Люди по эту сторону. Первая книга дилогии

5. Один плюс два будет много

Мама всегда вздыхала, что мне не повезло. Потому что у меня нет подруг – только друзья. Но с мужчинами невозможно дружить по-настоящему! Значит, друзей у меня нет вовсе… Это неправда, конечно. Но её не переубедить.

Подруг у меня нет – с этим не поспоришь. Наверное, потому что в нашей деревне все девушки либо сильно старше меня, либо младше. Но ровесницы тоже не гарантия! Вон Инкрис с Вайли названные сёстры, хотя Инкрис младше. А Вайли с Аланой одногодки, но вместе я их не видела.

У всех всё по-разному. По-своему. У меня есть Холрен и Гийя. Есть и будут.

Помню, мама говорила, что после совершеннолетия мы перестанем водиться. Ведь девочки обгоняют мальчиков, им становится скучно друг с другом, и с этого возраста они врозь. Ничего с этим не поделаешь – такова жизнь.

Ну да, я закровила, и мне вытатуировали на лбу белую точку, как всем взрослым женщинам. Я стала выше. Груди набухли, и начали расти волосы в паху.

Но между нами тремя ничего не изменилось! Мы всё так же вместе мотались в Ветряки за краской для Стены, играли в «оторви хвост» и лазали за незрелыми хлебными орехами, чтоб жарить их сердцевину над костром, нанизав на прутики.

Потом Холрен и Гийя меня догнали и перегнали, у них выросли новые волосы на теле, даже больше, чем у меня. Но мы продолжали дружить.

А мама продолжала вздыхать, и тётки, и соседки, и родные Холрена и Гийи.

Нормально, когда малышня носится вместе. Но потом девушки и парни расходятся в разные стороны. У них начинается своя жизнь. Разная жизнь.

Женщины наследуют фамилии. Им завещают семейные дома. Даже если женщины не рожают, всё равно чаще остаются дома. Даже великая Алана Шаддат в итоге вернулась! А мужчины много странствуют, их могут отправить по обмену в другую деревню, да и сами они легко срываются с места.

У всех взрослых так было, поэтому, когда видели нас, то закатывали глаза. И рассказывали истории из своего детства: типа, сначала были не разлей вода, а теперь…

Нам пообещали, что всё изменится, когда мы начнём спать друг с другом. Что невозможно дружить с тем, с кем спишь, и вообще, это уже не дружба, а что-то другое.

Согласна, другое. С первым парнем у меня было другое. И со вторым. И с третьим.

Когда хочешь кого-то, и он не против, и потом вы встречаетесь, днём и ночью, возникают чувства. Точнее, то чувство, которое возникло вместе с желанием, крепнет. Хочется больше видеться, болтать, есть вместе. Говорить и слышать приятные слова. Делать друг другу подарки.

Потом это утихает. Сначала у кого-то одного. Потом вы расстаётесь, и сама не понимаешь, почему тебя так тянуло к этому человеку.

У Холрена было похожее. У него было много юниц! Несколько раз сразу две. Он говорил, что любил всех одинаково: сильно, но недолго.

А у Гийи была всего одна, но всё лето, когда он на пасеке помогал. Он рассказывал, что не испытывал к этой девушке каких-то особых чувств. И она тоже. У них был просто секс. Много секса.

У нас троих первый секс был с кем-то другим. Мы договорились, что сначала научимся всему, а потом попробуем друг с другом.

Так мы всех обхитрили.

Это мой старший брат нам посоветовал. Он вызнал у своих друзей, как бывает.

Емъек водился с парнями много старше себя. Они рассказывали, что сексу учатся, как любому другому делу. Поэтому первые разы удовольствия меньше, а больше тренировки. Но главное, пока осваиваешься, всегда один учится, а другой учит, подсказывает, прощает ошибки. Это хорошо. Но ты уже никогда не будешь с этим человеком на равных. Между вами всегда будет то время, когда он был опытнее тебя.

Парни выбирают на первые разы девушек, у которых что-то уже было. А если первый раз будет с таким же новичком, то вообще ничему не научишься. Какой тогда смысл? Учатся у тех, кто знает и умеет больше.

Так оно и оказалось. Потом мы втроём благодарили Емъека за совет. Даже хотели что-нибудь ему подарить, но он отказался.

Он всегда был для меня не просто братом, а как будто опекуном. Его воспитывала бабушка Тари – не просто помогала маме, а вообще забрала к себе. И мы виделись не часто, лишь когда он приходил к нам в гости. Потом бабушка умерла, и у меня появился старший брат, неизменно серьёзный, молчаливый и немного пугающий. С ним одним у меня не получалось спорить…

Когда он заявил, что хочет уйти из деревни, и ему назначили выплаты, мама всю ночь проплакала. И всхлипывала всякий раз, когда он уходил на заработки. А я страшно злилась и завидовала. Все шесть лет, пока он пахал, как проклятый. Я злилась, что он опять круче меня. И завидовала тому, что он знает, чего хочет, что ему надо.

Я просто жила – и росла вместе с Холреном и Гийей.

Мы не всегда были вместе. Гийя исчезал на всё лето – помогал тётке на пасеке. У Холрена бабка болела, он за ней ухаживал до самой её смерти. Иногда мы месяцами не видели друг друга. А потом встречались – и как не было разлуки! Вместе гуляли, болтали до утра, играли и пели. И подшучивали над скучным Емъеком, который либо работал, либо спал.

Только когда он стал приходить от старой Ру весь окровавленный, а его кожа постепенно покрывалась паспортными татуировками, я поняла – по-настоящему поняла, головой – что скоро он уйдёт совсем. А я останусь.

И ничего не изменить. Мой старший братик, такой непохожий на меня, такой странный и такой привычный, уйдёт и может быть, никогда не вернётся! Может быть, пришлёт весточку или подарок. Или нет.

А ещё, если какая-нибудь женщина родит от него ребёнка, мы получим письмо – как проходила беременность и роды, как здоровье ребёнка. Сёстрам и братьям такое сообщают.

Об этом рассказывали в школе. Но одно дело – слышать на уроке, когда жарко и скучно, про наследные правки, дурную кровь и линии родства. И совсем другое – видеть на коже свежие татуировки. И пустое место, оставленное специально в расчёте на тебя… Ведь если у меня родятся дети, то Емъеку должны будут набить новую метку!

Я тогда поняла, что сделаю. Как докажу Емъеку, что я тоже что-то могу. А главное, как заставлю его помнить обо мне, о нас, обо всех Солёных Колодцах – где бы он ни бродил!

Всё просто: я буду рожать детей. Конечно, здоровых, красивых, классных. И посылать правки во все стороны света. Даже если Емъек сам не захочет, и его правая рука останется пустой, на левой будут появляться полосы и треугольники. Так что он не сможет не проведать свою трудолюбивую сеструню!

Начав думать об этом, с каждым днём я убеждалась, как это правильно. И вообще выгодно со всех сторон. Мы с Емъеком оба крепкие. Он сумел выплатить долг деревне – и теперь обойдёт весь мир. А я буду вынашивать и рожать детей. Тоже испытание не для каждой. Но я справлюсь!

Может, кто-то и боится, не хочет рисковать и терпеть боль, но меня этим не напугаешь. И роды я видела, и беременным помогала, и с младенцами умею обращаться.

Была у меня сумасшедшая мысль, что первый ребёнок не захочет, чтоб его мама завела кого-то ещё. Или второй. Всегда спрашивают. «Хочешь братика или сестричку?» И ещё объясняют, что многое изменится, что мама будет занята, и надо будет ей помогать… Конечно, был вариант, чтобы родить и отдать другой семье, но я не собиралась припахивать кого-то ещё! Сама справлюсь.

Но как быть, если она или он не захочет? Я такого не встречала, но ведь может быть! Помню, как меня спрашивала мама, и я согласилась, и потом была очень рада Жуку. Но может получиться иначе…

Зато о помощи можно не волноваться. Холрен и Гийя, услышав о моём плане, оба обрадовались. Опекуны из них хоть куда! Гийя лучше всех ладит с детьми, помогает учителям и весь прошлый год вёл природоведение у младшего круга. А Холрен так и вовсе знаток: ему было двенадцать, когда умер его опекун Дармин. И Холрен помогал маме с сестрой, даже приглашать никого не стали.

Холрен и Гийя, Гийя и Холрен… Оставалась одна проблема, и с ней разобраться никак не получалось. От кого будет мой первый ребёнок?

Они оба подходили. Оба не состояли со мной ни в близком, ни в дальнем родстве.

Дед Гийи, кровельщик Шамф, пришёл аж с берегов Закатного моря, да так у нас и осел. Потом его дочь с детьми переехала к нему из Болотных Светлячков. Гийя тогда был совсем маленький.

Мы с ним познакомились на новоселье. Никогда не забуду: хорошенький раскосый мальчик с огромной шапкой волос, которые мне так понравились, что я не удержалась – и погладила. И захохотала, а он засмеялся в ответ.

Холрен родился у нас, но многие его предки были с севера. Он и выглядит как северянин – светло-кофейная кожа и зелёные глаза, ни у кого в округе таких нет.

Зато у Гийи аккуратный маленький нос и волосы в такую мелкую кудряшку, что кажутся пеной.

А у Холрена красивые руки и длинные пальцы, и он здорово поёт.

А Гийю любят пчёлы и вообще звери и птицы, он кого хочешь приручит.

А Холрен знает имена всех звёзд и всех созвездий.

А Гийя… А Холрен…

От них обоих получатся прекрасные дети. Конечно, я буду рожать от обоих. Но от кого первого?

Решить надо самой, и решить поскорее – Емъек уже идёт где-то один по дороге, всё дальше и дальше. И всё ближе тот момент, когда ему встретится женщина, которая захочет от него ребёнка. И было бы здорово, если бы на левой руке у него уже что-то было, полоса или треугольник. А может, и то, и другое. Как будто я иду рядом с ним, помогаю, поддерживаю… Он бы не чувствовал бы себя одиноким!

А значит, надо решить. И не на кого переложить это решение!

Даже не решить, а выбрать из двух парней, которые ближе друзей и дороже братьев. Это же не какой-нибудь муж по обмену, которого надо узнать за месяц! Я видела Холрена и Гийю в тысяче ситуаций, о половине которых не рассказывают маме. Я знаю все их стороны, и хорошие, и так себе. Они оба дороги мне, каждый по-своему. И этот выбор не поссорит нас, ведь я выберу их обоих опекунами, и они оба будут помогать мне и ребёнку… Мне и нашим детям.

Но кто-то должен стать первым.

Как им об этом сказать?