Операция «Сусанин»

Глава 5

Анатолию Ивановичу определенно везло на хороших людей. В конце 60-х годов, когда он начинал службу, в Московском управлении работали еще люди, прошедшие жестокое испытание войной. Это были, как правило, скромные, мужественные, честные, доказавшие на деле свою любовь к Родине чекисты. У них не было институтских дипломов, они не знали иностранных языков. Но их знания жизни и огромного агентурно-оперативного опыта с лихвой хватало для успешной работы. Они были беспредельно преданы своему делу, и именно об этом поколении чекистов можно было сказать, что их жизнь без остатка отдана борьбе со спецслужбами США и стран НАТО. Слово «карьера» в те годы было бранным словом.

Многие из фронтовиков из-за отсутствия высшего образования не могли подняться выше капитанских должностей. В редких случаях за особые заслуги им присваивали перед уходом на пенсию звание майора. Они не скулили, не любили прогибаться перед начальством, не имели ни дач, ни машин, жили на зарплату. Их любили женщины. Анатолий Иванович тянулся к ним, впитывал, как губка, их рассказы о боевых делах.

Особенно Анатолий Иванович любил ночные дежурства в приемной начальника Управления. Постоянными дежурными по Управлению, как правило, назначались опытные сотрудники, хорошо знавшие структуру подразделений Управления и Главков, а главное, кому звонить и кого поднимать ночью в случае чрезвычайных происшествий. За ночь раздавалось 5–6 звонков, не более. В то время Москва жила спокойной, размеренной жизнью.

Больше всего Анатолий Иванович радовался, когда попадал помощником к Хромову Петру Николаевичу. Руководство разъезжалось по домам после 21.00. Бывший дивизионный разведчик, награжденный двумя орденами Славы, Петр Николаевич заваривал крепкий чай, наливал его в граненые стаканы, доставал вкусные домашние соленые сухарики и начинал сказ. Он был прекрасным рассказчиком, делал это с удовольствием и не торопясь.

«Однажды, когда мы уже погнали фрица со Смоленщины, наша дивизия готовилась к наступлению. Было холодно. Мороз, снег по пояс. Окопы фрицев в четырехстах метрах от наших. Получаем приказ: достать «языка». Нейтральная полоса простреливается и с нашей, и с их стороны. Немчура каждые 2–3 минуты пуляет осветительные ракеты в небо. Начальник разведки назначает меня старшим группы из трех человек. Одеваем белые маскхалаты, сидим в блиндаже, пока саперы делают проход в минном поле. По опыту знаем, лучшее время для ходки «в гости» — 4–5 утра. К этому времени даже у самых бдительных фрицев начинают слипаться глаза. Ракеты взлетают все реже и реже. Пора. Еще вчера днем в бинокль заприметили на их левом фланге двух Гансов с пулеметом. Решили попытать счастья у них. 400 метров преодолеваем спокойно. Вот и окоп. Видим уже их каски, сидят к нам спиной. Ветер дует с нашей стороны, вот они и не хотят подставлять свои рыла под ветер. Слева, справа никого. Повезло. Действуем одновременно по заранее отрепетированному варианту. Я тихо, ужом сползаю к спящим немцам в окоп и выбираю, кого из них потащим к своим. Останавливаюсь на том, кто меньше ростом — тащить будет легче. Слышу их дыхание, каски полностью закрывают лица, носы уткнули в шарфы, сидят на корточках в обнимку со шмайсерами…»

В это время на столе оперативного дежурного зазвонил телефон. Анатолий Иванович, поглощенный рассказом, даже вздрогнул от неожиданности. Петр Николаевич перевел взгляд на каминные часы: 22.30.

— Подними трубку, послушай, — разрешает он.

Звонит дежурный Октябрьского райотдела Управления, докладывает, что у них во дворе дома, примыкающего к Первой Градской больнице, обнаружена черная «Волга» с дипломатическими номерами посольства США. Пассажиров в машине нет. Какие будут указания?

Хромов сообщает о машине дежурному 1 отдела Второго Управления, который занимается американским посольством.

— Спасибо, наша «наружка» ее потеряла. Час назад янки оторвались от наблюдения. С нас бутылка! Привет.

— Петр Николаевич, а что было дальше? Давай рассказывай.

— Что дальше? Правой рукой достаю саперную лопатку с заточенным лезвием, левой рукой осторожно беру фрица за подбородок и резко откидываю его голову назад. Бью лезвием в шею. Опускаю его мертвую голову вниз, чтобы не забрызгаться пульсирующей из раны, дымящейся кровью. Все. В это время мои ребята пеленают второго, которому, может быть, повезло больше. На дорогу назад уходит больше часа. На этот раз обошлось без выстрелов и шума… Пойду покурю в коридоре. Если зазвонит прямой телефон Председателя КГБ, вот этот, видишь, с золотым гербом, трубку не поднимай, крикни меня.

— Хорошо.

Анатолий Иванович сидел за столом дежурного, но мыслями и чувствами был там, на заснеженном поле. Его воображение рисовало картины, одну ярче другой. Интересно, а он смог бы вот так, как Хромов. «А вообще, если подумать, как сложится моя жизнь? Какие испытания мне предстоят? Смогу ли я оправдать доверие партии и правительства? А вдруг я трус? И в самый ответственный момент дрогнет рука? И из-за меня погибнут мои друзья, и меня с позором выгонят на гражданку? И все меня будут презирать?»

Вернулся Хромов. От него пахло крепким табаком. Анатолий Иванович посмотрел на его руки: широкая ладонь, короткие крепкие пальцы, грубая кожа, никогда не знавшая лосьонов.

— Петр Николаевич, а скольких Вы вот так, как этого немца?

— Да всех не упомнишь, но с десяток наберется, это точно. Должен сказать тебе, Толя, занятие это не из приятных. И каждый раз, когда это приходилось делать, хотя я и не верующий, шептал про себя: «Прости меня, Господи». Убивать, даже ненавистного тебе фашиста, пришедшего на нашу землю, удовольствия мало.

Эти ночные беседы за чаем были вторым университетом для Анатолия Ивановича, и он запомнил их на всю жизнь.

Среди друзей Анатолия Ивановича был еще один замечательный человек — Олег Соболев. Воспитанный в семье московских интеллигентов, окончивший музыкальную школу по классу фортепиано, он отличался изысканным вкусом в одежде и хорошими манерами. Олег следил за модой. Костюмы, которые он носил, всегда были подогнаны по фигуре. Каждый день он менял галстуки, которые украшали заколки. В его присутствии даже закоренелые матерщинники старались подбирать более благопристойные выражения. Олег работал в отделе на канале выезда советских граждан за границу из Москвы и Московской области. Информация от агентуры и доверенных лиц после их возвращения в Москву из загранпоездок проходила через руки Олега. Он внимательно прочитывал сотни, а может быть, тысячи бумаг, а потом готовил на их основе аналитические документы для руководства Управления и Главка. В первоисточниках попадались иногда такие перлы, что, как говорится, хоть стой, хоть падай. Со временем Олег стал собирать эти «изюминки», которые можно было бы озаглавить «нарочно не придумаешь».

У Олега было еще одно достоинство — он не курил, поэтому в его кабинете всегда был чистый воздух. Анатолий Иванович, тоже некурящий, иногда заходил к нему подышать чистым воздухом. В кабинете, где работал Анатолий Иванович, сидело еще трое заядлых курильщиков, каждый из них выкуривал по пачке сигарет в день. Дым стоял коромыслом. Анатолий Иванович тогда еще не знал, что по медицинской терминологии он является пассивным курильщиком.

В тот день Анатолий Иванович встретился с Олегом утром в лифте.

— Заходи ко мне через полчаса, покажу кое-что.

Анатолий Иванович, предвкушая удовольствие, не вытерпел и пришел на 10 минут раньше.

«Слушай. — Олег начал читать выписанные в тетрадь «шедевры». — «Рид» владеет пошивочной мастерской, а также английским, французским, арабским и западно-армянским диалектом». Здорово, да? «Изменений во внешнем виде и здоровье «Флюгера» не произошло, за исключением ампутации левой ноги». «В целом «Мэри» в моральном отношении устойчива, не считая факта ее отчисления с курсов стенографии за многократные связи с мужчинами, помимо мужа». Ну, как?

Анатолий Иванович хохотал так, что заслезились глаза.

— «Жена «Билла» до замужества работала в школе для девочек, а после замужества перешла на мальчиков».

Каково? «Проверочный контейнер «Тор», очевидно, хранил в курятнике, поскольку, кроме петушиного пения, ничего, заслуживающего оперативного внимания, при прослушивании контрольной записи не обнаружено».

Да, все это было забавно читать и слушать. Но после таких встреч с Олегом Анатолий Иванович стал по-другому относиться к подготовке своих оперативных документов. На составление справок, отчетов, докладных записок, оформление агентурных сообщений уходила уйма времени. О компьютерах тогда никто и не слышал. Кто умел печатать на машинках, стучали пальцами по клавишам, остальные писали от руки и отдавали материалы машинисткам. Через два-три дня оперработник получал отпечатанный на машинке документ и докладывал, если было что-то важное, начальнику отделения. Так они и жили.

И как ни крути, работа всегда оставалась для них главным в жизни.

По кабинету Анатолия Ивановича разлился аромат свежесваренного, крепчайшего кофе «Арабика». Кофе он всегда старался готовить себе сам, сам обжаривал зерна, сам молол их на ручной кофемолке, сам следил за туркой на плите. Одно неудобство — приходилось спускаться на кухню в столовую.

В отделе его считали безусловным и непререкаемым авторитетом по части этого напитка.

В окно кабинета глядели сизые, осенние московские сумерки. Анатолий Иванович зажег настольную лампу.

Полковника Кострова он помянул только что недаром. Уж если Нифантий Иванович вызывает тебя лично, торопит с проведением операции, вникает во все подробности, значит, дело крупное, серьезное. Нифантий мужик знающий, по мелочи разбрасываться не любит.

Что же, приятно, что ответственность за проведение операции «Сусанин» возложено именно на него, Анатолия Ивановича. Впрочем, это и понятно. Ведь основная ставка делается на «Гвоздику».

Анатолий Иванович вспомнил, как несколько дней назад встретился с мадам Гали Легаре в ресторане ее гостиницы. Она остановилась в «России». Конечно же, богатая интуристка, привычек своих не меняет. Ну, да это ее дело.

Анатолий Иванович вздохнул, снова вспоминая эту встречу. Вот женщина! И ведь совершенно не меняется, чертовка. Поневоле поверишь, что продала душу дьяволу за вечную молодость. Даже, пожалуй, краше становится с каждым годом. Вот и в этот раз Анатолию Ивановичу показалось, что появилось в Гали что-то новое. Вероятнее всего — в глазах. Да, пожалуй. Теперь у нее в глазах светится какое-то знание, которое могут дать только долгие годы жизни. А на вид и не определишь, сколько ей лет. Ладно, кроме красоты у «Гвоздики» еще масса полезных для дела достоинств. О том, что на нее вышли израильские спецслужбы, она рассказала кратко и внятно, по сути. В рапорте Анатолий Иванович изложил ее слова практически буквально, и вот результат: рапорт немедленно обратил на себя внимание Кострова.

Дальнейшее пока было делом техники.

Анатолий наморщил лоб, пытаясь кратко сформулировать легенду, которая в рамках операции «Сусанин» была придумана для Когана.

«Произраильски настроенный человек, по понятным причинам скрывающий свои настроения от окружающих. По характеру трусливый, жадноватый. Коллекционирует редкие марки, на которые уходят все его свободные деньги».

«Пожалуй, подходит. Ничего, не подведет Яков Соломонович, уж за этим-то мы проследим», — Анатолий машинально налил себе еще чашку кофе и сделал большой глоток.

Для Гали была разработана легенда, согласно которой она сообщает израильтянам, что давно дружит с Розой, отец которой — Коган Яков Соломонович — работает в Объединенном Институте Ядреных Исследований в г. Дубна в лаборатории, возглавляемой Бруно Пантекорво. Роза часто жаловалась Гали, что ее отец регулярно уезжает в какие-то закрытые города в Сибири, где делают атомные бомбы. После возвращения в Москву он часто болеет, жалуется на головные боли, шутит, что скоро будет светиться в темноте. Яков Соломонович много раз говорил, что мечтает побывать в Израиле, в Иерусалиме, поклониться священной земле. Но этому не бывать никогда. Вот, может быть, Роза еще доживет до того счастливого времени, когда можно будет свободно ездить по всему миру. Яков Соломоновичем ненавидит арабов и всей душой поддерживает Израиль. Об этих настроениях Когана знают только его жена и дочь. Роза, как бы опомнившись, просила Гали разговор об отце сохранить в тайне.

«Моссад» мечтает через мадам поближе сойтись с кем-нибудь из советских физиков-атомщиков еврейского происхождения? Будьте любезны. КГБ никогда не проходит мимо возможности войти в прямое соприкосновение с противником.

Именно сегодня, с санкции руководства, Анатолий Иванович провел взаимную расшифровку агентов КГБ, участвующих в операции. А проще говоря, познакомил мадам Легаре с Коганом.

Для подтверждения легенды о знакомстве Гали с Розой и Яковом Соломоновичем Анатолий Иванович организовал для Гали приглашение — посетить дом ученого-атомщика и познакомиться с домочадцами. Удобный случай — 7 ноября. Страна отмечала 65-ю годовщину Октябрьской революции. Просторная квартира Когана на Ленинском проспекте постепенно заполнялась гостями. Здесь были и старые друзья, и аспиранты, исследованиями которых руководил Яков Соломонович, и соседи по подъезду, запросто заходившие на чашку чая. Затеряться в этом хороводе было несложно.

Когда первые бокалы вина были выпиты и курильщики потянулись из гостиной в коридор, Яков Соломонович, Гали и Анатолий Иванович уединились ненадолго в рабочем кабинете. Гали взглядом сфотографировала все, что может ей пригодиться для подтверждения давнего знакомства с Коганами. За праздничным столом, сервированным столовым серебром и мейсенским фарфором, Гали устроилась рядом с Розой. Через некоторое время непосвященному могло показаться, что он присутствует на встрече двух давно не видевших друг друга подруг.

Нужно было видеть, как примерный семьянин Яков Соломонович Коган пялился на мадам Легаре! Как говориться, ничто человеческое не чуждо даже тому, кто всю жизнь проторчал у синхрофазотрона. Хотя вообще-то он рохля: «У меня семья. Я больной человек. Войдите в мое положение». Но физик неплохой.

Да, каша заварилась. Теперь нужно только пожелать мадам Легаре счастливой и приятной поездки из любимого ею Парижа в Иерусалим, на Святую землю, родину ее предков.