ЛЮБОВНИЦА

Французский двор нашел маленькую итальянку скучной; она была молчалива и покорна. Никто не знал и не мог догадываться, какие эмоции бушевали в ней. Катрин радовалась тому, что ее научили скрывать страдания с помощью улыбки.

Первый год она оплакивала Ипполито. Ей казалось, что образ красивого кузена никогда не сотрется в её памяти. Я — самый несчастный человек в этой стране, говорила она себе.

Но в то же время она постепенно забывала, как он выглядел, как звучал его голос; когда она пыталась воссоздать облик Ипполито, перед глазами Катрин появлялся ее молодой супруг.

Она не могла ненавидеть Генриха, хотя и хотела этого. Она желала испытывать к нему те же чувства, какие питал к ней он. Генрих тяготился ею; она хотела сказать ему, что тоже тяготится его обществом. «Думаешь, я хочу быть с тобой? — была готова закричать Катрин. — Когда мы вместе, я вовсе не хочу тебя. Я хочу Ипполито! Ты ошибаешься, если думаешь, что моя страсть обращена к тебе. Я хочу Ипполито и всегда буду желать только его». В ней таилась страсть, плотское желание, которое пугало его. Генрих был холоден, держал жену на расстоянии. Любовь, которой они занимались, была для него долгом, и он исполнял его. Любовь! Ее не было. Только необходимость завести детей.

Он старался избегать Катрин. При первой возможности уезжал в замок Ане, где его развлекала подруга. Катрин не могла понять этой дружбы между красивой вдовой и своим мужем. Что у них может быть общего? Почему он искал общества такой серьезной светской дамы, когда жена, его ровесница, была готова стать его другом, хотя и не могла полюбить?

Юная неопытная Катрин страдала от одиночества, часто испытывала страх. Она жила в чужой стране.

Если бы не дружба короля, она была бы совершенно несчастна. Когда он говорил с ней, ее настроение поднималось; она радовалась тому, что приехала во Францию. Он обворожил, очаровал ее. Она чувствовала, что странным образом влюблена во Франциска. Она любила обдумывать сказанное им в беседе, пытаться понять ход его мыслей. Иногда она говорила себе: «Если бы Генрих походил на своего отца!» Потом она радовалась его несходству с Франциском: Генрих избегал не только ее, но и других женщин. Он питал привязанность только к вдове, которая по возрасту годилась ему в матери. Катрин решила, что она поняла Генриха. У него не было матери, и он нуждался в ней. Он был еще мальчиком. Она с волнением ждала, когда он станет мужчиной.

Жизнь, казалось, состояла из одних удовольствий. Всегда впереди был маскарад, банкет, бал или путешествие. Франциск и Климент встречались не только из-за бракосочетания молодых людей; они планировали кампанию против Испании и Англии. Король, любивший удовольствия так сильно, что его трудно было оторвать от них, все же мечтал о военных успехах, способных перечеркнуть поражение при Павии. Что касается папы, он всегда искал новых союзников. Кто мог стать лучшим союзником, чем король Франции, связанный с папой узами родства?

Франциску, в нетерпении ждавшему, когда его планы осуществятся, требовались развлечения. Маргарита дарила ему сестринскую преданность; Анна д'Эйлли отвечала на его любовь; другие хорошенькие женщины развлекали Франциска.

Он приблизил к себе двадцать или тридцать молодых женщин, отличавшихся красотой и остроумием. Куда бы он ни ехал, они повсюду сопровождали его; к их советам он прислушивался чаще, чем к мнению мужчин. Одной красоты было мало, чтобы очаровать короля; женщины должны были обладать умом. В их обязанности входило удовлетворять эротические и интеллектуальные запросы Франциска. Если его аппетиты угасали, им следовало подавать старые блюда под видом новых. Ни один султан не обладал таким услужливым гаремом. Его подруги владели искусством страсти и познаниями в политике, они могли проводить долгие часы в седле, не ведая усталости; совершенные формы позволяли им услаждать глаза короля танцами в комнате с зеркальными стенами, находчивость — беседовать с иностранными послами. В этот круг допускались только самые талантливые женщины; попасть в него считалось при дворе высшей привилегией. Катрин мечтала стать членом Узкого Круга. Она, конечно, не могла стать любовницей короля, но страстно желала быть среди счастливых избранниц, когда они уезжали верхом на весь день. Возглавляла Узкий Круг Анна, фаворитка короля; она питала симпатию к маленькой итальянке.

Если бы я могла присоединиться к ним, думала Катрин, Генрих увидел бы, что презиравший его отец любит меня, и я, проводя с ними счастливые дни, забывала бы о своей печали.

Она хотела показать Генриху, что его жена вовсе не скучна и глупа, что она заслуживает внимания. Поведение молодого мужа задевало ее самолюбие. Нет, ей не было до него дела. Король испытывал к нему лишь презрение; Катрин это не удивляло. Она видела, что Генрих краснел и запинался, когда к нему обращались; он почти не умел улыбаться.

Какое ей дело до него? Она уверяла себя, что не ищет его внимания. Пусть он уезжает в Ане, когда хочет. Ей это безразлично.

Король так пренебрежительно относился к сыну, что даже не предоставил ему отдельного жилья после женитьбы. Катрин это не огорчало. Они жили вместе с другими молодыми принцами и принцессами. Это было самое большое хозяйство, какое доводилось видеть Катрин — с армией слуг, конюхов, пажей, врачей и официантов. И все же предполагалось, что Генрих должен получить свой дом.

Катрин чувствовала бы себя в собственном жилище более одиноко, чем здесь, среди других молодых людей. Она полюбила их всех. Молодой болезненный Франциск обладал деликатными манерами и был добр к маленькой иностранке; он одевался очень скромно, сдержанно, предпочитал воду вину. Две принцессы, Мадлен и Маргарита, были еще маленькими девочками, но они охотно подружились с Катрин. Что касается Карла, любимца короля, то его Катрин недолюбливала. Он был слишком шумным и обожал разыгрывать весьма неприятным образом членов семьи. Однажды Катрин нашла в своей постели дохлую крысу; в другой раз, когда она вошла в свою комнату, на голову ей полилась ледяная вода. Она терпеливо и добродушно воспринимала эти шутки, не желая обижать мальчика, которого любил король. От такого снисходительного отношения к Карлу Катрин только выигрывала. Она слышала, что когда одна из женщин — робкое создание — собралась лечь вечером в свою постель, она увидела там голого мертвеца. Спокойная реакция Катрин на проделки Карла заставила его понять, что она — неудачный объект для них, и вскоре он оставил ее в покое.

Она удивлялась, что тихий, скрытный Генрих мог иметь такого брата. Она сама не сознавала, насколько глубоко Генрих входит в ее жизнь. Она постоянно сравнивала его с другими молодыми людьми. Она в очередной раз решила рассказать мужу о своей любви к кузену, но так и не сделала этого.

Три важных события произошли в ее жизни за этот первый год. Катрин стала членом Узкого Круга. Прекрасная наездница, она знала, что не ударит в грязь лицом. Катрин решила сказать королю о своем желании.

Она застенчиво попросила аудиенции с глазу на глаз; оказавшись перед Франциском, Катрин испытала страх, ей захотелось убежать. Франциск смотрел на нее с улыбкой.

— Вы должны простить меня, Ваше Величество, — пробормотала она. — Боюсь, я поступила легкомысленно, явившись к вам. Пожалуйста, позвольте мне удалиться.

— Ты не уйдешь от меня, пока я не узнаю, что творится в твоей головке.

— Я не посмею сказать вам.

— Знаю. Дело в твоем муже. Ты пришла ко мне зря — вряд ли я смогу тебе помочь. Верно, я произвел его на свет и несу ответственность за этот черный поступок. Но не проси меня сделать из него мужчину — мне больно отказывать тебе в чем-то. Эта просьба неисполнима!

— Ваше Величество, — сказала она, — я хочу поговорить не о Генрихе, а обо мне.

— О! Это более приятная тема, моя малышка!

— Меня считают хорошей наездницей, Ваше Величество. Вы сами хвалили меня. Это дало мне смелость…

— Ну, ну?

— Иногда, слушая меня, вы дарили мне честь видеть улыбку на вашем лице. Я… думаю, я могла бы радовать вас…

Сейчас она как бы видела себя со стороны; она словно смотрела спектакль, действующими лицами которого были король Франции и его юная невестка. Она сочинила эту пьесу, написала диалог; ей удалось сделать это весьма искусно, потому что она понимала характер короля и то, какой видел ее он.

Ей известно, сказала Катрин, что она далеко не красавица, но их отношения таковы, что он не ищет в ней красоты. Считая, что скорей всего он откажет ей, она попросила его об одолжении.

— Ваше Величество, когда я вижу вас уезжающим вместе с Узким Кругом, мне так хочется быть с вами, что я не нахожу себе места до вашего возвращения.

Она опустилась на колени и закрыла лицо руками; Катрин попросила короля отпустить ее. Она проявила чрезмерную смелость. Он должен простить ее, иначе она будет несчастна. Она живет только ради его улыбок. Она так хотела видеть их чаще, что решилась на эту бестактность.

Хотя Катрин закрывала свое лицо, она знала, как выглядит сейчас король. Его охватила новая платоническая любовь, восхищение, подчас доходившее до обожания. Франциска всегда привлекало все новое. Он познал материнскую любовь, наслаждался поклонением сестры; женщины всегда считали для себя честью, когда на них останавливался его взгляд сладострастника. Но он достаточно хорошо знал своих любовниц и не был уверен в их преданности. Если бы сегодня ему пришлось умирать, он сказал бы, не испытывая сомнений: «Две женщины любили меня — мать и сестра». Он почувствовал, что может добавить: «Моя невестка питает ко мне симпатию».

Он поднял ее и поцеловал в обе щеки.

— Дорогая моя, — сказал Франциск, — ты поступила правильно, открыв мне свое сердце. Ты займешь особое место в моем Узком Круге. Твоей обязанностью станет ехать рядом со мной, развлекать меня беседой, делиться своими секретами. Как это тебе нравится?

Она поцеловала его руки и засмеялась вместе с ним от счастья. Его забавляла пикантность ситуации. Это будет оригинально — поместить невестку, к которой он питал платоническую любовь, среди его куртизанок.

Катрин стала ездить верхом с Узким Кругом. Но это не сблизило ее с мужем. Дружба Катрин с Франциском лишь насторожила Генриха.

Но девушка быстро взрослела в обществе дам короля. Она слышала о вечеринках, которые устраивались в покоях короля. Узнавала о неведомых ей прежде вещах; она не могла поделиться своими мыслями с Генрихом, представить себя и его на этих вечеринках.

Вторым важным событием этого года стала смерть папы. Она сильно встревожила девушку. Климент умер скоропостижно и загадочно. Катрин не любила этого человека. Могла ли она любить его? Она считала папу разрушителем ее счастья. Если бы не его амбиции, она вышла бы за Ипполито. Вместе с кузеном правила бы Флоренцией. Но она понимала, что Климент был ее единственным могущественным родственником, что король Франции согласился отдать ей в мужья своего сына из-за благ, которые сулил этот брак Франции. Но увы! Приданое не было передано в полном объеме; как быть с соблазнительными бриллиантами — Неаполем, Миланом, Генуей? Новый папа не примет в расчет интересы Медичи.

Люди заговорили о Катрин. Девушку возмущало, что в ее присутствии они не считали нужным понижать тон. «Хорошенькое дельце! — заявляли они. — Нашего короля оставили с носом. Где щедрое приданое, где итальянские провинции, которые сделали возможным брак Медичи и принца Валуа? Сын короля обременен узами, способными лишь унизить его и Францию».

Катрин запуталась в своих чувствах. Действительно ли она встревожена? Она этого не знала. К счастью, она умела скрывать свое смятение, держаться невозмутимо при любых обстоятельствах. Что ее ждет? Будет ли брак расторгнут? Ее отправят назад в Италию?

Если это случится, говорил ей внутренний голос, и брак будет аннулирован, ты обретешь свободу. Сможешь вернуться в Рим. К Ипполито.

О, радость! Снова быть с Ипполито, любить его. Она не хотела жить с нелюбимым мужем. Тогда она избавится от торопливой близости с ним, необходимой, как он давал ей понять, лишь для зачатия детей. Как счастлива я буду, говорила она себе, когда смогу попрощаться с тобой, Генрих!

Увы, Ипполито был кардиналом. Он не мог жениться. Ерунда! Ипполито порвет с Церковью.

Она ждала, не зная точно, что она хочет, когда из Рима пришла новая весть. Весь Вечный город, вся Италия радовались смерти человека, снискавшего лишь ненависть и презрение. Сообщали, что ночами толпы совершали набеги на могилу, оскверняли ее и тело усопшего; ненависть толкала людей на то, что они хотели бы сделать с папой при его жизни. Только вмешательство кардинала Ипполито де Медичи помешало римлянам протащить труп Климента по улицам города на крюке.

О, Ипполито, дорогой Ипполито, думала Катрин. Ты защищаешь человека, который сделал тебя несчастным, погубил наши жизни, принес нашу любовь в жертву своим амбициям!

Думая об этом, она сердилась на кузена. Он недостаточно силен, думала она. Он позволил разлучить нас.

Третье событие показалось столь важным в тот момент, когда оно произошло. Она не питала большой симпатии к дофину, но всегда старалась понравиться ему, и он относился к ней неплохо. Однажды он решил оказать честь Катрин. Нуждаясь в новом виночерпии, он решил порадовать девушку, назначив на эту должность итальянца, который приехал во Францию вместе с Катрин. Граф Себастиано ди Монтекукули был красивым и патриотично настроенным к Италии молодым человеком, серьезность которого импонировала Катрин. Она обрадовалась, узнав о почетном для него назначении.

— Я благодарна вам за честь, которую вы оказали моему соотечественнику, — заявила она дофину.

Потом она выбросила это событие из головы.


Во всей Европе трудно было сыскать места красивее того, где находился замок Ане, принадлежавший Диане. За его высокими стенами текла Юра, чуть дальше на склонах холмов раскинулись виноградники. Диана под руководством Генриха делала все, что было в человеческих силах, для того чтобы угодья стали раем. Она обнесла забором небольшой, но густой лес, желая сохранить диких зверей, которые там водились. В ее конюшне стояли лучшие лошади Франции. Замок, сочетавший роскошь с комфортом, стал для Генриха вторым домом.

Он взрослел. Ему шел семнадцатый год, и дружеские чувства, зародившиеся в день его первой встречи с прекрасной благодетельницей, стали превращаться в страсть.

Диана тоже полюбила юношу. Она относилась к нему как к чахлому цветку, который постепенно набрал силу и превратился в красавца. Он был ее творением. Ее стараниями застенчивость сменилась чувством собственного достоинства. Он был молчалив; она не культивировала в нем остроумия, не видя нужных задатков, но помогла обрести уверенность в себе, осознать свое общественное положение. Он испытывал к ней благодарность.

Она быстро заметила перемену в его отношении к ней. Прежде она была богиней, святой, стоявшей за стеклянной витриной. Теперь она стала совершенной женщиной. Он женился в самом начале их дружбы; два года брака позволили ему познать страсть, но не научили его любить свою жену.

Диана уже давно поняла, что ей придется столкнуться с этой проблемой.

В этот день она ждала его приезда в Ане. Скоро она услышит рожок сопровождавших его егерей. Она увидит его впереди эскорта, он появится на дворе с румянцем на обычно бледных щеках, его глаза будут сверкать в предвкушении их встречи.

Она приняла ванну и надушилась. Эта привычка часто принимать ванну настораживала окружавших ее женщин. Они думали, что Диана добавляет в ванну какое-то волшебное вещество, которое помогает ей оставаться молодой. Диану забавляло то, с каким страхом они выливали молоко ослиц, когда принятие ванны завершалось. Служанки спрашивали себя, может ли женщина без помощи магии сохранять такую идеальную фигуру, какой обладала Диана, после рождения двух детей. Было бесполезным объяснять им, что все дело в гимнастике. Они бы ей не поверили. Диана вставала на рассвете и два часа ездила верхом, дыша свежим утренним воздухом, по возвращении читала в постели до полудня, тем самым сохраняя гибкость не только тела, но и ума. Диана следовала постоянному распорядку дня, что шло ей на пользу; служанки считали, что она прибегает к магии.

Будучи практичной француженкой, она уже знала, что настало время принять решение. Генрих страстно желал стать ее любовником, но инициатива в этом вопросе, как и во всех других, касавшихся их отношений, должна была исходить от нее. Она не была чувственной женщиной и не испытывала потребности завести любовника. В замужестве она хранила верность своему пожилому супругу и, овдовев, легко обходилась без его ласк. Страх, вызванный домогательствами короля, был искренним; но сейчас она могла спокойно рассмотреть аналогичное предложение его сына.

Она привязалась к Генриху сильнее, чем к своим дочерям. Он полностью доверял Диане, по-юношески восхищался его. Ослабит или укрепит физическая близость существовавшую между ними связь? Шаг от застекленной витрины к спальне следовало тщательно обдумать. Одно было ясно: Генрих нуждался в любви, физической любви. Если Диана откажет ему в ней, не решит ли он поискать ее в другом месте? Если он сделает это, и успешно, роль Дианы, несомненно, уменьшится. Многие считали юную итальянку скучной, безликой; Диана не была в этом уверена. Возможно, девушка предпочитала оставаться в тени, не привлекать к себе излишнего внимания. Так могла поступить мудрая женщина.

Что ей следует сделать? Она питала симпатию к мальчику, он прочно вошел в ее жизнь. Может ли она отдать его жене или будущей любовнице? К тому же при всей его скромности он был сыном короля, заметной фигурой при дворе. Диане требовались влиятельные друзья. Статус мадемуазель д'Эйлли укрепился — она вышла замуж за герцога д'Этампа и тем самым обрела более высокое и респектабельное положение. Анна д'Эйлли всегда ненавидела Диану. Король любил эту женщину; пусть сын короля будет так же предан Диане. Нет! Она не могла рисковать привязанностью Генриха, он был слишком нужен ей.

Она обратилась к своей служанке:

— Мадлен, я действительно слышу топот копыт?

— Похоже, да, мадам. Я слышала звук рожка пять минут тому назад.

Подойдя к окну, Диана улыбнулась. Она увидела Генриха, въехавшего во двор во главе кавалькады. Да, славный юноша. Соскочив с седла, он подозвал грума с тем властным видом, который появился у него благодаря ее воспитанию и который Генрих обретал, появляясь в Ане.

Пришел паж.

— Прибыл герцог Орлеанский, мадам.

— Скажи ему, что он может зайти ко мне.

Она лежала на диване, когда Генрих вошел в комнату. Она отпустила прислугу. Опустившись на одно колено, он поцеловал ее левую руку. Правой она коснулась его темных и густых волос. Она слегка погладила их; он поднял голову и посмотрел на Диану. Она увидела, что его переполняют чувства.

— Я думала, что ты приедешь раньше, — сказала она. — Мне показалось, что ты не был здесь очень давно.

— Я мчался во весь опор, — произнес он. — Никогда еще дорога не казалась мне такой длинной.

— Ты как-то странно смотришь на меня, Генрих.

— Ты так красива.

Она негромко рассмеялась.

— Я рада, что нравлюсь тебе, мой дорогой друг.

Он снова поцеловал ее руку; его губы были горячими; он дрожал от желания обладать Дианой.

Брак и правда изменил его. Как складываются отношения между Генрихом и маленькой итальянкой? Диана слегка ревновала юношу к этой девочке, завидовала ее молодости и положению его жены.

— Я часто думаю о тебе, мой дорогой, — сказала она. — Наверно, Генрих, я немного ревную.

Он поднял голову и посмотрел на Диану, не понимая ее; он всегда медленно соображал.

— Ревную, — пояснила она, — к Катрин.

Он вспыхнул и быстро отвернулся. Ей понравилась его застенчивость. Насколько она симпатичнее многоопытности его отца!

— Я — старая женщина, Генрих, — продолжила Диана, — по сравнению с тобой. Мне грустно оттого, что ты так юн, а я уже немолода.

— Ты никогда не будешь старой, — пробормотал он. — Ты — само совершенство. Возраст? Что такое возраст? Как бы я хотел быть твоим ровесником! Я охотно бы отказался от тех лет, что разделяют нас.

Она обхватила его голову своими руками и поцеловала Генриха.

— Как ты восхитителен, мой Генрих. Видишь, я называю тебя моим. Но я не должна это делать.

— Почему? — спросил он. — Почему… не должна?

— Тебе не следует больше приезжать в Ане, мой дорогой. Понимаешь… мы — друзья; это все. Я всегда буду считать тебя моим самым дорогим другом. Но ты уже не мальчик. У тебя есть жена…

— Но какое отношение имеет она к нашей дружбе?

— Самое непосредственное, Генрих. У тебя есть жена… и ты навещаешь меня. Можем ли мы рассчитывать на то, что свет с пониманием отнесется к нашей дружбе? Люди будут усмехаться. Мадемуазель д'Эйлли — мне следовало сказать, мадемуазель д'Этамп, — уже оклеветала нас, Генрих.

— Как она посмела!

— Мой дорогой, она смеет многое. Ее положение позволило сделать это безнаказанно.

— Я всегда ненавидел ее. Как она осмелилась опорочить тебя! Будь она мужчиной, я бы вызвал ее на дуэль.

— Мой дорогой рыцарь! Королевский сын не может вызвать кого-то на дуэль. Ты легко забываешь о своем положении. Я должна была показать тебе моей любовью и восхищением, что ты достоин всеобщего уважения. Я сделала это Господи, я рада, что это задание было поручено мне. Каждая минута, которую я проводила с тобой, дарила мне счастье. Но теперь все кончено. У тебя есть жена. Ты должен завести детей. Ты больше не мальчик, который может навещать женщину, не боясь сплетен.

— Диана, я не боюсь их. Только ты важна для меня. Пусть люди говорят, что хотят. Я должен приезжать к тебе. Я люблю тебя… только тебя. Все остальное в моей жизни не имеет для меня никакого значения. Я несчастен — ты изменила мою жизнь настолько, что я не в силах обходиться без тебя. Если люди скажут, что я люблю тебя, они будут правы.

— Наша дружба — безрассудство, — сказала Диана.

Он встал и повернулся к ней спиной. Она знала, что он охвачен волнением и собирается сказать то, что не смеет произнести, глядя на нее.

Он пробормотал:

— Если… люди скажут… что я… твой любовник, а ты… моя возлюбленная… я только обрадуюсь. Я не буду стыдиться этого. Я могу лишь мечтать об этом.

Она молчала; внезапно он повернулся и, бросившись к ее ногам, уткнулся лицом в черно-белое атласное платье Дианы.

Она раздела его, потом скинула с себя платье и все остальное. Ее налитое, зрелое тело оставалось упругим, стройным. Она могла по праву гордиться им. Мужчин всегда восхищали ее груди — удивительно крупные для столь изящной женщины, твердые, высокие. Спасибо кормилицам, позволившим ей, матери двух детей, сохранить свою привлекательность. Взяв Генриха за руку, она подвела его к роскошному алькову, напоминавшему шатер. Они легли рядом. Губы Генриха потянулись к соскам Дианы — сначала к правому, потом к левому. Она всегда была для него прежде всего матерью — той матерью, которой он рано лишился. Он делал все инстинктивно, пока что ей не было нужды направлять его. Однако она помнила о своей роли наставницы. Ее большие соски быстро твердели под его языком. Обхватив длинными пальцами голову любовника, она оторвала ее от своей груди. Не будучи от природы очень темпераментной, Диана нуждалась в длительных и разнообразных ласках, предшествовавших полной близости.

— Поцелуй меня, — попросила Диана.

Он не сразу сообразил, что она ждет от него.

— Там, внизу, — пояснила женщина.

Голова Генриха скользнула к ее животу. Юноша уткнулся лицом в черный шелковистый треугольник. Раздвинул руками бедра Дианы. Он получал наслаждение, исполняя желание своей возлюбленной. Когда Генрих прикоснулся языком к ее розовой, блестящей от влаги плоти, женщина вздрогнула, застонала. Генрих понял, что истинная любовь не ведает стыда. Он способен сделать свою Диану счастливой! Это было важнее всего.

Диана парила в небесах. Когда ее возбуждение достигло предела, она вскочила, заставила Генриха лечь на спину и оседлала его. Их слияние было долгожданным, полным, изнуряющим. Заметив, что Генрих теряет контроль над собой, она приказала!

— Остановись!

Дав ему успокоиться, она вновь предалась любви. Диана долгое время обходилась без мужчины и теперь, похоже, наверстывала упущенное. Когда горячая волна прокатилась по ее трепещущему телу, женщина ахнула. Спустя несколько мгновений страсть Генриха в очередной раз приблизилась к своему апогею. Диана приподнялась, и в этот момент струя горячей жидкости ударила в грудь Генриха. Он блаженно застонал.

— Это только начало, мой дорогой, — прошептала Диана. — У нас еще все впереди.

Он провел неделю в Ане. Он не ездил на охоту. Проводил с Дианой дни и ночи. Он был в экстазе; его переполняли чувства. Застенчивость уступала место опыту.

Это восхитительно, когда тебя так любят, думала она.

Он много говорил, что было для него необычно; он сидел у ее ног, целовал руки Дианы, открывая перед ней свое сердце. Объяснял, почему он ненавидит образ жизни отца, признавался, что всегда мечтал об одной-единственной любви. Он почти не надеялся, что обретет такое счастье. Он сожалел о том, что является сыном короля. Из-за этого ему пришлось жениться на девушке, которую он не любит. Он предпочел бы жениться на Диане. Он был бы безмерно счастлив, если бы Церковь благословила их союз. Он желал одну лишь Диану; он не захочет никого другого до конца своей жизни. Она не должна говорить с ним о возрасте. Какое значение имеет возраст для влюбленных? Он хотел, чтобы Диана знала, что она навсегда завоевала его сердце.

— У тебя есть еще обязательства перед твоей женой, — напомнила ему Диана.

— Теперь это невозможно. Я буду испытывать еще более сильное отвращение, чем прежде. Твой образ ни на минуту не покинет меня. Так было со дня нашего знакомства.

— Мой дорогой, — сказала она, — ты — просто чудо.

— Я? — Он искренне удивился. — Но я недостоин тебя.

— Нет, нет. Ты молод, прекрасен и честен. Ты очаровал меня. Я не перенесла бы теперь разлуки с тобой. Генрих, не позволим никому разлучить нас.

— Никогда! — поклялся он.

Они обменялись кольцами.

— Я всегда буду носить твое кольцо.

Они поцеловались.

— Это — наши брачные клятвы, — сказал он ей.


Франциск послал гонца в Ане, требуя немедленного возвращения Генриха в Париж.

Он засмеялся:

— Я отказываюсь ехать.

— Генрих, будь благоразумным. Ты не должен сердить отца.

— У меня нет желания возвращаться в Париж. Есть только одно место, где я хочу быть — здесь, рядом с тобой… в Ане. Это — наш дом, Диана. Твой и мой.

— Не надо делать так, чтобы наша любовь принесла нам обоим несчастья, — взмолилась она. — Помни о той безграничной власти, которой обладает твой отец. Его легко разгневать. Он знает, что ты со мной. Я не смогу защитить тебя от его ярости, ты должен защитить меня.

Она знала, что этих слов будет достаточно, чтобы отравить его назад в Париж.

Двор находился в Фонтенбло, любимой резиденции Франциска. Король еще обустраивал дворец по своему вкусу; сейчас он был увлечен работами Иль Россо, украшавшими личную галерею Франциска. Фонтенбло окружали нетронутые леса и ухоженные сады; рядом протекала Сена в миниатюре, на берегах которой раскинулись виноградники.

Франциск испытывал усталость. Он пытался возродить в себе былой энтузиазм к новой войне с Италией. Он не переставал думать об этой стране и хотел присоединить ее территории к своим владениям. Смерть Климента была жестоким ударом; папа умер, не успев выплатить приданое Катрин.

Его также волновали мелкие домашние проблемы. Он чувствовал себя неважно. У него образовался абсцесс, который беспокоил Франциска. С ним уже случались подобные вещи. Врачи уверяли, что нарыв прорвется и исчезнет. Франциск, как Генрих Английский и Карл Испанский, страдал от последствий излишеств.

Анна, не любившая Диану, обратила внимание короля на то, что у Катрин нет детей. На что может надеяться бедное дитя, сказала мадемуазель д'Эйлли, если ее муж проводит все свое время с этой женщиной из Ане? Король должен объяснить сыну, в чем состоит его долг.

Франциск с улыбкой реагировал на то, что его любовница испытывала ревность к женщине, которая была старше ее на десять лет, но почти не уступала Анне в красоте, однако он признавал, что в словах фаворитки содержится доля правды.

За два года брака у молодой пары не появилось ребенка. Это было особенно плохо еще и потому, что дофин до сих пор не женился. Дофин сам по себе представлял проблему. Ему срочно требовалось найти жену. Король устал, его беспокоил абсцесс; Италия оставалась недосягаемой, несмотря на то что Генрих вступил в невыгодный для него брак.

Когда Генрих предстал перед Франциском, король сразу увидел, как изменился его второй сын. Любовник, одержавший победу! Значит, Диана, отвергавшая отца, выбрала сына. В своем ли уме вдова сенешаля?

Король жестом отпустил приближенных.

— Итак, — сказал он, — ты покинул двор без разрешения. Твое поведение всегда оставляло желать лучшего. От тебя пахнет испанской тюрьмой. Безумие! Я не потерплю твои крестьянские выходки при моем дворе.

Генрих молчал, хотя в его мрачных глазах бушевала ярость.

— Где ты пропадал? — спросил король.

— Тебе это известно. Ты послал за мной в Ане.

— В Ане! Ты развлекался со своей старой любовницей!

Кровь хлынула к лицу принца. Рука потянулась к шпаге.

Франциск засмеялся.

— Боже мой! Она зажгла в тебе огонь. Объяснила, что шпага — не просто аксессуар к мужскому костюму мешающий при ходьбе.

Намек на его неуклюжесть заставил Генриха заговорить.

— Пример, который ты всегда подавал нам…

— Продолжай, продолжай! — приказал король и заговорил сам, имитируя голос сына: — …не заслуживает того, чтобы я и мои братья следовали ему! Это ты хочешь сказать, верно? Сын мой, не смей равнять себя с дофином и герцогом Ангулемским. Они — мужчины. Они наслаждаются жизнью, но не становятся рабами одной женщины, не выставляют себя на посмешище.

Снова рука Генриха потянулась к шпаге, он сделал шаг вперед. Господи, подумал король. Этот дикарь начинает мне нравиться.

— Люди охотно смеются над другими, — сказал Генрих, — но редко — над собой.

— О! В этом есть намек. Пожалуйста, объясни, что ты имеешь в виду.

— Я равнодушен к насмешкам. Что дает людям право смеяться над чистой любовью? Мораль двора, установленная тобой, способна вызвать слезы у ангелов.

Диана, подумал король. Ты хорошо выполнила мое задание.

— Ты проявляешь высокомерие. Не делай так, чтобы к моему презрению добавился гнев.

— Я не боюсь твоего гнева.

— Да? — насмешливо сказал король. — Я заточу тебя в темницу… там ты не сможешь встречаться со своей любовницей.

— Ты забавляешься за мой счет.

Король подошел к сыну и положил руку ему на плечо.

— Послушай меня, Генрих. Поступай как хочешь. Заведи двадцать любовниц. Почему нет? Иногда безопасней иметь двадцать женщин, чем хранить верность одной. Я больше не сомневаюсь в том, что ты сумеешь дать достойный отпор любому насмешнику. Но эти поездки в Ане могут иметь серьезные последствия. Существует еще маленькая герцогиня, твоя жена.

— Ну и что?

— Она молода, не лишена привлекательности; сделай ей ребенка и со спокойной совестью отправляйся в Ане или в любое другое место хоть на месяцы. Никто не пил так жадно из фонтана любви, как я, однако я никогда не забывал о моем долге перед домом и страной.

Генрих молчал.

— Подумай об этом, — мягко добавил Франциск. — Больше я не буду отвлекать тебя от удовольствий. Бог видит, я рад тому, что ты наконец повзрослел; я уже перестал надеяться на это. Женщина — важная часть жизни мужчины. Они рожают нас, дарят наслаждения и детей. Я радуюсь тому, что ты развиваешься нормально. Разбирайся сам с насмешниками! Но прошу тебя об одном: помни о твоем долге перед женой и домом Валуа.

Франциск улыбнулся, глядя на мрачное лицо сына, и дружески хлопнул Генриха по плечу. Будем друзьями, говорил этим Франциск. В конце концов ты — мой сын.

Блестящие прищуренные глаза короля стали задумчивыми. Он гордился своим гордым, сильным сыном.

Но Генрих отвернулся от отца, мысленно перенесся в свое детство, вспомнил мрачную испанскую тюрьму.

Франциск легко забывал все неприятное, так уж он был устроен, но Генрих всегда помнил своих друзей… и своих врагов. Он отверг любовь отца, которую тот предлагал ему. Генрих мог любить только одного человека.

На следующий день он с гордостью и вызовом принял участие в турнире под черным и белым цветами Дианы де Пуатье.

Загрузка...