Люди Быка

Глава 7. Встреча

Речку, в которую впадал соленый ручей, Семен перешел по пояс в воде, на том берегу оделся и двинулся к пологому холму вдали. Холм был не очень высоким, но ничего более приличного в округе не наблюдалось. Главное, что на его вершине ничего не росло. Это позволяло надеяться, что сверху удастся как следует осмотреть рельеф. Идти предстояло далеко, и Семен ругался: «Блин, достала эта первобытность! С залеганием слоев разобраться невозможно! Был бы аэрофотоснимок — десять минут, и никаких проблем! Может, с бугра хоть ориентировку склонов и пластовые треугольники будет видно?»

Семен шел и шел, опираясь на пальму, как на посох, а заветная возвышенность почти не приближалась. В конце концов он погрузился в размышления о судьбах мира и о своей в них роли. Окружающие пейзажи с пасущимися кое-где животными его мало интересовали, поскольку охота не планировалась, а хищникам в это время года добычи хватает и без людей. Дело кончилось тем, что путник оказался между двух лесных массивов. Неширокий просвет между ними тянулся почти перпендикулярно заданному направлению. «Ну вот, попал, — расстроился Семен. — Эдак я до вечера буду обходить и петлять — ну и ландшафт здесь! Наверное, это и есть влажная лесостепь. А если напрямик? Лес хороший, почти без подлеска, а направление можно держать по солнцу. Сколько он может тянуться? Ну, километр, от силы…»

Успокоив себя такими рассуждениями, Семен направился к опушке леса. Он почти дошел до нее, когда заметил движение между деревьев.

«Мясо! — обрадовался Семен. — Жалко, что таскать отсюда далеко!» После этого он сообразил, что, во-первых, мяса на стоянке и так полно, а во-вторых, арбалета у него с собой нет. При всем при том, из леса на него идет бык — и какой! А чуть дальше — справа и слева — еще два быка!

Животные, несомненно, двигались не куда-нибудь, а именно к Семену. Расстояние было невелико, из чего следовало, что раньше они просто стояли в тени деревьев и ждали приближения одинокого путника. Мысли в голове великого воина полетели со скоростью свиста: «Одного такого я, помнится, когда-то убил — из старого тяжелого арбалета. Мы тогда охотились „на пару“ с саблезубым котом — умора! Наверное, это и есть туры, которые в Европе дожили до Средних веков. Вроде бы они славились силой и агрессивностью. Но не до такой же степени?! Я же ничего плохого им пока не сделал! Или в лесу пасется стадо, и эти трое решили отогнать меня от него — для профилактики?»

Семен воткнул древко пальмы в землю, размотал зачем-то пращу, вынул из сумки камень и вложил его в закладку. Только после этого он осознал, в чем заключается главная несообразность ситуации, которая путает его мысли.

Всадники!

На каждом животном сидит человек!

«Обнажены по пояс. Корпус прямой, плечи расправлены. Лица и тела разрисованы темными полосами на манер киношных коммандос. Правый и левый держат в руках луки с наложенными стрелами. У того, который впереди и в центре, лука вроде бы нет, но в опущенной руке тонкое длинное копье. Чувствуется, что эти мужики не вчера впервые взяли оружие в руки и влезли на быков. Они, наверное, крутые».

Находиться на открытом пространстве, когда на тебя таким образом «наезжают», было крайне неуютно, и Семен торопливо глянул по сторонам: «Влип, — констатировал он очевидное. — Слева степь и справа степь, а сзади лес, но до него далеко. И это скорее хорошо, чем плохо, потому что от этого леса сюда движутся еще четыре быка, а сзади их догоняет пятый! Наверное, они шли мне навстречу, но на животных вдали я внимания не обратил. Они же меня заметили, спрятались в лесу, дождались, когда окажусь совсем близко, и взяли в кольцо. Это только в боевиках главный герой все время начеку — днем и ночью. А я — обыкновенный вождь и учитель народов, мне думать надо — хотя бы время от времени. И что теперь делать? Замочить кого-нибудь из пращи? Будет как в анекдоте про внутренний голос: „У тебя еще есть шанс — стреляй в вождя! Попал? Вот теперь тебе действительно конец!“ Сразу ведь не убили, а могли бы — из таких-то луков. Значит, чего-то им от меня нужно».

На этом размышления о своей горькой судьбе Семен прервал и перешел в «режим боя» — кое-чему за полтора десятка лет первобытности он все-таки научился: «В любой безвыходной ситуации какой-то выход все же имеется. Главное — никакого страха, все преимущества над противником надо использовать полностью, даже если они мнимые. А они у меня есть? Пожалуй, только понт — оружие сейчас бесполезно…»

Двигаясь уверенно и неторопливо, он вынул камень из закладки и опустил его в карман. Ремни пращи обмотал вокруг предплечья. Сумку с камнями и рюкзак снял и положил на землю. После этого сложил на груди руки, плечи расправил, голову гордо поднял и стал ждать дальнейших событий.

Всадники вроде бы никаких команд животным не подавали, но быки остановились в нескольких метрах. Они сопели и переступали ногами. Стало видно, что никаких седел на них нет — люди сидят просто так. На них не штаны, а штанины, подвязанные к некоему подобию набедренных повязок, обуты во что-то типа низких сапог.

Топот за спиной стих — вторая часть отряда остановилась сзади на приличном расстоянии, образовав, вероятно, полукруг. «Окружили, значит, — спокойно подумал Семен. — Что дальше?» Сам он стоял неподвижно и головой не крутил, изображая надменное равнодушие к происходящему. Он смотрел на размалеванного красавца, сидящего на черном быке, но не в глаза (это — вызов!), а как-то рассеянно поверх головы.

Молчание и неподвижность длились не меньше минуты — чужака явно изучали. Потом вожак сделал невнятный жест, и крайний всадник легко соскочил на землю. Приготовленная стрела отправилась в колчан за спиной, а лук каким-то образом остался висеть на боку быка. У воина на поясе, поддерживающем набедренную повязку, с одной стороны болталось некое подобие черпачка или кожаной кружки, а с другой — какая-то палка, обмотанная полосами выделанной шкуры. В руках у туземца оказался тонкий ремень, свернутый кольцами наподобие лассо. Воин чуть задержался, уменьшая размер петли на конце — похоже, он собирался просто надеть ее Семену на шею.

Будущему пленнику этой задержки хватило, чтобы принять решение — весьма, впрочем, сомнительное: «Природа очень слабо вооружила предков человека — не дала им ни когтей, ни клыков, ни рогов. Человек, конечно, исхитрился — научился убивать при помощи „посторонних“ предметов. Воевать „голыми“ руками он стал очень поздно — уже в классовом обществе, наверное. До моего появления здесь кулак в качестве оружия никем всерьез не воспринимался — рискнуть?»

В общем, когда воин подошел и поднял руки с петлей, голову Семен слегка отклонил и, с небольшим разворотом корпуса влево, не ударил, а как бы хлестнул предплечьем и тыльной стороной кулака по нижним ребрам. Прием простой и эффективный, но в мире будущего он «проходит» редко, поскольку мало-мальски знающие люди ребра противнику стараются не подставлять.

Парень согнулся пополам, а Семен принял прежнюю позу, буквально чувствуя, как под лопатку ему входит кремневый наконечник стрелы. Он даже зажмурился от ожидаемой боли, но ничего не случилось. «А ведь и они „понты“ кидают! — мелькнула мысль. — Луки у них очень серьезные, но стрелять из них сидя верхом нельзя! Слишком у быков спины широкие! Чего же я…»

Вожак еле заметно кивнул, или это только показалось. Резкое движение противника Семен заметить успел — ждал чего-то подобного. Пострадавший воин разогнулся и взмахнул рукой. В этой его руке был зажат обратным хватом… Кинжал? Стилет? Заточка? В общем, что-то костяное, узкое и острое…

Наверное, нападающий еще не оправился от болевого шока, так что действовал не слишком быстро и точно. Семен чуть прянул в сторону, пропуская оружие мимо, и, почти без замаха, ударил правой в голову — куда-то в область уха. И попал! «Знал бы, что не промахнусь, бил бы сильнее, — мелькнула мысль. — Добавить?»

Противник качнулся в сторону, но на ногах устоял. Прекращать атаку он не собирался, хотя, похоже, оказался в нокдауне. Руку его с кинжалом Семен перехватил и медленно, но мощно ударил ногой в челюсть снизу. Поставить блок противник даже не попытался, хотя блокировать и уклоняться от таких «неквалифицированных» ударов умеет любой мальчишка после месяца занятий каратэ-до. Этот же, после секундного размышления, рухнул на спину, переломав, вероятно, половину стрел в колчане. Кинжал свой, правда, из руки он так и не выпустил.

— Отдохни! — сказал Семен и вновь сложил руки на груди. Теперь он уставился в глаза вожаку. Некоторое время они «мерялись» взглядами, а потом Семен заговорил по-русски:

— Что уставился, рожа первобытная? Задницу-то не натер без седла? Или у тебя там мозоли? Слезай, если не трус, — и тебе морду набью!

Тон был надменный (весьма) и насмешливый (чуть-чуть). Предложение же что-то сделать, чувствовалось, наверное, достаточно явно. Вожак ничего не ответил, взгляд не отвел и выражение лица не изменил. Он слегка пошевелил ногами, и бык под ним сделал шаг вперед. Потом еще один.

«А ведь он в холке с меня ростом! — в некотором смущении подумал Семен. — Бодаться собрался? Рога, однако, не опустил — острия смотрят вверх. С морды свисают слюни… Чего он прет?! Хочет увидеть, как я буду пятиться?»

Что-то в мозгу у Семена замкнуло, щелкнуло и блеснуло — последней надеждой. Глядя меж рогов в лицо всаднику, он сунул руку в карман, зачерпнул горсть соли и протянул вперед — в сторону бычьей морды. Так он простоял, наверное, секунды три-четыре, а потом почувствовал кистью горячее дыхание животного и скосил на него глаза. Бык втянул воздух, склонил голову, показался огромный красный язык и… лизнул ладонь! Точнее, разом слизнул то, что на ней было! Половину, правда, просыпал…

Семен сунул перепачканную слюной руку в карман и достал остатки соли, вновь протянул. Бык лизнул раз, лизнул два, лизнул три — уже пустую ладонь. Чуть приподнял голову, шумно вздохнул, переступил ногами, придвигаясь еще ближе, и…

И, потянувшись вперед, принялся Семена обнюхивать!

— Нету больше! — сказал друг животных, разводя руками. — Вот смотри!

Он сунул мокрую ладонь в карман, пошарил там и показал ее — пустую — быку. Тот вновь начал облизывать — на пальцы налипли крупинки соли.

«Ну и язычок у него! — восхищенно подумал Семен. — Недаром говорят, что лучший язык для общения — это… говяжий!»

— Хоро-оший бычик! — сказал Семен и погладил зверя по морде. — Хоро-оший, маленький такой, мясистенький! Ты не будешь бодать дядю Семхона? А то дядя Семхон тебе рожки обломает. Хороший бычик, хороший…

— «Дай еще!» — как бы расслышал он молчаливое требование.

— Нету, — повторил Семен. — Кончилась соль. Но если твои ребятки меня не зарежут, я тебе потом еще принесу — правда-правда, целый карман!

— «Принеси… Не убьют…» — прорисовались в мозгу Семена смутные «мыслеобразы». Он даже решился почесать быка за ухом, за что чуть не поплатился — тот попытался лизнуть его в лицо.

Идиллия продолжалась недолго — за спиной прозвучала фраза, несомненно являющаяся приказом. Семен решил не оглядываться и не реагировать. Его спина была не защищена, но он чувствовал (или только хотел?), что в компании быка он в относительной безопасности.

Как оказалось, команда относилась не к нему — всадник, которого Семен принял за вожака, спрыгнул на землю, снял со спины зверя некое подобие переметной сумы и кивнул на освободившееся место. А Семен чесал быку подбородок:

— Хоро-оший бычик, хоро-оший! Вон дяденька слез с тебя — легче стало? Да ты и не заметил его, наверное — такой малюсенький, да? Чего-то он хочет от меня — чтоб на тебя сел, да? А ты будешь меня слушаться? Хороший бычик, хороший…

Семен подошел к быку сбоку и застыл в растерянности: «Как на него влезть?! Как слезают, я видел, а как садятся? Перегиб спины на уровне глаз, и спина эта, как минимум, вдвое шире, чем у лошади! И разумеется, никаких стремян! То есть упряжи вообще нет! Хоть лесенку приставляй, да где ее взять?! Вот это бином Ньютона… А ведь на меня смотрят — надо что-то делать! Я ж не акробат…»

Он чуть отошел назад, разбежался на три шага и, ухватившись руками за жесткую шерсть, прыгнул вверх, забрасывая вперед правую ногу.

«Смог!» — мелькнула радостная мысль, когда он оказался наверху. Увы, эта мысль лишь мелькнула — Семен перестарался. Инерция прыжка оказалась слишком большой, и он, не удержавшись, полетел вниз — на другую сторону…

Ему вроде бы удалось сгруппироваться и приземлиться без травм — во всяком случае, вывихов, переломов и растяжений в первый момент Семен не ощутил. Пока он приходил в себя, пока поднимался на ноги, раздался новый звук.

Это был смех.

Когда Семен осознал, что над ним смеются, он ощутил такой приступ стыда и обиды, словно… В общем, унижение было настолько ослепительным, что он и сам не понял, как оказался на бычьей спине.

— Что ржете, ур-роды?! — злобно зарычал Семен, вцепившись в шерсть и изо всех сил стараясь не соскользнуть вбок. — Да я, может, на мамонтов привык запрыгивать! Что мне ваши ишаки?!

Теперь смеялась вся компания, и Семен смог наконец рассмотреть ее целиком. Один из четверых всадников, подошедших сзади, похоже, являлся настоящим главарем отряда. Почему похоже? Да потому, что он был старшим по возрасту и… рогатым! Вероятно, он-то и отдал команду, а потом первым начал смеяться.

Одет мужик был в некое подобие вязаной безрукавки, обнажающей чрезвычайно мускулистые руки, имел аккуратную короткую бородку с проседью и широкий крутой лоб. Рога ему очень шли. Издалека они казались настоящими, однако на самом деле представляли собой прическу, сделанную весьма искусно и закрепленную не то жиром, не то еще какой-то смазкой. Лука у него не было, только копье, да и то какое-то ритуальное — возле наконечника привязано нечто весьма похожее на бычий хвост.

Отсмеявшись, главарь указал рукой вперед и вниз. Воин, пострадавший в рукопашной (он был уже на ногах), поднял сумку с камнями для пращи, полупустой рюкзак, выдернул из земли древко пальмы, подошел к быку и подал все это Семену. Отпускать руки было страшно, но животное стояло смирно, и всадник смог принять свое имущество. «Трогать чужое не боятся», — без особой радости отметил он.

К тому времени, когда снаряжение и оружие было пристроено, вся компания начала куда-то двигаться. Рогатый главарь с хвостом на копье направил своего быка вдоль опушки леса, а остальные стали пристраиваться за ним гуськом — не спеша, уступая друг другу места. По-видимому, эти места были не случайны. Последним оказался молодой бычок без всадника.

— Не подведи, быча! — попросил Семен вслух и мысленно: — Топай за ними! Убежать ведь все равно не дадут…

Странно, но животное послушалось и зашагало даже быстрее, чем все остальные. Вот только оно почему-то не пристроилось вслед за последним, а двинулось параллельным курсом, постепенно приближаясь к голове колонны.

— Э, ты куда?! — бормотал Семен, усиленно пытаясь обрести устойчивую позу. — Куда прешь-то?

— «На место…» — довольно внятно, но загадочно ответил бык.

Начинающий всадник решил не вмешиваться: «Удержаться бы! А что будет, если эта махина припустится рысью?!» В итоге он оказался прав — зверь знал, что делал. Когда он догнал предводителя, второй бык начал как бы притормаживать, отставать, явно освобождая сородичу его законное место в строю. Оное место Семенов бык и занял. Всадника это совсем не обрадовало: все воины теперь смотрели ему в спину. Эта спина, вероятно, должна быть прямой, а плечи гордо расправленными.

— «Ну, уж как получится, — вздохнул Семен. — Но разврат полнейший! Я ж на рекогносцировку пошел, прогуляться, можно сказать! А теперь еду (или иду?) с какими-то индейцами непонятно куда и зачем. А может, мне в другую сторону надо?! Ладно, черт с ними… Что там есть в анналах памяти? Ну-ка…

Тур. Или „бос примигениус“ по-латыни. Бык первобытный, значит. На глаз эти зверьки сантиметров 170—180 в холке. На самом большом едет главарь. Его „лошадка“ до тонны, пожалуй, не дотягивает — килограммов 700—800, наверное. Окраска у всех черная, с белым „ремнем“ вдоль спины, а молодой бычок — бурый, с рыжеватым оттенком. Рога длинные и острые — они явно представляют собой оружие, а не украшение. Спокойствие и медлительность, похоже, мнимые — под шкурой у них не жир, а мышцы перекатываются. Что я про них читал?

Вроде бы со второй половины четвертичного периода туров было очень много в лесостепях Северной Африки, Европы и Азии. Они там не вымерли сами, а были уничтожены человеком. Дольше всего, как это ни странно, продержались они в Европе, где перешли к лесному образу жизни. Последнего на Земле тура застрелили в 1627 году в королевском лесу недалеко от Варшавы… Сволочь все-таки этот гомо сапиенс!

Ученые считают, что от туров пошел весь (или почти весь) крупный рогатый скот. По одной из версий, тур был одомашнен где-то в начале неолита на территории Европы. Потом скотоводы каким-то образом продвинулись со стадами на Ближний Восток и через него попали в Северную Африку. Там они стали жить на благодатных просторах… Сахары! Последняя, конечно, тогда не пустыней была, а совсем наоборот. В этой самой Сахаре люди вывели несколько новых пород, которые уже мало напоминали изначальных туров. Потом всякими кривыми окольными путями эти звери попали обратно в Европу, где окончательно стали рабочим, мясным и молочным скотом.

Что еще? Всадники? Никто, кажется, никогда на быках не скакал… Есть, вспомнил! Те древние сахарские скотоводы обожали разрисовывать скалы. И на рисунках видно, что быков не кастрировали и в повозки не запрягали — люди на них верхом передвигались! А почему, собственно, нет? При определенном навыке это, наверное, не хуже, чем на мамонте, только непонятно, как залезть».

Быки шли и шли — со скоростью шесть-семь километров в час. Семен покачивался на теплой звериной спине и размышлял о смысле жизни, а также о том, что если этот марш будет долгим, то он, во-первых, окажется очень далеко от своих, а во-вторых, на другой день у него будут жутко болеть связки в паху и на бедрах. Впрочем, он вовсе не был уверен, что доживет до завтра, так что на этот счет беспокоился не сильно. Кроме того, у его спутников не имелось никакого снаряжения для ночлега, значит, где-то поблизости должно быть «гнездо». Примерно так и оказалось.

Колонна поднялась на пологий холм — тот самый, который наметил для себя Семен — и начала спускаться. Произвести геологическую и географическую рекогносцировку он, конечно, не успел, зато увидел, что на той стороне холма раскинулось стойбище!

«В общем-то, ничего особенного — примерно дюжина конических жилищ, просторно расставленных на берегу ручья. У имазров и аддоков стоянки выглядят примерно так же, если не считать того, что вокруг — вдали и вблизи — бродят не лошади, а эти самые туры. Вон те, которые помельче и коричневатого цвета, скорее всего, молодняк или коровы».

Передовой бык вошел в стойбище и остановился недалеко от довольно большого вигвама, верхушка которого была украшена натуральными (и очень крупными) рогами, а к покрышке кое-где были привязаны хвосты. Воины начали спешиваться. Они похлопывали своих животных по шеям и мордам, почесывали их, говорили ласковые слова. Быки не уходили, а явно чего-то просили — тыкали носами своих хозяев куда-то в область живота. Наконец один из воинов отцепил от пояса кожаный черпачок с ручкой и… стал в него мочиться! Закончив, он подал посудину своему быку и держал ее, пока тот не вылакал все содержимое. Зверь облизнулся, потянулся мордой и взмыкнул, явно требуя добавки.

«Так вот зачем им эти черпачки! — мысленно восхитился Семен. — А я-то удивлялся, для чего воину таскать с собой посуду наравне с оружием! Помнится, знакомые эвены-оленеводы тоже носили на поясах эмалированные кружки. Но они их вроде бы для чая использовали… Или не только? Просто я не видел и не спрашивал… Судя по рассказам и литературе, у оленных коряков и чукчей в хозяйстве тоже имелись специальные сосуды для мочи.

Обыватель иной современности скажет: „Фу!“, а я не скажу. Весь Крайний Север нашей Евразии является зоной оленеводства. Зачем людям олень — понятно, а оленю-то человек зачем? Дикие олени — там, где их не выбили — прекрасно обходятся без человека: и пастбища находят, и от хищников спасаются. Домашние же олени на самом деле не очень домашние — человека они скорее терпят, чем любят. А почему? Нет ответа! Чтобы, скажем, запрячь оленя, его нужно выловить арканом или… подманить собственной мочой, которую он любит до „дрожи в коленках“. Может, в ней-то, родимой, все и дело?

Но то — олени. Они в тундре живут — их корм беден минеральными веществами. А быки? Неужели огромные туры, живущие в благодатных краях, дали себя приручить ради человеческой мочи?! Что-то не верится…

Ладно, ближе, как говорится, к телу: по здешнему ритуалу получается, что животину после похода нужно „угостить“. Зря я сразу всю соль отдал, но кто ж знал?! Пописать, конечно, не помешало бы, но во что? Не просить же посуду взаймы…»

Выход из положения Семен придумал — не будем уточнять, какой именно.

Животные и часть воинов разбрелись по своим делам, а к оставшимся из вигвама выбрался какой-то начальник — борода у него содержала больше седины, чем у предводителя отряда, а рога на голове были значительно длиннее. Бычий же хвост висел непосредственно на шее, вызывая ассоциацию с галстуком.

Этот «бугор» стал разговаривать с двумя оставшимися воинами — рогачом и раскрашенным парнем, которого Семен поначалу принял за главного. Речь, несомненно, шла о нем. Многие слова и обороты показались Семену знакомыми — похоже, это был родной язык Нилок. Только он почти не прислушивался, поскольку не мог оторваться от созерцания того, что происходило за крайними жилищами.

Там женщины доили коров!!

«Вот это да-а-а… А ведь, помнится, было время, когда я, напившись самогонки, лежал на берегу, смотрел в небо и мечтал о том, как заведу в этом мире скотоводство, научу народы доить коров и делать сыр — российский, пошехонский, голландский и даже камамбер. Правда, ни доить, ни делать сыр сам я не умею… А эти, выходит, умеют! Может, и сыр?! Ну, уж это слишком…»

Рассмотреть в деталях, что и как женщины делали под коровами, было трудно, но особой удоистостью последние, похоже, не отличались — посуда использовалась довольно мелкая. Доимые животные стояли спокойно и что-то вылизывали или лакали из плоских длинных корыт. Что именно, Семен догадался почти сразу — после того, как одна из доярок присела над корытом, задрав рубаху. Вероятно, процедура мочеиспускания у этого народа скрытности не требовала.

Совещающиеся главари пришли к какому-то решению, и разрисованный парень отправился к дояркам. Вскоре он вернулся с глубокой деревянной миской в руках и передал ее рогатому старейшине. Гостю же (или пленнику?) он призывно махнул рукой.

Семен подошел и с вежливой, но гордой улыбкой спросил по-русски:

— Фиг ли надо, ковбои?

— На, пей! — так, наверное, нужно было перевести слова и жест.

В посудине Семен обнаружил не меньше литра белой жидкости с пеной по краям. Он позволил себе чуть расслабиться и счастливо улыбнуться:

— Сто лет молока не пил! Особенно парного!

Содержимое он выпил до дна — длинными тягучими глотками, смакуя и наслаждаясь. Молоко оказалось густым, с необычным, но приятным привкусом.

— Благодарю, — вернул посуду Семен. — Может, конечно, вы меня сейчас убивать будете, но все равно спасибо за удовольствие!

Никто его, однако, убивать не стал. Старейшина от него отвернулся, приподнял клапан входа и, оберегая свои «рога», залез внутрь. Предводитель отряда тоже повернулся и не спеша двинулся куда-то в сторону, где вскоре и скрылся из виду за стенками жилищ. Лишь разрисованный парень никуда не делся, а отошел в тенек, опустился на корточки, положил рядом копье и стал смотреть куда-то в пространство, но, в общем-то, в сторону Семена.

— «Та-ак, — озадаченно почесал гость (или кто?) свой лохматый затылок. — Начальники, значит, занялись своими делами, а ко мне приставили охранника. И при этом оружие не забрали! Я ж этого парня в два счета зарублю и убегу! Ладно, это успеется… Странный у них ритуал встречи — молоком напоили, а потом бросили. Впрочем, как-то это не очень похоже на демонстрацию радушия. Скорее уж… Словно меня „на вшивость“ проверяли, словно испытание какое-то предложили. И что, я его выдержал? Непонятно… Может, пойти погулять? А разрешат?»

Ему разрешили. Как вскоре выяснилось, бродить по стойбищу он может беспрепятственно, а вот выходить за пределы — не рекомендуется. Насколько сильно, проверять Семен не стал. До сумерек оставалось не так уж много времени, и он решил не пытаться сбежать: «До своих все равно сегодня не добраться, а ночевать без огня в здешней саванне страшновато — может, тут по ночам леопарды рыщут? Да и ловить, наверное, станут или, того хуже, проследят до стоянки и там возьмут всех».

Стойбище, судя по всему, было походным — вряд ли оно располагалось здесь больше нескольких суток. В жилища заглядывать Семен не рискнул и ограничился наружными наблюдениями, благо жизнь туземцев проходила, в основном, на открытом воздухе: «Оружие, утварь, инструменты из камня, кости, дерева и кожи. Некоторые режущие приспособления изготовлены в стиле „вкладышей“, то есть тонких кремневых отщепов, вставленных в „обойму“. Признаков сыроделия не наблюдается — молоко, похоже, просто пьют. Питаются молоком и мясом, но и, кажется, всякими травками-корешками не брезгуют. Судя по костям и рогам, которые валяются где попало, охотятся на лошадей, бизонов и оленей. Своих туров тоже едят, но их рога не выбрасывают, а используют в качестве украшений. Кроме того, из них делают некое подобие черпаков и бокалов для питья. Мясо варят в кожаных котлах знакомым способом — опуская в них раскаленные камни. Одежда двух видов — из шкур и… вязаная, из шерстяных нитей! Вот умение вязать нам бы пригодилось — этим может заниматься любая женщина без всякого ткацкого станка!»

Бродить Семену быстро надоело, и он взялся за своего охранника. Однако на вопросы парень не отвечал или отделывался односложными репликами, на «ментальный» контакт идти отказывался, словно понимал, что это такое. Оставалось самому строить догадки и предположения: «Это место, по-видимому, просто пастбище, где пасется стадо. Только оно, наверное, размазано на несколько километров в округе. Отсюда видно в разных местах с полсотни животных. Они щиплют травку и, наверное, кусты. В лес заходят совершенно непринужденно — они там, наверное, тоже что-то едят. Коровы с телятами держатся группами, а быки поодиночке или вдвоем-втроем. Никто их вроде бы специально не пасет и не охраняет, хотя людишки вдали мелькают…»

Пока Семен бродил по стойбищу, пока любовался окрестными пейзажами, прошел, наверное, не один час. Время от времени к охраннику приближался какой-нибудь воин, задавал ему один и тот же вопрос и получал отрицательный ответ. После этого человек удивленно смотрел на Семена и удалялся. В конце концов, то ли солнечные тени заняли нужное положение, то ли поступил какой-то сигнал, только охранник вдруг начал проявлять активность — требовать, чтобы Семен куда-то отправился. Как выяснилось, все туда же — к вигваму старейшины. У входа стоял знакомый рогатый предводитель отряда. Он откинул клапан и сделал приглашающий жест — дескать, заходи!

Семен вошел и обнаружил, что света внутри достаточно — дымоход вверху широко раскрыт. В центре маленькое кострище, в котором бездымно тлеет горстка углей, вокруг него разложены шкуры. Свободного места под стенами достаточно, и там — в полумраке — копошатся две женщины. А напротив входа перед очагом сидит тот самый рогатый старейшина. На сей раз он обнажен до пояса. Его мускулистая волосатая грудь покрыта двуцветными узорами татуировки. Центральное изображение — черные изогнутые бычьи рога, между которыми расположен красный диск, означающий, вероятно, солнце.

Не вставая с места, старейшина произнес короткую фразу и сделал жест правой рукой. Семен понял, что это приглашение сесть «к столу», и сказал по-русски — величественно, но без надменности:

— Благодарю! Весьма польщен таким приемом! Попадешь к нам на зону — встретим как родного.

— По-па-дешь… На зо-ну… — довольно внятно проговорил старейшина и улыбнулся. А Семен опустился на шкуру, скрестил ноги по-турецки и принялся всматриваться в его глаза, пытаясь установить мысленный контакт. И обнаружил, что это совсем не трудно!

«Неспроста у него глазки так блестят, мимика заторможенная, да и в вигваме чем-то странным попахивает. Где-то я этот запашок уже нюхал, но явно не в этом мире… В Казахстане, в палатке местных рабочих? Неужели я не ошибся с Геродотом и скифами?!»

Между тем в помещении оказались еще двое — Семенов охранник и предводитель отряда, взявшего его в плен. Они уселись справа и слева, образовав как бы квадрат с очагом в центре. Женщины, орудуя ремешками и палкой, закрыли дыру дымохода и вышли из вигвама. Стало почти темно — свет пробивался лишь в узкие щели наверху. Некоторое время все сидели неподвижно, а потом хозяин зашевелился. Не вставая с места, он положил на угли щепотку чего-то. Угли засветились, запах усилился, и Семен поставил окончательный диагноз: «Конопля. Она же гашиш, план и так далее». Он попытался дышать редко и неглубоко, чтобы оттянуть начало одурманивания.

Хозяин качнулся всем корпусом и произнес два слова. Семен их понял:

— Здравствуй, брат!

Мозги работали пока еще четко, и Семен попытался проанализировать смысловые слои данного приветствия: «Они тут все, вероятно, отождествляют себя со своими животными — так бывает. Обращение „брат“ с такой вот интонацией означает признание меня человеком-быком, но как бы молодым, занимающим очень низкое положение в иерархической структуре стада. Грубо говоря, он обозвал меня теленком, родившимся позже, чем он сам, хотя и допускает, что мы сосали одно и то же вымя. Почему? Потому что я смог договориться с быком. Это — с одной стороны, а с другой стороны — продемонстрировал неумение ездить на нем верхом, позорно свалился. Значит, для них я „свой“, но неполноценный, слабенький. Если с этим сейчас согласиться, потом что-либо исправить будет очень трудно. М-да-а-а… — вождь и учитель народов собрал волю в кулак, принимая решение: — Значит, надо „гнуть пальцы“! Причем, с запасом, не боясь переборщить! Эх, где, как говорится, наша не пропадала!»

— Здравствуй и ты, — спокойно ответил Семен. — Только я не сын коровы.

Ему показалось, что туземцы переглянулись в некотором замешательстве. Впрочем, длилось оно недолго:

— Кто же ты? — последовал вопрос.

— Мамонт, конечно, — пожал плечами Семен. — Разве не видишь?

Он не стал экономить ни художественное воображение, ни свои телепатические способности. «Мыслеобразы» пошли один за другим — объемные, яркие, живые. Вот дерутся два саблезуба, а вот огромный мамонт-самец ведет по заснеженной степи свое стадо. Сначала Семен сам ломал бивнями наст, а потом превратился в человека, сидящего на холке животного. Эти двое стали как бы одним целым — по всем правилам уподобления.

— Так, — сказал рогатый старейшина, — та-ак… Что же ты делаешь здесь, Мамонт?

— Ищу новые пути для «своих», — ответил Семен. — Чем же еще заниматься вожаку летом?

— Это наша земля, — пробормотал разрисованный парень. — Это — земля Быка!

— Конечно, — охотно согласился Семен. — Но она находится в мире Мамонта.

— Мамонт ушел, — сказал предводитель. — Много лет никто не видел его здесь.

— Еще увидите, — заверил Семен. — Бык всегда уступал ему дорогу.

— Это так, — склонил рогатую голову старейшина. — Это — так!