Люкс-мадера-фикус (ёфицировано)

3

События стремительно развивались. В Москве в центральном загсе рассматривалось дело о разводе Романа Викторовича и Людмилы Фёдоровны. В Домодедове — Николая Ивановича и Юлии Чобану. Квасовых развели раньше на полтора месяца: домодедовская бюрократия была проворнее, чем московская.

Наконец развели и Романа Викторовича с Людмилой Фёдоровной.

Теперь молодые любовники должны были соединиться законным браком, как, собственно, и потребовал Николай Иванович.

Потребовал жёстко и бескомпромиссно.

Объявив своё требование, не укладывающееся ни в какие рамки житейской логики, он совершенно переменился: повеселел, откуда-то взялось чувство юмора — таким он представал стороннему наблюдателю.

— Да как они хоть живут-то с Юлькой после всего этого?! — поинтересовались массы.

— Вежливо живут, — удивлялся и сам Чузыркин, — фактически на «вы».

Вручая приехавшему в Домодедово Роману Викторовичу паспорт Юлии со штампом о расторжении брачных уз, Николай Иванович приказал регистрировать брак в Москве.

— Хорошо, — согласился Роман Викторович. — Но где, как вам представляется, мы будем жить?

И снова Николай Иванович потряс общественность Домодедова:

— Жить будете здесь.

— А ты? А вы? — прозвучало одновременно.

— Это моя забота, — скрипнув зубами, отвечал Николай Иванович.

Тут уж и слушатели Чузыркина согласились с его оценкой:

— Определённо сдвинутый! По всем фазам! Ему-то какой прок от этого?!

— Спрашивал. Отвечает уклончиво: дескать, не твоё дело.

Далее последовало новое непредвиденное событие: якобы за три дня до регистрации брака Юлии и Романа Викторовича бывшая его супруга Людмила Фёдоровна выкрала у него паспорт Юлии и разодрала в клочья.

Несчастный жених примчался к Николаю Ивановичу с этой ужасной вестью.

Чузыркину удалось подслушать фрагмент их разговора. Роман Викторович сказал:

— Боже мой! Что делать?..

— Ситуация под контролем, — заверил его Николай Иванович.

Город терялся в догадках: что он имел в виду?

А Николай Иванович, прихватив бутылку, отправился к участковому Соламееву. В течение суток Юлии был выправлен новый паспорт, лучше прежнего: без омрачающих пометок о вступлении в брак с Квасовым и расторжении такового.

Регистрация состоялась в срок.

Накануне Николай Иванович забрал нехитрые свои пожитки, в основном кровельный инструмент, и освободил жилплощадь молодожёнам.

Не успели домодедовцы переварить всё это, как на них обрушилась другая новость, ещё более сногсшибательная, чем все прежние: Николая Ивановича арестовали.

И вот выяснилось, что ещё месяц тому назад против Квасова возбуждено уголовное дело по краже оцинкованного железа. Поначалу Николай Иванович проходил свидетелем. С заводскими ханыгами договаривался его наниматель. Ханыги должны были перекинуть железо через забор; задача Николая Ивановича была только забрать его в нужном месте и в нужный час. Но не повезло: в том же месте и в тот же час проезжала милицейская патрулирующая «канарейка». Взятого с поличным Николая Ивановича продержали до утра в ИВС, потом отпустили, взяв подписку о невыезде за пределы города. Наниматель сумел отмазаться, а Николая Ивановича по ходу следствия сперва переквалифицировали в соучастники, затем в главные обвиняемые.

Следствие закончилось, Николай Иванович был взят под стражу.

К тому времени Юлия разрешилась девочкой. Приблизительно за неделю до суда, будучи ещё на свободе, Николай Иванович подстерёг её с детской коляской у молочной кухни. Пока Юлия забирала свои бутылочки, он, судя по свидетельству очевидцев, припал к коляске, с мукой всматривался в красное, с сыпью, личико новорождённой — видимо, искал сходство с собой или с Романом Викторовичем. Юлия, увидев это, прижала пальцы ко рту, на ней лица не было.

Кто отец ребёнка, она и сама не знала, и тайна эта умерла вместе с девочкой, когда Николай Иванович находился уже в колонии.

Сколько дали ханыгам-вохровцам, стёрлось в народной памяти. Николаю Ивановичу дали восемь лет, без конфискации: кроме инструмента, у него ничего не было, всё нажитое он перевёл на Юлию.

На суде участковый инспектор капитан Соламеев клялся, что выведет на чистую воду истинного преступника, но так ничего и не смог добиться: плетью золотого обуха не перешибёшь.

Вопрос жилья у Николая Ивановича, как он невесело пошутил в зале суда, решился автоматически на ближайшие восемь лет.