ней – пустяки по сравнению с произошедшим с вами.

Но теперь, возможно, настал момент для вас пересмотреть свое решение. Возможно прошло уже достаточно времени, чтобы вы смогли подумать об этом рационально… если захотите.

– Полагаю… полагаю, что может быть и так, – сказала Эмили. Очень медленно, удивившись собственным словам. И ещё сильнее удивившись их истинности.

– Полагаю что так, – повторила она, – но это не развеет волшебным образом то, что меня пугает.

– Может быть и нет, но, опять-таки, – внезапно заулыбалась Алисон, – это моя работа.

– Ваша работа? – уставилась на нее Эмили и Алисон кивнула.

– Вы знаете какие травмы получила Хонор. Ничего столь же серьезного, как то, что досталось вам, но и этого оказалось более чем достаточно, чтобы она забеспокоилась о возможности передачи своим детям неспособности к регенерации. К счастью для неё, её мать является – уж простите мне саморекламу – одним из ведущих генетиков Звёздного Королевства. Идентификация группы генов блокирующей её способность к регенерации стала для меня личным делом и я нашла их многие годы назад. Проблемный участок, к сожалению, является доминантным, но не входит в сцепленные последовательности относящиеся к модификации Мейердала – если бы это было иначе, то и Альфред бы не регенерировал, что не так – так что при оплодотворении участвует не всегда. Установив это, я также определила, что проблемные гены у неё только в хромосоме, полученной от отца и провела сканирование её ребёнка. В результате чего смогла заверить Хонор, что ему ген не передался.

Ему? – несмотря на бурю собственных эмоций, Эмили уцепилась за личное местоимение.

– О, чёрт! – Алисон покачала головой со внезапным выражением отвращения на лице. – Забудьте, что слышали это, – приказала она. – Хонор пока не хочет знать. Что, простите мне такие слова, изрядно глупо. Я всегда хотела знать пол ребенка так рано, как это только возможно.

– Ему, – повторила Эмили и улыбнулась. – Ну, как только на Грейсоне переварят, что ребенок внебрачный, они скорее всего будут довольны!

– Куча погрязших в патриархате мужских шовинистов, большинство из них. Меня выводит из себя мысль о том, в каком диком восторге они будут, – пробормотала Алисон, и Эмили, к собственному удивлению, рассмеялась.

– Так-то лучше! – с улыбкой одобрила Алисон. – Но главное в том, что при всей случайности комбинации генного материала Хэмиша и Хонор его Y-хромосома сделала свое дело вполне аккуратно. Матери-Природе даже не потребовалось моё вмешательство.

– В её случае – нет, – согласилась Эмили. Алисон фыркнула.

– Во имя Господа, Эмили! На дворе, знаете ли, не тёмные века. Я ещё не видела вашей генной карты, по очевидным причинам, но я буду искренне удивлена, если проблема окажется хотя бы отчасти настолько сложной, как представляется вам. Поскольку мы уже знаем, что геном Хэмиша вполне способен к регенерации и поскольку мы также знаем, что он и Хонор могут зачать ребенка столь же способного к регенерации, то, вероятно, потребуется всего-навсего отобрать сперматозоиды с необходимыми нам генами. Если и нет, то я вполне уверена, что смогу решить проблему до оплодотворения. На деле я возможно смогу решить её и после оплодотворения, хотя не стану давать таких обещаний до тщательного исследования геномов вас обоих.

– Вы выглядите… удивительно уверенной в себе, – медленно произнесла Эмили.

– Я выгляжу?.. – Алисон остановилась, глядя на Эмили с выражением почти комичного удивления. Затем прокашлялась.

– Ах, Эмили. Хоть я и не видела вашей истории болезни, но знаю, что вы провели изрядное время после той катастрофы на Беовульфе. И, полагаю, доктор Клейнман проходил стажировку именно там. В госпитале Джона Хопкинса на Беовульфе, не так ли?

– Думаю, что да.

– То есть можно сказать, что перед вами тогда предстал медицинский истеблишмент Беовульфа во всём своём самодовольстве, если не сказать нарциссизме, украшенном славными традициями?

– До некоторой степени, – отозвалась Эмили, заинтригованная едкой ноткой в тоне Алисон.

– А не случилось ли вам знать мою девичью фамилию?

– Чоу, разве нет? – недоумение Эмили все росло.

– Ну да. Если не считать, что на Беовульфе я была известна под моей полной девичьей фамилией… хотела я того или нет. Так уж сложилось, что не хотела.

– Почему? – спросила воспользовавшись паузой Эмили.

– Потому, что полной моей фамилией было Бентон-Рамирес-и-Чоу, – ответила Алисон. Глаза Эмили расширились.

Из всех медицинских «династий» Беовульфа, признанного по всему исследованному космосу главным центром биологических наук, семьи Бентон-Рамирес и Чоу стояли на самой вершине. Они и были Беовульфом, поколение за поколением оставляя свой след в генетике и медицине со времен еще задолго до Последней Войны на Старой Земле. Именно Джордж Бентон и Себастьяна Рамирес возглавляли команды, отправившиеся с Беовульфа на Старую Землю, чтобы бороться с ужасающими последствиями применения в Последней Войне биологического оружия. А Чоу Кан-Цзю шесть столетий назад возглавлял борьбу за биоэтику против Леонарда Детвейлера и прочих защитников «прогрессивной евгеники». Среди многих драгоценностей в венце последующих достижений этих семей была и главная роль в разработке процесса пролонга. И…

– Ну, – мягко сказала она через мгновение, – по крайней мере теперь я наконец-то поняла откуда именно идет достаточно… пылкое отношение Хонор к генетической работорговле и «Рабсиле», так ведь?

– Можно сказать, что она его впитала с молоком матери, – согласилась Алисон. – Без сомнения антинаучно, но я и правда кормила грудью. Да и подпись прямого предка под Конвенцией Червела, полагаю, не помешала. – она тонко улыбнулась. – Однако я имела в виду вот что: если кажется, что я несколько беспечно самоуверенна, так на то у меня есть основания. Я не могу дать абсолютного, категоричного заверения в том, что вы с Хэмишем сможете произвести ребёнка наделенного способностью к регенерации. Вероятность того, что вы не сможете этого, особенно с учётом моего вмешательства, настолько исчезающе мала, что я даже не могу её охарактеризовать, но всё-таки существует. Что я, однако, могу гарантировать – это то, что при моём участии вы не произведете на свет ребёнка не способного регенерировать.

Она снова взглянула прямо в глаза Эмили.

– Так скажите мне, Эмили. С такой гарантией вы захотите завести ребёнка, или нет?


* * *

– Господин госсекретарь, вам звонит полковник Несбит, – сказала Алисия Хэмптон с дисплея Арнольда Джанколы.

– А? – Джанкола выдал лучшую из имевшихся в его арсенале рассеянных улыбок и явственно встряхнулся. – В смысле конечно же давайте мне его, Алисия. Спасибо.

– Пожалуйста, сэр, – ответила она с лёгкой любящей улыбкой, и её лицо исчезло с экрана. Мгновением спустя на её месте возникло лицо Жан-Клода Несбита.

– Добрый день, господин госсекретарь, – учтиво сказал тот.

– Полковник, – кивнул Джанкола. – Чем могу быть вам полезен сегодня?

– Ничего особенно важного, сэр. Я звоню вам, чтобы поставить в известность о начале регулярной ежеквартальной проверки службы безопасности. – выражение лица Джанколы не изменилось, но внутри него что-то сжалось. – Я знаю, что это доставит проблемы, – продолжил Несбит, – но вашему персоналу также следует вновь подвергнуться проверке. Учитывая обстоятельства, я подумал, что следует вас предупредить, чтобы мы могли избегнуть любых накладок, способных помешать вашей плановой деятельности.

– Я признателен, полковник, – произнес Джанкола. Особо внимательный наблюдатель может и смог бы заметить, что его глаза сузились встретившись со взглядом Несбита с дисплея. – Но если вас вполне устраивает собственный распорядок, то, я уверен, мы сможем подстроить наше расписание под ваше. Свяжитесь с миз Хэмптон, когда будете готовы начать, и мы будем в вашем распоряжении в любое удобное время.

– Спасибо, господин госсекретарь. Я понял, – сказал Несбит с почтительным поклоном. – И признателен вам за готовность к сотрудничеству.

– Нельзя быть слишком осторожным в вопросах безопасности, полковник, – серьёзно ответил Джанкола. – Есть ещё что-то, что нам следует обсудить?

– Нет, господин госсекретарь. Спасибо. Это всё, что мне было нужно.

– В таком случае, полковник, до свидания, – сказал Джанкола и отключил связь.


* * *

Ив Гросклод откинулся в комфортабельном кресле аэрокара и пожелал про себя, чтобы его разуму было столь же уютно, как телу. Аэрокар мчался между укрытых ночью гор на автопилоте.

Ничего из этого не должно было произойти. Ничего. Он был согласен с Джанколой, что настало время занять в отношении манти более жесткую позицию. Видит Бог, они таки сумели заставить эту дурищу Причарт выпрямить спину! Но кто же мог ожидать от неё чего-то подобного? И что, чёрт подери, им делать теперь?

Он нахмурился и принялся грызть ногти, поражаясь, как Джанкола может оставаться – или, как минимум, притворяться – таким беззаботным. Он полагал, что после того как их дело столь долго оставалось необнаруженным, ему следовало бы чувствовать себя менее тревожно. В конце концов, если бы кто-то мог хоть что-то заподозрить, то ему уже давно следовало это сделать, правильно?

Но не получалось. Заподозрил уже кто-то неладное или нет, но однажды это случится, а срока давности для измены не существует.

Он глубоко вздохнул и заставил себя положить руку на колено. Прямо сейчас он всё равно ничего не мог поделать, а вот если война продолжится достаточно долго и если Джанкола поведет политическую игру достаточно проницательно, то вполне вероятно, что президент Джанкола сможет прикрыть любое неуместное расследование после завершения боевых действий.

А если не сможет, так по крайней мере Гросклод припрятал важные улики, за которые, безусловно, сможет выторговать у прокурора как минимум частичное освобождение от обвинений.

Это, как он сознавал, было всё, чем он мог подготовится к катастрофе. Тем временем ему просто следовало не высовываться и сосредоточится на том, чтобы вести себя по возможности тише воды, ниже травы. Это было непросто, но он надеялся, что поездка на лыжный курорт поможет. Как минимум позволит сбросить избыток нервного напряжения!

При этой мысли он усмехнулся, заставил себя потянуться, зевнуть и устроиться в кресле поудобнее. Программа полета вот-вот должна была провести его через Арсенальное Ущелье, один из самых грандиозных перевалов на Хевене. Это была гигантская пропасть, как ударом топора разделившая хребет Бланшар. С голыми склонами, возносящимися вертикально вверх в некоторых местах более чем на двести пятьдесят метров. Место очень привлекательное для туристов, да и сам Гросклод его очень любил. Он всегда программировал маршрут полёта так, чтобы пройти через этот перевал, невзирая на необходимость снижать скорость в его крутых изгибах.

Вот автопилот заставил аэрокар слегка клюнуть носом, спуститься чуть ниже, чтобы вид был лучше, и он ощутил знакомую дрожь восхищения при виде возвышавшихся по обе стороны каменистых склонов увенчанных порослью деревьев.

И в этот момент произошло что-то странное.

Ив Гросклод почувствовал что-то вроде ментальной щекотки. Как будто кто-то провёл пальцем вдоль его позвоночника, только сделал это изнутри. Он начал было хмуриться, но затем выражение его лица стало совершенно другим.

Два дня назад он не заметил микроскопической капсулы, каким-то образом попавшей в йогурт, съеденный им за ужином. Он ничего подобного не искал, да и не предполагал, что нечто такое вообще возможно.

Оно и было невозможным… для технологий Республики. То, что содержалось в капсуле было далеко за пределами возможностей ученых Хевена. Когда сама капсула растворилась в его пищеварительном тракте, субмикроскопические нанотехи, сделанные на основе вирусов, проникли в его кровь. Они пропутешествовали до мозга, ища в нём очень тщательно предписанную им область, и там затаились.

До этого самого мгновения.

Ив Гросклод вздрогнул в кресле, когда крошечные захватчики исполнили заложенную в них программу. Они не причинили никакого физического вреда; просто вторглись в «операционную систему» его тела и перезаписали её собственными инструкциями.

Он беспомощно смотрел, вопя в тишине собственного мозга, как его руки отключают автопилот и опускаются на джойстик управления и рукоять газа. Глаза его выпучились в безмолвном ужасе, когда правая рука резко дернула джойстик вправо, а левая толкнула газ до упора вперёд.

Аэрокар все еще ускорялся в момент лобового удара о вертикальный склон на скорости свыше восьмисот километров в час.

Загрузка...