Львиное логово

глава шестая, где описаны изменения, произошедшие с того времени, как власть переменилась

Коронные земли. Окрестности Аншана. Год 692 до Р.Х.

Набишту, староста сельского округа, подчиняющегося азату центральной провинции, с изумлением наблюдал, как новый плуг, который они получили, выворачивает толстенные пласты земли. Крестьяне его родной деревни испытывали схожие чувства. Еще недавно они ковыряли землю сохой и деревянной мотыгой, окованной бронзой. А тут одна упряжка быков работала так, как раньше работали две. А ведь это еще не все. С плугом в комплекте шла тяжелая борона, которая укрывала посеянные зерна и делала землю мягкой, как пух. Дивные дела творились на свете.

Унылая и беспросветная жизнь храмовых арендаторов изменилась очень резко и понеслась вскачь, как только местный князь совершил красивый полет со стены, окропив мозгами каменистую землю. Сначала куда-то исчезли ненасытные жрецы, столетиями тянувшие жилы из местных крестьян. По слухам, в соседней деревне, где земля принадлежала мелкому помещику, произошло то же самое. Власть просто куда-то пропала. Знающие люди говорили, что у знати отобрали землю, а их самих убили. А вот жрецы, как люди грамотные, стали писцами, учителями и дознавателями. Хотя большая часть сбежала в Сузы, опять же по слухам. И вот вместо этого сонмища кровопийц, самым лютым из которых был разорванный быками хранитель зерна Римуш, появился один-единственный перс, скромно одетый, но на дорогом коне. Он вызвал к себе старост и объяснил, как теперь будет строиться их жизнь. Крестьянин подчиняется старосте, староста – азату, а тот – лично персидскому князю. Все. Ставка налога осталась прежней – половина урожая, а для последователей Ахурамазды – четверть. Старосты, услышав про такие послабления, не на шутку воспылали. Мыслимо ли, четверть урожая в домах останется. Это же теперь крестьянин иногда есть досыта будет, да по весне малые дети перестанут от голода умирать. Дальше началось еще веселее. Тем округам, что новые каналы копали и залежные земли распахивали, еще меньше налоги делали. Крестьяне посмеивались. Вот глупцы! Они, крестьяне, себе больше земель взяли, а им еще и налог уменьшили. На новые земли посадили старших сыновей, которые тут же себе жен взяли. И только осенью, отчитываясь окружному писцу, в котором с изумлением узнал одного из храмовых жрецов, Набишту увидел, что зерна он сдал даже больше, чем обычно. Ну и кто тут глупец оказался?

Вскоре как-то неожиданно исчезли лихие люди. Просто постепенно перестали воровать, грабить и насиловать. Набишту сметливым крестьянским умом, сопоставив известные ему факты, понял, что плохие люди просто стали заканчиваться. Об этом говорили кресты, на которых сохли разбойники, промышлявшие нападениями на караваны. А в самом Аншане, говорят, за стеной регулярно пополнялась яма, куда кидали всяких негодяев, недостойных быть отданными хищным птицам. Сиятельный Хутран, которым в Аншане пугали взрослых мужчин, в глазах добропорядочного селянина был абсолютным благом. Набишту не слышал, чтобы кого-то осудили неправедно, или обидели чью-то дочь, или воин взял чужую овцу. Жизнь стала спокойной и очень безопасной. Азат, руководивший провинцией, был прост и доступен, сам из простых воинов выслужился. Любой староста мог зайти и пожаловаться, и тот терпеливо слушал. Да что там староста! Набишту своими глазами видел, как азат заговорил с крестьянином, и даже пошутил. Сказал бы кто раньше, ни в жисть бы не поверил. От таких изменений голова пошла кругом. Но самое невероятное началось на третий год нового царствования. Крестьяне их деревни впервые столкнулись с незнакомой доселе проблемой – у них возникли излишки ячменя. И это стало бедой похлеще неурожая, потому что неурожай крестьяне видели, а лишнего зерна в своих закромах – никогда. На сходе селян, пришедших для обсуждения внезапно свалившейся на голову напасти, чуть не дошло до драки. Выдвигались идеи одна безумнее другой. Один недалекий умом бобыль даже предложил отвезти лишнее зерно на рынок и продать. Это ж надо! Да испокон веков крестьянин зерно не продавал, у него излишки просто отбирали. И старосты, утомленные новой бедой, потянулись за советом к азату. Тот долго не думал, и заявил, что излишки выкупит казна по твердой цене, чем привел старост в смятение. Зерно потянулось в Аншан, в знакомое до боли храмовое хранилище. Старосты посмеивались над собой. Как дети, право! Да лучше бы жрали это зерно, пока из ушей не полезло бы. А так лишились его по своей глупости. Однако через неделю каждого вызвал азат и вручил по тяжелому кошелю с серебряными сиклями, теми, на которых лучник. На подгибающихся ногах ушли старосты в свои деревни, чтобы показать односельчанам, какое оно серебро-то. Ибо не мог крестьянин-арендатор своими глазами серебра видеть, да еще и в руках держать, ну никак не мог. От сотворения мира такого не бывало.

Выдал Набишту каждому мужику в своем округе по четверть сикля и пять медных монет, и тут началось. Кто овцу купил, кто мотыгу новую, а кто и бусы своей бабе, которая в своей жизни не то, что бус не имела, слова доброго не слышала. И началась совсем другая жизнь. Мужики, что с ленцой земельку пахали, лишь бы поесть хватило, начали эту самую землю зубами грызть. Жили-то общиной. Работаешь – голодаешь, и не работаешь – голодаешь. А тут староста серебро раздает. Да, видно скоро небо на землю рухнет.

Купцы смекнули про новые реалии и потянулись по деревням с телегами, где битком разного товара было. И платки, и туники, и сандалии крепкие, и мотыги целиком бронзовые. В общем, роскошь такая, какую в нищей деревне и не видели никогда. И платили крестьяне твердой монетой, важничая, а купчишка-то в глаза умильно заглядывает и бедолагу-крестьянина почтенным величает. Это крестьянина-общинника, на которого он раньше, как на грязь под ногтями смотрел! После этого распоследние лентяи за ум взялись, и работать начали. Потому что старосты осмелели и стали грозить, что лодырей с земли погонят, вон сколько мальчишек подрастает на хороших-то харчах. Не хочешь на земле работать – в город иди, подсобником к мастерам. Как-то внезапно рабочие руки понадобились кирпичникам и кузнецам, кожевенникам и ткачам, да вообще всем. Людям и невдомек было, что серебро и золото, что в храмах кучами лежало, теперь в оборот пошло и всем им новую работу дает. Где мастер за день один платок продавал, теперь стал три продавать, да еще и цену скидывал, потому что сосед рядом тоже платки продает. А с тех трех платков тот мастер все равно куда больше зарабатывает, чем раньше с одного. И вот ведь странность, денег у людей куда как больше стало, а цены вниз поползли. Чудо, да и только.