Нью-Йорк
Роза
Поставив точку в конце главы, я глянула на часы: без пяти шесть. Что ж, я молодец, уложилась. Конечно же, не без помощи Керри – воплощенного милосердия. Она принесла мне обед прямо на террасу, где я обложилась подушками и писала, писала, писала… Она же помогла заказать платье и вызвала стилиста к семи часам. Милая, прекрасная Керри! Ей невероятно шли синее платье, белоснежный фартук и кружевная наколка на собранных в узел темных, с проседью, волосах. Хоть сейчас в Голливуд, на роль Примерной Английской Прислуги. Правда, несмотря на немного лошадиную, типично английскую внешность, произношение у нее было американское. Если ничего не путаю – местное.
Я чувствовала, что ее поедом ест любопытство, но приставать с расспросами она не может себе позволить. Все же не какая-то там приходящая няня или горничная, а домоправительница целого лорда и миллиардера! Пусть и только одного из его домов.
Зато я могла ей кое-что рассказать, просто так, без расспросов. Помня, что панибратство с прислугой – дело дурное, я не стала сразу же распивать с ней чаи и расспрашивать о детях и кошках. Для начала попросила показать мне дом и объяснить, где и что. Заодно поделилась, что я из России, писательница, сейчас заканчиваю новый роман и очень рассчитываю на ее помощь, ведь в Нью-Йорке ориентируюсь плохо.
– Вы одна на всю эту огромную квартиру?
– Нет, мисс. С милордом ездит камердинер, Маккензи. Сегодня днем он привез багаж милорда и ваш, все уже в гардеробной около вашей спальни. Еще есть помощница, она приходит для уборки каждое утро. Готовлю я сама, но милорд почти никогда не обедает и не ужинает дома.
Керри восхитилась моему английскому, провела по квартире – тут даже бассейн нашелся, скромненький такой, пять на двадцать, и тренажерный зал рядом – и познакомила с Маккензи. Милейший полноватый дядечка лет под пятьдесят, с примесью восточной крови, невозмутимый как индийский йог. Он был на кухне, заваривал себе чай. Разумеется, мне тоже предложили – но не на кухне, а принести в столовую.
В столовую, Карл! Дольче вита, Букингемский дворец.
Я отказалась, и мы продолжили обход владений – два последних этажа небоскреба, метров пятьсот, не меньше. Зачем одному Кею столько? В гольф играть? Тем более что, если верить Керри, он живет в Нью-Йорке не больше трех месяцев в году, еще у него дом в Лондоне и квартира в Стокгольме, но нигде он не задерживается надолго.
– Милорд очень много работает, – в голосе Керри слышалась неподдельная гордость. – Показать вам его кабинет?
– Конечно! – я постаралась не показать удивления: Кобылевский никогда и никого в свой кабинет не пускал. Даже пыль с рояля вытирал сам. Даже пылесосил сам! Даже мама не могла зайти в святая святых, пока сыночка не было дома, не говоря уж о том, когда был и работал.
В отличие от спальни и большинства комнат, кабинет выглядел вполне обжитым, хотя и не особо уютным. Хай-тек, окно от пола до потолка (как и везде), минимум мебели и максимум пространства, ни одной бумаги на столе. Впрочем, зачем Кею хранить дома бумаги, если у него есть комп? Я, к примеру, никогда не пишу на бумаге. Не могу. И почерк плохой, и буквы путаю, и текст не складывается. Когда дело касается бумаги, я становлюсь безграмотной клушей, увы и ах. Мой максимум – поставить кривую подпись на документе. Ну ладно, заполнить анкету.
Кроме монитора и клавиатуры на столе почти ничего не было. Фоторамка, орхидея в стеклянном горшочке, большая витая раковина и детская машинка. Странноватый набор.
Само собой, меня одолело любопытство: кто там, на фото? Родители? Подруга – несостоявшаяся невеста? Ктулху с цветочком на ухе?
Не угадала. На фотке были Кей, Бонни, Кирстен Лундгрен, какой-то незнакомый мужчина и мальчишка лет пяти, похожий разом и на Кирстен, и на незнакомца. Ее погибший муж, наверное. Компанию засняли на барбекю, судя по бледному небу, соснам и толстым свитерам, где-то на севере. Кирстен обнимал за плечи ее муж, мальчишка устроился на руках у Кея, а Бонни досталась собака – улыбчивый ирландский сеттер. Идиллия.
Я тоже хочу так. Чтобы барбекю, небо, все счастливы. Последний раз что-то подобное со мной случалось в девятом классе, в конце апреля. Мои родители еще были живы, жизнь прекрасна и полна удивительных открытий, и даже Тошкина «голубизна» меня в тот день совершенно не волновала.
И сейчас не волнует.
А вот то, что я ему не позвонила – уже плохо. Наверняка он сам мне звонил раз десять, узнать, куда я запропастилась. Только телефон-то выключен. Как вчера в аэропорту отключила (после десятого, как минимум, звонка от Бонни), так и не включала.
Дурище! Надо срочно найти телефон и позвонить Тошке! И Манюне позвонить, у нее сейчас поздний вечер, может быть, еще не спит.
– Спасибо, Керри! – я улыбнулась горничной как можно теплее. – Вы же показали мне все интересное, не так ли?
Горничная покачала головой:
– Не все. Вам нужно знать о системе безопасности. Все видеоданные выводятся на этот монитор и на монитор в моей комнате, сегодня вечером будет установлен такой же в вашей спальне. Данные из холла, кухни и от окон поступают к охране дома. Вы в любой момент можете посмотреть…
Ну конечно, Никель и паранойя, как я могла забыть!
Система была вполне себе параноидальной, с видеокамерами во всех комнатах, датчиками дыма и движения, записью звука. Если вдуматься, то с этой системой квартира Кея очень походила на аквариум. Наверняка и кровать, на которой мы сегодня проснулись, просматривается камерами.
– Доступ по отпечатку пальца. Если не возражаете… – Керри набрала какой-то код на клавиатуре и показала мне, куда приложить палец. – Теперь вы можете просматривать записи за последний месяц и данные в реальном времени.
А еще Керри наверняка имеет черный пояс по карате и звание капрала морской пехоты в запасе. Прелестно! Почувствуй себя персонажем голливудского боевичка!
И оцени доверие Кея.
Ладно, ценю. Очень. Честное слово!
– Очень удобно, – кивнула я. – Еще приятные сюрпризы будут?
Керри едва заметно пожала плечами.
– Милорд просил предупредить, что заглядывать в комнату рядом с террасой вам не стоит, если желаете сохранить душевный покой.
Прелестно. Судя по ее тону – именно этими словами и сказал. Тролль зеленый! А Керри молодец, провела меня мимо и заговорила зубы так, что я про ту комнату и забыла. Профи! Пожалуй, не морская пехота, а сразу внешняя разведка. Сорок лет выслуги.
– Там хранятся архивы ФБР о контактах с марсианами?
– Вряд ли мистер Джеральд увлекается подобным чтением, – очень серьезным тоном, но со смешинкой в глазах, ответила Керри.
Точно. Комната Синей Бороды. Она же спальня Бонни. Вот я мастер не думать о том, о чем не хочется! Даже в голову не пришло, что если Бонни регулярно бывает в Нью-Йорке, ему логично останавливаться у Кея. Кстати, когда Кей в ЛА – он живет у Бонни? Запросто же. Кстати, спальню Кея мне тоже не показали, а та, где мы ночевали – явно гостевая.
М-да.
– Спасибо за предупреждение, Керри. Будьте добры, сделайте мне морковный фреш с капелькой сливок.
– Хорошо, мисс Ти. Стилист будет через полчаса, помочь вам одеться?
– Конечно. Благодарю вас.
Еще немножко, я и сама начну разговаривать голосом Дживса из сериала. Похоже, это любимый фильм Керри. Или что там еще есть о Настоящей Английской Прислуге? Ладно, не суть. Моему душевному равновесию после пяти часов работы над романом уже ничего не страшно. Сил на эмоции просто не осталось. Да и Бонни для меня сейчас – скорее персонаж, чем любимый мужчина.
Уже без Керри я пошла изучать обитель греха и порока (есть у меня ощущение, что где заводится Бонни, без порока не обойтись).
Еще просторнее и светлее, чем моя-гостевая, и гораздо теплее и уютнее. Вместо хай-тека – лофт, стены имитируют старинную кирпичную кладку, по одной вьется живой плющ. Камин с сосновыми полешками, на полке – разнокалиберные пивные кружки, явно коллекционные, и модели байков. На темном деревянном полу – пятнистые коровьи шкуры, по стенам – афиши старых и новых мюзиклов, буклеты и программки с автографами, на отдельной полочке – статуэтки «Тони» и какие-то спортивные кубки. Надо же, Бонни держит их здесь, а не дома в ЛА… а кубки – его? Или Кея?
Огромная кровать с синим балдахином (я не стала приглядываться к столбикам, его поддерживающим), серебристо-серым покрывалом и горой расписанных городскими пейзажами подушек располагалась у левой стены. По обе стороны от нее были тумбочки, одна пустая, а на второй всякие мелочи: нефритовые шарики для ручной гимнастики, заложенная авиабилетом книга и забытые очки. Очки? Бонни никогда не говорил, что читает в очках. Мне всегда казалось, что у него отличное зрение, а получается – я ошиблась… хотелось бы мне его увидеть вот так: на постели, с книгой и кофе… их обоих в постели, спящими… меня опять заносит…
Здесь же стоял начатый флакон последнего «Кензо». Я не удержалась, взяла его в руки, понюхала, закрыв глаза.
Конечно, не хватало запаха волос, кожи, немножко пота – естественного запаха Бонни. Но даже одни только духи едва не заставили меня заплакать. Мне казалось, что сил на эмоции уже нет? Наивная Роза.
Все, хватит. Открывать шкаф и смотреть на его вещи я определенно не хочу. И еще меньше хочу видеть пустое место в этом шкафу – место, откуда совсем недавно убрали одежду лорда Говарда.
Больше друзья, чем любовники? Конечно. Больше, чем любовники – друзья. И глядя на их общую кровать, я никак не могла понять: где здесь место для меня? Зачем им вообще сдалась какая-то левая девица – без особой красоты, ленивая и бестолковая, где-то трусливая, где-то чересчур сентиментальная, к тому же слишком сосредоточенная на своих романах? Загадка природы.
Наверное, хорошо, что я не видела этой комнаты раньше. До того, как согласилась полететь сюда с Кеем и до того, как сегодня утром услышала его «люблю». Не поверила бы ни на грош во внезапную страсть лорда Совершенство! Впрочем, сейчас тоже верится с трудом. Но я хотя бы точно знаю, что он меня хочет, и ему бывает со мной хорошо и в постели, и вне ее. Ему нет смысла играть роль идеального возлюбленного, к нему и так очередь.
Мне определенно надо подумать обо всем этом, и особенно о будущей встрече с Бонни. Вполне может быть, что этой ночью он тоже немножко подумал, вспомнил свое отношение к мисс Кофи – и решил, что все к лучшему.
И мне определенно надо что-то сделать со своими вечными сомнениями. Ведь все хорошо, все просто замечательно, меня любят и собираются сегодня вывести в свет, а я снова чувствую себя серой мышкой при Великолепном Принце. Так же, как с Кобылевским. Но ведь Кей совсем, совсем другой! И Бонни другой! Господи, когда я уже поумнею и научусь просто наслаждаться жизнью, а?
Именно этот вопрос я и задала Манюне – с террасы с видом на залив, с морковным фрешем в руке. И получила традиционное: не дури, подруга. Тебе хорошо? Вот и радуйся, а все прочее образуется. Постепенно.
С ее напутствием мне в самом деле полегчало. И в знакомый белый «Бентли» я садилась, твердо веря: все будет хорошо. Так или иначе, но будет.
Неделя пролетела, как не бывало. Кей вкалывал как проклятый, я тоже – Дед Лайн грозился бейсбольной битой и неустойкой, если не сдам роман вовремя. Однако каждый вечер у нас находилось время (и силы, что важнее) друг для друга. Заодно я оценила честность Кея в самом начале: с его графиком работы сложно выкроить время хотя бы на одно безумство в месяц, а изображать героя любовного романа можно разве что во сне. Впрочем, со мной была примерно та же история, так что бешеная рабочая неделя нас даже сблизила.
До меня внезапно дошло, что с Кеем не нужно прикидываться кем-то другим, его устраиваю я такая, какая есть: по самые ушки в романе, без претензий на выходы в свет и ежевечерних полосканий мозга «интересом к его работе». Не то что мне было совсем не любопытно, но я рассудила, что если Кей захочет поделиться или просто выговориться, я всегда его выслушаю, а если нет – то не буду парить ему мозги. Так что иногда он кратко и емко высказывался о ком-то из партнеров или подчиненных, я кивала с умным видом, подпускала шпильку-другую… и на этом все заканчивалось. Зато ему нравилось, когда я рассказываю какую-нибудь ерунду из своей книги. Я садилась на диван, он ложился, устроив голову у меня на коленях, чтобы удобнее было чесать и гладить, и наполовину дремал. Честно, я была уверена, что он вообще пропускает мимо ушей ту галиматью, что я несу, а улыбается в нужных местах инстинктивно, следуя интонации. Ну и ладно, меня это тоже устраивало. Эти тихие, почти семейные вечера, нежный секс перед сном или по утрам (вполне заменяющий утреннюю физзарядку), маленькие подарки, обеды вдвоем…
«Не соблаговолит ли великий писатель оказать честь скромному меценату и разделить с ним обед сегодня, в пятнадцать часов? Буду ждать в «Гудвине»…»
И букет голубых ирисов, перевязанный очаровательным серебряным браслетом в эльфийском стиле.
Милый, чудесный Кей! Конечно же, великий писатель оторвался от компа, принял холодный душ и закапал в глаза нечто, поданное Керри, для избавления от красноты и отека, надел льняной сарафанчик и отправился в ресторан, к скромному меценату. Великим писателям тоже надо иногда обедать, даже если над головой висит дедлайн.
В этой идиллии я почти позабыла о Бонни. То есть я писала о нем, думала о нем, расспрашивала Кея о нем – но так, словно такого человека нет в реальности. В моей реальности. Это странное чувство: я почти была им, когда писала, я жила его жизнью, ощущала его гениальное безумие собственными нервами – но в то же время не могла и не хотела видеть его или говорить с ним. Мне казалось, что любая встреча сейчас нарушит хрупкую оболочку моей маленькой вселенной, и весь тот шквал эмоций, который должен попасть в роман, выплеснется вовне, снесет меня, разметает и оставит опустошенной над неоконченной книгой.
Наверное, я тоже немножко сумасшедшая.
Я так и сказала Кею, когда он в пятницу за ужином спросил, знаю ли я, что завтра труппа приезжает в Нью-Йорк, а в понедельник начинаются репетиции в здании театра. Оркестр, декорации, костюмы, пиар, полный дурдом.
– Знаю, но не пойду. Сначала я закончу книгу, Кей.
О том, что я поставила номер Бонни в черный список и не ответила ни на один звонок и ни на одну смску с просьбой о разговоре, я промолчала. Наверняка Кей и сам знает, с его-то параноидальной системой безопасности.
– Ладно. Кстати, мы можем завтра немного проветриться. Великому писателю тоже нужен выходной. Как насчет обеда на яхте и небольшой прогулки?
– Яхта? О… – мне безумно захотелось и обед на яхте, и прогулку, и все остальное тоже. Но дедлайн, будь он неладен! Завтра мне кровь из носа надо написать хотя бы половину главы!
– Ноут можешь взять с собой. Думаю, часа за два ты сделаешь свой обязательный минимум.
В его улыбке было такое понимание, что мне захотелось его стукнуть ложкой. Или сделать еще что-нибудь крайне неприличное и неподобающее леди. Но так как на серьезную неприличность сил не было от слова совсем (десять часов за ноутом, перед глазами двоится, спину ломит и вообще все какое-то не совсем реальное), я всего лишь показала ему язык и обозвала Никелем Все-Умрут-На-Работе.
Он так же устало посмеялся, пообещал отомстить завтра… и мы, добредя до спальни, упали на кровать и уснули, наверное, не успев коснуться головами подушек.
Идиллия двух трудоголиков, мать иха.