Люди и спецслужбы

Волки и овцы

Сторонники неограниченной ничем либеральной концепции демократического общества не устают повторять, что альтернативой, противоядием для чиновно-бюрократического, полицейской государства (под которым понимается, прежде всего, российское) является гражданское общество, к которому, естественно, причисляются социумы США, ряда развитых европейских стран.

Притом, что содержательная составляющая словосочетания «гражданское общество» настолько неопределенна, многовариантна в такой степени, что становится подобной поэтике мечтателей-утопистов, вроде «города-солнца» Томазо Капманелла. Воображаемое «гражданское общество» обладает в представлениях своих апологетов таким количеством достоинств и возможностей, что начинает сильно смахивать на мифические лекарства вроде «эликсира молодости». Сами настойчивые призывы строить новый тип общества сильно похожи на истошные выкрики с предложением построить здание, к примеру, кинотеатра — без уточнения, из какого материала, на какие средства, чьими силами. А главное — какой точно конструкции, архитектуры, функционального предназначения различных помещений. А суть-то как раз и кроется в точности и четкой проработке проекта, его деталей, иначе получается очередное заоблочное «светлое будущее всего человечества».

Гражданское общество в наиболее общем виде определяют чаще всего как сообщество людей, наилучше защищенных от произвола чиновников, силовых ведомств. Но произвол любых должностных лиц обретают всегда вид разнообразных, в основном, корыстных злоупотреблений предоставленной им законом власти. Само злоупотребление есть правонарушение, и никак не поощряется тем же законом, но проистекает, прежде всего, из недостойных личных качеств, свойств конкретного человека, которые ему присущи прижизненно. Люди же в своей массе — продукт общества в целом, а отнюдь не только власти, которая в этом обществе сложилась. Тем более что и в самой власти — в большинстве оказываются каким-то образом специально отобранные люди, отнюдь не любой желающий там обретается. А то, что при попадании во властные структуры множество людей трансформируется в держиморд, казнокрадов и взяточников не следствие природы власти, а следствие, прежде всего, конкретно сложившейся в данном социуме культурной природы людей. Служить государству, обществу, находясь во власти, или заниматься стяжательством, используя полученные властные полномочия — проблема только внутреннего нравственного выбора каждого человека. И если общество продуцирует по преимуществу корыстных стяжателей, то защититься от властных можно только полностью разрушив всякую власть в обществе как социальный институт. А это — невозможно: лозунг «Анархия — мать порядка!» нигде не удалось материализовать в сколь нибудь удовлетворительные общественные институты управления.

Без государственной организации пока в мире не существует ни одно общество, кроме, естественно, отдельных африканских и австралийских племен. Но это — реликты, которые опекают и хранят пока опять-таки эти самые пресловутые государства. Ставить же задачу создать общественные институты, структуры, назначение которых — возможно более эффективная «опека» разнообразных государственных властных структур — больше из области интеллектуального блуда, который сам по себе — тоже весьма обширная и серьезная сфера общественно-интеллектуальной занятости наиболее своеобразно свободной почти от всяких от внутрисоциальных обязательств части населения, продуцирующий, по преимуществу, настолько нежизненноспособные и нереализуемые проекты, что свое практическое использование находит, как правило, только в одном: приводить в тревожно-возбужденное состояние отдельные социальные слои или их основную массу по реальным или придуманным основаниям — что тоже сама по себе функция востребованная, предваряющая в обязательном порядке все имевшие место социальные катаклизмы во всех обществах человеческой цивилизации.

Ныне именно здесь хранится и главный источник идей создания гражданского общества.

Но именно в этой сфере возникает наибольшее число недоразумений, конфликтов, противостояний у интеллектуальной части общества со спецслужбами государства, наибольшее число точек «искрения», но здесь есть и некоторое количество точек соприкосновения, в том числе и для разработки и реализации некоторых совместных проектов.

Эталоном негражданского общества у либеральной интеллигенции принято считать советское общество, особенно в период репрессий 30-х годов, когда даже незначительное административное нарушение могло обернуться тюрьмой. Когда почти единственным средством уцелеть, сохранить статус были собственное впечатляющее должностное положение, родственные, служебные или особые связи, деньги. Когда суды практически без купюр воспроизводили в своих приговорах обвинительные постановления следователей НКВД. Забывая при этом одну важнейшую деталь: жестокость и стремительность процедур карательных структур не были следствием их всевластия и разнузданности, а являлись последствием только той поставленной властью политической задачи понудить самыми жестокими мерами всех граждан СССР работать за небольшую плату (в разоренном государстве национальные прибытки были невелики и четко распределены) самоотверженно, на износ. Ибо только закончилась одна война и грозно накатывалась еще более страшная.

В том обществе фраза «Я буду отвечать только в присутствии своего адвоката» означала одно: перед вами психически больной человек, либо симулирующий тяжкое душевное расстройство. Теперь в России эту фразу произносят и воспринимают, в общем-то, вполне нормально. Но отсутствие финансовых возможностей позволяет с уверенностью заявить подобное вряд ли более 5% задержанных, арестованных. При маловероятном в России благоприятном развитии ситуации возможно когда-то в отдаленном будущем такую возможность — адвоката с первого момента взаимодействия с полицией или спецслужбами — обретут 10 %, но никогда и ни при каких обстоятельствах такой возможности не появится у всех членов любого сколь-угодного гражданского общества. А ныне большая часть граждан любого европейского государства с его продвинутым донельзя «гражданским обществом» либо не знает о такой своей возможности, либо слышала, но не понимает смысла подобной процедуры. Некоторая часть все-таки понимает это действо настолько, что осознает ее бесполезность, обратно пропорциональную красивости этой величественной и пустой фразы.

Вопреки широко укоренившемуся среди мыслящей публики мнению, спецслужбы не являются принципиальными врагами гражданского общества по многим вполне разумным основаниям: и потому, что нет таких процессуальных норм, гражданских процедур, которые невозможно было бы нейтрализовать какими-либо приемами, средствами. Трудов-то потребно для этого немного — подумать хорошенько, попрактиковаться, да еще малость потрудиться, чтобы поменять стереотипы служебного мышления и поведения сотрудников. Да еще, пожалуй, внести некоторые изменения, коррективы в соответствующие учебники и учебные программы. В ряде особых для государства случаев может быть изменена тактика спецслужб: когда, к примеру, в США во время сухого закона нужно было извести преступные группировки, монополизировавшие производство подпольного алкоголя, а судебные тягомотные процедуры буксовали ввиду мощного адвокатского противодействия, полиции было предложено как можно чаще применять оружие при задержании. Что и было сделано — бутлегеров перестреляли как волчар или одичавших собак.

При государственной нужде подобный подход к толкованию некоторых непродуктивных процедурных, процессуальных норм права позволяет все-таки духу закона преобладать над его буквой. Естественно, что преимущественное право толковать применение законов всегда у тех, кто олицетворяет действующую власть — политическую и финансовую.

Сословие адвокатов, сколь бы многочисленным и дотошным оно ни было и в «гражданском обществе»— не оппонент спецслужбам, а среда, в которой по некоторым соображениям даже комфортнее и интереснее работать по любым проблемам. Здесь, как и в любой иной профессиональной группе, всегда найдется достаточное число готовых в разумных пределах взаимодействовать со спецслужбами своей страны.

Спецслужбы также ничего не имеют против сколь угодно своеобразных и демократических выборов: эта технология селекции во власть практического влияния на качество тех, кто туда рвется, не оказывает. Успешное ее прохождение означает только то, что ставшие парламентариями, депутатами люди либо сами очень богатые, либо на содержании у таковых! Скорее наоборот — чем меньше административных и прочих препон — тем больше возможностей у людей нечистоплотных, но очень денежных оказаться во властных структурах. Что же касаемо возможностей спецслужб блокировать избрание во власть нежелательных лиц, то они, пожалуй, в условиях «демократических выборов» еще шире, чем во времена административно-командной системы. И конкуренты с удовольствием воспользуются имеющимися у спецслужб компроматом, сняв с последних необходимость самим утруждаться на этот счет. И налоговики при нужде в состоянии повнимательней присмотреться к нежелательной персоне. Аналогично — и экономическая полиция. В особых случаях всегда можно помочь реанимироваться какой-то старой вражде, чуть-чуть в малости подсобить старому врагу оппонента. Еще благодатней для таких процедур малоискушенные и весьма неосторожные члены семьи нувориша, дельца обычно не утверждающие себя соблюдением законов, нравственных норм, простых приличий. Может новая ситуация и прибавляет лишней суеты в работе спецслужб, но зато делает все это профессионально много интересней.

Главная забота обеспечения высокого качества наполняющих структуры государственной власти с помощью выборных процедур — проблема самого общества, а не его спецслужб, которым особой разницы в том, кто попал во власть, нет: разные сорта политиков только обязывают использовать несколько иные средства и способы работы с ними — не более.

Множественные демократические процедуры избрания во власть вообще своим обилием факторов, которые приходится учитывать в процессе предвыборной борьбы, сформировали тип чрезвычайно эластичного политика любого уровня, который заранее готов договариваться со спецслужбами по любым вопросам. Конечно, бывают и исключения, но они немногочисленны и на характер взаимодействия спецслужб и власти практического влияния не оказывают. Есть только одно в этом неудобство: недостаточная внутриведомственная координация приводит зачастую к тому, что различные руководители, подразделения спецслужб «ведут» противоборствующих кандидатов, что приводит к внутрикорпоративным нежелательным противостояниям, недоразумениям.

Никаким образом не вызывает отторжение спецслужб и наличие в обществе множества независимых средств массовой информации — гордости и основного отличительного параметра гражданского общества (его открытости, демократичности и т.п.). Прежде всего, потому что «независимости» СМИ в природе в чистом виде нет и не предвидится. Если редакция газеты, радио, ТВ не получает содержания из бюджета и, естественно, не контролируется чиновниками, то она это содержание должна получать где-то еще в обязательном порядке — на одних рекламных объявлениях без серьезной «раскрутки» в общенациональный печатный или вещательный орган никогда не разовьешься. Взаимодействовать же с пользой для дела с частными владельцами СМИ ничуть не сложнее, чем с «казенными» редакторами и журналистами. Даже подчас резкие критические статьи о деятельности спецслужб не в состоянии создать для них серьезных проблем: даже когда произошла несанкционированная утечка информации, ее легко девуалировать самыми разнообразными способами. Вроде серии публикаций с самыми абсурдными обвинениями в свой адрес. В действительности кто бы из сотрудников ни сообщил в прессу какие-то известные ему сведения — бесспорных доказательств ему привести не удастся в виду их отсутствия: деликатные операции не документируются. А на любой разоблачительный разговор можно всегда выдвинуть 2-3 таких же убедительных свидетельствующих, что у «разоблачителя» самого проблемы с головой.

Зато не нужно лишний раз проходить цепочки инстанций в соответствующих госструктурах для мотиваций, обоснований и разъяснений необходимости реализации тех или иных информационных проектов.

Спецслужбы не стесняют и не смущают клубы гомосексуалистов и лесбиянок в любом их количестве, подпольные объединения педофилов. И отнюдь не потому, что службы госбезопасности являются сторонниками или защитниками многообразных половых извращенцев в пику церковной морали, общественного мнения.

Но исключительно по причине профессиональной целесообразности — любые сообщества подобной публики всегда самые благодатные места получения убойных компрометирующих материалов на политиков, вельмож, дельцов, позволяющих потом манипулировать ими всю оставшуюся жизнь в интересах государственных разведсообществ.

В отсутствие же возможности открыто создавать объединения разнообразных непотребствующих этот сектор жизнедеятельности спецслужб функционирует с большими трудностями, издержками, требует активного вмешательства в организацию этого дела.

Не представляет никаких серьезных препятствий для работы спецслужб право граждан обжаловать в судебном порядке действия всех госорганов и их должностных лиц (а сотрудники служб безопасности относятся к их числу). Не вызывают возражений спецслужб необходимость испрашивать в судах разрешения на проведение ряда своих оперативно-розыскных мероприятий. Во-первых, чтобы жаловаться, необходимо иметь на руках доказательства неправомерных действий должностного лица — письменные или свидетельские. Спецслужбы таких доказательств обычно не оставляют, а подозрения, предположения — не аргументы в судах. Получение же санкций на некоторые установленные законом оперативные действия для спецслужб тоже не проблема: сколь угодно убедительно мотивировать их необходимость оперативные сотрудники всегда смогут без особого труда — наука не очень сложная для опытного работника.

Но гражданское общество ныне совершенно беззащитно перед массированной системой слежки, контроля со стороны множеств частных сыскных агентств, служб безопасности корпораций, использующих практически те же самые методы и средства оперативно-розыскной работы, но без каких-либо судебных санкций. Сведения же, добытые таким образом, оказываются потом где угодно: и у банков, и у политиков, и у полиции, и у спецслужб, и у журналистов, и у организованной преступности.

Степень распространения подобной малоприятной практики зависит от любого платежеспособного интереса и может в несколько раз превышать по объему, числу отслеживаемых граждан интенсивность работы государственных спецслужб.

Обилие политических партий, общественных, молодежных организаций не слишком усложняет и задачи политического сыска. Прежде всего, потому, что действительно активных лидеров, от которых можно ожидать больших неприятностей, в любом социуме всегда немного. Их знают в спецслужбах наперечет вместе с их точными характеристиками, связями, предпочтениями, устремлениями, слабостями и т.п. В такие организации относительно легко «делегировать» связанных со спецслужбами активистов — и чтоб знать ситуацию и намерения лидеров, и чтоб вовремя удержать от чего-то или подвигнуть в нужном направлении. Главные трудности для работы с молодежью для спецслужб составляют отнюдь не какие бы то ни было общественные институты, социальные технологии, права и свободы граждан либерального демократического общества, а каша в головах молодых, нелогичность, сумасбродство их устремлений и поступков, создающих часто весьма сложные для разрешения конфликтные ситуации с полицией и другие возрастные «издержки».

Таким образом, практически все, что связано для спецслужб с так называемым гражданским обществом с его множеством свобод личности, складывается в закономерность такого рода: чем меньше в обществе административных ограничений, тем легче работать и спецслужбам, тем проще скрывать, маскировать следы профессиональной деятельности.

Исключение из этого составляют разве что только работа против террористических подпольных организаций и иностранных разведок: свобода финансового рынка, чрезвычайная мобильность бизнесструктур, легкость возникновения различных общественных организаций, неподконтрольность финансирования СМИ предельно облегчают деятельность зарубежной агентуры, агентов влияния, бизнесструктур для финансирования террористических организаций. Но и гражданскому обществу от этого пользы никакой — один сплошной вред, который рафинированные либералы нигде в упор не хотят видеть, относя это к вполне приемлемым издержкам, небольшой плате за право ощущать себя свободными. Пока какой-то зарубежной спецслужбе не будет дана команда реализовать стратегию напряженности с целью дезорганизовать весь уклад жизни и общества. Либо подобным займется структура вроде Аль-Каиды. Когда же загремят взрывы на рынках, в поездах, в метро и польется кровь, тогда и самые отъявленные либералы (кроме тех, кому есть куда бежать за границу) вспоминают о спецслужбах, и о быстрейшем ужесточении уголовного законодательства, и об административных мерах по наведению строгостей в учетах и контроле во всех сферах человеческой жизнедеятельности.

Объективно либерализация социального уклада, кроме того, в современных условиях неизбежно стимулирует развитие наркоторговли, которая ныне создает свои сети в школах, ПТУ, институтах, стремясь даже в дошкольные учреждения. При угрожающем развитии этих процессов общество вынуждено будет ввести и здесь новые административные и общеуголовные ограничения и санкции, расширив полномочия подразделений полиции и спецслужб.

Либерализация экономического уклада неизбежно приводит и к резкой активизации индустрии производства контрафактной продукции, индустрии подделок и фальсификатов, самым непосредственным образом через продукты, напитки, лекарства создавших нынешнюю проблему вымирания от множества самых неожиданных болезней иммунной системы, крови уже целых российских этносов.

Отсутствие здесь надлежащей жесткой репрессивной реакции властей объясняется отнюдь не приверженностью либеральным ценностям, а только азиатским «менталитетом» пробившейся ныне во власть разноплеменной публики, для которой характерно глухое равнодушие к человеческим судьбам подвластных, пренебрежение любыми человеческими жертвами, потерями, если это непосредственно не угрожает сословию новых собственников, чиновников. В любой европейской стране от подобного «либерализма» в этих секторах жизнеобеспечения не осталось бы ни камня на камне.

Гражданское общество в России, к примеру, еще по-настоящему не состоявшись ни в одном из своих институтов, уже настоятельно нуждается само в защите полиции и спецслужб.

Прежде всего, хотя бы в приостановлении прохождения во власть через выборы ставленников оргпреступных сообществ, в угнетении и изведении из структур реальной власти политиков, обслуживающих криминальную экономику, живущую не по каким-то законам либерально-рыночного свойства, а по понятиям — банды, стремящейся любыми средствами вопреки всяким законам подавить, уничтожить всех конкурентов, чтобы монопольно господствовать в своем секторе, зоне влияния. Здесь не поможет любое, даже очень толковое антимонопольное законодательство — только полицейские и иные государственные репрессии.

Попробуйте без спецслужб установить и доказать наличие устойчивых, тщательно скрываемых взаимоотношений политиков и криминальных предпринимателей, лидеров оргпреступных сообществ! Любой активист противозащитной, иной общественной организации, который попытается это выяснить и задокументировать, скорее всего, будет убит, если не внемлет предостережению. В современной России дело обстоит именно так. В Европе и США несколько помягче. В остальном мире — скорее как в России.

Известно, что в нынешнем Санкт-Петербурге, освобожденном от милицейского административного произвола советского времени с его институтом прописки, преследованием в уголовном порядке неработающих людей, превращенном по набору гражданских свобод во вполне европейский город, среди бела дня укоренилась массовая практика ограбления иностранных туристов группами беременных цыганок, вкупе с кучей своих несовершеннолетних детей, к которым даже при задержании и препровождении в отделение милиции никаких существенных законных мер не применить. Цыганских же таборов переместилось к городу изрядное число из голодных и разоренных регионов бывшего СССР. Подобным же промыслом занимается в городе изрядное число интернациональных групп молодежи, «работающих» под патронажем некоторых местных сотрудников милиции. Разрешить только такую частную проблему в изрядно продвинутом либералами гражданском обществе, не привлекая спецслужбы, вряд ли удовлетворительно удастся — приводить в чувство требуется уже самих правоохранителей.

Ныне время мощных мировых миграционных потоков, спровоцированных перманентным демографическим взрывом в Азии, Африке, Южной Америке. Переселенцы устремлены в «цивилизованные страны» со зрелыми гражданскими обществами, живущими по самым либеральным законам, при самых либеральных государственных системах, легко там обосновываются (а живут по своим собственным обычаям и укладам) целыми общинами в «цивилизованно-либеральной» среде, не обращая особого внимания на культурные и иные ценности общества пребывания. Ни на ожидания их адаптации к «западным ценностям».

Традиционными для этих общин являются обязательное присутствие, доминирующее положение в них структур традиционной оргпреступности: якудза, триад, коморр и т.п., которые «цементируют» этнические группы, делая их еще более невосприимчивыми к культурам стран пребывания.

Этническая же организованная преступность практически не поддается традиционным полицейским методам преследования и утеснения, западная тюрьма для «бойцов» — настоящий курорт, за отступничество — убивают беспощадно. Противостоять этой новой этнической угрозе западным либеральным гражданским обществам если в чем-то и удается, то только с активным участием своих спецслужб.

Многократно продемонстрировано в новейшей истории, что любые наборы демократических «завоеваний», либеральных обретений общества одномоментно могут быть порушены финансовым крахом, который может быть инспирирован в ряде стран в результате продуманной удачной спекулятивной акции на ведущих финансовых рынках мира. Гражданское, нафаршированное свободами общество невозможно, когда «свободным гражданам» нечего жрать, не на что проехаться на трамвае или метро, не говоря уж о поезде или самолете. Если и дано каким-то образом профилактировать возникновение финансово-экономических катаклизмов, разрушающих в кратчайшие периоды сложнейшие системы жизнеобеспечения государства и общества, то только методами и средствами соответствующих спецслужб. При условии, что работа спецслужб организована надлежаще и сами они вполне дееспособны и достаточно мощны для решения фрагментов глобальных задач мирового рынка финансов.

По сути своей, все современные модели вроде бы процветающих гражданских обществ Запада — земля обетованная отнюдь не для всех и каждого сущего там гражданина, но только и по преимуществу людей либо очень богатых, либо просто богатых. Все иные прочие — в лучшем случае в обслуге преуспевшей и наслаждающейся всеми свободами публики: собирают за скромную плату в составе предвыборных штабов разнообразные подписки, разносят по почтовым ящикам разные пропагандистские рекламные материалы, скандируют на митингах заранее предписанные лозунги и здравницы, ассистируют в телешоу своим более великим гражданам — товарищам и т.д. Все эти внешне благополучные общества разделены внутри себя на никогда не совместимые ни по интересам, ни по устремлениям разновеликие группы, где «сливки общества» глухо, неявно, но непримиримо противостоят потребители массовой посредственной, низкосортной продукции всего списка: от продуктов питания, эрзацнапитков до убогой имитационной масс культуры. Здесь спецслужбы всегда должны быть начеку, чтобы успеть погасить внешне немотивированный, внезапный социальный взрыв своими специфическими средствами до того, как в это дело придется впутывать внутренние войска с их карательно-полицейскими методами «работы».

Не до восторгов беспредельной гражданской свободой становится родителям, когда их дети получают теперь уже с помощью самой любимой игрушки — персонального компьютера — доступ в Интернет к множествам разнообразных порносайтов с подростками и малолетками в качестве главных действующих персонажей. Уличить и привлечь к уголовной ответственности у полиции нравов есть возможность ныне только единицы из великого множества дельцов прибыльнейшей отрасли порноиндустрии. При необходимости кардинально решить эту проблему — поручать придется опять же спецслужбам с их набором квазиюридических приемов и технологий.

То, что у нынешней России коррупция, криминальный вывоз капитала приняли сокрушительные и невиданные ни в одном либеральном европейском государстве размеры, вины спецслужб особой нет — есть только устойчивое, маниакальной стремление либеральных политиков, либеральной интеллигенции не допустить активного участия спецслужб в работе по наведению надлежащего порядка. И совсем не обязательно по известным из недавней истории технологиям НКВД: сложившиеся фактически в мире глобальные экономика и финансы жестко диктуют свои императивы квазинациональным правительствам множества стран, понуждая коррупционной поддержкой многих «либеральных» политиков действовать и проводить в жизнь законы, программы, несовместимые с существующими национальными интересами, простым выживанием традиционных этносов. Что уже сами по себе резко обостряет множество внутрисоциальных конфликтов, порождает новые их виды и формы. При этом финансируемые зарубежными спецслужбами разнообразные фонды проводят множество специальных социологических исследований общественного мнения, настроений, устремлений социумов, часто предумышленно искажая полученные результаты с целью ввести в заблуждение аналитические исследовательские группы, обслуживающие правительства стран, подвергшихся информационной, финансовой и иной современной колонизации, оккупации. Эту волчью хватку за горло международного финансового капитала и обслуживающих его разнородных и отлично оснащенных спецслужб в состоянии хоть как-то ослабить, умерить отнюдь не политические партии и парламентарии со своими пустопорожними заявлениями и обращениями к мировой общественности — только собственные национальные спецслужбы. При условии, если они, конечно, еще в состоянии планировать и реализовывать свои задачи самостоятельно, а не ввергнуты уже своими политическими вождями в непрерывные преобразования и реформы по чужим сценариям. Тут уже действительно ситуация ближе всего напоминает классическую: только горные овчарки в состоянии уберечь овечьи стада от губительных набегов волчьих стай, снизить до приемлемых размеров наносимый серыми бандитами ущерб.

По совести и по уму бороться надо бы не за гражданское общество, где люди лучше всего защищены от произвола и злоупотреблений чиновников, бюрократов (которые вроде бы тоже люди и граждане), не от государства, которое жизненно необходимо каждому социуму, а преимущественно за то, чтобы весь социальный уклад, вся общественно-государственная организация стимулировали бы единственную и главную цель всего своего предназначения — становления, развития и социального преуспеяния нравственного достойного человека. Вместо всей нынешней практики всех сущих в цивилизации обществ, когда наиболее впечатляющие преуспеяния во всех без исключения сферах человеческой жизнедеятельности гарантированы людям недостойным, нравственно ущербным, с набором социальных ценностей, сохранившихся в целостности и полной сохранности от эпохи неандертальца. Такой человеческий материал, наполняя собой любые сколь угодно либерально-демократические институты общества, искажает своей прижизненный практикой любые благонамеренные программы их деятельности, превращает любые должностные полномочия из контрольно-распорядительных функций во общее благо в инструмент личной корысти. Причем, всегда это делается в составе групп, кланов, кодл — то есть стократно усиленным. Борьба с такими «ветвями власти», сколь успешной она бы ни была для спецслужб, для правозащитных организаций, никогда не приводит к улучшению внутрисоциального климата, но только к смене лиц у кормил власти. Что может деморализовать любых борцов за законность и справедливость.

Мир социумов меняется постоянно, в подавляющем объеме эволюционно, под воздействием развития и роста производственно-энергетических возможностей техносферы. В незначительной же части — по воле «борющихся» людей. Новые технологии приходят основательно и надолго — до смены на более выгодные. Человеческие новации даже в виде конституционных законов мало что меняют — в процессе толкования законов все течет, все меняется: Конституция СССР гарантировала личную и колхозно-корпоративную собственность. Но практика правоохранительных органов всячески эту собственность ущемляла, изводила, не давала ходу, развития.

Ныне — другая крайность: правоохранители всех разновидностей бросились неистово служить, чаще неформально, частной собственности, помогая исключительно новым капиталистам и чинам грабить государственную, которую они должны были бы хранить и оберегать от разграбления. Дошло до того, что уничтожаются реликтовые леса, разрушается природный баланс громадных территорий. Попытки всех новообразований гражданского общества вроде филиалов «Гринпис» остановить эту вакханалию преимущественно с помощью криков в прессе никакого практического эффекта не производят. И так будет до тех пор, пока карательные структуры не получат команды взять за горло всех, кто хотя бы окрест столиц преступно прибрал в природоохранительных зонах земли под свои загородные дворцы. В числе таких «новых капиталистов» — хищников оказалось предостаточно и либеральных политиков и интеллектуалов, для которых все полученные множественные либеральные права и свободы означали только одно: безнаказанность за беспредельное и беспрерывно творимое ими хищничество в любых исполняемых ими социальных ролях: собственника, банкира, депутата парламента, правительственного чина, армейского или милицейского генерала, прокурора, судьи и т.д. Творить же нового человека, для которого преступить высший — нравственный — закон неприемлемо ни при каких обстоятельствах, это и есть единственная возможность создавать все более достойное и совершенное гражданское общество, которое, к примеру, при сохранении крепостного права в разных современных модификациях никогда не сложится, несмотря на любые либеральные свободы. Здесь главные «технологические линии» и процессы в них — семья, школа, университеты, библиотеки, театры. И все то, что способствует их процветанию. А отнюдь не частое переписывание Конституции. Такому становлению гражданского общества через воспроизводство нравственного человека никакие спецслужбы не враги — никогда, ни при каких обстоятельствах.

Яростная борьба современных защитников со спецслужбами, увенчавшаяся в отдельных странах впечатляющими победами, в этих же странах, как правило, подтвердила наблюдения ученых: там, где извели в свое время волков, изобразив их ненасытными, кровавыми убийцами, стали хиреть и вымирать те популяции животных, которым волки, якобы наносили непоправимый, гибельный урон. Пришлось восстанавливать срочно теперь уж волчью породу. В «цивилизованных странах» Европы и Америке, где сильно продвинулись строители гражданского общества, махровым цветом расцвели наркомания, гомосексуализм, немотивированные массовые убийства в школах, в иных местах скопления людей: вместо популяции государственных «сторожевых псов» развилось множество видов, стай «своеобразных охотников за черепами». В иных случаях признаки запаршивливания человеческого «овечьего стада» воплощаются во впечатляющих цифрах: «По данным доклада, опубликованного в „Журнале Американской медицинской ассоциации“, более четверти (26,4%) американцев страдают психическими расстройствами» («Московский комсомолец», 03.06.2004г.). В Китае же, где традиционно сильны бюрократия и спецслужбы и практически отсутствуют признаки гражданского общества, этот показатель составляет всего 9,1% на все громадное население, живущее в многократно худших социально-экономических условиях. Так же неприлично низок здесь по современным оценкам, характерным для «цивилизованных стран», уровень больных наркоманией, СПИДом, алкоголизмом, нездоровых детей и др.

Действительно, в Китае с формированием гражданского общества западного образца дело худо, сильно в этом плане в глазах «цивилизованного мира» обделен китайский народ. Может даже невыносимо нравственно страдает. Но вот по части контроля по части коррупции номенклатурного чиновного стада китайские спецслужбы и правоохранители вполне на уровне стоящих задач: в итоге социальный строй и политический режим в стране вызывает полное доверие мирового рынка финансов, и инвестиции в Китай идут полноводным потоком. А уж международный финансовый капитал — основа либерализма — всегда учитывает наибольший набор важнейших показателей состояний социума и власти, да еще в ближайший и отдаленной перспективе. И никакой опасности для себя в сильных, вездесущих и спецслужбах и слабых или никаких учреждениях гражданского общества в китайском варианте здесь для себя не увидел.

Китайское тоталитарно-полицейское общество недавно быстро справилось с эпидемией атипичной пневмонии: чтобы не получить полицейской дубинкой по хребту повязки носили все без исключения, руки хлорированной водой тоже мыли все.

В либерально-демократическом западном обществе для достижения таких же результатов нужно затратить десятки миллиардов долларов, чтобы стерилизовать всю окружающую людей среду, ибо самих людей вразумить не удается, а принудить — нельзя, противопоказано законом, не демократично, против Конституции.

В отличие от интеллектуалов-мыслителей, замышляющих эпохальные проекты вариантов «светлого будущего» для всего человечества или его отдельных фрагментов и не обращающих никогда никакого внимания на число, объемы неизбежных при этом жертв, несмотря на весь якобы присущий им гуманизм, спецслужбы, равно как и военные, политики обязаны рассчитывать потери, хотя бы для того, чтобы не оказаться победителем в пустыне. И антигуманный, античеловечный расчетливый эгоизм нормальных спецслужб иногда на порядки полезнее и благоприятнее беспредельного либерального гуманизма: в известных событиях на площадь Тань-ань-мынь в Пекине в пору расцвета пресловутой «перестройки» в СССР было натурально раздавлено танками несколько тысяч китайских студентов — борцов за демократические либеральные реформы. В итоге Китай ныне — процветающая страна, темпы экономического развития которой потрясают мир, народонаселение растет, несмотря на все попытки сдержать его лавинный характер. В России, где победили — таки недоумки-перестройщики при полном попустительстве «силовиков», за эти годы вымерло 15 миллионов человек (уже 10 % населения), стремительно развивается деградация людей, набирает темпы депопуляция, экономика в руинах, армия — огрызки прежней, полиция — почти мародеры и т.п. В такой пропорции Китай потерял бы уже более 150 миллионов человек.

НКВД обвиняют в гибели миллионов в ГУЛАГе. Даже если бы это и было так — остались созданные системы каналов, железных дорог, городов, по крайней мере. В современной России при еще многом большом числе инспирированных разорением жертв — остались только пустые просторы и разросшиеся погосты на них.

Извечные противостояния «прогрессивной интеллигенции» и спецслужб, где первые всегда изрядно бывают побиты или перебиты порядочным числом, а вторые — прокляты печатно и изустно и «оклеветаны», в целом малопродуктивны, почти безрезультатны. Эволюции государств и обществ, их трансформации в нечто иное, более приличное или целесообразное происходит по иным основаниям и причинам: состязания, конкуренции экономик, вооружений, освоенных промышленных технологий, эволюции систем образования и воспитания и др. подобному.

Развитие социумов в не меньшей мере происходит и от изменения содержания того, что в головах так называемых «элит». А в самой незначительной — от форм государственного устройства, наличия в обществе множества гражданских свобод и числа самых сумасбродных объединений этих самых свободных ото всего граждан.

Есть, однако, примеры не только неантагонистического, но вполне конструктивного взаимодействия общественный гражданских институтов и спецслужб. Речь идет, прежде всего, о сотрудничестве в местных общинах европейских диаспор, которые всегда очень серьезно работают с бытовой информацией в социуме своего пребывания: накопление, систематизация, анализ сведений по всем значимым лицам во всех значимых сферах жизнедеятельности. К этим массивам информации всегда могут обратиться спецслужбы Израиля или через них — иные дружественные спецслужбы. Но и сами спецслужбы в свою очередь оказывают квалифицированную помощь общинам в случае какой-то острой ситуации. И ни одна из сторон не клеймит другую из-за разногласий по каким-либо идейным, этическим соображениям. По крайней мере, публичных свидетельств тому не встречается.

Но таких примеров — единицы. В остальных случаях взаимоотношения без взаимодействия протекают на фоне взаимных окошмариваний, демонизации образов друг друга. Причем, с разными результатами: спецслужбы фантомами злобных интеллектуалов — цареубийц запугивают политическую элиту и получают для себя режим все большего благоприятствования. Интеллектуалы — оппозиционеры демоническими информационными фантомами образов спецслужб сильно запугивают себя и некоторую часть обывателей, которая благоразумно отодвигается от «революционеров» на почтительное расстояние.

Что же касаемо перспектив создания гражданского общества, реально имеющего возможность аудита власти. То по трезвому размышлению следует, вероятно, сделать оговорки на тот предмет, что если таковое когда-то, где-то и будет возможно, то только с изрядными купюрами: сознательные организованные и активные граждане никогда не получат доступа к контролю над тайными политическими обществами, которые в различных формах (иерархии масонских лож, например) всегда будут, не смогут контролировать оргпреступные сообщества, никогда не получат доступа к секретам спецслужб — сначала их придется упразднить.

А с такими и некоторыми иными изъятиями (связанных тайной личной жизни великих и не очень личностей, к примеру) картина «прозрачной власти» не складывается — что-то постоянно подозрительное мельтешит в густом тумане, в то время как на демонстрационных ясных полянах тишь да благодать. На том дело и ограничится. Зато великая цель — аудит власти — останется манящий и влекущий все новых мечтателей на века. Что само по себе не так уж плохо.