Мадам Икс

ГЛАВА 4

Ты девушка. Я не ожидала этого. В досье твоё имя указано, как Джордж Э. Томпкинс. Двадцать пять, двадцать семь лет, единственный ребёнок и наследник весьма значительного состояния Техасского нефтяного барона. Джордж Томпкинс. Фотографии нет. Я ожидала увидеть техасского парня, растягивающего звуки и с большой блестящей пряжкой «Тони Лам» с потёртостями.

Встреча назначена на девять утра. Калеб отменил несколько сеансов сегодня, так что я могла поспать чуть подольше... и нанести консилер на злые чёрно-зелёно-жёлтые синяки на горле.

В восемь пятьдесят восемь раздаётся громкий «динь» со стороны лифта, а затем, стук в дверь.

— Мадам Икс?

Леди никогда не должна быть застигнута врасплох. Поэтому моргнув, и улыбаясь я проводила высокого, долговязого ребёнка Техаса в свою квартиру. Без слов, но с изяществом.

Ты высокая, с выдающейся грудью, которую не скрыть даже под этой белой мешковатой рубашке на пуговицах. Актуальный галстук-Боло. Да, потёртый «Тони Лам». И да, блестящая пряжка ремня больше, чем оба моих кулака вместе взятые. Обескураживающие зелёные глаза, волосы где-то между тёмно-русыми и светло-коричневыми, дорогая стрижка и укладка... короткие, зачёсанные на одну сторону с аккуратным пробором. Не то, чтобы мужская стрижка, но что-то в этом стиле. Ты не надела ни серьги, ни браслеты, ни кольца, ни ожерелье. Никакого намёка на женственность, вообще, за исключением груди, которую я вполне себе представляю, лишь потому, что она слишком большая, чтобы её скрыть, но ты и не беспокоишься на этот счёт.

Ты спокойно прошла мимо меня, вытянувшись по струнке, придав своей походке важный вид, но, в то же время, проплывая мимо — ох уж это странное сочетание мужского и женского. Ты осматриваешь мой дом. Картину Ван Гога «Звёздная ночь» на стене, портрет Сарджента с изображением моей тёзки, белый кожаный диван, тёмный деревянный пол, высокие потолки, открытые опорные балки, пересекающие армстронг, сделанный из того же привезённого из Африки тикового дерева, что и пол. Встроенный от пола до потолка шкаф с полками — тоже из Африканского тика — до отказа заполненный книгами. Фантастика всех видов, биографии, переводы древних классиков, литературные эпопеи, триллеры, ужасы, криминальные романы, научная литература столь же разнообразна: биология, физика, психология, история, антропология... Я прочитала почти всё. Это моё единственное занятие, лишь один вид развлечения. Ты молчишь несколько долгих мгновений, рассматривая мою коллекцию книг.

— Полагаю, вы много читаете, — говоришь ты. Твой голос может быть как мужским, так и женским. Достаточно высокий для женского, но довольно низкий, чтобы сойти за мужской.

— Да.

Ты окидываешь меня взглядом. Непросто смотришь, а изучаешь. В твоих ярких зелёных глазах сияет интеллект. Любопытство, нервозность, доверие, задор. Такой сложный взгляд.

Знаю, что ты видишь, когда смотришь на меня: мои босые ноги; длинные, густые, чёрные волосы, прямые и блестящие, достающие до лопаток, когда распущены, что бывает крайне редко; моё телосложение крепкое, с округлыми, колокольчатыми бёдрами, чем я горжусь; загорелая, спортивная, гибкая — моя диета строгая, режим тренировок напряжённый и неумолимый; чёрные глаза, о которых уже сказала, видели слишком много, а выдают слишком мало; высокие скулы, полные губы, нежный подбородок, лицо классической формы сердца. Я экзотична. Могла бы быть испанской или с Ближнего Востока. Даже островитянкой, Гавайкой или Филиппинкой.

Я красива. Необыкновенно красива, мои черты симметричны и совершенны, такое встречается только раз в поколении. Изысканна. Захватываю дух.

Я знаю, как выгляжу.

Я терплю твоё исследование без вздрагивания, не отводя взгляда.

Следующий урок, выученный мною ранее: в любой ситуации, чтобы установить власть, нужно переждать молчание, вынуждая другого человека заговорить первым.

Ты уступаешь.

— Я Джордж.

— Доброе утро, Джордж. Добро пожаловать. Не хочешь ли выпить чаю?

— Кофе есть?

Я качаю головой.

— Нет, сожалею. Я не пью кофе.

— Всё нормально. Не нужно чая.

Ты двигаешься по гостиной, выглядывая в окно с дальнего расстояния, и я подозреваю, что ты боишься высоты. Да, вздрагиваешь и отворачиваешься, с дискомфортом пожимая плечами. Переходишь к Ван Гогу.

— Это оригинал?

Я смеюсь, но по-доброму.

— К сожалению, нет. Оригинал в Музее. Это репродукция, но довольно неплохая.

Ты подходишь к портрету Мадам Икс. Это произведение захватывает твоё внимание на несколько минут.

— Это интересно.

Я не комментирую. Ничего не говорю ни об этом портрете, ни об его отношении к моему имени. Я о себе вообще никогда не разговариваю.

И, наконец, ты поворачиваешься и занимаешь место на диване, вытягивая свои длинные ноги и скрещивая их в лодыжках, перебросив руку через спинку дивана. Я сижу в кресле, приставленному к дивану, единственному моему другу в спальне. Колени вместе, ноги под углом в одну сторону, лодыжки скрещены внизу, красные туфли «Джимми Чу» на виду. Демонстрация моей обуви — это уловка. Я наблюдаю, смотришь ли ты на них, заметила ли их. Не заметила.

Настало время брать быка за рога.

— Ты оказалась не тем, кого я ожидала увидеть... Мисс Томпкинс.

Ты сразу же нахмурила брови. Оттопырила верхнюю губу, опустив при этом уголки рта вниз. Иронично. И с отвращением.

— Джордж.

— Объясни.

— Объяснить моё имя? — ты, кажется, действительно сбита с толку, а потом сердишься. — Сначала Вы.

Ха. Аккуратно парировала. Очко, Томпкинс.

— Я названа в честь этой картины, — я указала на Сарджента.

— А я — в честь штата.

— То есть, тебя зовут Джорджия?

Ты даришь мне твёрдый пристальный взгляд глазами-нефритами.

— Последний человек, назвавший меня Джорджией, нуждался в зубных имплантах.

Я улыбнулась.

— Отмечу у себя.

Повисло долгое, неловкое молчание.

— Так как, работает эта ваша маленькая программа, Мадам Икс? — пауза. — И мне, действительно, придётся называть вас «Мадам Икс» всё это время? Это чертовски трудно.

— Просто «Икс» будет достаточно, если тебе так легче.

Я позволила некоторую жёсткость в своём взгляде. Ты не отвела глаза, но вижу, что прикладываешь для этого усилия. У тебя есть внутренний стержень.

— Признаюсь, Джордж, что твоё дело может потребовать некоторых... модификаций моих обычных методов.

— Почему? Потому что у меня есть сиськи и киска?

Мои губы вытянулись в тонкую линию от твоих пошлостей.

— Да, Джордж. Потому что ты женщина. Мои методы предназначены для мужчин, и мои клиенты исключительно — по крайней мере, до сих пор были — мужчины. Вернее, парни в надежде стать мужчинами.

— Чем вы занимаетесь? Папа был довольно немногословен. Сказал, что я должна приехать в Нью-Йорк, увидеть вас и делать то, что вы скажете. И ещё, что мне это не понравится, но я не могу облажаться.

— Это всё, что тебе рассказали?

— В основном.

Я прикусила внутреннюю часть щеки и уставилась в окно, удивляясь и размышляя.

— В таком случае, твой отец, возможно, будет смущён, когда узнает о природе моих услуг.

Ты наклоняешься вперёд, поставив ноги вместе и положив локти на колени.

— И какие же у вас услуги?

— Рассматривай их как... обучение этикету. Манеры. Поведение. Внешний вид, культура речи, умение произвести первое впечатление.

— Так, вы учите богатых засранцев, как не быть такими скучными?

Я моргнула и сдержала смех. Ты, действительно, забавная.

— По сути, да. Но есть кое-что ещё. Как ты представляешь себя. Как противоположный пол воспринимает тебя. Как заявляешь о себе, даже пассивно.

— Как вы собираетесь пассивно заявить о себе? — спрашиваешь ты.

— Язык тела, речевые паузы, поза, зрительный контакт.

Ты встаёшь, проходишь по комнате, останавливаешься возле дивана, глядя на меня, а потом резко садишься снова.

— А как именно, вы, женщина, можете научить парней быть более мужественными? — ты наклоняешь голову. — Я имею в виду, большинство из них в наши дни, особенно богатые — те, кто родился с серебряной ложкой во рту и прочим дерьмом — они просто слабаки, верно? Среди них нет альфа-самцов. Прямо-таки самоуверенные, манерные, наглые, назойливые, тщеславные, самовлюблённые, маленькие придурки. Неспособные очаровать, чтобы лечь с девушкой в постель. И неважно, как сильно они стараются — полагаются на пачки своих денег и дорогие машины, чтобы те сделали всю работу за них.

— В твоих словах чувствуется горечь, Джордж, — невозмутимо отвечаю я.

Ты смеёшься, запрокинув голову, твои глаза сияют.

— Можно сказать и так. Была вынуждена осторожничать всю свою жизнь — вокруг много кретинов. У папы имелась такая идея, типа мы должны вписаться в элиту богатых, у нас же вроде много денег. Но мы не похожи на них. Отец — хозяин ранчо, закончивший старую школу Техасских ковбоев в какой-то жопе, и он просто случайно попал в нефтяной бизнес. Папе чертовски повезло, он отсудил какую-то землю, а на ней оказались запасы нефти. Но отец думал, что мог избежать участи быть «синим воротничком», что означало, одевать свою деревенскую задницу в смокинги, а меня в блядские платья с оборками, и ходить на необычные танцевальные вечера. Проблема в том, что вы можете вытащить человека из деревни, но вот деревню из человека — нет. Поэтому мы оставались стоять снаружи. Великосветские юноши обнюхали меня чертовски быстро. Поняли, что я не такая девушка, к которым они привыкли. Разобрались... что со мной что-то не так. Хотя я носила длинные вьющиеся волосы и эти кукольные платья. Но они всё равно поняли.

— Поняли что, Джордж?

Ты смотришь на меня.

— Не притворяйся, Икс.

— Ты тоже, — я смотрю на тебя в ответ.

Ты повела плечом.

—Они поняли, что я лесба.

— Что, прости?

— Ты слышала.

— Ответь, что ты имеешь в виду и не выражайся. Это первый урок.

— Как скажешь, — вздохнула ты. — Они узнали, что я лесбиянка. Так понятно? Я истинная любительница вылизывать киски из Дюксвиля, Лесбийский округ.

Я закатываю глаза.

— Прекрати так шутить, Джордж. Это неприлично.

— Что лично? — ты улыбаешься собственной шутке.

Мой взгляд становится жёстким.

— Джордж.

— Ладно, ладно, — ты поднимаешь руки ладонями вперёд. — Знаю, что это неприлично. И да, я действительно над собой пошутила.

— И не только над собой, но и над другими, которые выбрали такой образ жизни.

Твои глаза сверкают, и я понимаю, что ошиблась. Твои губы искривляются, ты поднимаешь подбородок.

— Это показывает, как много ты, нахрен, знаешь.

— Извини, Джордж, я должна была сказать...

— Это не выбор, ты, изнеженная стерва! Думаешь, что я выбрала это? Полагаешь, я бы выбрала быть лесбиянкой? Девушка-лесби из Лаббока, штат Техас? Серьёзно? Деревенская девушка-лесби из наименее толерантного штата в этой проклятой стране?

Я медленно выдохнула. Не улыбаюсь, и в моих глазах видно раскаяние.

— Мне жаль, Джордж. Это не выбор, я это знаю. Просто оговорилась.

— Ты знаешь, что это значит для меня? — спрашиваешь ты. Я качаю головой. — Нет, конечно же. Откуда тебе знать. Я никогда не показывала этого, понимаешь? Но они знали, даже до того, как я перестала надевать эти кукольные платья для папы. Они знали и обсуждали это между собой. Я ходила на вечеринки и встречи в деревенском клубе, а они преследовали меня. Какого х*я? Зачем? Они знали, что я лесбиянка, но всё же охотились за мной. Один из них зажал меня в дамской комнате после вечеринки однажды ночью. Он собирался трахнуть меня, прямо так и сказал. Ну, он был киской, а я выросла, обучаясь крутить верёвки и объезжать лошадей. Давай просто скажем, что всё это не очень хорошо для него закончилось.

— Ты отговорила его от попытки заставить тебя быть гетеросексуальной, я правильно поняла?

— Превратила его задницу в гамбургер, вот что я сделала. Выбила ему зубы, я имею в виду буквально. Прошлась по яйцам так сильно, что одно из них выскочило из его орехов. И это тоже в буквальном смысле.

Меня передёрнуло.

— Полагаю, это было довольно эффективно.

Ты хмыкаешь:

— Да, после этого они оставили меня в покое, — улыбка исчезает с твоего лица. — Затем, папа и я побеседовали. Думаю, у него было ощущение, будто я не такая, но отец надеялся, что я встречу хорошего парня и забуду об этом. Типа, как этап взросления или ещё какое-то там дерьмо. Думаю, он всё ещё наполовину надеется на это, даже сейчас. Что я вдруг пойду и скажу: «Упс! Думаю, мне всё-таки не нравятся киски! Дайте мне член!»

Не могу не хихикнуть.

— Джордж, будь серьёзной.

— Я серьёзно. Вот что он думает своим затылком. Правда, этого всё же не произойдёт. Я сказала отцу, когда превратила извращенца-насильника в удивлённого беззубого придурка с одним орехом, что не собираюсь больше играть в его спектаклях. Я необычная девушка, и мне надоело притворяться. Отец не смог бы справиться с моим признанием, если бы я просто подошла и сказала, что лесбиянка. У него был бы сердечный приступ. Так что я просто... сказала, что не играю больше и его это устроило. Перестала носить платья, состригла свои волосы, стала Джорджем вместо Джорджии. Но я стала счастливее после этого, и он это заметил. Начала проявлять заинтересованность в бизнесе, в компании. Видишь ли, я для него — всё, так как мама умерла много лет назад. И папа уже не так молод. Хотел, чтобы я продолжила дело после него, но пока я играла в хорошую маленькую натуралку, мне всё это нахрен было не нужно. Теперь, когда я более или менее вылезла из чулана, готова помочь ему с бизнесом.

— Тогда почему ты здесь, Джордж?

Ты пожимаешь плечами и качаешь головой.

— Если бы я знала. На самом деле, думала что это как корпоративное обучение чувствительности, или что-то подобное. Типа, как приглушить свои лесбийские наклонности в компании важных шишек.

Выдохнув, я встала и отступила подальше от тебя, посмотрела мимо тебя в окно, наблюдая за прохожими тринадцатью этажами ниже.

— Я буду откровенна с тобой, Джордж. Не знаю, что могу сделать для тебя. Предполагаю, это зависит от того, что ты хочешь. Обычно, я не обращаю внимания на то, что хотят мои клиенты. Вообще-то, не они мои клиенты, в корне вещей, ты понимаешь. Их родители. Мне платят отцы этих... как ты их называешь, самоуверенных, высокомерных... членов, — я никогда не сквернослювлю. Никогда. Но из-за тебя меня скрутило так, что я себя не узнаю. — Мне платят отцы за обучение сыновей, модифицирующих свою упаковку на более привлекательную. Я не чудотворец. Не могу заставить тигра изменить свою позицию, то есть не могу трансформировать основной характер детей моих клиентов. Но думаю, что могу помочь им научиться маскировать его. Это нечестно, но я очень хорошо на этом зарабатываю.

— Но я не такая, как твои клиенты.

— Ты не такая, как эти... мудаки, — это слово приобретает странный вкус на моих губах. Но не неприятный. Интересно, что я услышу о своих словах позже. Поворачиваюсь к тебе лицом. — И я не уверена, что должна учить тебя. В отличие от остальных моих клиентов, я бы не стала скрывать твою истинную природу.

Ты, кажется, ошеломлена.

— Ты отказываешься от занятий? Какого хрена?

Я пожала плечами.

— У тебя есть свежее качество — жёсткая честность, Джордж. И ты не такая, как... на самом деле.

— Спасибо. Папа и я пришли из ниоткуда. Я выросла в двухкомнатной хибаре, которой сто десять лет, находящейся около земли в почти пятьсот акров. Я выросла, катаясь в сёдлах, которым было больше лет, нежели мне, за рулём потрепанных грузовиков старше меня, носила одежду, не подходящую мне, ела бобы, рис и мало мяса. У нас было много посевной земли и голов лошадей и крупного рогатого скота, но это нереально перевести в наличные деньги. Я помню эту жизнь, Икс. Помню, что у меня ничего не было, и знаю, что не сделала нихрена, чтобы заработать то, что у нас есть сейчас. Да, папе повезло, но он рвал свою задницу, чтобы превратить этот маленький кусочек счастья в то, чем он является сегодня. Так что нет. Я не имею права.

— И это держит тебя в стороне от остальных, Джордж. На достаточно большом отрыве.

— У меня есть большой отрыв для тебя, детка, — ты хмыкаешь и подмигиваешь мне.

Предполагаю, что разговор стал для тебя слишком личным.

— Мы вернёмся к этому вопросу потом. Что мне с тобой делать?

— Если бы я знала, чёрт возьми. Всё, что знаю, папа не будет в восторге, если приеду обратно в Техас, не закончив эти занятия. Я обещала отцу, так что собираюсь это сделать. Он позволяет мне быть тем, кто я есть и не говорит ничего об этом. Не задаёт никаких вопросов, когда заявляю, что у меня свидание, пока держу моё дерьмо в секрете. И папа не потерпит, чтобы кто-то в офисе или те, с кем он ведёт дела, говорили про меня гадости. Отец расторгнул сделку, потому что некто болтнул о странной дочери Майка Томпкинса. Так что, думаю, я должна ему что-то взамен.

— Не совсем уверена, что…

— Попросту представь, что я чувак, Икс. Делай то, что делаешь, как будто я просто ещё один клиент-засранец.

— Но ты не мужчина, или мудак. А мои методы направлены на них.

— Просто... представь, ладно? Действуй, как обычно.

Делаю несколько шагов к тебе, подавляя свои чувства и надевая мантию холодной враждебности.

— Что я обычно делаю, так это сбиваю лживость, притворство и меняю твоё поведение. Если ты собираешься заниматься, то не должна ни о чём меня спрашивать.

— Лживость? О чём ты, нахрен, говоришь, Икс?

— Во-первых, сядь прямо. Перестань сутулиться. И хватит говорить с этой милой техасской протяжностью. Это перебор.

— А что не так с моей протяжностью?

— Это буржуазно, и заставляет казаться необразованной. Если хочешь, чтобы бизнесмены и женщины воспринимали тебя всерьёз, то должна представить им себя как грамотную, образованную и уравновешенную. Немного протяжности ещё приемлемо, и, возможно, даже даст небольшое преимущество, но нецензурная брань, которую произносишь, определяет тебя как сутулую, неряшливую, деревенскую матершинницу, — я игнорирую злой блеск в твоих глазах. Хочешь поиграть в эту игру? Очень хорошо. Давай сыграем. — Ты должна ассоциироваться с чем-то большим, чем просто «синий воротничок», Джорджия. Это не связано с одеждой, которую ты носишь, или автомобилем, который водишь, или домом, в котором живёшь. Каждый может найти мешок денег и купить вещи получше. Речь идёт о том, чтобы вести себя с достоинством и изысканностью.

— Ты думаешь, я похожа на деревенщину? — тебе, кажется, неприятно, Джордж.

— Да, — я стараюсь произнести протяжно, чтобы вытянуть слоги в конце слов. — Ты говоришь вот так: «тыыы говориииишь вооот таааак».

— У меня есть новости для тебя, Мисси, — ты встаёшь, сильно отталкиваясь от дивана. — Я никогда не разговариваю так, как ты меня изобразила.

— Ясно. Но близко, согласна?

Ты шагаешь по комнате, запустив руки в волосы.

— Я никогда не буду похожа на тебя, — ты произносишь ровно, без акцента, но безжизненно.

— Продолжаешь тянуть, но искоренила плохие слова.

— Это будет не просто.

Я киваю:

— Лучше. Ты всё равно говоришь, как привыкла, но более... приемлемо в официальных ситуациях, — делаю взмах рукой. — В таких, как эта, например. Это официальная встреча клиента с представителем услуг. Мы не друзья, Джорджия. Мы бизнес-партнёры. И я потеряла счёт тому, сколько раз ты использовала слово «нахрен».

— Я говорила тебе, моё имя — Джордж.

— Для твоих друзей — возможно. На свидании. Дома или в баре. Но в зале заседаний? Твоё имя Джорджия, — мой тон не оставляет места для дискуссий. — Будь Джорджией, и это значительно упростит вещи в профессиональных ситуациях.

— Ты просишь слишком много, Икс.

— Бизнесменов легко смутить, Джорджия. Они разбираются в цифрах и деньгах, в оценке запасов. Но не поймут предпринимателя по имени Джордж. Им придётся провести всю встречу, пытаясь выяснить, что думать, как с вами разговаривать. Ты мужчина? Женщина? Они не знают. И это будет отвлекать от сути встречи.

— Итак, я должна вернуться к тому, чтобы снова прикидываться чопорной стервой.

Качаю головой.

— Нет, Джорджия. Просто... подари им что-то, что хоть отдалённо приближается к привычному для них. Носи деловой костюм. Даже мужской, если предпочитаешь. Но он должен сидеть на твоей фигуре... правильно. Тебе не нужно подчёркивать свою женскую анатомию, но и не пытайся её скрыть. Если, конечно, не собираешься выглядеть как транссексуал.

Ты хмуришься.

— Нет. Я все-таки женщина, но... не девочка-девчушка. Не ношу платья. Не делаю причёски, макияж и не хожу на каблуках. Мне нравится мужская одежда.

— Ты перетягиваешь грудь? — спрашиваю я.

— Нет.

— Будешь?

— Возможно, нет, — ты застеснялась. — Уже пыталась несколько раз. Это ужасно.

Я делаю паузу, формулируя свои мысли.

— Ты должна найти золотую середину. Тебе не придётся смягчать твоё чувство собственной личности. Это не то, что я прошу сделать. Но если хочешь, чтобы мужчины из мира бизнеса приняли тебя, хоть немного, ты должна отдать дань тому, что для них важно. Это возможно, несправедливо, но такова реальность. Есть женщины, стоящие у власти. Руководители, финансовые директора, президенты. Но это всё ещё мужской мир, Джорджия. И если хочешь сыграть в нём, особенно в верхних эшелонах, то должна исполнить свою роль в игре.

— Нет. Не знаю. Я та, кто я есть, и они могут принять это или оставить. Не собираюсь менять себя просто для кучки упрямых старых болтающихся яиц.

Мои глаза медленно закрываются.

— Джорджия. Я не прошу тебя...

— Да, именно просишь! — ты делаешь несколько шагов в мою сторону топая, и тяжело пялишься на меня. — Изменить способ, которым я разговариваю, платья разные. Быть другой.

— Ты сама сказала, что хочешь этого. Хорошо... это то, что я делаю, Джорджия. Уничтожаю притворство. Разбираюсь в этом дерьме. В данном случае, меня смущает способ, которым ты представляешь себя. Хочешь быть человеком? Кажется так, но не совсем. А в зале заседаний деловые переговоры будут забыты, потому как они начнут думать, кто ты. Моё предложение состоит в том, чтобы представить себя, таким... гермафродитом, я полагаю, ты бы сказала. Мужской деловой костюм, а не женский. Дорогой, сшитый на заказ, но специально облегающий твой бюст и бёдра. Изящная, тонкая обувь. Часы с тёмным кожаным гладким ремешком. Отрасти волосы и зачёсывай их от лица.

— То есть ты хочешь, чтобы я в основном одевалась как метросексуал.

— Если жаждешь использовать данный термин, пожалуйста. Этот внешний вид может подойти любому. Суть в том, что это профессионально. Внешний вид достойный главы представительства «Томпкинс-нефть». Одевайся, как угодно внерабочее время. Говори, как тебе нравится, делай то, что пожелаешь. Твоя личная жизнь — это твоё собственное дело. Но при ведении бизнеса — изображай из себя бизнесмена. И я намеренно сейчас использую гендерно-нейтральные конструкции.

Ты взгромоздилась на подлокотник дивана.

— Но они и тогда будут задаваться вопросом о том, мужчина я или женщина?

— Да. Но если будешь правильно строить предложения, не сыпать проклятиями и прекратишь использовать пошлости или хамить, оденешься профессионально, докажешь, что знаешь своё дело и потребуешь, чтобы тебя уважали и воспринимали всерьёз, то эти вопросы о твоём поле со временем перестанут быть важными. Конечно, они всё равно будут шептаться за спиной, но если заработаешь авторитет с твоей внешностью и поведением, они будут вынуждены обращаться с тобой как с равной, когда дело дойдёт до бизнеса.

— Что одевать в менее формальных ситуациях, когда костюмчик не понадобится?

Я пожала плечами.

— Сшитые на заказ брюки, мужская рубашка-поло на пуговицах, которая плотно облегает.

Ты, кажется, почувствовала себя неудобно.

— Проблема в том, что когда я ношу обтягивающие вещи, мои сиськи выставлены напоказ.

Я твёрдо посмотрела на тебя.

— И?

— И мне это не нравится. Они смотрят. Заставляют чувствовать себя той девушкой в кукольных платьях снова и снова.

— Так пусть смотрят. Если тебя это беспокоит, тогда перевяжи их, или сделай операцию по уменьшению. Когда носишь мешковатую одежду в тщетных попытках... это не особо скрывает или маскирует их, я даже не знаю, какую цель преследует мешковатая рубашка, если честно.

Я указываю на свою рубашку, а затем делаю паузу на мгновение, перед тем как снова заговорить:

— В любом случае, это говорит о том, что ты не уверена, кто ты или чего хочешь. Джорджия, с моей точки зрения, ты имеешь власть над своей сексуальностью, так? Ты лесбиянка. Ладно, ну и хорошо. Но не владеешь своим телом. Ты должна решить, чувствуешь ли себя комфортно со своим телом, с тем фактом, что ты, совершенно очевидно, женщина. И многоопытная. Я не говорю, что нужно одеваться, как женщина. Но не скрывай то, как выглядишь. Это только запутывает дело и делает тебя неуверенной.

Долгое молчание. И потом я слышу:

— Я не уверена.

— И это видно.

— Значит, не скрывать их, но и не выделять. Просто... пусть они будут и всё?

— Или сделай что-нибудь с тем, что тебе не комфортно с ними.

— Это не так просто.

— Уверена, что ты права. Но очень сложную проблему можно превратить в элементарную.

— Что не совсем справедливо в моей ситуации.

— Мне не платят за то, чтобы я была справедливой. Мне платят за то, чтобы получить результаты. Это не я должна делать такие вещи, но могу тебе сказать, что есть на свете вещи, про которые, очевидно, легче говорить, чем их сделать.

Я передвигаюсь, чтобы встать в нескольких сантиметрах от места, где ты всё ещё сидишь на подлокотнике дивана, поставив одну ногу на пол.

— Уверенность, Джорджия. Это то, о чём я чаще всего говорю моим клиентам. Всё это приводит к доверию. Нужно иметь достаточно наглости и самоуверенности, чтобы казаться безразличным, но доступным. Заботься о том, как презентуешь себя, беспокойся о том, как выглядишь, убедись, что всегда выглядишь отлично, веди себя безупречно, говори с властью, но появляйся так, будто тебя не волнует, что думают другие. Уверенность — это сексуально. Высокомерие — нет.

— А что насчёт тебя, Икс? Что привлекает тебя? — вдруг воздух стал густым и напряжённым, я застигнута врасплох.

Делаю шаг назад.

— Сейчас речь не обо мне.

— Да ну? Если я преуспею в своей маленькой игре, разве ты не должна быть тронута?

Ты следуешь за мной и теперь находишься в моём пространстве.

Уставившись на меня. Разглядывая. Оценивая.

Ты действительно на дюйм ниже меня ростом, но в этих сапогах с толстым каблуком мы наравне. Но каким-то образом тебе удаётся смотреть на меня сверху вниз. Твоё присутствие как-то захватывает мужскую энергию доминирования, тепла, твёрдости. Ты близко, слишком близко, нос к носу со мной, твои зелёные глаза сверкают, наблюдая. Твои руки на моей талии, держат меня. Тянут меня к тебе. Грудь к груди. Бёдра к бёдрам. Но, несмотря на запах твоего возбуждения в воздухе, который я чувствую, нет никаких физических признаков желания. Это ставит в тупик. Дезориентирует. Ты источаешь мужскую потребность. Ты голодна. Твои руки впиваются в мои бёдра просто так, а глаза спускаются от моих глаз к декольте, и губы искривляются в благодарной улыбке.

Я тяжело дышу, хватая ртом воздух. Когда набрала полные лёгкие воздуха, грудь в моём платье поднялась, и ты это заметила. Твои бёдра трутся об мои. Что-то во мне заискрило, вспыхнуло. Нагрелось. Странные сочетание мягкости и твёрдости привлекают и дезориентируют. Твои бедренные кости такие крепкие, но есть и какая-то мягкость, и когда ты снова трёшься, я чувствую искру ещё раз.

Я по-прежнему напряжённая, жёсткая. Замороженная. Не знаю, что делать. Что происходит? Что я чувствую? Что ты делаешь?

Почему я позволяю этому свершиться?

Я оттолкнула тебя подальше и отшатнулась назад.

— Это... это неуместно, Джордж... Джорджия.

Ты хмыкаешь. Важничаешь, видя моё отступление.

— Уже не так всё просто, Икс?

— Ты подписала контракт, Джорджия.

Я напоминаю нам обеим, и ты это знаешь.

— Мы обе непростые, детка. Ты почувствовала это. Почувствовала меня.

— Контракт, Джорджия.

Ты начала издеваться.

— В задницу контракт, Икс. Ты и твоя надменная киска хотите меня. Ты чувствуешь мой запах, и он тебе не нравится. Я усложнила для тебя всё это дерьмо, не так ли?

Ты снова стоишь так близко, своей грудью задевая мою. Мои соски предают меня и твердеют. Знаю, ты заметила это.

— Ты мокрая, Икс? Скользкая для меня? Знаешь, какое удовольствие может доставить тебе лесбиянка? Я знаю, как тебе нравится, потому что это точно также доставляет удовольствие и мне. Ни один парень никогда не сможет вылизать твою киску так хорошо, как я. Знаю, как заставить тебя извиваться, сделать так, чтоб ты вожделела ещё, и ещё, и ещё. Я знаю, Икс. Знаю. Ты хочешь попробовать? Стать немного грязной? Стать чуточку плохой?

Как это произошло? Откуда это взялось? В один момент мы обсуждаем тебя, твой внешний вид, всё было правильно и под контролем и, по крайней мере, знакомо. А потом, вдруг ты оказываешься в моём личном пространстве, в моей голове, под моей кожей.

В твоих глазах что-то промелькнуло. Что-то... умное и злое. Ты точно знаешь, что делаешь.

Ты трахаешься со мной.

И мне это не нравится. Ни капельки.

— Достаточно, — я выпрямляюсь, метая острые бритвы своим взглядом. — Наш час окончен.

Ты медленно улыбаешься.

— Ладно. Как скажешь.

Понятия не имею, сколько времени прошло. Мне пофиг. Ты подорвала моё мировоззрение, Джордж. Каким-то образом, оно теперь стало узким.

Моё мировоззрение, итак, узкое. Оно состоит из 3,565 квадратных футов. Три спальни, одна ванная комната и большая открытая кухня с гостиной. Окна от пола до потолка, выходящие на центр Манхэттена. Таково моё мировоззрение.

Это весь мой мир.

И ты в нём, это внезапное соблазнение... оно разрушает всё, что я знаю.

Я, борясь за равновесие, спокойствие и дыхание, проскальзываю мимо тебя. Уходит слишком много сил на то, чтобы открыть ключом дверь. Жду, мои глаза уставились на тебя, но я тебя не вижу.

Ты важной походкой проходишь в дверной проём, стучишь каблуками и останавливаешься лицом к лицу со мной ещё раз. Опять же, слишком близко.

— Теперь я достаточно уверенна для тебя, Икс?

Ты каким-то образом взяла всё под контроль, украла моё видение на то, что я делаю, кто я и чего хочу. Смотрю на тебя, изображая спокойствие. Ты ухмыляешься, зная, что я притворяюсь. Подходишь ближе, пока наши тела не соприкасаются вплотную, наклоняешься, и я думаю, что собираешься меня поцеловать. Вместо этого, ты лизнула кончик моего носа. Мою верхнюю губу. И ухмыльнулась снова.

— Увидимся на следующей неделе, Икс. Подумай о том, что я сказала. О моём предложении. Ты же знаешь, я не шучу. Я вытащу тебя отсюда, и мы проведём с тобой время, которое ты никогда не забудешь. Могу тебе это гаран-блять-тировать, дорогая.

— До свидания, Джорждия.

— Зови меня Джордж. Мы же не в зале заседаний, правда? Я бы сказала, мы прошли формальности. Я чувствовала, как твои соски становятся твёрдыми, ощущала запах твоей мокрой киски. Как говорится, это сделало нас друзьями.

Дрожа я отступила, и закрыла дверь перед твоим лицом.